Спиною к будущему

Глава 7. Пациенты

— Ленка, о чем грустишь? — поддела я подругу.

Перекосились губы в печали и раздражении.

— Да так… и что они все в тебе нашли? — искренний, полный обиды взгляд мне в лицо.

Оторопела я.

— Кто?

— Кто-кто? Зайчиков, Мартыненко, Ярухин, а теперь еще и — Клёмин.

Смеюсь.

— Глупости какие-то.

— Тебе смешно, а мне нет.

— Что? Уж так сильно все они тебе нравятся?

— А ты видела какая у него тачка?

— У кого?

— У Клёмина.

(побежал странный холодок по моему телу; сдержалась, не подала виду; разве что только скривилась от горечи и негодования)

— И что?

— И ничего.

— У Федора Константиновича не хуже, — пытаюсь шутить. — Но ты как-то до этого не сильно по этому поводу грустила.

— Фу, этот урод престарелый. То еще мне сравнение. Ты глянь на этого Володю — красивый, статный, аппетитный. И богатый.

Закачала я головой, цыкнула.

Смолчала.

Встала с кушетки и прошлась на выход с процедурной.

Вот они… ценности чистой воды. Герой ее романа: богатый, красивый, аппетитный…

…

Уже и поздний вечер…

Зайти в ординаторскую. Достать скопившиеся за день бумаги — и стать все перебирать, приводить в порядок, заполнять пробелы.

Медкарта Клёмина. Раскрыть, пробежаться взглядом по строчкам. Идиот, столько волнения посеял здесь среди всех нас, а нет бы… просто встретиться где-то там, на нейтральной, в тихую, подальше от пытливых, завистливых и, просто, переживающих глаз.

Идиот! Ну, точно идиот! Сколько назначений, и часть даже на сегодня — наплевал. Проигнорировал. И смысл было сюда вообще переться, если даже вид состроить толково не можешь?

Резвые, полные гнева, шаги в сторону его палаты.

Я ему мозги быстро вправлю. Он — либо здесь пациент, либо… пусть проваливает на все четыре стороны, и плевать на мое чувство благодарности перед ним.

На автомате стук, и то в пределах вежливости, и тут же рву на себя дверь.

Ступаю через порог.

— Клёмин! — обмерла.

На койке с ним сидела уже моя Лена, полураздетая, а вернее это он сейчас за лацканы стягивал с нее халат. Он… мой Вова.

Побледнела.

Еще миг — и, тяжело сглотнув нож обиды, шепчу:

— Простите.

Разворот — прожогом кинулась на выход.

Бросился вдогонку.

Прибавляю скорости — и в момент залетаю в процедурную, закрывая за собой дверь за защелку.

Стучит, колотит.

— Ангелина, Лина, всё не так! Открой!

— Вали отсюда! Вали в палату, а то сейчас охрану позову! Или полицию!

— Лина.

— Уйди, — рычу.

— Ну, Лин…

Уткнулась лбом в (матовое, полупрозрачное, прикрытое шторкой) стекло двери. Нервно дышу.

Стоит и он рядом.

Молчим.

Долгие минуты — и наконец-то сдается.

Разворот — пошагал прочь…

Выдох.

Оборачиваюсь.

И тут же обмерла от удивления.

Ярухин. Здесь. Со мной. В процедурке. В полумраке.

— Что вы здесь делаете?

На лице его — наивность и испуг. Лживая тварь.

— Вас искал. В ординаторской не было, решил, может, здесь…

Скривилась.

— Чего хотели?

— Плохо мне.

И снова глубоко дышу, чтоб не выругаться.

— Что именно?

— Уснуть не могу, все раздражает.

— Я попрошу сейчас Лену, — запнулась вдруг, осознавая, вспоминая ранее происходящее, и тотчас поправила себя, — кого-нибудь из медсестер дать вам снотворного.

— Ох, Леночка… Занята она. Быстро переметнулась на этого молодого слюнтяя.

Невольно сжимаю от злости кулаки. Шумный, отчаянный вздох.

