Сквозное. Навылет

Глава 8

В душевой, такой же шикарной, как и в клубе за его кабинетом была, Тала управилась быстро, понимая, что лезть целиком под воду пока особо не имеет смысла, если все так, как и вчера пойдет… Вопрос, конечно, сумеет ли она завтра ходить нормально? Но почему-то при мысли об этом не досада, а новая волна жара… Да и не нужно особо никуда.

Шустов нечто невообразимое творил с ее телом, то, на что она себя способной не считала. А сегодня, этими своим жесткими глазами, с неясно откуда вспыхнувшими проблесками безумия, еще и в душу забрался… До сих пор в груди какие-то непонятные, тревожные отголоски.

Когда вернулась, в кабинете Дениса еще не было. Не совсем понимая, что ей тут можно или нельзя делать, решила просто сесть на диван, стоящий у противоположной стены. Да и около окон как раз — полюбуется видом. Однако, проходя мимо рабочего стола Шустова, сумкой, которую брала с собой в ванную ради таблеток, задела стопку бумаг на самом крае.

Вроде едва-едва, а документы по полу разлетелись охапкой прямо. Проклятая дрожь! Появилась часа три назад, и не унимается никак. Хорошо, Денис решил, что ее от холода колотит. Дай бог, чтоб успокаивающее подействовало хоть немного, потому как иногда не помогало ничего. Изнутри противно телепало.

Тяжко вздохнув, Тала отставила сумочку на тот диван, где сама планировала устроиться, и, присев, принялась собирать бумаги в стопку. Понятное дело, что кое-как, в каком именно порядке те лежали, она совершенно не знала, но тут уж ничего не поделать, извинится перед Денисом, объяснит, что случайно задела.

Устроила все вновь на краю, но как-то понадежней, что ли, чтоб больше не уронить. И тут еще один лист заметила, под самым столом.

Присела, то и дело поправляя мужскую сорочку, та из-за большого размера все время норовила сползти с плеч. Продрогла. Не застегнула, и вот уже успела остыть после алчной и безумной страсти Дениса.

Улыбнулась, вспомнив его вопрос о спортивном костюме. Ну надо же, а Света ее так отговаривала тот носить или Шусту в подобном показываться! Похоже, Денис действительно выбивался из всего, что даже Света знала о таких мужчинах. Вон и об охранниках подруга ей столько в итоге рассказала, что прям боязно в их сторону теперь и глянуть. Хотя, казалось, секьюрити Шустова в ее сторону и косого взгляда не кинули, не говоря уже о каких-то намеках или пренебрежении, когда босс не видит. В общем, с этим ей еще разбираться, видимо, пока сориентируется в ситуации.

Потянулась за последним листком, ухватив пальцами за уголок.

— Ох, ты ж! — прикусила губу, ударившись макушкой о крышку стола, когда попыталась резко встать, неверно свое положение в пространстве оценив.

Выползла, растирая голову, и тут на сам текст внимание обратила…

Первое, что Денис увидел, стоило в кабинет вернуться, это Тала на корточках у его стола. Зачем полезла?.. Рубашка сползла на правом плече, часть спины видно, поводит плечами зябко. Ну вот, зря так старался, согревал.

Нахмурился, вдруг обратив внимание, как именно выпирают у нее позвонки на затылке, спускаясь вниз острыми пунктирами, и лопатки при каждом движении сквозь кожу проступают конкретно. То ли тени легли иначе, то ли вчера в принципе не до того было, и на проглядывающую грудь в боковых вырезах платья больше пялился, но именно сейчас заметил даже излишнюю, на его вкус, худобу.

В груди появилось раздражение. Если это та лялька, которая вчера ее в клуб привела, внушила Тале, что надо быть, как ходячий скелет, чтоб привлекательней, придушит своими руками и прикопает там, где не найдут никогда. Чтоб не разбрасывалась больше «добрыми» советами. Надо бы детальней выяснить…

Вот в это мгновение, вовсе не свойственно для себя, растекаясь мыслью по древу и не замечая основного, Шуст и обратил внимание на второй нюанс: в руках у Талы были бумаги. А в этой комнате не могло быть иных бумаг, кроме как с его стола.

