С потолка на голову капала мерзкая, склизкая до отвращения вода, медленно скатываясь за шиворот и расползаясь противным мокрым пятном по холщовому рубищу. Кап-кап-кап... Казалось бы, что её холод должен был остудить горящую спину, но та продолжала полыхать огнём всё так же, как и несколько часов назад. А, может и дней. Я давно потеряла счёт времени: здесь в темнице, оно имеет свойство как превращаться вечность, так и пролетать с катастрофической скоростью, приближая закономерный финал.
Периодически свет от одинокого факела, просачивающийся сквозь небольшое зарешечённое окошко в двери камеры, исчезал, когда по коридору проходили дежурные стражники, а затем снова принимался вытанцовывать на каменном полу свой замысловатый мрачный танец. Время от времени к двери кто-то подходил, отпускал ехидные шуточки и даже предлагал помолиться о спасении. Вот только я знала наверняка, что всё это бесполезно: за мной никто не придёт и не спасёт. Любимый предал, воспользовавшись мной, что, впрочем, неудивительно, ведь это было понятно с самого начала, хотя мне, как и любой другой девушке, хотелось слепо верить, что он не такой. Друзей у меня как таковой никогда и не было, родных – тоже. Даже не знаю, в какой момент перешла на тёмную сторону, захотев отомстить. Вот только опоздала. Точка невозврата была пройдена, а исправить не хватило ни сил, ни возможностей, ни времени. А потом за мной пришли.
Лязгнул засов, возвращая обратно из воспоминаний в реальный мир, противно заскрежетала тяжёлая дверь, пропуская в камеру двоих конвоиров.
– Ну, что, красотка, собирайся – твой выход! – загоготал один из них, снимая с вбитого над моей головой крюка цепи, скрепляющие между собой кандалы на руках.
Я почти рухнула вперёд, едва не пропахав разбитым носом каменный пол, но меня милостиво поймали за цепи, заставляя подняться. Если бы я ещё могла! Тут не то что встать – дышать сложно, когда по ощущениям в организме не осталось ни единой целой косточки. Поняв, что все попытки поставить меня на ноги бессмысленны, конвоиры просто взяли за руки и потащили по коридору туда, где решалось моё будущее. Хотя мне прекрасно было известно, что оглашение приговора – чистая формальность, всё давным-давно решено, и надеяться на чудо глупо.
Я не помню ни как оказалась в зале суда, ни даже того, как усадили на лавку. Судья что-то спрашивал, тут же сам себе отвечал... Кажется, назвали моё имя, конвоир, стоящий позади меня грубо схватил за волосы, заставляя кивнуть, а потом снова провал. Вот меня поставили на ноги, шум в зале стих, а голос судьи зазвучал так громко, что в висках застучали противные молоточки.
– ... за государственную измену и непосредственное участие в попытке государственного переворота приговаривается к высшей мере наказания! Решение окончательное и обжалованию не подлежит!
– Сжечь ведьму!
– Но она же такая красивая!
– Хорошо. Но потом всё равно сжечь!
***
Я не помню, откуда у меня в моей голове взялись эти строки, но они как нельзя лучше описывают мою нынешнюю жизнь. У меня вообще большие проблемы с памятью, так как многих вещей попросту не помню: ни своего детства, ни юности, ни даже того, как оказалась в этой проклятой деревне. Просто в один не самый прекрасный пасмурный весенний день обнаружила себя лежащей на полу в собственном доме. Как я смогла дотащить, а затем закинуть своё тело на ближайшую мягкую поверхность, которую смогла нащупать – отдельная песня. Причём больше похожая на похоронный марш, чем на что-то жизнерадостное или бодрящее.
Нет, внешне никаких повреждений я у себя не обнаружила, руки и ноги работали, тело сгибалось и разгибалось без хрустящего «музыкального» сопровождения, но общее состояние было из разряда «умрите меня». К сожалению, живительной силой, вернувшей меня в мир живых, стал не поцелуй прекрасного принца или забота близких, коих в поле зрения не наблюдалось вообще, а пыль. Банальная быль, толстым серым слоем укутывающая все поверхности, словно свежевыпавший снег молоденькие ёлочки. Я расчихалась и раскашлялась так, что моментально перехотела умирать, ибо в носу и горле свербело так, что деревянный макинтош развалился бы на части ещё на этапе водружения крышки. Пришлось экстренно оживать и искать хотя бы какое-то подобие тряпки, ведра и швабры.
Тряпки нашлись в углу возле камина. Вот только рассыпались в руках так же быстро, как и гусиное крыло, которое я хотела использовать в качестве смётки. Радовало лишь одно: дом выглядел достаточно крепким, крыша не протекала, так как сырости не чувствовалось. Мебель тоже оказалась добротной, хотя и простоватой. Я вообще не поняла, как так вышло, что всё, кроме дерева, камня и металла превращалось в прах, стоило к нему прикоснуться. Даже матрас на лавке, на которой мне довелось отдохнуть всего несколько минут, быстро пришёл в негодность под моим весом, но при этом нельзя было сказать, что отличалась избыточным весом. Обычное нормостеническое телосложение: грудь имелась, талия – тоже, запястья узкие, но не хрупкие. Внезапно промелькнувшая мысль заставила меня замереть на месте, а затем опереться о стену, чтобы не упасть от осознания того, что не знаю, как выгляжу полностью.
Вытянутая из причёски золотистая прядь сообщила лишь о том, что являюсь блондинкой с длинными волосами, но при этом образ в голове так и не сложился. Пустота. Чистый лист. Охнув, я всё-таки сползла вниз, усевшись на пыльном полу, на котором виднелась цепочка моих шагов. Паршивое самочувствие как-то сразу отступило на второй план, если не на третий. Забудешь тут обо всём, если даже собственного имени вспомнить не можешь! Я тщательно ощупала свою голову несколько раз, но ни малейших следов травм не обнаружила. Но ведь так не бывает, чтобы память впросто «вжух» и пропала: должно же быть этому хоть какое-то объяснение!
Я оглядела комнату, в которой находилась, но ни одной знакомой вещи или чего-то, при взгляде на что у меня внутри что-нибудь шевельнулось. Сидеть на полу было холодно, несмотря на несколько пододетых под платье юбок, выгладывавших из-под подола платья. Делать было нечего, как подниматься и продолжить изучение дома. Вообще, странно себя было ощущать: мысли есть, предметы, окружающие меня назвать могу, а о себе ничего не знаю. Вспомнив о своей первоначальной цели, я продолжила изучать обстановку.
Камин, уже знакомая лавка, стол с четырьмя массивными стульями, шкаф, похожий на посудный, но с настолько закопчёнными стёклами, что не разобрать, пустой или нет, сундук... Так, стоп. Я снова посмотрела на оставленные следы на полу, а потом на сундук. Пыли ни на его потемневшей от времени крышке, ни на стенках не было. Как и не было следов вокруг него. Но ведь такого просто не может быть! Или может?
Я потёрла пальцами окно, а затем сквозь образовавшийся небольшой просвет посмотрела, что творится снаружи. Оттепель. Сероватого цвета снег уже хорошо подтаял, а извилистые ручейки, разрезающие его на островки, ещё больше окрашивали его в тёмный цвет, наполняя водой. Но как же я тогда попала в дом, если на полу остались лишь следы в том месте, где очнулась, а потом ходила? Нельзя же просто так взять и появиться прямо посреди заброшенного дома из ниоткуда! До двери было далеко, до окон – тоже.
Я подошла к выбивающемуся из окружающей обстановки сундуку и опустилась рядом с ним на колени. К крышке была прикручена потемневшая от времени латунная табличка с именем и фамилией. Катриона Блэкчер. Несколько раз проговорив про себя это сочетание как целиком, так и по отдельности, произнесла затем вслух, но ни малейшей тени узнавания не промелькнуло в голове. Судя по искорёженным скобам, кто-то пытался взломать сундук и весьма преуспел в этом, так как навесного замка не было. Откинув крышку, заглянула внутрь. Платье, потом ещё одно... Сорочек штук пять, сапожки, шубка, пара плоских металлических коробок, содержимое которых решила посмотреть позднее, мешочек с пятью серебряными монетами, и всё. Никаких документов или бумаг.
Приложив к ногам подошвы сапог, а потом одно из платьев к телу, обнаружила, что размеры мои. Так что, я и есть Катриона Блэкчер? Вытащив коробки, положила себе на колени и сняла крышку с первой. На бархатной ткани, которой она была выстлана изнутри, покоились различные зажимы, пинцеты, крючки, ножички, напоминающие скальпели... Некоторые выглядели немного странно, но вполне узнаваемо. Трогать всё это богатство грязными руками не стала, аккуратно закрыла крышкой, переместив первую коробку под вторую. Тут оказался целый набор игл, а также несколько увесистых мотков шёлковых ниток, пара иглодержателей и ножницы. Содержимое обеих коробок натолкнуло на мысль, что их обладательница была хирургом как минимум. И по всему выходило – это я.
Итак, получается, что меня зовут Катриона Блэкчер, являюсь хирургом или кем-то вроде этого, а вот как попала в дом и что делать дальше – непонятно. Закрыв сундук, решила до конца осмотреть дом и всё-таки избавиться от этой проклятой пыли, не дающей даже нормально дышать, не говоря уже об испачканном платье и туфлях. Я даже не могла окна распахнуть, чтобы проветрить помещение: они оказались просто-напросто заколочены! Даже не так: в них стояли так называемые «зимние» рамы, которые обычно с наступлением холодов устанавливаются в дополнение к обычным, чтобы сохранить тепло в доме и уменьшить сквозняки.
Проходя через кухню, я заметила неприметную дверцу и сейчас смотрела на странный агрегат, напоминающий нечто среднее между водокачкой и допотопным насосом. Потоптавшись немного на месте и взвесив все «за» и «против», решила всё-таки удовлетворить своё любопытство. Смахнув ладонью всё ту же пресловутую пыль, тихонько нажала на рычаг, рассчитывая, что за годы простоя механизм точно заклинило, но не тут-то было! Мало того что он легко пошёл вниз, так ещё и по всему дому раздалось пугающее гудение и дребезжание. Вот как будто воду в трубы подали. Шестерёнки внутри корпуса агрегата медленно набирали обороты, нагоняя тревогу своим лязгом.
Потрогала? Вот молодец! А теперь беги быстро и желательно далеко!
Выскочив в кухню, едва не врезалась в стол, попросту не обратив на него внимание. Зато немного паника улеглась. Если бежать, то куда? На улицу? Так в одном платье схлопотать воспаление лёгких проще простого. Вытащить из сундука шубу с сапогами, а затем дать дёру? Похоже, что после прохождения в сознание мозги у меня как-то слишком вычурно работают, балансируя между разумным и бессмысленным.
С оханьем подняв себя со стола, на котором распласталась после встречи с ним, прислушалась к происходящему в доме. Трубы по-прежнему гудели, но уже меньше, стены трещинами не покрывался, потолок не падал, пол не проваливался.
Мысленно костеря себя за идиотизм, решила побить рекорд собственной глупости и повернула вентиль над мойкой. Кран затрясся, словно в припадке, но выплюнул какой-то тёмный сгусток, а затем дал мощную струю воды. Значит, в той клетушке действительно находился насос. И мой инфаркт.
Вода манила своей прозрачностью и холодком. Ладно, кому дано козлёночком стать, тот от дизерентии не помрёт, решила я и подставила ладони под живительную влагу. Вода приятно обжигала кожу, ещё оказалась настолько вкусной, что хотелось пить, не отрываясь до тех пор, пока она из ушей не польётся. Умывшись и напившись, я вернула вентиль в исходное положение и, почувствовав, что жизнь стала чуточку прекраснее, продолжила своё знакомство с домом.
На первом этаже обнаружились две полупустые комнаты, уже настоящие сени и главная дверь, ведущая на улицу. Осторожно приоткрыв дверь, выглянула наружу и поняла, что нахожусь в деревне. Обалдеть. От неожиданности я даже глаза протёрла, но если на зрительные галлюцинации ещё можно было сослаться, то вот на слуховые – нет, ибо какофония обрушившихся на меня звуков была чересчур характерна и специфична. А если добавить к этому запахи, то последние сомнения отпали. Так как на улице никого не было видно, я решила погеройствовать чуть позднее, когда тщательно обшарю дом.
Заперев хорошенько входную дверь, чтобы избежать нежданных гостей, начала подниматься на второй этаж. Может, там найдётся что-нибудь, относящееся ко мне?
Однако второй этаж больше запутал, чем помог. Я, наверное, раза три или четыре спускалась вниз, чтобы понять, каким образом внизу поместилось сразу столько помещений, а на втором всего три, хотя они не были гигантскими. Можно сказать, что четыре, если учесть примыкающую к спальне каморку с умывальником. Вот перед ним я застряла надолго, и виной тому было зеркало!
Что мне было известно о себе, кроме того, что являюсь обладательницей золотистой шевелюры и предполагаемого имени? Да ничего. Сейчас же из помутневшего от времени зеркала на меня смотрела блондинка с пронзительными синими глазами, прямым аккуратным носиком и красивой формы губами. Скулы были высокими, но ещё не приобрели ту очерченность и резкость, которая начинает проступать после двадцати пяти-тридцати лет. Плавные линии подбородка и миндалевидный разрез глаз делали моё лицо не просто симпатичным, а очень даже красивым, хотя я не чувствовала в себе признаков какой-то заносчивости или гордости, присущих прелестницам. На пару тонов темнее цвета волос брови и ресницы даже не требовали применения косметики, чтобы их подчеркнуть или даже выделить.
Немного покрутившись перед зеркалом, я осталась довольна своим внешним видом, жаль, что память по-прежнему была чиста. Вдоволь налюбовавшись собой, вернулась в спальню. Каких-либо вещей, способных рассказать о её владелице, не было и в помине. Разве что осталось стойкой ощущение, что раньше здесь жила женщина намного старше моих предполагаемых лет: мебель была «возрастная», основательная. Даже в деревнях молодые женщины стараются привнести в интерьер что-то более лёгкое, изящное. Где-то кружева, где-то кувшинчик или вазочку для цветов, а тут этого не было. Даже на истлевших от времени подзорах и занавесках прослеживалась строгость.
Рядом со спальней неожиданно обнаружилась небольшая библиотека. В надежде найти хоть какую-нибудь информацию о том, где нахожусь, пересмотрела практически все тома, но увы. Сплошные справочники по травам, лекарственным растениям, способам их выращивания, сбора и применения в медицинских целях. Нашлось, правда, три методички, в которых описывались различные хирургические манипуляции, но они явно устарели, так как многие из них можно выполнить намного эффективнее и менее трудозатратно, не говоря уже о пользе для пациента в плане времени его выздоровления и снижении осложнений. Что-то про травы я знала и до этого, но, конечно, не в таких объёмах.
А вот третья комната оказалась вся увешена сушащимися вениками из трав и цветов, рассыпавшихся сразу же, как за моей спиной захлопнулась дверь. В общем, выходило, что дом не мой, но я как-то в нём оказалась, причём с вещами. Да уж, задачка с одной неизвестной. Ещё и так не вовремя желудок напомнил о себе, требуя еды. В доме ничего съестного не нашлось, поэтому как бы не было страшно, пришлось идти к сундуку и доставать верхнюю одежду. А то вдруг стемнеет быстро, где я потом в ночи буду искать, у кого раздобыть покушать? Уборкой можно будет и попозже заняться.
Одевшись и обувшись в зимние вещи, я на всякий случай прихватила из кухни небольшой ножик и спрятала в карман шубы. Выходить на улицу было страшновато, но всё равно никаких других вариантов не было. Ключ от входной двери лежал в сенях на подоконнике, поэтому я заперла дверь и начала осторожно спускаться по скользким ступенькам, покрытым подтаявшим льдом. Сколоть бы его или хотя бы песочком присыпать... Протоптанной тропинки, ведущей к дому не было, пришлось стать первопроходцем, пропаливаясь при каждом шаге в снег. Вот как можно идти, сохраняя баланс, чтобы не шлёпнуться, провалившись слишком глубоки или наступив на лёд, и при этом придерживать края длинного платья и шубы?! Пытка на выживание в чистом виде!
Хороший вопрос. Сама была бы несказанно рада узнать, кем же являюсь. И, как назло, все умные мысли моментально покинули мою голову, оставив ощущение абсолютного вакуума, поэтому максимум на что меня хватило – это робко поблеять, махнув рукой в сторону дома:
– Я... Э-э-э... Там...
Мужчина нахмурился ещё больше, буравя взглядом насквозь и сопя в густые усы с едва заметной проседью.
– Знахарка, что ль?
– Ну-у-у... Можно и так сказать.
Мой собеседник сразу повеселел, сдвинув толстую меховую шапку с затылка почти до середины лба:
– Неужто лекарку прислали?
После такой реакции передо мной забрезжила надежда, что раз в деревне ждали присланного кем-то человека, то наверняка найдутся документы или уведомления о том, кто к ним едет.
– Тебя как звать-то, блаженная?
Мужчина особого доверия у меня не вызывал: было в нём что-то отталкивающее, несмотря на казалось бы его добродушный настрой. Словно едва ощутимый запах гнильцы витал в воздухе.
– Катриона Блэкчер.
Сведя кустистые брови к переносице, толстяк задумчиво пожевал нижнюю губу. Я уже успела нарисовать в своём воображении около десятка вариантов страшных казней за присвоение чужого имени, прежде чем его лицо разгладились, и он кивнул:
– Да, было такое. Уведомляли.
Я аж выдохнула, чувствуя буквально физически, как с плеч свалилась бетонная плита.
– Простите, а вас как зовут?
