Скрытое во мне

Скрытое во мне

За окном тихо барабанил дождь, хотя своим звуком умудрялся заглушать шум машин на дороге внизу. Осень в этом году выдалась солнечная и по-летнему теплая, правда, уже закрадывались мысли и о зиме, и о Новом годе. Не хотелось бы, чтобы будущий сезон прошел, как и в прошлом году: без снега, мороза и с мыслями о том, что пора переезжать в Сибирь.

Размешиваю сахар в своей чашке чая, стою на кухне перед рабочей поверхностью стола и задумчиво смотрю на янтарную горячую жидкость. Вздохнул. Какого черта? Вылил чай вместе с заваркой в раковину и со стуком определил туда же чашку, ловко открыл шкафчик со спиртным и достал бутылку коньяка. Вот это дело! Кошка на подоконнике укоризненно на меня воззрилась, будто что-то понимала своими крошечными мозгами. Плеснул в бокал крепкого алкоголя на два пальца, а сам покосился на кошку.

— Ну что? — развел я перед ней руками. — Нервы нужно успокоить.

Та молча продолжила созерцать мир за окном, а я вдохнул терпкий приятный запах коньяка и даже зажмурился от удовольствия, потому что в груди уже разлилось тепло. Одним глотком осушил бокал и с наслаждением ощутил идущий по венам жар. Выдохнул и открыл глаза, пережидая, пока алкоголь уляжется в желудке и на языке останется лишь приятное послевкусие.

— Ты теперь со мной не разговариваешь? — послышался тихий голос любовника из-за спины, и во мне снова проснулось раздражение.

Захотелось резко подлететь к нему, обхватить руками горло и придушить мелкого засранца, не понимающего простые истины, которые присущи каждой паре. Но вместо этого медленно поставил бокал на стол и уперся в него ладонями, снова посмотрев на кошку. Та уже растеклась своим длинным телом по подоконнику, горделиво держа мохнатую голову и разложив хвост, словно сама царица, наблюдала за каплями дождя, бегущими по стеклу. Глядя на нее, сразу понятно, что дама благородных кровей, но стоит лишь узнать ее получше, и вспоминается фраза: дурочка, зато красивая.

Говорят, что питомцы похожи на своих хозяев. Неосознанно перевел взгляд на свое отражение в стекле. Не внешне, естественно, я же не серый кот. Но внутренне, походу, такой же идиот, как и она, раз позволяю подобное поведение своего партнера. Или я объяснил не доходчиво? Попробовать еще разок?

— Лекс, нам нужно поговорить, — снова подал голос мой парень за спиной.

— Заткнись, Артур, — тихо отвечаю ему и сам слышу собственное рычание.

— Может быть, мне вообще уйти? — вспыхивает он и наверняка размахивает руками. — Хотя я тут и не живу собственно. Я для тебя вообще никто! Просто мальчик для траха! — вместо того, чтобы переубеждать его в обратном, хмыкаю. Он злится сильнее. — Ты не впускаешь меня в свою жизнь, ничего не рассказываешь, даже ночевать у себя не разрешаешь!

— И ты решил показать мне, какой независимый?

— Я ничего не сделал плохого, — понизив голос, упрямо заявил Артур. Я медленно повернулся к нему лицом, оперся о столешницу бедром и скрестил руки на груди. — Просто общался с друзьями. Что такого?!

Представляю, как исказилось от злобы мое лицо в эту самую минуту, потому что парень даже отшатнулся. Сжав зубы до скрипа и сделав короткий шаг к нему, я достал из кармана мобильник и нашел список исходящих звонков.

— Восемнадцать пропущенных! — ткнул я ему в лицо экран смартфона. — Восемнадцать! — не страшась, что услышат соседи, заорал я. Кошка на подоконнике подобралась и уставилась на нас не мигая, видимо, шоу за окном было менее интересное, чем дома.

— Я хотел отдохнуть! Подумать! — отступал Артур к дивану, глядя на меня в панике.

— Подумать в ночном клубе?! Обстановка наверняка располагала!

— Мы с Гришкой не виделись несколько лет! Что такого в общении со старым другом?! Я же предупреждал тебя!

О да, он меня предупредил: поставил перед фактом за несколько часов, что субботний вечер со мной решил променять на встречу с другом. Сам по себе поход в клуб меня нисколько не смущал, но я не отношусь к тем людям, которые позволяют крутить собой, как собака хвостом. Если мы встречаемся, то подобные вещи должны обсуждаться заранее, разве это нужно кому-то объяснять? И я бы понял, если бы Артуру было шестнадцать, потому что дети еще не научились распознавать границы. Но мужику уже, мать его, под тридцатник!

— А еще мы договорились, что в полночь я тебя заберу, — выплюнул я, снова делая шаг к любовнику.

— Но это же детское время! В клубе все только начиналось!

— И поэтому ты не снял трубку?! Поэтому не сказал, что задержишься?! Поэтому заставил себя ждать и волноваться о тебе?!

— Но ты бы точно так же начал бы орать и загонять меня домой, — постарался оправдаться Артур снова. — Хотя мы даже не живем вместе.

— Оу, значит если ты сменишь место жительства, то станешь относиться ко мне уважительнее?

— Я ничего плохого вчера не сделал. Мы просто общались.

— Это теперь так называется? — рычал я, припоминая, какая внутри меня поднялась ярость, стоило увидеть Артура на крыльце, обнимающегося с высоким парнем. — Крутить жопой и заигрывать с левыми мужиками?!

Глаза парня блеснули злостью и обидой, но меня уже понесло, как и накануне вечером. Я не терплю, когда мне врут! Не терплю, когда пытаются сделать из меня идиота! Не терплю, когда к моей собственности прикасаются чужие руки!

— Может, не только заигрывать и позволять себя лапать?

— Отсосать в туалете? — ехидно скривился Артур.

— И ты сосал, мой мальчик? — скривив губы в улыбке, подошел я к парню вплотную.

— Да! — выкрикнул Исаев, и мои мозги отключились, перед глазами замелькали красные точки, уши заложил непонятный гул.

Поддавшись порыву и ярости, я размахнулся и ударил любовника по лицу так, что тот отлетел к дивану и повалился на пол. Как в замедленной съемке, я видел происходящее дальше: как он повернул ко мне испуганное лицо, а в карих глазах застыл страх, как поднимался, скользя по ламинату ногами, и пытался удрать от меня подальше, но я двигался на одних рефлексах и успел подскочить, чтобы ударить снова.

Схожую ярость я испытал вчера, когда звонил ему и не мог дозвониться. В моих мыслях Артура сначала убивали, потом насиловали, а потом он сам отдавался толпе парней, открывая свой сладкий рот и подставляя узкий зад. Я метался, как дикий лев в клетке, и не мог найти себе покоя, пока моя мелкая вредная сука наконец-то не взяла трубку. К тому времени я уже был готов убивать, что почти и сделал, подъехав на парковку долбаного клуба. Нет, не подъехал. Влетел на полной скорости и, чудом никого не сбив, затормозил у самого крыльца. Собравшийся там народ расступился, глядя на машину в изумлении, а потом и на меня, идущего к шатающемуся пареньку.

Именно этот момент выбрал Исаев, чтобы обниматься с парнем, которого я не видел никогда в жизни. Предполагаю, что именно он и являлся старинным приятелем, но мне было до лампочки, потому что, как и теперь, глаза пеленой застилала кровавая ярость. Схватив Артура за шкирку, я поволок его в машину, не обращая внимания на оклики охранника. Видимо, выглядел я настолько угрожающе, что те решили, будто собираюсь убить любовника. Возможно, так и случилось бы, если бы благоразумный парень не повел себя тиши мыши. Он икал и был пьян в стельку. От него несло сигаретами, потом и чьей-то туалетной водой, на воротничке рубашки, кажется, остался след от помады, но он рассудительно молчал и смотрел только на дорогу, пока я вез его к себе домой. Это первый раз, когда он ночевал у меня на диване, потому что в свою постель в таком состоянии я его никогда не впущу.

Проснулся я поздно от головной боли, словно сам нажрался накануне, причем пойло было паленое и смешалось с пивом. В течение всего дня Артур старался наладить со мной контакт и обсудить вчерашнее, но мне нужно было время, чтобы остыть, привести мысли в порядок и включить мозги, упорно тормозившие свою работу из-за переполнявшей злобы и ревности.

Моя плохо контролируемая ярость таки вырвалась на свободу и взяла верх над разумом, заставив повести себя опрометчиво и дико, подобно разъяренному зверю. И теперь Исаев от меня удирал сломя голову, а я преследовал его с безумством маньяка и жаждой убивать. Каким-то чудом ему удалось увернуться от очередного удара, проскочить мимо и забежать в ванную. Перед самым носом дверь резко захлопнулась, и послышался щелчок замка. Я начал дергать за ручку и стучать в полотно кулаками, прекрасно понимая, что долго моего натиска оно не выдержит и легко сломается. В старой квартире со свежим ремонтом недавно установили новехонькие двери, не чета старым, советским, которые проломить можно было только кувалдой. Пара ударов плечом, и уже слышится треск, а также громкий вопль Артура, от страха ставший звонким.

— Феликс, прекрати! Пожалуйста! Я ничего не сделал! Ничего!

— Открой чертову дверь!

— Нет! Успокойся!

— Я убью тебя, слышишь?! Доберусь до тебя и сверну чертову шею!

— Пожалуйста! — Я снова попытался проломить дверь, и Артур взвизгнул. — Прости меня! Прости! Я был пьян, но ничего плохого не сделал!

Остановившись, чтобы перевести дух, я тряхнул правой рукой и увидел, что разбил костяшки в кровь. В тот момент, когда я заметался с рыком по коридору в поисках того, чем ее обмотать, находчивый Исаев воспользовался случаем, чтобы со всхлипами попытаться вразумить меня:

— Ты же знаешь, у меня никогда никого не было, кроме тебя. Ты единственный мой мужчина. — Он плакал навзрыд, а я продолжал кружить по узкому проходу, хвататься за голову и трясти рукой. — Лекс, пожалуйста… Прости, прости, что не брал трубку…

— Тогда какого черта?! — уже без бывалой злобы громко спросил я. — Решил поиграть со мной?

— Мне правда нужно было подумать, — рыдал Артур, кажется, с опаской приближаясь к двери с внутренней стороны. — Ты никогда не впускал меня в свою жизнь, даже встречаемся мы только для секса.

— Это неправда, — бросил я, наконец отыскав какой-то платок. — Мы ходим в кино и сраные рестораны, в парках гуляем!

— Да, но после этого сразу едем к тебе, и после секса ты выпроваживаешь меня домой! Ты никогда ничего о себе не рассказываешь, а мы встречаемся уже полгода! Я знаю, какой кофе ты любишь и фасон белья, но о тебе самом — ничего!

— И это все?! Из-за этого ты трахнул мне мозг?!

— Я нашел кое-что в твоем гардеробе под одеждой, — перебил Артур, и по моей спине пробежал ледяной холодок, заставив онеметь.

— Что? — с трудом спросил я, прекрасно зная, о чем пойдет речь дальше.

— Ты попросил достать черные туфли, но я не знал, где их искать, и случайно наткнулся на сумку… — сдавленный всхлип и несмелое продолжение, — со всякими штуками… — снова всхлип и напряженное молчание, словно ждет моей реакции или подбирает нужные слова. — Из-за этого ты меня не подпускаешь близко? — осторожно спрашивает он, и мне кажется, что прижимается к двери с той стороны.

Проглотив вставший в горле ком лишь чудом, жмурюсь и сам приваливаюсь к несчастной двери лбом. Как бы я не старался отринуть от себя прошлое, оно так и норовит забраться в настоящее. Словно черный спрут, цепляется щупальцами за мою спину, присасывается и не позволяет ступить шагу без своего ведома, постоянно напоминая, постоянно всплывая. И я бы рад ответить, что дело не в этом, но в очередной раз потерпел фиаско.

— У тебя есть кто-то другой? — с надрывом спрашивает Артур, и у меня сжимается все внутри. — С которым ты все это делаешь?

— Нет, мой хороший, — глажу я дверное полотно, словно щеку своего парня. — Никого нет, кроме тебя, — замолкаю на секунду, тщательно выбираю выражения: — Просто пытался построить нормальные отношения, но, кажется, я уже настолько глубоко в этом увяз, что оно стало частью характера.

— Это заметно… Ты редко бываешь ласков со мной в постели, — говорит он спокойнее, но во мне снова все переворачивается.

— Я просил тебя найти туфли неделю назад. Почему ты молчал так долго?

— Думал, наорешь на меня. Скажешь, что лезу не в свое дело, — снова в голосе слезы. — На работе ты… жесткий руководитель. Девчонки от тебя ревут, — хмыкаю после его слов, знаю, что это правда. Люблю порядок в бизнесе, таков уж характер. Но от следующего вопроса улыбка пропадает. — Феликс, ты садист?

Сглатываю слюну и снова глажу дверное полотно, будто парень сможет ощутить прикосновение моих рук. Я никогда не задумывался об этом, хотя и старался отойти подальше от темы, возможно, Артур и прав, что не сказал раньше о найденной сумке, только от этого понимания не становилось легче.

— Ты боишься меня? — на грани слышимости спрашиваю я.

— А нужно? — новый всхлип из-за двери.

— Выходи, — спокойно прошу, делая шаг вглубь коридора. — Я все тебе расскажу.

…Лето в деревне — что может быть лучше? Жара, речка, куча друзей и незнакомых пьяных девиц, готовых на все; обязательно костерок, чтобы веселее было; непьющий приятель, который после развезет по домам всю компанию; и, конечно, музыка, льющаяся из огромных динамиков советского музыкального центра «Романтика», предусмотрительно закинутых в багажник папиной «десятки». Играло что-то веселое и жутко популярное в то время, кажется Benny Benassi и естественно «Satisfaction». Кто не ездил под басы этой известной в нулевых композиции? Да даже мой кот тусил под инновационные в то время биты музыки, выносящей мозг родителям и раздражавшей престарелых соседей.

Наверное, в то время большинство молодежи проводило свое время именно так, потому что сотовые только входили в быт, компьютеры находились у единиц, водку продавали без паспорта и круглосуточно, так же как сигареты и пиво, а стоила она не баснословные деньги. Да и нам немного нужно было, чтобы напиться в драбадан. Достаточно пары-тройки бутылок на компанию из десятерых человек, несколько пачек сигарет и дешевого запивона. Вот оно, счастье молодежи нулевых.

Несмотря на то, что был пьяный в стельку и перед глазами все плыло, я прекрасно помню ту летнюю ночь, словно она закончилась вчера. Возможно, потому, что долгое время воскрешал ее в памяти, и приходилось о ней рассказывать прежде, а возможно, потому, что мгновенно протрезвел тогда, и последующие события стали отправной точкой в той жизни, которую я сейчас веду. Моей вины в случившемся нет, я не настолько дурак, чтобы думать подобным образом, но, к сожалению, в тот момент ничего не мог предотвратить, равно как и поступить иначе. Я давно смирился. Воспринял как данность. Потому что случись все по-другому, и этой истории бы не было.

В то далекое время я жил еще с родителями в небольшом поселке на окраине области, куда отец однажды приехал в командировку да так и остался, потому что без памяти влюбился в мою мать. Детство проходило стандартно, меня родители любили и баловали, как единственного ребенка, предоставляли свободу во многих отношениях, никогда ни в чем не ущемляли и всецело поддерживали, чего бы ни коснулся вопрос. Друзей у меня всегда находилось уйма — я человек открытый и общительный, хотя характер и тогда был не сахар. Любил хорошенько погулять и выпить, поддерживал любое начинание: от похода на дискотеку до жесткой попойки на бревне в близлежащем яру.

Ничего необычного в той нашей вылазке на берег реки поздно вечером не было. Скинулись скудными финансами, накупили выпивки-закуски, набились всей компанией в ладу старого друга и отправились культурно отдыхать. Тогда за руль сел приезжий Лехин брат, Стас. Он сказал, что выпивать не любит, а веселиться может и так, но нам было до одного места, главное, что не мы на развозе и алкоголь не пройдет мимо наших ртов. С Лехой мы сидели за одной партой с седьмого класса и знали друг друга как облупленных. Первые поцелуи с девчонками, покупка презервативов, неудачный сексуальный опыт, а потом знаменательная победа — все мы обсуждали с ним без стеснения. И именно он первый узнал о том, что с некоторого времени меня начали привлекать парни.

Это было сказано сначала в шутку, потом с намеком на продолжение, а потом я понял, что действительно заглядываюсь на представителей своего пола. Не могу сказать о сексуальном возбуждении или фантазиях на их счет, но парни начали интересовать меня с эстетической точки зрения, и Леха часто одергивал, когда я залипал на ком-нибудь из одноклассников в раздевалке физкультурного зала. Он всегда переводил все в шутку, стараясь разрядить обстановку и меня не смущать, но его задумчивого взгляда я не мог не заметить.

В тот вечер ни о чем подобном я не думал, потому что рядом присутствовали приятные девушки с соседней улицы, судя по слухам готовые на большее, чем поцелуи украдкой в кустах. В то время постоянной партнерши у меня не было, хотя отец часто спрашивал не завелась ли у меня подружка. Парнем я считался видным, что там скрывать, все же не худощавый коротышка с нескладным телом, метр восемьдесят спортивного телосложения, да и созрел рано для влечения к противоположному полу. Но почему-то об отношениях как таковых в тот момент не думалось, и больше привлекали мимолетные увлечения, в которых можно легко и без последствий сбросить напряжение, нежели долгие ухаживания лишь с эфемерной надеждой на секс.

Напивались мы, естественно, быстро. Да и сколько нам нужно было той водки вкупе с сигаретами, чтобы перед глазами все поплыло? Мы веселились. Танцевали. Смотрели на девчонок. Мне казались формы одной очень соблазнительными, и я даже забил ее для себя на ночь, уже предвкушая, как сниму с нее короткие шорты и разложу девушку на траве. Но внезапно наткнулся на пристальный взгляд Стаса, расположившегося напротив меня через костер. Трезвый брат моего лучшего друга был в тот вечер практически незаметным и не принимал активного участия в тусовке. Он просто сидел на травке, посмеивался, глядя на нас, пил апельсиновый сок и курил.

Я знал, что у Лехи есть двоюродный брат, живший в областном центре, но почему-то тот никогда к нам не приезжал. С виду был ничем не примечательным и старше нас на несколько лет. Возможно, именно поэтому наша компания ему казалась неинтересной. Почему в этот раз он решил его посетить, да еще и присоединиться к нам, я особо не думал, но, поймав его взгляд, ощутил, как внутри что-то перевернулось. Мне подумалось, что он не просто наблюдает за всеми, а именно рассматривает меня.

В первую минуту я старался убедить себя, что его взгляд ничего не означает, я просто перепил и начало мерещиться то, чего нет на самом деле. Только стоило взглянуть на него снова, как его губы растянулись в соблазнительной улыбке, и парень мне подмигнул.

Мгновенно обдало жаром и захотелось резко добавить в кровь алкоголя, что я незамедлительно и сделал, пытаясь выбросить из головы показавшийся явный намек на симпатию. Воткнув сигарету в рот, решил прогуляться и заодно отлить, но поднявшись на ноги, понял насколько пьян. Меня шатало из-за стороны в сторону, отчего я чуть не рухнул прямо на импровизированный стол, вызвав громкий смех друзей, рассмеялся сам и мгновенно забыл про Стаса. Мало ли что мне там померещилось с пьяных глаз? В планах были совершенно другие события. А перво-наперво требовалось отлучиться по нужде.

Спотыкаясь и стараясь не упасть в речку, я отошел от компании по тропинке на холме и приблизился к кустам. Ночь тогда стояла ясная, поэтому хорошо запомнились раскинувшееся пшеничное поле и густой лес неподалеку. Именно под его тенью я и собирался разложить ту блондинку с длинными волосами, хихикающую над любой шуткой и крутящую своим задом перед моим носом весь вечер. Довольно хмыкнув и застегнув джинсы, я обернулся, собираясь идти назад, и чуть богу душу не отдал, потому что увидел за спиной Стаса.

— Твою мать! — воскликнул я, аж подпрыгнув с испугу. — Какого хрена ты подкрадываешься?!

— Извини, чувак, — хмыкнул он и встал подле куста, как и я перед этим. — Ты, наверное, задумался, вот и не услышал меня.

— Наверное.

Почему-то я не стал возвращаться к остальным и вознамерился дождаться парня, докуривая остатки сигареты и начав икать. Я даже чувствовал, как меня качает из стороны в сторону, настолько был пьян в тот момент, но намеревался в таком состоянии не только продолжить выпивать, но и залезть на девчонку.

— Вот это ты набрался, — с улыбкой глянул на меня Стас, застегивая джинсы. — Не хочешь прогуляться? — кивнул он в сторону леса. — А то Марину сегодня поведет домой кто-нибудь другой.

— Я не настолько пьян, — снова икнул я и тряхнул головой, будто бы это могло скинуть опьянение. — Да, блин, что-то меня конкретно прибило.

— У тебя хоть защита есть? Вмиг женатым окажешься.

— Не каркай.

— Идем, — потянул он меня за руку, и я послушно поплелся за ним к лесу. — Давно я у вас не был. Здорово.

— Вообще не помню, чтобы ты приезжал, — говорю заплетающимся языком и глупо хихикаю непонятно из-за чего. Он оглянулся на меня и тоже хмыкнул, словно оценивая мое неадекватное состояние.

— Да ты мелкий был, так что неудивительно. Такого воздуха в городе нет, и звезд почти не видно. А тут и речка, и поле, и целый небосклон.

Это я сейчас уже спустя годы все прекрасно понимаю. И его поведение, и нашу странную прогулку, и его рассказы про детство. Я тоже баки люблю позабивать, особенно девушкам. А тогда я был пьян до такой степени, что старался не свернуть с извилистой тропинки и тупо глядел себе под ноги, периодически забывал, куда мы идем, икал и терял нить разговора, начинал глупо хихикать на пустом месте. Прохлада от речки совершенно меня не освежала, должно быть, скатись я в нее ненароком, то утонул бы на отмели.

Стас посмеивался, глядя на меня, придерживал под локоть, чтобы не свалился в кусты, и сунул мне в рот жвачку, видимо, от меня разило за километр. Мы вышли на окраину леса, где закончился луг и началась пахота. Там он снова задрал голову к небу и мечтательно заговорил о звездах, но стоило повторить его позу, как я не удержался на ногах и таки рухнул аккурат в высокую, начинающую созревать пшеницу. Какие там звезды, если меня штормило так, что даже лежа могло стошнить. Я старался сфокусировать взгляд на яркой, пляшущей по небу луне и внезапно увидел перед собой лицо Стаса.

— Может, это и к лучшему, — сказал он, усевшись на меня верхом. — Нет времени на уговоры. Ты же знаешь, что я завтра уезжаю?

— Нет, — тупо хлопал я глазами, продолжая дебильно улыбаться и даже не пытаясь его сбросить.

— Хочешь, приятное тебе сделаю?

— Хочу.

Говорил, естественно, не думая и даже не понимая, о чем идет речь. Развалился звездой на земле и пялился на медленно склоняющегося ко мне парня. Глаза же закрыл не от намерения поцеловаться с ним, меня тупо тошнило от плывущего изображения. Он коснулся меня губами и сразу скользнул в рот языком. Я глупо хихикнул, слегка его отстранил, но не оттолкнул окончательно. В сущности, мне было без разницы с кем целоваться тогда: с пьяной блондинкой Светой (или Мариной? не помню, честно говоря) или с привлекательным Стасом, уже вовсю изучающим мой рот, зарывающимся пальцами в волосах и шарящим под футболкой руками.

Он пощипывал мои соски, сжимал и гладил член через джинсы, ерзал на мне, потираясь своим стояком о мой пах, а я блаженно целовался, даже не думая трезветь и включать соображалку. Сам гладил его по спине и прижимал к себе, без страха, что нас могут увидеть, не отдавал себе отчета в том, что это парень, не сопротивлялся и не пытался его вразумить.

Его руки расстегнули ширинку и выпустили на волю наливающийся желанием член. Никакая девчонка в то время и не подумала бы прикоснуться к нему, даже если бы я попросил, а Стас не просто мне подрачивал, он разорвал поцелуй, переместился и взял его в рот. Это было блаженство. Я цеплялся за его волосы, двигал бедрами и жмурился от удовольствия, поражаясь, что в таком состоянии способен на секс. То был первый в моей жизни минет, и я кайфовал от этого. Его губы плотно обхватывали ствол, язык ласкал уздечку и головку, пальцы перекатывали яйца, я же постанывал, не предпринимая попыток его остановить, не думая, что придется ответить взаимностью, не соображая в принципе, что происходящее неправильно или странно. Я растворился в ощущениях, полностью расслабился, растерял остатки разума и бдительности, да и какое благоразумие могло быть в том состоянии, после подобного количества водки.

Мне кажется, на мгновение я отключился. Или даже на несколько минут. Потому что очнулся уже тогда, когда носом уткнулся в землю, а в мою задницу начало что-то проникать. Я даже не сразу сообразил, где очутился, зато быстро протрезвел, стоило члену Стаса войти в меня до упора. Без какой-либо подготовки, смазки и сантиментов меня перевернули на живот и решили поиметь. Я дернулся и напрягся, забил ногами, стараясь сбросить с себя парня, но тот резко прижал голову к земле, скрутил за спиной руки и рыкнул в самое ухо:

— Расслабься, идиот, иначе хуже будет.

Конечно, я его не послушался и снова постарался вырваться, закрутился под ним и сжал анус, стараясь не впускать в себя ничего. Только все было напрасно и меня скручивали только сильнее. Задницу пронзила такая боль, что из глаз брызнули слезы, а изо рта вырвался настоящий вопль. Казалось, будто в меня вонзили раскаленный клинок и проникают им все глубже, стараясь разрезать внутренности. Пронзают им снова и снова, намереваясь разорвать все в клочья, причинить адскую боль. Я выл и загребал ногами землю, все пытаясь освободиться от захвата парня, но тот не отпускал меня и ожесточенно трахал, навалившись всем телом и крепко заломив руки за спину.

У меня в ушах стоял гул, перед глазами висела пелена боли, голос охрип, и свело от напряжения все мышцы. Я никогда прежде не думал, что могу быть настолько слабым и не дам отпор какому-то педику. Долбаный алкоголь, моя доверчивость или расслабленное состояние, а может и все вместе, сыграли со мной тогда очень злую шутку. Я барахтался под ним, как утопающий: совершенно бездумно, слепо, хаотично. Легкие горели огнем от нехватки кислорода, а на языке был привкус земли, в воздухе мне чудился запах крови.

Когда он кончил и отшвырнул меня, как использованную вещь, я с трудом встал на колени и тут же проблевался. Трясло все тело, словно в агонии, руки дрожали, из носа и глаз нещадно текло, при этом желудок исторгал из себя токсичный алкоголь, а я старался отдышаться и параллельно натянуть на истерзанный зад штаны. Мне казалось, что вместо него кровавое месиво, внутри все пылало и копчик тянуло, по промежности что-то текло. Меня снова вырвало от отвращения и продолжало трясти, как при температуре. Я не хотел оглядываться, не хотел вставать, не хотел видеть своего мучителя, но тот сам поднял меня за шкирку и повернул голову к лунному свету.

— Живой? — встряхнул он меня и поставил на ноги. — Одевайся, домой тебя отвезу.

Я немо смотрел на него и поправлял одежду, продолжая дрожать и всхлипывать. Он не пытался мне помочь, успокоить, проявить хоть какое-то участие, а просто развернулся и пошел обратно. Трясущимися руками застегнул джинсы и на ватных ногах поплелся следом, все так же глядя на тропинку под ногами и его прямую спину. К тому времени я уже был трезв как стекло, но сошла странная отстраненность и глухота. Удивился лишь, что мы ушли не так далеко, как мне показалось вначале. Я видел резвящихся друзей, ту пьяную блондинку в объятиях Лехи, догорающие угли костра и пустую тару на нашем импровизированном столе, но не слышал ни звука из-за странного гула в ушах, больше напоминающего мой собственный крик.

Я уселся на переднее сиденье «десятки» Лехиного отца и слепо уставился на приборную панель. Дверь за мной захлопнули, водитель устроился рядом и тронул машину. Кажется, друзья начали возмущаться, что музыка пропала и их единственный транспорт уехал в непонятном направлении, но не мог сказать ни слова, повернуть голову и посмотреть в окно тоже, потому что впал в оцепенение и силился снова не разреветься в голос.

Откуда Стас знал мой адрес — понятия не имею, но когда машина затормозила, увидел ворота своего дома, раскидистый сиреневый куст и окрашенную зеленой краской родную лавочку. Я сидел и просто смотрел в лобовое стекло, не делая попыток выбраться из машины, ожидая неизвестного, слушая непонятный гул в ушах.

— Ничего страшного не произошло, — послышалось откуда-то сбоку, но я не смог повернуть головы. — Бывает и хуже, поверь, — хлопнули меня по плечу. — Джинсы в стирку кинь, чтобы предки не спалили.

И снова тишина, перемежающаяся странным гулом. Каким-то чудом сообразил, что нужно открыть дверь, встал на ватные ноги и пошел к калитке. Свет автомобильных фар освещал мне путь, пока я не скрылся во дворе. Там навстречу выскочила собака и радостно завиляла хвостом, путаясь в ногах. А я шел домой в потемках на чистых рефлексах, и даже не помню, как переступил порог.

Не знаю, что сказали бы родители, если бы увидели меня в таком состоянии среди ночи, но я рад, что они к тому времени уже крепко спали. Стараясь не шуметь и дыша через раз, пробрался в ванную и включил душ. Не глядя на испачканную одежду, разделся и затолкал все в стиральную машинку, а сам забрался под горячую воду и крепко зажмурился. Меня больше не трясло, и глаза стали сухими, но когда из задницы что-то вытекло, скривился от отвращения и сцепил зубы. Мылся тщательно, отмывая грязь с тела, полоскал рот и вычищал из волос землю. Заставил себя прикоснуться к анусу, который припух и легко впустил в себя палец. Но мне хотелось убедиться, что буду полностью чистым, прежде чем покину успокоительный душ, от которого было тепло только снаружи, а не внутри.

Выбравшись из него, включил машинку и взглянул на себя в зеркало. На скуле была ссадина, как на плечах и груди, руки в синяках и на бедрах несколько отметин пальцев отымевшей меня сволочи. Глаза красные, губы искусаны, в горле саднит, копчик побаливает, но внутри боль не ощущалась. Прокрался в свою комнату в темноте. Натянул там чистое белье и лег спать. Удивительно, но заснул быстро, ни секунды не думая о произошедшем и оставшихся на поляне друзьях. Видимо, мозг был перегружен, как и тело, поэтому дал мне легкую передышку в виде крепкого сна без сновидений и тревог.

Не знаю как у кого в семьях заведено, но мои родители никогда не будили меня ни свет ни заря, особенно на выходных, хотя сами вставали намного раньше. Давали возможность выспаться, повторяя, что взрослая жизнь этого сделать не позволит. И в то утро меня никто не тревожил и я спал до упора, не желая высовывать нос из-под одеяла. Болело все как после активных физических упражнений, причем походу голова принимала в этом наиактивнейшее участие, ибо гудела больше всего.

Думать о произошедшем категорически не хотелось, и мозг мне услужливо в этом помогал, не подкидывая картинок событий, случившихся накануне. Конечно, организм давал понять, что что-то в его работе не совсем идет привычным образом, но и это связывать с сексом мне не хотелось. Мне казалось, что я мог всего-навсего простыть, потому что не соображал от выпитого, возможно, незаметно для себя таки влез в речку и бродил по берегу в мокрой обуви. Вот такую защиту включил мой молодой мозг, поэтому, выйдя в общие комнаты, смог улыбнуться родителям и спокойно съесть свой завтрак, хотя время было далеко за полдень.

Чудесным совпадением в тот день я остался дома один — родители после обеда ушли. Так как это было очень давно, то я не могу сказать куда именно, пусть будет на огород. Но помню точно, что в доме было тихо, и я включил телевизор, зачем-то затеяв уборку. Наверное, сработала еще одна внутренняя защита: когда в жизни бардак, нужно сначала привести в порядок жилище. Я спокойно бродил по дому с пылесосом в руках, смотрел по телевизору какой-то фильм и думал о том, что в будущем месяце мне предстоит поездка в город, чтобы подать документы в университет.

— Фелька, — внезапно послышалось из прихожей. — Ты дома?

— Да, — крикнул я из комнаты и выключил пылесос.

В прихожей стоял растрепанный Леха, словно только недавно проснулся, и заглядывал по комнатам, ища глазами родителей.

— Ты один, что ли?

— Ага.

— Покурим?

Ну конечно, покурим. Еще бы не отметить такое событие сигареткой, как оставленный без присмотра родителей дом. Не помню, считал ли я себя крутым, подкуривая очередную сигарету, но уже тогда тяга к курению у меня была сильной. Представить себя без нее в тот момент было просто невозможно, и даже в самый хреновый и непогожий день я выходил из дома, чтобы выкурить парочку. Естественно, родители не знали. Вернее знали, но поймать не могли. А если ловили, то начинались долгие и нудные разговоры о вреде курения, от которых тошнило больше, чем от бутылки водки, выпитой залпом.

Курить внаглую посреди двора тоже никто не собирался, поэтому мы забрались в густые кусты малины в палисаднике. Помню, тогда еще там росла вкусная старая груша. Ствол ее был тонким и кривым. Кора отслаивалась, словно от какой-то болезни, и была грубой, как у старика. Там мы и примостились с сигаретами в зубах, с наслаждением втягивая никотиновый дым, казавшийся блаженным на вкус и запах.

— Ну че ты? — кивнул мне Леха. — Как самочувствие?

— Да как обычно, — хмыкнул я, делая очередную затяжку. — Башка только болит и сушняк страшный. Мамка компот сварила утром, так я без палева его хлебаю, нахваливаю, та довольная ходит, улыбается.

Даже смешно сейчас вспоминать, насколько мы тогда были наивные, думая, что плывущий над кустами дымок никто не замечает. А мы считали, что уже взрослые и запрещать нам подобные шалости глупо, и даже спорили с родителями.

— Мне сегодня вообще поспать не дали. Стаса пришлось провожать на вокзал, а потом на картошку загнали.

При упоминании имени его брата внутри меня все перевернулось и так стало больно, что аж дыхание на секунду перехватило. Видимо, я изменился в лице, потому что друг подозрительно сверкнул на меня глазами и заговорщицки огляделся, словно кто-то нас там мог подслушивать.

— Че у вас там было вчера?

— В смысле? — с трудом проговорил я, глядя на парня во все глаза.

— Да ладно, а то я не знаю, куда вы вдвоем ходили, — подмигнул он мне, и сердце сделало кульбит. Леха зажал сигарету зубами, достал из кармана какую-то белую пачку и протянул мне. Это оказались ректальные свечи, от вида которых мне окончательно стало плохо, и сигарета выпала из рук. — Вот, — протянул он мне лекарство. — Это он тебе передал.

— Ты все знаешь? — на грани слышимости спросил я, ощущая, как лицо заливает краска стыда и прошибает холодный пот.

