Сквозное. Навылет

Глава 30

Он просчитался. Как будто бы принимал и учитывал тот вариант, что память к Тале вернется, причем с наибольшей долей вероятности. Старался не переигрывать и не перегибать, максимально придерживаясь правды. А в итоге оказался не готов к тому, что его самого захлестнет и накроет вырвавшимися из-под контроля эмоциями.

Шуст не привык к такому… Хотя, бл*! Опять обманывает самого себя?! Около нее он всегда терял это чертово предательское чувство контроля! Слишком ценная для него.

И в груди, в голове сейчас — оглушающий рев того самого монстра, который за эти дни впервые было понемногу притих, благостно урча, что его женщина в его же логове, в полной и абсолютной безопасности!

А теперь по новой диким ревом жадной, скупой потребности, алчной нужды никуда ее из рук не выпустить! Под себя подгрести, укутать со всех сторон, чтобы ничего, кроме него, не видела… Доказать, что нет у нее иного выбора, и не потому, что Шуст ограничивает, а потому что оба не выживут друг без друга физически, подохнут, как разрубленный на половины единый живой организм.

Забавно, если хоть как-то остатки логики выгрести на поверхность. Тала и сейчас боялась, что он от нее уйдет, больше всего иного, выходит, если по оговоркам судить, несмотря на всю нынешнюю колючесть и попытки к самостоятельности. А Шуст… этот собственнический, адовый монстр в нем, получалось, также больше всего страшился лишиться своего чуда.

Слишком сильно они похожи, точно что два сапога — пара. И орут одинаково, у него в ушах звенит от ее упреков… во многом здравых, конечно. Но как-то… неожиданно, блин. Хотя и раньше ловил проблески ее характера, но вот так откровенно Тала на него выплеснулась впервые.

Ну, как бы мог понять причины, без претензий. И даже в чем-то рад — это тоже огромное доверие и открытость, что не боится уже и не давит характер, а требует от него целиком и полностью ее принять, даже если сама этого не понимает.

Да и Шуст тоже сорвался, чего уж. Слишком существенная для него, бесценное его сокровище!..

Выдохнул, с трудом заставив себя от сладких, хоть и дрожащих еще, губ оторваться. Коснулся напоследок жадным ртом коротко, вроде и понимая, что весь воздух у чуда своего забрал, надо бы дать продышаться. А нет сил отодвинуться.

И руками уже под ее кофту забрался, гляди… Точнее, под свою же. Тала те, вслед за его же футболками, тырить повадилась, хотя весь ее гардероб раньше них самих в этот дом перевезли, но что-то Шуст ни разу не видел девочку свою золотую во всех этих шелковых сорочках и пижамах. Чудо его упорно по половине самого Дениса в гардеробе проходилась. Удобней ей в хлопке сейчас, заявляла, а себе, значит, выбрать и заказать, как он пару раз предлагал, руки не доходили… Ну да, ну да.

Но, он, в принципе, и не противился. Да и не дурак, понял, что все вот то раньше накупала больше для отвода глаз. Ну и потому, что, по советам Светы, считала, что именно в подобном ее мужчина должен видеть…

А Шуст… Ну, неправильный он мужик, видимо. Гончаренко же, блин. У них врожденно мозги в этом вопросе с завихрениями и под проклятием, очевидно, он просто ранее не в курсе был. Им их женщины, как Денис понимал, что голые, что в мужском свитере на три размера больше, что в мешковине — желанней и нужнее до оголодания безумного какого-то, чем во всех этих кружевах или шелках. Так что вообще не напрягал, оставив на ее усмотрение выбор одежды. Здесь у него вещей было на двоих достаточно.

И, кстати, еще же один железный аргумент! Только попробует пусть намекнуть, что неправда, и все ее признания и эмоции — следствия амнезии! На хрен! Просто к зеркалу подведет и вот это все ей покажет. Послушает тогда.

Бездна! Надо бы все-таки у Стаса выяснить, как они с этим тремором и алчностью по своим женщинам справляются? Может, существует у Гончаренко уже какая-то наработанная методика, с детства сыновей обучают, а? Ведь адекватные же мужики, он с ними сколько дел имел, а Дениса в морской узел сворачивает постоянно, до работы еле добирается… да и то не всегда.

Точно есть какой-то секрет.

Опять к губам Талы прижался, уже нежнее, слизывая воздух и растерянность, сладковатый привкус того, как сама по нему распределилась, растеклась, устроилась телом по его мышцам, не задумавшись. Дышит в щеку тепло и сладко, уткнулась носом, тихо, а все равно прям чувствует, как раздраженно сопит. И Денису от этого расхохотаться в голос хочется.