И девушка сейчас что-то читала с явным отчаянием на лице.

В его, мать их так, документах! Куда ей точно не стоило не то что нос совать, но даже шаг в направлении стола делать, мля! Шуст крыс не терпел, устранял быстро, чисто и без каких-либо следов. Без всякого разбирательства и следствия.

Потому что у него на столе такое найти можно было, что иногда вслух не стоило и самому Шусту произносить.

По загривку, как кипятком, ошпарило холодной металлической яростью подозрений. И в то же время бешеный взрывной рев того самого монстра в груди!

Что ж так ребра-то выжигает? В ошметки разум, в разные стороны тянет, как разрывным в упор в висок получил, е-мое! И едкой щелочью по горлу злость на Талу бухнула в череп, что вынуждает поступать так с ней…

Подвал в его доме без права покидать территорию становился единственным реальным вариантом ее ближайшего… и всего дальнейшего, пожизненного будущего. Ну, остальные комнаты тоже, потом… Его спальня, например… После того, как Шуст выяснит, с какой такой радости она его бумаг коснуться рискнула…

Но не успел Денис и рта открыть, как это чудо суицидальное (камикадзе, бл*!), не глядя и не заметив еще, по ходу, что он вернулся, на ощупь схватила ручку со ЕГО же стола и принялась резко на документах какие-то пометки делать.

Шуст ошалел. Кажется, в жизни такого шока не испытывал. Да что за на***!

Это как, вообще?! Добить его выдержку и контроль решила, не иначе?!

Сам не понял, когда выдвинулся вперед.

— Ты настолько сильно давеча затылком ударилась, что столы перепутала, девочка моя? Что на моем забыла? Или тебя бес попутал, скажешь? — тяжелая и неожиданно жесткая ладонь Дениса легла ей на затылок, сдвинулась, давя так, что пальцы подбородок обхватили.

Сжали, будто заставляя ее к нему повернуться. Сильно, до дискомфорта… Черт, хоть бы синяки не появились. Он иногда совершенно не осознавал свою силу, уже обратила внимание.

Голос мужчины с каким-то металлическим эхом, как перекатами в груди вибрирует…

Но Тала просто не могла перестроиться! Собственно, даже не совсем поняла, о чем именно ее спросил Шустов.

— Сейчас, Денис. Мне два предложения осталось…

— Тала, ты в своем уме сейчас?! — как-то очень непривычно уточнил Денис… Вроде бы мягко, но у нее почему-то по спине дикая волна холода прошла от непонятного тембра, который еще не слышала от него.

Вроде и попыталась оторваться, поднять голову. Но привычка целиком на проверке домашнего задания сосредотачиваться не позволяла вниманию скакать. Или, может быть, успокаивающее начало действовать. Оно снимало дрожь, да. Но и тормозило ее немного всегда, переключалась хуже…

— Тут просто столько ошибок! Не выношу этого! Знаешь, всегда такое опустошение охватывает! Учишь их, учишь! Объясняешь, рассказываешь, срываешь горло до хрипа и боли, чтоб перекричать… А они потом «ы» ставят после «ш»!!! Или с маленькой буквы название… О том, что обращение никто и не думает выделять, даже вспоминать бессмысленно! И ладно младшие, там понятно все, без претензий. А потом?! Тут вот ни одной запятой! Ни единой, Денис!!! Я не могу так! Ну вот для чего тогда из кожи вон тянуться?! — прорвалось вдруг то, что успело накопиться вроде и за недолгое время работы. Затрясла этим листом перед его лицом. — А знаешь, что самое ужасное?!

— И… что же? — голос Шуста вновь стал совершенно иным.

Не говоря уже про взгляд, сверлящий сейчас ее переносицу не хуже перфоратора… как чем-то очень удивленный. Да и в целом мужчина показался ей сбитым с толку. Непонятно, чем?

