Страсть под луной

Глава 1

Калеб Флемминг, изрыгая проклятия, метался по своему кабинету, расположенному на первом этаже принадлежащей ему гостиницы. Остановившись на минуту, он еще раз перечитал вызвавшую его гнев телеграмму и вновь разразился потоком брани:

— Черт бы побрал эту женщину! — Далее последовала не поддающаяся описанию ругань, в процессе которой “эта женщина” была названа всеми существующими в английском языке уничижительными именами.

— Что за бес в тебя вселился? Или опять Тайрон Уэбстер предлагает продать ему гостиницу и ресторан?

Глубокий, звучный голос Дру Салливана заставил Калеба замолчать. Зажав в кулаке скомканную телеграмму, он развернулся и оказался лицом к лицу с целой горой мышц, ростом шесть футов пять дюймов.

— Мало того, что Уэбстер пытается сожрать нас со всеми потрохами, так я еще должен благодарить свою бывшую женушку за очередную гадость! — Калеб сплюнул. — Эта женщина специально выжидала до последней минуты, чтобы я не смог присутствовать на свадьбе и не поставил бы ее в неловкое положение перед напыщенными приятелями! Черт, я уверен, что это событие станет сенсацией сезона в Чикаго!

— О чем это ты болтаешь? — поинтересовался Дру, глядя на телеграмму в руке Калеба.

Он легким шагом пересек богато обставленную гостиную — следом за ним семенил верный Вонг. Маленький китаец был в широкополой соломенной шляпе, сзади болталась длинная коса. Он остался стоять рядом с Дру, пока тот не предложил ему сесть. С благодарным поклоном Вонг уселся на стул и засунул руки в широкие рукава своей рубахи.

— Мне не нравится, что ты все время ходишь за мной, как преданный раб, — в который уже раз повторил Дру. — Боже всесильный, ты же свободный человек!

Вонг с задумчивым видом привстал со стула, а Калеб продолжил расхаживать по кабинету, как лев по клетке.

Дру прочел Вонгу еще одну нотацию о том, что не следует относиться к нему как к китайскому императору. Десять месяцев назад он вызволил Вонга из толпы пьяных старателей, издевавшихся над китайцем; с тех пор Вонг не пропускал ни одного случая, чтобы не поклониться или не проявить каким-либо иным способом свое глубокое почтение к спасителю. Нескрываемая благодарность и привязанность граничили с подобострастием. Хотя Дру неоднократно просил китайца оставить его в покое, тот буквально стал его второй тенью и следовал за ним по пятам. Дру раздражала преувеличенная преданность Вонга. Теперь он и минуты не мог посидеть спокойно — китаец обязательно склонялся рядом, чтобы стряхнуть пылинку с его ботинок! Вонг чистил их, и они блестели, как только что натертый паркет. Дело не в том, что человечек с косицей не нравился Дру, просто у парня были свои причуды. Вонг был убежден, что перенес уже все возможные болезни, известные в Северном полушарии. Он постоянно чихал и сморкался, при нем всегда было как минимум два носовых платка. Китаец, казалось, реагировал на все, что росло и двигалось. Нос его был постоянно красным от насморка, к тому же он принимал так много дурно пахнущих травяных настоев, что находиться рядом с ним было мукой. Вонг заваривал тертый лук кипящим молоком и пил по четыре чашки этой мерзкой смеси в день. Было еще снадобье, изготовленное из смеси тертого хрена и сока лимона, а также из картофеля и измельченных сосновых шишек и иголок. Часто Вонг сидел, накрывшись полотенцем и вдыхая ароматические пары настоев.

Отвлекшись от своих беспорядочных мыслей, Дру снова перевел взгляд на Калеба — тот все еще метался по комнате.

— Черт бы ее подрал! — пробормотал Калеб. — О, как бы мне хотелось посмеяться над этой высокомерной…

Голос его сорвался, и он, резко обернувшись, внимательно посмотрел на рассевшегося в кресле мужчину с черными, как смоль, волосами и не правильными чертами лица. Калеб отдавал должное его удивительным физическим данным и ценил таланты, которые неоднократно проявлялись за долгие годы их знакомства. Пожалуй, не было человека, равного Дру по изобретательности. Он был настоящим сгустком энергии! Если кто-то и сумеет оказаться в Чикаго до начала свадьбы, то это, конечно, Дру. Да и кто лучше него сможет проводить Тори до Монтаны? Калеб размышлял, и на губах его появилась хитрая улыбка.

— Дру, я хочу попросить тебя об одном одолжении как своего старого друга, — наконец произнес он.

Дру слегка нахмурился. Похоже, Калеб задумал что-то весьма серьезное.

— Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что сумею, — ответил он вежливо. — Но…

— Я не стал бы тебя просить, не будь это так важно для меня, — оборвал его Калеб. — Я хочу, чтобы ты срочно привез ко мне дочь. Было бы лучше сделать это еще вчера.

— Откуда ее надо привезти? — с любопытством спросил Дру.

— Из Чикаго, она там живет. Ее отчим стал богатым железнодорожным магнатом, а мать купается в богатстве, как утка в воде.

— Чикаго! — не веря своим ушам, воскликнул Дру. — С этим городом, как тебе известно, у меня связаны неприятные воспоминания. Мне хотелось бы вообще стереть их из памяти. В первый и последний раз, что я там был, мне пришлось столкнуться с одним сукиным сыном, чей папаша владеет скотобойней и мясными лавками. Я провел свое стадо через земли воюющих с нами индейцев, через горные потоки и разлившиеся реки, через высокие горы — все для того, чтобы добраться до Чикаго. И этот подлый мерзавец заплатил мне за мой скот лишь половину его истинной стоимости! Я поклялся, что никогда больше ноги моей не будет в этом проклятом городе. Эту клятву я намерен выполнить.

Калеб умоляюще посмотрел на него, но Дру отрицательно покачал головой:

— Клянусь Богом, Калеб, я не намерен надолго отлучаться со своего ранчо. Кроме того, дорога до Чикаго займет не меньше трех недель, даже если я сяду на пароход, идущий вниз по Миссури на всех парах.

— Мне все известно, — сказал Калеб, пожав плечами. — Но я же сказал — для меня это очень важно.

— Может быть, тебе это и важно, но мне — нет. — Дру пренебрежительно фыркнул:

— Я должен заниматься ранчо. Последнее время нам не давали покоя угонщики скота; похоже, этих ворюг подослал Тайрон Уэбстер…

— Что ты поднимаешь такой шум, Дру! У тебя три брата, которые вполне могут тебя заменить, — прервал его Калеб. — Пора уже поручать им важные дела. Ты относишься к ним, как к малым детям, а сам лезешь из кожи вон. Надо немного отдохнуть.

— В Чикаго? — Дру с отвращением фыркнул. — Я, пожалуй, предпочту один на один столкнуться с племенем индейцев.

— А теперь выслушай меня, мой мальчик. Если бы не я, ты никогда бы не разбогател и не смог купить себе достаточно земли, чтобы содержать себя и своих младших братьев. Ты мне многим обязан…

— Если бы не ты? — На губах Дру заиграла едкая ухмылка. — Если мне не изменяет память, когда мы скитались в горах, именно ты поскользнулся и полетел вниз. Мне пришлось тебя спасти.

— Но зато благодаря этому падению я нашел богатейшую золотую жилу, — парировал Калеб. — Не наткнись я тогда на золотые самородки, у меня не было бы этой гостиницы и ресторана, а у тебя твоего обширного ранчо.

Дру усмехнулся, развеселившись. Они познакомились с Калебом в Сьерра-Неваде и стали компаньонами-золотоискателями. Падение Калеба в горах стало тем подарком судьбы, благодаря которому они разбогатели после долгих лет нищенского существования.

— Кто в течение трех лет копался в золотой пыли и посылал все деньги семье в Канзас, оставляя себе ровно столько, чтобы не умереть с голода? И кто сумел в первый же день нашей удачи намыть столько золота, что немедленно послал денег на дорогу твоим братьям?

Дру неловко заерзал на стуле. Он знал, что этот спор он проиграл.

— Это сделал ты, Калеб.

— А кто покупал твой скот по сто долларов за голову, чтобы прокормить старателей? А кто следит за тем, чтобы у тебя в доме всегда была еда, кто контролирует, чтобы тебе вовремя поставляли все необходимое, в то время как вся округа ждет прихода грузовых фургонов по несколько недель?

— Все это делаешь ты, — жалобно пробормотал Дру. — Но я думал, что мы помогаем друг другу ради нашей давней дружбы. Мне и в голову не приходило, что все свои добрые дела ты заносишь на мой счет, чтобы взыскивать по этому счету всю оставшуюся жизнь!

— Бога ради, Дру. Я не видел свою единственную дочь уже десять лет! Стоило мне отправиться на Запад искать золото, как эта женщина развелась со мной и вышла замуж за человека, перед которым у меня на глазах вертела хвостом одиннадцать лет. И вот теперь эта стерва пытается выдать мою дочь замуж за какого-то там аристократа, который, конечно, соответствует ее представлениям о том, каким должен быть муж моей дочери, — добавил Калеб с горечью в голосе. — Она хочет заставить мою девочку жить по своим мерзким меркам! Однажды я сказал, что эту женщину мне послал ад, чтобы мучить и терзать меня. Похоже, она опять хочет приняться за старое.

Дру и раньше приходилось слышать подобные тирады, когда под воздействием алкоголя и жалости к самому себе Калеб плакался на свою жизнь.

В тяжелые времена, когда богатство, казалось, ускользало от них, Калеб вытаскивал бутылку вина и топил в ней свои разочарования. В такие минуты он проклинал свою бывшую жену за ее коварство. Гвен не стала дожидаться его возвращения. Она собрала необходимые документы и добилась развода, одному Богу известно, под каким предлогом. Когда Калеб приехал в Силвер-сити, его ожидало письмо. История была действительно неприглядной, и во время запоев Калеб своими рассказами о предательстве и жестокости бывшей жены способен был кого угодно вывести из равновесия.

— Я хочу увидеть свою маленькую девочку, свое дитя, до того, как она выйдет замуж за этого прохиндея, — заявил Калеб, пристально глядя на Дру. — Она мое единственное сокровище. Если ей угодно выйти замуж за этого типа, я дам свое благословение, но не раньше той минуты, когда лично увижу ее.

— Тогда садись на корабль до Каунсил-Блаф, затем на поезд до Чикаго и езжай, повидайся с ней сам, — предложил Дру.

— Черт подери, я не могу, потому что эта ведьма специально сообщила мне о свадьбе только что, не оставив никакого времени на поездку. Она решила доконать меня во что бы то ни стало. На твоей же стороне молодость и изобретательность. Если кто-то и сможет добраться в Чикаго до начала свадьбы, — так это ты. А я буду твоим должником до конца своих дней.

Едва возникло опасение, что Дру отвергнет просьбу Калеба, тот использовал самое верное средство — воззвал к чувству долга молодого человека. Дело в том, что, подобно Вонгу, Дру был исключительно преданным и верным своему слову. Но он умел хорошо скрывать свои чувства.

— Виктория для меня все! — умоляюще говорил Калеб, не сводя карих глаз с загорелого лица Дру. — Я просто хочу увидеть ее, убедиться в том, что она счастлива. Разве это так много — ведь я был лишен возможности видеть ее в течение последних десяти лет! Я оплачу все расходы! — В качестве последнего аргумента Калеб развернул неподписанную телеграмму, которую комкал в руке, и устало улыбнулся:

— Может быть, это повлияет на твое решение. Погляди, кого подыскала моя бывшая жена в мужья нашей дочери…

Дру прочел телеграмму и нахмурился при виде имени жениха. Надо же — тот самый человек, который надул его при продаже скота, — высокомерный денежный мешок, которому принадлежал огромный скотный двор рядом с железнодорожными складами! Дру ненавидел тупого, наглого Хуберта Каррингтона Фрезье-младшего до сих пор. Мысль о том, что дочь Калеба выйдет замуж за этого мошенника, омрачила его настроение.

Калеб, не отрываясь, глядел на Дру, безмолвно призывая того согласиться. Он был суров и в то же время объят отчаянием.

— Но ты же понимаешь, что если я выкраду Викторию, то твоя бывшая жена начнет преследовать тебя, — проворчал Дру.

Слабая усмешка тронула губы Калеба. Она становилась все шире и наконец стала похожа на улыбку самого дьявола.

— В том-то и дело. У меня в запасе несколько словечек, припасенных для этой особы, и я хочу швырнуть их ей в лицо здесь, в гостиной моего роскошного отеля. Я очень давно жду того момента, когда смогу сказать ей все, что о ней думаю. А сначала я посмотрю, как ей понравится, когда у нее отнимут дочь. Пусть теперь она побудет в моей шкуре.

Дру встал с кресла, расправил широкие плечи и прошел по комнате, чтобы плеснуть в бокал бренди. Эта “охота на гусей” была ему смешна. Но он был готов в ней участвовать — ради Калеба. Слабостью Дру была жалость к бездомным собакам и любовь к безнадежным делам. Хотя он был предан своей семье и друзьям, но женщинам пока не удавалось использовать эту черту его характера. Дру хорошо знал, что большинство женщин в этой части страны сделают и скажут что угодно, лишь бы присосаться к богатому мужчине, нажившему состояние на добыче золота. Его отношения с женским полом до сих пор были неглубокими и недолгими, никакие узы его ни с кем не связывали. Свое сердце он хранил для братьев и для Калеба.

— Эта женщина лишила меня дочери и, вероятно, настроила ее против меня. Тори даже не отвечает на мои письма, — пробормотал Калеб. — Пожалуйста, Дру. Я умоляю тебя! Я хочу рассказать дочери свою часть истории. Нет сомнений, что Гвен забила голову Тори ложью, просто чтобы обелить себя. Я не хочу уйти в могилу, презираемый собственной дочерью…

Сентиментальный тон Калеба задел в сердце Дру самые чувствительные струны. То, что они обсуждали, было — куда ни кинь — самым обыкновенным похищением, но в свете случившегося с Калебом это не выглядело преступлением. И, Боже правый, если Калеб хочет увидеть свою дочь, он ее увидит!

— Хорошо, друг. Я привезу Викторию, если это для тебя так важно…

Калеб неожиданно выхватил бокал с бренди из рук Дру и сунул взамен несколько увесистых золотых слитков.

— У тебя нет времени для болтовни. Ты должен лететь, а не идти! Надеюсь, что ты попадешь в Чикаго раньше, чем Тори выйдет замуж.

Калеб подтолкнул Дру к двери, а тот, взвешивая слитки на ладони, поглядывал на Калеба:

— А что делать, если я опоздаю и свадьба уже будет сыграна?

— В любом случае привези Тори ко мне, — требовательно произнес Калеб. — Я хочу провести хоть немного времени со своей дочерью. Это мой последний шанс. — Он постоял рядом с открытой дверью. — И еще одно, Дру. Может быть, Тори попросит тебя рассказать о том, как живут люди в этих диких краях.

Просвети ее на сей счет… Вдруг моя маленькая девочка захочет жить в Монтане и поймет, что это не такое уж плохое место…

Дру вытаращил глаза. Боже, во что это он вляпался?

Часом позже Дру вновь задался вопросом: зачем он согласился на эту непредвиденную безумную поездку?

Вонг счел своим долгом сопровождать его. Китаец с трудом держался на лошади, пока они мчались во весь опор на север, чтобы поспеть на пароход, идущий вниз по Миссури. Вонг был отличным поваром и слугой, но едва ли он был хорошим наездником. Однако он настоял на том, чтобы ехать вместе с Дру.

Чикаго? Боже всесильный, казалось, это иной континент, находящийся где-то на другом конце света. Да и ради чего он так спешил? Тори Флемминг-Кассиди была, вероятнее всего, взбалмошной юной особой, которая вряд ли сочтет заманчивым путешествие на Запад ради свидания с отцом после десятилетней разлуки. Гвендолин, безусловно, воспитала дочь по своему подобию.

Дру заранее представлял себе, как станет визжать и отбиваться Виктория, лишившись привычной роскоши. Да, это то, что ему нужно: испорченная, избалованная девица и мало приспособленный к диким краям Вонг, страдающий от всех болезней, известных медицине.

Боже всесильный! Какими же долгими будут эти два месяца, думал Дру, оставляя позади горы Монтаны. Ему уже хотелось снова очутиться дома!

Глава 2

Виктория Флемминг-Кассиди стояла перед большим зеркалом, любуясь своим отражением, выслушивая охи и ахи матери и горничной по поводу великолепного кружевного свадебного платья. Изящная девушка ростом пять футов четыре дюйма стояла неподвижно, словно статуя, пока горничная расчесывала и укладывала ее длинные, до пояса, волосы в модную прическу.

Красивое лицо Тори выражало полное безразличие. “Если это самый счастливый день в моей жизни, то он оставляет желать много лучшего”, — думала она. Мать сосватала ее с богачом, но Тори все откладывала и откладывала дату свадьбы. Сердце ее совершенно не лежало к этому браку. Но, как и обычно, выбора не было. Тори уже давно смирилась с тем, что каждый ее шаг определяется Гвен, хотя раньше не раз восставала против деспотизма матери, но без особого успеха. Поэтому она решила не обращать ни на что внимания, ничего не чувствовать, а только подчиняться.

Пока Гвендолин без умолку тараторила о том, какой славный это будет день, когда две богатейшие семьи сольются в одну; красиво изогнутые брови Тори хмурились все сильнее. Она считала, что Хуберт Каррингтон Фрезье-младший ничуть не лучше любого другого. Но вряд ли ей было с кем сравнивать, поскольку она могла по пальцам пересчитать мужчин, которым мать позволяла за ней ухаживать. Конечно, Хуберт был довольно привлекателен, хорошо образован, невероятно богат, и это был первый и единственный мужчина, которому было дозволено поцеловать ее. Но сумеют ли они с Хубертом жить вместе, можно было лишь догадываться, потому что им ни разу не разрешили даже побеседовать наедине. Гвендолин неусыпно следила, чтобы Тори до самого замужества оставалась чистой и невинной, как в день рождения. Хуберт иногда украдкой целовал ее на заднем сиденье коляски, когда никто этого не видел, но на этом романтический опыт Тори заканчивался.

Тори знала об отношениях мужчин и женщин только то, что ей рассказала ее мать, то есть очень мало, главным образом о симпатии, связывающей мужа и жену. Впрочем, она скоро все сама узнает.

— Я не понимаю, почему ты так хочешь надеть эти тусклые жемчуга, которые твой папаша подарил тебе, когда ты была еще девочкой, — с негодованием фыркнула Гвендолин. — Они просто отвратительны, да и Калебу совершенно безразлично, что с тобой происходит, — он никогда этим не интересовался. Ты просто зря расходуешь свои чувства, надевая это ужасное ожерелье. — Бросив беглый взгляд в зеркало и убедившись, что выглядит отлично, Гвен вновь перевела взгляд на Тори. То, что дочь настоящая красавица, было ей ясно. — Сними жемчуга, Виктория. Они выглядят жалко по сравнению с этим роскошным платьем, за которое твой отец выложил целое состояние.

Ее отец? Тори очень хотелось, чтобы Гвен перестала называть Эдгара Кассиди ее отцом. Хотя настоящий отец, отбыв на поиски золота, ни разу не прислал ей весточки о себе, Тори постоянно писала ему письма, которые ее мать обещала отправить. Но отец не отписал ей ни строчки, он просто вычеркнул ее из своей жизни. Однако Тори хранила память о нем. Она нехотя сняла жемчуг и сжала его в руке. Он напоминал ей о другом месте и других временах.

— Это будет самая великолепная, самая роскошная свадьба в истории Чикаго, — без умолку трещала Гвендолин, ведя Тори по просторному залу.

"Кому это интересно?” — грустно размышляла Тори. Она не любит Хуберта, пусть даже Гвендолин пытается ее убедить, что для брака любовь вовсе не обязательна. Тори даже подозревала, что две любовницы Хуберта волнуются гораздо сильнее, чем она. Само собой разумелось, что Тори должна быть невинной, но на Хуберта это требование не распространялось. Да он и не был таковым! Две любовницы? Разве одной женщины мало нормальному мужчине? Тори казался странным такой различный подход к мужчине и женщине. Время от времени ее подмывало сойти с пьедестала, на который ее водрузила мать, и хорошенько взбрыкнуть. Конечно, подобный скандал шокировал бы Гвен, которая так болезненно относилась к общественному мнению, что даже малейшая сплетня наводила на нее ужас.

Тори упрекала себя за подобные мысли. Она ведь многим обязана Гвен и Эдгару. Хотя жизнь ее напоминала тщательно охраняемую тюрьму, она все же получила образование в самой лучшей школе Чикаго. Чтобы компенсировать отсутствие мужского общества, ее обучили всему, что обязана знать истинная леди для того, чтобы вращаться в высших кругах. Ее голова до отказа была забита правилами этикета.

Тори обедала в самых роскошных ресторанах, посещала все балы и приемы, была знакома со всеми нужными людьми. И вот теперь эта хорошо образованная, воспитанная принцесса собиралась выйти замуж за предназначенного ей принца. На самом деле Тори чувствовала себя куклой, которую дергают за ниточки. Она была уверена, что, выйдя замуж, не начнет новую жизнь, а продолжит старую, просто указывать, что именно, делать, ей станет не мать, а Хуберт.

"Ну и ладно”, — размышляла Тори, снова надев на шею жемчуга, когда Гвен отвернулась. Она до сих пор не знала другой жизни; вероятно, она и не сумеет жить иначе, даже если вдруг и очутится на свободе. Она уже связана с Хубертом Каррингтоном Фрезье-младшим, и остается лишь надеяться, что он станет ей добрым заботливым мужем, даже если не оставит своих любовниц.

Эдгар помог падчерице выйти из двухместной кареты и улыбнулся, глядя на ее прелестное лицо:

— Надеюсь, ты будешь счастлива, Виктория! Тори слабо улыбнулась Эдгару, приподняла край длинного платья и стала подниматься по ступеням церкви, чувствуя себя узником, приговоренным к смертной казни, который поднимается на эшафот. Она остановилась, когда навстречу ей вышел священник, облаченный в белые одежды. Тори поразило, что это не их пастор Джон Уилсон, но человек, с улыбкой обратившийся к ней, отвлек ее от этих мыслей.

У священника были густые черные волосы и необыкновенные синие глаза — таких глаз Тори не видела никогда в жизни. Он был футов шести ростом, широк в плечах — рядом с ней он казался горой. В угловатых чертах лица не было и следа утонченности, но в то же время в нем отражалось какое-то дикое благородство, которое заинтриговало Тори. Она решила, что, вероятно, это священник из другого прихода, а сюда приехал на церемонию. И, уж конечно, весьма привлекательная внешность и естественное обаяние святого отца заставляли женщин его прихода мечтать хотя бы об одном-двух грехах, требующих прощения.

— Мисс Кассиди? — Священник протянул ей загорелую руку, помогая преодолеть последние три ступеньки. — Я брат Салливан. Надеюсь, вы и ваш жених простите нам небольшое изменение в церемонии, — сказал он медленным тягучим говорком. — Брат Уилсон внезапно заболел и попросил меня совершить обряд венчания.

Известие разволновало Гвендолин, потому что этот красивый какой-то дикой красотой священник, похоже, на самом деле служил раньше в деревенской церкви, и его внешность никак не вязалась с элегантным убранством Чикагского собора.

— Но я так надеялась…

Брат Салливан улыбнулся, пытаясь ее утешить:

— Я сделаю все, миссис Кассиди, чтобы это знаменательное событие навсегда осталось в вашей памяти. — Его густой низкий голос был преисполнен уверенности и убежденности. — Но так как я встретил вашу очаровательную дочь лишь в день ее бракосочетания, то хотел бы побеседовать с ней несколько минут наедине. А потом я должен поговорить и с женихом.

