Предупреждение для юристов: некоторые моменты могут отличаться от законодательных норм той страны, в которой вы проживаете!
=======================================================
– Я не собираюсь сейчас рожать! – Женька раздраженно стукнула чашкой с остатками кофе по стеклянной поверхности кухонного стола.
– Почему нет? – Я вопросительно приподнял брови, продолжая держать двумя пальцами тест с двумя полосками: не знал, куда положить. Или вообще выбросить? – Ты – руководитель отдела, у тебя отличные отношения с дирекцией. И у меня должность серьезная, смогу вас с ребенком обеспечить…
– Вот именно! Я так много сделала, чтобы стать начальником департамента! Только-только получила повышение. Куда мне сейчас в декрет?!
– А когда, Жень? Тебе двадцать восемь, мне – почти тридцать. Пора бы уже, тебе не кажется?
– Нет! Не кажется! Я, вообще-то, планировала устроить реорганизацию, предложила генеральному выйти на новый рынок – он все одобрил. И кто теперь всем этим заниматься будет?!
– У тебя минимум полгода в запасе, чтобы наладить работу и сделать так, чтобы твои идеи воплотились в жизнь. А там уже и заместитель твой справится…
– Нет, нет и нет! Я сама должна! Ну, неужели ты не понимаешь? Я хочу держать руку на пульсе событий!
Евгения встала из-за стола, собрала тарелки, чашки, загрузила в посудомоечную машину.
– Женька, любимая, я понимаю, что удачная карьера – это то, к чему ты шла всю жизнь! – Я тоже поднялся, подошел к жене, прижался к ее спине, обнимая за плечи. – Ну, хочешь – не сиди в декрете! Наймем няньку, кормилицу, месяц-другой побудешь дома после родов, восстановишься – и снова в бой!
– Я все решила, Зин. У нас будет ребенок, обещаю! Но не в этот раз. Через пару лет, договорились?
Я уткнулся носом в тонкую ключицу, вдохнул сладкий аромат изысканной туалетной воды – сам подарил флакончик пару недель назад, на восьмое марта.
– Ты решила… как всегда. Я так понимаю, отговаривать бесполезно.
– Совершенно! – Женька извернулась, чмокнула меня в чисто выбритый подбородок. – Все, я опаздываю! Увидимся вечером!
По коридору простучали ее каблучки, хлопнула входная дверь: Евгения умчалась на работу. Я даже не успел сказать ей, что еду в командировку на несколько дней в новый региональный филиал компании. Впрочем, потом скажу, по телефону. Женьке мои поездки не внове.
Я вышел из дома минут через двадцать с сумкой через плечо, сел в мерседес.
– В офис, – скомандовал шоферу и уткнулся в планшет, прикидывая горящие сроки и продумывая, кому из замов передоверить решение неотложных задач.
Стоило мне войти в свой кабинет, как на пороге возникла секретарь – дама слегка под сорок, собранная, немного чопорная.
– Какие будут указания? – осведомилась она, зачитав мне расписание на первую половину дня и передав входящую корреспонденцию, разложенную в несколько папок.
– Напомни, чтобы в обед я позвонил своей супруге. Забыл сообщить ей, что уезжаю в командировку. И принеси кофе.
Антонина сделала пометку у себя в блокноте и пошла варить кофе.
День завертелся и помчался с бешеной скоростью. Должность заместителя генерального директора сотовой сети простоев в работе не предполагает.
– Зиновий Фадеевич, вы просили напомнить о звонке супруге, – сказала мне секретарь около трех, когда я уже собирался покинуть свое рабочее место и отправиться в путь.
– Да, Антонина, точно, спасибо! – я кивнул женщине и набрал номер жены.
– Что тебе надо, Плетнев? – раздался в трубке ее недовольный голос. – Я, вообще-то, работаю. Если ты снова насчет утреннего...
– Я тоже работаю, зай. Забыл сказать, что уезжаю в командировку…
– Когда? – мне показалось, что в голосе Евгении прозвучало облегчение.
– Сейчас. Так что сегодня уже не увидимся, малыш.
– А когда вернешься?
– На следующей неделе, в среду. Пообещай, что ничего не будешь решать без меня. Сроки ведь позволяют? – я все же не выдержал, намекнул Женьке, что хотел бы еще раз обсудить с ней судьбу нашего с ней будущего малыша.
– Ой, все, Плетнев! Давай, езжай. И смотри мне, по бабам там не шастай, узнаю – покусаю! – в шутку пригрозила жена.
– Обещаю сидеть вечерами в номере и тосковать по тебе! Целую! – я чмокнул губами, посылая своей деловой малышке воздушный поцелуй.
На сердце полегчало: «ой, все» моя Женька обычно говорила, когда у нее не оставалось сил спорить, и она решала, что проще пойти на уступки, чем доказывать свою принципиальность.
Я спустился на подземную парковку, сел за руль джипа: в дальние поездки предпочитал отправляться сам и не на мерине представительского класса, а на надежном и внушительном Гранд Чероки.
Пока добирался до МКАД, отвлекаться на посторонние мысли времени не было. Зато, как только кольцевая осталась позади, трасса заметно опустела и я, вполглаза следя за дорогой, мыслями вернулся к утренней новости.
Утром, отправив любимой женщине пожелания доброго утра, в сопровождении заместителя директора нового филиала я отправился мотаться по Агранску.
Сначала мы побывали в трех точках, где были установлены наши вышки с оборудованием, убедились, что все уже на мази и работает идеально. Потом, ближе к обеду, поехали в офис: торжественно перерезать ленточку, общаться с местными репортерами, знакомиться с коллективом.
Закономерным продолжением всех этих мероприятий стал первый корпоратив, который организовали прямо в кафе бизнес-центра, в котором расположился офис.
– Зиновий Фадеевич, первый тост – ваш! – подлетел ко мне директор филиала.
Я лично назначил его на эту должность и очень надеялся, что молодой специалист с безупречным резюме оправдает мое доверие.
Специально приглашенный ведущий корпоратива подал мне микрофон, и я поздравил своих новых коллег с начинанием, выразив уверенность в том, что очень скоро наша сотовая сеть станет самой популярной в Агранске. Затягивать речь не стал, покивал в ответ на дружные аплодисменты и отпил пару глотков шампанского из своего бокала.
Дальше в ход пошли напитки покрепче – я предпочел коньяк, многие пили водку. На спиртное я осознанно не налегал: не дело, чтобы заместителя генерального директора подчиненные видели в непотребном виде.
Дождавшись, когда свои речи скажут директор филиала, его заместитель и начальники отделов, а народ немного захмелеет и расслабится, я потихоньку покинул свое место во главе торжественного стола, укрылся в какой-то подсобке и позвонил Женьке. Было уже семь вечера, и моя пчелка-труженица должна была уже заканчивать работу и отправляться домой, так что отвлечь жену от дел я не слишком опасался.
Женька ответила только с третьего дозвона.
– Привет, жена! Ты так занята в восьмом часу вечера, что не можешь ответить на звонок мужа? – игриво поинтересовался у любимой.
– Плетнев! Я вообще-то думала, ты там вовсю голливудишь! – фыркнула Женька. – И да, я немного занята.
– Чем же? – по-прежнему игриво поинтересовался я. – В пробке стоишь, боишься, что тебя подрежут?
Тут из трубки до меня донесся далекий женский голос, принадлежавший точно не супруге:
– Следующий!
– Мне некогда говорить, – тут же засуетилась Женька.
– Ты где, Женя? – насторожился я.
– Плетнева Евгения! – снова гаркнула какая-то тетка с интонациями прапорщика. – Вы идете?
– Ты куда идешь, Женя? Неужели на аборт?! – я отказывался верить в свои подозрения. Ну, не могла моя любимая так поступить! Не могла!
– Я же говорила тебе, что все решила! Так что извини, Зин, но я не передумаю. Пока, меня ждут.
– Не смей! – рявкнул я в трубку, но оттуда уже доносились короткие гудки.
Я перезвонил еще раз и обнаружил, что Женька отключила свой телефон. «Абонент – не абонент», – сообщил мне автоответчик.
Я сжал мобильный в руке так, что он заскрипел.
Жена, Женька, предала меня!
Втихую, подло, пользуясь тем, что я в отъезде, побежала избавляться от плода нашей любви. Я был так потрясен ее поступком, что на несколько мгновений разучился дышать! В голове помутилось, в глазах потемнело. Я бессильно поехал спиной вниз по стене – ноги внезапно ослабели и отказывались держать.
Захотелось выругаться – громко, грязно! Я дернул галстук – проклятая удавка! – и через силу втянул в сдавленную болью грудь воздух:
– П… п… п… А-а-а-а!
Когда-то, лет с пяти до восьми, я немного заикался. Меня тогда быстро избавили от этой проблемы, и я даже забыл, что она у меня была. Сколько всего со мной происходило за эти годы – отдельную книгу писать можно! Но заикание вернулось только сейчас. Всплыло, закупорило глотку, застряло сухим колючим комом между голосовыми связками.
– А-а-пи-и-сец… – протянул я почти мелодично, – ну-у-пи-и-сец же! А-какой-пи-и-сец!!
