Соблазнение строптивого

Глава 1

Вот за что люблю полуорков и Хорна в частности, так за то, что они большие. Везде. Как обхватят лапищами, как придавят к койке и давай жарить, то есть удовольствие хрупкой девушке доставлять.

В разгар сего замечательного действа дверь в спальню открылась. Мы с Хорном повернули головы: на пороге стояла Сол, жена Хорна, она же моя сестра по магии, она же самая голосистая женщина светлого квартала.

Как она орала! У меня чуть барабанные перепонки не лопнули, Хорн отскочил к стене и поднял руки. Привык, образина, уже знает, что делать.

– О, привет, я думала, ты на задании, – улыбнулась я с супружеского ложа. – Не хочешь присоединиться?

Побагровевшая Сол пошла на меня, вскидывая магический посох. С того летели искры и молнии. Ну всё, пора прощаться. Прямо с койки прыгнула к окну, распахнула, нырнула вниз, в полёте прикрываясь от магического удара. Кувырок в воздухе – и плавное приземление на брусчатку.

– Лила! Сука! – нёсся в спину трубный глас пострадавшей.

И молнии. И парализующие огни. Будь я с жезлом, могла бы щит мощнее сделать, а так пришлось позорно улепётывать под не слишком удивлённые, признаю, взгляды прохожих. Свежая, ещё пахнущая смолой брусчатка обугливалась и разгоралась.

Я выскочила в переулок, налетела на высоченного плечистого мужчину. Сразу подумала: «Полуорк», но стоило взглянуть на его лицо, стало понятно, что нет: черты лица тонкие, нос прямой, чётко очерченные губы, да и зрачки апельсиново-рыжих глаз круглые. И чёрные брови.

– Простите? – спросил красавчик, глубже натягивая серый капюшон.

И такой весь из себя соблазнительный (даже пах, кажется, розами), что я оттянула белое платье, подчёркивая огромность грудей и их в вырез побольше показывая. Встала в эффектную позу:

– Предпочитаю более деятельное принесение извинений.

Он вскинул тонкие брови. Я уже не думала ни о чём, кроме как об уединении с этим в высшей степени соблазнительным малым. А зря не думала: сзади грохотнуло. Разбушевавшийся, ревущий огонь охватывал старые дома, увенчанные деревянным надстройками.

Вот Тьма!

– Лила! – взревела пуще пламени Сол. – Убью!

Инстинкт самосохранения взял вверх, я рванула прочь, но обернулась:

– В таверне «Бык», в полночь. До встречи, – послав воздушный поцелуй оторопевшему красавчику в неприметном сером плаще, я увидела заскочившую в подворотню растрёпанную и сияющую Сол.

Из глаз у неё летели электрические разряды. Сильно я её достала.

– Вспомни, мы же сёстры по силе! – покосилась в сторону красавчика, но его и след простыл.

– Ли-ла, – Сол вскинула жезл.

Я нырнула за угол дома, пригнулась от брызнувших в стороны обломков стены, и побежала прочь.

Полчаса просидев в выемке старого моста, осмелилась выглянуть: полыхал целый квартал.

Вот тогда я поняла, что на этот раз мне капитально влетит!

Низко склонив голову, чтобы капюшон прикрывал лицо, я шла по пустевшей в сумерках улице. До «Быка» оставалось метров пятьсот по закоулкам. Сзади раздалось насмешливое:

– Куда это собралась наша красавица?

Я ведь его даже не почувствовала. Остановилась. Вздохнула.

Я не трусливая, но сейчас хотелось оказаться подальше от провонявшего дымом Самрана. Подальше от старого ловца Илеоста, предпочитающего мужчин и потому совершенно равнодушного к моим знаменитым грудям, хорошенькому личику и «пухлым губкам удивительно соблазнительной формы».

Илеост взял меня за шиворот и развернул:

– Пошли.

Он был с массивным посохом, я – лишь с браслетом, ростом ему до груди и раза в три уже, а на перекрёстке хмурилась жилистая и стремительная настоятельница Мав, не только равнодушная к моим чарам, но и точившая на меня зуб. Из-за мужа, да. Можно подумать, я виновата, что он падок на женщин: я только предложила – он сразу штаны стал снимать.

– Сама могу, – буркнула, пытаясь высвободить воротник, но Илеост насмешничал:

– Да неужели? А что же тогда сама не пришла?

– Дела, дела, – развела руками, выискивая пути отступления, но не нашла подходящих: тёмных подворотен поблизости нет, прохожие тоже рассосались.

– А мне показалось, ты заплутала и остро нуждаешься в нашей помощи, – ехидно уверил Илеост. – Чудо ты наше.

– Э-э… – идти, когда тебя тащат за шиворот, было неудобно. – Жертвы есть?

– Как ни удивительно – нет.

– Фух… просто камень с души.

Глава 2

– Хватит строить из себя несчастную! – Эсин треснул по столу.

– Я несчастная, – пискнула и выпятила грудь. – Правда-правда.

Он молчал.

Я тоже. Дымом в кабинете не пахло – на один повод меньше меня ненавидеть.

Эсин продолжал молчать.

Осторожно приоткрыла глаз: он сидел в кресле с высокой спинкой, увенчанной ажурным диском. Волосы у Эсина длинные, светлые, а брови и ресницы чёрные, глаза ярко-голубые, будто светящиеся. Холодное сияние люстры подчёркивало широкие скулы, пухлые чувственные губы. Высокий белый воротник рубашки, перехваченный золотой цепочкой с тремя хрусталиками-амулетами, был помят, но жилетка и мантия – в идеальном порядке.