— Разве это входит в обряд? Я не слыхала, чтобы священники наставляли женихов и невест перед бракосочетанием.

Острые глаза Дру Салливана, а это, естественно, был он, скользнули по лицу Эдгара Кассиди и затем вернулись к очаровательной невесте. Отсутствие всякого выражения на лице Тори тронуло его больше, чем он предполагал. Странное чувство охватило Дру, но он отогнал его, сосредоточивая внимание на матери невесты, которой, по всей видимости, было далеко за сорок, но сдаваться она не собиралась. И, очевидно, пыталась всеми силами сохранить свою молодость. На ней был сногсшибательный наряд, который притягивал внимание к тому, что еще оставалось привлекательным в ее фигуре.

Улыбнувшись еще раз и источая любезность, Дру взял Тори за талию и повел ее вперед:

— Беседы с глазу на глаз с женихами и невестами являются необходимой формальностью в моем приходе, миссис Кассиди, — объяснил он. — Молитва о божественном руководстве грядущим браком — это добрый знак для жениха и невесты. Мы будем отсутствовать минуту, не более.

Тори и священник прошли в церковь, а Гвендолин хмуро взглянула на Эдгара. Но не успела она высказать свое мнение по поводу привлекательного, но странного священнослужителя, как появились отец и сын Фрезье. Они вместе стали обсуждать неожиданную просьбу священника. Все четверо нетерпеливо поглядывали на дверь, за которой скрылись священник и Тори.

Их ожидание оказалось весьма продолжительным…

Как только дверь затворилась за ними, Дру Салливан начал действовать. В мгновение ока он сорвал с Тори длинную вуаль и заткнул ей рот носовым платком. Кружевным покрывалом он связал ее руки.

Округлившиеся фиалковые глаза наблюдали за священником в немом изумлении. Тори была так поражена, что даже не могла реагировать на происходящее. Поэтому когда Дру сорвал с себя облачение священника, под которым оказался кожаный костюм. Тори все еще безмолвно наблюдала за ним. Рубаха обтягивала его широкую грудь, сквозь шнуровку пробивались черные курчавые волосы. Кожаные брюки плотно обтягивали его узкие мускулистые бедра. Тори была настолько потрясена внешностью этого гиганта, что стояла в немом восхищении. По сравнению с ним Хуберт был просто недозрелым школьником.

Дру заметил, какое впечатление он произвел на пленницу, но это не помешало ему подхватить ее на руки. Он быстро пробежал по комнате, распахнул заднюю дверь — за ней уже ждал фургон. Оглядевшись вокруг, Дру швырнул Тори в фургон, как будто она была мешком с картошкой, а затем набросил сверху вонючую холстину. Еще один прыжок — и он уже сидел на козлах и щелкал поводьями.

Дру думал, что теперь, несясь вниз по аллее, он будет торжествующе улыбаться, но настроение у него было такое же отвратительное, как и в предыдущие две недели. Плавание по Миссури в обществе Вонга стало кошмаром. Грабители напали на пароход, изрешетив его пулями, так что пассажирам пришлось или вплавь добираться до берега или тонуть вместе с кораблем. Вонг, который испытывал приступы морской болезни при одном взгляде на стакан с водой, совершенно не умел плавать. Дру все же вытащил его на берег и был обречен вновь выслушивать длинную благодарственную речь китайца по поводу нового спасения последнего.

Два дня спустя Дру, Вонгу и другим оставшимся в живых пассажирам удалось сесть на проходящий мимо пароход, но из-за скопления народа на палубах возникла дикая давка. Дру чувствовал себя, как сардина в бочке, а Вонг кланялся и кланялся в знак признательности. Дру казалось, что он взбесится, если только услышит еще одно слово благодарности.

Но нападения на пароход и вынужденной задержки оказалось мало — Вонг подхватил какую-то новую экзотическую болезнь, которая свалила его с ног. Дру посчитал причиной этой болезни слишком большое количество поклонов — постоянное опускание и поднимание головы, вероятно, вызвало у Вонга спазмы в желудке, и того постоянно рвало. Но Вонг настаивал, что его поразила какая-то невиданная инфекция, которую необходимо занести в существующий уже список заболеваний.

Дру оставил Вонга выздоравливать в Каунсил-Блафф, а сам сел в почтовую карету, потому что его поезд уже ушел. Карета дважды останавливалась из-за ливней, которые размыли дорогу. Но, несмотря на все затруднения, Дру прибыл в Чикаго за два часа до бракосочетания и быстро составил план похищения.

Да, он достиг поставленной цели, хотя две недели напролет постоянно внушал себе, что все это дело — ошибка. Теперь ему предстояло обратное путешествие в компании юной особы и выздоравливающего китайца. Боже всесильный, ему необходимо проверить, все ли у него в порядке с головой, раз он согласился на такое безумие — так думал Дру, несясь вниз по аллее.

Глава 3

Сдавленные крики раздались из сарая, стоящего рядом с церковью. Нахмурившись, Хуберт Каррингтон Фрезье-младший пошел посмотреть, в чем дело. Он обнаружил в сарае настоятеля храма, привязанного к стулу, закричал, и на его крик сбежались все собравшиеся для участия в церемонии.

Хуберт бросился к двери, за которой исчезли невеста со священником, и начал стучать в нее. Ответом ему была тишина. Когда он вместе с помощниками ломали дверь, с Гвендолин случилась истерика. Так долго ожидаемая свадьба превратилась в скандал, и она ни минуты не сомневалась, кто все это организовал. Здесь не обошлось без Калеба Флемминга, справедливо полагала Гвен, проливая слезы. Таким образом он мстит ей за то, что она развелась с ним когда-то. Он искал возможности прервать многолетнюю разлуку с дочерью. Гвен была в этом уверена!

Но, черт побери, женщина должна делать все возможное, чтобы получить желаемое от жизни. Задолго до того, как появился Калеб Флемминг, Эдгар Кассиди ухаживал за ней. Но Гвен, глупая дурочка, влюбилась в Калеба Флемминга. Хотя он был энергичен и возбуждал ее чувственность, Гвен никогда всерьез не думала о браке с ним. Он был искателем приключений, мечтателем, который всегда гонялся за журавлями в облаках, а Гвен слишком поздно поняла, что для полного счастья ей нужно слишком много. К тому же, несмотря ни на что, Эдгар продолжал ее любить.

Хотя родным Гвен и не нравилась идея развода, сама она об этом только и помышляла с самого начала своей совместной жизни с Калебом. Когда Эдгар разбогател, занявшись железнодорожным бизнесом, Гвен дала отставку Калебу и вышла замуж за Эдгара. Она считала, что давно уже отделалась от своего первого мужа, но, оказывается, он все же нашел возможность испортить ей жизнь и похитить Викторию. Черт бы его побрал!

"Ну ладно, так просто ему это с рук не сойдет”, — думала Гвендолин, вытирая слезы кружевным платочком. Она ему отплатит за все!

Ругаясь, Хуберт переступил через сброшенное на пол облачение священника и, выглянув через черный ход, увидел, как за углом мелькнул фургон Дру. Хотя Хуберт и изверг несколько проклятий, результатов от этого не было никаких. В сопровождении родных и гостей он кинулся к своей карете.

Дру свернул за угол и мчался дальше по грязным чикагским улицам. Город славился своей грязью, и Дру все время ругался, потому что фургон попадал во все лужи, встречавшиеся им на пути. Тори же, казалось, даже не сопротивлялась.

Хуберт проклинал все на свете, пока бежал к своей карете по неровным переулкам. Схватив вожжи, он возглавил отряд по спасению похищенной невесты.

— Черт, — прорычал Дру, оглянувшись назад и увидев, что за ним началась погоня. Он рассчитывал ускользнуть незамеченным, но, учитывая полосу невезения, в которую попал, даже не удивился, заметив Хуберта. Дру погнал лошадей еще быстрее, надеясь уйти от погони, и фургон занесло на очередном крутом повороте.

Стон сорвался с губ Тори, когда она в пятый раз с размаху ударилась о бортик фургона. Она была уверена, что ее лицо и тело покрыты синяками. Мускулистые руки незнакомца выхватили ее из тихого привычного мира, и впереди их ожидала неизвестность.

Одно дело — опоздать на свадьбу, другое дело — быть похищенной со свадьбы. Окажется ли она в положении заложницы, убьют ли ее, изнасилуют ли? В мозгу вихрем вертелись самые различные мысли. Хуберт не особенно привлекал Тори в качестве мужа, но, безусловно, с ним-то она была бы в большей безопасности, чем с этим неизвестным негодяем, который, совершенно очевидно, имел в отношении ее самые ужасные планы. Гвен советовала Тори всегда избегать мужчин такого типа. Если верить Гвен, грубые, бессовестные мошенники такого сорта похищают женщин, чтобы соблазнить их просто для удовлетворения своей похоти.

В течение пятнадцати минут Дру описывал зигзаги по улицам, объезжая лужи и попадавшихся пешеходов. Так как Чикаго был ему плохо знаком, он быстро заблудился, но преследователи гнались за ним по пятам. Наконец он выбрался за город, и лошади смогли мчаться во весь опор. Но дорога, на которую они выехали, была настолько размыта, изобиловала такими ухабами, что Дру, словно мячик, постоянно подпрыгивал на облучке. Он, однако, чувствовал себя намного лучше Тори. Спеленутая, словно египетская мумия, укрытая холстиной, она еле дышала. Ей с каждой секундой становилось хуже и хуже.

Лошади, которых нанял Дру, конечно, не шли ни в какое сравнение с откормленными и холеными лошадьми, запряженными в свадебные кареты. Когда кони выбрались на открытую дорогу, расстояние между ними начало сокращаться. Дру оглядывался кругом и пытался что-то придумать. Если он не отделается от преследователей, то его просто повесят — это в стиле Чикаго! Сама Гвен Кассиди это и сделает.

В то самое мгновение, когда Дру заметил вдали мост, перекинутый через небольшую речушку, в голове у него возник план — и очень вовремя! Доскакав до моста, он резко осадил лошадей. Тори, не подготовленная к этому, в очередной раз с размаху ударилась о бортик фургона и жалобно застонала. Ей казалось, что она мчится на какой-то сумасшедшей карусели…

Испуганный крик сорвался с ее губ, когда невидимая рука пробежала по ее телу. И вот уже холстина сорвана с нее, и перед ней опять блестящие синие глаза, напоминавшие ей кусочки лазурного неба. Человек, притворившийся святым отцом, с первого взгляда заинтриговал ее, вот и теперь она не могла оторвать глаз от его лица. Конечно, в новом обличье он стал “совсем другим человеком”. “Из святого он превратился в дьявола”, — думала Тори, пока Дру втаскивал ее на мост.

— Я надеюсь, что вы умеете плавать, мисс, — пробормотал Дру, подталкивая смущенную красавицу к поручням моста.

Тори отрицательно покачала головой и с тревогой поглядела на воду. Невзирая на протесты, Дру перекинул ее через поручни, и она увидела внизу стремительный поток воды, — река была полноводна после недавних дождей. Тори не только не умела плавать, теперь она поняла, что боится еще и высоты. Святой Боже, она ведь умрет от разрыва сердца и утонет одновременно!

Дру вытаращил глаза и разочарованно вздохнул:

— Бог мой, голубушка, почему ты не умеешь делать такую простую вещь?

Из-под носового платка раздавались сдавленные крики — Тори пыталась что-то сказать. Она сопротивлялась, как могла, и пыталась спрыгнуть обратно на мост. Но Дру был силен, как бык. И уж если он не хотел, чтобы его пленница двинулась с места, то сделал все, чтобы она с места не двинулась. Дру заставил Тори стоять с наружной стороны поручней, на самом краю. Взгляд его скользил над ее пепельно-белокурой головкой и следил за приближающейся свадебной кавалькадой.

Истерический визг Гвендолин и злобное рычание Хуберта были слышны на расстоянии. На мгновение гневный взгляд Хуберта встретился со взглядом Дру. Дру торжествующе улыбнулся, когда Хуберт узнал его. Пока это был единственный приятный момент во всей этой истории. Дру был ужасно доволен, что вывел Хуберта из себя.

Единственный человек, который не изрыгал проклятий, был отчим Тори. Во всей ватаге он единственный сохранял спокойствие. Казалось, его вся эта история развлекает, а не приводит в ярость.

Тори смотрела на Дру дикими от злости и страха глазами, и он наконец обратил на нее внимание. На губах его заиграла коварная усмешка, когда он обнял ее за талию.

— Урок плавания номер один, — заявил он и прыгнул с перил моста вниз.

В вечернем воздухе раздался сдавленный крик, увлекая за собой Тори, Дру плюхнулся в реку. От ужаса Тори начала извиваться всем телом, пытаясь вырваться на поверхность воды. Она бы вцепилась, как кошка, в Дру, но руки ее были связаны, поэтому ей оставалось лишь барахтаться и молиться, чтобы воздуха в легких хватило, пока она не вынырнет.

В тот самый момент, когда перед ее мысленным взором промелькнула вся ее жизнь и она была уверена, что конец близок, рука негодяя ухватила ее за волосы и выволокла из-под воды. У Тори не было времени разразиться рыданиями, потому что Дру схватил ее за косу и повлек за собой, гребя по течению. Когда волна отхлынула от лица, Тори наконец вдохнула носом и ртом благословенный воздух. Она совершенно не умела плавать, но ноги сами барахтались под водой, удерживая ее на плаву, хотя намокшее свадебное платье и нижние юбки тянули ее на дно, словно якорь.

Казалось, они плыли целую вечность, влекомые быстрым потоком. Тори опасалась, что счастливейшему дню в ее жизни суждено стать ее последним днем!

Дру увидел отчаяние в глазах Тори и обхватил ее за талию, крепко прижав к себе. Он старался, чтобы голова ее постоянно находилась над водой.

Полный решимости бороться до конца за свою невесту, Хуберт Каррингтон Фрезье-младший скинул дорогой пиджак и, красиво нырнув с моста в воду, продолжил преследование. Несколько других джентльменов тоже ринулись в водный поток. Но Дру и его пленница исчезли за речным поворотом.

Как только они скрылись с глаз преследователей, Дру выбрался на берег, оторвал волан от свадебного наряда Тори, привязал его к бревну и пустил вниз по реке. Схватив девушку за руку, он потащил ее вверх по крутому склону, поросшему мелким кустарником, и заставил лечь лицом на землю. Лицо Тори сразу же стало грязным, а дыхание превратилось в стон, когда гигант навалился на нее сверху. Она не смогла бы вскрикнуть, даже если бы очень захотела. Казалось, легкие ее расплющены, да и сама она под небывалой тяжестью стала плоской, как блин. Дру буквально пригвоздил ее к земле — казалось, это длится целую вечность. Когда пловцы проследовали мимо, устремившись за куском белой ткани, уносимым течением, Дру вскочил на ноги. Взвалив Тори на плечо, он бросился бежать со всех ног. Как он и предполагал, упряжка нанятых им лошадей испугалась шума приближающихся фаэтонов и карет. Лошади помчались вперед, и к тому времени, когда Дру, протащив на себе Тори с четверть мили, выбрался на дорогу, его фургон стоял в ожидании их появления.

Положив Тори на сиденье, Дру плюхнулся рядом и погнал лошадей по дороге так быстро, как только мог. Тори вцепилась в руку Дру, чтобы не свалиться с облучка и не вылететь на дорогу, которая едва ли заслуживала такого названия. Тропу, по которой они мчались, можно было бы сравнить со спиной дракона — так много ухабов и выбоин было на ней. Тори и в голову не приходило выпрыгнуть из фургона — слишком велика была скорость. Она понимала — в результате такого прыжка можно свернуть себе шею. Едва не утонув, она не желала еще раз рисковать своей жизнью. Из двух зол выбирают меньшее, и она предпочла остаться рядом с дерзким похитителем. Итак, она сидела, намертво вцепившись в облучок и представляя, что за утонченную пытку готовит ей этот гигант.

Тори снова вернулась к мысли, насколько безопаснее, хотя и скучнее было выйти замуж за Хуберта и терпеть двух его любовниц, чем переживать все эти приключения, от которых волосы встают дыбом. Станет ли Хуберт платить за нее выкуп? Да, конечно, пыталась уверить себя Тори. Ну а если нет, раскошелиться придется ее отчиму Эдгару, потому что этого потребует Гвен. Конечно, обе любовницы Хуберта только обрадуются, если ее похитят, но сам-то Хуберт должен поддержать честь семьи. Кто-нибудь обязательно придет ей на помощь, уверяла себя Тори. Но тут же безнадежно вздохнула. Этот бандит, кто бы он ни был, обманул целую команду преследователей. Эта мысль заставила Тори задуматься, не слишком ли она оптимистична, полагая, что этого гнусного шалопая легко поймать! О небо, она попала в большую беду!

Пока Тори и Дру мчались через поля и долины, Хуберт яростно загребал руками воду. Наконец он подплыл достаточно близко к преследуемому объекту и тут понял, что это лишь лоскут от платья Тори. Разгневанный, что его так нагло надули, он вылез на берег и побежал обратно к мосту, не обращая внимания на льющиеся с него потоки воды…

Когда Хуберт вернулся один, Гвендолин упала в обморок на руки мужа. Эдгар смотрел на реку, пытаясь подавить улыбку.

— Он обманул нас! — вскричал Хуберт с горечью. Отряхивая с брюк прилипшие водоросли и грязь, он, спотыкаясь, пошел к карете. — Но я найду этого ублюдка. И когда сделаю это, то добьюсь, чтобы его подвергли публичному наказанию!

— Я думаю, надо подождать, не пришлет ли нам похититель записку с требованием выкупа, — заметил Эдгар, пытаясь удобнее подхватить бесчувственное тело жены. Когда Хуберт открыл рот, чтобы возразить, Эдгар опередил его:

— Нет сомнения, что негодяй не упустит возможность заработать кучу денег на похищении Виктории. Мы подождем несколько дней, а потом начнем поиски.

Хуберт был несогласен с подобным решением и молча уселся в карету. Злясь на самого себя, он пытался припомнить имя человека, у которого покупал скот в прошлом году. Лицо его он помнил, но имя? Симпсон?.. Симон?.. Что-то вроде этого. Чертов мужик! Вероятно, таким образом он пытается возместить деньги, потерянные в прошлом году. Повезло, нечего сказать — в день бракосочетания встретить человека, который пытается свести старые счеты.

Глава 4

На землю спустилась тьма, мир погрузился в лунный свет. Дру решил, что пора бы им расположиться на отдых, потому что звуков погони не было и в помине. Так как на его попечении была пленница, он не мог путешествовать по наезженным дорогам — на поезде или в почтовом дилижансе. Кассиди и Фрезье непременно поднимут на ноги всех частных детективов, всех ищеек в Чикаго, чтобы прочесать окрестности и найти их.

Дру смертельно устал. Бесконечная гонка, продолжающаяся уже несколько недель, с момента его отъезда в Чикаго, порядком утомила его. Наконец-то можно перевести дыхание и расслабиться. Когда же он вернется в Вирджиния-сити, то устроит Калебу хорошую взбучку за то, что тот втянул его в эту безумную затею.

"И зачем Калебу после стольких лет разлуки понадобилась эта маленькая избалованная девчонка?” — думал Дру. Судя по тому, что он успел увидеть, Калеб и его бывшая жена с дочерью жили в совершенно разных мирах. Маленькая мисс Чикаго в их горняцком городе будет совершенно не на своем месте. Черт, она даже плавать не умеет и безумно боится высоты. Все, в чем она, вероятно, преуспела, — так это наряды, модные тряпки и посещение различных вечеринок, приемов, чаепитий и концертов. По мнению Дру, Калеб позволил своим чувствам взять верх над здравым смыслом. Этой изнеженной кокетке лучше бы оставаться дома. Белокурая принцесса из волшебной сказки в грязном подвенечном наряде совершенно не подходила к их дикой необжитой местности. Она понятия не имеет о том, как существовать без удобств, а он теперь намертво связан с ней на все время обратного пути. Даже если бы ему удалось научить Тори всему, что он сам знал о жизни вне цивилизации, она никогда не сможет привыкнуть к этому миру. И зачем он — простой мужик — взвалил себе на плечи избалованную, изнеженную девицу? Калеб не представлял, каким проклятием стало это поручение для его бывшего компаньона.

Погруженный в мрачные мысли, Дру привязал руку Тори к своей левой руке, чтобы девушке не удалось сбежать, и растянулся на дне фургона, чтобы немного вздремнуть.

Тори сжалась, ощутив неловкость от того, что рядом с ней лежит большой и сильный мужчина. Она попыталась отодвинуться, но связанные руки мешали ей.

— Успокойся, мисс Чикаго, — пробормотал Дру, положив сильную руку ей на бедро, чтобы унять ее нервную дрожь. — Я только посплю рядом с тобой. Если ты ожидала чего-то большего, то будешь изрядно разочарована. Я слишком устал для этого.

Невнятное бормотание донеслось из-под тряпки, которой был заткнут рот Тори. Прислушавшись к ее неразборчивой речи, Дру наконец вытащил кляп, чтобы понять, чего она хочет.

— Что еще не так, Чикаго? — спросил он нетерпеливо.

— Я не могу спать на левом боку, — капризно произнесла Тори, — и не могу спать, когда у меня связаны руки, они…

Дру покачал головой с видом страдальца, вынужденного обращаться с тупой дамочкой. Он устало перетащил Тори через себя и положил так, чтобы она могла спать на правом боку. Ее левая рука покоилась у него на плече, а правая служила ему подушкой.

Поерзав еще несколько секунд, Тори проговорила смущенно:

— Нет, так тоже плохо. Я привыкла спать одна.

Дру пробормотал что-то невнятное и, приподнявшись на локте, вновь завязал ей рот носовым платком:

— Замолчи, женщина, все будет так, как есть. Его грубость убедила Тори в том, что терпение похитителя достигло предела. Очевидно, он больше не собирается беспокоиться о том, удобно или неудобно ей спится.

Когда Дру задремал. Тори отсутствующим взглядом уставилась на небо и мерцающие над головой звезды. Она была облеплена грязью, связана, и рот ее был заткнут кляпом, к тому же ей приходилось лежать рядом с этим огромным мерзавцем. Боже правый, это самый несчастный день в ее жизни. Все, что могло произойти плохого, произошло. Хотя она и думала о грядущей первой брачной ночи без особой радости, но и в самом кошмарном сне ей бы не пригрезилось, что свой медовый месяц она проведет в обществе совершенно незнакомого человека.

— Боже, — молилась она, — благодарю Тебя за то, что этот день миновал. И если Ты сумеешь день завтрашний сделать приятнее, я буду Тебе благодарна.

Усталость навалилась на нее, словно густой туман, и смежила ей веки. Она спит с мужчиной в фургоне. И то, и другое случилось с ней впервые. Тори никогда в жизни не делила ложе с мужчиной и никогда не спала вне стен своего дома. Если она сумеет хоть немного вздремнуть, это будет удивительно…

Виктория не привыкла вставать рано. Гвендолин всегда внушала дочери, что богатой девушке неприлично подниматься раньше полудня. Поэтому, когда Дру растолкал ее на рассвете. Тори была очень раздражена, так как такой ранний подъем был ей в диковинку.

Когда она почувствовала, что Дру толкнул ее вторично, она что-то пробормотала, не открывая глаз, но он был настойчив:

— Вставай, Чикаго. Уже светло.

