Я твердо упиралась руками в мягкую замшу кресла. Стояла, нагнувшись вперед, и вслушивалась в свое прерывистое дыхание. Мои колени оставались не согнутыми, когда я неподвижно стояла на пятнадцатисантиметровых шпильках. Эти сногсшибательно-развратные черные туфли подарил мне он… Он так же надел их на меня перед тем, как приступить к сексуальному безумию.
Мое обнаженное тело слегка дрожало в предвкушении. Я случайно поймала собственное отражение в напольном зеркале и прикусила губу. Тонкая ткань черного кружевного пояса с подвязками украшала мою голую попку, к которому плотно пристегнуты высокие чулки на округлых бедрах.
Как жестоко — поставить меня в такую провокационную позу и уйти.
Как давно я торчу в этой комнате, нагнувшись раком перед креслом, совершенно одна? Десять, пятнадцать минут? Мышцы ног начали гореть от напряжения. А вот жар, собирающийся в области ниже живота, ощущался фантастически, превращая безмолвное пребывание в пустой спальне в нечто захватывающее и возбуждающее.
Я перестала дышать на несколько секунд, когда услышала его приближающиеся шаги.
Боже, да...
Я неописуемо сильно нуждалась в избавлении от сексуальных страданий.
Впившись зубами в нижнюю губу до острой боли, я молилась, чтобы это произошло как можно скорее.
— Твоя сладкая, аппетитная попка выглядит божественно.
Мощная волна мурашек пронеслась по моей спине, от шеи до поясницы, когда низкий и обольстительный голос Германа раздался позади. Теплой рукой он накрыл мои ягодицы и сжал в пальцах плоть. Я бы пикнула от взрыва наслаждения и восторга, но мужчина не дал мне разрешения. Поэтому я только ухмыльнулась про себя с уверенностью, что он не услышит.
— Я слышал тебя, — вдруг сказал он укоризненным тоном, заставляя мои внутренности сжаться.
Правой рукой Герман вцепился в пряди моих длинных темных волос и потянул на себя. Я послушно откинула голову назад, напрягла шею, совершив значительный прогиб в спине, и невольный стон сорвался с моих растянутых в хмельной улыбке губ. Герман прижался ко мне нижней частью своего крепкого тела, поместив в ладонь другой руки мою грудь. Я чувствовала его эрекцию через грубую ткань брюк. Великолепно.
— Ты улыбаешься, — тихо прошептал он мне в ухо с угрожающими нотками в сиплом голосе.
Я не боялась. Ни капельки. Я думала лишь о том, что Герман звучал чертовски горячо.
— Я кажусь тебе забавным, Лера?
Я была слишком занята подавлением очередного стона, чтобы дать внятный ответ.
— Отвечай, — рявкнул Герман.
— Вы очень забавный, Герман Давидович, — мне все же пришлось откликнуться.
— Смеешься надо мной? — поинтересовался менее суровым тоном.
— Нет. Никогда, — шумно выдохнула я.
— Никогда, что…? — рыкнул Герман, толкнувшись бедрами в меня.
— Никогда, господин, — пролепетала, изо всех сил стараясь не хныкать от того, что самый сексуальный мужчина на свете делал со мной, от того, что я хотела, чтобы он сделал… Все эти грязные, развратные мысли хаотично крутились в голове, сводя с ума.
— Умница. Хорошая девочка, — похвала Германа патокой лилась в мои уши.
Кончиком влажного языка дьявол-искуситель лизнул мочку и рукой медленно скользнул вниз по моей обнаженной спине.
— Проклятье, твоя задница слишком хороша. Я хочу трахнуть тебя в нее, — неожиданное предложение, озвученное вибрирующим баритоном, шокировало меня. Я замерла, надеясь, что мне послышалось.
Нахлынувшее чувство растерянности застало меня врасплох. Я не был готова к подобному сексуальному опыту.
— Что ты думаешь об этом, Лера? Я напугал тебя? — я почти уверена, что Герман желал услышать «да», насытиться трепетом, кипящим под моей кожей.
— Нет, господин, — ровно произнесла я.
— Не обманываешь? Ты прекрасно знаешь, милая, что я не люблю, когда мне лгут.
Я судорожно вдохнула.
— Я… я никогда не…
— Тебя никогда не имели в попку, сладкая?
Прикрыла глаза, прикусив изнутри щеки. Мои щеки стыдливо вспыхнули, когда настал момент сказать это вслух:
— Нет, господин.
Клянусь, я могла услышать улыбку Германа, воссиявшую на его лице.
— Что ж… — многозначительно проронил и к моему огромному изумлению коснулся той самой дырочки пальцем.
Боже мой, боже мой, боже мой!
Мы действительно сделаем это?!
— Расслабься, девочка. Я бы никогда не сделал ничего, к чему ты не была бы готова, — тихо проговорил Герман, не прекращая ласкать чувствительную область. — Тебе известны «Стоп-слова»… Если захочешь, чтобы я прекратил, нужно только попросить. Что ты должна сказать мне, Лера, чтобы я остановился?
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД
— Здравствуйте, Герман Давидович. Я очень рада познакомиться с вами, — блеющим высоким голоском я поприветствовала привлекательного мужчину, стоявшего передо мной.
Признаться, мне иначе представлялась эта встреча. Неоднократных и дотошных репетиций дома у зеркала должно было быть достаточно, чтобы обзавестись уверенностью и блестяще провести переговоры с работодателем… разве нет?
Чтобы как-нибудь скрасить крупнейший в моей жизни провал, я выдавила самую вежливую улыбку из своего арсенала.
— Хм, — издал короткий звук темноволосое воплощение бога Адониса, окинув меня беглым взглядом.
Я рефлекторно последовала его примеру, оценив внушительную стоимость костюма глубокого синего оттенка с накрахмаленной белой рубашкой под пиджаком. Отсутствие галстука и несколько расстегнутых пуговиц позволили мне уловить цепким взором небольшой фрагмент сложного узора. Вау. Я незаметно провела кончиком языка по нижней губе, позволив фантазии на пару секунд завладеть моими мыслями. Интересно, что за татуировку мужчина прятал под рубашкой?
Его короткие пряди морозного каштанового оттенка пребывали в легком беспорядке, словно за несколько минут до нашей встречи мужчина запускал в них пальцы, усердно что-то обдумывая. Я поймала себя на мысли, что столь незначительная особенность во внешнем виде мужчины делала его не столь суровом, как гласили многочисленные слухи.
Крепко сложенный бизнесмен заработал первый миллион долларов для компании своей семьи в двадцать три. К двадцати восьми Ермолов закрепил за собой статус уважаемого предпринимателя в бизнес среде. Не мудрено, что в его жилистые руки перейдет правление корпорации, фигурирующей в списке «Форбс».
— Валерия Александровна, правильно? Рад знакомству, — сказал Герман Давидович, улыбнувшись краем пухлых губ, будто бы исподтишка, и протянул ладонь для рукопожатия.
