Стойкость

Переводчик: Виктория Евсей

Редактор и оформитель: Даша Мусетова

Вычитка: Королева Виктория

Русификация обложки: Александра Волкова

Глава 1

Я клялась, что этим летом не вернусь обратно к громогласной миссис Вордвел, покрытой волдырями размером с пятак. Но когда в последний день учёбы я пошла в закусочную «Годро» и попросила принять меня на работу, знаете, что сказал мистер Годро?

— Извини, пирожочек, у нас семейный бизнес.

Пирожочек? Чёрт, да я приготовлю десерт Rocky Road быстрее его девчонок, и шоколадом сверху посыплю. А с ним у Годро всегда проблемы.

В любом случае, сегодня пятница двадцать восьмое июля, — открытие сезона сбора голубики по всему восточному Мэйну, так что мы с сестрой Мэгс пришли в степь собирать ягоды. Солнце подёрнуто дымкой и кажется ещё больше, но соломенная шляпа и солнцезащитный крем защитят меня.

Я осматриваю кусты вокруг Мэгс. Мы здесь только с семи утра, а я уже собрала тридцать два ящика ягод. Я усмехаюсь, поймав её взгляд. Она медленно чешет свою щёку средним пальцем. Притворившись, что направляюсь попить из нашей пятилитровой бутылки, я прохожу мимо Мэгс и щипаю её за зад. Она ртом ловит воздух:

— Дарси Прентис! Господи!

Наша кузина Нелл собирает урожай уже около каменной стены, но точно понимает, что произошло, и её смех разносится по всему полю. Вскоре Нелл запоёт — она это делает постоянно в течение сбора урожая, чем бесит многих из нас к концу рабочего дня. Несмотря на это, она особенная, поэтому никто её не затыкает, стоит ей затянуть «С горы ты разнеси весть».

Сбор проходит так: ты сгибаешь колени, проводишь комбайном с двумя ручками по низким кустарникам, наполняя зубья ягодами. Когда он наполняется, вываливаешь содержимое в большой пластмассовый ящик с наклеенной на него этикеткой E.F. Danforth & Son. Забив его до отказа, принимаешься за новый.

Я не замечаю Нелл, которая несётся ко мне по каменистой почве, пока она, тяжело дыша, не оказывается со мной бок о бок.

— Он здесь. Джесси Бушар.

Наблюдая за грохочущим пикапом, который едет по грязной дороге, она добавляет:

— Он опоздал.

Даже будучи уже восемнадцатилетней, Нелл всё ещё как ребёнок, и это проявляется во многом. Пожалуй, её можно назвать слегка отсталой. Как любит говорить тётя Либби моей маме:

— По крайней мере, я не волнуюсь, чем занята одна из моих дочерей.

Нелл поворачивается ко мне.

Джесси Бушар паркуется и вылезает со своими дружками под восхищённые взгляды. Мистер Боб Вордвел, начальник этого участка, идёт к парню с намерением устроить разнос, но не успеваешь оглянуться, как они начинают смеяться и болтать о какой-то чуши, как старые приятели. Джесси взглядом находит меня, от чего я отворачиваюсь, накрывая шляпу рукой, как будто защищаясь от ветра.

— Пошли, а то он попытается заговорить с нами. — Нелл тащит меня за руку.

Я отмахиваюсь от неё.

— Возвращайся на своё место, а то я скажу твоей маме, что ты филонила.

Пробираясь к нам, Джесси, одетый в потёртые джинсы и белую футболку, напоминает мне Брюса Спрингстина на старой обложке маминой виниловой пластинки. Ну, знаете, такой с тёмными кудряшками и сексуальным взглядом?

— Рад тебя видеть, — его единственные слова, сопровождающиеся беглым взглядом в мою сторону, и напоминающим мне о моей потной майке, прилипшей к телу.

Следом за Джесси идёт его дружок Мейсон Хоу — здоровый медлительный блондин с вечно засунутыми в карманы руками, а за ним шагает единственный парень, которого я надеялась избегать всё оставшееся лето. Шэй Гейнз щёлкает пальцами по краю бейсболки и усмехается уголком рта, как будто кто-то отпустил грязную шутку про меня.

— Посмотрите-ка, кто здесь, — бросает он.

В его самодовольном поступке прослеживается ярость, но я выдыхаю, выдержав на себе его взгляд, когда он проходит мимо. Мэгс и Нелл становятся рядом со мной, образуя стену. Мэгс вытирает потную бровь и говорит:

— Что не так с этим козлом?

Я пожимаю плечами.

— Потом расскажу.

Я наполняю ещё десять ящиков до того, как мистер Вордвел сигналит три раза, подзывая примерно сто пятьдесят работников к штабу (где находятся биотуалеты) за очередным выговором. Мэгс, Нелл и я садимся на траву под палящим полуденным солнцем, поглощая обед и запивая его водой, в ожидании разносной речи миссис Эвелин Вордвел.

Она усаживается в складное кресло, ставит двухлитровую диетическую газировку в ноги и разглядывает нас. Она просто огромна, наверняка весит килограмм сто тридцать. На ней футболка без рукавов в цветочек, которая выглядит так, будто ей можно накрыть двухместный диванчик и ещё несколько метров останется. Её муж сливается с задним фоном, когда она тяжело поднимается и, уперев руки в боки, вытягивает голову вперёд.

— Итак. В этом году большой урожай. Так и должно быть: весна была дождливой, и теперь зелёные степи покрыты ягодами. На протяжении последующих двух недель я хочу видеть задницы и локти каждого пришедшего вовремя работника. — Её взгляд останавливается на Джесси, Шэе и Мейсоне. — Никто не уходит раньше окончания смены. Также не валяем здесь дурака. За это вам никто платить не будет. И если поймаю кого-либо, отлынивающего от работы, сразу же выгоню. Я знаю многих, кто хочет заработать. И не приходите ко мне с жалобами, что такой-то платит больше на другом поле. Больше двух долларов и пятидесяти центов за ящик вы не получите.

Я поглядываю на Джесси. Он сидит, согнув ноги и сложив на них мускулистые руки, по которым я пробегаюсь взглядом. Так можно накачаться, перетаскивая стога сена в грузовики и очищая пастбища от травы, чем он и занимался у своего дяди после окончания школы в мае, — по крайне мере, так говорят.

Шэй ловит мой взгляд, наклоняется к Джесси, что-то шепчет ему и затем язвительно улыбается мне. Он не просто сердится на меня, но и готов к мести — краснея, я отворачиваюсь под продолжающуюся речь миссис Вордвел.

— В этом году всё будет по-другому. Мы не допустим проявления безрассудства. Поняли? — Мы все замираем. — После окончания смены появляться на этой территории запрещено всем, кроме меня, Боба и сезонных рабочих, живущих в бараках. Я буду наблюдать, как вы убираетесь отсюда. Мне наплевать, добираетесь ли вы на попутках или идёте пешком в город. Я не отвечаю за вас после окончания смены, ясно?

Все кивают: местные бегло осматривают сезонников, отвечающих нам открытым взглядом. Нужно отдать должное Вордвелам, изорванный и выцветший плакат всё ещё приклеен к двери их фургона. Слово «Разыскивается» отчётливо выделяется даже спустя двенадцать месяцев.

— Ладно. Заканчивайте с обедом и возвращайтесь к работе. — Она растекается в своём кресле у двери фургона, прямо в тени под навесом, и устанавливает вентилятор на ступеньках.

Вернувшись к сбору, мы с Мэгс больше не шутим, а мягкое приглушенное пение Нелл сливается с жужжанием насекомых и отдалённым шумом с Пятнадцатого шоссе. Находят тучи, а значит, скоро начнётся дождь.

Я ставлю свой последний ящик с голубикой в багажник грузовика мистера Вордвела, который обходит машину, хлопая перчатками. Он вполовину меньше своей жены, блондин с густыми волосами и очень обветренной кожей, которая выглядит как старое лошадиное седло.

— Вы же дочки Сары Прентис, так?

Мы киваем — Нелл нам как сестра. Он ворчит, почёсывая щетину.

— Вы же слышали, что Эвелин сказала о безопасности?

Лично я не помню, чтобы она об этом что-то говорила, но Мэгс всё равно кивает.

— Не волнуйтесь. Мы всегда вместе.

— Это правильно, — говорит он и направляется к грузовику.

Сейчас люди не находят себе места. Беспокоятся, что земля расколется и проглотит ещё одну из Сасаноа.

Измученные и страдающие, мы втроём идём к видавшей виды Мазде Мэгс. Группа парней околачивается около машины Джесси, неся какой-то бред. Когда мы проходим мимо них, Шэй кричит мне под хохот парней:

— Дарси, мы же увидимся сегодня на карьере?

Я не останавливаюсь и не оборачиваюсь, но стоит мне сесть в машину, как фигурка гавайской девочки начинает неистово дёргаться от моего яростного удара по приборной панели. Мэгс снова надевает на себя маску всезнайки, но прикусывает свой язык только потому, что Нелл сидит на заднем сиденье. Но в этот раз Мэгс знает не всё. Она вообще ни о чем не догадывается.

Мэгс резко выруливает на дорогу, оставляя за нами волну пыли. В любую секунду над нами готов разразиться ливень.

Глава 2

После моего отца, курение — вторая истинная любовь моей матери. Папа умер одиннадцать лет назад, так что после его смерти маме остались лишь сигареты. Она оттачивает навыки курения каждый вечер, пуская дымовые кольца или выдыхая дым через нос так медленно, что даже смотреть больно. Иногда мне кажется, что мама курит только для того, чтобы не разговаривать с нами. Да и осуждать её нельзя, потому что тётя Либби околачивается у нас постоянно, так как её трейлер стоит возле нашего дома.

— Сара, у вас закончилось молоко.

Либби залезает с головой в холодильник, загораживая проход своей задницей так, будто не догадывается, что мне нужно пройти. Приходится перелезать через кресло, чтобы выйти на веранду.

— А этот апельсиновый сок испортился. Ты не знала?

Она вытаскивает картонную упаковку и трясёт её, привлекая внимание матери.

— Вам хлеб нужен. Я испеку багет, хорошо?

Она осматривает кухонный шкаф и вздыхает, резко опуская руки.

— Да и муки у вас нет.

Мэгс и я обмениваемся взглядами и возвращаемся к игре в карты с Нелл. Мы постоянно играем на мелочь на веранде, пока мама в это время сидит в плетёном кресле, подпирая ногами перила, и затягивается сигаретой, наблюдая за перекрёстком сельской дороги и Пятнадцатого шоссе. Сегодня вечером мы сидим на большом выцветшем коврике с мокрыми волосами после душа, жалуемся на больные мышцы и стонем после каждого движения. В любом случае, оно того стоит: к концу сбора у меня будет достаточно денег на новую школьную одежду и какую-нибудь подержанную машину из салона Гэри, где Мэгс купила свою машину прошлой осенью. Больше мне не нужно будет подбрасывать монетку за место на переднем сиденье.

Нелл уплетает крендели, рассматривая каждый из них перед тем, как положить в рот, будто надеется увидеть в нём очертания Эйба Линкольна или Девы Марии.

— Мне понравился субботний фильм, хотя он и не стал моим любимым.

Она говорит об этом с прошлых выходных, после нашего возвращения с Сасаноа Драйв. Первый из фильмов на двойном сеансе — это всегда классика голливудского кинематографа, а Нелл только ради них и живёт.

Мэгс закатывает глаза под очками с тёмной оправой.

— Давай, расскажи, как тебе тот поцелуй.

Она жульничает и кладёт пики.

— Ну-у-у… — Нелл откидывается на локтях и поднимает ноги к перилам. — Парень был симпатичным…

Говорить, что парни симпатичные, а не горячие, стало её фишкой. Хотя из фильма я запомнила только Марлона Брандо по той причине, что наполовину выпила ром с вишнёвой колой, принесённые в термосе моей подругой Кэт.

— Во время поцелуя казалось, что у него есть чувства к девушке. — Она громко чмокает губами, и мы с Мэгс лопаемся от смеха. — Поцелуи должны быть нежными. Вот как следует целоваться.

Мама спрашивает низким прокуренным голосом, держа тлеющую в душном воздухе сигарету:

— И кого ты надумала целовать?

Посмотрев на неё, можно с легкостью понять, как мы с Мэгс будем выглядеть примерно через двадцать лет — песочные волосы, широко посаженные раскосые голубые глаза, короткий нос и острый подбородок.

Я перевожу взгляд на Нелл, но она и бровью не ведёт.

— Уж точно не с этими колхозниками. Они вообще невоспитанные. — Мы снова хохочем. — Ну, это правда.

— Нелли Роуз, о чём ты говоришь? — Либби выглядывает из дверного проёма. Она считает, что Нелл понабралась всего этого из сериала «Молодые и дерзкие». — Следи за языком.

— Как я могу следить за ним? Я же его не вижу.

Нелл смеётся так, как будто это лучшая шутка в её жизни, отчего мы с Мэгс снова заходимся смехом.

Либби засовывает руки в карманы джинсового комбинезона. Хоть мы и неверующие католики, но она одевается как пятидесятник[1]: длинные штаны, длинные косы и бабушкины очки на кончике носа.

— Кто-нибудь хочет объяснить мне, как же всё-таки приготовить праздничный ужин, если нет продуктов? — Она хитро смотрит нам в ответ.

Мама тушит сигарету в кофейной кружке.

— Ты расскажешь им, в конце концов?

— Что? Кто? — Нелл приподнимается. — Я?

— Детка, у тебя получилось. — Либби улыбается. — Сегодня позвонили. Ты будешь принцессой в конкурсе красоты.

Нелл с криками вскакивает на ноги, обнимая свою маму, и так прыгает от радости, что легко может проломить веранду. Я подбираю карты и перемешиваю их, так как вдвоём играть не получится, а Нелл теперь от счастья всё равно всю ночь будет не до игры. Её мечтой всегда было участие в «Фестивале принцесс», а я до сих пор не упомянула, что она красотка. Нелл не похожа на модель с показов Victoria's Secret, но наделена той чистой и светлой красотой, которая зачастую отпугивает парней. Фарфоровая кожа, кудрявые чёрные волосы, унаследованные от отца (неважно, где он сейчас), и тёмно-голубые мечтательные глаза, наполненные детской невинностью.

Мама кашляет:

— Либ, ты не закончила.

Либби притягивает к себе Нелл и упрямо приподнимает подбородок, больше ничего не говоря. Мама смотрит на меня, и я перестаю считать карты.

— Член из комитета фестиваля оставила и для тебя сообщение, Дарси. Твою кандидатуру тоже выдвинули.

У Мэгс падает челюсть, и она катится со смеху. Я пристально смотрю на маму, ожидая, когда же она разразится смехом, но, увидев мрачный взгляд Либби, понимаю, что все серьёзно. Из меня вылетает:

— Кем?

Мама пожимает плечами.

— Ты же знаешь, что это секретно. Похоже, у тебя завёлся поклонник. — И это всё, что я могу от неё узнать.

Нелл снова визжит, приподнимает и сжимает меня в объятиях так, что у меня хрустит позвоночник. Тем временем моя любимая сестра ловит ртом воздух и снимает очки, чтобы вытереть глаза.

— Господи... Вот это да...

Мы ужинаем спагетти и кексом, который мама прятала в морозилке за прошлогодним кабачком. С каждым разом я ударяю вилкой по тарелке с большей силой, игнорируя всех и надеясь, что вскоре всё встанет на свои места. Нелл постоянно дёргает меня за руку и визжит:

— Как это здорово, да? Мы будем вместе участвовать!

Либби добавляет комментарии типа:

— Многие же проходят первый отбор.

Или:

— Победа и получение титула Королевы говорит не только о красивой внешности, но и о чём-то большем.

Я намеренно проливаю холодный чай, чтобы дать ей поныть о чём-нибудь другом, и смотрю на маму, пока Либби суетится вокруг с бумажными полотенцами.

— Можно я пойду?

Мама отпускает меня взмахом руки. Я поднимаюсь наверх, касаясь фотографии папы, которая висит в рамке на стене напротив лестничных перил. Я буду делать так каждый вечер, даже если дом будет находиться под бомбёжкой. На фотографии мне два года, а Мэгс — три с половиной. Папа держит нас в обеих руках, как будто мы пушинки, и усмехается, прислонившись к какой-то колымаге, которую он тогда чинил.

На улице душно, а обещанный днём дождь так и не начался. Мэгс, Нелл и я вылезаем на крышу и усаживаемся около окна в комнату Мэгс. Черепица осыпается, как и весь дом, так что нам стоит быть осторожнее. Если куски черепицы упадут на веранду, то мы можем разбудить маму. Никто не знает, что мы здесь, что нам, собственно, и нравится.

— Ты знаешь, как получила этот голос, — Мэгс ухмыляется. — Дело в твоих коротеньких шортиках. Они так и кричат о самой именитой из Сасаноа. — Она откидывается на свое окно. — Теперь я даже могу представить тебя на сцене. С тиарой, лентой и бутылкой светлого пива.

Я одергиваю свои обрезанные джинсовые шорты.

— Не такие уж и короткие. Если карман не виден из-под штанины, то они не короткие.

— Так принято?

Мне хочется поколотить её, но мы с детства привыкли сдерживать себя в присутствии Нелл — она не приемлет насилия. Нелл держит кусочек кекса, завернутый в салфетку, и ковыряется в нём, поглядывая на меня.

— Ты сердишься из-за конкурса красоты?

Услышав её интонацию, можно подумать, будто я не собираюсь праздновать Рождество.

Как объяснить ей, что кто-то таким способом решил ужасно подшутить надо мной? Дарси Прентис — Принцесса Отбросов. Кто бы ни выдвинул меня, он, должно быть, сейчас катается со смеху. Я просто не могу понять, кому нужна эта волокита. Либби не раз говорила, что попасть в список кандидатов можно только в том случае, если твою кандидатуру выдвигает кто-то из народа, а потом необходимо, чтобы кто-то из членов комитета фестиваля её утвердил. Она сама предложила Нелл в качестве участницы. Да и какая разница? Я не буду выставлять себя посмешищем на сцене девятнадцатого августа.

— Она решает, какого цвета бутоньерку выбрать, — говорит Мэгс, похлопывая Нелл по колену.

— Ох, Дарси, с этим невозможно определиться, пока ты не найдёшь подходящее платье.

Я открываю рот, чтобы сказать то, о чём позже пожалею, но начинается долгожданный дождь. Нелл подбирается к краю крыши, нащупывает ногой окно гостиной, используя его как ступеньку, прежде чем спрыгнуть на клумбу. Если бы Либби когда-нибудь занималась прополкой (она выращивает цветы, а мама — овощи), то нашла бы отпечаток ноги на земле. Нелл машет нам и убегает к трейлеру, доедая кекс на ходу.

— Однажды эти её розовые очки не доведут до добра, — говорит Мэгс, когда мы залезаем в её тусклую комнату.

— Но с ней всё будет в порядке. — Я вытираю мокрое лицо. — Нелл так же везёт, как некоторым везёт на прыщи.

Я ловлю на себя изучающий взгляд Мэгс.

— Что?

— Я помню про Шэя. — Она садится на кровать. — Что между вами было?

Я отворачиваюсь, притрагиваясь к шкатулке с балериной внутри, которую помню у Мэгс с детства. Фарфоровая рука танцовщицы настолько хрупкая, что я могу сломать её пальцами.

— Ничего особенного.

— Это был он тогда, Четвёртого июля? Ты поэтому так странно себя вела той ночью? — Она ждёт моего ответа. — Серьезно, Дарси? Шэй Гейнз?

Разом я чувствую навалившуюся усталость и еле держусь на ногах. Я указываю на открытое окно:

— Дождь усиливается.

И ухожу, оставляя её одну, сидящей на кровати в темноте.

Глава 3

Завтра суббота. Я спускаюсь вниз около шести утра, услышав стук топора снаружи. Ставлю поджариваться тосты, от которых остались только краюшки, ведь мама и Мэгс ни за что их есть не будут, а мне всё равно. Выглянув в окно, я замечаю Ханта Чапмана, колющего нам дрова.

Я выхожу на улицу в мешковатой ночной футболке и кричу:

— Она не одобрит.

Остановившись, он опускает топор и находит меня глазами.

— И тебе доброго утречка.

Он снова ставит пень и раскалывает его напополам, а затем кидает поленья в общую кучу, над которой трудился, наверное, с пяти утра. Он хозяин дома, а также один из начальников мамы на фабрике E.F. Danforth & Son по упаковке голубики в Блю Хилл. Хант — высокий зануда с широкими плечами, хотя и неплохо сохранился для своего возраста, и он очень молчаливый, что мне не нравится.

— Я скажу маме, что ты здесь.

Растрёпанная мама уже стоит на кухне, завязывая халат на талии, и выглядывает сквозь занавески. Из красивых вещей у неё только это поношенное кимоно из красного шёлка, давным-давно подаренное папой на её день рождения.

— Что он делает? — еле слышно спрашивает мама.

— Не даёт нам замёрзнуть в августе.

Она бросает на меня взгляд и больно шлёпает по бедру.

— Иди в комнату и надень штаны.

Вместо этого я беру свой тост и иду за ней до двери. Она выходит на веранду и скрещивает руки.

— Хант Чапман, только не говори, что купил нам дрова.

Он раскалывает ещё два полена, мысленно пережёвывая свой ответ, как тот индеец из рекламы, жующий табак.

— Вчера вечером ветром повалило яблоню на моём северном поле. Она довольно сухая. Не должна задымить вас этой осенью.

— Ответь, сколько я должна. — Мама резко вздёргивает подбородок в тишине. — Хант, назови сумму.

Он прекращает работать, переводит дыхание и опускает топор, легко доставая его из плахи.

— Просто помогаю соседям.

— Ты живёшь почти у пивоварни.

Кажется, что у Ханта закончились аргументы, и мама вздыхает, ступая в дом.

— Позволь хотя бы завтраком тебя накормить. Может, пока выпьешь кофе?

Он впервые смотрит на маму с небольшой улыбкой. Мне кажется, что в основном Хант старается не улыбаться, но это делает его черты более приятными, и при этом не сильно меняя их.

— Спасибо, Сара.

Капли пота блестят у основания его лба, а среди каштановых волос уже проступают седые волоски.

Я слышу тяжёлые шаги Мэгс на втором этаже и спешу в ванную комнату, прежде чем она успеет до неё добраться. Нет смысла принимать душ перед сбором голубики; почистив зубы, я быстро оглядываю себя в зеркале и наношу немного водостойкой туши и блеска для губ. Никогда не знаешь, что может случиться.

Когда мы уходим, Хант с мамой стоят бок о бок, попивая кофе из тяжёлых белых фарфоровых кружек. Боясь, что опоздала, Нелл несётся сломя голову по дому с обеденной сумкой, бьющейся о её ногу, и голубой косынкой, которую она завязывает поверх волос во время работы. Она кричит нам:

— Сегодня у нас мясные сэндвичи и швейцарский рулет.

Мэгс заставляет меня платить за бензин каждую неделю, потому что я провалила экзамен по вождению четыре раза, да и мама говорит, что теперь стоит сдавать экзамен, набрав больше опыта в вождении. Нелл же копит деньги на обучение в школе косметологов (что довольно смешно, поскольку ей запрещено краситься), поэтому Мэгс просит её собирать нам обед.

Моя сестра уважает тех, кто копит деньги на образование. Мэгс откладывала деньги на колледж с двенадцати лет. Весной она пойдёт учиться в университет Мэна, заработав достаточно денег этой осенью на учебники и другие вещи. Большинство её друзей уедут на учебу в августе или сентябре. В мае она рассталась со своим парнем, Уиллом, перед их первой годовщиной отношений — Мэгс говорит, что хочет быть «свободной», когда уедет отсюда. По-моему, она спятила. Уилл был придурком, но довольно милым. Однажды он даже заказал ей доставку роз в читальный зал.

Либби идёт за нами с утренним желанием поболтать с мамой, но её глаза сужаются, стоит ей увидеть Ханта. Даже не поздоровавшись, она вставляет:

— Сара говорила тебе о выключателе в гостиной? — Я не представляю, как ему удается сдержать эмоции, ведь Либби ужасно груба. — Он щёлкает как раскалывающийся орех. С проводкой проблемы.

— Я посмотрю.

Либби постоянно брюзжит о том, что наш старый дом и трейлер разваливаются, а Хант ремонтирует вещи вместо того, чтобы заменить их. Но я-то знаю, что Хант дал маме отсрочку от оплаты аренды после смерти папы — так мы смогли позволить себе жить здесь, и нам не пришлось переезжать к бабушке Нэн, которая живет у черта на куличиках в Арустуке и держит свиней. На мой взгляд, мы перед ним в большом долгу. Я думаю, что Либби так черства с мужчинами потому, что отец Нелл сбежал, несмотря на их помолвку и седьмой месяц беременности.

Как только мы забираемся в машину, я опускаю окно и кричу:

— Пока, Хант.

Он салютует. Вот по таким мелочам становится понятно, что мы ему точно нравимся, хотя он об этом и не скажет.

Когда мы выезжаем, Либби идёт внутрь за чашкой кофе. Я уверена, что она выпросит себе часть яичницы с беконом, которая предназначалась Ханту.

У Джесси Бушара такие тёмные глаза, каких я никогда не видела, и я смотрю в них, пока он кладет кубики льда в мою ладонь. Неожиданный холод на свежих мозолях позволяет мне отдышаться, хотя я и продолжаю смотреть на парня. Когда Джесси улыбается, можно заметить его отколотый клык.

— Держи. Уверен, что так тебе будет легче.

Я киваю. Он принес лёд из своей канистры с водой, когда заметил, что я дую на горящие ладони, пытаясь остудить их.

— Кажется, я где-то потеряла перчатки, — объясняю я. — Это так глупо, да?

Я чувствую притяжение между нами, когда наши глаза встречаются, и всё внутри меня переворачивается. Я запала на него ещё с прошлого сезона сбора голубики, тогда часть меня впервые очнулась и увидела его по-настоящему.

— Нет. Но будет лучше, если ты возьмёшь у кого-нибудь перчатки, иначе завтра тебе будет не до работы. — Он садится на корточки и улыбается. — Как ты собираешься с такими убитыми руками становиться лучшим работником?

Я откидываю голову и смеюсь. Лучшим работником всегда становится кто-то из мигрантов — обычно какой-нибудь выносливый двадцатилетний гондурасец, переезжающий из штата в штат на различные сборы урожая и выработавший собственную систему работы. Сборщик — это еще не работник, статус которого нужно заслужить. В конце каждого сезона Вордвелы выплачивают семьсот долларов тому, кто соберёт больше всего фунтов голубики: таким образом, они дают всем хорошую причину из кожи вон лезть ради денег. Шэй — самый главный конкурент в этом году, как ни посмотрю на него, он каждый раз набирает новый ящик голубики.

В глазах Джесси пляшут чертята, и я готова его съесть, как вдруг начинается драка возле большой груды булыжников. Мигранты кинулись на местных, и угадайте, кто в самой гуще событий? Шэй. Он тянет какого-то парня за рубашку к камням и получает от него дважды кулаком в ухо, затем они вместе падают на землю.

— Эй!

Дьюк МакКатчен, помощник мистера Вордвела, бежит к ним, но Мейсон успевает поднять Шэя, схватив его под мышки. Шэй высокий, но жилистый и худой в отличие от Мэйсона, так что он изо всех сил пытается высвободиться из хватки парня. Все расходятся, чтобы не попасться на глаза подходящему мистеру Вордвелу. Мигранты просто не могут допустить того, чтобы их выгнали. У большинства из них нет денег, так что только сбор ягод приносит им еженедельный доход, а если они потеряют эту работу, то будут голодать до начала картофельного сезона на севере.

— Что здесь происходит? — Мистер Вордвел переводит взгляд с мигрантов на местных, но никто ничего не комментирует. Мейсон засовывает руки в карманы. Все понимают, что кто-то — а именно Шэй — вспомнил про Рианону Фосс и слух прошлого лета, что это было дело рук мигранта. Шэй и Рианона не были друзьями. Насколько я знаю, она ему даже не нравилась.

— Я вас выгоню, если что-то подобное снова случится. Уяснили?

Мистер Вордвел дожидается их кивка и уходит к своему грузовику. Миссис Вордвел кричит со своего фургонного насеста:

— Что случилось? Боб?

Шэй чертыхается, поднимает свою кепку и хлопает ей по бедру перед тем, как надеть. Он замечает Джесси, который стоит рядом со мной, и долго смотрит на нас, прежде чем демонстративно отвернуться. Дьюк что-то резко бросает ему и даёт подзатыльник. Он приходится Шэю то ли дядей, то ли кузеном.

Вернувшись к сбору, Мэгс вздыхает, а её длинный светлый хвост раскидывается по плечам, когда она высыпает голубику в ящик.

— Ты знаешь, как подцепить парней.

— Мне не нравится Шэй.

— Да кому он нравится? — Она бросает взгляд на него. — Но всё-таки посмотри... Так-то он сексуальный.

— Почему не симпатичный?

Она фыркает, а меня уже достало терпеть её язвительные комментарии насчёт той истории Четвертого июля. У Шэя глаза цвета солнца, на которое смотришь сквозь коричневое морское стекло, а волосы на три оттенка темнее и ниспадают на лицо, когда он не носит кепку, что бывает редко. Сегодня на нём полинявшая джинсовая рубашка с оторванными рукавами и тёмные джинсы. Если бы я не знала о его характере, похожем на тех жуков, которые выползают из-под земли от наших следов, то я бы даже могла себя простить за ошибку, совершенную Четвертого июля.

Ни у кого нет запасных перчаток, так что я собираюсь с духом и продолжаю собирать ягоды, и в итоге уступаю Мэгс, а эта боль сильнее мозольной. Со временем мои ладони затвердеют, но не к концу сегодняшней смены, а это означает, что денежки постепенно ускользают от меня. Мэгс наполняет уже пятьдесят третий ящик и берётся за следующий. Я не собрала и сорока.

Джесси уходит раньше, отпрашиваясь у мистера Вордвела при помощи своей харизмы. В пять часов заканчивается смена, и мы с девчонками собираемся уезжать, но по дороге несётся не кто иной как Джесси. У парня ещё хватает совести вернуться, когда он отпросился на приём к доктору или что-то в этом роде. Миссис Вордвел пристально смотрит на него, как будто хочет протянуть его за уши по округе, но рабочий день уже закончился, и ей не остаётся ничего, кроме как рявкать на мужа, чтобы тот поскорей собирался.

Джесси останавливает около нас и опускает окно.

— Вот. — Он протягивает мне что-то через окно. Это пара жёлтых рабочих перчаток, потрёпанных и больших по размеру, но я прижимаю их к груди, как будто они сделаны из золота. — Я вспомнил, что дома завалялась запасная пара.

Джесси кивает мне и уезжает к Шэю и Мейсону, не дав возможности поблагодарить его.

Мы все молчим, залезая в машину Мэгс, и эта тишина напрягает. Я хочу излить свои чувства о том, что никто не знает настоящего Джесси Бушара, но Нелл первая начинает разговор.

— Они ведь даже не новые.

— Господи, Нелл. — Я резко поворачиваюсь и холодно смотрю на неё, заставляя вжаться в кресло. — Не будь такой грубой.

Мэгс сворачивает на Пятнадцатое шоссе, направляясь в восточную часть Сасаноа, к дому.

— Ты только послушай себя. «Не будь такой грубой». Я и понятия не имела, что на переднем сиденье едет английская королева.

Жар приливает к моему лицу. Иногда Мэгс так напоминает маму, что это сводит меня с ума — у них получается распознать любое враньё. У такого прирожденного вруна, как я, нет шансов на существование в подобной семье.

У нас с Нелл плохое настроение, пока мы едем по центральной улице, проезжая мимо почтового отделения, закусочной Годро, заправки Ирвинга, супермаркета «Ханнифорд» и десятка других тихих улочек, тротуары которых детишки разрисовали мелом и на которых в тени веранд спят собаки. Весь Сасаноа спит. Иногда хочется проверить, если ли здесь всё-таки жизнь.

Параллельно центральной улице течёт необузданная и запутанная река Пенобскот с пересекающим её мостом. Папа был единственным из тысячи с лишним рабочих, построивших этот мост, кто погиб всего лишь из-за пятидесяти долларов и какой-то рождественской мишуры со звёздочками. Едва ли во всём городе можно найти место, откуда не был бы виден мост — днём солнечные лучи мерцают на бетонных опорах, а вечером на нём мигают красные огоньки.

Том Прентис был чокнутым: мама говорит, что не было такого дела, за которое он не взялся бы. А Либби всегда добавляет, что именно поэтому он не дожил до сорока лет. Если хочется разговорить маму, стоит спросить у неё что-нибудь про отца. Например, о ночных поездках на его старом мотоцикле марки «Индиан», будучи в стельку пьяным, или о драке на парковке во время конкурса красоты, когда он с разбитым ртом крутил за воротник рубашки какого-то парня, а другого держал под мышкой, не переставая смеяться.

Мэгс едет по Второй улице. Она не проронила ни слова, да ей и нет нужды говорить. Я начинаю ухмыляться, а Нелл нагибается к нам, осознаёт, куда мы направляемся, и вопит в мое ухо:

— Кто последний зайдёт в воду, тот платит у Годро!

Она стягивает с себя рубашку, не замечая парня на велосипеде, который, увидев её, практически врезается в голубую гортензию.

Глава 4

Дорога к карьеру тянется сквозь лес пыльной лентой, доходя до самой цепи с табличкой «Частная собственность», преграждающей путь. Будучи здесь в полном одиночестве, мы выбегаем из машины, снимая с себя одежду.

Мэгс и Нелл раздеваются только до нижнего белья, я же снимаю всё. Не обращая внимания на их посвистывания, спускаюсь по гранитным уступам к тёмной маслянистой воде и бомбочкой прыгаю в неё. Вода холодная, а детишки любят говорить, что этот карьер бездонный. Я открываю глаза, всплываю на поверхность, хватаю ртом воздух и откидываю волосы назад.

Девчонки прыгают в карьер вслед за мной, и некоторое время мы только и делаем, что плаваем и плескаемся в воде, пока пот и мелкий песок смываются с наших тел. Кажется, что мы плаваем в большой чаше, слушая, как пение птиц и наши выкрикивания «Эй-эй» отзываются эхом от скал. Несмотря на табличку, многие устраивают здесь вечеринки, разжигают костры и прыгают на слабо в воду с самого высокого уступа.

Нелл первой вылезает на берег, отжимает волосы и карабкается по уступу, пока мы с Мэгс держимся на одном месте в воде.

— Ты оставишь эти перчатки?

Нелл смотрит под ноги на ходу, вытянув руки по сторонам для равновесия. Её нижнее бельё нежного цвета: белый хлопковый лифчик с маленькой розочкой, которую можно заметить на майке маленькой девочки. Любой, кто расстегнёт на нём переднюю застёжку, должен будет прикоснуться к плотному атласному кружеву и задуматься на секунду о том, что происходит, а потом уже осуществить свои намерения. Я сглатываю горечь и обещаю себе больше не думать об этом. Я уже обещала, что никогда не буду.

— Да, — отвечаю я.

Она поджимает губы и качает головой, протягивая «м-м-м-м».

— Да в чём дело? Джесси ничего плохого тебе не сделал.

— Он неприятный.

— Это не так. Что такого неприятного он сделал?

— Я не говорю, что он ковыряется в носу. Просто он недостоин тебя.

Мэгс опускает взгляд. Кажется, она понимает, что стоит ей посмотреть на меня и она вспомнит про наш секрет. Но нет смысла копаться в наших с Джесси отношениях.

— Половина девчонок из школы скажет тебе, носит он боксеры или трусы-плавки, — добавляет Мэгс.

Я обдумываю её слова.

— Семейники.

— Не обращай внимания, Нелли. — Мэгс выходит из воды. — Она не успокоится, пока он полностью её не попробует, не пропустив ни одной части тела. И только потом будет удивляться, почему же мы её не отговорили.

Я никогда этого не говорила вслух, но у Мэгс и Либби одинаковое телосложение: ростом почти под метр восемьдесят, упругая грудь и попа под спортивным лифчиком и мужскими шортами. Я же, как мама — маленькая и с формами, но всё-таки сильная.

Нелл с осторожностью ступает, размахивая одной рукой. Она останавливается на ровном месте и говорит нам громко и чётко:

— Я очень хочу вас поблагодарить.

Мэгс усмехается и направляется к машине за полотенцем или чем-нибудь, что его заменит. Я подплываю к уступу, складывая свои руки так, как будто говорю в микрофон.

— Мисс Мишо, каково вам на сцене перед зрителями?

— Они мне как друзья. Не могу передать словами, как дороги мне ваши голоса. Обещаю сделать всё возможное, чтобы город гордился мной.

— И как вы собираетесь потратить стипендию?

— На учёбу в школе косметологии Паулины в Бангоре. Это мечта всей моей жизни, — Нелл замолкает. — И если я когда-нибудь решусь открыть магазин, то, уверяю вас, он будет в Сасаноа. — Она так низко кланяется, что подметает волосами гранит. Я хлопаю. Не переводя дыхание, она слегка подпрыгивает, и припадает к земле рядом со мной.

— Завтра к двум часам нам надо быть в мэрии.

— Зачем?

— Дарси! Ты перезвонила той женщине с конкурса? Мы должны зарегистрироваться и забрать папку с регламентом.

Я ей не перезванивала, и теперь мне приходится смотреть на Мэгс в поисках помощи. Она приносит плед с заднего сиденья машины, обтирается им и передаёт мне, бросая на меня суровый взгляд. Мэгс решила, что подобное делается только ради Нелл, а не ради нас. Я тяжело вздыхаю.

— Слушай, я не... — Глаза моей сестры настолько голубые и серьёзные, что я просто не могу закончить предложение. — Ладно. Так и быть. Почему бы и нет.

Я оборачиваю полотенце вокруг тела, и мы вылезаем на травянистую поляну. Сначала я не вижу свою одежду, но вскоре замечаю свою майку где-то вдалеке. Когда я почти полностью одеваюсь, Нелл произносит:

— Кто-то трогал наши вещи.

— Что?

— Наша одежда лежала не там. Мы с Мэгс раздевались на другой стороне. А сейчас она почти в кустах.

Я оглядываю свои шорты и нижнее бельё и быстро натягиваю их.

За деревьями заводится мотор. Шины шуршат по земле, а мы бежим к началу дороги, но не успеваем ничего заметить, кроме следов колёс в грязи.

Закусочная «Годро» переполнена, а очередь начинается от столиков на тротуаре. Ещё не совсем стемнело, но гирлянда и неоновая вывеска уже горят. Я так и жду косых взглядов и насмешек в наш адрес, но, видимо, если наш любитель подсматривать здесь, то пока он отмалчивается.

Мэгс платит за всех. Девчонки заказывают по мороженому с сиропом, а я беру газировку и картошку фри. Мы перебираемся к уличному столику под зонтом в красно-белую клетку и ожидаем объявление о готовности нашего заказа по громкоговорителю.

— Я не могу понять, почему тот человек не пошёл плавать, — говорю я снова. — Он определённо ненормальный, раз испугался полураздетых девиц и удрал.

— Ну, ты-то как раз была полностью раздета. Я вот испугалась. — Мэгс уворачивается от обертки трубочки, которую я в неё кинула.

Нелл упирается локтями в колени.

— Он трогал нашу одежду.

— Тебе кажется, — вздыхает Мэгс

Когда объявляют наш заказ, мы с Мэгс идём к окошку выдачи, за которым стоит одна из сонных работниц Годро. Она интересуется, хотим ли мы кетчуп или соль. Мистер Годро, наблюдающий за работой, подходит к нам. Его огромный живот выпирает под бирюзовой рубашкой поло. Он опирается на подоконник и улыбается мне.

— Ну, здравствуй, мисс Штучка. — Одна из его зубных металлических коронок поблёскивает на свету. — А я ведь надеялся, что ты вернёшься. Без обид, что тебе не нашлось места на лето?

— Конечно.

Я наблюдаю, как за его спиной официантка наполняет рожок так, как будто у неё артрит обеих рук.

— Порой тяжело быть тем, кто принимает на работу и увольняет.

— Угу.

— Следующим летом моя Ферн будет в Бостоне. Так что, возможно, я возьму тебя на работу. — Он подмигивает и подвигает к нам поднос. — Сладости для конфеток.

Я поливаю картошку уксусом.

— До свидания.

Выходя, Мэгс говорит:

— Может это был он.

— Кто наблюдал за нашим купанием?

Она хохочет.

— Кто выдвинул тебя на конкурс.

— Ах. — Я оборачиваюсь, но его и след простыл. — Не знаю. Даже если это Годро, то он не мог не проговориться за такое время.

Вернувшись к столику, мы принимаемся за еду. Сегодня в закусочной много знакомых школьников, и один из них — Мейсон Хоу. Он ужинает бургерами со своей мамой. Мейсону приходится упираться коленями в нижнюю часть столика и горбиться, чтобы поместиться под зонтом, пока он уплетает еду. Кажется, я никогда не видела его без Шэя и Джесси вне школы. Его светлые волосы падают на глаза, а обгоревшая задняя часть шеи напоминает красное дерево.

Один из плакатов с надписью «Разыскивается» прикреплён к телефонному столбу рядом с нашим столиком. Мы постепенно прекращаем болтать, поглядывая на уголок плаката, колышущийся под легким вечерним ветром, и прислушиваясь к излюбленным кантри песням, раздающимся из колонок в закусочной.

— Шэй дрался с тем парнем из-за Рианоны?

Нелл поднимает на нас взгляд. Уголок её рта измазан молочной помадкой. Мэгс быстро вытирает её большим пальцем, приговаривая:

— Шэй — вспыльчивый задира. Упоминание Рианоны стало просто предлогом, чтобы завязать драку.

Нелл ненадолго замолкает.

— Она же мертва, да? — Она вглядывается в наши настороженные лица. — Ну, она бы уже вернулась домой, если бы была жива.

Мой желудок медленно скручивает. Картошка начинает казаться мне слишком жирной, и я отталкиваю от себя картонную упаковку.

— Никто ничего не знает наверняка.

Я вспоминаю, как прошлой осенью мы с мамой ехали на машине в Элсворт, и увидела мистера Вордвела, разъезжающего на тракторе по западному полю с дымящей керосиновой лампой, обжигающей кусты голубики. Каждый год необходимо либо сжигать кусты, либо выкорчёвывать их, чтобы собрать урожай в следующем году. Но почему-то мне это напоминало что-то другое. Казалось, что Сасаноа выжигает рану, уничтожает то самое место, где в последний раз видели Рианону Фосс. Таким образом, мы могли бы просто забыть о ней и жить дальше. Порой неделями получается не думать о ней, но стоит увидеть постер и всё всплывает в памяти — вся эта неизвестность и размышления. И снова приходиться искать утешения у кого-то и копаться в этой истории.

Хоть мы и не были больше подругами, но в любом случае, Рианона будучи моей ровесницей — ей было шестнадцать в прошлом году — однажды не вернулась домой.

Глава 5

Либби подвозит нас к мэрии перед началом своей смены в аптеке Ride Aid. Можете поверить мне — она носит голубой рабочий халат с гордостью.

За последние годы её волосы приобрели мышиный цвет, в отличие от маминых, и она даже не ухаживает за ними.

Либби подбирает растрёпанную косу и даёт нам с Нелл наставления.

— Так, слушайте внимательно всё, что вам скажут. И не забудьте папку. Она нам понадобится.

— Мам, я знаю.

Раньше мне казалось милым, как Нелл злится на ворчание Либби, но теперь я понимаю, насколько тяжело ей будет расстаться с мамой после окончания школы. Либби никогда не отпускала Нелл от себя, всегда считала её ребенком и принимала за неё решения. И я уверена, что следующей осенью, поступив в колледж, Нелл всё равно будет жить дома.

Однако Либби не понимает одного — Нелл повезёт, если она уедет из Сасаноа. И нет ничего страшного в том, что она окончит школу, только будучи девятнадцатилетней, впрочем, как и я, так как ей пришлось остаться на второй год в первом классе. Но Нелл уже коснулись передряги, которые, по мнению Либби, существуют только где-то там за пределами её входной двери. У нас с Нелл есть секреты, о которых даже Мэгс не знает. Но чем скорее Нелл научится стоять за себя, тем лучше, ведь я не буду вечно в Сасаноа в роли ангела-хранителя. И не спрашивайте, чем я буду заниматься. В любом случае, я буду не в этом городе.

Либби высаживает нас у мэрии.

— Нелли, я буду ждать вас на этом же месте.

Мы с Либби не прощаемся, и я даже не помню, когда мы вообще перестали общаться. Может быть тогда, когда я узнала, что она перемывает мне кости за моей спиной и рассказывает маме городские слухи, выставляя меня паршивой овцой. Или когда я начала реагировать на её незначительные оскорбления и выпады, которые мама, видимо, даже не замечает. С Мэгс такое не работает. Только со мной.

К двери приклеена листовка, поясняющая, что приветственная встреча участниц фестиваля состоится в главном зале, куда мы и направляемся. Вокруг всё мрачное, пропитано запахом лака для натирания полов, старыми коврами и пыльными батареями. Это напоминает мне о праздничных концертах, на которых мы выступали в начальной школе, потея в платьях с рюшечками и утеплённых колготках.

Зал полон людей. Я насчитываю пятнадцать девушек, большинство из них из Сасаноа, которые сидят со своими мамами. Хоть я и приложила некоторые усилия, чтобы опрятно одеться: на мне дырявые джинсы, топ с открытыми плечами и сланцы — всё равно чувствую себя неловко, замечая взгляды в свою сторону. У Алексис Джонсон отпадает челюсть, и она начинает что-то шептать Белле Перонт, которая, на удивление, тоже была номинирована. Белла — настоящее доказательство того, что красота не исходит изнутри. Она стала королевой на бале выпускников прошлой осенью, хотя это было просто невозможно. Всегда побеждает кто-то из выпускников, ведь это их последний год в школе. Когда мы с Беллой встречаемся глазами, весь мой гнев, оставшийся с прошлого января, возвращается обратно, прибавляя мне внутренних сил. Я таращусь на неё до тех пор, пока она не морщится и не отворачивается, взмахивая идеально выпрямленными волосами.

В прошлом году в читальном зале я услышала, как Белла насмехалась над Нелл из-за того, что она ходила на дополнительные курсы к миссис Хенском и мистеру Эллису в методический кабинет. Так что я бросила в неё тетрадью по трём предметам. Нелл трудится как все, но ей требуется больше времени и помощь для понимания материала. Та тетрадь первой попалась мне под руку — на щеке Беллы осталась царапина от переплёта на спирали, что стало причиной моего трёхдневного отдыха от старшей школы Сасаноа. Мама даже не захотела выслушать меня. Она заставила меня провести генеральную уборку в доме (от чердака до прачечной) и перекопать тропинки к сараю, чтобы этим не занимался Хант. Потом снова выпал снег, и Хант приехал в воскресенье, чтобы всё равно раскопать их, что довольно разумно.

Нелл переживает, но самые важные люди в этой комнате — мы с ней и дамочка, заправляющая конкурсом.

— Здравствуйте! — Нелл одаривает её ярчайшей улыбкой и усаживает меня рядом с собой.

— Пожалуй, мы можем начинать, — говорит женщина, перебирая охапку ксерокопий. Видимо, ждали только нас. Она низкая и пухлая дама за сорок, с пышной причёской, сделанной в салоне Great Lengths на главной улице. При полном параде, а к её кардигану с коротким рукавом прицеплен значок с прошлогоднего фестиваля «Истинная аграрная ярмарка Мэйна! 50 лет — не предел».

— Кто не знает, я Мелисса Хартвел, казначей комиссии фестиваля. Итак, конкурс за титул Королевы очень дорог мне, и я рада приветствовать вас здесь, дамы, и готова ответить на все интересующие вас вопросы. — Белла сразу поднимает руку. — Да?

Белла скрещивает руки на груди.

— Я слышала, что придётся покупать новое платье, если комиссии не понравится изначальное.

Я шепчу Нелл на ухо:

— Как она о таком думает?

Она усмехается и прикладывает палец к губам.

— Что ж, скорее всего, тебя попросят всего лишь подобрать менее яркий образ, — миссис Хартвел пытается приободрить. — В любом случае, это же семейный праздник. Вряд ли вам захочется светить своим декольте перед бабушками. И каждой из вас для конкурса красоты нужно найти местного спонсора в лице какой-нибудь организации. Они-то и будут жертвовать деньги в фонд на покупку ваших платьев и цветов. Более подробную информацию вы найдёте в папке. И ещё — мы хотим поместить фото и краткую информацию о вас в буклет фестиваля. Таким образом, люди узнают о кандидатках. Пожалуйста, пришлите мне всё это к среде, чтобы мы пустили буклеты в печать.

Краткая информация? Дарси Селеста Прентис. Живёт в богом забытом месте. Собирает голубику. Заваливает тесты по алгебре. Конец.

Миссис Хартвел говорит, что репетиции коронации Королевы, которая состоится в первый день фестиваля, начнутся в среду вечером. По крайне мере, похоже, что нам нужно будет просто выйти на сцену и ответить на пару вопросов перед судьями — мне не нужно будет показывать трюки с жезлом или ставить танцевальный номер.

— А теперь я вас немного порадую. — Она берёт в руки белую коробку, в которой обычно продаются кондитерские изделия. — Многие даже не доходят до этого этапа. Так что ваше присутствие здесь говорит о многом. Город выбирает вас. Помните об этом. — Она снимает крышку, убирает обёрточную бумагу, и перед нами предстаёт корона.

И да, она довольно красивая. Сделана из тонкого металла, скрученного в завитки и украшена фианитами, которые переливаются цветом от небесно-голубого до жёлто-зелёного. Нелл хватает меня за руку и крепко сжимает её.

Экран кинотеатра на открытом воздухе наконец-то загорается, и я вскрикиваю, нажимая на клаксон машины вместе с остальными деревенщинами. Мэгс оттягивает мою руку.