При взгляде на проснувшуюся девушку сердце Дру забилось сильнее — так хороша была Тори. Хотя ее пепельные волосы были растрепаны, лицо испачкано, а белый наряд превратился в грязно-серый, тонкие черты лица остались такими же, и трудно было не заметить, что девушка прелестно сложена. Дру всегда привлекала естественная красота, и он не останавливался ни перед чем, чтобы удовлетворить свои физические запросы. В каждом горняцком поселке он находил удовлетворение в объятиях потаскух, слетевшихся на золотые прииски, как мухи на сахар. У него была танцовщица из кабаре и шлюшка из Вирджиния-сити; бывали у Дру и фаворитки, но ни одна из них не могла сравниться по привлекательности с Викторией. Мать Природа немало потрудилась над этой восхитительной нимфой. Кожа у Тори была светлой и мягкой, как бархат. Глаза — фиалкового цвета, и цвет их менялся в зависимости от освещения. И в довершение всего природа одарила ее такой фигурой, которая привела бы в восхищение любого мужчину.

Хотя Дру и восхищался красотой и царственной осанкой Тори, но его возмущала легкость, с которой она все получала в жизни. Дру пришлось бросить учебу, чтобы заботиться о братьях. Он не жалел сил, зарабатывая самое необходимое для своей семьи. Короче, Тори была воплощением элегантной утонченности, а Дру являл собой пример человека, самостоятельно пробившегося в жизни; свой опыт он зарабатывал собственным горбом.

Ругая себя за посторонние мысли, Дру ловко перекатился через бортик фургона и потянул Тори за собой, не заботясь о том, готова она продолжать путешествие или нет. Но тут он почувствовал, как его вновь охватывает восхищение перед небывалой красотой, и отвел взгляд от заспанной феи. Нужно держаться подальше от дочери Калеба. Она — красивое создание, но явилась из мира, о котором Дру почти ничего не знал, да и не хотел знать. Она в конце концов вернется домой, выйдет замуж за своего щеголеватого жениха, и Дру ее никогда больше не увидит. У них нет совершенно ничего общего. Они смотрят на жизнь с разных точек… Но, Боже всесильный, как же она хороша!

Тори становилась все раздражительнее. Никто и никогда до сих пор не обращался с ней настолько неуважительно. Никто, кроме матери, еще не злил ее, поэтому Тори очень быстро ощутила, насколько оскорбляют ее поведение Дру и отсутствие элементарного уважения к ней. Она не пила и не ела ничего со вчерашнего дня и, уж конечно, выглядит просто ужасно. Какой бы терпимой и спокойной она ни была, но это уже слишком. Она в отчаянии пнула ногой мужчину, который привязал ее к себе ее же свадебной вуалью.

— Ух! — Дру отпрыгнул назад, когда Тори пнула его прямо в голень. — Прекрати сейчас же, иначе я перекину тебя через колено и выдеру!

Фиалковые глаза вспыхнули в гневе, и неразборчивые возгласы нарушили утреннюю тишину. Изрядно позабавившись этим всплеском ярости, Дру развязал ей рот. Все до сих пор сдерживаемые чувства моментально излились наружу. У Тори за ночь накопилось больше злости, чем за всю предыдущую жизнь, и вот теперь она бурым потоком хлынула наружу.

— Никогда в жизни никто не обращался со мной так отвратительно! — кричала она, и глаза ее метали молнии:

— Я желаю знать ваши намерения, сэр! Ваше поведение заслуживает презрения, и я сию минуту жду ваших извинений.

Дру взглянул на взъерошенную красавицу и разразился хохотом. Он-то считал, что рафинированным леди не позволено терять над собой контроль независимо от ситуации. Похоже, в изысканном воспитании Тори были изъяны. Строгая дисциплина, насаждаемая Гвендолин, вероятно, не сумела подавить дерзость и огненный темперамент Тори. “Как видно, это она унаследовала от своих предков по материнской линии”, — думал Дру. Калеб редко терял над собой контроль, в основном это случалось, когда его охватывал приступ отчаяния по поводу “этой женщины”, как он предпочитал называть свою бывшую жену.

— Ты смеешь еще и смеяться надо мной, обезьяна, — грубо выкрикнула Тори, удивленная собственной смелостью, давая полный выход своему отчаянию. Она ни разу в жизни не подняла ни на кого голос, а сейчас рычала, как тигрица. Но в результате ей стало гораздо лучше, пусть даже это открытое проявление эмоций противоречило строгим правилам поведения, которыми забила ее голову Гвен.

— О-о, — протянул Дру. — Что за дурной характер! Взгляд его скользнул по вздымающейся груди Тори, по аккуратно очерченной талии. Водопад жемчугов спускался с ее шеи, частично закрывая глубокий вырез платья, в котором виднелась восхитительной формы грудь. Дру большее удовольствие доставило бы созерцание шелковистой матовой кожи, чем толстой нити жемчуга, и он, поддавшись импульсу, снял с шеи украшение.

— Сейчас же отдай мне бусы! — выкрикнула она, яростно, пытаясь связанными руками схватить ожерелье.

Дру нахмурился, когда Тори прижала жемчужное ожерелье к груди так, как будто это было настоящее сокровище. Но, внимательно поглядев на взбешенную блондинку, он широко улыбнулся:

— Я и не знал, что благовоспитанным леди разрешается так ругаться. Разве это не ниже вашего достоинства?

Тори не понравился его насмешливый тон. Ее терзало, что этот могучий атлет смеет над ней насмехаться. Было очевидно, что он не джентльмен, потому что джентльмен никогда нарочно не оскорбил бы даму. Его громкий голос был по-простонародному тягуч, а взгляд бесстыдно скользил по ее фигуре, как будто он пытался разглядеть, что скрывается под испачканным нарядом. Тори не привыкла, чтобы на нее так нагло глазели. Похититель же уставился на нее, как мышь на сыр. Он вполне справлялся со своей ролью, черт бы его подрал. Эта мысль вызвала новый взрыв ярости, и грубые слова сорвались с языка прежде, чем она сумела прикусить его.

— Я не позволю какому-то мужлану насмехаться над собой, — крикнула она, и голос ее зазвенел. — Меня похитили с моей же свадьбы. Я дважды чуть не утонула и была вынуждена спать рядом с тобой. Теперь ты хочешь уморить меня голодом. Если тебе угодно, чтобы я вела себя, как леди, то изволь себя вести, как джентльмен, хотя сомневаюсь, что ты способен на это! И если ты думаешь…

Дру снова заткнул ей рот кляпом. Тори задела его самолюбие. Она была маленькой испорченной дрянью, которая поставила себя на пьедестал и взирала оттуда на весь остальной мир, на менее удачливых существ. Дру согласился на эту дикую затею лишь из дружбы к Калебу, но он не был обязан выслушивать всякие дерзости от какой-то маленькой мерзавки.

— Слушай, Чикаго, мне все это нравится ничуть не больше, чем тебе, — прорычал он, глядя в яростно горящие глаза, — казалось, она хотела испепелить его взглядом. — Я согласился привезти тебя в Монтану, чтобы ты могла увидеться с отцом. Именно это я и собираюсь сделать. Хочешь ты путешествовать со мной или нет — меня не интересует. Нам вовсе незачем друг другу нравиться. Мы только должны терпеть друг друга в течение нескольких недель.

Монтана? Значит, вот где живет ее отец. Но зачем ему нужно увидеть ее сейчас, если он не вспоминал о ней в течение целых десяти лет? Все еще переживая неожиданную новость. Тори по приказу Дру послушно подошла к дереву и позволила привязать себя.

— В миле отсюда есть небольшое поселение, — сказал ей Дру. — Я съезжу туда за провизией. — Морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз, сделались глубже, на губах появилась улыбка. — Раз уж принцесса до сих пор не испытывала никаких лишений, то и мне не следует терзать ее.

Проверив дважды, не сможет ли Тори освободиться от пут, и убедившись, что это исключено, разве только она захочет прихватить с собой дерево, Дру склонился в насмешливом поклоне.

— А теперь я отбываю, ваше высочество. Но я совершенно убежден, что наша стремительная прогулка по пересеченной местности — именно то, в чем крайне нуждается такая избалованная высокомерная девчонка, как ты. Узнав о том, как именно живет вторая половина рода человеческого, ты сможешь вернуться обратно к надутому женишку в свой заоблачный мир. — Он окинул ее с головы до ног презрительным взглядом. — Ну, а когда я выну из твоего ротика серебряную ложку, с которой ты родилась, и мы проедем один-другой перевал, с тебя, вероятно, слетит вся спесь, Чикаго… Возможно, я и ошибаюсь…

Когда Дру отвернулся и не спеша пошел прочь, Тори что-то прорычала ему вслед, но из-за кляпа раздалось лишь невнятное бормотание. По интонации Дру понял, что она кинула ему вслед что-то хлесткое, но слов разобрать не смог.

Пока Дру забирался на козлы. Тори не отрываясь смотрела на него. Хотя этот варвар был ей отвратителен, в нем было что-то удивительно интригующее. Он не опекал ее и не старался ей угодить, как это обычно делали Хуберт или другие джентльмены из Чикаго. Она была леди, и поэтому мужчины обращались с ней весьма учтиво. Но этот неотесанный мужлан из Монтаны говорил буквально то, что думал, не выбирая выражений. Очевидно, тактичность не входила в число его немногочисленных добродетелей.

Тем не менее Тори не могла оторвать взгляд от узких бедер и широкой спины Дру. Плечи его были могучими, как у быка, кожаная рубаха не скрывала мышц. Прошлой ночью у нее была возможность почувствовать их, когда она прижалась к нему, чтобы согреться. Он был смуглый, мужественный, но, к сожалению, ужасно грубый… Бессмысленно испытывать физическое влечение к мужчине, которого твердо решено ненавидеть. К тому же он ей совершенно не нужен.

Тори мысленно дала себе пощечину за то, что пыталась придать этому отвратительному происшествию налет романтичности. Не было ничего романтичного в том, чтобы оказаться во власти мерзавца, который, вероятнее всего, и не родился, а просто вылупился из какой-нибудь речной раковины.

Если этот гигант и обладает физической привлекательностью, излучая огромную жизненную силу, это еще не означает, что он очаровательный принц. Его губы расплывались в чувственную улыбку, а в голубых глазах плясали огоньки, но из этого вовсе не следовало, что Тори испытывает к нему хотя бы малейший интерес. Они явно сделаны из разного теста, и максимум, что им предстоит, — некоторое время вместе подышать одним воздухом.

Тори гордилась своей рассудительностью. Просто смешно испытывать к этому человеку иное чувство, кроме презрения, — тем более, что он так неуважительно говорил с ней. Подумать только, он даже по имени ее не называл! “Чикаго”, — повторяет без конца своим глубоким баритоном. Видимо, так он пытается лишний раз ее оскорбить. Она тоже придумает ему несколько изысканных имен, — будьте уверены, просто пока ей не представилось случая. Посмотрим, как ему понравятся уколы ее острых шпилек!

Глава 5

Морщинка прорезала лоб Тори, и любопытство отразилось на ее лице, когда Дру вернулся с двумя лошадьми и с притороченными к седлам сумками, набитыми едой. Не говоря ни слова, он открыл банку консервированной фасоли, вытащил изо рта Тори кляп и начал кормить ее с ложки. Еда несколько утишила муки голода, но Тори привыкла есть за столом, накрытым кружевной скатертью, пользоваться до блеска начищенными серебряными столовыми приборами. То, что ей предложили сейчас, было самым скудным завтраком за все двадцать лет жизни.

Когда Тори все же проглотила отвратительную фасоль, Дру горестно усмехнулся. Ему было приятно видеть, как эта царственная особа заглатывает еду, которая поддерживала его в трудные минуты. Человек должен знать вкус холодной фасоли, и Дру обучал этому Тори. Он покажет ей, что такое настоящий мир, ведь об этом и просил его Калеб. Он научит ее выживать, а не беззаботно существовать в сказочном мире Чикаго.

— Эта еда отвратительна! — закашлялась Тори и содрогнулась, когда пришлось проглотить еще одну ложку фасоли.

— До недавних пор я жил лишь на фасоли и черством хлебе, — сказал ей Дру. — Я отдал последнюю пригоршню золотой пыли, и никакой перспективы впереди не было. Жизнь казалась достаточно мрачной. — Усмешка скользнула по его лицу. — Я продал все ценное, что у меня было, чтобы накупить вот такой фасоли. Благодаря ей я и существовал, пока удача не улыбнулась мне.

Тори с обидой посмотрела на него.

— Значит, мне придется есть эту отвратительную пищу, пока я не испытаю все, что пришлось испытать вам? — с ужасом пробормотала она.

— Ты будешь жить, мисс Чикаго, как жил я. Поэтому, когда ты вернешься в свой уютный безопасный мир большого города, ты сумеешь получить истинное наслаждение от куска бифштекса и от ароматного соуса. — Он зачерпнул полную ложку фасоли и принялся жевать. — Но сейчас ты должна научиться есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть. И, должен тебя огорчить, но тебе придется пропустить все выдающиеся события предстоящего светского сезона. Нам будет не до развлечений во время нашего путешествия на Запад.

Тори чуть было не швырнула ему в лицо очередное оскорбление, но ей пришлось проглотить очередную порцию фасоли, которая прилипала к небу. Когда девушка закашлялась из-за того, что пища не лезла в горло, Дру постучал ей по спине.

— Давай, Чикаго, пора переодеться — нам предстоит долгий путь.

Тори изумленно уставилась на него, когда он извлек из дорожных мешков кожаную рубаху и штаны.

— Вы думаете, что я это надену? — насмешливо спросила она.

Он тряхнул своими черными волосами и громко расхохотался.

— Ни за что на свете! — воспротивилась Тори. — Леди не носят брюки.

— Какой дурак тебе это сказал?

— Моя мама.

— Мне следовало это знать, — пробормотал Дру. — Но дело в том, что когда обстоятельства вынуждают, женщина делает то, что приходится. — Его голубые глаза потемнели:

— Ты собираешься их надевать или мне сделать это самому?

Нескрываемая угроза в голосе и взгляде заставила Тори вскинуть подбородок:

— Я же сказала, что не ношу брюки. Сначала вы захотите, чтобы я стала на вас похожа, а потом заставите действовать так, как вы. — Она окинула взглядом его атлетическую фигуру, пытаясь найти в ней хотя бы один изъян. К сожалению, изъянов не нашлось. — Я скорее умру, чем оденусь, как деревенщина из Монтаны…

Больше она ничего не успела сказать. Дру одним движением разорвал ее платье до пояса, коснувшись при этом ее груди. Тори покрылась краской стыда и ярости.

— Черт бы тебя побрал, Монтана! — злобно зашипела она, пытаясь прикрыться остатками наряда.

Дру откинул голову и присвистнул, увидев, как краска заливает ее лицо. Бог мой, какая же она невинная! Она ведет себя, как будто пришел конец света, а всего-то делов — мужчина увидел ее в нижней рубашке. Дру приходилось видеть значительно больше. Он жалел, что эта девушка так привлекательна — полупрозрачная рубашка открывала ее грудь, и ему стоило большого труда сдержать себя и не впиться губами в то, что открывалось взгляду.

По его спине пробежал холодок: он и сам не мог понять, как эта утонченная штучка, не прилагая никаких усилий, так взволновала его. Калеб впал бы в неистовство, если бы увидел свою целомудренную дочь в таком виде…

Дру решил не давать воли воображению. Он уже почувствовал возбуждение, представив, как хороша должна быть Тори без одежды. Отбросив эту волнующую мысль, он посмотрел прямо в ее сверкающие глаза.

— Итак, ты надеваешь брюки, Чикаго, или тебе помочь? — снова спросил он. — Выбирай, но я предупреждаю — терпение мое на исходе.

Тори гневно выхватила оторванный от платья лоскут из его рук:

— Я сделаю все сама, Монтана! — Она одарила его насмешливой улыбкой, но в голосе звучала горечь.

Дру скрестил на груди руки и невольно улыбнулся. Тори начинала потихоньку выползать из своей ракушки. Эта утонченная благовоспитанная леди сможет лучше узнать себя, покинув свой сказочный замок. Вероятно, она даже не подозревала, что у нее есть характер и она может постоять за себя, если в трудную минуту никого не окажется рядом. Дру не мог сказать, что именно им владело, когда он возражал Тори, но ему нравилось дразнить ее. Может быть, он использовал Тори в качестве козла отпущения, отыгрываясь на ней за те разочарования, которые сам пережил. А может быть, просто высмеивал то, что не мог постичь…

Он задумался, и Тори, подозрительно поглядев на него, присела под деревом.

— Мне приходилось довольно часто видеть женщин в неглиже и без него, — сказал он, когда Тори исчезла за кустами. Он не хвастался, просто рассказывал. — Нам предстоит провести вместе около месяца, поэтому тебе придется отбросить лишнюю стыдливость. В диких краях маловато туалетов и ванных комнат, Чикаго. Ничего не поделаешь — привыкай обходиться без них.

— Мне кажется, мы и так уже не слишком стесняемся, — сказала она, сбрасывая свой грязный подвенечный наряд и поспешно натягивая брюки, сшитые, вероятно, для какого-то подростка. Штаны сильно обтягивали бедра, а вырез рубахи открывал грудь больше, чем требовали правила приличия. — Можете разевать рот при виде каждой встречной женщины, но меня вы вряд ли увидите в том виде, в каком бы вам хотелось.

— Моя дорогая Чикаго. Сомневаюсь, что у тебя есть что-то такое, чего бы я в своей жизни еще не видел, — продолжал он безжалостно. — К тому же мне совсем не хочется соблазнять тебя. — Тут он кривил душой. Тори очень привлекала его, но он скорее бы умер, чем признался в этом. — Мне нравятся опытные женщины. Ты же пока не имеешь представления о том, как доставлять удовольствие мужчине: мне слишком долго пришлось бы учить тебя науке страсти.

С ней никогда не разговаривали так грубо и неуважительно, с такой циничной откровенностью. Насмешливые замечания Дру разогрели ее темперамент, и она пробормотала несколько где-то слышанных ругательств, которые ей раз и навсегда запретили когда-либо повторять.

Тори пришло в голову, что раз уж Дру развязал ей руки, она получила прекрасную возможность для побега. Если она сумеет пробраться через кусты, Дру просто не сможет ее найти.

Недолго думая. Тори, словно пуля, бросилась через кустарник и нырнула в заросли молодого кедрача. Дру кинулся следом, проклиная себя за то, что доверился этой девице. Тори была так неопытна в обмане, что не прошло и минуты, как Дру схватил ее за ноги и вытащил из-под деревьев, не обращая внимания на сопротивление.

— Ты не сможешь от меня сбежать, Чикаго, так что не трать понапрасну время, — ворчал он, таща ее к лошадям. — Пытаясь от меня сбежать, ты переломала почти все ветки, встретившиеся на пути.

Даже слепой и тот нашел бы тебя. Боже мой, женщина, тебе еще многому предстоит учиться.

"Сколько же у него высокомерия!” — подумала она негодующе. Он невероятно самоуверен. Что ж, ей придется научиться всему и потом отплатить ему той же монетой! Недурно было бы перехитрить этого хитреца! Она узнает все, что известно ему, а кроме того, она знает то, о чем он не имеет понятия. Еще посмотрим, кто кого.

Улыбка появилась на губах Дру, когда он заметил, что поверх кожаной рубахи Тори все же надела жемчужное ожерелье. Дру никогда особенно не разбирался в моде, но жемчуг и кожаная одежда явно не вязались друг с другом.

— Чикаго, может быть, ты снимешь эти бусы? — Он протянул руку, чтобы сорвать их, но Тори прижала украшение к груди.

— Меня не волнует, насколько они подходят к этой одежде. Я их не сниму.., никогда! — настаивала она.

Развеселившись из-за ее упрямства, Дру с интересом разглядывал нитку жемчуга.

— Даже если эти бусы не вяжутся с твоей одеждой, ты при желании сможешь их разорвать, и по жемчужинам я сумею тебя найти. Они сами приведут меня к тебе.

Прикосновение его руки заставило сердце Тори забиться сильнее. Но она не собиралась сдаваться только потому, что этот мерзавец столь привлекателен.

— Поверь мне, Монтана, меньше всего на свете я хочу встретить тебя вновь — если мне удастся от тебя сбежать, я буду ежегодно праздновать это событие, как день рождения. — Голос ее звучал уверенно, когда она произносила эти слова.

— Ты уверена в этом? — Он подошел ближе. — А мне женщины говорили, что я парень не промах и со мной приятно проводить время.

Голос его зазвучал тише, в нем появились искушающие нотки — он явно пытался сломать ее оборону. Тори отступила на шаг. Она не клюнет на его приманку после тех оскорблений, которые ей пришлось вынести, и, уж конечно, не дрогнет перед его обезоруживающими улыбками и чувственными интонациями.

— Мне показалось, что вы не хотели понапрасну тратить время, — напомнила она ему, бросая на него выразительный взгляд.

Дру со смешанным чувством наблюдал, как грациозная блондинка вновь, подобно улитке, прячется в свою раковину. “Ну и ладно”, — подумал он. Теперь Тори была замкнута, сдержанна и недоступна для его насмешек.

Когда Дру подвел ей лошадь. Тори уставилась на длинноногое животное в немом оцепенении. Только она решила узнать все о “грубой жизни” — и вот перед ней первый вызов судьбы. Она ни разу не ездила верхом, а Дру уже придерживал стремена, чтобы она могла поудобнее усесться в седле. Да, без лестницы здесь, пожалуй, не обойтись! Но даже если ей удастся взобраться на спину лошади, не уронив своего достоинства, она совсем не знала, как ей править.

С губ Дру сорвался сдавленный стон, когда Тори безуспешно попыталась взобраться на кобылу.

— Лучше молчи, я сам догадаюсь: ты не только не умеешь плавать или есть что-либо, кроме французской стряпни, но и ездить на лошади. Черт побери, Чикаго, чему только тебя учили?

Тори восприняла этот вопрос, как удар кинжала в спину. Гордость ее была попрана сознанием своей полной беспомощности. Слезы отчаяния показались на глазах. Она не была плаксой, но в ее жизни отсутствовали и поводы для слез. Похититель так измучил ее, что она не смогла сдержаться, когда он в очередной раз стал ее высмеивать. Непрошеные слезы потоком хлынули по щекам: это окончательно смутило ее, и она разрыдалась.

Дру, увидев, как от горьких рыданий вздымается ее грудь под кожаной рубахой, взмолился:

— Только не разводи сырости, Чикаго. Свой возглас он сопроводил энергичной встряской, от которой у нее голова откинулась назад, а волосы рассыпались по спине, как водопад из солнечных и лунных лучей. В результате она заплакала еще горше.

— Хватит! Не будешь же ты нюнить всю дорогу до Вирджиния-сити. Ты меня слышишь? — Голос его гремел, как пушка.

Тори вытерла слезы тыльной стороной ладони и затем с презрением поглядела на него.

— Я ненавижу вас… — Ее голос сорвался, она поняла, что до сих пор не знает имени своего похитителя, и захотела узнать, кого же именно она ненавидит:

— Кто же вы наконец?

Дру склонился в поклоне наподобие тех, которыми его изводил Вонг:

— Дру Салливан, к вашим услугам, — проговорил он с насмешливым смирением.

— Отлично! Дру Салливан, я хотела бы знать, почему именно вы тащите меня в Монтану поглядеть на моего папашу, — возмущенно выкрикнула она. — Он бросил меня более десяти лет назад и ни разу не ответил ни на одно мое письмо. Если вы думаете, что я буду вам признательна за встречу с человеком, который не хочет меня знать, вы глубоко заблуждаетесь. И если вы думаете, что я собираюсь лезть на эту лошадь и ехать на ней верхом, как мужчина, то, очевидно, ваши бицепсы превышают размерами ваши мозги!

Дру проигнорировал брошенное ему в лицо оскорбление, но замечание насчет Калеба заставило его нахмуриться. Он-то совершенно точно знал, что Калеб регулярно писал своей дочери и что это она ни разу ему не ответила.., или просто ее письма не находили адресата. Видимо, Гвендолин перехватывала переписку, чтобы углубить пропасть между отцом и дочерью. Эта фурия явно заслуживает того, чтобы быть поджаренной на собственном жире, раз она обманывала Тори и заставила девушку думать, что отец ее знать не желает!