Упражнение с подстановкой гласной перед затруднительной согласной и пропевание нужного слова помогло. Когда заикание возвращается – главное не молчать, не избегать трудных звуков, иначе проблема закрепится и усугубится. Это я помнил еще с тех, детских лет. Б, п, г, к – вот четыре камня, о которые я спотыкался тогда, и с которыми мне придется как-то справляться сейчас. И за это тоже «спасибо» Евгении!
В глазах стало горячо и возникла резь, словно в них сыпанули песком. Нет, я не должен раскисать! Тем более, люди ждут. Сказал, что покурить выйду. Покурил…
***
Кое-как оторвав себя от стены, на которую опирался, я выпрямился, сунул телефон в карман, поправил галстук, манжеты и полы пиджака, потер лицо и выбрался из подсобки в коридор, неярко освещенный настенными светильниками. Пошел ко входу в кафе, где отмечали официальное открытие филиала мои новые коллеги.
Директор филиала, Толя Стольный, топтался у входа по другую сторону дверей. Как оказалось – ждал меня.
– Зиновий Фадеевич? – бросился навстречу. – Вы, наверное, хотите уехать?
– Угу, – согласился я.
На корпоративе мне делать точно больше нечего. Не в таком поганом настроении с людьми общаться.
Мама смотрела на меня с издевкой.
– Ну, что я говорила? Бросил тебя Витюша! А ты – «дождусь, дождусь»! Никому ты, дочка, не нужна, кроме своей матери!
– Мама!.. – я снова залилась слезами. – Он любил меня! Такие письма из армии писал! Ты же сама читала!
– Писал-то писал, а женился на другой! Что, теперь убедилась, как я права была? Давай, езжай в свой колледж, нечего тут под окнами у него бродить, себя и мать позорить! И так уже люди пальцем показывают!
– Ну и поеду! Меня теперь ничего тут не держит! – я вскочила и, глотая льющиеся из глаз слезы, помчалась собирать сумку.
– Ах ты, мерзавка неблагодарная, – донеслось вслед злобное ворчание матери. – Родила на свою голову, думала, будет мне поддержка в старости… а тебе на меня, как всегда, наплевать!
Отвечать я не стала: не было сил. Мама всегда твердила, что никто меня так, как она, любить не будет. Вот только любви от нее я не чувствовала – только требования, допросы и приказы…
Умыла лицо холодной водой. Покидав в сумку одежки, паспорт и дешевый кнопочный мобильник – на другой телефон денег не было – рванула к выходу. У меня еще был шанс успеть на последний дизель до Агранска – областного центра, где я училась в колледже связи.
– Доберешься – позвони, что доехала! – требовательно выкрикнула вслед мать.
– Угу, – я поспешно захлопнула за собой дверь, прежде чем женщина, сделавшая все, чтобы разлучить нас с Виктором, скажет что-нибудь еще и окончательно убьет во мне веру в свою материнскую заботу.
Вагон дизеля был почти пуст. Я уселась у окна и, глядя на пролетающие мимо деревья, мыслями вернулась к своей беде. Мы встречались с Витей два года – пока не закончили школу. Потом я поступила в колледж связи по специальности «компьютерные сети», а Витя пошел служить.
В последнюю ночь перед отъездом он сделал мне предложение – красиво, как в сказке: закат, обрыв над рекой, первая звезда на малиновом небосклоне и простое серебряное колечко на его ладони… после такого предложения я не могла допустить даже мысль о том, чтобы отказаться провести с любимым ночь! И потом, когда Витя уехал, я верила, что разлука только укрепит нашу любовь.
Сначала, кажется, все так и было: он писал мне по два письма в неделю, говорил, что тоскует и хочет увидеть, что парни завидуют ему, потому что его ждет хорошая девчонка. Потом письма начали приходить все реже, стали сдержаннее и холоднее: Виктор словно стеснялся снова и снова повторять, что любит и скучает.
Последние три или четыре месяца писем не было вообще. О том, что мой парень вернулся из армии, я узнала случайно: наш общий друг проболтался, когда мы встретились возле магазина, куда мать отправила меня за продуктами.
Узнав, забыла обо всем, бросилась к дому Витиных родителей: скорее увидеть парня, обнять, поцеловать после долгой разлуки, рассказать, как ждала, тосковала, любила его все это время! На крики Витиного друга внимания не обращала – не до того мне было!
Прибежала, заглянула через приоткрытую калитку во двор, а там стоит мой Витя на пороге родительского дома и целует другую…
Увидел меня, улыбнулся, как ни в чем не бывало:
– А, Тинка? Знакомься, это моя жена – Анечка!
У меня даже слов не нашлось, чтобы ответить. Я молча развернулась и бросилась прочь, больно задев плечом дверцу...
***
Сейчас, когда вспомнила об этом, на глаза снова навернулись слезы. Так, в слезах, я и добралась до общаги, ввалилась в комнату, уронила сумки на пол и, не снимая даже обуви, упала лицом в подушку.
– О! Ты гляди! Тинка, с чего вдруг такой слезоразлив? – ко мне на кровать присела соседка по комнате, Изабелла.
– Белка, отстань! – проскулила я, не вынимая лица из подушки.
– А-а, поняла! Бросил тебя твой жених, да? Ты ж ради него в родной Урюпинск моталась…
– Он женился-а-а! За что он со мной так, а?! – я вскочила, уставилась на подругу невидящим взглядом. Напоминать, что мой родной город называется Укропинск, а не Урюпинск, в это раз не стала. – За что-о?
– Дура ты потому что! Я тебе говорила: не станет твой Витька верность тебе хранить, не тот у него характер! А ты все твердила – нет, он не такой! Да все они такие!
– Не все! – я по-прежнему отказывалась верить, что Белла права и что всем мужикам нужно одно: чтобы бабы вовремя ноги перед ними раздвигали.
– Тьфу, овца упрямая! Так и будешь реветь?
– А что я могу сделать?
– Отомстить! – припечатала подруга.
– Как? – мстить я никогда не умела, а сейчас тем более не могла придумать ничего такого.
– Ну, для начала, почему бы тебе не переспать с кем-то другим? Клин клином вышибают! – предложила подруга.
– С кем? – идея, подсказанная Белкой, показалась мне спасительной.
А что?! Вот возьму и начну встречаться с кем-нибудь, как Изабелла! Она-то вон нашла себе взрослого не бедного мужчину. Он ей и подарки дарит, и деньги дает, и в кафе-рестораны водит. Подруга давно со смартфоном ходит, хотя ее родители забыли, когда ей в последний раз деньги на жизнь давали.
Белла уже не впервые предлагала познакомить меня с кем-то из друзей своего мужчины, намекала, что мне с моей внешностью найти взрослого друга будет не сложно. Только я всегда отказывалась: не могла предать своего парня, и ради подарков и денег встречаться считала чем-то низким и предосудительным. Но сегодня… сегодня я убедилась, что все зря, что верность и любовь никому не нужны! А раз так – значит, буду, как Белка – встречаться и развлекаться, пока не надоест!
До сауны добирались аж на другой конец города. Белка с Данилкой всю дорогу весело трещали о своем, а я успела десять раз передумать и решить, что зря ввязалась в это мероприятие, а потом – столько же раз сказать себе, что не отступлюсь от своего решения. Ни-за-что!
Когда такси остановилось, а перед нами открылась дверь, я поняла: это мой последний шанс сбежать. Поняла – и переступила через порог. Будь что будет! Пора мне повзрослеть и попробовать настоящей жизни. К тому же, не придется идти к матери на поклон, унижаться, упрашивать, чтобы помогла хоть немного деньгами, ведь своих заработков у меня все еще не было, а долги возвращать как-то нужно…
Одна мысль о том, как посмотрела бы на меня моя дорогая мамочка, и каких слов я бы от нее наслушалась, попроси у нее хотя бы сто долларов, подгоняла меня вперед лучше, чем плеть или хлыст!
Пройдя вслед за подругами через пустое фойе, я оказалась в раздевалке. На ее двери красовалась буква «Ж». Тем не менее, как только мы вошли, через другую дверь туда же, в раздевалку, ввалились три мужчины в синих банных халатах и одноразовых тряпичных тапочках.
– А вот и прелестницы наши явились! – протянул довольным голосом один из них. – Проходите, проходите! Раздеться поможем, мы же джентльмены!
– Толик! – взвизгнула Белка и бросилась к «джентльмену». – Вот, как я и обещала, мои подруги: Даниэлла и Алевтина!
Изабелла по очереди кивнула на нас с Данилкой, и все трое мужчин принялись нас с интересом разглядывать. Данилка, не теряя времени, решила показать товар лицом: распахнула шубку из искусственного меха, повела плечами, позволяя одежке скользнуть вниз по обнаженным плечам…
– Ну, кто мне поможет? – проворковала игриво, обводя кончиком языка ярко-красные губы.
Я попятилась, спряталась ей за спину: чувствовать себя товаром, который разглядывают, прежде, чем купить, было унизительно и неловко.
– Ну же, мальчики! – подбодрила мужчин Белка. – Девушки ждут!
Толя тоже ждал и, похоже, немного нервничал.
