Соль на губах

До пролога

Когда я проснулась, мой мир поделился на три части. Они были ровные, волнующе сладкие и вредные, как куски торта с самыми жирными сливками. В этот момент, вся моя жизнь сводилась к тому, что я умру, но добьюсь своего любыми способами. Я буду грызть гранит науки, ползти сквозь толпу неприятных тел к грязному рингу и притворяться взрослой на отцовских приемах. Я буду самой красивой, необычной, волнующей, мудрой и сексуальной. Я сделаю так, что каждый мой вдох будет кричать о том, что я победила. Я…

Будильник завопил под ухом и мой монолог прервался на полуслове.

Девочка-мечта из моего сна свернула сценарий, по которому читала свою вдохновенную речь и ушла со сцены, оставив после себя пустой стаканчик из-под кока-колы.

Соль Томпсон вздохнула и вернулась в реальный мир.

И ничего в этом мире не меняется, кроме появляющегося порой предчувствия большой и светлой любви. С пятнадцати лет я то и дело думаю, что вот сегодня это случится! Случилось, блин!..

Пролог

Пять лет назад

На вечеринках откровенно скучно, когда тебе пятнадцать. Ты сидишь со всеми за столом, тайком таскаешь бокалы с шампанским и фрукты и не мешаешься под ногами взрослых. Их разговоры тебя ещё не прельщают, а игры с детьми уже не интересуют. Ты мечешься между детской и столовой в своём «почти вечернем» платье и мучаешься в ожидании чего-то нового и неожиданного. На этот раз привлекла скучная на первый взгляд беседа. Мужчины говорили о работе.  
- Вы не фанат своего дела, мистер Ли! - возмущался мой отец. - Как вы планируете развить бизнес, если не отдаетесь своему делу?  
- Я не ограничен одной сферой жизни, мистер Томпсон! Только и всего! - отвечал мистер Ли.

Я уже знала как его зовут, но вот лица так и не увидела. Все перешептывались о нём. Мистер Ли то, мистер Ли это. Мы с Ксавье и Гаспаром уже с ума сходили от этого вероломства, но герой дня так и не показался на нашем этаже.

- Вы разве не любите своё дело настолько, чтобы посвятить ему всего себя? - подал голос трижды разведенный, но неприлично богатый мистер Канн, с горящим от намечающейся перебранки, взглядом.  
- Если я и люблю что-то, чему готов всего себя посвятить, то это моя жена!  
Наконец, он обернулся. Сказать, что в душе пятнадцатилетней девочки случился переворот, ничего не сказать. Взгляд мистера Ли был таким тёплым, таким влюблённым и нежным, что я даже лицо его рассмотреть не смогла. Просто стояла и трепетала в надежде, что и мне однажды (желательно сейчас!) подарят такой взгляд. Я как маленькая шпионка следила за ним из-за ветвей китайской розы. «Если я и люблю что-то, то это моя жена!» - всё твердила я про себя, как будто хотела запомнить эту фразу на всю жизнь. Впервые в жизни я увидела “любовь”, именно в кавычках, именно увидела. И от восторга меня била нервная дрожь, с которой не сравнится никакая лихорадка. Я хотела так же! Я уже мечтала о любви и предвкушала свое счастье.

Отец никогда не говорил так о матери, никогда не смотрел на неё так откровенно влюбленно, никогда не упоминал её в разговорах с друзьями. Молодой бизнесмен, невероятно привлекательный даже для пятнадцатилетней девчонки, и особенно для неё, казался потусторонним, инопланетным. И в то же время невероятно здешним и  правильным. Остальные мужчины в одну секунду стали просто невозможными мужланами.
Я прижала ладони к пылающим щекам и отчего-то засмеялась.  
- Ксавье! Ксавье, слушай меня! - шепнула я Ксавье, который крутился рядом. Он ещё не осознал всей прелести только что увиденного мной, как и того, что имел яркую и необычную внешность, которой можно было бы уже пользоваться. Он пока был лишь мальчишкой, но мне некому было рассказать кроме него, о чём страдает (уже целых пять минут) моё несчастное сердце.  
- Чего тебе?  
- Я знаю, какой у меня будет муж!  
- Замуж собралась? Ага! Я так и думал, - он заржал, совершенно неприлично, для почти-взрослого-молодого человека в элегантном фраке.  
- Дурак, Ксавье! Вот таким будет мой муж! Как этот мистер Ли! - я снова мечтательно вздохнула и на секунду прижала руку ко лбу, будто проверяя температуру. Неожиданно захотелось стать взрослой, отбить красавца-бизнесмена у его невероятно милой жены и знать, что это про меня так пылко говорят.    
- Ты же... ну ты же знаешь, что я буду тебя дразнить, да?  
- Тебе ничего рассказать нельзя! Ты невыносим! - совсем по-взрослому заявила я, закатила глаза и, бросив напоследок взгляд на мистера Ли, удалилась в свою комнату.  
- Эй! Соль Ли! Ну-ка подожди меня, - хохочущий Ксавье бросился следом.