Вот сколько раз видела Эсина, а каждый раз млею. Великолепный мужчина, широкоплечий, внушающий трепет одной только внешностью.

И сейчас очень-очень злой.

– Ты хоть иногда думаешь?! – Его пухлые губы презрительно искривились.

– Но я ничего не поджигала, это Сол…

– Ты же знаешь, какая она вспыльчивая! – Эсин ударил кулаком по столу, подскочила чернильница.

Отвела взгляд на книжные полки. Пустила на глаза слёзы и с несчастным видом уставилась на зашторенное окно. Затем на развешенное по стене оружие. Заставила нижнюю губу задрожать, прикусила. Уставилась на цветной коврик у массивного стола.

– И что мне с тобой делать? – устало, но сердито, спросил Эсин.

– Даже не знаю, – несчастнейшим голосом отозвалась я.

Вздохнула.

Потянула белую тонкую материю лифа, будто мне жарко и тяжело дышать, хотя шея и декольте голые: плащ Илеост не вернул.

– Ты сильно разозлился? – ухватила едва достающую до ключицы светлую прядь и стала накручивать на палец. – Сол много имущества попортила?

– Лила, объясни, зачем ты полезла к мужу сильной и очень ревнивой волшебницы?

– Я думала, она завтра вернётся.

– Можно подумать, соседи бы ей об этом не рассказали.

– Ну… я бы выкрутилась, – продолжала накручивать прядь, облизнула губы. – Как-нибудь.

– И об этом ты бы подумала позже.

– Ну разумеется.

– Ох, Лила-Лила.

Глянула на него исподлобья: Эсин, облокотившись на стол, потирал лоб. Устал бедняжка. И всё из-за вспыльчивости Сол. Ну вот что она пожадничала? Хорна бы и на неё хватило.

Но самое главное: Эсин, похоже, перебесился. Есть шанс минимизировать наказание. Стянув ботиночки, я бесшумно прошла по ковру и прислонилась к столу возле руки Эсина. Погладила широкую спину в шёлке алой мантии:

– Сильно устал?

– А ты как думаешь?

– Сильно, – опустилась на колени и погладила его по бедру. – Измучили тебя своими глупыми претензиями, да?

Указательным и средним пальцем прошагала по его ноге к широкому расшитому бисером поясу. И погладила по бедру. Эсин искоса смотрел на меня, я снова облизнула губы и прикусила. Сердцебиение учащалось. Эсин – единственный мужчина, который мне после стольких раз не надоел. Когда его широкая ладонь легла мне на макушку, вдоль позвоночника хлынули мурашки, во рту стало сухо. Пальцы скользнули в волосы, добрались до затылка, перебрались на подбородок. Я утонула в чистом сиянии его глаз.

– И что там у тебя было с Хорном, а? – очерчивая мои губы, Эсин улыбнулся одним уголком рта.

И потянул вверх.

Поднявшись на ослабевшие ноги, влезла между колен Эсина и присела на край стола. Огонь тёк по венам, возбуждало даже прикосновение деревяшки. Глядя в светлые глаза, я стала рассказывать.

– Хорн, как ты знаешь, очень большой и страстный, как все орки, – (Эсин потянул подол платья вверх, накрыл ладонями мои колени). – Мы зашли с чёрного хода, он сразу сграбастал меня в объятия и прижал к стене. – (Руки скользнули выше, подтолкнув, Эсин заставил меня сесть на стол). – Он вдавливал меня в эту стену, толкался бёдрами и рычал на ухо.

– Это, конечно, тебя неимоверно возбудило, – Эсин лениво поглаживал мои бёдра, а я уже задыхалась, от движения его пальцев мутился разум.

– Да, – снова облизнула губы. – Очень. Я была вся мокрая, – я задохнулась: Эсин провёл ладонью по внутренней стороне бедра и накрыл промежность.

– Как сейчас? – его пальцы скользнули внутрь, большой надавил снаружи, и я задрожала.

– Д-да, – пришлось упереться ладонями, чтобы не рухнуть на столешницу. – Я думала, он возьмёт меня прямо там, штаны в его паху уже были мокрыми от моих соков.

Он снова надавил, и я потеряла нить рассказа, лишь краем глаза уловила, что он расстегнул пояс и погладил себя.

Глава 3

Чем старательнее не думала о браслете (до сих пор холодном, кстати), тем больше о нём думала и не могла уснуть, хотя в каморке Эсина было темно, тихо, и кровать очень удобная.

Браслет или его деталь – артефакт, решила я. Нечто, что орден решил нелегально перепрятать (продать, использовать) под носом у тёмных. Расклад идеальный: тёмные не станут искать что-то на светлой в компании тёмного, гражданские власти (наверняка оповещённые о совместной работе) тоже ничего не заподозрят, ведь знают, что мы друг другу самые злобные соглядатаи, а мой спутник будет отвлекаться на меня, свои дела и отваживание желающих познакомиться со мной поближе.

Сунув руку под одеяло, нащупала браслет, потянула. Отыскала замочек и попробовала раскрыть – безрезультатно.

Очень смущало, что снять эту штуку может только связной. А если мне его вместе с ногой решат оттяпать? Пяти золотых на восстановление не хватит, да и вряд ли мне их заплатят в случае утраты браслета. Не говоря о том, что отрубать ногу больно. А если меня вовсе убьют?

Надо обговорить варианты страховки.

Выбравшись из уютной постели, приоткрыла дверь в кабинет: Эсин склонился над бумагами и, подперев щёку ладонью, в другой руке крутил золотое механическое перо. Задумчивый Эсин выглядел особенно привлекательно, холодный свет придавал его рассыпанным по плечам волосам платиновый блеск. Позволила себе минуту полюбоваться своей первой любовью (можно даже сказать – единственной), а затем пересекла кабинет и уселась на холодный стул напротив стола.