Я набралась смелости, подняла голову и через плечо Данилки бросила взгляд на друзей Белкиного кавалера. Один из мужчин выглядел ровесником Толика – ему явно не было тридцати. Пирсинг в левой ноздре, длинноватые волосы выдавали в нем неформала.
Второй мужчина выглядел намного более солидным и взрослым. Он был выше и мощнее своих молодых коллег, имел высокий лоб, твердый подбородок и трехдневную небритость на лице. А еще чем-то неуловимо напоминал моего любимого актера – Константина Соловьева. Такой настоящий брутал без капли смазливости. Пожалуй, из всех трех мужчин я бы предпочла приятно провести время именно с ним!
– Артур, – оглянувшись на старшего из компании и получив поощрительный кивок, шагнул вперед парень с пирсингом в носу. – А ты, значит, Дана?
Данилка заулыбалась во все тридцать два, захлопала ресницами:
– Лучше Элла, Артурчик!
– Как скажешь, Эллочка! – Артур галантно подхватил сползающую с плеч Данилки шубку, перекинул через локоть, обвел пышную фигурку девчонки плотоядным взглядом. – Идем, помогу повесить вещи в шкаф.
Данилка с Артуром отошли, и тяжелый темный взгляд московского босса уперся в меня, как дуло снайперской винтовки. Мужчина не улыбался. Просто глядел на меня, не мигая, и не двигался с места. Я тоже застыла, боясь шелохнуться.
Неловкую паузу решил прервать Толя:
– А ты, значит, Алевтина?
Я кивнула, не смея заговорить.
– Да, это наша Тинка-картинка, – поспешила вмешаться Изабелла. – Она у нас умница и скромница!
Анатолий неприлично заржал:
– И что эта скромница в сауне забыла?
Правда, тут же осекся, закашлялся неловко, оглянулся на своего московского босса:
– Зиновий Фадеевич? – произнес вопросительно.
– А?.. д-да. Хорошая девушка. Иди сюда, я-а п-помогу, – он кивнул мне, приглашая приблизиться.
Говорил Зиновий, запинаясь, и я подумала, что он, наверное, выпил больше всех из этой компании. Ну, и ладно! Главное, чтобы в подпитии он не становился злобным и агрессивным, как наш сосед, дядя Боря.
Я заставила себя улыбнуться, расстегнула дубленку и шагнула к мужчине.
– Рада познакомиться, – выдавила внезапно охрипшим голосом.
Зиновий вздрогнул, услышав мой голос, но тут же взял себя в руки и тоже растянул губы в кривоватой улыбке:
– Я-а т-тоже рад… – по-прежнему растягивая слова, ответил коротко, взял меня за плечи, развернул к себе спиной и потянул дубленку, помогая снять ее.
Потом отнес ее в шкафчик, вернулся, усадил меня на деревянный табурет и принялся расстегивать молнии на моих сапогах. Все это – молча. Похоже, разговорчивостью московский босс неизвестной мне компании не отличался.
Зато Толя и Артур, убедившись, что Зиновий вроде бы доволен, принялись пошло шутить и лапать моих подруг. Девчонки тоже оживились, с удовольствием хихикая в ответ на сальности, отпускаемые своими ухажерами.
Из трех девиц, которых пригласил Анатолий, одна оказалась длинной и плоской, как доска. Имя у нее было под стать внешности – длинное и вычурное: Изабелла. Меня такие девчонки никогда особо не привлекали, поэтому я совершенно безразлично проследил за тем, как Белла повисла на руке Толика, и переключился на двух других.
Второй привлекла мое внимание своим развязным поведением Даниэлла. Эта «жрица любви» откровенно заигрывала и предлагала себя мне и Артуру, стреляя глазами то в одного, то в другого. Она облизывала накрашенные пошлой кроваво-красной помадой губы и трясла огромным бюстом, который ходил волнами под тонким слоем ткани красного – в цвет помады – платья.
Я заметил, что Артур запал на эту вульгарную демонстрацию прелестей, и с радостью уступил ему добычу.
За плечом Даниэллы пряталась третья «ночная бабочка», которую говорливая Белла охарактеризовала как умницу и скромницу. Когда мне, наконец, удалось избавить от дубленки и разглядеть эту девчонку, я понял: вот она – та, с которой я сегодня пойду в отрыв.
В Алевтине все было так, как я люблю: рост чуть выше среднего, но не модельный, точеная фигурка с аккуратной крепкой попкой и восхитительно-упругими верхними округлостями. Лицо – узкое, с высокими скулами и выразительными темными глазами. Длинные прямые темные волосы, в которые так приятно запускать пальцы…
Толик и Артур, как я и ожидал, взяли на себя обязанность развлекать девиц. Мне же оставалось поддерживать их идеи, наблюдать и по мере сил участвовать. Алевтина с каждой минутой нравилась мне все больше. Не знаю, была ли ее скромность напускной, или она и в самом деле чувствовала себя более скованной, чем ее подруги, но это мне в ней и нравилось!
А когда я услышал ее голос – низкий, грудной, с легкой хрипотцой – меня будто пронзила молния! Такой же тембр был у одной моей подруги, с которой я долго встречался до того, как стать примерным семьянином. Ах, какой горячей штучкой была та женщина! «Надеюсь, Тина окажется такой же чувственной малышкой», – подумал я.
По просьбе Артура девушки взобрались на бильярдный стол и начали танцевать стриптиз. Тина двигалась очень красиво, и я порадовался, что сразу же остановил выбор на этой девчонке. Люблю, когда женщина владеет телом.
Малышка танцевала, не отрывая глаз от моего лица, и мне казалось, что между нами что-то происходит, словно я вдруг стал для нее не чужаком, а желанным мужчиной. Это было чертовски приятно!
А когда платье соскользнуло с ее точеной фигурки и она, переступив через него, шагнула мне навстречу, я не удержался и положил руки на ее стройные бедра, повел ладонями по обтянутой тонкими чулочками нежной плоти, погладил подушечками пальцев бархатистую кожу выше края резинки.
– Я сам сниму это, – сказал тихо, но Алевтина услышала, приоткрыла губы, ахнула удивленно и немного испуганно, но отталкивать меня не стала. – Ты ведь позволишь мне сделать тебе приятно? Люблю, когда женщина получает удовольствие от моих ласк!
– Позволю… – Тина доверчиво кивнула и этим развязала мне руки.
Теперь я знал, что могу делать все, что подскажет мне моя фантазия. И для начала, как и обещал, я снял с нее чулки и кружевные бикини, причем снимал эти клочки ткани губами, зубами и лишь немного помогал руками.
Тем временем Толик с Артуром тоже справились с одежками своих подруг.
– Может, пойдем погреемся в сауне? – предложил Толик.
Пожалуй, я был готов обойтись и без сауны, но решил, что торопиться некуда. Можно растянуть удовольствие и подготовить Тину к близости еще лучше.
В парилке мы грелись недолго. Не прошло и десяти минут, как Даниэлле захотелось выйти, вслед за ней потянулся Артур. Они нырнули в небольшой бассейн с холодной водой, а еще через пару минут их примеру последовали остальные.
Прыгнув в холодную воду, Тина охнула, волоски на ее коже встали дыбом, нежные вершинки верхних «девяноста» затвердели… Когда я увидел это – понял: дольше тянуть не могу. Хочу это все себе. Сейчас. Сию минуту!
Толик с Артуром тоже созрели до того, чтобы уединиться каждый со своей барышней.
– Мы, наверное, пойдем, посмотрим, что там в массажном кабинете номер один нас ждет. Да, Белочка?
– Конечно, Толик! Идем скорее, я сделаю тебе такой массаж!..
Парочка удалилась.
Артур протянул руку Даниэлле, помог ей выбраться из бассейна:
– Составишь мне компанию, Эллочка? Я вроде бы видел еще один свободный кабинет для массажа, – облизывая девицу взглядом, промурлыкал он.
– От такого предложения отказаться просто невозможно! – девица с радостью прижалась к парню и в обнимку с ним ушла куда-то в коридор.
Мы с Алевтиной остались наедине.
Девушка, прижавшись к бортику, вопросительно и чуть испуганно смотрела на меня.
– А мы с тобой переберемся вон туда, – я указал рукой на второй бассейн.
Он был больше, вода в нем была гораздо теплее, а у бортиков стояли шезлонги, застеленные махровыми простынями.
– Х-хорошо, – подрагивающим голосом поддакнула Тина.
– Замерзла или волнуешься? – я выбрался из бассейна и, не пытаясь прикрыться и спрятать от девчонки признаки пробудившегося желания, протянул ей руку.
Когда я сказала Зиновию, что предохраняюсь, то не соврала ни капельки. Еще когда мы собирались в сауну, Белка перед самым выходом сунула мне в руку какую-то то ли таблетку, то ли пилюлю и махнула рукой в сторону уборной:
– Иди-ка, засунь вот эту штуку себе туда, куда тампаксы вставляешь.
– А что это?
– Ты же залететь не хочешь?
– Нет!
– Так вот эта штука как раз от внеплановых залетов. Действует три-четыре часа. Мы с Толиком иногда шалим вообще без резинки, и пока ни разу не попались.
