Сквозное. Навылет

Глава 7

— Куда тебе еще снег, чудо мое? И так вон трясет, — хмыкнул, вроде как стараясь разговор поддерживать, потому как дрожь ее тела своими загребущими руками ощущал.

Блин, вроде прошлой ночью уже сам себя с Кощеем сравнивал, да? Вот и сейчас также по-взрослому накрыло! Подгрести под себя, подмять, чтобы хоть как-то ослабить тот напряженный узел, что в животе стягивал в витые жгуты все кишки, ослабить хоть как-то распирание в члене, ставшем стальным, еще когда она порог только переступила. Не то что ходить, стоять больно, елки-палки, подростковая какая-то горячка, которой не страдал никогда! Только боль эта до скрипа в зубах сладкая!

Мошонка от прилившей крови пульсирует так, что яички вот-вот лопнут, кажется. И каждая его клетка в теле свернута в данное мгновение так же, как все нейроны в голове, на этой девчонке! Тянутся, одолеваемые одним только желанием: сожрать, поглотить ее! Мое!

Никогда не понимал, как оно так накрыть адекватного человека может, чтоб, вообще, все разумное в сторону? Всегда стремился достичь высшей меры контроля над любым событием и самим собой в первую очередь. Всегда было так, как Шуст сам решал… И вот оно, «здравствуйте», что ли? Бумеранг от жизни, что в затылок прилетел, чтоб не думал, что уже победитель и взобрался на свой Олимп?

Вот гадство, а! Если честность с собой сохранить, ему сейчас только на Талу взобраться нужно до красных искр в глазах! И никакой иной «Олимп» в эту секунду не нужен и подавно!

А Тала почему-то замерла. Вот как застыла в его руках, что больше на те самые кандалы сейчас смахивали. Напугал? Ощутила?

Очень даже могла.

Только черта с два он ее уже отпустит куда-то! Да и кто ему указ или повеление?! Сам власть и повелитель на таких уровнях, куда и спецназ сунуться не посмеет, потому как на фиг нужна эта морока силовикам. Всегда удобней, что есть тот, кто за них решит их же проблемы, даже если потом они себе по всем каналам с громким маршем присвоят славу. Но и это Шусту без разницы, он свою оплату всегда получал и своей сетью исполнителей управлял, достаточно. А слава… Кому надо, о нем и так знали. Меньше внимания — больше места для маневра.

Потому, раз уж случился такой заскок… Что ж, свои потребности и у самых сильных мира сего бывают. Может себе позволить.

Прости, чудо, но ты попала… до глубины души. Его, по ходу, да. До той примитивной, самой темной части, которая зубами вгрызться предпочтет, чем позволить от себя рыпнуться и на полшага.

И вроде про снег ей какую-то ересь несет, а сам уже жадным ртом, что та пиявка али упырь какой, прижался, всасывая кожу над тонкой женской ключицей, прикусил; намотал волосы на кулак, потянув не резко, но властно, с явным приказом выгнуть шею сильнее. Хотел глубже в себя, чтоб засос…

А ее, несмотря и на опасливый ступор, продолжало колотить.

Что-то Шуст не понял. Мышцы, как под током, тряслась каждая, и Тала этого, однозначно, не контролировала. Что за на***?

И еще… Тала будто дернулась, когда он натянул волосы, пытаясь вернуть голову на прежнее место, словно ей не по нраву то, как Шуст вывернул ее шею под себя. Или больно…

Оторвался на секунду, глянув в глаза, прищурился, понять пытаясь. Вчера не заметил ничего такого.

И дрожь эта — нехорошая какая-то, что-то в корне той было капитально неправильным. В висках сдавило стальным ободом, даже немного остудив эту дикую похоть.