Но ладонь продолжала на коже Талы тяжким грузом лежать, чуть сместившись так, что немного давила на шею. Большой палец под самый подбородок скользнул. Неудобно, и без него дышать тяжело.

— Родители!!! — Тала это сказала, будто ругательство, понимала. Ну, вышло у нее так, к сожалению. — Как можно что-то с детей требовать, если их родители ни писать, ни говорить толково не пытаются даже, а ведь умеют!? Твое сообщение было самым грамотным, полученным мной от взрослого человека, если не считать те, что Света пишет. Ну, она тоже педагог, хоть и не работает, тут ясно. А у тебя — приятно даже! Никаких сокращений, пропущенных знаков, ни одной опечатки… — она вновь взмахнула бумагой, про которую уже и забыла. — Нет, я все понимаю, они заняты и так далее, и тому подобное… Но ведь они же даже не пытаются сами лучше стать! А дети просто за ними повторяют, что бы родители ни рассказывали, оправдываясь перед учителями! — сетовала на то, что ей больше всего допекало в работе.

Наверное, плохой из нее педагог. Вроде и понимала, что не стоит так, сама тоже в чем-то далеко не совершенство. Но… как кусало изнутри.

Идеалистка… Света так всегда говорила, смеясь. Не место ей в школе все же, совсем не место.

И тут Денис мгновенно второй рукой выдернул лист из ее пальцев, вторая ладонь при этом осталась все там же, и начал внимательно рассматривать… Ну да, письмо какое-то. Тала ошибки в том исправила.

Запятые… Оперный театр, мля! Она расставила по тексту запятые, знак вопроса в конце одного предложения и исправила буквы… Даже одно тире!

Шуст смотрел на этот исчерканный лист, настолько характерный, на все эти исправления и…

— Чудо мое безголовое, ты что… училка? — немного еще в состоянии ох***…, гхм, культурного шока, уточнил хрипло.

А внутри прям какое-то горячее, тягучее облегчение, как смолой по стволу дерева, наползает на грудь и легкие. Только сейчас осознал, каким жестким спазмом сдавило, реально со свистом вдыхал…

Тала вдруг залилась пунцовой краской. И моргнула. Осмотрелась по сторонам, задрожала опять…

— Ох, ты ж… абзац! — прикусив свою многострадальную губу, Тала вдруг шумно и тяжело выдохнула, как-то обмякнув вся, ссутулившись. — Извини, Денис… Я… Профдеформация, — фыркнула так, словно стыдилась, потерла себя по рукам. Обхватила свои плечи, не пытаясь из его ладоней вывернуться. — Я случайно зацепила документы, когда из ванной к дивану шла. Они на самом краю лежали, стопка. Разлетелись, — она как-то вяло ладонью махнула сначала на диван, стоящий сбоку от них, а потом на документы, что возвышались теперь с краю ровной башней.

Да, он сдвинул сегодня днем, не глядя, то, что на утилизацию шло. Помнил, было. Архивы не хранил в таком виде. Но так торопился завершить текучку до ее приезда, что просто отложил на завтра.

— И да, я учитель… Оно у меня уже на подкорке, не задумываясь. Увидела ошибку — начинаю исправлять… Хуже еще, когда в магазине на кассе, или в маршрутке берусь ударения исправлять автоматом. Глупо вечно выходит, — еще больше покраснев, окончательно загрустила эта… явно не осознающая, чего только что избежала и под какой секирой на волосок прошла…

Училка!..

Шуст еще раз медленно и уже более внимательно вчитался в текст, который она править вздумала. Пальцы, чуть погладив пульсирующую точку на шее, на плечо спустились. Притянул ее рывком на себя… Понял, что в этом кабинете именно у него так внезапно адреналин по сосудам бьет, что в висках не давление — жесткий стальной пресс!