— Валерия… можно просто Лера… — «называйте меня как угодно, хоть эклерчик» чуть не сорвалось у меня с языка, но благо я вовремя прикусила себя за кончик и не ляпнула это недоразумение вслух.
— Если не возражаете, я предпочитаю придерживаться формальности. Присаживайтесь.
Кивком подбородка мужчина показал на стул напротив гигантского полукруглого стола из черного дерева, на котором не было ничего, кроме макбука. Уверена, что домашний кабинет являлся самым часто посещаемым местом в лофте размером триста с лишним квадратных метров, где, собственное, и проходило мое собеседование. На диване из коричневой кожи у подушки лежал аккуратно сложенный плед, а сверху на нем — книга в старом переплете с оставленной закладкой между страниц. В кабинете так же имелся мини-холодильник и комод. Панорамное окно во всю стену позволяло днем наблюдать за несмолкаемым шумом Москвы-Сити, а ночью созерцать усыпанное звездами небо и огни города.
— Итак, Валерия Александровна. Я надеюсь, вы ознакомились с контрактом и вашим списком обязанностей… всем тем, что от вас требует работа горничной?
Я кивнула, стараясь не пялиться на красивого мужчину так очевидно. Его басистый тембр словно прекрасная музыка для ушей. Я прочитывала условия должностного договора снова и снова. Казалось бы, ничего фантастического — заниматься уборкой в доме миллиардера. Но для меня, двадцатидвухлетней студентки, едва-едва сводящей концы с концами и долгами за учебу, эта возможность являлась последним шансом выбраться из кучи…кхм, да, того самого.
— У вас имеются вопросы? — поинтересовался Ермолов.
На самом деле, да.
— Что такое соглашение о неразглашении? — неуверенно уточнила я, почему-то чувствуя себя полной тупицей.
Губы Германа Давидовича приподнялись в намеке на ухмылку. Я вскинула бровь, чуть наклонив голову вбок.
Я сказала что-то смешное?
— Очередная формальность — вот что это такое, Валерия Александровна, — издалека начал он.
Я моргнула несколько раз, не выходя из рамок недоумения.
— Да, но… что это обозначает?
— Терпение, Валерия, — приструнил меня Ермолов.
Под его пристальным взглядом я сделала покорный кивок.
— Соглашение о неразглашении предназначено для того, чтобы я мог защитить самого себя, — вернулся к объяснению Герман Давидович. — Я довольно богат и влиятелен, — очень мягко сказано, подумала я. — Валерия, вам предстоит чистить до скрипа каждый сантиметр этого лофта. Не исключено, что во время выполнения ваших прямых обязанностей вы будете сталкиваться с некоторыми… вещами, которые я предпочел бы не делать достоянием общественности. Понимаете? — мужчина говорил медленно, плавно, не сводя с меня внимательного взгляда. Ему нужно удостовериться, что я в полной мере осознавала вес значимости услышанного. — Соглашение, интересующее вас, не даст вам возможности свободно распространяться с кем-либо, тем более с прессой, о том, что вы увидите. Все, что имеет какое-либо отношение к бизнесу, или касающееся непосредственно моей личной жизни, не должно выходить за пределы этих стен.
Гигантские размеры апартаментов Ермолова потрясали воображение и ужасали. Похоже, мне предстояло заменять целую армию домработниц.
Неужели одинокому человеку необходимо столько пространства? Разве мужчина не чувствовал себя одиноким, возвращаясь в огромный и пустой дом? Я все же надеялась, что у Германа Давидовича имелись еще горничные (пусть не постоянные), иначе: прощай, свободное время, и здравствуй — проблемы с учебой и успеваемостью.
Разместившись в уютной спаленке, я потратила день, чтобы выучить расположение комнат и разобраться с новороченной техникой. Приступила к выполнению обязанностей со следующего утра, приготовив владельцу лофта яичницу с беконом. Я понятия не имела о вкусовых предпочтениях Ермолова, поэтому остановилось на классическом варианте завтрака… к которому он не притронулся.
Минус яичница из списка гастрономических желаний босса?
Или я оказалась недостаточно хороша в приготовлении настолько простого блюда?
Испортить вещь за две тысячи долларов в первый рабочий день? Легко.
Однако нет пользы без неудач, и я зарубила себе на носу, что блейзер от «Армани» НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН для стирки в стиральной машине, как и многие другие предметы гардероба Германа Давидовича, стоимость которых наверняка переваливала за сотни тысяч рублей.
После фатального провала я лихорадочно обдумывала то, каким образом буду расплачиваться за поврежденный блейзер. Месяц, два месяца бесплатной работы? Ермолов мог запросто вышвырнуть меня из своей квартиры с позорным увольнением, и я прославилась бы среди его друзей-миллиардеров своими ничтожными навыками взаимодействия со стиральной машиной.
Однако…
Герман Давидович снизошел до милосердия и лишь выразил недовольство относительно моего пренебрежительного обращения с его имуществом. С ума сойти! Я не верила своим ушам, когда мужчина, со вздохом посмотрев в мои щенячьи глазки, подтвердил, что не станет увольнять недотепу вроде меня.
Ермолов тиран.
Ермолов беспощаден. Бескомпромиссен.
Я понимала, чем рискую, и на что иду, отправив резюме на должность горничной. Но я совершенно, совершенно не ожидала доброго к себе отношения с его стороны. Возможно, как раз таки дома он снимал со своего лица угрюмую маску бессердечного ублюдка, обнажая спокойную и мягкосердечную натуру? Вопрос спорный, тем не менее, мужчина закрыл глаза на мой грешок, и мне хотелось рассыпаться в бесконечных благодарностях, поскольку я смертельно нуждалась в этой грязной, высокооплачиваемой работе.
Еще спустя день мне было поручено заняться уборкой в спальне босса.
Ничего не предвещало беды до тех пор, пока я не добралась до содержимого шкафа размером с мою бывшую комнатку в университетском общежитии, которую я делила с двумя девушками.
Само по себе копание в нижнем белье малознакомого человека довольно интимное занятие, размывающее установленные границы между тем, кто копошится в них и тем, кому они принадлежат. Вряд ли увиденные боксеры от «Calvin Klein» заставили бы меня раскраснеться… Хотя так все и случилось. И не подвергала сомнением то, что хуже быть не может, что красивое нижнее белье, принадлежавшее влиятельному бизнесмену, займет верхушку топовых позиций того, от чего бы у меня пошла кровь носом из-за прилива смущения.
В одном из ящиков находились игрушки.
Интимные игрушки.
Секс-игрушки.
Большая коробка с презервативами и большущий флакон смазки.
Кнуты, плетки, наручники — малая часть из того, что открылось моему ошеломленному взору.
Соглашение о неразглашении информации.
Соглашение о неразглашении информации.
Держать язык за зубами.
Держать язык за зубами.