— Да нет, ты горько заблуждаешься, — возразил он, подсаживая Тори на лошадь. — Я работал вместе с твоим отцом на приисках в течение семи лет и точно знаю, что он писал тебе письма, на которые ты ни разу не ответила. Клянусь своей правой рукой, твоя мамаша просто не давала тебе возможности переписываться с отцом. Вероятно, это ее следует благодарить за то, что отец полностью исчез из твоей жизни. Да тебе это и неважно было, — добавил он раздраженно. — Пока ты порхала по балам и по концертам, по всяким там лекциям, отец твой боролся за то, чтобы выжить.

— Заткнись, — повысила голос Тори, начиная понимать, что иногда грубость имеет право на существование. — Я тебе не верю. — Ей хотелось растерзать его.

Брови ее немедленно поднялись, когда Дру вспрыгнул на лошадь и оказался у нее за спиной.

— Черт побери, Чикаго, мне нравится твой тон. Ту начинаешь говорить вроде меня.

Но сейчас Тори не слишком волновали его слова. Гораздо больше тревоги вызывало мускулистое тело, плотно прижавшееся к ней. Бедра его прижались к ее бедрам, а стальная грудь касалась ее спины. Хуже того, жилистые руки, держащие поводья, обхватывали ее талию. Тори чувствовала дыхание Дру. Казалось, воздух был пропитан его запахом. Неожиданно Тори ясно ощутила различие между его твердым, как скала, телом и своим собственным, нежным и мягким. Сердце ее билось в груди, и она пыталась по возможности отодвинуться подальше от своего соседа.

— Что это вы делаете? — проговорила она наконец, и голос ее звучал октавы на две выше обычного.

— Я собираюсь научить тебя ездить верхом, — ответил он, пытаясь подавить невольную дрожь, охватившую его от близости этой очаровательной нимфы. — К вечеру у тебя на заднице будут мозоли от седла. Но зато ты станешь опытным наездником.

Тори вспыхнула. Ее задница его совершенно не касалась, и уж она скорее откусит себе язык, чем признается в том, что у нее там мозоли. Этот распутник так вольно говорил о столь интимных вещах, что, может быть, захочет лично осмотреть больное место и предложит ей для лечения какое-нибудь домашнее снадобье! Но скорее кипящая вода покроется коркой льда, чем она позволит ему коснуться себя!

— Бери поводья вот так, — учил ее Дру, кладя свои руки на ее. — Не натягивай повод, лишь слегка касайся им шеи кобылы, когда захочешь изменить направление. — Он продемонстрировал ей, как именно это делается. — Лошадь будет вести себя так, как ты сама этого захочешь. Если ты уважаешь ее силу, мощь, необузданность, тогда в любой момент сможешь распознать ее желание сбросить тебя на землю. Обращайся с ней ласково, и она ответит тебе тем же. Но если ты будешь оскорблять ее, она станет мстить тебе всякий раз, когда представится возможность.

— Этот совет применим и к мужчинам? — насмешливо спросила Тори, обнаружив неожиданно, что в этом мире есть место и для сарказма. До сих пор у нее не было повода воспользоваться им. Но этот мускулистый гигант каким-то непостижимым образом буквально воспламенял ее. И она с удивлением обнаружила, что пытается заставить его испытать то же самое.

Дру рассмеялся, и дрожь его тела передалась ей. Смех был очень веселым и заразительным. Он заставил ее еще больше почувствовать близкое присутствие мужчины.

— Чикаго, ты и в самом деле ничего не знаешь о мужчинах? — Своей большой рукой он отвел густые пряди ее светлых волос, мешавшие ему смотреть вперед.

— Меня зовут Виктория, а не Чикаго, — объявила она. — И если уж вы, сэр, хотите со мной общаться, то извольте называть меня тем именем, которое мне было дано при рождении.

— Так ты не знаешь мужчин, да, Чикаго? — настаивал он, игнорируя ее просьбу.

Она пожала плечами, а Дру продолжал править кобылой: он заставил ее повернуть налево, направо, потом остановил.

— Я знаю, что у мужчин бывают любовницы. У Хуберта их две. Жениться мужчины часто стремятся для престижа и положения в обществе. Мне сказали, что обязанность жены подчиняться мужу, когда он захочет произвести на свет наследников. Что же еще мне следует знать о мужчинах, кроме того, что их нужно терпеть со всеми их недостатками и принимать такими, какие они есть?

Дру уставился ей в затылок.

— Значит, ты думаешь, что люди женятся только для этого? — спросил он.

— В моем кругу это так, — ответила Тори, беря в руки поводья, чтобы попробовать сделать то, чему ее учил Дру.

— Ну, в моем-то кругу все совсем иначе, — насмешливо фыркнул Дру. — Уж если я женюсь, то собираюсь получать удовольствие дома, а не где-то на стороне, как это планирует делать твой жених.

Тори взмахнула ресницами и повернула голову, уставившись на Дру.

— Все время? — спросила она озадаченно.

— Черт побери, конечно! — Ну надо же, у этой девушки совершенно дикий взгляд на брачные узы. Десять к одному, она понятия не имеет о любви! Она не знает ничего о том, что на самом деле имеет значение в жизни. Спасибо Гвен, эту женщину надлежит выпороть за то, что она испортила свою дочь!

Тори на мгновение задумалась.

— А что происходит, когда мужчина и женщина спят вместе? — спросила она и тут же испугалась своего вопроса. Дру тоже был озадачен. Тори ни разу еще в жизни не обсуждала столь деликатную тему. Почему она избрала в учителя именно этого грубияна бродягу, объяснить было трудно. Возможно, потому, что Дру сумел ее убедить, что вовсе не мечтает затащить ее в постель. Зная это наверняка, она ощутила облегчение.

Дру вытаращил глаза. Он вовсе не собирался преподавать Тори уроки о пестиках и тычинках, он собирался учить ее только тому, как выжить в дикой местности.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — вспыхнула Тори, продолжая разговор о таинственном вопросе:

— Это доставляет больше удовлетворения.., чем просто делать детей?

Дру резко выдохнул. Да, нелегкое путешествие предстоит ему в компании этой малышки.

— Ну, если уж тебя никто никогда не целовал, то…

— Дважды, — заявила Тори, гордясь собой. Она повернулась в седле, чтобы поглядеть на Дру, — тот демонстрировал молчаливое изумление:

— Но, должна признаться, в этом не было большого удовольствия. Если при этом полагается чувствовать что-то особенное, то ничего подобного не было и в помине. Но что-то ведь должно было произойти?

Дру с опозданием на полсекунды осознал, что ему не стоило заглядывать в блестящие фиалковые глаза или смотреть на ангельские губы. В этом состояла его огромная ошибка. Глядя на эту наивную девочку, он начинал терять контроль над собой; его истинное желание, вероятно, испугало бы ее. Разум говорил ему — держись подальше. Дру знал, что не имеет права даже мечтать об этом невинной девушке. Но, Бог мой, ей еще предстояло так многому научиться, и ему очень захотелось стать ее учителем.

— Ну, если уж ты, Чикаго, никогда ничего не ощущала, то, значит, тебя просто никто по-настоящему не целовал…

От его хрипловатого голоса и затуманившегося взгляда у нее пошли мурашки по телу. Тори поглядела в чистые синие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и ей неожиданно захотелось, чтобы он поцеловал ее.

Дру словно прочитал ее тайные мысли и склонился к ее лицу. Тори затаила дыхание, ожидая, что за этим последует. Она слегка вздрогнула от прикосновения его колючей небритой щеки, но легкое прикосновение его полных губ оказалось мягким и приятным. Он долго осторожно покусывал ее губы, затем раздвинул их языком и стал изучать все уголки ее рта.

Тори чуть не задохнулась от блаженного ощущения, охватившего ее. Дру обнял ее и прижал к себе. Свободной рукой он скользнул по ее бедрам и начал ласкать ей живот. Тори так резко дернулась, что чуть не свалилась с лошади. От его прикосновения сердце ее забилось и дышать стало невозможно.

Она никак не ожидала этого от грубого, мужлана. Тори сразу почувствовала, насколько опасен Дру Салливан. Он заставил ее понять, что он — мужчина, который может пробудить дремлющие в ней страсти. Тори не предполагала, что ласки Дру вызовут у нее такую реакцию. Она предпочла бы вовсе ничего не чувствовать!

— Наверное, мне лучше сосредоточиться на обучении верховой езде, — смущенно проговорила Тори.

— А мне, наверное, лучше пересесть на своего коня, — ответил ее учитель, и голос его был хриплым от плохо скрытого желания.

С ловкостью опытного всадника Дру подобрал ноги и перескочил на коня, который трусил рядом. Он выругался про себя, поймав взгляд Тори, — она заметила, как набухла его плоть под кожаными брюками. Бессмысленно утверждать, что эта девушка его не волнует. Более наглядное доказательство трудно придумать, а ей давно уже пора знать анатомию мужского тела.

— Вы сможете ехать в таком состоянии? — Тори прикрыла рот, проклиная себя за длинный язык, лицо ее залила краска. О, небо! Зачем она задала ему этот вопрос? Но ее женское любопытство, казалось, взяло верх над разумом.

Смущение, от которого заалели ее щеки, заставило Дру хмыкнуть.

— Езда верхом будет довольно тяжелой, — признался он, погоняя лошадь. — Но я выживу.

— Тяжелой, — поправила его Тори.

— Черт побери, Чикаго, — огрызнулся Дру. — Меня не обучали в тех великолепных школах, за которые платят бешеные деньги. Если я захочу взять уроки английского…

— Вам стоило бы подучиться грамматике, — заметила она, но, увидев его пылающий негодованием взгляд, закрыла рот.

— Грамматике, — протянул он. — Грамматика здесь никому не требуется. Здесь нужно знать людей и диких зверей. Если ты не сможешь мчаться во весь опор, удирая от беды, или стрелять с бедра, когда твоя лошадь мчится галопом, то вряд ли тебе стоит жить на Диком Западе. И я не стану брать уроки английской грамматики, пока не научу тебя другим, более важным вещам.

— Извините, я не хотела вас обидеть, — пробормотала Тори, чувствуя, что готова расплакаться от его горьких слов.

По какой-то необъяснимой причине она была так чувствительна с этим мужчиной, что каждое его грубое слово или грубый взгляд ранили ее. Да и зачем было задавать ему такие неуместные вопросы? “Из вредности”, — подумала Тори. Но в результате она получала еще более острые ответы. Девушка внутренне сжалась — она никак не могла разобраться в своих чувствах.

Он сам виноват, что она обидела его, утешала себя Тори. Он заставил ее насторожиться своими оскорбительными замечаниями, дразнящими поцелуями и наглыми ласками!

— Черт побери, Чикаго, не начинай снова плакать, — взмолился Дру, усаживаясь поудобнее в седле. — Я и не подозревал, что в тебе столько воды. Если ты собираешься давать течь всякий раз, когда я ругаю тебя, мне придется купить каноэ, чтобы плыть до Монтаны. Хватит быть такой неженкой.

— У тебя вместо крови, вероятно, ледяная вода, бесчувственная скотина, — проговорила она вполголоса, вытирая слезы. — Как только ты научишь меня пользоваться пистолетом, я пристрелю тебя, и на этом все будет кончено.

Дру подъехал к Тори, легонько ладонью приподнял ее голову и с обезоруживающей улыбкой посмотрел ей прямо в глаза. Тори была изумлена такой быстрой сменой настроения.

— В тебе на самом деле что-то есть, Чикаго, — пробормотал он, не в силах оторвать глаза от губ, нежных, как лепестки розы.

Поддавшись импульсу, он наклонился было, чтобы поцеловать ее и утешить, но затем решил, что так будет только хуже. С каждой минутой он все больше привязывался к этой городской красотке.

Важный денди, за которого Тори собиралась выйти замуж, явно ее не стоил. Она заслуживала иного мужчины, а не обладателя двух любовниц. Ей самой нужна любовь, постоянная и нерастраченная. Тори пока — нераспустившийся бутон, а когда настанет срок — это будет самый благоуханный цветок в мире. После ее возвращения домой Хуберт будет ей не пара — уж Дру-то позаботится об этом. Он еще посмеется над Хубертом Каррингтоном Фрезье-младшим.

Тори не собиралась отвечать на нежный поцелуй Дру, но ответила. Это получилось непроизвольно. Конечно, многое в нем ей не нравилось, но уж целоваться-то он умеет! Его поцелуи были совсем не похожи на те поспешные чмоканья, которыми одаривал ее Хуберт. Тори хотелось вновь испытать прикосновение губ, которые таили в себе столько обещаний!

Тори наклонилась к Дру, а когда он неожиданно отпрянул, она чуть не упала с седла. Усмехнувшись, Дру помог ей выпрямиться и шутливо щелкнул по вздернутому носику.

— Ты быстро все схватываешь, Чикаго, — сделал он ей комплимент и плутовато подмигнул. — Еще немного практики.., и ты станешь.., просто великолепной.., наездницей…

Глаза Тори обиженно блеснули, когда она поняла, что стала жертвой его очередной проказы — он говорил одно, а подразумевал совсем иное. Она чувствовала себя, как наивная маленькая мышка, с которой играет огромный лесной кот.

— Ты просто Божье наказание, — вздохнула она. — И уж если говорить правду, я с большим удовольствием поцелую змею.

— Я, пожалуй, найду тебе парочку, — вызвался он с ехидной усмешкой, забавляясь ее попытками обидеть его. Ей и здесь стоило подучиться.

Спина Тори напряглась, когда она взяла поводья в руки именно так, как этому научил ее Дру. Тронув бока кобылы коленями, она потрусила прочь, тело ее неуклюже болталось в седле.

— Одной змеи здесь уже вполне достаточно, — пробормотала она. — Езжай по своей стороне дороги, а я поеду по своей.

Нахальная усмешка играла на губах Дру, когда он наблюдал за ездой Тори. Если бы она только знала, как соблазнительно выглядит в облегающем костюме, который не скрывал ее изящных форм, если бы она знала, какое влечение он к ней испытывает, то возгордилась бы невероятно. Но Дру решил быть твердым и не дать этой девчонке взять над собой верх.

Когда Тори станет слишком уверена в себе, с ней придется считаться, рассуждал Дру. Уже сейчас видно, что ее равнодушие к жизни вообще и к нему, в частности, — напускное. Она больше не была той меланхоличной невестой, которую он встретил на ступеньках церкви. Дру мог бы побиться об заклад, что Хуберт Каррингтон Фрезье-младший не узнает свою суженую, когда вновь ее повстречает. Тори станет совсем иной, когда ее жизненный опыт немного увеличится. Дух ее был угнетен жестким воспитанием Гвен, но скоро все переменится в лучшую сторону.

Дру наблюдал, как Тори пытается копировать его манеру верховой езды. Их ожидала нелегкая дорога по пересеченной местности и через разлившиеся реки. Им предстояло пересечь земли индейцев. Путешествие не обещало быть похожим на воскресный пикник, это уж точно. И пока Тори учится приспосабливаться, Дру тоже стоит почаще напоминать себе, чью дочь он везет в Монтану. Если он даст волю своим тайным желаниям. Тори может получить весьма специфическое образование, которое вряд ли порадует ее родителей и жениха. Дру раздирали противоречия. Он хотел ее и прекрасно знал об этом. Судя по тому, как подействовал на него один поцелуй, ему не стоит обучать девушку искусству любви. Ведь она и так сумела возбудить его в одну секунду.

Глава 6

Тори сдавленно застонала, когда Дру наконец остановил лошадей и позволил ей слезть с седла. Каждое движение причиняло дикую боль, а ягодицы и вправду покрылись водяными волдырями, как и предсказывал Дру. Накаркал!

С трудом ступая, Тори подошла к ручью и наклонилась, чтобы умыться. Она могла поклясться, что отныне ее ноги так навсегда и останутся согнутыми.

Дру с восхищением глядел на Тори, стоя в стороне, как на часах. Он пожирал ее фигуру жадным взглядом, стоило лишь ей отвернуться. Черт побери, просто неестественно так долго смотреть на женщину, которая явно находится вне пределов досягаемости. Просто ужас, как много внимания он уделяет этой белокурой девчушке.

Вкус ее невинного поцелуя все еще был жив на его губах, и даже освежающая струя воды не смыла его. Калеб, вероятно, убил бы Дру на месте, узнай он только, какие мысли роятся в голове его бывшего компаньона. Дру из-за этого безумного рывка в Чикаго уже несколько недель не касался женщины. И каждый взгляд, брошенный на Тори, напоминал ему об этом вынужденном воздержании. Дру остро чувствовал, как ему не хватает женской ласки.

Ругая себя за посторонние мысли, он вернулся к лошади и выудил банку с фасолью из дорожного мешка. Тори увидела банку в его руках, и лицо ее вытянулось.

— Только не фасоль! — простонала она. — Мы едим одну и ту же отвратительную пищу и на завтрак, и на обед. Я уже съела гору фасоли.

— Ешь то, что дают, Чикаго, — посоветовал Дру, не в силах оторвать взгляд от разгневанной красотки.

— Ваше скудное воображение просто ставит меня в тупик, — сказала Тори насмешливо, беря банку из рук Дру. — Если вы так поднаторели в науке выживания в диких условиях, почему бы вам не поохотиться, а то научите меня, я сама подстрелю какую-нибудь дичь.

— Дичь надо еще и приготовить, а я не собираюсь разжигать костер и привлекать чье бы то ни было внимание, тем более ваших родственников и преследователей, которых они, вероятно, наняли и пустили по нашему следу, — объяснил Дру. — Да я и не решусь дать тебе в руки ружье. Ты можешь разволноваться и вместо дичи подстрелишь меня.

— Неужели вы отказываете мне даже в малой толике здравого смысла? — возмутилась она.

— Здравого смысла у тебя в самом деле маловато, — ответил он искренне.

Тори была так оскорблена очередным выпадом, что, не говоря ни слова, выхватила винчестер из седельной кобуры. Она была полна решимости доказать, что умеет обращаться с оружием. Неужели это так уж тяжело?

Результаты не замедлили последовать. Тори задела курок. Раздался выстрел. Банка с фасолью вылетела из рук Дру и разлетелась на кусочки, а сам он распластался по земле. Тори, не готовая к сильной отдаче, покачнулась и рухнула на спину. Падая, она нажала курок, и винтовка опять выстрелила. Заряд дроби пролетел над головой Дру, шляпа слетела у него с головы, пробитая в нескольких местах.

— Черт побери, Чикаго! — заревел Дру, откатываясь в сторону и оказавшись за спиной изумленной и перепуганной девушки. — Ты лишь доказываешь, что оружие в руках невежды может представлять смертельную опасность. Брось его!

Когда Дру попытался вырвать винтовку из рук Тори, она снова задела курок, прогремел новый выстрел. Нещадно ругаясь, Дру все же сумел отобрать у нее винтовку и сунуть ее на место.

— На сегодня с тебя достаточно практики по стрельбе, — сердито проговорил он. — Теперь придется удалиться отсюда еще на несколько миль. Ты уже оповестила всех в округе о нашем местопребывании.

Тори не сразу отреагировала на его приказ, тогда Дру подошел к ней и поднял с земли. Когда он силой усадил ее в седло, она застонала, вновь коснувшись седла натертыми ягодицами.

— Извините! — пробормотала Тори невнятно, не в силах глядеть Дру в глаза после того, как едва не отправила его на тот свет.

— Мы оба чудом остались в живых! — хмыкнул он пренебрежительно. — Ты едва не размозжила мне голову.

— Я же говорю, что огорчена и прошу извинения, — повторила она. Голос ее становился громче от слова к слову.

— Твои извинения что мертвому припарки. Быть бы мне мертвецом, пролети пуля двумя дюймами ниже, — резко ответил он.

Она сжала губы, ожидая, когда минует эта вспышка гнева.

Как только Дру, злой, как черт, отошел прочь, Тори шаловливо улыбнулась. Положение оказалось вовсе не шуточным, но забавно было наблюдать поведение Дру. Оказывается, он не всегда сохраняет хладнокровие, спокойствие, собранность, как пытался ее убедить. Ей было приятно увидеть, что могучий Дру Салливан не безупречен. В конце концов он всего лишь человек. До сих пор Тори сомневалась, так ли это.

Хотя Дру все же нашел время и обучил Тори основным навыкам обращения с винчестером, монотонность поездки начала действовать ей на нервы. Тори опустошила уже огромное количество банок с фасолью, и все ее вкусовые ощущения притупились. Фасолевая диета совершенно отбила аппетит, и девушка с трудом проглатывала очередную порцию.

Приближалась гроза — тяжелые серые облака, наваливаясь друг на друга, скапливались на горизонте, грозя проливным дождем. Раскаты грома сотрясли землю, и Тори бессознательно отпрянула в сторону, ожидая удара молнии в любую минуту. Дру, однако, и глазом не моргнул, никак не реагируя на то, что им придется продолжить поездку в такую непогоду.

После того как Тори едва не убила его, он стал гораздо сдержаннее и уделял ей не больше времени, чем это было необходимо.

Тори мечтала о скорой встрече с отцом. Она не могла понять, зачем мать все эти годы лишала ее возможности общаться с ним. Ей не терпелось услышать всю историю от самого Калеба.

Когда Тори перестала получать от отца письма, она замкнулась и попыталась забыть о нем. Девочка стала неловкой, боязливой, такой сдержанной, что Гвен и Эдгар отправили ее в пансион, надеясь, что общение с другими юными леди выведет ее из состояния депрессии. Так оно и случилось. Тори из неуклюжей гусеницы превратилась в изящную бабочку, привлекающую внимание мужчин. Но свое разочарование в отцовской любви она пыталась компенсировать полным невниманием к этим попыткам ухаживания. Гвен, испугавшись, как бы дочь не кинулась в другую крайность, отправила Тори в закрытую женскую школу. Теперь, оглядываясь назад. Тори понимала, что собственной жизни у нее пока еще не было.

Вздох усталости слетел с ее губ, и она, не отставая, следовала за Дру. Он-то полагал, что она купается в роскоши, а на самом деле жизнь ее была бесконечно унылой, и в ней не происходило ничего интересного. Все, что она знала, было знанием, почерпнутым из огромного количества книг, прочитанных ею. И вот она здесь, в незнакомой обстановке, зависящая от мужчины, который с удовольствием бы избавился от нее. Нет, Тори не винила его ни в чем. Дни шли, и она все больше и больше восхищалась черноволосым гигантом. Это был первый мужчина в ее жизни, которого она так хорошо изучила. Она не понимала, что в нем так привлекало ее, но постепенно открывала для себя все новые черты его характера.

От него исходила мужественность и жизненная сила, и это нравилось Тори. Он был совершенно не похож ни на одного из тех мужчин, которых ей приходилось встречать. Дру сразу же признал, что не претендует на ее внимание и не пытался ей угодить, как это обычно делали другие. Предполагалось, что Тори станет сама заботиться о себе…

Раскат грома вывел Тори из задумчивости. Когда первый порыв ветра ударил ей в лицо, девушка заерзала в седле. Она предпочла бы куда-нибудь спрятаться, но Дру как ни в чем не бывало продолжал двигаться дальше.

— Вы знаете, что гром является результатом столкновения облаков и порождает молнию? — выкрикнула Тори, нервно поглядывая на огромные облака, скопившиеся над их головами. — Теплый воздух сталкивается с более холодным, и от этого происходит раскат грома.

Дру с недоверием посмотрел на эту ходячую энциклопедию, которая нервно пересказывала ему все, что знала о громе и молнии.

— Я потрясен, — ответил он тоном, который говорил о прямо противоположном.

Небо разорвала молния, и Тори почувствовала, что с каждой секундой ее волнение усиливается.

— Хотя молния и гром рождаются почти одновременно, но гром мы слышим позже, чем видим молнию… — Раскаты грома пронеслись над их головами, как бы иллюстрируя ее лекцию.