Мужчина сразу расправил плечи и, подбоченясь, выпятил грудь, которая, впрочем, всё равно затерялась на фоне объёмного пузца:
– Сортон. Староста Веройсы.
– Рада знакомству. А не подскажите ли, уважаемый Сортон, кто прислал оповещение о моём скором прибытии?
Староста как-то неопределённо пожал плечами:
– Да кто ж знает? Я как-то внимание не обратил.
В смысле?! Ты глава поселения или так, чёрт-те что и с боку бантик?! У меня едва дар речи не пропал после такого заявления, но я решила снова попытать счастья:
– Простите, но ведь наверняка письмо было подписано. Может, посмотрим, кто отправитель?
– Да, было там внизу что-то заковыристое начиркано, но мне это было не так важно. Прислали и прислали, главное – суть! – нравоучительно поднял вверх указательный палец староста. – А посмотреть не получится: я и конверт, и записку на растопку пустил, ведь чего добру пропадать? Зато в хозяйстве пригодилось.
У меня челюсть отпала на снег, а следом за ней и глаза готовы были совершить то же самое. Что же мне так не везёт-то?! Ладно, попробую зайти с другой стороны.
– Вы случайно не видели, что меня привёз?
Мужчина развёл руками:
– Так не было никого. Считай, что с поздней осени, как дорогу развезло, чужаков не было, а нашим не с руки грязь телегами месить.
Тупик. Глухой. Только жизнеутверждающей таблички «Лох – это судьба» не хватает. Хорошо, последняя попытка.
– А кто ещё может знать, кому понадобилось моё присутствие здесь?
– Как кому? – вытаращился на меня староста с таким видом, словно дитя неразумное увидел. – Нам. Мы давно просили, чтобы знахарку или травницу прислали.
– У кого-то можно узнать подробности моего направления сюда?
– А тебе зачем?
– Так, надо кое-что по делу узнать.
– Ну, если так, – закивал староста, будто в самом деле понимал, о чём речь. – Наверное, глава ещё в курсе.
– Где можно найти главу?
– Он в Гролайе живёт. Особняк у него там.
– Далеко отсюда?
– Да дорожных вёрст тридцать будет.
– Это сколько примерно?
Староста ткнул сперва пальцем в мой дом, а затем в раскидистый дуб, видневшийся в конце улицы:
– Вот это половина дорожной версты.
На мой взгляд расстояние было примерно метров пятьсот. Получается, что до Гролайя километров тридцать, то есть, пешком часов семь-восемь точно уйдёт. С учётом оттепели вполне может выйти все десять. Выходит, что в лучшем случае доберусь до главы к ночи. Жуть. В незнакомом городе искать ночлег, за который ещё неизвестно сколько возьмут.
– Есть ли какой-нибудь способ добраться до главы побыстрее?
– На тракте к кому-нибудь в телегу попроситься.
Ясно. В любом случае придётся отправляться в дорогу завтра утром, а до него ещё следует как-то дожить.
– Прошу извинить меня за мою бестолковость, всё-таки я не местная. Где можно купить какой-нибудь еды?
Староста внимательно оглядел меня с головы до ног, видимо, прикидывая, смогу ли заплатить, а затем повернулся спиной, бросив через плечо:
– Идём. У меня дома найдётся.
Не скажу, что была в полном восторге от этого предложения, но привередничать было глупо. Поэтому, как бы страшно мне не было, пришлось поспешно топать вслед за старостой. Сортон ступал по расчищенной дороге так, будто демонстрировал себя и свою власть, несмотря на то что по пути нам не попалось ни одного человека. Этакий Мороз-воевода, обходящий дозором владенья свои. Я едва поспевала за ним, старательно глядя себе под ноги, чтобы случайно не шлёпнуться, попав ногой на скользкий участок. Вся дорога заняла не так много времени, но когда мы остановились перед двухэтажным домом, богато украшенным вычурными резными элементами, основательно запыхалась и устала вертеть головой, запоминая маршрут. Сомневаюсь, что меня проводят обратно до моего крыльца, а блуждать по незнакомому селению было как-то страшновато.
То, что перед нами дом старосты стало сразу ясно не только по более богатому внешнему виду здания, но и большой придомовой территории, представляющей собой роскошный сад с плодовыми деревьями и даже небольшим прудиком, разместившемуся чуть сбоку. Представляю, как тут красиво во время цветения!
Староста потопал на крыльце, сбивая островки прилипшего к сапогам снега.
– Рона!
Мужчина гаркнул так громко, что я едва не свалилась с крыльца от неожиданности. Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, впуская нас вперёд. Староста прошёл почти до середины сеней и остановился, ожидая пока за нами закроют. Потом женщина шустро подскочила к нему и начала расстёгивать шубу, которую тут же сняла и отошла в сторону, чтобы отряхнуть. Не понимая, как мне следует себя вести дальше, на всякий случай сняла свою шубу и повесила на полусогнутую руку.
Естественно, я всё прекрасно понимала, равно как и то, что ссориться со старостой чревато. Но, во-первых, надеялась, что в ближайшее время смогу всё разузнать о себе, а также сославшись на амнезию, убедить того, кто меня сюда направил, о необходимости собственного выздоровления и невозможности некоторое время исполнять возложенные обязанности. Во-вторых, важно было поставить себя, не дав облапошить, иначе так ножки свесят и поедут. Вот оно мне это надо?! Нет.
– У меня нет ни малейших сомнений, что продукты в этой корзинке стоят намного меньше, чем одна серебряная монета, а потому весьма удивлена, что вы, как главный человек в этой деревне, хотите нажиться на специалисте, который, возможно, будет лечить и вас. Зачем же нам начинать наше сотрудничество с обмана и недоверия? Мы ведь можем быть друг другу весьма полезны.
Сортон ничего не ответил, недовольно пожирая меня взглядом, а я продолжила:
– Так что спасибо за предложение, но лучше пойду. Не люблю отнимать чужое время.
– Рона! Вынеси ей!
Жена старосты поджала губы, но ослушаться не осмелилась. Когда она вернулась, корзинка пополнилась на две скрученные «улиткой» жареные домашние колбасы, а на столе выросла горка медных монет. Демонстративно положив рядом с ними свою серебряную, я пересчитала «сдачу». Семьдесят четыре медяшки. А неслабо решил меня «обуть» Сортон. Ну, ничего, вот и модельные туфельки нужного размера внезапно нашлись. Быстро ссыпав деньги в карман, я пальцем оттолкнула от себя серебряную монету, которая тут же оказалась накрыта мощной ладонью старосты.
– Благодарю за понимание. Корзинку занесу завтра утром.
Попрощавшись с гостеприимными и щедрыми хозяевами дома, поспешила прочь. Оказавшись за калиткой, перевела дух и решила больше не искушать судьбу. Хватит с меня на сегодня, иначе точно пуганной истеричкой стану.
Я почти дошла до своего дома, как меня остановила женщина.
– Ты ведь знахарка из крайнего дома? Я слышала, как вы со старостой говорили. Помогите, моему сыну совсем плохо, боюсь, что день-два и совсем отойдёт.
– У меня при себе ничего нет. Но посмотреть могу.
– Посмотрите-посмотрите, – незнакомка вцепилась в мою руку намертво. – Только спасите, мы, в долгу не останемся!
– Что с ним?
Увы, но ничего, кроме «плох, совсем плох», добиться не удалось. В принципе, что мне мешает просто взглянуть, а если там действительно больному недолго осталось, так и скажу. Нет, так за лечение продуктами возьму, лишними не будут.
Женщина не отпускала меня до тех пор, пока мы не оказались в сенях её дома. Свою шубу и корзинку оставила прямо там, так как идти в верхней одежде к больному мне не позволили основы клинической гигиены, всплывшие в памяти как нельзя кстати. К тому же в сенях было прохладно и можно было не беспокоиться о том, что продукты пропадут.
– Есть, где руки помыть?
– Так в избе. Над рукомойником и полью тёпленькой, – засуетилась женщина, открывая дверь.
Первое помещение, в котором я оказалась, напомнила дом старосты. Разве что рукомойник стоял сразу при входе. Вымыв тщательно руки с помощью серовато-коричневого обмылка, прошла вслед за женщиной дальше. Очутившись в огромной комнате, в которой вдоль стен стояло несколько кроватей, я увидела бледного юношу, укрытого почти до самого подбородка одеялом. Судя по вздрагиваниям, его основательно знобило. Дело дрянь. Если простужен, то у меня ведь ни жаропонижающих, ни спазмолитиков, ни антибиотиков, а также ещё кучи всего, что может понадобиться, нет.
– Здравствуйте. На что жалуетесь?
Женщина молча отодвинула край одеяла, а у меня волосы на голове зашевелились. Моему взгляду открылась сильно отёкшее правое предплечье из-за разлившегося под кожей гноя вокруг резаной раны длиной сантиметров двадцать. Дотронувшись до лба юноши, поняла, что температура тела настолько критичная, что до фатала недалеко. Странной была только бледность кожных покровов на лице.
– Ты же сможешь ранку залечить, а то мальчик так страдает... – снова засуетилась женщина, выглядывая у меня из-за плеча.
– Да тут не просто «ранку полечить», её чистить необходимо, потом сильные антибиотики назначить... – гаркнула я в ответ, осторожно исследуя уплотнения вдоль корки.
Юноша застонал и побледнел ещё больше, а потом и вовсе захныкал, пытаясь отдёрнуть руку:
– Больно будет, не хочу! Не надо!
Так, теперь окончательно всё стало понятно: «сыночка-корзиночка, цветочек маленький». Соответственно, страх перед возможной болью и убрал все краски с его лица. Плюс «белый» тип лихорадки, отличающийся от обычной «розовой» тем, что происходит сильный спазм сосудов, которые как бы «запирают» жар внутри тела. В пользу этого говорили холодные, почти ледяные ладони юноши. Дело дрянь. Причём, полнейшая. Сомневаюсь, что где-то здесь вообще об антибиотиках слышали, а просто убрать гной и поражённые им ткани ничего не даст. У меня в висках заломило от напряжения.
– А может, без ковыряния в ране обойтись можно? Ну, там пошептать-поплевать, и само пройдёт? – с надеждой в голосе снова обратилась ко мне женщина. – Ты же видишь, что мальчику и так больно.
– Можно. Могу руку отрезать: нету ручки – нет болячки, – цинично процедила я сквозь зубы, прикидывая план действий. – Как раз скоро сознание потеряет, кричать не будет.
– Руку и я сам отрубить могу, – пробасил мужской голос где-то сбоку. – А ты давай, лечи! Сортон и так уже приходил, чтобы его из списков на зерно вычеркнуть, дал время до завтра. Если преставится сынок, то точно на мешок меньше получим.
Я обернулась и увидела сидящего на кровати мужчину, видимо, отца юноши. Однако «высокие» у них тут отношения. С другой стороны, если ресурсы распределяют с учётом взрослого населения, то вполне логично. Шлёпнув по левой руке юношу, отвела её в сторону:
– Куда полез?!
В ответ снова раздалось хныканье:
– Если корку сковырнуть, само вытечет, не надо меня резать!
– Держи руки подальше от раны, ты уже, судя по всему, доковырялся до такого состояния. Полезешь своими грязными пальцами в рану, разнесёт ещё больше, и умрёшь намного быстрее.
– Времени на уборку не было. Простите, а как вас зовут? – обратилась я к мрачному мужчине, следующему за мной по пятам.
– Ридор. А тебе зачем? – недовольно ответил мой спутник.
– Надо же как-то понимать. как обращаться, если понадобиться вас позвать...
– А зачем меня звать? Я сам прихожу. А то ещё порчу какую наведёшь... – буркнул Ридор, продолжая держаться от меня на некотором расстоянии.
– Какую порчу? – я даже сперва не поняла,что он имеет ввиду и при чём тут имя. –Я же не ведьма в конце концов.
– Посмотрим...
Разговор не то чтобы не клеился, а вызывал у меня настороженность настроем мужчины. Ведьма... Почему я ляпнула именно про неё? Ещё и услышанное от матери юноши «пошептать-поплевать»... Бррр... В голове громоздились странные ассоциации от шарлатанок, раскладывающих карты перед хрустальным шаром, до опасных старух, способных уничтожить щелчком пальцев. Причём в моём воображении и те, и другие выглядели совершенно по-разному: начиная от одежды и причёсок, заканчивая речью и манерой поведения. Но что самое странное, понимала обеих. Однако странная шиза меня посетила.
Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, я вовремя спохватилась, чтобы придержать падающий на плечи капюшон. Тратить время, чтобы снять шубу не стала, направившись сразу к сундуку, только корзинку с продуктами оставила в сенях, рассудив, что там точно не испортятся, так как температура воздуха была значительно ниже, чем в других помещениях дома. Только откинув тяжёлую крышку, сообразила, что нести-то инструменты не в чем, а металлические коробки весьма ощутимо оттягивали руки. Ещё эта оттепель... Не хватало только случайно поскользнуться и выронить их содержимое на снег. Пришлось пожертвовать одной из сорочек, соорудив из неё узелок.
Я хотела было уже вернуться к пациенту, как ноги сами собой свернули к лестнице и понесли к библиотеке. Взгляд рассеянно блуждал по потемневшим от времени и частого использования корешкам книг и тетрадей. Не то... Снова не то... А вот эта, кажется, подойдёт. Придерживая коленом узелок, я потянулась за одним из справочников, а затем, присев на корточки, начала одной рукой его перелистывать, вглядываясь в изображения трав. На одной из страниц мой глаз зацепился за нарисованное слоевище мха. «Парлебика» – было выведено красивым каллиграфическим почерком. Быстро пробежавшись по тексту, поняла, что это как раз то, что нужно. Сомневаюсь, что сильный антибактериальный эффект будет достигнут, но попытаться стоит. Всё равно шансов, что у кого-нибудь найдётся этот мох, весьма мал.
Сопение Ридора и так отвлекало всё это время, а тут и вовсе стало слишком громким, я бы даже сказала – агрессивным.
– Может, хватит книжки листать, а займёшься лечением Розана?
Ух ты! А ведь подходит имя этой «корзиночке» – такой же капризный, как и цветок: лишний раз не трогайте, от сквозняков оберегайте, зато необходимый полив, влажность и температуру в помещении обеспечьте. Бухтение Ридора я проигнорировала, продолжая листать справочник и отмечать для себя травы, которые могут пригодиться.
– А как ваш сын руку порезал?
– В сарай пошёл летний, дурень. На него коса и упала.
– Она что, не была закреплена?
– Зачем? Стоит и стоит. Кто же думал, что Розан туда полезет?
Я, конечно, понимаю, что юноше давно не три года, но хранить вот так тяжёлый и острый инструмент – просто преступно. А если бы в голову острие вонзилось? Это же труп на месте! Ладно, то, что имею дело с невежественными людьми, уже поняла, осталось как-то доступно объяснить им, что придётся делать, чтобы не получить в ответ ещё большее сопротивление, чем, побывав в доме Ридора. Затолкав в узелок справочник, я обратилась к мужчине:
– Пойдёмте. Кстати, у вас найдётся что-нибудь покрепче в запасах?
– Что, струсила? Набраться хочешь?
Ммм... Какой красивый закат! Моих глаз. Пришлось свести все объяснения к тому, что потребуется чем-нибудь залить рану для скорейшего заживления. Раскрывать истинное назначение не собиралась. Думаю, что за рассказы об асептике и антисептике ещё больше уверят Ридора в том, что со мной что-то не так и вполне закономерно приведут к беде. Тут бы с собой разобраться, а не на конфликты с местными нарываться.
Ридор спешил, поэтому обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Зато к нашему возвращению мать Розана уже ждала нас с целым ворохом сушёных трав, разложенных на полотенце, среди которых я безошибочно опознала три из четырёх, что мне могли понадобиться. Под ворчание отца семейства и закатывание глаз ежесекундно падающего в обморок от страха пациента, вымыла руки, ковш, ступку и пестик. Из двух трав нужно было сделать отвар, чтобы промыть рану после вскрытия корки, остальные растолочь.
– Бинты найдутся или чистые тряпки, которые можно будет использовать вместо них?
Сагана, а именно так звали мать Розана, быстро притащила небольшой сундучок с чистыми тряпицами, разорванными на длинные полоски сантиметров семь шириной. Внутри меня медленно нарастала паника: вот как в таких условиях и с такими материалами работать?! Но выбора всё равно не было, а потому пришлось довольствоваться чем есть, молясь, чтобы не занести в рану инфекцию, способную принести ещё большие проблемы, чем сейчас.
Пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не вырубить с одного удара в челюсть истерящего Розана, когда заставляла его выпить сонный отвар. Останавливало лишь одно: челюстно-лицевой хирург из меня не очень хороший, а скоб, винтов и спиц для остеосинтеза в этой деревне ещё поискать придётся, и не факт, что они обнаружатся. Наконец, пациент затих, а я под скрип зубов Ридора и вой Саганы тщательно полила руки первачом и приступила к операции. Руки на полном автоматизме выполняли все нужные манипуляции, заставив отрешиться ото всего происходящего вокруг, чтобы не упустить ничего важного.
Рана была просто кошмарной: ещё немного и кость начала бы гнить. Пришлось хорошенько потрудиться, чтобы удалить весь скопившийся гной и некротические ткани. У меня на языке вертелось столько матерных слов, что иголки с ёлки осыпались бы от возмущения. Сагана только успевала подкладывать чистые полотенца, вереща, что теперь их ничем не отстирать будет, хотя, на мой взгляд проще всего было их сжечь.