У меня пересохло во рту.
Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Взгляд моих округлившихся глаз по-прежнему был прикован к содержимому ящика. Я с удивлением обнаружила нарастающий жар между бедер, сопровождавшийся щекочущим покалыванием при виде принадлежностей для сексуальных утех.
Мой босс — извращенец?
Такая мысль должна была спровоцировать отторжение к недоступной личности Ермолова. Но я ощутила твердое желание разгадать природу его специфических… предпочтений в сексе.
— Валерия, — за спиной раздался суровый голос Германа Давидовича.
— Мамочки! — я пискнула, с грохотом захлопнув ящик и развернувшись лицом к нежданному гостю.
Мое сердце клокотало в районе горла.
Ермолов поймал с поличным!
— Вижу, вы с пользой проводите время, исследуя мое нижнее белье, — ровно произнес он, сохраняя абсолютное спокойствие на лице.
— Я… я наводила порядок в вашем белье, Герман Д-Давидович… Я не хотела… я случайно увидела…
— Что-то интересное? — его прямая бровь издевательски дернулась вверх.
Мы ели в нерушимой синхронности, и мне было интересно, о чем думал Ермолов. Время от времени я чувствовала на себе его взгляд, и это лишь подстегивало мое любопытство.
Искоса взглянула на него вновь и, к моему большому удивлению, он до сих пор смотрел на меня, держа в руке полупустой бокал вина. Даже не шевельнулся, не отвернулся, когда я поймала его за изучением моего вдумчивого лица. Быстро отвернувшись, через несколько секунд не удержалась и снова повернула голову чуть вбок, уловив боковым зрением глаза мужчины, пристально глядевшие на мой приоткрытый рот.
— Вам что-нибудь нужно? — это единственное предположение, пришедшее мне на ум, я осмелилась озвучить в звенящей тишине.
— Нет, — Герман Давидович сделал затяжной глоток вина.
Он продолжал вводить меня в краску, проявляя очевидное внимание.
— Тогда почему вы смотрите на меня так, будто хотите что-то сказать? — я схватила свой бокал и отпила сладковатый напиток.
Брюнет высунул кончик языка наружу, чтобы облизать розовые губы. Это незначительное, почти неуловимое действие заставило мои внутренности завязаться в тугой узел.
Он был невыносимо сексуален.
Ермолов вопросительно нахмурил брови.
— Что заставило молодую и красивую девушку взяться за неблагодарную работенку? Время, свободное от занятий в университете, тебе приходится тратить на то, чтобы прибирать в моей спальне, заваривать мне кофе по утрам... делать все, что потребуется, чтобы обеспечить меня комфортом. Ты не чувствуешь себя запертой в ловушке? Этот вопрос не дает мне покоя на протяжении всего времени, что ты проводишь в моем доме. Ты не развлекаешься с друзьями, не встречаешься с мужчинами… У тебя ведь нет мужчины?
— Нет, нет… — отозвавшись застенчиво, я опустила взгляд к своим рукам и сцепила пальцы в замок.
Должна ли я отвечать? Будет невежливо, если промолчу. С другой стороны мне совершенно, от слова Совсем, не хотелось делиться нюансами своей безденежной и одинокой жизни с тем, кто был рожден с золотой ложкой во рту. Поймет ли он меня? Поймет ли, что, на самом деле, я благодарна судьбе за выпавший мне шанс работать на него.
Я не боялась показаться неудачницей. Я не стыдилась того, что нуждалась в деньгах.
Личная жизнь? Друзья?
Время — непозволительная роскошь. Ресурс, который я не могла, не имела права бессмысленно растрачивать на прогулки, походы в кино, кафе, танцы в ночных клубах и свидания. Моя жизнь трещала по швам, а я зависла на волоске над пропастью зияющей тьмы.
— Ты еще так юна, чтобы браться за подобную работу и тратить свою молодость, потакая во всем безумно богатому ублюдку, как я, — Герман Давидович тоскливо вздохнул и с очередным глотком осушил бокал.
— Почему это беспокоит вас? Неужели думаете, что я собираюсь тратить всю жизнь на то, чтобы быть вашей горничной? — улыбнувшись ему, я надеялась с помощью шутливого тона перевести тему разговора в иное русло.
Мужчина хохотнул.
— Правда? Что ж. Это хорошо.
— И я не считаю себя пленницей, находясь здесь. Мне нравится ваш дом.
И мне нравитесь вы… чуть было не выпалила я.
— Надеюсь, что это действительно так, Лера, — неторопливо произнес он расслабленным голосом. — Хочу поближе узнать тебя.
— Что вы хотите знать?
— Почему у тебя нет мужчины?
— Потому что я не нуждаюсь в отношениях, — честно сказала я, расправив плечи. — Мне вполне здорово живется без нервотрепки.
— Отношения, по-твоему, это нервотрепка? — мягко посмеялся Ермолов.
Я сдвинула брови и утвердительно кивнула.
— По большей части. Да. Сплошная нервотрепка.
Я встречалась с исключительными придурками. Невезение настигло меня и в делах любовных, хах. Безусловно, я тоже не ангел... но в меньшей степени, чем мои бывшие бойфренды, которые позволяли себе оскорблять меня, не считаться с моим мнением, изменять и даже поднимать руку.
К черту такие отношения.
— Что насчет вас, Герман Давидович? У вас есть любимая женщина? — спросила я дерзко, нарочито стараясь подражать его свободной форме общения. — Вы были женаты?
Брюнет застенчиво улыбнулся мне.
— Нет. Я свободен. У меня не было жены.
— Вы гей?
Ермолов выглядел ошарашенным после моего внезапного вопроса.
Если бы не алкоголь, ударивший в голову, я бы не высказывала эту идиотскую мысль вслух.
— Разве я похож на гея? — бесстрастно поинтересовался он.
Вовсе нет.
Он похож на супергорячего мужика.
— Нет. Я просто высказала свое предположение.
Наведя на кухне порядок, я заперлась в своей комнате, старательно пытаясь не обращать внимания на покалывание в теле при мысли о Германе Ермолове.
Быстро разделась, стянув с себя водолазку, джинсы, оставив только бледно-розовые трусики. Достала из комода огромную черную футболку, которую использовала вместо пижамы. Собрав волосы в беспорядочный пучок на макушке, я направилась в ванную комнату. Мою собственную ванную. За неделю проживания в лофте я настолько привыкла к простору, что размышления о возвращении в общагу с вечно отсутствующей горячей водой в общей душевой причиняли физический дискомфорт в виде головной боли.
Стоя перед зеркалом, монотонно водила зубной щеткой по зубам и взглядом скользила вверх и вниз по отражению, детально рассматривая его. Что бизнес-магнат нашел во мне? Что именно его привлекло? У меня самые обыкновенные голубые глаза. Чуть курносый нос и немного веснушек. Длинные темные волосы и худощавая фигура. Ни супер-задницы. Ни пышной груди. Я была настолько посредственной, что это вызывало отвращение.
