Так со смертными судьба порой играет:
То вознесет их вверх, то в пропасть низвергает.
И так устроен мир, что в счастье иногда
Уже заключена великая беда.
П.Корнель
Страх сковал тело, проникая тонкими иглами в разум и наполняя душу ощущением беспомощности перед непреодолимой силой мастеров меча и магии.
Несколько мучительно долгих секунд я смотрела на футляр, который вручил мне Фицион. Только побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие обтянутую черным бархатом деревянную коробочку, выдавали мое внутреннее состояние. Времени открывать ее уже не осталось.
Дознаватель замер у моей парты.
– Роиль Чансе, именем закона, вы арестованы! – произнес он, словно ставя на мне клеймо.
Я подняла глаза, прожигая взглядом шеврон с силуэтом ястреба на струйчатом узоре. По кайме был выгравирован текст: «Союз Стражей Муарового клинка при С.С.»
– При С.С.? – повторила я вслух.
– При Совете Судеб, – бесцветным голосом пояснил заклинатель тьмы, который встал за правым плечом дознавателя, заслонив собой свет из окна.
Совет Судеб… С самого детства я знала, что это ненасытное зло, пожирающее судьбы смертных. Он внушал ужас, но всегда казался чем-то далеким, существующим за пределами моего мира. И вот теперь этот «мой мир» трещал по швам, выталкивая меня в грубую реальность.
Когда же я сделала тот самый неверный шаг?
Ответ пришел быстрее, чем я ожидала.
– Роиль Чансе обвиняется в применении разрушительного магического давления на зарегистрированных граждан тонкого мира, – сухо произнес муаровец, протягивая госпоже Шилле подтверждающий документ.
«Призраки?! Так все из-за них?» – я едва не вскрикнула, но удержалась.
Звук ломаемого пера заставил меня вздрогнуть и обернуться к Фициону. Его взгляд встретился с моим. В тот же миг тишина, окутывающая аудиторию, взорвалась возмущенными криками:
– Да ладно! Этого просто не может быть!
– Это абсурд!
– Наша Роиль? Да вы шутите!
– Не-е-ет, я не верю! Это какая-то ошибка!
Все происходящее казалось каким-то абсурдным спектаклем, глупой шуткой, которая непостижимым образом переворачивала мою жизнь. Но я понимала: именно моя выходка дала повод для этих событий. Да, признаю, обратить призраков в иллюзию и превратить их в подобие киселя оказалось весело. Но, как выяснилось, это было невероятно необдуманно. А ведь я всего-то хотела тишины! Хотя бы на одну ночь.
Эти глупые призраки совсем потеряли стыд! Состроили из себя несчастных жертв! Воображение тут же нарисовало нелепую сцену: толпа призраков вваливается в Союз Стражей Муарового клинка с доносом на меня, второкурсницу академии «Плавучая гора». Оккупировав заспанных стражей, они наперебой визжат, описывая свои «психологические травмы», и с трагическими лицами требуют, чтобы мое наказание соответствовало их страданиям.
Бедные, бедные стражи! Ну кто устоит перед такой жалкой, но не в меру настойчивой толпой?
Наверное, я бы посмеялась от души над этой нелепой картиной, если бы сама не оказалась в главной роли этого спектакля.
– Пагубное воздействие? На призраков? Но как? – нахмурилась госпожа Шилла, ее голос прорезал шум аудитории.
Она поднялась, чеканя каждое слово:
– Господа, это невозможно! Если бы имело место негативное воздействие на призраков, профессорский состав немедленно отреагировал бы на частотно-избирательный отклик защитных заклинаний. Но никакого отклика не было! Уверяю вас, это просто досадное недоразумение.
– Не исключено, – согласился дознаватель-стихийник. – В любом случае, с этим еще предстоит разобраться.
Его слова уничтожили хрупкую надежду на то, что госпожа Шилла сможет выгородить меня.
«Ареста не избежать!» – осознала я с холодным ужасом.
– На выход! – сухо потребовал дознаватель, но я уже почти не слышала его слов.
Кровь отхлынула от лица, образы вокруг утратили цвет, словно их накрыла серая дымка. Даже воздух казался густым и тяжелым, нависающим надо мной. В голове мелькнул яркий, почти болезненный образ: мое истерзанное тело, распростертое на холодном камне в застенках одной из тайных служб Совета Судеб.
Дознаватель резко дернул меня за руку, заставляя подняться, и я выронила футляр. Он с глухим стуком ударился об пол. Крышка приоткрылась, и оттуда выпала необыкновенно красивая заколка для волос – матовое черное перо с черной жемчужиной у основания.
– Пустите! – выкрикнула я, пытаясь поднять заколку.
Но железная хватка на моем предплечье потянула меня вверх. Мой подол зацепился за каблук, и я рухнула на пол. Дознаватель не проявил ни малейшего сочувствия: его мозолистые пальцы усилили хватку, и он грубо поставил меня на ноги.
Я застонала от боли.
– Не усугубляй и без того шаткое положение, – раздался предостерегающий голос заклинателя тьмы, который в упор смотрел на некроманта.
Я отрешенно разглядывала алые прожилки заклинаний, вплавленные в стены и пол колесной повозки. Эти магические линии, призванные поглощать любые всплески стихийной энергии, оказались бессильны перед самой обычной плесенью, облепившей углы. Ржавые прутья решетки и жесткое сиденье со сколотым углом дополняли убогое внутреннее убранство повозки.