– Поговорим о страховке, – скрестил руки на груди, подпирая свои любимые шарики, и упрямо посмотрела в почти светящиеся глаза.

– О страховке? – Отложив перо, Эсин сцепил пальцы и упёрся в них подбородком. – Какой?

– На случай, если эту штуку, – приподняла ногу, – захотят насильно с меня снять.

– Помимо того, что ты сама далеко не промах, у тебя будет мечник второго звена, он же тёмный маг, он же посвящённый Смерти третьего уровня. Открою секрет: даже охранники городского головы не так профессиональны.

– Хочу втрое больше денег. И в случае, если физически пострадаю, а браслет отнимут, орден оплатит восстановление.

Эсин продолжал задумчиво смотреть. Опять в его взгляде промелькнула небывалая холодность. Наконец кивнул:

– Я обдумал твои требования и считаю их справедливыми. Хотя с твоей стороны глупо думать, что я не оплатил бы любые расходы на твоё лечение, если бы ты вдруг пострадала.

К щекам прилила кровь.

– Лила, я тебя фактически вырастил. Всегда заботился. Прикрывал, даже когда ты была неправа. Для меня ты больше, чем просто сестра по силе: я люблю тебя и ни за что не отправил бы на слишком опасное задание.

Сердце рвалось из груди, горели не только щёки, но и уши, шея.

– П-прости, – опустила взгляд на колени. – Как-то… не подумала.

– Ты должна мне доверять. Даже если отбросить факт, что я глава твоего ордена, после всего, что между нами было, ты должна была научиться мне доверять.

– Прости, – хотелось провалиться сквозь землю.

Эсин вздохнул:

– И ты меня прости, последнее время я уделял тебе так мало времени, что отдаление закономерно. Но после этого дела мы поправим положение. Съездим куда-нибудь вместе, согласна?

Вскинула взгляд, боясь поверить, но уже задыхаясь от радости: совместная поездка – как давно их не было! У меня колени стали подпрыгивать от воодушевления. Эсин устало улыбнулся:

– Ты совсем не изменилась.

Совместная поездка!

Он не прав: раньше я бы носилась бы по комнате, смеясь и строя планы, выспрашивая подробности. А сейчас просто улыбалась во все зубы.

После короткого стука дверь сразу отворилась. Влетев в кабинет, хмурый и лохматый рыжий Гранар заметил меня и, закрывая створку, улыбнулся:

– Лила, прелесть наша, безумно рад видеть тебя в добром здравии.

– Сол слишком слаба, чтобы вывести меня из игры, – отмахнулась я.

– Не будь самонадеянной, – пригрозил Гранар и пружинисто приблизился, встал за моей спиной. – Мои дынечки.

Наклонившись, накрыл мои груди ладонями, зажал вздёрнувшиеся соски между указательными и средними пальцами. Он вроде бы просто сжимал, тискал, но лишь его небрежные прикосновения возбуждали так быстро: дыхание сбилось, я задрожала, и между ног стало мокро.

– Мои сладенькие, – шептал Гранар, взвешивая их на ладонях, поигрывая, снова сжимая. – Как же я буду по ним скучать, как буду скучать по моей прекрасной Лилочке.

– Я тоже, – откинула голову на плечо Гранара и укололась о двухдневную рыжую щетину.

Глаза Эсина блестели, он облизнул пухлые чувственные губы.

– Лила, Лила, – Гранар прикусил ухо и сильно сжал груди. – На кого ты меня покидаешь, солнышко?

Глава 4

По бедру погладили, и я проснулась. Лежала с закрытыми глазами, привыкая к просвечивающему сквозь веки свету. Ладонь скользила по ноге, но я слишком хотела спать, чтобы возбудиться.

– Просыпайся, соня, – ласково позвал Эсин. Осторожно приоткрыла глаза: он улыбался, глаза блестели, и он казался моложе. – Я принёс одежду и завтрак. И новый браслет. – Он снял с моего запястья тонкий серебряный браслет с белым хрусталиком магического камня и заменил на плетёный с зелёным непрозрачным камнищем. – Он тоже магический, только замаскирован.

– Мм, – потянулась. Кровать вроде удобная, а мышцы затекли. – Здорово.

– Давай-давай, – он шлёпнул меня по ягодице. – Вставай, скоро ехать.

– Не хочу.

– Надо, надо, – сдёрнув одеяло, он подхватил меня и понёс к ванной. – Новый день наступил, надо радоваться солнцу, надо делать дела!

Кран вновь провернулся сам, зажурчала вода. Уткнулась в грудь Эсина, вдыхая свежий запах его одежды, оттененный холодком мяты.

– Не хочу, – простонала, вцепляясь в полы бардовой мантии.

– Надо, свет очей моих, надо, – он безжалостно опустил меня в тёплую ванную. – Я и так дал поспать.

Его пальцы вновь оказались у меня в волосах, Эсин наклонился. Горячее дыхание пахло вином с корицей. Только хотела спросить, по какому поводу праздник, Эсин накрыл мой рот властным, каким-то необычным поцелуем. Голова закружилась, я таяла от касаний его языка и губ, но он отстранился и щёлкнул меня по носу:

– Собирайся скорее, скоро явится твоя жертва, то есть тёмный, с которым ехать. Тебе ещё в документах расписаться надо, деньги на дорогу я получил.