— Полегче, бандитка.

Кинотеатр на открытом воздухе в Сасаноа такой же, как и во всём Мэйне — вырубленная поляна в лесу, вмещающая огромное количество машин. Колонки давно уже стащили, так что теперь приходится ловить на радиоволну 89.3 FM и слушать, что же происходит в фильме, изредка заводя машину, чтобы поддержать заряд батареи. Некоторые из сезонных рабочих тоже здесь со своими детьми, которые ловят летающие тарелки и кричат на всю округу. В июле в Сасаноа на сбор урожая на автофургонах и ржавых минивэнах приезжают целые семьи со всей страны: от Калифорнии до Флориды. Однажды я видела четырёхлетнего мальчика, собирающего ягоды со своим отцом специальным маленьким комбайном, пока он не сжарился на солнце.

Я тянусь к задним сиденьям.

— Содовая.

Нелл копается в вещах. Она взяла пледы, подушки, попкорн и столько газировки, что полночи мы точно будем бегать в туалет. Все, кроме неё, приехали, чтобы посмотреть второй фильм — какой-то новый боевик. Так что они гуляют от машины к машине, разговаривают с друзьями через окна, или ходят к киоску за едой, пока показывают очередную классику «К востоку от рая».

На экране на фоне бьющихся о камни волн появляется слово «Увертюра», и вокруг разносится гул неодобрения. Я упираюсь ногами в приборную панель, готовясь умирать со скуки, но знаете что? Кино действительно интересное. В нём рассказывается о парне, Кэле (Мэгс говорит, что блондин, играющий его, — Джеймс Дин), которого бросила мать, так что он остался с очень строгим отцом, считавшим Кэла ничтожным человеком. Его брат Арон был любимчиком отца, а Кэл очень хотел встречаться с девушкой брата Аброй. В какой-то момент я тянусь за попкорном и вижу Нелл, обхватившую подушку и с широко раскрытыми глазами жадно взирающую на экран.

Страсти накаляются между Кэлом и Аброй, и в момент, когда они сидят на самом верху чёртового колеса, мы замираем. Кэл наклоняется, чтобы поцеловать её.

— Привет, — шепчет мне на ухо чей-то мягкий голос, заставляя подпрыгнуть.

Узкое лицо то озаряется светом фонарика, то снова пропадает в темноте. Кэт Левески наклоняется к машине.

— Как делишки, девчуля? Я тебя обыскалась.

— Ш-ш-ш, — бросает Нелл. Мэгс ничего не отвечает Кэт, потому что ненавидит её и притворяется, что той вообще не существует.

Я поворачиваюсь к окну.

— Что такое?

— Да ничего. У меня в машине есть немного рома и косячков. Пойдёшь?

— Тише!

— Ладно. Господи. — Я открываю дверцу, и Нелл тянется ко мне.

— Не уходи. Останься с нами.

— Ага. — Мэгс и правда хочет этого. — Останься.

Я машу им рукой на прощание.

— Скоро вернусь. — Возможно. В компании Кэт может произойти всё что угодно.

— Завтра рано вставать, — кричит Мэгс, когда мы с Кэт удаляемся в темноте. Я поднимаю руку, хотя она меня и не видит.

Маленький белый пикап Кэт припаркован у самого леса, так что можно не бояться быть пойманным за любую деятельность. Мы залезаем в кузов, в самую гущу приторного облака дыма от травы. В свете экрана я вижу только лишь тени и огоньки от сигарет, повисшие в воздухе. Я толкаю кого-то и начинаю смеяться.

— Кто это?

— Угадай.

Он щекочет меня так, что я начинаю визжать и падаю ему на колени. Только Кеньон, брат-близнец Кэт, щекочет меня каждый раз, когда мы встречаемся. Я сворачиваюсь калачиком, вдыхая запах его дезодоранта «Олд Спайс», и беру из рук Кэт пластиковый стаканчик. Сделав глоток, я понимаю, что это совсем не ром с колой, а малиновый ликёр, и почти давлюсь им.

— Хочешь, вылью? — По голосу Кэт понятно, что она улыбается. Я допиваю остатки залпом и бросаю стаканчик ей. Она начинает хихикать. — Моя девочка!

— Как вы пьёте это дерьмо?

— Как можно быстрее, — Кэт рыгает.

— Сексуально, — комментирует Кеньон.

Она встаёт.

— Хочу начос. Дарси, пошли.

Когда я поднимаюсь, рядом с нами заводится машина, и свет от фар падает на девушку, сидящую поодаль от меня за рулём и с напитком в руке. На мгновение я готова поклясться, что это Рианона Фосс. Пока моё тело отходит от шока, я узнаю в девушке десятиклассницу, Софию какую-то-там. У неё с Рианоной одинаковые причёски: рыжие волосы, длиной до плеч. А вообще они нисколько не похожи. Год назад Рианону можно было бы встретить здесь, так как они с Кэт иногда тусовались вместе. И именно в подобном месте мы могли бы встретиться, даже не поздоровавшись друг с другом.

Я съезжаю по откидной двери кузова и следую за Кэт. Кто-то зажимает мне рот рукой, хватает за талию и крутит меня так сильно, что в этот раз я кричу по-настоящему и почти теряю один сланец.

Все заходятся смехом. Кэт светит на нас фонариком. Меня держит Шэй, а остальные парни, прислонившись спинами к машине, сидят на траве и курят общий косяк.

Я даю локтем Шэю по рёбрам.

— Прекрати! — Он недолго удерживает меня, пытаясь доказать, что я не смогу причинить ему боль, и вскоре отпускает. Я поворачиваюсь, отхожу на два шага и толкаю его со всей силы. — Очень смешно, придурок.

В полумраке его глаза напряжены и подобны львиным.

— Что? Слишком грубо для тебя, Дарси?

По смеху парней я понимаю, что он всё им рассказал. Я поворачиваюсь к нему спиной и ухожу, яростно шлёпнув себя по губам, останавливаясь только у киоска с едой, понимая, что трясусь всем телом. Кэт подходит ко мне, и я бросаюсь на неё.

— Почему ты не сказала, что Шэй был там?

Кэт моргает. Вокруг её широких карих глаз с нависшими веками размазалась подводка от карандаша, а волосы, окрашенные в чёрный цвет, слишком коротко подстрижены в чёлке. Кэт практически всегда накурена, но она ни за что бы не забыла о том, что произошло между мной и Шэем Четвёртого июля. Той ночью она была с нами и видела, насколько я была пьяна.

— Я не думала, что это так важно.

— Что ж, ты ошибалась! Теперь он меня ненавидит, — что-то щёлкает внутри меня. — Он послал тебя за мной?

— Нет. Богом клянусь. — Она берёт меня за руку, когда я отворачиваюсь. — Честное слово, я понятия не имела о его выходке. Ты можешь забрать мои начос, хорошо? Я их даже не хотела, мне просто было скучно. Не уходи.

Я скрещиваю руки на груди, пока она делает заказ, затем мы усаживаемся на траву и смотрим фильм. Я слишком много пропустила из «К востоку от рая»: Арон уезжает на поезде из города, и всё как-то мрачно. Всё равно завтра Нелл расскажет мне сюжет, сцену за сценой, независимо от того хочу ли я его знать или нет. Моё сердцебиение возвращается к нормальному ритму, и я щедро макаю начос в расплавленный сыр.

— Я бы не психанула так сильно, если бы не думала о жутком исчезновении Рианоны. Шэй очень меня испугал.

— Он идиот. — Кэт чем-то толкает меня. Я протягиваю руку и обнаруживаю её фляжку с логотипом «Отбросов». Рассмеявшись, я делаю глоток. Это ром. — Не хочешь уйти отсюда? Сегодня на карьере вечеринка. Может, будет весело. Придуркам вход воспрещён. Обещаю.

Я даже не раздумываю.

— Отлично.

Вокруг раздаётся свист, и загораются искры в небе с левой стороны, где собрались мигранты. Начался фейерверк. Кто-то кричит, кто-то приходит в замешательство, и мимо нас проносятся тени, ликующие и удирающие отсюда, пока не пришёл билетёр.

Когда фейерверк заканчивается, в воздухе стоит один дым, и разносится плач нескольких детей. Из фургона вылезает женщина, покачиваясь из стороны в сторону на носочках. Я сразу же понимаю, что она пытается успокоить ребенка, чей плач настолько тих, что напоминает скрип двери, которая нуждается в масле.

Глава 6

— Дарси Прентис, — издалека кричит мама. Я переворачиваюсь на другой бок. Во сне было лучше. Она оттягивает простынь. — Вставай.

Сквозь пелену выпитого вчера вечером, я поднимаю взгляд на маму, которая кажется гигантом. Потолок в моей комнате освещает солнце, преломляясь в радужные лучи через трещину в оконном стекле. Я сажусь на кровати, и кажется, что на меня сбросили целое пианино. Взглянув на часы, понимаю, что уже 07:15. Ох, чёрт.

— Девочки уже ушли.

Мама собралась на работу: на ней полосатая блузка и джинсы, которые она носит под чистым рабочим халатом и сеткой для волос. Будучи мамой, у неё почти нет морщин, хотя, когда она хмурится, между её бровями возникает складка в форме буквы V. Именно в такие моменты она напоминает мне бабушку Нэн, когда её поросята выбираются на улицу и залезают к соседям. Мама разворачивается и уходит, предварительно отбросив в сторону мою грязную одежду.

— Помойся. От тебя пахнет перегаром.

Постояв под прохладными струями воды в душе, я собираю влажные волосы в хвост, проглатываю пару таблеток аспирина и спускаюсь вниз. За столом сидит Либби, размешивает сахар в кружке с кофе, и притворяется, что читает газету. Она смотрит на меня поверх очков — представляю её удовольствие от мысли, что я попала в неприятности. Не отрывая от неё взгляда, я проглатываю горсть сухих хлопьев, чтобы хоть чем-то наполнить желудок, прежде чем меня вырвет (а это уже случилось прошлой ночью, хотя я едва помню), и перебираю в голове то, что хотела бы ей сказать.

Мама заходит на кухню, берёт ключи, сумку и флисовую толстовку, потому что на фабричной охлаждающей установке довольно холодно. Однажды она вообще отморозила себе пальцы. Даже перчатки не помогли.

Я бормочу, пережёвывая хлопья Froot Loops:

— Не могу поверить, что они просто уехали.

Она пристально смотрит на меня, как будто планирует устроить мне первую взбучку со времён начальной школы.

— Я сказала им уехать. Твоя сестра стучалась к тебе минут пять. Нелл хотела зайти и растрясти тебя.

Мама выходит из дома, и я следую за ней, но она останавливает меня на пороге.

— Хватит. Я не собираюсь опаздывать из-за тебя на работу.

— Но тебе по пути!

Мама пожимает плечами.

— Видимо, не нужно было просыпать свою попутку. — Она открывает дверцу машины и задерживается у неё на мгновение, смотря сквозь меня. Затем выдыхает и качает головой. — Я надеюсь, ты достаточно умна, чтобы не залететь.

Она уезжает, выбив из меня весь дух.

Зайдя внутрь, я обнаруживаю Либби, откинувшейся на стуле и делающей самый долгий глоток кофе, который только можно увидеть. Её стул идеально наклонён, чтобы наблюдать через окно за нами с мамой.

Но дело не в этом, а именно в нас — в напряжении между нами. Я сердито смотрю на неё, надевая кроссовки. Либби опускает стул в ровное положение, подпирает свою большую грудь скрещенными руками, и поглядывает на меня с застывшей в глазах фразой: «Детка, я тебя знаю». Да уж, как будто она догадывается. Я бы могла так тяжело ранить правдой Либби, что она стала бы истекать кровью, но тогда я подставлю Нелл. Я открываю дверь, бросая ей:

— Тебе заняться нечем, кроме как подслушивать? — и захлопываю её прежде, чем она успевает ответить.

Сегодня жарко. Я прошла уже примерно шесть километров по Пятнадцатому шоссе, и, наконец, за холмом показываются степи. По моей спине стекает пот. Если я здесь умру, то мама получит по заслугам. Смерть от обезвоживания. Моё тело найдут в канаве, вороны будут клевать его, а маме предъявят обвинение в жестоком обращении с ребёнком. И вот тут-то я посмеюсь. Посмеюсь прямо из моей канавы.

Позади меня замедляется машина, но я даже не оборачиваюсь, потому что это происходило всё утро, а меня так никто и не подвёз. Тёмно-бордовый пикап переезжает через ограничительную линию и съезжает на обочину передо мной. Я узнаю ящик с инструментами и подбегаю к машине.

— Спасибо. — К кабине работает кондиционер, и я вздыхаю, прикрыв глаза на мгновение, пока меня обдувает воздухом. Под закрытыми веками начинает что-то искриться. — Правда. Я чуть не умерла.

Хант смотрит в зеркало заднего вида.

— Жаркий денёк для прогулки.

— И не говори. — Я вытягиваю шею, чтобы проверить встречную полосу. — Свободно.

Я откидываюсь на сиденье. По радио играет классический рока. Я задаюсь вопросом: знала ли мама, что Хант подберёт меня по дороге на работу, или ей было наплевать? Да, лучше ничего ему не рассказывать про наши семейные проблемы, иначе мама устроит мне ту ещё взбучку.

На нём рабочая одежда, хотя она практически не отличается от той, в которой он обычно занимается домашними делами: холщовая рубашка с засунутым в её карман толстым столярным карандашом, штаны марки Dickies и ботинки. Хант замечает на себе мой взгляд и одаривает меня улыбкой, смех которой отражается в его глазах.

— Хороший урожай в этом году?

— Да, конца и края нет. Выкладываемся по полной. — Мой желудок неожиданно сводит, что заставляет меня сесть прямо. Сглатываю. Фу. Во рту появляется кислый привкус. Хант наблюдает за мной. — Хм... думаю... может...

Он быстро съезжает на обочину. Слава богу, что я успеваю нагнуться, прежде чем из моего бедного желудка выходят аспирин, хлопья и всё оставшееся там со вчерашнего вечера.

Я стою, уперевшись руками в бёдра и опустив голову. На земле поблёскивает разбитая бутылка пива Bud. Мне настолько стыдно, что я готова убежать в лес, но тогда Хант точно решит, что я спятила и не умею выпивать. Сев в машину, я даже не могу взглянуть на него.

— Извини.

Он протягивает мне кружку от термоса. В неё налит холодный чёрный кофе, который пахнет как раствор для снятия краски. Скривившись, я делаю глоток.

— Лучше поешь немного. И не торопись. — Хант достаёт половину сэндвича с варёной колбасой и сыром — да это почти весь его обед. Я решительно отказываюсь от еды, но из-за серьёзного выражения его лица не могу противиться и ем, пока мой желудок не успокаивается. В конечном счете, он говорит:

— Бурная ночка?

Я слабо смеюсь.

— Ну да.

— Пожалуй, лучше бы тебя домой отвезти.

— Не-а, со мной всё будет в порядке. Я работала с ещё большим похмельем. — Хант не двигается. — Правда. И мне нужны деньги.

Видимо, он понимает, что я не вру, и включив первую передачу, трогается с места.

Хант высаживает меня на повороте в степь, и я машу ему на прощание. Я нисколько не переживаю о том, что он расскажет что-нибудь маме, ведь эта поездка так и останется между нами. Будучи ужасно неразговорчивой, мама никогда не поинтересуется, встретила ли я Ханта, ведь за весь день и мама, и Хант способны проронить всего одно слово на двоих.

Заметив удаляющийся пикап Ханта, Мэгс выпрямляет спину, но первой до меня добирается миссис Вордвел.

— Смотрите, кого ветром занесло. — Она разглядывает меня, сидя на своём шезлонге и обмахиваясь рекламной листовкой из супермаркета «Ханнифорд». К фургону приставлена грифельная доска, на которой она записывает претендентов на звание лучшего работника — в этом списке Шэй находится на шестом месте. Все остальные — мигранты, имён которых я даже не знаю. — Барышня, твоя сестра сказала, что ты неважно себя чувствуешь.

— Так и было. — Я ныряю в машину Мэгс за перчатками и ковбойской шляпой. — Сейчас мне уже лучше.

Она фыркает. Я направляюсь в поле и слышу, как она потягивает содовую, наблюдая за мной, а на спине чувствую прожигающий взгляд её соколиных глаз. Вот что я действительно ненавижу, так это опаздывать. Не хочу казаться плохим работником. Но вряд ли кто-нибудь поверит этому, когда я уже успела отличиться.

Мэгс интересуется у меня, собирая ягоды:

— Ты попросила Ханта тебя подвезти?

— Нет. Я шла по дороге, а он проезжал мимо.

Она молчит.

— Могла бы нам сказать, что поедешь на карьер. Мы ждали тебя. — Я ничего не отвечаю ей. А не сказала я им потому, что они бы точно попытались отговорить меня. — Дай угадаю. Кэт всё подстроила, а ты напилась и уже ничего не соображала.

Мои щёки заливаются краской.

— Я пила то, что хотела. И она не должна меня останавливать.

— Дарси, ей просто нравится смотреть на тебя пьяную. Она хочет, чтобы ты была посмешищем.

— Это я и без её помощи могу устроить.

— Мама уснула на диване, пока ждала тебя.

У меня перехватывает дыхание, и я замираю, практически теряя равновесие. Должно быть, этой ночью я прошла мимо мамы в темноте после того, как Кэт подвезла меня до дома. Может быть, она просто лежала на диванной подушке и наблюдала, как я пьяная осторожно пыталась пройти через гостиную и подняться по лестнице? Всё перевернулось после исчезновение Рианоны — теперь я это понимаю. Если ребёнок не появляется в назначенное время дома, то матери сразу же думаю об убийстве. Я опускаю взгляд. Мэгс больше и не нужно ничего добавлять.

Я сосредотачиваюсь на работе, пока не останавливаюсь, чтобы сделать пару глотков воды из бутылки Мэгс, и осматриваю все ряды вокруг себя. Увидев Джесси, я сглатываю. Он работает с загоревшим голым торсом — ну просто чертовски горячий. Шэй что-то бросает в него — поняв, что это уж, Джесси, смеясь, уворачивается и матерится на парня. Мейсон осматривает змею и затем уносит её на дальний камень. Воспоминания о прошлой ночи на карьере всплывают в моей голове, заставляя меня отвернуться.

Джесси тоже был там и лапал Эмму Боуэн. Ещё он обнимал за плечи Мэдди Кларк. Также хватал за задницу Кэт. Однако многие парни предпочитают лишний раз к ней не подкатывать в присутствии Кеньона, хотя ему на это наплевать. Скорее всего, я была единственной девушкой, к которой Джесси вчера даже не притронулся. И он вообще со мной не разговаривал — только поздоровался. И вот она я, сохнущая по Джесси, со вскруженной головой от пары старых перчаток. Прекрасно.

По окончании смены я направляюсь к штабу за зарплатой. Дьюк МакКатчен подтягивает ремни на кузове грузовика, полного ящиков с голубикой, предназначенных для транспортировки на фабрику. А с другой стороны машины их удерживает Шэй. Если прищуриться, то между этими двумя можно обнаружить семейное сходство, но для полной картины стоит прибавить еще пятнадцать килограмм веса, закрученные усы и футболку «Харли Дэвидсон». Дьюк слезает с кузова и садится за руль. Забавно, что, пройдя через очистительную машину на фабрике, эти самые ягоды попадут под мамины руки, мёрзнущие в перчатках и выбирающие неспелые или помятые ягоды.

Передо мной, в очереди за зарплатой, стоит один из мигрантов — низкий, но мускулистый парень с кожей красно-жёлтого цвета. Интересно, каково это иметь такой тёмный цвет кожи. Он называет свое имя миссис Вордвел с довольно сильным акцентом.

— Как ты сказал? — Она косится на него.

Он снова произносит имя. За мной начинается недовольное ворчание, и кто-то говорит:

— Это вообще на английский не похоже.

Мужчина напрягается и медленно повторяет имя в третий раз:

— Ал-е-хан-дро Сан-чес. Хотите, чтобы я произнёс по буквам?

Перешёптывания усиливаются.

— Так, заткнулись все сзади.

Миссис Вордвел находит выписку, отдаёт её мигранту, и он довольно быстро уходит. Хотела бы я знать, что эти люди говорят о нас в своих бараках. Да и тот факт, что они не хотят иметь с нами ничего общего, не стоит осуждения, особенно учитывая то, как мы обходимся с ними. Не остаётся ничего, кроме раздумий над вопросом, всегда ли существовала эта неприязнь. И я уверена, что невозможно было так проникнуться ненавистью только из-за Рианоны.

— Ты, — Вордвел впихивает все три наши выписки в мою руку, — не задерживай очередь.

Отходя, я слышу парочку смешков:

— Але-кто?

Мэгс и Нелл уже направляются к машине, последняя закрывает глаза от солнца и проверяет, поеду ли я с ними. Когда я наклоняюсь, чтобы забрать бутылку с водой, кто-то подходит ко мне сзади и засовывает пучок лютиков в передний карман рубашки. Это Джесси, и он так близко ко мне, что я чувствую запах его пота и дезодоранта. Джесси улыбается, обнажая свой отколотый зуб, который заставляет его казаться слегка бесшабашным.

— Вот так. — Он отступает назад, делает указательными и большими пальцами рук рамку и наводит её на меня. — Идеально.

Не способная связать и двух слов, я притрагиваюсь к цветам и наблюдаю за его уходящей фигурой.

Глава 7

Мама вытягивает сигарету из пачки и достаёт из кармана зажигалку, у основания её лба поблёскивают капли пота. Из-за жары невозможно ни есть, ни двигаться. Девчонки уже вышли на веранду и теперь спорят, играя в карты. Когда я отодвигаюсь на стуле от обеденного стола, мама вскидывает брови, смотря на меня.

— Не торопись. Теперь ты моешь посуду.

— Как долго?

— Пока не скажу прекратить.

Она трижды крутит колёсико зажигалки, а затем, отведя в сторону рот, подносит сигарету к пламени. Я набираю воду в раковину, наблюдая за мамой, и вспоминаю, как пару лет назад Мэгс отчаянно пыталась заставить бросить её курить. Чьи-то родители почти не курят, хотя вы просто этого не видите. Мэгс прятала от мамы пачки сигарет за диваном или на чердаке и раскладывала распечатки с сайта «Американской Ассоциации Пульмонологов» у неё на ночном столике. Просмотрев некоторые из них, я стала замечать определённые мелочи, такие как пятна от сигарет на кончиках маминых пальцев и желтоватый оттенок её кожи. В конечном итоге, когда Мэгс приклеила на холодильник стикер «Нет курению» посреди всех вырезок из театральных постановок, в которых участвовала Нелл, мама решительно сказала:

— Маргарет, довольно.

Мэгс впилась в неё взглядом, сжав руки в кулаки.

— Они убивают тебя. Разве тебя это не волнует?

Мама моргнула, а возможно и сморщилась, затем отвернулась и захлопнула пачку сигарет.

— Если я увижу, что хоть одна сигарета пропала, вычту за неё деньги из твоего сберегательного счета.

По мне стекает пот, пока я тру щёткой тарелки и промываю их под водой. В окно, расположенное над раковиной, бьётся майский жук. И я задумчиво наблюдаю за ним.

— Хант был когда-нибудь женат?

Мама кашляет за моей спиной.

— С чего ты об этом думаешь?

Своим вопросом я совсем сбиваю маму с толку, из-за чего она перестаёт сердиться на меня. Я рада, что Либби до сих пор на работе и не сможет напомнить маме причину такого отношения.

— Просто интересно.

Она замолкает на мгновение. Когда я оборачиваюсь, мама выпускает дым из ноздрей и наблюдает, как он поднимается, подобно порхающим крыльям мотылька, в липком вечернем воздухе.

— Был. До того, как мы с ним познакомились.

— Что случилось?

Мама пожимает плечами. Сквозь её старую блузку без рукавов, потерявшую цвет от стирки, видны острые ключицы.

— Не срослось. Вообще как-то не принято спрашивать о бывших.

А это означает, что всё-таки они разговаривали на данную тему. Я ставлю мокрую тарелку на подставку.

— Что ж, она определенно дура, раз разошлась с Хантом.

— Ха, ты так считаешь?

Тон её голоса напоминает мне, что у мамы тоже есть парочка мнений о дураках. Но я всё равно не отстану от неё.

— Ага. Серьёзно, Хант крутой. Он хороший человек, всегда помогает по хозяйству и неплохо зарабатывает на фабрике, разве нет? И выглядит он ничего для его-то возраста.

Мои слова повисают в воздухе, когда я вспоминаю слова мамы о беременности, сказанные этим утром. Точно. Я тоже должна сердиться на неё.

Мама наклоняет голову набок.

— Хант отделал этот дом со своей женой. Трейлер на заднем дворе он поставил, чтобы его мать жила поблизости. Хотел построить амбар, чтобы жена могла держать лошадей. — Затушив сигарету в хрустальной пепельнице, мама сдавливает пачку в поисках новой. Она продолжает носить обручальное кольцо, купленное папой в ломбарде на недельную зарплату. На кольце выгравированы имена какой-то парочки, но мама на них не обращает внимания. Родители в шутку называли друг друга Вэнди и Грэг, а иногда даже подписывали открытки этими именами. — Их брак стал разрушаться, как только был заложен фундамент амбара. Хант засыпал его землёй, чтобы бы вы там не упали и не сломали себе шеи, пока бегаете по лесу.

— Я понятия не имела. — Она приподнимает одно плечо. — Подожди. Это там, где растут люпины?

— Угу. Он посадил их.

Я давно не ходила так далеко в лес, но всё же могу представить, как под лёгким ветром колышется целое море белых, розовых и фиолетовых цветов. Как бы всё не закончилось между этой парой, вряд ли Хант затаил в сердце какую-то обиду, раз он посадил цветы на том месте, где должна была продолжиться их совместная жизнь.

— А что с его мамой?

— У неё диагностировали болезнь Альцгеймера, и она попала в дом для престарелых, — говорит мама, рассматривая кончик сигареты. — Думаю, что она уже умерла.

Вытирая досуха салатницу, я подхожу ко входной двери и слежу за игрой в карты Мэгс и Нелл.

— Нелли, — спрашиваю я. — Что вчера случилось в фильме? Я практически ничего не посмотрела.

Она ударяет себя ладонью по груди и падает на пол.

— Ох!

— Не-е-е-т. — Мэгс поднимает голову, но уже слишком поздно. Нелл не остановить.

Она пересказывает весь сюжет, попеременно возвращаясь к тем деталям, о которых забыла рассказать. При этом она успевает гримасничать, заставляя меня заходиться смехом. Мэгс бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Спасибо. Она только об этом и говорила после кино.

— Мне всё равно, потому что мне фильм о-о-очень понравился. — Щёки Нелл вспыхивают. Она мечтает об экранном Джеймсе Дине, таком красивом, озарённом лучами прожектора и невероятном актёре. — Больше всего мне понравилась сцена, в которой Кэл и Абра целуются на самом верху колеса обозрения, — вздыхает она. — Это было просто идеально. Вокруг них целый город, но в то же время они одни. Так и должно быть. — Она закрывает глаза, и я желаю, чтобы Нелл закончила свой рассказ, начиная жалеть, что вообще подняла эту тему. Она подносит руку к груди так, как будто двигается во сне.

— Лучше, чтобы никто не знал об отношениях. Тогда любовь только в ваших двух сердцах, а до остальных и дела нет.

Мэгс смотрит на Нелл, затем переводит взгляд на меня.

— Но только в кино, не так ли, Нелли? — добавляю я.

Она смотрит на меня, а в её глазах появились слёзы.

—Угу. Только в кино.

Она откидывается назад, кладёт руки за голову и начинает что-то напевать.

Я притворяюсь, что забыла отправить фотографию и информацию о себе Мелиссе Хартвел, когда Нелл напоминает мне об этом, хотя это не так. В действительности я ужасно переживаю из-за этого с приветственной встречи. Как только буклеты напечатают, каждый человек узнает о моём участии. Дарси Прентис в списке участниц? Как это вообще могло произойти? Я просматриваю выданные нам бумаги: Королева выиграет стипендию примерно в тысячу семьсот долларов; участница, занявшая второе место, и мисс Конгениальность получат по сто долларов. Я буду счастлива, если пройду через этот конкурс, и мне на голову не выльют ведро свиной крови.

Я понятия не имею, какую информацию рассказать о себе. Глупо даже писать её.

— Как написать биографию, если у меня и жизни-то нет? — Я отодвигаю ноутбук Мэг к Нелл по покрывалу. — Придумай что-нибудь.

Она отталкивает его обратно.

— Это о тебе. Я не смогу написать.

О себе она написала за десять секунд. Для Нелл это не представляет трудностей: она репетировала свою благодарственную речь с четвёртого класса. Также она уже нашла компанию-спонсора — магазин цветов и подарков Weaver’s Flowers & Gifts.

— Каждый год они спонсируют девочек, — говорит Нелл. — Тем более все ходят туда за своими букетами, так что мне будет очень удобно. — Я стараюсь сдерживать смех над деловитостью Нелл, пока та перелистывает один из моих журналов Seventeen. — Ты можешь рассмотреть супермаркет «Ханнифорд». Близнецы работают там. Так что знакомство может сыграть тебе на руку.

— Дай мне. — Мэгс печатает, проговаривая вслух слова. — Дарси — будущая выпускница старшей школы Сасаноа. Она увлекается... — Она щёлкает пальцами в мою сторону. — Быстро. Придумай что-нибудь. Приличное.

Я бросаю в Мэгс её плюшевого кролика.

— Я выпотрошу мистера Банса, пока ты спишь.

Я отбираю у неё ноутбук и обращаю всё своё внимание на мигающий курсор, ощущая, как мой мозг отключается. В конечном итоге я печатаю: «После школы Дарси планирует путешествовать», затем сбегаю вниз за фотоаппаратом и подкрашиваюсь, прежде чем передумаю.

И не спрашивайте меня, откуда мне в голову взбрела идея с путешествием. Моя самая дальняя поездка была в седьмом классе, когда мы поехали в торговый центр в Портленд. Мама Рианоны отвезла нас туда и накормила обедом в кафе. В Claire's мы с ней купили по ожерелью — пеньковый чокер с небольшими глиняными бусинами и амулетом в половину сердца. Рианона купила ожерелье с надписью «Лучшая».

Нелл и Мэгс должно быть уже прочитали написанное мной, но они нисколько не дразнят меня, когда я возвращаюсь.

— Встань сюда. — Мэгс ставит Нелл к стене у пледа с турецким узором, к которому прикреплена фотография Дженис Джоплин.

Камера щёлкает всего один раз. Мы разглядываем Нелл на экране — она просто великолепна. На фотографиях она никогда не смущается, просто светится своей естественной и красивой душой. На её лицо под углом спадает вьющийся локон, растущий на треугольной линии роста волос у лба.

Я занимаю место Нелл.

— Вот я уверена, что все отправят свою школьную фотку из альбома. — Я провожу руками по волосам, пытаясь придать им хотя бы небольшой объём, что просто невозможно, ведь они у меня очень тяжёлые. — А Белла вообще, наверное, устроила себе фотосессию в студии.

— Дарси. — Мэгс поднимает камеру. — Заткнись.

Из сделанных пяти кадров годится только последний. Я всё равно выгляжу слегка уставшей, хотя это объясняется тем, как у меня начался день. Я не улыбаюсь, но выгляжу естественно, как и не уложенный локон Нелл.

После того как Нелл ушла спать, я вылезаю на крышу и ложусь на кровлю, покручивая большим и указательным пальцами лютики. Они слегка помялись и завяли, потому что я только что вытащила их из кармана рабочих шорт. Но я всё ещё могу повесить их на карниз в своей комнате и засушить.

Мэгс залезает ко мне, и мы вместе любуемся мигающими огоньками на мосту. Машина Либби сворачивает на подъездную дорожку. Мы замолкаем, когда она выходит из машины, достаёт большую лоскутную сумку на ремне и направляется к трейлеру. Либби идёт, самодовольно шаркая ногами, с высоко поднятой головой, как будто весь мир теперь перед ней в долгу из-за того, что какой-то парень, про которого никто из нас ничего не знает (особенно Нелл), бросил её практически у алтаря. Я нарушаю молчание:

— Сегодня утром я наорала на неё, потому что она подслушивала наш с мамой разговор. — Мэгс смеётся. — Она меня достала.

— Знаю.

— Я мечтаю, чтобы она нашла уже своё жилье и съехала. А Нелл может с нами остаться. — Я замолкаю. — Она ненавидит меня. Либби.

— Это не так.

— Уверена? Она постоянно бегала к маме и докладывала ей про все слухи. Я понятия не имею, как она и половину из этого узнаёт.

— Ей всего-то достаточно спросить Нелл. Ты же знаешь, что она не будет врать.

Я закрываю глаза на её замечание, чертыхаюсь и скрещиваю ноги.

— Никого не должна волновать моя жизнь. — Я закусываю губу, вспоминая о маме сегодняшним утром. — Тебе не кажется странным, что мама никогда не говорила с нами о сексе?

— Наверное, было бы странно, если бы она это сделала.

— Но разве мамы не должны говорить об этом? Рассказать дочерям о месячных, сексе и всём остальном?

— Может по телеку.

— Нет. Настоящие мамы так поступают. Мама Кэт отвела её в центр планирования семьи в тринадцать лет и дала противозачаточные.

— Ха. Это потому, что она понимала, что если этого не сделать, то ей придётся воспитывать ещё парочку хулиганов вместе со своими детьми. Ты вообще помнишь, чтобы у её мамы не было седых волос? — Я качаю головой. — Вот именно.

Мы продолжаем сидеть на крыше ещё некоторое время. Мэгс замечает лютики.

— Красивые. — Я киваю. — Слушай. Не подумай, что я стараюсь контролировать тебя, но... Тогда Четвёртого июля, ты и Шэй... предохранялись?

Я опускаю веки, из-за чего огни на мосту превращаются в смазанные вспышки красного цвета, затем в темноту, и снова становятся красными. Той ночью можно было видеть фейерверки на карьере. Яркие вспышки на небе и дым от костра, смех людей, доносящийся с другой стороны впадины — вот как это выглядело. Он целовал меня в темноте, прижимая к дереву, а я не сопротивлялась, когда мы легли на траву.

— Не волнуйся.

Она кивает в ответ. Неловкая тишина повисает между нами. Больше я ничего ей не скажу.

— Спокойной ночи.

Она залезает обратно в комнату. До меня доносятся поскрипывание матраца и шум оконного вентилятора. Кажется, что меня чем-то накачали — так сильно я устала. И прежде, чем проскользнуть в окно Мэгс, я отключаюсь на пару минут и прихожу в себя с осознанием, насколько близок край крыши — я ведь могу сорваться.

На цыпочках я выхожу из тёмной комнаты Мэгс в коридор нашего спящего дома. Зайдя в свою комнату, я привязываю лютики к кристаллу, висящему на окне. В это мгновение загораются фары.

Машина припаркована примерно в сорока метрах от нашего дома. Должно быть, она здесь стоит уже давно, ведь, пока мы сидели на крыше, никто не сворачивал на дорогу. Пару минут машина не трогается с места и затем медленно проезжает мимо дома.

Я жду, когда звук мотора утихнет, но он продолжает работать. Видимо, машина повернула на старую лесовозную дорогу в полукилометре от нас. Она тормозит на перекрёстке старой просёлочной дороги и Пятнадцатого шоссе и быстро уезжает.

Глава 8

На следующий день от реки наплыл туман и раскинулся по всей степи. Сегодня самый прохладный день за последнее время, так что мы все, покрытые липким потом, надеемся на дождь. Под ливнем можно будет не работать.

На южном поле мы собрали уже все ягоды и теперь перешли на возвышенность. Я оказываюсь в паре рядов от Шэя. Замечаю, что подсознательно подстраиваюсь под его бешеный темп, и начинаю задыхаться.

Он работает просто на лету. Почему я не замечала этого прошлым летом? Начав собирать ягоды в одном ряду, он управляется так быстро, что не успеваешь оглянуться, как он уже дошёл до середины второго и так легко машет руками, словно разгребает снег. От него повсюду разбросаны листья и палочки. Когда Шэй наполняет ещё три ящика, я просто не могу сдержаться:

— Ты уберёшь за собой? — тихо говорю я.

Поначалу кажется, что он просто проигнорирует меня, но затем:

— Ты проверяешь качество работы?

— Просто ты очень быстрый.

— Я и не сомневался, что ты любишь по-другому. — Я сжимаю челюсти. — Только и всего.

— Если Боб заметит листья или другой мусор в ящиках, тебе несдобровать.

— Ты заботишься обо мне?

Шэй оборачивается, привлекая моё внимание. Он задаёт мне вопрос совершенно иным, грубым голосом:

— Тебе больше нечего сказать?

Я не поднимаю на него глаза: чувствую, как горит моя кожа, и надеюсь, что он вскоре успокоится. Шэй фыркает и что-то бубнит себе под нос.

Мы возвращаемся к работе. Я собираю ягоды так усердно, что мои руки готовы просто отвалиться, и к обеденному времени я отстаю от парня только на два ящика.

Откусив, я протягиваю:

— Это невероятно.

Нелл кивает, разламывая свой сэндвич на несколько маленьких частей.

— Я испекла хлеб.

— Чёрт, правда? Он потрясный.

Мэгс отряхивает руки.

— Лучше того, что покупает мама.

— Ещё как.

Я пью воду, замечая серебряный блеск на шее Нелл. Господи. Она снова надела ожерелье. Нелл спрятала его под рубашку, но я всё равно замечаю, как из-под неё выступает подвеска в виде двух масок. Вообще это шпилька, которую на самом деле дали всем участникам одноактной пьесы, ставившейся два года назад. Но Нелл продела через неё старую цепочку, как будто эта шпилька была дана только ей. Прошлым летом я предупредила её, что сорву эту подвеску с её шеи, как только замечу. И сейчас Нелл точно поняла, что я её увидела. Она вздрагивает и опускает взгляд.

Вскоре к нам подходит Джесси. Он стоит настолько близко, что наши с ним руки соприкасаются.

Он кивает Мэгс и Нелл.

— Дамы. — Его рубашка расстёгнута.

Мэгс отодвигается в сторону.

— Привет.

Она могла бы быть более приветливой.

Он выдёргивает из земли пучок травинок и крутит их между ладонями. При этом он дует между ними, чтобы получился протяжный, свистящий звук как у казу[2].

— Противный день. Ставлю десятку, что к двум часам нас всех отпустят.

Нелл пристально смотрит на его руки.

— Как ты это сделал?

— Вот это? — Он повторяет свой трюк и отбрасывает в сторону листики. — Свистящая трава.

Нелл меняется в лице, как будто ей сказали, что низ — это верх, а звёзды — лампочки инопланетян. Как будто это шутка, но ты всё равно должен в неё поверить.

— Он прикалывается, — отрезает Мэгс. — Не бывает свистящей травы.

— Конечно же бывает, — Джесси улыбается Нелл, и я определенно замечаю, когда он очаровывает её. А сколько было разговоров, что Джесси Бушар недостаточно хорош. Нелл нужно привязать мешки с песком к талии, чтобы её не сдул даже самый легкий ветерок. — Если хочешь найти её, нужно быть внимательнее. Попадается она только один раз из шестнадцати.

Она наклоняется к земле, расплываясь в улыбке.

— Где? Травинки ничем не различаются.

— Смотри тёмно-синие листочки. Вот такие. — Нелл срывает травинку, крутит между ладонями и дует в неё. Тишина. — Не повезло. Продолжай поиски. Она должна быть вот там. — Джесси, наконец, поднимает взгляд на меня. — Ты будешь на выходных?

— Где?

— Ты же знаешь. Карьер. Кино на улице. Дом Кэт.

Внутри меня растекается тепло, но проницательный взгляд Мэгс заставляет меня не глупить.

— Всё может быть.

Больше я ничего не говорю, и Джесси поднимается с земли.

— Чтобы точно удостовериться, мне самому нужно тебя туда привезти. — Я откидываюсь на локтях. — Без обид.

Мы оборачиваемся на звук шуршащих по гравию шин и видим подъезжающую полицейскую машину. С лица Джесси исчезает улыбка.

Все наблюдают за тем, как паркуется машина и из неё вылезает полицейский, ступая в блестящих ботинках на землю. Трудно поверить, что в это же время в прошлом году я сидела в полицейском участке на допросе у сотрудника полиции по фамилии Эджкомб, который спрашивал: «Ты была участницей произошедшего прошлой ночью?»

Я ответила отрицательно.

«Но в прошлом ты была замешана в таком».

«Это ни о чём не говорит», — подумала я.

«Что случилось с Рианоной? Почему допрашивают меня?» — спросила я.

Миссис Вордвел встаёт и ковыляет в сторону полицейских, чтобы мы не услышали их разговор. Это два довольно молодых парня в солнцезащитных очках и с короткими стрижками. Они стоят, уперев руки в бока, и оглядывают всех работников.

Почувствовав пристальный взгляд, я понимаю, как нелепо мы все выглядим: мигранты обособились с левой стороны, а мы — с правой. Пара приезжих женщин в запятнанных бейсболках перешёптываются между собой и поворачиваются к нам спиной. И дело не в расизме, ведь все мы из одной плоти и крови. Различие только в том, как они ведут себя, как работают на полях, — кажется, что они видят в них что-то особенное и собрали на них всё, что только можно было, кроме сельдерея в Калифорнии и яблок в Массачусетсе. Они также не собираются оставаться жить в таком запылившемся местечке как Сасаноа. И именно поэтому мигранты будут для нас городских — чужими и непонятными.

Появляется мистер Вордвел и присоединяется к своей жене, снимая с рук перчатки. Копы говорят, а Вордвелы только слушают. Потом я слышу, как миссис Вордвел восклицает:

— О, Господи.

Она подносит к лицу ладони, пока полицейские продолжают рассказ, и её руки падают.

— Её нашли, — тихо говорит Мэгс. — Должно быть.

Теперь мы должны Джесси десять долларов. Нас отпускают по домам, когда начинается дождь. Обычно миссис Вордвел заставляет нас работать, пока мы не промокнем до нитки, но сегодня Боб сигналит три раза и кричит:

— Завтра все приходим с утра пораньше.

Мигранты забирают свои контейнеры из-под еды и направляются к баракам. На спину к одному из них уселась маленькая девочка и свесила ножки.

На Пятнадцатом шоссе вдоль лесополосы припаркованы машины полицейских из Сасаноа и из штата. Когда мы проезжаем мимо них, я замечаю копов в дождевиках и светоотражающих жилетах, бродящих между деревьев. В этот момент окно запотевает от моего дыхания и скрывает их от меня.

— Она не может быть там, — говорит Нелл тихим голосом. — Мы же искали. Мы искали по всему лесу.

Поисковая группа прочесала все пустоши и леса вплоть до пруда Грэйт-Понд. Должно быть, они нашли довольно много старых гильз и пивных банок. Но я не уверена, потому что не принимала участие в поисках.

Вернувшись домой, я первым делом принимаю душ, а Мэгс исчезает в своей комнате, чтобы проверить новости в интернете. В то время, когда я захожу на кухню попить воды, из трейлера к нам возвращается Нелл с мокрыми и зачёсанными назад волосами. Мы с ней очень редко проводим время только вдвоём, именно поэтому я останавливаю её на веранде, хватая пальцами её подвеску.

— Это ещё что такое?

Она накрывает её своей ладонью и сверкает на меня уязвлённым взглядом.

— Ничего.

— Не надо мне тут. Ты обещала. — Она смотрит на свои ноги. — Нелл. Ты поклялась. Давай снимай.

Она шепчет мне в ответ:

— Нет.

Я хватаю цепочку. Но Нелл бесшумно проскакивает мимо меня на кухню. Я дёргаю её за локоть назад, но замираю, когда замечаю Мэгс, стоящую на лестнице.

Мои пальцы разжимаются, и выражение лица смягчается. Надеясь, что всё это похоже на обыкновенное валяние дурака. Поведение Нелл мне тоже не помогает: она без слов уходит в гостиную, оставив меня наедине с сестрой. Не знаю, как много услышала Мэгс, но, надеюсь, совсем немного. Я спрашиваю её:

— Нашла что-нибудь?

— В новостях ещё нет ни одного репортажа.

Я беру свой стакан со стола.

— Думаешь, они действительно нашли её?

— Может быть.

Она не отводит от меня взгляд, наверное, пытаясь заметить во мне хотя бы малейшие намёки на проявление истерики и рыданий из-за исчезновения моей бывшей лучшей подруги, но она понимает, как дела обстоят на самом деле. Даже тем прошлогодним субботним утром после звонка её мамы я не плакала. Скорее всего, она уже обзвонила всех из своего списка кроме меня, так как я к ним даже в гости не приходила.

«Рианона осталась у тебя на ночёвку?» — Нет. — «А ты её видела? Была какая-то вечеринка?»

Я была слишком заспанная и еле ворочала языком.

«Я не могу её найти. Нигде не могу её найти».

Я не плакала на общем школьном собрании в первый учебный день, когда владеющих какой-либо информацией попросили сообщить о ней. Половина всхлипывающих даже не знали Рианону. Когда-то я её знала. Тогда она носила брекеты и короткий боб, всегда завитый внутрь, — она постоянно заправляла волосы за уши и надевала футболки с аниме или из детского лагеря. Я не плакала, когда в конце учебного года показывали слайд-шоу в память о Рианоне. Началось оно с нашей фотографии из шестого класса, на которой мы препарировали червя. Дальше появилась смеющаяся Рианона на уроке труда — на ней тогда были защитные пластиковые очки. Каждый год она менялась. Отращивала волосы, перекидывая их на одно плечо, училась краситься, меняла свой стиль одежды, восприятие себя и даже улыбку, которая на фотографии как бы тонко намекала нам на что-то.

Пока мы с Нелл смотрим дневные телепередачи, не обращая друг на друга никакого внимания, Мэгс спускается к нам с ноутбуком и продолжает проверять новостные сайты Ellsworth American и WABI-TV. Мамы всё ещё нет. Обычно она приезжает вовремя. Я выглядываю из окна в надежде увидеть её машину на подъездной дорожке.

Без пятнадцати шесть открывается входная дверь, и на кухню входит Либби. Скорее всего, она пришла в замешательство от того, что ужин ещё не готов и стол не накрыт. Она выглядывает из двери в гостиную.

— Где она?

Мэгс не оборачивается.

— Опаздывает.

В этот момент к дому подъезжает пикап Ханта. Мы выходим на кухню и наблюдаем, как мама выбирается с пассажирского сиденья.

— Где твоя машина? — накидывается на маму Либби, как только она открывает сетчатую дверь.

— На парковке у Данфорда. Хант считает, что стартер барахлит.

Мама кладёт свою потёртую кожаную сумку на столешницу и упирается руками в поясницу, которая болит у неё с тех пор, как они попали с папой в аварию на мотоцикле ещё до нашего рождения. Мама побывала в больнице, а мотоцикл отправился в салон Гэри, где, наверное, до сих пор ржавеет среди колымаг. Сейчас трудно представить двадцатилетнюю маму, крепко прижимающуюся к папе на крутом повороте. Когда мама возвращается с работы, она всегда выглядит обессиленной и бледной, как будто это не она, а её старая фотография, которая выцвела на солнце.

Я слышу, как на улице заводится машина.

— Он уезжает? Даже не пригласила его на ужин?

Мама открывает рот, а я говорю:

— Сейчас позову. — Под дождём сбегаю по ступеням и размахиваю руками в воздухе. — Эй!

Хант пытается отказаться, но я этого не позволяю: затаскиваю его в дом и ставлю к столу ещё один стул. На голову Ханта надета пыльная оранжевая кепка фирмы Husqvarna. Он снимает и сжимает её в руках, наблюдая за мамой. От дождя у него тёмные пятна на рубашке с коротким рукавом, капельки воды поблёскивают на его волосатых руках.

— Придётся немного подождать. Надеюсь, ты не возражаешь. — Мама вытирает руки о свои джинсы и выглядит как никогда растерянной. — Не уверена, что у нас есть...

— Сейчас и посмотрим. — Мэгс открывает холодильник. — Кукурузные початки? Дарси, иди возьми несколько. Нелл, сделай бургеры. Они у тебя хорошо получаются.

В этом году кукуруза выросла небольшой, и когда я снимаю с неё шелуху, вытаскиваю из початка несколько древесных жуков. Никто этого не заметит в отваренном виде. Мы с девчонками разделяем обязанности, пока Либби заваривает кофе и кидает в него кубики льда не сводя глаз с Ханта сквозь пар.

Бывало, что мама готовила Ханту еду у нас дома, но сегодня он впервые остался у нас на ужин. Кажется, что ему немного некомфортно сидеть за столом со сложенными на виниловую сервировочную салфетку руками. Может быть, это из-за того, что стул слишком низок для него. Я включаю радио, и начинаются новости, но вспомнив про Рианону, сразу выключаю приёмник. Не хочу, чтобы о ней говорили за столом.

Мясо шипит на сковороде. Мама наполняет кружку для себя и Ханта и прочищает горло.

— Наверное, нужно позвонить Гэри.

Хант согласно кивает.

— Чтобы избежать толкотни.

Мама смеётся, ведь все знают, что обычно Гэри просиживает около своего офиса на стуле с тростниковой сидушкой, потягивая из бутылки содовую, и болтает со своим механиком. И благодаря способности Ханта смешить маму, её щеки розовеют, и выражение лица приобретает счастливый вид.

— Пока не починят Субару, вы будете ездить вместе? — Губы Либби растягиваются в холодной улыбке. — Удобно.

Я ставлю на стол кетчуп и горчицу с такой силой, что салфетница подпрыгивает. Либби спрашивает у Ханта:

— Ты когда-нибудь подсчитывал, сколько стоит покрасить дом?

— Да, — он замолкает на мгновение. — Слишком много. Лучше я сам покрашу.

— Когда?

— Если хочешь, могу на следующей неделе.

— Хочу.