Когда дорога резко повернула, повозка накренилась. Я ухватилась за доску, служившую сиденьем, но тут же поморщилась, стряхивая с пальцев гнилую труху, и сложила руки на коленях. Оси выровнялись, и стук копыт снова отдался в висках привычным эхом.
Спустя некоторое время повозка остановилась.
«Неужели все?» – мелькнула мысль, и я прижалась к решетчатому окну.
В поле зрения появилась крепостная стена, окружавшая портовый город. Она напоминала змею, пригревшуюся под лучами утреннего солнца. Из-под ее массивного аспидно-серого тела к свету тянулось низкорослое деревце. Корявое, не раз подпиленное, оно слегка качнулось под порывом ветра, стряхнуло последние золотые листья и снова замерло.
Катарина когда-то учила меня: по тому, как ложатся на землю листья, можно определить, будет ли зима теплой или суровой. Мама часто обращала мое внимание на знаки, которые оставляет нам природа. Но тогда я слушала ее вполуха… Какое это было хорошее время. Счастливое.
Взгляд задержался на спине рядового досмотрщика, стоявшего у ворот. Он перекинулся парой слов с моим конвоиром, затем кивнул, разрешая проезд. Хлопнули вожжи, повозка дернулась, и мы пересекли полосу резкой тени, отбрасываемой стрельчатой аркой. Однако это точно были не Западные ворота. Если бы я въезжала в город Табел через них, то непременно запомнила бы скрюченное деревце на каменной кладке.
Грунтовая дорога приглушала топот копыт, но взамен награждала меня тошнотворной тряской. Хотя… лучше беспокоиться о сохранности зубов, чем о холодных стенах камеры и неизвестных личностях с их богатым и явно темным прошлым.
Милостивые духи, что со мной будет? Как я допустила это? Почему так легко поддалась своим эмоциям?
– И как только я умудрилась разозлить эту призрачную накипь?! – воскликнула я вслух, а затем, словно в полной уверенности, ответила сама себе:
– Выкручусь! Иначе никак.
Повозка то и дело подпрыгивала на ямах и выбоинах, но я упорно убеждала себя, что смогу быть предельно осторожной – в словах, в действиях, во всем. Что уделю особое внимание игре с менталистом и не совершу ошибок. Как бы тяжело ни было, я справлюсь! Справлюсь! Иначе – смерть.
Колеса скрипнули, повозка остановилась. Раздался щелчок дверного замка. Я приняла протянутую руку заклинателя и спрыгнула на утоптанную площадку.
Слова благодарности застряли у меня в горле, как рыбья кость. С полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами я смотрела на место своего, как я надеялась, недолгого (пожалуйста, пусть так и будет) пребывания.
– Милостивые духи, пусть невпопад сердобольная фортуна наградит меня хоть каплей своего везения… – пробормотала я, глядя на массивное здание впереди.
Заклинатель лишь понимающе хмыкнул и указал направление.
– Нехорошее чувство юмора у создателя этого…
– Проект здания разработан архитектором Главного тюремного управления Лариусского королевства – господином Ветерисом Кромским, – начал пояснять темный, словно читал лекцию. – Внешне напоминает тюрьму, но, по сути, это следственный изолятор. Здесь содержатся подозреваемые и осужденные, ожидающие этапирования в места отбывания наказания.
Его слова заставили меня внутренне содрогнуться, но я не удержалась от язвительного замечания:
– Вы хотите сказать, что есть места похуже этого? – я махнула рукой в сторону мрачного, нависающего над нами замка, от одного вида которого кровь стыла в жилах.
– Есть повод для беспокойства? – уловив мой тон, заклинатель хитро прищурился.
– Нет, – встрепенулась я, собрав остатки самообладания. – Вашим людям не найти артефакт. Невозможно найти то, чего нет.
– Тогда тебе не о чем беспокоиться, – спокойно ответил он, распахивая передо мной тяжелые ворота.
***
На карте Лариусского королевства зона, примыкающая к предместьям города Табел, выглядела как уродливый придаток. Обособленная территория была защищена мощным арсеналом магических заклинаний, грозными бастионами и крепостной стеной, которая окружала печально известный «замок грешников».
Фасад огромного замка украшали фигуры костлявых горбатых существ с переломанными конечностями. Их лица застыли в гримасах невыносимой боли, словно они подвергались вечным и жутким пыткам. Эти статуи вызывали одновременно отвращение и леденящий страх.
На фоне массивного замка служебные постройки выглядели жалкими и даже убогими. К западу от главного здания, на расстоянии выстрела из лука, виднелся колодец. Его вырыли еще в незапамятные времена и, несмотря на возраст, он продолжал функционировать.
В кабинете надзирателя темный жестом указал мне на табурет, а сам остался стоять у закрытой двери.
При виде меня глаза надзирателя похотливо блеснули, и он нетерпеливо заерзал на своем скрипучем стуле. Однако, заметив, что темный не собирается уходить, он бросил взгляд мне за спину и раздраженно произнес:
Честность – лучшая политика,
если, конечно, вам не дарован талант убедительно лгать.
