Станцуй со мной танго

Глава 7. Царь, Тугрик и БДСМ

– Глазунова, ты сегодня за старшую. Марина Станиславовна заболела, – Сафронов, тот самый одноклассник, который два года сидел за одной партой с Глашей, пока его не сместил Глеб, выглянул из-за открытой дверки шкафа.

Привыкнув со времен школы, что в их паре Глаша самая умная, он, так и не определившись, кем хочет стать, сдал документы туда же, куда и Глазунова – на химфак. Но с треском провалив экзамены, протоптанную одно-партницей стезю не бросил. С помощью отца устроился в заводскую лабораторию, а когда место ушедшего на пенсию зама освободилось, смело предложил кандидатуру Глафиры. Правда, сам выше лаборанта так и не поднялся. «Нет во мне способностей к анализу. Я – робот, который четко выполняет программу. Дайте мне алгоритм, и я дам результат, но проанализировать, чем этот результат лучше или хуже предыдущего – увы, не способен».

– А что с ней?

Поняв, что сегодня некому будет работать с образцами новой партии битума, поскольку два лаборанта после субботней вечеринки тоже «заболели», Глафира надела синий халат и потянулась за прорезиненным фартуком.

– Простыла. Сама звонила. Голос как у Царь-колокола.

– Даже боюсь представить, как он звучит. У него же кусок отвалился.

– И не надо представлять. У Магуты, как и у Царь-колокола, голоса нет. Одно сипение.

Несмотря на свою мозговую увечность, Сафронов ловко придумывал прозвища и с пол-оборота внедрял их в массы. Массы подхватывали и охотно использовали. Так, Марина Агута – умная и интересная во всех отношениях женщина, лет десять как перемахнувшая бальзаковский возраст, практически все знающая о продукции, выпускаемой в цехах «Стройдома», в одночасье стала Магутой.

Глаша догадывалась, что и она награждена хлестким званием «от Сафронова», но тот долго отказывался поделиться сокровенными знаниями. Но однажды Глафира его подловила. Использовав тиски в качестве пыточного инструмента, все-таки добилась своего. Теперь она имела понятие – если коллеги обсуждают курс тугрика, значит зубоскалят о ней.

– Но почему Тугрик? – удивилась Глаша, выпуская на волю ладонь Олежки.

– Потому что Глафира Глазунова, – тот, скривившись, потер следы от зажима.

– Ну и?

– Не понимаешь? Два Г. А по-английски «два» – это ту. Отсюда и Тугрик. Согласись это лучше, чем просто Туг.

– Сволочь ты, Сафронов. Не мог раньше сказать? – Глафира вспомнила, как совсем недавно ее поразил интеллигентный диалог электрика и котельщика, мимо которых она, возвращаясь из заводской столовки, продефилировала под ручку с Марком.

– Тугрик явно пошел на повышение. Ставки делать будем? – задумчиво спросил электрик.

– Я полагаю, долго он на этой высоте не удержится. Валютный рынок нестабилен, – покачал головой котельщик. И оба, сняв рабочие перчатки, ударили по рукам.

– Что-то и ты сегодня какая-то бледная, – Сафронов заглянул в Глашины ясные глаза. – Не заболела случаем? Может, вместе с Магутой курила на ветру?

– Ты же знаешь, я не курю. Просто не накрасилась.

– То-то думаю, почему у меня вдруг под ложечкой засосало? А это, оказывается, ностальгия по школе. Тогда все было просто и понятно. Глашка не пользовалась косметикой, и никто кроме меня не замечал, какая она красивая.

Сафронов не стал упоминать имя умника, который тоже однажды различил, что Рыба перестала быть Рыбой, за что Глаша была очень благодарна.

– Да, кстати, с утра Мрак звонил. – С Дризом Олежка не шибко мудрствовал – просто переставил буквы имени. – Тебя спрашивал.

– Наверное, результаты субботних испытаний хотел получить, – Глафира сделала вид, что копается в сумке, хотя ее сердце отбивало голливудскую чечетку сороковых годов. Этот безумный танец двух чернокожих парней она как-то видела на ю-тубе.

– А это тебе зачем? – удивился Сафронов, заметив, что Глаша достала из сумки старомодные оптические очки и переложила их в нагрудный карман халата. Олежка сам давно перестал быть очкариком – перешел на линзы.

– Что-то в последнее время мелкий шрифт расплывается, – и, боясь, что Олег пустится в пространные рассуждения о пользе похода к окулисту, приказала командным голосом: – Кыш, тебя КиШ* ждет! Образцы уже на столе.

(*Кольцо и Шар – метод испытания битумных кровельных материалов.)

Только разогрела в кружке битум, как в дверь заглянул старший механик.

– Ну и воняет у вас здесь! – он помахал перед носом рукой. Опознав в чучеле в халате до пят и стоящем лопатой фартуке Глафиру, кисло улыбнулся. – Глазунова, ступай в заводской офис. Царь приехал. Злой как черт.