Её губы язвительно выгибаются в подобии улыбки. Я представляю, как ударяю её кулаком по лицу так сильно, что она откидывается назад на стуле, а её очки падают в маслёнку. Непонятно, где бы она жила, если бы не Хант и мама. Либби может позволить себе снимать трейлер с двумя спальнями на аптечную зарплату только с денежной помощью мамы и урезкой арендной платы от Ханта. На секунду наши глаза встречаются, и мне кажется, что Хант прочитал мои мысли, потому что он держит кружку на уровне своих губ, скрывая их таким образом.

— Либ, торопиться-то некуда, — мама хмурится, и между её бровями снова появляется складка в форме буквы V. — Это всего лишь краска. Он начнёт ремонт, когда посчитает необходимым. — Она отворачивается от Либби, когда Мэгс ставит на стол еду. — Вас отпустили сегодня пораньше?

Мы киваем. Нелл говорит:

— Приехали полицейские, — заметив наш с Мэгс взгляд, она широко распахивает глаза. — Ну... да, приезжали.

— Что они хотели?

Нелл бросает взгляд на нас и выпаливает:

— Они разговаривали с Вордвелами. Миссис Вордвел сказала: «О, Господи». — Она поджимает губы, но остальную фразу выплевывает, как кислую конфету. — Они и в лесу ещё ходили.

В этот момент можно даже услышать, как падает крупинка соли. Мама поворачивается ко мне.

— С тобой говорили?

Я была единственной из сборщиков голубики, кого допрашивали дважды, потому что не поверили с первого раза. Я отрицательно качаю головой.

— Может, они всё-таки её нашли. — Либби намазывает сливочное масло на кукурузу. — Или животные что-то раскопали.

— Вряд ли копы и поисковая группа не нашли бы её так близко к месту, где заметили следы огня. — Хант берёт кетчуп. — В газете писали, что больше не было никаких улик.

Кажется, что просто кто-то хотел скрыть от дороги свет костра, разведя его между камнями. Там нашли закопчённую литровую бутылку и парочку помятых пивных банок. А также большую сумку-почтальонку Рианоны, которая была болотного цвета до того, как попала в костёр. На ней были прицеплены несколько саркастичных значков. На одном из них до сих пор можно различить парочку соединённых вишен с надписью «Съешь меня».

Кусты голубики вокруг камней, подхватившие языки пламени, тлели под мелким дождём ранним утром. Вордвелы могли потерять половину урожая, если бы не пошёл дождь. Я сама это видела, работая бок о бок с остальными на поле на следующий день после исчезновения Рианоны. Наверное, её мама говорила и с Вордвелами, потому что как только Боб увидел ту самую сумку в пепле, сразу же позвонил в полицию.

— Нелли Роуз, я ничего не знаю. — Либби качает головой, а Нелл задирает подбородок. — Я же говорила, что не хочу, чтобы ты снова работала там. Паршивая это работа — проводить время с бродягами.

— Она этого не делает, — заступается Мэгс. — Она работает, а потом сразу же идёт домой.

Возможно, я не очень хотела работать на полях в этом году, но Нелл хотела. Для неё сбор голубики является единственным способом заработать собственные деньги, так как Либби заставляет её всё время посвящать учёбе. Ну, ещё и театру. Нелл страстно увлекается театром, так что нужно и для него отводить время. На её глаза наворачиваются слёзы, и Нелл часто моргает.

— Какая разница. Все прекрасно знают, что Фосс загуляла с один из мигрантов и довела себя до смерти. И однажды её найдут в реке Пенобскот, как и того парня, спрыгнувшего с моста прошлой зимой. — Обычно из реки достают по одной части тела за раз.

Мне не нравится испуганный взгляд на лице Нелл, который говорит: «Не запрещай мне туда ходить», и я решаю за неё заступиться.

— Это бессмысленно. Зачем Рианоне заводить интрижку с каким-то мигрантом? Она такой не была. И самому мигранту незачем разводить костер посреди поля. Для этого у них есть место у бараков.

— Может быть, он не хотел, чтобы остальные узнали о его делишках с шестнадцатилетней девчонкой. Есть законы, которые это запрещают. Малолетки не должны пить алкоголь и ругаться матом. — Либби бросает на меня холодный взгляд. — Хотя некоторых это не останавливает, да?

Мои ладони медленно сжимаются в кулаки. Мэгс и Нелл не поднимают взгляда от своих тарелок.

Хант прокашливается:

— Вот таким, — он откусывает, — и должен быть бургер.

Глава 9

Сидя на крыше, мы слушаем непрекращающуюся перепалку между мамой и Либби, доносящуюся из кухни и затихающую, когда они перемещаются с одного места на другое, с грохотом пододвигая стулья к столу и натирая мочалкой тарелки.

Мама:

— Кого ты пыталась выставить посмешищем: меня, его или девочек? Просто любезнейшая беседа, Либ...

— ... Думаешь, зачем он всегда тут появляется?

— Господи, он просто хозяин дома.

— Я тебя умоляю. Ты, похоже, совсем слепая...

Расположив голову на ногах Мэгс, Нелл уставилась на лес.

— Простите, что рассказала про полицию.

— Ничего страшного. — Мэгс гладит её по голове. — Не такой уж это и секрет. Я не просила тебя молчать.

— Но я должна была понимать. Понимать, что это может навредить.

Я замечаю хмурое выражение её лица: она злится на себя, потому что всегда оказывается на шаг позади остальных. На протяжении целого года она выглядела точно так же, витая в облаках воспоминаний, — она сдерживала себя перед Либби или Мэгс и успевала замолчать, наверное, вспоминая, как я кричала на неё прошлогодней августовской ночью. Я встряхнула Нелл за плечи и толкнула её к двери машины, еле сдержавшись, чтобы не ударить, потому что была невероятно зла после того, как узнала обо всём, что она сделала.

— Не нужно было говорить, чтобы Дарси молчала.

Я слышу, как из крана под сильным напором течёт вода, и тарелки с лязгом оказываются в раковине. Сразу после ухода Ханта мама попросила нас выйти из кухни. Так что мне нужно благодарить его за сегодняшний отдых от мытья посуды. Хотя я лучше бы тёрла тарелки, чем задавалась вопросом, будет ли с нами общаться Хант после самого неловкого ужина, который только можно представить.

— Это сестринское. Разве ты не знала, что все сёстры сумасшедшие?

— Да хватит тебе, — бросает Нелл.

— Богом клянусь, — я перевожу взгляд на Мэгс. — Смотри. Сейчас она хочет съездить к Годро и купить мне карамельное мороженое с фруктами, орехами, взбитыми сливками и кучей мармеладок — прямо как я люблю...

Мэгс качает головой.

— Дай мне свои ключи, и я съезжу, — она заходится смехом.

— Ладно. Вот подожди до осени, и я получу права.

— Ага, ты и та трёхногая собака, которая постоянно бродит у свалки, — язвит Мэгс.

На лице Нелл снова появляется улыбка, а это значит, что мы с Мэгс сделали своё дело. Я откидываюсь назад, ощущая мелкую черепичную крошку под локтями и ладонями. Внизу голоса становятся громче.

Либби:

— И по отношению к дочери будешь слепа? Сара, все знают. Все всё видят. — Я перекатываю крошку под подушечками пальцев, с силой нажимая на неё. — Как долго ты позволишь этому продолжаться? Пока она не исчезнет, как и Фосс?

— Так, довольно.

— А это может произойти. Она сама напрашивается. Каждый раз, как выходит из дома в коротких шортах и ничего не прикрывающей рубашке. Мне страшно, когда мой ребёнок пропадает с ней непонятно где и непонятно с кем. Всё изменилось с тех пор, как вы с Томми ставили всех на уши. И ты это знаешь. Лучше наведи порядок в доме и сделай это как можно быстрее...

— Прекрати мне указывать. — Мама пришла в ярость, и тон её голоса заставляет нас подскочить. На кухне воцаряется потрясённое молчание. — Мне ни к чему твои указания.

Мы сидим в ожидании, переглядываясь друг с другом. Хлопает сетчатая дверь, и Либби выходит на улицу.

Они нашли машину Рианоны.

На следующее утро, когда я спускаюсь из своей комнаты, вижу на кухонном столе газету American. Заголовок на первой странице гласит: «Была найдена машина пропавшей девушки из Сасаноа». Также на странице расположена фотография серебристой «Хонды Фит», которую вытягивают из леса. Забавно, но я представляла машину всю проржавевшей и грязной, а оказалась, что она выглядит точно также, хотя найти-то её не могли всего год. Я вижу на заднем стекле наклейку в виде одного из героев манги, которую она очень любила.

На кухню заходит мама и замечает меня, стоящую около стола. Мы молчим, пока она читает статью из-за моей спины. Почувствовав запах её пудры, я вспоминаю, как мама заткнула Либби прошлым вечером. Из-за меня. Кажется неправильным благодарить её, но и не стоит рассказывать ей, что мы подслушивали, так что я держу рот на замке. Она слегка сжимает моё плечо и подходит к хлебнице.

— Ты поела?

— Нет. — Я смотрю, как она опускает в тостер ещё два ломтика хлеба.

На кухню заходит Мэгс. Она останавливается, стоит мне показать ей газету.

— Кто-то дал им анонимную наводку. — Я кладу газету первой страницей вниз, чтобы мне больше не пришлось смотреть на «Хонду». — Похоже, её машина была в лесу всего пару недель.

— Логично. — Мама опускает рычажок на тостере. — Не хочу даже думать, что поисковый отряд не заметил машину в лесу.

— Это жутко. Где она была всё это время? — Я отталкиваю газету подальше. — Зачем кому-то понадобилось, чтобы её нашли именно сейчас?

Представив, как маленькая серебристая машина Рианоны движется под покровом ночи по спящему Сасаноа, я чувствую, как кожу начинает покалывать. Шины приминают сосновые иголки и листья. Захлопывается дверь. Во мраке исчезают чьи-то шаги.

Я вспоминаю, как заметила горящие фары из окна своей комнаты. Но это произошло пару дней назад, а не недель.

— Я не понимаю к чему всё это. Сделал ли это кто-то из мигрантов или нет? — Я пытаюсь мысленно представить лицо водителя, но все черты расплываются и становятся неясными.

— Всё может быть. — Мама ставит на стол свой завтрак и, усаживаясь, тянется за пачкой сигарет и пепельницей. — Если в этом году он снова работает на Вордвелов, то мог перегнать машину из любого места, где бы ни спрятал её прошлым летом. — Она выдыхает через нос. — Хотел снова всех напугать.

— Нелл будет в ужасе. — Мэгс натягивает свои кроссовки. — Её отряд искал как раз в том месте.

Нелл очень хотела найти Рианону, как будто была ей чем-то обязана. Они не дружили, и я почти уверена, что Рианона считала Нелл странной, хотя никогда об этом и не говорила. Она была истинным Близнецом — никогда не знаешь, в каком настроении ты её застанешь. Но ради дней, когда Рианона была полна энергии и веселилась, стоило жить. Всякий раз, когда она приходила в гости, Нелл тут же бежала к нам. Однажды, когда Нелл ушла в ванную, Рианона спросила меня:

— Разве она не в специализированном классе?

Я подтвердила. Больше Рианона не поднимала эту тему. Затем мы стали всё чаще проводить время у неё дома, ни разу не обсуждая почему. Но подсознательно я понимала причину. И до сих пор ненавижу себя за то, что так и не вывела Рианону на чистую воду. Теперь я ненавижу то, что держалась за дружбу с ней больше, чем за Нелл.

Нелл подходит к двери и приоткрывает её на несколько сантиметров, поглядывая на маму, как будто она вот-вот взорвётся. Я уверена, что целое утро она выслушивала недовольное ворчание Либби о тёте Саре.

— Привет, — здоровается мама, не поднимая взгляда, что позволяет Нелл расслабиться. Она сняла подвеску. Слава богу.

Выходя из дома, я оглядываюсь на трейлер. Этим утром Либби не зайдёт к нам в дом с чашкой в руке. И когда мы уезжаем, свет в трейлере так и не включается.

День пролетает на глазах, я постоянно наблюдаю за Шэем, стараясь хотя бы держать его темп работы, раз я не могу собрать большего него. Мне кажется, что он понимает мои намерения и ускоряется.

В какой-то момент я врезаюсь в Мейсона, укладывая ящики. Мы уже давно собираем ягоды рядом.

— Извини, — быстро бросает он, не поднимая взгляда от кустов.

— Сама виновата.

Мейсон высыпает ягоды в ящик, наполняя его доверху, и ставит на четыре уже собранных. Он отходит за новой тарой, которую мистер Вордвел и Дьюк выгрузили, заезжая сюда в последний раз. Интересно, Мейсон недолюбливает меня из-за всего вранья или из-за правды, которую ему поведал Шэй? А вдруг он из тех, кто сам судит о людях? В любом случае мне не стоит отвлекаться, так что я обращаю всё своё внимание на сбор голубики.

Во время перерыва на обед я подхожу к штабу и становлюсь напротив миссис Вордвел, засунув ладони в задние карманы шорт. Она косится на меня. Миссис Вордвел очень плохо выглядит: бледная, с мешками под глазами, как будто не спала ночью.

— Да, барышня?

Я поглядываю на зелёную доску, запачканную мелом от постоянных перестановок в списке в конце смены. Некто по фамилии Гейнз переместился на седьмое место, собрав почти пятнадцать килограмм черники за три с половиной дня.

— Лучшим работником когда-нибудь становилась девушка?

— Хочешь попытаться? — Её губы растягиваются в кривой улыбке. — Ты же понимаешь, что невозможно успевать за парнями? — Она заходится хрюкающим смехом. — Хочешь обогнать их за тридцать рабочих часов?

Кажется, миссис Вордвел помнит, что я никогда не работала, — ну за исключением того раза, когда меня уволили. На неё снова находит хмурое настроение, и она поджимает губы. Раньше я никогда не задумывалась об их детях. Скорее всего, они уже взрослые и живут где-нибудь подальше от Сасаноа.

Я отступаю, бросая взгляд на лес, в котором нашли машину Рианоны. Я заметила, что все стараются не смотреть в ту сторону, как будто это раскопанная могила, но вокруг только и разносится шёпот о произошедшем. Мне хочется ответить что-нибудь миссис Вордвел: например, как неприятно, что их снова втянули в разбирательство только из-за того, что однажды Рианона решила доказать что-то, начав работать на полях. Но я не могу вымолвить и слова, так что отхожу от неё.

— Прентис. — Я разворачиваюсь и замечаю, как её глаза изучают меня. — Нет. У девушек никогда не получалось.

Мы останавливаемся на заправке Ирвинга вместе с половиной работников. Когда люди гурьбой направляются за энергетиками, я замечаю, как за нами припарковывается чёрный пикап, из которого доносятся тяжёлые басы. Их я ощущаю даже через свои кроссовки. Я хватаю Мэгс за руку, прежде чем она успевает открыть дверь.

— Я заправлю.

— Давай. Всё равно ты платишь.

Я обхожу машину, уставившись на Джесси в ветровое стекло, когда он подъезжает к колонке, газуя пару раз, прежде чем заглушить мотор.

Он вылезает из машины, вешая очки на воротник.

— Привет. — Я опускаю двадцатку в автомат и вытягиваю шланг, поглядывая на его машину. — Ну и где волчья стая?

— С Дьюком. — Он вставляет заправочный шланг в бак и поворачивается ко мне. — У тебя есть планы?

— Да нет.

— Хочешь, чтобы появились?

Я закусываю губу, надеясь, что он не заметит подкрадывающуюся улыбку.

— Я думала, что ты говорил про выходные.

Он ухмыляется.

— Не могу так долго ждать.

Его колонка отключается: у Джесси в баке не было всего лишь нескольких литров бензина. Я сосредотачиваюсь на цифрах, меняющихся на экране, затем закручиваю крышку бака.

— Подожди. — Я смотрю на Мэгс через окошко. — Я поеду с Джесси.

— Разве ты не наказана?

— Мама ничего об этом не говорила. Просто скажи ей, что я буду дома к десяти. Да она и не будет волноваться.

— Будет, — тихо вставляет Нелл.

— Только если вы её не убедите. — Я поднимаю руки вверх, отступая от дверцы. — Рассчитываю на вас.

Ничего не добавив, Мэгс уезжает с заправки, а Нелл смотрит на меня, не отрывая взгляда, через заднее стекло, пока машина не скрывается на Мэйн-стрит. Встретившись глазами с Джесси, я открываю пассажирскую дверцу и залезаю в машину.

Он поворачивает голову в мою сторону.

— Они злятся?

— Нет. — Мы не отводим взгляда друг от друга. — Так мы поедем или нет?

Он ударяет ладонью по машине и садится рядом со мной. Глядя на его покрытое испариной тело, я оживляюсь и понимаю, что готова на всё. Когда мы отъезжаем, высовываю руку из окна, пропуская ветер сквозь пальцы.

Джесси очень быстро ведёт машину по просёлочным дорогам, не объезжая ямы и, видимо, пытаясь раздразнить меня. Я же только улыбаюсь. Я уже проходила через такое.

Я сижу, согнув колени и уперев пятки в приборную панель, ни разу не поднимая руку к ручке над головой. Он резко поворачивает руль и нажимает на тормоз. Я накручиваю на палец волосы, собранные в хвост. Джесси старается изо всех сил. Мне всё же стоило взять блеск для губ.

Затем мы сворачиваем налево на грязную подъездную дорожку, которая узкой полосой тянется к фермерскому дому. По обе стороны от машины вьются клубы пыли. Быстрее и еще быстрее. В последнюю секунду, когда кажется, что мы либо резко свернём в сторону, либо врежемся прямо в гостиную, я наклоняюсь вперёд и тянусь к ручке на двери.

Джесси поворачивает направо, и мы спускаемся по ухабистой дороге: невозможно и подумать, что она скрывается за низкими ветвями дуба. Перед нами предстаёт рифлёный металлический сарай, курятник и поля с цветущими кустами картофеля, растянувшиеся по обе стороны от дороги.

Джесси останавливает машину на пустом участке около сарая, выключает зажигание и переводит взгляд на меня. Его улыбка должна быть запрещена законом.

— Всё хорошо?

— Ага.

— Выглядишь изнеможённой.

Я не выдерживаю и начинаю смеяться, ударяя его по руке.

— Придурок.

Я удивляюсь, что он открывает мне дверцу, несмотря на свою мимолетную победу. Выхожу из машины, откидывая назад свою кепку, и оглядываюсь по сторонам.

— Чей это дом?

— Моего дяди Калеба.

— Красивый.

— Это ты ещё не видела красоты.

Джесси заходит через открытые двери в сарай. Спустя несколько минут он выезжает верхом на пёстрой серой лошади без седла, уздечки, вожжей и тому подобного. Я быстро отступаю назад. Я каталась на пони, будучи ещё ребенком, на Фестивале Принцесс, но никогда на таком большом коне. Джесси захватывает ладонью часть лошадиной гривы и похлопывает её по боку.

— Залезай.

— Хм... — Я делаю шаг вперёд, но сразу же отступаю назад. — Как?

— Не нравятся лошади?

— Нравятся. Просто я никогда... — Если это ещё одна проверка, то я первоклассно с ней справлюсь. Я расправляю плечи. — Что мне делать?

Я становлюсь на колоду, чтобы схватит лошадь за гриву, перекидываю ногу через её спину и усаживаюсь перед Джесси. Он обвивает меня руками и подталкивает лошадь пятками, заставляя её шагать по тракторной колее. Раскачиваясь из стороны в сторону, я радуюсь, что едем мы медленно.

Джесси направляет лошадь к посевным площадям, расположенным за полями и засаженными зерном. Огромные тюки соломы аккуратно сложены по всей пашне. Вокруг только тишина и жужжание насекомых, вдалеке лёгкий ветерок покачивает траву. Чертовски красиво. Джесси подаёт мне руку, помогая слезть с лошади. Она отходит от нас на пастбище. Я стряхиваю с шорт и бёдер волоски от гривы.

— Я слышала, что ты заготавливаешь сено для своего дяди.

— Зарабатываю на жизнь, ну и на всякие мелочи. Я живу с ним.

— Да?

— Родители выгнали меня в одиннадцатом классе. Не мог с ними поладить. — Я почти успеваю сказать, насколько сожалею, но он пожимает плечами, как будто ему всё равно. — А Калеб неплохой. Он много трудится, но, опять же, это просто попытка заработать. Я же в основном прихожу сюда до заката, закончив собирать ягоды.

Я поворачиваюсь, сокращая расстояние между нами.

— Ты же меня сюда привёз не для работы?

Я целую его улыбающиеся губы. Он настойчиво целует меня в ответ, от чего у меня перехватывает дыхание. Мы ложимся на траву, и весь мир вокруг исчезает — я чувствую только прикосновение его кожи и пальцев, гладящих меня по спине под рубашкой. На моих губах остаётся солёный привкус. Я стягиваю с волос резинку, отбрасываю её в сторону, перекатываю Джесси на спину, садясь на него сверху, и тянусь к пуговице на его шортах.

Расстёгиваю его ширинку и нащупываю пальцами боксеры — так и знала. Джесси начинает смеяться и отсаживает меня, вытирая свой рот.

— Чёрт возьми, помедленнее. Куда-то торопишься?

Я не свожу с него глаз. Мои щёки начинает заливать краской от такого неожиданного поворота. Я встаю и оборачиваюсь неуверенная в каком направлении нужно идти, только зная, что надо как можно скорее убраться отсюда. Он зовёт меня по имени. Я не обращаю никакого внимания.

— Дарси? Что ты делаешь?

— Прекрати смеяться надо мной. — Мой голос звучит до отвратительности хрипло, как будто я готова расплакаться.

— Я не смеюсь, — он хохочет, произнося это. — Я не над тобой смеюсь. Я не думал, что...

Он хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе. Я свищу и щёлкаю пальцами в сторону лошади, как будто сама могу залезть на неё и ускакать отсюда. Она не обращает на меня внимания.

Я накидываюсь на него:

— Если ты хотел просто подержаться за руки, то стоило сказать об этом.

— Послушай. Всё было... прекрасно. — Он опускает руки и застёгивает ширинку, не отрывая от меня взгляда. — Ещё же есть время. Да? Вот и всё. — Он наклоняет голову, всматриваясь в мои глаза. — Конечно, если ты этого хочешь.

Я смотрю на него с подозрением, затем отступаю и пожимаю плечами.

— Может быть.

— Здорово.

Некоторое время мы ходим по полю, а между нами чувствуется определенная неловкость. Джесси кидает в меня соломинку. Я отвечаю ему тем же. Уголки моих губ подёргиваются, а сердцебиение возвращается в привычный ритм.

Думаю, что между нами всё хорошо, но после случившего мы будем осторожны. Мы едем на лошади (которую, оказывается, зовут Сторми) сквозь высокую траву к лесу и направляемся по дорожке, тянущейся вдоль ручья, и в конечном итоге оказываемся снова на ферме. Джесси держит одну руку на моём бедре, и я надеюсь, что к нему придёт осознание того, что он упустил. В итоге он должен довести дело до конца, но вряд ли будет его инициатором. Вернувшись на ферму, мы недолго целуемся. Что очень даже неплохо.

Джесси подвозит меня до дома, мама сидит на веранде, подперев ступнями перила и затянувшись сигаретой. Чувствуя её взгляд на нас, я отступаю от машины на пару шагов и поднимаю руку в воздухе.

— Увидимся.

Джесси улыбается.

— С утра пораньше.

Не обращая внимания на маму, он быстро отъезжает, заставляя гравий вылетать из-под колёс. Я смотрю, как удаляется его машина, задаваясь вопросом, что же у нас с ним получится.

Глава 10

На следующий день в шесть часов вечера мы с Нелл направляемся на репетицию конкурса в главный зал, в котором уже установили подиум в виде металлических ступеней. Мы пришли раньше всех и теперь стоим около стены, наблюдая за появляющимися участницами.

— Почему ты не хочешь рассказать, что было между вами? — Нелл шаркает пяткой по потёртости на зеркально отполированном полу.

— Я всё рассказала. Мы прокатились на лошади его дяди.

— Мэгс считает, что это даже не половина того, что было. Она так говорит из-за твоей скрытности.

— Ну, Мэгс не всегда права. Помнишь, она не могла найти свои серёжки, которые ей подарили на день рождения, и решила, что кто-то из нас их взял, не спросив у неё разрешения, и в итоге потерял? Мэгс же неделю тогда с нами не разговаривала. А потом нашла их за комодом.

— Но это было так давно. Сейчас-то она всегда права, — Нелл прикусывает губу. — Хм, главное, чтобы он не сделал ничего плохого.

Если я и была молчаливой, то только из-за постоянных раздумий. За сегодняшний день мы с Джесси не обменялись и парой фраз, потому что я работала как сумасшедшая, стоило мне представить имя Шэя на доске, в то время как мое тело говорило остановиться. Мои мышцы опухли и болят, а когда я выходила из машины Либби, у меня даже закружилась голова. Тем не менее, за сегодняшний день я собрала пять килограмм голубики — мой личный рекорд, а в конце смены под дворниками на машине Мэгс меня ожидал букетик лютиков.

Но вчера с Джесси... Этот день напомнил мне пёрышко, которое скользит по спине под рубашкой, и до него невозможно дотянуться — оно просто не даёт покоя. Джесси совершенно сбил меня с толку. Ни один из парней в моей жизни не вёл себя так. Они меня бросали, обманывали, соблазняли и врали, но никогда не отказывали. И я не знаю, как относиться ко всему произошедшему, но точно уверена, что хочу оказаться с ним наедине как можно скорее.

— Дамы, — миссис Хартвел встаёт около подиума, сжимая ладони. Рядом с её обручальным кольцом на безымянном пальце покоится помолвочное кольцо с огромным бриллиантом. Я уверена, что в юношеские годы её муж был капитаном школьной футбольной команды, а она выиграла конкурс красоты с пышно уложенными волосами, в которых могли бы гнездиться воробьи. — Сегодня мы отработаем хореографию для церемонии награждения. Но не стоит забывать, что сцена на ярмарочной площади будет в три раза шире и примерно на полтора метра выше. Помните, что вы будете идти на каблуках, приподнимая подол платья. Так что будьте осторожны, ведь никто не хочет оступиться. Но даже если это произойдет — не расстраивайтесь, жизнь продолжается. Никто же не идеален.

Она делит нас пополам, разделяя меня и Нелл. Мы выстраиваемся в две линии по обе стороны от подиума и начинаем подниматься по ступенькам под хлопки миссис Хартвел, устанавливающие ритм:

— Вероника, проходи в центр. Блэр, ты идешь ей на встречу. А потом вдвоём поворачивайтесь лицом к зрителям. Просто представьте, что они здесь есть. Прекрасно! Остальные, следуйте за девушками. Проходим, проходим...

Нелл смотрит под ноги и что-то бормочет себе под нос — наверняка считает количество ступенек до своего места. Да, она любит заниматься подобным. Белла стоит за Нелл через одну девушку. И когда последняя наступает на ногу Нелл, Белла врезается в неё и вскрикивает:

— Господи!

Я готова проучить её, столкнув со ступенек, но миссис Хартвел повышает голос:

— Девушки, титул мисс Конгениальность ускользает из ваших рук, пока мы говорим. Доброта и терпение должны быть вашими достоинствами.

Не знаю, как ей сходят с рук эти банальные фразочки, но от неё они звучат не так плохо, будто она и правда в них верит.

Мы повторяем всё заново раз десять. Всем ужасно надоело ходить, вращаться на месте, улыбаться и сидеть, скрестив ноги, но к семи часам мы двигаемся как единый слаженный механизм. Я бросаю взгляд на Нелл, когда она улыбается воображаемой публике. Перед ней как будто что-то настоящее, а не складные стулья и карточки бинго. И знаете что? Как бы странно мне не было здесь находиться, я рада, что увижу исполнение мечты Нелл. Она этого заслуживает.

Наконец, миссис Хартвел отпускает нас, напомнив о репетиции воскресным утром, на которой мы разучим ещё несколько движений. Либби ждёт нас в машине около мэрии, читая христианский роман под уличным освещением. Мамину машину можно будет забрать у Гэри уже завтра — надо только дождаться нового стартера. Я не настолько глупа, чтобы спрашивать у мамы о её поездках с Хантом, однако мы все видели из окна, как они медлят с прощанием возле нашего дома, разговаривая на фоне заходящего солнца. После перебранки с мамой Либби молчит, но стоит ей выйти из нашего дома, как громко захлопывающаяся дверь говорит сама за себя.

Мы останавливаемся у супермаркета «Ханнифорд», чтобы я договорилась с менеджером магазина о спонсорстве, а Либби купила что-нибудь из еды. Я переживаю в отличие от Нелл.

— Всё в порядке, — шепчет она мне на ухо, пока мы ожидаем менеджера у информационной стойки. — Люди любят подобное. Это заставляет их чувствовать себя хорошими.

— Отдавать деньги?

— Помогать, — она скрещивает руки на груди. — Ты поймёшь.

К нам подходит приятный менеджер лет тридцати и сразу же принимает моё предложение.

— Обожаю конкурс. Это лучшая часть лета.

Он говорит, чтобы я возвращалась завтра за чеком на двести пятьдесят долларов, который покроет мои расходы на платье, обувь и цветы. Я понятия не имею, зачем мне цветы и что я с ними буду делать, но у Нелл точно есть ответ.

Как только Либби наполняет корзину, она направляется к единственной открытой кассе — за ней работает Кэт. Кэт склонилась над прилавком, но вытягивается во весь свой стошестидесятисантиметровый рост, когда замечает меня. С её костлявых плеч свисает красная рабочая рубашка, а чёрные джинсы, как после фотошопа, обтягивают тощие ноги.

— О, странник, — приветствует она меня. — Закупаешься с семейкой. Лучше ничего не бывает.

Я ухмыляюсь, и рядом со мной возникает Либби.

— Кеньон работает?

Кэт лопает пузырь из жвачки.

— Снова на больничном. Неудачник. — Она пробивает наши покупки и наблюдает за Либби, карточку которой отклоняет терминал. — Не той стороной. — Кэт продолжает жевать резинку и не отводит глаз от Либби, пока та возится с карточкой и пытается снова оплатить. — Не той стороной.

Когда же у Либби всё получается, её лицо становится бордово-красного цвета. Кэт отрывает чек и передаёт его ей, улыбаясь своими острыми зубками.

Либби выходит из магазина шурша пакетами, а Нелл, наблюдавшая за происходящим с поднятыми бровями, идёт за ней и оглядывается в мою сторону, пытаясь удостовериться, что я следую за ними. Я медлю и шиплю на Кэт:

— Тебя за такое уволят. Она пожалуется менеджеру.

— И что? Она же твоя тётка, да? Ты сама говорила, что ненавидишь её.

Надеюсь, она не заметила, как я вздрогнула.

— Я говорила, что иногда она ведёт себя как сука. — Кэт закатывает глаза, как будто хочет сказать: «Да какая разница». — Мне пора. Не попади в тюрьму.

Она возвращается на своё место и принимается перелистывать журнал.

— Не обещаю.

Либби газует прежде, чем я успеваю захлопнуть дверцу. Так что мне приходится пристёгиваться на ходу. Она до сих пор пребывает в ярости, и я не могу удержаться от чувства вины.

Мы с Кэт начали общаться зимой в десятом классе после нашей ссоры с Рианоной, из-за которой мы перестали разговаривать друг с другом. Пускай раньше я и проводила время в компании ребят, которые были вполне обычными, но мне всё равно было тяжело принять себя такой, какая я есть. Конечно же, рядом были Мэгс и Нелл, но всё-таки они часть семьи, а это совершенно другое. Мы с Кэт вместе работали над проектом по истории Америки. Она была весёлой, и я плевала на всё, что о ней думали. Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как принять её приглашение и прийти к ней в гости в пятницу.

Как только мы оказались в её комнате с ревущими колонками, она достала из-под кровати коробку из-под обуви и предложила:

— Бери.

Коробка была наполнена помадами, тенями, тональными кремами — чего там только не было. Всё было запечатано, а на некоторых продуктах остался даже ценник из Rite Aid. Большинство из них даже не подходили Кэт — она их просто стащила, не посмотрев на цвет. На месте Мэгс я бы просто отказала ей. Сказал бы, что так поступать неправильно, и рассказала бы Либби. Но, будучи собой, я взяла лак для ногтей под названием «Сливовый бархат». Он всё еще стоит на моём туалетном столике, заваленный ватными шариками и резинками для волос.

Мы возвращаемся домой уже по темноте, на крыльце горит свет, а на подъездной дорожке стоит полицейская машина. Наши фары скользят по светоотражающей надписи на дверце, и моё сердце подкатывает к горлу.

Я последняя захожу в дом. За столом сидит мама, а напротив неё — полицейский Эджкомб. Воздух подёрнут дымкой, и всё выглядит как в плохом сне, в котором я не могу двигаться, потому что стою как вкопанная на отслаивающемся линолеуме. Мама обращается ко мне со спокойным выражением лица:

— Дарси. К тебе есть парочка вопросов.

Эджкомб старше мамы, у него полное лицо со вторым подбородком, а большой живот переваливается через ремень, делая полицейского ещё толще. Он такой же высокий, как и Хант, но в весе тяжелее килограмм на двадцать. Он выглядит старым, чтобы носить форму: и в прошлом году я думала также, когда он допрашивал меня в углу комнаты, хотя все остальные столы были свободны, потому что почти весь отдел искал Рианону. Я читаю бейдж на его форме — Капрал. Насколько я понимаю, он может командовать нижестоящими служащими.

— Дарси. — Может быть, всё дело в обвисших щеках и собачьих глазах, но ему всегда удаётся заставить меня чувствовать вину. — Я не хотел, чтобы меня вынуждали приехать к вам.

Я сижу во главе стола, положив сжатые в кулаки ладони на ноги. Либби и Нелл стоят около кухонной столешницы. Все выглядят пойманными в одном и том же страшном сне — слишком тяжело бежать, слишком трудно дышать.

— Я надеялся, что ты была честна со мной в прошлый раз.

— Так и есть, — Либби испускает какой-то звук, и я сутулюсь. — Я была.

Он делает неглубокий вдох, доставая блокнот и со щелчком нажимая на шариковую ручку.

— Мисс Прентис, будет лучше, если мы с Дарси поговорим наедине.

Мама скребёт кончик незажжённой сигареты большим пальцем.

— Нет, лучше не будет. — Уголок её губ безрадостно вздрагивает, и я осознаю, насколько рада тому, что она моя мама.

Эджкомб моргает и спокойно продолжает:

— Это не допрос, а просто разговор. И нет никакой причины, чтобы он во что-либо превратился.

— Тогда в чём дело? — проницательно спрашивает Нелл, переводя взгляд с Эджкомба на маму. Либби берёт её за руку, но Нелл отстраняется от неё, поворачиваясь к маме. — Почему он хочет поговорить с ней?

— Либ, завтра увидимся. — Мама не отводит взгляда от Эджкомба. Должно быть, Либби места себе не находит от того, что всё пропустит, но всё-таки уводит Нелл. Мама стучит зажигалкой по столу. — Так всё дело в машине? Всем известно, что вы её нашли.

— Отчасти. — Эджкомб поднимает взгляд на меня. — Прошлым летом ты сказала, что вы с Рианоной давно не были подругами и что вы больше не общались.

— Да.

— Что произошло?

Я уже отвечала на этот вопрос — ну или пыталась обойти его со всех сторон. Я борюсь с желанием посмотреть на маму и увидеть в ней признаки раздумий или чувство радости, что Рианона больше не приходила в гости. Я всегда подозревала, что мама её недолюбливала.

— Ничего. Просто отдалились друг от друга.

— Вы прекратили дружить без причины? — Он ждёт моего ответа, используя тишину в свою пользу. Я знаю подобный фокус после стольких лет, проведённых с мамой под одной крышей, поэтому даже не спешу отвечать ему. — Трудно поверить в подобное. Когда ты в последний раз была в машине Рианоны?

— Никогда.

— Ты никогда не ездила с ней. И ни разу не сидела в машине?

— Нет. Она появилась у Рианоны после того, как мы перестали общаться. — На секунду я паникую, вспоминая все места, до которых дотрагивалась в машине, но я уверена, что мама не позволит Эджкомбу снять мои отпечатки пальцев.

— Когда ты в последний раз виделась с Рианоной?

— Вы же знаете. В ту пятницу в конце рабочего дня.

— Пятница двенадцатое августа? — Я киваю. — И что она тогда делала?

Этот момент врезался в мою память как фотография, и с каждым месяцем после её исчезновения становился всё более отчетливым. Рианона нагнулась в шести метрах от меня, чтобы собрать рюкзак, затем убрала прилипшие от дуновения ветра к губам волосы. Она оглянулась через плечо и рассмеялась над каким-то парнем, который обратился к ней. Он явно не произвёл на неё никакого впечатления.

Я же, в свою очередь, притворялась, что не замечаю и не слышу Рианону. А когда она появилась в первый рабочий день на полях, я чуть с ума не сошла. Ей было незачем работать. Родители Рианоны покупали ей всё на свете — даже новенькую машину в качестве подарка за получение водительских прав. Летом она обычно работала на добровольной основе вожатой в лагере «Мекви» в Нью-Гэмпшире, куда она ездила с детства. Рианона обожала работать там, но, по-моему, ей больше всего нравилось уезжать от родителей. Они давно развелись, но иногда всё-таки сходились, что в итоге приводило к новой драме. У Рианоны были «друзья из лагеря», которые настолько же плохи, как и из церкви. Эти незнакомцы крадут твою лучшую подругу, когда тебя просто нет с ней рядом. Всякий раз, когда она рассказывала мне истории о том, как они учили детей макраме или ставили с ними спектакли, я не могла не завидовать, потому что они были определенно круче и смешнее меня.

— Она собиралась уезжать.

— Одна?

— Думаю, да. Но я не следила за тем, как она уезжала.

— Какие были планы на вечер? — Он начинает трясти ручкой, когда я сомневаюсь в ответе. — Вы собирались встретиться со всеми на полях вечером или это случайность?

Меня начинает раздражать, что он пытается подловить меня.

— Я не знаю. Я не была на полях той ночью. Я каталась на машине с Кэт Левески.

— Кое-кто утверждает, что ты была там. Что ты на это скажешь?

На стене тикают часы. С маминой сигареты падает пепел. Вот и ещё один след на столешнице.

— Это ложь. — Я прочищаю горло.

— Зачем кому-то нужно это делать? — Эджкомб наблюдает за мной. — Хм?

— Не знаю. Подставить меня.

— Думаешь, что кто-то рискнул бы, дав ложные показания полиции, чтобы просто подставить тебя? — Он тихо присвистывает. — Должно быть, ты и правда умеешь заводить врагов.

Я смотрю на него, не зная, что сказать в ответ. Внезапно на меня наваливается усталость, и я мечтаю лечь на свою кровать, на помятые простыни рядом со старой плюшевой собачкой, спрятанной между стеной и матрацем, и не просыпаться до конца лета.

В этот момент я замечаю Мэгс. Она сидит в темноте на последней ступеньке лестницы в светлой пижаме, наблюдая за нами сквозь перила. Понимая, что всё это время она была рядом, я с легкостью подбираю нужные слова:

— Если вы расскажете, кто вам передал эту информацию, то я могу сказать, почему этот человек решил солгать.

Он пристально смотрит на меня, как будто принимая решение, затем щёлкает ручкой и убирает её в карман на рубашке.

— Дарси, вскоре мы снова поговорим. — Он поднимает блокнот, в котором и слова не написал. — Пока что подумай о том, насколько всё это важно. Семья Фосс страдает. Мы трудимся, чтобы предоставить им хоть какие-нибудь ответы. — Он медлит. — Если ты что-то знаешь, мы это всё равно обнаружим.

Мама не отводит взгляда от сервировочной салфетки. Эджкомб замирает у двери от звука её голоса.

— Моя дочь никак не связана с произошедшим. — Она поднимает взгляд. — Скажите это своему начальнику.

Когда он уезжает, мама выходит на веранду. До меня доносятся утихающие шаги Мэгс, которая поднимается по краям лестницы — старый трюк Нэнси Дрю, чтобы половицы не скрипели. Понятия не имею почему, но я подхожу к сетчатой двери, наблюдая за мамой. Она привычно сидит в углу на кресле. Мотыльки порхают вокруг лампы, ударяясь о матовое стекло, будто они решили, что за ним скрывается рай, и захотели туда пробраться.

Раздаётся мамин голос:

— Малышка, пора тебе начинать говорить правду. Я ничем не смогу тебе помочь, пока ты сама этого не сделаешь.

— Я говорю правду, — но мой слабый голос растворяется в воздухе.

Она медленно качает головой и ничего мне не отвечает. Я поднимаюсь на второй этаж, касаясь фотографии папы. Он был настоящим здоровяком, носил клетчатую рабочую рубашку с засученными рукавами, из кармана которой выпирала пачка сигарет. Я всматриваюсь в своё смеющееся детское личико.

В комнате Мэгс включена лампа. Она определённо ждёт меня, но я прохожу мимо, захожу в свою комнату и закрываю дверь.

Я лежу очень долго, уставившись на засохшие лютики, свисающие с моего окна. Как только в доме устанавливается тишина, начинается мелкий дождь. Я практически засыпаю под убаюкивающий стук капель, но открываю глаза в темноте.

Свет от фар прожигает мои шторы. Он некоторое время стоит на месте, потом перемещается по стене, затем на потолок и исчезает.

Глава 11

На следующее утро Джесси пробегает пальцами по моей спине, направляясь в поле с Шэем и Мейсоном. Позже я замечаю, как он останавливается, чтобы понаблюдать за мной. Но стоит мне помахать ему, как он делает резкое движение рукой, которое похоже на отпугивание мух.

Видимо, наши отношения должны быть в секрете.

Я не против, хотя в прошлом уже проходила через такое. Не трогай меня перед парнями, не улыбайся, будто между нами что-то есть. Что ж, может быть такое отношение от Джесси и удивительно, но я буду ему подыгрывать.

Я собрала сорок шесть ящиков к половине одиннадцатого — это больше, чем я когда-либо собирала до перерыва на обед. Моё сердце напоминает птицу, которая стучится о клетку, пытаясь вылететь. Увидев подъезжающий пикап Дьюка, я сажусь на корточки, чтобы перевести дыхание.

Он уносит мои ящики в багажник и замечает на себе мой взгляд.

— Что такое?

— Кто, по-твоему, собирает больше всех за день? — Я выпрямляюсь. — Ну, кто собрал больше всех ящиков за этот сезон?

Дьюк прислоняется к машине, почёсывая свою грудь. Под рубашкой всё его тело покрыто волосами как у медведя. И это правда — я видела, как он раздевался в жару.

— Несколько мигрантов на южной стороне полей. Но Боб тоже забирает у них ящики, так что я точно не знаю. — Он прищуривается. — Зачем тебе это?

Я пожимаю плечами.

— Просто интересно. — Он загружает наши ящики, мои и Мэгс, и уезжает.

Мэгс смотрит вслед удаляющейся машине. Обернувшись, она произносит то, что не давало мне покоя всё утро.

— Чья-то машина стояла вечером у нашего дома, и в ней кто-то был.

Я поднимаю ручной комбайн.

— Наверное, кто-то остановился, чтобы напечатать сообщение.

— В два часа ночи? На нашей дороге? — Я молчу. — Дарси, может это был полицейский. Не думала об этом? Может он хотел увидеть, что ты будешь делать после того, как он надул тебя со свидетелем. — Всё это звучит как полнейшее сумасшествие, но я знаю Мэгс: она напугана и ищет защиты. — Он же блефовал, да?

— Меня не было на той вечеринке. Мы с Кэт катались на машине.

Некоторое время мы собираем ягоды в тишине.

— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё.

— Знаю.

Между нами снова повисает молчание. Я доверяю Мэгс, ведь она готова язык себе отрезать, прежде чем рассказывать секреты. Но если Мэгс решила, что поступает правильно, пытаясь спасти меня от самой себя с помощью своей умненькой головушки, то она определённо не станет держать язык за зубами. А мне это совершенно не сыграет на руку, потому что в этот раз, поступив правильно, можно навредить остальным. Наши сердца просто разорвутся на части, а Нелл — наша Нелли, которую мы щекотали в траве одуванчиками, которую Мэгс вела до дома с подвёрнутой щиколоткой от Бэк Ридж Роуд, которая плачет над старыми фильмами и влюблена в актёра, умершего ещё до рождения наших мам — уже не будет собой. Я даже не хочу думать о том, в каком свете её выставят люди из нашего города.

— Если снова увидишь машину, скажи маме. — Голос Мэгс полон напряжения. Я причинила ей боль. — И ничего не говори Нелл. Она везде умудряется видеть похитителей.

— Хорошо, не буду.

В пять часов на ярко-голубом небе появляется луна. Я бросаю ручной комбайн в ведро и хлопаю перчатками, отряхивая их от маленьких зелёных палочек и листочков.

Ко мне подбегает Нелл.

— Ты видела? — Она указывает в сторону фургона, пока я недоуменно смотрю на неё. — На доске. Миссис Вордвел написала твоё имя.

К нам подходит Мэгс, и мы идём посмотреть на перестановки в списке. На последнем десятом месте корявым почерком выведено Д. Прентис. Тремя строчками выше находится Гейнз. Я не единственная девушка на доске, но единственная из местных.

Я не могу сдержаться и, вскрикивая, выполняю небольшой победный танец — вскидываю ногу в движении, которое мы разучивали в шестом классе в группе поддержки. Мэгс смеётся и хватает меня за плечи, прежде чем я успеваю упасть.

Миссис Вордвел фыркает, наблюдая за мной.

— Мальчики, поберегитесь, — выкрикивает она. — Она вам ещё покажет.

Она издевается надо мной, но я не обращаю внимания. Никогда не думала, что попаду на доску в этом сезоне, так что теперь с чувством облегчения в уставших ногах я направляюсь с девчонками к машине.

Под дворником покоится сложенный лист бумаги. Мэгс разворачивает его, читает сообщение, и вздохнув, передаёт мне.

Округлым корявым почерком, идеально подходящим Джесси, выведено следующее: «Карьер завтра перед работой будь готова 06:00».

Я оглядываюсь по сторонам, но он уже уехал с Шэем и Мейсоном. Просто замечательно, что он не ждёт моего ответа, а просто предполагает, что тот будет утвердительным. Но так и есть.

— О нет, — выпаливает Нелл, и мы прослеживаем её взгляд. Две полицейские машины едут по степной дороге. — Дарси, они же не за тобой, правда?

Может быть, за одним из ветровых стёкол сидит Эджкомб. Может быть, он на самом деле не блефовал вчера говоря о свидетеле, который видел меня на полях. Но как только автомобили проезжают мимо, я начинаю дышать спокойнее.

— Не глупи. — Мой голос сам не свой.

Все наблюдают, как машины едут в сторону бараков.

— Зачем же они туда направляются? — интересуется Мэгс.

Но никто не может ответить на этот вопрос.

Я пытаюсь не заснуть ночью, чтобы проследить за тем, вернётся ли машина, но сон берёт надо мной верх. Однако не успеваю и глазом моргнуть, как звенит будильник в половину шестого утра, и все моё тело кричит не-е-е-т.

О чём я только думала? Я едва успеваю вовремя вылезти из кровати, добавив полчаса сна в копилку. На цыпочках иду в душ и бреюсь во всех необходимых местах, затем надеваю красное бикини под белую сетчатую накидку.

Сев за обеденный стол, я начинаю нервничать и съедаю всего лишь пару кусочков завтрака. Я пишу маме записку: «Поехала поплавать», затем сажусь с сумкой на ступеньки, ведущие на веранду, надеясь, что Джесси не будет газовать перед домом и никого не разбудит.

Он никак не выдаёт себя: просто подъезжает и ждёт, пока я сяду в машину. На Джесси расстёгнутая толстовка, оголяющая его торс, мешковатые шорты и шлёпки. Он выглядит таким же уставшим, как и я, так что мы не обмениваемся никакими словами, кроме приветствия. Джесси разворачивается и направляется в сторону карьера.

В центре города тихо и пусто, только у заправки Ирвинга и супермаркета припаркованы несколько машин работников. Мы останавливаемся на привычном месте в лесу и спускаемся по утёсу к воде. Солнце недавно встало, поэтому на чёрной глади отражаются оранжевые лучи. Мысль о купании здесь в одиночестве в такое тихое время дня холодит воду, в которую я захожу всё дальше, делая глубокие вдохи.

Мы с Джесси плаваем вокруг друг друга, как будто пришли позаниматься спортом. Он такой же хороший пловец, как и я, но всё-таки не может обогнать меня на выступе. Большие камни выдаются из-под воды, напоминая спины динозавров. Я уворачиваюсь от них, но затем залезаю на один из уступов, перевожу дыхание и улыбаюсь Джесси, подплывающему ко мне.

Он взбирается на утёс, а по его телу стекает вода.

— Проголодалась?

— Ужасно. — Я наблюдаю, как он уходит по тропинке к машине и возвращается через пару минут с пакетом, в котором лежат маффины и маленькие коробочки с соком. Я ни разу в жизни не встречала парня, который бы принёс с собой еду, моргаю и тянусь за маффином. — Ты их сам испёк?

— Ага, с трёх утра. — Он заходится смехом, заметив выражение моего лица. — Вчера купил, — он откусывает от маффина. — Всё ещё хороши.

Мы едим глядя на воду, и по моему телу пробегают мурашки.

— Выглядит каким-то мёртвым, тебе так не кажется? — Я издаю неловкий смешок. — Извини. Понятия не имею, о чём говорить.

— Не извиняйся, я тебя прекрасно понимаю. В спокойной воде есть что-то странное. Это не океан с его постоянными волнами. — Он сглатывает. — Просто подумай обо всём хламе, оказавшемся на дне за эти годы. Например, как в карьере Халлоуэлла. Читала о нём? — Я отрицательно качаю головой. — Пару лет назад какая-то компания осушила тот карьер, чтобы начать добычу гранита. Люди плавали там на протяжении восьмидесяти лет. Какой только ерунды не нашли на дне, даже то, что вообще трудно представить: драгоценности, закрытые банки пива, ключи от машин, сейф с дыркой в стенке...