Бездна! Никогда и не из-за кого ему так крышу не сносило. За всю жизнь не телепало настолько, как секунды назад, от понимания, что должен сделать, если по уму мерить…

Что же она тут вычитать могла? Ничего эдакого вроде. Точнее, тому, кто знал, разгул для фантазии такой, что волосы на голове у непривычных порой шевелиться начинали и колени дрожали. Ловил на подобном пару раз, отсеивал. А так, кто их привычных шифров не знал, просто отчет о том, что некий М. съехал со съемной квартиры в село, не заплатив по счетам. С описанием имущества.

Ошибок, действительно, море. Ну так Шуст исполнителей не по аттестату с медалью набирал. Ему от них иное было нужно.

Нахмурился, пытаясь понять, откуда оно тут, вообще, в материальном виде взялось, так сказать. Денис подобные отчеты не распечатывал, все на специальный мейл отправлялось… Через секунду вспомнил: Пашка, помощник его, накосячил. Распечатал совсем не то, что Денис велел, сюда притащил. Шуст ему уже за это головомойку устроил и в шредер велел отправить…

Вновь глянул на Талу. Девчонка все еще смущалась и стыдилась, еще и корила себя, что так перед ним опростоволосилась, по ходу. Вот прям читалось это все в ее глазах.

Учительница… Ну надо же, ха!

— Ни-ког-да… Никогда и ни при каких обстоятельствах ничего не трогай на моем столе, Тала, — проговорил медленно, тяжело, с давлением и жестким внушением.

Скомкал этот чертов лист пальцами в комок, отбросил на пол, им под ноги, а ее лицо уже обеими ладонями обхватил, заставил запрокинуть голову.

И держит так, что Тале не отступить, в него впечатана. На ней его сорочка распахнутая на груди, и он в одних брюках. Кожей по коже трутся.

А у него за ребрами так и ревет то чудовище, которого уже не затолкать назад, раз вырвалось на волю. Но сейчас по-иному костями рвет ему плоть… Чуть попустило, когда понял, что по чистой наивности. Дуракам везет… и блаженным. Бог их оберегает, люди говорят.

Тала далеко не дура… Ему сейчас чуть сдавить — и перекроет ей горло, задушить же трех минут дело… Видит ли это в нем? Ощущает?

И как вспышка болезненного языка пламени вдруг там, где только пепелище должно было бы остаться по здравому размышлению. Нет, не сможет. Гребаные руки ослабили сами нажим вдруг, послав разум на хер.

Что ж… в его доме она тоже хр*н кому что расскажет. А ему приятней…

Всмотрелся в янтарные глаза, наконец-то расширившиеся от испуга. Дошло, похоже, что преступила черту, к которой и приближаться не стоило всякому человеку со здравым разумом.

— О, господи! Денис! Прости! У меня и в мыслях не было! — он ощутил руками, как у нее пульс сорвался с ритма и буквально забился ему в ладони испуганной безумной птицей. Ну, наконец-то! Добрый вечер, адекватность, долго ты до ее головки добиралась. — Я просто собрать хотела то, что рассыпала…

— В следующий раз… лучше оставь на полу. Ты меня поняла хорошо, Тала? — сорвался, рыкнул с таким давлением, что она вздрогнула, как-то нелепо кивнув.

Сам склонился к ее лицу еще ближе, всматриваясь, изучая, зная, что заметит и малейший намек на ложь или фальшь…

— Убереги меня от греха, чудо.

Тала не отводила взгляда, не юлила, да и сердце колотилось бешено, рвано… Но ведь сейчас так стучать начало, а не тогда, когда поняла, что он ее увидел и поймал с бумагами. И тогда же пульс ощущал — спокойна была, только возмущалась правописанием.

Учительница! Вот это у жизни чувство юмора!

Его вдруг потряхивать самого начало от смеха, накатившего из той же глубины, что недавно яростью пылала. Что-то слишком часто это чудо его веселит. Аж чересчур.

— И что, моя девочка золотая, много к тебе старшеклассников приставало? — резко изменив тему и тон, с ленцой уточнил, позволив усмешке на все лицо расплыться, вроде как закрыв прошлый вопрос.

Погладил ее щеки пальцами.