Не передать, с каким удовольствием я оказалась в своём доме! Даже пыль уже не так раздражала, как ситуация в доме Ридора. Нет, я всё понимаю: единственный сын болен, причём по собственной же дурости, но должны быть хоть какие-то пределы у этого безграничного нытья?! В такие моменты нужно не купаться в жалости, лелея гипертрофированное чувство любви к собственному отпрыску, а, наоборот, взять себя в руки, проявить должную жёсткость, чтобы помочь ему выздороветь! Не хочет принимать лекарства, значит, нужно настоять во имя его же блага, а не надеяться, что кто-то пошепчет над ранкой, и сразу боль уйдёт, всё заживёт и так далее. Я не выдержала и чихнула из-за начавшегося свербения в носу.
Так, в первую очередь уборка! Иначе точно сгину в этой пылище. Однако протяжное урчание желудка заставило немного изменить свои планы. Я прошла на кухню и осторожно повернула вентиль над мойкой. Трубы снова загудели, но уже не так жутко, как в прошлый раз. Тщательно вымыв руки под струёй воды, пожалела, что не выпросила в качестве оплаты за проведённую операцию кусочек мыла. Конечно, лучше взять деньгами, ведь кто знает, сколько придётся потратить на дорогу, чтобы добраться до главы, но в натуральном виде тоже было бы неплохо. И сумку бы какую-нибудь заиметь – тоже.
Я с удовольствием вгрызлась в сочный бок колбасы, не забывая откусывать от куска каравая. Ммм... Жизнь прекрасна! Ещё бы как-то огонь развести, и вообще всё будет просто замечательно! Не переставая жевать, я не спеша обследовала кухню, отмечая про себя каждую находку. Спичек, увы, не было, придётся попотеть над огнивом, если соображу, как им пользоваться. Вроде нужно что-то для розжига отлетающих от него искр, чтобы дать огню разгореться. В углу обнаружился небольшой топорик, который вполне пригодится, чтобы нарубить веток для простейшего веника. Как же я всё-таки тут оказалась?! Память предательски молчала, воспроизводя только те события, которые произошли с того момента, как пришла в себя в доме. Отвратительное чувство, скажу я вам. Прикончив колбасу и половину имеющегося хлеба, основательно понадкусывала сыр, а затем запила молоком, почувствовав, что внутри меня, наконец-то, поселилась сытость, а в теле появилась необходимая энергия.
Накинув на плечи шубу, я вышла во двор и основательно обкромсала топориком молодое деревце, которое в конечном счёте оказалось срубленным почти под корень, чтобы превратиться в рукоять для будущей метлы. Оторвав без сожаления от уже использованной для узелка сорочки несколько полос, смастерила веник, а затем и само помело. Подавив в себе желание накрутить слои пыли на прутик аки сахарную вату, обмела кухню, включая шкафы, плиты и тумбы. Ещё кусок ткани стал тряпкой, которой собрала мелкий сор. Сколько раз пришлось её прополоскать, прежде чем кухня засверкала чистотой – сбилась со счёта. Зато теперь можно было заняться разведением огня, не опасаясь, что серые залежи вокруг меня вспыхнут быстрее, чем лоскут, который решила приспособить для розжига.
Самое интересное, что с камином проблем не возникло: руки с первого раза выбили из огнива хорошую искру, которую даже особо раздувать не пришлось. Сложнее было сохранить крохотный, едва теплящийся огонёк, чтобы он хорошенько занялся и перешёл на щепу, в которую искрошила всё тем же топориком одну из сохранившихся деревяшек. Всю скопившуюся дрянь из дымохода я вытащила ещё во время уборки, поэтому не боялась, что вспыхнет в трубе, в отличие от плиты, с устройством которой ещё предстояло познакомиться.
Солнце не коснулось земли, а я уже попивала разбавленный кипяток из глиняной кружки, давая отдых спине, которую нещадно ломило после уборки. А ведь впереди был ещё второй этаж и повторный визит к Розану! А-а-а-а!!! Пришлось подвесить на крюк котелок, чтобы потом простерилизовать в нём вымытые сразу после возвращения инструменты. Метод, конечно, так себе, но что имею, как говорится. Прихваченные с собой травы измельчила в найденной ступке до состояния порошка и задумалась над тем, где же их хранить. Очень не хватало ёмкостей нужного размера с плотно закрывающимися крышками. Ладно, пока в кружках полежат. Главное, чтобы подальше от влаги. Так... А ведь я ещё не была на чердаке!
По пути на чердак я вспомнила странное несоответствие второго этажа с первым, а потому вернулась за метлой и быстренько пробежалась с ней, сметая пыль с паутиной. Обстучав древком стены, не смогла уловить на слух разницы в толщине кладки. Вроде везде она была одинаковой. Шумно выдохнув от усталости, привалилась плечом к стене, пристроив метлу рядышком. Я так и не поняла, нажала ли случайно на что-то или задела, но внезапно стена пришла в движение, а моё тело полетело назад, потеряв опору. Вдобавок ко всему ещё и рукоятью получила промеж глаз. «...а во лбу звезда горит...» – промелькнуло в голове, пока я пыталась совладать с сыпящимися из глаз искрами и расплывающимися радужными кругами. Шоу вышло красочным, но весьма болезненным. Надеюсь, что сотрясение самой себе не устроила, а то как-то не хочется несколько дней валяться практически на голых досках, чтобы соблюсти постельный режим.
Где в итоге я оказалась, понять было сложно из-за полного отсутствия окон в помещении, а в самом коридоре уже приготовились захватить власть сумерки, но ни фонаря, ни даже свечки в перспективе не предвиделось. К тому же небезопасно было соваться сюда с открытым огнём. Приняв вертикальное положение, я осторожно начала идти вперёд, помахивая левой рукой перед собой, чтобы случайно на что-нибудь не напороться. Вот только не учла, что на уровне пояса тоже следует по воздуху поводить, ибо всё-таки впечаталась бедром в угол стола. Передо мной что-то звякнуло, причём звук напомнил соприкосновение между собой большого количества стеклянной посуды. Тайная комната с кучей стекла? Лаборатория? Приплыли... Что-то я сглупила: надо было у старосты поинтересоваться, кому дом принадлежал раньше – авось меньше сюрпризов оказалось. По крайней мере, морально успела бы подготовиться.
Аккуратно ощупывая пядь за пядью, дотронулась до какого-то пузырька. Потом ещё до одного, а затем до целой деревянной коробки с разнокалиберными бутылочками. Дальше просто длины руки не хватило, так как во второй продолжала держать метлу, чтобы не упасть впотьмах. Помимо различной посуды, действительно напоминавшей лабораторную, вся столешница была усеяна какой-то трухой. Остатки сушёных трав? Вполне вероятно. Но когда мои пальцы коснулись холодного металлического основания, я едва не вскрикнула от радости, опознав стоящую лампу. При этом сюрпризы не закончились, так как внутри резервуара явно плескалось какое-то горючее. Даже странно, что почти всё в доме истлело, а содержимое лампы не испарилось. Впрочем, мне ли удивляться, если сама непонятно как оказалась здесь?
Естественно, именно в это мгновение я случайно ткнула в нужный камень в стене, и потайная дверь вернулась на место. Запомнив координаты «кнопки», спустилась на первый этаж, а затем пошла открывать дверь. Мужчина был зол, но молча вошёл в дом.
– Мне нужно пересыпать травы, а потом я отправлюсь проведать Розана. Кстати, как он себя чувствует?
– Сын сильно страдает. Говорит, что рука огнём горит, покоя не даёт.
Огнём горит? Плохо, очень плохо. Пока в голове просчитывались варианты, как помочь юноше, имея очень скудный набор подручных средств, Ридор удовлетворённо хмыкнул:
– Ну хоть грязищу свою убрала, ведьма.
Резко развернувшись, я уткнула «руки в боки» и медленно произнесла:
– Не стоит так ко мне обращаться, у меня имя есть. Меня зовут Катриона Блэкчер, попрошу запомнить.
– Рионка, значит... Ладно, – фыркнул Ридор, продолжая рассматривать обстановку.
Рионка... Катриона... Риона... В принципе, Риона мне даже больше нравится, чем полное имя, кажущееся мне громоздким. Я тщательно сполоснула принесённые баночки, вытерла их насухо и пересыпала в них травы. Затем уложила простерилизованные инструменты обратно в металлический футляр и убрала всё в узелок. Пора посмотреть, как там дела у Розана. Надеюсь, что ему не взбрело в голову расковырять наложенную повязку.
Одевшись и заперев дом, я пошла уже знакомой дорогой к нужному дому. Ридор держался позади, из-за чего чувствовала себя, словно под конвоем. Ладно, сделаю всё, что смогу, а завтра с утра постараюсь добраться до главы. Надо ведь выяснить, каким образом оказалась в этой деревне и вообще откуда сама родом. Лучше всего было бы уехать отсюда навсегда: не нравилось мне здесь. Ни люди, ни сама атмосфера.
Внутри избы царила мрачная обстановка, сильно чадили светильники в виде чаш, развешанные на цепях по углам. Сагана сидела со скорбным видом у постели сына и всем своим видом напоминала плакальщицу, приглашённую для того, чтобы сопроводить душу покойника до того как того отнесут на кладбище. В общем, атмосфера царила не просто не радостная, а весьма угнетающая, давящая морально настолько, что хотелось подобрать юбки и бежать куда глаза глядят, только бы подальше отсюда.
– Пришла... – надломленным голосом прохрипела Сагана, поправляя одеяло. – А мальчик страдает по твоей вине...
Что?! Моему возмущению не было предела. Даже дар речи пропал на мгновение. Это великовозрастный обалдуй сам себя довёл до такого состояния, а я виновата?! Нет, бежать нужно отсюда, и как можно скорее. Если бы не совесть, так бы и сделала, но взяла себя в руки и строго произнесла:
– Света мало. Нужно больше света, иначе впотьмах точно не смогу правильно рану обработать. Свечи есть или лампы?
– Как отпевать собралась... – взвыла женщина, хватаясь за голову и едва не выдирая волосы.
Мне же в этот момент хотелось просто головой об стену постучаться. В итоге, поругиваясь на обоих родителей неразумного дитяти, хотя ещё большой вопрос, кто здесь неразумнее всего, добилась от них того, что в спальне стало светло как днём. Помыв тщательно руки, я разложила на табуретках инструменты и перевязочные материалы, а потом начала аккуратно снимать повязку, дав предварительно Розану выпить отвара, способного обезболивать. Несмотря на то что выждала немного времени, парень всё равно пытался отдёрнуть руку и скулил. Странно, до этого же действовало как нужно.
– Сколько осталось от отваров, что утром делала?
– Так последнее сейчас в кружку слили! – прогрохотал Ридор, демонстрируя пустой кувшин, в котором ранее хранился отвар. – Розану так плохо было, что мы его им поили. Только успевали в кружку плескать!
Понятно. Вот обратный эффект и получился. Ладно, сами себя наказали. Только бы мне терпения и выдержки хватило, так как осталось снять последний слой бинтов и провести ревизию раны. Юноша стонал, кричал, извивался и просил отпустить ему грехи чаще, чем успевал сделать очередной вдох. Поэтому пока добралась до фитиля, желание пристукнуть Розана раз и навсегда всплывало в голове с периодичностью в пять секунд. Его счастье, что никаких патологических изменений не обнаружилось, наоборот, наметилась положительная динамика, заживление, хоть и медленно, но началось. При виде извлечённого из раны фитиля Розан пискнул совсем по-мальчишески и потерял сознание. У меня даже мелькнула крамольная мысль не сжигать использованные материалы, а сохранить и каждый раз перед началом перевязки демонстрировать пациенту. А что? И на отварах сэкономлю, и нервы мои целее будут, и тишина в доме настанет. Хотя насчёт последнего не уверена, так как подходящего способа нейтрализовать чрезмерно нервничающих родителей не придумала. Как я ни уговаривала, но покидать спальню оба наотрез отказывались, мотивируя тем, что стоит им удалиться, как непременно наврежу их любимому «дитятку». Однако мой вопрос, зачем в таком случае звали, если не доверяют, остался без ответа. Тёмные люди, что с них взять. Поленом по голове не огрели, и то хлеб.
Сагана охала, причитала, но бинты подавала вовремя. Правда, мне пришлось выдержать не менее кровопролитный бой, чем со свечками, чтобы она предварительно вымыла как следует руки и залила их первачом, прежде чем «ассистировать». Ридор громко сокрушался насчёт нецелевого расхода «огненной воды», но под метавшим молнии взглядом жены, смирился. Я же хотела как можно скорее покинуть этот дурдом, пока точно кого-нибудь не прибила и не схоронила в погребе, так как копать три могилки в мёрзлой земле – такое себе занятие. Наконец, последний слой был наложен, узел завязан и надёжно спрятан.
– А он... очнётся? – дрожащим голосом прошелестела Сагана, вглядываясь в бледное лицо отпрыска.
– Конечно, очнётся, куда ему деваться? Пить захочет или до уборной добраться, так мигом вскочит, – «успокоила» я тревожную мать семейства и принялась убирать инструменты.
Увидев, что я закончила, Сагана ничего не ответила, лишь начала задувать свечи и убирать лампы, время от времени поглядывая на практически бездыханного сына.
Если до этого я всё раздумывала над тем, чтобы задержаться в Веройсе до тех пор, пока Розан окончательно не поправится, то после слов Ридора, решила наплевать на собственную совесть и уже ближайшим утром покинуть эти «гостеприимные» места от греха подальше. Добравшись до дома, я не только его заперла на все обороты ключа в замке, но и задвинула засов, не забыв проверить и тот, что на второй входной двери у кухни. Камин ещё горел, поэтому поворошив кочергой угли, закатила в них картофелины, а сама начала собирать вещи. Так как со слов старосты путь до Гролайя предстоит неблизкий, то оставшуюся колбасу я решила взять с собой, так же как и остатки хлеба и сыра, из которых нарезала бутерброды. После уборки и визита к Розану есть хотелось страшно, но придётся довольствоваться печёным картофелем и половиной кувшина молока, так как брать их в дорогу решила не рисковать. К тому же фляги у меня не было, а тащить с собой глиняную кринку – это верх идиотизма.
Фляга... А после солоноватой колбасы ведь точно пить захочется... И как быть с водой? Во что её налить? Конечно, можно при желании и снега пожевать, вот только его почти не осталось, а играть в русскую рулетку, надеясь наткнуться на чистый пласт, как-то не хотелось. Иначе велик шанс не только не добраться до главы, но и скончаться в страшных муках неподалёку от последнего во всех смыслах места «снегодобычи», причём не в самом презентабельном виде. Вспомнив, что хотела хорошенько обследовать лабораторию, а ещё так и не дошла до чердака, дождалась, когда картошка дойдёт до готовности, переложила в тарелку и зажгла лампу.
Ведро с водой стояло на прежнем месте, поэтому я сразу приступила к осмотру. Обшаривая полку за полкой, наткнулась на старую потёртую кожаную сумку, заброшенную в дальний угол одного из шкафов. Порастягивав её во все стороны, я убедилась, что она вполне крепкая и подойдёт для дороги, а заодно обнаружила причину, по которой такой нужный предмет оказался в столь странном месте вместо вешалки, притулившейся у самого входа: длинный ремень, позволяющий носить через плечо, лопнул, зато ручки оказались целыми. Воодушевлённая полезной находкой, я с ещё большим рвением продолжила свои поиски. Увы, больше ничего полезного не нашлось.
На чердаке оказалось не только намного интереснее, но и пыльнее. Мне кажется, что помирать когда стану, всё эти бесконечные серые клубы вспоминать буду. Больше всего меня удивило присутствие сельскохозяйственных орудий труда. Странно, обычно такие вещи хранят в сараях, но ладно. Кто я такая, чтобы осуждать логику бывшей владелицы дома? В конце концов, она же была ведьмой, поэтому могла иметь свои представления, где что лучше размещать. Внимание привлекло просто какое-то бесчисленное количество огромных банок. Интересно, замен они были нужны? Или бабуля-ведмуля увлекалась выгоном первача? Но уж больно литраж неудобный, ещё и горло большого диаметра у каждой, а для этого дела, как я успела заметить по «сокровищам» Ридора, используют обычные бутыли, пусть и нестандартных параметров. Ладно, мне они точно не понадобятся, да и подо что их пристроить?
Всё-таки этот вечер оказался намного приятнее, чем весь день: столько нужных находок, венцом которых стала металлическая фляга, обтянутая потрескавшейся от времени кожи. С радостным воплем я слетела вниз по лестнице, чтобы проверить ёмкость на протекание и набрать воды заранее. Ура! Фляга прекрасно держала внутри себя жидкость и не подавала признаков утечки.
Поужинав, я задумалась о том, как устроиться на ночлег, так как в спальне было холодно, к тому же спать на голых досках без какого-либо мало-мальски приличного матраса не прельщало. В итоге сдвинула на кухне в ряд несколько стульев и завернулась в шубу. Одна ночь, всего одна ночь, и забуду о Веройсе...
Проснувшись на рассвете, я привела себя в порядок, поворошила остывшие угли, проверяя, что ни один из них не станет причиной пожара, всё-таки мне было бы жаль, если дом сгорит, а потом умылась и начала одеваться. Так хотелось побыстрее покинуть деревню, что бутерброд с сыром доедала уже на ходу. Прихватив с собой сумку с инструментами и провизией, я распахнула дверь и замерла на пороге, увидев Сортона в окружении жителей Веройсы.
– Далеко ли собралась, ведьма?
Не успев и пискнуть в ответ, что меня с кем-то перепутали, я услышала, как мужчины и женщины начали выкрикивать:
– Ведьма! Смерть ведьме!
