На окраинах города не горело фонарей, такие улицы всегда поглощены в темноту, пока ночь властвует над днем. Луна одиноко светила на небе не в силах пролить свое серебро в каждый уголок, чтоб дотянуться и обнять светом.
Людям лучше не покидать дома в такое время, не бродить по узким дорожкам, где даже повозка не сможет проехать. Жизнь человека — нечто очень хрупкое. То, что стоит беречь.
Мимо одного из окон промелькнула женская фигура в плаще. Она всматривалась в окна, трогала обшарпанные стены, хмурила брови и двигалась дальше. Было ли ей страшно? Нет. Человеческая жизнь — хрупкая вещь, но женщину в плаще уже давно нельзя назвать просто человеком.
Леда замирала у каждого здания, прислушивалась к внутренним ощущениям, ритму сердца, дыханию. Созидательница рассвета, шагающая в ночи и не имеющая возможности подсветить себе путь. Что поделать. Она уже давно привыкла жить, не особо полагаясь на энергию эфира, дарованную всем созидателям. Все, что у нее осталось — остатки эфира ее мужа, которые он ей передал незадолго до того, как они попрощались.
Сердце пропустило удар напротив одного из домов, правое плечо начало зудеть и эфир разлился по всему телу. Зов привел сюда.
Леда собралась с духом и призвала остатки энергии окутывая себя прозрачностью, чтоб ее никто не увидел, и прошла сквозь стену.
Маленькая квартира, какие бывают только на окраинах больших городов. Одна комната, перетекающая в кухню и дверь в уборную. Леда обвела глазами помещение, рассматривая все детали интерьера. В кухонной части стоял еле работающий холодильник на кухне, плита с одной сломанной конфоркой, а в комнате находился диван с порванной обивкой. На нем сидели мать и маленькая дочка. Свет тусклой лампочки не мог осветить им лица нормально.
Раздались всхлипы, мать рыдала, сжимая в руках письмо, а девочка гладила ее по голове попутно вытирая слезы со своего лица.
Леда прошла к столу, на котором в хаотичном порядке лежали вещи, тетрадки, ручки и какие-то разбросанные бумаги. Нужно было определить почему зов эфира привел ее сюда. Она еще раз сосредоточилась, призывая энергию, и записи на документах на секунду вспыхнули, отпечатываясь информацией в сознании женщины. Свидетельство о смерти, какие-то выплаты, потеря кормильца.
Зов тянул разгадывать сложные тайны, раскрывать секреты, делать тайное явным, искать информацию, определять правду.
Но Леда не знала, как обращаться с этим, а вот ее муж знал. Да и энергия быстро кончалась, а частое использование доводило ее почти до истощения. Но что оставалось делать, когда больше ничего не было?
Посоветоваться тоже было не с кем. У каждого своя энергия эфира, свои особенности, да и созидатели давно перестали слушать зов, идти на него, помогать.
Леда почувствовала легкое зудение вокруг себя, которое означало, что призрачность скоро перестанет действовать. Она тяжело вздохнула и покинула квартиру, пропитанную горем и печалью. Она втянула свежий ночной воздух и грустно покачала головой. Ей всегда было сложно оставлять людей наедине с их проблемами. Но что она может сделать для них сейчас?
Но она все-таки вернулась, достала подарок от созидательницы разума — маленькую фиолетовую сферу из складок платья и разломала над головой девочки и женщины, замечая, как у них расслабляются плечи, дыхание становится ровнее.
Проблем это не решит, но заснуть поможет.
А теперь пора возвращаться. Скоро начнется собрание.
Женщина по привычке погладила кулон из кварца на шее, перекатила холодый камень в пальцах, успокаивая себя и перенеслась Чертоги, остров, который был обителью для созидателей.
Пролетая через плотности материи, рассеиваясь из одного места и образуясь в другом, Леда почувствовала, что у нее успела скатиться слеза по щеке, которую она спешно вытерла. Софос сразу бы понял, что происходит и куда нужно двигаться дальше. Но его рядом нет.
Послышался шум воды, белый дворец был окружен водоемами, берега, которых были украшены цветами, зелеными кустами, а дорожки выложены блестящей мозаикой. Огромный многоэтажный дворец, не понятно для чего он так возвышался, если все равно у каждого был свой дом, а его использовали лишь для ежемесячных собраний.