Я смеюсь.

— Верю.

— Так что какой-то мужик услышал, что карьер собираются осушить, и тут он кое-что придумал. Лет тридцать назад он пошёл поплавать и уронил своё новенькое выпускное кольцо в воду. Долго пытался его найти, но карьер был настолько глубокий, что сделать это было просто невозможно. Мамаша так его отругала, ведь штука-то дорогая, — Джесси крутит крышку от сока на земле. — Поверишь, что он полез в карьер и нашёл то злосчастное кольцо? Скрытое под грязью и всяким хламом где-то в двенадцати метрах под тем самым местом, где он плавал в тот день.

Моё тело пробирает дрожь, стоит мне представить золотое кольцо, падающее в тихой воде на выступ и поднимающее вокруг себя клубы мути. Я смотрю на Джесси, и теперь он мне кажется совершенно другим. Я даже и не представляла, что он думает о подобных вещах.

— Это невероятно.

— Ага, правда? По идее, кольцо должно было навсегда исчезнуть. И он не должен быть его найти. — Джесси убирает мокрые волосы, нависшие над бровью. — Не знаю, жизнь — странная штука. Если думаешь, что чему-то пришёл конец — подумай ещё раз.

— Ага, это правда. — Я обнимаю себя за колени. Небо светлеет, приобретая голубой оттенок, и поверхность воды становится такого же цвета. — Было бы круто специально кинуть что-нибудь туда, на случай если карьер решат осушить, да? Тогда люди бы узнали, что мы были здесь.

— Как капсула времени. — Джесси улыбается. — Что бы ты хотела, чтобы о тебе узнали?

Я быстро окидываю его взглядом. От такого вопроса мне становится не по себе. Что он хочет от меня услышать? Джесси копается в тех вещах, в которых я не готова открываться, поэтому я вызывающе отклоняюсь назад, уперевшись руками в землю.

— А ты что думаешь?

Джесси не отрывает от меня взгляда и наклоняется с поцелуем. Вскоре, поглаживая ладонью мускулы на его плечах, я чувствую гранит под своей спиной, полотенце под головой, его влажную теплую кожу под кончиками пальцев. Он целует мою шею, и я расстёгиваю лифчик, ощущая, как его губы опускаются всё ниже.

В наслаждении я закрываю глаза, но темнота за веками напоминает о ночном небе, озарённом кострами. Запахи дыма, горелого сахара и травы, голоса и смех — всё так близко — и я напрягаюсь, сжав бёдра после воспоминаний. Я открываю глаза, и желанный мной Джесси вопросительно смотрит на меня: «Остановиться?» Я качаю головой и сильнее целую его, чтобы доказать обратное.

В итоге Джесси останавливается, издавая стон и отдаляясь от меня.

— Лучше бы нам пойти. Уже почти шесть тридцать.

Он встаёт и потягивается, не смотря на меня, пока я расправляю свою одежду и надеваю накидку. Аккуратно засовываю полотенце в сумку, чтобы спрятать коробку презервативов, которую взяла с собой утром.

Джесси отвозит меня домой — будет лучше, если мы не поедем вместе на работу. Мы не целуемся на прощание, и теперь он ведёт себя совершенно отвлечённо, чего я совсем не понимаю. Зная о его репутации, нельзя и подумать, что он так быстро меняется в настроении.

Я захожу в дом. Ни мама, ни Мэгс ещё не спускались вниз, так что я мну записку и поднимаюсь в комнату, чтобы переодеться.

— Сегодня ты рано встала, — говорит мама, заходя на кухню, пока я читаю раздел с комиксами в газете. После визита Эджкомба она охладела ко мне, но по крайней мере, продолжает разговаривать.

— Ага.

Я переворачиваю страницу, Мэгс готовит себе завтрак и съедает его, уперевшись подбородком в кулак. Вот и старая добрая Мэгс, которой в большинстве случаев я могу доверять секреты.

Глава 12

Я превзошла саму себя. К концу рабочей недели моё имя в списке переместилось на девятое место, отчего на лице миссис Вордвел появилась кривая улыбка. Чувствую я себя отлично — чёрт, да я просто летаю — хотя сегодня потянула спину и теперь не могу наклоняться. Но в этом нет ничего страшного, в воскресенье я отдохну и буду готова занять место человека на восьмой позиции. Однако время бежит, и нам остаётся собрать голубику только с западного поля — после этого рабочий сезон закончится. Затем мы с Нелл вернёмся в старую, богом забытую старшую школу, а она тот ещё отстой, да и все учителя давно потеряли интерес к работе. Я бы бросила учёбу, если бы Мэгс живьём не сняла с меня кожу. И уверена, что маме будет наплевать, если я буду работать полный рабочий день вместо учёбы.

Подъехав к дому, мы замечаем, что к нему приставлена лестница. С обшивочных досок вплоть до окон второго этажа соскребли старую жёлтую краску. Мэгс паркуется, и из-за угла дома выходит Хант в потрёпанной футболке и кепке. Он машет нам рукой и, подняв лестницу, уносит её за дом.

— Видимо, твоя мама действительно всю плешь ему проела, — Мэгс ухмыляется Нелл. — Он давно уже работает.

Я подхожу к убранной лестнице, массируя больную спину.

— Ты правда взял отгул?

Хант очищает доски от старого слоя краски, которую я помню с детства.

— Только полдня.

— И какого же цвета теперь будет дом?

— Ну, я думал о жёлтом.

Я усмехаюсь и наблюдаю за работой Ханта, ковыряя носком ошмётки краски в траве.

— Слушай, мы поедем к Годро за ужином. Может, хочешь что-нибудь?

— Я уже уеду, но всё равно спасибо.

— Ты пожалеешь. Там продаются лучшие жареные моллюски во всём городе.

— Я думал, что ты ешь только хлопья и пьёшь газировку.

— Нет, ещё я ем жареное.

Приняв душ, мы с Мэгс оставляем маме записку, поясняя, что купим ей ведёрко креветок, и направляемся к трейлеру за Нелл.

Жалко, что мы не часто сюда приходим, учитывая, что до него рукой подать. Мы с девчонками постоянно проводили время в трейлере в детстве, тогда у Либби были короткие волосы и добрые манеры. По крайней мере, я не припоминаю её другой. Однажды она разрешила нам поиграть с игрушкой, в которой можно было делать мороженое, — её подарили ещё маме и Либби, когда они были детьми. Из неё повсюду растекалась жидкая красная масса, но Либби только смеялась и не мешала нам разводить бардак.

Мэгс стучится и открывает дверь. Обстановка не изменилась: виниловый обеденный столик с табуретками на кухне, фотография малышки Нелл в рамке, размещённая на стене, и диван, покрытый простынёй, закрывающей прорехи, сделанные их старым котом Тигром.

— Нелли. — Либби выглядывает из кухни, даже не здороваясь с нами. Она помешана на рукавицах — вяжет их круглый год. Видимо, это её успокаивает. В итоге, у нас оказывается много ненужных пар, которые она отдаёт в благотворительный фонд «Одежда для детей» каждый декабрь.

Нелл машет нам из своей комнаты в глубине коридора, внутри которой полный переполох: косметика и кисти разбросаны перед зеркалом, полки забиты потрёпанными книгами по косметологии, а рядом с ними расположилась серия книг «Клуб нянь» и «Детишки из коробки». Над кроватью Нелл до сих пор прикреплены бело-розовые цветы, которые она сделала из тонкой бумаги в шестом классе. А на стене вокруг них она приклеила кучу фотографий Джеймса Дина в виде коллажа. Все они разных размеров, некоторые цветные, некоторые чёрно-белые: Джимми склоняется через мотоциклетный руль, прогуливается по городу в чёрном пальто, ухмыляясь с сигаретой во рту. Видимо, Либби решила, что будет лучше, если Нелл влюбится в мёртвого парня, ведь вероятность того, что он полезет к Нелл через окно ночью, нулевая.

Нелл застёгивает последние пуговицы на безрукавной кружевной рубашке и сутулится, растянув материал.

— Я купила её в секонд-хенде Twice Is Nice. Не думаете, что она тесная в груди?

— Нет, довольно милая. — Я тянусь к керамической тарелке, стоящей на её туалетном столике, и передаю Нелл жемчужные гвоздики, стараясь не дотронуться до подвески с масками, как до угря. — Вот эти. Однозначно.

Либби смотрит на нас сквозь очки, когда мы проходим мимо.

— Нелл. Возьми свой телефон. И надень свитер.

— Жарко же.

Я чувствую, как стучит сердце.

— Иди за свитером. — Она откладывает спицы. — Можешь взять мой кардиган с маленькими жемчужными пуговицами.

Лицо Нелл озаряется.

— Хорошо.

Она возвращается назад, а нам с Мэгс становится не по себе. Когда мне было восемь лет, мы делали мороженое на кухне, и я бы никогда не подумала, что однажды буду испытывать здесь такое неудобство.

Либби переводит взгляд на телевизор.

— Она должна быть дома к половине девятого.

Половина девятого? Серьёзно? Ультиматум девушке, которой исполняется девятнадцать в ноябре? Я представляю сладко спящую Либби, видящую самовлюблённые сны и даже не подозревающую, что её дочь полностью раздета, догола. Меня начинает подташнивать:

— Мы едем за ужином, сразу же вернёмся.

— Такое я уже слышала. Потом вы исчезнете втроём до полуночи.

Но этого никогда не было. По крайне мере, втроём мы такое никогда не проделывали. Мэгс вздыхает, говоря Либби взглядом: «Как же ты меня достала».

Как же хорошо сидеть в машине Мэгс с опущенными окнами и чувствовать себя свободной. Мы сигналим проезжающей мимо маме, её проржавевшая Субару снова сжигает бензин на дороге. Сквозь зеркало я наблюдаю, как она съезжает на подъездную дорожку и идёт к дому посмотреть на проделанную Хантом работу.

У Годро полнейшее сумасшествие — люди понимают, что скоро лето закончится. Ко Дню Труда окна выдачи заказов закроются, и рекламные щиты будут расписаны фразами «Спасибо за ещё один сезон!»

Открывается задняя дверь кафе, и я узнаю мигранта с полей в переднике, вытряхивающего мусор в бак. Должно быть, мистер Годро платит им незаконно за помощь на кухне. Ха, семейный бизнес значит.

— Закажешь мне, хорошо? — Я отдаю Мэгс десятку, чтобы она не выносила мне мозг.

Я сижу за пустым столиком, наблюдая, как мигранты завязывают мешки с мусором, и размышляю, как же ужасно собирать голубику целый день, а потом пахать здесь до закрытия. Вдруг рядом со мной кто-то садится.

Шэй. Я шокирована тем, что забыла, как он выглядит за пределами работы: его волосы влажные от недавно принятого душа, а приятная белая рубашка-поло намного лучше тех, что носят парни в будние дни. Ну это же Шэй. Он покупает кроссовки только нужной марки и постоянно пытается выжать максимальную скорость на своем мотоцикле «Кавасаки Ниндзя 300». Я цепенею под взглядом его львиных глаз.

— Мои поздравления.

Я хмурюсь.

— Что?

Он кладёт между нами брошюру. Узнав в ней брошюру Пляжного Фестиваля, всё моё приподнятое настроение вмиг пропадает. Миссис Хартвел, видимо, очень спешила с её публикацией.

На обложке напечатаны крючковатые надписи и фотографии с прошлогоднего фестиваля: корова Гернси, выигравшая голубую ленту на конкурсе домашнего скота, блюда с лобстерами и дети на карусели. По ладоням Шэя можно заметить, что он много работает.

— Я слышал про тебя, но до последнего не верил. — Он пролистывает брошюру, остановившись на двенадцатой станице.

Выражение моего лица не меняется, но чувство стыда как никогда горчит, стоит мне взглянуть на хмурую блондинку рядом с глупым вымышленным описанием — Дарси планирует путешествовать — как я жалею, что не ушла с конкурса красоты. Теперь все знают. И хуже всего, что знает Шэй.

Он пододвигается ближе ко мне. От него пахнет кремом для бритья и мятной жвачкой, которую он, скорее всего, выплюнул перед тем, как подойти ко мне. Шэй дразняще ведёт себя, как будто есть какая-то шутка, понятная только нам.

— Ну они понимают, с кем связались? О твоей репутации уже должны знать в округе Хэнкок. А около развалившейся дыры, в которой ты живёшь, нужно было давно повесить знак.

Шэй живет с отцом и его девушкой в малюсеньком модульном доме на Мерилл Авеню, перед которым стоят старомодные декоративные садовые шары. Так что я не понимаю, кем он себя возомнил. Складывают руки на груди и смотрю перед собой.

Шэй ненадолго замолкает.

— Почему я от тебя так ничего и не слышал? — Я изучаю взглядом пятна на тротуаре и краешек упаковки из-под кетчупа около ножки столика. — А? Я думал, ты позвонишь.

Обычно я бы ответила, что «Телефоны работают в обоих направлениях», но, кажется, что настоящая я спряталась куда-то подальше и видна только проблесками. Шэй протягивает руку, пытаясь проявить нежность, и поглаживает мои волосы. Я отстраняюсь от него. Шэй не двигается, устремив на меня пронзительный взгляд, как будто пытаясь увидеть меня насквозь. Желваки на его челюсти двигаются, он раздражённо хрипит и наклоняется к моему уху:

— Можешь забраться на сцену, надеть красивое платье и наговорить милых вещей, пытаясь понравиться людям. Но я буду там, зная, что поимел тебя. А для этого мне и стараться не пришлось. Также, как и многим парням. Никто не даст корону дрянной шлюхе, которая напивается так сильно каждые выходные, что не знает, на чьём заднем сиденье оказывается.

Слова повисают в воздухе. Изнутри меня начинает пробиваться огонь, наполняя все моё тело — я вспоминаю, кто я такая, поворачиваюсь к Шэю и говорю ему прямо в лицо:

— Я надеру тебе задницу в понедельник.

Шэй фыркает, откидываясь назад.

— Что?

— Ты меня слышал. Я могу собрать больше тебя, и я это докажу.

Он смеётся, но я не обращаю на него никакого внимания, ведь снова уверенно стою на ногах.

— Ты правда уверена, что станешь лучшим работником.

— Нет. Но буду им, когда обойду тебя.

Сквозь толпу к нам идёт Нелл, хмурясь до такой степени, что становится сама на себя не похожей. Она берёт меня за руку.

— Нам пора.

Продолжая смеяться, Шэй обращается к Нелл:

— Подожди-ка...

— Не говори с ней. — Нелл задерживает сосредоточенный взгляд на Шэе, как будто призывая его продолжить фразу. Он молчит и продолжает ухмыляться, но, видимо, ему интересней наблюдать за горяченькой девчонкой, затыкающей его рот.

Нелл уводит меня от столика, плотно прижав мою руку к своему телу.

— Ты в порядке?

— Да. Почему я не буду в порядке?

— Мне так не показалось. Ты была испугана.

Эти слова озадачивают меня, и я освобождаюсь из её хватки.

— Где Мэгс?

Она разговаривает со знакомыми из школы у капота своей машины, на котором стоят масляные пакеты с едой. Все они говорят тихими, но взволнованными голосами.

— Ты не поверишь, — объявляет Мэгс, как только мы садимся в машину.

Я пожимаю плечами, не расположенная к сплетням.

— Копы поймали кого-то. Из-за дела Рианоны. — Мы с Нелл пристально смотрим на неё. — Два разных человека, живущих на Черч-стрит, видели, как его забрали. И он всё ещё не вернулся. Прошло почти два дня.

На этой улице живёт много людей, но на ней я частенько заходила только в один дом.

— Кеньон Левески. — Мэгс переводит взгляд на меня. — Его усадили в полицейскую машину вечером в четверг.

Я медленно откидываюсь на сиденье, с трудом выдыхая воздух. Выехав с парковки Годро, мы сворачиваем на Мэйн-стрит, и я замечаю Шэя, который сидит за столом с моими знакомыми, включая Мейсона и Джесси. Джесси поворачивает голову, чтобы посмотреть на нашу удаляющуюся машину.

Глава 13

Кэт не отвечает на звонки. Вчера вечером я оставила ей три сообщения. «Я слышала про Кеньона. Перезвони». А сегодня утром добавила ещё одно, но от неё до сих пор нет никакого ответа. Невозможно, чтобы Кеньон мог как-то навредить Рианоне. Они дружили — ну по крайней мере, между ними были дружеские отношения. Он и Рианона тусовались вместе, и однажды я видела этих двоих сидящих на трибуне во время урока физкультуры — они о чём-то болтали, игнорируя свистки тренера Тремблея. Ко мне приходит осознание, что, скорее всего, про моё присутствие на полях в ночь исчезновения Рианоны сказал именно Кеньон. Но если это действительно так, то я совершенно ничего не понимаю.

Мэгс не высказывала свою правоту относительно близнецов Левески, а тактично переводила тему разговора и перед началом смены даже не вступила в разговор с местными, надменно упоминавшими Кеньона. Нелл прикусывает большой палец и поднимает на меня взгляд. Она наблюдает за мной с тех пор, как оттащила от Шэя. Нелл заметила то самое выражение моего лица, которое я тщательно от неё скрывала, теперь же я не знаю, как исправить ситуацию. Так не должно быть, ведь это я за ней присматриваю, а не она за мной.

Сейчас в мою сторону двигается свита во главе с Шэем, за ним следует Мейсон и другие парни. Большинство из них ухмыляются, неся ручные комбайны и бутылки с водой, будто бы они планируют задержаться здесь на ночь.

Я скрещиваю руки на груди и встречаюсь с ними взглядом. Шэй останавливается, едва не наступив на мои ноги. Он смотрит в мои глаза, но при этом громко и самодовольно обращается к парням с очередной шуткой:

— Сегодня наша мисс Америка собирается надрать мне зад.

Раздаётся смех. Не улыбается только Мейсон. Он пристально смотрит на меня, пытаясь в чём-то разобраться. Я ищу взглядом Джесси, но нигде не нахожу его лицо.

— Так и есть.

Шэй оглядывается на парней, и они заходятся ещё большим смехом и свистом.

— Я же говорил. — Он наклоняется ко мне как к ребёнку. — Что ж, принцесса, не вини меня за то, что уйдешь домой в слезах.

Я поднимаю свой комбайн и принимаюсь за первый ряд голубики.

— Ты всё ещё болтаешь?

Всё — игра началась.

Я не обращаю внимания ни на кого, кроме Шэя. Сегодня сильный ветер быстро несёт пышные белые облака по небу и поднимает с земли листья и пыль, отчего мои глаза начинают слезиться. Но мне нет нужды видеть, ведь моё тело работает как отлаженный механизм: собираю — собираю — собираю, вытряхиваю, собираю — собираю — собираю, вытряхиваю, закрываю ящик, открываю другой. Вокруг меня, как линии электропередач, гудят разговоры и раздаются смешки парней.

Наступает перерыв на обед.

— Дарси, что происходит? — Лицо Мэгс зависает передо мной, когда я заглатываю еду, не желая тратить ни единой секунды. — Почему ты гонишься за Шэем? Эй, ты меня слышишь?

Я не уверена, что бормочу ей в ответ хоть что-нибудь. Вторую половину дня я работаю во все лопатки, и как только миссис Вордвел начинает подсчитывать общий сбор голубики и делает перестановки в списке, я выпрямляюсь, упираю руки в бока и готовлюсь броситься к ней как скаковая лошадь.

Шэй переместился на шестое место. Я же обошла мигранта по имени Банковски и теперь на восьмом месте.

Просто прекрасно. Я пахала вне себя, чтобы переместиться только на одну позицию. Шэй ухмыляется во все зубы, покачивая головой и собирая свои вещи. Остальные парни тоже уходят, разговаривая о планах после работы. Кажется, что для них соревнование уже закончилось, но это далеко не так.

Мамин сад поистине прекрасен. Все ряды вымерены линейкой, а по краям установлены столбцы с названием растений. Он затмевает собой заброшенные заросли Либби, поэтому никого и не волнует, что Хант ставит лестницу именно в них, приминая бархатцы и дицентры.

После ужина мама пропалывает сорняки и собирает фасоль. Моя посуду, я наблюдаю за ней сквозь окно. Она склонилась над землёй в рабочей одежде: в потёртых джинсах и тонкой футболке, сквозь которую выпирает её позвоночник. Сегодня у мамы выходной, но она и не думает отдыхать. Только подумайте об этом.

Я брожу вокруг неё, пока она не оборачивается, заметив меня и зажмурившись в золотистых лучах солнца. Мы не упоминали в разговорах Эджкомба или тему лжи, но, видимо, она замечает что-то в выражении моего лица и похлопывает по земле рядом с собой.

Я сажусь и выдёргиваю сорняки, разрывая их ногтями напополам. Налетевший ветер гудит в консервных банках, сквозь которые протянуты нити — они отпугивают ворон — и развевает старую рубаху, повешенную на пугало. Мужская рубашка, наверное, осталась от отца. Мама убрала все папины вещи на чердак, упаковав их в коробки, потому что многие из вещей ещё хорошего качества и могут пригодиться. Например, большие ботинки с металлической пластиной в носке, плотное пальто из мембранной ткани, в котором он работал на буксире в Белфасте, а также набор пивных кружек Clydesdale.

— Как отреагировали бабушка с дедушкой, когда ты познакомила их с папой? — Я часто слышала эту историю, но всегда рада услышать её ещё раз.

Мама фыркает.

— Ты знаешь, как они отреагировали. — Пауза. — Ты же знаешь, что мои родители верующие католики.

— В отличие от нас.

— Да. Если в воскресенье бабушка Нэн не сидит на церковной скамейке, то точно наступит Восхищение Церкви. Да и с дедушкой порой жить очень трудно. — Она передаёт мне дуршлаг и жестом призывает к сбору. — Впервые я увидела твоего отца на парковке перед зданием братства на праздновании дня Святого Патрика. Я не хотела идти, но пришлось из-за Либби, ведь я старше и должна присматривать за ней. Твой отец сидел на старом мотоцикле в красно-чёрной куртке с поясом и накладными карманами. И я ни у кого не видела такой шевелюры, какая была у него.

Я расплываюсь в улыбке.

— Любовь с первого взгляда? — За трейлером со скрипом начинает двигаться верёвка для сушки белья на заржавевших колесиках.

— Почти. Либби разозлилась из-за какой-то глупости и уехала раньше, так что папа предложил подвезти меня домой. — Я слышу «Ха», доносящееся от трейлера, рядом с которым наш разговор определенно можно услышать. — Я согласилась. Когда бабушка увидела меня на мотоцикле, то сразу же взялась за свои чётки. Дедушка ждал нас на пороге дома и первым же делом спросил: «Сынок, ты знаешь, что мотоцикл не освидетельствован?». Твой папа сказал, что знает. «Ну и какого хрена ты разъезжаешь с моей дочерью на незаконном куске металла?». И он отправил твоего отца восвояси. — На этом моменте она всегда делает паузу. Я улыбаюсь, срывая с веточек фасоль, предвкушая услышать известное мне продолжение.

— В следующую субботу к дому подъехал Томми Прентис на том же мотоцикле, только теперь выхлопная труба была починена, а на номерной знак был приклеен техталон. Дедушка взглянул на его куртку и сказал: «Сынок, если ты думаешь, что я позволю кататься своей дочке с парнем, одетым как бездомный, то ты точно сошёл с ума». И он снова прогнал твоего папу.

Через неделю он вернулся в лоснящемся костюме, с розовым платком в кармане пиджака и туфлями с перфорированным носком. От него пахло лосьоном после бриться. Он подарил мне розу и попросил у дедушки разрешения провести со мной время. Дедушка поинтересовался: «Куда ты хочешь её отвезти?». И папа ответил: «На автобойню в Форт Кент».

Я захожусь смехом.

— И он тебя отпустил?

— Знаешь же, что отпустил. Дедушка и слова не мог вымолвить. И в день нашей свадьбы был таким же.

Я слегка посмеиваюсь, чувствуя, как дневная усталость постепенно сваливается с моих плеч.

— Работа с домом продвигается.

— Ага.

Хант полностью отчистил от краски обшивочные доски с одной стороны. Он занимался ремонтом с утра и уехал до нашего возвращения с полей. Похоже, что он выбросил наш мусор и прополол траву вокруг сарая.

Либби обходит трейлер, волоча за собой корзину для грязного белья. Она выкрикивает:

— Сара, это случилось не из-за глупости. Я вполне обоснованно разозлилась на тебя тем вечером.

Мама вытягивает шею.

— Из-за чего?

— Ты кинула меня из-за придурка в куртке лесоруба.

Я снова звоню Кэт. Меня сразу же перебрасывает на голосовую почту. Обернувшись, я замечаю на пороге Мэгс, которая наблюдает за мной сквозь сетчатую дверь.

— Всё так же? — Ей наплевать на Кэт, но мне приятно, что она не перестаёт волноваться обо мне. Я открываю рот, чтобы задать ей вопрос, но она перебивает меня. — Дай угадаю. Ты хочешь съездить к ней. И не заснёшь сегодня, пока не съездишь. — Она вздыхает и надевает шлёпки. — Ты платишь. Никто бесплатно не ездит.

Нелл устроилась на полу веранды и наблюдает за своей рукой, раскладывая карты. Мэгс объявляет ей, куда мы направляемся.

— Дорогая, останься здесь. Твоя мама точно не одобрит.

Нелл удивляет нас, ответив:

— Хорошо. — Она раскачивается дальше без дополнительных вопросов. Обычно она ненавидит быть в стороне, особенно в ситуациях, которые не одобрит Либби.

Мэгс сообщает маме о нашем отъезде, и мы уезжаем в город. Я не могу объяснить, какие отношения между мной и Кэт. Мы не лучшие подруги, но она была единственным человеком из школы, кто общался со мной не на спор, благодаря болтливости Рианоны.

Ладно, Рианона не первой распустила слухи — это были старшеклассники, с которыми мы встретились на футбольном поле в Хэллоуин во время моей учёбы в десятом классе — но она тоже достаточно наговорила. Даже сейчас к моему лицу приливает жар от воспоминания о голосе девушки, возможно Джорджии Сир, который доносился до ванной комнаты, где я сидела как мышка: «…сказал, что почти позвал Дарси Прентис. Я не понимаю. Она не такая уж и красотка». Рианона сухо рассмеялась: «Не беспокойся. Он просто хотел, чтобы ему перепало».

И до сих пор я ненавижу её за эти слова.

Голос Мэгс врывается в моё сознание:

— Признавайся. Почему ты соревнуешься с Шэем?

— Потому что он придурок.

— Само собой. Но у тебя должна быть причина получше.

Я переключаю радиостанции.

— Он наговорил мне всякой ерунды о конкурсе, поэтому я ответила ему, что могу собрать больше голубики, чем он.

— Ты сможешь? — В голосе Мэгс слышится неподдельный интерес. — Ты отлично работаешь, Дарси. Ты зарабатываешь почти вдвое больше меня, а я-то не бездельничаю.

Мэгс просто так не будет раздавать комплименты, так что это многое значит. И я впервые думаю об этой ситуации без гнева.

— Не знаю. Он сильнее меня, но, возможно, я быстрее.

Она хохочет, откидывая голову назад.

— О, ему определенно не понравился твой вызов, да ещё и в присутствии парней. Я уверена, что он взбесился. — Мэгс переводит взгляд на меня. — Тогда вы с ним точно не...

— Нет, — отрезаю я.

— Просто уточняю. — Молчание. — Хорошо.

Я начинаю нервничать, как только мы сворачиваем на Черч-стрит. Семья Левески живёт в милом белом двухэтажном доме, рядом с ним стоит отремонтированный сарай, который они используют под гараж. Я подхожу к входной двери и стучусь. Спустя минуту Кэт открывает дверь: её глаза полуприкрыты, а волосы сбиты на плечах. На ней надета майка, из-под которой выпирают маленькие груди.

— Привет, — здороваюсь я. — Я тебе звонила.

— Знаю. Прости. — Она косится на машину Мэгс, почёсывая бедро сквозь обвисшие шорты, на которых нарисованы кролики Playboy.

— Это моя сестра.

— Да, я вижу. — Она выдыхает и переводит взгляд на меня.

— Как у вас с Кеньоном дела?

Она колеблется в нерешительности.

— Он спит.

— Он дома? Я думала, что его арестовали. Все об этом говорят.

Она фыркает и опускает взгляд на чёрные ногти, раздражённая либо моим вопросом, либо всем миром.

— Его допрашивали, но никаких наручников не надевали.

Она практически захлопывает дверь перед моим лицом, но я останавливаю её ладонью.

— Я хочу поговорить с ним.

Она открывает рот, но оборачивается, когда в коридоре появляется чья-то тень.

— Кеньон? — Я захожу в дом, проигнорировав Кэт.

На нём надеты только мешковатые скейтерские джинсы. Кэт давно начала красить свои волосы то в чёрный, то в синий цвет, в отличие от блондина Кеньона со светлыми карими глазами и едва проступающей козлиной бородкой. Он стоит, облокотившись на лестницу и, наверное, размышляет о том, успеет ли сбежать от меня на второй этаж.

Я не знаю, как начать разговор, но желание разразиться криками пропадает, как только я замечаю выражение его лица. Парень устал. Его глаза кажутся впавшими после пережитого шока, а скулы начали выпирать, как будто он давно не ел. Несмотря на это, в моём голосе слышатся нотки раздражения.

— Почему ты рассказал копам?

— Слушай, мне жаль, хорошо?

— Почему ты упомянул моё имя, Кеньон?

Он выходит из себя.

— Потому что я её и пальцем не тронул, но копы так не думают — считают меня каким-то маньяком, типа Кожаного лица. Поэтому они сняли мои отпечатки пальцев.

— Чувак! Замолчи. — Я никогда не видела злую Кэт, и сейчас непривычно смотреть, как она накидывается на брата, а её глаза округляются. — Ты не должен трепаться об этом. — Кеньон ничего ей не отвечает, выглядя совершенно разбитым. — Ты такой идиот, — бросает Кэт и уходит на кухню.

Мы с Кеньоном встречаемся взглядами. Со второго этажа доносится голос миссис Левески:

— Кенни? Кто там?

Он раздражённо рычит и открывает дверь, ведущую в гараж. Не знаю, хочет ли он, чтобы я пошла за ним, но я просто шагаю внутрь.

Над полкой с инструментами горит свет, а воздух пропитан запахом древесных опилок и моторного масла. Здесь мы выпиваем, когда Кэт приглашает кого-нибудь в гости. У семьи Левески мебельный бизнес, и миссис Левески обожает заниматься йогой, проводить выходные в СПА-салонах, поэтому большую часть времени дом находится в распоряжении близнецов. Я опираюсь на кулер, наблюдая, как Кеньон ходит из стороны в сторону.

— Где они нашли твои отпечатки?

— На машине. Идиотский «Фит». Он был у меня. — Кеньон замечает выражение моего лица. — Я не угонял машину. Она сама мне её дала. — Я стою в ожидании, пока он чешет макушку, взлохмачивая волосы. — Боже, я объяснял это уже девять тысяч раз.

— Бро, лучше объясни девять тысяч первый раз.

Он говорит медленно, как будто считает меня отсталой.

— Она дала мне ключи от машины на полях той ночью сразу после того, как Кэт отвезла тебе домой.

— Она отдала тебе свою машину.

— Ну да. Ей было наплевать. Ты же знаешь. Машина была всего лишь ещё одним подарком от её родителей, которые надеялись, что Рианона никогда ни во что не вляпается. В ту ночь мы последними уезжали, и она поинтересовалась, не сделаю ли я ей одолжение и не заберу машину.

— А как она собиралась добраться до дома?

— Сказала, что её подвезут. Вообще я решил, что она хотела взбесить мать, приехав не на своей машине. Когда я уезжал, она сидела в одиночестве у костра. Я переночевал в домике на озере Аламузук. Отправил отцу сообщение — сказал, где нахожусь. Ничего страшного, я уже так делал. Утром Кэт позвонила мне и сообщила, что никто не может найти Рианону. Ещё она спросила, видел ли я её.

— И ты побоялся рассказать, что машина была у тебя?

Он раздражённо смотрит на меня.

— Думаешь, я тупой? Копы меня знают. Они бы меня быстро посадили за решётку и допрашивали бы, где я спрятал тело. Копы ни за что не поверили бы, что я не крал машину. Боже, я так наложил в штаны от страха.

Окутанный волнением, он подходит к груше, висящей в углу гаража, и ударяет в неё кулаком левой руки, который оставляет в воздухе глухой хлопок — пух.

Я подхожу к капоту пикапа Кэт.

— Ладно тебе, мог бы и рассказать кому-нибудь. Кэт бы помогла тебе. — Он пропускает мои слова мимо ушей. — Где ты прятал машину всё это время?

— В сарае около того дома. Стояла там всю зиму, — бросает он. — В июне отец предложил открыть дом на летнее время, и я испугался. — Он трёт пальцами глаза. Они с Кэт совершенно одинаковые: худые, как щепки, с длинными пальцами, которые никогда не находятся в расслабленном положении. — Я думал, что если где-нибудь оставлю машину, то копы с легкостью её найдут. Но неделями никто не мог этого сделать. Больше терпеть я уже не смог и дал наводку. Я вытер руль, дверные ручки и всё такое, но стоило им снять отпечатки пальцев, как — динь-динь-динь — всё и обнаружилось, — в грушу прилетает ещё один удар. — Думаю, что я единственный с криминальным прошлым, кто трогал машину.

Кеньона поймали с пакетиком травки на школьных танцах в десятом классе. Вроде бы ему назначили общественные работы и консультации у нарколога.

— Тебе предъявят обвинение?

— Скорее всего. Но я сказал им, что не знаю, где Рианона.

— Они поверили?

Он бросает на меня тяжёлый взгляд через плечо.

— А ты?

— Да. — Я действительно верю ему. Видимо тот, кто забрал Рианону той ночью был последним, кто видел её в живых. — Я хочу знать, почему ты меня подставил. Я сказала в полиции, что мы с Кэт катались на машине. Кэт тоже меня прикрыла. Она не хотела быть пойманной за незаконное проникновение больше, чем кто-либо.

Он избегает моего взгляда, и я вспоминаю, как он щекотал меня в школьных коридорах или нёс на своём плече через парковку, не обращая внимания на мой смех и крики.

— Я упомянул ещё парочку человек. Не только тебя. — Наконец, он поднимает на меня взгляд. — Извини. Правда. Я должен был дать им хоть малейшую информацию, чтобы они отвязались от меня.

Мои ногти врезаются в ладони. Он не может понять, почему это так задело меня. Он не знает, почему Нелл в истерике позвонила Кэт той ночью в поисках меня, почему я в спешке уехала с вечеринки. Он не знает, на что натолкнул копов, не осознаёт, как пузырь, в котором я укрыла Нелл, готов вот-вот лопнуть. Но я знаю только одно: независимо от того, что сделали бы мне копы, я бы никогда его не сдала. Никогда. Я всего лишь отвечаю:

— Ага.

Между нами повисает тишина, а Кеньон продолжает бить по раскачивающейся груше. Собрав остатки духа, я спрашиваю:

— Думаешь, Рианона мертва?

— Должна быть.

Во мне что-то щёлкает. Он мрачен, он не задал Рианоне никаких вопросов о машине.

— Она тебе нравилась, да? — Молчание. — Она знала?

Кеньон медленно отводит кулак и бьёт косточками пальцев по груше, обтянутой кожей.

— Она никогда бы не узнала, — едва слышу его голос.

— Увидимся, — прощаюсь я, надеясь, больше с ним не встречаться.

Подходя к машине Мэгс, стрёкот сверчков и охлаждённый знойный воздух возвращают меня к жизни. Стоило мне переступить порог этого дома, как всё изменилось.

Глава 14

На пыльной парковке у ярмарочной площади одиноко припаркованы машины участниц конкурса красоты, а рядом установлен главный шатёр, в котором каждый год проводятся соревнования на звание лучшего пастуха. Я медлю, наблюдая за бегущей к входу Нелл, она оборачивается и настойчиво машет мне рукой.

Теперь у меня точно не получится сбежать.

Миссис Хартвел написала, что сцену уже установили, так что воскресная репетиция состоится в месте проведения пресловутой коронации. Мои ноги начинают подкашиваться, но, следуя за Нелл, я поднимаюсь по ступенькам на закрытую сцену и оказываюсь в гуще остальных конкурсанток. С прошлого года до сих пор не выветрился запах луковых колец и коровьих лепёшек. Рука Нелл проскальзывает в мою ладонь. Не проронив ни слова, она сжимает мою руку и ободряюще улыбается, отчего на её щеке появляется маленькая ямочка. На этот раз я не противлюсь и сжимаю её ладонь в ответ.

Розовощёкая миссис Хартвел сегодня выбрала наряд насыщенного синего цвета.

— Впечатляет, не правда ли? Это вам не мэрия.

Девушки начинают перешёптываться. Видимо, не одна я нервничаю. Но Белла шушукается с Алексис и не обращает на миссис Хартвел ни малейшего внимания.

Миссис Хартвел указывает на складной стол перед сценой.

— За ним будут сидеть судьи. Они будут делать пометки и много переговариваться, пока вы ходите по сцене. Не отвлекайтесь на них! Ведь судьи составят о вас своё первое впечатление. А во время интервью они по очереди будут задавать вам вопросы, желая узнать больше о вас и ваших взглядах на мир.

Мои ноги совсем меня не держат. Я тихо матерюсь.

— Дарси? Что-то случилось?

Не может быть, чтобы она услышала меня. Я прокашливаюсь, и мой голос заполоняет всё пространство.

— А... Перед всеми? В смысле... Они будут задавать нам вопросы перед...?

— Не волнуйся. Мы всё сегодня отрепетируем, и вы будете уверены в своих действиях, — её губы растягиваются в улыбке. — Я не позволю вам оказаться в дурном положении. Итак, принцессы, разделитесь на прежние две группы и встаньте по обе стороны за кулисами и ожидайте моей команды.

Мы проходим за кулисы и выстраиваемся в две линии. Вместо её команды начинает играть хриплая музыкальная тема из двух огромных колонок. Наши группы выпрыгивают на сцену, будто кто-то подгоняет нас сзади плёткой.

Мы помним основные движения. Хотя это звучит глупо, но выполнять их довольно тяжело: нужно подниматься и спускаться по высоким ступеням, не забывать о поворотах, а при всём этом мы находимся на всеобщем обозрении у огромной трибуны. Я же видела, какая толпа народа собирается на коронации — приезжают почти все из округа Хэнкок. Все места будут заняты.

Через час миссис Хартвел даёт нам пятнадцатиминутный перерыв и уходит, чтобы позвонить кому-то. Она принесла сок и пончики, которые я с радостью проглатываю — они помогают мне не впасть в ещё большую панику. Да и ночью я плохо спала, всё крутила в голове разговор с Кеньоном.

Рианона. Она знала, как расположить к себе людей. Я вспоминаю, как впустую тратила время за просмотром аниме, пытаясь понять, что же такого крутого было в «Ведьминой службе доставки» или «Волчьих детях Амэ и Юки». Я так и не поняла, как Рианоне удавалось заставить человека переступить через свои принципы ради неё без угрызений совести, только чтобы она была на седьмом небе от счастья. Интересно, кто же всё-таки забрал её той ночью, куда её отвезли и что с ней сделали? Надеюсь, когда-нибудь мы узнаем правду.

— Да уж, здоровая еда, — доносится до меня шёпот Беллы, но стоит мне бросить на неё устрашающий взгляд, она отворачивает голову и рассматривает еду вместе с Алексис. — Они же дают корону за целлюлит.

Алексис хихикает.

— Ага, конечно, буду я есть сахар.

— Сегодня я пойду примерять платье. Если не похудею до четвёртого размера за три недели занятий кардио, то точно кого-нибудь убью.

— Ты выбрала персиковый цвет?

— Конечно. Это же моя визитная карточка. И все уже ждут моего появления в нём. Помнишь моё платье с бала выпускников, то с корсетом и пышной юбкой? — Алексис хмыкает, как будто с трудом пытается припомнить платье. — Так вот, это намного сексуальней. То же было простенькое, типичное. В этом платье оголена спина, вырез на подоле и тонкие бретельки. Выглядит просто сногсшибательно.

Алексис и Белла надменно наблюдают, как Нелл наполняет стакан соком и выбирает пончик в шоколадной глазури, не замечая их.

— А некоторые вообще ничего не смыслят в моде.

Белла ухмыляется, приподнимая подбородок.

— То есть, кто-то будет в последних пожертвованных вещах из благотворительного фонда на коронации?

Они заходятся смехом. Нелл поднимает взгляд, и я иду к ней.

На Белле надет лёгкий сарафан, верхнюю часть которого я сжимаю в кулаке. Она, спотыкаясь, отступает назад в сандалиях на платформе.

— Что ты сказала? — Она приподнимает голову, но застывшее выражение глаз её выдаёт. Белла боится меня. — Повтори.

— Не трогай меня, — Белла бросает взгляд на остальных девушек, наблюдающих за нами.

— Не слишком-то приятно.

Я пребываю в таком бешенстве, что хочу ещё больше оттянуть её сарафан, но, учитывая всю обстановку, я отпускаю её, выравнивая складки на ткани, надеясь, что миссис Хартвел не заметит. Я тянусь за пончиком, откусываю и беру Нелл за руку, уходя подальше от Беллы и Алексис.

Нелл вырывается из моей руки перед лестницей, ведущей на сцену.

— Зачем ты это сделала?

— Что? — Меня удивляют слезы в её глазах. — Брось ты, они те ещё стервы. Если бы ты услышала...

— Какая разница, Дарси? Я не хочу, чтобы ты вытворяла подобное из-за меня. Не нужно.

Кажется, что внутри меня сжимается какая-то струна. Я тихо продолжаю:

— Чушь, это неправда.

Нелл пристально смотрит на меня, её губы сжаты, как будто она обдумывает всё, о чём я запретила ей когда-либо рассказывать. Она отворачивается и взбегает по ступенькам на сцену к остальным девушкам, бросая меня.

Прекрасно. Теперь она сердится на меня. Она всего лишь не понимает. Нелл даже не представляет, какое значение имеют подобные мелочи. Нельзя позволять людям поливать грязью твою семью, позволять им поливать грязью тебя. Как кто-то может достойно себя вести, когда на него выливается дерьмо?

Заметив ханжу Беллу, ступающую на лестницу, я вспоминаю о разговоре с Шэем. Какой бы красивый наряд я ни надела, я всё равно останусь гнилой внутри. Возможно, моё поведение с Беллой как раз это и доказывает.

Шэй намекнул, что придёт на коронацию, что будет сидеть в зрительном зале и наблюдать за мной. Я думаю, что после нашего разговора у Годро он даже забрал буклет домой, чтобы точно сделать что-нибудь с моей фотографией, раз не может сделать чего-либо со мной.

По возвращении с репетиции Нелл всё ещё злится на меня, и уходит с Либби в трейлер. Я наливаю стакан холодного чая и выхожу на веранду, на полу которой устроилась Мэгс, раскладывая пасьянс.

— Как прошло обучение принцесс? — Она поднимает голову. — Уже можешь превратиться в тыкву в полночь? Я бы хотела на это посмотреть.

— Так завидуешь?

— Не-а, — просто отвечает она, что задевает меня, ведь Мэгс не врёт. Мэгс никогда мне не завидовала. Должно быть, здорово иметь рассудительный характер, так что никто и никакими способами не выведет тебя из-за себя.

— Вообще-то, — отвечаю я, — карета превращается в тыкву, а не Золушка, что было бы странно.

Мэгс пожимает плечами, я глубоко вздыхаю и упираюсь ногами в перила. Наверное, я выгляжу точь-в-точь как мама.

Сверху доносится скребущий звук, и стружки засохшей краски опускаются на веранду.

— Как дела, Хант? — кричу я, и наступает тишина.

— Грех жаловаться. — Хант продолжает соскребать краску. — Да и лучше мне этого не делать.

Я пью чай, желая каким-то образом забыть о том, каким ужасным человеком являюсь, ведь я бы с легкостью снова побила Беллу Перонт. Но только Нелл заставляет меня испытывать подобные чувства.

Может быть, у меня всё-таки есть фея-крёстная, потому что с каждой секундой автомобильные выхлопы становятся всё более различимыми. Пикап Джесси несётся на скорости под сотню километров в час мимо нашего дома. Он резко тормозит у лесовозной дороги и сворачивает на обочину перед домом.

Рядом с ним на пассажирском сиденье кто-то есть, но у меня не получается его разглядеть. Несмотря на это, я подбегаю к двери с опущенным стеклом.

Джесси расплывается в улыбке, выглядывая из-за Мейсона. Как будто после купания в карьере между нами и не было никакой неловкости.

— Скучаешь?

— Как догадался?

— Раз ты больше не ходишь в воскресную школу, то у тебя есть свободное время. — Я смеюсь. — Мы едем в «Агвэй», нужно кое-что купить дяде. Поедешь?

— Конечно.

Стоило бы предупредить маму, но вместо этого я отступаю от машины, из которой выпрыгивает Мейсон, уступая мне место посередине. Я оглядываюсь на дом и машу наблюдающей Мэгс на прощание. Хант тоже провожает взглядом отъезжающую машину, развернувшись на лестнице вполоборота.

— Это твой отец? — спрашивает Джесси.

— Нет. Мой папа умер.

— Ох, извини. Я вроде слышал о нём.

Я не люблю говорить о его смерти, так что не вдаюсь в подробности:

— Он работал в бригаде, строящей мост, и сорвался.

— Боже, это был твой отец?

— Да. — Я не упоминаю, что произошло это из-за спора на пятьдесят баксов между папой и его дружками после пьяных посиделок в баре.

Я не знаю, как вести себя рядом с молчаливым Мейсоном. Джесси рассказал ему о нас? Да и рассказывать-то в принципе не о чем. Кажется, что прошла вечность после нашего последнего поцелуя.

Волосы Мейсона выгорели почти добела, и он такой здоровый, что наши ноги просто не могут не соприкасаться, пока Джесси гонит машину в город. Рука Мейсона покоится на открытой оконной панели, по которой он стучит пальцами.

В магазине «Агвэй» пахнет можжевельником и люцерной. Придерживая мне дверь, Джесси, к моему удивлению, касается ладонью моей спины, так что я продолжаю идти рядом с ним. Зайдя внутрь магазина, Мейсон увлекается полом, и я пытаюсь понять, что же в его карманах. По звуку кажется, что он перебирает ключи. Мейсон какой-то дёрганный — этого я раньше не замечала. Уловив его настороженный взгляд, я понимаю, что он знает о наших с Джесси отношениях. И, кажется, предупреждает его глазами.

Не обращая на парня никакого внимания, Джесси бросает на тележку несколько мешков перегноя.

— Слышал, ты участвуешь в конкурсе красоты. Почему ты мне ничего не сказала?

— Шэй рассказал? — Я издаю краткий смешок, заметив его нерешительность в ответе. — Конечно он. По-любому наговорил ещё всего. — Я ударяю по стенду с садовыми совками, от чего они со звоном врезаются друг в друга. — Как вы вообще с ним общаетесь?

Парни снова переглядываются, и Джесси пожимает плечами.

— Ну, он нормальный. Иногда.

— Вы просто к нему привыкли, да? — Я перевожу взгляд с неловкого выражения его лица на оконное стекло. — Надеюсь, что никогда к нему не привыкну.

Джесси расплачивается, и мы едем забирать мешки со злаковым куриным кормом. Уложив корм в багажник, я чувствую себя намного лучше, хоть и вспотела. Пошли к черту Шэй и Белла. А Нелл перестанет злиться на меня уже к ужину, и всё снова будет хорошо.

Мы залезаем в машину, Джесси откашливается и выруливает на улицу, бросая на мои колени свой кошелёк. Скорчив рожицу, я открываю его, но не нахожу ничего интересного, пока не заглядываю в отделение, и начинаю смеяться.

— Мило. — Краснея, я достаю маленькую фотографию себя, которую Джесси вырезал из буклета. — Я выгляжу как дурочка?

Джесси смеётся.

— Нет. Ты прекрасно выглядишь. — Он откидывает мой хвост. — И ты выиграешь. В этом я уверен.

Я не могу сдержать улыбку.

— Ага, обязательно. Видел остальных конкурсанток? Вот Нелл...

«Виу-виу» — звук сирены прерывает меня. Мы одновременно смотрим в окно заднего вида, в котором появляется полицейская машина с включенной мигалкой.

Джесси чертыхается и сворачивает на обочину, наблюдая за паркующейся позади нас машиной.

— Да мы же не гнали, — поражает меня грудной голос Мейсона. Он так внезапно вступил в разговор.

Джесси забирает кошелёк и достаёт из него права. Гравий хрустит под ногами полицейского, мы поднимаем на него взгляд, и перед нами оказывается широкоплечий мужчина в тёмной униформе с тяжёлым оружейным ремнём. Эджкомб наклоняется, встречаясь взглядом с Джесси. Его глаза закрывают очки-авиаторы, так что он напоминает тюремного сторожа, а из-под коротких седеющих волос виднеются капли пота. Я не свожу с него глаз, но Эджкомб как будто не замечает меня.

— Немного превысили скорость.

— Мне так не показалось.

Эджкомб жуёт резинку.

— Водительские права, регистрацию, страховку. Пожалуйста.

Не торопясь, Джесси достаёт бумаги из бардачка. Сидя в кабине пикапа без кондиционера и намёка на ветер, нам становится не по себе. Пот стекает по моим вискам, а рубашка прилипает к телу. Мейсон упирается локтем в дверцу и сдавливает пальцами лоб, как будто его мучает головная боль.

Эджкомб возвращается к своей машине, чтобы проверить регистрационный номер. Нам приходится ждать довольно долго. В кабину залетает слепень и безудержно бьётся о лобовое стекло.