— Не в подробностях, конечно, — пожимает плечами, — он мне просто свечи дал, попросил тебе передать. Тут же сразу все понятно.

И мне стало ясно, как Стас узнал, что я интересуюсь парнями. Он выбрал меня целенаправленно и, кажется, поэтому поехал с нами на эту пьянку, хотя до этого и носа не казал на улицу, сидя в доме брата. Мне некогда было задавать вопросы и думать накануне, проснувшись, организм берег меня от новых потрясений, но теперь реальность обрушилась ушатом холодной воды.

Так все просто оказалось. Друг детства по доброте душевной решил мне оказать услугу и свести с братом, оказавшимся на деле моральным уродом. Неопытный деревенский мальчишка выглядел для него простым и доступным вариантом, к тому же настолько пьяным в нужный момент, что и сил много прилагать не пришлось. Никаких уговоров и ухаживаний, а после, на сто процентов уверен, обошлось и без угрызений совести. Как он там сказал? Бывает и хуже?

Конечно, Леха не мог угадать, что подобное произойдет, да и до сих пор до конца не ведает о случившемся, но тогда мне виделась во всем именно его вина. Его смеющиеся глаза и кривая ухмылка, эти протянутые мне свечи, словно великое одолжение со стороны любимого брата, — все говорило о причастности и осведомленности. И я сорвался. Резко выбросив кулак вперед, разбил ему нос с одного удара. Схватил за грудки и припечатал к старенькой груше так, что он ударился о ее ствол затылком. Дезориентированный и оглушенный моим внезапным нападением, Леха не оказывал сопротивления и смотрел на меня выпучив глаза. В ярости, растеряв остатки здравого смысла, я впился в его горло руками и начал душить, приблизившись настолько к его лицу, что ощутил запах крови, тонкими струйками льющейся из носа.

— Ты знаешь, что он сделал?! — орал я как сумасшедший, начиная бить его головой о ствол. — Знаешь, сука?!

Он хрипел и цеплялся за мои руки, стараясь оторвать от своей шеи, сучил ногами по земле, как я прошедшей ночью, смотрел на меня безумными глазами, но оттолкнуть не мог. Что еще я тогда кричал не помню, как часто это бывает в приступах ярости, действовал чисто рефлекторно, и мне повезло, что поперек груди меня кто-то схватил и оттащил от парня. Это оказался отец, каким-то чудом услышавший потасовку и прибежавший нас разнять. Если бы не он, я бы Леху убил.

Я старался вырваться из цепких рук отца, снова достать до друга детства, свалившегося на землю, хватающегося за горло, и только увидев испуганные глаза матери, которая прижалась к дому, моя ярость пошла на спад. Перед мысленным взором пронеслись все картинки ночных событий, пришло понимание моего поступка и горькая обида на друга и его долбаного братца, так удачно смывшегося из нашего поселка в свой родной город.

Отец почувствовал, как я обмяк в его крепком захвате, и отпустил. Помог подняться Лехе с земли и повел в дом, чтобы оказать первую помощь. А ко мне подошла мама и крепко обняла, передавая свое спокойствие и защиту нежными руками, как когда-то в детстве, когда я сильно болел. Мы дождались с ней ухода друга сидя на скамейке во дворе, не говоря ни слова. Она гладила меня по спине и рукам, перебирала растрепанные светлые, как у отца, волосы, я же молча смотрел на свои руки и с сожалением понимал, что друга у меня больше нет.

И снова повторюсь, что родители у меня самые лучшие на свете: не стали донимать расспросами и длинными разговорами, допытываться до причин драки и искать виноватых, они просто оставили меня в покое в тишине моей комнаты и ждали, пока я сам отойду от случившегося. Лишь отец вечером того дня зашел ко мне тихо и присел на край кровати, на которой я раскинулся звездой и лежал, пялясь в потолок. Он положил на одеяло у моих ног принесенное Лехой лекарство и пристально посмотрел в глаза.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — осторожно спросил он.

— Нет, — покачал я головой, отведя взгляд в сторону.

— Уверен?

— Да, — ответил я тогда, и мы закрыли эту тему раз и навсегда…

Артур зашипел и отстранился от тампона с антисептиком. Я же скривился, словно ощутил его боль, и с сожалением пробормотал, снова поворачивая его голову к себе за подбородок:

— Извини. Потерпи, нужно обработать.

Мельком глянув на меня, парень послушно подставил лицо, и я осторожно коснулся раны. Короткими промоканиями пробежался по разбитой губе и сразу подул на нее, стараясь облегчить страдания. Артур сидел на столе тихий как мышь и чутко реагировал на каждое мое прикосновение.

Вытащить его из ванной не составило труда, учитывая, что я остыл и больше не собирался на него нападать. Но вот его физиономия заставила ощутить в груди чувство вины и сожаления. Парень смотрел на меня затравлено и с обидой, следил за каждым движением, словно зайчишка, готовый убежать от злого человека в любой момент, стоит только тому сделать резкий выпад. И я старался его не пугать, говорил вполголоса и двигался плавно.

Усадил его на кухонный стол, чтобы лучше видеть работу своих рук, и с облегчением вздохнул, поняв, что навредил несильно. Ссадину на скуле и губе обработал антисептиком, на начавшее припухать веко наложил мазь. А Артур внимательно слушал меня и продолжал наблюдать, время от времени шипя от жжения, но терпеливо ожидая завершения экзекуции.

— Думаю, через неделю пройдет, — вынес я вердикт, выбрасывая использованные тампоны в урну. — Если хочешь, можешь пару дней посидеть дома, чтобы по офису не шастать разукрашенным.

— Да, — ответил он хрипло и покивал, — наверное, так и сделаю.

— Коньяка? — поинтересовался я, уже доставая второй бокал и бутылку с полки.

— Давай. Только я быстро опьянею.

— Мы немного.

Начислив в оба бокала свой любимый напиток, я передал один Артуру и проследил, как тот сделал большой глоток, затем схватил дольку апельсина и быстро набил рот, скривившись при этом, как от лекарства. Я усмехнулся и осушил свой одним глотком, наслаждаясь вкусом и теплом, прошедшим по пищеводу до самого желудка. Моя серая кошка Алиска деловито восседала на подоконнике и наблюдала за нами, словно опасалась нового скандала. Я протянул руку и погладил по крупной шерстяной голове, а она мгновенно закрыла глаза и начала мурлыкать.

— Лекс, — робко нарушил молчание Артур, — а что стало с тем парнем? Ты заявил на него?

— Нет, — хмыкнул я и, опершись о подоконник бедром, взглянул на любовника, — даже мысли подобной не возникло.

— Но почему? Своим молчанием ты поощряешь преступника, и по статистике…

— Я знаю статистику, — перебиваю его, усмехнувшись, — и сам говорил эти слова миллион раз. Только когда это касается тебя самого, хочется просто забыть поскорее о случившемся и жить дальше, — смотрю на сбитые костяшки своих пальцев. — Ты представляешь, что мне тогда пришлось бы не просто рассказать несколько раз об этом, но и предоставить доказательства. К тому же не забывай, что жил я в деревне, где не станут хранить врачебную тайну и разнесут сенсационные новости по всему поселку.

Артур хлопал на меня глазами, которые стали огромными и хаотично рассматривали меня, словно видели впервые. И я прекрасно понимал его чувства, ведь случись подобное с ним, я бы места себе не находил и, возможно, даже отыскал насильника спустя столько лет. Но речь шла обо мне. Поэтому я лишь улыбнулся краешком губ, протянул здоровую руку и погладил его по щеке. Он несмело потянулся за ней и на секунду прикрыл глаза.

— У тебя крепкая психика.

— Едва ли.

— Правда. Любой другой на твоем месте мог возненавидеть мужчин или замкнуться в себе… или еще что похуже, — рассуждал Артур, и внезапно в его глазах мелькнула догадка: — Так ты поэтому… стал садистом?

— Я не садист, — качаю головой, улыбаясь уже в полный рот, — просто люблю доминировать.

Щеки моего парня заметно порозовели, видимо, всплыли воспоминания об одной из наших жарких ночей. И удивительно, что за столько времени нашего знакомства он так и не разучился смущаться и при этом мило краснеть. Затем его глаза тускнеют, он украдкой касается кончиком острого языка распухшей губы. В груди сворачивается тугой узел и сдавливает сердце от боли, но язык не поворачивается принести извинения за свое поведение.

— Ты видел его после этого? — робко спросил он, поднимая на меня взгляд.

— Нет, — покачал я головой, прекрасно понимая, что речь о Стасе. — И не пытался его найти, хотя первое время думал, что он захочет связаться со мной.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Возможно, не мог поверить, что человек способен причинить подобную боль и просто забыть раз и навсегда, вычеркнуть из жизни момент и заглушить муки совести.

— Если они у него были, — фыркнул Артур.

— Тоже верно, — беру перекись водорода и обильно поливаю свою руку, скривившись при этом. — А может быть, был наивным идиотом, верящим в единорогов и фей. Тем не менее и с Лехой я больше не общаюсь, хотя он много раз пытался наладить со мной связь. К родителям я езжу частенько, и видимся мы там в магазинах и на улице, но почему-то внутренний барьер до сих пор преодолеть не в состоянии.

Прихватив с собой бутылку, бокалы и порезанные дольки апельсина, помог Артуру спуститься со стола на пол и поманил к дивану. Парень последовал за мной, но сел на другой конец длинного широкого сиденья, подложив под себя одну ногу и обняв вторую, согнутую в колене. Я склонился над журнальным столиком и снова начислил себе алкоголя, невзначай засмотревшись на блики электрического света в янтарной жидкости коньяка.

— А как же ты пришел к… — нарушил тишину Артур, но задумался на секунду, стараясь подобрать слова, — тому, что у тебя спрятано в шкафу?

— Интересно? — улыбнулся я, глядя в его любопытные темные глаза.

Как я уже говорил: времени думать и рефлексировать по поводу случившегося у меня не было, или же я просто не давал себе на это возможности. Передо мной открывалась перспектива новой жизни в городе, подальше от любопытных глаз соседей, старых друзей и их не в меру любвеобильных братьев. Подал документы на поступление в государственный университет еще за год до этого, и не знаю как сейчас, а тогда, чтобы попасть на бюджетное место, было совершенно не важно содержание твой головы. Она могла быть пустой и звонкой, как колокол, и тем не менее на бюджете ты бы учился и даже первые полгода получал стипендию. Попал на факультет журналистики, хотя папа жаждал впихнуть меня на иностранные языки, но признаюсь честно: полиглот из меня такой себе, хотя и занимался долгое время с репетитором, изучая английский и французский. Поэтому в последний момент я уперся и поступил туда, куда легла душа.

После переезда отца в деревню у нас осталась двухкомнатная квартира недалеко от центра и университета, в котором я намеревался учиться. В ней продолжительное время жил мой дед, который отказывался переезжать к нам в деревню даже под угрозой смерти. Считал, что должен помереть именно там, где закончила свою жизнь его жена. В конечном итоге так и случилось, и квартира досталась моему отцу. Долго сдавалась и, естественно, пришла в упадок, учитывая, что сам хозяин проживал далеко. Косметический ремонт сделали только в одной комнате и максимально быстро, а в остальных помещениях мне предстояло копаться самому, потому что отпуск отца не резиновый и нужно было уезжать.

Стоит ли говорить о том, что я был воодушевлен отсутствием родителей и полной свободой? Мне казалось, что свобода наконец-то открылась передо мной во всей красе. Я мог делать, что душе угодно и когда угодно, ни перед кем не отчитываться, просыпаться, когда вздумается, есть что хочется, пить пиво прям в постели и курить, не выходя в подъезд. Естественно, не думал об учебе и финансах, еде, которую нужно класть в холодильник, коммунальных услугах, соседях, ответственности — зачем? В том возрасте даже мозги казались совершенно лишним и ненужным обременением. На кой они, если я высокий привлекательный парень, с зелеными глазами, золотистыми волосами, обаятельной улыбкой, а главное, с пустой двухкомнатной квартирой в центре города!

На трудовой практике перед началом учебного года, на которую я ходил с энтузиазмом, рассказывал о себе каждому встречному-поперечному, желая завести как можно больше разнообразных знакомых и, наконец, как следует потусить в свое удовольствие. Но не тут-то было. Желающих провести со мной время находилось мало, особенно городских. Видимо, у молодежи уже был сложившийся круг общения, свои интересы, и новенького приезжего паренька брали в компанию неохотно. А учитывая, что некоторые были особо привилегированные из хорошо обеспеченных семей, понятное дело, что на меня посматривали свысока.

Тогда-то я и понял все прелести проживания в пустой квартире и постиг значение коварного слова — одиночество. Это теперь, спустя много лет, такое положение вещей мне не кажется пугающим, наоборот, порой я бегу в свою пустую квартиру сломя голову, дабы отдохнуть от шума и окружающей меня суеты, насладиться тишиной и каким-нибудь фильмом, но тогда… Мой боевой настрой постепенно сходил до нулевых отметок, потому что мне не хватало общения, и весь переезд в большой город начал казаться глупой затеей.

Как бы там ни было, началась учеба, и теперь, завидев своих одногруппников, не особо старался наладить с ними контакт. К тому же сразу заметил, что многие из них были изначально знакомы и поэтому придерживались своих небольших компаний. Они не курили, в свободное время не выпивали, большинство жили с родителями, и хобби у них отличались от моих, типа катания на велосипедах всей семьей в парке или посещения филармонии. Моим спасательным кругом стала троица таких же приезжих недозожников, как и я, которые быстро подскочили следом на перерыве между парами и потрусили за мной в курилку.

Ими оказались парень и две девушки. Ростислав был невысоким и щуплым, с крупными чертами лица и здоровенными ладонями, с пепельными волосами и жиденькой бородкой. Забегая вперед, скажу, что трахнул его через два года после нашего знакомства. Он, конечно, слезно просил не рассказывать об этом никому, а сам стабильно бегал ко мне домой с намерением доделать очередную курсовую, которое заканчивал исключительно в горизонтальном положении на моем диване.

Янка родилась и выросла в небольшом поселке недалеко от моего. И нет, с ней я не спал, потому что девушка совершенно не в моем вкусе, если не считать приятного характера и готовности пить со мной до самого утра. Коротышка ростом она доходила мне до подбородка, имела при этом аппетитные формы в виде большой груди и округлых бедер, длинные черные волосы до талии, а карие глаза всегда были ярко подведены черным.

А вот на ее подружку, прибывшую к нам в город из далекой Якутии, я сразу положил глаз и ни от кого не пытался этого скрыть. Длинные ножки Таисии я заметил, как только вошел в поточную аудиторию, светлую кожу лица отлично оттеняли вьющиеся каштановые волосы, по-кошачьи желтоватые глаза метко стреляли по окружающим парням и на мою удачу также остановились на мне. В курилке она сжимала свою тонкую сигарету изящными пальчиками и мило мне улыбалась, рассказывая о долгожданном переезде на европейскую территорию России.

— Вы в общаге живете? — спрашивал я тогда.

— Да, — подмигнул Ростик и невзначай кивнул на Таю. — Приходи в гости.

— Уж лучше вы ко мне, — улыбался я, поняв намек. — Все же квартира лучше, чем комната, правда?

— Так ты снимаешь? — оживились девушки.

— Нет, своя, — улыбнулся лучезарно я, и тем же вечером мы договорились все вместе погулять вдоль берега реки в парке, что напротив университета.

Безусловно, отношения с Таей у меня завязались не сразу, да и можно ли это было назвать полноценными отношениями, я до сих пор не знаю. Мы часто гуляли в парке вечерами, пили пиво и шуршали опавшей листвой, потому что осень в те времена была сказочной. Дорожки устилало море кленовых листьев всех мастей и красок, в воздухе стоял непередаваемый аромат, а мы были молодыми и беспечными, бродили по аллеям и обсуждали все на свете, начиная родителями и заканчивая сексом.

— Почему, если девушка любит секс, то она обязательно шлюха, — с умным видом рассуждала Тая, — а если парень, то он молодец.

— Потому что ключ, который может открывать все замки, — хороший ключ, а замок, который можно открыть любым ключом, — плохой замок! — ухмылялся рядом идущий Ростик. — Это же прописные истины.

— С тем же успехом я могу купить себе несколько резиновых игрушек. Они разные, но самого факта совокупления, по сути, и не было.

— При этом парень на приеме с множеством партнеров тоже считается шлюхой.

— Это ты про геев пассивов? — уточнила Яна, положив мне руку на предплечье, чтобы отлепить желтый листок от каблука.

— Тебе-то откуда про них знать? — фыркнул я, а сам навострил уши и мгновенно ощутил жар, прошедший по телу. Хорошо, под тенью деревьев, скрывающих свет фонарей, этого никто не заметил.

Зато Ростик ощутимо смутился и захихикал, тут же начав оправдываться, мол, просто рассуждает вслух и ничего конкретного не имеет в виду.

— А что такого в геях? — почесала нос Тая. — У меня есть пара знакомых парней нетрадиционной ориентации.

— Да ладно.

— Серьезно. Подруга учится в институте культуры, говорит, у них это сплошь и рядом. Ну и меня с ними познакомила. Клевые ребята.

— Мне кажется, что самое главное во всем этом — конфиденциальность, — вернулась к прежней теме Яна.

— Пока никто не знает, типа, трахайся — не хочу? — перефразировал я, сделав большой глоток из бутылки, и покивал. — Согласен. Даже если парень будет часто менять партнеров, в конечном итоге перестанет вызывать доверие, поэтому своими связями лучше не светить.

Мы прошлись по всем тенистым дорожкам, и Яне после пива приспичило в туалет. Чтобы было нескучно и нестрашно, она выбрала кавалера себе под стать, и они пошли к небольшому строению на окраине парка с характерными буквами М/Ж, а мы с Таей остались их ждать на дорожке, глубоко засунув руки в карманы курток.

— Отличная погода для осени, — задумчиво начала Таиса и обвила ладонями мое предплечье. — Жаль, если вскоре похолодает.

— Да. Красиво в этом году и тепло.

— Кстати, а ты, кажется, тоже на мальчиков заглядываешься? — словно невзначай спросила девушка, а у меня чуть пиво носом не пошло.

Кое-как прокашлявшись и утерев ладонью рот, я удивленно воззрился на нее, чувствуя, как холодею внутри, но внешне стараясь сохранить бесстрашие. Скривив губы в улыбке и не отводя глаз в сторону, дабы выглядеть убедительнее, насмешливо задаю встречный вопрос:

— Я похож на гея?

— Нет, но заметно, как бросаешь оценивающие взгляды на парней.

— Нет, — чеканю в ответ. — Я не гей.

— Ладно, раз это больной вопрос, — закатывает она глаза. Не убедил. Но снова говорит, перескочив на другую тему. — Жаль, что общага закрывается так рано, можно было бы еще погулять.

— Оставайся у меня, — предлагаю совершенно без задней мысли, но Тая хихикает и снова берет меня под руку.

— Докажешь мне, что натурал?

— Запросто, — улыбаюсь уже и я, обхватывая девушку за талию, — надо только этих гавриков отправить домой.

Друзья тем временем бодрым шагом приближались к нам, а я судорожно придумывал повод, чтобы нам разделиться и не вызвать тем самым острот и шуточек в наш адрес. Но Ростик сам сказал, что они пойдут другим путем, чтобы купить каких-то булочек к завтраку. На том же месте мы удачно распрощались и сразу двинули из парка в сторону моего дома. Бредя вдоль дороги центральной улицы города, я прижимал к себе Таю и уже предвкушал сладостную ночь в ее объятиях. Девушка же явно чувствовала себя не совсем комфортно и старалась разбавить обстановку ожидания пустой болтовней, шутками и тихим смехом.

— Ты не волнуйся, — украдкой взглянул я на нее, крепче притиснув к себе. — Если не захочешь, я настаивать не буду.

— Очень галантно с твоей стороны, — хихикнула она и серьезно добавила: — Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы будем встречаться? Нет, ничего плохого не подумай, ты мне очень нравишься…

— Просто еще не готова к серьезным отношениям? — закончил я за нее.

— Точно.

— Не напрягайся, я тоже придерживаюсь подобной политики, и положение друзей по интересам меня полностью устраивает.

И я не кривил душой. Более того, никогда не считал девушек, которые любят секс без обязательств, шлюхами. Встречаться с доступной Таей модельной внешности тайком вполне вписывалось в тогдашние нормы моей жизни, и не вызывало никаких глубоких эмоций и переживаний. Наоборот, если девушка сама выдвинула подобные условия, но попросила сохранить все в секрете, станешь дураком, если откажешься или кому-то разболтаешь.

Очень хорошо помню, сколько круглосуточных магазинов было в то время, и они всегда пользовались спросом. Тогда не нужен был паспорт, чтобы купить бутылку пива и пачку сигарет, достаточно не заикаться и делать серьезное лицо. В один из таких магазинов я и заскочил, прежде чем подняться с Таей к себе домой.

Девушка впервые оказалась у меня и скромно прошла по квартире, где я затеял ремонт, но так его и не закончил. Проводил ее в свою комнату, мысленно поздравив себя с чистотой и порядком. Усадил Таю за стол, где были стопкой сложены тетради. Принес стаканы, разлил пиво и включил радио.

— Здорово, наверное, жить одному?

— Я бы не сказал, — и пожал плечами. — Скучновато.

— Но лучше, чем в общаге, поверь. У нас очень холодно в комнате, и ремонт обещают только в следующем году. Мальчишкам этажом выше теплее.

— Если зима будет морозной, будем греться у меня.

Тая скромно мне улыбнулась, а я наклонился вперед и осторожно коснулся губами ее рта. Девушка медленно ответила и пропустила вглубь мой язык, что придало мне смелости и взбудоражило в венах кровь. Проведя ладонями по упругим бедрам, облаченным в тугие джинсы, я потянулся через стол и выключил свет, чтобы не смущать обоих, обеспечить атмосфере романтики и таинственности.

Зарывшись одной рукой в кудрявые волосы подруги, углубил поцелуй и поднял ее на ноги, чтобы теснее обнять и смелее коснуться. Мы оба с трепетом реагировали друг на друга, на каждое прикосновение и поцелуй, неуверенно заглядывали друг другу в глаза с немыми вопросами, не зная правильно мы поступаем и какой должна быть последовательность происходящего. Действовали буквально по наитию, цеплялись друг за друга, стараясь ни на секунду не разрывать объятий.

Избавившись от футболок и коснувшись раскаленных тел, едва слышно издали легкий стон, потому что ощущения были сродни открытию, перемежавшиеся с искрами и маленькими угольками страсти. С упоением я гладил ее узкую спину, тонкую талию и упругую попку. Спустился поцелуями вдоль шеи, убрал со своего пути чашечку бюстгальтера и вобрал в рот аккуратный сосок небольшой груди. Девушка дернула меня за волосы и протяжно застонала, что меня заметно приободрило, заставив прижать ее ближе к себе и уложить спиной на разложенный диван.

Подмяв под себя, я совершенно бездумно ласкал тело подруги, касаясь языком разгоряченной кожи, добираясь руками в сокровенные места, сжимая и тиская. Терся о ее бедра и промежность своим стояком, но старался не спешить снимать с нее джинсы, чтобы не показаться совсем уж неопытным, нетерпеливым юнцом. Очень старался тянуть время и больше уделить внимание ласкам, при этом показать насколько хочу ее, поэтому сам направил руку к себе в пах. Она несмело сжала ствол через джинсы и поглаживала его, а я уже мысленно представлял, что сделаю с ней дальше.

В моих фантазиях все выглядело несколько иначе, кажется более эротично и страстно: в них я был мужественнее, смелее, находчивее. Реальность же оказалась несколько иной: у меня дрожали руки, вырывались тихие стоны, сердце готово было выскочить из груди и заглушало прочие звуки, потому что громко било в ушах. Я чуть не запутался в собственных пальцах, когда расстегивал змейку на ее джинсах, поскуливал от восторга, стоило моему пальцу коснуться ее влажного клитора. Торопясь стянуть с себя одежду, я чудом не упал с дивана, довольно грубо притянул девушку к себе и, раздвинув ноги, прижал ее к сиденью.

Потираясь о ее горячее лоно и одновременно целуя, старался разорвать упаковку презерватива, но влажным от волнения пальцам дурацкий пакетик не поддавался, потому я порвал его зубами. Раскатывая на члене латекс, заметил оценивающий взгляд Таи, направленный в пах, и даже обдало жаром от мысли, что мои размеры покажутся ей невнушительными. Но стоило войти в ее узкое влагалище, прижать ее к себе, впиться в бедра пальцами, как все ненужные мысли выветрились из головы, и меня поглотило желание.

Двигаться неспешно, дать ей время привыкнуть, приноровиться к темпу — да какой там?! Я хотел трахаться как зверь, оголодавшее по сексу животное, незнающее границ, морали и терпения. Вонзался в нее словно в последний раз, крепко зажмурившись и слушая только свое желание, свой организм. Я даже не ощущал ее впившиеся в плечи ноготки, не слышал ее громких стонов, не видел откинутую от удовольствия голову. Я просто остервенело натягивал ее на себя, приближая момент блаженной разрядки, не заботясь о ее удовольствии и комфорте.

Когда же перед глазами заплясали звезды и оргазм сотряс тело наслаждением, я с трудом удержался на руках, чтобы не свалиться прямо на Таю подо мной. Хотелось задержаться в ней подольше, в тесной и влажной пещерке ее податливого тела, но пришлось выскользнуть и лечь рядом, часто дыша и жмурясь от пережитых волшебных ощущений.

Стоило мне коснуться прохладной подушки и открыть глаза, как тут же зароились в голове беспокойные мысли относительно подруги, притихшей подле меня и также переводящей дыхание после сумасшедшей скачки. Стянув с себя использованный презерватив, я скривился от неприятных ощущений и бросил его за подлокотник дивана, а затем притянул девушку к себе и вопросительно заглянул в мутные глаза. Я не мог понять, понравилось ей или нет, какие у нее впечатления от секса, пока она сама не обняла меня, не поцеловала в губы. Именно тогда я ощутил облегчение, смело обнял ее и глубоко ответил на поцелуй.

— Если ты собираешь после этого спать, то я тебя убью, — заявила Тая, разорвав поцелуй, а я удовлетворенно хмыкнул.

— Это была просто разминка, — заявил я, откинув волосы с ее высокого лба, — поэтому отключи будильник, мы завтра в универ не идем.

Перебазировавшись на кухню для перекура, я блаженно улыбался и смотрел в окно на проезжающие внизу машины, втягивал в легкие сигаретный дым и думал о том, что зря волновался об исходе вечера, потому что подруге секс со мной явно пришелся по вкусу. Тая сидела на подоконнике, вытянув длинные ножки вдоль окна, облаченная в мою футболку, и также курила, сжимая длинными пальцами сигарету с ментолом. Ее взгляд был более задумчивым, чем мой, и мысли явно направлены в другое русло, что она мне и озвучила спустя минуту и пару затяжек:

— Меня парень бросил месяц назад. Прямо перед отъездом в город.

— Вот идиот, — буркнул я, стараясь делать заинтересованное лицо. — А почему?

— Сказал, что продолжать отношения на расстоянии глупо. Мы молодые и легко можем найти себе кого-нибудь другого в новых городах.

— Ну понятно. Решил погулять.

— И его можно понять. Я тоже не хочу теперь отношений.

Я с умным видом угукал, кивал головой, а сам думал, что мне безумно повезло с Таей. Любовь в том возрасте должна быть скоротечной и легкой, с оттенком свободы, и не задевать глубоких чувств. Естественно, вслух я подобного не озвучил, потому что побоялся потерять намечающийся секс по дружбе, но ее бывшего парня прекрасно понимал: появись у меня долгоиграющие отношения до переезда, тоже не стал бы их испытывать расстоянием.

Вместо этого проявил себя как чуткий друг: помог Тае встать на пол, проводил в комнату и снова налил пива, усадив при этом девушку себе на колени. Она смущенно улыбалась и хихикала, когда я начал гладить ее ножки ладонями и пробираться под футболку выше. К тому времени уже не было необходимости включать настольную лампу, потому что глаза привыкли к полумраку, да и света от уличных фонарей было предостаточно.

Тая улыбалась мне, сверкала глазами, выгибалась в руках, как игривая кошечка во время течки, и совершенно не стеснялась, когда я стянул с нее футболку. Поняв в одно мгновение, что девушка позволит мне многое, я раздел ее и усадил перед собой на стол. Ее упругая, загоревшая после жаркого лета кожа была нежной на ощупь и приятно пахла ванилью. Я гладил ее тело и завороженно следил за руками, не спешил трахнуть ее снова, а просто рассматривал, потому что прежде такой возможности мне не представлялось.

Высокую, красиво очерченную небольшую грудь венчали коричневые аккуратные соски, которые от прохладного воздуха или возбуждения уже напряглись. Я касался их большими пальцами практически невесомо, не сдавливал и не сжимал, а просто изучал, замечая, как девушка подрагивает от моих прикосновений. Взяв одну горошину в рот, я лишь смочил ее слюной, чтобы тут же выпустить и подуть на нее. Тая не шевелилась и следила за моими действиями, дыша через раз и также наблюдая за мной.

Второй сосок я пососал активнее, огладив при этом узкую спину и прижав подругу к себе плотнее, на что Тая отреагировала более бурно, запустив пальцы мне в волосы и протяжно застонав. Мне кажется, ей не хотелось отпускать меня далеко, чтобы снова не ощущать прохладу воздуха грудью, поэтому я продолжил изучать ее тело уже языком. Мое путешествие пролегало от острых, красиво очерченных ключиц и впадинки на шее по коже вниз между вершинами грудей до ее плоского живота, который чутко затрепетал, стоило мне оставить на нем узкую влажную дорожку.

Уложив ее спиной на стол, я закинул ее ноги себе на плечи и уставился на гладко выбритое лоно, которое сочилось смазкой, а заметно набухший клитор требовал внимания. Как и прежде я не стал ласкать ее глубоко и быстро, развел нежные складки, чем снова вызвал у девушки тихий стон. Скорее изучая, нежели лаская, сдавливал клитор пальцами, щекотал его вершинку и пробовал на вкус, поглаживая языком и следя за тем, как реагирует партнерша. Мне нравилось увиденное, нравилось ощущать ее желание, касаться ее пальцами и языком, проникать осторожно в горячую глубину и начинать все сначала. Мое собственное желание уже тугим кольцом сковывало естество и требовало избавления, но мне хотелось растянуть удовольствие, закрутить гайки возбуждения туже, довести нас двоих до изнеможения.

Потянув девушку за руку, чтобы она приняла вертикальное положение, и поставив ее перед собой на колени на пол, я увидел легкое недоумение и растерянность в ее кошачьих глазах, но спрашивать, хочет ли она мне отсасывать, или останавливаться на полпути — я не собирался. Взяв ее за затылок и настойчиво притянув к паху, провел по своему стояку рукой и тихо велел ей:

— Открывай рот.

Быстро сглотнув и глубоко вдохнув, Тая подчинилась и несмело приоткрыла губы. Так же изучая, осторожно и трепетно она облизывала мой член, пыталась его посасывать и поднимала на меня вопросительный взгляд, а я наблюдал за ней, крепко сцепив зубы, и просто гладил ее по голове, заставляя себя стоять смирно и не двигаться, чтобы случайно не кончить, прежде чем мы дойдем до самого интересного момента.

Я не стал тащить ее на кровать и снова заниматься сексом в обыденной позе, потянул ее вверх и уложил грудью на стол. На этот раз мои руки не дрожали, надевая презерватив, вторжение было неспешным и глубоким, сознание более ясным, а действия уверенными. Девушка громко и без капли стеснения стонала, прогибалась передо мной и гладила руками бедра, я же медленно, но настойчиво таранил ее тело, с силой вбивался, входя до упора, и снова сбавлял темп до нежности.

В ту ночь я действительно не позволил ей уснуть до самого рассвета, стараясь насытить свое тело, опустошить до блаженства, удовлетворить разум познанием нового, наплевав на скромность и смущение обоих. Я хотел животного секса, жаждал обладать, искал наслаждения и понял, что получил его, ранним утром, с блуждающей улыбкой на губах наблюдая за изможденной красивой девушкой, раскинувшейся рядом и тихо посапывающей во сне.

Никому не рассказывать о случившемся между мной и Таей оказалось проще простого, зато перекрыть поток догадок друзей было задачей непосильной. Нужно родиться наивным дурачком, чтобы не сообразить, куда мы вдвоем подевались поздно вечером и чем занимались, что на следующий день явились к последней паре довольные, как коты. И, естественно, вся группа окрестила нас парой, в том числе и Ростик с Янкой. Стоило нам войти в аудиторию на общую для всего потока лекцию, как несколько десятков пар любопытных глаз моментально воззрились на нас, на лицах одногруппников появились улыбки, в воздухе пронеслись смешки.

Девчонки уселись на несколько ярусов ниже нас и сразу склонили головы друг к другу. Я же покачал головой, ухмыльнувшись, и тут же получил сильный тычок под ребра острым локтем Ростика.

— Ну и как? — спросил заговорщицким шепотом друг, улыбаясь при этом во все зубы.

— Кажется, все довольны.

— Тайка уж точно. Сразу видно, что она смотрит на тебя по-другому.

Я тоже это заметил, когда проснулся от запаха жареной яичницы, и притопал на кухню, где уже вовсю хозяйничала девушка, облаченная в мою футболку. Она встретила меня с улыбкой и пробежалась по обнаженному торсу таким взглядом, словно готова была съесть. Безусловно, мне было приятно, да и снова лицезреть ее красивые длинные ножки одно удовольствие. Только что-то мне подсказывало, что ее намерение остаться только друзьями изменилось.

Как бы то ни было, я старался вести себя естественно, не оказывать лишних знаков внимания, проявлять чрезмерную заботу или ухаживать. Раз мы договорились, значит не было нужды приглашать ее в кино, платить за нее в столовой или маршрутке, героически переносить через лужи или брать за руку на публике. Мы друзья, и я решил, что и вести я себя буду соответственно, о чем и не преминул сообщить другу:

— Мы просто друзья по интересам и ничего большего.

— Это ты так решил? — хмыкнул Ростик.

— Она сама попросила не распространяться и не рассчитывать на отношения, потому что переживает разрыв с парнем.

Вместо ответа я получил нечто вроде смешка, и скосил глаза на ухмыляющегося соседа по парте. Переспать с девушкой и не вызвать у нее никаких чувств — глупость несусветная. Возможно, если бы секс оказался не ахти какой, мы были пьяные или не испытывали симпатии друг к другу, тогда Тая не стала бы кидать на меня призывные взгляды через плечо, не смотрела бы оценивающе Янка, вдохновленная рассказами подруги, и опровергла бы прошедший по группе слух, что мы пара. Но спустя неделю нас уже таковой и считали, хотя я, верный своему слово, вел себя исключительно как друг.

Не могу сказать, что отношения между нами резко поменялись, что мы стали более внимательными или оказывали знаки внимания на публике. Мне казалось, что мы ведем себя обычно. Так же гуляем, пьем пиво, ходим в универ и провожаем взглядами симпатичных парней и девиц, шутим и разговариваем на всевозможные темы, только периодически трахаемся у меня дома до потери пульса, как два сумасшедших кролика, дорвавшихся до секса.