— Хорошо. Идите в палату, я приготовлю всё и приду.

— Давай здесь, а то там эти. Сама понимаешь, в моем возрасте и положении — негоже голой задницей перед всеми вертеть.

— Вы в больнице! — не сдержавшись, рявкнула.

Игнорирует мой тон.

— Ну, Ангелочек, девочка моя! Ну, войди в положение!

— Ну, а как? Если таблетки, как всегда, не хотите принимать, укол здесь? И уснете здесь?

— Что ж ты? Тут до палаты три шага, как-то уже дошкандыбаю. Не впервое.

Тягучие мгновения сомнений. И мне бы не хотелось сейчас видеть… ни этого Клёмина, ни Ленку.

— Ладно.

Включить свет, достать ампулу, шприц, свершить манипуляции.

Обернулась.

— Приспускайте штаны…

Но едва я приблизились (взгляд на иголку, выпуская воздух), как вдруг этот индюк резко дернулся в мою сторону — не сообразила сразу. Хватает меня за руки — сильный кабан. Не могу вырваться.

— Ты че творишь? — рычу, словно больная.

И вот я осознаю всю жуть происходящего: он не просто пытается выбить из рук шприц, он наоборот, выкручивает мне кисть, в желании меня саму уколоть иголкой.

Но сил и возможностей все меньше и меньше, это животное гораздо сильнее и ловчее, чем могло показаться на первый взгляд.

— Тварь! — отчаянно кричу на него, пытаясь уже сама выпустить на пол шприц, и оттолкнуть выродка, повалить хоть на стену, хоть на стол с инструментами, да куда угодно, лишь бы сбить с ног.

Заветное цоканье об напольную плитку.

Еще миг — и сами мы уже рухнули на пол.

— Не хочешь добровольно, так я тебя силой возьму, — взбешено зарычал мне в лицо, заляпывая слюной. Поморщилась.

Вырываю руку и тянусь ею вбок в попытке схватить хоть что-нибудь, чем ударить этого козла по голове.

Тщетно. А затем и вовсе сообразила, что тот конкретно куда-то тянется (но при этом все еще сдавливает, удерживает меня под собой).

Шприц. Эта мразь, еще чуть-чуть, и схватит шприц.

Обмерла в ужасе: это — конец.

— На помощь! Помогите! Вова!

Вова!

Немедля зажал своей вонючей, потной ладонью мне рот, бросив попытки добраться до лекарства.

— Молчи, с*ка, иначе хуже будет! — рычит.

Кусаю со всей дури за пальцы.

Завизжал, немного послабив хватку. Попытка вырваться.

— Спасите!!! — на грани визга.

Но не дает больше издать и звук.

Вмиг обеими руками вцепился за горло и стал отчаянно, верно душить.

Стучу, бьюсь, дерусь высвобожденными руками, махаю, пытаясь ухватиться хоть за что-то, что могло бы спасти мне сейчас жизнь. Тщетно. Тотчас впиваюсь пальцами в его кисти, силясь противостоять, разжать, содрать с себя смертельные оковы…

Звон стекла. Хлопок, стук, лязг — выбита дверь.

Резкое, непонятное движение — да и в глазах мутно, все плывет, вперемешку с золотистыми звездочками.

И только спустя минуты различаю, как Клемин ногами избивает, добивает подонка, особо уже не прицеливаясь: куда попадет.

Вдох, выдох.

Но вдруг что-то меняется: это животное отчаянно решается дать отпор. Буровозом, одичавшим быком, кидается на Володю, пытаясь снести напрочь, повалить на пол вместе с собой, но и тут же резко обмирает, не завершив маневр. Упал на руки, перед своим врагом, невольно став на карачки. Взгляд прикипел к чему-то безумно важному. Доля секунды — и всё становится ясным: Клёмин достал пистолет и направил в сторону Ярухина.

— Лина?! — вскрикнул Вова.

Шумно дышу, но не могу издать звук.

— ЛИНА! Б***Ь!