Возвращается Эджкомб и отдаёт Джесси все документы.

— На этой дороге скоростное ограничение семьдесят километров в час. По закону, а не по совету. — Он отступает от машины и сжимает свой ремень большими пальцами. — Выйди из машины — нужно поговорить.

Глаза Джесси мгновенно округляются.

— Э...

— Дарси. Быстрей. — Эджкомб подзывает меня указательным пальцем и упирается руками в бока, мимо нас проезжает седан, оставляя за собой облако пыли.

Когда я выхожу из машины, моё сердце готово выскочить из груди, да и Джесси не в восторге от происходящего, но ничего не может поделать. Я иду за Эджкомбом к кузову и становлюсь перед ним, щурясь в лучах солнца.

— Эти парни твои друзья?

— Да.

Он со свистом втягивает воздух через рот.

— И твои друзья разрешают тебе ездить не пристёгнутой?

Я не могу вымолвить ни слова. Заболтавшись на выезде из «Агвэя», я совершенно забыла пристегнуться.

— По закону каждый обязан пристёгиваться ремнём безопасности в машине. Ты знала об этом? — Я киваю. — Тем более ты несовершеннолетняя, поэтому ответственность за тебя несёт водитель. Так что будет твоему дружку штраф на пятьдесят долларов.

Я говорила, что мне стало лучше? Так нет — по мне как будто каток проехал.

Мы стоим молча, а ветер от проезжающей мимо машины раздувает нашу одежду. Эджкомб снимает очки и прячет их в наружный карман рубашки. У него тёмно-карие глаза.

— Дарси, подумай кое о чём. Родители Рианоны Фосс, Чарли Энн и Джим — уверен, что ты их знаешь, — готовы были подарить что угодно своей дочке. Уж очень сильно они её любили. Но ведь большинство родителей так относятся к своим детям, не правда ли? — Я снова киваю. — Представь свою маму на их месте. Каково было бы ей, случись с тобой беда? — Он замолкает, наверное, надеясь, что я закричу и начну молить о пощаде. — Ты постоянно попадаешь в передряги, зачастую опасные. И мне интересно, почему ты это делаешь?

— Я забыла пристегнуться, понятно? Обычно такого не случается.

— Это просто один из примеров. Но враньё — вот что опасно. Особенно если на кону чья-то жизнь.

Я сжимаю челюсть, сдерживая подступающий крик.

— Я. НЕ. ЗНАЮ. ГДЕ. ОНА. — Выдыхаю воздух через нос. — Вы следили за мной?

Трудно поверить, что капрал будет сидеть на посту контроля скорости движения. Не дождавшись его ответа, я бросаю:

— Я не вру, ясно?

Он изучает меня взглядом, а губы изгибаются в ухмылке.

— Но ты и не честна со мной. Так ведь?

Осознав, что больше я ему ничего не скажу, он отходит от меня и указывает на кабину пикапа. Как только я занимаю место между парнями, Эджкомб одаривает нас долгим взглядом и обращается к Джесси:

— Если снова тебя остановлю, то штрафом ты не отделаешься. Понял?

— Так точно. — Меня радует, что Джесси даже не пытается надеть маску серьёзность.

Когда Эджкомб возвращается к своей машине, я понимаю, что сейчас он выпишет Джесси штраф, но вместо этого он заводит двигатель и уезжает. Я сползаю по сиденью и выговариваю:

— Простите. — Какое жалкое зрелище.

— Ничего страшного. — Джесси сбит с толку, наблюдая за удаляющейся полицейской машиной. — Что ему было нужно?

— Он уверен, что я знаю, где можно найти Рианону.

— Слышал, они добрались до Кеньона.

— Он всего лишь взял её машину на время и побоялся вернуть её из-за копов.

Я выглядываю в окно на озарённое солнцем пространство, а передо мной предстают охотничьи серьёзные глаза Эджкомба — кажется, что он насквозь видит и понимает меня. Как будто он уверен, что, в конце концов, я пересилю себя и поступлю правильно.

Понятия не имею, откуда такое взбрело ему в голову.

Глава 15

В понедельник я работаю бок о бок с Шэем, не поднимая на него взгляда. Весь день проходит в туманной усталости — я замечаю только расплывающиеся перед глазами ягоды, поблёскивающий на солнце ручной комбайн и своё тяжёлое дыхание. Шэй собирает голубику играючи, поддразнивая этим парней и насмехаясь надо мной. Мейсон находится неподалеку, но постепенно я осознаю, что он следит за ситуацией, чтобы заступиться за меня в случае необходимости. Джесси я вижу только за обеденным перерывом. Кажется, он хочет поговорить со мной, но этого так и не происходит.

В конце смены я оказываюсь на седьмом месте, а Шэй перемещается на пятое. Мне так и не удается обойти Банковски.

— Давай. Пей.

Мэгс наблюдает, как я выпиваю в три глотка купленный ею энергетик и вытираю тыльной стороной ладони остатки красной жидкости над верхней губой. Мы сидим в её машине на парковке перед магазином одежды для официальных мероприятий, опустив ноги на асфальт.

— Тебя тошнит? — Нелл наклоняется между сидений. Она мало общалась со мной с воскресенья, но сейчас у неё проснулся интерес. — Если да, то лучше наклонись. Меня как-то вырвало от него. Всю обувь себе запачкала.

— Я в порядке. Правда. Перестаньте жужжать.

Мэгс качает головой.

— Ты выглядишь как варёный лобстер.

— Отлично. Спасибо.

— Правда. Наверное, заработала тепловой удар. — Мэгс хватает кошелёк, и мы выходим из машины. — Может пора прекратить соревноваться с Шэем? — Мы одновременно произносим «нет». — Конечно нет. Подожди, пока не сляжешь между кустами голубики. И знаешь, что будет выгравировано на твоём надгробии? «Она никогда не слушала свою сестру».

— Нет, там будет написано, что «Она так и осталась на седьмом месте». Если я столкнусь с Банковски, то переломаю ему руки.

— Он и ногами сможет собирать, — вставляет Нелл и удивленно поглядывает на смеющихся нас. — Он усердно работает — вот что.

— Спасибо, Нелли.

После работы Мэгс привезла нас в Бэнгор, чтобы мы с Нелл могли выбрать себе платья в магазине «Леман» до его закрытия в шесть тридцать. Нелл мечтала попасть сюда, ведь выпускные платья и смокинги по стандартам Сасаноа нужно покупать именно здесь. Но Либби запретила Нелл покупать что-либо сегодня. Если же она присмотрит платье, то должна попросить отложить его, чтобы Либби могла оценить и дать своё согласие на его приобретение. Ужас.

В витрине магазина друг за другом выстроены безголовые манекены, одетые в официальные наряды, а со всех сторон играет классическая музыка. Продавщица бросает на нас пытливый взгляд из-за прилавка: наверное, здесь не часто появляются обгоревшие покупатели с мозолями на руках и влажными волосами после наспех принятого душа.

Нелл взвинчено носится от одной вешалки к другой, примеряя на себя каждое платье перед зеркалом, при этом она успевает рассказывать нам о прочитанной журнальной статье.

— У меня холодный цветотип, так что мне надо носить одежду цвета драгоценных камней: голубую, красную, фиолетовую... — Она указывает на меня пальцем. — А вот у тебя — тёплый, весенний — тебе подойдут пастельные тона.

— Тёплый и весенний. Поняла.

Я сжимаю сумку, взглянув на ценники. Лучше бы я отложила деньги на покупку машины. Какой смысл тратить двести долларов на платье, которое я надену только один раз?

Нелл несёт в примерочную кучу различных платьев, я же беру только парочку со скидкой, даже не посмотрев на них. Мэгс усаживается в кресло, слегка насвистывая.

Я снимаю сланцы и стягиваю шорты.

— Слушай, может я надену твоё выпускное платье? — кричу Мэгс из примерочной. — Ты же его оставила.

— Дарси, у меня шестнадцатый[3] размер. Ты утонешь в нём.

Я смотрю на себя в зеркало одетая только в нижнее бельё. Мэгс права — у меня не самый лучший вид. Обычно я не была особо худой в бёдрах и талии, но сейчас у меня и намёка на жир нет. Весь мой лишний вес уходит на работе в гонке с Шэем.

— Ты мне так и не рассказала, чем вы с Уиллом занимались после выпускного. — Я пытаюсь надеть платье через голову.

— Мы пошли на вечеринку к его другу.

— И..?

— И ничего. Было весело. И он привёз меня домой.

Я открываю дверцу примерочной и щурюсь на Мэгс.

— На выпускной. Ты не переспала на выпускном?

Мэгс смеётся.

— Мы ни разу не переспали.

Я пристально смотрю на неё. Продавщица объявляет, что закроет магазин через пятнадцать минут.

— Врёшь и не краснеешь.

— Это правда. — Мэгс качает головой.

У меня пропадает дар речи, когда Нелл выходит в пышном платье винного цвета, покрытым рюшами, и становится у трельяжа, рассматривая себя.

— Целый год. И вы ни разу не переспали. Ни разу.

— Ну, у нас как-то не дошло до этого.

— Почему?

Мэгс задумывается, почёсывая на локте укус комара.

— Не знаю. Наверное, не были готовы.

Нелл вскрикивает — кто-то оставил булавку в платье?

— Просто супер! — Нелл тащит меня к зеркалу, поворачивая за плечи, несмотря на мои тщетные попытки рассмотреть своё платье. — Как ты нашла платье так быстро? Мэгс, скажи, как она красива.

Мэгс поднимает вверх большие пальцы.

Я смотрю на своё отражение. Платье с завышенной талией цвета морской пены доходит мне до колена и держится на тонких бретельках. Лиф вышит серебряным бисером. Цвет подходит к моим волосам, но вот у моих коленей не самый лучший вид.

— Ты похожа на русалку, — Нелл заглядывает в мою примерочную и выносит накидку, которая, наверное, тоже была на вешалке. Она накидывает её на мои плечи. — Можешь взять мои туфли — серебряные с ремешком. Они идеально подойдут!

Я понятия не имею, чем ей понравилось платье, но готова купить его, лишь бы не тратить ни одной секунды на дальнейшую примерку.

— Ладно. К чёрту. Скидка тридцать процентов, да?

Мы возвращаемся, чтобы Нелл могла досмотреть платья. Продавщица в свадебном отделе разговаривает с единственной покупательницей — изящной брюнеткой лет двадцати, волосы которой закрывают всю её спину. Она трогает лиловую материю платья подружки невесты, приговаривая:

— Думаю, им понравится. В воскресенье все смогут прийти на примерку, и тогда... Ох, туфли, туфли... Я хотела узнать про...

Я замечаю застывшую Нелл — с её лица схлынула вся радость и энергия. Она наблюдает, как руки девушки, напоминающие бабочек, порхают над атласом. Я никогда не встречала эту невесту, но что-то напоминает о доме, стоит мне прислушаться к её словам. Господи. Я мгновенно осознаю, кто она, взглянув на выражение лица Нелл.

Я обвиваю Нелл рукой за талию, подталкивая за собой к прилавку, чтобы быстрее рассчитаться и свалить отсюда.

— Нелл? Не хочешь еще что-нибудь примерить? — Мэгс останавливает её.

— Магазин закрывается, — отвечаю я.

— Но мы можем не вернуться сюда до Фестиваля.

Нелл переводит взгляд с невесты на нас.

— Всё в порядке. Всё равно его здесь нет.

— Чего нет? — спрашивает Мэгс.

— Того самого платья, которое я надену на конкурс. — Нелл качает головой. — Поищу ещё где-нибудь.

Продавщица быстро упаковывает моё платье, но выражение её лица выдаёт, насколько она рада от нас избавиться. Нам остаётся всего немного, чтобы выйти из магазина, но невеста зовёт мою сестру:

— Нелл?

Внутри меня всё обрывается. Она идёт к нам, и я ничего не могу поделать. Нелл стоит в ожидании, и в её глазах можно увидеть только грусть — как будто перед ней что-то исчезает, покачиваясь из стороны в сторону, и, наконец, уходит в темноту.

Невеста улыбается так, что в уголках её глаз появляются милые морщинки. Она подтянутая и загорелая, на ней футболка с логотипом продуктового магазина и бриджи — да уж, она, наверное, любит есть мюсли.

— Помнишь меня? — Она подносит ладонь к сердцу. — Элис Гриндл. Невеста Брэда. Мы пару раз сталкивались в школе.

Она думает, что Нелл настолько глупа, что ничего не может вспомнить, раз ходит на дополнительные занятия? Но она не это имела в виду — я уверена. Просто вся моя ненависть готова выплеснуться на неё, эту хорошую девочку, которая понятия не имеют, через что заставляет нас сейчас проходить.

— Как ты? — монотонно спрашивает Нелл.

— Прекрасно. Что за лето, а? — Элис отводит указательный палец за плечо. — Вот забрала платья подружек невесты. Целую вечность выбирала. — Она посмеивается и переводит взгляд на нас. — Твои сёстры?

— Двоюродные. — Мэгс трясёт головой. — Маргарет. Дарси.

Не хочу пожимать ей руку, но придётся. Её ладонь мягкая и потная, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вытереть свою руку о шорты.

— Выпускаешься в этом году? — Элис улыбается, располагая Нелл к себе. — Это хорошо. Брэд скучает по преподаванию в вашей школе. И всегда говорит, что ваш класс был самым лучшим.

— Правда? — Нелл смотрит куда-то поверх её головы.

— Покупаешь платье на конкурс красоты? Брэд как-то упомянул, что твою кандидатуру выдвинули. Рада за тебя!

У меня в горле встаёт ком. Он упомянул. Случайно так упомянул за завтраком: «Дорогая, помнишь Нелл Мишо? Пишут, что она будет участвовать в конкурсе красоты. Здорово, не правда ли? Благодаря конкурсу она точно станет более уверенной в себе, ведь ей так этого не хватало». Я делаю шаг назад, обхватывая коробку рукой.

— Нам пора.

Если бы с нами была мама, то она давно дала бы мне подзатыльник, но Элис смиряется с моей грубостью, отступая назад с большой улыбкой.

— Хорошо. Рада была повидаться, Нелл. Передам привет Брэду от тебя.

Хотя она не просила. Никто из нас не просил. Но Элис настолько поглощена предстоящей свадьбой, что не замечает никаких намёков. Но хуже всего то, что, возвращаясь к свадебному отделу и раскидывая из стороны в сторону свои волнистые каштановые волосы, она до ужаса напоминает мне Нелл.

Мы садимся в машину Мэгс, и она выруливает на автостраду I-95. Меня потряхивает, как будто я пережила стихийное бедствие. Нелл молча сидит, уставившись на свои руки. В итоге Мэгс тихо спрашивает:

— Что это было?

Она ждёт ответ на свой вопрос. Но мы продолжаем молчать, прислушиваясь к шуршанию колёс.

Глава 16

Мэгс наблюдает за мной во время завтрака.

— Что? — раздражённо бросаю я в надежде, что она отведёт от меня взгляд. Мэгс нужны ответы, но от меня их ей не дождаться.

Интересно, выгляжу ли я по-другому, может старше, защищая Нелл? Я определённо изменилась после десятого класса — наиболее поворотного момента в моей жизни. Как-то я услышала песню, в которой была такая строчка: «Лучше бы я сейчас не знала то, что не знала раньше». Хоть бога моли, чтобы всё было именно так и для меня, и для Нелл.

— Нелл в порядке? — Я опускаю глаза под взглядом Мэгс.

Мама собирается на работу в своей комнате, так что я надеюсь покончить с этим разговором, пока она не спустилась на кухню.

— Да. Конечно.

— Ты уверена? Она не такая, как обычно.

— С ней всё хорошо. Когда она была не в порядке? — А всё потому, что я за ней приглядываю. Мэгс думает, что всё держится именно на ней, но она ошибается. Разве я не хорошо справляюсь со своей задачей?

То, что я разглядела вчера на лице Нелл, мне чуть не разбило сердце. Я надеялась, что она восстановится после произошедшего, и ей всего лишь нужно время, а новый учебный год может отвлечь её. Стоило предположить, что с Нелл не всё так просто, ведь она принимает всё слишком близко к сердцу.

Сегодня стоит пропитанный влагой воздух, предвещающий грозу. Нам просто необходим затяжной ливень. Раз я не могу потушить гнев, который вчера Элис разожгла внутри меня, я использую его как энергетическую подпитку в соревновании с Шэем. Многие парни больше не ошиваются вокруг него, видимо, решив, что наша игра закончилась.

— Разве ты ещё в списке? — кричит Шэй, когда мы укладываем собранный ящик и открываем новый.

— Значит, ты и читать не умеешь.

— Трудно прочитать надпись в са-а-амом низу.

— Смеш-но. Я не смеялась так сильно с Четвёртого июля.

Парни в округе одновременно протягивают: «О-о-ох». Я точно попала в цель, но не хочу терять и секунды, пытаясь увидеть выражение его лица.

— Тебе понравилось, — отвечает он.

— Определённо. Все твои восемь сантиметров.

Парни лопаются от смеха, поверить не могу, что сказала такое. Я не виновата, что сегодня он хочет позлить меня. Беру комбайн и иду вдоль ряда, а за моей спиной Шэй с треском ставит ящик на землю.

Около половины пятого доносятся раскаты грома. Грозовые тучи всегда переваливаются через реку Пенобскот, а гонящий их ветер готов выбить окна в домах. Все начинают собираться, как только в небе появляется кривая молния и пропадает где-то за рекой. Дьюк и мистер Вордвел загружают последнюю партию голубики в кузов грузовика, а миссис Вордвел тем временем поторапливает их, складывая своё кресло и убирая журналы.

Нелл добегает до нас, развязывая платок на голове. Мы вздрагиваем под раскатом грома и ударившей в холм молнией.

— Твою мать. — На очки Мэгс капают капли дождя. — Совсем рядом.

Мы уходим с поля под чьи-то возгласы. Пара человек бежит к нам вниз по склону, крича и указывая на бараки. У подножья холма поднимаются языки пламени.

Мистер Вордвел чертыхается и садится с Дьюком в пикап, выезжая на дорогу. Повсюду полнейшая суматоха и крики: некоторые бегут на помощь, но многие собираются в кучки и перешёптываются, другие же наблюдают за происходящим стоя около своих машин. До нас доносится свист — Джесси откидывает задний борт кузова и машет нам. Мейсон подаёт Мэгс руку из кузова.

На самом верху холма расположились бараки, они стоят на границе степи. Эти пять маленьких построек с ржавыми жестяными крышами и крыльцами из древесной соломы можно заметить с Бэк-Ридж Роуд. Джесси выруливает на дорогу, и мы высаживаемся из машины.

Второй по счёту от дороги барак поглощён огнём и дымом. Мигранты выливают на дом воду из вёдер, а мистер Вордвел тащит из соседнего барака шланг. На грузовике с безбортовой платформой подъезжает миссис Вордвел, она с легкостью подхватывает плачущую девочку и усаживает её в машину.

Все тушат пожар любыми подручными средствами с водой. Кто-то протягивает мне пластмассовую миску, а Джесси откуда-то достаёт старое ведро из-под грунтовки. Я наравне со всеми бегу к ручному насосу и, набрав воду, устремляюсь к бараку — мимо меня проносятся Мэгс и Нелл, чтобы повторно наполнить ёмкости.

Вода из миски исчезает в дыму, я не могу понять попала ли она на крышу. Надеюсь, что хоть какую-то пользу принесу, а не буду здесь просто задыхаться от кашля. Мистер Вордвел поливает стены и крыльцо водой из шланга, его лицо раскраснелось, а потные волосы разлетаются из стороны в сторону.

— Уже едут? — кричит он Дьюку, который всё ещё разговаривает со спасательной службой.

Мигранты топчут ногами загоревшийся клочок травы, но в паре метрах от них загорается еще один. Из других бараков выбегают мигранты, держа в руках рюкзаки, спальные мешки и полиэтиленовые пакеты, наполненные едой и тарелками. Парень несёт извивающегося и лающего джек-рассел-терьера — эта собачка готова сама побороться с огнём.

Я не знаю, как много времени проходит с момента тушения пожара, но в итоге вытираю лицо от падающих капель. Наконец-то пошёл дождь. Барак продолжает тлеть, выпуская клубы дыма, но хорошо, что остальные постройки намокли и теперь точно не загорятся. Мы продолжаем поливать барак до приезда пожарной машины.

Все уступают место вытягивающим рукав пожарным, в полном изнеможении мы с Мэгс и Нелл наваливаемся друг на друга. Нелл кладёт голову на моё плечо, а я обхватываю Мэгс рукой, пытаясь отдышаться, и осматриваю территорию мигрантов.

На довольно неухоженном клочке земли расположились две туалетные кабинки (прямо под деревом) и небольшое кострище, выложенное по кругу камнями. Когда-то все бараки полностью разрисовали недогангстеры из Сасаноа. Вордвелы попытались закрасить их серой краской, но я с легкостью могу прочитать слово «латинос» и огромное количество матерных надписей.

На крыльце дальних бараков стали появляться малыши. Невозможно представить, сколько семей уживается в этих постройках. Худая женщина, лицо которой покрыто морщинами и веснушками, стоит рядом с мужчиной и маленьким мальчиком, наблюдая за обрушивающимися остатками крыши. Что-то мне подсказывает, что они не смогут заменить все свои потери.

— Нужно поговорить, — объявляет Джесси.

Я не хочу этого слышать. Лучше бы он сказал: «Как потрясно ты смотрелась, Дарси» или «С мокрыми волосами ты такая сексуальная», ну или любую другую фразу, кроме слов о расставании. Мэгс и Нелл ждут меня в машине — двигатель заведен, дворники работают. Я опускаю одну ногу из пикапа, а рукой хватаюсь за дверцу.

Он быстро произносит слова, не отрывая взгляда от приборной панели, как будто трусит. Мейсон ждёт под дождём, когда я уступлю ему место. Я уверяю себя, что Джесси не поступил бы так перед своим другом. Он не может быть таким жестоким.

Наконец, он поднимает на меня ничего не выдающий взгляд.

— Сегодня в кино? Небо должно проясниться.

Я оседаю как сдувшийся шарик. В кино не расстаются, ведь не удастся быстро сбежать от человека с разбитым сердцем из открытого кинотеатра. Я небрежно записываю свой номер на салфетке и предоставляю место Мейсону, который даже не удосуживается посмотреть на меня.

— Вам стоит посмотреть, насколько паршивы эти бараки. — Я вытираю полотенцем волосы перед мамой, Либби и сёстрами, сидящими за обеденным столом.

— Я видела, — отвечает мама.

Мы припозднились, но как только перешли порог дома, Либби накинулась на Нелл с вопросами, почему та ей не позвонила. Хорошо, что Мэгс перекричала Либби и рассказала о пожаре, отчего она теперь прикусила язык и складывает в раковину грязную посуду.

— Там нет ни электричества, ни водопровода — ничего. — Я вешаю полотенце на спинку своего стула. — А в одном бараке живут минимум пятнадцать человек.

— Не так уж и много, — отзывается Мэгс.

— Достаточно. — Мама пожимает плечами, не ведясь на мои попытки вывести её из себя. — Я уверена, что они рады иметь крышу над головой. Всё же лучше, чем спать в палатках или в машинах. Когда я была маленькая, каждый сезон местный фермер, выращивающий картошку, предоставлял мигрантам несколько разбитых автобусов в качестве жилья.

Отворяется сетчатая дверь, и в дом заглядывает Хант, промокший до последней нитки после спешной уборки инструментов. Он машет маме рукой.

— Уезжаю, — и скрывается за дверью.

— Нет, останься, — кричу я. — У нас жареная курица.

— Не могу, но спасибо.

— Возьми хотя бы с собой. — Мама подходит к шкафу и достаёт пластиковый контейнер. — Нашим салатом с макаронами можно прокормить целую роту.

Хант заходит на кухню и останавливается у столешницы в ожидании, недолго оглядывая Либби, затем осматривает кухню: потрескавшиеся шкафы и старый трясущийся холодильник, покрытый магнитами в виде букв и вырезками из статей, упоминавших спектакли, в которых участвовала Нелл. Фотография, запечатлевшая одноактную пьесу «Буря», поставленную в десятом классе, уже пожелтела, а её уголки давно скрутились. В дальнем углу можно заметить Нелл в роли духа Цереры, у неё была всего одна реплика.

— Хант, ты видела бараки мигрантов? — интересуюсь я. — Ну, вблизи?

— Это разве не частная собственность?

— Да, но сегодня там был пожар, и мы поехали на помощь. Полный отстой. Дети понапиханы в бараках, как поленья в дровнике.

— Дарси преувеличивает. — Мэгс поднимает на него взгляд поверх очков. — Очень сильно.

Нелл качает головой.

— Я бы не хотела жить в такой постройке. Я бы не хотела писать ночью посреди дома в какую-то дырку, похожая на паука-сенокосца и...

— Нелл, — отрезает Либби, как будто слово «пи́сать» равнозначно мату. — Не волнуйся за них. Волнуйся за себя. Ты даже не можешь положить на место мой ноутбук, воспользовавшись им, или прибрать за собой грязную посуду с журнального столика. Я не должна постоянно за тобой убирать.

— Извини, — бормочет Нелл, перебирая в руках салфетку.

— И разговаривай громче. Откинь назад плечи и смотри людям в глаза. — Если бы я получала по пять центов каждый раз, когда Либби говорит эти слова, я бы давно перевезла её трейлер во Внешнюю Монголию. Либби откашливается и кладёт еду на тарелку. — Что же, может быть, благодаря пожару всё закончится. Может Боб и Эвелин наконец додумаются снести бараки и перестанут притягивать проблемы. — На тарелку шлёпается кусок масла. — Передай этим людям, чтобы в следующем году уезжали куда-нибудь подальше.

— Этим людям нужна работа, — отвечает Хант.

Тишина накрывает нас, как простыня матрац. Либби замирает с ножом в руке и поворачивается к Ханту.

— Также, как и местным — людям, которые живут здесь круглый год и платят налоги.

— На сбор ягод приходят столько же постоянных жителей, сколько и на рытьё траншей. Многие не хотят так работать, потому что это нелёгкое занятие. Вордвелы нанимают мигрантов, потому что им нужны рабочие руки. За это их нельзя винить так же, как и тех, кто едет туда, где есть работа. Особенно, если им нужно растить детей.

Хант превзошел себя — такая речь! Я стараюсь подавить улыбку, когда Либби медленно опускает нож, а к её щекам приливает кровь.

— Если ты считаешь нормальным, что наши девочки работают бок о бок с уголовниками и нелегалами, то ты явно не в себе. Тогда кровь дочки Фосс на твоих руках, на руках Вордвелов и всех остальных, кто такого же мнения.

— Либ, – протягивает мама, но Хант не мешкает.

— Я знаю Вордвелов почти всю жизнь. Они порядочные люди. Скорее всего, мы с ними и думаем одинаково: почти все мы появились на свет от людей, переплывших океан или прилетевших сюда на самолёте, а может быть и незаконно пересёкших пару границ. Если ты считаешь, что правильно отсылать работяг куда подальше только потому, что они живут в доме на колёсах или отличаются цветом кожи, то проблема явно в тебе. — Он забирает из рук мамы запакованную еду, а она почти не держится на ногах. — Вкусно пахнет, Сара. Спасибо. — Хант кивает нам на прощание. — Хорошего вам вечера.

Не помню, когда мы в последний раз ели в полнейшей тишине.

Когда я мою посуду, раздаётся телефонный звонок, но Либби успевает первой снять трубку. Спустя секунду она с отвращением протягивает мне её, как будто это насекомое с восьмью лапами и усиками.

Не приветствуя меня, Джесси начинает разговор с вопроса:

— У вас стационарный телефон?

Интересно, когда же он в последний раз имел дело с семьёй девушки, которую звал на свидание?

— Мама не станет платить за мобильные. Он есть только у Нелл.

— Ох. Ну, дождь прекратился. Готова к сеансу?

Джесси приедет за мной через час. Внутри меня порхают бабочки, ведь между нами не какая-то мимолётная связь. Это понятно по тону его голоса. Не знаю, что он хочет сказать мне, но оно явно его гложет.

Я перебираю одежду в своём шкафу, но не могу найти ни одной подходящей вещи. Замечаю несколько футболок — давно уже их не надевала — и спортивные штаны, которые никогда хорошо на мне не сидели. Я спускаюсь вниз, держа их и шерстяное одеяло в руках, и прохожу мимо Либби и мамы, которые пьют кофе за кухонным столом.

Мэгс и Нелл растянулись на крыльце, играя в карты. Я мыском ноги толкаю Мэгс в попу.

— Может, завтра отнесём что-нибудь тем, кто потерял вещи в пожаре. Ну как пожертвование.

Как я и предполагала, лицо Нелл озаряется.

— Да! Еду или одежду.

Она бежит в трейлер, а Мэгс поднимается в комнату, чтобы покопаться в вещах.

В итоге мы собрали два мешка неплохой одежды. Либби смотрит на меня с перекошенным выражением лица, как будто съела что-то кислое, и в итоге не выдерживает:

— Прямо как мать Тереза. Мать вам на последние деньги одежду покупает, а вы так просто её отдаете.

— Я сама покупаю себе одежду.

Мой комментарий едва ли позволяет ей перевести дыхание.

— Эти суммы не сравнятся с оплатой аренды, всякими расходами и покупкой еды, не так ли? Ты понятия не имеешь, как затратно содержать дом. Господи, это семье нужны всякие пожертвования! — Она постукивает ногтем по сколу на кружке.

— Не замечала, чтобы мы побирались.

Мама тяжело опускает кружку.

— Девочки, у меня есть ещё пара вещей.

Она спускается с чердака с сосредоточенным выражением лица. Мама несёт большое зимнее пальто, принадлежавшее папе, и шерстяной походный плед, на кромке которого вышито Прентис. Мы с Мэгс переглядываемся широко раскрытыми глазами.

Либби встаёт.

— Ты не можешь это отдать! О чём ты только думаешь?

— Почему же, Либ? Либо я не могу оставить их, потому что спустя годы не могу оправиться, либо я не могу отдать их, потому что они принадлежали Томми? Определись уже! — Мама скидывает вещи в мусорный пакет, резко завязывая его. — Все знают, что вы не нравились друг другу. — Она поднимает взгляд на Либби. — Но он не побоялся взять на себя обязательство заботиться обо мне и своих дочерях. Даже ты не можешь это оспорить.

Мы пристально наблюдаем за происходящим. Щёки Либби моментально белеют, она отталкивает стул и спокойно уходит из дома, даже не захлопнув за собой дверь. Не понимаю, что произошло, но каким-то образом маме удалось отчитать Либби. Либби переживает каждый день только своим всезнайством, но за сегодняшний вечер ей два раза заткнули рот. Мы с девчонками уходим из кухни, предоставляя маме возможность вспомнить прошлое в облаках сигаретного дыма.

Темнеет. Джесси останавливается на подъездной дорожке, и я выхожу к нему навстречу. Голос Нелл заставляет меня остановиться.

— Уходишь?

Она сидит на крыльце, подогнув ноги, и в одиночестве играет в карточную игру «Сваха», придуманную ею ещё в детстве. Нужно разложить все карты мастью вверх и сложить короля пик с королевой треф и так далее, пока у каждой карты не будет своей пары. А потом червовый валет может украсть королеву — вот такая игра. Наверное, для неё эта игра — свой личный пасьянс. По раскладу карт я с легкостью догадываюсь о названии игры, хотя Нелл давно не играла в неё.

— «Пейтон-плейс» показывают. — Между пальцами Нелл зажат джокер, она в нерешительности переносит его между парами, решая какую же разбить. Повернувшись в мою сторону, Нелл попадает в луч света, льющийся из кухонного окна. На её лице маска опустошения. — Расскажешь мне завтра?

— Конечно. — Фары машины моргают, но я мешкаю на ступенях веранды. — Не засиживайся тут одна.

В ответ молчание. Пройдя через двор, я оглядываюсь на освещённое окно в комнате Мэгс. Хотела бы я, чтобы у сестёр была телепатия, так бы она немедленно спустилась на первый этаж и провела бы время с Нелл. Ей нужен кто-нибудь, но сегодня это не могу быть я.

Джесси застаёт меня врасплох глубоким поцелуем, стоит мне сесть в машину. Когда мы отъезжаем от дома, я пытаюсь разглядеть Нелл в боковое зеркало, но в темноте ничего не видно.

Либби постоянно твердит, какой я плохой человек. Да и одному богу известно, кто ещё такого же мнения. Но смотря на нашу добрую девочку, сидящую в темноте и скорбящую по любви, при этом занятую собственными фантазиями, потому что реальность ей не дозволена, я понимаю, что мне-то повезло. У меня свободы больше, чем когда-либо познает Нелл.

Глава 17

С Джесси определённо что-то не так. Так как мы опоздали в кино, нам пришлось припарковаться в задних рядах. И несмотря на внешнюю нежность, внутри Джесси накопилась скованность. Он скачет взглядом по машинам, как будто пытаясь найти кого-то.

— Хочешь попкорн? Угощаю. — Не могу придумать другую фразу, чтобы разрядить обстановку.

— Нет, я угощаю.

В моей руке оказывается двадцатка до того, как я успеваю вставить хоть одно слово. Джесси отходит и оценивающе осматривает багажник машины, стоящей перед нами.

Я выхожу, хлопая дверцей. Мимоходом решаю зайти в мерзкий туалет, расположенный за киоском и проектором. Я останавливаюсь под лампой, облепленной мухами, высматривая пикап Кэт. Он обнаруживается на своём извечном месте. Интересно, здесь ли Кеньон? Продолжает ли он хранить секреты, о которых не рассказал мне? Что бы Рианона сказала на то, что он до сих пор сохнет по ней? Я отчётливо слышу её сухой смех, подмигивание каре-зелёных глаз, так и намекающих насколько Кеньон жалок. Она всегда так выглядела, когда мы сплетничали. Наверное, Рианона доверяла ему.

Выходя из туалета, замечаю Кэт, стоящую на кромке света, излучаемого фонарём. Она покачивается, как будто собираясь отступить в темноту, но всё же обращается ко мне:

— Как делишки, малышка?

— Да так.

На ней надет чёрный комбинезон, к верхней части которого булавкой приколот клочок ткани с черепом и костями, а под комбинезоном провисает тонкая майка, оголяющая грудную клетку. Кэт засовывает руки в карманы.

— Ты с девчонками?

— Нет. — Я не настолько глупа, чтобы сказать, с кем приехала.

Кэт ерошит волосы пальцами, оставляя их в смешном беспорядке.

— Прости за тот день. Я вышла из себя.

— Он же твой брат. Я всё понимаю.

Она бросает на меня косой взгляд в попытке разглядеть, говорю ли я правду. Наверное, после захода солнца она уже много выкурила, но всё-таки замечает во мне что-то, заставляющее её успокоиться. Однако на лице сразу же появляется маска безразличия — такая привычная, как пара любимых кроссовок.

— Подходи к нам, если хочешь. При желании можешь заставить Брейдена Мосье выпить Егермейстер из своего пупка.

— Да ладно, разве это вызов? — Мы слегка улыбаемся друг другу. Может, мы и не будем лучшими подругами, но за связь между нами стоит держаться. Я могу отпустить её, но всё-таки не готова на это решиться. — Слушай... Как ты думаешь, кого Рианона ждала той ночью?

Кэт пожимает плечами.

— Наверное, кого-то близкого. Рианона была умной девочкой и поэтому не стала бы встречаться с каким-то чудаком. Я не говорю, что она тогда была паинькой, но... — она скользит по мне взглядом.

Я отчётливо помню выражение лица Кэт той ночью, когда у неё зазвонил телефон, и она передала мне трубку, прочитав имя на экране. «Это тебя. Наверное». Внутри меня всё перевернулось. Мишо. Я записала номер Кэт в телефон Нелл на случай «жизни или смерти».

«Дарси?» Её далёкий голос, пропитанный слезами и плачем. «Пожалуйста, пожалуйста, забери меня». Вздох. «Я хочу домой». И она начинает рыдать навзрыд.

Потребовалась вечность, чтобы, наконец, найти её у круглосуточного магазина на Айриш-Лэйн в Хэмпдене, в тридцати минутах езды от дома. Но я так и не смогла узнать от Нелл, как она там оказалась и случилось ли с ней что-то. Я рявкнула: «Позвони домой. Мне не на чем тебя подвезти».

Она заплакала. «Не могу. Не могу рассказать. Мама не должна узнать. Дарси, пожалуйста».

По моей коже пробежал холод.

— Жди, — бросила я. — Сама приеду.

Кэт была слишком пьяна, чтобы ехать со мной. Когда я попросила одолжить её машину, Кэт рассмеялась и растянулась на траве. У многих была такая же реакция: «Ха-ха, Дарси же не умеет водить. Она по-любому улетит в кювет». Я испугалась, не могла дышать и была готова звонить домой, когда ко мне впервые за год подошла Рианона. Я уже и забыла, как она выглядит вблизи: лицо в форме сердца, высокие скулы и искусственно-пухлые губы, подведённые карандашом. В свете костра Рианона протянула мне ключи от машины. Я замерла в изумлении, предполагая, что меня опоили, жалея о поездке сюда, но Рианона просто сказала:

— Возьми.

Несмотря на все подлости, что я ей желала, и мою ненависть — такую особую ненависть к лучшему другу, — я взяла ключи. Не поблагодарив её, я побежала к «Фиту», но только потому, что Нелл нуждалась во мне.

— Почему она это сделала? Почему дала мне ключи? — спрашиваю я не столько Кэт, сколько себя дрожащим голосом.

Кэт пробегает взглядом по отслаивающемуся сайдингу, на котором ещё с семидесятых писали номера телефонов для проведения хорошего вечера. Половина из девчонок на этой стене, наверное, давно стали бабушками. Я там тоже есть: имя выведено синей ручкой около грязного комментария о какой-то Дженни, слева четвёртое снизу.

— Не знаю. Может, она слышала, что карма — та ещё сволочь.

Так что, может быть, Кэт знает обо всём. Может быть, Рианона рассказала ей, что на самом деле произошло между нами в десятом классе. Только она могла это сделать. Я отступаю на пару шагов назад с чувством, что меня раздевают догола перед Кэт. Не знаю, что лучше — правда или ложь.

— Дама, не попадите за решетку.

Она наблюдает, как я ухожу, обнимая себя за тонкую руку.

— Не обещаю.

Я покупаю больше еды, чем планировала, и возвращаюсь к Джесси в кабину, прокручивая в голове разговор. На экране показывают порочный и напряжённый город под названием Пейтон-Плейс, в котором люди устраивают пикник с различными играми: бег со связанными ногами, соревнования по поеданию пирогов и всё в таком духе. Я подаю Джесси упаковку жевательных конфет. Откусываю от одной пластинки, а Джесси до последнего прожигает меня взглядом, пока я больше не могу этого вытерпеть.

Сегодня он целует меня, как в последний раз или будто не может насытиться поцелуем. Он прижимает меня к двери, затем мы перемещаемся на сиденье, опрокидывая попкорн под него в темноту. Его руки скользят под моей рубашкой — от живота к лифчику и застёжке, которую он, как и любой другой парень, не сможет расстегнуть, так что я помогаю ему.

Пару секунд я лежу с закрытыми глазами, пока не осознаю, что Джесси отстранился от меня. Он сидит напротив руля, откидывая назад волосы одной рукой. Я опираюсь на локоть.

— Что теперь?

— Мне не следует... — Он замолкает, качая головой. — Не нужно этого делать.

— Почему?

Он удивленно смотрит на меня и снова качает головой.

— Сегодня всё должно было быть по-другому. Я пообещал себе, что мы поговорим и... — Он ругается, смотря в окно. — И я снова это сделал.

— Сделал что? В чём проблема?

— Как ты думаешь, Дарси? — Когда я вскидываю руки, он отвечает. — Я дерьмово себя чувствую из-за нашей интрижки. Но ты такая... — Он опять прерывается. — Никто не знает про нас. Ну, разве что Мейсон. Больше я никому не говорил про наши отношения.

Из моего горла вырывается краткий звук. Мудак. Вот значит, как он себя чувствует из-за меня.

Глаза Джесси темнеют в полутьме.

— Раньше я никогда не изменял. Не думай, что я святой, но я не буду спать с кем попало. И всегда так говорил.

Я сглатываю горечь, понимая, почему у него так часто менялось настроение.

— У тебя есть девушка.

— Что? Нет. Я говорю о тебе и Шэе. — Я недоуменно моргаю. — Да ладно, он всем рассказал, как вы переспали Четвёртого июля на карьере. Как это он ещё на рекламных щитах не написал, какой он жеребец?

Для меня это не новость, но всё равно краснею — это чувство стыда или ярости? Я стараюсь говорить спокойно.

— О чём ты?

— Он всегда хотел тебя. Не перестаёт говорить о том, что хочет сделать тебе, с тобой и всякое такое. Говорит, что он тебе нравится, и ты с ним постоянно флиртуешь, клеишься.

— Нет, — отрезаю я, вспоминая о Четвёртом июля.

Тогда мы сильно напились: я с трудом держала голову, а Шэй оказался рядом со мной, улыбаясь белоснежными зубами и рыжевато-карими глазами, весь такой милый. Но я понимала, кто он такой — в седьмом классе Шэй с парнями обкидал нас с Рианоной гнилыми яблоками, отчего её новая белая толстовка полностью испачкалась, также он готов сказать любую гадость или сделать что-нибудь подлое, только чтобы посмеяться, однако в тот момент все эти доводы были слишком туманны. Не уверена, что начала с ним флиртовать в ответ, но даже если так и было, то я точно шутила, даже когда он начал целовать мою шею. Шэй пригласил меня прогуляться, но я отказалась, на четвёртое приглашение я поддалась и была благодарна за что, что он поддержал меня за талию. Я не намеревалась переспать с кем-то. Не за этим я пошла на карьер.

— Чушь, я никогда с ним не флиртовала, — слова так и льются из меня. — Могу поспорить, что этот Крутой Жеребец не говорил вам, что я ему даже не звонила и что не хочу иметь с ним ничего общего. — Джесси молчит. — Да. Так и думала.

— А что насчет степей? Вы там как сумасшедшие друг перед другом носитесь.

— И?

— Ну, я решил, что вы до сих пор проводите время вместе.

— То есть, мутим? — Я застёгиваю лифчик. — Нет. Мы постоянно ругаемся, потому что он придурок. Я объявила, что могу собрать больше него, вот он и взбесился.

— Ты не можешь выиграть.

— Боже, Джесси. Спасибо за поддержку.

— Нет, ты не понимаешь. Ты не можешь соревноваться с ним. — Я перевожу на него взгляд — голова опущена вниз, ладони сжаты в кулаки и покоятся на бёдрах. — Дьюк... Помогает ему каждый сезон. Он подтасовывает количество собранных им ящиков, так что их получается больше. Как, думаешь, Шэй платит за обслуживание своего мотоцикла? — Я не отвожу взгляда от Джесси. Мотоцикл Шэя — чёрно-зелёный «Ниндзя» — отполирован до блеска. Я опускаю взгляд на собственные сжатые кулаки.

— Давно ты об этом знаешь? — мягко спрашиваю я.

— С первой недели этого сезона. Шэй рассказал нам с Мейсоном и заставил нас держать рот на замке.

Я медленно киваю, сильнее сжимая кулаки — ногти впиваются в ладони.

— Не удивительно, что надо мной смеялись все парни.

— Дарси, никто не знает, кроме нас. Наверное, и тут он ошибся. Начал хвастаться заработанными деньгами, ну и взболтнул.

Я издаю слабый смешок, как будто мы сговорились о чём-то.

— Вордвелы не догадываются?

— Боб доверяет Дьюку. Да уже и конец сезона, некоторые цифры не совпадают, но они винят во всём неправильный подсчёт или погрешность весов. Всё это часть бизнеса. Дьюк никогда не будет пересчитывать с лихвой. Наверное, он уверен, что так помогает племяннику.

Я выдыхаю через нос.

— И ты нормально к этому относишься? — практически шепчу я.

Джесси пожимает плечами.

— Нет. Но что мне делать, пойти и рассказать им? Дьюку нужно кормить детей, оплачивать счета и всё такое, а зимой он почти не работает. Ему нужны деньги за сбор ягод. Его не должны уволить из-за меня и Мейсона, ну и Шэя. — Он поворачивает ко мне голову, но я не смотрю на него — Мы дружим с двенадцати лет. Знаю, что иногда он тот ещё мудак. Ну а мы с тобой... Ты мне казалась милой и всё такое, но как только я подумал, что нравлюсь тебе... — Он бросает попытки поймать мой взгляд и смотрит в темноту и монотонно продолжает. — Но Шэй любит тебя.

Мой резкий смех приводит Джесси в ступор.

— Определенно, он меня любит.

Я целовала Шэя в темноте, царапая его спину ногтями, слегка смеялась и нисколько не воспринимала происходящее всерьёз.

— Вот оно что. — Всё произошло слишком быстро: мы оказались на земле, Шэй запустил руку под юбку и стянул мои трусики, затем приподнял мои ноги, пока я не успела остановить его. — Вот почему он называет меня шлюхой и швалью. Вот почему он так хорошо со мной обращается. — Я чувствую удивление Джесси и не могу ждать, когда он начнёт задавать вопросы. Я не стану отвечать на его чёртовы вопросы. — Отвези меня домой.

Он открывает рот, но, проглотив начальные звуки фразы, заводит мотор. Я не отвожу взгляда от окна, пока мы едем, с трудом наблюдая за мелькающими деревьями и домами. Шэй любит меня. Джесси нисколько меня не любит.

Он подвозит меня к дому и наклоняется, произнося: «Не уходи» так, как будто мы можем ещё всё исправить.

Я отстраняюсь от него.

— Нет. Я думал, что ты...

Другая. Я открываю дверцу.

— С меня хватит.

Я бегу через двор, замечая только разбросанные ветром на столе карты Нелл, и врываюсь в дом, оставляя позади себя рёв мотора удаляющейся машины.

Полная ярости, я засыпаю в одежде на своей кровати, надев наушники и обхватив рукой старую плюшевую собаку. Никто не заходит ко мне, чему я безмерно рада.

Около часа ночи я подскакиваю, уверенная в том, что перед домом снова стоит машина, что стоило мне открыть глаза раньше, и я бы увидела, как свет её фар бежит по моей стене. Я подхожу к окну, но, раздвинув шторы, выглядываю только в ночь.

Глава 18

Утром у кухонного стола меня ожидает Рианона. Я сажусь на стул и глазами, опухшими от бессонной ночи, натыкаюсь на газету American, первая страница которой занята лицом моей подруги.

«Год без Рианоны» — таков заголовок, а под ним краткое описание: «Мать из Сасаноа ищет ответы спустя двенадцать месяцев после исчезновения дочери». На напечатанной фотографии мама Рианоны смотрит на Пятнадцатое шоссе на фоне пустоши и заснеженного забора. Чарли Энн постарела, и мне кажется, что она начала красить волосы, потому что теперь они — некогда золотисто-каштанового цвета — отдают медным оттенком. Практически годовщина. Странно подумать, что в прошлом году я отвечала на звонок Чарли Энн в это время. «Рианона ночевала у тебя? Была вечеринка?»

На другой фотографии Рианона лежит на животе на кровати, подперев ладонями подбородок и подняв взгляд к потолку, а на её ноги надеты пушистые тапочки. И замыкает ряд фотографий изображение, на котором из леса вытаскивают «Фит».

— Прочитай, — Мэгс усаживается рядом со мной с миской хлопьев. — Неплохая статья.

Она не упоминает машину, припаркованную у нашего дома этой ночью, так что либо я проспала и не увидела её, либо мне приснился свет от её фар на стене.

Я молча пожимаю плечами.

Мама вытирает столешницу и садится рядом со мной.

— Ты вчера рано вернулась.

Я поднимаю взгляд на маму. Ей было всё равно, во сколько я ухожу или прихожу, если только я не появляюсь пьяной в стельку. Я замечаю, что мама и Мэгс что-то скрывают. Впервые в жизни я понимаю, что они разговаривали обо мне.

Мама кашляет и срывает защитную плёнку с нетронутой пачки сигарет, не отрывая от неё взгляда.

— Всё хорошо?

Я закусываю губу.

— Ага, всё хорошо.

Проснувшись, я почти решилась не идти на работу. Да и сезон почти закончился. К воскресенью поля точно нужно будет расчистить, так что Боб отпустит нас раньше — работников ему хватает. Всего лишь не получу зарплату за пару дней. И не попадусь на глаза Джесси и Шэю — отстранюсь от всей истории с ними.

Но я осознаю, что буду выглядеть последней трусихой. Шэй всех обманывает и зарабатывает за это больше денег, пока мы из последних сил корячимся на жаре. Если Джесси не хватает смелости что-либо предпринять, то, видимо, это предстоит сделать мне. Так что я надеваю обрезанные джинсовые шорты, майку и ковбойскую шляпу, распыляю солнцезащитный крем на тело и готовлюсь пережить этот день.

Нелл заходит со стуком, и, выходя из дома, мы захватываем мешки с собранными для мигрантов вещами. Удивительно, что в воздухе чувствуется лёгкая свежеть. К обеду будет двадцать четыре градуса, но сейчас по моим ногам бегут мурашки.

Я захватила первую страницу American с собой. Стоит посмотреть на то, как Либби отреагирует на свою испорченную утреннюю рутину — кофе, тосты и газета. Мы с Нелл прочитали статью в машине — она заглядывала через моё плечо. Сначала корреспондент даёт общую информацию об исчезновении Рианона, потом описывает «спокойную решимость и непоколебимость» Чарли Энн: «Правду кто-то знает. Прошёл год. Возможно, эта история побудит их набраться смелости и вернуть Рианону домой».