Тала моргнула опять, чуть брови свела, будто сомневалась в том, что расслышала.

— Какие старшеклассники? — переспросила удивленно, словно не успевая за его мыслью. — Я — учитель младших классов. Мне даже в прошлом году свой класс дали, впервые… — начала она с гордостью.

И вдруг умолкла, моргнув вновь.

Его заинтересовало. А еще понравилось то, что рядом с ней озабоченные пацаны не отирались постоянно… Удавил бы каждого! Его!

— Впрочем, теперь это все… пустое. Уже не учитель. С прошлой пятницы, — вдруг отвернулась она, закончив скомкано и глухо.

Т-а-а-к. Аж любопытно стало.

— И что так? С чего вдруг уволилась? — не особо интересуясь тем, что явно против была, опять надавил ладонями, заставляя смотреть на него прямо.

— Ничего… Надоело… Устала бороться с ветряными мельницами и перегорела. Захотелось пожить в свое удовольствие, не втискиваясь в рамки, — улыбнувшись, соврала она ему прямо в лицо.

Ух ты, диво дивное!

Ну вот и выяснил, как ложь меняет ее выражение глаз, ресницы начинают метаться, словно под током, лицо будто чуть черты смазывает. И дрожь под руками… иная, не такая, от которой сексом ее отогреть пытался совсем недавно. Ни фига опыта у нее нет в навешивании лапши на уши. Тут кто угодно просечет. Так же откровенно, как растущий у Пиноккио нос…

И хорошо так. По-дебильному же, бля! По-идиотски совершенно… А Шуст ухмылку подавить не может.

Потому что школа — это пыль. Все выяснит уже завтра. Разберется и до последней мелочи узнает, что там в этой школе такого стряслось, что она признаваться не хочет. С директором поцапалась? Завучу дорогу перешла? Или лез все же кто-то? Из тех же родителей, например, на которых зла так, кто-то подбивал клинья, а потом жалобу накатал?.. Моментально со счетов жизни за все такому смертнику спишет, если так. И при этом прям вибрирует обида и горечь в его девочке.

Ничего. Выяснит все.

А вот то, что до этого ему не врала, и теперь Шуст это точно знал, прям на языке патокой, реально сладкий вкус ощутил. И удовлетворение, которого не должен был бы… Хотя кого теперь-то обманывать? Должен — не должен… Даже не ему, как оказалось, планы долгосрочные на путь земной строить.

Все пустое.

Жизнь вон такой лихой вираж заложила! Оставалось пока только цепко руль держать, ну и Талу под своим боком, чтоб не расшибиться на этих американских горках в хлам… Разгребать и разбираться будет на финише.

В дверь постучали. Никто сейчас сунуться внутрь не рискнул бы, Шуст четкие указания дал людям. Не собирался никому и шанса оставить разглядывать раздетую, считай, девчонку, гуляющую по его кабинету.

— Что ж, наконец-то, наш ужин, — не комментируя ее абсолютно фальшивое заявление о надоевшей работе, шире усмехнулся Денис. — Сядь, — отрывисто кивнул ей на тот диван, куда Тала, по рассказу, и собиралась.

А сам опять вышел, позволив одному из охранников сервированный мобильный столик только через порог перекатить.

На первом этаже этого бизнес-центра ресторан располагался. Хороший, кстати, все на высшем уровне. Шуст с Алхимиком его хозяину еще с первым детищем, сетью пиццерий по стране, раскрутиться помогали. А теперь вон до какого класса дорос мужик, его шеф-повар международные премии завоевывал. Да и козырное место тут не без благоволения Шуста получил… Здание бизнес-центра также им с Гришкой принадлежало. И корней не забывал, так что для Дениса всегда обслуживание было по высшему уровню.

Закрыл дверь за охранником, который не рискнул поднять голову, хоть и попытался промониторить обстановку. Типа Шуст сам тут не в состоянии с одним чудом блаженным разобраться.