— Жива, — вынужденно, превозмогая боль и шок, хриплю.

— Ты, че, щенок, думаешь, я твоей пукалки испугался? — и снова откуда-то берутся силы у этого, казалось уже, сломленного выродка.

— ОХРАНА! ОХРАНА! — послышался голос в коридоре. — СЮДА! Сюда!

Но вдруг, пользуясь нашим замешательством, живо Ярухин устремляется на Вовку.

Осознавая всю жуть происходящего, и я тотчас кидаюсь вперед: на пол к шприцу. Пытаюсь подняться.

Выстрела нет, но внезапно удар — и Ярухин попятился, схватившись за лицо. Видимо, Клёмин влепил рукоятью. Живо кидаюсь к гаду, на карачках, и засаживаю в ногу иглу по самое не хочу и жму на поршень, пуская снотворное по телу.

Дернулся, хотел, было, что-то мне сказать. Но пошатнулся.

Стремительные шаги Вовки ко мне ближе — и помогает встать с пола. Замерли все мы трое, меряя друг друга взглядами.

Вмиг в комнату влетела охрана, немедля наставив на нас пистолеты. Испуганно взглянула я на Клёмина — облегченный выдох. Свое оружие он уже успел спрятать от греха подальше.

— Схватите его! У него ствол! — вдруг взбешенно зарычал кабан, но еще миг — и свалился на стол, упираясь руками.

— СТОЯТЬ! НЕ ДВИГАТЬСЯ!

Рухнул на пол Ярухин.

— Что с ним?

— Я не стрелял, — ошарашено шепнул молодой охранник.

— Это — снотворное, — хриплю.

— Так, и ты стой! — рявкнул второй на моего Вовку.

Подчинился Клёмин, немного подняв и разведя руки в стороны.

— Лучше эту жирную тварь заберите, — отчаянно заревела я от обиды, потирая шею. — Это — он преступник! Это он напал на меня, попытавшись изнасиловать и убить.

Обмер Клёмин, заледенев.

Живо хватаю его за руку, чтобы сдержать нарастающее безумие. Нервно дрогнул, но не вырвался.

Обомлели и ребята, изумленно вглядываясь то на меня, то на спящего Ярухина.

— Ну, мы за ним присмотрим. Сколько ему еще быть без сознания?

— Несколько часов…

— Ладно, давайте пройдемте отсюда, тем более, что полиция уже едет. И его переложить надо бы, ну, или усадить. Не валяться же ему на полу.

— Если его кто-то поднимет, — послышался из толпы женский голос.

Но едва Клёмин дернулся идти вперед к охранникам, как я тут же заметила за его поясом торчащий пистолет. Быстрое движение — к нему за спину и, едва не сбивая с ног, хватаю ствол и тут же сую себе в карман халата.

Оглянулись все.

— Вы что творите? — обмерли охранники от непонятного моего движения.

Скривилась я, нервно моргая.

— Простите, что-то помутнело в голове.

— Воды ей.

— Присядьте…

Составить заявление, но пока придержать.

Ждем утра, когда этот Ярухин очнется.

Стук в дверь ординаторской.

Вовка. Не встаю — так и лежу на диване.

— Отпустили?

— Ну, а что им?

Присел на диван у моего изголовья. Движение — невольно проследила глазами.

Уложил подушку себе на колени.

— Иди ко мне.

Поддаюсь. Уложила голову на предложенное место.

— Ты как? Отошла уже?

— Да, — вдруг вспомнив кое-что, тут же дернулась, ткнула пальцем на свою сумку. — Там этот твой…

— Лежи, — удержал. — Пусть у тебя останется. По-моему, он тебе куда нужнее моего.

Рассмеялась пристыжено.

— Безумная ты девка, однако… — продолжил. — По-моему, я никогда не устану поражаться твоей смелости и сноровки.

И снова невольно улыбаюсь. Чувствую, как заливаюсь краской.