Джером Джером
Мрачная, пропитанная смрадом действительность обрушилась на меня с неумолимой силой. Заключенные не переставали сыпать вопросами вперемешку с фривольными шутками и утробным смехом. Но, признаться, это было даже лучше, чем молчаливые горцы из соседней камеры, пожиравшие меня взглядами, полными голода и звериной ярости. Казалось, они смотрели на меня как на кусок свежего мяса, подвешенный перед свирепыми хищниками, которых годами держали на одной бобовой похлебке.
Этот «кусок мяса» мечтал лишь о том, чтобы все о нем забыли. Большую часть дня я провела, сидя на скамье, не двигаясь и не открывая рта. Лишь изредка я поднимала голову и настороженно смотрела на ведро, оставленное в углу, словно это был символ моего унижения.
Постепенно узники потеряли ко мне интерес. Но едва наступила тишина, как меня атаковали собственные мысли. В моей голове один за другим возникали образы моего поражения и моей смерти. Я видела мое тело – мертвое, изуродованное по воле Совета, с застывшей на лице гримасой боли. Видела мою вскрытую грудь и кожу, растянутую крючками. Мое небьющееся сердце…
Жуткие видения отступили лишь тогда, когда я почувствовала голод. Миска с полбенной кашей, которую я не тронула за обедом, все еще стояла на полу. Теперь она заменила мне ужин. Мне пришлось глотать недоваренные и плохо очищенные зерна, чувствуя, как они царапают горло.
Ночная прохлада пробиралась сквозь толстые прутья решетки. Она медленно, но неотвратимо вытягивала из воздуха остатки тепла, заставляя тело дрожать от холода.
Пытаясь согреться, я начала расхаживать взад-вперед по тесной клетке. Подняв голову, я уставилась на луну, облаченную в маску спокойствия, неподвластного мне.
Кто я такая? Девчонка без имени и рода.
Что могло заставить моих родителей отречься от меня? Маленький сверток, оставленный в кромешной тьме на берегу реки, был обречен на гибель. Но по воле небес я выжила. Ребенок с иным даром… проклятое дитя.
– Как же здесь холодно… – прошептала я, чувствуя, как меня пробирает озноб. А в голове, напротив, царил хаос мыслей. Как скрыть свой дар от менталиста? Как обмануть человека, чей опыт и сила позволяют просматривать картины чужого прошлого?
Ответа не было. Лишь неизвестность и холод бродили по камере, обнимая меня за плечи и пробирая до самых костей.
В коридоре раздались гулкие шаги. Я замерла. Из темноты выплыл огненный сгусток, осветив лицо идущего за ним сутулого надзирателя. Он медленно прошел мимо моей камеры.
Смотритель вдруг остановился, обернулся и взмахнул рукой. Огненный шар прыгнул за решетку и завис перед моим лицом, яркий и теплый. Я прищурилась.
– Пылающий Ар, это что еще за подкидыш? – пробормотал он, нахмурившись. – Что ты здесь делаешь?
– Я бы охотно покинула это место… – простучала зубами я.
– Охотно верю! – оборвал он. – Вот только всевидящим виднее кому и где находиться.
Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но, не найдя слов, просто захлопнула его. Мы молча смотрели друг на друга, но тут смотритель стянул с себя плащ и протянул его мне.
– У тебя кожа, как у щипанного цыпленка, – наконец буркнул он. – Держи. Мне пока не нужно.
– Спасибо, – тихо ответила я, провожая взглядом его резкий силуэт, растворившийся в мягком свете огненного шара.
Одна лишь мысль о тепле заставила тело наполниться сонливой усталостью. Не раздумывая, я укуталась в плащ, который повидал немало за свою долгую жизнь, легла на скамью и закрыла глаза, отчаянно стараясь ни о чем больше не думать.
Я даже не заметила, как провалилась в сон.
***
В ожидании встречи с менталистом я провела в камере чуть меньше суток.
На следующее утро нам зачитали список. Мое имя значилось первым – я понимала, что это результат снисходительного отношения темного. Но вместо благодарности я ощутила лишь раздражение. Лучше бы меня оставили голодной и измученной размышлениями о своей судьбе, чем отправлять вот так, спросонья, на встречу с менталистом. По утрам я едва встаю – голова тяжелая, в глазах туман, а этот сумеречный свет… он будто высасывает из меня последние силы.
Под конвоем двух смотрителей я спустилась на первый этаж и вошла в комнату без окон. Единственным источником света здесь был ослепительный обруч, врезанный в каменный пол. В центре обруча два стула крепились к полу массивными болтами. На одном из стульев сидел менталист.
Я быстро подправила иллюзию, заставив маску Роиль сиять холодным голубоватым светом. В который раз я пожалела, что моя иллюзия не умеет следовать за светом и тенью.
– Доброе… утро, – как можно дружелюбнее произнесла я, стараясь выдавить из себя улыбку.
– Твое имя? – отозвался менталист, указывая на стул напротив.
– Роиль Чансе, – ответила я и села.
Смотритель надежно зафиксировал мои наручники, защелкнув их в специально предусмотренные крепления на подлокотниках. Два щелчка прозвучали как приговор: теперь я не сдвинусь с места.
Я знала, что мой обман удался, но документ об освобождении Роиль Чансе так и не поступил в изолятор. Каждый час ожидания становился пыткой. Беспокойство росло, а вместе с ним росли и сомнения. Что-то явно шло не так, но я не могла понять что?