У Дру не было времени заниматься проверкой научной теории, которую ему излагала Тори. Молния ударила в дерево в сотне ярдов от них. Одновременно прогремел гром. Гроза настигла их. Кобыла Тори нервно прядала ушами, пятилась, а Тори не могла ее удержать, потому что как наездница была явно далека от совершенства. Кончилось тем, что она упала с лошади, сильно ударившись о землю, и осталась лежать, оглушенная падением. Крупные капли дождя падали на нее, а вскоре разверзшиеся хляби небесные обрушили целые потоки воды. Тори вымокла до нитки, даже не успев подняться.

Сильная рука подхватила ее и поставила на ноги. Дру потащил девушку под деревья, где можно было укрыться от ливня.

— Итак, что ты еще расскажешь мне о погоде, мудрейшая? — насмешливо спросил Дру и тут же выругался, увидев, как их лошади пустились вскачь. Черт, у него займет немало времени, чтобы поймать беглецов. — Не выпадет ли град диаметром от четверти до полудюйма во время этой бури?

Его насмешка опять обидела ее.

— В полдюйма, — прокричала она в том же тоне, а потом взглянула на низко плывущие облака. — И ожидается сильный холодный ветер.

Она действительно оказалась права, что несколько расстроило Дру. Град начал падать на листья, листья стали опадать, дождь пробил листву и полил на их головы. Витиевато ругаясь, Дру затащил Тори под низкие кустарники, заставил лечь на землю и сам улегся сверху.

У Тори перехватило дыхание.

— Слезай с меня, ты, горилла, — завизжала она. — Ты весишь никак не меньше двухсот фунтов.

— Двести тридцать, — поправил он с насмешливой улыбкой. — А вы и это, оказывается, можете вычислить, мисс Всезнайка!

— Я не собиралась кичиться своими знаниями. Просто я панически боюсь грозы, вот и болтала, чтобы отвлечься, — произнесла Тори, оправдываясь. — Слезайте же. Вы меня раздавите!

Дру отодвинулся в сторону и заглянул ей в лицо:

— Если вы вдруг захотите мне рассказать, как именно размножаются эти растения, не утруждайте себя — мне на это наплевать, мисс Книжный Червь!

Его постоянные уколы заставили Тори стиснуть зубы. Этот человек получал истинное наслаждение, издеваясь над ней.

— Отлично. Оставайтесь и впредь неотесанным деревенщиной. Мне-то что! — фыркнула она. — Уж лучше изучать естествознание, чем оставаться таким тупицей, как вы, Монтана.

Это оскорбление было, как отравленная стрела.

— Будь моя воля, я бы за все золото Монтаны не стал тратить на тебя время, — ответил он раздраженно. — Только благодаря мне ты до сих пор жива.

Молния попала в дальнее дерево, и оно, дымясь, упало со страшным грохотом. Но Тори даже не обратила внимания.

— Если бы не вы, Монтана, меня бы здесь вообще не было. И не ведите себя так, будто оказываете мне великую услугу, — прошипела она. — Уж я-то точно об этом не просила. Я прожила бы всю свою жизнь, не видя вас и не зная, и, уж конечно, была бы гораздо счастливее.

Ветер завывал, дождь хлестал как из ведра, и Дру бормотал что-то себе под нос.

"Да подавись ты своими знаниями, мисс Всезнайка”, — думал он с негодованием. Она уже доказала, что умеет предсказывать погоду, и слишком быстро научилась ставить его на место своими острыми репликами.

— По крайней мере я использую в жизни то, чему меня научили, — продолжала Тори, устраиваясь поудобнее. — Но вы чересчур ограниченны и довольствуетесь тем, что копошитесь в своем узком мирке, не пытаясь понять ничего, что лежит вне его границ.

Дру возмущенно охнул — от резкого движения у него чуть одежда не лопнула по швам:

— Когда мы доберемся до Монтаны, ты будешь знать столько, сколько знаю я, и еще поблагодаришь меня за это. Только с моей помощью ты сумеешь выжить и встретиться со своим отцом.

— Мне мало просто выжить, — заявила она. — Я хочу жить в полную силу, зная все и понимая все.

— Может быть, сейчас и начнем учебу? — самодовольно ухмыльнулся он, окидывая взглядом ее фигурку. — Хочешь, я преподам тебе несколько уроков в науке любви, пока безграничные горизонты жизни еще не распахнулись перед тобой.

Он прильнул холодными губами к ее губам, наглядно демонстрируя Тори все свое мужское превосходство и опытность. Рука его жадно гладила ее бедра; тесно прижавшись к ней, он заставил ее почувствовать свое мускулистое тело.

Поначалу Тори была изумлена этим неожиданным нападением. А потом никак не могла прийти в себя и проронить хоть слово жалобы. Его горячие порывистые поцелуи возбудили ее настолько, что она едва могла себя контролировать. Противоречивые ощущения переполняли ее. Молнии в небе продолжали сверкать, но они были, наверное, слабее тех электрических разрядов, которые возникли между их телами. Тори внезапно почувствовала, как мужчина, который лежал рядом, прижавшись к ней всем телом, подчиняет себе ее волю, лишает желания сопротивляться.

Она с жадностью отзывалась на его захватывающие поцелуи и смелые ласки, которые он щедро дарил ей. Тори мысленно сравнивала себя с деревом, в которое ударила молния. Все ее тело, казалось, горело в его сильных руках. Она не хотела отвечать этому самцу, но сопротивляться было невозможно.

Дру измучил ее своими насмешками над ее богатством и образованием. Но Тори знала, что в науке любви ей очень далеко до этого неотесанного бродяги. Каждая клеточка ее тела трепетала от блаженства, вызванного его умелыми ласками и поцелуями. Казалось, тело ее лучится наслаждением от одного прикосновения его рук. Он был настоящим мужчиной, и поэтому она впервые за двадцать лет своей жизни по-настоящему почувствовала себя женщиной.

Тори не хотела обнимать его, не хотела ласкать сильную спину, но руки все делали сами, независимо от ее воли. Повторяя действия Дру, Тори так же дразнила его своими поцелуями. Ее язычок распалил его, а невинные ласки возбудили в нем такую страсть, которую он был не в силах побороть. Неожиданно Дру спросил себя, выигрывает или проигрывает эту схватку с Тори. Хотя науку страсти он постиг гораздо глубже, чем ее неповоротливый Фрезье, Дру уже сомневался, сумеет ли он оторваться от нее и взять себя в руки. Самоконтроль отсутствовал. Когда эта белокурая фея целовала его, он, казалось, таял от нестерпимого желания.

Застонав от еле сдерживаемой страсти, Дру обнял ее и крепко прижал к себе. Его горячие, жадные поцелуи пылали у нее на губах, он не слышал раскатов грома, не чувствовал ливня. Руки его жадно ласкали каждый изгиб дивного тела. Раздвинув коленями ее ноги, он прижался к ней так, что она смогла ощутить его желание.

Дру изумлялся своему поведению. Он, словно голодный зверь, терзал свою добычу и никак не мог достичь той долгожданной цели, на которую излил бы сжигающий его огонь. Он желал большего, он злился оттого, что их разделяла эта ненужная одежда, он негодовал на яростную силу, которая неудержимо влекла его к этой невинной красоте.

Его руки расстегнули ее кожаную рубаху и нащупали нежный живот и мягкие нежные груди. Он взял сосок в рот, наслаждаясь вкусом, вдыхая аромат чудесного тела, распростертого под ним. Свободной рукой он скользнул за пояс ее брюк, и с губ Тори слетел беспомощный стон.

Пока он ласкал языком смуглые пики ее грудей, пальцы его уже ласкали нежную плоть ее бедер. Тори, инстинктивно изгибаясь, прижималась к нему все теснее и теснее. Он ощущал, как ее невинное тело жаждет неизведанного наслаждения от прикосновения мужчины, чувствовал, как она дрожит от передавшейся ей страсти. Боже, как он хотел ее. Все его тело сотрясалось при мысли, сколько наслаждения он получит, войдя в лоно…

— Боже Всемилостивый! — простонал он, отпрянув от Тори, как будто оказался на раскаленных углях.

Его взгляд скользил по обворожительной соблазнительнице, которая, не двигаясь, лежала под кустами. Губы ее распухли от его требовательных поцелуев. Кожаная рубаха была расстегнута. Фиалковые глаза стали глубокими, под ними залегли тени, в них светилось желание, разбуженное им. Ее влажные пепельные волосы были взлохмачены, их пряди запутались в ветках кустарника. Дру испытывал почти физическую боль от своего желания!

Порывисто вздохнув, он попытался подавить в себе первобытный инстинкт, который рвался наружу. Боже, надо что-то сказать, чтобы нарушить наконец молчание. Он лихорадочно пытался подавить в себе желание наброситься на эту женщину и боялся, что она, поднявшись с земли, влепит ему затрещину за невиданную наглость.

— Мне всегда очень нравились заросли кедрача, — проговорил он хрипло, пытаясь найти хоть какую-нибудь тему для разговора и отвлечься от происшедшего.

— Что? — Тори приподнялась на локтях и уставилась на него так, будто у него из ушей росли ветви деревьев.

Дрожащими руками Дру коснулся ее волос и освободил их от веток.

— Здесь так красиво! Ты не находишь, Чикаго? Тори никак не могла прийти в себя от испытанной страсти. Она по-прежнему чувствовала прикосновение его рук и губ к своему телу, желала все новых и новых ласк. Хоть ей не хотелось в этом признаваться, но он действовал на нее магически. Она самым невероятным образом реагировала на прикосновение его крепкого тела.

Тори задумчиво оперлась на локоть, разглядывая этого удивительного гиганта, изумленная и любопытная.

— Вы могли бы прямо сейчас довести дело до конца, и я вряд ли сумела бы сопротивляться, — сказала она откровенно. Взгляд ее скользил по его лицу, она радовалась тем ощущениям, которые переполняли ее. — Почему вы этого не сделали, Монтана?

Такой прямой вопрос застал Дру врасплох.

— Не спрашивай меня об этом, — проговорил он раздраженно.

— Но я хочу знать, — настаивала она. — Почему? Никто тебя не остановил бы.

Он что-то пробормотал себе под нос, поднимаясь на ноги и разводя руками ветки кустарника.

— Я лучше пойду поймаю лошадей.

Он пошел прочь, а Тори уселась на землю, скрестив ноги и задумчиво глядя ему вслед. Почему он остановился? Она бы не смогла. Ей никак не удавалось прийти в себя. Она не могла четко мыслить. Он заставил ее желать большего, чем просто ласк. Ей хотелось разделить с ним близость, узнать все ее секреты…

Тори вздохнула и привела в порядок рубаху. Наверное, его оттолкнула ее неопытность. В самом начале их путешествия Дру заявил, что ему нравятся опытные женщины. Совершенно очевидно, Дру возбудил ее сильнее, чем она его. Он просто развлекается с ней, пока под рукой нет другой женщины. Девушки не привлекают его.

Наверное, Тори стоит благодарить судьбу за то, что ее целомудрие осталось нетронутым. В конце концов она же помолвлена. Хуберт, не раздумывая, лез в постель к своим любовницам, но он учинит скандал, если она придет к брачному ложу, потеряв девственность.

Измученная неудовлетворенной страстью. Тори перевернулась на живот и стала рассматривать узорчатые листья кедрача. Грустная улыбка скользнула по ее губам, когда она провела пальцами по мокрой листве. Да, она хочет найти в жизни постоянную привязанность. Она мечтала встретить любовь, которая никогда не увянет, будет яркой и продлится вечно…

Тори грустно вздохнула. Мать не позволяла ей мечтать и ждать от жизни нереальных вещей. Она, вероятнее всего, вернется в Чикаго и выйдет замуж за болвана Хуберта с его кучей денег. Ее вырастили для того, чтобы выдать замуж за богача, который в дальнейшем будет полностью контролировать и бизнес отчима. Она будет невероятно богата и не станет мечтать ни о чем, кроме…

Поддавшись минутному настроению. Тори отломила веточку кедрача и положила ее в карман. Она знала, что никогда не будет близка с Дру, но хотела, чтобы необычные чувства, которые он пробудил в ней, стали бы началом чего-то теплого и вечного.

Да, напомнила себе Тори, мечты существуют лишь для дураков. Погоня за журавлем в небе — для тех, кто ничего не имеет. У Тори было все, чего могла бы пожелать женщина, почему бы ей не быть довольной?

Хруст ветвей отвлек ее от размышлений. Она подняла голову и увидела Дру. В руках он держал поводья, на губах его играла мрачная улыбка. Не говоря ни слова, он швырнул ей очередную банку с фасолью.

Тори поглядела на предложенный обед так, как будто это была тухлая рыба.

— Я не стану больше это есть, — запротестовала она.

— Отлично, тогда умирай с голоду, — фыркнул он пренебрежительно. — Увидишь, мне это все равно. Одним прыжком Тори вскочила на ноги.

— Я знаю. Мы уже выяснили, что я ничего не значу для тебя, — проговорила она с горечью. — Дай мне нож.

Дру подозрительно посмотрел на нее:

— Зачем? Если ты задумала меня зарезать, то лучше этого не делать.

— Да, подобная мысль приходила мне в голову. — Ее фиалковые глаза вспыхнули, когда она протянула руку. — Нож, Монтана!

Дру нехотя вынул нож из ножен и передал Тори. Его мозг никак не мог переключиться с недавних событий. Он без конца пережевывал ее замечание о том, что она не представляет для него никакого интереса. Какого черта она сказала это? Неужели ей это безразлично?

Мысли его разбегались, а Тори, отойдя в сторону, срезала ветки с кустов. Он наблюдал, как белокурая фея подняла упавшую ветку и заострила один ее конец. Закончив, она вернула ему нож.

Высоко подняв голову. Тори направилась к реке с самодельной пикой наперевес. Дру, исполненный любопытства, следовал за ней.

В глазах его заплясали огоньки, когда он увидел, что Тори зашла в реку и встала посреди потока, словно воин, подготовившийся к битве. Когда к ней подплыла рыба, девушка ударила ее самодельным орудием. К удивлению Дру, она попала точно в цель и торжественно подняла над головой свой ужин. “Новичкам удача”, — подумал он. Никогда больше, повторяй она это хоть миллион раз, — удачи ей не видать.

Тори была так горда собой, что улыбалась во весь рот. Но, возвращаясь к берегу, она попала ногой в яму и упала. Она сделала отчаянное усилие, чтобы подняться, но безуспешно. Когда она скрылась под водой в третий раз, твердая рука схватила ее за шиворот и вытащила на поверхность.

— Если не умеешь плавать, то не уходи так далеко от берега в следующий раз, — рявкнул Дру. — Ты же чуть не утонула!

Огорченная Тори наблюдала, как пика с рыбой плывет вниз по течению. В глаза ей бросилась банка с фасолью, которую Дру все еще держал в руке.

— Ужин, — проговорил он, бросая ей банку. — Это не ахти что, но не уплывет и не убежит, так что можно есть спокойно.

Тори с унылым смирением уселась на мокрую траву и принялась за еду. Фасоль! Боже, чего бы она не отдала сейчас за сочный и мягкий бифштекс. Она даже на целые сутки перестала бы перечить этому голубоглазому олуху, если бы он предложил ей что-нибудь повкуснее этой чертовой фасоли.

Глава 7

Направляясь к лошадям. Тори увидела одежду Дру, развешенную на кустах. У нее сердце замерло при мысли, что она может увидеть его обнаженным Любопытство мучило ее. Конечно, прятаться в кустах и подглядывать нехорошо, но именно так Тори и поступила.

Ее нетерпеливый взгляд натолкнулся на пару босых ног, потом на узкие бедра. Она привстала, чтобы увидеть все.

Щеки ее заалели… Те античные мужские статуи, которые ей приходилось видеть в музеях, не шли ни в какое сравнение с этим восхитительным представителем мужской половины человечества. Греческие Боги выглядели бледно рядом с Дру Салливаном.

Продолжая свой практический урок анатомии. Тори раздвинула ветки, и ее взгляду открылась заросшая волосами широкая грудь Салливана с сильно развитой мускулатурой. Тори и представить себе не могла, что мужчина может быть так прекрасно сложен. Она задрожала, по телу разлился жар от захватывающего зрелища. Касаться этой шелковистой груди, изучать каждый дюйм этой великолепной плоти…

Тори была очень разочарована, когда Дру повернулся к ней спиной и направился в глубину зарослей. Тори нетерпеливо ожидала, когда он появится снова, а дождавшись, продолжала наслаждаться видом нагой загорелой плоти. Хуберт ни в чем не мог сравниться с Дру, Тори была в этом уверена. Это был мужчина, который завораживал женщину, даже если бы ей самой не хотелось в этом признаться. Но разве можно не обратить внимания на человека, который лучится такой жизненной энергией, который источает столько очарования, столько земной чувственности?..

Испуганный крик сорвался с ее губ, когда кто-то схватил и дернул ее за ногу. Перепуганная до смерти, она решила, что Дру обошел кругом и заметил ее в кустах. Но это оказался не Дру. Вместо Дру Тори увидела перед собой беззубое, заросшее щетиной лицо какого-то бродяги. Не успела она вцепиться ногтями в наглую рожу, как он с мерзкой улыбочкой набросился на нее. Ее дикий вопль был заглушен самым мерзейшим на свете поцелуем. Запах виски и табака вызывал тошноту. Тори пыталась спихнуть с себя наглеца, чьи руки обшаривали ее тело. Но как она ни старалась, вырваться не удавалось, а отвратительное существо пыталось овладеть ею.

Когда его рука скользнула к застежке на брюках, Тори сделала последнюю попытку и рванулась что было сил. Дикий страх переполнял ее, и она боролась, как могла. Ее шокировала мысль, что этот мерзавец совершит насилие, а ей даже не удастся позвать на помощь Дру. Зная, что надеяться остается только на себя, она пустила в ход зубы и ногти…

Неожиданно неуклюжее тело насильника поднялось в воздух и полетело вперед, ударившись о дерево. Не веря в свою удачу, она подняла глаза и увидела Дру, который стоял над ней, обернувшись мешком. Он был в ярости. Одного его взгляда было бы достаточно, чтобы до смерти перепугать кого угодно.

Тори лежала на земле, прикрываясь разорванной рубахой и пытаясь отдышаться. Никогда в жизни она не видела, чтобы один мужчина бил другого до крови. Дру набросился на незнакомца с невероятной злобой. Если у нападавшего на Тори негодяя оставались зубы к моменту нападения, то, вероятно, теперь от них уже ничего не осталось. Дру избивал его с силой, которой было бы достаточно, чтобы уложить гориллу.

Потеряв сознание, бродяга ударился о дерево и затих. Но Дру все еще продолжал молотить его, как плотник, вбивающий гвозди в доску. Наконец он остановился тяжело дыша.

Когда Тори поднялась на ноги, он схватил ее за руку и повернул, чтобы она могла увидеть омерзительного негодяя, распростертого на земле.

— Погляди, что случается, Чикаго, когда не обращаешь внимания на происходящее вокруг! — крикнул он. — Хорошенько погляди на него. В лесах полно таких воров и бродяг. Всегда нужно держать ухо востро. Никогда не надейся, что в лесу ты совершенно одна; что бы ты ни делала, прислушивайся к тому, что происходит. И никогда не забывай об этом.

После пережитой беды Тори необходимо было просто опереться на надежное плечо, а не выслушивать лекцию о вреде глупости. Грубость Дру разбудила в ней гнев, и она отплатила ему той же монетой, не выбирая выражений.

— Ладно, мистер Все-Вижу-и-Все-Знаю, вы тоже не слишком-то хорошо прислушивались и приглядывались, — проговорила она язвительно. — Вы даже и не заметили, что я… — Лицо ее запылало.

Одна бровь Дру поползла вверх, он насмешливо смотрел на покрасневшую девушку.

— Что ты подглядывала за мной, пока я голый ходил в кустах? — закончил он за нее.

Лицо ее стало пурпурно-красным, а на губах Дру заиграла ехидная усмешка:

— Надеюсь, твоя женская любознательность удовлетворена, или мне снять мешок, чтобы ты смогла рассмотреть то, что ускользнуло от твоего внимания, так сказать, с близкого расстояния.

Никогда в жизни Тори не была так смущена! Ничего не скажешь, глаза этого мужчины зоркие, как у орла. Черт бы его побрал — он расхаживал перед ней голый, прекрасно зная, что она сидит в кустах и подглядывает за ним. Какой негодяй!..

От унижения из глаз ее полились слезы, и Дру пробормотал:

— Боже Всемогущий, ты прекратишь или нет? Сегодня уже пролилось немало воды. Нет никакой нужды увлажнять землю вторично. Ты не первая женщина, которая подглядывает за голым мужчиной!..

Вымотанная так, что словами не передать. Тори высвободилась из его рук и отошла в сторону. Она хотела накричать на него, но мысли путались, она была так расстроена, что боялась, как бы слетающие с языка слова не оказались бессвязными.

— Кстати, Чикаго, — протянул Дру, принимая картинную позу. — Тебе, надеюсь, понравилось то, что ты увидела?

Тори обуздала свою злость и заставила себя говорить связно, чтобы поставить этого негодяя на место.

— Уж вы-то, конечно, отвернулись бы, доведись вам увидеть меня обнаженной, — насмешливо проговорила она.

— Конечно, я бы отвернулся, — заявил он с благородным негодованием. — Подглядывать нехорошо!

Тори окончательно вышла из себя.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, она со злостью начала срывать с себя одежду.

Глаза Дру округлились, как у наивного школьника. Он никак не мог поверить, что она раздевается. Он не собирался пьянить себя этим зрелищем, но ни один мужчина не нашел бы в себе сил, чтобы отвернуться от нее. Дру уговаривал себя отвернуться, но ноги его как будто приросли к земле. Он не мог отвести взгляда, видя перед собой совершенство. Алебастровая кожа сияла в свете заходящего солнца. Набухшие соски как будто ждали его прикосновения. Изящный изгиб бедер заставил его сердце биться чаще. Эта разъяренная восхитительная красавица была воплощением мечты о женщине. Дру так хотелось подойти…

— Монтана, подглядывать неприлично, — бросила она ему в лицо его же слова. Затем собрала вещи и удалилась в заросли кустарника, чтобы одеться.

Бормоча себе под нос, Дру обернулся и поглядел на безжизненное тело, лежащее поодаль. Он был охвачен гневом, когда увидел, что этот негодяй пытается изнасиловать Тори. Ему была ненавистна сама мысль о том, что кто-то другой прикасается к ней. За столь короткий промежуток времени Тори узнала о мужчинах очень многое. Дру чуть было не овладел ею. Она хотела удовлетворить свое женское любопытство и едва не подверглась насилию. Бог мой, после всего случившегося у нее может появиться отвращение ко всему мужскому полу.

По-прежнему ругаясь, Дру сунул руку в карман бродяги, но не нашел там ничего ценного. Увидев мула, стреноженного в кустах, Дру нашел веревку и привязал бродягу к дереву. Сделав это, Дру забрал мула и притороченные к седлу запасы в качестве компенсации и направился к лошадям.

Тори сидела под деревом и задумчиво разглядывала кедровую веточку, зажатую между пальцами. Она натянула на себя мокрую одежду, голова ее была опущена. Когда Дру подошел к ней, она даже не заметила его присутствия.

Дру молча начал рыться в мешках, разглядывая, что именно вез с собой бродяга.

— Фасоль, — объявил он, — вытаскивая банки и показывая их Тори.

— Хорошо, хорошо, — фыркнула она язвительно, но даже не подняла глаз. Успокоившись, она поняла, какой дурой выглядела, раздеваясь перед Дру. Теперь в его присутствии она чувствовала себя неловко. Долго-долго она не отрывала глаз от вечнозеленой ветки в руках. — Я хочу извиниться за свой поступок. Я вела себя ужасно, — ее тихий голос был полон смирения. — Смотреть на вас было грешно, а раздеваться — просто… — Лицо ее стало алым. — Мне очень стыдно.