Его драконом называет вечно, а сама? Драконица! Не менее огнедышащая, чем он.

— Ты моя, девочка золотая. Но и я же твой с потрохами… Думать надо было, когда на танцпол в моем клубе вышла, а потом еще и играть уселась за инструмент, задурила голову слабому мужчине, терпи теперь, — поддевая ее с веселой иронией, чтоб не сильно впадала в надрыв, прошептал, прижав голову жены к своей шее, кайфуя от чего-то трепетного, что окутало и их самих, и весь этот кабинет. Щенок и тот притих. — Даже не вздумай вспоминать больше про развод, Тала, я серьезно. Мы — одно целое, нам поодиночке не выжить, и не в болезнях дело. Мы же одним воздухом на двоих дышим.

— А раньше как жил? — нет, ему, определенно, нравились эти острые и ехидные нотки.

Да и огоньки в янтарных глазах! Куда лучше того напряженного отстранения, которым Тала раньше от него прикрываться пыталась.

И как же она умела управлять собой, если до этого подавляла все, только время от времени не успевая пламя прихлопнуть. Видел отдаленные всполохи, угадывал. Теперь во всей красе по нему полыхнуло, обожгло! А Шустов, как маньяк, еще больше хочет! Чтоб по всей коже языки этого пламени, целиком в ее огонь!

— А я не жил, девочка моя золотая, я тебя искал, сокровище свое, — хмыкнул, откинувшись на стол спиной, продолжая ее цепко в своих руках держать.

На то он и дракон, чтобы ее от себя ни на шаг не отпустить.

Тала помедлила… Будто хотела что-то ответить, но как раздумывала, подбирая слова. И тут снова щенок о себе напомнил. Возможно, решил, что, раз притихли все, то и на него внимание, наконец-то, обратят.

Прям завыл, что тот волчонок, надсадно, тонко, ну точно же на жалость давя. Манипулятор хитрый, блин, Денис ощутил, как чудо его дрогнуло. Ну ладно, мог дать ей повод выдохнуть.

— Так, все выяснили и тему закрыли, и чтоб больше я этого «зачем» не слышал, — мягко, но окончательно, подвел черту Шуст, прижавшись губами к ее виску. — Иди, дите свое успокой. И так, чувствую, придется мне дверь менять, все полотно исцарапал, — хмыкнул с сарказмом.

И поднялся вместе с Талой, продолжая свою девочку крепко обнимать.

— Что значит «не слышал»? А как ты залюбливать будешь меня тогда? Я не поняла… — заломила она брови под волосы.

Он остановился, медленно повернувшись лицом к лицу Талы… Ты смотри, какая язвительная, а!

— Обещал же, — казалось, жена ему чуть язык не показала, и гримаса такая, полная вредности. Шуст обалдел немного. — И нечего было орать на нашего щенка, он бы и не портил двери. Напугал маленького, — фыркнула неожиданно вдобавок. — Кстати, вот не вздумай делить. В семье все общее должно быть, Денис. И пес у нас — наш, а не только мой. И любые проблемы — наши… Даже те, которые своими считаешь. Или ты к такому не готов? — твердо вдруг ему в лицо заявила, решительно скрестив руки на груди.

Шуст оторопел немного. Это что, вызов? Она его на слабо берет, что ли? Проверяет? Или как бы тоже информирует, что свои условия есть? Ну-ну.

— А ты не слишком смелая стала, девочка моя? — понимая, что проигрывает и расплывается в ухмылке, заломил бровь, прям с напором глянув на Талу в ответ.

— А я всегда такая была, ты бы себе слабую не выбрал, — огрызнулась натурально. — Типаж не тот, мой дракон. Только, когда в содержанки подаешься, особо же нервы не помотаешь покровителю, чревато… Но я ж не содержанка теперь, жена законная! — до того, как он рыкнуть успел бы, от вновь накатившей ярости, заявила беспечно эта, точно склонная к адреналиновому кайфу, девочка, еще и пальцами прищелкнув перед его лицом. — И, заметь, я тебя на себе жениться не заставляла, так что ко мне претензий никаких, — развела Тала руками с ехидством. — Сам все решил — сам теперь и наслаждайся выбором. И не надо на меня так глазами сверкать, Деня. Ты занят утром, вообще-то, я все помню. Пойду уже, работай спокойно, — она даже попыталась еще отойти.

Будто кто-то ее отпустил бы на такой ноте!

— А, и да, я тоже работать собираюсь… Еще не придумала кем, но имей в виду, любимый… муж!