Глава 1. Притон Ксавье

Настоящее

- Невозможно уместить в голове эти уродские даты! - с порога заявляю я, швыряя сумку прямо в коридоре.  

Не раздеваясь заваливаюсь на кровать, которая ещё пару часов назад была, очевидно, пристанищем на одну ночь для какой-то пьяной девицы. Ксавье себя не утруждает, даже не освобождает мне клочок места, лениво откидывает с глаз тёмную чёлку и закуривает.   

- Что, Соль Ли, история это не твоё? - он немного щурится, затягиваясь, и я не могу не признать, что сейчас он до тошноты привлекателен. У него худое, крепкое тело, по-мальчишески длинное, упругое, как будто соткано из энергии в чистом виде. Он в сущности похож на подросшего и полного сил щенка, красивого, но слишком бешеного. Его тёмные волосы контрастируют с алебастровой кожей, а глаза всегда озорно светятся и я знаю, что он свёл с ума сотни две девушек по меньшей мере. Я перекатываюсь на бок, чтобы лучше его видеть.

- Совершенно! Я пошла по неверной дорожке, - вздыхаю, кручу в руках пачку его сигарет и бесцеремонно швыряю её на пол. По лицу Ксавье пробегает тень улыбки, наигранного возмущения и может быть… гордости? Да, он мною гордится. Я - его бриллиант, к которому он не прикасается, боясь запачкать, но гордится безумно.

На часах ещё нет и десяти утра, а я уже сбежала с пар, чтобы валяться в  кровати, в прокуренном «притоне» Ксавье. Тут не просто хорошо, тут есть лучший человек, которому и в голову не взбредёт сказать, что не ходить на пары - это плохо. Его тёплая, сильная рука гладит меня по волосам и делает это удивительно аккуратно, так что я борюсь с желанием свернуться рядом с ним калачиком и молча лежать, пока не наступит ночь, а может и конец жизни. Сопливо, но я отнюдь не про любовь, я про дружбу, а это почему-то зачастую расценивается фривольно, даже если вы с другом одного пола.

- Изучать бизнес не так плохо, просто ты станешь занудой, испортишь зрение и вкус в одежде, а я стану сексуальным доктором и буду трахать медсестёр в подсобках. Каждому по талантам! - жмёт плечами Ксавье, и только чудом успевает затушить сигарету, до того, как подушка приземляется ему прямо на лицо.

- Если ты будешь все время кого-то трахать, тебе самому понадобится доктор!  

- Нет, дорогая! Я чист, как столетняя девственница! Во-первых: я ответственный пользователь своего тела, и сдаю анализы раз в три месяца. Во-вторых: я не трахаю абы кого, у меня в конце концов наметан глаз и хороший вкус! В-третьих: я тебя умоляю! Всё лечится!  

Ксавье откидывает одеяло (слава богу в трусах, я до последнего сомневалась) и шлёпает босыми ногами по полу, лениво, по-кошачьи медленно идёт в сторону душа. Я отчётливо понимаю, что если сейчас же не встану, то просто усну. Нигде не спится так хорошо, как в кровати этого засранца. Порой, в минуту абсолютной бессонницы, так и хочется прыгнуть в “Кристину” и приехать сюда.   

Я встаю и принимаюсь ходить по комнатам, открывая окна, чтобы хоть немного проветрить помещение. Достаю мусорный пакет и скидываю туда бутылки, опустошаю пепельницы и сминаю коробки от пиццы. Этот ритуал «очищения» - верный помощник в прочистке мозгов.  