Неизвестность давила на меня, заставляя терзаться догадками. Что если менталист все-таки что-то заподозрил? Это конец? Меня казнят? Эта мысль вонзилась в мое сознание, как заноза, и не давала мне покоя.
***
– Ты смеешься? Камень? Ты поднял меня ни свет ни заря, чтобы показать… камень?! – командор с недоверием уставился на обычный серый камень, лежащий в центре массивного резного стола.
– Нет, я не шучу. Попроси принести крепкого кофе, и я все тебе объясню, – спокойно ответил Цонс.
Спустя несколько минут маленькая женщина бесшумно поставила на стол серебряный поднос с кофейным набором и так же незаметно удалилась.
– За годы службы мне доводилось видеть всякое, и я привык к самым разным странностям. Но такое… такое произошло впервые, – Цонс поднял чашку, неторопливо вдохнул аромат кофе, сделал небольшой глоток и аккуратно поставил ее на стол. – Недавно мне довелось работать с одной девушкой. У нее чистый, ясный взгляд, изящная шея, тонкие, словно музыкальные, пальцы… Глядя на нее, сердце сжимается от жалости.
– Не вижу ничего необычного, – сказал командор.
– Видишь ли, – Цонс наклонился вперед и понизил голос, – эта девушка умудрилась разозлить призраков, которые обитают в подвалах академии. Те решили проучить ее и потребовали возмездия через Союз.
– И зачем это Союзу? Какой им в этом интерес? – нахмурился командор.
– Стражи Муарового Клинка уверяют, будто у нее есть какая-то вещица, способная растворять призраков и превращать их в полупрозрачные тени толщиной с палец.
– И ты в это поверил? – командор усмехнулся, скептически вскинув бровь.
– Мне не за веру платят, – спокойно ответил Цонс. – Моя задача – выяснить ее тайну.
Командор больше не перебивал. Он внимательно слушал друга.
– …И вот что я выяснил: каким-то образом эта девушка может подменять объекты, – произнес Цонс, задумчиво глядя перед собой. – До сих пор ломаю голову: существует ли на самом деле этот магический артефакт или нет? Если да, то получается, что для уничтожения духов больше не нужны врожденные способности медиумов. Хочется в это верить… но, признаться, верится с трудом.
Он ненадолго замолчал, словно обдумывая свои слова, а затем встрепенулся.
– Единственное, в чем я уверен: то прошлое, которое она мне показала, – чистая выдумка. В нем не было ни капли правды. Эта девушка мастерски владеет своим даром.
– Если бы она действительно была мастером, ты бы сейчас не сидел в моем кабинете и не рассуждал о ней, – усмехнулся командор, метко подмечая суть ситуации.
– Все верно, – кивнул Цонс Пицио и одним глотком допил кофе. Его взгляд оставался прикованным к камню на столе. – Я хорошо знаю свою работу. С помощью световых кристаллов, встроенных в каменную кладку, я могу проецировать полную картину преступления. Но тут есть нюанс: каждое воспоминание узника подкреплено эмоциями, и их подавление вызывает у меня сильнейшую головную боль.
Он замолчал на мгновение, словно подчеркивая значимость сказанного, а затем продолжил:
– Так вот, в какой-то момент у этой девушки эмоции исчезли. Полностью. Остались лишь пустые картинки, выведенные на экран.
– Но ведь у каждого разный уровень эмоциональности, – заметил командор, пожав плечами.
– Согласен, – кивнул Цонс, – но дело в том, что я способен уловить даже малейшие эмоции. А с ней все было иначе… Это все равно что взять в руки тяжелый камень и вдруг не ощутить его веса.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть основания полагать, будто эта девушка… «иная»? – медленно произнес командор, будто не веря собственным ушам. Остатки сонливости исчезли мгновенно.
– Именно так! И более того, я предлагаю тебе использовать ее, чтобы спасти свою дочь, – уверенно добавил Цонс.
Цонс перевел взгляд на картину, висевшую на стене. На ней была запечатлена трогательная семейная сцена: маленькая Ликерия, светясь от счастья, крепко обнимала свою мать – женщину с нежным и спокойным лицом, словно сотканным из мягкого света.
Художник изобразил их среди весенних цветов, которые окружали их, как нежное покрывало, добавляя сцене удивительной гармонии и покоя. Светлые волосы Ликерии игриво сверкали на солнце, а ее мать, облаченная в легкое платье, с теплой улыбкой смотрела на дочь, словно оберегая ее своим присутствием.
Картина излучала такое тепло и умиротворение, что казалось – время застыло в этом идеальном моменте счастья.
Ноэми была удивительной женщиной – нежной и хрупкой на первый взгляд, но в то же время невероятно сильной духом. В своей жизни она безоговорочно доверяла лишь двум вещам: слову мужа и собственной интуиции. Ее уход стал тяжелым ударом для всех, кто ее знал. Тогда никто не мог поверить в нелепую случайность, которая забрала ее жизнь, оставив лишь пустоту и боль.
Теперь командору предстояло смириться с новой реальностью: его единственной дочери, жизнерадостной и бойкой Ликерии, предстояло вступить в брак с могущественным королем лариусских земель. Этот союз был не обычным браком – целый год она должна была служить для него донором жизненной силы. Такое предназначение сулило Ликерии долгую, изматывающую агонию, которая в итоге приведет к медленной и мучительной смерти.