– Спасибо, – откинулась на бортик и задумчиво посмотрела на светящееся радостью лицо. – Неужели так счастлив, что я уезжаю?

Сердце кольнуло обидой.

– Лила, не говори глупостей, – Эсин присел на бортик ванной и сжал мою ладонь. – Я буду безумно скучать. Ты самая любимая из моих женщин, ты лучшая. И именно поэтому я поручил тебе это дело. И ради твоей безопасности тоже. Но чем раньше ты уедешь, тем быстрее вернёшься, а это очень актуально, если учесть, что я уже скучаю.

Он пресёк мои возражения трепетным, щемяще нежным поцелуем. По венам побежал огонь, я хотела обнять, но Эсин отстранился:

– Давай быстрее, соня.

Напевая какую-то из храмовых песенок, он покинул комнатку. И только когда закрыл дверь, я почувствовала божественный запах пирога с бараниной и сыром. Перспектива воссоединения с лакомством, которое готовила кухарка Эсина, заставила шевелиться быстрее.

Ополоснувшись, просушив кожу полотенцем, быстро намазалась кремом (обычно Эсин пользовался апельсиновым, но в этот раз была какая-то горьковатая смесь запахов с ноткой багульника), посмотрела на себя в зеркальце: бледная и измученная, к тому же волосы пора высветлить – у корней видна рыжина (чудо, что Эсин промолчал – обычно он трепетно относился к моей внешности).

А потом был пирог со сладковатым, воздушным тестом и мелкорубленой начинкой, солоноватые крупинки сыра – взрывы резкого вкуса, утопающие в мягкости нежного мяса. Мм… глазом моргнуть не успела, как умяла целый пирог размером в две мои ладони – и осталась голодная. К счастью, помимо мясного пирога кухарка приложила сдобную булочку и маленький кувшинчик молока (может, самому Эсину, но кто не успел, тот опоздал).

В общем, не знаю, как это всё в меня влезло, но влезло, и объевшейся я себя не чувствовала. За стеной раздался стук, голоса. Я чистила зубы и прислушивалась, но различала лишь недовольное ворчание. Неизвестный посетитель ушёл. А я добралась до висевшего в изножье платья. Голубого. С рюшечками.

Оно было неприлично скромным.

В самом деле, я в таких ужасных вещах не хожу: подол в пол, вырез в три раза меньше, чем обычного, рукава закроют даже ладони. Вроде в непорочные девы я не записывалась.

Двумя пальцами ухватив этот голубой с белым кружевом кошмар (под ним оказался ещё и чепчик, вот уж совсем безумие), распахнула дверь:

– Я это не надену!

И увидела сидевшего напротив стола мужчину. Чёрные волосы струились по широкой спине почти до пояса. Гость развернулся знакомым красивым лицом, солнце заиграло в апельсиново-рыжих глазах.

Упс, а в «Бык» я так и не пришла.

На красавчике была тёмная куртка с ремешками, кожаные штаны и высокие шнурованные ботинки. На руке он держал неприметный серый плащ.

Похоже, это мой тёмный спутник.

Я широко улыбнулась. Краем глаза заметила – Эсин призадумался. Уж не хочет ли прямо сейчас меня тёмному подложить? Я бы предпочла с этим лапочкой сначала наедине развлечься, а потом уже можно и расширять спектр развлечений.

– Я бы предпочёл, чтобы мы ехали верхом, оба. – Голос у тёмного был, что говорится, бархатный, только с легчайшей хрипотцой, от которой мурашки побежали по спине.

Глава 5

Цокот, скрип, голоса… Лавируя в толпе (и кто придумал уезжать в базарный день, когда на улице не протолкнуться?), мы явно направлялись к круглой башне Гранографа. Серый сорокаэтажный конус с трепещущими жёлтыми флагами гордо вздымал круглую хрустальную вершину над трёх- и четырёхэтажными домами торгового квартала.

То и дело кто-нибудь ругался.

– Вот только не говори! – я приподнялась в стременах. – Что вы не догадались проложить маршрут накануне!

Мы въехали в тень Гранографа. Тёмный полуобернулся и перекричал гвалт:

– Проложили! Но ночью были магические колебания, лучше уточнить, не повлияли ли они на смещения!

– О! – дёрнула ногой. – Мог бы без меня уточнить! Лучше бы дал мне выспаться!

Тёмный отвернулся. Сложила руки на груди: работать под прикрытием мне решительно не нравилось – магам уступали бы дорогу, и никто не пихал бы наших коней.

Наконец протиснулись к широкому каменному крыльцу перед дверями на уровне второго этажа. Конечно, тут была очередь, но тёмный свернул вбок, проехал вдоль башни шагов тридцать. Спешившись, всучил мне поводья своего коня.

– Я сейчас.

Прежде, чем успела что-то сказать, тёмный исчез в стене башни.

Кстати, отличный способ избежать очереди.

«А не сбежать ли мне с деньгами и пожитками тёмного?»

Вдоль спины побежали мурашки, раздражение и усталость сменились воодушевлением: прекрасная идея! Погулять месяцок, потом явиться к Эсину с повинной…

Не долго думая, развернула Резвого и, посмеиваясь, потянула за собой коняшек тёмного. Посмеиваясь и закусывая губу, чтобы не расхохотаться, я поддавала Резвому шенкелей, протискивалась между телегами и повозками. В спину мне неслась отборная брань, но это мелочи.

Главное, тёмного я всё же уделала.

Представляю, он вылезет из стены, а меня уже и след простыл! Глазищи свои оранжевые вылупит, бегать начнёт, выспрашивать, а в такой толпе свидетелей не найти.