Я не думал перед ней отчитываться за походы с парнями в ночные клубы, чтобы подергаться под ломаные ритмы современной музыки, в спорт-бары и пабы. С нее также не требовал ответа в ее передвижениях. Первое время у меня возникало желание позвонить ей и отпроситься, потом оправдаться, когда в разговоре в курилке касались темы проведенных выходных, но я мужественно с этим боролся и старался не замечать ее поджатых губ, язвительных и колких замечаний по поводу вхожего в подобные заведения народа. Только, когда мы оставались наедине в темноте моей квартиры, Тая неизменно задавала один и тот же вопрос тихим напряженным голосом:

— У тебя кто-то есть, кроме меня?

И я крепко ее обнимал, зарывался пальцами в длинные мягкие волосы, целовал во взмокший после бурного секса лоб и честно отвечал:

— Нет, девочка моя. Ты у меня одна.

После этого она тихо вздыхала, расслабляясь в моих руках, и все возвращалось на круги своя. Я не знал, где бывает она, и никогда не предоставлял ей отчета в своих действиях. Не могу сказать, что делал это намеренно, испытывая ее на прочность, издевался или проводил эксперименты, просто искренне был уверен, что мы друзья и точка. Мне нравилось находиться в ее компании, нравилась та легкость и свобода, что даруют подобные отношения, и совершенно не задумывался над ее подлинными чувствами, которые она наверняка героически от меня скрывала.

Как-то, сидя дома в пятницу вечером совершенно один, я позвонил Тае от нечего делать с намерением приятно провести время вместе, и впервые получил отказ. Девушку пригласила на день рождения какая-то подруга из общежития, а это означало, что вся секция будет пьянствовать до самого рассвета, возможно в компании приглашенных парней. Я понимал, чем могут обернуться подобные посиделки. Понимала и Тая, поэтому неловко замолчала, оборвав рассказ о том, что они будут пить исключительно пиво и до одиннадцати, потому что после этого их разгонит комендант.

— Но мы ведь не встречаемся, да? — зачем-то уточнила девушка.

— Ты не обязана передо мной отчитываться, — улыбнулся я, уже представляя, как ее ноги раздвигает другой парень.

— Лекс, мы просто выпьем пива и ничего более.

— Ну и отлично. Развлекайся.

Я положил трубку и взобрался на подоконник, чтобы понаблюдать за успокаивающим движением машин внизу, и почему-то в деталях представил, как мою подругу разложит на узкой кровати ее комнаты и жестко отымеет крепкий, коренастый парень на несколько курсов старше. Это покажется странным, но я испытывал не ту ревность собственника, которую испытывают мужчины к любимым. Скорее это было что-то сродни обиде, когда с твоей игрушкой решил поиграться другой мальчик, но при этом ты прекрасно знаешь, что она снова вернется к тебе. Я не планировал прежде заводить кого-то еще, кроме Таи. Мне всего хватало, и я был вполне счастлив, но в тот момент отчетливо понял, что могу это сделать на законных основаниях и нет нужды больше оглядываться и заботиться о нежных чувствах моей милой подруги.

Стоял я как-то в курилке университете в жуткий туман, зябко кутался в куртку и смотрел на одного паренька, который что-то весело рассказывал своим друзьям, активно при этом жестикулируя. Худощавый, невысокий, с взъерошенными темными волосами и тонкой сигаретой в пальцах. Я курил в сторонке от компании и почему-то не мог оторвать от него взгляда, настолько он мне казался привлекательным.

Естественно, со времени моего первого неудачного секса с парнем я частенько думал, как бы повел себя утром, если бы все случилось иначе. Захотелось ли мне повторить опыт? Ощутил бы я к нему привязанность? Смущался бы? Старался отогнать от себя мысли о втором гомосексуальном опыте, говоря себе, что у меня есть вполне стабильные отношения с подругой, да и с девушками, в принципе, проще наладить контакт, чем познакомиться с парнем, но ничего не получалось.

Я часто ловил себя на том, что засматриваюсь на ребят. Пытаюсь представить ощущения от поцелуев с ними, запах, вкус кожи… чужой член в своей руке, а лучше в заднице. Даже пару раз дрочил под эти мысли в душе, представляя, как меня трогают именно руки парня, а не девушки. Потом опускаю его на колени и трахаю в услужливо подставленный рот. Я прекрасно помнил тот свой первый минет, который обратился кошмаром, и разница в исполнении была колоссальной.

Пуская слюни на очередную упругую задницу парня, старался не размышлять на тему, что мне просто не повезло и стоит попробовать снова. Познакомиться намеренно, на трезвую голову, попытаться пообщаться, сходить в кино, расспросить вообще о геях и как у них все на самом деле происходит. Потом, конечно же, пригласить его к себе и снова попробовать заняться сексом.

Тот парнишка в курилке заметил мой пристальный взгляд и слегка оробел. Даже с такого расстояния и сквозь туман я увидел румянец на его щеках и смущенную улыбку в мой адрес. Я мог бы подойти и познакомиться под любым предлогом. Банально обсудить погоду и будущие пары, соврать, что закончились сигареты, и стрельнуть у него. Но я продолжал курить и просто смотреть на него, не делая попыток показать свою симпатию улыбкой, подмигиванием или похотливым взглядом.

— Глаза сотрешь, — буркнул под боком Ростик, кажется, до этого что-то мне рассказывающий про препода.

— Что же, мне их выколоть? — ляпнул я прежде, чем подумал, и тут же испуганно уставился на друга. — Я не в том смысле.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он и сделал глубокую затяжку. — Давно уже понял, что ты того… этого…

— Какого? — осторожно спросил я, ощущая, как меня бросило в жар.

— Ну… что ты на мужиков засматриваешься.

Бросив еще один взгляд на того парня, я отвернулся от небольшой площадки и вложил в рот сигарету. Не хватало еще, чтобы обо мне поползли слухи. Я ведь прекрасно понимал, что быть геем не особо почетно у нас в стране, если не сказать большего. Но отрицать наличие симпатии к мужскому полу я тоже не стал, потому что хоть с кем-то об этом поговорить хотелось.

— А еще кто-нибудь понял? — повернул я голову к другу.

— Не знаю, — честно ответил Ростик, подняв на меня карие глаза и сам почему-то покраснев. — Ты не подумай, я ничего против не имею. Думал, у вас все хорошо с Таей.

— Оно и хорошо, — покивал я и затянулся. — Тянет просто.

Мы не стали дальше развивать эту тему и отправились на пары, но в подкорке засело это желание: познать то, что в первый раз у меня вышло комом. Ощущение было сродни надкушенному бутерброду, вытащенному изо рта и превращенному в мусор. А бутерброд явно был вкусный, и никакое пирожное его заменить не сможет, как ни пытайся. Я задвигал свои желания глубже в подсознание, переключался на учебу, подругу, которая зачастила ко мне с ночевкой, но идея о знакомстве с парнем перерастала в навязчивую и мешала нормально думать.

Мне казалось, что каждый второй мужчина, проходящий мимо меня, гей. Если парень симпатичный и в спортивной форме, то обязательно идет на встречу к такому же красавцу. Любой взгляд, обращенный в мою сторону, я воспринимал как симпатию и начинал пялиться на неудачно оказавшегося парня в поле моего зрения, чем дико смущал и вынуждал отворачиваться. В универе я рассматривал представителей своего пола чуть ли не под микроскопом, подмечая каждую деталь, находя привлекательные и отталкивающие черты, а потом мысленно собирал в одного человека, способного стать тем самым парнем, с которым я смогу переспать.

Наконец, не выдержав напора собственного идиотизма, как-то вечером, лежа в постели с Таей, я набрался смелости и осторожно спросил:

— Помнишь, ты рассказывала про знакомых твоей подруги из института культуры?

— Про геев? — скосила на меня глаза подруга.

— Ну да. Ты с ними до сих пор общаешься?

— Бывает. Они звали, кстати, к себе на район в этот четверг. Пива попить.

— Может, съездим, — слишком поспешно схватился я за эту идею, чем вызвал удивление Таи.

— Решил-таки перейти на парней? — хмыкнула она.

— Мне просто любопытно, — сказал я полуправду. — Да и расширять круг знакомств никогда не повредит.

— Хорошо, съездим, — покивала девушка и почему-то вспомнила про преподавателя по русскому языку, а я мысленно поздравил себя с маленьким шагом к навязчивой идее и уже даже представил, как все будет происходить.

С каждым днем погода все сильнее портилась и всеми силами сообщала о приближении зимы. По ночам уже были заморозки, днем зачастили дожди и туманы. Листья полностью опали и оголили деревья, явив их изящный ветвистый остов миру. Но жителей нашего города непогода и слякоть не останавливали, как и нас, постоянно куда-то спешащих по своим делам, не обращавших внимания на унылую тоску, воцарившуюся на улице.

В тот четверг денек выдался не лучше предыдущих: с неба сыпала какая-то крупа, на проезжей части улицы разлились огромные лужи, а мы с Таей ждали маршрутку, чтобы добраться в другую часть города до ее неизвестных мне еще знакомых. Я искоса на нее поглядывал, боясь показать свое волнение и предвкушение от будущего вечера, и не зря, потому что настроение подруги ухудшалось с каждой секундой. Уж не знаю я был тому причиной или что-то еще, но, забравшись в автобус, мы практически не разговаривали и выбрались, оказавшись на месте, тоже молча.

Этот район города я еще совершенно не знал, он был относительно новым, и велось несколько строек в отдалении. Нас окружали высотные дома, отделанные разноцветной штукатуркой, декоративными панелями и стеклом, что сильно отличало их от приземистых хрущевок центра. Прежде чем отправиться в гости, мы забежали в магазин и затарились пивом, прошлепали через дорогу, чтобы закинуть Тае на мобильник денег через терминал, и только после этого подошли к длинной многоподъездной десятиэтажке, где по идее нас должна была ожидать шумная компания из института культуры.

Мы поднялись на седьмой этаж и позвонили в железную дверь. Открыл нам невысокий брюнет, попросил двигаться быстро и в темном коридоре сильно не шуметь. Разувшись и пробежав на цыпочках по длинному помещению, мы попали в просторную гостиную, где нас ждал еще один парень и уже поднялся с кресла навстречу. Этот брюнет оказался одного роста со мной, легкой небритостью, глубоким голосом и приятной улыбкой.

— Андрон, — представился он и протянул мне руку.

— Феликс, — пожал я ее, улыбаясь в ответ.

— Еще один, — буркнул хозяин квартиры, чем привлек мое внимание. — Костя, — представился он и хмыкнул. — Как хоть тебя сокращенно называть?

Этот вопрос мне часто задают при встрече и начинают расспрашивать о национальности. Но я русский, а мое необычное имя мне очень нравится, хотя в городе часто попадаются ребята и не с такими позывными. Я улыбнулся ему и закатил глаза, а парень окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом, и в тот момент стало понятно с кем именно в этой комнате я проведу этот вечер.

— Можно просто Лекс, — подмигнул ему я и передал пакет с пивом.

Разговор тогда зашел об учебе, погоде, родном поселке. Я вкратце рассказал о себе и родителях, поделился впечатлениями о городе и проживании в одиночестве. Костя учился уже на четвертом курсе Технологического университета на факультете машиностроения. Это Андрон был как раз из того института культуры, учился на режиссера, только оказался не геем, а натуралом, и активно подкатывал шары к моей Тае, до которой почему-то мне не было никакого дела в тот вечер.

Я рассматривал худощавого Костика, совершенно по-хозяйски развалившегося на диване и глядящего на меня с некоторым превосходством. У него был телефон новой модели, о которой я и не слыхивал, предлагал послушать музыку, бывшую в тренде на тот момент, не чета нашей деревенской, включал какие-то шутки, но я не понимал их смысла. В его глазах я, видимо, казался наивным простачком и таким себя и ощущал.

Андрон с Таей обсуждали какую-то книгу под названием «Код да Винчи», вели речь про масонов и мировые заговоры, я же слушал и помалкивал, стараясь не выглядеть полным придурком, не задавать тупых вопросов и при этом не напиться пивом раньше времени, чтобы наверняка потерпеть фиаско тем вечером.

— Ты не куришь? — тронул меня за руку Костик, и я с облегчением кивнул. Хоть что-то у нас нашлось общее.

Выйдя из гостиной, мы тихо прошли в его комнату рядом, в темноте протопали к балкону и закрыли за собой плотнее дверь. Парень жил с родителями, поэтому очень просил не шуметь, но не стал рассказывать, почему в столь раннее время (часы показывали только начало двенадцатого) они уже закрылись в своей комнате и ни разу не вышли. Мы молча курили каждый свои сигареты и смотрели с балкона вниз. Я судорожно придумывал наводящие вопросы на интересующую меня тему, даже взмок от натуги, но упорно не мог раскрыть рта, потому что боялся. Зато Костик, кажется, был совершенно спокоен и, взглянув на меня, хмыкнул:

— Ты такой напряженный. Первый раз, что ли?

— В смысле? — тупо переспросил я, хлопая на него глазами как баран.

— Ты гей? — в лоб спросил он и посмотрел на меня так же в упор, от чего я ощутил жар на щеках.

— Нет… но, кажется, бисексуал.

— Тоже неплохо. Актив или пассив?

— Я-я-я… — снова протянул, не зная что и ответить на вопрос. Исходя из прошлого опыта по всему выходило, что пассив, да и не знал наверняка, как ведут себя парни сверху. Нужно было подготовиться к сексу? Определенным образом ласкать? Отсосать? Я и минета никогда не делал и смутно представлял смогу ли сделать его вообще. С трудом проглотив вставший в горле ком, я нашел в себе мужество сделать выбор и тихо произнес: — Кажется, пассив.

На это Костик лишь улыбнулся и выбросил сигарету. Снова повернулся ко мне и осмотрел с ног до головы, видимо примеряясь, как лучше со мной поступить. Я же нервно докурил и первый вышел с балкона. Парень прикрыл за нами дверь, но преградил выход из комнаты, повернул щеколду замка и, соблазнительно мне улыбнувшись, начал медленно наступать, оттесняя меня к дивану.

— Сегодня ты отсюда не выйдешь, — произнес он томно. — Знаешь почему? — и слегка толкнул меня в грудь. Я уселся на диван с трепещущим от волнения сердцем в груди и протянул к нему руки сам.

— Догадываюсь.

Когда-то давно я заметил, что у некоторых семей есть собственный неповторимый запах. Безусловно, в квартире может вонять псиной или котами, побелкой или ремонтом, в других и вовсе нейтральные запахи, но уникальны те, запах которых ощущается прямо с порога, и совершенно не понятно, что его источает. Чья-то туалетная вода? Стиральный порошок? Недавно приготовленная еда?

От Костика пахло чем-то приятным, уникальным, и мне это понравилось. Он взобрался мне на колени, и я тут же ощутил этот запах. Вдохнул его полной грудью. Руки сами поползли по его спине, задирая футболку, прижимая парня ближе к себе, а он пристально смотрел на мои губы и медленно склонялся. От его прикосновения по телу пошел разряд тока, в голове что-то замкнуло, глаза закрылись сами по себе от удовольствия.

Его поцелуй резко отличался от тех, что мне приходилось испытывать прежде. Мягкие и нежные женские губы сминал я, раскрывал я, ласкал тоже я. Костя ворвался в мой рот языком сам, требовательно, мощно, без тени скромности и стеснения. Я крепко обнимал его, вторя ласке, отвечая на поцелуй так же открыто и страстно, но внутри меня взрывались искры страха и трепета перед парнем.

Его жилистые руки сняли с меня футболку и толкнули на диван. Я упал на спину и смотрел, как он раздевается сам. Тянуть время и удлинять ласки, скромно топтаться на пороге и стыдливо прикрывать пах было точно не про Костю. Он встал на ноги и словно демонстративно раздевался, поворачивался ко мне боком, чтобы я смог рассмотреть в полутьме его тело, передом, где гордо вздымался эрегированный член.

Без грамма лишнего жира, волос на груди и в паху, но не сказать, что спортивного телосложения, — парень был достаточно привлекательным. Но больше всего притягивали внимание его сверкающие страстью карие глаза. Лишь глядя в них, у меня пересыхало во рту и что-то сжималось внутри, пробегала дрожь по телу и зарождалось желание.

Не теряя драгоценные минуты, я стянул с себя джинсы вместе с трусами и лег посреди дивана, раздвинув ноги, внутренне трепеща от предвкушения и нерешительности. Пока Костя меня рассматривал и, кажется, облизывался в темноте, мое возбуждение странным образом нарастало. Меня будоражил его жадный взгляд, пробегающий по изгибам тела, заметно дольше задержавшийся в паху, но я просто лежал и ждал его действий, не предпринимая попыток его притянуть к себе.

Тяжело сглотнув, Костя снова влез на диван и оседлал мои бедра. Наши члены соприкоснулись, и я неосознанно дернулся, будто огненная стрела пронзила мое тело. Он провел руками по моей груди, явно наслаждаясь этим, склонился надо мной и снова припал к губам. Я пробежался кончиками пальцев по его бокам и вернул поцелуй, все так же не перенимая инициативу, но и не отставая ни на шаг. Он двигал бедрами в поступательном движении, терся о мой член своим, а я впился в его бока пальцами и судорожно его целовал, крепко зажмурившись, задыхаясь от переполнявших эмоций и удовольствия.

Твердая мужская рука взяла оба наших члена в кулак и медленно подрачивала. Я не мог пропустить этого зрелища, поэтому разорвал поцелуй и уставился вниз. Костя сел на пятки и выгнул спину, чтобы открыть мне обзор, продолжил двигаться, словно трахал свою руку, одновременно потираясь о мой член. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, я заменил его руку и с упоением продолжил нехитрое движение, поражаясь собственным ощущениям, их новизне и напряженному желанию, сковывающему все тело, подобно тугой пружине.

Второй рукой я гладил его грудь и живот, задевал соски и пощипывал их, а Костя постанывал от моих манипуляций и так завороженно на меня смотрел, словно мелкий хищник, сумевший вовлечь в свою норку крупную добычу. Его гибкое тело горело под пальцами, налитый желанием небольшой член сочился смазкой, мышцы на руках и бедрах были напряжены до предела.

Он невзначай отвел мою руку, наклонился, чтобы бегло поцеловать, лизнул ключицы и взял в рот сосок. Я откинул голову и зарылся пальцами в его волосы, ближе прижимая голову к груди, а потом ощутил, как он меняет позу и вновь разводит мои ноги. Я не стал сопротивляться, но внутренне подобрался, чувствуя, что мы подходим к заветному моменту, ради которого и остались в его комнате. Его рука спустилась вдоль тела к паху, пробежалась по члену, промежности и коснулась тугой дырочки сжатого ануса. Кажется, я напрягся и судорожно вздохнул.

— Не бойся, — хмыкнул он у моей груди. — Я аккуратно.

Достав баночку смазки из-под подушки, он вылил немного геля на руку, вновь завладел моими губами, и в это же время попытался протиснуться пальцами в мой зад. Часто дыша и всеми органами прислушиваясь к ощущениям, я сжал руки в кулаки и почувствовал настойчивое проникновение. Всего лишь на фалангу, без грамма боли, но все было так ярко, словно происходило прямо перед моими глазами.

— Я, что, у тебя и правда первый? — удивленно воззрился на меня Костя. Я же молча на него уставился, совершенно не представляя, что ответить на его вопрос, ведь, по сути, это не так. А с другой стороны, в прошлый раз со мной никто не церемонился, просто перевернул на живот и отымел. Но, кажется, парень и не ждал от меня ответа, потому что отстранился от меня и уселся на пятки. Снова вылил на пальцы смазку и кивнул мне, отдавая распоряжения: — На колени становись лицом вниз.

Я нервно сглотнул и послушно перевернулся. Поджал под себя колени, выставляя зад на обозрение, и положил голову на скрещенные на сиденье дивана руки. Костя встал за моей спиной и снова прикоснулся к анусу, размазывая гель, пытаясь проникнуть внутрь.

— Ты расслабляться умеешь?

Нихрена я не умел и даже не имел ни малейшего понятия, как это правильно делать. Тогда не у кого было спросить, негде было посмотреть, потому что интернет был только на маленьком мобильнике с экраном со спичечную коробку, а о компьютере можно было только мечтать. Костя говорил, а я старался расслабиться, ощущая себя странно в выбранной им позе, нелепо и абсурдно. Хоть мне и удалось пропустить внутрь пальцы, все же удовольствия я не почувствовал. Они давили и растягивали меня, но возбуждения не приносили, а когда проникли по самые костяшки, и вовсе появилась боль.

— Дрочи, — велел Костя, видимо потому, что я протяжно застонал и явно не от удовольствия.

Взяв себя в руку и начав подрачивать, я внезапно понял, насколько был напряжен. Мои мышцы словно сковало бетоном, руки задеревенели, а зубы я сцепил настолько крепко, что послышался скрип. Не могу сказать, что ощущения резко изменились, но вот расслабиться и перестать стоять посреди дивана неодушевленным предметом у меня получилось.

Возможно, именно поэтому Костя вытащил из меня пальцы и взялся за презерватив. Выдохнув и снова мысленно себя подготовив к вторжению, я встал немного удобнее и тут же ощутил у входа головку члена. Парень крепко взял меня за бедра и настойчиво проникал в зад. Снова сцепив зубы, я пропустил его в себя и протяжно застонал. Подрачивая и часто дыша, оценивал новые ощущения, которые сложно было сравнить с предыдущими. Не могу сказать, что испытал тонны восторга и боль мгновенно отступила, но терпеть было можно, и даже начал двигаться в такт при первых толчках Кости.

Он медленно входил в меня до упора, ударялся о зад и выходил почти на полную длину. Неспешно, без грубости, терпеливо он гладил меня по спине и бедрам, целовал между лопаток и продолжал фрикции. Я гладил его бок, поощряя движения, и он постепенно ускорился, чем вызвал во мне новый всплеск чувств. Внезапно я понял, что мне начинает нравиться заниматься с ним сексом, я получаю удовольствие от этого, и в том числе от пассивной позиции. Новый стон, который сорвался с моих губ, был от удовольствия, а не от боли, и Костя это понял, позволив себе двигаться более смело и раскованно.

Впервые в жизни я кончил под парнем именно в тот вечер. Не скажу, что это был именно оргазм и звезды поплыли у меня перед глазами, но заниматься с ним сексом, целовать его, обмениваться ласками мне определенно понравилось. К тому же кончил скорее от дрочки, нежели именно от анала. Но сам факт этого мне пришелся по душе. А еще мне понравилось внимание парня, его удовлетворенный взгляд и смелые прикосновения, словно я был новенькой красивой игрушкой, попавшей в его руки.

После того как мы оба кончили и упали на подушки, он укрыл нас пледом и принялся меня гладить. По груди и рукам, животу и члену — он словно меня изучал, умостившись в моих объятиях, положив голову на плечо. Я был не против и тихо лежал рядом, пытаясь отдышаться и прислушиваясь к ощущениям в заднице. Когда же было засобирался домой, то услышал настойчивое:

— Оставайся. Завтра вместе в город поедем.

— Меня, наверное, Тая ждет, — взглянул я на него в темноте.

— Они сразу после нас ушли к Андрону, — хмыкнул Костя и закатил глаза.

Весело получилось. Все разошлись по парам и занялись сексом. Мне бы, наверное, нужно было приревновать или озаботиться благополучием подруги, но я лишь вздохнул и устроился удобнее на подушках.

— Вы разве не встречаетесь? — словно прочитал мои мысли Костя, и я снова постарался рассмотреть в темноте выражение его лица.

— С чего бы?

— Просто она на тебя смотрела как собственница.

— Нет, — покачал я головой, а сам прекрасно понимал, что нагло вру. Мы встречались, хоть Тая триста раз и отрицала это. Впрочем, как и я, стараясь не думать, что позволил себе лишнее. — Но мы близкие друзья, — зачем-то добавил, и Костик фыркнул.

— Трахаетесь, значит, да?

— Какой ты проницательный, — закатил я глаза и перекатился набок, наконец набравшись смелости, чтобы самому поцеловать его.

Он обнял меня за шею и открыл рот, впуская мой язык, ласкаясь в ответ и постанывая от удовольствия. Я провел рукой вдоль его тела и сжал упругий зад, заметно отличающийся по ощущениям от женского. Прижал парня к себе, продолжая жадно целовать и уже потираясь членом о его бедро, но тут Костя отстранился и пристально посмотрел мне в глаза:

— Я сверху.

— Просто целую тебя, ты же не против? — прошептал я в ответ и приник к тонким губам.

— Нет, — вклинил он между поцелуями, ероша пальцами мне волосы на затылке и оглаживая плечи. — Значит, сможешь приезжать ко мне чаще? Раз не состоишь в отношениях.

— Лучше ты ко мне. Я один живу. В центре.

— М-м-м… богатый Буратино? — протянул он, на что хмыкнул уже я.

— Едва ли. От деда осталась.

Руки парня опять принялись блуждать по моему телу, касаться ягодиц, вклиниваться между нами и сжимать член, перекатывать между пальцами яички. Его карие глаза продолжали блестеть страстью и жаждой в темноте, возбуждая мое тело и воображение.

— Хочешь, научу делать минет? — прошептал он и опустил мою руку к своему члену.

— Хочу, — улыбнулся я в ответ и вновь припал к его губам, совершенно позабыв про тревоги и волнения, подругу, ушедшую неизвестно с кем и куда, а главное, страхи, сковывающие до этого сознание стальной цепью, не позволявшие вдохнуть полной грудью и вкусить то, что опорочил один человек.

— Во сколько ты вчера уехал? — спрашивала на следующее утро Тая громко, чтобы слышал не только я, но и друзья.

Мы стояли, как водится, в курилке, что находилась возле университета, несмотря на сырость и туман, и тянули неизменные сигареты в компании таких же противников здорового образа жизни. Я был в той же одежде, в которой поехал гулять накануне, а вот Тая — в свежей. Из чего можно было сделать вывод, что она или успела заскочить переодеться перед парами, или вовсе ночевала в общежитии.

— Или у Костика провел ночь? — не позволила она дать мне ответ, задав вопрос снова.

Ростислав закашлялся, словно подавился дымом, прекрасно поняв, на что делает намеки Таиса. Яна смущенно опустила глаза, сжав пухлые губы в одну полоску, и дернула подругу за рукав черного стильного пальто.

— У Костика, — спокойно ответил я, глядя ей прямо в глаза. — А ты разве не с Андроном ушла? — поднял я одну бровь и с удовольствием затянулся сигаретным дымом.

— Он до такси проводил. Ты же меня бросил, — плевалась ядом девушка, совершенно забыв, где мы находимся.

— Погодка отстой, — вклинился Ростик, снова откашлявшись, — достали эти туманы, правда?

— И не говори, — кивала Яна, поглядывая на нас испуганными глазами, — скорей бы уже закончилась эта проклятая осень.

— Кто же из вас в пассиве был? Ты? — не обращала на них внимания Тая и даже забыла про сигарету, тлеющую в пальцах.

— Не ревнуй, детка, — осклабился я, затянулся в последний раз и щелчком выбросил окурок в урну. — Мы же только друзья, не забыла?

Подмигнув ей, я кивнул приятелю, и мы направились обратно к университету. Даже представить боюсь, какими проклятиями меня осыпала девушка, что чувствовала в тот момент, но я ни разу не оглянулся на нее, продолжая топать по мокрой дорожке к центральному входу главного здания.

— Нифига вы… — начал Ростик одно, но выдал другое. — Я думал, она тебе в глаза вцепится!

— Да. Мне тоже казалось, что еще чуть-чуть и затыкать ее нужно будет кулаком.

Мои шаги были заметно шире по сравнению с шагами друга, который уже несколько запыхался, пытаясь догнать меня, поймавшего волну злости. Я терпеть не мог выяснять отношения на публике и уж тем более касаться каких-то интимных тем. Но, спасибо большое Таисе, наш маленький круг друзей узнал то, что мне не особенно хотелось обсуждать.

— Это вы типа расстались? — догонял меня Ростик, параллельно задавая вопросы.

— А мы типа встречались? — зло бросил я, поднимаясь по широким ступеням университета.

— Ты же понимаешь, что ее слова о сексе по дружбе пустой звук?

Я усмехнулся в сердцах. Нет, я этого не понимал. Как тогда, так и теперь я не умею читать между строк и не понимаю намеков. Если мне сказали, что любви нет, значит, так и есть. Если не обозначили наши границы дозволенного, значит, я могу делать что хочу. Иными словами, мне нужно четко и ясно говорить: «Феликс, мы встречаемся не только для интима, а с долгоиграющими намерениями, вплоть до “любви до гроба”». Возможно, я слишком прямолинейный и по жизни мне это не особенно помогало, но иначе никогда не получалось.

Оглядываясь на этот конфликтный момент теперь, я, возможно, поступил бы более деликатно как накануне вечером, так и на утро следующего дня. Но тогда я разозлился на Таю, потому что она узнала обо мне пикантную информацию и тут же ее разболтала всем друзьям. Если бы у меня был другой характер, я мог стушеваться, испугаться, забиться в угол и слезно оправдываться, отнекиваться, но этого не случилось. Наоборот, во мне крепла уверенность в том, что я способен написать буквально на лбу о сексе с парнем и вызывающе вопрошать у любого недовольного: «Ну и что ты мне сделаешь?!»

— Значит, расстались, — кивнул я, направляясь в конец очереди, растянувшейся вдоль стойки гардероба. — Жалко, конечно, но, может, и к лучшему.

Ростик стянул с себя куртку и пристроился рядом со мной, расправляя капюшон чересчур старательно и почему-то покрываясь румянцем, заметным и ярким на бледных щеках. Он воровато осмотрелся, словно боялся, что его могут услышать, и взглянул на меня исподлобья:

— Ты правда у парня ночевал?

— А ты хотел к нам присоединиться? — с сарказмом спросил я, выгнув одну бровь.

— Просто интересно стало, — совсем покраснел парень. — Я не скажу никому, ты не переживай, — лепетал он еле слышно, на что я покачал головой.

— Меня это абсолютно не волнует. Не парься.

Наглая ложь. Напускная бравада. Не знаю, как повел бы себя, если бы друзья оказались гомофобами. Если бы понесли дальше. Если бы засмеяли. Мне вообще в этом плане очень повезло с окружением, потому что никто и никогда не ставил меня в неловкое положение из-за ориентации. А может, это просто я такой человек, которого бесполезно стыдить, пытаться приструнить или что-то доказывать. В любом случае подруги для секса в тот момент я лишился раз и навсегда. Она затаила обиду и прежней дружбы между нами больше не стало. Зато с Ростиславом я начал видеться чаще, и наши вечерние посиделки под пиво превратились даже в какую-то обыденность.

Я не тот человек, который будет сидеть дома и зубрить пройденный институтский материал в унылом одиночестве квартиры, полной тишине и с дополнительными берушами, чтобы, не дай бог, кто-то побеспокоил. Со школы новый материал давался легко, я запоминал сказанное на уроках быстро и дома ничего не учил. В своей новой, самостоятельной жизни я хотел поступать так же и был уверен, что преуспею, как и прежде. Но на смену дождливой осени пришла холодная зима, и вставать по утрам стало совсем невмоготу не говоря уже, что после прогулов запоминать мне было нечего, нагонять материал самостоятельно, естественно, никто не собирался, но, вдохновленный своей свободой и изрядной долей пофигизма, я не подумал хоть немного взволноваться и полагался на привычное всем русским авось.

На пару с Ростиком мы отлично проводили время по вечерам и ночам в общежитии в компании такой же беспечной молодежи. Старшекурсники наши пропуски не считали чем-то страшным или просто подшучивали над нами таким образом, а мы и рады были стараться, напиваясь до неспособности связно разговаривать, и утром, вместо того чтобы идти на занятия, сладко спали на соседних кроватях.

С Таей я практически не общался в силу того, что она на меня была обижена из-за поездок к Костику, которые, к слову, продолжались с завидной регулярностью. На парах и в перерывах мы сидели врозь, хотя Яна все чаще поглядывала в нашу сторону и сбегала от подруги с нами в курилку. Девушка иногда проводила с нами вечера, пытаясь наставить на путь истинный и донести до нас мысль, что прогулы ничего хорошего не сулят. Но чаще всего именно мы оказывались более убедительными, и под утро Яна засыпала вместе со мной.

Можно себе представить, какие слухи поползли по потоку, стоило нам лишь однажды необдуманно заснуть пьяными на одной узкой койке, а потом вместе выйти в секцию, растрепанными, помятыми и полуодетыми. Даже Ростик подумал, что мы переспали, и решил обидеться.

— Ты же знаешь, она мне нравится, — бубнил он, когда мы шли в курилку возле университета. — Мог бы держать себя в штанах.

— Ну и подкатил бы к ней давно, — закатывал я глаза. — Чего теряешься?

— Я подкатывал. Она сказала, что не готова ни к отношениям, ни к сексу по дружбе, а к тебе в постель слету сиганула. Ты их там прикармливаешь, что ли, как рыбу в озере?

— Да не трахались мы, просто заснули.

— Точно?

— Мне хватает секса, поверь.

— С Костиком? — сощурился на меня друг.

— Надеюсь, к нему ты не ревнуешь?

Ростик на это фыркнул, а я улыбнулся, потому что на тот момент уже был в предвкушении от поездки к любовнику. И именно так его и можно было назвать, ибо отношений между нами не было. Я говорил уже, что не умею читать между строк и намеков не понимаю? Так вот, я считал, что с Костиком мы просто любовники и не более.

Мне казалось, что романтика, нежность, желание просто держать за руку или смотреть фильмы всю ночь напролет — те самые признаки настоящих, искренних чувств. А вот поездки с определенной частотой через весь город, чтобы прогуляться вокруг дома, попить пивка и закончить вечер в постели — совершенно не то, что можно назвать отношениями. Не знаю, что чувствовал ко мне Костик, да и мне, по сути, было все равно, но казалось, я для него тоже просто парень для секса.

Чаще всего мы встречались на улице, он был в компании своих друзей, которые искоса на меня поглядывали, пили пиво или просто гуляли неподалеку. Я особого участия в разговорах не принимал и сам для себя выглядел бесплатным приложением к журналу «Мурзилка». Видимо, такой же молчаливой тенью считали меня и друзья Костика, даже не стараясь втянуть в разговор или завязать со мной дружбу. Уж не знаю, что им про меня рассказывал любовник, какое мнение у них сложилось обо мне, об этом мне никто не докладывал, а я не спрашивал, потому что ждал именно происходящего в закрытой комнате на седьмом этаже, а не прогулок в сырую погоду с совершенно незнакомыми мне и чужими людьми.

Секс с Костиком в то время мне нравился, я ведь был неискушенным, испуганным и неуверенным в себе, хотя, возможно, со стороны так и не казалось. Его постоянные рутинные ничем не отличающиеся между собой ласки были именно тем, что доктор прописал, чтобы научиться испытывать удовольствие от анального секса. Без капли агрессии, настойчивости и завышенного самомнения Костик был именно тем партнером, которого можно изучить, подстроить под себя, прервать посреди секса, если что-то не нравилось, расспрашивать о гигиенической составляющей без страха быть осмеянным.