– Ну что, плясунья, не видать тебе свободы!
Я обернулась на слащаво-ядовитый голос. Рассвет, окрасивший небо в дымно-розовые тона, мог подождать, а вот надзиратель, похотливые взгляды которого бесстыдно блуждали по моему телу изо дня в день, увы, нет. Несмотря на спутанные космы, забывшие гребень, запах немытого тела и грязное платье, я продолжала возбуждать его интерес.
– Ну что? Поговорим о твоей дальнейшей судьбе… – подтянув брюхо, надзиратель вставил ключ в замочную скважину, но провернуть его не успел.
Понимая, что за «разговор» меня ожидает, я обратилась к своему дару, показав надзирателю, что угроза темного вполне реальна. Призраки с суровыми лицами и белесыми браслетами на запястьях выросли из каменной стены, словно древние наросты. Все эти сущности как один уставились на надзирателя, задумавшего неладное. Он икнул, втянул голову в плечи и попятился. Его интерес ко мне мгновенно пропал.
– Я хотел… узнать, может, ты того… голодна? – заикаясь и опасливо озираясь по сторонам, пробормотал он.
– Спасибо, я не голодна.
Надзиратель поспешно удалился. Я села на койку и обхватила голову руками. Почему меня не отпускают? Почему они медлят?
***
Девушка вихрем ворвалась в кабинет командора. Она явно собиралась что-то сказать, но, заметив беловолосого незнакомца в непривычной для этого места одежде, вдруг резко осеклась. Недовольно поджав губы, она демонстративно скрестила руки на груди и застыла, ожидая, когда тот сообразит, кто здесь лишний, и поторопится «очистить» помещение.
Мужчины уставились на нее: один – с явным осуждением, другой – с неприкрытым интересом.
Командор, зная, что дочь упряма и не уйдет, пока не добьется своего, был вынужден прервать разговор.
– На этом все. Можешь начинать подготовку.
Незнакомец кивнул в ответ, не удосужившись отдать честь. Девушка нахмурилась, недовольно захлопнула за ним дверь, после чего развернулась на каблуках и подошла к столу отца.
– Ликерия?
– Отлеталась твоя Ликерия, – бросила она с едва скрываемой злостью.
Девушка опустилась в кресло и устремила взгляд в окно, где в сгущающихся сумерках уже проступали крупные ранние звезды.
По ее виду было ясно, что она только что спешилась с коня и еще не успела успокоить дыхание. Ее растрепанные короткие волосы и пылающий огнем взгляд черных глаз выдавали решительность и тот внутренний накал, когда любая, даже самая дерзкая мысль, могла легко стать реальностью.
– К нам прибыл Мэдок – доверенное лицо короля. Мне придется покинуть поместье раньше срока. Как тебе такой подарочек от моего супружника, папочка?
– Я слишком много времени уделял работе.
– Что, прости? – не поняла Ликерия, прищурив глаза.
– Где твое воспитание?
– Трупу оно ни к чему!
– Не говори так, – устало попросил командор.
– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась она, усмехнувшись. – Пойду, уберу свои замашки куда подальше и помолюсь, чтобы королевские сапожки его темнейшему величеству мозолей не натерли.
– Ликерия…
– Да горб ему на спину, такой, чтоб век неба не видать!
– Лика! Перестань сыпать оскорблениями, тем более в адрес самого короля!
– Хорошо, – с притворным покаянием на лице протянула девушка, но тут же ехидно добавила: – Да чтоб у него все отсохло!
Кулак командора с силой рухнул на стол, и массивный подсвечник подпрыгнул от удара. Свечи замигали, будто испугавшись, и комната погрузилась в тяжелую тишину. Ликерия застыла, не рискнув произнести ни слова.
– Твои слова отвратительны, как стрелы, выпущенные неумелой рукой, – голос командора был холоден и раскатист, как гром в шторм.
– Когда через год получишь мой хладный труп для отпевания, вот тогда и расскажешь ему про стрелы, – ядовито пробормотала девушка.
– Замолчи! – рявкнул отец так, что Ликерия инстинктивно вжалась в кресло. Командор умел рычать так, что казалось, он мог перекричать сам шторм. Может, поэтому он и остался вдовцом – кто рискнет вступить в брак с человеком, чей голос способен нагнать ужас на целый гарнизон?
– Пойду-ка я домой, – пробурчала Ликерия, поднимаясь. – Не скажу, что рада была тебя видеть, но хоть какое-то общение. Можешь не провожать.
Она направилась к двери, но не успела сделать и пары шагов, как за спиной раздалось грозное:
– Стоять!
Ликерия остановилась, скрестила руки на груди и с укором посмотрела на отца:
– Выходит, у меня одна дорога – просто взять и смириться? Долгая предстоит прогулка на тот свет. И все бы ничего, только впереди уже маячат огни могильника.
– Мы не будем обсуждать это здесь!
– А где тогда? Дома тоже нельзя – там завелась крыса!
– Лика, ты вернешься в поместье и будешь хорошей девочкой…
– Ты же знаешь, я не умею притворяться.
Даже в самой худшей судьбе есть возможности для счастливых перемен.
Эразм Роттердамский.
– То, что вы просите, противоречит закону!
– Уверен, столь щедрая награда заставит вас на некоторое время закрыть на это глаза, – спокойно возразил командор.