Спорить с более опытной в таких вопросах подругой я не стала и сделала, что было сказано.
Поэтому, вернувшись в общагу после сауны, я ничуть не переживала о том, что презерватив порвался. К тому же, у меня очень быстро появился новый повод для переживаний. Переодевшись в ночнушку, я достала из кармана дубленки купюры, которые сунул мне перед отъездом Зиновий, и обнаружила, что он дал мне не триста, а двести долларов!
Мне стало обидно до слез!
Ну, как так-то? Нам же было хорошо вместе! Я даже не ожидала, что мужчина, который видит меня впервые в жизни, и которого я совсем не знаю, может быть таким ласковым. Ужасно неприятно это признавать, но то, что делал со мной этот московский босс, понравилось мне намного больше, чем то, что было у меня с моим женихом. Бывшим женихом.
Вспомнив Виктора, я расстроилась. Посмотрев на две бумажки по сотне долларов, расстроилась еще больше. А когда подумала, что так, как Зиновий, меня, наверное, уже никто и никогда не сумеет приласкать – вообще разревелась. Ну, почему у меня все так неправильно? Почему ничего не получается?
Я ревела, укутавшись в одеяло и зарывшись в подушку, пока не уснула.
Изабелла вернулась в начале седьмого утра, разбудила меня толчком в плечо:
– Эй, засоня! Чего глаза опухшие? Опять ревела?
– Спала. – Признаваться, что снова дала слабину, я не хотела.
– Ладно врать! Кстати, Толик просил тебе передать… – Белка сунула мне под нос три зеленых бумажки.
Я взяла их раньше, чем успела сообразить, что со мной вроде бы уже рассчитались. А когда сообразила… промолчала.
Получается, московский босс не знал, что мне заплатят местные, и решил выдать вознаграждение самостоятельно! Что ж, значит, я не только верну долг Райке, но еще и для себя оставлю немного. Впереди сессия, а потом выпускной. Деньги мне понадобятся!
– Спасибо, Белла! – я заставила себя улыбнуться и, выбравшись из-под одеяла, полезла за сумочкой, чтобы спрятать не совсем законную прибыль.
– Обращайся, малая! Если Толик еще позовет – пойдешь?
– Не знаю…
– Ну, смотри. Зиновий этот на неделю приехал. Ты ему понравилась вроде бы, вдруг еще захочет встретиться?
– С Зиновием – пойду, – решила я.
Мне вдруг очень захотелось провести еще одну или несколько ночей с мужчиной, который сумел с первого раза разбудить мое тело и показать мне, как это может быть приятно. И ведь если встречаешься с одним мужчиной – это ведь не значит, что «пошла по рукам»?
– Смелее, Тинка! – подмигнула мне подруга. – Не теряйся! Окрутишь москвича – переберешься в столицу. Он тебе такую жизнь может обеспечить! Эх! Я бы и сама с таким замутила, но он на меня даже не посмотрел.
– Так ты же с Толей встречаешься? – удивилась я.
– Сегодня – с Толей, завтра – с Колей. Лишь бы не жмотился! – захихикала Белка.
– Я так не смогу…
В памяти всплыли слова Зиновия: «Не растрачивай себя, детка! Ты достойна большего!»
Эх! Где оно – большее?
С Раисой я рассчиталась в понедельник. Она смерила меня любопытным взглядом:
– И где это, интересно, ты валюту раздобыла? Сразу триста долларов! Я уж думала, придется из тебя деньгу битой выколачивать!
– Где взяла – там уж нет, – отбрила я папенькину дочку с ее неуместным любопытством. – Больше в долги не полезу!
– Ну-ну, – не поверила Райка.
Я молча отмахнулась. Не рассказывать же Раисе, что у меня еще и на приличное выпускное платье теперь заначка есть!
Целую неделю я жила воспоминаниями о мужчине, с которым провела один-единственный вечер. Ждала, что он захочет встретиться со мной еще раз. Но… дни шли, а Изабелла молчала, и даже Анатолий ей не звонил.
– Занят он, работы много. Все ж таки офис открыли новый. Вот получу диплом – Толик меня к себе устроит. Обещал! – утешала себя соседка, скучая по вечерам без своего друга и лениво листая учебники.
Мне никто ничего не обещал. У нас даже распределение отменили, и я со страхом думала, что, если не найду работу в Агранске, то поеду обратно в несчастный Укропинск, в котором найти работу по специальности будет очень непросто!
Наконец, в пятницу Изабелле позвонил Толик. Поговорив с ним, Белка с сочувствием посмотрела на меня:
– Уехал твой москвич еще в воскресенье. Что-то там у него случилось. Так что забудь и не жди, Тинка. Лучше давай завалимся сегодня в бар с Толиком и его друзьями. Отдохнем, потанцуем. Может, найдешь себе другого.
В гостиничном номере, несмотря на конец марта, по-зимнему, на полную мощь, шпарили батареи. И это при плюсовой температуре за окном!
В воскресенье я проснулся в шесть утра от ощущения, что заночевал в парной бане. Постельное белье было насквозь мокрым от моего пота, кожа казалась неприятно-липкой. Я откинул тонкое одеяло, подошел к окну и обнаружил, что оно заперто наглухо. Вот вам и ВИП-номер!
Позвонил горничной, попросил сменить белье и сделать что-то с окнами, заявил, что иначе мне придется пользоваться кондиционером при включенном центральном отоплении.
Горничная примчалась в течение пяти минут в компании дежурной по этажу. Пока одна девушка перестилала мою постель, меняла полотенца и халаты, вторая осмотрела окна, куда-то сбегала и вернулась с ключом. Открыла одну створку в верхнее положение и долго извинялась, что не может оставить мне ключ: он у них единственный на этаж.
Избавившись от женщин и убедившись, что по спальне пошел гулять холодок, я отправился в душ. Хотелось освежиться, почувствовать бодрость в теле и ясность в голове. От похмелья я не страдал: накануне выпил не настолько много, чтобы поутру маяться головной болью.
Встав под тонкие ласковые струйки прохладной воды, я мысленно вернулся к событиям предыдущего дня. Первым делом вспомнилась сауна и гибкая сладкая девчонка, которая, забыв о смущении, страстно изгибалась подо мной. Пожалуй, было бы здорово увидеться с крошкой еще раз или два. Мне тут, в Агранске, еще несколько дней куковать, так что…
И тут я припомнил как, возвращаясь из сауны, разомлевший и подобревший, я обещал себе, что больше не стану изменять супруге. Мысли тут же переключились на жену. Ох, Женечка-Евгенечка! Как же мне теперь с тобой жить-то?
Сейчас, протрезвев, я уже понимал, что не смогу спустить ее поступок на тормозах. Придется ставить ей ультиматум: или она через полгода перестает предохраняться, беременеет и рожает нам малыша, или я с ней развожусь. Разумеется, по телефону такие разговоры не разговаривают, так что придется отложить выяснение отношений почти на неделю. Ладно, не горит.
Вообще, планы на воскресный день у меня были вполне рабочие. Накануне мы запускали офис, а сегодня, в выходной день, планировалось открытие трех салонов связи – по количеству районов в Агранске. Я намеревался посетить все три: в Центральном районе, в Ленинском и в Октябрьском. Начну с Центрального – там должен быть самый большой поток посетителей, потом съезжу в два других…
Мысли о работе помогли окончательно проснуться, сосредоточиться и избавиться от немного несвоевременного желания, которое было проснулось при мыслях об Алевтине. Теперь, собранный, чистый и спокойный, я был готов к новому дню.
Из душа вышел с намерением легко позавтракать и посмотреть несколько документов, но меня застиг врасплох сигнал смартфона. Учитывая, что на часах было шесть сорок, звонков я не ждал – вообще ни от кого. Глянул на экран и с трудом удержался от матерного словца, но удивился безмерно: звонила Надежда Константиновна. Теща.
– Слушаю вас, Надежда Константиновна, – тут же принял звонок. Теща меня почему-то откровенно недолюбливала и звонила в исключительных случаях.
– Где тебя носит, Зина, когда твоя жена при смерти?! – проорала женщина, оглушив меня сразу и громким криком, и страшной новостью.
– Г-г-где она? Что с ней?! – я судорожно сглотнул, сдернул с шеи полотенце, которое вдруг показалось мне петлей-удавкой.
– В клинике возле Щукинской… ты…
– Еду! – рявкнул я, невежливо перебив тещу, которая явно собиралась сказать что-то еще – явно в мой адрес и точно не ласковое.
Свои вещи я собрал в рекордные сроки, спустился бегом по лестнице: третий этаж, лифта ждать дольше, чем идти. Подошел к стойке администратора:
– Выезжаю. Срочно. Триста седьмой.
– Что-то случилось? – женщина посмотрела на меня с любопытством.
– Нужно срочно уехать. – Я дал понять, что обсуждать подробности не намерен.
– Но ваш номер, – она открыла какую-то табличку у себя в компьютере, – заказан до конца недели! Мы не сможем вернуть вам полную сумму за эти дни…
– Вернете, сколько сможете.
– Куда?
– Э-переведете на-а карту. Номер указан в э-договоре. – Чертово заикание, которого с утра не было и в помине, вернулось снова, и мне приходилось контролировать свою речь.