— Но это было прекрасно, — сделал он ей неожиданный комплимент.

Она, вспыхнув, подняла голову, чтобы увидеть его улыбку.

— Коли уж вы такой знаток женщин, вероятно, я должна быть польщена вашей оценкой?

— Да, Чикаго, ты должна быть польщена, — протянул Дру, окинув ее взглядом и мысленно срывая с нее одежду, чтобы снова восхититься ее прекрасными формами. — Я видел немало женщин, но ты лучше всех.

Тори как будто аршин проглотила.

— Будь ты проклят, Монтана, — бросила она ему в лицо, не понимая до конца, почему это замечание так разозлило ее. Не может быть, чтобы чудовище с зелеными глазами, именуемое ревностью, завладело ее сердцем. Почему она должна завидовать тем женщинам, которые отдавались этому самцу? Вероятно, на его кровати было столько зарубок, что она напоминала тотем. Какое ей дело? Он для нее совершенно ничего не значит. Она его просто презирает по сотне различных причин!

Тори схватила свое одеяло и отправилась спать. Она ненавидела Дру за его мужскую заносчивость, ужасно ненавидела.

Его лестное, но грубое замечание ранило ее больше, чем побои. Дру не хотел ее, да и Хуберт тоже. У Хуберта уже были две сожительницы, ему для постельных утех вовсе не требовалась Тори. Матери она тоже не нужна. Для Гвен дочь была живой куклой, которую надо одевать и таскать за собой на всякие светские приемы. Отец не видел ее уже десять лет. А Дру делал все лишь из чувства долга перед другом. Никому-то она не нужна, поняла вдруг Тори, проникаясь к себе жалостью. Она ничего ни для кого не значит!

Вытерев слезы. Тори поплотнее закуталась в одеяло. Она чувствовала себя одинокой и никому не нужной.

Ее угнетала мысль, что она так остро реагирует на Дру. Его насмешки унижали ее, поцелуи и умелые ласки опустошали. Это необъяснимое влечение к Дру вызывало недоумение. Они принадлежат к совершенно различным мирам. Ей нет места в его мире, да он и не желает ее там видеть…

Длинная тень упала на Тори. Она открыла заплаканные глаза и увидела Дру, который возвышался над ней. Он облачился в свой костюм и серьезно глядел на нее. Ну почему, почему он не уйдет, не даст ей по крайней мере выплакаться? Она была уверена, что, поплачь она хоть немного, — ей станет значительно легче.

— Ты думаешь, что я не стал заниматься с тобой любовью, потому что не желаю тебя, потому что ты ничего не значишь для меня? Ты ошибаешься, Чикаго. — Голос его звучал тихо и грустно, а выражение лица говорило, что внутренне он восстает против своего признания, негодует на себя за то, что вынужден признать ее привлекательность. — Я восхищаюсь тобой. Я так плохо обращался с тобой, потому что хотел, чтобы ты стала опытной и самостоятельной. Калеб сделал для меня много хорошего в жизни. Он заменил мне отца, когда я лишился родителей после резни, которую учинили индейцы в Канзасе. Калеб и я — близкие друзья. Если бы на твоем месте оказалась другая женщина, я бы не колебался…

Он опять сказал что-то не то. Тори было приятно услышать, что она все же производит какое-то впечатление на этого тупоголового болвана, но горечь от безысходности их отношений угнетала ее.

— Иногда мне хочется оказаться кем-то иным, — произнесла она горько. — Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком, что меня защищают так, как если бы Бог наградил меня куриными мозгами. Если уж я решаю отдаться мужчине, то выбор делаю я. Никто и никогда не будет принимать за меня решения!

Этот взрыв возмущения заставил Дру улыбнуться.

Настроение Тори менялось, как ветер — от ласкового бриза до яростной бури. И если Хуберт Фрезье-младший думал, что он в состоянии держать в узде свою жену, то его ждал неприятный сюрприз.

Не только дивное тело Тори возбуждало Дру. Было бы хорошо, если бы этим дело только и ограничивалось. Искорки в фиалковых глазах затрагивали у него внутри какие-то струны. Она, словно бабочка, пыталась вырваться из своего кокона, полная решимости стать свободной женщиной.

Дру присел на корточки рядом с девушкой и провел рукой по разметавшимся пепельным волосам. Эта женщина-ребенок привлекала его больше, чем любая иная из встреченных в жизни.

— Ты мне нравишься, Чикаго, — тихо сказал он, касаясь ее нежной щеки. — В тебе просыпается характер. Но, учитывая ситуацию, самое большее, на что мы можем рассчитывать, так это остаться друзьями. — С губ его сорвался вздох. — Если бы все было по-иному…

— Да, я знаю, ты соблазнил бы меня просто из интереса, — кинула она ему в лицо язвительно. — Но, может быть, я не желаю оставаться наивной девушкой, которую ведут к мужчине, как ягненка на заклание, к мужчине, у которого в гареме уже есть две женщины. — Боже, что она говорит? Ее самые тайные мысли вырывались наружу, словно гейзер, и она продолжала:

— Может быть, я хочу знать, что испытывает женщина, когда она любит мужчину? Может быть, я не хочу, чтобы со мной обращались, как с куклой. Я хочу жить, как все обычные люди.

— Не стоит говорить подобные вещи, — резко ответил ей Дру. — Мое положение становится только сложнее. До сих пор я пытался вести себя с тобой как джентльмен, а это вовсе нелегко, поверь мне!

— О, Монтана, пойди окуни голову в реку, — выкрикнула Тори. — И хватит играть в тактичность и благородство. Это не в твоем характере. Веди себя так, как ты привык! Ты не хочешь меня, потому что я не умею удовлетворить мужчину. Я уже почти жалею, что этот негодяй не овладел мной. Тогда бы я уж точно знала, в чем здесь дело.

Дру поглядел на нее так, словно у нее выросли рога.

— Ты с ума сошла, Чикаго!

— Перестань меня так называть, — заорала она. Дру пристально посмотрел на девушку. С каждым днем ее истинная натура проявлялась все отчетливее. Тори научилась выпускать пары, а не сдерживать себя. С каждым новым конфликтом ее уверенность в себе возрастала. А когда она бывала раздражена, ее фиалковые глаза вспыхивали, словно две стрелы. Какой же изумительной женщиной она становится! Как жаль, что она вне его досягаемости, иначе… Дру отбросил смехотворную мысль. О любви речь не шла. Тори принадлежала другому мужчине. А Дру в его жизни вполне хватало тех обязательств, которые висели на нем. Он наслаждался своей свободой и не желал оказаться связанным. Ему было тридцать лет, он слишком привык к тому образу жизни, который вел, чтобы связать себя брачными узами.

Легкая улыбка заиграла на губах Дру. Он выпрямился во весь рост.

— Иди и спи, детка, пока ты не разразилась новыми громами и молниями.

Когда он отошел. Тори с досадой ударила кулаком по коленке. Он называет ее деткой! Черт подери, она женщина! Но никому до этого нет дела. Она даже разделась перед Дру, но и это ничего ему не объяснило. Черт возьми, что же ей сделать такого, чтобы Дру захотел обладать ею? Он ее уважает, видите ли. Хорошенькое дельце! Ей бы хотелось, чтобы ее уважали поменьше.

Тори раздирали противоречивые чувства. Дру буквально сводил ее с ума. Он ее притягивал, как магнит, да и она чувствует, что нравится ему. Его огненные поцелуи и ласки заставили ее возжелать еще глубже окунуться в мир страсти. Но он и не подумал открыть ей таинства любви.

С той поры, как она встретила этого грубого красавца, она начала желать неисполнимого. Дру был соблазнителен — он мучил ее. Если бы поблизости оказалась другая женщина, он, не размышляя, бросился бы к ней в постель.

Глава 8

Дру остановил лошадь и стал вглядываться в очертания темной фермы, расположенной в горах. Тори с любопытством поглядывала на него. Неужели он на самом деле решил войти в контакт с другими людьми? Надежда проснулась в ней; особенно ее привлекала возможность поесть по-человечески.

Дру перевел взгляд на Тори, не уставая восхищаться копной ее роскошных волос и тонкими чертами лица, слегка загоревшего под солнцем.

— Мы остановимся здесь и заночуем, если ты обещаешь не называть себя хозяевам, — предложил он ей.

Искушение пообщаться с другими людьми и отведать нормальной пищи было слишком сильным. Кроме того. Тори не терпелось увидеть отца, и она отнюдь не спешила возвращаться в Чикаго к Хуберту — тем более, что этот сотканный из противоречий синеглазый гигант ей нравился. Если Дру предлагает внести разнообразие в их монотонную поездку, то Тори не станет ему противоречить.

— В обмен на приличную еду я обещаю хорошо относиться к вам в течение целого вечера, — пообещала она.

Дру внимательно посмотрел на девушку. Убедившись, что она говорит серьезно, он направил лошадь к ферме. Они уже почти достигли крыльца, когда из амбара вышел мужчина в домотканной одежде и стал разглядывать нежданных гостей.

Дру соскочил с лошади и изобразил на лице приятную улыбку:

— Мы с сестрой хотели бы попросить позволения заночевать в вашем амбаре.

Внимательный взгляд Олина Стипа, так звали хозяина, скользнул по небритому лицу Дру, затем переключился на блондиночку. Умоляющее выражение лица Тори заставило его улыбнуться и согласно кивнуть.

— Мы щедро заплатим за ночлег, — добавил Дру, помогая Тори спуститься с лошади. — Я ездил на Восток, чтобы забрать сестренку из школы. Родители ее ждут не дождутся — она так давно не была дома.

Сестра? Родители? Тори сделала над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Уголки ее рта упрямо хотели поползти вверх.

— В задней части амбара у нас есть комната, — сказал Олин, обращаясь к Дру. — Но она не очень рассчитана для приема путников. — Улыбка тронула его губы. — Вообще-то мы любим гостей. Я пойду скажу Маргарет, чтобы она поставила на стол еще пару тарелок.

Дру вынул из кармана небольшой золотой самородок.

— Я ценю ваше гостеприимство, но буду чувствовать себя значительно лучше, если сумею заплатить и за крышу, и за еду.

Олин поколебался, но затем принял золото, предложенное Дру.

— Я покажу, где вы можете поставить лошадей. Держа седла в руках, Дру и Тори последовали за Олином через ряд загонов для лошадей и вошли в комнату, где стояли стол, два стула и нары с двумя соломенными тюфяками. Эти удобства и отдаленно не напоминали то, к чему привыкла Тори, но после ночевок под открытым небом и бесконечной фасоли предложенное показалось ей истинной роскошью.

После взаимных представлений Олин повернулся к двери:

— Моя дочь Анджела сейчас принесет мыло и полотенце, так что вы сможете помыться, — предложил он. — Ужин будет готов через час.

Когда Олин вышел. Тори вскарабкалась на нары и посмотрела, что за тюфяк ей предложили в качестве постели на эту ночь. Как хорошо лежать не на влажной земле. Просто божественно!

На губах Дру показалась улыбка, когда он наблюдал, как Тори растянулась на тюфяке и довольно вздохнула. Что-что, а за время их путешествия эта избалованная мисс научилась ценить простые жизненные удобства. После двух недель странствий по необжитой местности ей уже и соломенный тюфяк кажется земным раем!

Скрипнула дверь, и появилась маленькая рыжеволосая девушка с тазом, полотенцами и мылом в руках. Анджела — так звали девушку — внимательно посмотрела на Дру, не скрывая своего любопытства. Как и следовало ожидать, именно в этот момент Тори подняла голову от тюфяка и заметила оценивающие взгляды, которыми обменялись Дру и Анджела. Тори ни за что не смогла бы объяснить, почему она испытала приступ ревности, когда перехватила их взгляды. Анджела, которая была лишь на несколько лет старше Тори, откровенно давала понять, что довольна увиденным и была бы не против увидеть и побольше.

Тори, на которую не обращали внимания, уселась на тюфяке и стала наблюдать, как Анджела испытывает свои чары на новом госте. Когда Дру взглянул на нее, Анджела заморгала так, что, казалось, ресницы отвалятся. Кроме того, она заговорила столь масляным голоском, что им вполне можно было бы смазывать блины.

— Папочка сказал, что у нас гости, — проговорила Анджела, обращаясь к Дру и ставя таз с кувшином на стол. — Но он ничего не сказал о том, что вы столь симпатичны…

У Тори глаза чуть не вылезли из орбит от такого явного флирта.

— Спасибо, мисс, — протянул Дру, и на губах его заиграла плутовская улыбка. — Ваш папаша тоже не сказал, какая у него красотка дочь.

— Называйте меня Анджела, — проворковала она и, одарив Дру еще одной сладкой улыбкой, снова вскинула ресницы.

Этого Тори вынести не смогла. Соскочив на пол, она обратилась к Анджеле, чтобы прервать эту тошнотворную сцену мужской победы и женской капитуляции.

— Не скажете ли вы мне, где можно раздобыть воды, а пока я хожу за водой, вы можете поближе познакомиться с моим братом, — заявила Тори.

Маленький пальчик указал ей, в каком направлении находится колодец, сама же Анджела была не в силах оторвать взгляд от великолепного мужчины. Взяв ведро, стоящее у двери. Тори вышла вон.

— Он еще не сказал, какая ты красивая, — подражая девушке, Тори заморгала глазами. Голос ее стал на октаву выше:

— Он не сказал, какая у него красивая дочь. — Если бы Тори удалось услышать еще несколько фраз из слащавого разговора между Дру и Анджелой, у нее разболелись бы зубы. Но хотя она и убеждала себя, что ей абсолютно все равно, даже если Дру и Анджела, не откладывая, повиснут друг на друге, она все же поспешила набрать воды и вернуться обратно в амбар.

Когда же она вошла, то пожалела, что не задержалась у колодца подольше, потому что Анджела уже стояла, прижавшись к Дру, и зазывно водила пальчиком по его губам.

Черт побери, эта девица не теряет времени зря! А Дру, какой уж он там ни опытный, но глядит на нее, как сосунок. Да, еще до заката эти двое уже… От этой мысли ее затрясло…

Лицо Анджелы выразило неудовольствие, когда Тори с грохотом вошла в комнату и, расплескивая воду, поставила ведро на стол. Настроение было испорчено.

— Умывайтесь, — произнесла рыжеволосая; затем, зазывно вихляя бедрами, она прошла к двери, остановилась и, одарив Дру обольстительной улыбкой, вновь взмахнула ресницами:

— До скорой встречи…

Искусительница послала Дру на прощание воздушный поцелуй и вышла. Он перевел взгляд на Тори.

— Эта молодая женщина, кажется, страдает от отсутствия мужчины, — проговорил он. — Ее муж был убит на втором году войны.

— Ну а вы с вашим опытом и очарованием, я уверена, сумеете утешить бедную вдову, — едко фыркнула Тори.

— Я уверен, что смогу, — сказал Дру, просто чтобы позлить Тори. И он добился своего…

— Значит, для вас женщины — возможность проявить инстинкт завоевателя? — язвительно осведомилась она. — Вам ведь безразлично, что за личность обитает в том или ином женском теле, так ведь? Все, что вам требуется, это схватить и завоевать.

— Могу поклясться, что это Анджела меня завоевала, — ответил Дру, копаясь в дорожном мешке и пытаясь найти бритву. — Если бы я не знал тебя лучше, Чикаго, то подумал бы, что ты ревнуешь.

— Вы меня смешите, — фыркнула Тори. — Меня меньше всего занимает, чем именно вы будете заниматься с Анджелой. Я просто благодарна небесам, что у меня есть крыша над головой, что сегодня я нормально поем — и еда эта будет не из жестяной банки. А вы можете возиться с вдовушкой на соломенных тюфяках сколько вам влезет. Только предупредите, чтобы я своевременно удалилась, когда вы начнете свои упражнения.

Отмыв лицо и руки добела, она направилась к двери той же соблазнительной походкой, что и Анджела. Поморгав глазами, Тори послала Дру воздушный поцелуй:

— Я буду в кухне, помогу хозяйке приготовить ужин, дорогой… — проворковала она для пущей важности и выскользнула за дверь.

Смех разобрал Дру, когда он увидел вихляющую походку Тори и услышал ее гортанный голос, подражающий ужимкам Анджелы. Все еще усмехаясь, Дру намылил лицо и начал бриться.

Странно, но Тори не понимает, что ему нужно поискать возможности физического удовлетворения где-то на стороне. Ему необходима разрядка. Слишком уж много времени он думает о ней, сказал сам себе Дру. Если она хочет сохранить невинность, то придется позволить ему несколько часов побаловаться с вдовушкой.

У Анджелы не было ни ума, ни изысканной красоты Тори, но Дру уже несколько недель обходился без женщины. А путешествие в обществе столь соблазнительной особы просто сводило его с ума. Нынешней ночью Дру получит облегчение. Он же оказывает Тори большую услугу, хотя она этого не понимает. Тори ему спасибо не скажет, но Калеб — непременно.

Тори сразу же понравилась Маргарет Стип. Хотя список обязанностей у этой женщины, казалось, никогда не исчерпается, она выполняла их безропотно. Узнав, что Тори долгое время училась на Востоке, Маргарет закидала ее вопросами о последней моде и о той жизни, которой она жила в городе.

Очень удачно, что Тори вызвалась помочь Маргарет приготовить ужин, потому что Анджела буквально ни на шаг не отходила от Дру, который помогал Олину колоть дрова. Всякий раз, когда Тори выглядывала в окно, она видела, что Анджела крутится рядом с Дру.

— Анджеле, кажется, очень нравится ваш брат, — заметила Маргарет, глядя туда же, куда и Тори. — Большинство путешествующих не заслуживают внимания. Так, бродяги. — Она поставила на стол миску с картошкой и повернулась за жареным цыпленком. — Один обычно говорит Анджеле, чтобы она держалась подальше от путешественников. Но ваш брат произвел на него хорошее впечатление.

Не успела Тори сказать, что ее брат не такая уж хорошая добыча, как парочка вплыла в комнату. Пока Анджела что-то ворковала, обхаживая Дру, флиртуя с ним напропалую, Тори с жадностью голодного волка поглощала еду, в которой не было ни единой фасолины.

Когда ужин закончился, Анджела вызвалась показать Дру ферму, не позаботившись о том, чтобы помочь матери убрать со стола. Тори засучила рукава и стала мыть посуду. Она не могла бы вспомнить, когда в последний раз занималась этим делом. Тори проклинала себя за то, что думает о том, чем именно сейчас заняты руки Дру.

"Хватит прикидываться покинутой любовницей, — ругала себя Тори, яростно перетирая тарелки. — Дру ничего для тебя не значит, и ты для него тоже. Он для тебя не больше чем попутчик”.

Придя к такому выводу, Тори закончила работу, поблагодарила Маргарет за еду и направилась к амбару. Она была уже у цели, когда ее внимание привлекло веселое хихиканье — оно раздавалось где-то поблизости, около конюшни. Тори выругалась вполголоса, услышав баритон Дру, от которого у любой женщины сладостная дрожь пробежит по телу.

Ну почему ей не дает покоя это свидание? Ей же нет никакого дела до его шашней с Анджелой. Но она никак не могла до конца убедить себя в этом. Наоборот, ей очень хотелось бы сейчас оказаться на месте Анджелы. Поцелуями и ласками Дру пробудил в ней чувственность, а теперь он не желает иметь с ней ничего общего! Стоило ему встретить женщину, он тут же кинулся к ней. На Тори же он смотрит как на дитя и желает лишь исполнить свой долг перед Калебом.

Все мужчины таковы, цинично размышляла Тори. Она думала о мужчинах вообще и о Дру в частности. У Хуберга были постоянные любовницы, а Дру просто подбирал первую встречную женщину. Мужчинам чуждо понятие верности. Из всех мужчин, пожалуй, лишь ее отчим был самым верным. Но почему Эдгар хранил верность Гвен, когда мог вести себя иначе, размышляла Тори. Время от времени она начинала думать, что Эдгар неплохой человек. Почему она с такой неприязнью относилась к нему все эти годы? Он удочерил ее и заботился о ней, как о принцессе. Он даже составил завещание и сделал ее наследницей всего своего состояния. Эдгар был щедр и ласков. Как стыдно, что Тори раньше не поняла, кто ее единственный друг. И тем более обидно, что Дру совсем не похож на ее отчима.

Глава 9

Анджела слегка откинулась в объятиях Дру и одарила его улыбкой:

— Я знаю здесь неподалеку тихое местечко на берегу реки, где ты и я могли бы… — голос ее затих, и она дала возможность Дру самому додумать, чем именно им предстоит там заниматься.

Дру заглянул в карие глаза, которые призывно блестели. Он уже был готов принять сделанное приглашение, но тут образ Тори возник перед его мысленным взором. Огорчившись, Дру задался вопросом, с чего бы это ему колебаться хоть секунду, если такая возможность сама идет ему в руки.

Анджела была хороша и, совершенно очевидно, весьма опытна; не было ни единой причины отвергать ее предложение.

— Я пойду проведаю сестру, — услышал себя Дру как бы со стороны и подумал, какого черта он это говорит. Он вовсе не планировал хоть секунду сегодня ночью думать об этой фее с фиалковыми глазами.

Анджела надула губы и, высвободившись из объятий Дру, поглядела на него с обидой:

— Мне кажется, твоя сестра может и сама о себе позаботиться. Если бы поблизости нашелся парень, с которым она могла развлечься, не думаю, что она хоть минуту колебалась бы.

— Тори не слишком интересуется мужчинами, — резко ответил Дру, удивив ответом и себя, и Анджелу.

— А я, по-твоему, слишком? — спросила женщина. — Что ж, если так, то можешь ползти к себе в постель и развлекать сказочками маленькую сестренку. Спокойной ночи, мистер Салливан.

Когда Анджела удалилась с недовольным видом, Дру выругался про себя. У него была возможность удовлетворить свои желания, но он отверг сделанное предложение. Проклиная собственную глупость, Дру шел по амбару и изрыгал проклятия. Он был огорчен сверх всякой меры. Ради чего, спрашивается, он отказал себе в удовольствии? Неужели Тори тому причиной? Они же не имеют друг к другу никакого отношения. Она — просто багаж, который он должен доставить Калебу.

Он славно позабавился бы с фермерской дочкой, но.., черты Тори возникали перед его мысленным взором всякий раз, когда он смотрел на Анджелу.

Услышав стук входной двери. Тори подняла голову со своего тюфяка. Она сумела разглядеть, что лицо его было крайне мрачным.

— Что случилось, Монтана? — насмешливо спросила она. — Неужели Анджела дала вам от ворот поворот? Вкус у нее оказался лучше, чем я предполагала.

Дру стащил с себя рубаху, повесил ее на стул и полез на свое место.

— Она была воплощенное желание, — сообщил он нахальной блондинке.

Тори уселась, скрестив ноги, и на ее очаровательном лице отразилось крайнее беспокойство:

— Понятно, значит, ты здесь лишь для того, чтобы попросить меня убираться восвояси.

— Я пришел, чтобы поспать, — огрызнулся Дру. — И если ты в состоянии заткнуться, то сделай это, пожалуйста, сейчас же.

Тори озадаченно наблюдала, как Дру укладывается на соломенном матрасе.

— Вы сами отвергли Анджелу? — Ее полный недоверия тон говорил о том, что она нисколько не верит ему. — Неужели, Монтана? Может быть, я и наивна, но не тупа.

Дру протянул руку, схватил ее за волосы, а затем притянул к себе. Их лица почти соприкасались. По телу Тори пробежали волны сладкой дрожи, и она прокляла себя за то, что так реагирует на этого мерзавца.

— У меня нет никакой охоты отвечать на твои колкости, малышка, — прорычал он, обдавая ее горячим дыханием. У Тори запылали щеки.