Надзиратель колебался, недоверчиво поглядывая на мешочек с золотом, который он то и дело вертел в руках, словно пытаясь на ощупь определить, сколько там монет.
– У нее запрет на посещение. Указ самого Совета, – пробормотал он, будто убеждая самого себя. Однако мысль о золоте явно перевешивала сомнения. – Допустим, я соглашусь… но камеру открывать не стану!
– И не нужно, – с укоризной произнес командор, словно удивляясь его излишней самонадеянности.
– И то верно, – с готовностью подхватил надзиратель, торопливо пряча драгоценный мешочек за пазуху. – Обходы узников совершаются несколько раз в день. Идемте, не будем терять времени.
***
Я свернулась калачиком, кутаясь в плащ. Зубы выбивали неровный, сбивчивый ритм, толи от холода, толи от страха, что поселился внутри меня, когда надзиратель, с фальшивым выражением скорби на лице, сказал, что дата моей казни уже назначена. Сон не приходил, он долго и жестоко держал свои врата закрытыми. Но едва мне удалось провалиться в спасительное забытье, как дверь камеры лязгнула, и в камеру к мамаше привели новую заключенную. Жуткие, раздирающие душу крики окончательно лишили меня сна.
Рассветные лучи безжалостно рассекали тьму, разливаясь по небу багряными полосами. Тяжелые, низко нависшие облака казались раной, из которой сочилась алая кровь.
Я стояла у решетчатого окна, будто перед священной иконой и, не отрывая взгляда, встречала свой последний рассвет. Этот день казался жестокой насмешкой судьбы.
Катарина нашла меня еще младенцем в тот радостный день, когда жители Лариусских земель беззаботно отмечали светлый праздник Солнечной короны. Этот день стал началом моего пути, но судьба решила, что он же станет и его трагическим финалом. Меня сожгут на площади в мой собственный день рождения.
– Такого и злейшему врагу не пожелаешь, – прошептала я, устремив взгляд на алое небо, которое, будто предчувствуя беду, готовилось к зловещей развязке.
Поморщившись от звука собственного голоса, я медленно потянулась, чувствуя, как затекшие мышцы отзываются болью. Холодный ночной воздух коснулся моей кожи, заставив вздрогнуть. Я поежилась и крепче затянула пояс узлом, на мгновение задержав в онемевших пальцах его потрепанные концы. Казалось, стоит мне разжать пальцы, и все мое самообладание рухнет, разлетевшись на мелкие осколки.
– Думай, Элин, думай! – прошептала я себе. – Другого шанса не будет… Ничего уже больше не будет.
Я вздохнула и чуть слышно добавила:
– От смерти меня избавит… только смерть. И счастливый случай.
Решение пришло мгновенно. Я дернула пояс, вырвав его из петель. Плащ соскользнул на пол, растекаясь черной лужей. Взгляд зацепился за высокое окно, затянутое металлическими прутьями.
Из коридора донеслось гулкое эхо шагов. Времени почти не осталось.
Я ловко зацепила ремень за один из металлических прутьев высокого окна и наколдовала иллюзию, создавая видимость безжизненного тела, повисшего в петле. В это же время я бесшумно вжалась в боковую стену камеры и скрыла себя иллюзией грубой каменной кладки. В тусклых рассветных лучах едва заметный изъян – чуть расширенная стена – выглядел вполне естественно и не вызывал подозрений.
Свою ауру я искусно замаскировала, накрыв ее аурой мага из соседней камеры. Иллюзия была безупречной: ремень держал «тело», комната выглядела пустой, а аура, смешивалась с аурами других магов и казалась чужой. Все выглядело так убедительно, что даже внимательный взгляд не смог бы разоблачить обман.
Пронзительный крик надзирателя нарушил сонную тишину:
– Проклятое небо, она повесилась!
Надзиратель, побагровев от ужаса, вцепился в свою голову, словно пытаясь удержать ее на плечах, и захрипел:
– Как же так?! Меня же теперь разорвут в клочья! Сдерут три шкуры! Эти стервятники соберутся в зале, и каждый будет кричать, что это я виноват! Они посадят мою чертову голову на кол у самой площади, чтобы все плевались и тыкали пальцами…
Разбуженные криками надзирателя, узники подняли шум: они свистели, зажав грязные пальцы во рту, и гремели тарелками о металлические решетки. Звон и пронзительные звуки разрывали воздух, наполняя происходящее хаосом и тревожной, зловещей какофонией.
Командор смотрел на повешенную девушку, чувствуя, как холод пробирает его до костей. Ее лицо, бледное и застывшее в мрачном покое, уже начало терять человеческие черты – кожа приобрела восковой оттенок, а губы посинели, будто их коснулся ледяной поцелуй смерти. Шея, хрупкая и нежная, была жестоко стянута поясом, оставившим глубокий, багровый след на коже. Спутанные пряди волос падали на плечи, обрамляя лицо, теперь казавшееся чужим и пугающим. Руки и ноги безвольно свисали. Платье, небрежно собравшееся вокруг ног, подчеркивало ее хрупкость и детскую невинность, которая теперь казалась нелепым контрастом к безжалостной сцене. Куртка валялась на полу, как немой свидетель, оставленный в спешке.
Счастливый случай недолго ждет.
Пиндар.