Вон чуть не придушил пять минут назад. До сих про пальцы трясутся, кулаки в карманах, чтоб парни ничего не поняли. И сама Тала…

Обернулся, от двери наблюдая, как она на самый край дивана примостилась, будто воробушек пуганный. Точно, как на банкетке вчера в том ВИП-зале. Словно вечно не уверенная, что имеет право занимать место.

Это ж гребанный п**** какой-то! Как он так в нее встрял?! С первого взгляда, считай, как увидел вчера.

Никогда не сомневался, никогда не колебался… А тут четко осознал, что проще отстрелять всех, кто ее к нему подослать мог (если, конечно, подослали), а саму Талу только для себя и оставить. И в топку вероятную подставу.

Сутки… Прошли какие-то сутки, как эту девчонку увидел… И ничего же не знал о ней, ни малейшей идеи о подноготной! А все, ему ни жарко, ни холодно… И никакого контроля разума над происходящим! Наоборот, готов логику и доводы подстроить под то, что ревущая бездна внутри него требует. Всю призму собственного мира перевернуть ради обладания этой золотой девочкой.

И что такого в этом чуде залетном?

Красивая? Да, тут не поспорить. Красивая.

Так за свою жизнь Шуст столько красивых баб видел, может, и похлеще, звезды, блин, что звездную карту неба рисовать можно! Но ведь ни разу, ни на одну ничего внутри не поднималось темной и удушливой волной ила со дна души, ничего не дрожало и не екало ни разу.

И ни разу ни одну девку не хотел накормить, чтоб позвонки торчать перестали, или укутать потеплее, потому что сразу подумал о том, как ее по дороге домой протянет.

Нет, не гад совсем, старался по справедливости жить всегда, да, по такой, как сам это понимал, все по своему кодексу. Но не зверствовал никогда, и просто даже помогал, если было по его силам… как вот с женой Николая Гончаренко вышло летом… Ему Тала сейчас чем-то ту Олесю напомнила, этим перепугом и волнением во взгляде, тоской какой-то…

Гончаренко… Бл***! В голове вдруг как бахнуло, вспомнил, с кем не так давно обсуждал такое вот «проклятие», когда сходу и в кровавый фарш все доводы, логика, жизненный расчет!.. И стеб Стаса, старшего из братьев Гончаренко, с которым жизнь давно свела, другом считал крепким, вдруг кристально ясно вспомнил. Аж похолодело в животе.

Та ну на фиг! Быть такого не может!..

Шуст свои корни может и не по обе стороны знал, ну так отец его точно и не из их села был. Иначе мать раскололась бы. Да и не отирался у них никто, кто претендовал бы на отцовство. А по матери…

Нет. Глупости, чепуха.

Вдох-выдох. Унять эмоции, попытаться вернуть контроль, вот что ему точно надо. И все по Тале выяснить, угомониться немного…

— Мне, наверное, домой лучше уехать? Я что-то неправильно сделала, да, Денис? Все-таки ошиблась, — как-то грустно, что ли, заметило его чудо и поднялось, отвлекая от совсем уж диких догадок.

Неуверенно осмотрелась по кабинету, явно понимая, что кроме его же сорочки ей и надеть нечего. Стараниями Дениса, да… А рубашка, кстати, сползла.

Зря это она… Тала, в смысле. Искренне зря. Дышать в таком виде перед ним…

Может, не поняла еще, что Шусту рядом с ней никаких стимуляций априори не надо? Как и не овладевал меньше часа назад. Член в брюках вновь дернулся, наливаясь болезненно-кайфовой твердостью, отдаваясь пульсацией в потяжелевшие яйца.

На диване, кстати, он еще ее не брал. Вчера в клубе только по столам да у стен, как сегодня, зажимал. Вот непозволительное упущение просто. Срочно надо исправлять!

— Назад сядь, Тала! — и тихо вроде же сказал, но так, что и самому вдруг резануло каким-то рокотом внутренним, полным срывом того самого контроля, который только что думал восстановить.