Она облизнула губы, внушая себе, что совсем не хочет целоваться с ним. На самом же деле ей очень этого хотелось. По своей наивности она не понимала причины внезапной вспышки Дру, которого терзала неудовлетворенная страсть.

Видения недавней ночи мучили Тори. Она вспоминала, как Дру прижимался к ней, какие необыкновенные ощущения переполняли ее при этом. Ей очень хотелось оживить в памяти те чудесные моменты своей жизни, понять, что же следует за этими страстными объятиями.

— Я не стал соблазнять Анджелу, потому что она — не ты, — тихо произнес Дру, и в голосе его звучало желание. — Неужели ты до сих пор этого не поняла, маленькая мисс Невинность? Я хотел тебя, а не ее. Она лишь в ничтожной мере могла бы тебя заменить.

Тори вздрогнула, услышав его хрипловатый голос, и сглотнула подкативший к горлу комок. Она беспомощно смотрела в эти выразительные ярко-синие глаза и чувствовала, что воля изменяет ей.

— Мне казалось, вам нужна опытная женщина, чтобы удовлетворить это желание, — сказала она.

Дру слегка ослабил руку, выпустив ее пепельные волосы, и тяжело вздохнул:

— Я говорил, что лучше бы на твоем месте находилась другая женщина, — объяснил он, глядя ей прямо в глаза. — Правда в том, Чикаго, что я хочу тебя. Так было и так есть. И если ты не хочешь немедленно лишиться невинности, я предлагаю тебе убраться на свой тюфяк и оставить меня в покое.

Тори опять охватило невероятное желание, которое не покидало ее с тех пор, как Дру разбудил ее чувства. Но он ясно дал понять, что не станет переступать установленных им для себя границ.

— За один твой поцелуй я удалюсь на свое место и даже потушу фонарь, — смело ответила она.

Его темные брови изогнулись дугой. Тори постоянно удивляла его. Она менялась ежеминутно, сбрасывая навязанные ей матерью запреты, понемногу освобождаясь от раковины, в которую ее заключила Гвен.

— Неужели ты думаешь, что я остановлюсь после одного поцелуя? — спросил он, переводя взгляд на ее соблазнительные губы?

— Ну, если уж вы не завалились в траву с Анджелой, то, очевидно, у вас хватит самообладания, чтобы ограничиться одним поцелуем, — ответила она.

Дру кисло улыбнулся.

— Я удовольствуюсь тем, чем смогу.

В груди его что-то заклокотало. Тори лишь попробовала применить один из приемов Анджелы, а результат оказался ошеломительным. Ему было достаточно на нее поглядеть, и желание уже охватывало его — ни к одной женщине он не чувствовал ничего подобного.

Он приник к ее губам, испивая сладкий нектар поцелуя. Тори импульсивно обняла его за шею, и мгновенно вспыхнувшая страсть охватила их.

Тори знала, что испытывает судьбу. Она вся дрожала от вожделения, желания получить то, что только мог ей дать мужчина. Дру заставил ее испытать ощущения, до сей поры неведомые. Он сделал ее дикой и необузданной, пробудил в ней женщину, жаждущую разделить свою страсть с ним.

Содрогаясь от жгучего желания. Тори запустила пальцы в густые черные волосы, покрывающие грудь Дру. Она исступленно гладила его живот, нащупав шрам, оставшийся от давнего ранения. Она наслаждалась той радостью, которая разливалась по телу от ответных ласк. Тори была заинтригована разительным контрастом между мужчиной и женщиной. Прекрасное тело Дру, казалось, состояло из одних мышц, оно было воплощением силы, вызывая любопытство и желание ласкать его бесконечно.

Дру сдавленно застонал, почувствовав, что Тори становится все смелее. Ее ласки вызвали у него самые первобытные ощущения. Он впился в ее губы, как в заветное снадобье, лаская грудь, соски. Затем расстегнул ее брюки, коснувшись ладонями живота, бедер, ног .

Тори слегка вскрикнула, но Дру уже не мог ограничиться одними поцелуями. Он жаждал узнать ее так, как не знал ни один мужчина.

Его искусные руки скользнули в ее лоно и довели Тори до исступления. Эта интимная ласка чуть не лишила ее сознания. Казалось, мир перестал существовать, и Тори поняла, что страстно желает слиться в едином порыве с Дру, чтобы узнать то наслаждение, которое сулят все его ласки. Она, казалось бы, отдала жизнь ради того, чтобы облегчить страсти, бушующие в ней.

— Я хочу тебя, — с трудом произнесла Тори, и голос ее стал хриплым от жгучего желания.

Дру услышал ее словно сквозь туман. Он умел заставить женщину умолять о ласке. Он был опытным любовником. Но голос рассудка призывал его остановиться, не заходить слишком далеко в отношениях с этой невинной девочкой.

Как бы ни презирал Дру Хуберта Каррингтона Фрезье-младшего, он не мог заставить себя забыть, что Тори обещана другому мужчине. И как бы страстно ни желал Дру эту белокурую фею, он не мог забыть о том, что она — дочь его друга.

В жизни мужчины бывают моменты, когда ему приходится сдерживать свои личные желания и потребности. Честная натура Дру не позволяла ему поддаться искушению, хотя Тори изнемогала от желания. Она была слишком неопытна и слишком уязвима.

Боже, как он ненавидел свою честность, когда эта нимфа так ждала его. Он хотел удовлетворить свое нестерпимое желание, но не мог этого сделать, потому что хотел и дальше жить со спокойной совестью и честно смотреть в глаза Калебу. Он понимал, что, лишив Тори невинности, он может испортить ей жизнь. Тори была бы не первой соблазненной и оставленной женщиной в его жизни. Но она была первой настоящей леди, которую он знал.

Когда наконец Дру, собрав остатки воли, оторвался от ее губ, девушка непонимающе захлопала глазами. Все ее тело дрожало от необычайного наслаждения, а сердце билось, как сумасшедшее.

— Потуши фонарь, Чикаго, — приказал он, и голос его был хриплым от огненной страсти. — Здесь так жарко, что того и гляди весь амбар вспыхнет.

Едва ступая непослушными ногами, Тори приставила лестницу и потушила фонарь, затем доплелась до своего тюфяка — амбар освещался теперь лишь проникающим через слуховое окно светом луны. Неожиданно Дру подтянул ее тюфяк к своему. Она с удивлением посмотрела на него:

— Я не собираюсь заниматься с тобой любовью, — произнес он, заставляя ее лечь. — Одному Богу ведомо, как сильно я хочу тебя, но я сдержусь и ограничусь лишь тем, что мы будем рядом. Если же я осмелюсь сделать нечто большее, мы будем жалеть об этом всю жизнь.

Тори лукаво улыбнулась ему:

— Как жаль. Но, может, нам заняться еще чем-нибудь?

Дру не был уверен, что сумеет противостоять этому невинному флирту. Ему пришлось приложить все усилия для того, чтобы оторваться от нее. И даже сейчас, несмотря ни на что, здравый смысл контролировал его тело.

Опершись на локоть, Дру поглядел в ее горящие глаза.

— Я уже десятки раз представлял себе, как мы будем заниматься любовью, — сказал он откровенно. — Тебе повезло, что ты встретилась с джентльменом.

Тори натянула на себя одеяло и повернулась к Дру спиной.

— По правде говоря, Монтана, мне очень жаль, что ты настолько честен.

Унылая улыбка скользнула по его губам; Дру приподнял прядь ее волос и начал играть ими. Боже, как же все сложно. Он понимал, что эта голубка просто пробует свои крылья и использует его для своих опытов. Она разожгла в нем пламя, а теперь очень сложно стало не поддаться огненной страсти, которая выжигала его изнутри.

Горестно вздохнув, Дру обнял Тори и пожелал ей спокойной ночи, хотя на самом деле этого-то и не хотелось. Соблазнительная девчушка подвергала жестокому испытанию его благородные намерения. Всякий раз, когда он касался ее, ему хотелось сделать шаг вперед в их отношениях. Интересно, как долго он сумеет себя сдерживать, пока наконец не удовлетворит свои самые похотливые желания, отбросив в сторону всякую осторожность. Боже правый, эта очаровательная крошка настолько занимает его мысли, что он просто не может думать о чем-то другом.

Тори вздохнула, почувствовав руку Дру у себя на талии. Она представила, что они предаются тем же ласкам, скинув с себя одежду. Для Тори это стало бы путешествием в рай. Но она прекрасно понимала, что будет для Дру лишь еще одной женщиной среди многих. Он не относился к тем мужчинам, которые стремятся к постоянству. Он согласился проводить ее до Монтаны только ради Калеба.

Вероятно, она должна быть польщена тем, что Дру так уважает ее, сдерживая свои желания и оставляя ее невинной. Но как обидно, что ее так тянет к мужчине, который предпочел бы вообще не иметь по отношению к ней никаких обязательств. Пока Тори убеждала себя, что, несмотря на страстное влечение, ей повезло, что она не сошлась слишком близко с Дру, Дру проклинал себя за то, что отверг предложение Анджелы Стип. Лежал бы сейчас в ее объятиях и ощущал блаженную легкость во всем теле. Но нет же, он после нескольких жадных поцелуев и страстных ласк обречен жариться на медленном огне.

Если бы Дру спросили о самом заветном желании, он бы сказал, что хочет очутиться в Вирджиния-сити и забыть обо всем. Это нескончаемое путешествие со страстной и соблазнительной девчушкой сводило его с ума.

— На помощь!

Детективы Том Бейтс и Уильям Фогг навострили уши и прислушались к крику, доносившемуся из-за деревьев. Пустив своих лошадей рысью, они поехали лесом, отыскивая кричащего. К их удивлению, им оказался бродяга, заросший щетиной и привязанный к дереву.

— Ребята, как я рад вас видеть! — сказал человек хрипло. Последние два дня он только и делал, что кричал во все горло.

— Что случилось? — спросил Уильям, соскакивая с лошади и освобождая беднягу от пут.

— Я ехал по дороге, и вдруг какой-то гигант набросился на меня. Этот негодяй избил меня, затем привязал к дереву и украл моего мула, — принялся сочинять тот.

Уильям бросил взгляд на Тома, который подозрительно нахмурился:

— Была ли вместе с этим мужчиной белокурая женщина?

Негодяй хитро поглядел на детективов:

— С чего вы взяли?

— Мы гонимся за ними, — ответил Том.

— Да, они были здесь, — последовал ответ. — Я не знаю, куда они поехали, но надеюсь, что никогда больше не встречу этого великана. Он едва не сломал мне челюсть.

Вернувшись к лошади, Уильям вопросительно поглядел на Тома:

— Что теперь? Том пожал плечами:

— Продолжим поиски. Фрезье сказал, чтобы мы не возвращались без похитителя и его жертвы.

Сыщики продолжили путь на Запад, пытаясь найти следы Дру Салливана и пропавшей невесты Хуберта Фрезье-младшего. Том гордился, что на его удостоверении детектива “Сыскного агентства Пинкертон” было написано: “Мы всегда находим пропавшего”. Но он уже начинал сомневаться, не слишком ли долгим будет этот поиск. За две недели им попался первый свидетель, видевший пропавших. Они преследовали отнюдь не дурака, который оставляет за собой следы. Их поиски пока шли наугад, и встречу с бродягой можно было считать большой удачей.

Глава 10

Дру задумчиво обозревал поселок, стоявший на слиянии двух небольших рек, затем посмотрел на усталое лицо Тори. Они ехали очень быстро, чтобы максимально увеличить разрыв между собой и преследователями, которые наверняка гонятся за ними.

Хотя Тори не проронила ни слова жалобы, но тяготы утомительного путешествия уже начали сказываться. Под глазами у нее залегли темные круги, говорившие Дру, что он поставил девушку на грань ее возможностей. Он хотел научить Тори приспосабливаться к окружающему миру, и она внимательно выслушивала каждый урок. Словно дисциплинированный солдат, она пыталась доказать, что во всем может быть ему ровней. Любая другая женщина уже визжала бы и рыдала от отчаяния, а Тори принимала все вызовы, которые бросал ей Дру. Но, непривычная к столь суровому путешествию, она нуждалась в отдыхе.

— Я решил, что мы заночуем здесь, — объявил Дру. Тори радостно вздохнула и протянула руку, чтобы обнять его. Но, вспомнив о той невидимой стене, которая возникла между ними после ночи, проведенной в амбаре Стипов, лишь поерзала в седле.

— Извини, — пробормотала она виновато. Ее движение подействовало на Дру, как гипноз. Он уже ощущал ее стройное тело, прижавшееся к нему, и проклинал себя за то, что так остро реагирует на ее порыв. Дру старательно держал дистанцию, борясь с очарованием Тори, но все его чувства были на поверхности, и им ничего не стоило пробудиться.

Взяв себя в руки, Дру стал всматриваться вдаль. Нужно было взять с собой Вонга, невзирая на его недуги: он стал бы своего рода буфером между ним и этой красавицей.

Дру начинал привязываться к девушке, хотя постоянно напоминал себе, что в Чикаго ее дожидается жених. Гвендолин никогда не позволит ей остаться на Западе, и Тори исчезнет из его жизни.

Погрузившись в размышления, он и не заметил, как они добрались до окраины поселка. Тори словно ребенок радовалась возможности вновь окунуться в обычную человеческую жизнь. Она даже не стала возмущенно фыркать, когда они вошли в непритязательную гостиницу. Дру уже знал, что ее радует одна возможность принять ванну и провести ночь на перине. Загорелое лицо Тори осветилось улыбкой. Как жаль, что не ему она так улыбается! Но он напомнил себе, что служит для Тори постоянным огорчением, заставляя жить по своим правилам, испытывая ее возможности, ставя на грань выживания.

Как только владелец гостиницы положил на конторку ключ и подал Дру книгу для записи постояльцев, Тори схватила ключ и, прыгая через две ступеньки, бросилась наверх. Дру невольно поглядел ей вслед, восхищаясь ее красотой, прелестной фигуркой, обрадованным выражением лица. “Увидела бы Гвен, как ее очень правильная и очень воспитанная дочь прыгает через ступеньки, она бы упала замертво”, — думал он.

— Леди наверняка захочет принять ванну, — сказал Дру. — Пожалуйста, проследите, чтобы все было готово.

Владелец гостиницы улыбнулся, глядя на бесстрастное выражение его лица.

— Вы, вероятно, новобрачные? — поинтересовался он, поворачиваясь, чтобы отдать распоряжение прислуге. — Очаровательная маленькая леди!

Дру вздрогнул. Новобрачные?

— Да, мы новобрачные, — солгал он, улыбаясь. — Вы совершенно правы, она очаровательная маленькая леди.

Когда Дру вошел в дверь. Тори уже лежала, растянувшись на кровати, словно котенок на весеннем солнышке. Поток пепельных волос рассыпался по подушке, и Дру вдруг очень захотелось сорвать с себя одежду и лечь рядом…

Черт, ну вот опять! Он уже сотню раз себе говорил, что нельзя предаваться пустым мечтаниям. Тори находится вне пределов его досягаемости, напомнил он себе.

К радости Дру, в комнату вошла дородная горничная. За ней следовали три подростка с ведрами в руках — они замерли, когда увидели стройную блондинку, возлежащую на постели. Три пары глаз, не отрываясь, смотрели на соблазнительную фигурку Тори, хотя она совершенно не обращала на них внимания. Парни просто рты поразевали, как будто она лежала совершенно голая. Дру знал, что и сам так на нее смотрит, когда она этого не видит.

Он не знал, что на него нашло, но решительно встал перед Тори и загородил ее от любопытных взглядов. Застигнутые врасплох мальчишки побежали наполнять ванну водой.

Не подозревая, какое внимание она к себе привлекает, Тори вертелась на постели, пытаясь улечься поудобнее. Боже правый, эта девушка даже не догадывается, сколь она обворожительна.

Тори наконец заметила, что на лице Дру появилась недовольная морщинка. Она уселась на краю кровати, полная любопытства.

— Что случилось? — спросила она невинно.

— Ничего, — проговорил он мрачно. — Иди и принимай ванну, а я постараюсь достать тебе что-нибудь приличное из одежды.

Он повернулся и вышел вон, оставив Тори в изумлении. Отбросив от себя это непонятное настроение, она залезла в долгожданную ванну. Что за райское блаженство! Отныне в ее жизни ванна всегда будет считаться признаком роскоши.

Забыв о времени. Тори плескалась в воде. Она впервые за три недели могла расслабиться и насладиться уединением. Напевая какой-то мотивчик, она мыла голову, избавляясь от грязи, приставшей к ней за время долгого пути. Довольная улыбка играла на ее губах, когда она целиком погрузилась в воду, смывая мыло с головы. Вынырнув, она потянулась за полотенцем, но оно выскользнуло из ее рук.

— Черт, Монтана, нельзя так неожиданно появляться и пугать людей, — возмущенно проговорила она, пытаясь прикрыться.

Дру стоял, замерев на месте, жалея, что ворвался в комнату, не постучавшись. Вид обнаженного тела Тори преследовал его с того самого дня, когда она разделась донага, чтобы ответить на его вызов и доказать свою правоту!

— Гляди-ка, Чикаго, ты и говорить начинаешь, как я. — Дру пытался смотреть в другую сторону, но это было выше его сил.

— Неужели? — ответила она, сознательно употребляя одно из любимых словечек Дру.

Ее взволновало произведенное на него впечатление. Наконец-то он заметил, что она женщина. Его восхищенный взгляд льстил ей сверх всякой меры. Она-то думала, что завизжит от возмущения, если мужчина застанет ее обнаженной и еще будет разглядывать. Но ведь это не просто мужчина. Это Дру Салливан, непреклонный, как скала. Он просто игнорировал ее с тех пор, как они покинули ферму Стипов, поэтому любое проявление внимания с его стороны было приятно.

— Неужели, — пробормотал Дру, пытаясь отвести взгляд от алебастрового тела, словно алмазной россыпью усеянного капельками воды.

Мягкий смех послужил ответом. Женская гордость Тори была удовлетворена.

— Да, я начинаю говорить, как вы, — сказала она и игриво улыбнулась:

— Вы разглядели все, что хотели, Монтана?

Дру выругался, потому что это были его же собственные слова. Тори могла поклясться, что он покраснел. Наконец-то она достигла своей цели.

— Ты просто бесстыдница! — предостерегающе заметил он, отворачиваясь наконец от Тори. Именно так и следовало бы поступить сразу.

Шаловливая улыбка появилась на ее губах. Тори безумно нравилось дразнить Дру. Ведь он-то ее не раз дразнил!

— Может быть, в другой жизни я была потаскушкой, и моя истинная сущность наконец-то начинает выходить наружу? — сказала она.

Дру заскрипел зубами. Он позволяет ей издеваться над собой. Даже отвернувшись от Тори, он видел перед собой ее бархатистую кожу, усыпанную каплями воды, и это видение разжигало его желание…

Он услышал всплеск, но не оглянулся, хотя его жадный взгляд больше всего хотел бы увидеть происходящее за спиной.

Прокашлявшись, Дру указал на сверток, лежащий на постели.

— Я постарался подобрать одежду по размеру. Надеюсь, платье и туфли подходят, — произнес он неуверенно.

Завернувшись в полотенце. Тори подошла к кровати. Она развернула сверток и обнаружила платье цвета лаванды, украшенное гофрированными манжетками и кружевами. Конечно, оно было не столь элегантно, как платья, которые ее мать заказывала у лучших портных Чикаго, но довольно миленькое.

— Спасибо, Дру, оно очаровательно, — пробормотала она с благодарностью.

— Наверное, дома у тебя гардероб более изысканный.

Это замечание разозлило ее. Он не преминул испортить даже такой приятный момент.

— Черт возьми, Монтана, неужели вы думаете, что все, что меня волнует, — это дорогая одежда и светские приемы?

Тори скользнула за ширму и стала одеваться. Услышав плеск воды, она поняла, что Дру погрузился в воду. Она выплыла из-за ширмы и направилась к двери.

— Пойду пройдусь по поселку, пока вы принимаете ванну, — заявила она.

— Будь осторожна, Чикаго.

— С чего бы это? Наконец-то я смогу хоть поразвлечься немного, — заметила она легкомысленно. — Честно говоря, Монтана, порой вы бываете столь же глупы и скучны, как Хуберт Каррингтон Фрезье-младший.

Легкая, как ветерок, она выскользнула из комнаты, Дру безуспешно попытался швырнуть в нее мочалкой. Черт, ну неужели она не понимает, насколько трудно держать расстояние между ними, быть вежливым и уважительным? Роль эта была незнакома Дру, он к ней не привык. Он жалел, что вообще встретил Тори. Она просто выворачивала его наизнанку.

Эта девчушка хотела поразвлечься. Ну что же, он развлечет ее, не выходя, правда, за рамки дозволенного. Тори, вероятно, было скучно, она жаждала развлечений. Решив доставить малышке удовольствие, Дру быстро вымылся и побрился. Облачившись в новую, только что купленную одежду, он поглядел на себя в зеркало и направился к двери. Скучный и тупой, ну и ну! Тори еще предстоит узнать, насколько он бывает весел! Дру поклялся, что будет самым интересным ухажером, какого Тори приходилось встречать. Он заставит ее взять назад свои слова!

Огромная толпа собралась на краю поселка, и Тори поспешила смешаться с ней. Следуя за потоком людей, она шла по улице, на которой развернулась ярмарка. Веселый смех раздавался то тут, то там, и музыка подняла настроение Тори. Довольная этим развлечением, девушка шла вдоль рядов, разглядывая изделия ремесленников, затем остановилась и стала наблюдать за лошадьми, которые скакали по дорожке, проложенной вокруг ярмарки.

Все шло отлично, пока молодой человек, вероятно, изрядно хлебнувший виски, не подошел к ней и не обнял за плечи.

— Красотка, где ты до сих пор пропадала? — протянул он и пьяно улыбнулся. — Ты, вероятно, только что спустилась с небес?

Тори попыталась высвободиться из его объятий, не поднимая шума. Но пьянчужка пытался продолжить свои ухаживания.

— Ну, красотка, давай попляшем вместе, — промычал он.

— Нет, спасибо, — отклонила она предложение, сумев наконец сбросить с плеча его липкую руку.

Парень схватил ее за локоть, и она вышла из себя. Тори вовсе не собиралась идти с ним куда-либо. Он едва стоял на ногах и мог свалиться на нее, если она вздумает с ним танцевать. Когда он грубо потянул Тори к себе, она сделала то, что Дру сделал с бродягой в лесу — сжала кулак и врезала ухажеру в челюсть так, что незваный спутник отлетел назад. Алкоголь явно замедлил его реакцию, поэтому неожиданный удар заставил его завертеться на месте, как волчок.

Зеваки встретили гулом одобрения еще один удар, который Тори нанесла ему, лишив его остатков достоинства. Губы его искривились в злобном оскале, он бросился на Тори, как бык, вытянув руки и пытаясь схватить девушку, но она выставила колено и попала ему прямо в пах. Когда он согнулся, она опять ударила его кулаком в челюсть.

Пьяница упал на землю и больше не поднимался.

Тори потерла суставы пальцев и повернулась, чтобы идти прочь. И тут она увидела Дру, который стоял рядом. Он выглядел просто великолепно — на нем была белоснежная льняная рубашка, расстегнутая на груди. Черные брюки плотно облегали его мускулистые бедра. Тори почувствовала, как страсть охватывает ее.

Сделав вид, что Дру ей совсем не интересен, Тори слегка нахмурилась и окинула его небрежным взглядом.

— Вы мне очень помогли, Монтана, — хлестнула она его.

— А зачем мне было вмешиваться? — спросил он, шагая рядом. — Ты и без меня прекрасно с ним справилась. У тебя появилась чудесная возможность попрактиковаться в том, чему ты научилась от меня. Я потрясен.