— Иногда странные мысли и догадки лезут в голову, — ведет дальше. — Дочь врача и преподавательницы… а так, словно — бандитка чистой воды.

Смеюсь.

— Я — просто, хорошая актриса.

Ухмыльнулся. Вдруг рука его дрогнула и коснулась моей головы — робкие движения, и стал ласкового гладить меня по волосам.

— Каких-то боевиков, ей Богу.

— Но ты же меня защитишь?

Рассмеялся. Взгляды наши встретились.

— А как иначе?

— А иначе, — улыбаюсь, запнулась, взвешивая за и против последующих слов, но проиграла. — А иначе вся эта забота достанется другой. Аппетитной медсестричке на пару лет меня младше.

Захохотал откровенно.

— О, да, — изобразил неожиданно мечтательное лицо. — Те еще похотливые сиськи. Зря ревнуешь, ничего не было. Как полезла — так и слезла.

Обмерла я, хотя все еще крою свое удивление и радость за лживой, искусственной улыбкой.

— Глупо было думать, что я своего Ангела-хранителя променяю на какую-то рядовую ночную бабочку.

Широко заулыбалась я, отвернулась, провернулась на диване на бок, к нему лицом. Закрыть глаза — и попытаться выбросить из головы мысли.

— Поспи, — еще несколько раз провел рукой по волосам и замер. — И я посплю…

Но не прошло, наверно, и часа, как вдруг послышался в коридоре шум. Крик, а затем и вовсе кто-то ворвался в ординаторскую.

Едва, сквозь сон, удалось распознать голос своего отца. Разъяренный, тот рвал и метал, гатил самыми последними словами на Ярухина, на моего Вову(?), и, порой, на меня.

— Нахрен все! Блатные мне тут понаезжали!

— Успокойся, — едва слышно рычу на Котова.

— А ты! А ты?! Как ты могла, не позвонить мне? Почему только сейчас узнаю?

Обмерла, рассевшись на диване, ухватила голову руками, дабы та не раскололась от боли, что причинял этот бессмысленный, взбешенный крик.

— Я думала, тебе как заведующему, сразу позвонили и сообщили.

— Думала она!

— Девушка, ну, что решили с заявлением?

— Да что за вопросы! САЖАТЬ ТАКИХ НАДО! — отчаянно завопил мой отец, вмешиваясь.

— Мужчина, я все понимаю, но вопрос был адресован сейчас не вам.

Взгляд мой на Ярухина, на Володю. На участкового и его помощника. На отца.

Вдох.

— Нет. Если и он, — кивнула головой в сторону жирного ублюдка, — в ответ никаких заявлений выдвигать не будет: ни против больницы, ни против Клёмина, как он тут распинался немного ранее.

— Ну, что? — взгляд полицейского на Ярухина.

Сидит, нервно дышит, багровеет от злости. Но молчит.

— Ну? — гневно рявкнул, не выдерживая уже всех этих соплей участковый.

— Все хорошо. Мировая.

— И все-таки, товарищ начальник, — вдруг отозвался Вова. Берет, нагло вытаскивает из его рук мою бумагу. — Пусть у меня полежит. Если что, мы с вами свяжемся.

Тяжелый вдох. Шаги на выход полицейских, Клёмина, а затем и мы с отцом.

У порога внезапно послышался тихий шепот участкового:

— Клёмин, Клёмин, ты не можешь не вляпаться в приключения.

Едва заметно рассмеялся тот в ответ, но смолчал.

Удивление вмиг расплылось по моему сознанию, но сдержалась, не стала ничего выяснять.

В тот же день, так и не сделав никаких медицинских обследований, ушел и Клёмин за Ярухиным. И дело даже не в психованных криках Котова.

Нет, он сам так решил.

— Ладно, хватит игр. Пора снова заняться делами. Не прощаемся, хорошая моя, — неожиданно прошептал, нежно, ласково провел рукой по моему лицу, вдоль скулы, замер у губ. Взгляд прикипел к вожделенному месту — но ни на что не осмелился.

Резко оторвался — и пошагал прочь.