Ну не с чего ей так трястись, даже если ощутила, как его повело, словно зверье на горячую кровь. Уже ж знает, что ничего плохого ей Шуст точно не сделает, хоть и не мог пообещать, что сейчас прям в состоянии мягким быть или помнить про деликатность…

В янтарные глаза глянул так, словно в череп ее ввинчивался…

Протеста там точно не было и близко, что уже хорошо. Для нее самой в первую очередь. Шуст-то адекватно понимал, что уже ни при каких раскладах назад не повернет.

Да и Тала не боялась… как будто бы. Смотрела прямо — тоже ей это в плюс. К тому же зрачки расширились, закрывая радужку темнотой; пульс девушки частил, как и дыхание: отрывистое, поверхностное, высушивающее губы, которые она облизать вдруг попыталась… И удары ее сердца ему в грудь барабанной дробью передаются, будто разодрали их ребра, и единое пространство теперь, в котором один насос кровь перекачивает, нагнетая им обоим давление до пиковых значений. Да! Она его так же хотела — он это нутром ощущал!

Твою ж мать, а! Явное возбуждение девчонки ему в голову сейчас шибануло так, как никогда алкоголь не брал. Разве что водка та самая, которой и избегал из-за полной потери контроля. Вот и с Талой так: контроль над ситуацией испарился, напоследок даже ручкой не помахав.

Охренеть, Шуст, как ты встрял.

Денис по жизни, вообще, не смог вспомнить, когда бы его женщиной настолько крыло, но сейчас… Мгновение — и удержаться не сумел!

Набросился на этот рот, забыв, о чем там думал. Язык поймал зубами. Несильно сжал, заводя сильнее, и отпустил, принявшись губы ее терзать, как самому хотелось, чтоб до саднения у обоих — тогда четче ощущается, что его уже в полной мере!

Прикусил нижнюю пухлую губу, чтоб больше и в голову не приходило дергаться. И алчная рука вновь волосы натягивает, поворачивая так, как ему удобно.

Тала теперь не отпрянула. Больше того, подалась вперед, ответив на этот поцелуй так, как вчера осваивать начала. С яркой страстью.

Контрольный. В голову и навылет. Все.

Помешательство.

— Прости, чудо, но сегодня будет жестко! Потом искуплю, — прохрипел Шуст, сходу распластав ее по стене, таки подмяв своим телом. — Ты меня целый день изводила самим предвкушением! — как попрекнул с сарказмом, пряча за тем все свое непонимание происходящего, но и не отказываясь принять данный факт этой бешеной потребности.

Понадеялся только, что не сильно в камень впечатал. Зато точно знал, что стена тут теплая, у самого камина, чтоб согрелась, но и не обожглась.

У Талы глаза распахнулись на пол лица, да не скажешь ничего, он же так ее рот и терзает своей, неясно из какой адовой дыры вылезшей, жаждой. И волосы держит крепко, туго на кулак намотав… Трется своим каменным пахом о мягкий и податливый живот, вжимаясь так, словно через всю их одежду ее трахнуть собрался, потому что иначе то, жажда по чем рвала его вены, соскребая мышцы с костей, не назвать.

— Надеюсь, ты захватила теплый костюм, — тем же тоном просипел, отпустив на мгновение ее волосы. Дьявол, может, эта ее простуда заразная? Вот и хрипят уже оба, а?

— Нет… — она моргнула, будто крайне удивившись.

— Не беда, еще один тебе куплю, — ухмыльнулся.

И одним жадным, беспощадным движением ее платье рванул полными жменями. Тонкий шелк с треском разошелся до подола. Кожа голая, соски темные сжались в острые бусины, торчат с вызовом, который он хочет видеть всегда! Из белья — только что-то тонкое и кружевное на бедрах и чулки в этот раз. Ши-кар-но!

Его абсолютно все устраивало!

У Талы глаза стали, что те блюдца, по телу будто судорога прошла… Замерла вся. Но и сейчас, скорее, оторопь, не заметил прям ужаса. И это Шуста весьма устраивало.