Но самое приятное – когда тёмные Эсину будут докладывать, что они меня упустили.

Вот тогда он отомстит за все шутки над нами.

Может, вернуться к нему, попросить разрешения подглядывать, когда он тёмных костерить начнёт?..

– Нам в розовые ворота! – послышалось сзади.

Меня будто холодной водой окатили, счастливая улыбка сползла с лица. Медленно обернулась: тёмный ехал на своём коне, а в скрещенных на груди руках был конверт с серо-жёлтым штампом Гранографа.

– И да, спасибо, что поторопилась. – Тёмный улыбнулся. – Так хочется скорее из этой толчеи выехать.

Скотина. Одно слово – тёмный.

Придержала Резвого: пусть сам теперь впереди едет и людей расталкивает, а то устроился… Выпустила повод тёмного и тоже сложила руки на груди. Демонстративно отвернулась, когда он поравнялся со мной и выехал вперёд. Потом пришлось посмотреть на широкую спину, вдоль позвоночника разделённую длинным чёрным хвостом.

Может, свернуть на ближайшем перекрёстке и дать дёру?

Тёмный обернулся:

– Ты, конечно, можешь попытаться сбежать, но я тебя поймаю и в нужную сторону повезу. Только учти, если не выедем из города в течение часа, потом придётся делать большой крюк, чтобы не попасть в грань.

Стиснула зубы.

Слушаться тёмного не хотелось, но трястись объездными путями тоже. Тяжко вздохнув, покрепче ухватила поводья и припустила коня.

Оглянувшись, я уже не увидела розовых ворот Самрана, только верхушка Гранографа мерцала на солнце, а кругом – поля, леса. И широкий, мощёный камнями тракт под копытами коней. Поток торговцев в город иссякал, обратно они ещё не потянулись, так что с тёмным мы ехали вдвоём.

Я стоически молчала, хотя, видит Свет, молчание – не моя добродетель.

В очередной раз накрыла ладонью основание шеи и помассировала укус. Мы проезжали мимо густых кустов на границе лесочка, земля под ними выглядела мягкой из-за мха – прекрасное место для уединения, но сейчас я бы скорее удавилась, чем легла с этим невыносимым тёмным.

Он тоже молчал.

Не смотрел на мою грудь, красиво колыхавшуюся в расстёгнутом вороте куртки при каждом шаге Резвого.

Не пытался меня потрогать.

И хотя обычно я легко угадывала желания мужчин, этого понять не могла.

Но самое плохое – он молчал.

Я не привыкла молчать.

Не привыкла к равнодушию.

Даже те, кто меня ненавидел, на меня реагировали, а этот ехал так, словно меня нет.

Глава 6

Пора было спать, но не могла. Пританцовывая, ходила вокруг кровати, лёгкая, точно бабочка, свежая после купания в деревянной кадке.

В таверне на первом этаже давно стихли песни. Отбегал по коридору опомнившийся Нья, проклиная сначала всяких девиц, нечистую силу и Тьму, а потом договариваясь об отсрочке оплаты и немедленном отъезде.

Догорели в подсвечнике вонючие свечи, и в комнате воцарилась тьма.

Только тёмного не было.

Что-то тут нечисто.

Ощупью переодевшись в брюки и рубашку, натянув ботинки из мягкой кожи и пригладив просохшие волосы, выглянула в коридор: один светильник едва теплился, и его явно маловато для сгустившейся темноты.

Выйдя, прислушалась: огромный дом поскрипывал, дышал.

И где этот тёмный может быть?

Уехал?

Вещи остались в комнате, но если он отъехал по делу (сбагрив меня идиоту Нья), то должен был прихватить коня. Значит, надо проверить животных.

Придерживаясь за стену, добралась до лестницы, спустилась во внутренние помещения и с третьего раза нашла выход в конюшню.

– …твои глаза цвета льда, твои волосы шёлковые, – донёсся с сеновала бархатный голос тёмного.

Там горел светильник, ещё один слабо теплился у стойл.

– Я странствую уже много лет, но не встречал никого красивее. Твои руки, твои тонкие пальчики – целовал бы и целовал.

Судя по звукам, желание он исполнил.

– А твои глаза – смотрел бы в них и смотрел, гладил бы твои волосы, плечи. Ты – сокровище. А твои губы – эти очаровательные пухлые губки. Готов поспорить, они на вкус слаще мёда, прекрасная моя.

Ну надо же, умел он залить в уши. Жаль, не видно, что там происходит.

Зашелестело сено, тихий стон – снова шелест.

– Сладкие, – восторженно заключил тёмный. – А ты такая же сладкая?

Послышался тихий смех, сбивчивое:

– Щекотно, Бейл…

– Сладкая, – отозвался он. – А везде ли ты сладкая?

Снова тихий смех, перешедший в стон. Я поняла, что тяжело дышу и сжимаю свою грудь. Опустила руку.

– Ах, Бейл… Оо…

Звуки жадных поцелуев. Снова охи. Посыпалась труха, Резвый всхрапнул в стойле под ними. Серый в яблоках задумчиво жевал овёс.

– Как у тебя глаза горят, – прошептал тёмный. – Я хочу, чтобы они всегда так горели. Хочу сделать тебя счастливой…

– Бейл, – выдохнула женщина. – Бейл… о даа, о Тьма, о, какой он у тебя огромный.

А вот это уже интересно. Я чуть было на лестницу на сеновал не вскочила. Но пока раздумывала, не прибьёт ли меня тёмный, они там повозились немного и начали самое интересное (спрятав то, на что я хотела посмотреть).

– Оо, аа, даа, оо! – вскрикивала женщина.