Мрачные лица пришедших не внушали добра, поэтому я попыталась закрыть дверь, чтобы укрыться в доме, но люди проявили просто-таки нечеловеческую прыть, и, вцепившись руками в край полотна, резко дёрнули на себя. Как я не улетела по инерции – не знаю. Наверное, чисто инстинктивно отскочила назад, но выбраться из сеней не успела – меня попросту схватили за плечи и повалили на пол. Сумка с инструментами и едой отлетела в дальний угол, а ворвавшиеся в дом поволокли моё тело на улицу, несмотря на то, что я изо всех сил пыталась вырваться, царапалась и даже умудрилась укусить парочку за пальцы. Затрещали нитки, а следом раздался звук осыпающихся на пол пуговиц.
Оказавшись перед разъярённой толпой, возглавляемой старостой, я решила выяснить, что вообще происходит:
– В чём моя вина? Я ведь только помогала вылечить Розана и ничего плохого не совершила!
Сортон вышел вперёд, напоминая своим видом больше властителя ада, особенно если убрать и заменить пару букв в его имени:
– Парень был совсем плох и уже отходил к праотцам! Его невозможно было вылечить без колдовства! Значит, ты – ведьма!!!
– Да я просто вычистила рану от гноя и обработала травами обеззараживающими! Никакого колдовства! Чистая медицина, пусть и частично народная! – я не прекращала попыток вырваться, но держали меня так крепко, что едва кости не трещали под сильными мужицкими пальцами.
Староста мрачно усмехнулся:
– Отговорки! Раз появилась в этом доме, да ещё и парня на этом свете задержала, следовательно, ты – ведьма! И надлежит тебя уничтожить, чтобы всю Веройсу не погубила!
Было ли мне страшно? Было. Очутиться чёрт знает где, не помня ни себя, ни своего прошлого, а в итоге менее, чем за сутки быть приговорённой к смерти толпой невежественных деревенских жителей. А главное – за что? За колдовство! Будь я настоящей ведьмой, сразу бы поставила их на место, а ещё лучше – унесла свои ноги куда подальше от Веройсы и скиталась до тех пор, пока не нашла себе подходящего пристанища. Как выяснилось во время лечения Розана, пусть в памяти полнейший провал, зато руки чувствуют себя уверенно, а инструменты держат крепко. С такими навыками найти своё место под солнцем, шанс весьма велик, вот только не в этой деревне.
Как я ни умоляла и не пыталась достучаться до сознания людей, они были не просто непреклонны, но и зверели буквально на глазах после каждой произнесённой мной фразы. Даже аргумент, что после моей смерти лечить будет некому, эффекта не возымел. В моём лице видели не помощника, а воплощение вселенского зла, от которого следует избавиться как можно скорее. Сортона всё происходящее забавляло, если судить по его довольному выражению лица. Он чеканил каждый свой шаг, гордо ступая при этом, словно шёл не наблюдать за смертью человека, а получать заслуженную награду. Сколько бы я ни оборачивалась, но ни капли сожаления, ни даже искорки жалости не видела в его глазах.
Я всё ещё надеялась на чудо, но его не происходило. Наоборот, только сильно растянула связки обоих голеностопных суставов, то поскальзываясь, то получая по ногам от обоих моих «конвоиров», удерживающих меня по бокам. Ночью, видимо, резко похолодало, и подтаявший накануне снег превратился из хлюпающей жижи в бугристую ледяную дорожку. У меня была мысль как-нибудь так извернуться, чтобы сопровождающие потеряли равновесие и упали, но где такой хрупкой девушке, как я, справиться с двумя бугаями? Тут слишком сильно проигрывала в физическом плане даже присутствующим молодым женщинам.
Наконец, наш путь завершился на берегу широкой реки. По трещинам на её поверхности было заметно, что ледяная корка уже начала было ломаться, но снова смёрзлась из-за внезапно изменившихся погодных условий. Метрах в пятнадцати от берега два каких-то мужика, громко ругаясь, сосредоточенно стучали железными ломами.
– Почему полынья ещё не готова! – рассердился Сортон, выходя вперёд.
Один из мужчин оставил своё занятие и побежал навстречу. Приблизившись, он стянул с головы шапку и с досадой махнул ею:
– Так замёрзла! Крепко. Мы уж долбим-долбим, а окромя небольшой лунки ничего расковырять не смогли. В нескольких местах пробовали, а всё одно – не поддаётся лёд, хоть тресни!
– Так и треснули бы по нему! Мне вас, что ли, учить, как полынью делать? Где ломом, где топором... – разошёлся не на шутку староста.
Мужик побледнел и, нахлобучив шапку обратно на голову, попятился, но споткнулся и рухнул в хрусткий сугроб. Внезапно раздался крик того второго, что остался, но стук при этом прекратился.
– Поди узнай, что там! – приказал Сортон, в нетерпении постукивая сапогом по дорожке, однако покидать берег не торопился.
То ли по статусу не положено, то ли побаивался, что его веса лёд не выдержит. Я же радовалась малейшей заминке, искренне надеясь, чтобы что-то произошло, этот фарс закончился как можно скорее, а меня отпустили, признав свою ошибку. Наивная, да? Но кое-что всё-таки произошло, так как «гонец» вернулся не один, а со своим товарищем.
– Ну?!
– Лом утонул! – доложил второй мужик, сплёвывая себе под ноги. – И ведь крепко держал, а он как...
– Так оставшимся продолжите! – окончательно рассвирепел Сортон.
Первый мужик испуганно прижал к себе своё орудие труда:
– Не дам! Он мне самому нужен! Чем я потом крыльцо обкалывать буду, если и мой сгинет?
– У кузнеца новый купишь! – рыкнул староста, наступая на обоих незадачливых исполнителей.
– Так ему ж платить придётся, а у меня лишних денег нет. Инструмент нынче дорог, зима же ещё не отступила... – стоял на своём владелец оставшегося лома. – Делай что хочешь, Сортон, а свой я не дам! Может, это ведьма наколдачила, чтобы у Среги рука сорвалась? Вон как зыркает недобро!
Сортон повернулся, обращаясь к односельчанам:
– Принесите кто-нибудь ещё один лом! Живо!
Однако желающих исполнить волю старосты не нашлось, ещё и гул возмущённых шёпотков пронёсся среди толпы. Похоже, что никто рисковать не пожелал.
– Предатели... Ну и как теперь ведьму топить прикажете?!
Я уже было обрадовалась, что планы деревенских сорвались, как кто-то предложил:
– А давайте её сожжём?
– Хорошее предложение, вот только несвоевременное. Зима ещё до конца не отступила, весну не пережили, а до летнего тепла ещё продержаться нужно. Да, деревьев в лесу много, да сколько времени потребуется, чтобы их как следует просушить? Иначе толку от них никакого: избу не протопят, лишь дымоход сажей забьют, а там и до пожара недалеко. Вся Веройса вспыхнет. Так у кого из вас лишние дрова имеются, чтобы ведьму чин-почином сжечь? – Сортон обвёл строгим взглядом присутствующих.
Люди в толпе моментально притихли, то ли обдумывая слова старосты, то ли нечего сказать было. Похоже, что моя казнь откладывалась на неопределённый срок. Либо ровно до тех пор, пока кто-нибудь не предложит что-нибудь рациональное.
– Красивая ведьма... – раздался похабный голос. – А если её того... До тех пор, пока не обессилит, а потом придушить?
Надо же, какой добрый сострадательный человек нашёлся... Я прямо умилилась. Но деревенские расступились, образовав неширокий проход, чтобы стало видно «рационализатора». И тут я сама пожалела, что река замёрзла. Даже добровольно побежала бы искать полынью, надеясь на чудо, только чтобы избежать альтернативному варианту моей казни. Меня не пугало столько возможное насилие, как перспектива оказаться наедине с «палачом-добровольцем». Если вкратце... То иначе как «полигоном для салициловой кислоты», я назвать лицо молодого человека не могла. Там даже не обычные вульгарные угри были в очень запущенной форме, а итог ядерного взрыва, когда кожные покровы сильно пострадали, но до конца ещё не растворились.
Староста сдвинул свои кустистые брови почти к самой переносице и грозно взглянул на распластавшуюся у его ног женщину, которая, поскользнувшись, докатилась до его ног практически на животе:
– И чего же ты хочешь? Не видишь, мы тут ведьму казним!
Сагана шмыгнула носом, вытирая текущие из него прозрачные дорожки рукавицей:
– Рано, рано её казнить! Пусть поможет сперва! Розана спасёт! Один раз ведь уже смогла!
Раздражённо сплюнув в сторону, Сортон скрестил руки на груди:
– Ты уж определись, женщина: убить ведьма твоего сына хотела или всё-таки лечила, спасая жизнь?
Внутри меня снова затеплилась надежда, что сейчас весь этот нелепый фарс прекратится, и меня спокойно отпустят восвояси. Но услышав, что ответила Сагана, готова была вслед за старостой плюнуть в заледеневший сугроб.
– Сперва лечила, а потом погубить хотела!
Вот никогда бы не подумала, что ожидание собственной смерти так утомляет. Очень хотелось обратиться ко всем присутствующим, чтобы поторопились с принятием решения, и только червячок здравого смысла припадочно бился в уголке моего сознания, умоляя, чтобы молчала. Животинку было жалко, но себя ещё больше, однако любовь к фауне, пусть и с небольшим перевесом, но победила, и я прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
– Ничего не понял. Если бы ведьма Розану навредить хотела, так не стала бы свои силы на лечение растрачивать, а сразу порчу навела, или ещё чего хуже сделала...
Тут моя логика окончательно помахала ручкой и усвистала в далёкие дали в поисках более удачного места обитания, чем Веройса. Почему ведьмы не могут одновременно совершать как благие дела, так и тёмные? Хоть бы пояснил кто, ввёл в суть дела.
Но Сагана молчала, как и остальные, старательно изображавшие на своих лицах мыслительный процесс, хотя так топорно, что хотелось вскинуть руку и патетично воскликнуть «Не верю!» Вот только руки держали настолько крепко, что они начали уже затекать.
– Или ведьма пришла в твой дом с благими намерениями, а ты её обидела? – не унимался староста, то ли на самом деле решивший докопаться до сути всех предъявленных претензий и обвинений, то ли делавший вид.
– Да как обидела? Почему обидела?! Я ей даже заплатила!
Вот тут Сортон заметно оживился и навис над женщиной:
– А говорила, что денег нет, вслед за мужем отсрочить меня выплату оброка просила... Как это понимать, Сагана?
Мать Розана перепугалась не на шутку, сообразив, что сейчас душу будут вынимать уже не из меня, а из неё самой:
– Так я мылом заплатила и свечками! Вот зачем они ей? Явно для колдовства!
Сортон выпятил нижнюю губу и, повернув ко мне голову, поинтересовался:
– Действительно. А зачем тебе мыло, да ещё и со свечками?
Я тяжело вздохнула, не ожидая, насколько тут всё запущено с соображалкой:
– Помыться хотела, а в доме почти ничего нет для нормальной жизни. Свечки для того, чтобы в темноте не спотыкаться. Лампу я, конечно, нашла, но надолго ли её хватит?
– Зимой мыться? Когда испачкаться-то успела и где? Как-то это всё подозрительно выглядит... – не сдавался староста.
– Дом убирала. Он же заброшенным стоял сколько времени, вот весь грязью и зарос. Можете Ридора спросить, он подтвердит. Сам возмущался, что дом неухоженный стоит.
– Допу-у-устим... – протянул Сортон, соглашаясь с аргументом. – А свечек сколько ты ей дала, Сагана?
– Три! Целых три новых свечки!
Староста задумчиво огладил свою нижнюю челюсть:
– Маловато как-то для ритуала. Ту же пять нужно, как минимум.
– Так, может, у неё оставшиеся где схоронены?! – продолжила выкручиваться Сагана.
Теперь точно решат, что для пентаграммы свечи использовать хотела, а мыло вместо мела. Если про порошки из трав вспомнят, то точно конец – при всём желании выкрутиться не смогу.
Но эту версию староста быстро отмёл в сторону, как несостоятельную:
– Тогда ей проще было бы их у меня их купить, чем надеяться на то, что кто-нибудь за просто так даст.
Я от возмущения даже дыхание перехватило. За просто так?! А ничего, что я потратила кучу времени, сил и нервов на этого недотёпу Розана вместе с его родителями? Их причитания меня точно в страшных снах преследовать будут!
– Так что что-то тут не сходится, Сагана... А просила ли тебя ведьма что-нибудь сделать? – не прекращал допытываться Сортон.
– Просила! Трав собрать!
Вот же зараза, вспомнила всё-таки! А счастье было так возможно...
– Каких трав? Ты знаешь их? – не унимался староста, продолжая не только массой давить на мать Розана.
– Так от жара да боль снимающие. – запинаясь пояснила Сагана. – Я вообще какие смогла по соседям достать, все принесла на всякий случай. Она парлушку только вытянула, ею потом рану и присыпала. Почти присыпала. Так, в тряпку завернула, да внутрь раны затолкала. Но Розану вроде легче стало...
Парлушку? Какую парлушку? Память услужливо подсказала про мох. Точно! Парлебика! Вот и где эту шалаву носит, когда на более важные вопросы ответ найти нужно?! Нет же! Всякую ерунду подсовывает. Причём именно с того момента, как я в доме очнулась.
Сортон отошёл от Саганы и, заложив руки за спину, начал расхаживать взад-вперёд:
– Не думаю, что соседи твои дома что-то запрещённое держат. Или мне по всем домам пройти с обыском?
В толпе тут же зароптали, что пришли ведьму топить, а не под обыски подставляться.
Так, народ негодует, зрелищ не получено. Судя по реакциям людей, старосту они недолюбливают, но боятся, а потому открыто протестовать поостерегутся, но и к себе в дома впускать не собираются. У меня окончательно замёрзли ноги, поэтому я попыталась немного притоптывать на месте, чтобы немного вернуть чувствительность и разогнать кровь.
– Ишь... Танцует ведьма! Радуется! – всполошились люди, поднимая выше руки с палками и деревянными дубинками.
– А если просто насмерть забить? – внезапно «озарило» Сортона. – Хотя нет, крови много будет, кто-нибудь в неё обязательно вляпается, ищи-свищи потом восприемника ведьминого... Бескровно можно жизни лишить только утопив, сожжа на огне или отравив.
Не знаю, на что там рассчитывал Сортон, приказав тащить меня к дому Саганы и Ридора, может, на то, что, размазывая слёзы счастья по щекам, от перспективы прожить ещё немного времени, вприпрыжку помчусь лечить великовозрастного дурня, но... Вот только он явно не ожидал сопротивления с моей стороны, ибо зацепившись за ближайшую неровность каблуками, я направила все оставшиеся силы в ноги, мешая дальнейшему перемещению моего тела. «Конвоиры» растерялись настолько, что даже не сообразили оторвать меня от земли, просто перенеся под руки.
– Это ещё что такое?! – возмутился староста, словно я ему в чай плюнула.
– Не буду я этого балбеса лечить!
– Сдурела, ведьма, что ли?! Тебе такой шанс дают! – начал снова закипать Сортон, но, к сожалению для него, вместе с ногами у меня отморозился и инстинкт самосохранения, а, может, гордость проклюнулась, не могу сказать.
– Какой шанс? Снова принести благо людям, которые его не оценят, а потом опять обвинят во всех смертных грехах, которые только смогут придумать? Я вам что, игрушка, что ли? Захотели – поиграли, а как не нужна стала, так можно и выбросить? Вот сами и спасайтесь. Без меня. Какой смысл мне сейчас распыляться, стараться что-то делать, если итог всё одно будет тот же?
Староста, развернулся и с силой втаптывая каждый свой шаг в дорожку, подошёл ко мне:
– Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, ведьма?!
Если он надеялся услышать извинения от испугавшейся девушки, то тоже глубоко ошибся, ибо я уже «закусилась»:
– Конечно. С человеком, который сперва хотел меня надуть, попытавшись продать втридорога продукты, а затем показал свои предпочтения к жестоким забавам и демонстрации своей власти. Вы и сейчас пытаетесь меня запугать, но смысл? Вот что вы сейчас мне сделаете? Пригрозите смертью? Ха! Я и так приговорена вами же к уничтожению. Пытками или побоями? Тоже бессмысленно, ибо какая разница целой меня казнять или частично живой? Никакой, а боли я не боюсь. К тому же, если вздумаете меня бить или пытать, то не смогу в руках инструменты удержать и из-за этого наврежу Розану. Может, сэкономим друг другу время и просто прикончим меня как-нибудь?
У Сортона едва пар из ушей и ноздрей не повалил, когда он понял, что я над ним открыто издеваюсь, а противопоставить мне нечего. Естественно, выход один был, и именно на него был мой расчёт, но подсказывать не собиралась. «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!» Хорошая цитата, вспомнить бы ещё, где её слышала, вообще замечательно было. Сортон сопел, я ждала, «конвоиры» пытались сковырнуть меня с места.
– Чего ты хочешь? – почти сдался староста, но своим вопросом оставил себе место для маневров.
– А что вы можете мне предложить?
Отвечать вопросом на вопрос, конечно, не очень культурно, но в текущих обстоятельствах на приличия стоило закрыть глаза.
– Ты лечишь Розана и, если не окажешься ведьмой, отпустим, – проскрежетал зубами староста, буквально выдавливая из себя каждое слово.
– И это всё? В таком случае, уважаемый Сортон, мне ваше предложение не интересно. Убивайте.
После моего ответа он окончательно впал в ступор, не зная, что сказать. Я практически слышала, как в его голове ворочаются мыслительные шестерёнки, но нужного щелчка так и не заметила.
– Излечиваешь Розана, а потом тебя отпустим.
– Уже лучше, но я подумаю.
– Да о чём тут думать, ведьма?! Тебе жизнь дарят, а ты кочевряжишься! – проорал Сортон не выдержав.