– Тогда распишитесь вот тут, – администратор подсунула мне бланк.
Я черкнул по листку, пододвинул его к женщине, сверху бросил ключ от номера.
– Мы вам позвоним, когда деньги будут зачислены. Счастливого пути! – дама растянула губы в профессиональной улыбке.
– Угу, – бросил я на ходу.
Уже сидя за рулем, набрал номер дяди. Он ответил практически мгновенно:
– Что случилось, Зин? Нечасто ты меня утренними звонками будишь, тем более в выходной…
– Возвращаюсь из Агранска. Срочно, – без предисловий сообщил я.
– Понял. В чем причина спешки?
– Час назад позвонила теща, сказала, что Женька при смерти.
Теща лупила по мне сжатыми кулаками, как по барабану, и то и дело пыталась дотянуться и расцарапать мое лицо.
– Это ты виноват! Ты! Говорила я Женечке: бросай этого урода, который детей не хочет, и рожай! А она – нет, мама, я его люблю… Два аборта из-за тебя сделала! Третий ее убил! Ты убийца! Убийца!..
– Д… д… ды-два?! – я окончательно разучился говорить.
Через сжатое спазмом горло вырывались сиплые звуки, упирались в намертво сцепившиеся зубы – я даже не мог ничего прокричать в ответ, только мычал, словно немой, и тряс головой, отказываясь верить в услышанное!
Когда моя жена делала аборты?! Как я мог этого не заметить?! И зачем, зачем она лгала своей матери, что это я не хочу детей и заставляю прерывать беременность?
Наконец, мне удалось схватить разъяренную женщину за руки и немного отодвинуть от себя. Я судорожно вдохнул, оторвал взгляд от ее лица и обнаружил, что тесть пытается оттянуть свою жену, обхватив ее за талию, а из другого конца коридора к нам бегут люди в белых халатах.
– Что тут происходит?! Прекратите шуметь! Вы понимаете где находитесь? – накинулась на нас одна медсестра.
– Совсем люди совесть потеряли! – подхватила другая, постарше и пополнее.
И тут теща закатила глаза и начала заваливаться навзничь. Ее лицо покраснело, дыхание стало хриплым и прерывистым.
– Помогите! – взмолился тесть, подхватывая Надежду Константиновну и пытаясь удержать на весу ее массивное тело.
Я взял тещу на руки, отнес и уложил на банкетку, обтянутую серым кожзамом.
– Тонометр! Нашатырь! Каталку! – принялась распоряжаться более полная женщина. Судя по всему, я ошибся, это оказалась не медсестра, а врач.
Меня оттеснили в сторону, захлопотали вокруг Надежды Константиновны. Я обессиленно прислонился к стене. Колени подрагивали. Пересохшие губы отказывались шевелиться. В голове все еще звучал крик: «убийца! убийца!»
Тесть, ответив на вопросы медиков и проследив за тем, как его жену перекладывают на носилки и увозят в палату, подошел ко мне.
– Ты это… правда не знал, что Женька аборты делала?
– Не знал, – мотнул я головой.
– Я тебе верю. Всегда догадывался, что дочка чего-то недоговаривает, – Алексей Васильевич сокрушенно вздохнул. – Но Надю переубедить не смогу. Даже пытаться не буду. Она не переживет, если я сейчас на твою сторону встану. Ты уж прости нас…
– Я пы… понимаю.
На самом деле я не понимал ничего. В голове воцарилась звенящая пустота. Обрывки мыслей плавали в этой пустоте, словно нити осенней паутины.
– Значит, Женьки больше нет? – зачем-то уточнил я, словно криков тещи мне было мало.
– Умерла дочка. Ушла… так нелепо… – лицо тестя дернулось, скривилось, но глаза остались сухими.
Я был не в состоянии утешить убитого горем отца: сам все еще не мог до конца осознать, что все кончено. Любила меня Женька или нет, врала обо мне своей матери или не врала – все это было уже не важно. Я уже никогда не узнаю, почему она все это сделала с собой… с нами.
– Что надо делать? – мне кое-как удалось собраться с мыслями и сообразить, что организовать достойную церемонию погребения – это самое малое, что я могу сделать для умершей жены и ее родителей.
– А? Что? – тесть с трудом понял, что я обратился к нему с вопросом. – Не знаю…
– Давайте я отвезу вас домой? – оставлять Алексея Васильевича здесь, в коридоре, наедине с горем, мне показалось неправильным.
– Не надо. Я пойду. К Наде пойду… а ты – да, езжай. Ты же с дороги… – тесть, придерживаясь рукой за стену, побрел в ту же сторону, куда увезли каталку с потерявшей сознание Надеждой Константиновной.
Проводив его взглядом, я набрал номер дяди Родиона.
– Отец, Женьки больше нет, – сообщил сразу, как только услышал родной голос.
– Ох… все-таки не спасли. Ты там держись, сынок.
– Я держусь. Что мне делать? Документы, наверное, какие-то нужно получить?
– Давай-ка пришлю тебе своего личного помощника. Он все знает. Поможет, подскажет.
– Спасибо. Я тогда его жду у входа в клинику…
– Да, Зин. Там и дожидайся. И не раскисай, некогда сейчас. Много чего решать придется.
Дядя не обманул. Решать пришлось так много, что в следующие два дня я едва успевал отвечать на звонки, мотался по разным государственным учреждениям. Справки, разрешения, договора…
Надежда Константиновна эти два дня провела в кардиологии, где ее старательно пичкали успокоительными уколами и таблетками от давления. Алексей Васильевич сидел при ней, как привязанный, но каждые три часа обрывал мне телефон, передавая распоряжения своей супруги: какой выбрать гроб, какой крест, какие венки… Я безропотно исполнял все пожелания. Сам бы все равно не сообразил, что лучше, а ритуальные услуги оказались весьма щедры на разнообразные предложения.
Сам день похорон тоже прошел в дикой спешке и суматохе. Только оказавшись на кладбище, подле зияющей ямы, которую застелили какой-то белой тканью, я смог остановиться, выдохнуть и перестать решать организационные вопросы.
С памятной ночи в сауне прошел почти месяц, прежде чем я заподозрила неладное. За этот месяц я успела сдать четыре зачета, написать свою курсовую и взяться за курсовые Белки и Данилки. Подруги обещали заплатить каждая по паре тысяч, и я решила, что это будет очень даже приличным подспорьем в моей непростой ситуации.
На все приглашения Изабеллы выбраться куда-то с ней и ее компанией я по-прежнему отвечала отказами. Подруга даже пальцем у виска пару раз крутила, показывая свое мнение о моих умственных способностях. Только я твердо стояла на своем. С долгами рассчиталась, отомщенной себя почувствовала. Больше смысла искать приключений на свою пятую точку не видела.
Витю забыть так быстро, конечно, я не могла, но вспоминала о нем все чаще со злостью, а не со слезами. В родной Укропинск не ездила, чтобы не встретиться случайно, не увидеть его и не разбередить рану, которая только-только начала затягиваться тонким слоем безразличия.
В конце апреля, когда до выпускных экзаменов оставалось всего ничего, я, голая по пояс, как-то поутру долго копалась в своем шкафчике – искала куда-то пропавший лифчик. Изабелла некоторое время молча наблюдала за мной, а потом выдала задумчиво:
– Мне кажется, или у тебя буфера подросли? И ареолы потемнели.
– Да? – я принялась разглядывать свои верхние «девяносто». – Ну, не знаю…
– А женские дни у тебя давно были?
– Сейчас гляну. – Я надела лифчик, который все-таки нашла в дальнем углу полки с бельем, натянула тонкую водолазку и достала записную книжку с календариком. – Ой! Две недели уже, как должны были начаться!
– Оп-па-а-а… – протянула Белка и покивала собственным мыслям. Потом забросала меня вопросами: – Тебя по утрам не тошнит? А может, спать хочется больше обычного? Или, допустим, что-то из еды кажется отвратительным на вкус? Из того, что раньше нравилось?
– Да нет, ничего такого, – отмахнулась я поначалу, а потом насторожилась: – Ты на что это намекаешь, а?
– А я не намекаю. Я прямо говорю: залетела ты, Тинка!
– Как? Ты же сама мне какую-то таблетку давала!
– Ну, давала. Только ж она вот прямо на сто процентов не защищает. – Подруга вытянула губы дудочкой и сморщила нос. – Ох, невезучая ты Тинка – просто ужас! Один раз согрешила, и тут же на тебе! Попала по полной!
Спорить насчет своей везучести я не стала. Сама уже не раз думала, что как-то не складывается у меня жизнь. Словно сглазил кто!
– И что мне теперь делать? – я плюхнулась на свою койку, уставилась на Изабеллу, как на последнюю надежду.
– Что-что… для начала купи тест-полоску, проверь сама. Потом в женскую консультацию пойдешь, если все подтвердится.
– В консультацию?
– Ну, а где еще, по-твоему, направления на аборт дают? – возмущенно фыркнула Белка.
– Аборт… – я вздрогнула, схватила с подушки плюшевого медвежонка, уткнулась носом в его голову. – Как – аборт?