– Ты такая красивая, такая горячая, прекрасная моя, – умудрялся вставлять между делом тёмный. – Нет никого лучше тебя, ты вся моя, моя…

Хорошая у него дыхалка.

Скрип-скрип – стонали от мерных движений доски, сыпалась труха, а кони дёргали ушами.

– Иди ко мне, – позвал тёмный.

Небольшая пауза – и скрип возобновился в другом тоне и ритме. Похоже, сменили позу. Женщина застонала громче, запричитала:

– О да, да… Аа!

– Прелестная!

Передо мной заструился чёрный дым и сложился в кривоватую надпись:

«Не стой над душой!»

Вот это концентрация! Я бы в процессе ничего наколдовать не смогла, тем более надпись, даже кривую.

Ладно, потом попрошу показать его большой.

Когда закрывала дверь, восхваления прелестей утонули в животных криках безумной страсти. Горячая тёмному попалась штучка.

И, главное, он ничего тёмного делать не может – занят.

А коли занят, можно в его вещах поковыряться.

Вернувшись в комнату и запалив новые свечи, осмотрелась. Вещи тёмный сложил в углу за столом и прикрыл сереньким плащом. Поставив подсвечник на стол, схватила воротник и дёрнула.

Под плащом были свёрнутые одеяла.

Изумлённо моргнув, бросила плащ на кучу-обманку и заглянула в комод: только старая паутина.

Заглянула под кровать: пыль-грязь, но не поклажа тёмного.

Подстраховался, сволочь, прежде чем на сеновал отправляться.

На всякий случай зашла в соседнюю комнатушку, но там была лишь кадка с остывшей водой да узкая койка для прислуги.

Глава 7

Небо справа заволакивало чёрным, стремительно гасли звёзды Гранографов. На мгновения из вязкой тишины вырывались то цокот копыт, то шумное дыхание коней. Стайка птиц пронеслась мимо.

Прижавшись к дёргающейся холке, я лупила Резвого, но он уступал коням тёмного в скорости.

Грань надвигалась на тракт, мы неслись по левому ответвлению, ещё левее – кусты и деревья длинного перелеска, не свернуть, не выиграть время. Вертикальный край чёрного полотна отрезал пространство перед нами, отрезал деревья впереди.

«Ну же, немного!» – нам не хватало времени проскочить…

Из тёмного вырвался поток чёрных бабочек, налетел на грань, и у земли край её отогнулся. Вверху она уже отсекла тракт, но внизу, у самых деревьев, зияла медленно закрывающаяся щель. Тёмный с вьючным успевал, я – нет.

Он освободил второго коня и направил в сторону.

«Успеваем», – улыбнулась я.

Дёрнувшись, Резвый ухнул вниз. Сердце обмерло. Я летела. Удар в плечо, бок, ногу, полёт, хруст в руке, удар везде – и темнота. Тишина.

Болело всё, на лодыжку давил Резвый.

Тьма-тьма-тьма. Руку не чувствовала, всё-всё болело, ужас душил, мне нужна помощь, нужно увидеть что со мной, я всей душой потянулась к спрятанному в браслете кристаллу и воззвала к Свету.

Шар холодного слепящего света вспыхнул надо мной, я зажмурилась.

Свет! Слепил сквозь веки.

– Прекрати! – Тёмный больно навалился на меня. Обжёг пощёчиной. – Хватит! Мы уже в грани! В грани!

«Внутри замкнувшейся грани нельзя использовать магию», – вспомнила я.

И отпустила кристалл. Свет погас, но глаза ещё жгло. И у Резвого, кажется, сломаны хребет и левая передняя нога… меня передёрнуло от этого ощущения, пробиравшегося ко мне через соприкосновение с конём.

– Чем ты думала?! – проорал тёмный.

Он давил на руку, которая жутко хрустнула.

– Больно, – выдохнула я. – Отпусти.

Старалась не думать о том, что нас замкнуло в грани, но не могла.

Тёмный выдернул мою лодыжку из-под конского плеча (мне сразу стало легче дышать) и сел рядом:

– Нужно уходить. Быстро. Сможешь?

– Нет.

– Где болит?

– В-везде.

Я в грани! Я в грани! Что делать?! Хлынули слёзы. Рядом хрипел конь. Звуки здесь были совершенно нормальными, но трава не шелестела.

– Так!

Властный голос тёмного заставил широко открыть глаза.

По чёрному беззвёздному небу петляла дорожка из полупрозрачных лун, словно ребёнок проложил её штампами со светящейся краской, не особо заботясь о ровности линии, только о том, чтобы каждый следующий отпечаток перекрывал предыдущий на треть.

На отсёкшей нас стене грани, на конях, тёмном, кустах и траве что-то светилось, точно нас обсыпали фосфоресцирующим порошком.

Тёмный поднялся:

– Ты хоть что-нибудь о том, как вести себя за гранью, знаешь?

Во рту пересохло:

– Я… я никогда не… далеко от Г-гранографов не отъезжала…

– Понятно, – процедил тёмный и огляделся, его светящееся лицо казалось маской.

– Что случилось?

– Конь твой кривоногий споткнулся. – Тёмный присел и пробежался пальцами по ноющей руке, слегка надавил, я вскрикнула.

Отойдя к своему коню, он привесил меч на пояс, вытащил. Глядя на тускло мерцающее лезвие, я мигом забыла о боли и попыталась отползти. Тёмный срезал молодое деревце, отсёк часть ствола и вернул меч в ножны.

«Что с рукой?» – я безуспешно пробовала шевельнуть пальцами.