– Жизнь мне родители подарили, а вот к кому именно вы обращаетесь, я так и не поняла. Не услышала.
– Ты излечиваешь Розана, а потом мы тебя, Риона, отпускаем...
О, надо же, какой прогресс! Даже моё имя вспомнил, пусть и не полное.
– Мне будет нужна моя сумка – там инструменты.
– Где она? – нахмурился Сортон, оглядывая меня с головы до ног. – С тобой же была, когда дверь открывала.
– А потом слетела, когда на улицу тащили. Если из дома никто не унёс, то так в сенях и лежит, – пояснила я.
Староста сразу расслабился и махнул рукой:
– Да кто же в ведьмин дом без хозяйки сунется? Таких самоубийц нет.
Какие у них тут интересные, однако, правила. То есть, как из дома меня вытаскивать, так заходить можно, а без – нет. Ладно, учту на будущее.
Как я и предполагала, сумка обнаружилась в сенях. На всякий случай еду из неё вынимать не стала, лишь проверила, что ничего не выпало при ударе о пол, да захватила баночки с травами. Сортон следовал за мной по пятам, следя за каждым движением, но судя по его реакциям, ничего крамольного он не заметил.
В дом к Ридору хотели завалиться едва ли не все жители Веройсы, но староста всех вытолкал обратно, оставив лишь моих «конвоиров» в качестве свидетелей. Мне как-то на соглядатаев было плевать, ведь в первую очередь беспокоил Розан, цвета своих простыней, если смыть с них все следы крови. Зато орать не будет и мешать, что меня более чем устраивало. Впрочем, сам Ридор ненамного румяней сына был, сидя у его кровати почти с остекленевшими от ужаса глазами. Зная, где стоит початая бутылка первача, я сходила за ней, чтобы обработать руки, хотя непрочь была бы хлебнуть прямо из горла, чтобы согреться, ибо замёрзла вусмерть.
– А это зачем? – поинтересовался Сортон, наблюдая, как плещу драгоценным напитком себе на руки.
– Вы вот почему раны землёй не замазываете, а водой промываете?
– Чтобы ещё большую хворь не занести, – уверенно ответил староста.
– Вот если чем крепким руки поливать перед тем, как в рану лезть, то также работает – меньше хвори цепляется.
Знаю, что звучит бредово, зато Сортона мой ответ вполне устроил. «Конвоиры» оттащили Ридора в сторону, так как он до сих пор пребывал в шоке и плохо соображал. Пришлось показать мужикам, где ещё стоит первач, чтобы с его помощью привели отца семейства в чувство, лишь намекнула, чтобы держали его крепче, иначе за себя не ручаюсь. «Конвоиры» оказались смётливыми и быстро уволокли Ридора в другой конец спальни с молчаливого согласия Сортона.
Ну, что я могу сказать... Хотелось взять что-нибудь тяжёленькое и хорошенько отходить этого недоумка Розана по голове, чтобы мозги на место поставить или, наоборот, вышибить. В принципе, оба исхода меня бы устроили, так как возиться с этим полудурочным хотелось всё меньше. Но один положительный момент всё-таки смогла найти: все порезы были поверхностные и не задели крупные сосуды. В общем, он попросту уделал всё вокруг кровью, как резаная свинья, убегавшая от неумелых мясников, поэтому кровать выглядела очень живописно. Немудрено, что Сагана так перепугалась, хотя и сообразила перетянуть раны плотно.
Ругаясь себе под нос, я с помощью подручных средств обработала все порезы, включая самый первый, а потом попросту ушила, чтобы ни малейшего соблазна влезть туда у Розана не возникло. По-хорошему ему бы следовало подобрать какое-нибудь питьё для восстановления гемоглобина после такой кровопотери, но для этого мне нужно было покопаться в справочнике, оставшемся в моём доме. Сортон всё это время пыхтел позади меня, изредка уточняя, что для чего делаю, даже похвалил за ровные швы, упомянув коновала, у которого не так ловко получается, несмотря на значительный опыт в лечении хворей. Ох, как же мне хотелось послать его вместе со всей Веройсой лечиться к тому чудо-специалисту, но промолчала.
Как только последний бинт был закреплён, Сортон обратился к Сагане, сидевшей в углу тише воды, ниже травы:
– В прошлые разы Риона также лечила Розана или как-то по-иному?
– Так же. Сперва руки поливала, потом ножичками своими ковырялась, а затем перевязывала, но не зашивала почему-то...
– До этого зашивать было нельзя, нужно было, чтобы та свёрнутая тряпка с травами внутри вытянула всю хворь из раны. Сегодня внутри оказалось всё чисто, поэтому и зашила.
– Вот видишь, лекарка умелая досталась, разбирающаяся. А ты ведьма... ведьма... – пожурил староста нервно сглатывающую слюну женщину.
– Так ведь ты же сам! –заикнулась было Сагана, но Сортон тут же на неё цыкнул, заставив замолчать.
Зато мне теперь понятно, "откуда ноги растут" у обвинений в колдовстве и кто на самом деле был зачинщиком этой вакханалии с казнью.
– Я своё дело сделала. Очнётся, правда, Розан нескоро, но тут он сам виноват – много крови потерял. Значит, условия сделки выполнила.
– А я от своего слова не отказываюсь: сделка, значит, сделка, – подтвердил Сортон.
– И вы все не будете больше обзывать меня ведьмой и пытаться убить, обвиняя в немыслимых грехах.
– Слово даю. Ровно до тех пор, пока не случится какое-нибудь несчастье в Веройсе, – тут же добавил условие Сортон.
– Так дело не пойдёт! А если кто-то по дурости горшок себе на ногу уронит или по хмельной лавочке утонет? Снова за мной придёте? Пока не будет чётких доказательств моей вины, никто меня и пальцем тронуть не посмеет! И платить за мои услуги будут все без исключения!
– Хорошо. До тех пор, пока не случится необъяснимое, будешь жить. Слово даю! – согласился Сортон.
Конечно, это было не совсем то, чего я добивалась, но уже легче жить будет. Теперь главное, чтобы Розан выздоровел, а там я доберусь до главы и выясню всё о себе, ещё и на веройсовцев нажалуюсь. Виданное ли это дело – чуть что ведьмой объявлять и на казнь тащить?!
Пришлось на пару недель задержаться, пока Розан шёл на поправку. Это хорошо, что в справочнике нашлись подходящие рецепты крововосстанавливающих сборов, а потом нужные травы обнаружились у деревенских. Откладывать свою поездку я не намеревалась, поэтому собрав в очередной раз сумку в дорогу, на рассвете шестнадцатого дня пребывания в Веройсе вышла из дома и потопала в сторону тракта.
–Далеко ли собралась, девица?
Сортон. Лёгок на помине. Интересно, где, когда и кого из числа высших сил я прогневала, если, чем реже хочу встречаться со старостой, тем чаще он мне попадается на глаза? За мной он точно не следит, деревенские по обыкновению старались меня избегать, а колокольчика, вроде тех, что вешают на шеи коровам, на себе точно не замечала.
– И вам не хворать. Опять что-то случилось?
– Да нет, просто мимо проходил, – Сортон закинул в рот орешек, похожий на лещину, хрустнул, а затем сплюнул в полурасстаявший сугроб куски скорлупы.
У меня в голове моментально пронеслось,что если он сейчас себе зуб сломает, то решить проблему иным путём, чем удаление, не смогу. Учитывая, что процедура весьма болезненная и кровавая, сомневаюсь, что мне не предъявят очередные обвинения во вредительстве, несмотря на все заверения старосты насчёт моей неприкосновенности до первой какой-нибудь крупной проблемы.
– Так куда собралась, Рионка? – продолжал давить Сортон, отправляя в рот орешек за орешком.
– К главе съездить хочу, переговорить насчёт направления на работу сюда. Так, чисто детали уточнить, сроки, родственникам весточку передать через него... – обтекаемо ответила я, чтобы не вызвать лишних подозрений.
Сортон выплюнул очередные скорлупки, а затем скептически усмехнулся:
– Ну-ну, вперёд. Ты только дальше второго столба от Веройсы не уходи: как весна в силу войдёт, да потает всё, быстрее наткнёмся на твои косточки и землёй присыпем, чтобы на погост не тащить.
Воодушевляющее напутствие, нечего сказать. Но вот в том, как себя вёл сейчас Сортон, чувствовался подвох, и в мою душу закрались нехорошие предчувствия.
– Думаете, что не доеду до главы?
Сортон отрицательно замотал головой:
– Не-а. Пока вся грязь как следует не просохнет, по тракту никто не ездит, иначе увязнуть колёсами легче лёгкого, а потом и сгинуть, не сумев выбраться. Нет, ты, конечно, можешь попытаться пешком дотопать до Гролайя, но... Приключение будет захватывающее, правда, недолгое. У нас тут волки водятся, если ты не в курсе. Зима на этот раз неожиданно затянулась, в лесах не вся живность из нор повыбиралась, голодно серым... Но, как знаешь, мешать не буду. Может, даже вспомню о том, что ты существовала. Когда-нибудь.
От досады у меня даже зубы заскрипели. Это надо же так вляпаться! Придётся торчать в Веройсе ещё неизвестно сколько времени. Погода не радовала стабильностью, так как днём солнце сильно нагревало покрытую ледяной коркой землю, из-за чего повсюду бежали ручьи, а перемещаться по дорожкам становилось опасно, ибо поскользнуться было легче лёгкого, даже на реке то тут, то там возникали промоины, а ночью всё это подмерзало. От этих «качелей» устали все, но, увы, поделать ничего было нельзя, лишь смириться и надеяться, что весна всё-таки перестанет шляться чёрт знает где, словно потерявшаяся хмельная девка, и, наконец-то, нормально вступит в свои права.
Довольный произведённым на меня эффектом, Сортон довольно хекнул и бодро потопал в сторону своего дома. Проклиная всё на свете, но так, чтобы никто не услышал, я добралась до собственного крыльца. Отперев дверь, зашла в сени, а потом со всей злостью швырнула сумку в угол. Хотелось орать и рыдать, бросившись на кровать, благо с родителей Розана за свои услуги смогла стрясти вполне сносные матрас, подушку и одеяло. Но находиться в доме было тяжко, и я решила прогуляться до реки, чтобы проветриться.
Настроение окончательно испортилось, мне стало казаться, что никогда не выберусь из этой проклятой деревни с её двуличными жителями. Память упорно отказывалась возвращаться. Чего я только не пробовала! Даже различные отвары и снадобья, рецепты которых нашла в библиотеке, должного эффекта не дали. Оставалось лишь радоваться тому, что на самом деле не являюсь ведьмой, так как, имей я магический дар, точно угробила бы себя при текущих обстоятельствах.
Даже если опустить проблемы с памятью, все попытки добыть мало-мальски годную информацию, чтобы понять, как всё устроено за пределами Веройсы, потерпели крах. В библиотеке не нашлось ни карты, не описаний местности, а местные особо на контакт не шли, разве что в спину не плевали. Единственные, кто проявлял ко мне интерес и не боялся подходить ближе – это веройские юноши. Однако двигало ими не желание ответить на мои вопросы, а то,что шевелилось в штанах пониже пупка. Под дохами и шубами этого не было видно, зато прекрасно читалось на лицах и по повадкам. Пару раз даже приходилось выдёргивать пруты из плетня, чтобы отходить по шаловливым рукам, а однажды даже сломанной оглоблей, найденной во дворе, отмахивалась. Потом руки больше суток тряслись с непривычки.
Самое поганое, что один из этих юнцов был сыном старосты. Хорошо, что мне Грига до этого показал Ридор, когда тот проходил мимо его дома, иначе точно на неприятности бы нарвалась, сломав ему хребет в запале той самой оглоблей. Хотя соблазн раздробить ему все «шаловливые пальчики», был, ох, как велик! И это ещё меня судьба с Лерхом – младшим сыном старосты, не сталкивала. Но слушок о том, что братья на меня поспорили, до меня уже дошёл, поэтому, завидев кого-то из деревенских поблизости, я приседала, делая вид, что подтягиваю сапог,а на самом деле перекладывала засапожный нож, найденный во время уборки в лаборатории, в рукав шубы.
Я брела вдоль реки, пиная попадающиеся под ноги камни в сторону воды, освободившейся от ледяного плена уже метра на три от берега. Тёмная рябь с плеском принимала в себя мои «дары», добираясь до меня время от времени мелкими брызгами. Наверное, летом здесь будет очень красиво, но когда оно ещё наступит? Я настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу обратила внимание на странный звук, похожий на писк. Скинув с головы тяжёлый капюшон, покрутила головой в разные стороны, пытаясь понять, не ослышалась ли и откуда он раздавался. Как раз впереди река делала небольшой изгиб, образовав нечто вроде небольшого залива, поросшего вдоль кромки густыми камышами, похожими в это время года на распотрошённый веник, воткнутый в землю.
Мёртвая Белка... Собака Сортона. Кому и когда пришла в голову светлая мысль назвать так чёрную, как смоль псину, не смог ответить даже сам староста, к которому я несколько раз заходила, чтобы отдать корзинку и прикупить ещё продуктов. В каждый мой приход Белка рвалась с цепи так, словно я её любимого хозяина расчленять пришла, а не просто проходила мимо, стараясь не задерживаться. На что способны клыки этой милой «собачки», проверять на собственной шкуре как-то не хотелось, потому что вера в то, что она просто хочет со мной познакомиться поближе, не была сильна во мне. Сортон своей охранницей гордился и не упускал шанса потрепать за ушком, если находился во дворе. Поэтому увидеть Белку в мешке я совершенно не ожидала. Судя по широкому следу от ошейника, не снимавшемуся долгие годы, и расстегнуть который мог только староста, так как больше к себе собака никого не подпускала, никто иной, как сам Сортон приложил свои руки ко всему тому, что я обнаружила.
Но самым важным, на что я обратила внимание, было то, что сука относительно недавно ощенилась, а тот самый писк издавал дрожащий комочек, прячущийся под лапой матери. Даже удивительно, как он не захлебнулся, ведь по всем признакам было похоже, что Белку утопили, попросту сбросив в реку. Вытащив щенка, я быстро спрятала его у себя за пазухой, а мешок потащила к берегу. Неразумно? Может быть, но оставлять всё как есть было как-то не по-человечески. Пусть взаимной любви у нас с Белкой и не случилось, но быть похороненной, а не брошенной в камышах, она заслуживала. Другой вопрос, что в полумёрзлой земле это будет сделать достаточно непросто. Щенок притих, и лишь по едва ощутимому движению лапок, было понятно, что он всё ещё жив. Разрываясь между мёртвой матерью и её живым дитём, я сделала выбор в пользу последнего, помчавшись к своему дому и стараясь не самоубиться на скользких дорожках.
До знакомой изгороди оставалось всего два дома, как навстречу опять вышел Сортон. Мимоходом заметив про себя, что как-то он зачастил к Раяне, решила, что не моё это дело и лезть в чужие дела уж мне-то точно не стоит. Вот за каким только чёртом Сортону понадобилось останавливаться и преграждать мне путь?! Он ещё так пристально оглядел мои изгвазданные в камышах сапоги и не менее «чистые» полы шубы.
– И откуда ты это такая «красивая», девка?
– Меня Риона зовут, а не «девка». Я по берегу реки гуляла, а там мешок с мёртвой Белкой...
Сортон брезгливо перекосился и сплюнул себе под ноги:
– Загуляла она пару месяцев назад, да накуролесила. В лес убежала, да с волком спуталась, шавка. И приплод порченый принесла. Пришлось избавиться, а то так и будет в лес бегать, а смесок птицу порежет, как подрастёт.
Так вот оно значит что... То-то мне показалось, что щенок не совсем на собачьего похож, но подумала, что ошибаюсь.
– И куда ты так торопилась? Испугалась, что ли?
– За лопатой я, похоронить Белку нужно.
– Чумная девка... – ещё раз сплюнул Сортон и утопал прочь.
А я вбежала в дом и заметалась в поисках молока и яиц. Откуда-то появилось твёрдое убеждение, что, смешав их, можно будет накормить волкособа. Малыш за пазухой, видимо, отогрелся, и всё чаще копошился. Нет, избавиться от него я точно не смогу: подрастёт, в лес отпущу, но убить рука не поднимется. Это я людей не очень люблю, а животные – совсем другое дело.
Платье на груди совсем вымокло и неприятно холодило тело, стоило убрать щенка. Впрочем, он тоже не был в восторге от моей идеи, возмущённо поскуливая. В итоге я не придумала ничего лучше, как замотать его в платок, который за концы повесила себе на шею. Но и это не помогло, поэтому пришлось чуть распустить шнуровку платья и этот свёрток затолкать в декольте. Поскуливания прекратились.
Смешав яйцо и примерно четверть кувшина молока в ковше, поставила на огонь, чтобы немного подогреть, и тут же столкнулась новой проблемой: а как же накормить? Это же не котёнок, чтобы из миски лакать, да глазки уже открылись, но... Сняв ковшик, накрыла его полотенцем, а потом помчалась в лабораторию, едва не навернувшись в спешке с лестницы, но обошлось, и вскоре я снова перескакивала через порог кухни. Вытащив волкособа и разместив его на коленях пузиком вниз, набрала в стеклянную трубку получившуюся смесь и аккуратно регулируя «подачу», попробовала накормить зверёныша. Вначале он не понял, чего от него хотят, но пофыркав, сообразил, что такое попадает ему в пасть. Я боялась перекормить, но тут щенок сам как бы отвалился в сторону. Приподняв своего нового питомца, посмотрела на округлившийся животик, но судя по осоловевшим серо-голубоватым глазкам, всё прошло как надо. Облегчённо выдохнув, помассировала брюшко, а потом снова спрятала за пазуху, решив что, даже если и случится конфуз, всё одно – не особо хуже станет.