Неудивительно, что отец Рианоны упоминается лишь однажды, так как после развода Джима и Чарли Энн (Рианоне было девять лет), между ними были странные отношения — то сходились, то расходились. Однажды он вернулся к ним на целый год, но как-то раз, вернувшись из школы домой, Рианона не застала там отца, а её мать яростно отмывала кухонные полы, уверяя дочь, что отец с ними жить не будет и нечего задавать про него вопросы. Тогда Рианона позвонила мне, с трудом выговаривая слова сквозь непрекращающийся поток слёз.

— Ого, смотри, — указывает Нелл. Я поднимаю глаза на новый плакат, прикреплённый к телефонному столбу перед закусочной Годро. В его центре помещена цветная фотография Рианоны из десятого класса в размере 13х18. «Без вести пропавшая — 5000 долларов за информацию».

Улыбающееся лицо Рианоны мелькает до Мэйн-стрит: на каждом здании, досках объявлений и телефонных столбах. Мы проезжаем мимо парня, развешивающего плакаты, в припаркованной машине его ждёт женщина. Кажется, у неё каштановые волосы.

Нас зовут к штабу до начала смены, мы садимся на траву небольшими группами, понимая, что затевается что-то значительное. На этот раз миссис Вордвел остаётся в своём кресле и смотрит на мужа усталыми глазами. Боб упирает кулаки в бока, шевеля губами и вставными протезами так, как будто у слов плохой привкус:

— Мне есть что сказать, и больше эту тему поднимать не буду. Никогда бы не подумал, что вы, а большинство из вас я знаю давно, не придёте на помощь нуждающимся. Так не должно быть в маленьком городке.

Я замечаю на себе взгляд Джесси. Сидя рядом с Мейсоном, он положил руки на согнутые колени и косо смотрит на меня сквозь упавшие волосы — этим летом они порыжели и стали лохматыми. Без усмешки он сам на себя не похож. Я вижу, как сильно Джесси хочет мне что-то сказать. Его терзания причиняют мне боль, хоть я и сержусь на него. Отворачиваюсь. Я не заставляла его врать, выставлять меня дурой или не замечать того, что действительно происходит между мной и Шэем.

— Я не стану называть имена — вы себя знаете. Но пока мы тушили пожар, я видел тех, кто уехал... — Боб вскидывает подбородок. — Что же, в следующем году вы здесь работать не будете. А если бы загорелся лес или дети были в бараке? — Он делает шаг назад, качая головой. — Даже не приходите ко мне. — Он хлопает в ладоши. — За работу.

Чувствуется потрясение людей: они переглядываются, перешёптываются, а мигранты шокированы больше всех. Мы встаём и расходимся по рядам, а местные, уехавшие вчера, сидят с холодным выражением на лицах. Некоторые из них уходят, не сказав ни слова Вордвелам или кому-то ещё. Шэй отряхивает джинсы, а я смотрю на него до тех пор, пока не встречаюсь с ним взглядом. Он ухмыляется. Однако на этот раз, должно быть, почувствовал какие-то изменения, потому что не бросает мне ни одного едкого комментария, пока мы с Мэгс и Нелл пересекаем пустошь.

Но Шэй идёт следом и останавливается через два ряда от меня.

Я собираю ягоды изо всех сил, потому что хочу заработать. Я собираю ягоды изо всех сил, потому что именно так мне нравится работать. Больше я не собираюсь надрываться в фальшивом соревновании с Шэем только чтобы выиграть.

Его присутствие обжигает и давит на меня как давний груз. Поверить не могу, что потратила время и энергию на Шэя этим августом, подкармливая его жалкую недолюбовь-недоненависть, пока всё это время пыталась доказать, насколько была несгибаемой. Наполнив ящик, закрываю его и встречаюсь глазами с Шэем, сохраняя спокойствие.

Он сдвигает шляпу и вытирает лоб.

— Выглядишь измотанной, принцесса. Бурная ночка?

— Хочешь подробностей?

— Не-а. Мне чужого не нужно.

— По-моему, ты довольствуешься всем, что можешь заполучить. — Я бросаю пустую коробку в свою стопку. — А ещё часто подачки берёшь.

— Имеешь в виду ту, что получил от тебя на карьере? Со мной всё отлично. Беспокоишься?

— Нет. Это тебе стоит побеспокоиться.

Пусть подумает над моими словами. Снова взглянув на Шэя, я замечаю, что его самонадеянность сменилась настороженностью. Он возвращается к сбору ягод, но теперь работает не так быстро, оценивая меня.

Во время обеденного перерыва я выжидаю, когда миссис Вордвел уйдет к семье Порта-Джонов, чтобы достать мешки с вещами из машины Мэгс. Я оставляю их на пороге фургона (Вордвелы поймут, кому они предназначаются), не желая выглядеть подлизами перед местными, которым запретили показываться на глаза следующим летом.

Я спускаюсь по ступенькам фургона. Все работники обедают сидя на траве. Я замечаю голубую бандану Нелл и золотистые блестящие волосы Мэгс. Вдруг кто-то сжимает мою руку, заставляя меня испуганно открыть рот, и тянет в тень, падающую от фургона.

Шэй прижимает меня к холодному металлу, его лицо всего в паре сантиметров от моего.

— С кем ты говорила?

Я отталкиваю его руку.

— Отпусти меня, придурок.

— Сначала скажи, на что ты намекала.

— А ты как думаешь? — Наши носы почти соприкасаются. — Я знаю, что ты всех обманываешь. Мы все работаем из последних сил, а тебе платят вдвойне... — Я пытаюсь оттолкнуть его, но отскакиваю к фургону, тяжело дыша. — Пусть Дьюк заканчивает с этим делом, иначе я обо всём расскажу.

— Думаешь, у нас дела на стороне? Хочешь обвинить нас?

— Так и быть. Я расскажу всем. Надеюсь, тебе понравится мыть посуду в закусочной «Харбор Вью» следующим летом.

Он бьёт меня так сильно, что от удара по алюминиевому покрытию идут волны. Я чертыхаюсь, но заливаюсь смехом, когда Шэй сжимает мои запястья. Во мне достаточно сил, чтобы побороться с ним.

— Ты никому не расскажешь. — Я чувствую на своей коже его тяжёлое дыхание. — Любишь меня подставлять, да? Всё лето за мной бегала, ещё и говорила про меня всякую хрень.

— Всё с точностью наоборот.

— Бушар сказал тебе? Точно он. — Я задерживаю взгляд на паутине, блестящей в солнечных лучах. Шэй чертыхается. — Знал же. Он не может молчать. Так же как не может не выпрыгнуть из штанов перед маленькой шлюхой, повертевшей перед ним задом. И в этом даже нет его вины. — Он поворачивает моё лицо к себе. — Вот что ты задумала? Будешь трахаться со всеми моими друзьями, прежде чем приползёшь ко мне?

— Я никогда до тебя не дотронусь. И знаешь что? Джесси мне нравился ещё до того, как мы переспали. Но ты мне никогда не нравился. — Собрав последние силы, я выворачиваю руки из хватки Шэя и отталкиваю его. — Держись от меня подальше.

— Эй, Дарси, — кричит он после небольшой паузы. Я оглядываюсь, и в этот момент он хватает меня за плечо и тянет к себе. Я спотыкаюсь. Он выбивает мою левую ногу, и я падаю.

Не помню, видела ли перед собой крюк для сцепки прицепа, но в любом случае я не успеваю за него схватиться. Ударяюсь лбом и носом о металлическую поверхность. А зубы прикусывают язык.

В глазах появляются искры, пахнет кровью, чувствуется вкус крови и меня начинает тошнить, стоит мне перевернуться на бок.

Слегка тряхнув головой, я усмиряю ужасную боль и снова начинаю дышать. Сажусь и вытираю слёзы — нет, я не плачу, мне просто больно. А расплывающийся образ Шэя удаляется от меня по полю. Он даже не остался, чтобы посмотреть, всё ли со мной хорошо. Но судя по тёплой влаге на лице и раскалывающейся голове, полагаю, что всё ужасно.

Я нахожусь почти в бессознательном состоянии и с трудом переставляю ноги. Ощупываю кончиками пальцев нос — не пойму, сломан он или нет. Я думаю только о том, как доберусь до машины Мэгс и прилягу на заднее сиденье, скрывшись ото всех, но сначала мне предстоит пересечь поле. Справа в мою сторону движется большая расплывчатая фигура: наверное, миссис Вордвел вернулась. Из её рук что-то падает.

— Боже мой.

Я пытаюсь спрятать лицо, обходя стороной большие камни, и ускоряюсь, но в итоге врезаюсь в Мейсона. Как будто он меня поджидал. Пытаюсь его обойти. Я начинаю кашлять от того, что кровь стекает по гортани.

— Господи, — говорит он вполголоса и, положив руку на моё плечо, наклоняется поближе.

Затем Мейсон — этот двухметровый и стокилограммовый парень — направляется к Шэю, который стоит в окружении каких-то дружков, неся очередную чепуху, и бьёт его ребром ладони в грудь, отчего тот навзничь падает на землю.

— Да что с тобой? — голос Мейсона разносится как раскат грома по полю.

Почти все парни разбегаются, только парочка героев становятся между Мейсоном и Шэем, пытаясь разделить их.

Я даже не пошевелилась, наблюдая за происходящим, как за картинкой в телевизоре. Подбегает Джесси. Момент, когда он замечает моё лицо, хуже всего, даже хуже моего удара о крюк. На его лице появляется выражение шокированной опустошённости. Я вижу, как он понимает, что именно произошло. Всё, что делает его Джесси, моим Джесси, ускользает, и он выходит из себя.

Он накидывается на Шэя, хватая его за глотку, и дважды ударяет кулаком по его лицу, прежде чем парни оттаскивают его. Джесси высвобождается и врезается головой в живот Шэя, повалив его на землю — они перекатываются, отвешивая друг другу удары по рёбрам, готовые разорвать противника. Такую драку невозможно увидеть в школьных коридорах.

Мэгс подхватывает меня, а Нелл крепко прижимается ко мне слева. Я кладу голову на грудь Мэгс. Она поглаживает мои волосы, пока я слушаю её быстрое сердцебиение. Она выкрикивает что-то Шэю, но я не разбираю слов.

Ни Боб, ни Дьюк не могут разнять парней, и кажется, что они не уйдут отсюда, не закончив драку. Наконец, Дьюк хватает Шэя удушающим захватом, и теперь Шэй либо сдастся, либо отключится. Джесси медленно встаёт, вытирая лицо предплечьем, а один глаз у него уже распух.

Вокруг разносится тяжёлое дыхание и гул насекомых в кустах.

— Ох, нет, твоё бедное личико, — рыдающе вздыхает Нелл и вытирает мне губы и ключицы своей банданой.

Боб покраснел, а его глаза полны ярости. Он наклоняется и хватает кепку Шэя, бросая её ему в грудь.

— Это ты с ней сделал?

Шэй весь в пыли, изо рта стекает кровь, а воротник рубашки полностью разодран. Он смотрит на меня пустым взглядом, как будто мы с ним даже не знакомы. Но за этим взглядом кроется полнейшее самодовольство, самое настоящее удовольствие, что взрывает мне мозг.

Я смотрю на него, пока он не отвечает:

— Она не должна была так сильно упасть.

Джесси рычит и подрывается в сторону Шэя, но парни успевают перехватить его. Боб подходит к Шэю.

— Убирайся отсюда к чёрту.

Шэй высвобождается из захвата Дьюка, сплёвывает кровь и уходит, даже не обернувшись. Дьюк косится на него, потирая затылок.

Боб обращается ко мне:

— Дорогая, хочешь, чтобы я позвонил в полицию?

— Нет, — быстро отвечаю я.

С моей удачей они прислали бы Эджкомба, а я не могу снова иметь с ним дело.

Мэгс отстраняется от меня.

— Дарси. Нужно выдвинуть обвинения.

— Нет. — Она открывает рот. — Хватит, — бросаю я таким тоном, что она понимает меня с первого раза.

Боб хочет отвезти меня в больницу, но после моего отказа просит миссис Вордвел позвонить маме на работу. Их разговор краток.

— Она будет дома, — говорит миссис Вордвел, провожая нас. Мои мысли заняты Джесси, но я не оглядываюсь на него.

На шоссе мы проезжаем мимо Шэя. Он снял рубашку и засунул её за пояс джинсов, как будто хотел почувствовать солнце на своей спине.

Глава 19

Сёстры помогают мне умыться. В раковину стекает тёплая розовая вода, а махровое полотенце легко касается кожи лица. Приятный запах мыла напоминает мне о детстве, когда мы с Мэгс принимали ванну, а мама сидела на её краю и отмывала нас от грязи.

Умывшись, я разглядываю в зеркале разбухший нос и большую фиолетовую шишку на лбу, мои глаза как у совы — наверное, утром под ними будут тёмные синяки. Чертовски привлекательно. Нелл вздыхает, глядя на меня, а её лицо в отражении зеркала выглядит бледным и измождённым.

Открывается дверь, мама ставит сумку на столешницу, бряк — ключи падают в стеклянную миску, покрытую изображениями красных куриц. Она появляется в дверном проёме и смотрит сначала на моё лицо, а потом на майку, испачканную засохшей кровью и лежащую на полу. Мэгс поднимает её и закидывает в стиральную машину, будто пытаясь выбросить этот образ из воспоминаний.

Мама медленно выдыхает и отступает назад.

— Приложи что-нибудь холодное — опухоль спадёт.

Благодаря её спокойствию я прихожу в себя. Мы идём к кухонному столу, где мама передаёт мне пачку замороженного горошка и ставит чайник.

Входит Мэгс и сжимает пальцами спинку стула.

— Возможно, у неё сотрясение.

— Хватит, со мной всё в порядке.

— Ты не в порядке. Она не в порядке, и сейчас нам бы следовало поговорить с полицейскими и привлечь к ответственности Шэя Гейнза. — Она впивается взглядом в мамину спину. — Ты даже не поинтересуешься что случилось?

— Когда твоя сестра отдохнёт, я буду разговаривать с ней, а не с тобой. Так что не лезь. — Мама переставляет свистящий чайник на незажжённую конфорку и берёт две кружки. — В этой семье хватает и одного охотника до чужих дел. — Мэгс с грохотом опускает ножки стула и направляется к крыльцу. — Маргарет, не смей хлопать дверью.

Дверь с грохотом закрывается. Нелл в нерешительности наблюдает из коридора, как будто боится, что стоит ей отвести от меня взгляд, со мной что-то случится.

— Нелли, оставь нас, — говорит мама, заливая кипятком чайные пакетики.

Нелл сразу же уходит, осторожно закрывая за собой дверь. Мама добавляет в чай сахар и достаёт две таблетки аспирина — себе и мне.

— Голова болит? — спрашиваю я, когда она глотает таблетку.

Мама кивает в ответ.

— Полагаю, у тебя тоже.

Я фыркаю, отчего по телу проносится боль. Моё лицо покрывается влагой от холодного горошка и пара, исходящего от кружки. В ожидании я отпиваю чай маленькими глотками.

— Как ты поранилась?

— Сделала выговор парню. Он не оценил.

— Сын Дерека Гейнза?

— Возможно. Я не знаю имени его отца. — Думаю, она позвонит отцу Шэя сразу после нашего разговора.

— Всё закончилось? — удивляет меня тон её голоса. Это разговор женщины с женщиной, а не матери с ребёнком. — Я должна знать, будешь ли ты в безопасности.

Я сижу на той самой кухне, в которой ела, делала домашние задания, натирала столешницы и училась печь, надеясь, что осмелюсь на следующий шаг в жизни. Наконец, я мотаю головой. Понятия не имею.

— Голова не кружится, не тошнит после случившегося? — Нет. — Хочешь сходить в больницу? — Ни в коем случае.

Она откидывается на спинку стула и прочищает горло. Её взгляд останавливается на пачке сигарет, но она быстро его отводит, борясь с желанием закурить.

— На следующей неделе ты будешь в выпускном классе. А когда тебе исполнится восемнадцать, я никак не смогу повлиять на твои решения. Либби считает, что с тобой нужно что-то сделать. И сестра тоже волнуется о тебе. — Я резко поднимаю взгляд. — Не злись на Мэгс, ведь тебе повезло с ней. Она родилась защитницей и всегда будет готова помочь тебе, хочешь ты того или нет. Но я должна знать, что, по-твоему, нам с тобой делать.

Значит, дело серьёзное, раз мама разговаривает со мной как со взрослой. Но меня также пугает то, что мне предоставляют возможность самой взять ситуацию под контроль. Стоило бы не только пожать плечами, но и сказать что-нибудь, но я просто не могу подобрать слова.

В ожидании ответа мама прижимает кончиком пальца несколько крошек и смахивает их в бумажную салфетку.

— Я была такой же в твоём возрасте. Иногда даже не верится, насколько сильно мы похожи.

— Правда?

— О да. Мы бы вместе шатались по улицам и напивались, пока нас кто-нибудь не остановил. Мои родители и Либби винили во всём твоего отца, но дело было во мне. Родители хотели, чтобы я была хорошей девочкой. Они давили, а я давала отпор. Так что я всегда понимала, что с тобой такое не пройдет.

— Умно.

Мама едва заметно улыбается.

— Но, похоже, что и сейчас у нас что-то не складывается. — Она смотрит в моё разбитое лицо. — Не знаю, как я выжила. Стоит подумать обо всём, что я сделала или попробовала... Страшно представить тебя на моём месте. А иногда трудно понять, когда веселье заканчивается и превращается в привычку. — Она замолкает в нерешительности. — Говори со мной, если нужно.

Я не прошу её не беспокоиться и не уверяю, что изменюсь здесь и сейчас. Никто на это не купится. Когда мама встаёт и выливает остатки чая в раковину, я интересуюсь:

— А Либби была такой же милой и невинной, как она рассказывает?

— Да нет.

— Ха. Теперь понятно, почему она не отпускает от себя Нелл. — Я пожимаю плечами. — Если бы отец Нелл был с ними, то возможно, Либби ворчала бы на него, и Нелл могла бы без разрешения ускользн...

— Нелл — вся её жизнь. — Мама бросает на меня пронзительный взгляд, отчего вмиг пропадает моя ухмылка. — Останься бы её отец, так прекрасно не было бы. Либби бегала за ним два года в поисках чего-то большего, но как только ему подвернулась партия получше, он сразу сбежал. — Мама замолкает, приподняв плечи. У меня почти вырывается: «Я думала, они были помолвлены», но осознаю, что мама рассказала семейный секрет. — Даже не думай ей об этом говорить.

— Хорошо, — выдохнув, я кладу горошек на стол и трогаю нос. Ничего не чувствую.

Я поворачиваю голову на скрип кроссовок: через сетчатую дверь в дом заходит Нелл.

— Извините, — говорит она нам. Мама приглашает её взмахом руки. — Просто... У нас репетиция. — Она смотрит на меня. — Что будешь делать?

На сцене висит голубой велюровый занавес — пара волонтёров крепит к его внешней стороне и трибунам украшения, пока мы с Нелл поднимаемся по ступенькам. Мне было слишком больно краситься, поэтому я надела свою розовую кепку и натянула её как можно ниже. Я готова развернуться, заметив на себе взгляды, а Белла хватает Алексис за руку и обменивается с ней удивлёнными смешками. Хватка Нелл на моей руке — единственное, что удерживает меня от того, чтобы разбить их головы, как хэллоуинские тыквы. Не отрываясь от меня, Нелл подходит к миссис Хартвел и произносит:

— Сегодня моя сестра поранилась на работе, но хочет принять участие в репетиции. Можно?

Миссис Хартвел быстро моргает.

— Что же... Конечно. Божечки, бедняжка. Чем же ты занималась?

— Собирала голубику, — отрезаю я.

Миссис Хартвел показывает нам движения, наслаждаясь притопыванием и прихлопыванием и вкладывая в это дело всю свою душу. Приближается Фестиваль, и мне становится не по себе, как будто я проглотила головастиков. До коронации осталось три дня. Три дня. Мне придётся стоять здесь на сцене перед толпой людей и притворяться, что я чувствую себя как рыба в воде, но в то же время я буду выглядеть так, словно остановила своим лицом фуру. Действие аспирина заканчивается, и голову начинает окутывать тупая боль, усиливающаяся с каждым шагом и звуком из колонок.

Мы садимся по-турецки на подиуме, а миссис Хартвел продолжает объяснять:

— В это время ведущий будет поочередно вызывать вас к микрофону в центре сцены и представлять зрителям. Судьи будут задавать вам заранее подготовленные вопросы. И нет ни одной причины переживать из-за интервью. Вы же всё прекрасно о себе знаете, не так ли? Если за ответ вы получите высокую оценку, то пройдёте в финал, где вам ещё раз будут задавать вопросы. Судьи посовещаются и объявят Мисс Конгениальность, призёра и Королеву.

Парень на тракторе проезжает вокруг сцены, разравнивая землю для субботнего Фестиваля. Вдалеке, как большая шляпка гриба, поднимается белый тент.

Одна из участниц поднимает руку.

— Сколько девушек пройдёт в финал?

— От трёх до семи. Но однажды прошли десять участниц, и конкурс длился до полуночи, — миссис Хартвел останавливает свой взгляд на каждой из нас, как будто мы особенные. — Я не увижусь с вами до субботы, но вы можете связываться со мной по любым вопросам — у вас есть номер и почта. Звоните, даже если вам нужно просто выговориться. — Она смеётся, но мне такое развитие событий кажется маловероятным. — Теперь я буду вызывать вас поименно. Мы отрепетируем ваш выход и уход со сцены.

Закончив репетировать, я стою в ожидании Нелл, крепко обняв себя — лучше бы я взяла с собой свитер, ведь ближе к ночи похолодало.

Неожиданный голос миссис Хартвел заставляет меня обернуться.

— Не так уж и плохо. — Она берёт сумку, бутылку воды и папку и притрагивается к своей щеке. — Твоё лицо. Синяки не сойдут до воскресенья, но макияж может всё исправить. Зелёный консилер. Нанеси его спонжем под тональный крем. Он творит чудеса, корректируя цвет.

Я засовываю руки в карманы, вспоминаю о Мейсоне и сразу же вытаскиваю их.

— Я тут подумала... Может мне не выступать. — Она замирает. — Ну, вид у меня не самый лучший.

Она выпрямляется, поправляя большую сумку под мышкой. Её глаза выделяются в бирюзовых тенях.

— Хочешь, чтобы я тебя отговорила или наоборот уговорила? — Я мешкаю с ответом. — Мне кажется, тебя с самого начала нужно было уговаривать. — Она кивает в сторону Нелл, которая спускается со сцены. — Видимо, ты здесь ради кого-то другого? — Она раскусила меня, так что я не пытаюсь оправдываться. — Что ж, вот что я о тебе знаю. Ты ничего не бросаешь. А если бы поступала наоборот, то не пришла бы сегодня на репетицию в таком состоянии. Ты не болтаешь попусту, а делаешь. — Она улыбается, запахивая кардиган. — Уверена, что закончишь начатое?

Теперь конкурс выглядит как вызов, а не обязанность. Почти равноценно моему стремлению попасть в список лучших работников. Я быстро киваю ей в ответ.

— Ладно. Я не уйду. — Делаю несколько шагов назад, а затем спрашиваю: — Каково было выиграть?

Как только она понимает меня, то заливается смехом.

— Дорогая, я никогда не была Королевой Фестиваля. Я и Принцессой-то не была. — Кажется, что меня сбили с ног короной. — Я не... Что же, я не была из тех, кого выбирают для участия в таких конкурсах. В школе я была намного полнее и застенчивее, — из неё снова вырывается смешок. — Боялась собственной тени. Даже если бы у меня была возможность выйти перед зрителями, я бы не решилась.

— А почему вы занимаетесь конкурсом? — Я с лёгкостью могу придумать, чем заняться в августе вместо того, чтобы проводить его с кучкой подростков.

— Потому что мне нравится. Моя сестра Гвен стала Королевой в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Но пятнадцать лет назад её не стало. Так что участие в Фестивале напоминает мне о ней и о том лете. — Она слабо смеётся. — Молодость.

— Мне жаль.

Она понимает, что я не вру и знаю, каково говорить о человеке, которого ты потерял.

— Спасибо. Приятно иногда упоминать её имя в разговоре. Не часто я произношу его. — Она кладёт руку на моё плечо. — Иди домой и отдохни.

Глава 20

Мы втроём сидим на крыше, потягиваем последнюю оставшуюся колу из холодильника и впервые за последние месяцы надели джинсы. В доме звонит телефон, но мы не реагируем.

Мэгс толкает меня пальцами ноги.

— Это же тебя.

Я фыркаю в ответ. После того как мы с Нелл вернулись домой, Либби передала мне телефонные сообщения — её лицо при этом было настолько каменным, как гора Катадин в Аппалачах. Пока я была на репетиции, мне три раза звонил Джесси. И один раз кто-то сбросил, видимо, из-за меня.

— Почему ты не хочешь поговорить с ним? — Нелл приподнимается на локтях, волосы рассыпаются по её плечу.

— Просто не хочу.

— Но он защищал твою честь. — Мы с Мэгс фыркаем. — Ну, защитил же, — Нелл садится, обнимая колени, по выражению её лица понятно, что она перенеслась в одну из своих широкоэкранных фантазий. — Он пришёл спасти тебя как рыцарь, ну или Грегори Пек[4].

Я бездумно выпиваю остатки колы. Мэгс раздражённо ставит банку на подоконник.

— Их драка давно назревала, вот и всё. — И уж точно Джесси полез драться не из-за любви ко мне: он ясно дал это понять. Не понимаю, почему в голове возникает образ Джесси с телефоном в руке, который ждёт моего звонка. Интересно, как выглядит его комната в доме дяди? Наверное, в ней немного не прибрано, а на стенах развешаны плакаты моделей. И книги. Что-то мне подсказывает, что ему нравится читать.

Мэгс снимает очки и потирает лицо.

— Дарси не нужен рыцарь, но даже если бы всё было наоборот, можно найти рыцаря и получше, чем Джесси Бушар.

Я вспоминаю наш разговор в примерочной и поворачиваюсь к ней.

— Он же тебя просил, да?

Мэгс непонимающе смотрит на меня.

— Кто?

— Уилл. Он просил тебя заняться сексом, а ты отказала, так ведь?

Из неё вырывается разражённый смех.

— Да что с тобой? Иногда мы говорили об этом. Но дело так и не дошло. Не каждый парень будет настаивать. Ты же знаешь об этом, да?

— Ага, — растерянно протягиваю я, не имея ни малейшего понятия, о чём она говорит. Хотя Джесси другой. И когда он не стал настаивать, я разозлилась на него. — Так ты ни с кем не спала?

— Ну, учитывая тот факт, что до Уилла у меня был один парень — и то в шестом классе, я никогда не спала с парнем. — Она ласково смотрит на меня. — А у тебя сколько раз было?

Они обе смотрят на меня, но взгляд Нелл выделяется сильнее. Я понимаю, что она пропустит любое моё слово через себя, поэтому не могу врать ей в лицо.

— Четыре. Я имею в виду с четырьмя парнями, а не четыре раза. — Молчание. — В этом нет ничего плохого.

— Кто-то сказал, что плохо?

Я пожимаю плечами. За верхушками деревьев горят огни на мосту. Сначала ярко красные, затем исчезающие в темноте. Если уж и говорить, то только сейчас.

— Знаете, с кем я лишилась девственности?

Мэгс удивляется, стоит мне назвать имя Адама Морроу.

— Понятия не имела, что ты была с ним знакома.

— Не была. — Всё что я знала это то, что он был красив. Красавчик на футбольном поле: красно-белая форма подчёркивала его румянец той осенью, а мы с Рианоной сидели на краю поля на пледе и кричали ему. Красавчик в школе: я всегда искала его глазами во время перемен, чтобы полюбоваться. Это была безнадёжная влюбленность, съедающая тебя изнутри от безграничных чувств и осознания того, что между вами ничего не будет. Он идеален, а ты никто. — Рианоне нравился кто-то из его друзей. Мы только и делали, что влюблялись в них. Мы постоянно болтали о том, как поступить, если чувства окажутся взаимными, как мы будем счастливы и как поменяется наш образ жизни.

Мэгс не сводит глаз с моего лица, её волосы развеваются на ветру. Я не смотрю на Нелл, потому что прекрасно представляю её: она слегка раскрыла губы, цепляясь за каждое моё слово, которое стоило сказать давным-давно — так я бы успела вовремя.

— Я бы ни за что с ним не заговорила. Серьёзно, кто зовёт свой предмет обожания на свидание?

— Рианона, — спокойно произносит Мэгс.

— Да. Если она чего-то хотела, то шла за этим. Изначально она мне даже не сказала. Она попросила друга своего друга сказать парням, что они нравятся девчонкам из десятого класса. И когда они согласились потусоваться с нами на Хэллоуин... Она всё устроила.

— Тебе было страшно? — мягко спрашивает Нелл.

— Сначала я разозлилась на Рианону, но она всё же уговорила меня. Сказала, как сексуально я должно быть выгляжу, раз выпускник захотел переспать со мной — девчонкой, чьё имя он даже не знал. Мама Рианоны отвезла нас к школьному спортзалу на танцы. Как только она уехала, мы пошли на футбольное поле и встретились с парнями. — Мы с Рианоной взбежали вверх по склону, нервно хихикая, и от нашего тёплого дыхания в холодном воздухе появлялись облачка. В карманах презервативы, мы же не были глупыми, читали «Космо». — Мы договорились, что лишимся девственности той ночью, потому что «парней лучше для первого раза не найти».

Парни припарковались с разных сторон парковки, не заглушая двигатели. Рианона бесстрашно улыбнулась мне и сказала: «Повеселись». И скрылась в мустанге.

Я села в «Форд Эксплорер», салон которого был пропитан запахом одеколона, обогревателя и свежего освежителя с запахом соснового леса. Практически отсутствующее между нами расстояние разожгло во мне искрящийся огонь. Должно быть, я красива. Должно быть, я что-то из себя представляю. Он же приехал.

— Я боялась, но он не заставлял меня спать с ним. Я сама захотела. — Он прижал меня своим весом, я закусила его губу и полностью забылась, не позволяя запутанным мыслям взять надо мной верх. — Я не говорю, что было ужасно. Но когда всё закончилось, он потрясённо спросил: «Это был твой первый раз?» Ведь если девчонка так бегает за парнем, то и опыт у неё должен быть, не так ли? Даже если ей всего пятнадцать. — Мэгс делает медленный вдох. Невыносимо, что она жалеет меня. Но не ради этого я им рассказываю. — Он пытался сделать мне приятно. Постелил сзади плед, а по запаху было понятно, что он только что из стирки. Всё было хорошо.

— Ты только это и говоришь.

— Я же тебя знаю. Ты возненавидишь его, а в этом нет никакого смысла. Да и чувств к нему у меня уже нет. После нам было неловко и нечего сказать друг другу. В итоге я попрощалась и вышла из машины. — В морозную темноту, ускоряя шаг и выбрасывая из головы образ девчонки, которая двадцать минут назад села на заднее сиденье машины, потому что больше не хотела знать её. — Второй машины уже не было, а под фонарём, дрожа, стояла Рианона — не знаю, как долго она там была. Всё чего она хотела — это вернуться на танцы, что мы и сделали. — В женском туалете Рианона мыла руки горячей водой, пытаясь вернуться в нормальное состояние. Хмуро посмотрев в зеркало, она спросила: «Ты в порядке?»

— С ней всё было нормально? — раздаётся тихий голос Нелл.

Я кусаю губу, считаю до десяти перед ответом и с трудом продолжаю:

— Она не переспала. Передумала.

— Что? — изумляется Мэгс.

— Она села в машину и передумала. Должно быть, парень взбесился и вышвырнул её из машины.

Я отчётливо помню, как передо мной расплылось пространство, оставив нас с Рианоной в отвратительной тишине, а где-то вдалеке били басы музыки, приходили и уходили школьницы. Рианона двигалась резко, раздражённо. Казалось, что она испытывает отвращение ко мне.

— Я сказала: «Ведь это ты всё устроила». А она ответила: «Я ничего не заставляла тебя делать». В тот момент я развернулась и ушла. Она была права. Она меня не заставляла. Но она оставила меня одну и не сдержала своё слово. Не то чтобы я хотела, чтобы она переспала с кем-то, просто... Так противно чувствовать себя обманутой. Так что я попросила у кого-то телефон, позвонила маме и попросила её приехать за мной, потому что мне якобы стало плохо.

Мэгс смотрит мне в лицо.

— Ты никому не рассказала о том, что произошло?

— А что я могла сказать? — Я стряхиваю кусочки грязи со штанов. — Я думала, что Рианона позвонит и извинится, но нет... В понедельник в школе мы даже не разговаривали. И в течение всей недели тоже. Потом все начали распускать слухи о том, что произошло на Хэллоуин, но никто не упоминал Рианону. И тогда я поняла, что за всем этим стоит именно она.

— Вот сука. — Мэгс напряжённо выпрямляет спину. Рианоне повезло, что её ищут, иначе сейчас бы моя разъярённая сестра обрушилась бы на неё как лавина. — Она решила выставить тебя крайней только потому, что стыдилась своей трусости.

— И однажды я слышала, как она говорила обо мне. Говорила, насколько я доступна. — Я пожимаю плечами. — Вот, теперь вы всё знаете.

— А я всегда удивлялась, почему вы перестали дружить. — Нелл подпрыгивает от того, что Мэгс ударяет пяткой по черепице. — Ш-ш-ш!

— Чёрт, мне она никогда не нравилась, — Мэгс сдерживается и продолжает грубым голосом. — Прости, Дарси. Правда. Как же это отстойно.

— Всё в прошлом. — Я натягиваю ворот куртки под подбородок и практически захлёбываюсь словами, потому что хочу обо всём рассказать, пока Нелл меня слушает. — Дело в том, что парень твоей мечты — обыкновенный парень, который может растоптать твоё сердце. Но нужно продолжать жить дальше, потому что он точно о тебе не побеспокоится. Нужно уметь защищать себя, иначе рядом с тобой может появиться кто-то похуже, как акула появляется на запах крови, и воспользоваться тобой, и тогда это никогда не закончится. — Замолчав, я понимаю, что Шэй совершил Четвёртого июля и сегодня. Рука тянется к синякам, но я останавливаюсь и отвожу её назад. — Нужно не глупить. Понимаете? Не глупить.

Даже в темноте я знаю, что Нелл начинает плакать и переводит взгляд на свою обувь. Когда мы залезаем обратно в дом, Нелл не желает нам спокойной ночи и украдкой вытирает щёки тыльной стороной ладони. Наверное, я сделала ей больно. Хорошо.

Может быть, она что-то поняла.

Глава 21

Мы переместились на западную сторону поля к последней сотне рядов голубики, однако, работы хватает всем, потому что большинство людей решили сегодня остаться дома. Такое всегда происходит к концу сезона, но в этот раз прогулы связаны не с ленью, а с разносной речью мистера Вордвела. Хорошо, что он не работает собаколовом.

Теперь пустующее первое место Шэя занимает Банковски. Собирая ягоды, Нелл поёт «Мою дорогую Клементину», отчего мне становится спокойно и можно перестать думать о Шэе. Хотелось бы мне верить, что он здесь больше не появится, но вчера казалось, что ему наплевать на всех и каждого, а также на то, поймают его или нет. В мыслях всплывает мамин вопрос: «Всё закончилось?»

Я чуть ли не выпрыгиваю из кроссовок, когда во время обеда Джесси подходит ко мне. Проглатываю сухой кусок сэндвича под бешеный стук своего сердца. Мэгс и Нелл невзначай увлекаются своим обедом.

Он присаживается на корточки рядом со мной. От Джесси приятно пахнет испариной и природой.

— Получила мои сообщения? — Я убиваю ладонью слепня. — Как ты?

— В порядке, — утробным голосом отвечаю я, отрывая кусочек хлеба от сэндвича. — А ты?

Под его левым глазом расплылся фиолетовый синяк, белок покрыт лопнувшими сосудами, а на щеке красуется большая царапина, которая выглядит довольно неприятно.

— Бывало и похуже.

Сегодня я немного наблюдала за Джесси: работает он медленно и при этом закусывает щёку, как будто внутри его что-то беспокоит. Может быть, рёбра болят. Мейсон собирает ягоды рядом с ним. Наверное, всё это время он выслушивал разговоры Шэя и Джесси обо мне, когда одного из парней не было рядом. Он должен был знать, что когда-то случится непоправимое. Я снова бросаю взгляд на дорогу.

— Ты с ним говорила? — Джесси понимает, о чём я беспокоюсь. — Если он тебя достаёт — просто скажи мне.

— Ай, хватит. Вчера ты набросился на него ради себя, а не меня. — Нелл вздрагивает от тона моего голоса и подтягивает колени к себе, становясь меньше. — Шэй разбил мне лицо. Таким оно тебе уже не нравится, вот ты и ударил его. — Я медленно выдыхаю, а вокруг воцаряется потрясённое молчание. — Мне жаль, что Шэй причинил тебе боль. Но не ради меня ты в это ввязался. — Джесси продолжает смотреть мне лицо. — Я с ним сглупила. И мне жаль, правда. Я не знала, какие отношения были между вами на самом деле. Но если ты злишься из-за всего этого сбора... Ну, с Шэем покончено. Боб больше не пустит его на поле.

— Да. Но его так и не поймали.

Я сжимаю сэндвич, упакованный в фольгу, и быстро проглатываю остатки.

— Его не поймали, потому что никто ничего не предпринял.

Джесси застывает на месте, его губы побелели и не двигаются. Он сжимает ладонью колено, и я замечаю притёртую грязь на его большом пальце — такую только пемзой получится оттереть.

— Значит, так?

Я искоса смотрю на него.

— Видимо.

Он встаёт и на пару секунд кладёт ладонь на мою макушку. Затем его пальцы соскальзывают.

— Береги себя, Дарси.

— Несомненно, — слабо отвечаю я, когда он уходит.

К тому времени, как Либби и Нелл возвращаются домой из Бэнгора, наступают синеватые сумерки. Я наблюдаю из окна гостиной, как Нелл бежит через газон, прижимая к себе длинный чехол с платьем. Её лицо светится от счастья, а волосы подпрыгивают на плечах, когда она перепрыгивает через первую ступеньку и исчезает в трейлере.

Видимо, Нелл нашла его — то самое платье.

— Покажи. — Мэгс бросает на Нелл взгляд, падая на кровать. — Серьёзно? Ты нам даже не покажешь?

— Нет. Тогда испортится всё впечатление.

Нелл макает спонж в зелёный консилер.

— Хотя бы скажи, какого оно цвета.

— Оно — то самое! Больше вам ничего не нужно знать.

Нелл касается моих плеч и приподнимает мне подбородок — мы отражаемся в зеркальце Мэгс. Лёгкими движениями она прикасается спонжем к моему лбу и носу, затем с помощью кисти растушёвывает консилер под глазами — так она поймёт, сможет ли скрыть под макияжем мои синяки в день конкурса. Посмотрев на меня, можно подумать, что я упала лицом в тарелку с фисташковым пудингом.

— Ты же разбираешься, да? — Я наблюдаю за Нелл в зеркале, когда она разглаживает пальцами мою кожу. — Не обижайся, просто выглядит... как...

— Зелёный консилер хорошо убирает красноту. Миссис Хартвел же сказала тебе, что он поможет? — Прикосновения её пальцев настолько нежны, что напоминают крылья бабочек, порхающих над моим лицом.

— Тепло моей кожи поможет хорошенько растушевать его. А твои пальцы — лучшее средство для нанесения любого макияжа.

— Держись, Школа Косметологии Паулины, — бормочет Мэгс с улыбкой, листая один из своих ежегодников.

— Затем мы наносим тональный крем.

Нелл покрывает моё лицо толстым слоем тональника — так я никогда не делала, зато теперь не виден зелёный консилер. Я выпрямляю спину, не отрывая взгляда от зеркала.

Мэгс перелистывает страницу и фыркает.

— Я извиняюсь, но какой же он придурок.

Она остановилась на развороте с непостановочными фотографиями. Её большой палец указывает на фотку Кеньона, которого запечатлели вполоборота за партой в классе: на нём надета кепка-гансовка и толстовка, глаза прикрыты тяжёлыми веками — здесь он больше похож на Кэт, чем на себя.

— Он не придурок, — заступаюсь я. — Просто... — Даже не знаю, остались ли мы с ним друзьями, но я всё равно продолжаю заступаться за него. — Он испугался, поэтому и облажался.

— Держа у себя машину целый год? Это больше, чем облажался. Как он мог не догадаться, что это худшее, что он мог сделать? Ему ещё повезёт, если его в тюрьму не посадят.

Нелл отходит от меня.

— Готово.

Выгляжу я почти нормально. Если приглядеться очень близко, то можно заметить, что с моим лицом что-то не так. Однако в субботу я буду далеко на сцене, и зрители ничего не заподозрят.

— Ого, огромное спасибо, Нелли. Так намного лучше!

Она улыбается и пожимает плечами, собирая свои принадлежности, как будто для неё это пустяки.

— Я что-то понимаю в макияже.

— Ты многое понимаешь. Не грузись, — произносит Мэгс, откладывая ежегодник на стопку книг, покоящихся на прикроватной тумбочке.

Мои мысли заняты Кеньоном: я вспоминаю, как его кулак ударил по груше, челюсти сжались, а взгляд напрягся, стоило мне спросить, знала ли Рианона о его чувствах. «Этого бы не произошло», — ответил он без капли сочувствия к себе, уверенный в таком исходе.

— Думаешь, он обманул меня? — Нелл бросает на меня взгляд и сразу же опускает его на упаковку с кистями. — Он целый год всех обманывал.

— Ему всего-то нужно было рассказать родителям, — бросает Мэгс. — Они бы сгладили ситуацию, как и тогда, когда его поймали с травкой в школе. Все знают, что богаче их никого нет.

— Дай ноутбук, — говорю я. Мэгс вскидывает брови и застывает на месте. — Пожалуйста, Ваше Величество. Дай мне ноутбук.

Я отправляю Кеньону простое сообщение: «Ты врёшь?».

Утром я сплю дольше обычного и просыпаюсь от стука ноги Мэгс в мою дверь. Уже некогда проверять, ответил ли мне Кеньон. Но, по крайней мере, я задела его. Ведь он понимает, что я что-то подозреваю.

Последний день на работе — пожалуй, самый красивый день лета. Жарко, но сухо, голубое небо покрыто объёмными кучевыми облаками, которые приобретают очертания животных. К обеду нас здесь уже не будет — все это прекрасно понимают, поэтому ведут себя расслабленно, смеются и переговариваются друг с другом через ряды голубики. Я собираю ягоды рядом с сёстрами, но мы почти не болтаем, а только наслаждаемся теплом солнца и пытаемся заработать последние доллары.

Когда собран последний урожай, Мистер Вордвел сигналит три раза, и все работники направляются к штабу, выстраиваясь вокруг него. Миссис Вордвел поднимается с кресла.

— Как вы знаете, мы поощряем лучшего работника в конце сезона. В этом году произошло кое-что новое. Раньше этим человек не становилась девушка. Тереза Банковски, подойди и забери свой чек.

Я наблюдаю за угрюмой веснушчатой женщиной, выходящей из толпы. Это та самая женщина, чья семья потеряла всё во время пожара. Когда она — стройная, но жилистая — обменивается рукопожатием с миссис Вордвел, у неё на предплечье проступают сухожилия. Выражение её лица остаётся прежним, когда в её руке оказывается чек на семьсот долларов (как будто это чек из магазина). Вдруг в толпе я встречаюсь взглядом с Джесси. Мы долго смотрим друг на друга, и никто из нас не хочет первым отводить взгляд.

— Итак, в этом году мы собрали хороший урожай. — Миссис Вордвел усаживается в кресло, потирая ногу через мокасин. — Последние выписки будут отправлены по почте.

— А теперь проваливайте, — шепчет Мэгс. Я инстинктивно улыбаюсь, наблюдая, как Джесси уходит с Мейсоном. Мейсон, с тобой мы встретимся в школе в понедельник. Джесси, понятия не имею, когда мы встретимся с тобой.

Местные направляются к припаркованным машинам, готовясь поехать домой. Мигранты идут к своим баракам. С завтрашнего дня они отправятся на поиски другого заработка: сбор картофеля в северных штатах, работа на нелегальной стройке или в общепите. Интересно, приедут ли они в следующем году. Я бы на их месте не приезжала.

Мы спускаемся к машине Мэгс, и до нас долетает визг. Банковски раскручивает сынишку вокруг себя, удерживая его за руки, а он, смотря в небо, хохочет как безумный.

Без людей поле действительно выглядит как пустошь. На нём не осталось ничего, кроме грузовика с последними ящиками урожая, нескольких пикапов и туалетов — только так понятно, что мы здесь были. Я останавливаюсь, щурясь от солнечного света, и смотрю, как машина Джесси выезжает на шоссе, а длинный поток автомобилей остальных работников спешит обратно в город.

Мэгс останавливается, опустив руку на дверцу.

— Что-то забыла?

Я снимаю шляпу, бросаю её в машину и залезаю следом.

— Ничего.

Глава 22

Я мгновенно узнаю внедорожник, подъезжающий к нашему дому ближе к вечеру. Мы играем в карты на крыльце. Я встаю, опираясь плечом на деревянную подпору, когда из машины своей матери вылезает Кеньон. Недолго же из его организма травка выходила.

Он окидывает наш дом быстрым взглядом. Кеньон никогда здесь не был, а дом сейчас не в самом лучшем виде: облупленный, а свежая жёлтая краска нанесена только до второго этажа. Он ступает на лестницу.

— Привет. — Кеньон замечает мои синяки, но не спрашивает про них: в Сасаноа быстро расходятся слухи, так что он точно слышал всю историю.

Я киваю. Нелл приняла позу кошки, готовой к прыжку, и пристально рассматривает парня, попеременно перебирая пальцами старую вязаную афганку (когда-то её связала Либби, теперь же мы накидываем её на спинку стула). Сидя на полу, Мэгс безэмоционально смотрит на Кеньона поверх карт, — своим коронным трюком она может заставить человека чувствовать себя лишним. Кеньон осматривает обстановку: стол с картами, мелочью и упаковкой сырных палочек — и обращается ко мне:

— Можем поговорить?

Мама ещё на работе, но я веду его к себе в комнату, чтобы нас никто не слышал. У меня, в принципе, чисто, но приходится быстро закинуть грязное бельё под кровать. Кеньон подходит к окну и выглядывает на дорогу.

— Я получил твоё сообщение. — Он тянется рукой к сухим лютикам и рассеянно перебирает их пальцами. — Так, значит, я лжец?

— Да, мне кажется, что ты несёшь полную чушь.

Когда он оборачивается, вид у него затравленный.

— Только не разболтай.

— Почему это? — Я делаю серьёзное лицо. — Ты меня подставил. Почему бы мне не сделать то же самое? Почему бы мне не пойти к копам? — Я блефую, надеясь, что он этого не поймёт.

— Дарси, я серьёзно. Просто забудь.

— Да что такое, Кеньон? Правда. Ты должен сказать мне правду.

Он едва слышно чертыхается. Кеньон выглядит ещё тоще, чем обычно: футболка с изображением Боба Марли и широкие джинсы так и свисают с него. Острая линия его челюсти выглядит довольно деликатно, а падающие солнечные лучи делают его тонкую белую щетину почти прозрачной.

— Ты же знаешь. Она попросила меня взять её машину.

— Ты сказал, что взял её на время.

Мне приходится прислушаться, чтобы услышать его:

— Ей нужно было уехать.

Я медленно сажусь на кровать, сложив руки на коленях. Кажется, что моя комната застыла в полуденной тишине, как та панно-витрина, которую мы делали в начальных классах: крошечная кровать, крошечный письменный стол и маленькие человечки. Что бы я ни чувствовала, это точно не облегчение — это чувство давит на меня, ослабляя мои силы и голос. Когда я решаюсь заговорить, голос превращается в шёпот:

— Зачем?

— Я не знаю. Я не знаю зачем. Она не могла мне сказать. Просто не могла, а не потому, что не хотела, понимаешь? Будто ей было тяжело. — Он пожимает плечами и вздыхает. — В прошлом году она была сама не своя. Мы много раз обсуждали с ней эту тему, но на той вечеринке она разрыдалась. Сказала, что больше не может здесь быть.

Я пытаюсь представить энергичную, и до ужаса умную пятнадцатилетку, некогда знакомую мне. Нет, не получается и я трясу головой.

— Из-за родителей, или что?

— Типа того. Она сказала, что они не будут скучать по ней, потому что слишком увязли в своей драме. Ну и в том году голубику она собирала, только чтобы заработать деньги на жизнь. Она хотела избавиться от машины, потому что копы могли объявить её в розыск и легко поймать. Я пообещал Рианоне спрятать её, пока она не исчезнет.

— Она специально сожгла свою сумку.

— Она хотела подстроить всё таким образом, чтобы её сочли мертвой. Так её пытались бы найти где-то поблизости. Да и мне кажется, что она не хотела брать с собой ничего из прежней жизни: всё, что её окружало и создавало её образ. Даже удостоверение личности — ничего. — Он опускает глаза. — Я даже не думал, что может случиться со мной, если у меня найдут машину, пока не протрезвел.

Я складываю руки на груди.

— Она не потрудилась сказать тебе, куда направляется? Как собиралась добираться?

Кеньон медленно качает головой.

— Она пообещала написать мне, но так и не написала. — Он встречается со мной взглядом. Я вижу перед собой парня, которому вырвали сердце. — Даже не знаю, всё ли с ней в порядке.

Я пытаюсь сдержаться, правда. Кажется, что целую минуту я сижу, задержав дыхание.

— Что ж, просто прекрасно. Она ничего тебе не сказала, чтобы ты не смог разрушить её грандиозно тупой план, и теперь ты под колпаком. Причем ты её продолжаешь любить. Господи, Кеньон, ей нужно вернуться и врезать тебе по яйцам, чтобы ты, наконец, осознал, что ей было пофиг на тебя? Ты ей никогда не нравился, она тебя использовала. А теперь ты сядешь из-за неё за решётку.