Леда слегка прищурилась, солнце уже поднималось, отражаясь от стен из белого мрамора и стекла. Фасад поблескивал то золотистым и розовым, то голубым и зеленым, приковывая взгляд. Вход был на возвышении — большие массивные ворота, к которым вела широкая лестница с колоннами и водой по обе стороны.
Леда поднялась и миновала различные залы: какие-то со старыми книгами, какие-то с оружием, с драгоценными камнями или просто с фонтанами, услаждающими взор, в некоторых залах в воздухе плавали переливающиеся сферы эфира, выброшенные в начале эпохи созидания во время тренировок, когда они еще только учились владеть и пользоваться подаренной силой.
При входе в зал собраний стояло множество зеркал в пол, Леда повернулась и сняла капюшон, недовольно поджав губы. Она призвала эфир и ее тридцатипятилетнее лицо сбросило лет десять. Это поможет избежать неловких вопросов. Ей было некомфортно смотреть на молодое лицо уже лет пятьдесят как, но оно выдавало ее боль, заставляло других сочувственно поджимать губы, выражать жалость. А от этого становилось еще тяжелее.
Леда пригладила белые длинные волосы, перекинула их через левое плечо, концы прядей струились ниже талии.
— Доброго рассвета, Леда!
Она обернулась на голос и слегка улыбнулась. Рядом с ней стояла невысокая смугловатая девушка с волнистыми шоколадными волосами, ее золотистые глаза были доброжелательно сощурены, а веснушки иногда вспыхивали в тон глазам. Улыбка была приятной и приветственной.
— Давно не виделись, Камилла! — кивнула Леда и слегка приобняла старую подругу.
— Пойдем в зал. Кажется, уже все собрались, — сказала шатенка, и ее золотисто-янтарные глаза вспыхнули чуть ярче.
Аминтас посчитал присутствующих, всего семь из двадцати. Неплохо, обычно бывает пять или шесть. Он вышел на середину и поднял вверх руку, по которой затрещала молния, вырвавшись на верх, в середину купола, где был виден кусок неба. Раздался раскат грома — глава совета объявил собрание открытым.
Все было как обычно, кто-то активно участвовал в обсуждениях, кто-то лениво молчал. Обменялись новостями по добыче азура, развитию столицы, продвижению в изобретении переговорных устройств у людей. Сейчас они напоминали металлический куб с проводами и полусферами, из которых можно услышать человека в другом месте с таким же переговорником. Устройство работает от азура и батареи. Энергию в батареях получали от солнца, ветряных и водяных мельниц.
Азуром называли голубую густую жидкость, которую добывали в море. Благодаря азуру вырабатывалось много энергии, использовавшейся для освещения или передвижения. Например, за счет этого топлива работала огромная лодка, называемая азуроходом, которая сама плыла, без сотни гребцов. Также, из этого материала делали некоторые бытовые вещи. Для этого азур проходил разные стадии накаливания и охлаждения.
Совещание длилось всего два часа. А после Аминтас — глава собрания сказал, что все свободны и можно выпить.
Леда подошла к столу с напитками и едой, уловила тонкий запах жасмина и нашла глазами чайник, от которого шел пар и приятный аромат. Она поднесла руку, чтоб поднять и налить себе чашку, но не успела. Чайник перехватила мужская рука с длинными тонкими пальцами, которая налила горячий напиток в кружку. Мужчина протянул ей чашку и улыбнулся.
— Благодарю, Нереус. — Леда немного склонила голову и улыбнулась, слегка поднимая уголки губ.
— Ерунда, Леда. Рад тебя видеть! — он посмотрел участливо и тоже улыбнулся, но с намеком грусти. — Ты как?
— Я? Ну… — она передернула плечами. — В порядке. Да, вполне, в порядке.
— Это хорошо. — Его взгляд проскользил по ней, оценивая эмоциональное состояние.
— А ты? — она посмотрела прямо ему в глаза.
— Ох! — созидательно смущенно взъерошил свои волосы. — Да у меня все замечательно! Построил себе новое крыло, украсил все перламутром и жемчугом. Ты, наверняка, слышала. Очень красиво, хочу тебе показать. Ощущение, будто ты внутри жемчужины.
— Да, слышала, — протянула она. — Уверена, что очень красиво.
— Пойдем в гости, я тебе все покажу! Убедишься сама. Там есть библиотека и винотека!
— Я даже не знаю… — неуверенно сказала Леда.
— Пойдем, пойдем! Ты уже сто лет не была у меня.
— Не сто, а пять. Можно сказать, буквально вчера ведь, — усмехнулась она.