Выплюнув зубную пасту и ополаскивая щетку под прохладной водой, наклонилась ближе к зеркалу. Не знаю, что надеялась еще увидеть кроме крошечных черных точек и нескольких прыщиков? К счастью, я редко страдала от кожных высыпаний.
Удрученно покачав головой, я застыла, обнаружив, что одна из моих маленьких и миленьких сережек в форме колец, подаренных бабушкой перед смертью, отсутствовала в левом ухе.
О, неееет.
Медленно и тщательно обшаривая взглядом столешницу, я ничего не нашла и опустилась на колени в надежде, что сережка лежала где-то на полу. Сердце тревожно сжалось в груди. Бабушкин памятный подарок — буквально самое дорогое, что я имела.
Я побежала обратно в спальню, успокаивая себя мыслью, что, возможно, сережка просто выпала, когда я заделывала волосы, случайно зацепив пальцами мочку уха. Или это случилось, когда я заправляла постель. Я подобрала одежду, которая была на мне еще десять минут назад, и встряхнула вещи.
Снова ничего.
Даже не задумываясь о своем нынешнем внешнем виде, я выскочила из комнаты, отправившись на кухню. Включила свет и оглядела безупречно чистые столешницы. Не стоило возлагать особых надежд, что крошечное изделие из золота окажется там — не прошло и получаса с тех пор, как я вычистила это место до безупречного блеска.
Я вновь встала на колени, потому что больше ничего не могла сделать для того, чтобы найти пропавшую сережку.
И увидела ее на полу возле раковины.
— Проклятье, — с облегчением выдохнула я, дуя на серьгу, чтобы стряхнуть с нее пылинки, и вдела в ухо.
Клянусь, меня чуть не хватил сердечный приступ!
— Лера?
Я подпрыгнула едва ли не до потолка, и с моих губ невольно сорвался писк. Резко обернувшись на звук низкого голоса, я увидела Ермолова. Он сидел за обеденным столом в белой рубашке и черных брюках, в которых был до того, как мы разошлись, неловко пожелав друг другу спокойной ночи. Перед ним стоял стакан и бутылка виски.
— Г-Герман Давидович, — заикаясь, обронила я шепотом.
Мужчина проигнорировал обращение, ненадолго задержав затаенный, всепроницающий взор на моем лице. Жгучие, жаждущие глаза Ермолова спустились ниже к моим обнаженным ногам. В них вспыхнуло что-то дикое, хищное, похотливое. Облизав губы, он уделил особое внимание моим бедрам, едва-едва прикрытым футболкой. К счастью, она была достаточно больших размеров, чтобы скрыть трусики, отсутствие бюстгальтера и затвердевшие соски. Иначе бы я сгорела от стыда.
Брюнет наслаждался изучением моего тела без зазрения совести. Между его бровей появилась небольшая складка, когда я потянула футболку за нижний край. Моментально взметнув недовольный взгляд, Ермолов красноречиво уставился на меня.
— Я думала, вы уже легли спать, — я старалась придать своему голосу максимальную непринужденность, хотя сомневалась, что в данной ситуации это было уместно, и Герман Давидович с легкостью раскусил мои кривые актерские навыки.
— Мне нужно было выпить, — отрезал он, двигая бокал в руке, отчего кубик льда звякнул о стекло.
— О, — кратко произнесла я.
— Это то, в чем ты ложишься в постель? — спросил он, почти незаметно опустив взгляд вновь к моим голым ногам, затем проделал дорожку вверх, задержав внимание на груди, и без особого энтузиазма вернулся к моим глазам.
— Да…
— Хм.
Он встал со стула и взял бутылку виски в свободную руку.
Сердце пустилось в бешеный пляс, когда Ермолов приблизился ко мне. Я затаила дыхание, когда он прошел мимо, и повернулась, чтобы посмотреть, как кареглазый брюнет залпом проглотил то, что плескалось в стакане, поставил его в раковину и развернулся ко мне всем телом.
Наши глаза встретились.
Я не могла прекратить пялиться на умопомрачительно привлекательного мужчину перед собой, будто только что впервые увидела его.
— Ты выглядела встревоженной, — подметил он, имея в виду мое недавнее внезапное появление на кухне.
Я сдерживала за плотно стиснутыми зубами крики восторга, растворяясь в огненных поцелуях Германа. Он прикладывался влажными губами к моему подбородку, мягко царапая щетиной мои скулы. Мы терялись в близости друг с другом, и это совершенно выбивало из колеи.
Когда Ермолов впервые прижался к моим губам, мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановить равновесие, прежде чем я ответила на ласку мужчины и приоткрыла уста, плавно двигая ими напротив его порочного рта. Мои руки покоились на его бугристой груди, и, вау, я могла бы вечность трогать эти железные мышцы.
Герман был настолько хорош в поцелуях, что, казалось, он только этим и занимался — совершенствовал навыки любовника.
Я смутно осознавала, что руками Ермолов начал поднимать за край мою футболку все выше и выше по спине. Почему бы ему просто не сорвать ее с меня? Я хотела ощутить на своем обнаженном теле изголодавшийся взгляд Германа. Я хотела услышать его болезненный стон, животный рык. Ощутить то, как он сдерживается, чтобы не раздавить меня в жадных объятиях.
Ближе, ближе друг к другу.
Герман отстранился лишь тогда, когда поднял футболку до лопаток. Ему не требовалось разрешение, чтобы стянуть вещь через мою голову. Конечно же, я позволила. Взор брюнета скользнул по моей покрывшейся мурашками коже. Подушечками пальцев он аккуратно очертил ключицы, затем провел ладонями по груди, задев торчавшие соски.
— Красавица, — сказал Ермолов с тихим восхищением, любуясь тем, как мое тело отзывалось на его ласки.
О, нет.
Я больше этого не вынесу…
Без тени смущения наклонилась, чтобы притянуть мужчину обратно. Герман обхватил мое лицо ладонями, покусывая и оттягивая нижнюю губу, заставляя задыхаться. Он сделал шаг вперед, переложив руки с моих скул на бедра, маня к себе. Я застонала у его рта, почувствовав впившуюся во внутреннюю часть бедра эрекцию. Рефлекторно привстала на носочки и прижалась к стояку, спровоцировав у босса хриплое ругательство.
— Твою мать, Лера! Я собираюсь положить тебя на стол и трахать до тех пор, пока ты не взорвешься, — выдохнул мне в губы.
Мои глаза расширились в шоке от того, с какой грубостью он произнес это.
Но мне понравилось.
Я была готова биться в конвульсиях, лишь бы Герман не отдалялся, лишь бы продолжал посасывать мой язык. Только бы позволил мне ловить его учащенное и обжигающее дыхание, запутаться пальцами в лохматой шевелюре.