— Платье тоже компенсирую, — сипло заверил, отбросив в сторону то, что лохмотьями мигом стало. — Переступи, — велел, подхватив под поясницу и поддержав. И опять вжал в стену, когда Тала послушно выполнила все, что он приказывал.

Дрожь ее не ушла, хотя кожа уже точно от стены тепло впитывала, он пальцами ощущал. Ничего, сейчас согреет так, что испарину слизывать будет с нее, помнил, насколько отзывчивой была вчера. И, будто в ответ на эти его мысли, у Талы тихий протяжный вздох вырвался, словно она тот всеми силами, зубами удержать пыталась, а не вышло ни хера! Вот как и у него ничего не выходило около нее контролировать.

— Сегодня ты у меня кричать будешь, золотая девочка, поняла? — рыкнул. Накрутил опять ее волосы на кулак, заставив ему в глаза глянуть, ставя в известность о своих планах. — И, не дай бог, попытаешься сдержаться… накажу, — ощутил, как по лицу широкая усмешка расплылась, потому что уже попытку спорить в ее глазах увидел.

Прямолинейное его чудо. Нет на нее подружки, чтоб в голову втемяшить, что с волей Шустова не спорят. Ну и по фигу, сам донесет, своими собственными методами. С обоюдным удовольствием.

— Но охрана же под самой дверью… — буркнула тихо, не удержала в себе претензию, хоть и видел, что пыталась язык прикусить.

— И-и-и?.. — заломил бровь, интересуясь, чем ей это мешает, вчера ж проходили, а сам уже под кружево ее белья ворвался.

В своем праве! Его тут все! И, пламя бездны, какой же она оказалась влажной! Умничка, золотая девочка его, потекла так, что ладонь мокрая сразу. Хорошо, учитывая, что он и вчера ее без всякой жалости имел, наверняка, чувствительно еще все. А Шуст не хотел, чтоб негативом или болью отзывалось.

— Никто и жестом тебе ни на что намекнуть не посмеет, чудо. Глухие тут все, — вновь впился в приоткрывшийся рот, чтоб окончить бессмысленный разговор. Языком по языку, не позволяя ей больше перечить, губу зажал зубами, намекая, что пора бы остановиться.

И сходу внизу два пальца внутрь отзывчивого, трепещущего влагалища вогнал. У него сейчас выдержки ноль, честно предупредил, но подготовить ее хоть как-то стоило априори. Хоть и не имел сил, а должен был…

Отпустил волосы, разозлившись, что запутался пальцами, вышло, что рванул, освободил одну руку для маневра, пока продолжал целовать ртом и на свои пальцы ее насаживать, добиваясь хоть и тихих пока, но явных стонов. Ее грудь по нему распластана, а ведь Шуст все еще в сорочке, наверняка, соски натирает, а те настолько сжались, что ему и через ткань в кожу вдавливаются, будто поцарапать в состоянии!

Жестко… Только почему-то у него мороз от всего этого по загривку шел. Продирало до спинного мозга!

Да твою ж кикимору, как один его знакомый говорил! Чем же эта девчонка его так пробивает, что Шуст уже кончить готов, не входя в нее даже?! И давление в висках прессует таким набатом, что еще и оглох.

Но и у Талы глаза закатились, ресницы беснуются, отбрасывая мятущиеся тени на высокие бледные скулы, которые, наконец-то, затопило румянцем! И ни грамма флирта или жеманства опять. Открытое желание и удивление, что на такую жажду способна. Тазом сама вперед подается, словно и в мыслях нет отстраняться от него никогда.

Золото, а не девка! Чистое золото, как есть!

Дернул свой ремень, спустив брюки резкими, дёргаными движениями, алчными пальцами в ее бедро вжался, где уже от прошлой ночи полосы следов видны. На себя дернул и…

— Бл***! — таки прорвалось сквозь зубы грубо, когда понял, что презервативы остались в ящике стола. Все мозги в лепешку по черепу размазало, как ее увидел…

— Я таблетки пью. Противозачаточные…

Удивительно, она мигом поняла, что его раздражение вызвало.