— Люди так говорят, когда по их ощущениям чего-то давно не было. Мне нравится эта фраза. Мне кажется, что с нашей стороны так говорить, довольно иронизирующе.
— Возможно. Ты часто общаешься с ними. — Это был не вопрос, а тихая констатация факта.
— Конечно! Я люблю людей. Мне не нравится наша нынешняя политика о невмешательстве. Хочу предложить Аминтасу план. Если одобрит, мы сможем улучшить инфраструктуру, участвовать в системе управления, осваивать море. У них будет столько возможностей, а мы… будем ощущать цель и смысл жизни. Не правильно все, что сейчас. — Его голос слегка затих. — Если ничего не поменять, то останемся лишь отголосками в мифах.
— Ты прав. Неправильно. Я тоже так считаю.
— Вот видишь. Мы — единомышленники! — подмигнул Нереус.
Нереус — созидатель водного рельефа, он высокий, почти два метра ростом, поджарый с хорошо заметными мышцами, но скорее тонкокостный, чем мускулистый. Обладатель черных глаз и прямых длинных волос, до поясницы почти, цвета ночного окена — темного-синего, приглушенного. А в его голосе слышится как будто звук прибоя.
— Так, ты заглянешь? Раньше ты не отказывалась от кубка белого вина.
— Ну, хорошо. Но только если кроме вина будет еще что-нибудь.
— Конечно, конечно. Оливки, поцелованные солнцем, рыба свежайшая, только-только с океана, крики чаек, бодрящие душу…
— Последнее вовсе не обязательно, — усмехнулась Леда.
Созидатель взмахом руки перенес их к берегу, где стоял дом Нереуса. Дом слишком преуменьшающее название, скорее небольшой дворец в три этажа: на первом располагались открытые веранды и помосты, уходящие прямо в воды океана, на втором несколько больших комнат с балконами, а третий этаж был как мансарда со стеклянной крышей.
Стены его чертог состояли из синего и белого мрамора, и только стены нового крыла отливали жемчугом, поблескивая и играя с солнцем перламутровыми разводами.
Леда оглядела новое крыло, которое представляло из себя двухэтажную пристройку-башню с винтовой лестницей, вдоль которой находились полки с книгами и винами. Второй этаж служил хранилищем для морских камней и жемчуга, хранящихся в стеклянных витринах.
— Очень красиво! — заметила созидательница. — Ты сам все это сделал?
— Почти, материалом занимался я, а отделкой Гести, но для лестницы нанял архитектора и рабочих. Тем не менее, такой перелив перламутра — мое творение.
— Люди охотно идут с тобой на контакт?
— Да, я плачу хорошие зарплаты.
В начале эпохи созидания люди и созидатели много взаимодействовали и жили в гармонии. Но время не проходит бесследно, и за последнее столетие произошло отдаление двух народов. Созидатели с прожитыми годами стали надменнее к человеческим проблемам, а люди забыли, как эти бесстрашные путешественники стояли против стихии на взрывающемся острове, сложно поддерживать связь с теми, кто живет в несколько раз дольше тебя и способен подчинять огромную силу.
Всего созидателей было двадцать, могло бы быть больше, ведь когда-то в ту роковую экспедицию отправилось около тридцати, но не всем было суждено продолжить жизненный путь.
Каждому из них был дарован эфир — энергия, усиливающая физические, позволяющая перемещаться в пространстве, сдвигать предметы, не прикасаясь к ним. У каждого созидателя эфир был своим даром или талантом, способностью к более узконаправленным материям: прорицание, управление одной из стихий, покровительство птиц или животных, поиск и раскрытие тайн, исцеление и другое.
Ежемесячные собрания уже давно не проходят в полном составе, их посещает всего пять-семь созидателей. Некоторые появляются раз в год, некоторые раз в десяток лет.
Аминтас был главой совета созидателей, присутствовал на каждом собрании, и также вел переписку с правительством людей. Последнее время политика созидателей была направлена на невмешательство, а десять лет и вовсе выражала полное равнодушие. Леда, Софос, Нереус, Камилла и Вероника не одобряли такое течение дел, потому и общались между собой чаще, чем остальные. Но Софос пропал пятьдесят лет назад, Вероника где-то запряталась в то же время, перестав посещать собрания, а Леда просто держалась отдаленно от старых друзей, взирая с равнодушно-печальным видом на присутствующих в Чертогах.