- Мне начать тебе платить за уборку? - Ксавье возвращается, и я спиной чувствую каждое его движение. Он яростно трёт волосы на голове полотенцем, при этом вокруг разлетаются капли воды и распространяется запах шампуня.

- Если хочешь. Я принимаю оплату едой или хорошей выпивкой! - вздыхаю я, доставая из-за кресла початую бутылку виски. - Это, кстати, нехорошая!  

- Выделываешься?  

- Могу себе позволить! - бросаю бутылку в раковину и тащу мусорный мешок ко входу. Ксавье и пальцем не шевелит. Не из лени, из чистого удовольствия наблюдать меня за работой.   

- Как твоя очень важная учеба? - я знаю, что Ксавье совершенно не интересны такие подробности моей жизни, но он всегда задаёт этот вопрос, зарабатывая на всякий случай очки.

- Неплохо. Бизнес-курс будет вести какой-то молодой богач. Такой ажиотаж...  - в квартире дышится уже легче и я с наслаждением падаю обратно на кровать, намекая, что уборка окончена. На меня смотрят в недоумении (как и каждый раз), но ничего не говорят.

- Молодой богач? Знакомый?  

- Вроде нет, я по крайней мере не слышала чтобы кто-то из папиных друзей занялся чтением лекций, - Ксавье жмёт плечами, кивает и снова прикуривает сигарету.  

- Что там твоя подружка? - он очень характерно щурится, и на этот раз я точно знаю, что это не от дыма. Умело прикрываясь такими глупыми жестами, он мог провести кого угодно. Сейчас, например, ему было неловко, но он даже помыслить не может, чтобы кто-то это заметил.

 — О тебе не спрашивала, если ты об этом, - я смотрю на него, стараясь придать выражению как можно более невинный вид. - Плохая, все-таки идея сводить лучшего друга…

- С мерзкой шлюх…

- Ну только не надо переходить к низменным проявлениям своей натуры! Ты же не святой!

- Не насмехайся над моими чувствами, дорогая, это я тут пострадавшая сторона! - Ксавье закрывает окна, он не любит сквозняков, и ложится рядом, будто и не было этого почти активного пробуждения. - Будем объективны, она шлюха!

Глава 2. Апартаменты Майи

Выхожу на улицу и тут же ощущаю всю тяжесть города на своих плечах. Он дымит и ноет перетруженными дорогами, чихает и кашляет, сопливит моросящим дождём и требует лекарств и отдыха. Хочется вернуться в квартиру Ксавье, но там почему-то ещё печальнее. Неугомонная, легкая энергия друга иссякает всегда к утру, и до обеда он громоздкий, как старый шкаф посреди комнаты. Он становится занудным, страшно мерзким и не вдаётся ни в чьи заботы, кроме своих. Сбежать от него хоть до вечера - банальная необходимость.   

Я открываю "Кристину" ключом (на эту ржавую банку, даже не поставить сигнализацию!) и сажусь на кожаное, некогда алое, сиденье. Машина не отвратительна по своей сути, но я её ненавижу всей душой. Усаживаясь в красную «Фурию», я всегда жду, что та взбесится и выкинет какой-то финт, но машина благополучно заводится, послушно везет куда нужно, и терпеливо делает остановки на всех светофорах, даже не пытаясь проявить свою истинную натуру. Древний «Плимут» принадлежал ещё старому Томпсону, моему дедушке, который приобрёл «красотку» на первые заработанные деньги. Уже к началу следующего месяца, предприимчивый Терри Томпсон накопил на отличный «Форд», а «Фурия» оказалась погребена под брезентом в гараже, однако через десять лет её снова поставили на ход уже для моего отца. Так «Плимут Фурия» шестидесятого года стала принадлежать девчонке, которая, (вот сучка), не ценит её грациозной старости.  

Даже отремонтированная настолько, что внутри почти не осталось «родных» запчастей, машина имеет исключительно свой “ретро-шарм”, упивается эксклюзивностью и гордится перед собратьями, пылящимися в музеях и гаражах коллекционеров, своей независимой вольной жизнью на дороге.