– Это в зубы, – опускаясь передо мной на колено, тёмный протянул срезанную палку. – Давай.

– Чего?

– Поверь, я знаю, что делаю.

Открыла рот возразить, а он коварно всунул мне эту палку.

– Расслабься, – приказал он, и в голосе была такая сила, что я сразу расслабилась.

Он потянул мою руку, и я, давясь криком, до хруста стиснула палку зубами. Что-то щёлкнуло, и боль отступила, а пальцы зашевелились, и вся рука. Во рту была невыносимая смоляная горечь. Сплюнула палку.

– Спокойно, – тёмный помог сесть, прижал к мерцавшей из-за порошка груди. – Верхом сможешь ехать?

– Думаю, да, – склонила голову на его плечо, постаралась думать о том, как он приятно пахнет, какой он соблазнительный мужчина, как смешно выглядит в светящейся пыли, а не о том, что мы застряли в грани. Я в грани! Снова потекли слёзы. – М-мы… выживем?

Глава 8

Свет вереницы лун время от времени пробивался сквозь кроны деревьев, и фосфоресцирующая пыль мерцала ярче. Мох гасил стук копыт идущих следом коней, их присутствие выдавал лишь треск кустов.

Прижимаясь к груди тёмного, чувствовала, что он хочет высказаться. Не как обычно ощутила бы через прикосновение, а по внешним признакам: нарастающему и спадающему напряжению, учащению дыхания, после чего он что-то беззвучно произносил сквозь стиснутые зубы, закусывал губу и некоторое время просто меня нёс без всяких гримас.

В конце концов он не выдержал и процедил:

– Ты хоть иногда думаешь?

– Ты сказал лечить, – прошептала ему в ключицу и сжалась от приступа тошноты. – Спасти.

– Лечить, а не вылечить, – цедил тёмный. – Спасти коня, а не довести себя до истощения.

Чувствовала биение его сердца – где-то пятьдесят ударов в минуту, он нёс меня с полчаса и даже не вспотел. Выносливый.

– Достаточно было остановить кровотечение в лёгких, – продолжил возмущаться тёмный. – Лечить полностью не было смысла: новые ткани хрупки ещё сутки, ехать на Ветре всё равно нельзя.

Да не специалист я по лечению, не помню азы, не практиковалась уже лет пять, даже свои раны не лечу (мог бы и понять по тому, что укус Эсина не зарастила… хотя там и сентиментальные соображения присутствовали). Чудо, что вообще смогла так хорошо сработать при таком-то маленьком кристалле. Да мне… меня похвалить надо: я только что выше головы прыгнула, а он…

– Думала, ты меня убьёшь, – неожиданно созналась я, губы сами собой дрогнули. – Испугалась.

– Точно не думаешь, – тёмный покачал головой. – Совсем.

Теперь я понимала, что он не убьёт, но в тот момент… Сжала воротник его куртки, прошептала:

– Кристалл, который ты тогда дал – он был тёмным, а потом… почему?

– У них же основа одинаковая, прозрачная, первое вливание магии задаёт тип и цвет. Я освободил кристалл, и твоя  магия сделала его светлым.

– Значит, ты колдовал…

– Нет, я не задействовал магический поток.

– Как так?

– Молча. Женщина, мы в пути меньше суток, а мне уже хочется головой о стену биться от твоей некомпетентности. Ты что там в ордене, только ноги раздвигать научилась?

– Я твоего коня спасла. – Стукнула его по груди. – Мог нормально сказать!

– Нормально? – У него заходили желваки. – Откуда я знал, что посвященной пятого уровня Жизни надо объяснять, как лечить. Ты хоть один экзамен сдавала?

Тяжело дыша, я смотрела ему в глаза. И…

– Так и думал, – презрительно кривя губы, тёмный отвернулся.

А я только и могла тяжело дышать: Эсин своей силой повышал мой уровень магического резерва и присваивал соответствующее звание.

– Знаешь, ты бы порадовался, что я врачевать умею, – прошипела я, – мне эти знания без надобности…

– Помолчи, – он крепче прижал меня, но я запрокинула голову:

– Меня никто не…

– Молчи, – тёмный тряхнул меня.

– Послушай, я всегда…

Отпустив мои ноги, он схватился за меч, выпустил, вскинул ладонь, и тысячи фиолетово-чёрных сияющих бабочек закрыли нас от летевшей сверху гигантской пасти. Мы перекатились по земле, тёмный вскочил, крепко держа меня одной рукой, а второй швыряя фиолетовые полумесяцы лезвий в выпрыгивающих из кустов чудовищ.

Пасть у этих тварей размером с медведя занимала треть тела, треугольные зубы шли в несколько рядов. Лезвия тьмы отшвыривали тварей назад, вспарывали чешуйчатые шкуры, не все поднимались, но из кустов, сверху прыгали новые.

С тёмного летела фиолетовая мерцающая пыль, он кружил меня в смертельно-опасном танце, то и дело рядом мелькали зубы и когти, пролетали туши.

Припав на колено, тёмный коснулся земли, и вокруг нас поднялись стеной тысячи фиолетовых сияющих лезвий. Хлюпанье и пощёлкивание наполнили светящийся от магии воздух.

Тёмный тяжело дышал, по его лбу струилась кровь, застывший взгляд был устремлён в землю, губы беззвучно шевелились. Не сразу поняла, что он считает:

– …пять… четыре… три… два… один…

Лезвия разлетелись фиолетовыми искрами. Тёмный топнул, и нас вознесло над кронами деревьев. Я болталась в руке тёмного, он стоял на тонком столбе из тьмы, с нас сыпалась пыль, в прорехах припорошённых листьев мелькали твари. И щёлкали, звонко гневно щёлкали челюстями. Щёлканье нарастало. Окинула взглядом лес: на каждой тропке, в каждой проплешине крон – движение.