Эфир призывал иногда на помощь к людям, Леда повинуясь ему бродила по государству, Сореции, пытаясь понять какие секреты должны быть раскрыты, но эфир мужа, заключенный в ней, плохо отзывался. Ее старая подруга Камилла выходила предсказывать и гадать людям и того реже, возможно раз в пять лет.
Леда еще раз оглядела новое крыло, замечая, как переливается перламутр и слегка улыбнулась. Дом Нереуса — полное отражение его самого и того эфира, который был в нем.
Нереус был родом с острова долгожителей Рокинос, как и все созидатели, за исключением Софоса. Рокинос — остров где жизнь населения достигала двух сотен лет, благодаря тому, что они жили в гармонии с собой и ритмами природы. Он был искателем жемчуга, и его жизнь всегда была неразрывно связана с океаном. Так и вышло, что благодаря эфиру теперь ему не нужно было нырять на дно ради блестящих камней, теперь есть возможность выращивать кораллы и рифы и управлять морским песком. Конечно, он может быть не так управлял стихией виртуозно, как другая водная созидательница, и настоящий шторм сделать ему было бы сложно. Но управлять струями воды было так же доступно.
Когда-то они так и стали общаться с Ледой. Леда обожала нырять в океан, купаться и разговаривать с дельфинами, еще до всей истории. Только Леде досталась сила рассвета и любви. Но море она любить не перестала.
Леда и Нереус сидели на третьем этаже под стеклянным куполом. Пол последнего этажа был выложен мозаикой, а на стенах поблескивали морские раковины. Хозяин дома подал гостье охлажденное белое вино и наполнил перламутровые кубки, придвинул к девушке маслины с оливками.
— Лучшего сорта, впитали всю любовь и жар солнца.
Леда улыбнулась.
— За жизнь, вино, море и… — он выразительно посмотрел на ее глаза — Рассветы, такие же прекрасные как ты.
Созидательница слегка улыбнулась, насколько ей позволяли душевные силы и опустила глаза.
Пространство заискрило, и к ним вплыл Гести — дух хранитель чертог, живущий в каждом жилище созидателя. Он был душой дома, защищал от посторонних и незваных гостей. Из-за этого не все созидатели были в курсе, кто где живет. Гести помогал по хозяйству, избавляя от таких насущных дел как приборка или приготовление пищи. Выглядел дух как цветные, слегка прозрачные волны в воздухе, как будто воздух уплотнился и подсветился. Он не умел разговаривать, но всегда понимал, что от него ждут.
Гести аккуратно поставил перед созидателями блюда с рыбой, сверху лежали лимоны, а посыпана она была красными специями. Дух почти испарился, улетая.
— Я помню, что ты любишь рыбу с именно такими специями, — подмигнул Нереус.
Улыбка Леды дрогнула, лицо стало задумчивым, как будто она вспомнила о чем-то, что ее огорчило.
— Но я не так голодна.
— Но я настаиваю, — он рукой показал на угощение. — Мой дом старался, чтоб тебя впечатлить.
— Ох, я уже впечатлена.
Как это по началу бывает после долгой разлуки, беседа была с неловкими паузами, имела светствий оборот, а потом они расслабились и стали вспоминать прошлое. Даже Леда слегка хихикала, вспоминая общие моменты. Она всегда раньше была с ноткой легкой иронии и любила посмеяться. Не даром она была когда-то жрицей храма Ириса, храма, почитающего Жизнь как праздник.
— Помнишь, да? — спросила она с улыбкой и ностальгией прошептала Леда. — Мы сидели в одном из залов, устали тренироваться, решили перекусить, натаскали фруктов. Камилла взяла в руки бутылку вина, ее глаза слегка закатились, и она достала одну из своих странных карт и как не своим голосом: «Кто больше выпьет — тот веселье испортит». Мы еще гадали, что может пойти не так. А это Дианта напилась и упала прямо посреди танцевального зала, опрокинув стол с виноградом. Он упал ей прямо…
— В декольте, да. Кажется, Аминтас сказал: «Ах, какие прекрасные ягодки в ягодках».
Они громко рассмеялись. И в какой-то миг Леде показалось, что тупая боль, ставшая частью ее самой, отступила.
— Давно это было, — созидательница склонила голову.
— Да, много воды утекло.
Они еще долго вспоминали множество смешных моментов, разговаривали несколько часов, и уже ближе к вечеру Нереус предложил пойти посмотреть второй этаж нового крыла. Они поднялись по винтовой лестнице, где Леда периодически пробегала руками по корешкам книг.