Денис вперился в ее глаза, пытаясь пустой головой понять, что за этим стоит, да и стоит ли? Мало кому привык доверять, чтоб взять и нарушить одно из базовых правил, самим для себя и установленных.

Тала не продолжала, выглядела так, будто у самой мозг — в ошметки. Дыхание ее, этот рваный ритм и сиплость, то, как своими ногтями ему в плечи вонзалась, продавливая и через дорогую сорочку… И дрожь внутри, когда трепетом внутренних мышц ему пальцы словно выдоить угрожает… Ей тоже уже мало, пусть и знает, что кончит, если чуть нажим усилит и большим пальцем сейчас клитор придавит. Но Шуст не так хотел добиться ее криков и стонов.

А не в сад ли сейчас все сомнения и поиски подоплеки?!

Все равно ей уже от него никуда не деться. И даже если она не на таблетках, как говорит… решит любую ситуацию, потому что ее из своей зоны влияния уже не выпустит… Чувствует, заимеет до смерти девчонку! Причем помрут оба… Но насколько же сладкой будет эта смерть!

Секунды оказалось достаточно, чтобы выдернуть из нее свою руку… Кружево белья с треском распустилось, зацепившись за часы. О-к-е-й, этого он не планировал…

— У тебя это любимый способ раздева-а-а-а-ть? Ах!!! Де-е-е-нис!!! — застонала, да!

— С тобой, видимо, да, чудо, — хмыкнул с иронией, только хрип все портил, выдавая и его одурение.

Думала подшутить, наверно, но смеялся тут, по факту, он.

— Жарко… — выдохнула.

Одним жестким движением он ворвался в раскрытые для него влажные, жаркие складки, да так, что вжался своим пахом аж до легкой боли у обоих, до сведенных судорогой яичек. Какой же кайф! А она вся будто и изнутри шелковая, как то ее платье, жаждущая, тугая, одурманивает пламенем… Вот уж где точно греть не нужно, сама его до пепла сожжет!

— Была идея согреть, девочка, — хохотнул с сарказмом, начав так же жестко и сильно себя в ее тело вколачивать. — Ничего, я порвал — я оплачу. Все по-честному.

А Тала зашлась новым криком, перетекшим в низкий протяжный стон.

Ну наконец-то, мля!

Видел, как задохнулась, легко сморщив нос. Прости… Предупреждал. Поерзала, но и не подумала в сторону вильнуть, просто, как подстроилась.

Потом найдет где-то силы стать помягче и медленней. Когда немного собьет эту оскомину, что родную кожу на его кости и мышцы не по размеру мелкой делала. И вся кровь в члене, вот и тянет, словно на затылке лопнет сейчас, на груди…

— Разоришься же на наряды, — хватая воздух и начав таки стонать без удержу, а пыталась его поддевать.

Откинула голову назад, стукнулась затылком об стену… Черт! Но Шуст — притормозить совсем не в состоянии.

Пальцами, все еще липкими от ее влаги, снова в пряди, и голову Талы к своему плечу прижал. Пусть хоть кусает, а вот сотрясения ему от удовольствия точно не нужно. Лечи потом, режим бережный соблюдай, никакого секса, опять-таки… Он так точно не сможет.

Тала, будто мысли его прочитав, тут же зубами чуть ниже ключицы Шусту вцепилась. Он зашипел, но не сбавил напора. Тоже маленькая хищница, что ли? Или оно на инстинктах где-то у каждой женщины записано?

Вот именно сейчас вообще плевать! По позвоночнику от крестца уже будто кобальтовая высоковольтная дуга накатывающего оргазма до затылка подбиралась. Крепче пальцы сжал, на себя насаживая, самому себе напоминая умалишенного.

И тут Тала реально закричала, затрепыхавшись в его руках, вокруг члена, забивая Денису рот и нос волосами, закладывая уши стоном своего удовольствия. Низким, открытым, абсолютно бесконтрольным!..