План уже выстраивать в голове начал… Ага, разогнался Шуст, как же. Видимо, у жизни свои планы, и твои в них никак не вписываются.

Как и ее, впрочем. И дом теперь у нее будет там, где Шуст скажет, хоть Тала пока того и не поняла.

— Никуда ты не едешь, моя золотая девочка, — медленно направился к ней. — Пока я не сказал иного, — добавил с кривой усмешкой, когда она, вздрогнув, вновь уставилась на него настороженными глазищами-блюдцами. Не уточнял, что теперь для нее так будет всегда.

Нет, все-таки совсем она не дура у него, все улавливает. Он заметил, как напряглась. И еще одно подтверждение все-таки, что врать толково не умеет. Значит, не подстава, и можно когти чуть разжать.

А то отошел вроде, а оба чувствуют, что так за горло ее и держит, следя за каждым вздохом, словно дикий зверь.

— Ты сейчас ужинать будешь, Тала. Со мной. У камина. Глинтвейн пить, — взял кружку, парующую ароматом вина и специй, отдельно заказал, когда выходил. — Вон вновь трясет, вижу же. Опять греть нужно, — ухмыльнулся с намеком на недавнее, вышло пошловато.

Но он слишком был сосредоточен, чтобы тупо на нее не навалиться в то же мгновение, и не сорвать свою рубашку, наглядно продемонстрировав, что ей, вообще, из поля его зрения без позволения пропадать не стоит!..

Ибо Шуст за себя не отвечает, если вопрос ее касается, выходит.

— А потом… Я тут вспомнил, что у меня класса с девятого в интернате имелась одна фантазия с участием учительницы… — он медленно заломил бровь, продолжая ухмыляться, встал впритык, не позволяя девушке отступить.

Поднес кружку к искусанным им губам, не оставляя варианта отказаться. Придержал, пока Тала послушно (будто ей выбор предложили, ха!) глотнула горячего вина. И по-хозяйски обхватил за талию, чтоб она своим животом его алчное желание почувствовала. Черт, таки до отключки заимеет… И что-то его в таком плане все больше устраивала каждая мелочь.

У Талы выражение глаз совсем иным стало, когда поняла, насколько он возбужден уже, но и зрачки дернулись, расширяясь. И вовсе не от вина поплыла! Она там глоток всего сделала.

Дыхание сбилось, став настолько горячим и поверхностным, что ему кожу обожгло, сама вдруг в желании тонуть начинала, уже изучил эти признаки.

Хо-ро-шо.

Лучше так… Так, действительно, для них обоих лучше. Спустит пар в секс, а ужин будет потом, оголодавшим им, и холодным вкусным. И после уже решит, куда ее упрячет, пока станет каждую мелочь про жизнь узнавать… Может, пока и в квартиру поселит. От офиса — два шага, охрану приставит. А страху и вопросов поначалу вызовет со стороны Талы меньше.

Потому что видел тот самый страх, несмотря и на явно затапливающее сущность девушки желание, разливающееся между ними, будто тяжелый, мускусный, дурманящий аромат… Отставил кружку на стол не глядя особо. Обхватил Талу загребущими пригоршнями, к себе притиснув.

— Ужин?.. — она, будто против воли, сама подалась навстречу, как-то беспомощно, словно не могла противостоять такому же к нему притяжению.

Тонкие, дрожащие пальцы вцепились в его плечи по свежим царапинам. А Шусту от этого саднения кровь сильнее вены рвет.

Параллельно уже все! Тала привстала на носочки, кажется, и не заметив, что уже сама обнажившейся кожей живота и лобком о бугор его возбужденного члена через ткань потирается, словно ластится к нему.

— Потом… — хрипло рыкнув, напав на ее губы нахрапом, облизывая привкус вина и специй.

И дернул брюки, на которых ремень уже и не застёгивал. Подхватил ее на руки, подняв, чтобы на диван опрокинуть. И сам сверху навис…

Угробит его девка! Не пацан же уже… Хотя, время покажет, кто и кого еще заездит! Зато таки оба помрут с удовольствием, если что.