Единственное, мне не нравилось вести себя в его комнате тихо, не выходить оттуда после и пользоваться салфетками, вместо того чтобы принять полноценный душ. Если же мы приезжали ко мне, парень сильно стеснялся, вел себя молчаливо и скованно, секс получался быстрым, и без того скудная, приевшаяся прелюдия сводилась на нет: меня просто раздевали, поворачивали к себе спиной и трахали.

Такое положение вещей в конечном итоге меня начало напрягать. В самом деле, зачем мне преодолевать столько сложностей, терпеть чужих друзей и скучные прогулки, тишину, когда можно смело и эмоционально заниматься сексом у меня? И я неосознанно начал искать ему замену. Конечно, не бросался на каждого встречного-поперечного, предлагая себя, но стал чаще ходить по клубам, где знакомились не только с девушками, но и с парнями, общался и флиртовал со многими, присматривался, интересовался и в конечном итоге нашел искомое. Только немного не там. Немного не так, как планировал. Но результатом оказался доволен.

Приезжать к родителям на выходные никогда не входило в мои еженедельные планы, хоть я и понимал, что они по мне скучают. Возможно, после случившегося, я не особо горел желанием сталкиваться с Лехой на улице, или из-за новых знакомств мне больше хотелось проводить время в познании себя и секса, чем сидеть перед телевизором с родителями, обсуждать мою успеваемость и поведение, но друзья время от времени покидали город, поэтому и я следовал их примеру.

Я общался с мамой несколько раз в неделю по телефону и, естественно, рассказывал сказки об успехах в учебе, сданных контрольных и похвалах преподавателей. Думаю, если бы она узнала о моих подвигах, то упала бы в обморок. Если бы отец прознал о том же, я был бы уже мертв. Но, слава богу, куратор также не сообщала им о прогулах, и мне удавалось дома выслушивать не нотации, а вполне себе комфортно отдыхать.

В начале промозглой зимы, когда снег уже во всю заметал улицы, а градус упал заметно ниже ноля, я следом за друзьями отправился в родные пенаты. Как обычно, залив в благодарные уши отца с матерью россказни об автоматах на первой в жизни сессии, я набрал вкусной маминой еды на неделю, пополнил запасы финансов и благополучно отправился назад на стареньком автобусе.

Я плохо помню, что происходило в те выходные, скорее всего они ничем не отличались от предыдущих, зато обратную поездку запомнил надолго, потому что стоило нам отъехать от родного поселка, как наше транспортное средство сломалось. Мы встали посреди занесенного снегом поля, солнце уже клонилось к горизонту, мороз крепчал, а до ближайшего населенного пункта было еще километров пятьдесят. Водитель разводил руками, пассажиры возмущались, и вся надежда оставалась на следующий автобус, который должен был выехать следом часа через полтора.

Голодный, замерзший и злой народ ждал того рейса с нетерпением, курил не переставая и громко материл дураков, отпускающих автобусы из парка в непригодном состоянии на дальние расстояния. Я не отличался от большинства и мерил шагами в длину наш транспорт вдоль обочины, стараясь согреться, и вглядывался вдаль в ожидании того самого следующего автобуса.

Появился он, когда уже смеркалось, я обзвонил всех друзей и пожаловался на жестокую судьбу, ноги околели, а в пачке осталась пара сигарет. Злиться на водителя устал не только я, но и собравшиеся, мы просто молча выстроились в небольшую очередь и замерли в ожидании, когда высокий длинный автобус поравняется с нами.

Я влетел в него одним из первых и прошел вглубь салона вдоль ряда кресел в поисках свободного места и желательно рядом с радиатором, но, к сожалению, тот оказался забит под завязку, и нашей небольшой замерзшей компании пришлось расположиться прямо в проходе. Я замер возле темноволосого парня, который с интересом поглядывал на вновь прибывших с улицы, оперся о его кресло и поплотнее закутался в пуховик. Автобус тронулся. Мы поехали дальше.

— Замерз? — внезапно спросил он, рассматривая меня в полумраке салона.

— А как ты думаешь? — закатил я глаза. — Как мы там не обратились в лед за два часа, поражаюсь.

— Ого. Могу чай предложить. Будешь?

— Как ты себе это представляешь? — покосился я на него, совершенно не горя желанием расплескать на себя кипяток. Но молодой человек был невозмутим и протянул мне термокружку с клапаном.

— Держи. Я не пил, если что. Взял про запас.

Мне этот запас пришелся по душе, и совершенно фиолетово пил он из нее или нет, потому что на тот момент горячий чай был как нельзя кстати. Я с удовольствием отпил приятный на вкус и умеренный по сладости напиток и закрыл глаза, ощущая, как внутренности медленно оттаивают и по конечностям разливается тепло.

Добродушный парень представился Андреем, рассказал, что занимается с детства боксом, ходит в школу олимпийского резерва и учится в моем же университете, только на факультете физкультуры. Я и предположить не мог, что для этого нужно учиться в университете, и пожалел, что нет возможности рассмотреть его при свете и оценить спортивное телосложение.

Мы разговорились с ним и даже не заметили, как преодолели половину пути до города, пока автобус не остановился и мужчина из соседнего кресла не попросил пропустить его к выходу. Остановка предполагалась недолгой, но я все же поспешил на улицу для перекура, а Андрей остался стеречь наши места. По возвращении мне предложено было сесть у окна, и я, совершенно ничего не подозревая, взобрался на небольшую ступень, схватившись за полку для вещей над собой. Но стоило мне лишь на несколько секунд зависнуть над коленями Андрея, как на моей пятой точке тут же оказались две широкие ладони и недвусмысленно сжали ее.

Удивленно замерев и подавив удовлетворенный смешок, я позволил парню усадить меня на сиденье и вопросительно уставился на него, совершенно не чувствуя возмущения. Смуглый привлекательный Андрей соблазнительно улыбался мне в свете мелькавших за окном уличных фонарей, а одна его наглая рука начала гладить меня по колену.

— Как ты понял? — тихо спросил я, чтобы никто из пассажиров не смог нас услышать.

— А я видел тебя в «Лунной Сове» пару раз, — поведал он по секрету и облизнулся. Он говорил о том самом клубе, где я ни раз бывал и пытался там с кем-то познакомиться. — Ты был тогда не один, поэтому не рискнул подойти, но теперь упустить возможность не хочу.

— Ах вот оно что, — прикусил я губу, позволяя его руке скользнуть выше по моему бедру. — Как же тесен мир.

— Ты даже не представляешь насколько, — сверкнул он на меня глазами в сумраке, а мои мысли моментально переметнулись на содержимое его ширинки.

Мы приехали в город ближе к девяти вечера. Андрея на вокзале встречали друзья, и парень предложил меня довезти до дома. Безусловно, я согласился и с удовольствием юркнул в тесный салон жигулей пятнадцатой модели. Все в компании оказались спортсменами и бурно обсуждали по дороге предстоящие соревнования. Я же не особо мог их рассмотреть в темноте, да и в разговоре не принимал участия, потому что совершенно ничего не понимал в боксе. Когда мы поравнялись с моим домом, Андрей вызвался оказать сопровождение, и я не стал отказываться. Не знаю, с какими намерениями он сворачивал ко мне во двор: возможно, действительно просто проводить, взять номер телефона или попить пивка на скамейке у подъезда — только стоило нам подойти к невысоким ступеням у железной двери, как я сам позвал его себе. Андрей согласился без промедлений.

Поднявшись на свой этаж пешком, я пропустил внезапного гостя в квартиру, а сам запер дверь. Но стоило мне повернуться к нему лицом, как тот мягко прижал меня к стене и приблизился к губам. От него пахло каким-то шампунем и мятной жевательной резинкой, тело источало жар и уверенность, отчего я и не подумал отстраниться и позволил себя поцеловать. Твердые губы тут же раскрыли мои, и уверенный язык ворвался в рот, жесткая темная щетина слегка покалывала, привкус жвачки делал поцелуй вкусным. Наглые руки поползли по моей спине вниз и сжали задницу. Я обнял его за шею и зажмурился от удовольствия, отдаваясь наслаждению и совершенно незнакомому мне парню. Тот отстранился и пристально взглянул мне в глаза:

— Иди в душ, — сразу определил мою позицию наглый Андрей.

Но меня в то время устраивало быть в пассиве, поэтому я соблазнительно улыбнулся ему, предложил чувствовать себя как дома, а сам отправился в указанном направлении. Волновался немного, стаскивая с себя одежду и настраивая воду в душе, но абсолютно не по тому поводу, о котором думают многие. Меня мало волновало, что мы мало знакомы, что он мог оказаться вором, больным СПИДом, насильником или еще каким маньяком. Мне хотелось произвести на него положительное впечатление и получить отменный секс, потому что парень выглядел более чем темпераментным.

Выбравшись из ванны и обмотав бедра полотенцем, я поспешил в комнату, где у окна стоял Андрей, скрестив руки на груди, и смотрел вниз на дорогу. Без куртки и свитера, в одной футболке, он действительно имел спортивное телосложение. На руках и груди под тонкой тканью проглядывались мускулы, крепкий зад обтягивали синие джинсы, на шее поблескивала в тусклом свете лампы золотая цепь.

Он обернулся и расплылся в улыбке, также рассматривая мое полуобнаженное тело, покрытое капельками воды, и от этого взгляда я ощутил легкую дрожь и новый приступ волнения. Андрей отступил от окна и стянул с себя футболку. Теперь я по достоинству оценил его накачанное тело, покрытое густыми черными волосам, в то время как мое было более гибким и гладким. Он направился ко мне и протянул было руку, но я внезапно отступил, потому что его маневр показался мне слишком напористым.

С Костиком я не привык к настойчивости, силе и темпераментности. У нас все было спокойно и размеренно, в то время как Андрей явно намеревался брать быка за рога, но я был к этому немного не готов. Смущенно улыбнувшись и завязав полотенце на бедрах покрепче, я откашлялся и тихо сказал:

— Давай не будем торопиться.

— Ты новичок? — тем не менее потянул меня Андрей к разложенному дивану.

— В некотором роде.

— Не волнуйся, все нормально будет. Ложись на живот, — указал он мне на сиденье дивана, я же закатил глаза. Вот и не торопимся. Андрей усмехнулся и погладил меня по спине, отчего по телу снова пробежал сонм мурашек. — Массаж тебе сделаю, чтобы ты расслабился.

Недоверчиво на него покосившись, я все же улегся на живот, примерно прикидывая, какой на самом деле будет массаж, но Андрей действительно оседлал меня, откинул подушку на пол и велел вытянуть руки вдоль тела. Я так и поступил, продолжая чутко следить за ним и пытаясь расслабиться, как он велел.

Парень провел ладонями вдоль спины, сначала просто поглаживая, а потом принялся разминать мышцы. Сперва взялся за плечи, затем спустился к лопаткам и пояснице. Помассировал болевшие места, каким-то чудом определив их местоположение, миновал ягодицы и взялся за ноги. Его движения были четкими, плавными и уверенными. Он точно знал, что делал, и именно потому спустя какое-то время я начал расслабляться и доверился ему.

Получаемый кайф можно было сравнить только с сексом. Кожа под его пальцами становилась горячей, мышцы больше не были скованы, суставы перестали хрустеть, из головы выветрились тревоги и подозрения, в голове зазвенела пустота, и мне даже показалось на мгновение, что я отключился.

— Вас, спортсменов, специально этому учат? — заплетающимся языком поинтересовался я, заставив глаза разомкнуться.

— На курсы хожу, — услышал улыбку в его голосе и тоже улыбнулся, снова сомкнув глаза.

И когда я уже был готов погрузиться в расслабленную негу, что-то в движениях парня поменялось. Я даже не сразу понял, что он коснулся меня не пальцами, а губами. Затем языком. Провел им вдоль позвоночника вверх к лопаткам, и тело словно пронзил удар тока. Я застонал и выгнулся навстречу его рту, схватился руками за сиденье, а в сознание моем замигали какие-то вспышки.

Руки Андрея не переставали разминать мое тело и поглаживать, но вместе с этим парень касался меня языком и губами, покусывал кожу и посасывал, и не только на спине и шее. Он покусывал меня за загривок, упираясь стояком в мой зад, затем перешел к ушам и обвел языком раковины. Сам при этом издавал какие-то урчащие звуки, а я при каждом его прикосновении дергался и выгибался, хватался за диван и захлебывался воздухом.

Его проворный язык спустился к пояснице и коснулся ягодиц. Словно по мановению волшебной палочки, моя задница сама поднялась выше, чтобы парень мог коснуться ее более откровенно. И Андрей так и поступил: развел половинки и лизнул тугой анус самым кончиком языка. Захлебнувшись удовольствием, я громко застонал и сам себе прикрыл рот рукой, испугавшись собственной несдержанности.

Он вылизывал меня, проникал языком внутрь, щекотал дырочку и начинал все заново. Спускался к яичкам и ласкал их, подрачивал мне, крепко обхватив ствол рукой, а потом проник в зад пальцем.

— Какой ты узкий, — пробормотал Андрей и развел мои половинки шире. — Как удачно я тебя встретил. Такую задницу трахать — одно удовольствие.

Он шлепнул меня по половинке и снова присосался к входу. Я же от возбуждения и наслаждения начал пускать слюни в сиденье дивана, покусывал свои же пальцы и закатывал глаза. Крупный палец проник в меня глубже и пошевелился внутри, словно в поисках чего-то определенного. Медленно он гладил внутри стеночки, надавливал на них растягивая, задевал простату и входил глубже.

Когда к первому пальцу присоединился второй, я настолько размяк, что не ощутил никакой боли. Андрей ловко и безболезненно возбудил меня и подготовил к сексу, разогрел тело и затуманил разум до такой степени, что я готов был дать ему без промедления. Полностью дезориентированный и разомлевший, я даже не заметил, когда парень успел стянуть с себя джинсы и открыть презерватив. Но стоило крупной головке его члена пристроиться к дырочке, как тут же вернулось напряжение.

— Ну чего ты? — погладил меня по пояснице Андрей и склонился, чтобы поцеловать между лопаток. — Я не спешу, — говорил он, а сам постепенно входил в меня, ощутимо растягивая проход.

Это был именно тот момент, когда от проникновения из глаз посыпались искры. Это настолько было приятно и желанно, что я сам подался ему навстречу и впился пальцами в ягодицы, чтобы он вошел в меня глубже. Андрей был заметно крупнее Костика, опытнее в вопросе секса и обращался со мной смелее. Он убирал мои руки, когда я начинал хвататься за него, мешая двигаться, раздвигал ноги шире и давил между лопаток, прижимая к сиденью.

Его бедра размеренно касались моей задницы, член глубоко проникал внутрь, пальцы раздвигали половинки, чтобы их владелец видел, как растягивается анус. С довольным урчанием и пыхтением парень набирал скорость по мере того, как я снова под ним размяк и прогнулся в спине, полностью удовлетворив его.

— Хороший мальчик, — бормотал Андрей в процессе, но я его не слушал, полностью погрузившись в удовольствие.

Подмахивая задом навстречу его толчкам, взял в руку член и принялся себе дрочить, подводя к пику наслаждения, только парень не позволил мне кончить. Он покинул тело и опрокинул меня на бок, затем перевернул на спину и пригнул колени к груди. С Костиком мы никогда прежде такое не практиковали, потому что он попросту не удержал бы мои ноги, а вот Андрею подобное было вполне по силам.

Он взял меня за щиколотки и снова проник в тело до основания, глядя при этом вниз, как расширяется анус под его напором. Я откинул голову и расслабленно закрыл глаза, отдавшись на волю новым ощущениям. В такой позе крупный член парня терся аккурат о чувствительную точку, отчего наслаждение мое увеличивалось в разы. Я сам готов был задирать ноги выше и разводить их шире. Лишь бы это удовольствие не заканчивалось.

Андрей крепко держал меня за бедра и осматривал тело горящим взглядом. Мышцы на его руках и груди были напряжены, вены вздулись, на лбу выступили капельки пота. Он был для меня в тот момент настоящим откровением, и в сравнении с синтепоновыми ласками Костика подарил настоящий взрыв эмоций, эйфорию и восторг. Когда я кончил, то ощутил расслабление и негу во всех конечностях, растекшуюся карамелью лень и радость от знакомства с настолько горячим парнем.

Мы упали на диван, уставшие и мокрые, полностью удовлетворенные, и ни капли не стеснялись друг друга. Мой новый любовник лежал на спине, прикрыв глаза рукой, и пытался отдышаться, а я лег на бок, подперев голову, и рассматривал его. Крупный, коренастый, смуглый Андрей, тщательно следивший за своим телом и явно знающий себе цену. Пах у него был аккуратно подстрижен, в подмышках волосы отсутствовали вовсе, да и на груди, казалось, росли в определенном порядке.

Криво усмехнувшись и погладив его по животу, я поразился тому, насколько легко могу чувствовать себя рядом с ним. Он не глядя подгреб меня к себе и крепко обнял, закинул руку за голову и только тогда открыл глаза. Довольно улыбаясь, Андрей обвел взглядом мое лицо, скользнул по телу и между тем сжал одну ягодицу рукой.

— Не зря ты мне в клубе приглянулся, — нагло заявил он и теснее прижал к себе. — Конечно, немного удивлен, что пассив, но иначе у нас возникли бы проблемы.

— Почему удивлен? Это плохо?

— Да нет, просто обычно у меня мальчишки помельче.

— Мы еще увидимся?

— Естественно, — хмыкнул Андрей. — Такую задницу отпускать нельзя. Только мне завтра с утра на тренировку, поэтому у тебя остаться не смогу.

Я и не был против. Наоборот, нужно было самому наутро попасть на пары перед сессией, отмыться теперь от смазки и спермы и хорошенько выспаться. Андрей практически не прекращал меня целовать, пока одевался. Прижимал через каждый шаг к стене, пока шли по коридору к входной двери. И снова основательно облапил в прихожей, не забыв скользнуть наглыми пальцами в сокровенные места. А захлопнув за ним дверь, я самодовольно улыбнулся, сжимая в руке телефон, где сохранил номер нового страстного любовника. Моя жизнь принимала увлекательный оборот и грустить по этому поводу я, конечно же, даже не думал.

Зима в том году выдалась суровая, как в далеком детстве, с обильными снегопадами и метелями. Дороги расчищали с трудом, вдоль них и тротуаров коммунальные службы нагребли высокие горки, а ближе к Новому году ударили сильные морозы. Помню, тогда транспорта на улицах резко поубавилось, потому что лишь немногие сумели завести машины. Автобусы также ходили единицами и многие до университета добраться не могли.

Я ходил пешком. Вернее летал до универа и обратно, потому что по такому холоду находиться на улице было совершенно не в кайф. Хоть я и любил всегда зиму и с наслаждением слушал скрип снега под ногами, с блаженством ощущал слипающиеся от мороза ноздри, но ноги в джинсах мерзли сильно, да и руки из карманов надолго не достанешь.

Поражался насколько спокойно Янка могла себя чувствовать в пальто, в то время как мы с Ростиком тряслись в курилке подобно осиновым листам. Таиса и вовсе отказалась от пагубного удовольствия на время морозов и отсиживалась в тепле, только это было ненадолго, потому что в здании университета нельзя было остаться навсегда.

— Знаешь, у нас на этаже еще неплохо, — рассказывал друг, шмыгая носом, об обстоятельствах жизни в общаге, — а у них там стены инеем покрылись и пар изо рта валит.

— Жесть. Вообще, что ли, в комнатах не топят?

— Да хрен их знает. Девчонки к нам бегают, а коменда полоумная их обратно гонит, прикинь. Может, ты их к себе заберешь на недельку, пока не потеплеет чутка?

— Я бы с радостью, — пожал плечами, представляя, как воспримет это предложение Тая. — А они согласятся?

Как я и предполагал, Таиса показала мне средний палец, заявив, что у нее уже появился надежный человек, готовый приютить и обогреть. Янка же собрала вещи с радостью, но только вместе с Ростиславом. Я был совершенно не против подобной компании, да и отказ бывшей подруги только рассмешил. Тем же вечером мы заселились ко мне всей компанией. Естественно, набрали спиртного, простой закуски и встречали рассвет прозрачного морозного утра.

О какой учебе могла идти речь? Ну какая учеба, когда рядом красивые парни и девушки, море спиртного, пустая квартира и молодость во всей красе? Никто не думал о сессии, никто не выполнял домашние задания, и на пары мы ходили через раз. Все виделось доступным, легким и простым. Казалось, что завтра обязательно мозги встанут на место, завтра мы возьмемся за ум, завтра случится нечто, что сделает нас сверхумными и готовыми к любым поворотам судьбы. А пока нам нужно только гулять и радоваться жизни. Чем мы и занимались с утра до ночи: гуляли, пили и веселились.

Так как у меня жили друзья, пришлось их знакомить с Андреем, действительно пожелавшим продолжить общение. Я был несколько удивлен, что спортсмен не прочь вливать в себя водку наравне с нами, и очень порадовался его добродушному отношению. Узнав, что я спасаю друзей от общажного холода, он в первые же выходные предложил сходить в клуб, а потом съездить с его шумной компанией на шашлыки в загородный дом.

После начала трудовых будней на месте Андрея образовался Костик, наконец-то за долгое время пожелавший провести вечер с моими друзьями. Выпивал не в таких количествах, как мы, и вел себя намного скромнее второго моего любовника, но все же проявил себя как вполне компанейский парень нестрадающий косноязычием.

— Какой же ты кабель, Фелька, — качала головой Янка, когда мы с ней вдвоем выходили покурить в подъезд.

— У меня молодой растущий организм со своими потребностями, — разводил я руками и усмехался. — Почему я себя должен в чем-то ограничивать? От жизни нужно брать только лучшее.

— Но должны же быть какие-то рамки? А если они узнают друг о друге?

— Ну и что? Они знают, где выход, и я никого не держу.

— Ты их совсем не уважаешь?

Я не задумывался тогда об этом, потому что не считал наши отношения чем-то серьезным. Не считал, что делал что-то неправильное или выходящее за пределы разумного. Мне хотелось секса с парнями. Разного секса. И я его получал. Спокойный и размеренный с одним партнером и бурный, эмоциональный с другим. Я не старался их привязать к себе, не навязывался сам, не морочил голову о будущем, доверии, ревностью. Просто гулял, как говорят об этом люди более старшего поколения. И мне казалось странным, отчего другие гулять так же не хотят.

Возможно, потому, что оба моих партнера не до конца меня удовлетворяли, я и пытался найти подобным образом компенсацию. Андрею не хватало сдержанности, а Костику уверенности. Знаю, что любовников сравнивать нельзя, но невольно именно это и делал, когда оставался с ними наедине.

После хоть малюсенького глотка спиртного некоторые люди начинают меняться и восприятия их организма тоже. Внутренняя сущность, скрытые мысли, тайны, мнения — все это часто всплывает, стоит только человеку принять на грудь. Мои парни также менялись в постели после наших вечерних посиделок.

Щепетильный до чистоты метросексуал Андрей под алкогольными парами становился слишком жестким, а учитывая его размеры достоинства, мне приходилось несладко, и я часто останавливал секс, чтобы отдышаться и проверить зад на цельность. Костик в таком же состоянии становился вялой, сонной мухой, терял возбуждение, и в конечном итоге сам просил меня лечь спать. В обоих случая я оставался неудовлетворенным, и такое положение вещей меня совершенно не устраивало.

Все замечательно и прекрасно, пока не появляется опыт, предмет для сравнения и неудовлетворенное желание. Куча «если бы» моментально всплывает наружу, придумываются отговорки, встречи перестают быть долгожданными, а когда на экране телефона появляется имя партнера, вместо того, чтобы радостно ответить, выключаешь звук.

Первая зима в городе стала для меня показательной и в первую очередь в плане обучения. Дебютную сессию, естественно, мы всей нашей маленькой компанией благополучно завалили. Но надежду в нас вселяли более опытные студенты и велели уповать на будущий семестр.

Насколько же у преподавателей крепкие нервы и терпение, потому что иначе работать в системе образования просто невозможно. Я сужу по себе, и такого горе-ученика давно бы отчислил, но они находили в себе силы терпеливо выслушивать мой бред о причинах прогулов и объяснять смысл фразы «сначала ты работаешь на зачетку, а потом зачетка работает на тебя». Все было легко и просто, только наши своевольные мозги и невыветрившийся максимализм не позволяли мудрой информации достигнуть центра сознания. Все эти нравоучения нам казались совершенно ненужными. Мы прекрасно знали, что нам и как делать, без подсказок старых перечниц, не сумевших сделать карьеру в жизни, кроме преподавательской.

Это сейчас я все понимаю и знаю, как нужно было сделать, сейчас я бы точно так же молодому глупому пацану рассказывал про посещения и будущую работу зачетки, но тогда проще было поговорить со стеной. Результат оказался бы таким же. Мы делали скорбные лица, кивали, угукали и уверяли, что исправимся, но стоило на первой страничке появиться подписи преподавателя, как все моментально забывалось, и мы неслись по коридорам дальше с совершенно пустыми головами.

Что я действительно осознал той своей первой самостоятельной зимой — я не хочу быть в пассиве. Эта роль хоть и приносила немалое удовольствие все же оказалась не для меня. Сидя на узком подоконнике у окна вечерами и глядя на пробегающие внизу машины, я думал о том, что, возможно, мне банально не попался тот парень, с которым мне бы было комфортно. Думал о том, как мне следует поступить в данной ситуации и как на мое предложение поменяться отреагируют партнеры. Почему-то я не представлял свое будущее с ними, но все же волновался, когда решился-таки заговорить об этом.

Первым на очереди оказался Костик, с которым планировалась встреча в будущие выходные. Я позвонил ему накануне, глотнув предварительно пива для храбрости и замерев перед открытой форточкой с сигаретой в зубах. Парень долго не брал трубку, и я уже думал скинуть, когда послышался его сонный слегка гнусавый голос:

— Алло?

— Привет, Кость. Ты случайно не заболел?

— Не-а, просто спал. Ты раньше приехать решил или почему звонишь?

— Поговорить хотел с тобой, — сглотнул я и сбил пепел в форточку. — О нас.

— А с нами что-то не так? — слишком напряженно спросил он, но почему-то я не обратил на это внимания тогда.

— Вернее, даже о сексе. Я не хочу больше быть в пассиве.

В этом весь я. Был и есть. Никакого тебе предисловия, подготовки и намеков. Сразу вопрос ребром или в лоб. А че тянуть и топтаться вокруг да около? Что-то волнует — скажи. Не знаешь — спроси. Не пробовал — так вперед и с песней.

— Не понял, — даже закашлялся Костик. — Ты предлагаешь мне под тебя лечь?

— Считаешь это чем-то позорным?

— Думаешь, раз ты крупнее и у тебя больше, значит тебе и роль актива?

— Я сейчас не понял, — ошарашенно хлопал глазами, даже забыв про сигарету, зажатую в пальцах. — Это же не способ поставить тебя на место.

— А мне кажется именно оно.

— Если у тебя какие-то комплексы, то не нужно их проецировать на мне, — рыкнул я.

— Заднеприводный у нас ты, Лекс.

— Что?!

— Хоть ты и клевый, но я становиться таким же не собираюсь.

Сказать, что я был в шоке, — ничего не сказать. Я даже подумать не мог, что Костик такого мнения обо мне. Оказывается, мое положение пассива для него было унизительным, при этом трахаться со мной всегда бежал первым. Выяснять причины подобного отношения, расспрашивать и докапываться до истины я не собирался ни за какие коврижки. Мое чувство собственного достоинства, с трудом восстановленное после Стаса, снова грозило свалиться в пропасть и там разбиться на новые осколки. И все из-за какого-то придурка, который даже членом пользоваться не умел.

Мнение о Костике, сложившееся еще в первые минуты, когда я переступил порог его квартиры, оказалось верным. Я был для него всего лишь красивый подарок в простоватой обертке, лакомый приз, позволивший занять ведущую позицию и хоть ненадолго ощутить себя самцом. В тот момент я решил, что больше не позволю ему самоутверждаться за мой счет.

— Не звони мне больше, — спокойно ответил я ему в трубку. — Не хочу иметь с тобой ничего общего.

Все знают, как питаются студенты? Правильно. Никак. Я тоже никак не питался от слова совсем. Исключение составляли бутерброды и чай. Утром завтракать было некогда, да и не хотелось особо. В обед чаще всего был в университете, и там спасала столовая. Дома готовить было не для кого. Что мне одному надо для счастья? Пиво, чипсы и сигареты. И только когда собиралась большая компания, девчонки нам готовили что-нибудь вкусненькое.

После разговора с Костиком я пребывал в какой-то прострации и не особо представлял, как проведу теперь свои выходные, потому что друзья разъехались по своим деревням, и я остался один. Положение спас Андрюха, позвонивший в субботу утром в надежде застать меня дома.

— Ты любишь борщ? — внезапно спросил он.

— Конечно.

— Тогда готовь кастрюлю.

Не сразу понял сие загадочное предложение, но все же отыскал подходящую посуду и вовремя, потому что всего через каких-то полчаса на моем пороге материализовался Андрей с двумя огромными пакетами из супермаркета наперевес. Раскрасневшийся после мороза, в спортивной шапке и с сияющей улыбкой на лице он шагнул через порог и сразу потянулся за поцелуем.

Прикоснуться к его твердым холодным губам было для меня уже привычно и нисколько не стеснительно. Углубив поцелуй и с удовольствием встретившись с его горячим языком, я ощутил вкус мяты и мысленно хмыкнул, насколько привык к этому парню. Интеллектом он не блистал, хотя философию мы с ним и не обсуждали, но все же после секса чаще всего бестолково пялились в телевизионный ящик или слушали музыку. Таким я своего возлюбленного не представлял, потому и не строил планов на Андрея, но его внезапное желание накормить меня борщом заставило задуматься: а как он относится ко мне?

Разобрав пакеты, я обнаружил мясо, овощи и молочные продукты. Шутливо поинтересовался, не собирается ли он осесть у меня. На что парень сверкнул глазами и загадочно ответил, что подумает.

В приготовлении серьезных блюд я никогда участия не принимал и плохо представлял, что за чем следует. А вот Андрей ножом владел уверенно, да и по кухне перемещался словно бывал здесь не первый раз. Мне поставили задачу почистить картошку и нарезать капусту, но, когда увидели, как именно я это делаю, ужаснулись:

— Ты готовить совсем не умеешь?

— А зачем? — пожимал я с улыбкой плечами. — Пиццу заказать проще.

— Просто не жил с оравой парней. Давай я покажу.

И он встал у меня за спиной, взял мою руку с ножом и принялся ею тонко шинковать капусту. Ощущения были немного странные. Спортивный Андрей хоть и был шире в плечах и мощнее в груди, все же ростом мне уступал, поэтому ему пришлось прижаться со спины вплотную. Он двигал моей рукой и говорил, какого именно эффекта нужно добиться, а я слушал и поражался тому, насколько приятно ощущать себя в паре. В том моменте не было ничего интимного, и сексуальный подтекст не сквозил, и все же я затаил дыхание от нашего положения и ситуации в целом.

Отступив на шаг, Андрей велел попробовать продолжить самому, и под его пристальным взглядом, смущенно хмурясь и немного вспотев, я отрезал пару кусочков и вопросительно на него взглянул.

— Умница, — потрепал он меня по волосам и, поцеловав в скулу, вернулся к своим обязанностям, а я продолжил начатое дело.

По кухне плыл невообразимо приятный запах, всем знакомый с детства. А приготовленный своими (ну почти своими) руками борщ был намного желаннее и вкуснее даже маминого. Я с нетерпением кружил вокруг плиты, пока Андрюха закидывал последние ингредиенты и солил, когда раздался дверной звонок, заставивший нас двоих повернуть головы в сторону коридора.

— Ты кого-то ждешь?

— Вообще-то нет, — пожал я плечами. — Пойду, гляну кто там.

Открыв дверь и увидев на пороге никого иного, как Костика, я ощутил жар, стремительно окатывающий тело. Сердце ухнуло в груди и заколотилось с такой силой, что зазвучало в ушах. У меня, кажется, даже колени затряслись от неожиданности, потому что представлять своих парней друг другу я не планировал.

— Привет, — еле заметно улыбнулся мне парень. — Ты не брал трубку. Я звонил несколько раз.

— Ты ожидал иного? — постарался я взять себя в руки и не показывать своего волнения. И да, я видел несколько пропущенных от него, но перезванивать, конечно же, не собирался.

— Знаю, что обидел тебя своими словами, но у меня в жизни кое-что произошло, — опустил он глаза в пол, начав теребить кнопки на пуховике, — поэтому твое предложение воспринял в штыки. Но потом подумал, — снова взглянул он на меня, — почему бы и нет.

Не знаю, как повернулась бы моя жизнь, если бы я оказался в тот момент один дома, если бы не встречался сразу с двумя парнями, если бы вообще уехал в деревню вслед за всеми остальными своими друзьями. Но если бы да кабы во рту росли грибы, то это был бы не рот, а целый огород. И я был бы не я.

— Лекс, кто там?! — вопрошающе крикнул Андрей из кухни, и Костик мгновенно насторожился.

— Ты не один?

— Нет, — покачал я головой, и буквально через секунду подошел мой спортсмен и словно специально обнял за талию.

— Привет, — улыбнулся Андрей, глядя на внезапного гостя, постепенно менявшегося в лице. — А мы борщ варим.

— Это мой сокурсник, — заплетающимся языком выдавил я. — Он пришел за лекциями, — взглянул я в упор на Костика, — но я тетрадь уже отдал другому. Извини.

Мне на секунду показалось, что парень разревется — так блеснули внезапно его глаза. Но он быстро взял себя в руки, выдавил улыбку и кивнул мне на прощанье:

— Что ж, всего хорошего.

Борщ оказался отменный, и мы отлично поужинали в тот вечер с Андреем. Несмотря на внезапный приход Костика, неловкости между нами не возникло, и любовник не потребовал объяснений относительно встречи. Я же заперся сразу после этого в ванной, чтобы умыться холодной водой и привести себя в чувства. Все же в подобной ситуации оказывался впервые и перенервничал из-за возможного конфликта между парнями. Удивительно, что ни первый, ни второй не стали задавать лишних вопросов, не учинили скандала и не набили мне лицо, хотя я это, безусловно, заслужил.

Оставив на несколько минут Андрея одного на хозяйстве, я решил сбегать за водкой, чтобы успокоить нервы и заодно перекурить. Боялся, что во время своего малодушного побега из дома встречу Костика, но того уже и след простыл. Быстро покурил и взбежал на свой этаж запыхавшийся. Любовник недовольно поморщился от запаха сигарет и обозвал пепельницей, но от водки не отказался и заметно разомлел после нее и сытного ужина, приготовленного своими руками.

А потом, естественно, принялся меня целовать и забираться под футболку настойчивыми руками. Вдохновленный ласками и парами крепкого алкоголя, я и сам свободно шарил по его накачанному телу, сжимал мускулы, зарывался пальцами в волосы на груди и спускался к паху, где уже ощутимо наливался желанием могучий член.

— Иди в душ, — пробормотал Андрей между поцелуями и легонько хлопнул меня по бедру.

— Может, на этот раз ты? — осмелев, предложил я.

— Хочешь попробовать сверху? — улыбнулся он мне понимающе.

— Ты же не против, правда? Я буду аккуратным.

— Давай в другой раз? — погладил он меня по щеке, запустил пальцы в волосы и осторожно сжал. — Не волнуйся, сегодня тебя хорошенько расслаблю.

Моему разочарованию не было предела. Я не хотел расслабляться и снова подставлять ему задницу, да и после разговора со старым любовником на душе был неприятный осадок. Но портить нам вечер тоже не хотелось, поэтому, растянув губы в улыбке, кивнул и отправился чиститься.

Вот в чем Андрюха был безусловным мастером, так это в массаже и расслаблении. Он сдержал слово и отменно поработал руками и языком. У меня текла слюна по подушке, как и в первый наш с ним спонтанный секс. Громко постанывая и цепляясь за простыни, я отставлял и высоко поднимал пятую точку, прижимал голову парня к себе ближе, а перед глазами плясали мириады звезд и галактик. Но стоило его каменному стояку проникнуть в меня, как возбуждение почему-то пошло на спад.

Мы не делали ничего нового, и верный своему слову Андрей вел себя сдержанно и внимательно, но меня такое положение перестало устраивать. Я несколько раз просил менять позы, ощущал дискомфорт и постоянно отвлекался. Кончить только от анального секса у меня упорно не получалось, даже несмотря на то, что я отчаянно дрочил. И только после качественного минета с наслаждением спустил любовнику в рот, при этом ощутив досаду и разочарование.

Упавший рядом на диван парень тоже пребывал не в восторге от нашего секса, судя по сосредоточенному и хмурому выражению лица. Возможно, выпитая водка была виной моего состояния или лишние мысли, населявшие голову, только ощущения эйфории и воодушевления, как в первый раз, я не чувствовал.

— Где ты витаешь, Лекс? — тихо поинтересовался Андрей, глядя не на меня, а в потолок.

— Да вроде нигде, — искоса взглянул на него и улегся удобнее.

— Это ведь не однокурсник приходил, верно?

Не в лоб, а в глаз. Вот тебе и нормально отреагировал. Просто вида не подал, что все сразу понял, и мудро не стал портить нам настроение. До сих пор не знаю, как эти двое парней относились ко мне. Любили? Считали, что состоят со мной в отношениях? Просто не знаю, из-за своей невнимательности, беспечности, а возможно и глупости. И мне не было тогда стыдно, больно или неприятно. Видимо, оттого, что я ничего к ним не чувствовал, кроме похоти.

— Нет, — честно ответил я.

— Какой ты оказывается, — усмехнулся Андрей. — Хотя, наверное, в твоем возрасте это и нормально.

— Как будто ты намного меня старше, — закатил глаза.

— За четыре года многое меняется, — серьезно взглянул на меня парень и встал с дивана.

— Ты разве не останешься? — нахмурился я и уселся по-турецки.

— Нет. У меня завтра тренировка с утра.

Ну конечно. В воскресенье-то устраивать тренировки интереснее всего. Но вслух я ничего не сказал и продолжал просто сидеть и наблюдать за ним. Может, если бы я попытался оправдаться или задержать его, ситуация изменилась и парень бы остался, я бы узнал о его чувствах ко мне и сам растекся в желе, у нас бы завязались долгоиграющие отношения, он бы переехал ко мне, мы бы завели кошку и вместе варили борщи ночи и дни напролет. Но подобное могло произойти только не в этой жизни.

Андрей быстро собрался, с улыбкой со мной попрощался и жадно поцеловал на прощанье, как следует припечатав к стене и хорошенько схватив за голую задницу, а потом тихо прикрыл за собой дверь и ушел. Ушел из моей жизни навсегда.

Любой человек — это совокупность событий, произошедших с ним в то или иное время. Ничего не проходит бесследно и делает нас теми, кто мы есть. События бывают значимыми или не очень, запоминающимися или быстротечными, но всегда находят отражение в нашей душе и сознании. Они цепляются за нас, вплетаются, оставляют следы, а порою и раны, но только пережив их, прочувствовав, мы превращаемся в личности.

Иногда приходится непросто что-то осознать, чего-то достичь или добиться своего, переступить через себя, научиться новому, когда не понимаешь сути. Особенно обидно, если жизнь заставляет спотыкаться и падать носом прямо в лужу, но только так она нас учит, и понимание этого, к сожалению (а может и к счастью), приходит не сразу.

Главное, верить, что все проходит и зиму обязательно сменит весна. Любой сезон для того и нужен, чтобы мы научились понимать: одно без другого существовать не способно. Не будет урожая, если земля не отдохнет под дождем и снегом. И мы не научимся ценить друг друга, если хотя бы раз в жизни не потеряем. Моменты затишья необходимы, как и зима каждый год со своими суровыми ветрами, морозами и хрустящим снегом. Белоснежно холодная и леденяще отрезвляющая.

Всем и каждому известно, что после нее непременно наступает весна — бурная, свежая и легкая, как новые отношения или жизненный этап. Вместе с ней в наших жилах начинает бурлить кровь, просыпаются желания и появляются новые силы. Весна несет в себе новизну и жизнерадостность, и люди чувствуют это, неосознанно начиная подставляться солнцу, улыбаться прохожим, просыпаться рано утром с хорошим настроением.

В моей жизни тоже наступила весна. После резкого разрыва отношений сразу с двумя партнерами, мне не пришлось гадать, что я сделал не так и почему от меня отказались. Ответ был очевидным. Но не могу рассказать о безмерных страданиях — их попросту не было. В моей жизни наступило затишье, и ему я был безмерно рад. Наслаждаясь вечерами одиночеством, я посвящал время себе и учебе. Оказалось, я многое пропустил и старался наверстать это перед новой сессией. Друзья заметили смену моего настроения и только порадовались, что взялся за ум и перестал пропадать у своих любовников, забивая на пары.

Размеренное течение жизни сменилось весной, и, конечно же, мы старались чаще бывать на улице вечерами, несмотря на то что погода была не совсем летной. Наша компания постоянно меняла свое число, то сужаясь до количества двух человек, в составе меня и Ростика, то раздуваясь до невероятных размеров. Именно в такой компании малознакомых людей я и познакомился впервые с Машкой.

Яркая фигуристая девушка производила впечатление легкомысленной особы и не только потому, что одевалась и красилась вызывающе. Ее было слишком много: она говорила громко, стараясь вклиниться в любой разговор и внести свою лепту, заразительно смеялась и цеплялась за всех без разбора парней. Меня также не миновала участь ощутить ее хватку, когда она буквально повисла на моей руке, рассказывая невероятно увлекательную и забавную, с ее точки зрения, историю. И я нисколько не удивился, что она улучила момент остаться со мной наедине и пошептаться. Правда, совершенно не такой разговор я себе изначально предполагал.

— Ты, наверное, не помнишь наше первое знакомство? — спросила Машка, заглядывая мне в глаза своими темными, словно горький шоколад.

— Кажется, нет, — улыбался я девушке, висящей на моей руке в буквальном смысле. Она только что раскачиваться на ней не начала, как мартышка.

— Я выступала у вас в КВЦ пару недель назад, а ты подходил с друзьями знакомиться.

Подходил. Да мало ли к кому я подходил, еще и в культурно-воспитательном центре при университете. С началом весны там проходило множество различных мероприятий, и, естественно, в качестве зрителей туда сгоняли студентов. На это время нас снимали с занятий, поэтому мы и рады были стараться хлопать танцорам и певцам, приехавшим к нам не только из глубинки, но и из соседних университетов.

Машка училась в индустриальном колледже на экономическом, играла на фортепиано и мечтала стать артисткой. Видимо, поэтому у нее была такая тяга находиться в самой гуще событий и непременно громко сообщать об этом всем и каждому. Девушка казалась слишком напористой и не вызывала совершенно никакого доверия, хотя на одну ночь вполне себе подходила, на что я и рассчитывал, если бы не ее следующая фраза:

— А правду говорят, что ты гей?

Вот те и приплыли. Я даже оглянулся, дабы узнать, кто это говорит. До меня никакие слухи не доходили и никаких пристальных или любопытных взглядов, обращенных в мою сторону, не наблюдалось. Может, это я был настолько невнимательный, может, распространяющие слухи люди тщательно скрывались, только мне стало неприятно осознавать тот факт, что меня причислили к геям и, исходя из поведения девицы, сбросили со счетов.

— Я бисексуал, — процедил сквозь зубы и стряхнул Машку с конечности.

— Ну слава богу, — ошарашила она меня снова, заставив удивленно на нее воззриться. — Дело в том, что ты очень понравился моему брату. Он даже несколько раз к универу приходил, чтобы познакомиться, но так тебя и не встретил больше.

— Твоему брату? А он откуда меня знает?

— Так он со мной был на том концерте. В сторонке стоял.

— Извини, но я совершенно его не помню.

— Это ничего, — махнула рукой Машка. — Вот познакомитесь, и сразу узнаешь. Ты же не занят в пятницу? Кажется, обещали солнечную погоду.

— Э-э-эм, — только и успел вымолвить я.

— Давай в семь в центральном парке возле памятника Ленину?

От ее настойчивости и безапелляционности у меня даже челюсть отвисла. Меня в жизни никто так не приглашал на свидание: меня просто поставили перед фактом и уже ждали возле пресловутого памятника.

— А позвонить он мне не может? — попытался вразумить девушку. — Чай не в каменном веке живем.

— Да он не позвонит. Макс скромный.

— Как же он со мной знакомиться собирался возле университета? — слетел с моих губ смешок.

— Не знаю, — откинула темные кудри за спину Машка и внезапно засмеялась. — Может, упасть хотел к твоим ногам в обморок.

Представив сию картинку, я засмеялся вместе с ней и почему-то согласился на встречу с совершенно незнакомым мне парнем. Видимо, мне польстило, что он искал со мной встречи, да и имя мне его пришлось по вкусу — Макс.

Погода в середине апреля выдалась теплой, и снег активно таял, оголяя серый асфальт, но вот в парке под сенью раскидистых елей он от солнца прятался и не желал превращаться в холодную воду. От этого возле памятника было не особо жарко и я несколько озяб, дожидаясь неизвестного паренька. Без особого трепета я ждал встречи, в глубине души надеясь, что он все же не придет, и даже подумывал слинять раньше времени.

Но вот от толпы отделились двое ребят и направились в мою сторону. Один — рыжий, коренастый улыбался мне и с нескрываемым любопытством оглядывал с ног до головы. А второй — стройный, черноволосый, скуластый паренек со смущенной краской на скулах и темными, почти черными глазами. Кажется, это и был тот самый Макс, который пытался меня выслеживать около университета.

При ближайшем рассмотрении он оказался поразительно похожим на сестру: смуглая кожа отливала золотом, словно он приехал из тропической страны, волосы слегка вились, видимо из-за своей небольшой длины, губы пухлые, красиво очерченные, да и сам он более чем привлекательный. Я бы сказал, что Макс был очень красивым и видным молодым человеком, несмотря на свой невысокий рост и гибкое телосложение.

— Привет, — прокартавил первым рыжеволосый парень. — Ты Феликс?

— Да, — протянул я ему руку, и мне ее тут же пожали в ответ.

— Сергей. Рад знакомству.

— Взаимно, — улыбнулся я и перевел взгляд на его спутника, глядящего на меня глазами полными надежд. — А ты, должно быть, Макс?

— Да, — выдохнул он и улыбнулся во весь рот. — Ты не помнишь меня?

— К сожалению, нет, но твоя сестра многое рассказала о тебе.

— Надеюсь, не гадости? Она это любит.

— Ну почти.

Мы улыбались, глядя друг на друга, и почему-то моментально стало понятно, что познакомились мы не зря и сразу понравились. Из страха, что я не приду или пошлю его, паренек привел с собой друга, который, к слову, оказался вполне себе дружелюбным, хоть и отпускал время от времени шуточки про геев.

Легко и непринужденно у нас завязалась беседа, и в ней принимали участие все трое. Максим учился в техническом вузе на машиностроительном факультете, а Сергей хотел стать программистом. Оба парня оказались старше меня на два года, хотя по внешности этого сказать было нельзя — они уступали мне в росте и ширине плеч.

Мы обсуждали фильмы и учебу, планы на будущее и особенности наших специальностей. Макс, как и его сестра, мечтал уехать в Москву, только не для того, чтобы стать знаменитым. Он считал, что только там были перспективы и возможности добиться каких-то высот. Жил он пока с родителями, и те не считали нужным отселять своих детей от себя.

— Это удобно, — рассуждал Максим, медленно вышагивая рядом со мной по тротуару вдоль широкого проспекта, — за квартиру платить не нужно, всегда вкусно накормят и постирают, даже до универа подкинут, чтобы не трястись по маршруткам.

— И совсем не хочется самостоятельной жизни? — удивлялся я, привыкший за год, что меня никто не напрягает мытьем посуды, уборкой комнаты и чисткой снега на улице зимой.

— Успею еще.

— Не знаю, — пожимал я плечами. — Мне кажется, что самостоятельно жить проще. Сам себе хозяин, и не нужно ни на кого оглядываться.

— Но у тебя своя квартира. А мне бы пришлось снимать.

— Можно устроиться на работу.

— Я не смогу совмещать ее с учебой. Да и зачем, если с родителями жить проще?

Действительно. Зачем напрягать булки, когда за тебя все делают мама с папой. Я уже тогда придерживался мнения, что отлипать от родного гнезда нужно как можно раньше, и совершенно не жалею, что сделал это, укатив в большой город. Но у Макса была собственная голова, и друг поддерживал его точку зрения, поэтому я не стал настаивать и продолжил наслаждаться вечером.

Когда окончательно стемнело, а улицы осветили желтым светом фонари, мы удивительным образом оказались около моего дома, и Макс вызвался меня проводить до подъезда. В первую секунду его предложение вызвало у меня ступор, ибо подобное, в моем понимании, означало подняться ко мне для продолжения вечера. Но Сергей, судя по всему, не собирался домой, а скромненько отошел к витрине магазина, делая вид, что безумно увлечен драгоценностями в нем.

Меня никогда прежде не провожали до дома. Никогда никто за мной не ухаживал. Никогда никто не приглашал в кино или рестораны. Мне было в новинку, что невысокий скромный парнишка, искоса смотрящий на меня из-за темной челки, спадающей на глаза, без всякого подтекста ждал со мной встречи и теперь хочет, как и положено на первом свидании, довести до двери.

Конечно же, я согласился и моментально забыл про его рыжеволосого друга, топтавшегося у высокого стекла ювелирки. Я судорожно соображал, как себя следует повести в такой ситуации. Будь это девушка, я наверняка предложил ей согреться под моей курткой, чтобы облапить, скорее всего, полез бы к ней целоваться и даже пригласил бы к себе, но с Максимом почему-то этого делать не хотелось.

В смущенном молчании, неспешно, перекидываясь вопросительными взглядами, мы свернули ко мне во двор и мысленно порадовались, что здесь фонари не горели. Наверное, Максим тоже впервые оказался в подобной ситуации, потому что нервно сглатывал и теребил полы расстегнутой куртки, не знал, о чем теперь говорить, и в отсутствии друга чувствовал себя неловко. Усмехнувшись и обругав себя в мыслях, я покачал головой и понял, что пришло время брать ситуацию в свои руки.

Мы затормозили аккурат возле небольшой лестницы, ведущей в подъезд, и я подошел к парню вплотную. Он поднял на меня растерянный, чуть хмурый взгляд, и я увидел, как заходил кадык на его тонкой шее. Добродушно улыбнувшись, я свел полы его куртки и уверенно застегнул до самого горла.

— Холодно. Простудишься.

— Спасибо, — тихо сказал он и постарался улыбнуться. Я же сунул руки в карманы и отступил от него на шаг, позволив тем самым парню дышать ровнее.

— Номер телефона мне свой дашь или так же будем назначать свидание через сестру?

— Ты не пожалел, что встретился со мной?

— Пока нет.

Дрожащим голосом он продиктовал мне свой номер, и я сразу сделал «дозвон», чтобы он записал мой. Наша первая встреча оказалась намного лучше, чем я рассчитывал, и оставила приятные впечатления. Сразу было ясно, что Макс не ищет разовых встреч для секса, ему нужны полноценные отношения, и впервые в жизни я был обеими руками «за».

Стараясь выглядеть более презентабельно в глазах своего нового парня, я образцово ходил на пары и даже не спал на них, записывал лекции. Максим не пропускал ни одной, в отличие от меня, и наставительно повторял таинственные слова преподавателей про будущую работу зачетки на студента. Зимой я бы делать этого не стал, но весной оно само и без проблем просыпалось раньше привычного, и хотелось скорее выйти на свежий воздух, увидеть улыбающихся прохожих и бодрых друзей.

И не зря я парился в универе и писал правдивые сообщение Максу в аське, потому что в один прекрасный солнечный день, выходя из здания главного корпуса, меня на площади ждал именно он. Причем парня я увидел не сразу, это Ростик ткнул меня в бок и указал в его сторону подбородком:

— Не тебя, часом, ждут?

Моему удивлению не было предела, стоило в толпе рассмотреть улыбающееся лицо Макса. Глаза его смущенно опустились, на скулах заиграл румянец, он спрятался за челкой, а мое сердце сделало кульбит и по венам пронесся адреналин. Не разбирая дороги и совершенно не обращая внимания на друга рядом, я направился к парню.

— Привет, — улыбался я ему и рассматривал во все глаза.

— Привет, — ответил он и покосился на Ростика за моей спиной.

— О, это мой друг, Ростислав, — представил я, и парни обменялись рукопожатиями. — Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду. Ты ведь не против? Или занят?

— Совершенно не занят. Зря не написал, я ведь мог и раньше уйти.

— Уже, кстати, хотел, — закатил Макс глаза. — Я тут полчаса стою.

— Я, наверное, пойду, — обратил на себя внимание друг и как-то странно взглянул на меня. Но мои мысли были заняты совершенно другим, и я не придал этому никакого значения. Рассматривая Макса и его ответную улыбку, я даже не заметил, как Ростик исчез, а когда опомнился, то мы сами были далеко от площади университета.

Мне было хорошо с Максимом и интересно. Я не задумывался над своим поведением, какое впечатление могу на него произвести, просто был собой и с наслаждением предавался общению. С самой первой встречи не было ни дня, чтобы мы не виделись с ним или не переписывались. Вечерами гуляли по улицам города, вдыхая ароматы весны, разговаривая обо всем на свете и не о чем конкретном.

У нас даже была своеобразная игра: идти туда, где загорелся зеленый свет светофора на перекрестке. Сколько же мы с ним прошли улиц в то время! Я и не бывал никогда в тех районах города. Макс же, как коренной житель, рассказывал о достопримечательностях, устроив во время свиданий экскурсию по городу. Это было увлекательно, интересно и безумно романтично.

Если на улице припекало солнце, то мы покупали друг другу мороженное, если становилось холодно, то грелись в магазинах и глазели на витрины, обсуждая предметы, лежащие под стеклом. Все происходило постепенно, возвышенно, совершенно по-детски и безумно мило. Одним словом — безупречно. В моем понимании так и должны были начинаться настоящие отношения со всеми прилагаемыми чувствами, нежностью и желанием. И все это я испытывал к Максиму.

В один прекрасный день я проснулся по будильнику, схватил телефон и увидел от него сообщение: «Доброе утро». Мое сердце забилось быстрее, на лицо выползла счастливая улыбка и тогда я понял, что влюбился. Влюбился по-настоящему, трепетно, всем сердцем. В милого паренька с карими глазами и длинной челкой, которую он вечно откидывает кивком головы назад. И мне казалось, что наши чувства непременно взаимны, потому что Макс сам искал общения со мной, часто встречал из университета и гулял до глубокой ночи.

Отличительной чертой Макса было то, что он не пытался затащить меня в постель, не вешался в темных переулках мне на шею и даже намеков никаких на переход в горизонталь не делал. И мне это безумно нравилось. Но естественно, что мы время от времени невзначай касались друг друга, задерживали взгляды на губах, в маршрутке незаметно прижимались, но пригласить его к себе я почему-то не решался.

Обычно мы расходились по домам на полпути, чтобы поровну было идти, но однажды я решил его проводить до дома, и, как мне показалось, парень оживился. У меня не было определенных планов на него, я действовал по ситуации, и тогда даже не сразу понял, почему я вдруг решил это сделать. Мы, как обычно, обсуждали все на свете, а я шарил взглядом по его двору, стараясь найти менее людное и темное место.

Гетеросексуальным парам в этом плане намного проще: не нужно ни от кого прятаться, чтобы приласкать свою вторую половинку, нет нужды скрывать свои чувства, и никто не осудит, если вы вдруг возьметесь за руки. Мне же пришлось по пути нашего следования внимательно осматривать дворы и обойти пару домов вокруг. Спасибо, район, в котором жил Максим, был богатым на закоулки, высокие деревья и кусты без яркого освещения. Но только двор третьего дома удовлетворил моим требованиям, и я довольно повернулся к парню.

— Лекс, мы что-то конкретное ищем? — хитро уставился на меня Максим.

— Уже нашли, — кивнул я, начав наступать на парня, чтобы тот отошел поглубже в тень раскидистой вишни.

— И что же мы искали? — отступал он к стене дома, не сводя с меня глаз.

— Вот это, — понизив голос, ответил я и уперся руками в холодный камень у головы парня.

— Наконец-то, — выдохнул он и обвил руками шею.

Склонившись к нему, сразу нашел его губы своими, а он немедля раскрыл их, чтобы позволить нашим языкам встретиться. Макс прижался ко мне всем телом, крепко обнимая плечи, я же гладил его спину и с упоением целовал, закрыв глаза, отдавшись на волю чувств. Словно путник, жаждущий напиться, он нетерпеливо отвечал на поцелуй, тихо при этом постанывая, зарывался пальцами в мои волосы, судорожно глотая воздух, отрываясь лишь на секунду.

Прижимая парня к себе, я отчетливо ощущал трепет его тела, нетерпение, с которым он за меня цеплялся, и наслаждение, которое получал. От Максима у меня кружилась голова, а в паху росло напряжение. Не скрывая своего желания, я сжал в ладонях его крепкий зад и прижал к своим бедрам. От этого нехитрого действия парня буквально затрясло от желания, и с губ сорвался новый стон.

— Какой ты классный, — шептал он мне, слепо тыкаясь в мои губы. — Какой же ты классный. Лекс, я хочу тебя.

— И я тебя хочу, малыш, — хрипло ответил я, но прервал поцелуй и прижал его голову к груди. — Но здесь мы делать этого не будем.

— А где?

— Можно у меня. Завтра.

Его яркую улыбку я увидел даже в темноте и снова ощутил, как сердце ухнуло внутри. Я склонился к его губам и вновь с наслаждением их поцеловал, властно и без стеснения проникал между ними языком, прижимал паренька к себе и шарил по его гибкому стройному телу. Я был уверен, что теперь он принадлежит мне, что наши чувства взаимны, а желания совпадают. Теперь у меня был возлюбленный, и я хотел только его, и даже если бы разверзлись небеса над нашими головами, нашу будущую ночь я не отменил бы ни за что на свете.

Я очень волновался перед приходом Макса и бежал домой из университета как сумасшедший. По дороге решил заскочить в магазин и, так как парень был не особым любителем пива, купил бутылку вина и какие-то фрукты. В квартире я побросал вещи в прихожей и принялся за уборку. Мое жилище никогда не отличалось чистотой, о чем не раз сетовали не только родители, но и друзья женского пола, однако прежде меня все устраивало и убирался я лишь тогда, когда совсем нельзя было пройти через гору разбросанной одежды, а к столу не подойти из-за стопок тарелок и чашек.

Теперь же я судорожно принялся сортировать одежду. Чистую аккуратно сворачивать и складывать в шкаф, а грязную относил в стирку. Пыль тоже следовало протереть, а еще пропылесосить и помыть посуду. Над разложенным диваном, который служил мне кроватью, я на некоторое время завис, не зная собрать его совсем или просто застелить пледом. Я настолько забегался по квартире, что чуть не забыл сходить в душ, и вовремя успел это сделать, ибо стоило мне выйти в коридор в одних шортах и с мокрой головой, как раздался дверной звонок.

— Ничего себе, — охнул Макс, рассматривая мой обнаженный торс, до сих пор влажный после душа, когда открыл перед ним дверь.

— Проходи, — отступил я в прихожую, довольный произведенным эффектом. А когда парень скромно вошел в квартиру, то оттеснил его к стене, поднял подбородок двумя пальцами и легонько коснулся губ своими. — Привет, — хрипло поздоровался я.

— Привет, — смотрел он на меня огромными сияющими глазами. — Ты еще мокрый, — захихикал он. — Я, кстати, тоже подготовился, — сказал он и тут же смущенно замолчал, залившись краской.

— Тоже немного волнуюсь, — сказал, а сам вспомнил про вино, так и оставшееся на полу в прихожей. — Поэтому купил это, — продемонстрировал я бутылку и кивнул в сторону кухни.

Это был мой первый раз в качестве актива, поэтому руки подрагивали от волнения, когда я открывал вино. Максим скромно рассматривал нехитрое убранство кухни, выглядывал в окно и восхищался видами, видимо, больше не придумав, что еще можно сказать в такой ситуации. Финал нашей встречи был известен, но приступать к сексу немедленно казалось неправильным, да и солнце еще только начало клониться к горизонту.

Выпить нам двоим было просто необходимо, что мы и сделали, почти залпом осушив первые бокалы, так и оставшись стоять посреди кухни. Я смотрел на Максима, а в крови бродило сумасшедшее желание, которого прежде я не испытывал даже к Андрею, хотя считал его красавцем и отменным любовником. Все дело было в чувствах, поразивших мое сердце и душу. Мне хотелось сделать своему парню хорошо, а не просто трахнуть, отсюда и волнение, неуверенность и дрожь, перманентно пробегавшая по телу.

— Лекс, я тебе кое-что сказать хочу... — несмело начал Макс и покрутив бокал в тонких пальцах. Затем выдохнул, словно собрался прыгать в холодную воду, и быстро выпалил: — ...у меня еще не было парня.

Я сглотнул и уставился в свой пустой бокал. Мой мальчик оказался нетронутым. От этого знания у меня даже закружилась голова, потому что подобного подарка судьбы мне еще не преподносили. Начислив нам еще вина, я сделал глоток и постарался припомнить, как вел себя со мной в первый раз Костик, и мысленно похвалил с тем, что все запомнил. Но Максим воцарившееся молчание воспринял иначе и еле слышно промолвил:

— Если ты откажешься, я пойму.

— Почему я должен отказаться? — вскинул я бровь и отставил наши бокалы.

— Возиться со мной долго, — поднял он на меня нерешительный взгляд.

— Глупости, — притянул его к себе и поцеловал в висок. — Не волнуйся, у нас все получится, — на что он улыбнулся и нерешительно прижался щекой к моему плечу, словно кожа могла его обжечь. Только тогда я понял, что мое тело его сильно смущало, и слегка отклонился: — Мне, наверное, следует одеться.

— Нет, — слишком поспешно ответил Макс и покачал головой. Не отрывая от меня взгляда своих темных глаз, он склонился к моей груди и едва ощутимо поцеловал гладкую кожу. — Ты очень красивый. Хочу тебя рассмотреть.

— Тогда мы должны быть в равных правах.

Парень взглянул на меня с недоумением, а я провел ладонями вдоль его узкой спины и зацепил край футболки. Забравшись под нее руками и коснувшись кожи, я ощутил легкую дрожь его гибкого тела и уверенно могу сказать, что Макс затаил дыхание, пока я гладил его спину, параллельно задирая футболку к лопаткам. Он поднял руки над головой и тут же оказался полуголым, нерешительно замерев подле меня.

Как я и предполагал, его тело было практически без волос, косточки ключиц четко очерчены, аккуратные соски напряжены, плоский живот над ремнем узких джинсов подрагивал от судорожного дыхание. Максим первый потянулся ко мне и в смущении спрятался на груди, обхватив дрожащими руками талию. Я же с наслаждением привлек его к себе и зажмурился от удовольствия ощутить тепло его кожи своей.

Вдохнув неповторимый запах темных волос, поцеловал его в висок и задумчиво уставился на закат, окрасивший небо багровыми тонами, давая возможность себе и парню привыкнуть к новым ощущениям, привести ритм сердца и дыхание в порядок, насладиться долгожданным уединением и любовью, впервые посетившей наши трепетные сердца, ведь спешить нам было некуда. Впереди был удивительный, неизведанный мир и длинная весенняя ночь, наполненная страстью и упоением.

Первая любовь, должно быть, не забывается никогда. И я не о детской влюбленности в школе, а о настоящей любви, пробирающей до самой души, заставляющей сердце биться в груди сильнее и мозги плавиться от глупости. Свою первую любовь я очень хорошо помню, словно это было вчера. Своего красивого темноволосого парня с лукавым взглядом и гибким телом, которого постоянно хотелось касаться. И я делал это кончиками пальцев, наблюдая за собственными движениями и его ответной реакцией.

Я с трудом дождался, когда на улице начнет темнеть, лениво целовал его в губы, успокаивающе поглаживая спину снова и снова. Пробовал на вкус тонкую кожу его шеи, проводил языком по ключицам. Он же подрагивал от моих прикосновений и тихо постанывал, постепенно расслабляясь, и больше не краснел, когда я отстранялся, чтобы взглянуть на него.

Стоило первым сумеркам пробраться в мою квартиру, как я взял Максима за руку и повел в свою комнату. Там медленно уложил на разложенный диван, а сам навис сверху, пробегая взглядом по гладкой груди и плоскому животу, задерживаясь на небольших коричневых сосках и оттопыренных в паху джинсах.

Вклинившись между его ног коленом, я склонился к нему и вобрал в рот один сосок, слегка прикусил и обвел языком. Макс тут же вцепился мне в волосы руками, прижался ко мне животом и сладко застонал. Я обнял его крепко, притиснул к себе крепче и ощутил ту страсть, которая с прошлыми партнерами не вырывалась наружу.

Мне хотелось испить его, ощутить внутри, впечатать его тело в свое и оставить так навечно. Я неистово ласкал его языком и губами, оглаживая спину, сжимая крепкий зад, пробираясь между нами рукой, чтобы соединить наше возбуждение. Спустившись поцелуями к его животу, расстегнул молнию на его джинсах и сжал губами через белье головку твердого члена. Не прерывая поцелуи ни на минуту, стянул с него оставшуюся одежду и устроился между ног.

Макс напрягся всем телом и пристально следил за моими действиями, словно ждал оценки его тела. И оно было великолепно, не только своей гибкостью и молодостью, но и минимальной растительностью, которая под трусами отсутствовала полностью. Парень был гладкий, как младенец, при этом имел аккуратный небольшой член идеальной формы. В тот момент мне все в нем казалось идеальным, притягательным и желанным.

Закрыв глаза, я с удовольствием взял его член в рот, обласкал языком и позволил проникнуть в себя до самой глотки. Максим снова цеплялся за мои волосы и восторженно вскрикивал от каждого моего движения головой. Я задевал уздечку под головкой языком и покусывал ее, перекатывал между пальцами поджатые яички и активно отсасывал, ни разу не задев нежную плоть зубами.

— Лекс, — позвал он меня. — Лекс, я сейчас кончу.

Его возглас вернул меня к реальности, и я поднял на него взгляд, пытаясь угадать хорошо это или плохо. Обычно мои партнеры кончали не так скоро и после орального секса мы переходили к анальному, а какие представления были у парня для меня пока было тайной.

— Ты этого не хочешь? — подобрался я к нему и поцеловал его в губы, глубоко проникая языком в его рот и сплетая с его.

— Хочу, — погладил меня по груди Макс, и его ладонь поползла вниз.

Он смотрел на меня, а сам неуверенно гладил мой член через джинсы, словно я мог убрать руку и запретить меня касаться. Он неловко расстегнул пуговицу и ширинку, проник под грубую ткань внутрь и тогда коснулся меня смелее, сжав сильнее и проведя по стволу рукой. Я крепко сцепил зубы, глядя на него и уже понимая, чего именно он хочет.

Приподнявшись с дивана, быстро избавился от одежды и схватил с тумбочки смазку с презервативами. Мое сердце колотилось где-то в районе горла от волнения и перевозбуждения. Мне хотелось, чтобы Максу со мной не было больно, чтобы он получил удовольствие и хотел меня снова. Парень же окинул меня взглядом с ног до головы и, кажется, был удовлетворен увиденным, соблазнительно улыбнулся, сверкнул глазами и перекатился на живот, с готовностью отставив попку.

Я пристроился за его спиной и стал целовать его плечи, взяв при этом его за бедра и прижав к своему напряженному члену. Совершая поступательные движения между ягодицами, я посасывал кожу на его шее, стараясь при этом не оставлять засосы на нежной коже, выцеловывал дорожку вдоль позвоночника вниз, поглаживая пальцем тугую дырочку, теряя при этом голову и сгорая от нестерпимого желания.

Спустившись поцелуями к пояснице, а затем и вздернутой попке, заставил парня устойчивее встать на колени и раздвинуть ноги. Тот послушно принял нужную позу, закусил один палец и уставился на меня через плечо, напряженно сведя брови. Идеально гладкая промежность и упругая попка буквально манили к себе, и рот сам собой наполнялся слюной. Я склонился и лизнул анус, услышав при этом восхищенный вздох.

Раздвигая ягодицы, с упоением вылизывая и проникая языком в узкую дырочку, я прекрасно осознавал какое удовольствие приношу, потому что отлично помнил, как это делал Андрей. Я ласкал его, ненавязчиво подрачивая, расслаблял парня и понемногу принялся проникать в него пальцем. На удивление, Максим не выказал сопротивления и недовольства, мне же первое время было некомфортно от любого вторжения. Парень посасывал свои пальцы, прикрыв глаза от удовольствия, позволяя себя растягивать и рассматривать. Что я и делал, упиваясь открывшейся картиной и нарастающим возбуждением.

Когда мне показалось, что Макс готов, я натянул на себя презерватив, налил побольше смазки на член и приставил головку к проходу. Неспешно, но уверенно, придерживая любовника за бедра, начал проникать в анус и только тогда услышал первые возмущенные стоны. Максим открыл глаза со всхлипом и уперся рукой в мой напряженный живот.

— Стой. Ты больше, чем я думал.

— Я уже почти в тебе, — погладил я его по пояснице и продолжил проникновение.

— Ой-ой-ой, — завопил Макс, уткнувшись лицом в подушку.

Слегка подавшись назад, тем не менее я не остановился, потому что действительно практически проник, к тому же хорошо помнил ощущения и назвать их чрезмерно болезненными язык бы не повернулся. Я был с ним ласков и ни разу не грубым, поэтому настойчиво убрал его руки за спину, развел ягодицы шире и вошел в него до основания.

— Вот и все, — помассировал его напряженную поясницу и дотянулся до плеч. — Расслабься. Ты же явно это умеешь делать.

— Не могу, — простонал парень и повернул ко мне лицо. Его щеки прочертили слезы, дыхание было частым, на скулах ходили желваки от напряжения.

Крепко прижав его зад к своим бедрам, я осторожно переместился и лег вместе с парнем на бок. Подсунул под его тело руку и заставил лечь на меня спиной. Максим подчинился, продолжая часто дышать, жмуриться и вытирать слезы со щек. Проведя ладонями вдоль его гибкого тела, я принялся успокаивающе целовать его плечи, пощипывать соски, спускаться руками к паху, где восстанавливал возбуждение чувственными ласками.

— Ну что же ты такой напряженный, — шептал я ему на ушко, а сам невзначай толкнулся в него. — Мне показалось, ты умеешь расслабляться.

— У меня есть пара небольших игрушек, — поведал мне шепотом Макс, сразу ощутив мои маневры, и впился мне в бедра пальцами. — Но они намного меньше.

Я двигался в нем едва заметно, скорее больше проталкиваясь внутрь, чуть выходя наружу, целовал его шею и ласкал языком раковину уха, и парень постепенно начал расслабляться, перестал плакать, но все же руку не убрал. Он время от времени смотрел на место соединения наших тел и судорожно вздыхал при каждом проникновении. Уложив его удобнее и сильнее согнув его ноги в коленях, я двинулся сильнее и тут же услышал громкий стон. Мне было не ясно от боли он или удовольствия, но в какое-то мгновение понял, что остановить меня уже не представляется возможным.

Придерживая его за бедра и продолжая крепко обнимать, я размеренно входил в его тело и ощущал невероятный кайф. Мне действительно не хватало именно этого в предыдущих отношениях. Хотелось брать и дарить заботу, вот так шептать ласковые слова в самое ушко, регулировать частоту и глубину проникновения и слушать судорожные вздохи парня, которые все больше напоминали стоны удовольствия.

Гибкий и податливый Максим отставил попку и начал двигаться ко мне навстречу, вцепившись одной рукой в подушку под головой, а второй в мое бедро. От его цепких пальцев на моей коже остались синяки, но это странным образом возбуждало сильнее. Наши тела покрылись росой испарины от напряжения и сковавшего желания, руки переплетались между собой, как ноги и души в тот момент. Мы хотели одного и того же и начали двигаться в унисон.

Положив Макса на бок и откинувшись, я начал двигать бедрами быстрее и со шлепками впечатывался в упругий зад. Парень раздвинул ноги и принялся дрочить стоящий колом член. Мы часто дышали и сладко постанывали, шли навстречу друг другу и удовольствию семимильными шагами, совершенно забыв об осторожности и первоначальной боли. Я вбивался в его зад и слышал в ушах лишь шум и стук собственного сердца, мне казалось, что вселенная сосредоточилась на этом парне и продолжает сжиматься до невероятных размеров в том месте, где сплелись наши тела. С каждым новым движением, с каждым новым всхлипом и вздохом мы приближались к точке невозврата, а достигнув ее, настолько крепко сжали руки, что даже побелели костяшки.

Макс кончил с громким протяжным стоном на постель под собой, и я догнал его буквально через мгновение, замерев глубоко внутри его тела, уткнувшись носом в макушку, тяжело дыша и обнимая свою первую беззаветную любовь.

Сковывающее напряжение моментально уступило место усталости, руки и ноги ощутимо задрожали, в ушах продолжало шуметь. Максим положил голову на мое плечо и так же подрагивал, продолжая часто дышать и всхлипывать то ли снова плача, то ли отходя от пережитого оргазма.

Стараясь покинуть его тело медленно и безболезненно, я все же услышал протестующий стон и шипение. Парень снова напрягся и нерешительно потянулся к попке, явно желая проверить ее состояние и целостность. Усмехнувшись подобному маневру, я стянул с себя использованный презерватив, откинул на пол и перехватил руку любимого. Сплетя наши пальцы, повернул его к себе лицом и поцеловал в нос:

— Все там нормально.

— Я не сомневаюсь, — улыбнулся мне Максим и улегся на грудь. — Уже думал это никогда не случится. Так и помру девственником.

— У тебя и девушек не было?

— Нет. Совсем на них не стоит. Поэтому и купил себе пару игрушек, но замучился уже дрочить. К тому же это совершенно не то, что с парнем.

— Ты, что же, ни с кем раньше не встречался?

— Знакомился с парой ребят, но дальше двух свиданий у нас не пошло.

— Наверное, меня ждал.

— Однозначно, — поднял на меня голову, широко улыбаясь.

Крепко прижав его к себе, я нежно поцеловал подставленные губы и с упоением провел ладонями по его телу. То чувство, что эта прелесть действительно принадлежит мне, было непередаваемым, окрыляющим и настолько волшебным, что описать словами до сих пор невозможно. Это можно назвать только одним словом — любовь. И другие определения найти, боюсь, никому не под силу.

Наблюдать, как по телу Макса стекает вода, можно было бесконечно. Она ровными потоками расчерчивала его грудь, обходила аккуратный пупок, спускалась к паху и охватывала в свои объятия член, словно в прозрачный подвижный кокон. Вклиниваться же в это непрерывное движение руками и самому ласкать его кожу мне нравилось еще больше.

После жаркого первого секса мы решили принять совместный душ, допить там же вино и перебазировались в ванную совершенно голые. Максиму определенно нравилось щеголять передо мной без одежды, а стоило поймать на себе мой блуждающий восхищенный взгляд, как на лице расцветала довольная улыбка.

Прежде ванная комната была не настолько большой как теперь и душевую кабину в себя не поместила бы и при большом желании, поэтому душ мы принимали по старинке, спрятавшись от остальной комнаты за полупрозрачной занавеской с дельфинами. Настроив температуру воды на оптимальную, синхронно нырнули под ее струи, подставляясь всеми боками, спиной и грудью. Заметил, что Макс украдкой таки старается юркнуть рукой между ягодиц, видно сомневаясь в ее сохранности, но я снова не позволил этого сделать, перехватив настырную кисть.

— Может быть, я проверю, как она поживает? — прижал к себе паренька и потянулся за гелем для душа.

— Лекс, ты меня смущаешь.

— После того, что между нами было?

— Просто переживаю немного.

Поймав его губы своими, я незаметно вылил на руку геля для душа и провел мыльной рукой вдоль узкой спины к ягодицам, прижал к себе парня плотнее, чтобы он не оказал сопротивления, и добрался пальцами в пене до ануса. Предсказуемо Максим дернулся, разорвал поцелуй и уперся мне в плечи руками:

— Что ты делаешь?

— Тихо-тихо, — ухмыльнулся я. — Проверяю нашу драгоценность.

Мыльный палец пощекотал отверстие и без ощутимого сопротивления проник внутрь. Сразу прибавив к нему второй, я чуть присел и ввел их в парня полностью. Тот моментально задохнулся от моей ласки, откинул голову и, закусив губу, протяжно застонал. Раздвинув внутри него пальцы, я помассировал стенки ануса и оставил его.

— Вот видишь, все нормально, — и, хитро улыбнувшись, добавил, — проверишь?

Завороженно следя за моими действиями, Макс позволил размазать по своим пальцам гель для душа и завел за спину. Два наших пальца синхронно вошли в его зад и начали двигаться, раздвигая мышцы сильнее, доставляя моему любовнику удовольствие. Парень смотрел на меня задрав голову, покусывал пухлые губы и трахал себя нашими пальцами, постанывая от удовольствия.

Мой член моментально налился желанием, несмотря на то что буквально полчаса назад обильно кончил, и не задумываясь ни минуты, я убрал свою руку и надавил парню на плечи. Тот послушно опустился на колени и взялся за каменный ствол.

Его движения были несколько неловкими и неуверенными, острые зубы время от времени царапали нежную кожу, заставляя меня вздрагивать, но наблюдать, как мой член проникает в его девственный рот, было наивысшим наслаждением. Я старался не двигаться и предоставить ему полную свободу действий, но тот явно не знал, как нужно правильно делать минет, поэтому я взял его голову в свои руки и сделал несколько поступательных движений.

Макс тут же уперся мне в бедра, отстранился и возмущенно уставился своими карими глазами. Я криво улыбнулся и снова направил его к члену, но и в этот раз парень не справился с заданием, не смог взять глубоко, спрятать зубы или хотя бы обласкать член языком. Теперь бы я не дал ему спуску, но тогда не стал настаивать и поднял с колен, приласкал неумелый рот поцелуем и снова вернулся к его соблазнительному заду.

Поворачивался ко мне спиной Максим с более явной охотой, даже прогнулся в пояснице и развел ягодицы сам, а когда я вошел в его разработанный проход, то сразу же начал двигаться вместе со мной и громко стонать, откидывая голову и закрывая глаза от удовольствия.

Придерживая узкие бедра и стараясь следовать заданному ритму, я вторгался в его тело и сам ощущал поднимающийся из глубины души восторг. Не обращая внимания на всплески воды, скользящие по ванне ноги и тесное пространство, я занимался жарким сексом со своим мальчиком и кайфовал от этого. Шарил по его телу руками, сжимал горошины сосков, спускался к члену и брал в свою ладонь.

Припечатав парня к стене, ощутил непреодолимое желание пометить его, и от этого мои движения незаметно для меня стали жестче. Натягивая на себя его задницу, я даже не сразу услышал, как Макс протестующе запищал и начал меня отталкивать, прося вернуться к прежнему размеренному, ласковому ритму. Тогда я крепко прижал его спиной к своей груди, зажмурился, часто дыша ему в ухо, и закончил начатое дело уже не так жестко, но все же ощутимо вбиваясь в его тело.

Наполнив его нутро спермой, почувствовал, что и парень начал подрагивать, его напряженные руки обмякли, а темноволосый мокрый от воды затылок опустился на мое плечо. Мы стояли, соединенные воедино, и пережидали, когда всплеск эмоций и буря ощущений улягутся, дыхание придет в норму, так же как и ритмы сердец, потом снова принялись целовать и ласкать друг друга.

Помыть себя после этого Максим не позволил и прогнал из душа, видимо, не хотел, чтобы я видел интимные подробности, но мне и произошедшего было достаточно, чтобы, с трудом переставляя ноги, добрести до дивана и упасть на него, раскинувшись на постели подобно звезде. Прислушиваясь к шуму воды, я, кажется, на мгновение уснул, а проснулся оттого, что рядом кто-то пыхтел и старался сдвинуть меня к стене. Я тут же сгреб парня в объятия, уложил себе на грудь, укрыл нас одеялом и благополучно захрапел, наслаждаясь близостью любимого тела и блаженной усталостью после секса.

Я такой человек, который нечасто обращает внимание на пересуды, сплетни, соседей по лестничной клетке. Возможно, потому, что родители никогда никого не обсуждали и сами других не слушали. Таким воспитали и меня. Многие друзья поражаются, что я кого-то не знаю или чего-то не слышал, мол, живу словно в мыльном пузыре. А мне просто дела нет до других, потому что за собой следить не успеваю.

Я не знал, что обо мне среди однокурсников ходили какие-то слухи, потому что не замечал за ними ничего необычного. Напрямую вопросов также не задавали, должно быть, боялись схлопотать в табло. Я даже свою ориентацию воспринял вполне себе спокойно и без лишних нервов. У меня не было той стадии осознания-принятия себя, пресловутого каминг-аута перед друзьями. Все просто шло само собой.

Безусловно, я не собирался кричать об этом на каждом углу и размахивать радужным флагом, призывая народ принять права сексуальных меньшинств. Уверен, и без меня хватает защитников и борцов за права людей любого течения, а вот быть поколоченным полицейскими дубинками ой как не хотелось.

У Максима же было иное мнение относительно данного вопроса. Нет, он так же не горел желанием выступать на трибуне с лозунгами и сочинять для гей-парадов речевки, но вот свою принадлежность к ЛГБТ воспринимал довольно остро и старался по возможности сохранить ее в тайне от родителей и сокурсников. А еще ориентация была ключевым моментом в его желании уехать в Москву.

— Если отец когда-нибудь узнает, что я гей, то просто голову мне открутит, — рассказывал Максим, когда мы сидели очередным вечером на подоконнике моей кухни и курили. — В Москве намного больше перспектив, и работу можно найти, и не бояться, что прибьют в переулке из-за розовой футболки.

— Но ты с таким же успехом можешь найти работу и здесь, а целоваться на улице и там не станешь, — усмехался я.

Какая по сути разница, где жить? Страна-то одна. И я уверен, даже в златоглавой гомофобов по улицам ходит не меньше, чем дураков и просто убогих. Нам ведь никто не мешал вот так сидеть тихо дома, целоваться и заниматься любовью. Но слова Макса в некоторой степени затронули струны и моей души. Как бы отреагировали мои родители, если бы вот так, внезапно, появились на пороге квартиры, застав меня в объятиях Макса?

Я не ощущал себя в чем-либо ущемленным, да и вообще мне везло по жизни на людей, или же это я просто такой толстокожий и непробиваемый. Друзья у меня были отличные, с отцом на тему секса беседовали свободно. Единственное, о чем он всегда просил, — предохраняться и не отключать голову, но вот принять мои отношения с парнями он мог достаточно остро.

Чем больше мы говорили с Максимом на эту тему, тем больше я ощущал глубину проблем геев в нашей нетолерантной стране. Мне было проще из-за моего внушительного «натурального» вида, таким же миловидным парнишкам, как мой любовник, приходилось часто одергивать себя среди знакомых, дабы не выдать с потрохами. Говорить немного в более низком тоне, менять походку и заставлять себя не стрелять глазками на парней. Стискивать зубы от желания взять любимого за руку на улице, обнять или поцеловать. Макс боялся даже голову мне на плечо положить, если мы сидели в людном парке на скамейке.

— А как Машка узнала о твоей ориентации? — поинтересовался я однажды.

— Нашла на компе гейское порно, — закатил глаза Макс.

— Ну ты орел. И что сказала?

— Обрадовалась, — на этот ответ у меня округлились глаза, а парень захихикал. — Оказалось, что она яойщица. Игрушки, кстати, она мне покупала.

— Кто она?!

— Аниме и мангу любит с геями.

Воистину кто-то сказал когда-то: «Век живи — век учись». Оказывается, существовало множество литературы, посвященной однополым отношениям, о которой я отродясь не слышал. Даже среди великих людей и классиков были люди нетрадиционной ориентации. Максим рассказывал, а я слушал его открыв рот и чуть ли не записывал сказанное, настолько оказался неосведомленным в этой сфере, хотя сам и относился к ней. И парню явно это нравилось, поскольку глаза его блестели во время наших посиделок за тихими разговорами на подоконнике кухонного окна.

Конечно же, я не мог ограничиться исключительно беседами и вечерними долгими прогулками по весенним улицам города. Мне хотелось быть намного ближе, а еще лучше — раздеть Макса полностью и уложить в постель. Я казался самому себе озабоченным малолеткой, потому что постоянно старался облапить парня, зажать в темном переулке или забраться к нему в штаны за просмотром фильма. Он игриво брыкался, ломался, но все же сдавался под моим натиском.

Тогда я проникал под его одежду и с наслаждением касался бронзовой кожи не только ладонями, но языком и губами. Чувственный Макс прогибался подо мной подобно гибкому, красивому животному, зарывался пальцами мне в волосы и сладко стонал, подаваясь навстречу моим ласкам. Желанный мой, сладкий, красивый мальчик раскрывался как бутон нежного цветка, но также продолжал краснеть, когда я рассматривал его обнаженное тело.

Мне хотелось изучать не только мир ЛГБТ, но и его тело, его душу. Мне кажется, я прикоснулся к каждой клеточке его кожи языком, узнал на вкус его всего вплоть до последнего пальчика и готов был повторить это снова для закрепления материала. Максим плавился от моих действий, охотно раздвигал передо мной ноги, поворачивался спиной и подставлял свой нежный зад. И неизменно сдерживал меня во время секса, всхлипывал как в первый раз и громко стонал. Это все в совокупности делало его желанным настолько, что вопреки воле и здравому смыслу, я погрузился в него с головой, как в темный неизведанный омут, окрыленный и уверенный, что так будет продолжаться всегда.

Долгожданное лето для студентов ознаменовалось очередной сессией и трудовой практикой, которые я не пропустил и даже умудрился остаться всего с парой хвостов. Мне виделось во всем непосредственное влияние Макса, в глазах которого мне хотелось быть лучше, чем я есть. Он казался мне воплощением мечты, показателем, до которого нужно стремиться, а вот моим друзьям парень почему-то не нравился. Особенно Ростику:

— Стремный он какой-то. И взгляд хитрый.

— Ты просто плохо его знаешь, — качал я головой. — Вы виделись всего пару раз.

— Но этого хватило, чтобы понять какой он человек.

— И какой?

— Корыстный!

— Что с меня взять, кроме анализов?

— Не знаю, но он мне не нравится. Сидел тогда, смотрел на меня как сыч, будто я у него кусок бутерброда отнять хочу.

— Может, ты просто ревнуешь? — ткнул я друга под ребра локтем, и на этот раз он закатил глаза.

Наша совместная встреча за парой бутылочек пива действительно прошла не особо удачно. Парни чувствовали себя некомфортно. Как Ростик правильно сказал: Макс практически все время молчал и со странным неприятием поглядывал на друга, а если и говорил что-то, то с оттенком язвительности и цинизма. Только после напряженного вечера у меня не представилось возможности выяснить причины его поведения, потому что мы сразу пошли ко мне и занялись сексом.

Я списал это на желание моего парня быть исключительно со мной и больше ни с кем, что мы и делали большую часть времени. Часто засиживались у меня за разговорами, смотрели фильмы до глубокой ночи, просто лежали рядом и не сводили глаз друг с друга. Заботиться о нем, обнимать и ласкать было для меня делом первостепенной важности, что я с удовольствием и воплощал.

Начало лета мне казалось безмятежным и легким, словно мой май продолжался бесконечно. И экзамены легко сдавались, и покраска парт мне не казалась утомительным занятием, а вот сообщение Максима о планах на каникулы немного омрачило существование.

— Я до конца лета поеду в Москву к родственникам! — с восторгом рассказывал он мне как-то вечером, чуть ли не до потолка прыгая от радости. — Правда здорово?!

— Ну да… наверное… А когда?

— Сразу, как закончится практика. Ты не рад за меня?

Нет, я был совершенно не рад тому обстоятельству, что недавно появившаяся трепетная любовь решила отчалить на полтора месяца в столицу. Я же не планировал никуда уезжать, а учитывая, что все друзья разъедутся по своим деревням, куковать мне в городе одному.

— Рад, конечно, — соврал я, натянув на лицо улыбку, хотя в груди почему-то все переворачивалось с ног на голову.

— Мы обязательно будем переписываться, — погладил меня по щеке Максим, заглядывая в глаза своими невозможными омутами. — Я никуда не пропаду.

— Очень на это надеюсь, — притянул я парня к себе и крепко обнял.

Мое мелкое сокровище уезжало далеко и надолго, ни капли не расстраивалось по поводу расставания, уверяло, что будет писать мне каждый день и звонить по возможности, я же не разделял его оптимизма и очень болезненно воспринял предстоящую разлуку. Попросил сделать и распечатать для меня несколько фотографий, чтобы я мог любоваться ими, и оставил у него на руке кожаный браслет, купленный мною по чистой случайности в подземном переходе возле дома. Конечно, не бог весть что, но просто символ моей любви.

Мои переживания отразились и на посещении практики, и на настроении, и на состоянии в целом. Он еще не уехал, а я уже безмерно скучал, словно расставался с ним навсегда. Решил затеять романтический ужин со свечами, шампанским и обоюдно любимой пиццей из местного недорогого ресторанчика. Привел Максима к себе, не говоря ни слова о предстоящем, и с трепетом ждал его реакции.

Завидев накрытый к ужину стол, парень захихикал не то от удивления, не то от неожиданности подобного жеста с моей стороны. Для меня все было серьезно. Я его полюбил и хотел всячески это показать, вознести наши отношения в высокий ранг и ждал взаимности. И мне она виделась в каждом движении Макса, в каждом взгляде на меня, в каждом прикосновении.

Наш тихий совместный вечер при свечах с нехитрой едой и недорогим вином отложился в моей душе надолго. Я воскрешал его в своих воспоминаниях длинными летними ночами, одинокими, как луна на небосводе, и долго всматривался в его фотографии, надеясь на светлое будущее.

Стоит ли говорить, что один из первых рассветов своей сознательной жизни я встретил именно с Максом. Под звуки его громких стонов, оглушительный стук сердца в ушах, окруженный резкими запахами пота и секса. Прижимая его изящное тело к себе спиной, уткнувшись в растрепанные темные волосы на затылке, насаживая его на свой каменный член снова и снова.

В рассветных сумерках я наблюдал, как его кожа вместе с восходом солнца начинает светиться золотом, крохотные капли испарины собираются на высоком лбу и гладкой груди, делая их особенно соблазнительными. Я держал его за бедра, стоя на коленях на своем диване, целовал его шею и неистово трахал, стараясь надолго впечататься в него, чтобы задница Макса век не смогла забыть меня и удовольствие, которое я дарю.

Я неосознанно присасывался к его коже, словно желая пометить, а он меня отталкивал, пытался удержать, протестующе хныкал, но все это тут же тонуло в нашем жарком дыхании, перемешанном со стонами наслаждения. Когда же обессиленные мы упали на постель, Макс даже отполз от меня, будто боясь, что я снова на него наброшусь, подобно дикому зверю. А я лениво притягивал его к себе обратно и удушающе обнимал, потому что иначе не мог, потому что следовал зову сердца, потому что это казалось правильным, потому что в моем понимании именно так нужно показывать свои искренние чувства. Не скрываться, ничего не бояться и просто быть самим собой.

Расставаться с друзьями на летние каникулы было грустно, и добавлял трагизм ситуации отъезд Макса в Москву. Естественно, парень моих эмоций не разделял, потому что всегда хотел попасть туда, пусть даже и ненадолго. Проводить его на вокзал мне было непозволительно, но я все равно пошел и смотрел издалека, как он с родителями и сестрой загружается в поезд. Со мной был его рыжий друг Сергей и хлопал по плечу, говоря, чтобы я не унывал и не накручивал себя.

— Макс тебя любит, даже не сомневайся, — успокаивал меня он. — Время пролетит быстро, и вы снова встретитесь.

— Ну да, — криво улыбался я, не поддерживая оптимизма рыжего. — Поеду тоже собирать манатки, через пару дней уезжаю к родителям.

— На огороде некогда будет скучать, — протянул руку Сергей.

— Это точно.

Распрощались мы и разошлись по своим маршруткам. Я действительно покатил на вокзал за билетом домой, хотя бросать квартиру на лето было боязно. Но отец тоже считал, что болтаться без дела в городе мне не стоит, и только приветствовал приезд. Мои воспоминания относительно произошедшего в прошлом году притупились, и, даже увидев на вокзале своего школьного друга Леху, в груди ничего не дрогнуло, но и разговаривать с ним я не стал, потому что настроение не способствовало. Он направился было в мою сторону, видимо, хотел поздороваться, только я демонстративно отвернулся и покинул здание автовокзала.

По счастливой случайности в один автобус со мной Леха не попал, и мне удалось испытать удовольствие от поездки с любимой музыкой, звучащей в ушах. Мне всегда нравилось ездить на автобусах, причем желательно без компании друзей, чтобы была возможность побыть наедине с самим собой, подумать о своем, помечтать, представить рядом любимого и чтобы я мог с ним сделать, будь он рядом.

С самого утра уже написал ему несколько сообщений в аське, о том как скучаю и думаю о нем, но в ответ получил лишь скомканное «с добрым утром» и пару виртуальных поцелуев. Решил, что ему банально некогда возиться с телефоном, но чуть позже он мне обязательно ответит.

Приехал в родную деревню через пару часов и пошел по ее улицам пешком, наслаждаясь знакомыми звуками, запахами и видами. Все-таки хорошо иметь место, где тебе всегда рады, примут любого и приголубят. Родительский дом я всегда считал именно таким местом, потому что ближе семьи у меня не было никого. На пороге встретила мать и попричитала, как сильно исхудал, отец обнял и похлопал по спине, пригласил в дом. Обед уже ждал на кухонном столе, что прибавило настроения, и тревога по поводу разлуки с Максом слегка отпустила. К тому же и он написал мне спустя какое-то время длинный рассказ о своем начинающемся путешествии.

После обеда я вышел на улицу и уселся под тенью виноградника на лавочку. В одной руке держал телефон, а во второй сигарету, считая себя достаточно взрослым, чтобы перестать прятаться по кустам и курить при родителях. Во двор вышел отец, и на секунду я задержал дыхание, ожидая его реакции на мое провокационное поведение, но тот лишь хмыкнул и погрозил мне пальцем:

— Бросай это дело, пока не привык. Потом жалеть будешь.

— Ну вот потом и брошу.

— Ишь ты, — мотнул головой отец и кивнул на кнопочный телефон у меня в руках. — Что там интересного может быть?

— Да так, — пожал я неопределенно плечами. — Общаюсь.

— Появился кто-то?

— Можно и так сказать, — слегка порозовев, отвел я глаза в смущении.

Отец посмотрел на меня внимательным долгим взглядом, словно пытаясь прочесть мысли или сам раздумывая о чем-то, но больше ничего не сказал, хлопнул меня по плечу и возвратился в дом. А я вернулся к общению со своим парнем, с трепетом ожидая каждое сообщение и быстро отвечая на них.

У родителей для меня всегда время замедляло свой бег, особенно это было заметно в сравнении с моей новой жизнью в городе. Здесь мне не нужно было вставать рано, куда-то бежать, да и вообще совершать лишних телодвижений. В огороде мне работать нравилось, помогать по двору тоже, а учитывая, что меня и не заставляли особо, то инициатива награждалась вкусными ужинами и даже парой бутылок пива.

О своей учебе я рассказывал с задором, о друзьях тоже, сетовал лишь на то, что не смог самостоятельно осилить ремонт в квартире. Пытался оправдаться занятостью, но отец сразу понял, что то была за занятость, и обещал мне перед началом учебного года отправиться со мной и закончить начатое. Встречаться с одноклассниками и проводить с ними время мне почему-то не хотелось — общение с Максом по аське казалось предпочтительнее, да и с Лехой сталкиваться не хотелось.

Мои вечера были наполнены перепиской и рассматриванием фотографии темноволосого паренька, которую я прятал в старой одежде в шкафу мой комнаты. Но чем больше проходило времени в разлуке, тем меньше Макс сидел со мной в сети, его отдых в отличие от моего был насыщенным на события и знакомства, и все чаще он пропадал в реальности. Мне же оставалось только погружаться в воспоминания и фантазии о нем, нашем сексе и проведенном времени.

Я не терял надежды и был уверен, что наши отношения продолжаются, поэтому писал ему о звездах, которые вижу над головой, мягкой траве под головой и дурманящем запахе свежей травы. Это я описывал мое путешествие на луг, где я лежал и рассматривал мерцающие далекие точки на темном небосклоне, а рядом неизменно представлял Макса. Как бы он жевал травинку и показывал пальцем в небо, интересуясь названием той или иной звезды, стараясь их сложить в фигуры.

Уже привычно завибрировал телефон и подал соответствующий для аськи звуковой сигнал. Я улыбнулся, думая на радостях, что парень даже на расстоянии читает мои мысли и непременно напишет, как также смотрит в этот момент на звезды. Привычно сняв блокировку, я зашел в программу и прочитал от своего любимого единственное сообщение на тот романтический бред, который я ему настрочил: «Нам нужно расстаться».

Ощущение вылитого на голову ушата холодной воды прекрасно отрезвляет и освежает сознание. Именно такое чувство испытал я после прочтения одной короткой фразы. После нее надеялся еще увидеть запоздалое «это была шутка» или нечто в таком же духе, чтобы пощекотать нервы мне и себе, только время шло, а ничего на экране кнопочного мобильника не появлялось.

Приняв горизонтальное положение, я продолжал хлопать глазами и пытаться осмыслить сказанное. В груди что-то защемило от боли и непонимания происходящего. Единственный вопрос, который крутился у меня на языке: какого черта? Конечно же, оно было менее цензурным, и телефон вместе с тишиной услышали еще парочку забористых выражений, но смысл от этого оставался неизменным.

«Почему?» — написал я сообщение в аське и приготовился ждать ответа, который не последовал даже спустя полчаса. Я пытался позвонить, ошеломленный произошедшим, написать дорогую в то время СМС, только все было напрасно. Равносильно стучаться в закрытую дверь или глухую стену. Меня просто резко и без всякого скандала вычеркнули из жизни, выбросили, как использованную вещь, и не собирались обсуждать принятого решения. У меня внутри медленной лавиной разливалась боль и жгучая обида.

Что делают первым делом люди, переживающие расставание с любимыми? Напиваются, правильно. У русских одно лекарство от сердечных ран. На следующий день я пошел впервые за лето на встречу со старыми друзьями, чтобы хорошенько напиться и забыть на мгновение тягостные мысли. А они были разрозненными, хаотичными и ничего хорошего мне не предвещающими.

Сначала я хотел найти объяснение поведению Макса, откопать причины его решения в себе. Пытался понять, что же я сделал все-таки не так? Не оправдал его надежд, чем-то обидел, был недостаточно внимательным? Названивал ему как идиот и слал сообщения с одним и тем же вопросом, но натыкался только на молчание, причинявшее мне огромную боль.

Я чувствовал себя потерянным, потому что прежде меня никто не бросал. Как вообще это событие переживали люди? Бились головой об стену? Ревели? Ходили к психологу и часами изливали ему душу? Мне рассказать было некому, потому что о моей связи с парнем не знал никто, кроме институтских друзей. А они были далеко. Наверное, именно в тот момент я остро ощутил одиночество и изолированность, о которой долгое время мне втолковывал Макс. Я состоял не в обычных отношениях с девушкой, когда легко и просто можно о ней поведать друзьям и семье, пожаловаться на непростой разрыв и предательство со стороны партнера, а с парнем, и реакция окружающих могла стать непредсказуемой.

Молча и терпеливо я старался переварить тот факт, что меня бросили без объяснения причин, и на все расспросы родителей упорно твердить: «Все хорошо». Продолжал встречаться с друзьями, стараясь наверстать пропущенное время и веселье, заливал обиду алкоголем и непрестанно курил, возвращался домой под утро на непослушных ногах и спал до обеда. Мой небольшой загул в рамках разумного продолжался всего неделю, а потом я решил, что жизнь никто не отменял и свет клином на Максиме не сошелся.

Все-таки время и здравый смысл — лучшие лекари. А у молодого организма раны затягиваются намного быстрее как душевные, так и физические. И уезжая обратно в город в компании отца, я уже не чувствовал горя от потери и не терзался вопросами относительно мотивации парня, был рад, что первое расставание прошло практически безболезненно и хвалил себя за моральную устойчивость и душевные силы.

Друзья уже вовсю строчили в аське, планируя встречи и наши прежние совместные вылазки в парки и кино, и я очень хотел их увидеть, потому что за короткое студенческое лето успел без них соскучиться. Еще нам с отцом предстояло закончить нехитрый ремонт во второй комнате и обзавестись некоторыми предметами мебели. Столь прозаичные занятия мне всегда приходились по душе, хорошо отвлекали и нагружали молодой энергичный организм.

Проведенное время с отцом за разговорами, безобидными шутками и физическими нагрузками можно считать бесценным и таким же бальзамом на душу, как после посещения психоаналитика. Безусловно, я не рассказывал ему о своих переживаниях, а он не лез в душу, но явно все видел и пытался всячески поддержать, за что я очень ему благодарен. Молчаливая поддержка и крепкая рука на плече порой важнее слезливых излияний в компании пьяных друзей.

И все бы наверняка пошло гладко: я бы начал учиться, продолжил гулять с друзьями, общаться с парнями и девушками, возможно, с кем-то встречаться просто для секса, с кем-то завел новые романтические отношения, если бы в один прекрасный вечер, когда я возвращался домой из магазина, в моем кармане не начал вибрировать старый мобильник. Переложив из руки в руку новую пачку сигарет, я достал телефон и чуть не споткнулся о собственные ноги, потому что на экране высветилось имя Максима. Сердце совершило несколько кульбитов, во рту мгновенно пересохло, гаджет в руке подозрительно дрогнул, но я собрался с духом и ответил на звонок:

— Алло?

— Привет, Лекс, — раздался знакомый и такой родной голос Макса, что у меня закружилась голова. — Можешь говорить?

— Да.

— Как твои дела? Ты в городе?

— Все нормально. Я в городе, а что?

— Встретиться хотел, поговорить.

— О чем? — вскинул я бровь и огляделся в надежде, что меня никто из прохожих не подслушивает.

— Извиниться хотел. За случившееся. Прошу, давай не по телефону.

— Хорошо, давай встретимся. Когда?

— Завтра, около семи у фонтана на площади универа. Ты придешь?

— Да.

Для чего я поперся на встречу с Максом? Мне было интересно послушать его извинения. Да и потом любовь так быстро не проходит, особенно если закончилась при неразъясненных обстоятельствах. В душе всколыхнула надежда, что мой мальчик решил ко мне вернуться, объяснит свое поведение и обязательно приведет веские аргументы в свою пользу, ведь нам было хорошо вместе, секс был отменным и интересы совпадали. За все время нашей связи мы даже не поругались ни разу. С чего бы нам вообще было расставаться, если отношения казались идеальными?

Ночью спал плохо, представляя исход будущего свидания. В моих фантазиях я уже во всю обнимал Макса, целовал его пухлые губы и прижимал к себе его прекрасное тело. Его глаза неизменно светились любовью, руки, как и прежде, окольцовывали торс, а возле шеи чувствовалось горячее дыхание. От мыслей о предстоящем сексе с ним и вовсе кровь начинала бурлить и наливался желанием член. Настолько я любил его и верил в прекрасную взаимность! Настолько был предан и готов бежать за ним на край света! И чертового утра дождался с трудом, а до пресловутого назначенного времени и подавно метался по квартире, как тигр в клетке. Собирался с особой тщательностью и нарочной небрежностью, потому что хотелось выглядеть неотразимо и привлекательно. И летел я на встречу, окрыленный и полный надежд, не замечая ничего и никого вокруг.

На площади возле фонтана всегда толпилось много народа, ибо это место было приметным и подле него часто назначали свидания. Макса я увидел сразу, но не ожидал обнаружить рядом рыжеволосого Сергея. Они сидели на бортике фонтана, что-то обсуждали, склонив голову друг к другу, и курили. Прежде чем подойти к ним, я притормозил и несколько раз выдохнул, постарался успокоить бешено колотящееся в груди сердце, и только тогда сделал шаг в их направлении. Они синхронно подняли головы и расплылись в улыбках, глядя на меня.

— Привет! — протянул мне руку рыжий, словно встретив дорогого старого друга. — Ты такой загоревший.

— Огород дал о себе знать, — пожал его руку в ответ и взглянул на Макса, рассматривающего меня оценивающе и даже не попытавшегося подняться мне навстречу. — Привет, — кивнул я ему и спрятал руки в карманы.

— Рад тебя видеть, — лениво таки поднялся парень, словно горделивый кот, сон которого потревожили на теплом летнем солнышке. — Ты за лето еще шире стал, что ли?

— Хм… — пожал я плечами. — Ты, кажется, поговорить хотел.

— Хотел, — кивнул Максим и снова опустился на бортик фонтана, указав мне на место подле себя.

Сглотнув набежавшую от волнения слюну, я присел на указанное место, не сводя глаз с парня. В отличие от действительно хорошо загоревшего на огороде меня его кожа выглядела, как и прежде, словно он и не выходил на улицу все лето, темные волосы были аккуратно уложены, светлая футболка облегала гибкое тело, как и голубые джинсы с рваными дырками по двум штанинам. А вот подаренного мною браслета на руке не было, и этот факт я приметил сразу, как только Макс уселся рядом со мной, скрестив ноги по-турецки.

Его верный друг Сергей, достал сигарету и встал напротив нас, словно рефери, собирающийся судить предстоящий бой. Это обстоятельство мне тоже не понравилось, и я недовольно кивнул в его сторону:

— Может, подружка пойдет погулять?

— Давай только без истерик, — закатил глаза Макс, но Сергей оказался более понятливым и, подняв руки ладонями вверх, отошел в сторону.

— О каких истериках ты говоришь? — искренне и тепло улыбнулся ему я. — Просто считаю наш разговор приватным.

— Согласен. Он сам напросился на прогулку, не стал его отговаривать.

— Я очень рад тебя видеть, — украдкой коснулся я его колена. — Как златоглавая? Стоит?

— Что ей сделается? — пожал плечами парень. — А ты все такой же милый, наивный романтик.

— Почему я должен был измениться за столь короткий срок?

— Может, потому, что я тебя бросил по аське? — захихикал Макс. — Но ты продолжаешь мне улыбаться. Я бы никогда в жизни не пошел после подобного на встречу.

— Ты сказал, что хочешь извиниться, — тихо напомнил я, ощутив в груди болезненный укол.

— Да. Видишь ли, я не люблю разборок по телефону, поэтому и трубку не брал. Хотел, чтоб ты немного остыл и подумал.

— О чем?

— О наших отношениях. Ты же понимаешь, что они изначально были обречены на провал?

— Не понял. Разве тебя что-то не устраивало? Я же буквально на руках тебя носил.

— В этом и дело, сладкий. Ты слишком сильно меня любишь и не позволяешь свободно вздохнуть, буквально душишь меня своей любовью. Прохода мне все это время не давал со своей романтикой и цветами. Кому они сейчас нужны?

— Так ты же сам меня встречал из универа постоянно, — растерянно хлопал я на него глазами. — Звонил и писал ночами любовные сообщения.

— Я хотел секса, неужели непонятно? Меня достала эта девственность, а резиновый член — это совершенно не то. Я хотел постоянного партнера, но совершенно не ожидал, что ты влюбишься и начнешь мне петь серенады, — фыркал и закатывал глаза Макс. — Ты хоть представляешь, как нелепо выглядел с этими своими романтичными ужинами? — уже буквально смеялся надо мной он. — И если хотя бы секс был терпимым, я бы не стал с тобой расставаться, но правду говорят: главное не размер, а умение. У тебя его вообще нет. Как дикарь какой-то. Грубое животное — вот подходящее определение, — продолжал парень. — Я познакомился с одним чуваком в Москве и сразу понял, что именно такой мне и нужен. Он вылизывал меня и занимался любовью, а не старался продырявить, как ты.

Я смотрел на него и не узнавал. Кто этот парень напротив? И куда делся мой Макс? Где тот чувственный и нежный мальчик, который плавился в моих объятиях, встречал со мной рассвет и смотрел фильмы ночи напролет? Неужели я был настолько слеп, что не смог разглядеть фальши в его словах и действиях, влюбился в паразита, который лишь умело меня использовал для своих странных и непонятных мне целей?

— Что-о-о? — только и смог вымолвить я, хлопая на незнакомца глазами.

— Спокойнее, — медленно поднялся Макс, словно внезапно перед ним появился разъяренный зверь. — Думаешь, я просто так взял с собой верного пса Сереженьку? Он бегает за мной собачонкой, считая себя лучшим другом, и грех с ним не дружить — у него мастер спорта по боевому самбо. Так что щелкну пальцами, и полетишь ты в ближайшую урну.

— Ты хотел извиниться, — не своим голосом, глухим, словно из глубокой ямы, сказал я.

— Да. За то, что расстался по телефону. Теперь сделал это как нужно и сказал, что хотел, — покивал Максим, расплылся в улыбке и помахал мне рукой, отступая все дальше. — Пока, Лекс.

Я сидел на том гребаном бортике фонтана как оплеванный. Нет. На меня словно вылили пару ведер грязи, смешанной с говном. Бульдозером проехали по душе и сердцу, растоптали, изорвали в клочья и выбросили в сточную канаву. Все внутренности мои вынули наружу, растерзали и сунули обратно для собственного удовольствия и морального удовлетворения.

Я не мог поверить, что был настолько слеп. Как же так? Почему я не понял, что из себя представляет этот Макс? Отдавал ему всего себя, открылся перед ним, обнажился полностью, смело, отчаянно, и он воспользовался этим для собственной выгоды, поиздевался так, что во мне не осталось даже ярости и злобы.

Продолжая сидеть на холодном мраморе посреди университетской площади, я пытался припомнить хоть один тревожный эпизод, хоть один звоночек, указывающий на его гаденькую сущность, который опрометчиво пропустил, и ничего не мог найти. Настолько искусно этот мальчишка поигрался со мной, как змея, загипнотизировал меня, увлек в свои сети и выел все внутренности, оставив на прощание лишь лохмотья.

Жалкий гаденыш хотел со мной встретиться, чтобы высказать все мерзости в лицо. Правильно, кому нужны телефонные разговоры, ведь не видно эмоций, нельзя насладиться страданиями, проявившимися на лице, впитать их в себя, ощущая превосходство и гордость самим собой. И даже друга с собой притащил, переживая за свою смазливую морду и красивое тело.

Все, абсолютно все было фальшивым в наших отношениях. Если я любил по-настоящему, старался заботиться, ухаживать, то Макс просто все терпел. Мои ласки, романтику, поцелуи, секс — все. Я грубое животное, которое поставили на место и вместе с тем объяснили, что в этом мире мои чувства никому не сдались. Подобное проявление эмоций вызывает лишь смех, а в чести теперь иные ценности, и по каким-то причинам от меня они скрыты.

Почему? Хоть кто-нибудь мне объяснит, почему нужно обращаться с человеком как с дерьмом, чтобы тебя начали уважать? Почему любовь в нашем мире перестала что-либо значить? Мне нужно было вести себя со снисхождением, избегать встреч и относиться наплевательски, перестать дорожить, как до этого было с Костиком и Андреем, и только тогда я стал бы интересен, важен, нужен и, возможно, любим.

Этот Максим даже друга своего назвал собакой! Я прежде и представить не мог, что люди могут дружить ради выгоды! В тот миг мои глаза словно открылись заново. С меня жестоко содрали розовые очки, через которые я смотрел на мир, и окунули носом в самую его паршивую суть. Я раньше надеялся, что таких, как Стас, в нашем мире единицы. Мне казалось, что теперь-то я готов и больше изнасиловать меня не смогут, но не учел моральную сторону людей. Это было намного страшнее физической боли и подействовало на меня гораздо сильнее.

Даже не помню, сколько просидел на одном месте, погрузившись в свои мысли, стараясь поймать хоть частички осколков разлетающейся в разные стороны души. Немо и без капли проявившихся внешне эмоций, как продолжение камня, на котором я сидел. Только тронувшая меня за плечо рука заставила очнуться от странного транса, в который я погрузился, и снова вернуться в реальный мир.

— Молодой человек, — смотрела внимательно на меня какая-то незнакомая девушка, — с вами все в порядке?

— Да, — хрипло сказал я и тут же откашлялся.

— Точно? Ничего не случилось?

— Нет, — покачал я головой. — Все нормально, — произнес фразу, ставшую за лето привычной, и даже улыбнулся проявившей участие девушке.

Я огляделся и внезапно понял, что уже давно стемнело. Неудивительно, что прохожие встревожились, глядя на меня неподвижного, но возвращаться домой совершенно не хотелось, потому что там был отец. По моему состоянию он бы сразу понял, что что-то произошло, и стал бы задавать вопросы.

Я встал с бортика фонтана и пошел вперед, глядя только себе под ноги, лишь бы убить время и дождаться, пока отец ляжет спать. Лишь бы ни с кем не говорить. Лишь бы не проявить лишних эмоций, никому не нужных и не присущих мужчине. Только наедине с собой я теперь мог лить слезы, кусать губы и биться в истерике, потому что теперь я доверял только себе.

И, казалось бы, что первая любовь случается у всех и у большинства она кончается трагично, но потом все забывается, и люди снова влюбляются. Как те цветы, бутоны которых отцветают и падают на землю, но после заново появляются, вопреки всему. Мне бы очень хотелось повторить путь цветка, только, к сожалению, я так не смог. Тот прекрасный цветок любви, нежный и лелеемый мною, расцветший внезапно и слишком рано, оторвался вместе с сердцевиной и больше не смог зацвести вновь.

— Идиот! — воскликнул возмущенно уставившийся на меня Артур. — Как это любовь и романтика не нужна?! Да как он вообще додумался тебя бросить?!

Парень размахивал руками, хмурился и сопел, как паровоз, а я смотрел на него со своей части дивана и старался не улыбаться. Во время моего длительного рассказа Артур подсел ко мне ближе и присоединился к потреблению конька. Теперь его глаза заблестели, на щеках заплясал румянец и все реже вырывалось шипение от боли в разбитой губе.

— Надо покурить, — поднялся со своего места парень и потрусил к балкону. — Составишь компанию?

— Да, — встаю следом, подхватив бокал со спиртным.

Я курить давно уже бросил, а вот Артур даже не пытался. Вернее, он говорил, что хочет, но, естественно, дальше слов его желание не зашло. Я не настаивал, и мне даже нравилось видеть его с сигаретой, зажатой между тонкими пальцами, а потом ощущать на языке колючий привкус никотина после поцелуя. Человек должен сам определиться со своими желаниями, и никто другой не заставит пойти наперекор себе.

Ступив на холодный балконный пол, я плотно прикрыл за собой дверь и оперся бедром о подоконник. Артур достал тонкую сигарету и основательно затянулся. Он встал ко мне травмированной стороной лица, и я ощутил внутри себя неприятный укол совести. Несдержанность — главный недостаток моего характера, от которого порой страдаю не только я, но и близкие.

— И как ты поступил дальше? — взглянул на меня Артур, избавив от созерцания ссадины на его скуле. — Озлобился и начал мстить? — я тихо рассмеялся и покачал головой, а парень насупился и свел брови к переносице. — Ну чего ты смеешься?

— Не думал, что ты настолько хорошо успел меня изучить, — продолжаю улыбаться, глядя на него. — Но я не то чтобы озлобился, просто у меня сорвало тормоза.

— В смысле?

— Ну вот так, — пожимаю плечами. — Казалось все глупым, ненужным, искусственным. Все эти взгляды, знакомства, походы в кино — какая-то бесконечная игра, наполненная фальшью и определенными целями.

— Не все же люди используют друг друга.

— Абсолютно все.

— Но это не правда, Лекс. Можно любить и бескорыстно.

— Только мама с папой нас любят просто так, остальные нам нужны с определенными целями. Дружим мы с людьми исключительно с общими интересами, пристрастиями, интеллектом и любим по этому же принципу. Как только пути начинают расходиться, прекращается и дружба.

— Ты, что же, больше никогда не любил?

— Не знаю. Наверное, нет. А если и позволял кому-то подойти близко, то неизменно ждал подвоха, до конца никогда не отпуская себя и не доверяя, как тогда с Максом. И чаще всего, к сожалению, я оказывался прав.

Долгим задумчивым взглядом одарил меня Артур, и настала моя очередь хмуриться. Должно быть, со стороны я казался несчастным человеком, запретившим себе однажды на веки вечные любить, но мне так действительно было легче. К тому же это просто так кажется, что все время быть начеку сложно и утомительно. Человек привыкает ко всему, и я привык обнимать любовников и ждать того дня, когда наши пути разойдутся. От этого мое отношение не стало более наплевательским или чувства искусственными, просто я рано растерял наивность, разочаровался в людях и перестал им верить.

— Значит, ты пустился во все тяжкие? — наконец нарушил молчание Артур и снова затянулся.

— Да. Забил на учебу и начал гулять, пьянствовать и веселиться. Каждый раз из клуба возвращался с новым парнем или девушкой, трахался с ними, а потом выпроваживал за дверь. Бывало, и имен их не запоминал, не то что лиц. Номера телефонов и подавно не брал, потому что не видел нужды.

— Сколько у тебя было партнеров?

— Не знаю, — с ухмылкой смотрю на любовника, а глаза того расширяются от удивления. — Правда. Очень много. Я даже одно время думал плату за секс взимать.

— Ничего себе, — сглотнул Артур и подозрительно зарделся. — А… ну… в какой роли?

— По-всякому, — пожал я плечами, понимая, что он спрашивает о сексе. — Все зависело от настроения, партнера и количества алкоголя. Кстати, и язык себе пробил в те же полгода блуда, — сверкнул штангой, приоткрыв рот, и мой любовник еще больше ужаснулся.

— Но ты же не сам это сделал.

— Почти.

— Ты спятил?! А если бы подхватил что-нибудь или сделал что-то не так?!

— Говоришь, прям как Ростик тогда, — засмеялся я, открывая дверь балкона. — Давай назад, замерз уже.

Артур шмыгнул в комнату и взобрался на диван с ногами, потеснив кошку к углу. Я присел рядом и закинул руку на спинку дивана за его спиной. Парень рассматривал меня, словно видел впервые, морщился, явно представляя, как я себе прокалывал язык, а потом не выдержал и сказал:

— Ну, рассказывай, как ты это сделал.

Новый учебный год начался для меня в пьяном угаре с каким-то парнем в объятиях. Я не то что имени его не помню, но даже натолкнись случайно в толпе, ни за что не узнаю. И мне было абсолютно плевать, что скажут окружающие, потому что свои поступки контролировать я не мог. Все происходило само собой, словно в мозгах моих что-то переклинило, шестеренки закрутились в обратную сторону и весь здравый смысл, который присутствовал в голове прежде, испарился в считанные минуты. Мне безудержно хотелось секса, адреналина, какого-то отрыва, и я все это получал, отключив всякий контроль над разумом.

Я втягивал в свои безумства друзей, таская их по клубам, устраивая с ними попойки на моей кухне. В тот же промежуток времени переспал с Ростиком, а потом заплетающимся языком уверял, что об этом никто не узнает. Часто мы проводили время и в общежитии университета, знакомясь со все новыми парнями и девушками.

Янка от нашей компании быстро отбилась, потому что в таком режиме перестала успевать по учебе. Мне было, мягко говоря, наплевать на нее, и засела внутри уверенность, что никуда она от меня не убежит, а вот симпатичненький парнишка-иностранец, активно подмигивающий мне своими темными глазками, мог легко свалить в свою страну и оставить меня с неудовлетворенным желанием.

Для меня всегда оставалось загадкой, на кой ляд к нам в страну едут учиться из-за рубежа, ведь нас всегда убеждали, что образование испортилось, да и вообще при первой возможности нужно драпать из страны. Но тем не менее в общежитии универа было целых два этажа иностранных студентов, с которыми мы и пересекались периодически на общих попойках.

Турок Ансар в то время постигал азы русского запоя, так же как я искал развлечений и секса. К тому же он любил светловолосых белокожих парней, в то время как я всегда отдавал предпочтение противоположностям. На этой почве мы сошлись и отдались в объятия друг друга и безудержного секса, временами меняясь местами. И в одну такую безумную ночь, лежа на его узкой постели, на измятых простынях, пропитанных нашими соками, Ансар рассказал, чем занимался на родине.

— Я пирсинг делал во всех частях тела, — на ломаном русском с примесью английского поведал он мне, перехватывая из рук сигарету.

— Опа, — пьяно хихикнул я. — Прям во всех?

— Да, — покивал он, глубоко затягиваясь. — Принца Альберта тоже могу.

— А мне сделаешь?

— Зачем? — удивленно взглянул на меня Ансар и покачал головой. — У тебя и без того красивый член. К тому же у меня нет инструментов.

— Не в члене. В языке. Знаю, девчонки прокалывали уши цыганскими иглами, может, такая и для языка подойдет?

— Еще нужен хороший антисептик.

— Водка же есть, — хохотнул я, но, увидев его недовольно искривленные губы, успокоил. — Все можно купить, ты только скажи, что именно.

— You're crazy, Phil, — сказал Ансар, отдал мне сигарету и сверкнул своими темными глазами.

С соблазнительной улыбкой он склонился над моей грудью и принялся прокладывать поцелуями дорожку к паху, я же затянулся оставленной мне сигаретой и с наслаждением прикрыл глаза, готовый к новой порции удовольствия в виде минета, в исполнении которого мой турок тоже был мастер.

На следующий день мы пробежались вдвоем по магазинам и купили все необходимое. Честно говоря, я до безумия боюсь уколов и смутно себе представлял, как переживу сию процедуру. Хотел перед самым ее началом хорошенько поддать водки, но Ансар строго-настрого запретил, заявив, что обезболивающее может не подействовать. Благо, он додумался взять лидокаин в спрее, и прокалывание мне нужно было пережить только одно.

Позвав на помощь более мощного друга-афроамериканца из соседней секции по имени Адио, который по-русски практически не понимал, он усадил меня на стул в душевой, а сам принялся тщательно мыть руки. Задачей Адио было крепко держать, чтобы я не дергался и сам себе не навредил. Глядя на все эти приготовления, у меня даже поджались пальцы на ногах, не говоря уже об остальных чувствительных частях тела, и волосы на макушке зашевелились. А после того как я увидел кровожадный и какой-то вожделенный взгляд, направленный на инструменты и приготовленный заранее пирсинг, желание украсить себя и подавно пропало, сменившись на более здравое — сбежать из общаги куда подальше.

Но пацан сказал — пацан сделал! И я мужественно сопел в две дырки, искоса поглядывая на стоящего рядом темнокожего громилу, с интересом следящего за действиями Ансара. Сердце мое грохотало где-то в горле, от адреналина подрагивали конечности, и, наверное, решение моего мимолетного любовника позвать на помощь Адио было правильным.

— Давай быстрее! — наконец не выдержал я.

— Куда ты спешишь? — хмыкнул Ансар, с улыбкой подходя ко мне и беря в руки большой пинцет.

— Да я сейчас уссусь от страха!

— Не бойся. Открывай рот.

Выдохнув и глядя на турка во все глаза, я мужественно разинул рот и приготовился к неизведанному. Ансар внимательно осмотрел мой язык, брызнул на него обезболивающее и кивнул Адио, чтобы тот принимался за свои обязанности. Могучий афроамериканец бахнул мне на плечи свои ручищи и намертво припечатал к стулу. Кончик языка взяли зажимом и поднесли к нему иглу. Мои глаза, казалось, приготовились вылезти из орбит: настолько мне было интересно видеть происходящее, но, к сожалению, я мог только таращиться на склоненного ко мне Ансара, от сосредоточенности закусившего нижнюю губу.

Кажется, язык что-то пронзило. Кажется, что-то присоединилось в дырке к игле. А потом мелькнули каких-то пару минут, и все от меня отошли на шаг.

Первое мгновение я не мог поверить, что все закончилось и рот можно закрыть. Но, очнувшись, опрометью бросился к зеркалу смотреть на творение рук турка. В онемевший язык уже была вставлена серебристая штанга и забавно поблескивала своим новеньким шариком в свете ламп. Ансар довольно стаскивал с себя перчатки, Адио качал головой, глядя на меня словно на полоумного, я же молча хихикал, потому что сказать ничего не мог, но радовался украшению, как ребенок, получивший на Новый год самый заветный подарок.

— Новый год, скорее всего, буду встречать в общаге, — жаловалась Яна, сжимая в пальцах тонкую сигарету. — Дорого мотаться через всю страну ради праздников. Может, летом удастся к родителям добраться.

— Хочешь, я с тобой останусь? — предложил Ростик, кутаясь в пуховик. — И этого охламона прихватим, — кивнул он в мою сторону.

— Ну да, — фыркнула подруга, — чтобы прекрасная новогодняя ночь превратилась в оргию? Увольте. Лучше я сама.

— Он будет хорошо себя вести, правда?

Я молча покивал и улыбнулся. Разговаривать с пробитым языком спустя неделю было достаточно проблематично, да и друзьям я не решился еще рассказать о своем ребрендинге. На колкие слова Яны в тот момент мне было глубоко плевать и не только из-за состояния души. Скорее, причиной тому было наркотическое опьянение.

Ансар настаивал, чтобы я как можно реже употреблял алкоголь, потому что действие обезболивающих могло снизиться в разы, да и на печень нагрузка увеличится. И я нашел для себя выход не остаться без мнимого удовольствия быть немного пьяным, поэтому обратился к старому другу и любовнику Костику. У этого парня было множество креативных друзей, которые без проблем сумели снабдить меня всем необходимым.

Безусловно, он был крайне удивлен моему звонку и даже не сразу понял его причину, но на предложение встретиться согласился быстро. Именно с ним я провел последние пару дней, прежде чем собраться поехать в университет и встретиться с друзьями.

Как обычно, поздно вечером на практически безлюдной остановке меня терпеливо ждал Костик. Даже в груди проснулось чувство ностальгии, стоило увидеть его одинокую сгорбленную фигуру. Облаченный в старую черную куртку и шапку, парень разглядывал меня во все глаза, словно видел впервые и не понимал, зачем я к нему подошел. Мне же хотелось скорее затуманить рассудок и по возможности присунуть Костику, дабы хоть ненадолго утолить жажду секса, проснувшуюся так внезапно и не отпускающую уже пару месяцев.

Нужный парень со своим скарбом ждал нас в квартире моего бывшего любовника и уже потихоньку выпускал сладковатый дурманящий дымок, струившийся в воздухе замысловатыми кольцами. От предвкушения и азарта я даже потер руки, прежде чем приступить к делу и с блаженством втянуть в себя пары убойной смеси из трав. Егор понимающе хмыкал, глядя на меня, а Костик скромно топтался за спиной, будто это была и не его квартира вовсе.

Конечно же, все это время я пытался реже двигать языком, чтобы вызывать как можно меньше боли, но общаться все же пришлось. Я похвастался украшением и с трудом объяснил причину молчания. Егор проникся и оценил всю прелесть пирсинга в языке, попытался расспросить, кто и где мне его сделал. Но мои потуги рассказать о приключениях не увенчались успехом, потому что разум затуманился и нас разобрал безудержный смех.

Высокий стройный Егор пришелся мне по вкусу, жаль, что оказался натуралом, и возможность уединиться с ним мне не представилась, зато Костика увести в спальню труда не составило, видимо, он изначально предполагал, чем закончится наша встреча.

— Ты очень изменился, Лекс, — шептал он мне между поцелуями, пока я раздевал его и шарил по телу ладонями.

— Чем? — пробирался я ему в брюки, чтобы крепко сжать зад и прижать к себе теснее.

— Стал напористее, — хватал ртом воздух Костя и цеплялся за мои плечи, потому что в тот момент я ласкал губами его ухо, — смелее, раскованнее.

— Да-а-а?.. — подталкивал его к расправленному дивану, параллельно стаскивая брюки вместе с бельем.

Опрокинув его на сиденье, быстро избавился от одежды сам и встал между его раздвинутых ног. Костик смотрел на меня широко раскрыв глаза, протянул руки и погладил меня по груди, сжал мышцы плеч и провел ладонями по пояснице к ягодицам. Я потерся своим стояком об его небольшой член и склонился, чтобы впиться в приоткрытый рот поцелуем. Парень тут же страстно ответил, обнимая меня руками и ногами, настолько крепко, насколько это было возможно.

В нос ударил тот самый знакомый запах, от чего закружилась голова и захотелось произнести лишь одно слово: родной. Обнимая в то же время Костика, его гибкое тело, подарившее мне столько замечательных ночей, меня переполняли воистину странные и непривычные чувства. Как будто прикоснулся к чему-то особенному, но мне недоступному.

— Ты будешь сверху? — с трепетом спросил он, неуверенно заглядывая в мои замутненные наркотиками глаза.

— Актив из тебя никакой, — хмыкнул я и скользнул между его ягодиц головкой члена.

Удивительное дело, но тогда я совершенно не заботился о защите и только чудом ничего серьезного ни разу не подцепил, хотя по городу ходили слухи об увеличении количества больных СПИДом. Странно и то, что мои партнеры ни разу меня не остановили и принимали в себя безропотно, как завороженные удавом кролики.

Я вошел в него плавно, пристально глядя в глаза, словно мне было не наплевать на его ощущения и удовольствие, крепко обнимая и властно целуя время от времени. Он был тесный, горячий и захлебывался в эмоциях, оказавшись намного более отзывчивым и страстным партнером в пассивной роли. Обхватывал меня ногами, цеплялся за плечи и тихо стонал, открывая мне при этом доступ к шее и позволяя менять положение своего тела в зависимости от моих прихотей.

Пару дней у меня не было никакого желания уезжать от него. Необузданная жажда обладания росла во мне с каждым днем, и задницей Костика я, кажется, протер все поверхности в его квартире. Меня не удивил тот факт, что его родителей нет дома, не смущало отсутствие нормальной еды, мне нужно было только одно — трахаться.

Наутро третьего дня, когда я решил-таки покинуть его квартиру и забежать в университет, Костик был измученным, старательно убирал мои руки со своего зада, постоянно облизывал припухшие губы и просил дать ему хоть немного времени для передышки. Меня такое положение вещей не устраивало, потому что похоть во мне не угасала, как и желание затуманить свой мозг всеми возможными способами. Тогда я выкурил оставленную Егором смесь, оделся и отправился в университет, где и встретил первым делом своих друзей в курилке.

— Ты чего молчишь? — подозрительно сощурился на меня Ростик.

— Да он под чем-то, — толкнула его в бок Янка и огляделась на предмет посторонних ушей. — Ты на глаза его посмотри.

— Красные? — прокартавил я, нахмурившись, а лица друзей вытянулись.

— Что у тебя с речью? — чуть ли не в голос спросили они.

Ухмыльнувшись и по примеру подруги осмотрев толпу вокруг, я высунул язык и сверкнул пирсингом. Друзья синхронно приблизились ко мне, рассматривая украшение, я же спрятал его в рот и подмигнул им.

— Когда ты это сделал? — разглядывал меня Ростислав, словно видел впервые, совершенно забыв про сигарету в руке.

— На прошлой неделе. Ансар пробил в общаге.

— Чего?! Ты что, с ума сошел?! А если СПИД подхватил или еще какую-нибудь заразу?!

— Там все стерильно было.

— В башке у тебя стерильно!

— Кстати, дай зеркало, — обратился я к ошарашенной Яне.

Та молча протянула мне требуемое, а я достал из внутреннего кармана куртки глазные капли. Поход в университет в наркотическом опьянении не самая гениальная идея, но у меня было средство, чтобы его замаскировать. Капнув в каждый глаз лекарство, я хорошенько поморгал и взглянул на себя в зеркало. Результат был вполне себе удовлетворительный, что отметили и друзья.

— Зачем ты проколол язык? — настаивал Ростик, как мамаша-наседка требуя от меня отчета.

— Мне кажется, это сексуально, — с шальной улыбкой подмигнул я ему и сделал шаг вперед.

Парень испуганно отшатнулся, будто я мог начать приставать к нему прямо в курилке перед толпой разномастной публики. По правде говоря, в том состоянии я мог бы поступить так легко и непринужденно, и меня мог вырубить только танк. Нашу связь, верный себе, я сохранил в тайне, и даже Янка об этом не знала, но Ростик покраснел пуще вареного рака и украдкой взглянул на подругу. Хорошо, что у той было достаточно такта оставить наше поведение без комментариев.

— Пойдемте уже на пары, — тихо попросила она и пошла прочь из толпы первой.

Мы посеменили следом за девушкой. Я с самодовольной улыбкой, Ростислав — смущенный, втянувший голову в плечи, словно его поймали на месте преступления. Поднявшись в теплую аудиторию, вмещавшую в себя четыре группы нашего потока, мы двинулись между рядами в поисках свободных мест, и именно тогда я заметил пристальные взгляды и пробежавший по помещению щепоток. Внимание привлекли две девушки, без стеснения рассматривающие меня во все глаза и толкающие друг друга локтями в бока. Как раз позади них мы и приземлились.

Мои друзья заметно занервничали и начали переглядываться, я же бросил тетрадь с ручкой на стол и уселся так, чтобы видеть направленные в мою сторону взоры всех сокурсников. Девушки впереди нас начали на меня оглядываться, хихикать и о чем-то шептаться. Странно, что я заметил все это пребывая в состоянии наркотического опьянения, а не трезвый, и, должно быть, именно потому поинтересовался у друзей:

— Что происходит?

— Ничего, — махнул рукой Ростик, — не обращай внимания.

— О тебе поползли слухи, — сказала правду Янка, — после приключений в общаге, — зарылась она в сумочку и говорила приглушенно, чтобы нас не услышали. — Думал, ты там один развлекаешься с иностранцами?

— В смысле?

— В коромысле, блин, — шлепнула подруга тетрадью по столу и незаметно осмотрелась. — Про то, как ты трахаешься с мужиками. Со всеми без разбора. И даже за деньги. Чуть ли не петух, как в тюрьме.

С трудом сглотнув, снова обвел аудиторию взглядом и хорошо рассмотрел насмешливые, а порой брезгливые лица, обращенные в мою сторону. Особенно это касалось женской половины курса. Если прежде во мне видели горячего самца и потенциального партнера, то теперь было разочарование и пренебрежение. В их глазах я превратился в шлюху, коей по сути и являлся. Мне ничего не мешало даже брать деньги за секс, и держу пари, мне бы их платили. А еще теперь все знали, что я гей, и причисляли меня, естественно, к пассивам.

— Да и пофигу, — нагло соврал я друзьям, хотя в груди все перевернулось и болезненно сжалось. Теперь пройти по коридору с гордо поднятой головой я мог только усилием воли и заткнув глубоко в себя переживания. — Моя личная жизнь никого не касается. Я живу не для них.

Легко было сказать, трудно переварить. Я уткнулся в телефон, словно в нем могло быть что-то интересное в то время, а друзья переглянулись и закрыли тему. Пришел преподаватель, и началась лекция. На пустом листе появлялись мои каракули черной ручкой, но сути написанного я не улавливал, углубившись в собственные мысли. Мутные и какие-то сумбурные они перескакивали с темы на тему, не в силах зацепиться ни за что конкретное, пока не прокатились по моему необъяснимому, всепоглощающему желанию секса.

Случайно моего колена коснулась нога Ростика, и ощущение угнетенности, заболоченности и страх быть осужденным отошли на второй план. Я положил руку на его бедро, и парень дернулся, мельком глянув на меня испуганными глазами. Хмыкнув и проведя ладонью по грубой ткани джинсов вверх, словно невзначай, коснулся пальцами ширинки, наблюдая, как от смущения парень багровеет. Оставив друга в покое, я вырвал листок бумаги из тетради, написал печатными, разборчивыми буквами: «Поехали ко мне после пар» и протянул Ростику, сверкнув на него глазами.

Что нужно для счастья одинокому студенту холодным осенним вечером? Естественно, немного алкоголя и тепла человеческого тела. Отличительной чертой большинства моих даже случайных партнеров было желание продолжать отношения. Безусловно, я брал номера телефонов и оставлял свой. Мне звонили, писали сообщения, порой и с угрозами разоблачения, если я не соглашусь на встречу, но меня пронять этим было чертовски сложно, особенно в том состоянии отвязной эйфории.

Ростик от них отличался именно тем, что отношения навязать не пытался и сам не стремился, потому что трусил рассказать кому бы то ни было, что тащится от анального секса. И даже когда мы оставались в уединении моей квартиры, все равно чувствовал себя скованно, просил запереть дверь и отключить мобильник.

Конечно же, мы поехали после пар ко мне домой. По пути взяли пива и какой-то готовой еды, осушили пару бокалов, и только после этого парень перестал вздрагивать каждый раз, когда моя рука случайно касалась его колена. Для меня это было сродни игры в загонщика. Медленно, но уверенно я преследовал свою трепетную жертву соблазнительной улыбкой, легкой насмешкой, оценивающим взглядом. И наверняка знал, что испытывает парень в этот момент, судя по его нервному хихиканью, громким разговорам и оттопыренным в паху джинсам.

Я сидел на своем диване у самой стены, опершись локтем о согнутую в колене ногу, и наблюдал за Ростиком. Видел, как румянец проступил на его скулах, подрагивающие пальцы рук, сжимающие бокал, движение кадыка, стоило ему сглотнуть набежавшую слюну. Он тоже видел мой стояк, который не смогли скрыть джинсы, глубокое дыхание и жаждущий взгляд. На секунду замолчав и допив остатки пива из своего бокала, он встал и неуверенно подошел к столу.

— Я в душ? — дрожащим голосом спросил парень.

— Да, — кивнул я. — Меня, конечно же, к себе не впустишь?

Вместо ответа Ростик покачал головой, смущенно улыбаясь, и поспешил в указанном направлении. Несмотря на то, что мы достаточно успели друг друга узнать, он очень меня стеснялся и в постели был немного скован. Гибкий телом, слишком худой для своего роста, впрочем, как и большинство молодежи нашего возраста, парень обладал мощными руками и крупными чертами лица. Внешность его была не настолько яркой, как у меня, но выразительной, я бы сказал утонченной, что, несомненно, притягивало внимание.

Из душа он вышел в одном полотенце и, как обычно, попросил погасить свет. Я выполнил его просьбу и подошел к нему вплотную, попутно снимая с себя футболку. Уверенно притянув парня ближе, услышал судорожный вздох, ощутил легкую дрожь тела и тут же потонул в страсти, стоило прикоснуться своими губами его приоткрытого рта.

Мои руки пустились в исследование его податливого, стройного тела. Его пальцы впились в мои плечи, словно парень падал, а я был последней надеждой на спасение. Одним движением я откинул прочь пушистое полотенце и сжал крепко упругие ягодицы, провел между ними пальцем и снова услышал трепетный вздох.

Полностью обнаженный Ростислав льнул ко мне и неистово целовал, крепко зажмурившись. Для него наш секс был кусочком запретного плода, огромной желанной тайной, настолько страшной, что рассказ о ней был смерти подобен. Несмотря на это, парень безумно меня хотел — сам расстегнул молнию на моих джинсах и выпустил на волю налитый желанием член. Провел по нему широкой ладонью и потерся об него своим стояком.

Он взял оба ствола в руку и медленно подрачивал, пока я целовал его и осторожно проникал пальцем в узкий проход. Ростик вздрагивал, часто дышал и хрипло постанывал, ощущая вторжение в свою глубину. Для меня же все действия были настолько привычными, что казались обыденностью, просто телодвижениями, способными принести толику кайфа. Но спешить я не хотел, чтобы растянуть достижение момента оргазма, а вот мой друг не сдерживался и готов был кончить просто от банальной дрочки со мной.

Повернув к себе парня спиной, я толкнул его, принуждая встать на диван в коленно-локтевую, и он подчинился, тут же внимательно воззрившись на меня через плечо. Странно, но Ростик не любил оральные ласки, всегда меня сдерживал и не позволял касаться гениталий и ануса языком, поэтому я просто выдавил побольше смазки ему на промежность и размазал головкой члена, всего на миллиметр проникая в тугое кольцо.

Приспустив джинсы ниже, я взял его за бедра и медленно вошел в тело, скованное напряжением и легким страхом. Протяжно застонав и опустив голову на руки, Ростик легко впустил меня и сразу начал двигаться в такт моим движениям. Ничего выдающегося и без капли эйфории, просто доведения себя и партнера до заветной черты. Просто голый секс без капли чувств и страсти. Дружеский перепихон на моем диване, видавший и не такое красочное шоу и бурю эмоций.

Я трахал парня все быстрее и настойчивее, погрузившись только в себя и не обращая внимания на его восклицания, восторги и стоны. Как тогда с Андреем внезапно что-то пошло не так, и я не мог достигнуть заветной цели, лишь повторяя телом заученные движения. Резче, грубее, настойчивее я вонзался в друга, остервенело, ожидая разрядки, которая продолжала ускользать от меня вновь и вновь. Кажется, Ростик кончил не раз. Кажется, просил меня остановиться и сделать перерыв. Но я не мог себе этого позволить, потому что чудилось: вот-вот и оргазм наступит.

Впившись в его задницу пальцами до синевы, я натягивал на себя парня, как перчатку, ощущая на висках и груди капельки пота. Часто дышал и крепко сжимал зубы, стараясь быстрее закончить начатое дело. Мне лишь чудом удалось схватить вожделенное чувство за хвост, оторвать от него крохотный кусочек, и только тогда ощутить расслабление, слабое удовлетворение и частичный кайф.

Пошатываясь, будто в стельку пьяный, я покинул тело друга, натянул на себя джинсы и повалился рядом на диван. Ростик тут же забрался мне на грудь и погладил своей огромной лапой, коротко поцеловал возле соска и тихо усмехнулся, пытаясь привести сумасшедшее дыхание в норму.

— Ты сегодня в ударе, — хрипло пробормотал он.

Но я ничего не ответил, потому что на меня нашло странное оцепенение и резко захотелось спать. Конечности буквально налились свинцом, в голове внезапно зашумело, и шевелиться, дабы улечься удобнее, укрыться или раздеться не было сил. Мгновенно напала усталость, глаза засыпал песок, и я не стал сопротивляться своему состоянию, откинул голову на подушку и крепко заснул.

Мой сон был настолько глубоким, что казался физически тяжелым. Он навалился на мою голову, плечи, давил на грудь и не позволял выпутаться из своего плотного кокона. Я не сразу понял, что меня кто-то зовет, трясет за плечи и пытается разбудить. Голос Ростика слышался как будто из трубы, настолько далеко, что сравнить можно было только с эхом.

Мне хотелось спать, закутаться с головой в одеяло, возможно, для пущего эффекта накрыться подушкой и никогда не выбираться оттуда. Сложно объяснить словами внезапную усталость, апатию и желание скрыться от всего мира. Бесконечно спать и никогда не просыпаться. Это было просто жизненно необходимо в тот момент, как беспорядочный секс пару месяцев до этого. Но настойчивые руки продолжали трясти меня за плечи, разгоняя темный, приятный кокон, в который я закутался накануне вечером.

— Лекс, вставай! — настаивал Ростик. — Вот это ты спишь! Не добудиться!

— Отстань от меня, — зло пробормотал я, даже не открывая глаз.

— Не понял, — усмехнулся парень и попытался стащить с меня одеяло. — Вставай, в университет опоздаем.

Но я уперся, ощущая подъем раздражения и агрессии. Я не хотел никуда идти, ни с кем разговаривать и вставать с постели. Мне нужно было поспать, и совершенно не волновал какой-то там университет. Злобно рыкнув и красочно послав друга, я вырвал из его рук одеяло, отвернулся к стене и укрылся с головой.

— Сволочь ты, Сафонов! — прикрикнул на меня Ростик, но, кажется, ушел.

Тяжело вздохнув и наконец расслабившись, я с наслаждением закрыл глаза и ощутил, как из-под меня уходит земля, заставляя кружиться в темном пространстве. В тяжелой, словно свинцовой, голове нещадно шумело, как будто рой пчел поселился в черепной коробке, и, чтобы отделаться от этого странного ощущения, я всеми силами постарался вернуться в свой вожделенный сон. Это и случилось незаметно для меня, подарив покой и умиротворение.

Мои глаза открылись, когда на улице было уже темно. Во рту все пересохло, желудок отчаянно урчал, а мочевой пузырь требовал его опорожнить. Если бы не эти обстоятельства, я бы не стал выбираться из-под одеяла в холодное пространство квартиры. С трудом заставив себя спустить ноги на пол, я усилием воли оторвался от дивана и принял вертикальное положение. Шаркая тапками, как древний старик, прошел в темноте к туалету и даже свет не стал включать, потому что боялся ощутить неприятную резь в глазах.

Свое состояние я мог охарактеризовать как полный упадок сил, но даже не пытался выяснить его причину или попытаться выбраться из него. Несмотря на то, что хотелось есть, я не смог пересилить себя и что-то приготовить путное. В тот момент даже яичница выглядела верхом сложности, поэтому ограничился ломтем подсохшего хлеба и стаканом холодной воды из-под крана.

Взяв с подоконника сигареты, прошаркал назад в спальню и уселся ближе к стене, чтобы было на что опереть свою чугунную голову. Поставил пепельницу на подлокотник и закурил, чего прежде никогда не делал в постели. Я всегда относился трепетно к запахам в своем жилище, но теперь мне казалось смерти подобно выходить на площадку или открывать окно, и плевать, что постель пропитается запахом сигарет.

Я рассматривал ленивое движение дыма, причудливые тени от проезжающих машин на стенах комнаты, прислушивался к звукам и практически не шевелился. Сигарета тлела в пальцах, а я не мог заставить поднести ее к губам, чтобы сделать затяжку. Пепел падал и появлялся снова, но мой дурман не проходил и, казалось, все сильнее окутывал меня.

Время словно остановилось, стало неосязаемым и совершенно неважным. Я не знал, сколько показывают часы, не знал, где лежит мой телефон, и даже какой теперь день недели напрочь забыл. Мне не хотелось шевелиться, думать, разговаривать или кого-то видеть. Лишь покой был тогда необходим, подобно воздуху и биению сердца в груди.

Стоило сигарете полностью истлеть, как я выбросил фильтр и свернулся калачиком на постели, натянув до самого носа одеяло. Мой взгляд был направлен только вперед, в темноту комнаты и лишь изредка выхватывал световые блики от фар. Медленно моргая и еле заметно дыша, не знаю, сколько времени пролежал неподвижно, но потом понял, что засыпаю опять, и это не могло не радовать.

Проснувшись во второй раз, понял, что на улице до сих пор темно. Было раннее утро или снова вечер — не имел ни малейшего понятия. По примеру предыдущего дня сходил в туалет и на кухню. Открыл холодильник и уставился на пустые полки. Что я хотел там увидеть — не понятно, хотя даже если бы он был набит едой под завязку, вряд ли что-то стал бы есть.

Повернулся к столу, где лежал надкусанный мною хлеб в пакете, и понял, что тот почему-то опустел. Это не показалось мне странным, а просто воспринялось как факт. Ограничился стаканом воды и побрел назад к своему гнезду, в которое превратилась постель. Взобрался на нее и отвернулся к стене, чтобы вновь погрузиться в свою странную, пустую, одинокую ночь. Словно оглохнув и ослепнув, я смотрел перед собой и ничего не видел, слушал шум на улице и ничего не слышал.

Моя бесконечная, прекрасная ночь продолжалась, и мне было отрадно стать ее частью. Полный покой и отсутствие назойливых знакомых, никакой жажды приключений и новизны, походов по клубам и случайных связей. Отсутствие какого-то ни было интереса к жизни в принципе. Мне ничего не нужно, и я никому оказался не нужен. Только сон и полная изоляция стали моими спутниками, верными друзьями и близкими, постоянно убаюкивающие, расслабляющие и погружающие в новое тяжелое забытье, давящее на голову и грудь, подобно свинцу, заставляющее забыться и полностью расслабиться.

Мое отвратительное настоящее настолько сильно врезалось в мозг, что стало больно физически. Я сидел на подоконнике, смотрел вниз на дорогу, а внутри меня расстилала свои покрывала боль. Меня словно ломало изнутри нахлынувшая горечь и стыд. Слезы текли по щекам сами по себе, и остановить их я был не в состоянии.

Что я делаю со своей жизнью и зачем? Ведь все начиналось так хорошо в моей самостоятельной взрослой жизни. Неужели же уход Макса мог настолько сильно на меня повлиять, вынудив стать настоящей шлюхой? Я и не вспоминал о нем в последнее время или врал себе, что не вспоминаю? Почему стал настолько неаккуратен и срубил свою репутацию под корень похождениями в общаге?

Настолько мощного чувства стыда и уныния я не испытывал никогда прежде. Меня буквально прибило к земле огромным булыжником, и из него сочилось отчаянье, настойчиво проникая в разум, сознание и даже поры. Мозг генерировал памятные картинки моего пребывания в той злосчастной аудитории, где все и каждый смотрели на меня, смеялись и перешептывались. Наверное, так же и мои любовники у меня за спиной обсуждали мои похождения, тело и умения.

В тот момент мне не хотелось есть или пить, выходить на улицу и вовсе не находилось сил, только одно желание сверлило мозг — спрятаться от этого мира и никогда больше не появляться в его пределах. Только смотреть на него из своего окна, курить одну за одной и горько реветь, будто мне вновь пять лет, я разбил коленку и хочу к маме на ручки.

За своими обострившимися переживаниями мысли плавно переместились на родителей, и начали всплывать картинки того, как они могли бы отреагировать на мое поведение. И если бы я спал только с девушками, то наверняка бы меня еще и похвалили, но узнав про частые встречи с парнями, не гнушаясь пассивной роли, я вряд ли услышал бы в свой адрес лестные отзывы. Никого не волнует в этом мире твое личное удовольствие и предпочтения. Есть заведенные обществом, давно принятые условные правила, определяющие с детства хорошее поведение и плохое.

Еще полтора года назад, когда мы гуляли нашей небольшой компанией в парке, Яна красочно описала те самые рамки, в которые люди загнали сами себя. Трахаться в свое удовольствие с кем попало — плохо. Вести разгульный образ жизни — плохо. Если ты девушка и у тебя много мужчин — ты шлюха. Если ты гей — то изгой. А пассивный гей, неразборчивый в связях, вообще может рассчитывать только на расстрел.

Вспомнились в тот момент страхи Максима относительно разоблачения его ориентации, рассказы о несправедливости расстановки приоритетов в нашем обществе, наполненном гомофобами. Ему казалось, что неприятель может скрываться под каждым кустом, обязательно кто-нибудь из самых близких окажется противником и в один прекрасный момент, когда ты этого больше всего не ожидаешь, тебя огреют по голове битой просто потому, что посчитают тебя недостойным жить на земле.

И мне стало страшно. По-настоящему страшно, ведь я собственными руками повесил себе на лоб табличку с надписью «гей». Кроме этого там было приписано множество других определений, которыми люди с радостью награждают недостойных, по их высокому мнению. Что же скажет теперь отец, который прежде гордился сыном? Как поступит, узнав всю подноготную про него? Может ли мать обнимать меня с любовью, зная, что люблю брать в рот у мужиков?

Разбитый на осколки, раздавленный и обессиленный я выл, подобно зверю, сидя в своей темной квартире в полном одиночестве. Сам себя доводил до отчаяния рассуждениями, непрошеными мыслями, страшными фантазиями. С трудом дополз до разворошенной кровати и влез под одеяло, скуля раненым животным, не давая себе ни шанса на передышку или отпущение. Зареванный и уставший, я снова погрузился в тот тягостный сон, преследовавший меня последние дни, а проснулся уже на следующий день под приглушенные звуки чьих-то голосов.

— Ты что-нибудь понимаешь? — говорил Ростик где-то совсем близко.

— Нет, — тихо отвечала Яна. — Он что, все это время спал?

— Видимо, да.

— Все две недели? Может, скорую вызвать?

— Мне кажется, он под чем-то, — рассуждал Ростик, и я ощутил на щеке его дыхание, словно он наклонился посмотреть в мое лицо.

Намеренно не открывая глаза, я притаился и старался не шевелиться. Вместе со мной проснулось и чувство стыда с ненавистью к себе, а кроме этого мне не хотелось, чтобы друзья видели меня в подобном расхристанном состоянии.

— Что может действовать так долго?

— А если он временами снова закидывается?

— Все равно нужно скорую вызвать, — настаивала Яна. — Возможно, у него передоз?

— Подождем еще пару дней и посмотрим, давай?

— Хочешь оставить его в таком состоянии? Спятил?

— В каком таком? Говорю тебе, он обдолбан!

Они препирались еще некоторое время, а я молился, чтобы они скорее ушли и оставили меня в покое, перестали шуметь и квартира снова погрузилась в тишину. Так и случилось через какое-то время. Ростик уговорил Яну подождать и понаблюдать за мной, во мне же созрела странная решимость избавить их от этой необходимости. Право слово, зачем обременять людей настолько никчемным, как я, человеком.

Выбравшись из постели и взглянув в серую мглу за окном, я поежился и обнял себя руками. Почему-то резко похолодало в квартире: или погода изменилась, или я забыл прикрыть форточку вчера вечером. Медленно подойдя к подоконнику, выглянул на улицу и понял, что асфальт, деревья и крыши домов начало засыпать снегом. Как же это я пропустил момент начала своей любимой зимы? От этой мысли стало еще горче на душе и захотелось непременно согреться.

Пошаркав в ванную, впервые за все время своего добровольного заточения включил свет и взглянул на себя в зеркало. На меня оттуда смотрело нечесаное, грязное пугало, с потухшим равнодушным взглядом и серой кожей. Включив горячую воду, заткнул старую чугунную ванну пробкой и принялся раздеваться. Комната наполнилась паром, зеркало мгновенно запотело и спасло от возможности себя созерцать, потому что от отражения начинало тошнить.

Прежде эта квартира принадлежала моему деду и кое-где остались его старые вещи. Не знаю, зачем я сохранил их, наверное, казалось, что останется память о нем подольше. Его бритвенные принадлежности также не отправились на помойку и оставались на узкой стеклянной полке, создавая видимость того, что я живу не один. В опасном станке все еще было вставлено лезвие, оказавшееся на удивление целым, без капли ржавчины и сколов. Совершенно не осознавая своих действий, я взял станок с полки и забрался в ванную.

Погрузившись в теплую воду и откинувшись на бортик чугунной чаши, я на секунду прикрыл глаза и расслабился, наслаждаясь окутывающим жаром. Рука сама по себе отпустила тяжелую железную бритву, и та стремительно пошла ко дну, полоснув случайно обнаженное бедро. Нахмурившись, я поймал ее и поднес к глазам. В воду незамедлительно просочился едва заметный кровавый ручеек, настолько незначительный, что его можно было не заметить, если не приглядываться. Будь поток чуть более мощный, тогда и вода бы окрасилась соответственно и, возможно, даже появился какой-нибудь узор.

Словно завороженный, я принялся раскручивать станок и отбрасывать лишние детали на кафельный пол. Они звонко падали, но я едва слышал это, продолжая свое нехитрое дело, пока не добрался до сердцевины. Зажав между пальцами тонкое лезвие, я долго смотрел на его острые грани, изучал цвета и едва заметную надпись. В голове звенела тишина, и никакие эмоции мне не мешали. Наверное, поэтому я не размышлял о последствиях, не сомневался и не испытывал страха. Наверное, поэтому не медлил, а просто поднес лезвие к запястью и сделал глубокий длинный поперечный надрез.

Перед взором все выглядело мутным и ярко-серым, что резало глаза. Удивительно, что даже сумерки кажутся насыщенными, если долгое время находился в темноте. А вокруг было именно сумрачно, хоть и достаточно светло, из чего я сделал вывод, что проснулся днем.

В голове все спутано, смешано с ощущением нереальности и наркотического опьянение. Я точно понял, что под действием каких-то препаратов, потому что сам неоднократно их принимал. Поэтому перестал пытаться соображать и решил для начала осмотреться.

Комната была с высокими белеными потолками, большим окном, с карнизом советских времен над ним и полосатыми шторами по сторонам. Стены по чистовой штукатурке окрашены в приятный оттенок желтого, на них два круглых бра и репродукция какой-то картины в обшарпанной рамке, изображающая пейзаж. Ничего примечательного, но совершенно незнакомое место, резко пахнущее чистящими средствами и какими-то лекарствами.

Я лежал на кровати навзничь и по какой-то причине не мог пошевелиться. Во рту пересохло все равно что в пустыне в самый жаркий день в году, голова не прояснялась, но в тот момент уже не была настолько тяжелой, в груди перестало давить, и безумно хотелось в туалет. Я попытался принять вертикальное положение, и сделать это не получилось. Даже руку поднять я почему-то не мог. И только оторвав голову от подушки понял, что привязан к кровати.

В панике дернувшись и затрепыхавшись, начал яростно озираться, пытаясь определить свое местоположение. Сердце забилось настолько часто, что казалось, выскочит из груди, мысли проскакивали одна страшнее другой, и, как назло, память отказывалась воспроизводить предыдущие события, словно ее напрочь стерли. Зато кадры из фильмов ужасов с маньяками и расчлененкой выползли на первый план и лишь подбрасывали мне в кровь адреналина, заставляя дергаться все более и более яростно. Внезапно краем глаз я увидел, как поворачивается ручка на белой двери слева, и напряженно замер, приготовившись увидеть садиста, приковавшего меня к кровати.

В мою комнату вошла невысокая худая женщина, с короткой стрижкой, бледным лицом и стаканчиком кофе в руках. Она двигалась медленно и, кажется, старалась не шуметь. Видимо, думая, что я сплю. Под ее карими, знакомыми с детства глазами залегли темные круги, у пухлых губ появились заметные морщины, и ни грамма косметики не коснулось в тот момент ее кожи. На секунду она взглянула на меня и чуть не выронила стаканчик, у меня же в груди все защемило от боли.

— Мама… — хрипло пробормотал я.

— Феля, ты очнулся, — бросилась она ко мне, даже не пытаясь бороться со слезами. — Слава богу, — отставила она кофе и упала ко мне на грудь, — слава богу. — Повторяла она, всхлипывая и обнимая меня. — Сыночек мой, что же ты наделал?

— Мама… — только и мог повторять я, потому что не в состоянии был оторвать руки от кровати, чтобы обнять. Да и сказать мне было в свое оправдание нечего, лишь в тот момент осознав весь ужас того, что чудом не совершил.

— Я чуть с ума не сошла, — рыдала она, — думала, что потеряла тебя.

Сказать в оправдание мне было нечего. Я сжимал зубы, глотал вместе с ней слезы и крепко жмурился, чтобы не зареветь в голос. В груди все переворачивалось от стыда и сожаления, но нужных слов утешить мать упорно не находилось. Я сам не знал, зачем сделал это, не стремился к этому и не страдал настолько, чтобы лишать себя жизни. Все произошло словно само собой и будто с совершенно другим человеком или в страшном сне, который почему-то перешел в реальность.

Дверь снова открылась, и в палату вошел отец. Уверенность, что я в больнице, пришла мгновенно, ибо в другое место суицидника не определят, если только в морг. Но туда мне, как оказалось, рано. Отец не сразу понял, почему мать плачет, и напряженно замер в попытке тщательнее рассмотреть обстановку. Но стоило нам встретиться взглядами, бросился ко мне и обнял вместе с матерью.

— Феликс… слава богу, — чуть тише и менее эмоционально проговорил он.

Я никогда прежде не видел, чтобы мой отец лил слезы. Для меня он был эталоном стабильности и рассудительности. Никогда не впадал в панику и не поддавался эмоциям, всегда для семьи был оплотом стойкости и стабильности в отличие от более темпераментной матери. Он всегда говорил, что во мне ее гены, но я и не подозревал, что могу оказаться настолько неуравновешенным и ни с того ни с сего решу покончить жизнь самоубийством.

— Почему ты решил это сделать? — вопрошающе посмотрел он своими зелеными, такими же как у меня, глазами. — Почему? Твоя подруга Яна сказала, что у тебя была депрессия. Это правда?

Проглотив тяжелый ком, вставший в горле, я не выдержал его взгляда и отвернулся к окну. За бьющими через край эмоциями, переполнявшими душу, я совершенно забыл о своих биологических потребностях, но сухость в горле так и не смог перебороть. Единственное, что мне приходило тогда на ум, произнести было сложно, но, переборов себя, я все же хрипло пробормотал:

— Простите, — и разревелся по-настоящему.

Они вдвоем гладили мою голову и грудь, говорили, что любят и мне извиняться не за что, но почему-то я был убежден в обратном, кусал губы и старался сформировать мысль, которая постоянно ускользала от сознания, хотя я был уверен в ее нахождении где-то в закромах. Все же мне удалось ухватить ее за хвост, вытащить на свет и увидеть собственный глубоко запрятанный страх. Словно испуганный маленький котенок, сидящий на крыльце под дождем, ждал, когда его пустят в теплый дом, и одновременно боялся этого. Нужные слова крутились на кончике языка, и сколько не старался их проглотить, они упорно лезли наружу.

Я не знаю, у кого и как происходит подобное. Спустя много времени позже читал в интернете об этом. И страхах, нерешительности, промахах. Но уверен, что, в конце концов, у всех в жизни наступает момент, когда необходимо рассказать о себе правду хоть кому-то близкому. Не какому-то попутчику в поезде, собутыльнику в баре или случайному любовнику, а действительно близкому и любимому человеку, чье мнение и чувства важны.

— Я гей, — смог произнести тогда я сквозь слезы, но настолько четко и громко, чтобы родители не переспрашивали.

На секунду действительно воцарилось молчание, и сквозь поток горячих слез они рассматривали меня, пытались применить ко мне полученное сообщение, переглядывались и снова гладили меня по рукам.

— Неужели ты думаешь, что твоя ориентация нам важна? — всхлипнула мама.

— Так ты из-за этого, что ли?.. — неуверенно спросил отец и вытер нос.

— Я не знаю, — покачал я головой, ощущая новый поток слез на щеках. — Не знаю, — повторял я снова, совершенно не стесняясь плакать.

Родители крепко обнимали, мама стирала слезы с лица, отец гладил по голове, мне становилось легче дышать с каждой минутой, хоть и оказался в настолько унизительном положении. Смотреть на них все еще было стыдно, и объяснить доходчивее свой поступок я не мог даже самому себе, но главное в тот момент было сказать правду и избавиться от надоевшего чувства загнанности в угол.

— Нам все равно с кем ты спишь, сынок, — говорила мама, постоянно смахивая слезы с глаз. — Мы будем любить тебя любого. Ты только живи.

Тогда в больнице единственным развлечением для меня было окно, будто прорезанное специально, чтобы поиздеваться над пациентами и показать им другой мир, недоступный для них. Я проводил пальцами по бинтам на своих запястьях и смотрел в то самое окно, за которым уже выпал снег. Железная решетка даже в помещениях третьего этажа не позволяла не только приблизиться к нему, но и создавала иллюзию, что нахожусь я не в палате, а в одиночной камере.

После моего пробуждения родители позвали врача, который пришел с фонариком, тонометром и моей картой. Осмотрев меня, расспросил о физическом самочувствии, а потом и душевном. Сказал сам пару слов о моем состоянии и отвязал от кровати, видимо поняв, что буйствовать я не намерен.

Оказывается, в окровавленной ванне меня нашла Янка, все же решившая в тот день вернуться и проверить, что я делаю. Девушка в прямом смысле спасла мне жизнь, хоть сама и испытала небывалый шок от увиденного. Она думала, что откачать меня уже не удастся, настолько я казался бледным и неподвижным, хотя на самом деле времени после потери сознания прошло не так много. Именно она рассказала врачам о моем странном поведении накануне, и те уже успели поставить предварительный диагноз.

Сидящий у моей кровати мужчина среднего возраста со спокойными чертами лица, блеклыми глазами и густой светлой бородкой расспрашивал о предшествующем депрессии эпизоде активности при родителях, и это безумно меня смущало. Кому охота, чтобы мать знала, что ее сын трахал все, что шевелится, заливал в себя дешевое пойло, употреблял наркотики и проколол язык в абсолютно антисанитарных условиях? Честно признаться, теперь я бы никогда в жизни этого не сделал! Да и тогда, когда, запинаясь, рассказывал о своих приключениях врачу, неудержимой жажде секса и приключений, ужасался, что вообще решился на это.

Расспрашивал про боли во всем организме, которые я списывал на свои бесшабашные походы, простуду или банальное похмелье, и не обращал внимания. Потом тема коснулась сна и аппетита. Тихим голосом он перечислял какие-то симптомы, сам рассказывал, что я, должно быть, испытывал, а потом кивал себе и записывал в карточку. Дальше зачитывал какие-то утверждения, словно в анкете, и я должен был выбрать подходит ли мне что-нибудь.

— У вас классическое биполярное расстройство второго типа, юноша, — старомодно в итоге изрек врач. — Вместо классических маниакальных фаз присутствуют гипоманиакальные, что не приводит к нарушениям в работе или в повседневной жизни. Но, к сожалению, нет никаких гарантий, что болезнь не перейдет в расстройство первого типа.

— Подождите, я не понял, — уселся я удобнее в кровати. — Биполярное расстройство? Это маниакально-депрессивный психоз?

— Все верно.

— Как у тети Лены? — перевел взгляд на мать, но та лишь зажала себе рот рукой и снова всхлипнула. — Я что же, теперь буду всегда в психушке?

— К сожалению, в момент депрессивной фазы с вами рядом никого не оказалось, что чуть не привело к летальному исходу, поэтому пару месяцев вам придется пожить у нас. Ну а дальше мы выпишем вам лекарство и отпустим с богом на все четыре стороны.

Коротко улыбнувшись мне, врач закопался в своих бумажках, приводя их в порядок и намереваясь уходить. Я же заволновался сильнее прежнего, потому что слишком мало информации о моем состоянии, а о тетке я знал лишь, что она больная на голову и ей нужен постоянный уход.

— Я теперь не смогу учиться? — в панике спросил я врача, искоса поглядывая на родителей.

— Ну почему же? — поднял на меня взгляд доктор. — Бывает, ремиссия длится несколько лет, а при своевременном и регулярном приеме препаратов болезнь и вовсе может не вступить в свою полную силу. До этого года никакой симптоматики прежде не бывало? — он взглянул на меня, а я на родителей.

— Нет, — покачала головой мама. — Нет! Он всегда был обычным мальчиком, жизнерадостным и ни в какие депрессии не впадал. Я вообще прежде думала, что биполярка бывает только от тридцати.

— Стремительное течение болезни могло вызвать глубокое душевное потрясение с сопутствующими физическими травмами, — сложил руки на коленях врач, а у меня внутри все перевернулось. — Унижение, избиение, насилие, потеря близкого человека, предательство — с этим мы обязательно разберемся в стационаре при прохождении полного лечения. Не волнуйтесь об этом. К тому же, как я понимаю, у вас больна родственница, а наследственность в этом деле играет огромную роль.

Он еще что-то говорил, сунул мне в руку большую анкету, но я его не слушал, потому что о причинах уже все прекрасно знал. С горечью отвернулся к окну и сглотнул набежавшую слюну. Вот и появился мой первый шанс рассказать о произошедшем год назад хоть одному живому человеку. Сердце испуганно сжималось в груди, но удары пропускать не собиралось, моя мутная голова постепенно прояснялась, и вся цепочка событий выстраивалась перед глазами ровным строем. Сразу появилась куча вопросов с «если бы» и «что бы было», и тогда моя жизнь могла стать другой.

Но, кажется, не в этом измерении и не для нынешнего Феликса Сафонова. Здесь была только моя поехавшая крыша, неустойчивая психика и два месяца жизни в клинике для душевнобольных пациентов. А дальше полная неизвестность, страх рецидива и мир через призму стабилизаторов, пропуск которых граничит со смертью.

Два месяца я привыкал к своему диагнозу, разговаривал с психологами и другими пациентами, смотрел в окно и тосковал по родным и близким. За высоким забором с колючей проволокой кипела обычная жизнь людей, которые стараются не думать о тех, кто пребывает в подобных заведениях. Я тоже прежде не мог и помыслить, что окажусь в месте, где страшно вечером пройти по коридору.

Моя тетя Лена поехала крышей после смерти своего второго ребенка. Настоящая трагедия для женщины, мечтавшей всю жизнь о материнстве. Эту историю я слышал в далеком детстве краем уха, потому что родители не хотели меня пугать. У нее было два мертворожденных ребенка, и она слетела с катушек. Сначала все думали, что она просто переключилась на работу, станет бизнесвумен и посвятит свою жизнь карьере. Но потом пришла ясность, что она действует бездумно и хаотично. Хваталась за несколько дел сразу, брала множество кредитов под большие проценты, мало спала и срывалась на муже без какого-либо повода. У нее в буквальном смысле появилась мания величия, и чуть ли не каждого встречного тетя Лена уверяла, что способна свернуть горы.

Потом все внезапно прекратилось, и мания переросла в затяжную депрессию с несколькими попытками суицида и последующей госпитализацией. Практически, как и у меня. С той лишь разницей, что я действительно чуть не отправился на тот свет, а ей так и не удалось совершить задуманное.

Понимая ее состояние и отсутствие вины, муж не оставил женщину в трудную минуту, заботится о ней и даже сумел скопить на дом в пригороде. Только, насколько я знаю, рецидивы у тети случаются регулярно — раз в полгода — и поэтому она проводит массу времени в клинике.

Я так не хотел, если не сказать большего. Питаться и спать по часам, смотреть на небо через зарешеченное окно палаты, гулять под присмотром санитаров, больше похожих на горы мускулов, — не жизнь, а сущий ад.

Я делал все, что было предписано врачами, только бы поскорее удовлетворить их своим состоянием и уехать домой. Стабильно принимал лекарства, ничего не прятал и не выплевывал, ходил на групповые занятия и индивидуальные, отвечал на все вопросы честно и даже на такие, которых хотел избежать. Вечерами читал, что находил в небольшой библиотеке в центральном холле, и старался не выходить из палаты ближе к ночи.

Слава богу, я находился в отдельной, чему поспособствовали родители, приезжающие ко мне каждую неделю. Контингент в отделении был, мягко говоря, странный и пугающий. Больше всего мне не нравились их взгляды, как будто перед их носами прошел вкусный бутерброд. В других глазах были ненависть и презрение, или просто пустота, будто они смотрят и не видят ничего вокруг. Люди здесь одеты бедно, родственники их посещали нечасто, что вовсе не удивительно, учитывая их душевное состояние.

По ночам в корпусе раздавались шорохи и различные пугающие звуки, типа стонов и скрежета металла. Один медбрат мне рассказывал, что в детском отделении намного страшнее. Даже буйные взрослые не такие кровожадные, как дети. Именно он и посоветовал мне стараться не выходить из палаты ночью и делать свои дела перед сном. Не потому, что пациенты с ножами будут шастать по коридорам, а просто, чтобы лишний раз не пугаться и не вредить шаткому эмоциональному равновесию.

Последнего дня в отделении я ждал как манны небесной, считая минуты до приезда родителей. А когда завидел отца возле входа, то вылетел навстречу, словно не встречал его год. Мама снова расплакалась тогда и долго причитала на тему моей худобы, а затем предложила всей семьей съездить пообедать в каком-нибудь дорогом ресторане, как бывало в детстве, когда мне покупали вкусности за хорошее поведение после похода к врачу.

Мы выбрали ресторан в центре города, но, прежде чем поехать туда, я настоятельно попросил заехать в квартиру, где хотел переодеться во что-то более презентабельное и принять душ в нормальной обстановке. Родители тогда переглянулись, но не стали со мной спорить, видимо, боялись задеть своим отказом за живое.

Моя квартира абсолютно не изменилась за два месяца, правда, ванну отец решил поставить новую. Наверное, вид старой его пугал. Но меня это совершенно не смутило и в груди даже ничего не сжалось, когда я вошел в помещение, где чуть не покончил с жизнью. Наслаждение удобствами и благами цивилизации в одиночестве — вот что было моей главной целью и блаженством тогда.

Вышел я к родителям в приподнятом духе, с боевым настроем и намерением вкусно поесть в выбранном заведении. И они меня встретили с улыбками, уже приготовив одежду к этому случаю. Но что-то все же было не так. Что-то совершенно неуловимое, но гнетущее, беспокойное, какая-то недосказанность и нерешительность. Я не мог выразить мысль словами в тот момент, пока не увидел чемодан со своими вещами.

— Что это? — кивнул я на него. — Мы куда-то едем?

— Да, — кивнул отец. — Мы с матерью решили, что тебе стоит вернуться домой.

Горько усмехнувшись и покачав головой, я отвернулся от них и подошел к окну. На подоконнике все еще стояла моя пепельница, а рядом лежала открытая пачка сигарет. Все время пребывания в дурдоме я не сделал ни одной затяжки и меня даже не тянуло, потому что цели и задачи были иными. Но теперь рука автоматически потянулась к пачке, пальцы поддели сигарету и вот уже сизый дымок тонко и едва заметно струится в приоткрытую форточку и пропадает в морозном небе.

— Решили меня спрятать, — не спросил, а утвердил я, даже не взглянув на замерших родителей через плечо.

— Ну что ты такое говоришь? — всплеснула руками мама. — Тебе необходима забота. И врачи рекомендовали не оставлять тебя одного.

— В университете мы оформили тебе академический отпуск, а потом сможешь перевестись на заочное, — продолжил за нее отец, подошел ближе и похлопал меня по плечу. — Поживешь дома. Отдохнешь. А летом съездим куда-нибудь.

— Я никуда не поеду, — оборвал я, скрестил руки на груди и взглянул на него в упор.

— Мы тебе добра желаем, — раздельно и четко проговорил отец.

— Я знаю. Но не нужно загонять меня под юбку и запирать на ключ, как сумасшедшего.

— Но как же ты будешь здесь один? — заламывала мама пальцы и кусала губы, уже готовясь плакать.

— Мама, я не маленький, — повернулся я к ней, не собираясь уступать ни на шаг. — Поход к психологу раз в три недели, лекарства у меня есть, диагноз я свой знаю и если почувствую, что что-то не так, обязательно сообщу.

— И чем ты будешь здесь заниматься?

— Найду работу, — пожал плечами и улыбнулся краем губ. — Мне уже двадцать — давно пора, не кажется?

В комнате воцарилась долгая тягостная тишина. Родители помнили о моем упрямстве и если бы стали уговаривать, то скандала было бы не миновать. Но также они понимали, что оставить меня в городе и дать шанс самостоятельно справляться с проблемами будет правильным решением. К жизни не подготовить и заранее не научить, шишки для этого и набиваются, трудности преодолеваются, а болезни укрепляют.

Да, мой случай не совсем обычный, страшно в тот момент было всем, но прятаться я не собирался, потому что хотел жить, а не ждать, когда мне предоставят для этого шанс. Мои родители — мировые, они все понимали и мое решение поддержали, хотя знаю насколько сложно им это далось. Отец похлопал меня тогда по плечу, согласно покивал и одобрительно улыбнулся.

— Ты справишься, — сказал он мне, встретившись со мной взглядом.

— Знаю, — кивнул я в ответ и вздохнул свободнее.