Вцепилась в отстранённо-сосредоточенного тёмного. Он вновь смотрел перед собой и шевелил губами.

Глава 9

Первым ощущением было желание. Вязкое, обволакивающее руки и ноги неподъёмной тяжестью. Голова тяжёлая, тело ещё тяжелее, и некоторое время потребовалось, чтобы сообразить: у меня не хватает сил очнуться.

Сквозь неестественную дрёму ощущала, как расстёгивают ремень, очень осторожно стягивают штаны. Желание делавшего это мужчины было таким жарким, что пекло сквозь одежду. Он любовался моими ягодицами, у него уже стоял…

– А ты уверен, что нам стоить это делать? – обеспокоенно спросил кто-то. – Вдруг того, второго, найдут, и он расскажет, что мы…

– Да он бредил уже, – сипло отозвался источник невыносимого желания, воспламеняя меня. – Даже если его не сожрут звери, кто поверит горячечным видениям?

– Но она… она выглядит…

– Аппетитно она выглядит.

– Она не нищенка какая-нибудь, за неё может и влететь.

– Хватит ныть, – рыкнул раздевший меня догола и зазвенел своим ремнём. – Когда ещё такая красотка бесплатно перепадёт? Не хочешь её – проваливай. А я… – Он сразу ткнулся горячей головкой, торопливо направляя, проталкиваясь, будто какие струны внутри меня задевая, отчего хотелось петь. – Она вон даже мокрая… – Уже в ухо: – Горячая.

Хотелось выгнуться ему навстречу, застонать. Мужчина был крупный, он так сладко, по-хозяйски придавил меня мощным телом, подсунул руку, стискивая грудь, и стал работать бёдрами. Моя неподвижность ему не очень нравилась, но я в его понимании была божественно прекрасна. Не имея возможности управлять телом, я растворялась в его возбуждении.

Он наскакивал судорожно и глубоко, переходил на короткие ритмичные толчки, и с рычанием снова ускорялся. И мышцы отозвались, стали сжиматься в наиболее приятные моменты, разгоняя по телу волны жара.

Теперь я ощутила второго. Он стоял с приоткрытым ртом и изнывал от нетерпения, его возбуждение стало болезненным.

– Ох, оо, – мужчина на мне опёрся ладонями на кровать. Дыхание у него срывалось, но он ускорялся и ускорялся, по члену прокатилась волна дрожи, и он выдернул его, с хрипом залил мои ягодицы горячим липким семенем. Постанывал, разбрызгивая на меня остатки. – Оо…

А я была, как натянутая струна. Если бы могла, стонала бы от разочарования. Меня разрывало от ощущения незавершённости, от чудовищного напряжения желания.

– Пусти, пусти, – взмолился второй.

Заскрипела кровать, и первый мужчина отодвинулся, лишая меня своего жара. Я вся тянулась за ним, но не могла шевельнуться.

– Мог бы не пачкать так, благородный ты наш.

– Ну, не успевал, а детей девчонке делать не хотелось. Простынёй оботри.

– Ты… можешь за дверью подождать? – второе желание надвигалось на меня с ужасом и вожделением.

– Боишься опозориться? – хохотнул здоровяк, но зашагал прочь. – Поторопись, Курт тоже хочет.

От томительного ожидания, когда второй набросится на меня, хотелось выть. Ну почему, почему я не могу пошевелиться? Я бы поторопила… Хотя, нет: этому, наоборот, нравилось, что я лежу без движения. Дрожащими пальцами он коснулся растекавшегося по ягодицам семени, и я поняла, что он сделает.

Тяжело дыша, он сгонял семя в ложбинку между ягодицами, осторожно надавливал пальцами, будто боялся, что я убегу. Тело было расслабленно, и он легко проникал внутрь, тщательно и щемяще-приятно промазывал меня. Для Эсина эту часть истории придётся изменить.

Теперь мужчина боялся даже дышать. Боялся, что я скажу нет, и у него снова не хватит смелости настоять на своём, а он ведь так любит… Соединив мои ноги, он уселся на них. Наклонился, любуясь тем, как скользкие пальцы проникают внутрь. Он бы даже попробовал лизнуть, если бы не семя другого мужчины. Он крепко обхватил член и надавил им между ягодиц. Всхлипнул, и стал медленно продвигаться внутрь. Уже на половине ощущения превысили его способность сдерживаться, и он задрожал, и в такт пульсации его плоти по моему телу разливались волны тепла. Через мгновение по коже побежало знакомое покалывание.

Мои пальцы дёрнулись, сжимаясь. С рёбер будто сняли стальные обручи. Но я не шевелилась. Лишь уголки губ слегка поползли вверх: мужчина продолжил движение. Он всё ещё хотел меня. И я тоже. Осторожно выгнулась, устраиваясь удобнее, и сразу закусила губу, чтобы не застонать.

Так странно было ощущать примесь страха в желании, но мужчина на мне боялся. Закусив губу, он медленно задвигал и медленно вытягивал член, а моё возбуждение росло, я уже не могла так, пробормотала:

– Быстрее же.

То, что и он хотел. Но он в ужасе застыл. Я почти прохныкала:

– Возьми меня. Быстрее, глубже, умоляю.

Переведя дыхание, он стал двигаться. И я застонала. У него был не очень большой, и резкие, как я люблю, движения выходили изумительно приятными. Не прошло и пяти минут, как я, комкая покрывало, застонала в голос: