Союз стихий

Пролог

     Солнце ярко освещало покои. Казалось, весь мир состоит из его сияния – нет комнаты, нет дворца, нет людей, ничего нет кроме солнца. Из него одного сотканы стены и пол, и потолок, и мебель, и даже девушка у трюмо. Воздух пропитался его светом и ароматом цветка геллы, от которого у девушки слегка закружилась голова. Или тому виной был особенный день?

    Дверь открылась без стука. Две ее ровесницы в белых одеждах впорхнули в комнату. От их безостановочного щебета в просторном помещении сразу стало тесно.

    − Ах, что за чудо! – одна подхватила с кровати платье и приложила к себе. Горчичного цвета наряд с юбкой в пол и глубоким вырезом на груди был богато расшит золотом и украшен драгоценными камнями. – Оно великолепно. Но до чего тяжелое!

   − Положи, где взяла, − одернула ее вторая. Повернувшись к девушке у трюмо, она спросила: − как чувствует себя будущая госпожа славного рода Гелиополя?

  − Волнуется.

  − Аурика Прекрасная досточтимая жена Лоредана Справедливого лорда Гелиополя из рода «Первого луча зари». Звучит неплохо.

   Девушки рассмеялись.

   − Тебе прекрасно известно, Иоланда, я выхожу за Лоредана по любви, − заметила Аурика, едва стих смех.

  − Повезло тебе влюбиться именно в него. Представь, если бы на его месте был лучник без рода и племени.

  − Или того хуже, − поддержала Иоланда, − низший.

   Аурика передернула плечами. Само слово «низший» оскорбляло слух. Она твердо заявила:

   − Этого не случится никогда. Наша с Лореданом любовь вечна. Мы рука об руку пройдем жизненный цикл до конца, а после вместе вознесемся к солнцу.

  − Так и будет, − согласились подруги невесты.

  Аурика поблагодарила их кивком головы. Сегодня она особенно нуждалась в поддержке. Дочь знатного отца и не менее знатной матери, она рано осиротела. Некому ее благословить в этот важный день. Она никогда не знала нужды, но всегда остро чувствовала одиночество. Пока не встретила Лоредана. При мысли о женихе, под бронзовым загаром проступил румянец. Лоредан – живое воплощение ее детских грез. Сильный, умный, добрый и надежный, к тому же красивый. Аурика всем сердцем верила, что их жизнь будет светлой, как самый солнечный день в Гелиополе.

   − Ты не боишься? – шепотом поинтересовалась Иоланда у невесты, когда вторая девушка отошла к балкону.

   − Чего?

  − Соприкосновения ладоней. Все твои помыслы, сокровенные и тайные, откроются супругу.  

   − А мне откроются его, − Аурика представила, как это будет. Сердце тревожно забилось.

   Соприкосновение – ритуал, пройти который дозволяется лишь пару раз за жизненный цикл. Например, во время свадьбы. Обмен энергией между гелиосами в повседневной жизни запрещен под страхом смерти. Ведь наряду с энергией соприкоснувшиеся делятся мыслями и чувствами. Ничего нельзя утаить.

   Подруги помогли невесте облачиться в подвенечное платье. Волосы убрали наверх, оголив шею. Втроем они вышли из покоев. За дверью ждали гости, сопроводить новобрачную к алтарю. В фигуре и походке Аурики сквозила величественная стать. Еще совсем девчонка, а уже видны задатки правительницы.

   По горному серпантину они взбирались все выше и выше. К высочайшей горе Гелиополя. На ее вершине Аурике предстояло дать свадебный обет.

     Платье давило на плечи, царапало кожу. Камни впивались в голые ступни. Но она мужественно переносила трудности. Это испытание. Будущая госпожа рода «Первого луча зари» должна быть стойкой духом, чтобы всегда и везде следовать за супругом. Делить с ним солнечный свет и если придется ночную тьму.

   При мысли о ночи Аурика скрестила пальцы, отгоняя несчастье. Не пристало думать о дурном в столь радостный день. Не то накликает беду.

   Из-за пригорка показался алтарь – обтесанный ветрами валун. Девушка воспрянула духом, увидев жениха. И, несмотря на усталость от подъема в гору, прибавила шаг.

    Лоредан Справедливый смотрел на нее, не отрываясь. Она тонула в его янтарных глазах. Ноги сами несли вперед − в объятия возлюбленного.

    Вопреки обычаям Лоредан шагнул навстречу невесте и подал руку, облегчая ей последний тяжкий подъем. В толпе послышался ропот, но жених игнорировал недовольных. Таков был ее Лоредан: смелый и безрассудный, готовый ради нее на все. Его мать, мать его матери, сотни женщин из сотни родов поднимались на гору самостоятельно. Но разве мог он позволить своему солнышку перетруждаться?

    Аурика одарила жениха лучезарной улыбкой. Да не наступит тот день, когда она устанет благодарить Небесного отца за то, что он подарил ей Лоредана.

Глава 1. Стальной лед

   Лунный свет, отражаясь от снега, сверкал подобно драгоценным камням, словно землю кто-то щедрой рукой усыпал бриллиантами. Вот уже два месяца, как солнце покинуло северный край. Луна – единственное, что увидят на небе лес и деревня на его краю в ближайшие полгода. Снежный покров за это время нарастет над землей белой корой. Позже солнце выглянет на месяц-другой, но его скудный свет не растопит лед.  

    В мире, где жил Джеймс, стояла вечная зима. Он не видел зеленой травы, а о цветах слышал из рассказов путников с юга. Его сородичи не занимались земледелием. Пробейся они сквозь наст снега к оледенелой земле, что на ней вырастет в мороз? Земля севера не плодоносила. Она была холодна и неприветлива, как и сердца тех, кто на ней вырос.

   Северяне в отличие от южных соседей жили за счет охоты и мастерства. Особенно славились скорняки и кузнецы. Ради их изделий люди ехали издалека. Хотел бы Джеймс, чтобы и его работа ценилась так же высоко. Но он давно отчаялся заслужить уважение.  

   Он откинул капюшон полушубка из шкурок беляка − самого дешевого меха, какой есть на севере. Такие полушубки плохо греют, но он не чувствителен к минусовой температуре.  

    Любопытно, почему беляков прозвали именно так? Цвет их шкуры далеко не белый, скорее уж грязно-серый. Проворные и юркие они большую часть жизни роют ходы в снегу. За одним таким зверьком Джеймс как раз охотился. Беляки малы ростом и жилисты. Их мясо вкусом и плотностью напоминает кремень, но другой добычи он не нашел. Прочее зверье ушло на юг из-за холодов.  

   Джеймс натянул тетиву, прицеливаясь. Если попасть беляку точно в глаз, за шкуру дадут пару монет. Деньги ему ох как нужны. На те крохи, что у него в кошеле, не прокормить себя и мать, а зима обещала быть лютой.

   Он двигался плавно и бесшумно, с животной грацией. В лесу ничто не стесняло его движений. Никто не наблюдал за ним, не кричал в спину. Здесь он свободен.  

   Прикрыв один глаз, отпустил тетиву, и стрела полетела точно в цель. Джеймс подобрал мертвое животное с алого от крови снега и повесил тушку на пояс к двум таким же. На сегодня с охотой покончено.  

   Снег хрустел под сапогами, навевая мысли о трещащих в огне поленьях. На границе деревни Джеймс натянул капюшон и привычно сгорбился, пряча лицо. Он проходил мимо односельчан, но те не здоровались, поворачиваясь к нему спиной. Для них он изгой. Позор деревни. Его одинаково ненавидели как мужчины и женщины, так и их дети.

   Замызганный мальчуган лет пяти перебежал дорогу, не забыв крикнуть вслед:

   − Снежный ублюдок! Покажи-ка свои белокурые волосы.

   Джеймс дернулся, как от пощечины, услышав оскорбление, и поправил капюшон. Вроде ни единая прядь не выглядывала. До чего он ненавидел свои волосы! Лет в двенадцать он обрился на лысо, но отношение односельчан к нему не переменилось, и он смирился. Волосы, как и глаза, служили вечным напоминанием, что он не такой как все. Они были его клеймом.

    Двадцать два года назад, когда его мать была молода, хороша собой и здорова рассудком, на деревню напали снежные – выходцы с крайнего севера. Или морейцы, как они сами зовут себя. Снежные промышляли набегами на близлежащие к их владениям деревни, грабили и убивали. Люди шептались, они питаются человеческой плотью. Но Джеймс не верил в россказни.

   Выглядели снежные почти как люди. У них было по две руки и две ноги, а еще глаза, рот и нос. Отличия касались цвета кожи − белой как первый снег, волос похожих на иней, и глаз как две снежинки. В светлых одеждах они сливались со снегом. Ледяными призраками нарекли их старухи в страшилках, которыми пугали внуков.

    В тот год, год молодости его матери, снежные отличились особенной жестокостью. Причиной тому был жуткий холод. Чем морозней зима, тем злее снежные. Они грабили, убивали и насиловали. Джеймс не застал того нападения, он появился на свет спустя девять месяцев после него. Но он был свидетелем других набегов, и знал, как ужасны они бывают.

   В ту ночь его мать едва не тронулась рассудком из-за издевательств снежных. Она выжила и даже пошла на поправку, но новое горе подкосило ее раз и навсегда. Она забеременела. Отцом ребенка был ни кто иной, как снежный. Поначалу односельчане надеялись на чудо, но вопреки молитвам малыш появился на свет. Мальчик родился со светлой кожей, белыми как лунный свет волосами и почти бесцветными глазами. Лишь темные крапинки зрачков да черная прядь волос напоминали о том, что он не чистокровный снежный.

    Полукровок ненавидели сильнее их жестоких отцов. Они − живое свидетельство потерь и унижений. Один их вид пробуждал в сердцах людей злобу. На деревенском сходе решили отнести младенца в лес и бросить в чаще. Если снежные пожелают, подберут своего ублюдка. Но насколько было известно, они никогда не приходили, и все младенцы-полукровки замерзали насмерть в снегу.  

   Джеймса ждала смерть в зимнем лесу, если бы не мать. Она не пожелала отдавать ребенка зиме. Никто, даже он сам, не могли объяснить ее поступок. Вместе с сыном женщину изгнали из общины. Дедушка с бабушкой не приняли дочь и внука-полукровку. Мать Джеймса перестали замечать и постепенно остатки рассудка покинули несчастную. Зато ребенок оказался на удивление живучим. Он вырос, возмужал, научился кузнечному делу и стрельбе из лука, но так и не снискал любви и уважения односельчан.  

Глава 2. Точка невозврата

   Аурика – счастливейшая из жен – просыпалась с блаженной улыбкой на устах и отходила ко сну с искрящимися от радости глазами.

   На третий день после свадьбы в знак примирения Лоредан принес ей цветок геллы. Тот самый, что растет в тени на склонах гор и приносит своему обладателю покровительство Небесного отца. Как Лоредан его добыл? Она не помнила, чтобы прежде это кому-то удавалось.

   − Гелла и вполовину не так прекрасна, как ты, мое солнце, − прошептал Лоредан, склоняясь к губам жены. − Пусть цветок принесет тебе счастье.

   − Счастье? − переспросила она. − Я и так безмерно счастлива благодаря моему мужу. Ни цветам, ни другим дарам этого мира не сделать меня более счастливой.

   − Мое ласковое солнце, − Лоредан погладил ее по щеке. − Все, чего я желаю, отныне и впредь дарить тебе лишь радость.

    Но и в безмятежных днях молодой жены нашлось место для мрака. Когда Лоредан был рядом – веселый и ласковый, Аурика не знала печали. Но он часто отлучался по государственным делам, оставляя ее скучать в одиночестве. И тогда ее переполняла тревога.

    Только лучшая подруга − Иоланда – отвлекала от грустных дум. Она проводила с Аурикой долгие часы, даря успокоение своими здравыми размышлениями.

    − Ты опять за старое, − Иоланда поморщилась, откинув за спину золотую косу. − До свадьбы ты беспокоилась, что кто-то или что-то помещает вам соединиться. Но все прошло идеально. Теперь вы вдвоем, а ты опять не находишь себе места. Что случилось на этот  раз?

    − Это нельзя объяснить словами. Меня терзает дурное предчувствие. Словно вот здесь, − Аурика прижала руки к груди, − свил гнездо небесный орел. Его охваченные огнем перья обжигают душу. Ни нежный взгляд Лоредана, ни его доброе слово не способны затушить этот жар.

   − Чего ты боишься? 

   − Если бы я знала! − Аурика всплеснула руками. − Хотя постой, есть кое-что. Мыслями я часто возвращаюсь к тому разговору. Лоредан и незнакомец говорили об опасности, нависшей над нами. С тех пор я повсюду вижу ее тень.

   − Забудь об этом, − подруга обняла Аурику. − Подумай вот над чем: неужели Лоредан Справедливый подвергнет риску молодую супругу? Никогда! Он не допустит, чтобы даже волос упал с твоей прекрасной головы.

  − Я тревожусь не за себя, − Аурика вырвалась из объятий, словно те ее душили. − Что будет со мной, не имеет значения, если я потеряю Лоредана.

   − Разве он не клялся перед Небесным отцом и его народом, что не позволит тебе страдать? Лоредан отлично знает, что для тебя нет ничего горше, чем лишиться его. Ради твоего спокойствия он будет оберегать свою жизнь.

   Слова подруги уняли тревогу Аурики. Собственные страхи показались ей незначительными, и скоро она смеялась вместе с Иоландой, обсуждая неудачную попытку ее жениха добыть цветок геллы.

    Так изо дня в день Иоланда подбадривала ее, пока однажды сама не явилась взволнованная. В ее взгляде читались отголоски страха, мучившего Аурику.

   − Я была свидетельницей беседы, − сказала она, увлекая Аурику подальше от дверей, за которыми мог притаиться любопытный.

   − Говори, не томи. 

   − Мой Дамиан вчера обедал с Лореданом, как его ближайший друг и соратник, а я зашла навестить Дамиана, хотела сделать ему сюрприз. Они меня не заметили, и я случайно подслушала их беседу. 

  Аурика вздохнула. Почему все приходится узнавать украдкой? Что за тайны у мужа от жены? Она думала, что будет делить с Лореданом не только любовь, но и невзгоды с печалями. Ничего она не желала более страстно, чем быть ему опорой. Но он предпочитал ей друга. Острый кинжал ревности уколол Аурику в самое сердце.

   − Они обсуждали некое дело, − напустила тумана Иоланда.

   − Что за дело?

   Подруга оглянулась и понизила голос до едва различимого шепота:

  − За-го-вор.

   Аурика прижала ладони к горящим щекам. Кто желает зла ее мужу? Что за черствое у него сердце? Как можно ненавидеть Лоредана − лучшего из народа Небесного отца? Она и помыслить не могла, что есть те, кто не восхищается ее мужем. А потому в первую секунду не поверила подруге, сочтя ее слова глупым розыгрышем.

    − Говорю тебе, − Иоланда по выражению лица Аурики поняла, что ее заподозрили во лжи, − я сама слышала, как Дамиан умолял Лоредана покинуть солнечный город, потому что здесь оставаться небезопасно.

   Аурика припомнила: незнакомец в день их свадьбы говорил о том же. Но Лоредан был тверд в желании остаться. Да и куда им ехать? Она ни разу не покидала пределов Гелиополя, как и многие из ее сородичей. Гелиосам нечего делать за чертой солнечного города. Там живут низшие. Грязные, злобные существа. Ее передернуло от отвращения. К тому же если Аурика и боялась чего-то больше, чем потерять любимого, то это ночи – времени, когда солнце покидает небосклон. Не дай Небесный отец, когда-нибудь увидеть этот кошмар!

Глава 3. Конец пути

   − Скорее! − вопль ударил по барабанным перепонкам, словно кричали прямо над ухом.

    Джеймс вздрогнул и огляделся, плохо понимая, где он и что происходит. С ним такое бывало, когда он увязал в фантазиях. Возвращение в реальность проходило болезненно.

   Он распахнул дверь кузницы, в глаза ударил свет. Неужто долгожданный восход? Не может быть. До весны, а значит и до первого солнечного луча еще полгода.

   Мимо кто-то пробежал, обдав его ветром. Одновременно в ноздри ударил запах гари. Дома в деревни сплошь деревянные. И этот запах − запах горящей древесины – сулил множество бед. 

     Пожар! Джеймс выскочил на улицу. Небо раскрасили алые всполохи пламени. Он бросился туда, но сообразил, что люди бегут не в сторону пожара, а от него. 

    Джеймс остановился на полпути. Заглянул в перекошенные от ужаса лица односельчан, на мечущихся мужчин и женщин, прижимающих к себе рыдающих детей, и его грудь сдавило обручем дурного предчувствия. Пожары дело привычное. Не мог огонь так напугать деревенских. Лишь одна вещь, всего одна-единственная вещь способна навести такую панику – набег снежных.

    До слуха долетели лязг мечей и рык врагов. Неизвестно, кто поджег дома на границе с лесом. Возможно, сами жители, отпугивая непрошеных гостей. Пламя их союзник против пришельцев. Всем известно, снежные ненавидят огонь – символ света. Живя там, где никогда не восходит солнце, они привыкли к тьме, сроднились с ней. Они сами порождение тьмы.

    Джеймс бросился назад – к пристройке у кузницы. Отчасти чтобы вооружиться, отчасти из-за опасений о матери. Она тяжело переживала набеги. И хотя ее давно не трогали, − снежные и те чурались сумасшедшей, − она всякий раз пугалась, точно пришли лично за ней.

    Он подбежал к кузнице, издалека заметив, что дверь в пристройку распахнута настежь. Внутри никого не было. На полу валялась разбитая посуда, огонь в очаге задул ветер с улицы. Вид брошенного жилища причинил боль. Схватив лук и стрелы, Джеймс снова выбежал на мороз, не вспомнив о полушубке.

     На улице он заметался в поисках матери. Пару раз столкнулся с вооруженными мужчинами. Они грубо отталкивали его, а один занес нож для удара. Джеймс чудом увернулся. С этого момента он стал осторожнее. С непокрытой головой он походил на снежного. За белые волосы его легко могли убить этой ночью.

    Поиски привели на окраину деревни к пылающим домам. Здесь крики людей перекрывал рев пламени. Снег уже не был белым, как прежде. Местами он был черным от сажи, а местами − алым от крови.

        Джеймс свернул в проулок и столкнулся лицом к лицу со снежным. Он слышал множество пугающих рассказов о ледяных призраках и даже встречал парочку в лесу, но всегда между ними было расстояние в десятки метров. Впервые снежный стоял так близко – протяни руки и коснешься.

   У снежного были длинные прямые волосы до бедер и бесцветные глаза. Из одежды – набедренная повязка. И это в такой-то мороз! Снегири замерзают, едва присядут на ветку передохнуть. Кожа у снежного отливала голубым подобно коже обмороженного человека. Губы были синими. Он походил на найденный в снегу труп, а не на живое существо.

    В руках снежный сжимал меч из стального льда, которым так восхищался купец. Острие было направлено Джеймсу в грудь. Пара сантиметров отделяло сердце от клинка. Но снежный не торопился наносить удар. Оглядев Джеймса, он признал в нем сородича, опустил меч и зашагал прочь.

   Никогда прежде Джеймс не чувствовала себя таким оскорбленным. Снежный принял его за своего! Лучше бы он убил его. Он думал броситься вдогонку, но отвлекла странная фигура. Пока другие бегали и кричали, она вела себя спокойно. Шла прямо к горящему дому, не замечая ничего вокруг.

   Шестое чувство подсказало: это мама. Она одна была достаточно ненормальной, чтобы игнорировать ужасы вокруг. Он кинулся ей наперерез, но она была слишком далеко. 

    Мама неумолимо приближалась к гудящему столбу огня, взмывающему в небо. Пламя манило ее, и она вытянула руки, желая погреться от его тепла.

   − Мама! − окликнул Джеймс. − Не двигайся!

   Она посмотрела на него ясным взором, как будто не было долгих лет безумия. Впервые с тех пор, как он ее помнил, она откинула волосы с лица. Мама была необычайно красива. Он и не подозревал насколько. Гордая, статная, полная решимости.

   — Меня звали Элайза, — крикнула она ему, перекрывая треск огня.

    А потом прижала палец к губам, требуя тишины. Напоследок улыбнулась Джеймсу весело и открыто, прежде чем шагнуть в огонь. Улыбнулась так, словно знала − все будет хорошо.

                                                                     * * *

Глава 4. Дочь владыки

   В то время, пока Джеймс и его сокамерник томились в темнице, а Аурика Прекрасная готовилась к отъезду, в зале тринадцати в главном дворце столицы Эльфантины заседал совет двуполярного мира. Тринадцать магистров тринадцати городов собрались за столом в форме прямоугольного треугольника. Пятеро из них сидели по правому катету: угрюмые, темноволосые мужчины в кафтанах отороченных мехом − магистры северных городов Норта, Бриса, Канты, Ирда и Ганты. Четверо сидели по левому катету: светловолосые, бронзовокожие мужчины в шелковых одеждах − магистры южных городов Калидума, Апритиса, Луксорума и Леатарума. Еще трое расположились по гипотенузе треугольника: они были одеты в богатые парчовые кафтаны − магистры городов близ столицы: Проксима, Биатуса и Надерния. За спиной каждого из магистров стоял его личный советник. Место во главе стола в верхнем углу треугольника пустовало. Оно принадлежало первому магистру − правителю славной столицы.

    Арочные окна тянулись от пола до потолка по периметру зала. Из них открывался вид на все стороны света. Ограниченная на западе и востоке океанами земля людей протянулась от крайнего юга с острыми пиками гор, где солнце никогда не заходит за горизонт, до крайнего севера с неприветливыми лесами, где солнце никогда не поднимается над горизонтом. В центре крайне удачно расположилась столица Эльфантина − ровно посередине между вечной ночью и вечным днем. В столице всегда была весна, а день и ночь сменяли друг друга через каждые десять часов. 

    Распахнулась двухстворчатая дверь, и в зал вошел грузный мужчина. Его виски и бороду тронула седина, а глубокая морщина между бровей выдавала упрямца. Одет мужчина был небрежно. Его наряд проигрывал даже по сравнению с грубыми кафтанами северян. Но двенадцать магистров встали как по команде и поклонились ему.   

   − Приветствуем тебя, Валум! − сказал один, и остальные подхватили.

   − Садитесь, господа. В ногах правды нет, − пробасил Валум и занял место во главе стола.

   Угол треугольника упирался ему в живот, но за годы правления столицей он привык к неудобству. Малый дискомфорт, как напоминание – за власть необходимо расплачиваться. Что ж, он платил и больше.

    − Я созвал вас на совет из ваших прекрасных городов, обсудить важные вопросы, касающиеся нас всех, − сказал он. Советник подал бумаги, и Валум пробежал их взглядом. − Вижу, вы пришли не с пустыми руками. Скопились жалобы.

   − Так и есть, − подал голос правитель Калидума, города граничащего с крайним югом. − Три месяца не было дождя. Запасы воды на исходе. Того, что поставляет столица, не хватает даже на питье, не говоря об орошении полей.

   − Урожай гибнет, − поддержал его магистр Апритиса соседа Калидума. − Не предпримем срочных мер, останемся без зерна в этом году.

    − Я посмотрю, что можно сделать, − Валум сделал пометки. − Возможно, мы увеличим поставки воды. Но вам не мешает озаботиться безопасностью дорог. Часть воды пропадает из-за разбойников.

   − Мы выставили кордоны на подходах к городам, − ответили ему. − Но нам не уследить за всей дорогой, даже если каждый горожанин выйдет на ее защиту.

   Валум задумчиво пригладил бороду:

   − Я не могу увеличить охрану обоза. Если вы не в состоянии защитить то, что принадлежит вам по праву, то ваши жалобы неуместны. Столица делает для юга все, что в ее силах. Видимо, солнце опалило ваши головы и превратило вас в лентяев, раз вы не можете такой малости.

   Магистры северных городов не скрывали усмешек. Они считали южан мягкотелыми. На юге не знают горестей и печалей кроме засух, а северяне борются за каждый вздох и не только со стихией, но и со снежными.  

    − Мы на грани войны, − сказал один из северян, − а вы печетесь о запасах воды!

   − На севере вода не имеет значения, − возразил магистр Калидума. − Вы буквально ходите по ней. А на юге каждая капля на счету. Мы живем в условиях жесткой экономии.

   − Но у вас, по крайней мере, дружелюбные соседи, − сказал магистр Норта, города на границе северного леса, в народе прозванном «последней заставой». − Солнечные не ведут войн, они чересчур заняты собой. Но снежные их полная противоположность. Они жестоки, грубы и жадны. На днях мне донесли о набеге. Пол деревни сгорело дотла. Четверть жителей погибли или уведены в рабство. А те, кто остались, вне себя от горя и страха. И это уже третий набег на деревни за эту зиму, а она едва началась. Прежде снежные не тревожили нас по несколько лет. Не за горами тот час, когда они нападут на города.

   — Так зачем селиться на границе леса, где снежные могут легко вас достать?

   — Древесина и лесное зверье – единственные богатства северного края. И мы готовы биться за них хоть со снежными, хоть с самим Велом. Что вы на это скажите, уважаемый магистр Калидума? Идет ли в сравнение ваша проблема с запасами воды с нашими заботами?

   − Довольно, − Валум поднял руку, и гул в зале стих. − У каждого свои горести и радости. Не будем спорить об очевидном. Но, признаться, север меня беспокоит больше юга. Война, если она случится, отразится на всех одинаково плачевно.

Глава 5. В столицу!

  Джеймс быстро приноровился к удобствам камеры, а точнее к их полному отсутствию. Жизнь с матерью в тесной коморке при кузнице едва ли была комфортнее. Похлебка, которой кормили заключенных, показалась ему вкуснее той, что он ел дома. В целом заточение было не так уж паршиво, если бы не сосед по камере.

   Элай развлекался тем, что ловил крыс и натравливал их друг на друга, устраивая бои. Еще он любил доводить охранника, за что был пару раз бит и Джеймс с ним заодно. Поэтому новость, что суд состоится завтра пополудни, Джеймс воспринял с облегчением. Нет ничего хуже долгого ожидания. Правда, ночью он не сомкнул глаз. Все думал о том, как сложилась его судьба. Неделю назад он грезил, что разбогатеет, и они с мамой заживут в свое удовольствие. А теперь прах матери развеян над зимним лесом, а его самого скоро повесят. Джеймс не строил иллюзий насчет себя. Жители деревни давно точили на него зуб. Они не упустят шанса избавиться от него раз и навсегда.

   − Хватит ворочаться, − Элай пнул его. − Не то отправишься спать на голый пол.

  В отличие от Джеймса Элай всегда спал как младенец и храпел при этом как медведь.

   − Возможно, это моя последняя ночь, − сказал Джеймс. − Не хочу тратить ее на сон.

   − Что ж, − Элай повернулся к нему спиной, − по крайней мере, я снова буду спать один.

   Но утром, когда солдаты пришли за Джеймсом, она захватили и Элая. Деревенский глава решил не созывать людей для суда дважды, а сразу покончить с обоими.

   Сокамерников вывели на площадь перед каменным домом. Под ночным небом, усыпанном звездами, собрались все жители деревни. Дети и те были здесь. Ждали зрелища.

   Суды в деревне проходили быстро. Последнее слово было за деревенским главой, и в этот раз все, включая обвиняемого, знали, каким оно будет. Конечно, заслушали свидетелей. Например, дубильщика кожи, который видел, как снежный отпустил Джеймса. Еще несколько селян наблюдали, как он выходил из леса в тот роковой день. Благодаря показаниям и происхождению его признали шпионом снежных. Робкие попытки оправдаться никто не слушал. Деревенский глава с облегчением в голосе, точно избавлялся от мусора, приговорил Джеймса к смертной казни через повешение.

   Пока готовили веревку: завязывали узел, перекидывали через балку над главным входом в каменный дом, суд рассмотрел дело Элая. И хотя его грехи, по мнению Джеймса, были куда тяжелее − он ограбил экипаж и убил человека − вместо того, чтобы повесить убийцу рядом с ним, деревенский глаза велел отправить его в столицу, где Элай разыскивался по подозрению еще в нескольких преступлениях.  

   Толпа, молча внимающая судебному процессу, заволновалась, едва дело дошло до исполнения приговора. В деревенской жизни, лишенной забав, казнь шла за развлечение. Пару раз Джеймс видел, как вешают преступников, и примерно знал, чего ожидать. Его поставят под балкой, накинут петлю на шею, несколько крепких мужчин ухватятся за другой конец веревки и потянут ее на себя до тех пор, пока его ноги не оторвутся от земли. Они будут держать веревку, покуда он дышит, а после отпустят, и его бездыханное тело упадет в сугроб. Медленная и мучительная смерть.

    Джеймс ощутил тугую петлю на шее. Веревка обхватила горло подобно змее и царапала кожу как наждачная бумага. Она натянулась, и он привстал на носки. Запрокинул голову, взглянул на звезды. Такие холодные, такие далекие, равнодушные к людским страданиям. Вздохнул в последний раз, а потом горло сдавило, и воздух перестал поступать в легкие.

   Ноги болтались в отчаянной попытке дотянуться до земли. Джеймс не отдавал отчет, что делает. Сквозь пелену, застившую глаза, он смотрел на толпу. Люди ждали его смерти, как будто она могла облегчить их горе, не понимая, что лишь причиняют новые страдания.

   Сознание гасло подобно затухающей свече. В последний миг Джеймс заметил, как кто-то прокладывает путь сквозь толпу. Сразу за этим наступила тьма – чернее самой черной ночи.

   …Джеймс пришел в себя в снегу. Он кашлял, жадно ловя ртом воздух. В горле першило, на глаза навернулись слезы, но он был им рад. Они означали, что он по-прежнему жив.

   Он перебирал в уме причины чуда. Деревенский глава его помиловал? Вряд ли. Он был рад покончить с полукровкой. Веревка оборвалась? На его памяти такого не случалось. Веревки в деревне делали знатные, захочешь, не порвешь.

   − А ты фартовый. Впервые вижу, чтобы кому-то так свезло, − прозвучало у него над ухом.

   Джеймс приподнял голову – над ним склонился Элай.

  − Приехал гонец из столицы, − сказал вор, отвечая на его немой вопрос. − Велено доставить тебя в Эльфантину.

   − Зачем? − выдавил из себя Джеймс.

   − Мне не докладывали.

   Его подняли с колен и поволокли к зарешеченной повозке, в которой перевозили преступников. Джеймса и Элая затолкали внутрь, выставив словно зверей в клетке на всеобщее обозрение. Пока их везли по деревне, в повозку летели камни и снежки. Но снаряды отскакивали от решетки, и Джеймсу пришло в голову, что она не толпу защищает от них, а их от толпы.  

Глава 6. Во власти ночи

   В день, когда Аурика Прекрасная оставила родину, солнце светило особенно ярко. Она смотрела на него во все глаза, впитывала его лучи с алчностью, опасаясь, что они больше никогда не коснутся ее кожи. Накануне они попрощались с Иоландой. Девушки плакали, предчувствуя, что в этом жизненном цикле им не суждено встретиться.

   − Как ты, солнце мое? − Лоредан накрыл руку супруги ладонью.

   Их пальцы переплелись. В другой раз рукопожатие возлюбленного вселило бы в Аурику спокойствие, но нынче он был не властен над ее настроением. И все-таки она, собрав остатки сил, улыбнулась.

   − Не скрою, меня страшит наше путешествие. Впервые я покидаю Гелиополь. Но пока ты рядом, я готова к любым невзгодам. Лишь бы ты любил меня как прежде.

   − Я люблю тебя сильнее, чем в день нашей свадьбы, − признался Лоредан. − Я никогда не думал, что у моей маленькой супруги такая непоколебимая воля. Я восхищаюсь тобой, Аурика!

    К словам он присовокупил поцелуй, и на краткий миг она забыла горести, найдя в объятиях мужа покой и наслаждение.