«Фурия» останавливается на парковке общежития, где вот уже третий месяц обитает Майя. В очередной раз потеряв надежду стать «не криворукой» официанткой, она решила, что образование - это то, чем она должна сейчас заниматься в первую очередь, а стипендии вполне хватит, если жить в общежитии, а не на съемной квартире. Так Майя впервые в жизни обзавелась соседками, общим душем и личной полочкой в холодильнике.  

- Как там твой дружок? - первым делом интересуется Майя, выуживая из шкафа тёмно-синее платье на бретелях, на которое без слёз и тёплой кофты, не взглянешь. Я усмехаюсь, припоминая, что не далее как пару часов назад вела подобную беседу с “дружком”.

- О тебе не спрашивал, - как заученное заклинание повторяю я, но усмешка с лица не сходит. Выпендрёж про их “взаимную ненависть” порядком надоел и превратился в “семейную шутку”. - Что там за «первоклассная» идея у тебя?  

Майя была частью того общества, которое не одобряли мои родители. А также Ксавье, бабушки, дедушки и даже горничная Марта. Если Ксавье был «заигравшимся» мальчишкой, которому простительны и алкоголь, и травка, и бесконечные девушки, охраняющие его постель, то Майя была «неправильной», хоть вела если не более скромный, то уж точно не худший образ жизни. На Майю в моей семье закрывали глаза, ворча про себя что-то про «эту девчонку», а Ксавье были рады всегда, будто надеясь втайне, что однажды Томпсоны и Рье породнятся.   

-Ты с ума сойдешь! Отпросишься сегодня? - Майя откидывает платье и достаёт вместо него подарок из прошлого века, сверкающую пайетками кофточку со шнуровкой на спине.   

- Да никто не заметит, не проблема! Куда идём?  

- Бои без правил! - Майя ничем не выражает энтузиазма, будто “бои без правил” это то, что мы говорим друг другу каждый день. Её взгляд останавливается на моём кружевном топе, а в голове уже созревает коварный план, как этот топ с меня снять.

- Что за чушь, Майя? С каких пор?  

- Я кое с кем познакомилась, он там вроде как судья, или охранник, не знаю. Обещал, что там очень будет весело! А одна я боюсь!  

- Ещё бы ты не боялась. Ты уверена что это так уж волнующе? Или ты просто хочешь встретиться с этим судьей-охранником?  

- Он сказал, - Майя падает на свою узкую односпальную кровать и подкидывает в воздух розового плюшевого зайца, - что это не просто драка двух ребят. Это реально невероятное зрелище! Там будут какие-то финалисты чего-то там, и билеты уже месяц как не купить. А мы сможем сидеть у сцены!  

- И как же ты этого добилась?  

- Фу, какой мерзкий вопрос! Никак не добилась! Я с ним даже не спала, он вообще очень приятный тип, просто такой немного… туповатый. Не важно. Вроде как эти места в первом ряду оставляют для членов семьи или вроде того. А у этих, которые сегодня дерутся никто не придёт и вот, чтобы места не пустовали их быстренько занимают. Осталось два, рядышком. И мы должны на это посмотреть!  

- Звучит уже не так плохо, только я не одета для такого… мероприятия. Что вообще туда надевают? Развратные платья?  - я пристально смотрю на гору вещей, в которой угадываются и монашеские платья-свитера, и миленькие сарафанчики, и “удушливые чехлы” из плотной ткани. Даже один корсет приветливо машет шнуровкой, раскачиваясь на металлической спинке кровати. Я не в восторге, но мероприятие может оказаться занятным, если уж в первый ряд и на места для родственников, а Майю всё равно не переубедить. Она уже смотрит на мир томным взглядом ленивой завоевательницы, в этом они с Ксавье похожи до смешного.

Глава 3. Особняк Томпсонов/грязный клуб

Мама что-то быстро-быстро строчит в блокноте карандашом. Она не признаёт современных гаджетов и считает ноутбуки “не романтичными”. А потому у неё имеется десяток новых блокнотов для разных целей и целый архив, уже исписанных, в коробке в гардеробе.

- О! Дорогая! У меня по-тря-са-ю-щая идея!

- О чём ты? Фото? Обложка? - я закрываю лицо руками, будто камера уже нацелена в мою сторону, но мама не обращает на это ровно никакого внимания.  

- Да, да, да! Мы с тобо-ой!

- Нет! Я против, - я машу руками, точно мама уже набросилась, чтобы взять интервью. - Я знаю как это будет. Выберут самую ужасную фотографию, потом напишут под ней что-то глупое, типа: “Нота Соль в семье Томпсон”! Я на это не подпишусь, мамочка!

Уже убегая в свою комнату, я отчётливо слышу, как мама шепчет: “Нота Соль в семье Томпсон! Гениально!”.  

Мама была своеобразной женщиной. В ней присутствовал вагон мудрости и рвения ко всему, за что бы она ни бралась.Она сама (без помощи папы имеется ввиду) организовала целый журнал и даже (почти) не брала у него денег на первоначальный капитал (зато брала у своего отца), а ещё она была чертовски милой. Ингрид была способна расшибиться в лепёшку ради друга, заветной мечты или семьи, но в остальном создавала впечатление исключительно ленивой и до крайности томной женщины. Я горжусь ею пожалуй, просто оттого, что она точно не такая, как многие другие мамы. У Маргарет мать представляет собой дьявола в юбке-карандаше, а у Ксавье - мама-блондинка, во всех смыслах блондинка, без шуток.

Я бегу на второй этаж, чтобы спрятаться у себя в комнате, но ещё не дойдя до двери, понимаю, что сейчас Гаспар просочится следом. Мой брат, очаровательный и загадочный на первый взгляд, являет собой самое милое и безобидное существо на планете. К тому же он объективно не самый умный парень, что выражается... во многом, на что в семье предпочитают закрывать глаза.

- Гаспар, что случилось?  

- Ничего!  

-Тогда дай мне собраться! У тебя синяк на скуле, - я роюсь в шкафу в поисках “крутых” шмоток, пока брат, нерешительный и как всегда крайне потешный, топчется за моей спиной .

- На тренировке упал. Ну типа толкнули, прикинь!   

- Я очень опаздываю, давай я вернусь вечером, и мы поговорим! - я ещё надеюсь на душ, иначе волосы точно не уложить, но времени на него всё меньше. Гаспара выставлять совсем не хочется, не люблю его обижать, но рассчитываю, что заглажу вину картошечкой фри, которую он ест только тайком и в очень ограниченных количествах.

- С Майей встречаетесь? - спрашивает он.  

- Да, с Майей. Ей что-то передать?  

- Не, ничего, - скромно улыбается Гаспар, будто получил от ответа всё, на что рассчитывал. Его мягкие пронзительно-голубые глаза наполнятся светом, он будто весь плавится и смеётся сам себе, глядя в окно. Пытается унять улыбку, но она возвращается, и я млею от созерцания этой сумасшедшей односторонней любви. Хочется взять Майю за волосы и притащить к брату, мол, на! Люби свою Майю. Но увы… он даже близко не смог бы соответствовать её темпераменту.

- Хорошо. Так я пойду? - Гаспар явно хочет поделиться чем-то ещё, но не может решиться, меня чуть не пробивает на слезу от его вида, но я с детства уяснила, что мой мир не может быть сконцентрирован на нерешительном брате. Ещё в школе, я, первоклассница, ходила как-то за ним по пятам целый месяц. Решила, что буду его защищать и налаживать его личную и общественную жизнь. Потом брата побили, а меня наказали, чтобы не повадно было.

- Ага, давай. Хорошего вечера…

- Если что, прикроешь перед родителями?

- Да, да. А там не опасно? Ну, куда вы идёте?

- Нет, конечно! Что ты! Просто небольшая студенческая вечеринка! - вру не думая, но этого хватает, чтобы в глазах Гаспара рассеялась тревога. Его лицо расплывается в самой добродушной улыбке.

***

Фурия “Кристина” заводится ровно, почти удивительно сговорчиво, и всю дорогу радует тем, что не кашляет на светофорах.

- Ну, это знак хороший! - говорю я Майе, которая пытается докраситься прямо в машине. - Так ты уверена, что мы едем не в гадкий притон?

- Уверена-а! - повторяет в сотый раз Майя.

- Навигатор говорит, что мы на месте, - бубню я себе под нос, сверяясь с картой в телефоне. Майя нетерпеливо ёрзает на месте. - Вот это?

Я смотрю на подругу в недоумении, потому что машина остановилась перед переполненной парковкой возле бетонного клуба, вроде бывшего спортивного комплекса. Для центра города усыпанного викторианскими постройками, кричащими о скромном, но дорогом шике, эта серая конструкция - бельмо на глазу.

Толпа у входа заранее кажется душной и не похожей на гостей светского мероприятия. Из дорогих огромных машин выходят разряженные “тёлки” в компании жирных кавалеров, от которых за сто метров разит лосьоном после бритья и тяжелым запахом виски и сигар.

Глава 4. Грязный клуб

Я дрожу сама не знаю почему, стоя в пыльном темном коридоре. Тут душно, сыро и промозгло, а скачок адреналина вскружил голову.  Не так шокировало увиденное, как этот странный тяжёлый взгляд, будто я тут лишняя. Да, весь этот магнетизм, конечно, прикольная штука, но уж простите, я реально здесь лишняя. И он это знал, когда смотрел на меня, вскочившую не к месту на ноги.

Бой окончен. Из колонок какой-то неразборчивый шум. И я даже не хочу знать, кто победил. Я слежу за ударами сердца, они отсчитывают секунды до того момента, как откроются тяжелые двери и народ выйдет в коридор.  

Шаги и скрип, двери открыты. Я бегу на чудом оживших ногах, чтобы не ощущать снова удушливый запах дешевых духов, которые моя изящная мать даже под страхом смерти не нанесёт на кожу. Мне виделось, как этот парфюм  их мерзких уже стареющих тел липнет ко мне и не даёт дышать коже. Мне кажется, что я сама пропахла им и уже не ощущаю тонкий аромат собственных волос, который так люблю.

- Пожалуйста, пожалуйста, - шепчу я, пытаясь открыть хоть какую-то дверь.  

За поворотом очередного коридора я уже понимаю, что заблудилась. Мало того, что не знаю куда идти, так ещё чёртов коридор бесконечен, и где я повернула не туда, понятия не имею. Все двери закрыты, и надежды, что за одной из них лестница, никакой.

Я мечусь, уже не стесняясь ломиться в глухие двери без табличек, пока очередная ручка не щёлкает, сообщая мне, что удача повернулась нужным местом.

Я в комнате, пустой и тихой, почему-то сразу становится спокойнее, как будто я нашла выход на улицу. Мысль, что поиск был затеян для совершенно другой цели, пока голову не посещает. Но стоило только выдохнуть с облегчением, как накатывает новый ужас. Я не знаю, где Майя, не знаю, как вернуться, и не помню, где оставила свою сумку. Вдруг стало так жалко «Кристину», которая стоит на парковке одна.  

Тёмная каморка совсем не выглядит опасной, пока не происходит страшное: где-то вдали мелькает полоска света. Я вжимаюсь в стену. Помещение захламлено, много стеллажей и спортивный инвентарь, поэтому меня могут и не найти.   

- Не прячься, я тебя заметил!  

- Мамочки, - почти не слышно шепчу я.

Только бы не тот, гипнотизирующий глазами!  

- Что ты тут делаешь?  

- Мамочки… - снова, совсем тихо.

Я не слышу даже саму себя, куда уж ему... Стоит довольно далеко, при желании я даже могу сбежать.  

- Что. Ты. Тут. Делаешь? Тебе тут не место.  

Я вижу только те самые глаза в темноте, под капюшоном. Приглядевшись, замечаю кровоподтек, уже запекшуюся кровь. Немного опухшее, вероятно, довольно красивое при других обстоятельствах, лицо. По крайней мере, у него нет носа-картошки и не выдаётся вперёд уродливый подбородок.

Где мне не место? Тут в этой комнате или тут вообще?

- Так и будешь молчать?  

Он приближается и останавливается так близко, что я от удивления что-то пищу, не совсем членораздельно или убедительно. От него не пахнет удушливыми духами, почему-то это очень важно. Кровью, потом, пылью от грязного ринга, но не духами. В голове не укладывалось, что стою рядом с таким человеком. А каких-то полчаса назад я представляла, что Он меня в толпе заметит и посвятит мне, счастливице, победу. От этого страшного контраста становится и неприятно, и интригующе. Одна его рука ложится куда-то за мою голову, он опирается о стену, и  у меня создаётся ощущение, что это не для устрашения, а просто приступ головокружения.

Ему же черепушку стрясли, наверняка…

Я прислушиваюсь к своим ощущениям: всё ещё очень интригующе, но коленки трясутся очень сильно. Этого человека только что били. По лицу. Кулаками. Он лежал прямо напротив меня и гипнотизировал.  

- Тебе тут не место.  

Жестокий, очень не вежливый голос. Почему бы ему не замолчать? Просто постоим вот так молча, потом я убегу и попробую найти «Кристину».  

- А… - начинаю было я, но не могу сформулировать мысль.  

- Прорезался голос? Ещё чуть-чуть, очень прошу, - тихо просит он, сощурившись, наклоняя голову, будто, чтобы лучше меня разглядеть.  

- А… можем помолчать? - я нервно смеюсь и даже поднимаю голову, чтобы понять улыбнулся он или нет, он не улыбнулся. Может краешком губ, но из-за крови на лице и капюшона этого не видно.  

- Можем. Молчи.  

Дверь открывается, и кто-то входит, Чёрный тигр разворачивается и закрывает меня собой. Я тихонько мычу, и он заводит руку, чтобы дать мне понять, что нужно заткнуться. Видимо он хотел взять меня за запястье или типа того, но наткнулся на обнаженный бок и замер, сжимая кожу. Я тоже замираю. Моей кожи, тем более на животе, ещё никогда не касались незнакомые мужчины. Её там вообще, кроме доктора Рье и может быть Ксавье, никто не касался.    

- А вас там… п-потеряли...

- Да. Сейчас вернусь.  

- Ждём. Журналисты спрашивают.

- Сегодня никаких комментариев. Сразу домой.  

Дверь закрывается, и мы остаёмся одни. Снова. И я уже сомневаюсь, что это интригующе. Он так и стоит спиной ко мне, сжимая обнаженный бок. Большой палец давит на живот, это не больно, но грубо. Когда он всё-таки шевелится, я громко выдыхаю, прижав руку ко рту. Сейчас развернётся и отпустит. Сейчас, сейчас.  

Он стоит теперь ко мне лицом, но место одной руки занимает другая. Он держит меня за талию и внимательно смотрит прямо в глаза. Мурашки разбегаются от его руки вниз и вверх. Вверх прямо в грудь, а вниз... куда-то непонятно куда. Он наклоняется чуть ниже. Я снова выдыхаю в ужасе, ожидая чего угодно, от удара до поцелуя.   

- Пошла. Вон отсюда!

Глава 5. Квартира мистера Ли

Кло всегда чувствовала Кайда на расстоянии. Она была его отражением, один мозг на двоих, одни мысли и совершенная система ментальной связи. Это повелось с тех пор, как у Кло были тонкие косички с бантиками, а у Кайда красная игрушечная машинка в кармане. Они были нужны друг другу и в те годы, когда Кло мазала тональником первые подростковые прыщики, а Кайд проводил целые дни на старом футбольном поле с какой-то шпаной. Они пережили первые влюблённости, первые поцелуи и первый секс, доверяя друг другу все секреты на кухне. Впервые напились вместе, впервые попробовали сигареты, тоже вместе. В четырнадцать катались без прав и чуть было не разбили тачку. Скрывали синяки и боевые раны, учились всему, даже плохому. И все это вместе.

Сейчас, стоило ему ввалиться в собственную квартиру, держась за голову, она уже была там. На столике стояла оприходованная бутылка белого сухого, по телевизору “Дневник памяти”.

- Опять подрался? - весело спросила она, привставая с дивана и падая на спинку животом, как маленькая.

- Ага. Поможешь?

- Почему бы тебе не нанять личную медсестру?

- Личная медсестра не придёт в мою квартиру без приглашения, просто потому что поймёт, что так нужно. Открывай вторую бутылку, я знаю, что она у тебя есть.

- Э, нет, ты будешь ворчать. Я лучше виски тебе налью!

Клотильда и Кайд Ли родились в один день, в одной из тех семей, где дети в определенный период времени растут как сорняки, набираясь жизненного опыта и моральных сил где попало и от кого попало. Их отец, Джолли Ли, был музыкантом и все дни напролёт в доме гремели то Бах, то «Рамштайн», а в гостиной часто оставались на ночь какие-то непонятные люди, которые много курили. Семья Ли не была неприличной, не была нищей, но деньги у них водились не впрок, а на эту конкретную красивую жизнь. Их мать, Холли Ли, была художником по костюмам и так в этом продвинулась, что трижды оказывалась на церемонии вручения премии «Оскар» в одном ряду с Дженни Беван и Джоном Брайтом. Она «одевала» добрую половину фильмов BBC и в доме вечно валялись шляпные картонки и куски кружев, будто это был старинный замок, а не фешенебельный особняк в более-менее престижном районе. На Хеллоуин Кло зачастую была Скарлетт О`Харра, а Кайд - Сидом Вишесом.

Джолли и Холли Ли, как будто в шутку нашедшие друг друга, так же в шутку и жили душа в душу. Они не совершали крупных покупок, месяцами пропадали то на съемках Холли, то на концертах Джолли и были просто безответственными родителями. Жизнь с ними была простой и веселой, а потом пришёл дедушка и сказал, что дальше этот кошмар продолжаться не может. Холли тогда красила Джолли волосы в чёрный, высунув от усердия язык, а на её домашнем манекене висела крутая кожаная концертная куртка. Дедушка сказал, что теперь Кло и Кайд будут жить с ним.

Родителям потребовалось четыре года, чтобы остепениться. А потом они стали очень невесёлыми, как два наказанных ребёнка, которые смирились с тем, что уроки делать нужно. С тех пор семья Ли стала «правильной» семьей, Кайд и Кло посещали оплаченные дедом частные школы и развивающие секции, перестали прогуливать уроки, когда вздумается, и стали образцовыми детьми.

Это были дети о которых можно только мечтать. Самостоятельные, благодаря жизни «на чемоданах», умеющие позаботиться друг о друге, и при этом настоящие вольнодумцы. Друзья своих родителей. Похожие друг на друга и в то же время очень разные. С годами многое пошло не так, как они видели в детстве. Кло уже не мечтала стать цирковой артисткой или стюардессой, а он забыл, что когда-то хотел быть пилотом «Аэробуса».

Сейчас Кло - редактор модного журнала с богатым модельным портфолио. А Кайд - умный, хладнокровный бизнесмен. Оба несчастны и оба счастливы. Кло в разводе из которого вынесла больше пиара, чем переживаний, Кайд вдовец, который не афишировал это и никогда не обсуждал с прессой подробности. Кло завоевала популярность ещё в восемнадцать, когда её фото украсили баннеры нескольких рекламных компаний и обложку средненького журнала. А Кайду потребовались время и силы, чтобы добиться всего, что у него есть. В девятнадцать Клотильда Ли стала иконой, которая мелькала в жёлтой прессе, а ещё через год вышла замуж за режиссера Ковальски, и теперь ненавидит поляков. Кайд Ли в девятнадцать был студентом престижного вуза, а в двадцать один стал счастливым супругом Пенни Ли.

Нынешние Кло и Кайд совсем не походили на тех детей, что сидели в домике на дереве во дворе особняка Ли, зарываясь носами в шерсть семейной дворняги по кличке Мо. Тогда мальчик Кайд изо дня в день терял один носок, всегда правый, и потом весь день сверкал грязной пяткой, даже не замечая этого. Девочка Кло бесилась из-за длинных спутанных волос и вечно ломала в приступе ярости расчески, а к вечеру колтун на голове можно было разве что выстричь. Они считали, что вечно будут мотаться по тусовкам с родителями, а однажды уедут с ними на трейлере в Ирландию, где все вчетвером будут варить эль и танцевать кейли.

Взрослая девочка Кло подошла к пульту аудиосистемы и включила Paddy And The Rats. В комнате сразу стало весело и как будто пропали проблемы. Маленькие и большие. В бокале Кайда оказался виски, в бокале Кло снова было вино.

- Больно тебе? - она стояла над братом и вытирала ссадину.

- Да нет, ничего страшного. Бывало и хуже.

- Кай, доживи до сорока, а?

- Эм… ок, постараюсь, - усмехнулся он и сделал большой глоток виски, о чём тут же пожалел и сморщился. Всё-таки виски нужно потягивать а не глотать.