Ермолов что-то пробормотал на выдохе, практически сипя, и вплотную пододвинулся ко мне. Ртом припал к пульсирующей венке на моей шее, от чего я выгнулась ему навстречу. Брюнет сильнее сжал мои бедра, замерев в поцелуе на яремной впадинке. Сбитая с толку нарастающей истомой внизу живота, я улыбнулась, почувствовав, как Герман стояком потерся о мои трусики и вернулся к жарким, лишающим рассудка прикосновениям.
В любую секунду я могла лопнуть от напряжения.
Герман словно стискивал невидимую пружину во мне, становясь все ближе, воспламеняя изнутри и играя с моим языком. Доведенная до кипения, я вновь потянулась к нему, чтобы укусить за мочку уха и дорожкой коротких поцелуев спуститься по его щеке к губам, повторив за ним.
Полизывала, покусывала и посасывала.
Дразнила, изредка касаясь пальчиками его мускулистой груди, и возвращалась к тому, что впивалась ногтями в широкие, мощные плечи. Ерзала бедрами, задевая его достоинство. Пульсация возбужденного органа отчетливо проступала сквозь натянутую ткань брюк, заряжая меня неведомой смелостью.
Герман буркнул что-то вроде: «Издеваешься?», а вместо ответа я дерзко провела язычком по контуру его нижней губы. Под моей ладонью, покоившейся на грудной клетке мужчины, ощущались яростные толчки. Сердце Ермолова выбивало бешеный ритм, и осознание того, что это я довела его до пограничного состояния, невероятно опьяняло.
Моя вольность стала последней каплей и своеобразной точкой невозврата.
Герман резко подорвался с места и подхватил меня на руки, взяв за ягодицы, и уперся членом в промежность. Наградив меня властным взглядом, он обрушился с требовательным поцелуем на мой рот, выбив воздух из легких. Схватил за волосы, оттянув их назад, отчего я запрокинула голову со стоном.
Он развернулся, сделал пару шагов и опустил меня на прохладную поверхность кухонного островка. Прижался ко мне всем телом, заставив лечь полностью, и оставил несколько продолжительных поцелуев на моих губах. Отстранился, чтобы взглянуть сверху вниз, отмечая свое превосходство надо мной. Его кофейные глаза потемнели от похоти, и я не знала, какие мысли он скрывал за их непроницаемой чернотой.
Желание, подобно ударной волне, накрыло с головой.
Герман подтянул меня за лодыжки к своим бедрам и надавил на область моих трусиков, отличавшуюся супер влажностью. Его твердость давила между моих ног, и только одежда мешала нам по-настоящему чувствовать друг друга.
Я издала низкий стон, когда закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях, фееричными импульсами проходящими через все тело.
— От тебя мне сносит крышу, Лера, — вымученно произнес Ермолов и руками мягко погладил грудь, нежно потянув и покрутив в пальцах чувствительную плоть сосков.
Я почти не спала.
Большую часть ночи лежала без сна, пытаясь понять, что, черт возьми, натворила и что, ради бога, мне делать дальше, как себя вести в его присутствии. Бесконечно переворачиваясь с бока на бок, в конце концов, накрыла голову подушкой со звоном будильника.
Утро подкралось незаметно. Оно проникло в узкое панорамное окно спаленки с тусклым светом холодного октябрьского рассвета. Укутавшись в теплое одеяло, я перебралась с кровати на пол, чтобы немного понаблюдать за нескончаемой динамикой Москвы. Я предпочла бы провести вот так весь день, но случившееся на кухне не отменяло моих рабочих обязанностей.
Я по-прежнему горничная Германа. А он — мой начальник. Тот, от кого я целиком и полностью зависима материально.
Мне нужно привести себя в порядок, переодеться и пойти готовить завтрак для человека, страдающего от резких перепадов настроения. Поведение босса менялось с астрономической скоростью, и… пора бы уже адаптироваться и смириться с этим, если я планирую не потерять работу в ближайшие недели.
Я поморщилась, поднимаясь с пола. Я чувствовала каждую переутомленную мышцу в области живота и бедер. Если бы эта боль не была следствием лучшего секса в моей жизни, я бы умерла от сожалений.
Отправилась в ванную комнату, включила душ. Лицо обдуло теплом, которое исходило от напора тугих и горячих струй. Отодвинув стеклянную перегородку, я со стоном подставила свое тело под хлынувший поток воды, блаженно отмечая то, как ноющая боль в мышцах вскоре исчезла.
Втирая в плечи, грудь, бедра гель с ароматом шоколада, я возвращалась к воспоминаниям о прошедшей ночи и не могла удержаться, чтобы не подумать о том, как великолепно было чувствовать его внутри себя.
Закрыв глаза, я представила руки Германа, скользящие по моему телу прямо сейчас. Будто он стоял сзади, массируя пальцами внутреннюю сторону бедер, и упирался стояком в мою попку.
Я наивно вообразила, что, может быть, мы поговорим о произошедшем. Что, возможно, Ермолов схватит меня и будет трахать до потери пульса, потому что тоже не спал всю ночь, думая о нас?
Укусила себя за губу.
Какой вздор.
Усмехнулась про себя, когда вышла из душа, хватая полотенце с полки под одной из многочисленных ламп с подогревом.
Вероятно, Герман Давидович прекрасно справлялся с тем, что не думал обо мне ночью. И утром. Совсем.
Да и о чем тут было думать?
Я просто девушка, которая охотно бросилась в объятия опытного обольстителя.
Остановившись перед зеркалом, взяла со столешницы расческу, но застыла с поднесенной к волосам рукой. Мой рот широко открылся, и я шагнула вперед, чтобы лучше разглядеть отчетливые синяки в форме подушечек пальцев. Темно-фиолетовые следы присутствовали на бледно коже, начиная от тазовых костей и до середины бедер. Я покрутилась на месте, встав спиной к зеркалу, и обнаружила еще парочку доказательств сумасшедшего секса на своей заднице.
Черт возьми!
Неужели прошлой ночью Герма был таким грубым со мной?
Повесив полотенце на дверной крючок, я вернулась в спальню. Неожиданно столкнувшись с проблемой в выборе одежды, простояла у комода дольше, чем хотелось бы. Обычно я бездумно вытаскивала вещи, не заботясь о том, действительно ли хорошо они будут на мне смотреться в том или ином сочетании.
Но сегодня я почувствовала некую потребность выглядеть безупречно. Словно что-то щелкнуло в голове, после чего проснулось желание подобрать такую одежду, способную произвести на Германа впечатление.
Глупо?
Ну, конечно же.
В моем гардеробе не имелось роскошных платьев, секси-юбок и откровенных кофточек. И уж тем более я не являлась любительницей обуви на каблуке. Но я знала, что черные узкие джинсы с высокой посадкой подчеркнут мои стройные ноги и изгибы талии. А благодаря кроп-топу приятного мятного оттенка будет виднеться небольшая полоска обнаженной кожи под грудью, что, по-моему, очень даже соблазнительно и не пошло.