   Их путь начался в солнечных горах Гелиополя. Дормез[1], в котором они ехали, был запряжен пятеркой лошадей рыжей масти. Их холеные бока сверкали на солнце подобно золотым слиткам. По главной дороге, пригодной для карет, они спускались все ниже и ниже, пока не достигли равнины. Аурика не ведала, что земля бывает такой плоской. Ни пригорка, ни холмика, и вид до самого горизонта. Аж дух захватывает от простора!

   Их сопровождали семь верных Лоредану лучников. Он лично выбрал их, чтобы служили ему верой и правдой в далекой стране. На них одних он мог положиться в изгнании. Дамиан хотел поехать с товарищем, но Лоредан был непреклонен: друг нужен ему в Гелиополе. Ему он доверил вести дела от своего имени.

   Убаюканная мерной качкой дормеза, Аурика часто проваливалась в сон. Время смешалось. Сколько часов прошло с тех пор, как они выехали из Гелиополя?

  Чем дальше увозили лошади, тем разительнее были перемены вокруг. Наконец, они добрались до первого города − Калидума. Дома здесь стояли тесно, прячась в тени друг друга. Все окна выходили на север. По узким улочкам ветер гонял песок. Стоял разгар дня, и город, казалось, вымер − на улицах не души.

   Аурика выглянула из дормеза в поисках признаков жизни. Но все, что увидела, – тени людей за закрытыми ставнями.

  − Что здесь стряслось? − спросила она мужа. − Что за несчастье постигло город?

  − Все в порядке. Люди просто прячутся, моя заря, − улыбнулся Лоредан, который неоднократно бывал в городах людей.

  − Но от кого? − она приготовилась услышать рассказ об ужасном монстре, терроризирующем город, но ответ супруга застал ее врасплох.

   − От солнца. 

  − Разве солнце способно причинить вред?

  − Людям – да. Оно испарило воду из их колодцев, выжгло их посевы и оставило их умирать от голода и жажды.  

   − Я слышу тебя, − ответила Аурика, − но не понимаю твоих слов.

  − Это потому, мой ясный рассвет, что тебе не ведом голод. Все, в чем нуждаешься, ты получаешь от солнца. Его энергия питает тебя. В то время как люди добывают пропитание своим трудом.

   Дормез остановился около трактира. Его двери были запертыми на засов. Лучники стучали до тех пор, пока они не открылись перед их господином.

   Внутри было темно. Наглухо закрытые ставни не давали солнечным лучам проникнуть в трактир. Первое, что сделала Аурика в отведенной ей комнате, − распахнула окна настежь и впустила солнечный свет. Он помог ей примириться с убогой обстановкой. Желтые лучи окрасили темные стены. Жизнь вне Гелиополя не так ужасна, решила она, любуясь солнечными зайчиками. Но спустя пару часов ее мнение резко изменилось.

   Началось с того, что она заметила: свет потускнел. Ни с чем подобным она прежде не сталкивалась. Солнце, место которого посреди небосклона, сдвинулось. Но Лоредан не выказывал беспокойства. Должно быть, ей померещилось.

   Аурика прилегла отдохнуть, а когда проснулась, окружающий мир изменился до неузнаваемости. Вскрикнув, она вскочила с кровати и заметалась по комнате. Может, она все еще спит и ее глаза закрыты? Как иначе объяснить темноту?

   − Аурика! − Лоредан заключил ее в объятия, но она не могла рассмотреть его милого лица.

   Мысль о том, что она никогда больше его не увидит, лишила ее остатков рассудка. Она забила в рыданиях на груди мужа, а он крепко прижимал ее к себе и шептал слова утешения.

     Вскоре слезы иссякли. Им на смену пришла апатия. Аурика позволила Лоредану усадить себя в кресло. Она следила за тем, как он возится с башенкой в подставке. На ее верхушке разгорелся огонь, частично разогнав сумрак.

Глава 7. Центр мира

   В тот момент, когда дормез с солнечными пересек главные ворота столицы, в скромные северные ворота на лошадях въехали двое путников. Благодаря потрепанной одежде и осунувшимся от голода лицам они легко смешались с толпой простолюдинов.

   − Дальше нам не по пути, − Элай натянул поводья, сворачивая в переулок.

   Джеймс попрощаться не успел, как тот исчез из виду. Он был не самым приятным в общении типом, к тому же его компания сулила неприятности, но оказаться одному в столице было еще хуже.

   Предоставленный самому себе Джеймс слонялся по городу без дела, привыкая к шуму, толкотне и пестрым краскам. Все здесь было чуждым. Джеймс впервые увидел фонтан – глубокая бетонная чаша, статуя девушки с кувшином, из которого в чашу лилась вода. Казалось, девушка вот-вот поднимет голову и подмигнет ему, так искусно она была сделана.

  Люди носили изящные наряды, не то что в его родной деревне, где превыше всего ценилась теплота одежды, а уже после красота. От горожан приятно пахло. Особенно от женщин. Они источали аромат, словно клумбы близ фонтанов.

    Деревья и те отличались – с широкими, мягкими листьями,  пахнущими свежестью, если помять их в пальцах. В северном лесу росли только сосны-гиганты с корнями, уходящими глубоко под землю, и листьями-иголками, колючими, как жизнь на севере.

   Но главное никто не кидал в Джеймса камнями и не выкрикивал оскорблений. И хотя люди по-прежнему его сторонились, он впервые не чувствовал себя отверженным. Джеймс будто попал в сказку. Но в отличие от сказки в реальности требовались деньги, а их не было. Поэтому он первым делом решил продать лошадь и поискать работу. Кузнец он отличный, прокормить себя сумеет.

    На дверях первой же кузницы на его пути висело объявление. Читать Джеймс не умел и прошел бы мимо, не будь там рисунка – два лица, в одном из которых он опознал собственные черты. Искаженные, но вполне узнаваемые.

   Гонимый страхом, он бросил лошадь и пошел прочь от кузницы, едва сдерживаясь от перехода на бег. Его разыскивают как преступника! Дела совсем плохи, ведь при побеге Элай убил трех стражей. Горло сдавило, как будто на нем опять затянули веревку.

    Остаток дня Джеймс бродил по столице, шарахаясь от прохожих. Солнечный свет, который он так редко видел на родине и которому обрадовался поначалу, казался ему теперь досадной помехой. На свету все тайное становится явным. То ли дело ночь. Темнота надежно скрывает секреты и пороки.  