– Да как все его делают, так и ты сделаешь! Тоже мне проблема!
– Н-не… н-не… нельзя же так! Это же плохо!
– Тьфу, заблеяла. Не будь овцой, Сербова! Куда тебе еще и ребенок? Твоя мамашка тебя со свету сживет раньше, чем разродиться успеешь!
Это была горькая правда. Мать не раз мне угрожала, что, если я принесу в подоле – она меня на порог не пустит. А ведь сама меня тоже без мужа родила!
– Может, тебе показалось? Насчет груди? – я попыталась соврать себе, что Белка все придумала, и на самом деле ничего страшного не происходит.
– А задержка твоя мне тоже померещилась? – снова фыркнула Изабелла. – В общем, сразу после занятий дуй в аптеку. Сделаешь тест, тогда и поговорим.
С трудом высидев две пары, я рванула в аптеку. Чтобы убедиться наверняка, взяла две тест-полоски разных производителей. Когда вернулась, Белка уже сидела в нашей комнате и подпрыгивала от нетерпения.
– Ну что? Купила?
Я молча кивнула.
Сопровождаемая любопытным взглядом соседки, прочитала инструкцию на коробке, нашла пустой пластиковый стаканчик, сходила с ним в уборную…
Изабелла не выдержала – пришла к дверям туалета, начала выспрашивать через дверь:
– Ну, что ты там? Уже засунула бумажки в стакан?
– Сейчас… – я старательно примеривалась, чтобы не засунуть бумажку в жидкость глубже специальной отметки.
– Слушай, ты если штаны натянула, так, может, откроешь?
– Ладно. – Я щелкнула замком, и Белка тут же засунула в уборную свою любопытную мордочку.
– Где? – поискала взглядом тест.
– Вот… – я указала на крышку бачка и лежащий на ней тонкий картонный прямоугольник. На нем все более явственно проступала вторая розовая полосочка.
– Да-а-а… – Изабелла покачала головой и вздохнула. – Глаз у меня – алмаз.
– Я еще вторую сейчас обмакну. Вдруг ложный результат?
Второй тест тоже оказался положительным.
Мне казалось, что четыре дня будут тянуться, как четыре года, но они пролетели, как одно мгновение. Настал день «икс». Когда я ехала в больницу, направление на аборт жгло мне карман, а люди вокруг, казалось, все, как один догадывались, что я намерена совершить что-то ужасное и тайком кидали на меня подозрительные взгляды.
В душе нарастало ощущение жути.
Оно еще больше усилилось, когда я вблизи увидела каменную ограду больницы и поросячье-розовые стены корпуса, в котором находилось нужное мне отделение, прозванное в народе «чистилищем». Корпус представлял собой старинное трехэтажное здание – говорят, когда-то он принадлежал то ли монастырю, то ли женскому пансиону.
Входов было несколько, который из них – центральный, догадаться было невозможно. Я сунулась в ближайший и оказалась в длинном узком коридоре. Пол был выложен затертой плиткой с невнятным рисунком. Я пошла вдоль коридора, поглядывая на таблички на запертых дверях.
«Сестринская», «Материальная», «Процедурный кабинет».
На моих глазах дверь последнего открылась, из нее выкатили каталку, на которой лежала молодая женщина в одной больничной ночнушке и с окровавленной пеленкой между бедер. Женщину увезли, а из того же кабинета вышла немолодая полная женщина с прозрачным мусорным пакетом в руках. Когда я невольно разглядела его содержимое – меня резко замутило и я, прижав ладонь ко рту, бросилась бежать – прочь из коридора, на воздух, к солнцу и жизни!
Это что же я творю? Неужели я хочу, чтобы мой малыш, живущий у меня в животе, превратился вот в эти ужасные кровавые ошметки?!
В библиотеке колледжа были компьютеры с доступом в интернет, и вчера вечером я искала информацию о том, как проводится «вакуумная аспирация», которую используют на ранних стадиях для прерывания беременности. Вместо этого нашла короткое видео, на котором показывали, как ведет себя эмбриончик, когда женщина готовится избавиться от него: он разевает ротик, будто кричит, только его никто не слышит…
Это видео и то, что я увидела в «чистилище»...
Я поняла, что не смогу, ни за что не смогу лечь на стол! Хочу, хочу этого ребенка! Хочу видеть, как он машет ручками и ножками, как сосет грудь и как улыбается!
Будет трудно? Пусть! Если моя мать справилась, вырастила меня одна, значит, и я справлюсь! И буду любить своего малыша за двоих – за себя и за отца! По-настоящему, без упреков и обвинений – не так, как моя мама!
***
Изабелла со мной в больницу не поехала – я сама ей запретила под страхом недоделанной курсовой работы. Зато она дожидалась меня в общаге: знала, что часа через три после процедуры меня отпустят. Но я вернулась намного раньше.
– Так быстро? – удивилась подруга. – Ты вся белая! Давай-ка ложись быстренько, а то еще хлопнешься в обморок! И как тебя отпустили?
Я скинула кроссовки, куртку и поспешила присесть на свою койку. Подняла взгляд на соседку, призналась через силу:
– Меня не отпускали. Я… не дошла до врачей.
– Так ты ничего не сделала?! Сбежала! Ну ты даешь! Ладно, еще не поздно. Срок маленький. Сходишь в консультацию, попросишь новое направление.
– Я никуда не пойду.
Белка скривила лицо, повертела пальцем у виска. За последнее время я столько раз видела этот жест в свой адрес, что перестала его замечать. Чтобы не смотреть на возмущенно-недоумевающую физиономию подруги, закрыла глаза. Только Белка оставить меня в покое была не готова. Пару минут она бродила по комнате, грела чайник, звенела чашками и напряженно сопела, будто что-то обдумывая.
Потом встала возле моей койки и, глядя на меня сверху вниз, выдала свежую идею:
– А знаешь, может, ты и права! Рожай! Потом подашь в суд на алименты. Пусть москвич раскошеливается!
– С чего это он раскошеливаться будет?
– Ну, как? Ребенка заделал? – пусть содержит!
– Не станет он нам помогать! – в этом я была уверена на все сто. – Ты, кажется, говорила, что он женат. Может, и дети уже есть. Зачем ему еще один?
– Знаешь, я Толика не расспрашивала особо. Не хочу, чтобы он подумал, что я на этого их Зиновия глаз положила. Но, пожалуй, могу попытаться что-то узнать.
– Не надо. – Я устало закрыла глаза. – Все равно ничего не выйдет. И вообще, лучше, чтобы отец ребенка ничего не знал: вдруг он придумает способ, как заставить меня избавиться от малыша.
Изабелла задумалась и, наконец, оставила меня в покое. Правда, ненадолго. Еще с неделю или две она то напоминала мне, что еще не поздно передумать, то уговаривала отыскать Зиновия, пусть даже после рождения ребенка, и потребовать с него алименты. «Там видно будет», – отбивалась я. Вряд ли через восемь месяцев, когда мне придет срок рожать, Изабелла все еще будет рядом. Вот и нечего ей за меня решать!
Потом началась сессия, и нам стало не до того. Я закончила курсовые для подруг, получила обещанные четыре тысячи. Сдала экзамены – пусть не на отлично, но без особых сложностей. Наверное, с красным дипломом устроиться на работу было бы проще, но отличные оценки у нас в колледже ставили только по блату.
На выпускной вечер я не попала: меня неожиданно догнал токсикоз. В день, когда весь наш выпуск гулял в ресторане, я лежала пластом в общежитии и обнималась с тазиком, который, перед тем как уйти, поставила у моей койки накрашенная и нарядная до неприличия Белка.
Заведующая библиотекой, Владислава Васильевна, смотрела на меня сквозь толстые стекла очков непроницаемым взглядом.
– Итак, Алевтина Сербова, двадцать один год только-только исполнился, выпускница Агранского колледжа связи. Правильно?
– Да, это я. – День рождения у меня в конце мая, и выпускные экзамены плюс беременность не позволили мне отпраздновать его хотя бы небольшими посиделками с подругами в общаге.
– Не замужем? – Белка предупреждала, что меня будут расспрашивать о личной жизни!
– Нет.
– Жених есть?
– Нет. – Ответ на этот вопрос я дала уверенно: пусть я беременна (об этом Белка мне посоветовала молчать), но женихов у меня – ни одного на горизонте!
– Значит, замуж пока не собираетесь? – заведующая все еще подозрительно и недоверчиво рассматривала меня. – А бледная такая почему?
– Экзамены сдавала… и выпускной вечер вчера был, не выспалась.
– Алкоголем не увлекаетесь?
– Нет! – возмутилась я, хотя в глубине души догадывалась, что Владиславу Васильевну очень смущает мой помятый вид. Никогда не думала, что женщина, страдающая от токсикоза, может выглядеть так, будто пила беспробудно три дня.
– Ладно, верю. Скажите, Алевтина, а почему вы решили откликнуться на нашу вакансию? Место у нас не самое престижное, заработная плата тоже не слишком высокая. Так любите читать?
– Читать люблю, – я помялась, решаясь, и все же призналась: – У вас на сайте указано, что при необходимости сотруднику будет предоставлено служебное жилье.
– Ах, вот в чем дело! Так-так. Вы – иногородняя?
– Не совсем. Я из Укропинска…
– И возвращаться туда не хотите, – продолжила за меня женщина.
– Там я не найду работу по специальности, – я слегка пожала плечами.
– Что ж, в это несложно поверить, – покивала Владислава Васильевна. – Тогда давайте объясню, о каком жилье идет речь. Может, вы еще передумаете.
Мне очень хотелось закричать, что не передумаю, что готова жить в прихожей, спать на скамье и укрываться старым пальто, лишь бы не оказаться под одной крышей с родной матерью. Впрочем, когда она узнает о моем положении – скорее всего, даже на порог своей квартиры не пустит. Мысли кипели в голове, словно ведьмовское варево, но я сумела сдержаться и лишь натянуто улыбнулась:
– Да, расскажите, пожалуйста.
– Значит, так, Алевтина. Библиотека наша принадлежит КШТ – комбинату шелковых тканей. Правда, сейчас в неё может записаться каждый житель Агранска, но формально мы по-прежнему являемся частью комбината. Разумеется, у КШТ есть не только библиотека и столовая, но еще и пара общежитий. Вот в одном из них мы и можем предложить вам комнату.
– Меня это устроит! – дождавшись паузы в речи Владиславы Васильевны, поспешила заверить я.
– Вот как… ну, что ж. Надеюсь, ваша работа устроит нас так же, как вас – наши условия.
– Я буду стараться!
– Тогда давайте, Алевтина, я вкратце обрисую вам фронт работ.
Не дожидаясь моего согласия, Владислава Васильевна с гордостью поведала, что какая-то благотворительная организация подарила библиотеке десять новых компьютеров со всей периферией, в том числе с новыми ЖК-мониторами. В голосе женщины при этом звучала такая гордость, будто она добыла эти компьютеры в кровавом бою.
Мне, с ее слов, предстояло установить по одному компьютеру в кабинете самой заведующей, в бухгалтерии и в абонементном зале, где выдают книги, и еще два – в архиве. Эти пять компьютеров следовало объединить в одну локальную сеть, снабдить новейшим программным обеспечением.
Еще пять компьютеров библиотека собиралась установить в читальном зале, подключить к интернету, чтобы посетители могли приходить туда не только почитать, но и воспользоваться доступом ко всемирной паутине. Эта услуга должна была стать платной и приносить доход.
– Вот такие задачи мы поставим перед вами, Алевтина, на начальном этапе. Справитесь?
– Да. – На самом деле, ничего сложного. Такую работу я мола проделать с закрытыми глазами.
– Радуете меня своей уверенностью, Алевтина. – Владислава Васильевна подписала мое заявление и придвинула мне его и еще один чистый лист бумаги. – Вы приняты. Пишите заявление о предоставлении вам комнаты в общежитии, отнесете в отдел кадров вместе с остальными документами. Вам ведь, как я понимаю, хотелось бы въехать в новое жилье как можно быстрее?
– Да. Нас послезавтра уже выселяют…
– Ну, значит, послезавтра и переедете. Я позвоню коменданту – она моя подруга. Попрошу, чтобы поселила по соседству со спокойными хорошими людьми.
– Спасибо!
Моей радости не было предела: меня приняли! И комнату дадут в общежитии, да еще и соседей подберут спокойных, непьющих и не склонных к дракам и скандалам. То, что надо, чтобы растить малыша, когда он появится на свет! Я чуть было не положила руку на живот, но вовремя опомнилась, схватила ручку и начала под диктовку своей первой начальницы писать еще одно заявление.
С работой и с жильем мне необычайно повезло: теперь у меня было и то, и другое. Общежитие, в которое меня устроили, оказалось малосемейкой. В блоке, где мне выделили небольшую комнату, проживали две семьи.
У одной пары, постарше, было двое сыновей – трех и шести лет. Они занимали две комнаты правого крыла. Вторая семья – молодая и пока без детей, занимала большую комнату левого крыла, а мне досталась комната поменьше. На четыре комнаты имелась общая кухня, общая душевая и целых два туалета – вроде как мужской и женский, но пользовались ими без разделения на М и Ж.
Наученная жизнью в студенческой общаге, я в первый же вечер приготовила немного закусок и угощений, купила торт и пригласила всех к столу – знакомиться. Легче всего было подружиться с мальчишками: они слопали пиццу, торт и тут же зачислили меня в число друзей. Их родители тоже были настроены благожелательно.
Семья помоложе была моему появлению не очень рада: похоже, они рассчитывали со временем занять комнату, которую предоставили мне. Тем не менее, мне удалось добиться расположения соседки, и она постепенно смирилась с тем, что какое-то время я буду жить рядом.
Вечером, когда я закончила убирать на кухне после посиделок с соседями, мне позвонила мать. Я ждала этого звонка и пыталась морально приготовиться к нему, но, как и всегда, провалила эту задачу.
– Да, мам… – я приняла вызов и не смогла сдержать дрожи в голосе.
Нет! Не стану ничего сообщать матери по телефону!
– Алевтина! Ты почему не звонишь?! Три дня прошло с твоего выпускного, а от тебя ни слуху, ни духу! – тут же послышался возмущенный голос родительницы. – Тебя еще не выселили из общежития?
– Выселили. Сегодня. – Я старалась отвечать по возможности кратко: чем меньше расскажу, тем меньше шансов, что мать найдет к чему прицепиться и за что меня отчитать.
– Тогда почему ты до сих пор не дома?! Где ты ночевать собираешься? На вокзале, как бомжиха?
– Мама, я устроилась на работу, и мне дали комнату в общежитии.
– Это что это за работа такая, где еще и общежитие дают? – изумилась мать.
– В заводской библиотеке.
– Это при КШТ? И что ты там с твоим образованием делать будешь? Полы мыть?
– У них есть компьютеры, их надо обслуживать, – я прикусила губу, чтобы сдержать рвущиеся из груди обиженные слова.
Мама всю свою жизнь проработала заведующей центральным фармацевтическим складом Укропинска, и очень гордилась своим высшим образованием и очень приличной для нашего райцентра должностью. Правда, заработная плата у нее была не слишком большая, а пенсия, которую она сейчас получала, и того меньше.
Мне о высшем образовании даже мечтать не приходилось: бюджетных мест в ВУЗах оставалось все меньше, а на платное обучение денег не было. Мама знала, что я не виновата в том, что университетский диплом мне не светит, и все равно стыдилась меня и моего колледжа.
– Значит, сумела устроиться… – радоваться за меня родительница и не думала. – А как я тут одна буду, тебе не интересно.
– Я буду приезжать…
– Да! Раз в месяц! Много ты мне поможешь с такими приездами!
– Мам…
– Я тебе что говорила? – приезжай! На почте тебе место держали! Что я теперь начальнице отделения скажу?!
– Я не хочу работать почтальоном!
– Не переломилась бы!
Я закрыла глаза, прислонилась спиной к кафельной плитке стены возле мойки. Этот спор продолжался весь последний год. Мать утверждала, что разносить почту мне придется недолго. Потом освободится место в одном из почтовых отделений, и меня пристроят туда. Только я прекрасно знала, что это все – пустые обещания.
Почтальонов вечно не хватает, и никто меня, молодую и резвую, не перевел бы на сидячую работу. Бегала бы по Укропинску годами без шансов вырваться из этого замкнутого круга, растеряла бы полученные в колледже знания, и тогда мой диплом окончательно потерял бы свою и без того невеликую ценность.
Нет! Мне нужен опыт работы по специальности, приличное резюме – тогда, возможно, со временем я найду более интересную работу, чем в заводской библиотеке.
– Мама! Я хочу работать по специальности. И теперь у меня есть такая работа. – Я постаралась произнести эти слова как можно мягче и спокойнее, будто разговаривая с тяжело больным человеком.
– Я, мне, у меня! – передразнила родительница. – Как всегда, думаешь только о себе!
– Мам, я приеду на выходные, привезу часть зимних вещей и заберу летние.
– Вещи ей понадобились, ага! А так бы, небось, еще год домой носу не казала?
– Ну конечно приехала бы!
– Ладно. Вот появишься – еще поговорим. – Мать бросила трубку.
Я слушала короткие гудки и с ужасом думала о предстоящей поездке. О том, что беременна и собираюсь рожать, пока можно промолчать. Но очень скоро наступит момент, когда скрыть свое положение я уже не смогу… и какой тогда смысл тянуть? Нет уж, признаюсь сразу, переживу грозу и буду жить дальше – с поддержкой матери или без нее.
Я перешла пути, завернула за угол здания вокзала и… увидела Виктора.
Он стоял у открытых дверей какого-то склада в компании других мужчин в таких же рабочих спецовках, как на нем самом, курил и криво улыбался, слушая одного из своей компании.
Увидел меня. Узнал. Что-то сказал своим товарищам, бросил на асфальт окурок, затоптал его и вразвалочку зашагал в мою сторону.
Я заметалась: попытаться сбежать – или остановиться и выслушать парня?
Ноги резко ослабли, коленки задрожали, и я поняла: сбежать не смогу. Остановилась и стала ждать Витю.