Он замирает на месте — его взгляд неподвижен, а рот перекошен.

— Ты никому не расскажешь.

— Почему? Я для неё была собачьим дерьмом. А теперь мне ещё и её секретики хранить?

— Она была права. Ты будешь вечно обижаться. — Я впиваюсь в него взглядом. — Она рассказала мне о том, что ты вытворяла с тем парнем на парковке. Как он лишил тебя девственности, — его губы подёргиваются, — а потом ты обвинила во всём её.

— Потому что она была виновата. Это была её идея. Только потом она стала распускать слухи, что я шлюха. Об этом она тебе рассказала?

— Да. — Я не сразу осознаю, что он мне ответил. — Она поняла, что не была готова, поэтому и остановилась. А ты бы хотела, чтобы она всё равно накинулась на него?

— Нет. — Я сутулюсь под всплывающими в голове тёмными и мерзкими воспоминания и осознанием, какой же ужасной они меня делают. — Если бы она не трепалась... — хрипло продолжаю я, — она могла бы и не поступать так. И мы бы остались друзьями.

— Она стала поливать тебя грязью до того, как ты бы смогла сделать то же самое. Типичные десятиклассницы. Она считала себя виноватой в том, что ты пожертвовала что-то особенное. Типа, если бы она не устроила тот вечер, то может ты... — он пережёвывает слова, — не спала бы так часто с парнями.

Я готова сказать всего лишь два слова ему и Рианоне, и это не «Счастливого Рождества».

— Так она пыталась всё исправить, выставив меня посмешищем?

— Она не говорила, что это был разумный ход.

Я опускаю голову на руки, запускаю ногти в волосы, впиваюсь в кожу головы, пока не становится больно.

— Ты же знаешь где она, да? Она тебе сказала.

Он качает головой.

— Она только упомянула друга, который за ней приедет. Уже после вечеринки. Не знаю кто. — Он выдыхает. — Но тем летом она говорила о суициде.

Кажется, что у меня выбили почву из-под ног. Наступает тишина. В этом нет никакого смысла. Хитро улыбающаяся Рианона которая знает, как одеться, выйдя за рамки, со своей сумкой-почтальонкой и кедами, а также зависнуть с наркошами, куря травку и предлагая потрахаться под трибунами. Даже не могу себе это представить. Но опять же, я её плохо знала.

— Тебе нужно сообщить в полицию. — Он застывает на месте, не отвечая мне. — Не глупи, Кеньон. Копы думают, что именно ты что-то с ней сделал.

Он подходит к двери и выглядывает в коридор, наблюдая за пылинками, летающими в солнечном свете.

— Дарси, нужно её отпустить.

Половицы лестницы скрипят, когда он спускается вниз.

Когда утром я открываю глаза, на моей кровати покоится солнечный свет, приняв вид четырёх квадратов оконной рамы. Я прислушиваюсь к маме и Либби, передвигающимся по первому этажу и звуку смывания туалета.

Фестиваль начнётся в половину одиннадцатого утра, а добираться нам придётся целый час. На ярмарочной площади разожгут грили, в местах, где разместят домашний скот, повесят мотивационные плакаты, призывающие молодёжь работать на благо сельского хозяйства, пересчитают деньги в кассах. Осталось всего девять часов до того, как мы с Нелл войдём в шатёр на сегодняшнюю коронацию.

Я делаю глубокий вдох, натягиваю на голову простынь и соскальзываю вниз по матрацу, как будто проваливаясь в воды карьера.

Из кухни доносится пение Нелл.

— Поверить не могу, что она пойдёт в таком виде.

Несколько часов спустя голос Либби врывается в мою комнату сквозь открытую дверь. Я подворачиваю колготки телесного цвета и натягиваю их на ноги.

— Я-то даже не удивлена, что ты ей позволишь. Если она решит уйти голышом, то ты и тут не возразишь, — шипит она. — Боже, она выглядит так, будто её избил сутенёр. — Мама фыркает и что-то ворчит в ответ.

— По-твоему, это смешно?

— Ты смешная.

— Подожди, вот увидишь — все будут говорить то же самое. Сара, она будет на сцене перед целым городом. Люди о таком не забывают. И репутация будет идти впереди неё. Разве ты этого хочешь?

Я застегиваю лифчик без бретелек. Нелл накрасила меня час назад и пошла собираться. Из зеркала на меня смотрит слегка непропорциональное лицо. В этот момент лестница Ханта ударяется о фасад дома, и он начинает красить кистью новый участок на обшивочных досках.

— Вот, что я ещё хочу сказать. — Мне приходится напрячь слух. — Вчера я видела, как из дома выходил парень. Ты тогда была на работе.

Я чувствую мамино сомнение.

— Джесси Бушар?

— Я не знаю. У Нелл нет таких друзей. — Так она называет его отбросом.

Я натягиваю через голову платье цвета морской пены с вкраплениями серебра. Я представляю, как мама приняла услышанное, оставив разговор со мной на потом.

— Они могут приводить друзей. На мальчиков ограничений нет.

— А может, стоило бы?

Я распыляю лак на волосы и накручиваю локон на плойку, которая едва не обжигает мне голову. Либби недовольно фырчит.

— Пойду гляну, что там у Нелли.

Нашей двери повезёт, если она не слетит с петель после всех испытаний, которым подвергла её Либби этим летом.

Я спускаюсь на первый этаж в невысоких серебристых туфлях Нелл. Мэгс стоит, облокотившись об кухонную дверь, и ест яблоко — всем своим видом она пытается доказать, что нисколько меня не ждала. Она пробегает по мне взглядом с головы до ног.

— Неплохо.

Я пожимаю плечами, осматривая платье. Моё сердце бешено бьётся, будто ненормальный ребёнок, бьющий изо всех сил по цимбалам.

— Не слишком вычурно с кудрями?

— Не-а. Стой. — Она подходит ко мне и поправляет локон — я была уверена, что она это сделает. — Вот. Вот теперь хорошо выглядишь, дурында.

— Подожди.

Мама выходит из кухни, держа в руках маленькую белую коробку. Моё сердцебиение вмиг подскакивает, ведь мама никогда не была такой невозмутимой: спокойная улыбка, а вокруг глаз возникли морщинки.

В коробке лежит букетик на руку от Вивера, составленный из розы и качима. Я не могу подобрать ни одного подходящего слова, пока мама надевает его на моё запястье.

— Мы купили вам с Нелл белые корсажи, потому что она так и не призналась в цвете платья. — Мама, отступает и вздыхает, глядя на меня. — Знай, что мы будем рядом. — Она поднимает мой подбородок большим и указательным пальцами — прямо как в детстве — и легко целует мой лоб. — Люблю тебя.

Я ненадолго закрываю глаза, мама уходит за камерой, а Мэгс придерживает мне заднюю дверь, чтобы я могла выйти и встретить Нелл.

Мы ждём во дворе: я ёрзаю под накидкой, поворачиваясь из стороны в сторону, пока мои каблуки впиваются в торфяную землю. Наконец, из трейлера выходит Либби. Она слегка всхлипывает.

Нелл выступает из-за её спины, и мы теряем дар речи. Корсаж идеально подходит к её платью из девственно белой органзы с одной воздушной лямкой. Лиф платья плотно облегает тело, а юбка представляет собой объёмное облако из рюша, которое закрывает её туфли с открытым мыском. Я никогда не видела, чтобы Нелл делала такую прическу: волосы убраны на одну сторону и удерживаются гребешком с фианитами, который сочетается с серёжками. Макияж Нелл очень яркий: смоки-айс и тёмно-красная блестящая помада. Она напоминает актрису из старых голливудских фильмов. И я никогда не встречала эту женщину — она определённо не похожа на мою сестру Нелл.

— Что же, — раздаётся сзади меня чей-то голос. Я поворачиваюсь и вижу Ханта, стоящего бок о бок с мамой. Он не сводит глаз с Нелл, пытаясь выразить мысль, но так и не находит нужные слова, и просто снимает с головы старую кепку.

Кажется, что открыли дамбу: мы уверяем Нелл в том, какая она красавица, совсем не похожая на себя, а Либби продолжает плакать и улыбаться. Нелл обращается ко мне:

— Говорила же, что нашла то самое, — и проводит рукой по платью.

— Правда, — всего лишь произношу я в ответ.

Нас фотографируют тысячу раз: то вместе, то поодиночке — русалку и старлетку.

Глава 23

Вся ярмарочная площадь озарена неоновыми вывесками, и чёртово колесо усыпано тысячью горящих лампочек. Около аттракционов раздаётся музыка в стиле техно, и машинки на автодроме врезаются друг в друга. Вокруг разносятся только визги и смех. Воздух пропитан различными запахами: раскалённого масла, жареного теста, сладкой ваты, а также навоза.

Как я мечтаю, чтобы это было совершенно другое лето, другой год. Я бы стояла в очереди на какой-нибудь аттракцион, поедая корн-дог и разглядывая парней из Бакспорта и Эллсворта, а Мэгс советовала бы мне подобрать слюни. И ещё я бы думала только о предстоящей вечеринке и бухле.

Но в этом году я нахожусь за кулисами шатра с четырнадцатью девчонками в нарядных платьях и на каблуках — они перешёптываются и полуистерично смеются, поправляя свой макияж в маленьких зеркальцах. Я крепко держусь за руку Нелл, настолько переживая, что даже не могу об этом говорить.

Она улыбается мне. Странно, что в лице этой утонченной незнакомки проявляются черты Нелл.

— Не волнуйся, — шепчет она. — Всё будет хорошо. Мы же всё репетировали, помнишь?

Когда мы приехали на фестиваль, все уставились на Нелл. На меня уж точно так никто не смотрел в кепке и с подбитым глазом в среду. Возможно, Нелл Мишо, девочка из класса коррекции, уже не так уморительна. Возможно, у неё есть шанс на победу. Она определённо отличается от остальных участниц, которые выбрали платья пастельных тонов и сделали высокие залаченные причёски в салоне красоты. Было довольно мило видеть, как Белла, разодетая в блестящее платье персикового цвета с вырезом на спине, доходящим до её задницы, застыла в изумлении и быстро подобрала свою челюсть.

Миссис Хартвел подходит к нам и поднимает руки, требуя тишины.

— Девочки, пора на сцену. Желаю всем удачи! И помните, что судьи обращают внимание на улыбки и внутреннюю энергию, так что бодримся, бодримся и ещё раз бодримся. Держите голову выше. Я вас поддерживаю. — Она поднимает большие пальцы рук вверх и становится у края занавеса.

Нелл приходится вырываться из моей хватки, чтобы занять своё место, и напоследок помахать мне рукой.

Зрителей прекрасно слышно — несколько сотен человек перемещаются по шатру, разговаривают друг с другом и едят ярмарочные угощения. Создаётся впечатление, что это огромный монстр, который зацепился щупальцами за трибуны и ожидает свою ежегодную фестивальную жертву в виде девушек. Я пытаюсь не забывать, что здесь есть мама и Мэгс, а также многие из нашей школы, например, Кэт. И может быть Джесси. Или Шэй.

Миссис Хартвел тянет шкив, и в этот момент с грохотом открывается занавес. Прожекторы светят мне в глаза. Дыхание перехватывает, и мысли исчезают в ярком свете.

Из колонок ревёт танцевальная музыка. На сцену выходит первая девушка из моего ряда, она растягивает губы в улыбке и выполняет всё, что мы репетировали. Раздаются приободряющие крики публики. Конкурсантки одна за другой становятся на своё место на подиуме. Наступает моя очередь, но я не могу сделать и шага вперёд. Девчонка сзади толкает меня в плечо. Господи, сделай так, чтобы я оказалась на пятой ступеньке.

Не знаю, какая магическая сила тянет меня за собой, но не успеваю я опомниться, как занимаю положенное место. Я не застопорилась и не упала. Сразу же мои мысли обращаются к Нелл: она никуда не испарилась — стоит, где положено и широко улыбается софитам — угольно-чёрные волосы, белая органза и красные-прекрасные губы. Я выпрямляюсь, принимаю положенную позу и вздёргиваю голову. Наступили сумерки, но из-за ослепляющих лампочек, покрывающих трибуны, ничего не видно. Невозможно разглядеть даже лица зрителей.

— Добро пожаловать на сорок третий ежегодный Фестиваль Коронации, — произносит ведущий в микрофон. Раздаются аплодисменты. — Сегодня в качестве судей выступают Элден Мерсер, представляющий «Мерсерс Эплайенс энд Рипэ», Кэти Браунинг, представляющая «Ривервью Риэлити»…

Мы сидим, скрестив ноги, до конца вступительной части и ожидаем начала этапа «Вопросы-ответы». Судьи начинают опрашивать конкурсанток с первой ступени на противоположной от меня стороне, так что я успеваю прослушать ответы остальных. Холодный пот уже прошёл, но теперь меня начинает подташнивать. Вряд ли кто-то получил корону, заблевав себе туфли перед всем округом Хэнкок.

Задают довольно тупые вопросы: «Что может заставить тебя покраснеть?» или «Какую черту своего характера ты считаешь самой занятной?» Но на Беллу обрушивается следующее: «Что бы ты посоветовала девушкам, начинающим учиться в старшей школе?». Она быстро собирается с мыслями и преподносит речь, полную невероятной чуши о том, что старшая школа выступает «важной основой вашей дальнейшей жизни», а также как важно соблюдать баланс между учёбой и внеклассной деятельностью. Видимо, это относится к капитану баскетбольной команды, который издевается над новичками, из-за чего они уходят в течение первых двух недель.

Когда наступает очередь Нелл, я сжимаю выступ на подиуме и осознаю, что Либби, наверное, находится в таком же положении на трибуне, поэтому я слегка откидываюсь и делаю глубокий вдох. Нелл встаёт на середину сцены. Судья задаёт вопрос:

— Что бы ты хотела изменить в своём облике, если бы у тебя была такая возможность?

Ей требуются две секунды, чтобы собраться для ответа.

— Я бы ничего не изменила. По-моему, так называемые недостатки делают нас особенными и прекрасными. Главное научиться показывать их в выгодном свете, а не прятать.

Зал взрывается аплодисментами. Правда. Судья благодарит Нелл, и она уходит.

Конкурсантки, отсрочивавшие момент моего появления в центре софитов, незаметно испарились, и никто из них не удостоился таких аплодисментов, какие были у Нелл. Сначала их становится три, потом — одна, потом — никого.

Когда я выхожу на сцену, мне кажется, что я дышу через пакеты, предназначенные для обеда, в которых прорезаны дыры. Я останавливаюсь на отметке, сосредоточившись на микрофоне, пока ко мне прикованы сотни глаз.

— Дарси Прентис, семнадцать лет, Сасаноа, — представляет меня ведущий. Зрители хлопают мне, как и остальным девушкам.

В тишине я жду, что Шэй выкрикнет что-нибудь мерзкое. Но все молчат. От длинного судейского стола, украшенного праздничными флагами, доносится шуршание бумаг, так как судьи перемешивают вопросы.

Пузатый старик, одетый в светлый костюм и броский галстук, прокашливается и подносит микрофон к губам:

— Мисс Прентис, какие плюсы вы находите во взрослении в маленьком городке?

Я и слова не могу вымолвить. С таким же успехом я могла бы и раньше не говорить, и, похоже, что не заговорю. Время болезненно тянется, как голое колено по гравию, и каждое подёргивание лиц судей усиливается в десять раз, пока я пытаюсь сформулировать хотя бы одну порядочную мысль.

— На самом деле, мне не нравится жить в маленьком городе. — Неужели кто-то заговорил. И, похоже, это я. — Возможно, в старости я буду вспоминать это с радостью, но сейчас мне бы хотелось узнать, каково ходить в школу с разными детьми. Подростками, которые говорят и поступают по-другому, носят разные вещи. Хотелось бы мне узнать, каково это быть в неведении о жизни других людей. — Меня понесло, и обратной дороги уже нет. — Да, нам не нужно волноваться о том, что кого-то могут застрелить на улице или о чём-то подобном. И удобно, что в обед можно из школы дойти до магазина.

Больше я не могу вспомнить никаких преимуществ, поэтому приходится стоять, обливаясь потом и с дрожью в коленях. Впервые за конкурс можно различить звуки, доносящиеся с ярмарки: крики из аттракционов и безумную музыку.

Один из судей благодарит меня, и я возвращаюсь на своё место.

Девушки, не прошедшие в следующий тур (в числе которых нахожусь и я) уходят со сцены по указаниям миссис Хартвел через закулисную дверь во время десятиминутного перерыва. Она улыбается и успокаивает расстроенных конкурсанток.

— Дарси, — говорит она. Миссис Хартвел замечает мою широкую облегчённую улыбку и хохочет, качая головой. — Отдаю тебе должное — ты была честна.

Чувствую я себя прекрасно: свободная и живая. Я могу съесть хоть пятьдесят корн-догов, запить их семью литрами газировки и до последнего кататься на аттракционах. Больше я не появлюсь на этой чёртовой сцене, зато Нелл будет участвовать дальше.

Белла, Алексис и другие девчонки тоже прошли, но это меня совсем не волнует, ведь сегодня никто не затмит Нелл. Она отличается ото всех в своём белоснежном платье и так не похожа на остальных из Сасаноа. Сегодня она получит корону, которую мы пригвоздим к крыше, чтобы показать, кто тут главный.

Несколько девчонок немедленно уходят по домам, не в силах достойно принять поражение — это понятно по выражению лица миссис Хартвел. Но мы остаёмся рядом с трибунами у ограждения. Я не вижу ни маму, ни Мэгс, но, наверное, они сидят вместе с Либби ближе к верху, чтобы та смогла сделать фотографии с хорошего ракурса.

Вспыхивают софиты, и на подиуме оказываются Нелл и четыре конкурсантки. Также на сцене появился роскошный трон с красными бархатными подушками, на котором сфотографируют Королеву.

Судьи задают девушками вопросы, но на этот раз они намного сложнее. Как социальные сети влияют на образ молодых девушек? Каким образом школы могут привить девушкам жизненный интерес к науке и математике?

Когда наступает очередь Нелл, у неё спрашивают следующее:

— На кого ты равняешься и почему?

К такому она не была готова. Да и я тоже. Понятия не имею, что она ответит. По ощущениям время тянется безумно долго.

— Рита Хейворт. — Нелл замолкает, наклоняясь ближе к микрофону. — Она актриса. Снималась в сороковых.

Один из судей слегка наклоняется вперёд.

— И почему?

Нелл задумывается.

— Потому что она всегда знала, что делать с волосами.

Она демонстрирует то, что имеет в виду — встряхивает волосами, как Рита Хейворт в «Гильде»[5] (этот фильм мы посмотрели в июне). Трибуна взрывается оглушительными криками и свистами, и судьям приходится ждать, пока все успокоятся для того, чтобы их «Спасибо» можно было услышать. Я готова умереть со смеху. Может, она и не ответила остроумно, как Алексис и Белла, но сразила всех наповал.

Когда данный этап подходит к концу, ведущий объявляет, что судьи начинают совещаться, и принимается благодарить всех спонсоров. Я переступаю с ноги на ногу и в итоге снимаю туфли, сжимая руки в ожидании.

Спустя двадцать минут ведущий готов объявить результаты.

— Без лишних слов, титул мисс Конгениальность присуждается, — длинная пауза, — Элеоноре Мишо!

Я кричу. Нелл кричит. Включается танцевальная музыка, и она выбегает к судье — старику в костюме, которые дарит ей букет из белых, розовых и жёлтых роз. Он аккуратно надевает атласную ленту, отделанную блёстками и надписью «Мисс Конгениальность», на Нелл и неуклюже располагает тиару на её голове, стараясь не испортить причёску. Что же, Нелл не стала Королевой — облом, но она всё равно сияет на сцене.

Повсюду вспышки камер. Нелл начинает плакать. По моим щекам скатываются две слезинки, но я быстро вытираю их ладонями.

Когда утихают аплодисменты, Нелл становится у трона, и объявляют девушку, занявшую второе место. Алексис. Отдаю ей должное: выглядит она искренне шокированной, направляясь за своей лентой и тиарой.

Барабанная дробь. Если победит Белла, я съем свои колготки.

— И победительницей Фестиваля становится... Рэйчел Пелетье!

Эта красивая высокая блондинка ответила на вопрос о науке и математике, наверное, она учится в Бакспорте. Все вскакивают на ноги, когда миссис Хартвел выходит на сцену с судьями, вынося корону, огромный букет роз и небольшую бархатную накидку, которой они украшают плечи Рэйчел, которая усаживается на трон.

Я иду сквозь толпу к сцене, поджидая Нелл, зрители выходят из шатра и направляются на следующее мероприятие — наверное, концерт кантри-группы, который состоится в девять часов. Первой спускается Белла с кислой миной. Её ожидает сдержанная мама, но Белла проносится мимо неё. Они бросают друг на друга колкие взгляды.

— Говорила тебе, что это платье совершенно неуместно для такого конкурса красоты.

— Боже, мама, хватит!

Сегодня в доме Перонтов будет весело. Хотя у них, наверное, никогда не бывает весело.

Пока я стою, пытаюсь найти глазами Шэя, но его нигде нет. Видимо, сегодня он вообще не появился в шатре. Ему и не нужно было. Он понимал, что я буду переживать о том, появится он или нет, и что он может вытворить. Так что никто не накрутит тебе нервы лучше, чем ты сам.

— Дарс!

Мэгс поднимает руку из толпы. Такое ощущение, что я не виделась с ней целый год.

На сцене до сих пор проходит фотосессия. Нелл одновременно и плачет, и улыбается, прижимая к телу розы. Сомневаюсь, что, получив титул Королевы, она была бы ещё счастливее.

Мой взгляд скользит по пыльной дороге, по которой идут люди, наверное, в попытке заметить Джесси. Но вместо него, моё внимание привлекает она, стоящая у трибун.

На ней болотная футболка North Face, джинсы и сандалии. Элис Гриндл.

Она с улыбкой общается с парнем, и я не сомневаюсь, что это он подбил её прийти сюда и поддержать Нелл, которая всегда была одной из особенных. Его можно не узнать в обычной одежде: спортивная футболка, джинсы, мокасины. Он удерживает на поводке песочного лабрадора, который сидит с высунутым языком.

Они отходят от трибуны, и Элис засовывает свою ладонь в задний карман его джинсов. Я не отрываю взгляда от его спины, пока они уходят, смешиваясь с толпой. У них есть собака. Может, и ребёнок. Ещё один компонент фальшивой жизни.

Я выхожу босиком на середину прохода, опустив руки вниз, и людям приходится обходить меня по бокам. Сегодня он спокойно просидел целый вечер, смотря на Нелл. И теперь он возвращается с Элис в свою квартиру на Айриш Лэйн, где продолжит играть с ней в семейную жизнь. От этого мне становится так противно, что я готова разреветься. Ведь это ещё не конец. Его и не было. И подсознательно я всегда это знала.

Глава 24

Ночь.

Я открываю глаза и чувствую, что машина снова здесь. Но на стене нет света от фар. Да они мне и не нужны.

Не думаю, что я вообще спала. Прошлой ночью мы долго праздновали. Сначала мы ехали домой, утрамбовавшись в мамину машину, и восторженно перекрикивали друг друга — весь салон пропитался запахом роз и лака для волос. Нелл сияет, а Либби сама не своя, как будто никогда не верила в свою дочь. Затем мама налила нам недорогое шампанское: Мэгс похлопала меня по спине и сказала, что никогда не встречала такого достойного проигравшего, как я, и чуть со смеха не лопнула, когда меня спросили о жизни в маленьком городе. Было хорошо. Но могло быть и лучше. Я наблюдала за всем этим из высокого холодного места, наполненного разряженным воздухом, и только считала минуты до настоящего, до половины третьего ночи — теперь мне предстоит решить, как же поступить.

Я слезаю с кровати и натягиваю джинсы под ночную рубашку. Платье-годе свалено на полу вместе с серебристыми туфлями, а корсаж постепенно увядает на туалетном столике. Я залезаю в толстовку и выверено спускаюсь по лестнице как Нэнси Дрю.

Снаружи туман. Ступив в шлёпках на траву, покрытую росой, я поскальзываюсь, но успеваю устоять на ногах и направляюсь вдоль дорожного кювета в лес.

Я думала, что будет светлее. На небе нет луны. Я накидываю на голову капюшон и в ожидании прячусь между деревьями.

Машина подъезжает на холостом ходу. Фары выключены, но как только мои глаза привыкают к темноте, метрах в пяти от себя я замечаю свет от приборной панели.

Я выжидаю перед тем, как напрячь ноги и побежать, но вдруг встречаю глазами маленький огонёк, парящий в воздухе, как фея Динь-Динь. Он направляется в нашу сторону от противоположной обочины. Ручной фонарик.

Луч света перемещается по дороге. Когда он оказывается рядом с машиной, то вспыхивают фары. Галогенный свет освещает её — мою Нелл: на ней надет тёмно-синий плащ с изображением маленьких белых китов, а под капюшоном её лицо пропадает в тёмной пустоте. Её рука тянется к ручке пассажирской дверцы. Через секунду она окажется в салоне, откинет капюшон и улыбнётся ему, а он уведёт её далеко от нас.

Я бросаюсь вперёд, не смотря под ноги, и останавливаюсь только на тротуаре. Я зову её по имени, но в ночной тишине, возможно, это звучит как крик.

Нелл оборачивается, вздрагивая в свете фар. Мы так и стоим, прикованные друг к другу.

Машина медленно начинает сдавать назад. Краем глаза я замечаю, что он разворачивается на сто восемьдесят градусов и, ускоряясь, исчезает. Мы остаёмся друг перед другом, озарённые голубым сиянием её фонарика.

Она пускается бежать, но я быстрее. Я хватаю её за плащ, и мы валимся на мокрую траву перед домом.

— Ты обещала. — Я срываю с неё капюшон. Из неё вырывается писклявый крик. — Ты сказала, что больше никогда не будешь с ним встречаться!

Нелл закрывает лицо руками.

— Прости, прости, — рыдает она.

— Вот не надо просить прощения. Ты соврала! Ты соврала! Ты хоть понимаешь, как я старалась обезопасить тебя? Ты понимаешь, как часто мне приходилось врать, чтобы никто ничего не выяснил? А ты всё равно украдкой шастаешь за моей спиной! Да пошла ты! — Я рычу и ударяю кулаком о землю рядом с её головой, Нелл вскрикивает, и я перекатываюсь в сторону.

Она привстаёт на ногу — плащ свисает с одной руки. В трейлере и доме зажигается свет. Я тяну её обратно на землю, Нелл снова жалобно вскрикивает и упирается плечом в грязь подо мной.

— Я люблю его.

— Нет, не любишь! Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Он чёртов извращенец, и ты его не любишь!

Я трясу её до тех пор, пока кто-то не хватает меня под мышки, оттаскивая от Нелл.

— Прекрати! Что ты творишь?

Я мечусь из стороны в сторону. Нелл неуверенно отходит, обнимая себя руками, и смотрит на меня ошеломлёнными глазами. Стоит ей удостовериться, что мама крепко держит меня, как она сгибается пополам и выкрикивает:

— Ты не понимаешь, Дарси! Ты никого не любишь, так как ты можешь понять?

Либби бежит через двор, завязывая на себе старый махровый халат.

— Нелли? Детка, что...?

Либби тянется к ней, но Нелл отскакивает, отчего Либби чуть не теряет равновесие. Она тяжело дышит и наблюдает, как её ребёнок убегает от нас по просёлочной дороге в темноту.

Наступило позднее утро. Я сижу за кухонным столом, но в этот раз никто мне не приносит чай или аспирин. Я сижу в одиночестве, подперев голову рукой, и ковыряю сервировочную салфетку.

Нелл пропала. Мама и Либби уехали ночью на её поиски, оставив меня с Мэгс, чья полуночная растерянность только усугубилась после выпитого шампанского.

— Что такое? — твердила она, держась за дверной косяк, пока я съёживалась на диване, и не отвечала на её вопросы. — Почему ты не можешь мне сказать?

Мама вернулась одна. Они не нашли Нелл. Либби продолжила поиски. Я ждала, что на меня обрушится миллион вопросов, но мама просто сказала:

— Иди спать.

Из этих двух слов стало ясно, что я разрушила наши с ней отношения, построенные незадолго за этим самым кухонным столом — тогда она обращалась со мной как со взрослой, равной. Я поднялась в комнату и легла, так и не сомкнув глаз. Меня охватил парализующий страх. Я знаю, что Нелл не пошла бы к нему, так как там будет Элис, поэтому она может быть, где угодно. В беде. Одна.

К дому подъезжает полицейская машина: Либби, мама и Мэгс спускаются к ней по скрипящим половицам лестницы на веранде. Конечно же, это Эджкомб. Видимо, ему доплачивают за звонки из нашего дома, либо он просто чует беду, как крапчато-голубой кунхаунд.

Он тяжело поднимается с водительского сиденья и окидывает наш дом взглядом, как это сделал Кеньон пару дней назад. Да что они такого видят в нашем наполовину покрашенном доме, что задумываются о том, заходить им или нет? Сегодня Хант не занимается покраской, должно быть мама позвонила ему утром, потому что уже с первыми петухами он был здесь и быстро уехал на поиски. Теперь же он стоит на подъездной дорожке, прислонившись к пикапу, и хранит молчание.

Я кладу голову на стол и жду, когда же откроется сетчатая дверь и по полу проскрипит стул. Эджкомб молчит. Я поднимаю взгляд и замечаю, что он смотрит на меня — губы плотно сжаты, пальцы переплетены на поверхности стола. Из крана падает капля воды, отдаваясь эхом, как выстрел.

Либби заходит на кухню, направляясь прямо ко мне: мертвенно бледное лицо, выбившиеся волосы из заплетённой на ночь косы.

— Поговори с ним. Слышишь? Скажи ему, где она! — Эджкомб встаёт и берёт её за плечи, отодвигая на пару шагов назад. — Этой ночью она причинила боль моей девочке, — выкрикивает она, напрягаясь под его руками, но мама подходит и держит её вместо Эджкомба. Либби начинает рыдать. — Господи, вдруг она села к кому-то в машину... Вдруг кто-то взял её...

Мама смотрит на меня впервые за утро. Я съёживаюсь под её тяжёлым взглядом.

— Начинай.

— Я не знаю, где она. — Боже, дежавю, однако, другая девушка и другой день.

— Не вешай лапшу!

— Я не вру!

В моих силах сейчас вывести Нелл на чистую воду. Рассказать им о Айриш Лэйн в Хемпдене, куда я поехала прошлым августом за Нелл, которая раскрыла ему свою душу. Попросить их, спросить у него о том, что же произошло, спросить у него, почему же я ругалась и била Нелл прошлой ночью — пусть, наконец, разольётся грязная правда.

Эджкомб мрачнеет.

— Вам всем нужно успокоиться, и мы во всём разберемся. Либби, повторяю тебе ещё раз то, что сказал по телефону. Нелл совершеннолетняя. Забудь про домашние правила, она может приходить и уходить, когда пожелает. Мы не можем вмешиваться в такое. — Он откидывается на спинку стула, наблюдая за Либби, которая вытирает нос. — Она убежала недавно, и я не могу пока составить заявление о пропаже человека. Но... — он поднимает в воздухе ладонь до того, как кто-нибудь накинется на него, — я сделаю всё, чтобы найти её. — Он переводит взгляд на меня. — Дарси, ваша перепалка произошла около половины третьего ночи. Из-за чего она произошла? Только не говори, что из-за пустяка. В этот раз ты так не отделаешься.

Я выпрямляю спину, держась за край стола, и окидываю всех взглядом. Открывается сетчатая дверь, и на кухню заходит Мэгс.

— Я кое-что слышала. — Она становится в позу, складывая руки на груди. — Дарси кричала, что Нелл врёт. Даже в моей комнате было слышно. Когда я вышла на крыльцо, Дарси повалила Нелл на землю и уверяла её, что она кого-то не любит, «его» — так она говорила и что она понятия не имела, о чём говорила.

— Господи. — Либби трясёт своей головой как лошадь, которой ветер дует в уши. — Так и знала. Знала и ничего не сделала, а теперь вот — только посмотрите. — Она тычет в меня пальцем. — Ты, маленькая шлюха. Да как ты могла? Ты втянула мою девочку во что-то мерзкое и... поганое, а теперь посмотри, посмотри....

Она рвётся ко мне, но Эджкомб и мама успевают схватить её и вывести на крыльцо, где она закрывает руками заплаканное лицо. Я сутулюсь, медленно дыша, и не отвожу взгляда от поверхности стола.

Когда Эджкомб возвращается, я обращаюсь к нему:

— Посмотрите на карьере. В открытом кинотеатре. В секонд-хенде Twice Is Nice. Она любит сидеть в библиотеке, но сегодня она закрыта.

Я прикусываю язык, пока не сболтнула больше. Благодаря Либби я поняла, что никто не сделает Нелл так, как она только что сделала мне.

По приказу Эджкомба Хант поедет в кинотеатр, а он проверит другие места в городе. Я поднимаюсь в комнату, чтобы выждать время до появления Нелл. Она появится с минуты на минуту. Должна.

Я заправляю кровать спустя рукава и, чувствуя, что позади меня кто-то есть, оборачиваюсь — в дверном проёме стоит Мэгс. На её лице застыло выражение усталости и измученности, как и у нас всех. Я присаживаюсь на кровать, понимая, что нас ждёт разговор. Она скажет, насколько Либби сошла с ума, а я отвечу: «Чёрт, и не говори», но вместо этого она начинает:

— Что с тобой не так? — Я слишком удивлена, чтобы отвечать. Она всё равно не дожидается моего ответа. — Я всё утро себе голову ломала, пытаясь понять, почему ты решила причинить боль Нелл. И ничего. Ты лучше себе руки отрежешь. У вас же всегда были такие отношения, — фыркает она. — В детстве я ревновала тебя к ней. Думала, что у тебя с ней сестринские отношения были лучше, чем у нас с тобой. Как будто меня и Нелл подменили в роддоме. — Я бы пошутила, но не могу: я не узнаю такую хладнокровную Мэгс. — Ты всё лето сама не своя. Вытворяла больше, чем обычно, казалось, что ты хотела оттолкнуть от себя всех. А я только и думаю о том, что ты хочешь, чтобы тебя кто-то остановил, потому что сама ты не в силах этого сделать, и я не знаю, что сказать.

На улице начинает фырчать двигатель Субару. Мама снова отправляется на поиски.

— Ты вся в него.а — Мэгс качает головой. — В папу. Сначала ты всех перепугаешь до смерти, а потом заявишься, расплывёшься в улыбке после пяти или шести выпитых банок пива и начнёшь рассказывать истории о том, где ты пропадала. Он так же всех мучал. Затем он погиб и оставил нам только пару старых ботинок и пьяные истории.

— Не говори так. Он был хорошим.

— Но он не заботился о тех, кто его любил. Ты не помнишь те времена, а может, просто не хочешь их вспоминать. — Голос Мэгс охрип, я даже не успеваю вставить своё слово. — Он беспечно относился к своей жизни, понимаешь? И он просрал её за пятьдесят баксов на той балке, даже не подумав о своей жене и двух дочерях. Мама безумно его любит и никогда этого не поймёт, а вот тебе нужно открыть глаза. Меня всё это уже достало.

Я могу рассказать о своём переживании за Нелл. Но я не она — мне не нужна нянька, порхающая вокруг меня, — так что меня накрывает вспышка гнева.

Мэгс выдыхает и смотрит мне в глаза.

— Ты расскажешь мне, что происходит между тобой и Нелл?

Я задерживаю дыхание, и вокруг неё появляются маленькие звёздочки: она напоминает святошу с церковного витража, не хватает только нимба.

— Не могу. — Я пытаюсь вложить в свои слова каждое своё переживание, чтобы до Мэгс, наконец, дошло.

Она ненадолго застывает у двери, прежде чем выйти в коридор.

— В таком случае, мне стыдно, что я знаю тебя.

У меня перехватывает дыхание так, как будто она ударила меня под дых. Я слушаю, как её шаги удаляются по лестнице на первый этаж. Я рывком встаю, срываю стёганое одеяло с кровати и разом смахиваю побрякушки с туалетного столика, перевернув при этом стул.

Когда больше нечего громить, я врываюсь в комнату Мэгс, хватаю её ноутбук и пишу сообщение Кэт. «Заедешь за мной?». Она не расстаётся с телефоном. И через тридцать секунд от неё приходит смайлик: кулак с поднятым большим пальцем вверх. Выходя из комнаты, я переворачиваю подставку Мэгс с карандашами и ручками, которые раскатываются по полу.

Пятнадцать минут спустя на нашей подъездной дорожке появляется машина Кэт. Я выбегаю из дома. Либби, сидящая на крыльце, мгновенно вскакивает на ноги.

— Куда это ты собралась? Эй! Я с тобой разговариваю! — Держась за перила, она выкрикивает: — Даже не смей, Дарси Селеста, стоять!

Эти слова я не слышала с девяти лет, но я реагирую на них, как положено: залезаю в машину и хлопаю дверцей.

— Газуй.

Кэт нажимает на педаль и, развернув машину, направляется в город.

Глава 25

Я наполняю желудок водкой и пивом. Надеюсь, никто не захочет крендели, потому что я съем их все. Неудивительно, что Кэт весит сорок четыре килограмма: она съела за ужином только три «фруктовых льда» и небольшую горсточку оливок. А это было несколько часов назад до того, как она разослала народу эсэмэски, созывая всех на карьер.

Ночка начинается ещё как: все пьют и смеются больше обычного. Лето заканчивается, начинается последний учебный год, и сразу после окончания школы приблизится неизвестность. Я не единственная, кто чувствует апокалипсис.

— Помнишь мистера Элдона-Тауэра? — Кэт не понимает, что кричит. — Боже, он был таки-и-им странным. Помнишь? — Она проходится утиной походкой вокруг костра, а мы с девчонками разражаемся смехом. Кэт падает на гранитный выступ и меня окутывает запах её пота, земли и травы. — Однажды он написал на доске моё имя, непонятно зачем. Я ровным счётом ничего не сделала, и всё равно получила.

Она хватает пивную банку и передает её мне, и ведь понимает, что я до боли хочу узнать все подробности — поэтому-то я люблю её. Мэгс — дура, потому что поливает Кэт грязью. Ну что же, теперь она и меня ненавидит. Нужно перестать уплетать крендели. Они не дают мне запьянеть.

Шэй здесь. Я пою с Кэт, Эммой и Мэдди, чувствуя приятную легкость, и вдруг он оказывается по другую сторону костра с пивом в руках: рядом с ним десятиклассница — ну, технически, девятиклассница — которая натянула свои стринги так высоко, что их можно увидеть поверх джинс. Он не сводит с меня глаз, уголки губ слегка приподняты. Улыбается. Этому сукиному сыну здесь делать нечего. Его никто не приглашал. Мне-то не страшно, а вот сердце начинает бешено колотиться.

Кэт замечает, что я напрягаюсь, замечает Шэя и моргает, как будто не может сфокусировать взгляд.

— Да пошел он. Я тебя не брошу.

Она обнимает меня рукой за плечи и начинает петь.

Между какими-то девчонками начинается перепалка, одна пихает другую в сторону костра, взлетают искры. Я невольно вспоминаю о Нелл, как она упала подо мной в грязь. Не то чтобы я не думала о ней сегодня. Но я не могу перестать думать, что она может лежать в кювете — бледная и неподвижная.

Джесси заявляется с Мейсоном и другими парнями, на нём белая футболка, потёртые джинсы — чертовски сексуальный образ Спрингстина, от которого я таю. Шэй и Джесси замечают друг друга. Между ними до сих пор есть невысказанные разногласия. Джесси сжимает губы в тонкую линию и проходит через толпу на другую сторону поляны. Видимо, он решил, что нет смысла связываться с Шэем. Мне же всё равно, что Джесси здесь. Живи и дай умереть, ну или как оно там.

Я ещё не в сопли напилась, потому что различаю, где губы Брейдена Мосье, а где мои. Напившись в сопли, чувствуешь, что лицо у тебя превращается в большую и тёплую маску, которая может казаться приятной, пока ты не начнёшь волноваться о том, кто увидел тебя в таком состоянии и кому рассказал. Я закрываю глаза и вспоминаю нас с Джесси в поле: под нами мягкое сено, я глажу его по спине.

Брейден жуёт мою мочку, как жвачку, нашёптывая:

— Ты такая горячая. — Я начинаю хохотать, потому что да ладно, серьёзно. — Что? — спрашивает он. По-моему, он сумасшедший. — Что?

Я определённо напилась.

На небе светит луна. Народ кидает всякую ерунду в карьер: пустые банки, камни, горящее полено.

— Господи, — вздыхает Мэдди на краю уступа, смотря вниз на воду, — как же... высоко.

Я прыгаю от компании к компании, пытаясь не паниковать, так как Кэт благополучно бросила меня и ушла курить травку в лес, хотя она знает, что я слишком пьяна, чтобы хоть что-то понимать. Я продолжаю перемещаться по поляне, всем своим видом показывая, как же мне хорошо. Так Шэй точно ко мне не подойдёт. Я выпиваю залпом пиво, смывая кислотный привкус, наполняющий моё горло, и поворачиваюсь к Мэдди:

— Ты никогда здесь не плавала? — Я захожусь смехом, не в силах контролировать громкость голоса.

— Прыгнешь? — Рыгаю. Фу, ужасный медный привкус. — Не так уж и высоко.

— Ты серьёзно? Тут все двенадцать метров.

— Давай, Дарси. — Я не оборачиваюсь на его голос, но замечаю его периферийным зрением: Шэй сидит на земле, сложив руки на коленях, а десятиклассница обвилась вокруг него. Он говорит со мной так, как будто мы старые друзья. — Прыгни ещё раз, давай.

Подключаются и другие:

— Да, давай, Дарси.

— Прыгай, если не боишься.

— Ладно. — Я поворачиваюсь спиной к Шэю, вытягивая по сторонам руки и спотыкаясь. — Ладно. Чёрт побери, я спрыгну. — Я отшвыриваю от себя банку пива. — Мы с девчонками часто сюда приезжаем. — Мы с девчонками. Нелл в детском белье идёт нога за ногу по уступу. Мэгс плывёт к самому глубокому месту и кричит, что вода тёплая. Вдруг мне становится наплевать на последствия. Всё равно всё катится к чертям. — Вы не слышали историю о мужике, который нашёл здесь свое кольцо?

Что-то не так в моей интерпретации, но я помню только улыбающееся лицо Джесси, когда он рассказывал мне эту историю.

В гуле толпы выделяется голос Шэя:

— Подожди-ка, разве обычно ты не плаваешь, развесив свои титечки?

Раздается громкий смех. Я медленно оборачиваюсь и понимаю по его глазам, что именно он тогда подглядывал за нами. Его десятиклашка морщит лицо, будто ревнуя ко мне. Я бы с удовольствием рассказала ей всё о Шэе. Насколько велика вероятность того, что сегодня она окажется под ним, в какой спешке всё произойдет, как потом она будет ходить в тумане, пытаясь вспомнить, просила ли его остановиться, как будет считать дни до месячных и как будет реветь, обнаружив утром кровь на трусиках. Передо мной всё кружится, и я не могу собраться с мыслями, чтобы хоть что-то ответить ему. Однако из пропитанной дымом темноты врывается голос Кэт:

— Свинья.

Он поднимает к ней банку пива. Я хватаю Кэт за руку.

— Пойдём.

Она фыркает и вырывается.

— Ну уж нет.

— Да ты шею себе сломаешь. — Джесси. Я осматриваюсь вокруг, но не вижу его в толпе. — Здесь высоко, и ты не видишь, куда идёшь.

Вокруг разносится освистывание. Я отмахиваюсь от него. Всю ночь он со мной не разговаривал, так что пусть теперь придержит своё мнение при себе.

Я рвусь вперед, добегая до края уступа, — зияющая пустота — и резко останавливаюсь.

— О, да брось! Трусиха!

Они кричат, смеются надо мной, я оборачиваюсь и смотрю на лица, порыжевшие в свете костра. Они мне не друзья, не Нелл и Мэгс. Во мне закипает ярость. Я отступаю на пару шагов и прыгаю, выбрасывая по сторонам руки.

На долю мгновения я лечу.

Падаю. Падаю. Темнота несётся ко мне. Лунный свет блестит на воде. Я разбиваю телом водную гладь, левую руку пронзает боль, и я оказываюсь под водой, погружаясь в состояние полнейшего шока.

Я дрейфую в серебристом пространстве. Постепенно оно сереет и вскоре становится чёрным. Я погружаюсь в бездну головой вниз. Руки раскинуты.

Глаза широко открыты. Не могу дышать.

Я брыкаюсь, но не понимаю, где низ, а где верх. Кажется, что я в космосе. Разрезаю кулаками воду и пытаюсь хоть за что-то зацепиться. Ничего. Тону. Вот каково тонуть, мечтая глотнуть воздуха.

Я верчусь и скрещиваю ноги. Возможно, я приближаюсь ко дну. Но воздух выталкивает меня вверх, и я понимаю, что выбрала правильное направление.

Я вырываюсь на поверхность воды с громким вдохом, который отражается эхом по всему карьеру. Не могу надышаться. Я втягиваю воздух, кашляю и трясу головой в попытке вытряхнуть воду из ушей.

— Она здесь! — кричит кто-то. — Вот тут!

Раздаются оживленные возгласы.

Левая рука пульсирует. Я не могу ей двигать. Я плыву как раненая собака к камню, напоминающему кожу динозавра, и залезаю на него, разбивая коленку. Я переваливаюсь на спину: трясусь всем телом, а левая рука похожа на сломанное крыло.

Не знаю, как долго я лежу в таком положении. Я слышу собственное дыхание, редкие смешки или визги, доносящиеся с вечеринки, и вскоре скрип кроссовок.

— Дарси?

Джесси.

Я сажусь, хотя уверена, что он не видит меня.

— Скоро буду.

— Ты как? Господи, когда ты пропала под водой, я подумал... — Он замолкает и прислушивается к моему хриплому дыханию

— Всё хорошо. Ещё увидимся.

— Не скажешь, что с тобой всё хорошо.

По какой-то причине эти слова ломают меня. У меня перехватывает дыхание, и на глазах появляются слёзы. Я наклоняю голову и начинаю рыдать.

— Сиди. Я сейчас буду.

— Не нужно.

Раздаются всплески воды, когда он заход в карьер.

— Продолжай говорить. Направо или налево?

— Направо, — вырывается из меня. — Последний большой камень. — Я прочищаю горло.

— Я плыву к тебе.

Мы встречаемся глазами, привыкнув к темноте. Его рука обвивает мою талию. Он держит меня над водой, заходя обратно в карьер.

Мы поднимаемся по тропинке, мокрые и молчаливые, и направляемся прямиком к припаркованным машинам, отходя подальше ото всех. Я не могу перестать рыдать. Я не понимаю, из-за чего расплакалась, но я уже не в силах взять себя в руки. Он открывает дверцу пикапа, и я сажусь на пассажирское сиденье, закрывая правой рукой лицо — мне стыдно за себя.

Мы едем через город. Больше никакого сумасбродничества, никаких выходок на слабо. Мы оба промокли до нитки. Наступила ночь. Я делаю глубокий вдох и часто моргаю, применяя на практике все известные мне способы остановки плача. Ничего не помогает.

Джесси заезжает на заправку Ирвинга и кладёт ладонь на моё плечо. Я стряхиваю его руку, потому что не заслуживаю жалости.

— Мэгс убьёт меня. — Я задыхаюсь, и меня накрывает новая волна рыданий. Вид у меня ужасный: сморщенное лицо, раскрытый рот.

Он не беспокоит меня, но всё-таки спрашивает:

— Болит что-то?

Я указываю на руку. Он включает внутреннее освещение и робко ощупывает мою руку (от локтя до запястья), суставы, и наблюдает за моей реакцией.

— На камни попала? — Из мелких царапин начинает течь кровь. — Повезло, что не убилась.

Меня снова накрывает, но в этот раз я долго не могу взять себя в руки.

— Мэгс права. Я вся в него, — Джесси выжидающе смотрит. — В отца. Вплоть до смерти он выкидывал фокусы, так что сам виноват.

— Я думал, он погиб при строительстве.

— Он упал, потому что вытворял ерунду. — Я тру глаза, вспоминая тот декабрьский день, и радуюсь, что была слишком маленькой, чтобы хоть что-то запомнить, кроме маминых рассказов о бригаде, строящей Пенобскотский мост под сильным леденящим ветром. — Кто-то привязал рождественскую ель к арматуре. Даже гирляндой обмотали. Но с её верхушки сдуло звезду, и папины дружки поспорили на пятьдесят баксов, что никто не захочет залезть туда и заново надеть её, но потом началась метель. Бригадир уже ушёл домой. Папа недостаточно крепко закрепил страховочный ремень. И упал. — Я с отвращением закрываю глаза, вспоминая о своём прыжке и о падении папы с высоты более тридцати метров: он падал сквозь серый леденящий воздух и, наверное, всё то время думал о происходящем. Надеюсь, что, упав, он сразу сломал шею. Так умереть легче, чем тонуть в мрачной солёной воде.

Джесси долго молчит.

— По-твоему, это типа проклятия? Что ты вся в отца?

— Не знаю. Мама говорит, что я в неё — постоянно во что-то встреваю.

— Получается, ты унаследовала всё плохое, а Мэгс — хорошее. — Я киваю. — Да брось. Ты умная. Не нужно притворяться кем-то, даже если вся твоя семейка это навязывает. Ты можешь заняться чем-то получше, чем бухать каждые выходные.

— Что-то я не видела, чтобы ты сегодня от выпивки отказывался.