   Когда на город опустилась долгожданная ночь, перед Джеймсом возникла новая проблема. Где ночевать? Он набрел на глухой переулок, куда не выходило ни единого окна. Подходящее для ночевки место. Он устроился у стены, подтянул ноги к подбородку и попытался расслабиться на жесткой каменной мостовой.

   Но только Джеймс задремал, как его разбудили голоса. Не помня себя от страха, он вскочил и выбежал из переулка.

   До утра он скитался по спящей столице, опасаясь громких звуков. К рассвету так устал, что с трудом стоял на ногах. Впереди ждал наполненный паникой день, а за ним бессонная ночь и так по кругу.

   Ужаснувшись перспективе, Джеймс остановился. Это не жизнь. Невозможно вечно прятаться. Усталость и голод его доконают. А раз его все равно ждет смерть, то какой смысл бегать?

   У первого встречного он спросил дорогу к дому главы. Горожане называли его дворцом, а главу – первым магистром. Джеймс добрался туда ближе к полудню, сорвав по дороге одно из объявлений со своим изображением в качестве доказательства.  

   Дворец был огромен. Настоящая каменная глыба с башнями и балконами. Здесь могли поселиться все его односельчане, и еще осталось бы много места. Должно быть, люди внутри пользуются картой, чтобы не заблудиться во множестве комнат.

   Стражи у ворот удивились приходу Джеймса. Еще больше их поразило желание сдаться на милость властей. После сравнения с рисунком ему заломили руки − как будто он оказывал сопротивление! − и повели во дворец.  

   Они миновали внутренний дворик с фонтаном и цветами в кадках. Джеймс, впервые встретивший цветы в столице, не уставал восхищаться их хрупкой красотой. Брызги фонтана попали на лицо, и он распахнул от удовольствия рот. До чего теплые капли! Пение птиц и журчание воды ласкало слух. В воздухе витал сладкий аромат. Волшебное место! Здесь, наверное, живут боги. Даже если сегодня ему суждено погибнуть, он ни о чем не жалеет. По крайней мере, перед смертью он побывал в прекрасном месте.

  Увы, темница во дворце не отличалось от темницы в его деревне. Она была такой же темной, маленькой и вонючей. Разница лишь в том, что подвалы Эльфантины были забиты под завязку. Но как опасному преступнику Джеймсу выделили отдельную камеру. И то хорошо. Хватит с него одного знакомства в преступном мире.

   Его накормили, и он, наконец, выспался. Жизнь в заточении была не так плоха. У него была крыша над головой и  сносный обед. Но передышка длилась недолго. Через два дня за ним пришли. Он ожидал, что его выведут на площадь перед людьми, как это делалось в его деревне, где суд был делом публичным. Но вместо этого его привели в огромный зал – узкий и длинный как просека в лесу. Со сводчатым потолком, поддерживаемым колоннами. Зал был абсолютно пуст, ни одного предмета мебели, не считая кресла на возвышении высотой ему по грудь.

Глава 8. Наемный убийца

    Жизнь Элая в столице складывалась не так удачно, как жизнь Джеймса, только ему и в голову не приходило сдаться. Хотя листовки с его изображением ощутимо портили жизнь. Но Элай привык к опасности. Скрывая лицо, он носил куртку с капюшоном, как когда-то Джеймс. А зарабатывал на кусок хлеба и кружку эля вор по-прежнему с легкостью. Прижмет, бывало, вечером в подворотне зазевавшегося горожанина. И едва острие кинжала упрется обывателю под ребра, как все его богатства перетекали к Элаю в карманы. Деньги он спускал в кабаке «Белый волк», и на следующий день снова выходил на охоту подобно хищнику давшему название заведению.

   Нынче он отправился за добычей раньше обычного. Солнце только перевалило через зенит, а Элай уже сновал в гуще толпы, а все потому, что сегодня был ярмарочный день. В праздник, если у тебя не деревянные пальцы, можно разжиться деньжатами, не прибегая к насилию, просто порывшись в чужих карманах.

   На торговой площади было не протолкнуться. Гул толпы, выкрики торговцев, рекламирующих товар, хохот скоморохов и над всем этим шумом – звон монет, которые так и просятся в руки.

   Элай прошелся от одного конца площади до другого, собрав по пути немалый улов. Ремень отяжелел под весом кошелей. Пора было сворачиваться – число солдат, патрулирующих площадь, росло. Если его узнают, то немедленно схватят. Такого риска не стоит даже богатый навар. 

    Элай повернул к кабаку. В это время суток там пусто, можно отсидеться. Награбленного хватит на несколько дней. Предчувствуя отличный вечер, он натянул капюшон на глаза, опустил голову к земле и успешно миновал солдат, высматривающих карманников.

   Выход с круглой как диск солнца площади, обнесенной домами, представлял собой узкий просвет между зданиями. Людской поток здесь делился на два направления. Элай вклинился в число тех, кто покидал площадь, пресытившись ярмаркой. Он почти добрался до просвета, когда впереди идущие встали, точно напоролись на невидимую стену. Он приподнялся на носки и вытянул шею, разглядывая, в чем там дело. На выходе поставили солдат, и те проверяют уходящих с ярмарки? Первым желанием было повернуть назад, подальше от кордона. Но причина задержки крылась в другом. Люди расступились, пропуская важных господ. Ограбить богатого купца или, если повезет, чиновника – дело чести.

    Работая локтями, Элай проложил себе путь в первый ряд. План был прост: притвориться, что споткнулся, и упасть на богача. Пары секунд хватит, чтобы обшарить карманы.

   Он несколько раз сжал и разжал кулаки, разминая пальцы. От их ловкости зависело выгорит ли дело. Вот показался лучник − богача сопровождал эскорт. Элай пропустил его и приготовился к трюку, но ноги будто приросли к земле. Он так и не двинулся с места.

   Вместо престарелого купца с большим животом и одышкой шла девушка. С миловидного лица еще не стерся отпечаток наивного детства. Волосы походили на солнечные лучи; кожа, словно расплавленное золото; губы − лепестки геллы. Шагала она легко и непринужденно, при этом каждое ее движение было исполнено достоинства.   

   Кто-то толкнул Элая в спину, и его недавний план неожиданно осуществился – потеряв равновесие, он упал под ноги девушке. Встав на колени, взглянул на нее снизу вверх, и его точно обдало ледяной водой, так что волоски на руках встали дыбом. Каким презрением был наполнен взгляд янтарных глаз! Точно он куча навоза, в которую она чудом не вступила.

   В следующий миг Элая оттащили с дороги и ударили под дых с такой силой, что он забыл, как дышать. Единственное, что мог − смотреть на красавицу, силясь понять, как в одном существе сочетаются мягкость невинности и холод высокомерия.  