— Если хочешь — можешь взять любую. Мне не жалко, правда, — предлагал созидатель.
— Нет, нет. Я, так… из праздного любопытства.
Солнце медленно садилось за горизонт, окрашивая все в золотые и розовые тона, подсвечивая облака как ночная лампа комнату ночью.
Леда облокотилась на перила и посмотрела на море. Нереус стоял рядом очень близко, смотрел на нее и вдруг резко спросил:
— Ты замерзла? Ветер прохладнее стал.
— Нет, все в порядке, — ответила она, но провела руками по плечам.
Созидатель положил правую руку на ее правое плечо и приобнял, чтоб согреть. Леда резко стрельнула взглядом в сторону его руки, оценивая этот жест. Промолчала. Но внутри стала сжиматься пружина ощущения неправильности.
— Ты живешь в маленьком доме в кипарисовом лесу. Не в старом, — задумчиво произнес Нереус.
— Да, я там появляюсь иногда, но к сожалению, не могу долго находиться одна в тех стенах. Ты же понимаешь…
— Да. Но ведь уже прошло много времени.
— Не так уж и много, — передернула она плечами. — С ним гораздо больше лет проведено, чем без него. Для этой боли нет понятия «Много времени» или «Прошло».
— Леда, — тихо прошептал в ответ Нереус и грустно выдыхая опустил голову, что-то обдумывая.
Она тоже опустила голову, отчаянно желая остановить эмоциональный порыв заплакать, но тут произошло то, о чем она даже не думала. Нереус развернул ее к себе, поднял за подбородок и посмотрел ей в глаза.
— Что ты…
Леда не успела договорить вопрос. Нереус накрыл ее губы своими, мягко, но с жаром ее целуя. Его вторая рука поднялась по руке и плечу к шее. Ее глаза были широко открыты, казалось, она вся замерла как статуя, пытаясь осознать, что вообще происходит. Он прижал ее крепче, запустил пальцы в волосы.
Она ему снилась в рассветных лучах, а в прибое волн он слышал ее голос, в облаках на рассвете видел ее пряди, с вплетенными розовыми камнями.
Как он мечтал это сделать.
Всплеск воды, как будто что-то упало в воду! Нет, это был не водный всплеск. Леда отвесила ему пощечину и отшатнулась. В ее глазах сверкал гнев.
— Как ты мог⁈ Как… — она заикалась. — Мы только что вспоминали моего мужа!
— Ты его вечно будешь вспоминать, если тебе не помочь. Но жизнь идет, Леда. Ты хоронишь себя заживо. Я не могу смотреть на это, я готов вывести тебя из это бездны отчаяния и боли.
— Я люблю Софоса. — Ее голос был тихий, но угрожающий. — Мы принадлежим друг другу. Он…
— Мёртв! — твердо, даже холодно сказал Нереус.
— Нет! — прошептала она и уже продолжила тверже и увереннее. — Он пропал, но он не мертв.
— Леда! Столько лет прошло! Ты сама знаешь, что он упал в бездну.
— Это не значит, что он погиб. — Она смотрела исподлобья, поджав губы, и все ее тело говорило о том, что она может ударить в любой момент.
— Я уверен, что погиб. Я почти видел, как жизнь покидала его тело. Я столько лет любил и люблю тебя, скрывал это. Но надо признать правду! Я не могу больше ничего скрывать.
— Нет! Я думала, ты мой друг. Ты всегда был нашим другом.
— Я был ТВОИМ, но не другом. Всегда издалека наблюдал за вами, за тобой. Мечтая забыть о тебе. Когда он пропал, я горевал вместе с тобой. Но я больше не могу делать вид, что все, что меня интересует — это дружба. Я готов утолить твою печаль, я готов подарить сердце. Прошу дать мне шанс.
— Нет… Тогда… пять лет назад… — она неверяще смотрела в пол и мотала головой. — Я избегала тебя после этого еще. Помнишь, после собрания, ты обнял меня и поцеловал в волосы. Я боялась, что увидела лишнее в тебе. Надумала. И избегала встреч. Говорила себе каждый день: «Он твой друг. Друг!». Убеждала саму себя, что за этим ничего не стоит.
— Я тогда понял, что ты не готова. А сейчас…
— А сейчас, что заставило тебя думать обратное?
— Не знаю, может быть время пришло просто. Но я все сделаю, чтоб ты была со мной. Не отвергай меня! Я буду лучше, чем он. — Зря он это сказал. Нельзя ставить под сомнение выбор в любви, особенно девушки в горе.