Наскоро перекусив, я снова стала одеваться: пока светло, да щен сыт, нужно его матерью заняться. Вытащив из кладовки в сенях лопату, поточила её на всякий случай специальным бруском и отправилась обратно на реку. Побродив около берега, нашла место, где земля лучше всего оттаяла и принялась за работу. Со щенком копать было не особо удобно, но был ли у меня выбор? Он и так основательно продрог за то время, пока был в мешке, а грелки у меня не было. У меня мелькала несколько раз идея взять из лаборатории плоскую стеклянную бутылку или наполнить флягу тёплой водой, но вот только кто даст гарантию, что этого тепла хватит на то время, пока занимаюсь похоронами?
Земля поддавалась с трудом, но я не сдавалась. Все комья и оглудки рассекала лезвием, а затем, как могла, им же и крошила, чтобы легче было засыпать потом. Всё бы ничего, но безумно бесили деревенские, собравшиеся поглазеть на то, как «ведьма» окончательно с ума сошла и вместо того, чтобы скинуть мешок обратно в реку, собирается какую-то псину хоронить. Вот зуб даю, что Сортон растрепал, так как больше никто не знал ни о моей находке, ни о моих намерениях. Естественно, помощников не нашлось, все только то и делали, что пялились, да отпускали шуточки в мою сторону. Сцепив зубы, продолжала копать, молясь про себя, чтобы щенок не подал голос, хотя сквозь шубу скулёж могли и не услышать.
Буквально первая же фраза меня насторожила: «Это уже третий дневник, который я начинаю с тех пор, как оказалась в Веройсе, потому что два предыдущих сгинули бесследно...». Но никаких подробностей, каким образом Тония – она же Антония Скайрен, оказалась в этой деревне, не было. У меня вообще создалось ощущение, что всё писалось на скорую руку, будто женщина очень сильно торопилась и старалась изложить только основные факты. Да, это была та самая «предыдущая ведьма», о которой упоминал Сортон. И вот её, как раз-таки с полным правом, можно было таковой назвать, ведь у неё имелась магия. Правда, немного, но и с этими крохами Тония умудрялась спасать жизни деревенских, маскируя свои способности под обычное знахарство со всеми этими «пришёптываниями» да «заговорами».
И вот эта самая магия не раз спасала ей жизнь, когда в деревенских, словно чёрт вселялся, и они пытались её казнить. Ничего не напоминает, а? Не сказала бы, что один в один, но очень похоже. Жаль, что ни слова об обычных буднях не было сказано, даже имён не упоминалось. Большая часть дневника была посвящена различным рецептам целебных снадобий, которые следовало немного изменять с помощью магии. Которой у меня не было! Так что в целом дневник оказался для меня бесполезным, если не считать того, что желание меня уничтожить можно расценить как традицию веройсовцев.
Только последние несколько страниц меня заинтересовали, так как Тония упоминала о растении под названием «златовенчик», способный едва ли не моментально заживлять раны и способствовать скорейшему сращиванию переломов. Она даже обнаружила в лесу места, где оно могло произрастать, но почему-то ни разу не смогла его добыть за несколько десятилетий, прожитых в Веройсе. Тония даже выдвинула теорию, что златовенчик не способен найти тот, кто обладает хотя бы каплей магии, так как само растение обладало настоящими магическими свойствами.
Это упоминание меня несколько удивило, так как показалось необычным знать о растении всё о целебных свойствах, местах произрастания, но не быть в курсе о взаимодействии с теми, кто обладает магическими способностями. Ещё я ни слова не нашла о златовенчвике, пока штудировала библиотеку в ожидании выздоровления Розана, а ведь там было множество книг и справочников, посвящённых травам. Тонии кто-то рассказал об этом растении? Вот точно не деревенские, они же, также как и меня, ненавидели её, а потому сомнительно, что стали бы делиться такой ценной информацией. Получается, что был кто-то ещё, но вот кто?
Рий тихонько заскулил, и пришлось снова его забрать к себе. Хорошо, что платья, обнаруженные в сундуке, были с высоким вырезом, иначе пришлось бы его приматывать к себе едва ли не простынёй, чтобы не выронить. Даже плюс, что бюстом природа меня наградила не особо выдающимся, иначе только мешал бы, да ненужное внимание парней привлекал. Крутить шуры-муры с кем-то из деревенских ох, как не хотелось, особенно, если учесть, что всем им было нужно только одно.
Пока волкособ вошкался за пазухой, я продолжила изучать дневник Тонии. После златовенчика неожиданно обнаружилось описание дома, вернее, его комнат. Оказывается, помимо лаборатории имеются ещё две потайные комнаты, причём одна из них использовалась в качестве кабинета для приёма пациентов, а вот вторая служила чем-то вроде мини-оранжереи. Прежде чем пойти проверять, в каком они обе состоянии, пришлось отвлечься на кормление Рия. Если так дело и дальше пойдёт, придётся кур заводить, если не корову, иначе разорюсь. А ведь потом ещё ему и мясо понадобится, у-у-у...
Пока лечила Розана, несколько раз оказывала помощь деревенским за бартер. Я им лечение язв, нарывов и кровотечений, а они мне – продукты или предметы домашнего обихода. Хотя трижды монетки совали, но деньги старалась не тратить, откладывая их на дорогу до Гролайя. Но деревенские не были бы самими собой, если бы пару раз не пытались подрезать кошелёк, теперь приходилось хорошенько прятать свой «золотой запас», беря с собой только на текущие расходы. Но вот, кстати, что заметила: и раньше я сама слышала, и Тония указывала в своём дневнике, что в сам дом жители Веройсы заходить боятся, хотя из сеней и сараев готовы вынести всё подчистую. Поэтому различный сельскохозяйственный инвентарь хранился в доме, перекочёвывая на чердак, как только заканчивался сезон, и весь урожай был убран.
Насытившийся Рий возился на груди, а я взяла лампу и пошла осматривать «приёмную». Пыли здесь, конечно, было столько же, сколько в доме раньше, но зато сохранились в целости и сохранности стеллажи, кушетка, стол и даже банки с какими-то снадобьями. Всё содержимое, так же как и обнаруженное в лаборатории, я намеревалась вылить подальше от дома, так как несмотря на этикетки, пользоваться ими было чревато. У тех же веройсовцев пыталась как-то выяснить, давно ли умерла прежняя хозяйка моего дома, но кроме «да давненько, уже и не припомнишь», ничего не добилась.
Наводить порядок с Рием, норовившим то и дело вылезти наружу, цепляясь коготками за медальон, напоминающий «звёздочки» бадьяна, было бы проблематично, поэтому пришлось нагреть воды не только для уборки, но и в бутыли, чтобы соорудить ему на той же кушетке тёплую «нору». Как только питомец оказался в безопасности, но при этом на виду, я принялась за дело.
Вначале убрала всю «серую вату», потом начала составлять на стол флаконы, чтобы не мешали протирать полки. Пока отмывала стену, к которой прикручен один из стеллажей, обратила внимание на затирку, отличающуюся в двух местах от остальной кладки. На самом деле, если бы не поставила лампу на полку, даже не заметила разницы, но света было достаточно, а потому тут же пустила в ход нож, простукивая и подцепляя камень за камнем. Наконец, один из них ушёл внутрь, а затем целый блок из четырёх отъехал в сторону, открывая тайник. Искренне надеясь, что меня никто не цапнет внутри, сунула внутрь руку, подсвечивая себе лампой.
Вытащив наружу сундучок, пристроила его на полке и начала отжимать замки. А Тония, оказывается, лечила не только с помощью магии... Внутри оказались хирургические инструменты, очень похожие на мои, и брусочек для заточки скальпелей. Вот только почему сундучок хранился в тайнике? Я тщательно осмотрела его со всех сторон, но ни второго дна, ни двойных стенок не нашла. Ладно, по крайней мере, у меня теперь есть запасной набор инструментов. Похоже, что с тайнами этого дома и прежней хозяйки придётся разбираться ещё несколько дней, если не до самой оттепели.
– Так... Кровавник, он же зверобой... – я посмотрела на сушёный веничек с жёлтыми цветками, выменянный у Руты на вправление вывиха её мужу. – Рий, сделай морду попроще. Это, кстати, неплохое противовоспалительное средство при заболеваниях желудочно-кишечного тракта. Если внутрь принимать. А ещё рот полоскать и при суставных болях наносить. Да и при депрессиях тоже использовать стоит. Ну да, тебе не понять, вечное шило в пушистой заднице играет, а мне вот, не будь тебя, точно пришлось бы весь веничек на себя истратить. Да-да, хороший... Хороший вредный волкособ.
Рядом со зверобоем лёг тряпичный свёрточек с душицей. Если делать настойку, то оба эти растения прекрасно друг друга дополнят. Не забыть бы предупредить пациентов, чтобы добавляли мёда или сахара, дабы убрать горечь, иначе опять орать будут, что отравить хотела. А вот нечего было глотать отвар совентарки с корнем петрушки до того, как до конца расскажу о побочных действиях и нюансах. Но деревенские – такие деревенские... Мне порой казалось, что имею дело не со взрослыми людьми, а с озлобленными капризными детьми, только выглядящими солидно. Ттт, хотя бы до открытых конфликтов пока не доходило. Впрочем, с каждым днём меня всё чаще посещало ощущение, что стоит произойти чему-то незначительному, как вся Веройса вспыхнет, словно стог сена, облитый керосином от искры.
Соглашусь, что моей тревожности немало поспособствовали записочки Тонии, найденные в разных уголках дома, в которых она в разное время делилась своими опасениями насчёт того, что грядёт что-то страшное. Но я не была бы собой, если на самом деле отнеслась к ним серьёзно, а не спалила в очаге. Кто или что так пугало прежнюю лекарку я так и не смогла понять, решив, что лучше буду решать проблемы по мере поступления, чтобы не сойти с ума, накручивая себя на ровном месте.
Весна, наконец-то, вспомнила о том, что пора бы заняться своими прямыми обязанностями, и вступила в свои права. Дорожки и тропинки в Веройсе просохли, всё чаще оставляя на ботинках толстый слой дорожной пыли. В сапогах стало жарковато, не говоря уже о шубе, поэтому пришлось наступить на собственную жабу и отправиться к Иргасу с просьбой, чтобы стачал новую обувь по сезону. У его соседки смогла раздобыть добротный плащ с тонкой шерстяной подбивкой – как раз то, что нужно на межсезонье. Деньги я старалась беречь, тратя только на самое необходимое, но всё равно скопленные за два с лишним месяца монетки утекали, как вода сквозь пальцы, всё ближе и ближе подбираясь к неприкосновенному запасу, отложенному на поездку в Гролай.
Весенняя распутица почти исчезла с тракта, и по нему уже проехала пара телег. С хозяином одной из них мне даже удалось договориться, чтобы подвёз через пару недель, как снова соберётся в город по делам. Я за это время усиленно занималась сбором первых лекарственных растений, до которых только могла добраться: берёзовые почки, дубовую кору, различные корни и корневища, цветки мать-и-мачехи... Не смогу покинуть Веройсу навсегда, так хоть будет чем лечить её оголтелых жителей. В крайнем случае попробую сбыть в Эрвене – ближайшем городе, до которого, как раз-таки, меня должны были довести, всё какие-никакие деньги выручу.
Плохо, что придётся Рия взять с собой, иначе от него точно избавятся, а к щенку я привязалась за эти недели. Сортон несколько раз как бы невзначай намекал, что искренне надеется на смерть Белки вместе с приплодом и моё благоразумие, если «смесок» каким-то образом выжил. Рия староста ни разу не видел, но явно что-то подозревал, хотя плетень вокруг дома я укрепила как следует и каждый раз следила за улицей и волкособом, выпуская порезвиться во двор. Вообще, непонятно было такое отношение Сортона, ведь тот же мужик из Хорстра флегматично пожал плечами, когда предупредила, что поеду с собакой, заявив, что хоть с лисой на поводе, ему без разницы. Поэтому пришлось озадачиться и ошейником, и поводком, благо раздобыть подходящие материалы оказалось не проблемой. После того как приняла роды у жены кузнеца, получила разрешение пошариться у него в кузнице среди обрезков кожи и коробе с ненужной скобяной мелочью.
Рий воспринял ошейник в штыки, то пытаясь куснуть меня при каждом удобном случае, то «заиграть» мешающий аксессуар так, чтобы потом с фонарями не нашли, но потом смирился. Зато стук в калитку различал без проблем и сразу же прятался под кровать, пока я шла смотреть, кого, а главное – с какой напастью, принесло. После обнаружения приёмной и приведения её в порядок я старалась по домам не ходить из соображений безопасности, соглашаясь на визиты только в крайних случаях вроде родов или переломанных нижних конечностей. Но лом на всякий случай держала в зоне доступа. В конце концов, я – девушка хрупкая, должна иметь что-то для самообороны.
Вот и сегодня пришлось топать к Руте, так как муж её был просто огромным и даже трое мужиков не были в состоянии его поднять, чтобы принести ко мне. Как я вправляла ему вывих голеностопа – вообще отдельная история, так как раз семь едва не получила пяткой в лоб, пока этот бугай визжал и скулил похлеще Розана. Кстати, этот молодой полудурок ходил гоголем, демонстрируя при каждом удобном случае, как его «проклятая ведьма исполосовала». Так и хотелось ему настучать по голове чем-нибудь тяжёленьким, чтобы не смел аккуратный тонкий шрам, оставшийся после всех моих стараний, так называть! Там вообще мог получиться из-за его ковыряний неслабый такой рубец из разряда «лошади не было, распахали огород на Горыныче, как смогли».
Вернувшись обратно к разбору растений, я снова посмотрела на разложенные на столе в лаборатории как целиком высушенные экземпляры, так и части. Память ко мне так и не вернулась, но некоторые названия были, как бы это сказать точнее... Более знакомыми, что ли, в отличие от остальных. Например, ромашка, чабрец, мята, тот же зверобой или пижма по сравнению со стерхаркой, парлебикой, совентаркой или бершанкой. После ознакомления с дневником Тонии я тщательно изучила все книги, справочники и даже методички, что нашла в библиотеке, но ни одного упоминания о златовенчике не нашла. Зато обнаружила, что достаточно было лишь пару раз прочесть абзац или параграф, посвящённый тому или иному лекарственному растению, как без ошибок могла не только повторить, но и с первого раза угадать, даже если передо мной оказывалась просто охапка «целебного» сена, притащенная кем-то из деревенских в счёт оплаты моих услуг.
Первая же мысль, посетившая, меня оказалась о том, что лёд на реке растаял, и теперь выкрутиться также, как в прошлый раз не получится. Глядя на беснующуюся толпу, я искала глазами Сортона, который обычно никогда не упускал шанс оказаться впереди всех. Однако на этот раз он стоял позади всех, заложив большие пальцы за широкий пояс и ухмыляясь так, что сразу стало понятно: пощады не будет.
– Сортон! Мы же договорились, что меня трогать не будут!
Староста размеренной походкой прошёл через толпу, подавая знак мужикам с зажатыми в руках вилами:
– Уговор был иной: тебя не трогают ровно до тех пор, пока не случится какое-нибудь несчастье в Веройсе.
Я начала пятиться в дом, чтобы спрятаться внутри:
– Так что произошло?! Утром же всё спокойно было!
– А ты, как от нас ушла, так и корова подохла! Кормилица наша! У-у-у, ведьма проклятая, сглазила! Ей бы ещё жить и жить, деток наших кормить, а теперь как? Обездолила, голодать заставила! – рухнула на колени Рута, хватаясь за голову и голося на всю округу таким высоким голосом, что в ушах зазвенело. – Да что же это творится, люди добрые! Сегодня моя Милка подохла, а завтра от взгляда её колдовского и остальной скот поляжет?! А там и птицу мор накроет – помрём все с голодухи! Все!
Я рванула к двери, ведущей из сеней в основную часть дома, намереваясь запереться, а пока будут выносить преграду, успею добраться до погреба, из которого ведёт потайной ход за огороды. Но тут вперёд вылетел ощерившийся Рий и кинулся под ноги первым вскочившим на крыльцо мужикам.
– Ох, ведьма! Ещё и волка приютила! Нет ей пощады! – взревела толпа, просочившаяся во двор.
Рий издавал грозные, с его точки зрения звуки, уворачиваясь от вил, норовивших проткнуть его насквозь. Вот он отскочил назад, и мне показалось, что успею его схватить и укрыться за дверью, но в итоге запнулась, и едва не пропахав носом напольные доски, оказалась схваченной. Дура! Пожалела щенка, окончательно подписав себе смертный приговор. Пока пыталась вырваться, Рий куда-то исчез. Я царапалась, кусалась, стараясь изогнуться так, чтобы дотянуться до ножа, закреплённого на правой лодыжке, но всё оказалось тщетным. Меня скрутили и потащили на главную площадь, где обычно собирались жители Веройсы, чтобы выслушать очередное объявление Сортона, касающееся сбора податей или разрешения на ловлю рыбы.
А деревенские хорошо подготовились: в самом центре высился столб, окружённый толстым слоем, как подушкой, состоящим из сухих веток, расщеплённых поленьев, сухой прошлогодней травы и даже подопревшей соломы. Естественно, именно туда меня и повели. Сперва заставили обхватить столб руками, с силой заведя их назад, потом связали запястья толстой верёвкой, свободными концами которой плотно обвязали тело выше пояса. Даже странно, что не опутали с головы до ног, видимо, пожалели тратить на презренную ведьму ценную в хозяйстве вещь.