Глаша беспомощно оглянулась на встревожившегося Сафронова.

«Ну, вот и конец», – ее сердце пропустило удар.

***

Не в пример офису, располагающемуся в центре города, в котором обитала элита компании – торговая группа и юридический отдел, заводская контора была гораздо скромней. Ни тебе стекла и хромированных деталей, ни контраста белого с черным, ни бесшумного лифта, за считанные секунды уносящего в небо. Кряжистое здание с двумя колоннами и высоким крыльцом больше напоминало купеческое гнездо, чем обитель Богов Дебета, Смет и Математики. Так бухгалтерию, отдел проектирования и инжиниринговую группу называл Сафронов, которого природа обидела и в этом направлении.

– Ты, Глафира, поосторожней с БДСМ, – предупреждал Олежка, когда школьная подруга по какой-то надобности шла в контору. – Узлы и бандажи – в этом наши инженеры профи.

Готовясь предстать перед грозными очами Царя, Глазунова застегнула на все пуговицы синий халат, что мешком сидел на любой фигуре (снабженец с выбором одежды для техников и уборщиц особо не заморачивался), обулась в рабочие ботинки, скрутила волосы в тугую дулю, нацепила на нос папины очки и тепло попрощалась с онемевшим коллективом. Двенадцать человек, забыв об измерительных приборах, журналах регистрации и подгорающих испытательных образцах, проводили Глашу скорбным взглядом: только что цветущая, пусть и не накрашенная, девушка превратилась в унылую женщину неопределенного возраста.

– Я не понял, она куда отправилась с таким лицом, – пришел в себя техник Вася, ставя, наконец, на пол рулон кровельного материла весом под пятьдесят килограмм, – к директору или на плаху?

– Правильно она закомуфлировалась, – оценил Глашины старания вахтер, зашедший стрельнуть сигаретку, – целее будет. Скворцов прибыл с полчаса назад и разве что зубами не скрипел. Я таким злым давно его не видел.

В конференц-зал – он же кабинет директора, где по центру располагался большой овальный стол, на котором через каждые полметра в ожидании бурной дискуссии и пересохших глоток замерли бутылки с водой, Глафира вошла на трясущихся ногах.

Тишина оказалась обманчивой. Кроме Скворцова за столом сидели Дриз, который даже не поднял глаза, юрисконсульт, контроллер ОТК и начальник цеха по производству сэндвич-панелей. Каждый внимательно читал лежащие перед ними документы.

По тому, как юрист нервно переворачивала страницы, а колено начальника цеха подергивалось, Глазунова поняла, что произошло нечто страшное.

– Рекламация, – беззвучно прошептала контролер, оторвавшись на минуту от чтения.

– З-з-здрасьте, – Глаша прижала руку к животу, в котором мгновенно образовалась сосущая пустота.

– Я так понимаю, вы заместитель Марины Станиславовны? – голос Скворцова был сух. Глафире даже показалось, что она идет по затихшему в предчувствии беды лесу, где под ногами с треском лопаются сучья. – Садитесь.

Она поправила сползшие очки и неловко села на краешек стула. Перед глазами все плыло и меняло очертания. Большие диоптрии не позволяли правильно оценить картину мира. «Как я вообще дошла до офиса?».

Шелест бумаги и перед Глафирой появился тот же набор документов: страницы текста и фотографии.

– Что вы скажете на это? – спросил Скворцов, вставая за ее спиной.

Глаше пришлось низко наклониться, чтобы понять, что на фотографии запечатлена белая панель со следами ржавчины.

– Это наша продукция? – не поверила она.

Кивок начальника цеха смел все сомнения.

– Монтаж первого цеха был произведен в мае месяце. Не прошло и полгода…

– Этого не может быть, я сама несколько раз перепроверяла указанную партию металла. Боялась ошибиться, ведь я только устроилась на работу. Все показатели были в норме, цинк двести сорок, – хорошая память и копия протокола испытаний помогли ответить уверенно.

– Заказчик требует прекращения договора, возврата денег, возмещения расходов на транспортировку и предстоящий демонтаж трех цехов. Сотня тысяч долларов, – последние слова Скворцов произнес раздельно. Каждое из них тяжелой плитой упало на плечи присутствующих.

– Не может быть, – твердо произнесла Глафира. – Даже если металл был поврежден в процессе производства и монтажа, цинковый слой защитил бы от коррозии. – Она сняла очки и внимательно просмотрела фотографии. – А тут я не вижу ни задира, ни царапин. Заказчик прислал образцы? Нет? Я думаю, нужно выехать на объект и посмотреть все на месте.

– Я тоже так думаю, – подал голос Марк. – Завод по производству подгузников находится в трехстах километрах от нас, и если мы с Глафирой Степановной выедем с утра пораньше, к ночи управимся.

Глаша так увлеклась изучением фотографий, что не заметила, как закончилось экстренное собрание. Вздрогнула, когда Дриз тронул за плечо.