Ее глаза расширились, и она выплюнула буквально в лицо ему:
— Ты сумасшедший! И ты разрушил нашу дружбу.
— Нашей дружбы не было. Я всегда любил тебя, но верил, что с ним ты будешь счастливее. Но он оставил тебя.
— Никто меня не оставлял, а с учетом того, что ты утверждаешь, что он погиб… тем более!
— Думай как хочешь. Но он знал об опасности, когда уходил! Я знаю, ты просила остаться. Но он выбрал не тебя! — надменно сказал Нереус, и Леда не поверила, что в его голосе могут быть такие нотки.
— Ты ничего не знаешь, что было тогда! Прощай, Нереус. Мы больше не будем видеться вне собраний.
— Я не смогу оставить тебя!
— Не смей приближаться ко мне!
Он сипло засмеялся, а девушка перепрыгнула через перила и нырнула в море. Пара дельфинов тут же подплыли к ней. И Леда уплыла подальше от дворца Нереуса, бывшего друга и соратника.
***
На Заре Зарождения
Софос стоял по колено в воде, солнце приятно согревало его кожу, а вода ласкала ноги. Баланс холодного и теплого помогал ему не уснуть этим ранним утром и добыть себе завтрак, чтоб потом отправиться на поиски своих корней.
Он набросил сеть в определенное место, где затаилась добыча, потянул и достал рыбу. Большая, хороший улов, еще и на вечер хватит. Черноволосый мужчина развернулся и пошел к берегу, где уже был разведенный костер. В серых глазах отражались солнце с морем, но вдруг что-то зацепило его взгляд по береговой линии.
Какая-то розовая ткань лежала скомканным облаком в метрах пятидесяти от него. Кто-то выкинул парус? Нет, тут другое, ведь парус шьется из плотной ткани, которая раздувается от ветра и тянет весь корабль. А это было что-то легкое, кажется, слегка прозрачное.
Софос разделал рыбу, посыпал ее морской солью и положил жариться на железные крюки. Надо пойти посмотреть, что это. Вдруг ткань пригодиться ему еще в этом путешествии.
Когда он дошел до своей цели, то растерянно заморгал.
На мокром песке лежала девушка на животе, в ее щеку впивались мелкие ракушки, а вокруг было много намокшей ткани. Она легко могла простудиться.
Девушка лет семнадцати-восемнадцати на вид. Она спала, и ее ресницы слегка подрагивали. Софос поднял ее на руки, отметив какая она легкая, и понес к костру. Не бросать же ее продрогшую на берегу. А она даже не проснулась, хотя живая, дышит. Воды вроде не наглоталась. Она немного дрожала даже без сознания. Конечно, в мокрой ткани с утра не мудрено замерзнуть.
Может быть укрыть ее? Но какой в этом смысл, если она обернута в несколько слоев мокрой ткани. Раздеть? Еще вопить будет, вдруг прямо сразу проснется.
Софос взвесил все за и против. Вряд ли бедняжка будет рада болезни легких, так что с тяжелым камнем на душе, он решил снять мокрое платье и укрыть теплым одеялом из его вещей, оставить ей рубашку и шорты. А потом уйдет тихонько, а та проснется и уже не его проблемы с моральными вопросами будут.
Он тихонько стал развязывать платье, раскрывая броши и булавки, удерживающие ее. Украшения были золотые с розовым кварцем. Видимо служительница храма, раз такие дорогие украшения на повседневной одежде. В храме часто у жриц было много украшений, что-то жертвовали посетители, что-то дарили на паломничествах.
Голых девушек он видел, так что вид его нисколько не смутил. Тем более, у какого нормального мужчины разгорится интерес к еле дышащему телу?
Девушка была очень красивой и хорошо сложена, стройная, с выделяющимися ключицами, тонкими запястьями и плечиками. Не задерживая взгляд на теле, а рассматривая больше ее волосы, мужчина принялся обматывать ее тонким, но теплым шерстяным серым одеялом. Себе он еще найдет. Если повезет, конечно.
Тут девушка резко открыла яркие лазурные глаза и нахмурилась, во взгляде удивительным образом смешалось возмущение, удивление, страх и радость. Насколько нормально испытывать такое за раз?
— Не кричи, пожалуйста, — медленно проговорил мужчина. — Это не то, чем кажется. Я хотел помочь.
— Но ведь я еще ничего не сказала, — она иронично подняла брови.