Когда мы въехали в город, лошадей перевели на шаг. Наконец стало возможным не только перевести дыхание, но и обменяться парой фраз.
– У тебя, смотрю, охраны целый отряд… – удивленно протянула моя соседка. Внезапно она закричала, всем телом вжимаясь в стену повозки: – Ты! Ты…
– Я… я… – устало передразнила я
– Это про тебя шептались узники… Про тебя! – пролепетала она, испуганно тараща на меня глаза.
– И ты веришь каждому шепоту? – спросила я насмешливо.
– Я знаю, что это ты! Ты! – упрямо твердила она.
– Ну, допустим, я. Может успокоишься… А то сожру! – лениво пригрозила я, запрокидывая голову и закрывая глаза.
Чем ближе мы подъезжали к площади, тем медленнее двигалась повозка. Хмельная толпа заполнила улицы и буквально облепила нас со всех сторон. Сотни прихожан громко кричали и толпились у торговых лавок. Женщины в ярких головных уборах раздавали вино гостям праздника, а девушки в самодельных венках из шишек и ягод зазывали попробовать праздничные лепешки.
Какой-то пьянчужка, пошатываясь, едва не угодил под копыта всадников. Его успели схватить за шиворот и оттащить в сторону, но не бесплатно – бедолага получил несколько звонких ударов плетью, после чего затих, возмущенно потирая бока.
– Всю жизнь мечтала попробовать вино из белой ловелы, – словно говоря самой себе, призналась соседка. Она прижалась щекой к полоске света, с завистью разглядывая сытых и довольных горожан. – Хотя, к демонам эти аристократические изыски! Мне бы вина да горячих лепешек. Самых простых, тех, что пальцы обжигают, пока ешь… М-м-м… – она облизнулась, и в ответ наши желудки дружно заурчали.
– Есть хочу так, что аж нутро сводит. Вот помилуют в честь праздника – вернусь домой… – продолжила она, уже мечтательно и с пылом, расписывая мне свои кулинарные фантазии.
Она так красочно описывала каждое блюдо, что мне почти чудилось, как их аромат наполняет повозку.
– Я нормальной еды с лета не пробовала, – жаловалась она, показывая на свою худобу. – Гляди, как отощала!
«Действительно отощала», – подумала я и стала расплетать свою косу. Медленно и уверенно я скрутила волосы в тугую спираль на затылке, обмотала их у основания и закрепила крепкими соломинками. Мое решение вытащить себя из этого «кошмара» было твердым, но вскоре столкнулось с весьма деликатной проблемой.
Дело в том, что моя соседка была одета в мужской костюм: ее ноги обтягивали брюки, тогда как на мне были широкие панталоны с рюшами, спускающиеся чуть ниже колен.
Повозка замедлила ход, и я поняла: мы почти на площади. Обнажаться в такой момент было последним, чего мне хотелось, но перспектива сгореть в адском пламени была куда хуже. Собственно, выбора не оставалось. Стиснув зубы, я принялась стягивать все еще мокрое платье.
Моя соседка округлила глаза.
– Чего это ты творишь? – тут же засуетилась она, явно пребывая в недоумении. – Девочки меня не интересуют!
Я едва успела стянуть с себя панталоны и спрятать их вместе с платьем в соломе, как повозка резко остановилась. Несколько магов спешились и направились к нам.
– Бесстыдница! – запричитала соседка, взглянув на меня с нескрываемым отвращением. – Дура пустоголовая! Что, решила потешить народ своим юным телом или думаешь разжалобить представителя Совета? Надеяться-то тебе больше не на кого!
– Не на кого, – спокойно согласилась я, а затем, не дав ей опомниться, схватила ее за волосы и резко опрокинула на пол.
Соседка, не ожидавшая такой подлости, вскочила и, рявкнув что-то нелицеприятное, ударила меня в живот так сильно, что я отлетела в угол повозки и рухнула навзничь.
– Ну ты и тварь! – заорала она, бросаясь на меня с кулаками. Удары в лицо и по ребрам были невыносимо болезненными, и я, не выдержав, закричала.
Дверь повозки распахнулась, впуская ослепительный свет, и внезапная мощная сила разметала нас по углам.
Я вымученно улыбнулась. С трудом разжав пальцы, я уронила в ворох соломы зеленую ленту.
«Я успела! Я все же успела поменять нас местами до того, как маги ворвались в повозку. Самое главное – я растрепала ее тугой пучок на затылке, который невозможно было бы скрыть за иллюзией распущенных волос Роиль. Успела!»
Еще мгновение – и мощная рука в металлической перчатке выдернула меня из повозки и потащила в сторону высокого помоста.
Передо мной мелькали фигуры горожан, разодетых в яркие праздничные наряды. Но я видела лишь их спины – все взгляды были прикованы к «иной», которую грубо тащили к столбу.
– Я не та! Не та! – истошно кричала «Роиль», отчаянно вырываясь и срывая голос до хрипоты. – Это она должна гореть! Она! Это все ее колдовство! Я невиновна! Отпустите меня!
Она билась в руках стражников. Ее крик сливался с рыданиями и злостью.
– Бездушная тварь! Будь ты проклята! – орала она, переходя от яростных проклятий к истерическому, безумному смеху. – Вековечные покарают тебя! Обрушат на тебя свой гнев! Ты заплатишь за все!