Охренеть… Кто б мог подумать вчера, что она так может кончить, когда и стонать стеснялась поначалу?! А его от этого новой волной испепеляющего жара, и в эти ее тиски спазмированых внутренних мышц! Выплеснулся, как одержимостью той самой внезапной, и Талу окатил, затопив до предела, до хлюпанья и влажных шлепков мошонки по ее коже, до распластанного по стене тела… Потому что, и кончив, не сумел свои толчки еще секунд двадцать прекратить.

— Согрел… — голос вернулся только минуты через четыре.

Да и то так себе, паршиво работал, скажем прямо. Она сипела, как курильщик со стажем в десятилетия. Но Денису не резало по ушам вроде, что хорошо.

Все это время он не столько ее держал, сколько, можно сказать, лежал сверху, навалившись и вминая Талу в стену. Жестковато немного, но он предупредил, вроде не ей претензии предъявлять. Да и действительно тепло со всех сторон, и камин грел. Только в спину и затылок давило.

Она себя какой-то оглушённой и опустошенной ощущала; выжатой до капли и распотрошенной. Но не плохо, нет… Сладко.

Не знала, с чем сравнить. В голове звенит. А все тело такое слабое, что, кажется, отойди Денис сейчас, и она по стене сползет, не устоит, растечется по полу, как капли воска, расплавленные огнем.

Такое ощущение непередаваемое… Тягучее до дрожи, до какого-то надрывного крика в груди, который не сумела проконтролировать.

Почему только сейчас узнала, что секс таким ошарашивающим может быть? Почему теперь, когда…

— Что и планировал, — хмыкнул Шуст, обрывая вялотекущие мысли, уперся кулаком в стену и чуть приподнялся, выпрямляясь, оглядел ее с ног до головы. — Итак, в плюсе у нас туфли и чулки, в этот раз целые. Уже какой-то задел, — его улыбка была настолько самодовольной, что и сомнения не возникло: мужчина совершенно не раскаивается в порче вещей, на поиск которых Тала с помощью Светы остаток сегодняшнего дня угробила.

Впрочем… можно ли считать это признанием того, что они с задачей справились прекрасно, если такому мужчине, как Шуст, вон как разум снесло? Тала же видела его взгляд: бешеный, безумный, даже испугавший ее немного… Будто вообще никакого контроля, и что-то настолько дикое в чертах и глазах проскальзывает, как из пещерных глубин на волю вырывалось! Мороз по коже. А ведь вчера, наоборот, восхищалась тем, как этот мужчина умел себя в руках держать…

А может, просто от камина тени, от всполохов пламени? Но ей в какое-то мгновение очень страшно стало.

Однако и не убегать же, сама на эту стезю ступила, не послушав Свету, когда та ее про Шуста предупредить пыталась.

— Держи, — тем временем Денис, точно как и вчера, стянул с себя сорочку, чуть влажную, кстати.

Они оба знатно согрелись, это да. Но Тале не было ни капли противно, почему-то так даже больше понравилось. Потому что она его до такой потери сдержанности и пика довела, хоть и без всякого опыта. Чуть подалась вперед, подняла ослабшие руки, позволив ему укутать себя в ткань.

Сил отойти от стены не было сейчас. Сама виновата, зря так нервничала перед приездом, довела себя.

— Душ за той дверью, если надо, — указал Денис куда-то в сторону. — Располагайся, детка, как я и обещал, у нас вся ночь впереди. А я пока потороплю ужин и насчет компенсации твоего гардероба решу, — подмигнув ей чуть покровительственно, Денис отошел, подтянул брюки, застегивая те на ходу, и направился к двери.

Душ… Это было бы кстати, учитывая, что они презерватив не использовали и сейчас вся внутренняя поверхность ее бедер была липкой и влажной от спермы. Только б силы найти, чтоб туда добраться. Да и таблетки надо выпить. Успокаивающее, как минимум. Противозачаточные Тала пила по утрам.