— Не говорил же, что я умный. У меня всего лишь хороший вкус в женщинах. — Из меня вырывается смешок, а Джесси пожимает плечами. — Я пришёл в надежде, что ты тоже будешь там. Увидев тебя, я решил, что ты снова накричишь на меня — вот и держался в стороне. — Неплохо мыслит. Я вытягиваю бумажную салфетку из коробки, стоящей между сидений. — В общем, я хотел сказать тебе, что ты была неправа. — Джесси сжимает челюсти. — О том, что я подрался с Шэем из-за внутреннего самомнения. Он сделал тебе больно, и я сорвался. Я бы поступил также, будь ты моей сестрой или лучшей подругой. И дело не в сексе. Просто не могу стоять в стороне, когда близкого тебе человека избивают. Никогда. Спорю, и ты такая же, — я киваю, с болью вспоминая о Нелл, и опускаю взгляд на кроссовки.

— Давай отвезу тебя в больницу. — Он отмахивается быстрее, чем я успеваю вставить слово. — Знаю, это дорого.

Он медленно ведёт машину к моему дому. Я прислоняюсь к окошку, наблюдая за проносящимся мимо тёмным лесом.

Мы подъезжаем на холостом ходу к дому, Джесси смотрит на меня.

— Камикадзе Дарси. Вот увидишь — все будут так тебя называть во вторник в школе.

Мои волосы спутаны, одежда промокла, и почему-то меня наполняет чувство смущения.

— Ну... спасибо. — Я тянусь к дверной ручке и оглядываюсь на него. — Хотела сказать, что увидимся в школе.

Он опускает голову, слегка улыбается.

— Увидимся.

На кухне пусто. На стук двери из гостиной выходит Либби, но она сразу меняется в лице, увидев меня, и возвращается обратно, не спрашивая, где я была и почему я вся мокрая.

Я поднимаюсь наверх и принимаю долгий горячий душ, приподняв левую руку, потому что она начинает болеть даже от мелких брызг воды. Вытирая волосы, я различаю доносящиеся с первого этажа голоса, надеваю мамин халат и выхожу в коридор.

Нелл. Она вернулась. Всё напряжение, которое наполняло меня последние двадцать часов, мгновенно растворяется, и я едва не валюсь на пол. Прислушиваюсь.

— ... Дома никого не было, так что я решила, что ты будешь здесь, — уныло говорит Нелл. — Просто хотела сказать, что я вернулась.

— Где тебя носило? — Либби. — Я чуть с ума не сошла. Ты хоть понимаешь, через что заставила меня пройти?

— Мне нужно было подумать. Вот и всё. Мам, всё хорошо. Мне просто нужно было подумать

— Вот не надо мне тут. Рассказывай, что происходит! Во что тебя втянула Дарси?

— Ни во что. Ты постоянно уверена, что она во всём виновата. Это я убежала. Но теперь я здесь. И хочу пойти спать. — Нелл замолкает, но говорит она как никогда строго. — Спокойной ночи, мам.

— Нелли Роуз, вернись сейчас же. — Я представляю, как Либби встаёт посреди коридора, напрягаясь всем телом, а Нелл направляется к задней двери. — Нелл, — смягчается её голос. — Детка, что такое? Ты же обо всём можешь мне рассказать. — Её голос срывается, когда захлопывается дверь.

Я отступаю назад и замечаю Мэгс, стоящую в дверном проёме в конце коридора: на ней клетчатые пижамные штаны и футболка, она тоже подслушивала их разговор. Я хочу подойти к ней, но Мэгс разворачивается и исчезает в комнате.

Хлопает ещё одна дверь.

Глава 26

Я дожидаюсь, когда обстановка в доме утихнет, и выхожу на улицу через заднюю дверь.

В окне Нелл не горит свет. Я выстукиваю по нему собачий вальс, и вскоре она поднимает створку.

Давно я не забиралась в её комнату через окно, но сейчас это вдвойне сложно проделать из-за больной руки. Я пытаюсь вскарабкаться, но боль пронзает левое предплечье и локоть. Я удачно ставлю ногу на пол — ещё чуть-чуть и сломала бы тумбочку, а ведь Либби, наверное, похрапывает на диване, зажав под мышкой биту.

Нелл лежит на спине, рассматривая светящиеся в темноте наклейки созвездий, приклеенные к потолку. Я ложусь рядом с ней и кладу ладонь на её живот. Кажется, что вчера было несколько месяцев назад. На нас смотрит коллаж из множества фотографий Джеймса Дина. Ещё она туда прикрепила снимок, целующихся на чёртовом колесе Кэла и Абры из фильма «К востоку от рая».

— Прости, что причина тебе боль, — шепчу я. Лунный свет падает на её лицо, на носу проглядывают веснушки. Поцелуи фей — так их называла Либби.

— Ничего страшного. Я соврала тебе.

На этот раз она не просит прощения, а просто лежит, сложив руки на груди, и смотрит на звёзды. Я закрываю глаза.

— Где ты была?

Он приподнимает одно плечо.

— В лесу.

— Всё это время?

— Я была на поле с люпинами, хотя они уже все завяли. Там тихо. Потом я обнаружила семь долларов в кармане пальто и пошла в магазин за перекусом. — Она останавливается. — Я не пошла к нему, если тебя это волнует. Он бы разозлился.

В памяти всплывает изображение удаляющейся от машины Нелл, которая остаётся в промозглой темноте.

— Ты же понимаешь, что так нельзя? — Она слегка кивает. — Вы весь год переписывались?

— С июня. Прошлым августом я его заблокировала, как ты мне и сказала. Но он создал ещё один аккаунт. Он скучал по мне.

Я делаю вдох, пытаясь держать себя в руках и не дать гневу завладеть мной. Он как яд, который выпила Нелл — и его действие не пройдёт, пока он не дойдёт до сердца. А может быть оттуда всё и началось.

— Нелли, он женится на ней.

— Знаю.

— Я неправильно поступила. Когда я забрала тебя той августовской ночью, то сказала, что ничего не хочу слышать о нём и не дала тебе возможность выговориться. Я была плохой подругой. Прости.

Она в изумлении поворачивается ко мне.

— Дарси, ты всегда будешь моей подругой. — Глаза начинает щипать. Разве я не выплакала всю воду из тела?

— Я не закончила. Не стоило тебе слушать меня. Я подумала, что, возможно, ты мне не сможешь довериться. Может быть, кто-то был бы лучшим советчиком, чем я. — Она не отрывает взгляд от потолка. — Я не расскажу. Но наварила я каши порядком. Ты и я... Мы с тобой в той же самой лодке, в которой были в ту ночь. Да и лучше ситуация не стала. — Нелл молчит. Чтобы произнести следующую фразу, мне приходится переступить через себя: — Не нужно продолжать тайком встречаться с ним на заднем сиденье машины. В этом вся я, а не ты. Ты должна планировать шикарную свадьбу с таким парнем, который не заставит тебя скрывать его секреты и делить его с другой девушкой. — Она молчит. Я слегка пожимаю ей руку. — Понимаешь? — Едва заметный кивок. Нелл ловит ртом воздух — она плачет, и, видимо, уже давно. Мы соприкасаемся головами и лежим под лоскутным одеялом в лучах лунного света.

— Нужно что-то сделать, — говорю я. Но говорю сама с собой, потому что Нелл заснула.

Вскоре мне снится, что я нахожусь на свадьбе Элис Гриндл, почему-то по столам бежит вода, обтекая именные карточки и свадебные сувениры, и смывает с белой скатерти цветы и свечи на мои колени.

Я ложусь в свою кровать ещё до наступления утра и просыпаюсь с ужасным похмельем, а рука... Кажется, что ей молотили стекло и ржавые гвозди. Я случайно ударяюсь ею о дверь ванной комнаты и взвизгиваю, окончательно проснувшись. Утром мне не стало лучше.

Умываюсь, замазываю синяки: они уже пожелтели и потихоньку сходят — и одеваюсь в одежду поприличней (джинсы и рубашка с рукавом три четверти, под которым можно спрятать все царапины на руке). На улице серо и промозгло, но пока дождь остановился, лестница Ханта ударяется об обшивочные доски, и он приступает к покраске.

В доме наступает тишина после двух драматичных дней. Завтракаю я в одиночестве, но надеюсь, что кто-то всё же поговорит со мной, однако Мэгс куда-то уехала, а мама работает в саду и демонстративно избегает меня. Похоже, Нелл будет под домашним арестом лет до тридцати, пока Либби не упечёт её в женский монастырь. Я же прекрасно осознаю свои дальнейшие действия. Мне просто нужно развеяться.

В полдень в дом заходит Хант, он моет руки и доливает в кружку остатки кофе из кофейника. Я перестаю переключать каналы на телевизоре и отставляю кухонный стул, наблюдая, как ловко Хант перемещается по нашей кухне.

— Можно задать тебе вопрос?

Он оглядывается на меня через плечо.

— Давай.

— Ты правда купил этот дом, чтобы жить в нём со своей женой?

Мама бы шкуру с меня спустила, если бы услышала, но Хант спокойно воспринимает мой вопрос. Он отпивает кофе и вытягивает из холодильника свой паёк.

— Да.

— Почему не вышло? — Он откусывает сэндвич с ветчиной и сыром, упакованный в вощёную бумагу.

— Ну, — жуёт он, — иногда люди не подходят друг другу так, как подходили в начале отношений. Начинает вмешиваться реальность. Конечно, если ей позволить. — Хант откусывает сэндвич ещё раз. — Мы позволили.

— Я слышала, ты принялся строить амбар, чтобы она держала в нём лошадей. — По-моему, она была слишком избалована. Хант кивает. — Почему ты посадил люпины на месте фундамента?

Хант задумывается.

— Моя мать их очень любила.

По тону его голоса становится понятно, что она умерла. Да и он староват, чтобы жить с мамочкой — в волосах полно седины.

Хант продолжает есть, а я тру лицо и наклоняюсь через стол.

— На меня все злятся. Мама и Мэгс даже не разговаривают со мной.

Он пристально смотрит на меня, но не осуждающе, хоть он и молчун, но всё подмечает.

— У них есть повод?

— Нет. Ну, то есть да, хотя я не могу обо всём рассказать им прямо сейчас. Не потому, что не хочу, а потому что не могу. И поэтому все меня ненавидят.

— Никто тебя не ненавидит.

— Особенно Либби. — Хант сбит с толку. — Она считает, что с моей помощью Нелл станет проституткой. Какая чушь. — Я нагибаюсь над столом, упираясь на локти, и быстро откидываюсь назад в надежде, что он не заметит, как я морщусь от боли. — Я не такая, какой она меня выставляет.

— Конечно же нет. — Он снимает пластиковую крышку с шоколадного торта, который принёс с собой, и предлагает мне половину, но я отказываюсь. — Я надеялся, что ты станешь Королевой. Задашь всем по полной.

Я смеюсь.

— Ты был на конкурсе?

— Недолго.

— Тогда ты понимаешь, как я опозорилась. Хотя это неважно, ведь мне всё равно. Я не подхожу на роль Королевы.

— По-моему, ты была достойна.

То, как он это произносит, заставляет меня откинуться на спинку стула. Хант собирает обёртки от еды.

— Это был ты? — Он отстраняется от стола. — Хант, ты выдвинул мою кандидатуру?

Только расположение его плеч выдаёт смущение — он копошится с кружкой, стряхивает крошки с сервировочной салфетки на руку.

— Я приехал в ратушу за техталоном для машины, ну и решил, а почему бы и нет. Ты ничем не хуже остальных девчонок. Весёлая, стойкая — а это уже чего-то стоит.

Я теряю дар речи, не в силах даже моргнуть.

— Спасибо, — наконец, выговариваю я. До этого я даже не осознавала, что чего-то стою. Спасибо Ханту за это.

Я стучу пальцами по столу, но успеваю перехватить Ханта: он уже возвращался к покраске.

— Ты жалеешь, что всё так закончилось с твоей женой?

Он качает головой.

— Я был совершенно другим. Всего лишь парнишка, который ничего не понимал.

— Тогда тебе стоит встречаться с моей мамой. Не жди чего-то, иначе она будет считать, что не нравится тебе. — Хант не отпускает пальцы с дверной ручки. — Поверь, девушек это бесит. Парни постоянно думают, что нас невозможно разгадать, но всё довольно просто. Просто скажи ей о своих чувствах.

Он дважды откашливается перед тем, как заговорить:

— Буду иметь в виду.

— Хорошо.

Я медлю, но всё же решаю продолжить:

— Слушай, сегодня тебе, наверное, не нужно ехать в Хэмпден. Но я бы не отказалась от поездки. Тем более я заплачу за бензин. — Он оборачивается, упираясь плечом в дверь.

— Не волнуйся, я не закупаюсь травой. Мне просто нужно кое-что сделать. — Я поднимаю на него глаза. — Но если тебе не нужно ехать туда, то без проблем.

Какая-то часть меня надеется, что он откажет.

— Мне нужно купить пару вещей в хозяйственном магазине, так что могу заехать в один из них на Мэйн Роуд. — Он открывает дверь. — Иди и скажи маме.

Мама поднимает взгляд, когда я подхожу к ней. Увидев меня, она возвращается к прополке сорняков, сдвинув брови.

— Я еду в Хэмпден с Хантом. — Молчание. — Мы скоро приедем. — Молчание. — Хорошо?

Она бормочет в землю:

— Теперь ты меня ставишь в известность, Дарси?

— Ты этого хочешь? — Она вырывает сорняк пальцами в перчатках. Я готова стоять над ней целый день, пока она мне не ответит, но Хант заводит машину, и если я хоть на секунду задержусь, то никогда не сделаю запланированное.

— Ладно. Пока.

Когда мы отъезжаем, мама садится на корточки, складывает руки на коленях, но так и не отрывает взгляда от земли.

Дорога в Хэмпден идёт через мост. Бух — колёса переезжают через металлическую пластину, соединяющую шоссе Роут-1 и мост. От тряски мою руку пронзает боль. Мимо проносятся серые перекладины и перила. Я с вызовом вглядываюсь в реку Пенобскот. Мы ещё посмотрим! В реке бурлит ржавая вода, не замечая младшую дочь Томми Прентиса.

Хант молчит. Наверное, он единственный человек во всём мире, кто не станет выпрашивать у тебя ответы во время короткой поездки. Я прижимаюсь к дверце: сердце бешено колотится, колено нервно подпрыгивает. Сначала мне кажется, что я сама себя завожу. Возможно, я просто радуюсь, что наступил тот самый момент. Наконец-то, я со всем покончу — столкнусь лицом к лицу с драконом и прикончу его, как Святой Георгий. В детстве Нелл часто рассматривала его изображение в библиотеке, она слегка касалась пальцами прекрасного принца, истекающего кровью.

Мы проезжаем через Франкфорт, Винтерпорт и въезжаем в Хэмпден. Нервишки у меня шалят. Хант снижает скорость до сорока километров в час.

— Куда тебя подвезти?

— Айриш Лэйн, вот здесь налево.

— Который дом?

— Высади меня у магазина.

Он заезжает на парковку, перед глазами всплывает Нелл, сидящая в полумраке на углу здания, с поджатыми к груди коленями, как будто кто-то пнул её в живот. Она закрыла глаза рукой, прячась от ослепительных фар. Пока я не посигналила, она и не узнала серебристый «Фит». Она медленно поднялась на ноги, будто всё тело болело — её плечи вздрагивали и подёргивались. Никогда не видела, чтобы она так плакала.

— Встретимся здесь.

— Я подожду.

Я настолько взвинчена, что прикусываю язык, прежде чем рявкнуть на Ханта.

— Со мной всё будет хорошо.

— Я подожду.

Знаю я этих упёртых, поэтому разворачиваюсь и иду по улице, тяжело вдыхая воздух через ноздри. Почему, испытывая страх, тело не помнит, как дышать?

Через пару минут поисков я узнаю нужный дом. В десятом классе, когда центром вселенной стал мистер Эллис, преподающий не только драматическое искусство, но и помогающий миссис Хенском в классе коррекции, Нелл обо всё мне рассказала. Она всё разузнала о его жизни, держалась за каждый факт, как сорока за блестящие побрякушки. Мистер Эллис живёт в многоквартирном доме в Хэмпдене. Скоро мистер Эллис женится, и церемония будет прекрасной. Мистер Эллис говорит, что я быстрее всех составляю схему предложений. Говорила, говорила, говорила, а мы только закатывали глаза и подшучивали над ней. Нам нужно было понять, что что-то произошло, когда она замолчала. Я должна была понять.

Его машина припаркована возле дома. Я представляю, как раз в неделю он предпринимает получасовую поездку к нашему дому, а потом сидит в темноте и выжидает появление волшебного огонька. Остановившись на тротуаре, я обнимаю себя здоровой рукой и поднимаю взгляд на окна. Если его невеста здесь, то ноги моей не будет в его квартире. Но рядом с его машиной пусто, а они, наверное, паркуются вместе. Как и большинство людей. Я ступаю через ограждение на газон.

У каждой двери установлены почтовые ящики со светоотражающими номерами квартир и именами их жильцов. #2 Эллис/Гриндл. На ступеньках лежит зелёный коврик, напоминающий декоративную травку для пасхальных корзин. Я начинаю задыхаться. Нажимаю на звонок.

В квартире раздаётся звон колокольчиков. Хотелось бы, чтобы никого не было дома, но к двери приближаются чьи-то шаги.

Брэд Эллис открывает дверь, и мы переглядываемся. Он растянул губы в полуулыбке и ничего не показывает своим внешним видом, будто ожидает, что я начну продавать рождественские открытки, чтобы собрать деньги для школьного выпускного. Он должен знать, кто я такая. Даже если он не разглядел меня той дождливой ночью, то точно помнит девчонку, которая перед каждым обеденным перерывом ждала Нелл у класса коррекции. Но в этот момент приходит осознание. Я стою на пороге квартиры учителя, готовая пригвоздить его к стене. Вот это да.

— Я... Дарси. — Во рту пересохло. — Хожу в школу в Сасаноа. — Как же глупо. Он это знает. — Я двоюродная сестра Нелл. — Он не сводит с меня глаз. — Хотела бы поговорить с вами.

Он улыбается, озадаченно наклоняет голову и отступает в квартиру.

— Конечно, заходи.

Я думала, что выскажу ему всё на пороге и уйду, но он выжидающе смотрит на меня.

Я проскальзываю мимо него в коридор, проходя мимо тонкого столика, на котором стоит ароматическая смесь и карточка с надписью «Дом находится там, где есть ♥». Я вдыхаю запах зажжённой тыквенной свечи. Не хочу идти вглубь квартиры, поэтому оборачиваюсь к нему, но он приносится мимо меня в соседнюю комнату.

Гостиная и кухня разделены столом. Красивая кожаная мебель и непринуждённые украшения заполняют гостиную.

— Присаживайся, — бросает он мне через плечо и заходит на кухню, отставляя для меня стул.

Я неуклюже сажусь на него: колени торчат, кулаки на бёдрах. Лучше бы осталась стоять. На столешнице горит свеча в закоптевшей баночке. Рядом с плитой на металлических крючках висят показушные рукавицы. Зачем?

— Хочешь чего-нибудь выпить? — Его движения такие же, как и в школе: быстрые и рассеянные, как у поэта или художника. Возможно, поэтому он и руководит театральными постановками. Его тёмно-русые волнистые волосы можно заправлять за уши, хоть и находятся они в беспорядке, да и одет он как всегда: светло-голубая оксфордская рубашка, выступающая поверх брюк цвета хаки. Но на ногах у него только серые в ромбик носки.

— Нет. — И что, я буду попивать холодный чай? Он должен осознавать, зачем я здесь. Я выпрямляю спину, но голос меня подводит. — Я скажу кое-что и сразу уйду.

Он снова обращает ко мне недоумённый взгляд.

— Хорошо.

Он сдвигает брови, в серых глазах распознаётся напряжение — так я понимаю, что он внимательно слушает каждое моё слово.

— Я знаю про вас с Нелл. — Он даже не моргает. — Вы не будете с ней больше встречаться. Или писать ей. Я не расскажу, если вы пообещаете оставить её в покое.

Он едва заметно качает головой, продолжая улыбаться.

— Что?

— Держитесь от неё подальше.

— Держаться...? О чём ты?

Кровь приливает к моему лицу. Вглядываюсь в него, не зная, что сказать. Я сглатываю, и вдруг осознаю.

Он медленно садится на стул, опуская руки на стол. Он не здоровяк. Ниже Шэя. Скорее, он на пару сантиметров выше или ниже Джесси, но стройнее и не так накачан. Наверное, в моём возрасте он занимался бегом по пересечённой местности.

— Нелл была моей ученицей, — медленно выговаривает он, пытаясь донести до меня мысль. — Мы не виделись после того, как я стал работать в старшей школе Хэмпдена. Или я что-то не понимаю?

Я поджимаю губы. Голос хрипит.

— Вы приставали к ней.

Он быстро моргает и вскакивает из-за стола, опуская взгляд на свои ступни.

— Ого... Дарси, — он подходит к холодильнику и достаёт упаковку соевого молока, не закрывая дверцу, и тянется за стаканом в шкафчик. — По-моему, ты что-то не так поняла,

Он наливает в стакан молоко и ставит его передо мной.

— Наверное... Нелл неправильно истолковала мои слова, перед тем как я уволился из вашей школы. Она всегда была одной из лучших учеников в классе коррекции. По-настоящему особенная. И я сказал ей об этом. Также сказал, что мы всегда будем друзьями. — Он пристально смотрит на меня и садится обратно на стул, потирая пальцами виски. — Наверное, не стоило.

Из меня так и рвётся недоверие. Я сажусь прямо.

— Я видела вас.

Он поджимает губы, кивая.

— Хм. Видишь ли, случайности и впечатления вместе создают совершенно иной образ. Я... Должно быть разжёг в Нелл чувство, о котором не догадывался. Влюблённость. — Его светлые глаза полны испуга. — Я виноват. В прошлом году она отправила мне заявку в друзья. Я её принял, ведь больше не был её учителем. Никакие нравственные причины не мешали этому. Просто... Я не догадывался.

Я никогда не видела, чтобы люди так врали. Я ему почти поверила и начала ставить под сомнение всё, что Нелл рассказала мне сквозь слёзы: как той ночью она соврала Мэгс о том, что хочет сходить на летнюю постановку «Ани из Зелёных Мезонинов» в старшую школу Хэмпдена, как она уверяла, что встретится с девчонками из драмкружка, и Мэгс нужно будет просто подвезти её к ним и поехать к Уиллу. Как она шла по Айриш Лэйн до этого дома и позвонила в квартиру, чтобы сказать Брэду о том, что он не может жениться, потому что они любят друг друга — из неё так и рвалось наружу это невинное и прекрасное решение.

Она рассказала мне, что обманом попросила Либби забирать её позже окончания репетиций, потому что Брэд умолял Нелл провести время вдвоём. Как он впервые поцеловал её после обеда, а это привело к обжиманиям в реквизитной, за кулисами, в его машине и дважды в его квартире и его кровати, однако Элис захотела съехаться с ним, и в этот момент он попросил Нелл расставить приоритеты. Он взял на себя обязательства по отношению к Элис. А это уже серьёзно.

— Ничего хорошего. — Он откидывает назад волосы, прядь спадает над его левым ухом — так он выглядит моложе. — Я не за себя волнуюсь. Меня знают в администрации школы. Так что проблем не возникнет при объяснении ситуации. Но если большинство поверят в эту историю, то... Ты понимаешь, как это ей выйдет боком. Люди будут обсуждать, как с ней неправильно и нечестно поступили, но девушкам трудно проходить через подобное. Не нужно, чтобы на Нелл повесили клеймо.

Не пойму, то ли он умнее меня, то ли хорошо играет, а может всё вместе. Я удивленно смотрю, как он, хмурясь, поворачивается на стуле и закидывает за него руку.

— Я бы не хотел, чтобы такое случилось. В моей старшей школе была одна девушка, которая оступилась... с учителем, и... — Из него вырывается горький смешок. — В общем, были необратимые последствия. — Он щёлкает пальцами, будто отгоняя воспоминания, и отвлечённо продолжает. — В итоге, она перешла в другую школу. Пей молоко, Дарси.

В соседней комнате бьют часы. Кажется, что на кухне замерла жизнь. Запах корицы обволакивает всю мою носоглотку. Я опускаю взгляд на пупырчатый стакан сероватого молока и швыряю его. Он врезается в дверцы шкафчика, прямо под раковиной, и разбивается вдребезги, молоко разбрызгивается повсюду: на шкафы, линолеум, духовку. Я перевожу взгляд на Брэда, тяжело дыша: он не сводит глаз с места, где секунду назад покоился стакан.

Я вскакиваю на ноги. Повсюду стекают капли молока.

— Если ещё раз подойдешь к ней, я обо всём расскажу. — Голос дрожит, но он звучит как мой. — Богом клянусь — расскажу.

Он поднимает на меня безэмоциональный взгляд, веки полуприкрыты. Раздаются тяжёлые шаги, и открывается входная дверь, деревянную поверхность которой скребут чьи-то ногти. Я поворачиваюсь и вижу изумлённую Элис, держащую на поводке песочного лабрадора. Заметив меня, она улыбается: её волосы забраны в высокий хвост, а одета она в шорты и беговые кроссовки.

— Ох! Привет. Я не знала, что у нас гости.

Элис бросает взгляд на Брэда, который совершенно поменялся в лице — к такому выражению она привыкла. Она сразу же замечает осколки и молочную лужу на полу.

Нужно уходить. Я проношусь мимо неё — собака быстро обнюхивает мои джинсы — на улицу и вдыхаю свежий воздух; кажется, что я пробыла тут целый день. Я перепрыгиваю через каждые две ступеньки несмотря на то, что каждый прыжок отдаётся болью в руке, и пускаюсь вниз по тротуару. Ощущаю себя, как и Нелл в прошлом году, убегающая от его фраз: «Ты важна мне» и «Я не могу так ранить Элис, пойми это» и, наконец, «Позволь отвезти тебя, Нелл, не уходи, как ты доберёшься домой...»

Машина Ханта припаркована на обочине. Он следил за мной. Стоило мне хоть раз обернуться, и я бы заметила его. Тело окутывает приятная слабость, я залезаю на сиденье, закрываю дверцу и откидываю голову на подголовник. Хант о чём-то спрашивает меня, но я только вдыхаю воздух, выжидая, когда же перед глазами перестанет вращаться темнота.

Глава 27

Во вторник я прихожу на учёбу с загипсованной рукой, так как в больнице мне сказали, что сломана лучевая кость. Прямиком с Айриш Лэйн Хант отвёз меня в Больницу Восточного Мэйна и просидел со мной целый приём: он держался отлично, учитывая тот факт, что детей у него нет. Медсестра разрешила мне выбрать цвет пластыря. Мой выбор пал на жгуче-розовый.

Но теперь я снова в старшей школе Сасаноа, в самом эпицентре пыли и старых книжек, озабоченных детишек и горячих обедов. Здесь ничего не меняется. Девятиклассники расхаживают в плотных новых джинсах и толстовках, отчего изнывают от жары уже к десяти часам. Дым наполняет раздевалки, а на унитазах пропадают никому ненужные задницы. Из спортивного зала по всему коридору разносятся глухие звуки игры в баскетбол. И куда ни посмотри, везде развешаны листовки, приглашающие на пробы в осеннюю одноактную пьесу. Как же отстойно быть в школе.

Во время второго урока нам выделено время на самостоятельную подготовку в читальном зале. Я прошу у библиотекаря пропуск, чтобы не отвечать на дурацкие вопросы о том, что же я делала летом. В коридоре я прохожу мимо каких-то ребят.

— Утёсная ныряльщица, — кричит один из них, слегка ударяя меня кулаком. — Всем ещё задаст.

Я едва заметно улыбаюсь, не припоминая его на карьере. Мэдди торчит у питьевого фонтанчика, в изумлении глазея на гипс.

— Ты сломала руку? — потрясена она.

В библиотеке на меня смотрят больше, ещё и козу показывают, так что приходится спокойно выставить стул у длинного стола и усесться на него. Всё-таки я же не дура: на каждого поддерживающего меня человека приходятся двое осуждающих, которые считают меня посмешищем и обсуждают, как я засунула язык в глотку Брэйдена Мосье. В этом месте нет ничего нового — как же здесь всё-таки скучно. Никогда не думала, что скажу такое, но лучше бы собирала голубику.

На столе лежит стопка флаеров одноактной пьесы. В этом году мистер Брасбридж, учитель английского в девятом классе, ставит «Суровое испытание»[6]. Нелл пойдёт на пробы и получит роль с парой реплик. Мы семьёй пойдём на премьеру, и во время представления я изо всех сил буду пытаться не представлять, как в десятом классе Брэд Эллис прислонял Нелл к стене за кулисами, как они прислонялись друг другу в темноте после того, как все разъехались по домам. Интересно, что же он сказал Элис про меня. Довольно просто объяснить про разбитый стакан молока, но про мой побег... Здесь нужно постараться. Конечно, он способен это сделать, ведь Брэд Элис умеет вешать лапшу на уши. Чертовски хорошо.

— Дарс, слышал про карьер. — Меня по спине хлопает Джейк Кёртис, мы с ним вместе делали проект по химии в прошлом году.

— Хорошо, — киваю я. На меня уставилась библиотекарь, в её понимании в читальном зале нужно либо делать домашку, либо читать. Я встаю и подхожу к стеллажам, достаю пару ежегодников — мы всегда с Мэгс их просматривали, когда страдали от безделья. Я сажусь за стол и пролистываю прошлогодний выпуск. Ну конечно же, «Посвящается Рианоне». С фотографии она смотрит на меня. Даже странно представить её в том свете, в котором знал её Кеньон. Угнетённая. Разбитая. Думающая о возможном самоубийстве, если не выберется из Сасаноа.

Я открываю наш ежегодник. На фотографии Брэд Эллис выглядит как с иголочки рядом с миссис Хэнском.

Также он есть и на фотографиях, снятых в естественной обстановке: дети обнимают его, ставят рога, также он устраивает импровизированный бой на мечах из фольги с выпускником во время репетиции. Я и забыла, насколько он был популярен. Закрыв глаза, я вспоминаю, как его губы говорили о знакомой из школы и необратимых последствиях. Его тонкие предплечья упирались о стол. Мягкие, беспорядочно уложенные волосы молодили его, отчего девчонки западали на него.

Я дохожу до раздела с театром и фотографиями с «Бури». Нелл стоит на сцене в прозрачной вуали и хореографическом купальнике, её волосы забраны наверх. Следующим появляется весенний мюзикл. Тогда был поставлен «Томми»[7]. Нелл не участвует в мюзиклах, хотя любит петь, и Либби разрешает ей участвовать только в одной постановке, остерегаясь, что Нелл отстанет по учебе. Стоит мне заметить фотографию с вышедшими на поклон актёрами, как я сразу же наклоняюсь так близко к странице, что мой нос касается изображения, однако я всё равно не уверена, на кого смотрю.

Из-за двух выпускниц выглядывает девушка, похожая на Рианону, но она почти полностью засвечена. Её легко не заметить, так как всё внимание привлекают главные актёры. Её волосы собраны сзади, и одета она в чёрное, как технический персонал. Я и не знала, что она занималась театральным искусством. По крайней мере, она не увлекалась им, когда мы дружили.

Нет списков актёрского состава и персонала, но есть фотография с вечеринки, на которой мистеру Эллису вручают букет роз от всех. Он улыбается.

Я медленно откидываюсь на спинку стула, во рту совсем пересохло. В коридоре взвизгивает девчонка, будто её щекочут. Мямлящая учительница просит её замолчать.

Всё-таки мне просто узнать, была ли Рианона среди технического персонала во время постановки «Томми». Можно поспрашивать у людей. Конечно, я не общаюсь ни с кем из драмкружка, кроме Нелл, но, может быть, она знает. Может быть, знала всё это время.

Но, естественно, она не располагает всей информацией. Даже с её чувствами к Брэду она не может не болтать о нём. Как бы одно к одному.

Господи. Даже я могу такое понять.

На обед я иду как в тумане, пролетаю мимо очереди, стоящей за влажной пиццей и картофельными шариками.

Слева за ближайшим столом сидит Шэй, вытянув по сторонам ноги, чтобы занять места. Что-то не видно его десятиклашки. Он замечает меня: смотрит на гипс, затем на лицо, и ухмыляется, а парни около него несут какую-то ерунду и увлечены армрестлингом, не обращая на нас внимания. Придётся провести целый учебный год в его компании. Офигенно.

— Вот и она. — Из-за заполненного стола встаёт Кэт и трогает мой гипс. — Жесть, я слышала, как ты налетела на что-то. Да все подумали, что ты убилась и пошла прямиком ко дну. — Она тянет меня к столу, отодвигая стул. — Совсем слепые? Двигайтесь. У девчонки ранение. — Она устраивается на своей костлявой заднице рядом со мной и пододвигает ко мне упаковку чипсов. — Расскажи этим неудачникам, как прыгнула в карьер.

Все скопом начинают расспрашивать меня. Вдруг на моих ляжках оказывается упаковка из двух капкейков. Я зубами открываю упаковку и выслушиваю всевозможные предположения и выдумки, раздувающие историю — мне и говорить ничего не нужно, так что я просто ем свои капкейки. Когда я бросаю взгляд на Шэя, он поворачивается лицом к своим дружкам.

Я единственная из выпускного класса, кто едет домой на автобусе. Как унизительно. Нелл так и не появилась, наверное, Либби приехала за ней и отвезла прямиком домой.

В доме тихо: я бросаю рюкзак на пол, а почту — на стол. Пузатый счёт за больницу ещё не пришел, но ждать его осталось недолго. Мама ещё на работе, а Мэгс поехала устраиваться на работу официанткой. Если бы она разговаривала со мной, то я бы и мне попросила заявление взять.

Я захожу в комнату Мэгс, усаживаюсь на кровать и кладу на колени ноутбук. Пялюсь на экран. Как же давно я не хотела общаться с Рианоной. Я удалила и убрала её из друзей с каждого своего аккаунта.

Кроме папки с отправленными сообщениями. Никогда её не чистила. Я пролистываю каждое отправленное мной письмо. Два года назад, в начале октября, я много чего написала Рианоне Фосс. Открываю первое попавшееся письмо, игнорируя его содержание. Я прекрасно помню, о чём мы болтали: о красавцах-выпускниках, в которых думали, что влюбились.

Я пристально смотрю на пустое письмо. «Ты жива? Ты когда-нибудь это прочитаешь?» Искусственно начинать с вопроса: «Как дела?» — ведь мне давно уже наплевать. Может быть, она вообще не пользуется этим аккаунтом — в таком случае, письмо сразу же придёт обратно. А если и получит, то вряд ли ответит. Так что терять мне нечего.

Впервые я пытаюсь встать на место Рианоны. Куда бы она направилась, будучи подавленной, разбитой и желающей убраться подальше отсюда? В лагерь «Мекви», но беглецам там не спрятаться. Может её приютили друзья оттуда? Конечно, если она общалась с кем-то. Возможно, у кто-то из лагеря постарше снимает жилье, так что Рианона могла бы перекантоваться там на диване и держать всё в секрете. Возможно, именно этот человек приехал за Рианоной той ночью и увез из Сасаноа.

Печатаю: Ты уехала из-за него?

Курсор мигает. Я отправляю письмо.

Ужин просто невыносимый. Все молчат, Либби и Нелл даже не приходят. Я всё прекрасно поняла. Больше Нелл нельзя со мной дружить.

Я замахиваюсь ножом на свою еду. Кран подтекает. Ещё одна работенка для Ханта, но поблизости нет ворчливой Либби. Он покрасил дом почти полностью, остался небольшой кусочек под крышей. Я скучаю по Ханту. Я хочу расспросить Мэгс про рестораны: где принимают на работу, где дают лучшие чаевые — но даже не начинаю, потому что выражение её лица идеально подходит для скульптуры на горе Рашмор.

У мамы болит голова, да и цвет лица у неё неважный. Она чуть-чуть поела, выпила кофе и аспирин и выкурила сигарету. Когда я встаю и наполняю раковину водой, чтобы помыть посуду, она говорит:

— Дарси... — Я резко оборачиваюсь. Она окидывает меня быстрым взглядом, который задерживается на гипсе, и сразу же убегает в сторону. Пепел с сигареты летит в пепельницу. — Оставь.

Я застываю на месте, рывком закрываю кран и поднимаюсь на второй этаж, не обращая внимания на фотографию папы и маленькой блондинки в его руках, которую я с трудом вспоминаю.

Они убираются на кухне и притворяются, что я канула в небытие. Я забираю ноутбук Мэгс в свою комнату, по большей части для того, чтобы позлить её. Хочешь его обратно — приди и забери.

Но нет... Спустя два дня ноутбук всё ещё в моей комнате. В половину восьмого я дремлю, свернувшись калачиком на кровати, потому что больше мне нечем заняться.

Меня вытягивает из сна звук оповещения на ноутбуке.

Чёрт возьми.

От письма так и веет смелостью. От Рианоны Фосс, без темы. Кажется, что меня ударили под дых: дыхание сперло, глаза навыкате — и я не могу отвести взгляд от экрана. Мне страшно от того, что она могла написать спустя столько времени, после всего случившегося. Мне страшно от того, что же будет дальше.

Щёлкаю два раза по письму. Никаких слов. Только ссылка.

Передо мной открывается страница на сайте, посвящённому поэзии. Свободный стих «Назначения печали» написан Мэри Оливер.

Я прижимаю пальцы к губам, ведь её слова полностью завладели мной. В них я узнаю себя. Я вспоминаю ночь, когда парни ожидали нас в машине. Я вспоминаю Нелл, Мэгс и прошедшее лето. И под пеленой воспоминаний, как подземное течение, бежит Брэд Эллис.

Я вспоминаю Рианону, стоящую ночью на холоде — руки сжаты в карманах, отстранённый взгляд в мою сторону. Я передумала. Или в этом ей помогли чувства к кому-то другому. Я слышу, как она спрашивает: «Разве она не в классе для недоразвитых?» — и потом только проводит время со мной у себя дома, подальше от Нелл.

Это было в девятом классе. Неужели так давно? Неужели он охмурял её дольше Нелл, создавая свою паутину? В девятом классе Рианона не была в театральном кружке, но ему было бы плевать на это: говорил бы с ней в коридорах, задел бы её душу, очаровал и привлёк бы к помощи в постановке пьесы. А потом сказал бы: «Не хочу сделать больно Элис, но и тебя из головы не могу выбросить». Может быть, всё это время и Нелл, и Рианона пытались своим молчанием или взглядами рассказать мне об этом? Рианона отдаёт мне ключи от машины, в свете от костра под глазами появились тёмные синяки. Всё прекрасно понимает. «Просто забери». И после того, как я отвезла Нелл домой, вернулась на «Фите» в поле, оставила ключи в машине и пошла на поиске Кэт, которая протрезвела, чтобы отвезти меня домой. Я так и не поблагодарила Рианону. Так и не встретилась с ней.

Я выдыхаю, откладываю ноутбук и встаю с кровати. Прежде чем я осознаю, я выхожу в коридор. Ноги сами несут меня в место, где я постоянно прячусь от боли.

Мэгс читает на кровати, её очки лежат на прикроватной тумбочке. Я стою в дверном проёме, пока она не замечает меня — Мэгс поднимает бровь и снова утыкается в книгу.

Я прикусываю губу.

— Мэгс. — Голос дрожит, я ступаю в комнату. Она не поднимает взгляд. — Это о Нелл.

Моё лицо освещает свет лампы, и Мэгс, наконец-то, вслушивается в мои слова. Выражение её глаз теряет суровость. Она откладывает книгу.

— Ну так говори.

Ничего хорошего. Моя длинная путаная речь втягивает Мэгс во всю кашу, в которой мы с Нелл варились последний год.

Её глаза расширяются, а уголки губ угрюмо опускаются вниз. Она трясёт головой, как будто освобождаясь от лишней информации. В какой-то момент она бьёт кулаком по стене, и по всему второму этажу разносится слабое колебание. Я стою в ожидании — плечи сгорблены — когда она побьёт меня, выплеснет на меня всю свою злость. Я даже надеюсь, что она так поступит, потому что мы уже проходили через драки. Но Мэгс тупо смотрит на свои руки. Если бы она исправила ситуацию кулаками, то сразу же пустила бы их в бой. С Нелл не должно было это произойти.

— Почему ты мне не рассказала? — шепчет она.

— Потому что ты заставила бы нас что-то сделать.

— Ты чертовски права.

— Сказать школьной администрации или копам. А потом все бы уничтожили Нелл. Ты это прекрасно понимаешь. Она не была ребёнком, а семнадцатилетней девушкой. Все бы болтали о том, что она переспала с учителем, и поэтому его уволили. Вот и очередная шлюха.

— Так что ты так и собиралась молчать. Всё взяла на себя. А мы все думали... — она замолкает. Рука Мэгс так крепко обхватывает меня, что у меня стреляет плечо. Как же хорошо.

Наконец, она говорит:

— Пойдём, — и подталкивает меня с кровати в коридор.

В тёмной спальне мама смотрит маленький телевизор — одна подушка под головой, другая — под мышкой. Она садится и наблюдает за тем, как мы заходим в комнату. Мэгс ведёт меня к ней, держа за плечи.

Мама, залитая голубым светом экрана, приглашает нас на кровать. Затем тянется к выключателю и включает свет.

Глава 28

В субботу после полудня на нашей подъездной дорожке появляется Эджкомб, но не заходит в дом. Здоровяк шагает через двор к трейлеру, перехватив ладонью свой ремень. Мы с Мэгс играем в карты на веранде. Я предпочитаю другую игру, но в неё играть можно только одной.

Я наклоняюсь через перила, он подходит к трейлеру и стучится. Вскоре дверь слегка открывается, и он заходит. Видимо, его ждали.

— Мы играем или как? — Мэгс не поднимает взгляда от карт и протягивает мне банку газировки.

Что-то он задержался. Мы играем ещё пару партий, притворяясь, что радуемся выигранным четвертакам и десятицентовикам.

В пятницу они могли бы сходить с нами в участок. Мама считает, что лучше бы мы все вместе пошли. Но нельзя заставить Либби делать что-либо против её воли. Даже сейчас она не хочет с нами водиться.

В итоге, до нас доносится скрипучий звук отворяющейся двери. Мэгс подходит со мной к перилам. Мы надеемся увидеть Нелл.

Эджкомб выходит на солнечный свет. В воздухе проносится лёгкий запах орехового кофе Либби, и я представляю, как она спрашивает: «Сливки, сахар?» — ставит рядом с ним вафельное печенье, а Нелл сидит за столом с вывернутой наизнанку душой. Мне было тяжело рассказывать её историю, хотя на деле я не имела к ней никакого отношения.

Даже мой путь от входных дверей полицейского участка до рабочего стола Эджкомба казался целым путешествием. Он корпел над какими-то бумагами с дымящейся кружкой с гербом колледжа «Колби» — наверное, принес её из дома. Он не был самодовольным, каким я ожидала его увидеть, и даже не пытался отчитать меня. По глазам было понятно, что его голова забита чем-то важным. Будто я, наконец, что-то ему доказала. Не знаю, может, я неправа. Он отвёл меня, маму и Мэгс в отдельный кабинет. Когда мы уселись на складные стулья, он наклонился, хлопнул в ладоши и обратился ко мне:

— Начинай, когда будешь готова.

Теперь же он оборачивается и тихо перебрасывается словами с Либби, которая вышла на ступеньки. Выглядит она неважно: утомлённая и помятая, будто спала целую ночь в одежде. Может быть, я не угадала про кофе и вафли. Эджкомб вытягивает руку, и она крепко пожимает её. Через её плечо он обращается к Нелл, которая выступает на солнечный свет, а Либби держит ладонь на её плече.

Стоит мне увидеть её, как сердце ёкает. Лицо Нелл напряжено, она убита горем — глаза впали, руки за спиной. Этой хорошей дочке уже ничего не вернуть на круги своя.

Эджкомб направляется к своей машине. Он замечает меня, сидящую на перилах, и кивает грустными глазами. Наверное, из-за Рианоны, ведь я рассказала ему о письме и друзьях из лагеря — дала наводку. Хорошо это или плохо, но всему положен конец.

Я оборачиваюсь, Нелл смотрит на меня. Её душевное сияние потухло, как свеча. Я не успеваю сказать ей и слова — Либби заталкивает её в трейлер, делая вид, что не замечает нас. Если бы я помахала, то Нелл помахала бы мне в ответ. Очень трудно подобрать правильные слова в такое время.

Я возвращаюсь к качелям, и вытягиваю перед собой ногу. Мэгс садится обратно на пол и тасует карты, блестя своими навыками: король-дама-валет, валет-дама-король.

— Не расстраивайся из-за них.

Я опускаю взгляд на свои обрезанные в шорты джинсы.

— Нелл ненавидит меня.

— Неправда. Просто ей тяжело. — Она хмурится, складывая колоду. — Это был не твой секрет.

Ясным, но прохладным сентябрьским днём я встречаюсь с Джесси на карьере. На мне джинсы и флисовая толстовка, левый рукав которой плотно облегает гипс. Рёв мотора Мэгс затихает вдалеке, а я выхожу на поляну и замечаю его, стоящего у гранитной плиты с рюкзаком у ног. Позади Джесси рыжеют кленовые листья — первый признак наступившей осени. Совсем скоро весь лес станет оранжево-золотым.

Он оборачивает на шорох моих кроссовок. На нём привычная толстовка и поношенные джинсы.

— Привет, — начинает он. — Рад, что пришла.

— Без проблем.

Я не знаю, что ещё сказать, поэтому просто вожу ногой по земле. Мне спокойно рядом с ним, хотя перед встречей я не была уверена в этом, тем более в последний раз, когда мы с ним виделись, я ревела как грудничок. Но я понимаю, что Джесси не стал бы подшучивать надо мной из-за подобного.

— Как рука?

— Чешется.

— Нужно было мне отвезти тебя в больницу.

— Я бы всё равно не дала тебе это сделать.

— Но всё же. — Он задерживает на мне взгляд, откашливается и засовывает руки в карманы. — Ну, чем занималась?

— Школа. Работа. Мы с Мэгс работаем официантками в «Харбор Вью». — Он кивает. Я не рассказываю ему о том, что откладываю деньги, так как думаю путешествовать после окончания школы. Хотя я до сих пор не знаю, куда и как буду добираться. Видимо, всё само собой решится. — Так... Мы здесь, потому что ты всё знаешь?

— Я слышал кое-что и решил, что все это брехня. — Он замечает выражение моего лица и тихо чертыхается. — Прости. — Он замолкает. — Ей будет тяжело.

— Ей уже тяжело.

Я не рассказываю ему о нескончаемых женщинах, перешёптывающихся при виде нас с мамой в магазинах. Или о ребятах, которые выкрикивают через всю школьную парковку какую-нибудь ерунду Нелл, а потом быстро уносятся от неё на машинах.

Три недели назад, на следующий день после визита Эджкомба, Нелл усадили рядом с Либби, Эджкомбом, старшим полицейским офицером Сасаноа, директором школы и школьным психологом. Она рассказала им обо всём, что произошло в десятом классе и продолжилось этим летом. На прошлой неделе Брэда Эллиса отстранили от работы в старшей школе «Хэмпдена» на неопределённый срок. В местных новостях рассказали об этой истории, но не упомянули имя Нелл, однако люди всё равно узнают про неё. Хорошо только то, что Либби разрешила Нелл снова ездить со мной на школьном автобусе. Видимо, она поняла, что из меня выходит хорошая сторожевая собака.

Но с Нелл всё хорошо, тем более у неё есть я и Мэгс. Мэгс подарила ей небольшой ежедневник и гелиевые ручки, теперь Нелл постоянно пишет в нём — она сидит на коленях, точно также как играет в свою любимую карточную игру.

— Рианону ещё не нашли? — спрашивает Джесси.

Я отрицательно качаю головой.

— Хотя бы семья знает, что она в порядке. Надеюсь, она этого хочет: чтобы её нашли.

— Если бы она хотела пропасть, то и не высовывалась бы. Может, она готова вернуться. Столкнуться лицом к лицу с проблемами.

Не знаю, что даже думать на этот счёт. Вот она стоит передо мной, будто воскресла. Я выбрасываю образ из головы, засовываю ладони в задние карманы и обхожу камни.

— Почему мы встречаемся именно здесь, чтобы поговорить?

Джесси требуется время, чтобы ответить, он прочищает горло и оглядывается на рюкзак:

— Потому что... Я много о тебе думал. — Он не пытается приукрасить фразу красивыми словами. Я поднимаю на него взгляд. Кожа на его скулах покрывается румянцем. — Скучал по тебе. — Он осознаёт, что слова раскрывают рану в его душе, и открывает рюкзак. — Сделал тебе кое-что.

Я подхожу поближе, чтобы рассмотреть. Он вытаскивает жестяную банку, внутри которой лежит круглый кусочек дерева, отрезанный от ствола молодой берёзы. С него снята кора, а отшлифован он так гладко, что напоминает кость. На лицевой стороне он выгравировал ДП и ДБ. Никакого сердца или знака плюс — ничего подобного. Просто наши инициалы. Буквы были аккуратно вырезаны карманным ножом. Дно банки выложено камнями.

— Помнишь, ты сказала, что было бы круто опустить что-нибудь в карьер на случай, если его решат осушить? Так люди узнают, что мы были здесь.

Я беру банку и провожу пальцами по буквам.

— Как капсула времени.

— Да. Я решил, что... — Он небрежно взлохмачивает свои волосы, поглядывая на уступ, — мы могли бы бросить его здесь. — Он слегка смеётся. — Пусть поломают голову над тем, кто мы такие.

Я вынимаю кусочек дерева, подношу его к лицу и вдыхаю запах, моргая от жжения в глазах.

— Но если ты не хочешь...

— Нет. Хочу.

Я иду к уступу, делая глубокий вдох. Я представляю, как снова оказываюсь в тёмной воде, которая обволакивает меня, и отступаю назад от головокружения. Хотя выглядит поделка прекрасно, я всё равно закрываю банку, вытягиваю руки и открываю ладони — она с плеском падает в воду.

Наступает тишина. Джесси притрагивается к моему затылку, слегка разглаживая пальцами волосы. Я закрываю глаза.