   Лучник занес кулак для второго удара. Целился в челюсть, но Элай потерял способность постоять за себя. И это при том, что в уличной драке ему не было равных.

   − Довольно!

  Кулак замер в паре сантиметров от скулы. Только теперь Элай заметил, что девушка была не одна. Помимо лучников ее сопровождал мужчина одетый столь же богато, как она. А еще у него были такие же светлые волосы и кожа с золотым отливом. Его рука по-хозяйски легка на талию девушки, и Элай впервые с момента удара почувствовал себя готовым к бою.

   − Оставьте его. Он не сделал дурного, − велел мужчина, увлекая спутницу на площадь.

    Толпа сомкнулась за их спинами. Девушка и мужчина пропали из поля зрения. Элай поднялся и, уперев руки в колени, восстанавливал сбившееся после падения дыхание.

   − Ну, ты даешь, − услышал он знакомый голос. − О чем ты думал? Твоя рожа висит на каждом углу. Тебя запросто могли узнать.

   Перед ним стоял Дарг − известный в столице вор-карманник. Небось, тоже пришел поживиться на ярмарке.

    − Все вышло случайно, − прохрипел Элай. Грудная клетка ныла. До чего крепкий кулак у треклятого лучника!

    − Потерял бдительность, при виде симпатичной мордашки, − загоготал Дарг. — Да у тебя, по ходу, давно бабы не было.

   − Кто она такая? − Элай поискал в людском потоке золотоволосую голову. Но девушка была невысокого роста и давно затерялась в толпе.

Глава 9. Карьерный рост

    На следующий день после прогулки с первым магистром Джеймсу сообщили о повышении. Валум пожелал видеть его своим личным охранником. Их число строго ограничивалось – всего двенадцать. Вакантное место появлялось не так часто. Для Джеймса его освободили, что вызвало недовольство сослуживцев. Солдаты годами доказывали свою преданность, прежде чем первый магистр их замечал, и вдруг деревенщину после месяца службы повышают до личного охранника.

   Поговаривали, Джеймс внебрачный сын первого магистра. А белые волосы списывали на мать-снежную. Мол, тот, кто якшается с солнечной, и снежной не побрезгует. Вот так в довесок к доверию Валума, повышению оклада и престижной должности Джеймс нажил врагов. Расстроился ли он? Не капли. Ему не привыкать быть объектом ненависти и презрения.

   Новая должность отнимала все его время. Личная охрана была подле первого магистра неотлучно. Дежурили посменно: сутки – первая смена из шести человек, сутки – вторая из другой шестерки.

    Все двенадцать солдат считались приближенными Валума, но только Джеймса он брал в прогулки до своего второго дома. Джеймс гордился оказанной ему честью. А уж как гордилась бы им мама. При мыслях о ней на глаза наворачивались слезы, и он жмурился, чтобы не заплакать.  

  − Советники давят на меня по поводу женитьбы, − признался однажды Валум на обратном пути во дворец. − Им не дает покоя мое наследство.

  − Пусть госпожа Виорика родит вам сына.

  − Полукровку? Чтобы его жизнь была полна мрака, как твоя. Если на межрасовые отношения еще смотрят сквозь пальцы, то детей от подобных союзов ждет лишь горе и страдания. Их появление на свет противоречит природе.

   − Но у вас есть власть, − возразил Джеймс.

  − И что с того? Нельзя заставить людей любить кого-то против воли. Их можно запугать, и они будут притворяться, но едва угроза исчезнет, покажут истинные чувства.

   − Вы боитесь, что после вашей смерти, ребенка убьют, − догадался Джеймс.

   − Именно так с ним и поступят, − кивнул первый магистр. − Я знаю свой народ. Он не склонен к сантиментам.

     Личные покои Валума во дворце поразили Джеймса. Первый магистр – самый влиятельный человек в столице, а может и в мире, жил, как простолюдин. Вместительная комната служила ему одновременно и кабинетом, и спальней. Среди голых каменных стен гулял сквозняк. Деревянная мебель не имела украшений. Перина на кровати была сродни солдатской. Джеймс в казарме спал на похожем матрасе, только его кровать была уже.

   Здесь первый магистр проводил большую часть суток: спал, ел, занимался делами столицы – разбирал бумаги, читал и писал многочисленные письма, строил планы. Джеймс дежурил внутри покоев Валума. В его обязанности входило стоять около двери. Скучнее занятие не придумать.   

  Очередное дежурство подошло к концу. Джеймса как раз должны были сменить, когда Валум оторвался от бумаг и жестом подозвал его к себе.

  − У меня сегодня важная встреча. Составишь компанию?

   Джеймс кивнул. Просьбам первого магистра не отказывают. Отдохнет позже.

   Встреча проходила в одном из внутренних дворов резиденции магистра. Но если двор с фонтаном нравился Джеймсу, он с удовольствием проводил там редкие минуты досуга, то этот ему не приглянулся. Огороженный с четырех сторон высокими крепостными стенами он походил на пересохший колодец. Вместо зеленой травы под ногами скрипела галька.  

   Двор этот был самым отдаленным от главного входа. Сюда редко заходили. Не в последнюю очередь потому, что полюбоваться здесь было нечем. За исключением клочка неба над головой, на котором сейчас мерцали звезды − единственный источник света.

    Их уже ждали – фигура, завернутая в плащ. Лицо пряталось за поднятым воротником. Джеймс на всякий случай проверил, легко ли вынимается меч из ножен. Недавно он начал брать уроки владения холодным оружием. Пока он не мог похвастаться мастерством, но в случае опасности был готов биться за жизнь магистра насмерть.  

    − Подожди здесь.

   Валум приказал остаться около арки, а сам шагнул под открытое небо. Непростительная беспечность. При нападении Джеймс не успеет прийти на помощь, но ослушаться он не посмел.

   Первый магистр приблизился к человеку в плаще. Они о чем-то оживленно шептались, Джеймс не разобрал слова, да особо и не стремился. Правда, благодаря зрению полукровки он немного разглядел мужчину. Особенно ему запомнились бегающие глаза. Незнакомец точно обшаривал взглядом двор.

     Джеймс с облегчением вздохнул, когда магистр вернулся к нему живым и невредимым.  

   − Наши дела идут из вон рук плохо, − покачал головой Валум. − Ни на кого нельзя положиться.

   − Положитесь на меня. Если нужно что-то, скажите. Я все для вас сделаю, − он шел позади первого магистра, соблюдая почтительную дистанцию.