Жители Веройсы столпились как можно дальше от меня, образовав почти ровный круг, только Сортон вышел вперёд, во всеуслышание оглашая все мои провинности и тяжкие грехи, среди которых мелькнули даже свернувшееся молоко у старухи Хиты, не зацветшая вишня у Раяны и даже отсутствие детей у Дарика с Арнеей, которые поженились всего-то пять лет назад, но так и не стали счастливыми родителями, хотя несколько раз предпосылки для этого имелись. На мои советы паре, что хорошо бы немного последить за питанием, сбавив потребление домашней выпечки и банками поглощаемого мёда, успеха не возымели, ибо чушь это, а женщина должна быть аппетитной. Я бы согласилась, если бы Арнея не бочком проходила в широкие дверные проёмы. Естественно, услышав свои имена, супруги выкрикнули, что их ведьма и вовсе предлагала морить голодом, убеждая, что только так у них дети появятся. Мда... Тяжело работать с теми, кто просит совета или помощи, а в итоге не только слушает в пол-уха, но и вовсе слышать не хочет, надеясь на целебную травку, пожевав раз которую, мигом разрешатся все проблемы.
Я смотрела, как из ближайшего дома вынесли горящий факел, а потом вручили Сортону только-только закончившему перечислять «тяжкие грехи проклятой ведьмы». Надеюсь, что Рий смог уцелеть и постарается выжить в этом безумном мире. Мечтать о том, что волкособа примет волчья стая, не приходилось. С другой стороны, точно не увижу, направляясь в лес за травами, растерзанной знакомую тушку.
Сортон деловито подпалил хворост с нескольких сторон, потом отошёл на несколько метров и метнул факел поближе к столбу. Видимо, целил в меня, но промазал, попав в охапку полусгнившей соломы. Пламя занималось неохотно, слишком медленно, по мнению пары деревенских, предложивших сбегать за «горючкой» – смесью масел и какой-то смолы, которую использовали в Веройсе для быстрого розжига печей и очагов. У меня самой была такая, выменянная на банку мази от ревматизма у Хиты. Да-да, той самой, чья полувысохшая от старости вишня отказалась в этом году не только плодоносить, но и зацветать.
Хворост с отсыревшей соломой удушливо чадили, раздирая горло и раздражая нос, когда ветер менял направление. Внезапно на небе сгустились тучи, а затем вдалеке несколько раз громыхнуло. Веройсовцы вместе с Сортоном озадаченно переглянулись, вертя головами то в мою сторону, то задирая их наверх. И тут как ливануло! Дождь хлестал с такой силой, будто старался пробить череп насквозь, зато окончательно погасил костёр. Староста властно махнул рукой и быстро ушёл, бормоча себе что-то под нос. А я подставляла лицо холодным каплям и хохотала, не в силах остановить начавшуюся истерику. Меня снова пытались казнить, но ничего не вышло. Одежда давно промокла насквозь, облепив тело словно вторая кожа, и только окончательно продрогнув, смогла прийти в себя. Деревенские не возвращались, а я стала думать, как освободиться. Не знаю, почему меня не обыскали, пока вели на сожжение, потому что нож по-прежнему был со мной. Обдирая руки и спину, я сползла вниз и начала изворачивать тело и правую ногу различными способами, чтобы добраться до рукояти ножа.
Когда в исчезающей туманной дымке показалась голова лошади, а затем раздались фырканье животного и скрип телеги, у меня отлегло от сердца. Это у Тонии был шанс избежать казни благодаря магическому дару, а мне дважды повезло, и испытывать удачу в третий я не хотела. Хватит с меня этого мракобесия: тычусь-тычусь, словно слепой щенок, а в ответ ни благодарности, ни уважения, лишь бесноватые жители Веройсы, мечтающие угробить меня наиболее изощрённым образом.
Заметив меня, возница «тпрукнул» лошадь и подождал, пока заберусь в его телегу. Как только уселась, развернув свою сумку так, чтобы она лежала на коленях, а не свисала сбоку, мужчина перегнулся через борт, как будто что-то высматривал на земле.
– Одна?
– Одна.
– А говорила, что с псом поедешь.
– Убежал он вчера, отловить не смогла, – я натянула почти до первых фаланг рукава плаща, чтобы не было видно перебинтованные руки – «цена» вчерашнего освобождения.
– Тогда поехали.
Телега тронулась с места, а я плотнее запахнула плащ, так как несмотря на выпитые снадобья, всё ещё познабливало, да ещё и солнце в столь ранний час не успело прогреть ни землю, ни воздух. Хорошо, что после вчерашнего ливня тракт не превратился в непроходимую топь. Тучи накануне рассеялись так же внезапно, как и появились, поэтому ближе к закату под ногами стало чавкать меньше, а за ночь ещё больше подсохло. При напоминании про Рия в груди заныло, а после всего пережитого не осталось даже слёз, чтобы пожалеть ни убежавшего волкособа, ни себя. От гнетущих мыслей меня отвлёк возница:
– Вайд.
– Простите?
– Вайдом меня кличут. А тебя как?
– Можно просто Риона.
Монотонное покачивание телеги слегка убаюкивало несмотря на ухабы, но после жизни в Веройсе сомкнуть глаза, находясь посреди тракта с незнакомым мужиком, каким бы безобидным он ни выглядел, было страшновато. Уж лучше неспешная болтовня ни о чём, чем очнуться на обочине, а то и вовсе не очнуться. Как показал мой скромный опыт, внешность бывает очень обманчива и опасна, ведь никогда не угадаешь, что у кого в голове щёлкнет.
– А в Эрвен зачем едешь? За покупками? Так староста ваш завсегда сам ездит. За все годы, что живу в Хорстре, почти никого из Веройсы в городе не видел.
– Мне вообще-то до Гролайя нужно, к главе. Но вы сами в прошлый раз сказали, что только до Эрвена ездите.
Вайд задумчиво почесал в затылке мозолистой пятернёй:
– А ведь точно, был разговор, да запамятовал. У меня в те дни сын женился, так все в хлопотах были: сруб новой избы после зимы прогревали да доделывали. Уговор ведь был, чтобы до осени подождали, но... Дело молодое, сама понимаешь... Пришлось поторопиться, пока слухи не пошли. А староста ваш странный... Бывало, взглянет так, ощущения, словно бес перед тобой стоит...
С Вайдом насчёт последнего была абсолютно согласна, но портить разговор обсуждением старосты не хотелось, а потому быстро перевела обсуждение на более приятные вещи:
– Поздравляю. Дедом, значит, скоро станете.
Вайд расплылся в счастливой улыбке:
– А то! В декабре уже с женой тетёшкать будем. Главное, чтобы невестка в срок родила, а не раньше. «Семимесячных» сама знаешь, сколько в деревнях рождается, а вот сбрехать про выжившего пятимесячного будет уже сложновато.
Я хмыкнула: ну да, без специальных приспособлений и лекарств такие не выживают.
– Слушайте, а вам в Хорстре, случайно, лекарка не нужна? Всё знаю, всё умею, беру за помощь мало.
– Нет, девонька. У нас бабка Лагея есть. Хоть в летах карга старая, но никого взамен себя не потерпит: сживёт со свету быстрее, чем солнце взойдёт.
Жаль, конечно, но менять шило на мыло бессмысленно. Мне Сортона с веройсовцами по самое не балуй хватило.
Вот так, болтая на абсолютно разные темы, мы доехали к вечеру до Эрвена. Вайд тепло попрощался со мной, пожелав удачи и угостив хрустящей горбушкой каравая с двумя кружочками жареной колбасы напоследок. Понукая чалую лошадку, он покатил дальше, оставив меня возле рынка. Я побродила немного по рядам, прицениваясь, но не торопясь расставаться со своими монетками. Тем более что еда с собой у меня была, а сколько возьмут до Гролайя – неизвестно.
Притормозив возле лотка с лекарственными снадобьями, я обратилась к торговке, начавшей собирать свои бутыльки и флакончики в плетёный короб:
– Травы сушёные нужны?
– Я только готовым торгую, это тебе к Селвену нужно. Если товар годный, то возьмёт, не обидит, а коли дрянь, то не обессудь.
– Перекупщик, что ли?
– Да можно и так сказать.
Торговка объяснила, где найти этого самого Селвена, поэтому сунув ей медяшку за помощь, отправилась к перекупщику. Если получится сбыть свои запасы, то отлично. К тому же подобные люди обычно хорошо ориентируются во многих сферах, поэтому разузнать, где ещё стоит поискать попутчиков до Гролайя, можно будет попробовать у него. К сожалению, на рынке никто в ту сторону не собирался.
Селвен оказался мужчиной неопределённых лет: из числа тех, кому легко можно дать и тридцать, и пятьдесят в зависимости от мимики. Пришлось кашлянуть, чтобы привлечь внимание блаженно зажмурившегося посредника, прислонившегося спиной к стене лавки и ловящего тёплые лучи заходящего солнца.
– Здравствуйте. Мне посоветовала к вам обратиться торговка с рынка.
Приоткрыв левый глаз, мужчина посмотрел на меня, словно на какую-то букашку, посмевшую отвлечь его от важного дела, а потом снова зажмурился:
– По какому вопросу вас интересует моя персона?
– Травы целебные продать хочу, сказали, что вы посмотреть можете, а если качество устроит, то и купить.
Голубые глаза распахнулись в то же мгновение, как я произнесла последнее слово, и уже с большим интересом смерили меня с ног до головы:
– Травница?
– Лекарка.
– Одна шайка-лейка. Ну, пойдём, покажешь, что принесла.
Повернув ключ в замке лавки, Селвен пропустил меня вперёд, а затем закрыл дверь, перевернув табличку той стороной, на которой было крупно выведено «Закрыто». Разложив на прилавке все взятые с собой травы, я ожидала вердикта перекупщика.
Я повернулась к мужчине, пытаясь сообразить, нарочно ли он меня отправил на постоялый двор или нет. Но лицо Селвена не выражало ровным счётом ничего.
– Туман. Он не всех выпускает за свои пределы, отчего это зависит – не знает никто. Поэтому мне было интересно, получится у тебя или нет.
– А если бы я выехала из Эрвена утром?
– Было бы то же самое. Просто ночью он смотрится эффектнее. Как я мог отказать себе в этом маленьком удовольствии?
– Получается, что я никогда не смогу покинуть пределов Эрвена?
– Увы, да. Поэтому возвращайся в свою деревню и наведывайся сюда время от времени, чтобы продать свои травы.
Я упрямо замотала головой:
– Нет. Ни за что! Лучше останусь в Эрвене, иначе меня точно угробят в Веройсе.
Селвен повернулся ко мне лицом, слегка склонив голову к правому плечу:
– И где же ты будешь тут жить? Откуда деньги брать? Хочу сразу предупредить: всё, что тебя ждёт – это дом утех. И то в лучшем случае. А скорее всего – место около него. Между местными лекарями давным-давно поделены улицы, пациентам с которых они оказывают помощь. Помощников не берут, так как это семейное дело и среди родни хватает желающих. Чтобы составить им конкуренцию, тебе нужен будет отдельный дом, чтобы туда приходили желающие. Съём комнаты или даже нескольких не подойдёт – хозяева могут выставить из-за криков пациентов и их появления в любое время дня и ночи. В Эрвене ценят покой. Что-то мне подсказывает, что денег на покупку дома у тебя нет. Поэтому и говорю, чтобы ты возвращалась домой. Подкопишь деньжат, тогда переезжай. В другие сферы тоже нет смысла соваться, ибо везде схожая картина: все возможные места заняты, чужаков не любят. Предлагаю поработать нам меня – лучшую цену тебе больше никто в Эрвене за твои травы не предложит, а они у тебя хорошего качества, даже те, что бросовые.
– А вас тоже туман не пропускает?
Селвен усмехнулся:
– У меня как раз-таки с этим нет никаких проблем. Иначе как бы смог стать человеком, который может достать всё что угодно откуда угодно?
– Вы контрабандист... – догадалась я, раздумывая над словами Селвена.
– В том числе. Так что если понадобится какая-нибудь редкость – обращайся. Для тех, кто со мной сотрудничает, всегда наценка за мои услуги чуть ниже. Кстати, если сумеешь достать одно редкое растение, то сможешь накопить на переезд быстрее...
– Златовенчик?
– Слышала о нём?
– Доводилось, но пока не встречала.
– Дед мой рассказывал, что лучше всего его искать в сумерках, а срывать днём. Как достанешь, дай весточку – приму в лучшем виде.
– Но каким образом? Я сюда-то добралась, случайно встретив мужика из Хорстра и договорившись заранее, чтобы подвёз, когда в следующий раз поедет в Эрвен.
Селвен достал из кармана жилета монетку с восьмигранным отверстием посередине:
– Вот так подкинешь в воздух, и на следующий день жди на тракте неподалёку от Веройсы кого-нибудь из моих людей. Это не простая монета, а артефакт.
Я покрутила в руках жёлтый кругляш, а затем щелчком, как показал Селван, подбросила вверх. Тут же по чёрному камню в перстне-печатке, надетом на средний палец левой руки мужчины, прошла голубоватая волна.
– Надо же... У тебя даже магии нет. Но да ладно. Главное, что артефакт на тебя реагирует. Потерять не бойся, он всегда будет при тебе и забрать его можно будет только после твоей смерти. О знакомстве со мной лишний раз никому не болтай – не люблю публичность и излишнее беспокойство. Сама до Веройсы добраться сможешь?
– Тот, с кем ехала сегодня, завтра будет возвращаться домой, где остановился в Эрвене, он мне говорил, поэтому попробую к нему снова напроситься.
– Вот и отлично. Пойдём, провожу тебя мимо городских ворот. Переночуешь у меня в лавке, а утром ступай своей дорогой. Не бойся, приставать не буду, в отличие от тех, на кого можешь нарваться на постоялом дворе.
***
Я действительно вернулась в Веройсу вместе с Вайдом. Не сказала бы, что радовалась обратной дороге, но предложение, сделанное Селвеном мне показалось интересным и разумным. Если перебираться сейчас в Эрвен, то много за травами не наездишься: почти все деньги, полученные от сбыта, будут уходить на дорогу, даже если куплю себе лошадь, которая тоже стоит немало. А если найду златовенчик... В общем, я решила рискнуть.
Но кое-что меня всё-таки порадовало: незадолго до Веройсы заметила мчащийся вдоль дороги сероватый комочек.
– Рий!!! Рий!!!
Я едва не выскочила из телеги на полном ходу, лишь Вайд успел за руку дёрнуть, чтобы не расшиблась. Волкособ, услышав свою кличку, изменил траекторию своего движения, и уже вскоре мы с ним продолжили путь на телеге. Всё стало по-прежнему, только Рий стал чаще убегать в лес, но всегда возвращался. Сортон моему возвращению не удивился, словно знал, что так и будет, а я стала целыми днями и вечерами пропадать в лесу. Не то что каждую тропинку, травинку изучила, наблюдая за каждым растением, которое считала для себя подозрительным. Так прошёл весь июнь, затем половина июля... И, наконец, однажды, когда собралась было уже уходить с поляны, которая была упомянута в дневнике Тонии, увидела, как среди травы начинает что-то сиять, всё ярче и ярче с каждой минутой.
Не веря своим глазам, я буквально на карачках подползла к первому скоплению из шести цветков, действительно напоминавших немного венчики. Не удержавшись, срезала несколько и увидела, как с них посыпались золотистые искры, щекочущие кожу при соприкосновении и сразу же исчезающие. Я достала из сумки пузырёк с водой и опустила в него стебельки, чтобы не завяли раньше времени. Прозрачная жидкость сразу же окрасилась в янтарный цвет, а внутри замерцали крохотные огоньки. Неужели я нашла златовенчик? Воткнув сломанную пополам ветку возле второго скопления цветов, решила на следующий день срезать ещё несколько, чтобы проверить, получится ли целебный отвар, о котором писала Тония.
Наутро я ещё во время умывания заметила, что с руки, на которую попали искры, бесследно исчезли все ссадины, полученные после последней стычки с деревенскими. Что ж, кажется, скоро придётся напомнить о себе Селвену.
Спустя несколько месяцев
О том, что быть беде, я поняла слишком поздно: провела в лесу почти до самых сумерек, отыскивая под снегом целебные корешки летних трав, входящих в свою силу только после первых заморозков. Из-за плотно переплетённых между собой крон деревьев не заметила столб дыма, поднимающийся со стороны Хорстра, а ветер, дующий в противоположную сторону, отнёс запах гари. А ведь веройсовцы видели, как я уходила в лес! Конечно, лекарка – ведьма проклятая, сгинет, так и поделом ей! И без разницы, что потом их некому будет лечить, а до ближайшего города день езды, не говоря о том, что не всякий лекарь возьмётся марать руки о деревенских, ещё и такую плату заломит – телегу с лошадью продашь за капнутый на царапину обеззараживающий отвар. Про ушитие раны, фиксацию перелома или вправление вывиха и вовсе молчу.
Ну да ладно, свою бы шкуру сейчас спасти, очень уж помирать не хочется. Горящий Хорстр говорил лишь об одном: банда Страдора опять объявилась и теперь жаждет наживы и развлечений. Слухи давно ходили, да Сортон всё отмахивался, надеясь, что пронесёт. Даже забор вокруг деревни обновить не поторопился. Не то чтобы деревянные колья смогли остановить разбойников, но дать время укрыться – вполне. Добраться до сторожки, в которой летом сушу травы, уже не успею, да и найдут её в два счёта, а дома всё-таки погреб имеется с тайным выходом в огород. Если дом подпалят, на грядах залечь успею, а там и до второго схрона рукой подать.
