Вагон метро мерно покачивался, мчась во мраке туннеля. Освещенные светом из окон, наперегонки с поездом, змеясь, бежали черные провода. Пассажиры сидели, уткнувшись в свои смартфоны, но некоторые стояли, хотя несколько мест пустовало. Я тоже стоял, прислонившись к двери, несмотря на грозную надпись на стекле.
– Что вы на меня так смотрите?
Поначалу я даже не понял, что вопрос адресован мне, поскольку мысли мои были далеко. Действительно, не осознавая того, я несколько минут смотрел на женщину, стоявшую напротив меня, пожалуй, до неприличия пристально.
– Простите, – извинился я, отведя взгляд. – Просто вы похожи на одну мою знакомую…
Женщина усмехнулась, приняв, видимо, мой ответ за банальный способ знакомства.
– А я уж подумала, вы осуждаете, что я без маски.
– Я сам ее не ношу, как вы заметили.
Та, кого мне напомнила эта незнакомка, на самом деле старше ее лет на двадцать. Но уже год как ее нет. Причиной ее ухода стала онкология, а не пресловутый ковид, но из-за этого чертова локдауна я даже не смог с ней проститься. Да и узнал я о ее смерти случайно, от знакомых, потому что не общались мы очень долго. Много-много лет…
– Станция «Алексеевская», – объявили громкоговорители.
Моя попутчица, направилась к выходу. Когда двери открылись, она обернулась и посмотрела на меня с мимолетной улыбкой. Я даже принял эту улыбку за приглашение следовать за ней, но слишком долго раздумывал.
– Осторожно, двери закрываются! – проговорил строгий голос в динамике, словно повелевая остаться на месте.
Поезд тронулся, а я смотрел сквозь окно на спешащих людей, чтобы еще раз увидеть свою незнакомку, идущую по платформе. На мгновение, через оконное стекло, наши взгляды снова встретились…
Ту, которую мне напомнила эта попутчица, звали Марина. Мы познакомились с ней довольно юными, мне было семнадцать, ей девятнадцать. Между нами была только дружба, которая бросила зерно в мою душу, и это зерно дало всходы любви. Мы ходили в гости друг к другу, слушали музыку, назначали свидания, наносили визиты знакомым. Я привыкал и хотел, чтобы мы всегда были вместе, но открыть ей свое крепнущее чувство никак не решался. Мне казалось, что скоро всё разрешится само собой, я был уверен в ее ответной любви, даже некоторые случайные фразы расценивал как намеки. Она ласково обращалась ко мне, нежно сокращая мое имя, что я принимал за проявление симпатии.
– Ой, смотри, Санни, какая прелесть! Знаешь, как называется этот цветок? – спросила она меня как-то апрельским днем, когда мы гуляли в Ботаническом саду.
Из пожухлой прошлогодней травы пробивался лиловый колокольчик на крепкой пушистой ножке.
– Нет, не знаю.
– Это пульсатилла или прострел. А в народе его часто называют сон-травой.
Ее интересовала биология, а я больше был увлечен техникой.