Собрав волосы в высокий хвост, я нанесла немного блеска на губы.
К тому времени, когда настала пора готовить завтрак для Германа Давидовича, нервы были на пределе. Я бы все отдала, чтобы не ощущать волнение, которое становилось безотчетным. Влажными ладонями то и дело проводила по волосам, приглаживая несуществующие изъяны в прическе.
Пока плелась на кухню, проигрывала в голове различные сценарии грядущего взаимодействия с боссом. Что сказать ему? Пожелать доброго утра? Улыбнуться? Всячески изображать вид, словно ничего не было? Словно я не познала с ним эротическое сумасшествие?
Ах да. Ему, между прочим, нравилась яичница. В то утро моего первого рабочего дня он был так занят, что забыл позавтракать.
И вот я монотонно двигалась по кухне, готовя его обычный омлет из яичного белка с грибами и швейцарским сыром, со свежими фруктами, пшеничными тостами и персиковым желе.
— Кхм-кхм-кхм.
Я услышала, как Ермолов прочистил горло, прислонившись плечом к дверному косяку. Внезапное появление, которое уже вошло у него в привычку, заставило меня подскочить и обернуться, чтобы наградить мужчину испуганным и сердитым взглядом.
— Гм, Валерия, не могли бы вы зайти ко мне? — донесся приглушенный голос Ермолова, когда я проходила мимо открытой двери его кабинета вечером того же дня.
Я застыла, как вкопанная, ощущая яростное сердцебиение в горле. Сделала глубокий вдох и медленный выдох.
— Да, Герман Давидович? — вернувшись назад на пару шагов, вежливо поинтересовалась.
— Зайди.
— Конечно.
Прошмыгнула в кабинет и на цыпочках подошла к столу, за которым он восседал, окружив себя кипами бумаг. Мне нечасто удавалось застать его за работой дома. Откинувшись на спинку кожаного кресла, Герман перебирал в пальцах листы, сооружая из одной стопки листов другую. Чем дольше я стояла рядом, наблюдая за тем, как мужчина сосредоточено изучал файлы, тем глупее себя чувствовала.
Ему… стало одиноко, поэтому он позвал меня?
Быть такого не может. Когда Герман занят, его не отвлечет даже начало атомной войны. Он скрупулезно прочтет все до последней буковки, перепроверит и только тогда, вероятно, запаникует. Но и это не точно.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец, спросил он.
Я слегка нахмурила брови, чувствуя себя немного смущенной.
— Ммм… хорошо… — произнесла скорее с вопросительной интонацией, чем дала четкий утвердительный ответ.
Утром и на протяжении всего вечера, начиная с того момента, когда Герман переступил порог лофта, в угрюмом молчании поужинал и, не проронив ни звука, не удостоив и мимолетным взглядом, закрылся в кабинете, он избегал всяческого контакта со мной.
Мог ли этот человек быть еще более неопределенным?
Ермолов откашлялся и встал с кресла. Обошел стол, грациозной плывущей походкой направился ко мне. С каждым новым шагом он стирал пространство между нами и мое спокойствие. Громоподобные удары сердца отдавались тупой болью в висках. Чем ближе мужчина становился, тем отчетливее ощущалась паника, вырывающаяся из меня со свистом на выдохах.
Я почувствовала острую необходимость в разрядке напряженной тишины, воцарившейся в кабинете, и лихорадочно прокручивала в голове варианты, с помощью которых могла бы поспособствовать тому, чтобы атмосфера в помещении перестала быть такой гнетущей.
— Ваше белье в стирке, и я… я прибралась на кухне, как вы и просили, Герман Давидович, — проговорила торопливо и мысленно отругала себя за жалкий голосок. Блеяла, словно овечка, встретившая большого и страшного волка.
Я слегка отпрянула от брюнета, когда он остановился напротив меня в непристойной близости. Съежилась от вида тронувшей его полные губы ухмылки и поспешила отвести взгляд, потому как продолжительное созерцание пунцового рта закончится для меня горьким сожалением из-за невозможности вновь прильнуть к мужчине и утянуть в поцелуй…
— Возможно, придется немного протереть мой письменный стол, — тихо выдохнул Герман, вложив в свою фразу некую двусмысленность, от которой у меня перехватило дыхание.
Я не была уверена, хочу ли сорвать с него одежду, или дать ему пощечину за то, что он так самонадеянно предположил, будто я когда-нибудь вновь займусь с ним сексом.
Но кого я пыталась обмануть?
Я буквально чувствовала, как мои колени слабели от соблазнительной перспективы. Я с жадностью смотрела, как Герман провел языком по нижней губе, и если это не было намеком на нечто большее, чем обычную уборку в его кабинете, тогда я полный ноль в распознавании флирта.
Мой взгляд упал на свежевыглаженную белую рубашку, расстегнутую на несколько пуговиц. С придыханием я любовалась смугловатой кожей Германа и крошечной частью татуировки на груди, на долю секунды позволив воспоминаниям о прошлой ночи пронестись через сознание.
— П-прямо сейчас? — вопросила, сглотнув комок в горле. — Вы обычно не работаете дома, и, может, я уберусь в вашем кабинете завтра? — было невероятно сложно сосредоточиться на чем-то, кроме того, как сантиметр за сантиметром Ермолов сокращал дистанцию, надвигаясь на меня, будто хищник.
— Сегодня, Валерия. Мне нужно, чтобы ты протерла мой стол прямо сейчас, — ровным голосом упорствовал он.
— Но…
— Сегодня, — его голос просел до хрипоты, и Герман вновь облизнул свои упругие губы самым великолепным образом, что незамедлительно свело меня с ума.
— Ооо, — выдохнула я, не зная, что сказать.
Мои навыки сопротивления откровенно хромали и не шли ни в какое сравнение со способностью Ермолова добиваться всего, чего бы он ни возжелал.
— Валерия, — промурлыкал Герман, подойдя ко мне еще на шаг, заставив отступить к его столу позади.
— Да? — чтобы удержаться от падения, я вцепилась пальцами в край стола.
— Ты до сих пор боишься меня? — полюбопытствовал он, изогнув бровь в театральном удивлении.
Он не нуждался в подтверждении своих слов. Он прекрасно это понимал и видел.
Вот черт!
Черт! Черт! Черт! Черт! Черт!
— Только не это…. нееееет… — я запаниковала, глядя на темно-синие брюки, которые держала в руках. — Нет, нет, нет, нет... — сглотнула острый ком, вставший поперек горла, и оглянулась в поиске чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться и не дать себе разбить голову о мраморный пол в ванной комнате Германа.
За что небеса наказывали меня?
Нитки и ткань очень дорогих брюк были порваны, скомканы и полностью испорчены. И лишь теперь, глядя на результат очередной неудачной стиркой, я поняла, что, возможно, мне следовало прочитать бирку, на которой было написано просто-как-ясный-день: «только сухая чистка».
Я действительно влипла.
Сокрушительный удар для моей работы под номером два.
Герман Давидович, скорее всего, потеряет еще одну вещь из своего гардероба. А я — должность. Сомневаюсь, что до меня снизойдет его особое отношение только потому, что мы трахались несколько часов назад в его кабинете.
Ермолов не из тех людей, кто умел держать себя в руках. Если ему что-то не нравилось, он давал об этом знать. Если я делала что-то неправильно, он не мог держать язык за зубами. Он всегда находил красноречивые слова, чтобы отчитать меня и указать на недостатки. Он так же надеялся, что окружающие люди разделят с ним его философию тотального перфекционизма.
Моя философия заключалась в прямо противоположных вещах. Не то чтобы я этого хотела. Просто… так сложилось, что я постоянно совершала ошибки. И мой очередной проступок грозил выговором, или, что еще хуже, увольнением.
После нашего импровизационного секса на столе Ермолова я выполнила поручение босса. Он сидел в своем кресле, по пояс обнаженный, и наблюдал, как я устраняла последствия беспорядка, причиной которого стали мы. Герман настоял, чтобы я занялась наведением порядка, оставаясь абсолютно голой, и это было, мягко говоря, возбуждающе.
Его решение застало меня врасплох.
Поначалу я была обескуражена идеей и рассчитывала, что Герман передумает. Но, увидев, с какой похотью он смотрел на меня, я поддалась искушению и не заметила, как сама втянулась в процесс. Возможно, я получила от этого гораздо больше наслаждения, чем Герман.
Если бы не охранники из службы безопасности Ермолова, которые то и дело слонялись по дому, я могла бы всерьез рассмотреть вопрос о смене рабочей униформы со свободной на ее полное отсутствие. Я бы убиралась в квартире Германа голышом. Исключительно для него.
Когда я закончила с уборкой-без-одежды, Ермолов отправился на встречу с деловым партнером. Нет. Он не рассказывал мне о многомиллионной сделке, которую планировал заключить. Я случайно подслушала, как Герман и глава его личной охраны, Андрей, обсуждали это. Я точно окажусь в беде, когда босс вернется домой и обнаружит, что еще одна брендовая вещь отныне непригодна из-за моего пренебрежения к чтению того, что пишут на ярлычках.
Я ждала возвращения Германа к ужину, однако мужчина появился на пороге лофта в районе трех часов дня. Недовольный и злой. Андрей молчаливо следовал за ним по пятам. Отхлебнув из кружки пару глотков свежезаваренного кофе, я наткнулась на Ермолова, когда он направлялся в сторону кухни.
— Лера, — насупившись, ослабил галстук на шее и расстегнул несколько верхних пуговиц черной рубашки. Даже не смотря на смертельную усталость, отразившуюся на его угрюмом лице, он выглядел очень сексуально. — Налей мне кофе.
— Вы не голодны? — уточнила я.
— Нет. Только кофе.
Я ощутила, как мое тело немедленно отреагировало на его присутствие, и была вынуждена прикусить нижнюю губу, чтобы не потерять самообладание. Разрываемая жутким любопытством, что же стряслось на деловой встрече, я взяла из верхнего кухонного шкафчика кружку и плеснула в нее горячую жидкость. Чайная ложка сахара. Без сливок.
Как мне рассказать ему об инциденте с брюками и не превратиться в горстку пепла от испепеляющего взгляда, которым Герман непременно меня вознаградит?
— Спасибо, — поблагодарил Ермолов, когда я поднесла ему напиток.
— Вы уверены, что не голодны? Я могу быстренько что-нибудь приготовить…
— Кажется, я выразился предельно ясно, — с раздражением рявкнул мужчина. — Что, по-твоему, могло изменить мое решение за пару минут?
Вот блин.
Он точно меня прибьет на месте, когда узнает.
— У меня еще есть дела по дому. Если что-нибудь понадобится…
Герман прервал мое боязливое бормотание резким кивком головы.
— Я позову.
Спустя час, когда я складывала чистую одежду босса в шкаф, он тихонечко вошел в спальню. Я заметила его присутствие неожиданно, обернувшись, чтобы отнести корзину с грязным бельем в ванную. Испорченные брюки Германа лежали на самой верхушке горки из одежды. Я замерла, будто пойманная с поличным на месте преступления. Хотя, так оно и было.
Отшлепанной?
Я бы усомнилась в адекватности Ермолова, если бы не была на сто центов уверена, что он говорил серьезно и, изо всех сил старалась не подвергать сомнению наличие у него здравомыслия.
Мне почти двадцать три. В последний раз меня шлепала мама, когда я была шестилетним ребенком.
— Так что же? — Герман Давидович прочистил горло, как бы намекая, чтобы я поторапливалась с ответом.
— Нет. Я… не была отшлепанной, — надув губы, буркнула в замешательстве.
— Я собираюсь это исправить, ты же понимаешь? — выражение его лица оставалось неизменно жестким. — Дважды, Валерия. Ты дважды оступилась, изувечив мою одежду. Я полагаю, что выбрал справедливое наказание. Я отшлепаю тебя.
Пытаясь справиться с какой-то детской злостью, я глубоко вздохнула и нахмурилась.
Черт возьми, да! Я чувствовала себя почти униженной тем, что именно так он решил «проучить» свою непутевую горничную.
Согласна. Наши отношения босса-и-подчиненной немноого вышли из-под контроля. Но… подвергать меня порке?
— Герман Давидович, вам не кажется, что наказание должно соответствовать преступлению? Я бы могла…
— Что? Оплатить? — с ехидством в тоне перебил меня. — Ты уверена, что готова работать неделями бесплатно? Я повторяю, Лера. Бесплатно. Нанесенный тобою ущерб оценивается даже не в тысячу евро. Если ты выбираешь этот вариант, то к завтрашнему дню я жду полного возмещения. Справишься? Найдешь такие деньги? Позволь поинтересоваться, где молоденькая девушка-студентка возьмет их?
Я сделала еще один глубокий вдох, думая о том, как невероятно цинично звучал Ермолов, несмотря на свою правоту. Даже при всем желании мне не удастся найти большую сумму и вручить ему сиюминутно.
— Ты хорошо подумала? — давил Герман.
Сузив глаза, я с трудом сдержала показательное фырканье. Благоразумно будет выбрать предложенный мужчиной вариант и дать себя отшлепать. Только вот меньше всего мне хотелось доставлять ему удовольствие от победы.
Прикусила нижнюю губу и, на мгновение уставившись в потолок, шагнула к Герману. Он продолжал стоять в расслабленной позе, глядя на меня с высоты своего роста. Макушкой я едва доставала ему до угловатого подбородка. Ненадолго остановила взгляд на перекатывающемся под кожей кадыке, чуть подняла голову и увидела в притягательных глазах цвета темной карамели перемену эмоций. Он был заинтригован, хоть и завуалировал радость от принятого мною решения под меланхоличной маской. Но игривые огоньки азарта в ответном взгляде брюнета прорвались через иллюзию и настигли меня.
— Хорошая девочка, — пропел он, прижав кончик языка к нижней части передних верхних зубов.
— Сколько шлепков? — спросила я с легким рычанием, проглотив свою гордость.
— Десять. По пять за каждую испорченную вещь, — произнес Ермолов спокойным тоном, заставив мою кровь закипеть.
Я кивнула.
Десять шлепков. Не так уж и много.
— Готова? — мужчина приподнял бровь.
Я выдержу все десять.
Он сел на кровать, неожиданно схватив меня за руку и притянув к себе так сильно, что я упала лицом вниз на его колени. Непроизвольно издала пронзительный крик и предприняла несколько попыток, чтобы принять удобную позицию. Но Герман крепко обхватил меня руками, призывая к абсолютной неподвижности.
— Постарайся не думать об этом, как о наказании, Лера, — сказал нетребовательно, мягко скользнув пальцами вдоль моей спины.
Я вздрогнула, ожидая, что сейчас произойдет первый шлепок. Стиснула зубы, потому что мужчина оттягивал этот момент всяческими прикосновениями, пощипываниями и щекоткой. Он намеревался избавить меня от малейшего напряжения в теле и застать врасплох, приступив к непосредственному взысканию платы.
Я понятия не имела, насколько сильными или ласковыми (насколько это вообще возможно в данной ситуации) будут его шлепки. И я не представляла, какая последует реакция. Где-то в глубине души подозревала, что мне понравится, но до последнего не хотела ставить себя в ряд с людьми, которые получали удовольствие от подобного вида сексуальных игр.
До знакомства с Германом я не промышляла мазохизмом от слова Совсем.
— Ты готова? — спросил приглушенно, накрыв ладонями мои ягодицы.
О нет. Я ужасно нервничала.
— Если мне не понравится? Что, если я не смогу долго терпеть? Вы остановитесь, или… — мой голос предательски сорвался на шепот, — продолжите причинять мне боль?
— Я не собираюсь причинять тебе боль, Лера.
— Разве наказание — телесное наказание — не подразумевает боль?
— Скорее я бы назвал это поучительным уроком, — резюмировал Герман. — К тому же, мы можем использовать стоп-слова.
Войдя в большой вестибюль, я затаила дыхание. Всякий раз, когда возвращалась в лофт, у меня возникало нервное ощущение перед встречей с Германом. От одного его присутствия сводило живот и покалывало кожу.
Сейчас он, должно быть, еще в офисе, тем не менее, я не могла унять дрожь в руках, отпирая входную дверь своим ключом. Прошмыгнула внутрь, тщательно вытерла подошвы кед о ковер.
— Где ты была?
Услышав низкий укоризненный голос Ермолова, вздрогнула.
Тут же вскинув голову, я увидела его в гостиной. Он стоял у дивана, скрестив руки на груди, и сурово смотрел на меня.
Сердце подпрыгнуло к горлу. Я замерла, уставившись на мужчину широко раскрытыми глазами.
— Почему вы дома? — пробормотала вопрос, смущенная негодованием Германа.
Он же не злился на меня, потому что я отсутствовала пару часов?
Я нахмурилась, наблюдая за тем, как Герман Давидович широкими шагами обошел кожаный диван в форме буквы Г и направился ко мне.
— Отвечай, Лера, — сказал он, сменив гнев на милость в голосе.
— Я была у врача.
— В субботу?
Возможно, я еще пообедала в кафе со своей однокурсницей. Впервые за сто с лишним лет.
— Я предупреждала вас, что сегодня днем меня не будет, — объяснила я. От волнения пересохло во рту.
— Мне позвонили, пока тебя не было, — Герман вновь насупился. Выражение на его лице выглядело мрачнее, чем когда-либо. — Твой отец.
— Папа? — я открыла рот в недоумении.
— Он в больнице, — медленно продолжил Ермолов.
— В… больнице? — повторила, подчеркивая слова.
— С ним все в порядке, но… — Герман Давидович осекся, оборвав фразу и поджав губы.
— Но — что? — я чуть не зарычала, зная, что мой непутевый отец обычно ничего хорошего не замышлял.
Что на этот раз, черт возьми?!
— Твой отец вел автомобиль в нетрезвом состоянии, — брюнет смотрел на меня с искренним сожалением, надтреснуто отвечая на вопрос.
— О боже, — я резко выдохнула.
Накрыла ладонью ледяной лоб. Появилось острое чувство, словно меня сильно ударили в грудь, выбив из легких весь воздух. Казалось, что вот-вот подо мной разверзнется земля, и я провалюсь в бездонную тьму.
Мой отец был никчемным пьяницей. После череды провальных попыток вернуться к нормальной жизни после смерти мамы он окончательно скатился на дно. Почти каждую ночь напивался до коматозного состояния, говоря и вытворяя ужасные, отвратительные вещи. Мне и всем, кто его окружал. Невзирая на то, что он совершенно выбился из колеи, этот человек продолжал оставаться моим отцом. Моей единственной семьей. Тем, что от нее осталось.
— Насколько все плохо? — спросила холодно.
— Мне не многое известно, — незамедлительно отозвался Герман. — Но… звучало так, как будто он находится под наблюдением полиции. Твой отец сейчас в отделении неотложной помощи.
Я прорычала ругательство себе под нос.
Он жив.
Жив. Это уже хорошо.
— Звонок поступил не так давно. Я уверен, что он по-прежнему в больнице, — поспешил добавить Ермолов.
Я подняла голову. Мы сцепились взглядами на несколько напряженных мгновений, пока я лихорадочно представляла в перспективе, насколько все дерьмово.
— Мне нужно уйти, — произнесла за мгновение до того, как развернулась и помчалась обратно к двери.
— Стой! — крикнул Ермолов.
— Что?! — я не ожидала, что закричу на него в ответ.
Остановилась, как вкопанная. Дышала тяжело и хрипло. Сжимала дрожащие пальцы в кулаки, стараясь изо всех сил не разрыдаться в голос. Я была напугана. Я была в ярости. На меня навалилось столько эмоций одновременно, что я буквально чувствовала, как они давят со всех сторон.
— Как ты доберешься до больницы? У тебя нет машины, — с нерушимым спокойствием подметил Герман, рассудительно проигнорировав то, как я сорвалась на него. И я была очень ему благодарна.
— На метро… или такси, — проведя пальцами по волосам, покачала головой.
— Это займет дольше времени.
— Я что-нибудь придумаю, — ответила, открывая входную дверь лофта.
Ермолов усмехнулся у меня за спиной.
— Я отвезу тебя.
— Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста. Я могу… — начала спорить.
— Я сказал, что отвезу тебя, — повторил громче и жестче, голосом источая огонь.