Он медленно на нее двинулся, кажется, вытянувшись в лице.

Тала это, определенно, заметила, насторожившись.

— И, кстати, я в курсе, где у тебя пистолет спрятан, и экстренный код сейфа знаю, буду защищаться, — видимо, заметив нарастающую в его взгляде суровую грозу… заявила жена с апломбом.

И шагнула так опять аккуратно бочком-бочком в сторону двери, точно же намереваясь в коридор шугануть.

А он просто ухнул. Ага, сейчас, разбежалась прям. Шустов натурально в осадок выпал, давясь смехом, будто Гришка давеча, но и кашлем не замаскировать. Рвало!

— Ты хоть стрелять умеешь, дракончик мой безбашенный, чтоб мне тут оружием грозиться? — ухватил ее за пояс и вновь на себя дернул.

Но, блин, смехом разбирает так, что даже нормального грозного вида не принять, натурально ржать хочется от этих ее пробных уколов, что ему, как горохом об стенку.

— Дурное дело — не хитрое, — повыше вскинула голову Тала, но точно напряглась.

И он сдался, расхохотался в ее волосы во весь голос.

— Ты — чудо! — еле отдышавшись, взъерошил ей прическу. — Ладно, так и быть, научу тебя, чтоб уж хоть с базой угрожала, а не голословно. Не солидно для Шустовых. Мы за свои слова всегда отвечаем, держи марку, — прижавшись своим лбом к ее лбу, многозначительно Тале в глаза глянул.

А эта… уже, мля, опытная камикадзе, похоже, в восторг пришла!

— Правда, научишь?! — с таким воодушевлением, будто ни о чем ином училка начальных классов больше грезить и не могла, и он сейчас ее розовую мечту поклялся исполнить, воскликнула. — Здорово! Значит, вечером и начнешь, — уперла палец в губы, словно план на день прикинув. — Мне, конечно, тренироваться немало, наверное, будет нужно, но я технику освою… У меня, вообще, до всех этих проблем со здоровьем, рука твердая была. Думаю, и сейчас вернется уверенность. И… Вот, слушай, это же классный вариант!!! — воодушевилась Тала не на шутку. — Я инструктором по стрельбе стану, а? У вас же нужные такие специалисты, да? — вдруг выпалила. — И около тебя рядом, чтоб не нервничал и я за сердце твое не переживала, возраст все же, — ввернула, будто мимоходом. — И работой обеспечена, не нудно жить. Все в семье, опять-таки, никаких посторонних. Буду твоих людей тренировать, и мне по профилю, и тебе польза… Или ты их уже опытными набираешь на работу? — нахмурилась, словно всерьез рассуждала, пока Денис тихо прифигел… и угорать начал от того, как Талу понесло.

А глаза-то как сверкают! Любо-дорого смотреть же! И, главное, смех, страх, кураж вперемешку мерцает такими углями, что куда там их камину! Шустову жарко уже, растекается разрядами по коже. Кровь рванула по венам с бурлением.

Бездна! Какой же кайф, оказывается, видеть ее в таком настроении! Заводило так, как и не ожидал, если честно. Выходит, нравится, когда Тала его авторитет оспорить пытается, когда огрызается? Нра-вит-ся.

Определенно, пропал по полной. Но и ее с собой в это пламя безумия утащит!

И ответы на свои вопросы и тайные желание, похоже, получены, да?

О сердце она его «старческом» беспокоится, елки-палки! Сейчас Шуст ей донесет, кто тут полон сил и энергии! Распоясалось чудо его, разгулялось, захмелев от куража!

— Ну, все равно, — не ожидая его ответа, по сути, даже и не оставляя пространства Денису слово вставить, продолжала Тала разглагольствовать немного… как эйфорично, будто не совсем в себе еще. — Квалификацию повышать всегда надо, даже спецам, качество работы от этого зависит. Введем им аттестационные балы, я, может, даже дневники их заполнять заставлю. Заодно грамотность подтянем, чтоб больше такими отчетами, как тот, что я проверяла, не позорились…

Все! Денис же не железный, у него больше выдержки не хватало.

Хотелось и отшлепать ее, и встряхнуть, и захохотать опять, и зацеловать до безумия… Последнее — особенно. И не только зацеловать, к слову.

У Дениса уже все тело судорогой тяги к этой женщине сводить начало. Мошонку заломило сладкой болью подкатившей потребности ее своей немедленно сделать. Член рванул, до боли врезаясь во все эти треклятые слои одежды! Застучало в голове примитивным и бешеным!

— Тала, ты точно в себя пришла? Или совсем от берега оторвалась, любовь моя?! — у него голос низким стал, прям с рычащими отголосками. Прижал ее к себе вплотную, распластав по закаменевшему телу так, чтоб она уже в полной боевой готовности пах ощутила.

— Я только во вкус вошла! — яростно вдруг отозвалась жена, похоже, намеку не вняв. — И, между прочим, запрещенное слово не говорила, — будто думала, что этим ему охоту собьет, добавила, попрекая.

— Да для меня каждое слово из твоих губ — спусковой крючок, чудо, — Шуст хохотнул, видя, что не верит.

Что ж, перейдем к наглядным примерам. Не отпуская ее от себя, спиной подтолкнул назад, туда, где стол стоял. В голове барабанила адовым напряжением эта пылающая кровь, в животе и паху огненные протуберанцы сворачивались, делая собственное тело неудобным и тесным, если Денис не в ней!

— Денис! Я тут ругаюсь с тобой! — возмутилась его девочка золотая, кажется, осознав, наконец, что дело приняло новый незапланированный и безвыходный оборот.

— А я тебе не мешаю, на здоровье. Но у меня и свои желания есть, — ухмыльнулся грубовато, реально дурея от нахлынувшего жара и потребности.

Прошелся по ее щеке языком, прихватил губы коротким поцелуем-укусом, кожу на подбородке в себя втянул до засоса! Трясти начало от нужды…

И прям отдалось в груди, когда ее пробило ответно! Уловил. Глаза заволокло, ударило в лицо румянцем, когда Денис ее буквально заставил на свой стол усесться, наплевав на стопки документов и какие-то папки. Впился голодным поцелуем в ключицу, на ходу с нее свою же кофту стягивая.

Но Тала, видимо, сейчас была не в том настроении, чтоб легко и просто признаться в своем желании.

— Денис!!! — со всем своим, новообретенным апломбом и характером, возмутилось его чудо огненное.

— Что такое, драконица моя? — хмыкнул с иронией, до обнаженной груди добираясь, прям с урчанием в рот горошину соска втянул.

И, ага, типа сделал вид, что не почувствовал, как ее руки ему в волосы забрались, крепче прижав к этой самой груди. Уже ж знает, что ее со старта до пика довести может, все точки и предел давления изучил. Выгнулась, не задумываясь, сбилось дыхание, пульс на шее ему в ладонь барабанит!

— Сними меня со стола! Мне запрещено к твоим рабочим столам приближаться, я все помню! — задыхаясь, попыталась новый аргумент привести, а сама уже ногами его бедра обхватывает, приподнявшись, когда Денис ее штаны вниз потянул.

— Со мной тебе все можно, чудо мое, я контролирую, — ухмыльнулся, облизнув второй сосок, ладонью под белье скользнул, растирая выступившую влагу по нежным складкам самого сладкого ее уголка.

Надавил пальцами, заставляя в первой легкой судороге удовольствия вздрогнуть.

— Денис! — может, возмущалась и дальше, но прозвучало, как самый настоящий стон, между прочим.

И он, воодушевленный такой отзывчивостью любимой жены, дальше пальцами напирал, уже во влагалище погружаясь, дразня сильнее, распаляя, пока у самого пах ломило до реальной боли от прилива крови и собственной к ней тяги.

— Что такое, золото мое? — проурчал, пируя у Талы на груди.

— Так нече-е-стно! — опять гневная интонация у девочки его золотой не вышла, голос уже сладко дрожал, гласные протяжные.

— Значит, когда тебе хочется — правильно и можно, а когда мне — нечестно? — «упрекнул» ее же словами, которые тоже вспомнить была должна. Ну и потом, кто тут недавно его у камина… соблазнял, а?

Голос крошится, блин, выдает его одержимость ею, но Шуст ничего и не прячет! Жаждет ей все показать и дать!

А Тала моргнула, очевидно, да, вспомнив, и даже улыбнулась, хоть и опять губы в стоне округлились, потому что он не прекращал пальцами на ее влагалище напирать, возбуждая, доводя до такого же каления, которое его сжигало, стоило на нее посмотреть, мля! Рассмеялась… тут же вновь застонав, бедрами на его руку подалась, ногами, пальцами самого Дениса к себе притягивает!

Бухает гулко в черепе, требуя уже иного, большего, членом в эту медовую влажность ворваться, себя по ней расплескать так, чтоб одним целым стать!

И, вот искренне, вообще нет охоты сопротивляться!

Оторвался от груди, вновь до губ, а глаза уже подернуло багровой пеленой, до того жаждет ее. Свои брюки рванул, чуть нафиг не порвав кожаный ремень. Сдернул, то ли облегчение испытав, то ли новую грань этой чувственной муки, когда член колом воспрял, тут же в ее жаркую влажность упираясь.

Все, нет сил терпеть! Ревет что-то в голове, в груди отдаваясь эхом. Видно, тот самый адовый монстр, что и зубами вцепился бы в свою золотую девочку, кровью смешиваясь.

Ворвался, влажными пальцами в ее бедра вцепившись, дернул на себя, погружаясь одним толчком. И оба застонали от облегчения, в унисон прям, слаженно так, бл*! Как он ей когда-то и обещал… Пробило дрожью через него в ее мышцы, и назад бумерангом.

— Люблю тебя, золотая моя, болею тобой! И не хочу иначе, — понимая, что напирает, вбивает ее в стол, попытался под спину Талы просунуть ладони, чтобы хоть руками смягчить для нее немного. — Хотя кто б знал, что ты такая язва вредная моя, а? — поддел, правда, где он, и где сарказм сейчас!

Реально же в нирвану нырнул по темя, захлебнулся ею!

Но и надо ж прояснить, чтоб не брала дурного в голову, не придумывала себе ничего больше. А то, блин, мыслей она его не понимала, оказывается, не так все поступки трактовала! Так пусть четко расклад понимает!

В губы рычит, точно что дракон жадный. И вколачивает себя в нее, ощущая, как огненный шар по позвоночнику от крестца к голове несется, накрывая слишком ярким кайфом. Языком в ее рот, не имея сейчас сил ничего контролировать.

А Тала ему ногтями в плечи впивается, дугой выгибается под Денисом, будто спаять себя с ним хочет! Как бы не кипятилась, а в этом на одной волне, обоих одинаково этой одержимостью-любовью кроет!

— Люблю!!! — простонала она ему в рот, когда заколотило всем телом, сжала его шею так, что и придушить же можно.

Каждой мелкой мышцей как закрутилась вокруг него, заставляя с ней в этот оргазм рухнуть, никакой же выдержки сейчас!

В глазах звезды, пусть веки и не успел закрыть, в ее шею лицом уткнулся, задыхаясь. В груди — как кузнечные меха, не успевает воздух глотать, их пламя кислород под ноль выжигает, а в голове от этого, как молотом, по мозгам стучит.

Но безумие зверя в нутре утихло, удовлетворенно заурчало, аж подвывая…

Нахмурился, пытаясь оклематься от кайфа, которым его по столу и по чуду своему раскатало.

— Блин! Там твой… наш щенок, весь дом, по ходу, разнесет, — хохотнул, когда дошло, что за вой в коридоре стоит.

А девочка его золотая, кажется, вообще еще в себя не вернувшаяся, расплылась в такой сладкой улыбке, что ему тут же припекло ее губы по новой облизать!

— Выгуляю его сейчас… — прохрипела довольно, похоже, оценив и его старания, и молодость, и то, что замечание по праву собственности учел.

Потянулась, сама напоследок поцеловав Дениса в ключицу, пока он пытался выпрямиться, чтоб не давить на чудо всей своей массой, косточки же, блин, до сих пор торчат, того и гляди, хрустнут!

— Все равно тебе работать еще, мне надо чем-то заняться, — села на столе, осоловело хлопая глазами, как с трудом возвращаясь в реальность.

Потянулась за кофтой.

Растрепанная, пылающая, зацелованная и залюбленная им вся, как Шуст и обещал!

— Ну и убираться тебе тут не буду мешать, мне же нельзя трогать бумажки с твоего стола, — лукаво блеснув улыбкой, спрыгнула нежданно резко, метнувшись к двери, позабыв свои штаны и белье на полу… ну да, среди всех этих документов. — Жизнь еще дорога, только во вкус, можно сказать, вхожу. Учиться стрелять вот буду… Я в душ! — таки нагло продемонстрировав ему язык, заявила бессовестно, и выскочила за дверь, кое-как кофту натянув, пока Шуст расхохотался.

Так его еще не отшивали, конечно.

Осмотрел кучу листов на полу. Да уж, говорил… грозился даже. Точно придется теперь самому тут разгребать устроенную свалку из документов. Но… это можно и после душа сделать, кстати.

— Я помогу, — не дав ей далеко скрыться, догнал и жену, и щенка, уже по-царски устроившегося на руках Талы и позабывшего про свою тоску. — Не хочу, чтоб у тебя повязка намокла, подстрахую, — обхватил ее за плечи и к себе притиснул, подстраивая шаг.

Ну и как бы дал понять, что к обсуждениям готов, но никуда от себя не позволит деться, в принципе.