— Наверняка успела подумать. Ты замерзла… — продолжил объяснять Софос.
— Разумеется, раздевать в этом случае самое необходимое.
— Это теплое одеяло из шерсти. Когда ты высохнешь, то согреешься быстрее.
Девушка выгнула одну бровь, набрала воздуха и ничего не сказала.
— Одеяло можешь не возвращать. Рубашку я тебе сейчас дам
— Хорошо, спасибо, наверное.
Наверное? Какой-то незнакомец отдает ей свои вещи, а так спокойно говорит с ним?
— Сам поймал? — девушка повела головой в сторону костра.
— Нет, просто в руки приплыла и сказала «зажарь меня», — он закатил глаза от очевидного вопроса.
— Рыбы не умеют разговаривать.
— А ты шутки понимать, видимо.
— А, это шутка. — но смеха не последовало, девушка лишь закивала — Как тебя зовут?
— Не очень хочется разглашать посторонним. — Софос хмуро проверил рыбу на костре, ему не нравилось, что он решил помочь, но попал в идиотскую ситуацию.
— Меня тоже не все видят без одежды, так что, сегодня — день исключений.
— Не думаю, что ты в положении ставить условия и задавать правила и тон беседы. — Мужчина поморщился от прямоты девушки, в которой не было ни капли смущения.
— Я вполне в комфортном положении, — передернула девушка плечами.
Софос недовольно дернул плечами в ответ, копируя ее, и снял рыбу с огня. Он планировал накормить ее, предложить еды, он всегда был вежливым и тактичным. Но после такого тона хотелось плеснуть соленой воды ей в лицо, развернуться и уйти.
Девушка слегка улыбнулась и ожидающе посмотрела на него. Мир слегка преобразился от ее улыбки, и она перестала выглядеть такой капризной. Он пробормотал себе под нос что-то ворчливое, отделил филе от костей и протянул девушке тарелку.
— Благодарю.
— Ешь пока горячая.
Это было странно. Голая девушка в одеяле ела рыбу, которую ей почистил незнакомый человек, раздевший ее несколькими минутами ранее. Надо что-то сказать. Но тишина завтрака была вполне комфортна.
— Откуда ты?
— С Элироса.
— Далеко.
— Довольно, да. Ты знаешь географию?
— Вообще, да. Но только нашего острова. Про Элирос только слышала.
— А ты значит здешняя?
— Да, я родилась на этом острове, Рокинос, хотя, ты, наверное, знаешь название. Но я не с этого берега. Я служительница храма Ириса. Он находиться в трех днях ходьбы.
— Зачем так далеко ушла?
— Я плавала с дельфинами и попала в шторм. Я довольно часто это делаю, плаваю, в смысле, а не в шторм попадаю. — Она смущенно потерла себе щеки. — А попала в шторм я первый раз. Я вообще никогла так далеко от храма не была одна. Обычно мы ездим с паломничеством.
— Кто же ходит купаться в шторм? Это же опасно!
— Если Парки, прядильщицы судьбы, — пояснила она между делом. — Решат, что нити жизни вольны запутаться или оборваться, так трагедия и в штиль может случиться. Например, в жаркую погоду солнечный удар хватит.
— Не считаешь, что сама можешь решать, что будет в твоей жизни?
— Сама то я могу решать, да разве сделаешь что-то против узора Парок? Я себе могу нарешать, что угодно. Но будет ли в этом толк?
— Теперь я точно убедился, что ты жрица храма, — недовольно поджал губы Софос. Он не любил эти предрешенности, присказки и прочие верования.
— А, не сильно верующий, — сказала девушка нисколько не смутившись. — Каждый в свое время понимает течение Жизни. И кстати, когда я заходила в море, то было солнечно, так что я не планировала встречать бурю в воде.
Софос не стал с ней спорить о вере и традициях.
— Далеко здесь школа рыболовов имени Рондоса? — вдруг спросил он.
— Хочешь в ученики? — склонив голову иронично спросила новая знакомая.
— Нет, точнее не совсем, дело есть одно личное.
— Я знаю это место, идти туда два дня. Нужно пройти немного вглубь леса, но вдоль берега на север, это не совсем далеко от океана. Я расскажу дорогу, если отведешь меня к храму.
— Я и так могу найти это место. С тобой или без, а с тобой было бы быстрее. А вот если я тебя не отведу к храму, вряд ли ты благополучно доберешься до него. Тебе нужен сопровождающий.
Девушка замерла, видно, что испугалась. Но тут же глаза резко стали злыми, сощурилась и губы поджала.