Мой дом стоит чуть на отшибе, поэтому была надежда, что пока громят другие дома, получу фору, чтобы спрятаться. Из леса я летела через сугробы, аки лань, за которой гонятся волки. Добежав до окраины, припустила ещё сильнее в сторону маячившего вдалеке дома. На опустевших улицах не встретила ни одной живой души, даже домашняя живность молчала. Словно вымерли все. Неужели эти идиоты и скотину с собой в подполы забрали?! Да, остаться зимой без коровы или козы – это беда, но не конец света. Можно потом до лета протянуть, а там уже и новую завести. Разбойники угнали бы скотину либо на мясо порубили себе, а так ещё сильнее рыскать начнут. Банда Страдора была одной из самых кровожадных и в то же время неуловимых. Который год за ней гонялись стражники, да всё без толку. Видимо, прикрытие имели хорошее, объявляясь в разных концах страны, оставляя после себя пепелища и трупы. И повезло тем, кто умер, выжившим завидовать не стоило от слова «совсем». Особенно женского пола. От мала до велика. Эти мерзавцы не гнушались никем.
Я успела не только захлопнуть за собой дверь, но и накинуть засов, а вот запереть ставни изнутри уже нет. Скинув зимние башмаки, пинком отправила их под тумбочку, а сама осталась в домашних мягких туфлях без каблука, чтобы не оставлять мокрых следов. Пригибаясь, чтобы не заметили с улицы, прошмыгнула на кухню, торопясь к спасительной крышке погреба. Толстую тёплую накидку, ещё подбегая к дому, затолкала в корзинку. Брать у меня особо было нечего, разве что на настойки разбойники позариться могли. Оставалось лишь преодолеть пару метров от порога, отогнуть половик и схватиться за металлическое кольцо, как раздался звон бьющегося стекла и хруст ломающихся деревянных рам. Человека три вломилось точно. Причём находящийся ближе всех ко мне уже не оставил ни малейшего шанса добраться до погреба. Не успею откинуть крышку, как поймают. А потом туда же и скинут то, что останется. Даже если и останусь живой, то выбраться уже не смогу, а спасти будет некому.
– И где же наша хозяюшка прячет свои настоечки, чтобы кровь по жилам разогнать озябшим путникам? Да и сама красавица куда спряталась? Чай соскучилась по ласкам мужским, одна же живёшь...
Радостно-похабный голос разбойника не оставлял сомнений в его намерениях. Вот деревенские... Скоты. Сдали! У меня ведь на доме вывески нет, что лекарка-травница, а уж тем более не расписано алыми буквами, что ищу мужа. Единственное, что осталось – это продать свою жизнь подороже. Не выпуская корзинку из руки, переместилась к камину, а второй нашарила кочергу, прислонённую к стене. Плохо было то, что наступали разбойники с двух сторон: с крохотной террасы, имевшей второй выход из кухни на улицу и из самого дома. Стукнул об пол тяжёлый засов... Затопали ноги в сенях...
В появившегося в дверях разбойника метнула корзину, сбивая того с ног, и тут же схватила освободившейся правой рукой острый металлический кол, которым обычно разбиваю лёд. Всадила точнёхонько в грудь тому, что заходил с террасы. Пока тот забулькивался предсмертными хрипами, огрела кочергой по голове пытавшегося подняться первого. Растянувшееся поверх корзинки тело должно было хоть ненадолго задержать остальных, рванувших на крики.
– Ты гляди, какая горячая и прыткая птичка! Ай-ай-ай... Ещё и укокошила двоих моих людей... За такое нужно наказывать...
У меня внутри всё похолодело, неужели сам Страдор заявился. Теперь меня точно в живых не оставят! Главарь тем временем, уперев руки в дверном проёме, ловко перебросил своё тело, приземляясь прямо перед столом, который я попыталась оттолкнуть в его сторону.
– Бешеная тварь!
Пришлось упереться в тело поверженного разбойника, чтобы вытащить кол. Сдувая упавшие на лицо пряди волос, выставила вперёд обе руки. Страдор, гаденько ухмыляясь, начал вытаскивать ремень из штанов. Он что, действительно решил меня выпороть?! Ткнула колом, но тот увернулся, лишь бок задела слегка. Но одновременно с моим выпадом, конец ремня больно ожёг по руке, выбивая кочергу. Разъярённый Страдор выхватил кинжал и, угрожая им, начал наступать. Очередной тычок, и вот уже кол перехвачен левой рукой главаря. Выдернуть никак не получалось из-за уворачиваний от кинжала. Внезапно меня кто-то дёрнул за щиколотку, и я полетела прямиком на острый клинок. Потеряв равновесие, отпустила кол, а затем свалилась прямо под ноги Страдору. Брезгливо поморщившись, главарь пнул острым, окованным металлом, носком сапога в рану, переворачивая меня на спину. Яркая вспышка боли... В глазах моментально потемнело. Теряя сознание, услышала лишь противный хруст костей и ругань Страдора:
– Из-за тебя, недобиток, такого развлечения лишился. Девка-то бойкая попалась. На кой мне она теперь дохлая? Надо же, сердце себе слёту пробила, нарочно не придумаешь...
Ледяной холод привёл меня в чувство, когда за окном уже стемнело настолько, что легко было потеряться в пространстве. Всё-таки начало ноября, солнце садится рано – смешно рассчитывать на продолжительность дня, как летом. Сунув руку под одежду, я рассмеялась. В сердце, говоришь, Страдор? Да кукиш тебе троекратный с нахлёстом через предплечье! Медальон, конечно, жаль, но именно он сместил точку удара, пробив грудную клетку, но не дав дойти до сердца. Даже лёгкое не задел. Так, безрукавку распорол, да грудь маленько. Не смертельно. Зажимая рану рукой, перекатилась набок, а потом встала на четвереньки. Пока холод убрал боль, надо сохранить тепло... Тепло сохранить... Заперев ставнями раскуроченное окно в терраске, шатаясь от кровопотери, я побрела по дому. Тяжелее всего далось поднять одной рукой засов, а затем вставить его в петли, чтобы запереть входную дверь. Ещё и плечом дёрнула, заставив рану открыться...
Как дошла до комнаты, в которой принимала больных, помню смутно. Хватило лишь сил, чтобы зубами выдрать пробку из флакона с болеутоляющим, а затем хлебнуть из пузырька с бодрящим зельем. Хорошо, что в доме ориентировалась на ощупь преотлично. Бросив тело на кушетку, отсчитала пять минут, прежде чем вернуть себе вертикальное положение. Счастье, что разбойники забрали с собой тела, но не подожгли дом. Видимо, торопились, а, может, оставили в назидание другим. Уже не имеет никакого значения. Сейчас главное – подлатать себя, иначе протяну недолго. Безрукавка тем временем набрякала кровью всё сильнее. Зажечь свечу удалось не с первого раза, но от неё запалить светильники, развешанные по приёмной, было уже плёвым делом. В принципе, освещения было достаточно, без одной лампы обойдусь. Кинула, какую не жалко было, прямо в очаг, чтобы дрова горючкой залило, а потом, упав на колени, сунула свечу, давая пламени заняться.
Сундучок с инструментами перенесла на кушетку вместе с бинтами. Проредили запасы разбойники, конечно, знатно, что-то унесли, что-то расколотили. Но я не была бы собой, если бы не хранила самое ценное в тайнике. Учитывая особую «любовь» местных ко мне, вспыхивающую так же внезапно, как румянец на щеках девы благородных кровей, услышавшую бранное слово, приходилось быть предусмотрительной.
От души пожелав Страдору познакомиться со стражами, как можно ближе и продолжить общение с ними максимально долго, чтобы прямо дорога к ним скатертью стелилась, зажала зубами свёрнутую салфетку и начала снимать одежду. Надо будет сделать зарубку на будущее – платьев не носить. И сарафанов тоже. Снять жилет, выдернуть верхнюю рубаху, а затем спустить до пояса, расслабив верх, сорочку гораздо проще, чем резать платье и мучиться с рукавами и передней шнуровкой при моём ранении. Края раны выглядели неважно, но без чистки вполне можно обойтись. Правая рука дрожала от слабости, шила, как придётся. Чёрт с ней, с красотой, ну страшненький шов получится, авось не сбежит жених в первую брачную ночь. А если и сбежит, так его проблемы.
Замуж не тороплюсь, как решу ребёнка родить, а то и не одного, так найду законный способ, чтобы потом у наследников проблем не возникло. Плеваться, что мать-ведьма и так будут, а вот насчёт прав ни одна собака не тявкнет. В крайнем случае – уеду в Эрвен, как денег скоплю, а в эти края буду наведываться исключительно для сбора трав. Просто не будет, но голова на плечах имеется, руки, растущие из плеч – тоже, проживу, воспитаю, научу всему, что знаю, найду что оставить. Смело? Возможно. Раз уж так жизнь складывается, смысла ныть и распускать сопли не вижу. Удача любит наглых и продуманных. Повезло же, что оказалась здесь, а не где-нибудь в более захудалой дыре, вот и сегодня удача улыбнулась несколько раз. Тот день, когда я опущу руки, будет означать лишь одно – я перестала дышать.
Кое-как изловчившись, обрезала нить, а затем приладила сверху специальную тонкую, как бумага, заплатку из прессованных листьев златовенчика. Если что-то в ране и осталось, несмотря на то, что тщательно её промыла, «вытянет» наружу. А вот самым сложным оказалось наложить бинты. И так и сяк пыталась закрепить, но ничего не получалась. Нужна была ещё одна пара рук. В итоге не придумал ничего лучше, как перебросить бинт через предварительно обработанный крюк и, зажав подмышкой край, крутиться вокруг своей оси, понемногу отмеряя от мотка. Под самый конец прихватила сверху и левое плечо, чтобы случайно не дёргать рукой выше локтя. На этом мой энтузиазм и силы окончательно иссякли. Комната немного прогрелась, так что, до утра не замёрзну, а там, может, и Рий в дом проберётся да под бок пристроится, как обычно.
О да, этот негодник взял себе за привычку пропадать большую часть времени в лесу, а потом каким-то совершенно немыслимым образом оказываться спящим поверх моего одеяла. Я и караулила его, и весь дом тщательно осматривала на предмет обнаружения ещё каких-нибудь тайных ходов или щелей, через которые волкособ, которому недавно исполнилось восемь месяцев, умудрялся просачиваться, но, увы, эту тайну разгадать так и не удалось. Несмотря на заверения Сортона и деревенских, что местные волки нападают, стоит им только учуять кровь или свежую рану, в том, что Рий меня не тронет, была уверена на все сто процентов. Уже бывали прецеденты после очередных попыток местных разобраться со мной. Волкособ не только не нападал на меня, но и охранял до тех пор, пока все травмы не залечатся. Если учесть, чего только не творилось за всё время, прожитое мной в Веройсе, то на странности с Рием просто махнула рукой. Если невозможно найти логическое объяснение, то остаётся только смириться. Жива – уже отличная новость, остальное – просто серые будни, пусть и сюрреалистического характера.
Селвен правильно мне тогда сказал при первой встрече: сможешь постоять за себя, не только выживешь, но и перестанешь забивать голову ненужными мыслями, чтобы не сойти с ума. Знает, знает этот «старый контрабандист» что-то о Веройсе, да только сколько его ни расспрашивала, всё усмехается, да уводит разговор в сторону. Не удивлюсь, если он связан какой-нибудь клятвой о неразглашении, способной уничтожить его, если проболтается.
В состоянии живого трупа я провела почти три дня, заставляя себя подняться лишь для того, чтобы справить естественные надобности и перевязать рану. Рий действительно пробрался ко мне и теперь хвостом ходил следом. Всё-таки Страдор глубоко попал кинжалом – даже мази со златовенчиком справлялись с трудом. Потихоньку запасы дров закончились не только в приёмной, но и в терраске. Пришлось искать накидку и ползти во двор к поленнице. Вот тут-то меня и ждал неприятный сюрприз: эти мерзкие деревенские обчистили её до последней щепки, подчистую вынеся все запасы на зиму! Я-то почти всё время бывала дома, поэтому во двор ко мне они соваться не осмеливались, а тут, потеряв меня из виду, вконец оборзели и решили поживиться! Рий вертелся рядом, ощериваясь на каждый след, в который тыкался носом.
Я ругалась так, что уцелевшие стёкла в окнах звенели, а на улице раздалось множество характерных похрустываний свежевыпавшего снега, свидетельствующих о том, что несколько человек убегало прочь во весь опор. Однако одним бранным словом, увы, очаг не разожжёшь, придётся тащиться в лес. Достав из кладовой салазки, как смогла, завязала дополнительную петлю на верёвке, чтобы можно было за неё не только одной рукой везти, но и закинуть на здоровое плечо.
Привычный путь до леса занял втрое больше времени, чем обычно, но главное было – дойти. Рий серой тенью шнырял между деревьями, то исчезая, то появляясь в поле зрения, а затем и вовсе пропал. Я к такому поведению волкособа привыкла, поэтому продолжила собирать хворост, приседая за каждой подходящей веткой, чтобы лишний раз не наклоняться. В итоге забрела настолько далеко, что поняла – пора возвращаться, если хочу к ночи до дома добраться. Пришлось сделать крюк, чтобы собрать ещё хвороста. Салазки скользили легко, не особо оттягивая руку. Даже настроение чуть приподнялось, но тут между деревьями заметила какой-то странный не то сугроб, не то развороченное корневище поваленного дерева. Приблизившись к этому месту, с ужасом обнаружила припорошенное снегом тело. Разбойник? Кто-то из деревенских?
Присев на корточки, разметала снег и обнаружила обнажённого до пояса мужчину, чья спина была вся иссечена глубокими бороздами. Но ни на веройсовца, ни на разбойника он не был похож. Сняв варежку, я дотронулась до хладного тела, дабы убедиться в том, что моя помощь тут уже не понадобится, ведь по всем внешним признакам мужчина находился в лесу достаточно давно. Тут от переохлаждения можно было умереть три раза точно. Однако под пальцами внезапно ощутила толчок. Пульс! Не может быть, у него пусть и слабо, но бился пульс. Поднатужившись, чтобы не растревожить швы, перевернула незнакомца на спину и склонилась пониже. Несколько резаных ран на мускулистом торсе оказались не такими глубокими, как нанесённая Страдором, но сами затянуться точно не смогут, придётся шить.
Бросить в мужчину, у которого сохранялся хоть маленький, но шанс выжить, мне совесть не позволила бы никогда, но вот как его доставить домой? Вся проблема состояла в том, что он был намного больше меня по всем параметрам. Как увезти на салазках и самой не сгинуть в этом лесу?! От большей части хвороста пришлось избавиться, иначе затащить раненого не удавалось. С меня сошло семь потов, собственная рана горела огнём, но я не сдавалась. Водрузив с грехом пополам тело на салазки, двинулась в сторону дома. В итоге разгорячилась настолько, что сняла накидку и укрыла ею мужчину. Мне она только мешала, а ему всё теплее будет. Потихоньку силы таяли, всё чаще спотыкалась и падала, вставала, но продолжала упрямо шагать к деревне. Горели уже оба плеча, левая рука повисла плетью, онемев от боли, разливающейся по телу всё сильнее.
Когда дошла до первых домов, почти не соображала ничего, но продолжала бить рекорды собственному упорству. Как уже на себе втащила мужчину в приёмную – отдельная история, достойная написания эпоса. В конечном счёте предел моей выносливости закончился возле очага, около которого и уронила тело вместе с собой. Отдышавшись, перевернулась набок, а затем кое-как заставила принять себя полувертикальное положение, потому что разогнаться полностью после всех вынужденных физических нагрузок просто не смогла. Пришлось снова опустошить очередной пузырёк с болеутоляющим, прежде чем заняться незнакомцем. Раскромсав задубевшие брюки, отшвырнула их подальше и осмотрела мужчину теперь уже полностью. К счастью, никаких новых повреждений не обнаружила, а потому начала протирать кожу специальным лосьоном, прежде чем заняться обработкой ран.
Притащила из спальни одеяло, несколько простыней с пледами, благо деньги теперь у меня водились и не приходилось больше выменивать постельное бельё у деревенских. Вначале разобралась со спиной незнакомца, потом переключилась на торс. Руки тряслись от напряжения, но игла раз за разом прокалывала кожу, протаскивая вслед за собой нить. На расплывшееся на одежде мокрое пятно, продолжавшее всё увеличиваться, не обращала внимания, на полном автоматизме выполняя положенные манипуляции. Наконец, последний шов был наложен. Когда настал черёд бинтов, я едва не рухнула со стоном, так как ворочать неподъёмное неподатливое тело, сил не осталось. Сцепив зубы, смогла и это провернуть. Заключительным аккордом стали три настойки, влитые в незнакомца, после чего мой новый пациент был оставлен в покое на толстой импровизированной подстилке из одеяла и неизгвазданных простыней. Сверху накрыла пледами, оставив себе один, который бросила на кушетку.
С улицы притащила хворост и запихнула в очаг, чтобы хоть как-то поддержать тепло в приёмной. Укутавшись в плед, забралась на кушетку вместе с ногами и откинулась к стене, наблюдая за тем, как постепенно гаснут угли. Сознание стало уплывать в небытие, несмотря на всё моё сопротивление и, в конце концов, мои глаза закрылись.
Первое, что ощутила, придя в себя – это мягкую перину и почти невесомое пуховое одеяло, укрывающее до подбородка. Стоп! Откуда всё это, если точно помню, как вырубилась на жёсткой кушетке?! Так и есть: я в собственной спальне. Слева послышался скрип, на который отреагировала моментально – резко сев на кровати. Уставившись на того, кто расположился в кресле, только и смогла, что обескураженно воскликнуть:
– Ты?! Ты...