– Машина будет у твоего подъезда в шесть утра.

Повернув голову, Глафира встретилась с внимательным взглядом Скворцова. Опомнившись, вновь напялила очки на нос и, суетливо собрав документы со стола, покинула конференц-зал. Между лопатками жгло. Она готова была дать руку на отсечение – директор продолжал смотреть ей в спину.

«Ну что за курица! – в душе Скворцова поднималось раздражение, когда «химичка», низко склонившись над фотографией, подслеповато трогала пальцем рыжие пятна ржавчины, словно снимок мог передать шероховатость поврежденного металла. – Оправу хотя бы подобрала посовременней».

Едва Глазунова вошла в кабинет, Скворцов понял, что никогда не стал бы целовать такую женщину. Тщедушная фигура в бесформенной одежде, ноги в грубых ботинках, и бабушкина «букля» на затылке. В его царство робко вошла сестра-близнец Екатерины Пушкаревой. У Катьки из любимого сериала мамы хотя бы была перспектива обратиться в прекрасного лебедя, однако Скворцов преображения так и не заметил. Что с очками, что без, для него Пушкарева оставалась малопривлекательной женщиной.

Когда встал за спиной «химички», желая ткнуть ее носом в проблему, которую она с таким трудом различала, заметил в широком вороте халата тонкую и какую-то беззащитную шею. Пальцы сами непроизвольно потянулись, чтобы ухватить ее покрепче, но небольшой поворот головы Глафиры Степановны отвлек – взгляд Скворцова переместился на гладкую щеку, на которой рассыпались бледным золотом веснушки.

Пришло осознание: «Да она совсем молодая!».

Первый интерес к ней проявился лишь тогда, когда Глазунова вдруг горячо запротестовала, приводя веские аргументы против обвинений в адрес поставщика металла, и гнетущий страх, кричащий: «Все пропало, шеф!», схлынул.

«А мы еще поборемся», – понял Скворцов, когда убежденность зама завлаба заразила и его. Он сам хотел предложить поездку на объект, но и здесь заводская Катя Пушкарева проявила инициативу, которую тут же, опережая босса, перехватил Дриз. Скворцов хотел было остановить расторопного помощника, заменив его кандидатурой юриста, который принес бы больше пользы в скандальном деле, но неожиданно отвлекся на глаза Глафиры Степановны: чистые, ясные, светло-серые, не испорченные макияжем, которым так сильно грешат заводские дамы. Юрисконсульт, протягивая на подпись командировочные удостоверения, тут же проиллюстрировала тот самый «нашенский» боевой раскрас, взмахнув неестественно длинными ресницами, оттененными густой подводкой.

Слушая вполуха, о чем спорят Марк и начальник цеха, Скворцов вернулся к рассматриванию лица «химички». Высокий лоб, аккуратный нос, пухлые губы чуть большеватого рта привлекали какой-то детской чистотой линий. Леонид тут же вспомнил, что видел такой свою школьную подругу Таньку. «Только у генеральской принцессы были ямочки на щеках, а у этой на подбородке». И если бы не Дриз, загородивший путь, Скворцов подошел бы ближе и потрогал эту ямочку, чтобы потом поднять лицо женщины и заглянуть в ее хрустальные глаза.

Наваждение спало, когда Глазунова вновь надела очки. И снова ее взгляд стал рассеянным и растерянным. Двигаясь так неуверенно, словно бредет в тумане, Глафира Степановна направилась к выходу, на ходу натягивая рабочую куртку со светоотражающей полосой. «Наверное, и защитная каска где-то здесь», подумал Скворцов, глубоко в душе сожалея о том, что в жизни этой Кати Пушкаревой не нашелся мужчина, способный превратить гадкого утенка хотя бы в милую уточку.

***

– Ну что? Царь гневаться изволили? – Сафронов поджидал у дверей и, не заметив ответной улыбки на лице Глаши, взял за руку и повел к креслу, словно больную.

Олежка готовился кинуться на помощь Глафире, даже надел куртку и каску, увидев, как сильно общество БДСМ-щиков подействовало на кремень-мужика в лице начальника цеха: тот пробежал мимо, задавая себе темп речитативом из отборных ругательств.

Глотнув воды из стакана, поднесенного притихшим техником Василием, Глаша вытерла рот тыльной стороной ладони и «убила» собравшихся вокруг нее сотрудников одной фразой: «Дела наши фиговые».

Осушив под нетерпеливые взгляды стакан до последней капли, словно только что пробежала марафон, пояснила:

– Если не докажем, что четко проводим входной анализ сырья, лабораторию разгонят к чертовой матери. Наберут более умных и внимательных. Поставьте в известность Нехлюдова. Скажите, что прислали рекламацию на партию панелей, изготовленную из его металла. Завтра выезжаю на объект, желательно, чтобы Нехлюдовский технолог приехал туда же. Марине Станиславовне я позвоню сама. Олег, проверь переносную лабораторию. Сумку передашь помощнику директора, поедем на его машине.