— Значит шантаж… и что будешь делать, если откажусь?
— Ничего, оставлю тебя тут, раз не хочешь помогать. Я и так тебе помог, высушил и накормил. А просто так терять время и отводить тебя в храм не буду.
Она не успела ничего сказать, как Софос встал. Уже собранные вещи были в корзине, которую мужчина подхватил и пошел прочь.
На глаза девушки навернулись слезы, но она отвернулась и не стала его останавливать. Смысл?
Он отошел на несколько шагов и обернулся посмотреть на новую знакомую. Она сидела, слегка склонив голову. На море что ли смотрит? Тут он заметил, как одной рукой она проводит по щеке и что-то смахивает. Не что-то, а слезы.
Мужчина дрогнул, увидев это. Он хотел сказать, что вообще-то он не такой равнодушный и на самом деле не оставит ее, и вообще она все неправильно поняла. Но разве он сам понимал? Но вместо чего-то утешительного резко спросил:
— Может такую судьбу Парки уготовили?
— Может, — сиплым голосом сказала она. — Но это не значит, что я всегда радуюсь судьбе. Принимаю, но не радуюсь.
— Ох, не может быть. Ты на полном же серьезе это говоришь! Ты ведь так долго не протянешь, ты не в храме уже. Ладно… — Софос выдохнул. — Я отведу тебя туда.
— Правда? — Девушка резко обернулась, смотрела робко с недоверием, на щеках блестели слезы как маленькая россыпь бриллиантов.
— Правда. Но отведу, после того как покажешь, где школа Рондоса. Мне нужно будет там уладить дела. Это займет всего недели две. А потом отведу. И если честно… не знаю я куда идти. Так что сопровождающий мне нужен.
Чтож… выбора у них обоих было немного. В храме все равно решили, наверное, что она погибла. Вернется раньше или позже, вообще разницы нет, это все не имеет значения.
— Хорошо. Тогда давай заключим узел.
Узлом жрицы называли договоренности, заговоренные молитвами. Считалось, что предать такой договор — высший позор. Ну, для тех, кто верит. Ведь в узел связываются судьбы.
— Если тебе так будет комфортнее, то вперед.
Девушка встала в полный рост, перекину одеяло через плечо. Забавно какой гордый вид она имела в этом сером нечто, как будто на ней само одеяние нереиды из жемчугов. Она взяла правой рукой мужчину под локоть так, что руки прислонялись предплечьями друг к другу.
— Я Леда, жрица храма Ириса, сплетая узел, говорю, что буду поддерживать в пути, стану проводником на пути к твоей цели. — Она слегка сжала локоть, а левой рукой провела какие-то невидимые узоры под сердцем.
— Я Софос, искатель с Элироса, выпускник высшей академии Пифагора, сплетая узел, говорю, что присмотрю за тобой, прикрою от опасностей и доведу в целостности до храма. — Он тоже сжал локоть и слегка похлопал себя около сердца.
Девушка расцепила руки и ехидно сказала:
— Не верующий, а узлы знаешь, как вязать.
— Такому с детства учат, даже у нас, — сказал Софос и отвел глаза.
— Плохо учат, все равно слова неправильно говоришь и на сердце не пишешь. Так, каракули какие-то выводишь.
— Будешь учить? — он с иронией глянул на нее.
— Если придется, судьба распорядится.
— Не хочу больше ничего такого слышать. Давай договоримся, в этом пути сделаем вид, что ты не уповаешь на судьбу, которую тебе сплели.
— Делай вид, если тебе так спокойнее, — засмеялась она. — Кстати, Софос — красивое благородное имя. Мне нравится.
Он пропустил мимо ушей ее комплимент:
— Одевайся. Около тебя длинная рубаха и ткань, можно обвязать как свободные укороченные брюки. Булавки все твои лежат рядом, а твою ткань я убрал, она высохла. Вряд ли в ней будет удобно идти.
Леда кивнула:
— Отлично! Спасибо большое, — последнее она сказала тихо, но Софос все равно услышал и невольно улыбнулся.
Он отвернулся пока она заматывала ткань вокруг себя. Когда, его робко тронули за плечо повернулся и удивился. Девушка успела пальцами расчесать длинные белые волосы и передние пряди заплести в косы, убрав парой брошей назад. Даже выглядеть стала постарше.
— Готова?
— Да.
И они двинулись в сторону поселения Олива, не подозревая какой большой путь начинают вдвоем.