Он приблизился, протянул руку:
– Давай сумки – поднесу.
Я без возражений позволила ему взять мои вещи.
– Ты тут работаешь? – окинула взглядом замызганную спецовку.
– Да, грузчиком устроился.
– Ты же хотел в колледж после армии…
– Перехотел, – обрубил Виктор. Потом добавил мягче: – Анька беременна, через пять месяцев отцом стану. Какая учеба?
Если бы Витя не упомянул свою жену – я, наверное, не решилась бы первая заговорить о ней, но тут не выдержала:
– Любишь ее? – спросила прямо, будто это что-то могло изменить.
Витюша скривился, будто ему лимон целиком в рот засунули:
– Любишь – не любишь… ребенок у нее от меня будет. Не могу допустить, чтобы мелкий безотцовщиной рос. Да и… – он замялся, словно не зная, стоит ли откровенничать еще больше.
– Что? – невольно подстегнула его вопросом.
– Брательник у нее старший в МВД не последний человек. Там, где я служил. Сказал, не женюсь – капец мне. Домой не вернусь.
На это я не знала, что ответить. Покивала молча – типа, понимаю.
...и даже, кажется, сочувствую?
Нет-нет! Никакой жалости к предателю!
– А ты что? – прервал поток моих мыслей бывший жених.
– Диплом защитила. На работу устроилась в Агранске. Там и жить буду.
– Так ты на выходные к матери?
– Как получится. Может, сегодня уеду, – надежд на то, что разговор с родительницей пройдет мирно, я не питала.
– Что – Елена Ефимовна все так же сурова и непримирима? – теперь уже Витюша закивал сочувственно и с пониманием. Ох, сколько раз мать гоняла его, обзывала по-всякому, желая отвадить от меня!
– Кажется, стало даже хуже, – я пожала плечами. – Ладно, вот и остановка. Давай мои сумки. Тебя, наверное, ждут.
– Ты это, Тинка… не держи на меня зла, лады? Не собирался я ни на ком, кроме тебя, жениться…
– Иди, Вить. – Я отобрала у парня сумку с вещами. – Я свою обиду на тебя уже выплакала.
– Значит, не любишь больше? – Витька пару раз как-то подозрительно моргнул.
– А ты бы хотел, чтобы я годами по тебе страдала? – я начала злиться.
Виктор это почувствовал, пошел на попятную:
– Нет, нет! Надеюсь, у тебя все сложится.
– Обязательно! – заверила я его, хотя сама ни в чем уверена не была.
Подошел нужный автобус, и я поспешила заскочить в открытую дверь и занять место. Устроилась, посмотрела через стекло на остановку. Витя не уходил: смотрел на меня и жадно, затяжку за затяжкой, курил очередную сигарету. Я вдруг поняла, что это было прощание: он больше не подойдет, да и я не стану искать с ним встреч и общения.
Автобус тронулся, Виктор исчез из виду, а я переключилась мыслями на куда более волнительную встречу, которая мне еще предстояла.
Мама!
Как-то она примет новость о том, что у нее будет внук? Разумом я понимала, что мать будет, мягко говоря, не в восторге. Но глупое сердце все еще надеялось, что мама смягчится, простит меня и примет внука или внучку.
Пятнадцать минут на автобусе – и вот я уже вхожу в родной дом.
Мать услышала щелчок замка, вышла меня встречать.
– Ну, явилась, пропажа? – ни привет, ни «как дела» ...
– Здравствуй, мама. – Хоть кто-то из нас должен быть вежливым.
– Здравствуй, дочь, – недовольно, сквозь зубы. – Ну, проходи. Есть будешь?
В прихожую с кухни потянуло жареным луком. Меня привычно замутило. Я бросила сумки и, не снимая ветровки, рванула в уборную. Желудок был пуст, но меня все равно пару минут душили рвотные спазмы.
– Мам, проветри, а? – я выползла из ванной и, держась за стенку, побрела обратно в прихожую – за сумками.
– Ты что это зеленая такая? – мать окинула меня пристальным оценивающим взглядом. – Тебя что, на запах жареного лука полощет? Меня так выворачивало, когда я тобой беременна была...
На лице матери проступило подозрительное выражение.
Ох! Кажется, она сама все поняла – раньше, чем я успела сказать!
Пять лет спустя
Похоронив жену, Женьку, я с головой ушел в работу. Это было лучше, чем скатиться в пьянство, как мой отец, который начал попивать еще до смерти матери, а после ее кончины и вовсе слетел с катушек. Я не собирался повторять судьбу своего родителя и искать погибели в пьяной драке. Однако внутри меня что-то умерло, окаменело и обросло толстой коркой льда.
Женщины перестали для меня существовать как разумный вид. Строить с ними отношения? Любить, вкладывать душу и надежды? Чтобы тебя предали, оклеветали, использовали, как это сделала Евгения? Нет, спасибо! Не хочу больше этой боли.
Путаны честнее: они сразу говорят, что продают только тело, и называют цену. С ними я и снимал напряжение. Вот только даже секс превратился для меня в какой-то механистический процесс, необходимый, как чистка зубов, и такой же безэмоциональный.
Тем временем, филиал в Агранске процветал. Я бывал там регулярно, пару раз в год: курировал развитие и новые проекты, проверял работу. Правда, Анатолий, которого я назначил директором, через пару лет уволился в связи с переездом, вслед за ним ушел Артур, но новый директор филиала справлялся с делами на отлично.
Вот и в этот раз я приехал в Агранск на пару дней с очередной инспекцией. Снял номер в новой гостинице, весьма приличной даже по меркам столицы. В первый день визита прошерстил финансовые документы, проверил отчетность. На второй день собирался посетить точки с оборудованием и побывать во всех наших салонах сотовой связи, которых в полумиллионом городе насчитывалось около двух десятков.
Поужинал в компании нового директора и его помощника, но засиживаться в ресторане не стал: хотелось поскорее вернуться в номер и просмотреть пару документов, посвященных новым проектам. Поскольку немного выпил – вызвал такси.
Дорога, как и всегда в феврале, была обледенелой, а ранние сумерки и мелкий, но частый снег еще больше осложняли движение. Я сидел рядом с водителем, смотрел в окно и думал о чем-то несущественном. В какой-то момент мы остановились на светофоре.
– Куда он прет?! – вдруг закричал таксист, глядя в лобовое стекло.
Я посмотрел туда же.
На моих глазах какой-то безумный водитель, подлетевший к перекрестку с другой стороны на недопустимо высокой скорости, резко затормозил и начал выворачивать, чтобы не въехать в стоящую впереди машину. Автомобиль тут же повело, понесло на тротуар – прямиком на автобусную остановку, где стояли женщина с ребенком. Она как раз присела перед малышом, поправляя ему капюшон.
– Твою ма-а-ать! – сидящий рядом со мной таксист вцепился в руль и разинул рот.
Что кричал я – не помню: наверное, тоже что-то нецензурное.
Визг тормозов, вопль боли… женщина успела оттолкнуть мальчишку, а потом ее сшиб страшный удар.
Я выпрыгнул из автомобиля, пересек перекресток, склонился к ней:
– Как вы? Слышите меня?!
Она открыла глаза, вгляделась в мое лицо:
– Никита – твой сын… – прошептала едва различимо.
Мне показалось, что я уже видел ее черты когда-то раньше. Но в тот момент мне было не до воспоминаний. Я нащупал в кармане сотовый, нажал на кнопку экстренного вызова:
– Скорую! Быстрее! Машина сбила девушку на остановке!
– Что с девушкой? – голос диспетчера мгновенно перестал быть томным.
– Без сознания.
– Что за остановка?
Я задрал голову, прочел название, по счастью, написанное на вывеске под крышей остановки огромными буквами:
– Библиотечная.
– Ждите! Бригада выезжает!
Я спрятал телефон, снял с себя теплую куртку, опустился на колени и подсунул сверток под голову лежащей на снегу женщине. Из ее рта вырывалась тяжелое хриплое дыхание, на губах показалась пена…
«Не успеют!» – подумал с ужасом.
Протянул руки к ничего не понимающему малышу, который от толчка матери упал и теперь ревел во все горло, не вставая со снега:
– Иди ко мне, Никита.
Ребенок перевернулся на бок, встал на ноги и неуверенно приблизился. Теперь он уже не кричал во все горло, а тихонько подвывал, словно замерзший щенок. Я взял его за плечи и прижал к себе, вынудив отвернуться и не смотреть на страшную картину.
Вокруг начала собираться толпа.
Таксист, который вез меня, тоже куда-то звонил и заодно отгонял рвущихся на помощь людей:
– Не толпитесь! Нет! Женщину трогать нельзя, вы можете ей навредить! Сейчас прибудет скорая!
Скорая прибыла действительно быстро. Сбитую женщину – я так и не вспомнил, где ее видел – осмотрели, переложили на носилки и, пристроив ей на лицо кислородную маску, повезли к реанимобилю.
Мальчишка вырвался из моих рук и с криком «мама!» – бросился следом.
– Это ее ребенок? – врач посмотрел на меня.
– Да.
– А вы?..
– Отец, – зачем-то ляпнул в ответ.