– Ничего не понимаю, – привел меня в сознание мужской голос.
– У больных людей аура обычно тусклая и рваная. Очевидно, что ты не здорова, но твоя аура яркая и обволакивает тебя целиком. А твой универсум воздушника вводит в заблуждение еще больше. Ты ведь не стихийница, – напряженно заметил всадник, сидящий позади меня. Он пришпорил коня, который настороженно ступал по тропе, опасно петляющей между каменистых скал.
Я не могла вымолвить ни слова. После всего случившегося, я чувствовала себя ужасно – озноб и слабость сковывали мое тело. А сознание словно пребывало на грани реальности и сна, оставляя меня опустошенной и разбитой… но зато живой.
Всадник вновь прервал молчание:
– Даже не спросишь, куда я тебя везу?
– Лично принести в жертву небесным? – хрипло вымолвила я наконец.
С каждым шагом растительность вокруг становилась все скуднее, пока не исчезла вовсе. Мы проехали под каменной аркой, которая возникла внезапно, словно из ниоткуда. Ее массивные глыбы угрожающе нависали, изгибаясь в форме грубого, неправильного полукруга. Камень был темным, почти черным, испещренным глубокими трещинами.
– Если шутишь, значит, не все так плохо, – тихий мужской голос прозвучал совсем рядом, и его дыхание коснулось моего уха. Я опустила голову и вдруг осознала, что маг, которого я совсем не знаю, крепко прижимает к себе мое обнаженное, укутанное в один лишь плащ тело.
– Должен тебя предупредить, – продолжил он. – На твоем запястье браслет, наполненный энергией света. Если вздумаешь бежать, я его активирую. Убить не убьет, но будет ощущение, словно рану прижигают раскаленным железом. Орать будешь во все горло… Так что не советую проверять.
Словно в подтверждение его слов браслет на моем запястье нагрелся.
– Разве я пыталась сбежать? – спросила я слабым голосом.
– Нет.
– Тогда зачем эта демонстрация силы?
Маг хотел что-то сказать, но передумал и промолчал.
– Приехали, – как-то невесело объявил он, натягивая поводья. – Дальше пешком.
Спешившись, он осторожно снял меня с седла и так же бережно поставил на землю.
– Моя госпожа, – произнес он, удерживая меня под локоть и давая время справиться с головокружением.
Столь неуместное обращение вызвало у меня невольную улыбку. Когда я смогла выпрямиться, я позволила себе внимательно рассмотреть своего беловолосого спасителя. Его внешность никак не походила на образ благородного принца на белом коне. Скорее уж он напоминал злодея из старых сказаний. На его лице застыла циничная усмешка, а слегка прищуренные глаза смотрели настороженно и с недоверием.
Под туникой угадывались мощные бугры мышц, подтверждающие его силу и выносливость. Но больше всего внимания привлекало оружие за его спиной: пара одинаковых клинков. Когда он занялся конем, я смогла рассмотреть их лучше. Концы лезвий были изогнуты, словно крюки, а у рукоятей с внешней стороны крепилась гарда в форме полумесяца. Эти клинки выглядели не просто смертоносными – они были созданы для человека, привыкшего сражаться и побеждать.
Весь его облик – от насмешливого выражения лица до уверенных, отточенных движений – говорил о том, что он опасен и привык полагаться лишь на собственную силу.
Сердце сжалось от тревожного предчувствия. От таких людей никогда не знаешь, чего ожидать.
– Мы рано. Поднимемся и подождем наверху…
Я перевела взгляд с опасного рыцаря на окружающее пространство и вздрогнула от странного ощущения. Тропа привела нас к древнему храму, застывшему в каменных объятиях скал. И что удивительно – куда ни глянь, вокруг лишь голый, бесплодный камень. Ни деревца, ни кустика, ни даже крошечного клочка травы – лишь безжизненная серая пустота.
Подняв голову, я застыла на месте. Вход в храм представлял собой огромную голову рогоносного змея, высеченную прямо в скале. Его пасть была широко раскрыта, обнажая длинные, острые, будто настоящие, зубы. Пугающая и зловещая, она будто ждала, чтобы проглотить тех, кто осмелится приблизиться.
От нас до раскрытой пасти змея тянулось две сотни высоких и неровных ступеней. Каждая ступень выглядела как отдельное испытание, и я уже знала: каждый шаг будет пыткой для моего измученного тела. Где-то на границе сознания мелькнула усталая мысль, что на подъем к храму потребуется гораздо больше времени и сил, чем на весь путь, который мы преодолели до храма.
– Будет гораздо быстрее, если я понесу тебя на руках, – не выдержал мой спутник, когда, преодолев всего пять ступеней, я снова вынуждена была остановиться. В висках стучала барабанная дробь, а перед глазами кружился безумный танец черных точек.
Я собиралась возразить, но он вдруг замер на месте, а на его лице появилась коварная ухмылка.
– Только посмей… – начала я, пытаясь набрать воздуха в легкие, но тут же почувствовала, как земля ушла из-под ног. Меня легко подхватили и перекинули через плечо.
Тряска была ужасной, каждое его уверенное движение отзывалось в моем теле новой волной тошноты, но закончилась эта пытка так же внезапно, как и началась. Я оказалась на круглой паперти перед храмом, под открытым небом, ощущая прохладную твердость камня под собой.