Да, она прекрасно обошлась и без его помощи, поняла она с удивлением. Подумать только! Ей не нужен телохранитель!

— Здорово у меня получилось, да? — спросила она с гордой улыбкой.

— Да, кое-чему ты научилась, Чикаго. — Дразнящая улыбка появилась у него на губах, и он взял ее за подбородок. — Я слышал, что чемпион Айовы по боксу ищет соперников для матча. Тебя не записать?

Фиалковые глаза сверкнули, и Дру отвел взгляд. Когда Тори улыбалась, она становилась неотразимой. Как будто солнце слепило глаза.

— Когда я еще немного попрактикуюсь, я подумаю об этом.

Дру склонился в поклоне, подобно тому, какой ему отвешивал Вонг, затем протянул ей руку:

— Окажете ли вы мне удовольствие отобедать со мной, дорогая?

Тори задумчиво поглядела на Дру. Что на него нашло? С чего это он стал таким любезным и галантным? Ну ладно, как бы там ни было, Тори нравилась новая сторона их отношений. Он льстил ей, он ухаживал за ней, и Тори с готовностью откликнулась на предложение.

Рука скользнула под его руку, и она одарила его еще одной лучистой улыбкой:

— С радостью присоединяюсь к вам, сэр, — ответила она. — Но не сердите меня. Мой инструктор по боксу говорит, что для новичка я неплохо дерусь.

Обрадованный Дру повел Тори в лучший ресторан поселка. Он начинал понимать, почему Гвен держала дочь под замком все эти годы. Эта нимфа была необычайно соблазнительна, и когда сбросила связывающие ее запреты, то стала подобна весеннему ветерку. Ее веселый, легкий характер был заразителен. Она заставила его почувствовать себя вновь глупым, шаловливым мальчишкой, который впервые идет на свидание.

Тори жадно поглощала предложенные ей блюда и вино. Стоило стакану опустеть, как она наполняла его вновь. Алкоголь развязал ей язык, и она начала рассказывать Дру о своей жизни: о том, как тяжело было жить под постоянным строгим надзором Гвен, как раздражали ее нескончаемые гувернантки, которые, словно ищейки, следили за каждым ее шагом начиная с десяти лет. Закончив повествование, она откинулась на спинку стула. Фиалковые глаза скользили по лицу Дру. Ей гораздо больше нравились грубоватые, но симпатичные черты его лица, чем утонченные лица тех джентльменов, которых ей приходилось встречать. Дру был красив по-своему, к тому же великолепно сложен и такой сильный…

Тори мысленно дала себе пощечину и выпрямилась на стуле. Интересно, не прочитал ли Дру тех мыслей, которые бродили в ее голове? Вероятно, нет, потому что он задумчиво глядел на нее, и значение его взгляда она не могла расшифровать.

— Расскажите мне о себе, Монтана, — попросила она.

Дру недоуменно пожал плечами и стал изучать содержимое своего стакана.

— Да что, собственно, рассказывать, — пробормотал он. — Родителей моих убили индейцы, и я начал искать работу, чтобы выжить. Я брался за любую работу, какой бы тяжелой и грязной она ни была. Несколько лет я перебивался случайными заработками, а потом направился на Запад, на золотые прииски, надеясь разбогатеть и начать помогать троим моим братьям в Канзасе.

— Троим братьям? — Глаза ее сверкнули изумлением.

Он утвердительно кивнул головой.

— Джон Генри на два года моложе меня. Ему двадцать восемь, он отец двоих мальчишек. Джерри Джеффу исполнилось недавно двадцать шесть, в прошлом году он женился на веселой рыжеволосой девице. Билли Боб — всеобщий баловень и любимец, ему будет двадцать два через три месяца.

Тори была поражена. У Салливана была, видимо, тяжелая жизнь — воспитывать и поддерживать такую семью! Интересно, а какое второе имя у него самого, ведь у каждого из братьев по два имени? Однако она ловила себя на том, что не может обращаться к Дру иначе, чем просто Монтана.

— Большая часть моего образования — результат жизненного опыта, — проговорил Дру, не в состоянии сдержать невольное негодование:

— Мне едва сравнялось пятнадцать лет, когда случилась беда с родителями, и я понял, что ответственность за семью ложится на мои плечи. Ни один из моих братьев не учился подолгу — мы работали на ферме. Я оставил за старшего Джона Генри, а сам пошел искать работу. Я прошел непростую школу жизни и научился получать от нее тычки, выживать благодаря уму и силе. Временами единственное, что поддерживало меня, это мысль о братьях, которые вынуждены существовать лишь на мои заработки и на те деньги, которые они получат от продажи небогатого урожая. Такая сложная жизнь продолжалась очень долго.

— А я очень долго жила мучительной мыслью, что мой собственный отец от меня отказался, — вздохнула Тори. — Хотя Эдгар не скупился на подарки, мать держала меня на привязи. Единственным моим убежищем были книги. И я не уверена, что лучше: утонуть в вакууме или бороться всеми силами за выживание.

— Всегда лучше там, где нас нет, — произнес Дру, наливая себе еще вина. — Постоянные поиски чего-то лучшего — это наше вечное проклятие. — Он наполнил стакан и поднял его. — Выпьем за лучшие дни.

— За вечнозеленые дни! — проговорила Тори, чокаясь с ним.

Дру не имел ни малейшего представления о том, что именно она имеет в виду, но осушил стакан до дна.

— За ветер! — усмехнулся Дру. — Который донесет нас до Монтаны!

Затем он поднялся из-за стола.

— Пойдем потанцуем, — предложил он слегка дрожащим голосом. — Я ни разу не танцевал с такой девушкой, как ты.

— С удовольствием. — Тори поглядела на красавца великана и пожелала, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Наступило наконец ее время!

На рассвете, поддерживая друг друга, Дру и Тори возвращались из ресторана в гостиницу. По дороге Дру научил ее нескольким разбитным песенкам, от которых у Гвен волосы бы встали дыбом. Но Тори и глазом не моргнула. Дру уделил ей столько внимания, а она наслаждалась каждым проведенным вместе с ним мгновением.

— Знаешь, я не думала считать тебя скучным и глупым, — говорила Тори заплетающимся языком. — Ты не скучный, нет. Наоборот, ты очень, очень, очень веселый… — Тори икнула и захихикала. — Извините… И я хочу провести с тобой ночь, я хочу снова увидеть тебя раздетым…

Откровенное замечание Тори рассмешило Дру. Последние запреты были сняты, она была свободна, говорила и делала, что хотела.

Но когда они подошли к ярмарочной площади и Дру, обняв Тори, попытался снова закружиться по танцевальной площадке, ее игривость улетучилась. Весь мир сузился до Дру. Она не видела никого, кроме этого мускулистого гиганта, который держал ее в своих мощных руках. Дру был легок в движениях и проворен. Его тело касалось ее тела, напоминая о запретных ласках и страстях. Тори почувствовала, что начинает пылать от желания.

— Где ты научился так хорошо танцевать? — спросила она, пытаясь подавить волны наслаждения, охватившие ее. Они ведь просто танцуют, Боже милостивый. Если она вовремя не остановится, то, пожалуй, начнет воображать себе неизвестно что.

— На золотых приисках Калифорнии и Невады, — пробормотал он невнятно, затем широко улыбнулся, и Тори чуть не растаяла от удовольствия. — Там было мало женщин. Мы по очереди танцевали за дам. А ты?

— Меня обучал этому учитель танцев, которого нанял отчим, — ответила она.

Когда музыка кончилась, к ним подошел приятной наружности молодой человек и хотел было пригласить Тори на следующий танец. Но Дру не позволил ему занять свое место. Дру намеревался всю ночь развлекаться в обществе этой обворожительной нимфы; решив погрузиться в причудливые фантазии. Завтра он наденет дорожный костюм, и они продолжат нелегкое путешествие. Но сегодня.., сегодня ночью он и Тори открыли для себя свое собственное царство, где все замки — воздушные.

Глава 11

Над ярмаркой носился аромат пунша. Дру и Тори взяли себе по порции. В темноте горели факелы, и музыка звенела в воздухе. Ночь была великолепна, и Тори поклялась, что никогда не забудет радость, которую доставил ей Дру. Они пили и танцевали, пока музыканты наконец не устали.., и, уложив инструменты, не разошлись по домам. Тори не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась. Впервые она оказалась на празднике в обществе мужчины, и никакой бдительной бонны поблизости не было. Ну то, что именно этот мужчина ей нравился и ухаживал за ней, — усиливало значительность момента.

— Я никогда так не веселилась, — заявила Тори слегка заплетающимся языком.

У Дру рот расплылся в глупой ухмылке, когда Тори выпустила его руку и попыталась продемонстрировать несколько сложных танцевальных па в вестибюле их гостиницы. Как бы грациозна она ни была, но алкоголь оказал на нее свое действие. Исполняя очередной пируэт, она наступила на подол платья и замахала руками, как ветряная мельница, чтобы удержать равновесие. Несмотря на замедленную реакцию, Дру все же подоспел вовремя и сумел ее подхватить, так что Тори не врезалась в стену.

— Мне кажется, Чикаго, ты сегодня достаточно наплясалась и напилась, — укоризненно произнес он, но в голосе его звучал смех. — Я уложу тебя в постель.

— Я не хочу в постель. — Очаровательное личико Тори недовольно перекосилось от этого двусмысленного предложения. — Я хочу петь и танцевать всю ночь. — Она, притопывая, продолжала кружиться по комнате, сопровождая свой танец одной из непристойных песенок, которым ее обучил Дру; он уже сожалел об этом.

— Шш… Шш… Ты разбудишь всю гостиницу, — пробормотал ее достойный учитель. — “Боже, мир, кажется, шатается”, — думал он, глядя на комнату. Или пол качается, или с мозгами у него не все в порядке. Жаль, что он недостаточно трезв, чтобы выяснить причину.

— Мне наплевать, что меня кто-то слышит. — Тори покачнулась, но удержалась на ногах. Ее огромные фиалковые глаза сияли от восторга. — Впервые в жизни я не должна никому ничего объяснять. Нет рядом ни мамы, ни отчима, ни бонн, которые станут мне говорить, как себя вести, укорять меня, что я веду себя не как леди.

Тори вынула из прически шпильки, и ее длинные шелковистые волосы разметались по плечам. Она чувствовала себя свободной, как птица, которая только что покинула клетку и оказалась на бескрайнем воздушном просторе. С радостным смехом Тори бросилась в объятия Дру. Но не успел он что-либо сообразить, как девушка уже вырвалась из его рук. Дру стоял озадаченный, а Тори бросилась к окну, за которым сиял далекий мир звезд.

Одним махом она перескочила через подоконник и выскочила на балкон, который обрамлял гостиницу с восточной стороны и с фасада. Ей хотелось там продолжить свой танец.

— Проклятие… — Дру прошел через комнату и увидел, как Тори, сбросив туфли, забралась на деревянный парапет. Затем, подхватив юбки, она, весело пританцовывая, начала распевать разухабистую песенку.

Сердце замерло у него в груди, когда Тори остановилась на краю перил и подняла руки так, как будто хотела улететь в небо. В долю секунды Дру уже был на балконе, спасая ее от последствий пьяной дерзости.

Шаловливо улыбаясь. Тори поглядела на него.

— Я умею летать, — заявила она совершенно убежденно.

— Слезай отсюда, Чикаго, — потребовал Дру, испытывая все большую тревогу. Если он попытается ее схватить, то, скорее всего, она нарочно ринется вниз и разобьется насмерть. — Ты свернешь шею.

— Чепуха, — запротестовала Тори.

Дру не был уверен, что этот воздушный эльф ведает, что творит. Но он-то уж точно напугался до смерти. Боже правый, она там что-то вытанцовывает на парапете, а у него сердце чуть не разрывается всякий раз, когда он видит, что она того и гляди свалится вниз.

Стоило Тори зазеваться, как Дру одним прыжком кинулся к ней, схватил за талию и стащил с парапета, выслушивая недовольную брань.

— Черт побери, Чикаго, ты меня до смерти перепугала. Если уж тебе так хочется поплясать — пляши на полу.

Дру втолкнул Тори через окно обратно в комнату, и, едва ее ножки коснулись пола, она вновь запорхала, словно балерина. Скинув рубаху, Дру улегся на кровать, устало вздохнув, взбил подушку и положил ее под голову. Как загипнотизированный, он наблюдал за дивными пируэтами Тори. Она была сама поэзия, переведенная на язык движений. Даже алкоголь не лишил ее грациозности сильфиды. Она знала, кажется, все существующие танцевальные па. Дру восхищался ею.

"О Боже, в комнате жарко, словно в печи”, — думала Тори, кружась на цыпочках. Она остановилась, чтобы скинуть нижние юбки и продемонстрировать еще несколько грациозных движений, которым ее научил педагог в Чикаго, но которые ей так и не позволили исполнить на публике.

Снятые юбки Тори швырнула Дру, и он запутался в пене кружев. В глазах его блестели смешинки, — он с удовольствием наблюдал, как танцует перед ним подвыпившая девчушка. Может быть, Гвен и подрезала однажды ей крылья, но теперь уже Тори никогда не будет прежней. Она нетерпелива и безрассудна и пытается полнокровно прожить каждый миг своей жизни Мысли его смешались, когда Тори сорвала с себя платье и бросила его на кровать. Дру не мог оторвать глаз от фигурки в нижней рубашке, которая едва прикрывала грудь и заманчивый изгиб бедер. Боже правый, если она сейчас же не прекратит клоунаду, его хватит удар. Соблазнительный наряд Тори и ее чувственные движения производили на Дру такое впечатление, что он боялся потерять над собой контроль. Трудно было не понять, какое огромное наслаждение они могли бы получить друг от друга, если бы Тори не была дочерью Калеба и невестой Хуберта. Черт, ну почему же, почему он должен вести себя сдержанно именно с той женщиной, которой жаждет обладать больше всего на свете?

— Может быть, ты совсем разденешься? — хрипло проговорил он, когда Тори остановилась, чтобы поправить сползшую с плеча бретельку.

Восхитительная, слегка порочная улыбка появилась у нее на губах:

— Я готова голышом пробежать по улицам, — шаловливо заверила она его. — И даже вы не остановите меня.

— Но ты же не леди Годива! — ответил Дру, терзаясь мыслями о недоступной близости Тори.

— Не надо болтать ерунду, — поддразнивала она его, приближаясь к постели. — Сегодня ночью я сама себе хозяйка и поступлю так, как пожелаю.

Когда она наклонилась над ним, рубашка сползла с ее плеч, открывая прелестную грудь. Ему страстно захотелось коснуться этого чуда, но он сдержался.

— Я предупреждаю тебя, Чикаго, — сопротивлялся он из последних сил. — Мы оба утонем.

Любопытство вспыхнуло в глазах Тори, когда Дру попытался отпрянуть от нее.

— Вы боитесь меня, — догадалась она.

— Нет, — возразил Дру, глядя ей в лицо, но глаза выдавали его истинное состояние.

— Нет? Тогда почему же вы так на меня смотрите, словно ждете нападения каждую минуту.

Ее изящные пальчики пробежали по широкой груди Дру, наслаждаясь его совершенным телом, его силой. Лишь однажды Тори решилась так смело ласкать его. Теперь же под воздействием алкоголя, не в силах устоять перед искушением, она вновь позволила себе эту дерзость. Этот могучий мужчина привлекал ее. Ей не терпелось узнать, куда же ведут эти желания, она хотела вновь и вновь ласкать напрягающиеся от ее прикосновения мышцы.

Дру поймал ее за руку и вздохнул:

— Не делай этого. Ты стала слишком смелой, это не доведет до добра.

— Вы и на самом деле боитесь меня, — проговорила она, и во взгляде ее появилась печаль.

Его глаза в упор смотрели на нее — ив этих бездонных озерах не было радости.

— Нет, Чикаго, — говорил он ей низким сдавленным голосом:

— Я боюсь, что поддамся твоим чарам.

Тори не могла спокойно смотреть на этого великана, ощущать его силу. Запах его мужественного тела тревожил ее обоняние, вкус поцелуев требовал, чтобы она испытала до конца те минуты страсти, которых еще не знало ее девственное тело.

Тори медленно придвинулась к нему, захваченная предвкушением чуда. Ей хотелось, чтобы он обнял ее, чтобы фантазии, преследовавшие ее с их первой встречи, стали явью.

Мужчины ухаживали за ней, пытались ей угодить, но ни один еще ни разу по-настоящему не любил ее. Может быть, и Дру не любит ее. Но это не так уж важно — пускай, он научит ее испытывать удовольствие, которое получают друг от друга мужчина и женщина. Она хотела подчиниться желаниям своего сердца и открыть тайны страсти.

Дру застонал от муки, когда мягкие, как лепестки, губы стали нашептывать что-то ему на ухо. Он мог найти массу причин, чтобы отшатнуться в сторону, но тело его ему не подчинялось, безуспешно пытаясь побороть желание. Она была слишком близка, слишком соблазнительна, и его сопротивление пало, как стены Иерихона.

— Дру дал волю своей страсти: его жадные губы припали к губам Тори. Она же полностью подчинилась ему. Ее руки ласкали его обнаженное тело, она тонула в неудержимом потоке новых ощущений, но никак не могла вплотную приблизиться к тому огню, который пожирал ее.

Чувственность распустилась в ней, как удивительный цветок, дождавшийся солнца. Она, казалось, грезила, погруженная в ощущения, рождавшиеся в ее теле от волшебного прикосновения его рук. Тори бесстыдно изгибалась, требуя все новых ласк, которые стали ей нужны, как воздух.

Его губы скользнули по ее шее, к плечу, и сердце ее застучало в ответ. Когда он языком стал ласкать ее соски, она закрыла глаза, чтобы отгородиться от окружающего мира и остаться наедине лишь с невероятными, неописуемыми ощущениями.

Дрожь возбуждения прошла по ее телу, когда он, лаская и щекоча ей живот, спустился к самой чувствительной части бедер. Не раз и не два повторяла его рука восхитительный путь от лобка по животу к соскам, и снова вниз. Прикосновение его было подобно прибою, когда волна накатывает на берег и откатывается назад. Все прошлое уносилось прочь. Наслаждение становилось все невероятнее, стремление к полной близости — все настойчивее.

Дру приподнял голову и радостно поглядел на волнующее его существо, в котором проснулась и расцвела женственность. Боже, как она прекрасна! Каждый дюйм ее тела достоин восхищения. Луна освещала бархатистую нежную кожу, светлые волосы сияли в темноте, струями разбегаясь по подушке. Губы, воспаленные от поцелуев, жаждали удовлетворения страсти.

Дру не хотел, чтобы это произошло, и пытался выполнить свое благородное намерение. Лжец, ругал он себя мысленно. Если он не хотел, чтобы Тори упала к нему в объятия, то почему же не снял ей отдельную комнату? Надо быть просто дураком, чтобы думать, что, находясь рядом с ней в постели, он не возжелает ее.

— Научи, как доставить тебе удовольствие, — пробормотала Тори, отвлекая Дру о г его мыслей— Я хочу стать для тебя желанной…

Терпению его пришел конец! Дру был готов на все, чтобы овладеть ею. Тело молило о награде за долгие недели воздержания.

Тори никогда не была такой смелой. Но страсть и алкоголь сняли с нее оковы. Она стремилась узнать о мужчине все, страстно желая пройти сквозь темные чувственные коридоры и открыть обманчивую вселенную страсти Чувства поглотили ее и неудержимо вели к утолению голода, который томил и мучил ее.

Она исследовала тело Дру, наслаждаясь все новыми и новыми восхитительными открытиями. Страстный стон партнера подстегивал ее смелость. Она хотела привести его к тому же состоянию, в которое повергал ее он своими поцелуями и прикосновениями.

Дру стал узником собственных желаний, пленником собственных страстей. Он весь горел, пытаясь убедить себя в том, что надо быть мягким и нежным, что девушка совершенно не подготовлена к его страсти. Но сдерживаться становилось все труднее.

Вновь и вновь повторял он себе, что испортит великолепный миг, если не приблизится к нему со всей осторожностью. В Тори пылала страсть, ищущая выхода, но сама она была невинна. Дру казалось очень важным, чтобы ее переход из девичества в женскую жизнь прошел легко, не оставив тяжелых воспоминаний.

Он медленно и мягко раздвинул ее колени, стараясь не напугать Тори, а желая открыть то дивное наслаждение, которое переживают мужчина и женщина, находясь вместе. Он лег сверху и почувствовал, как Тори напряглась под ним. Дру не думал, что в нем самом таится столько нежности и терпения — ему хотелось, чтобы она привыкла к ощущению близости мужского тела. Он склонился к ней, шепча о своей нежности, о том, сколько радости она ему доставила.

Пронзительная боль наполнила Тори сквозь туман наслаждения — девушка вздрогнула.

— Тори… — Он произнес ее имя, как магическое заклинание, и Тори полностью подчинилась ему. Ритмичные движения заставляли ее дрожать, а желание поглощало все существо. Казалось, страсть перетекает из одного тела в другое, они стали единым существом — бьющимся, дышащим, живой загадкой ритма и разума.

Дру с силой прижал ее к себе, достигнув пика страсти. Благодаря ей в его душе поднялась буря, но она же заставила улечься этот шторм страстей, который буквально опустошил его, оставив тихим и почти бездыханным.

Ресницы взметнулись вверх, и она изучающе посмотрела в его лицо, освещенное луной. Тори была невероятно довольна и восхищена ураганом чувств, который она испытывала. Ее замужние подруги и мать говорили., что занятия любовью — обязанность, от которой супруга не имеет права уклоняться, но к которой следует прибегать в самых крайних случаях. Пережитое совсем не походило на то, о чем ей рассказывали.

— Скажи, такое возможно только раз в жизни? — спросила Тори, едва дыша, а глаза ее были широко раскрыты от изумления.

Больше десяти лет Дру довольствовался лишь случайными связями, удовлетворял свои нужды и шел дальше. Но с Тори любовь приобрела иные оттенки и иной смысл, не имеющий ничего общего с его прежними похождениями.

Дру никогда не связывал себя обязательствами ни с одной женщиной. Он мечтал лишь о процветающем ранчо, заботился о своей семье, своих братьях. Он чувствовал себя неловко, не зная, как вести себя с женщинами после того, как занятия любовью заканчивались.

— Чикаго, ты задаешь слишком много вопросов, — коротко ответил он, быстро целуя ее в губы.

Тори слегка откинула голову:

— Но как же я чему-нибудь сумею научиться, если ты не станешь мне рассказывать.

Она прикрыла глаза, спрашивая себя, не пытается ли он просто быть тактичным. Возможно, он просто не испытал тех волшебных переживаний, которые наполнили ее, а теперь пытается щадить ее чувства Да, конечно, это так, сказала себе Тори. Ей не удалось удовлетворить такого взыскательного любовника, как Дру, даже отдав ему душу и тело.

— Ты все еще мечтаешь, чтобы на моем месте оказалась другая женщина? — спросила она.

Выражение ее лица тронуло самые нежные струны его сердца.

— Нет, — сказал он искренне хриплым шепотом. — Я только хочу, чтобы ты стала кем-то другим.

Тори восприняла его реплику как перефразированную собственную мысль. С полным отчаяния вскриком она свернулась в клубок в углу постели.

— Я ненавижу тебя, Монтана, — выговорила она, смущенная и униженная.

Дру обнял ее и подождал, пока она поглядит на него.

— Я очень хотел бы, чтобы ты была кем-то другим. Я уже говорил это раньше. Я хотел, чтобы ты была кем-то, от кого я мог бы уйти прочь, не оглядываясь назад. — Его дыхание участилось:

— Ты ведь помолвлена! Ты дочь Калеба! Я предал доверие своего старинного друга. Что я скажу твоему отцу, когда приведу тебя к двери его дома? — С губ его сорвался глухой смех. — Что мне сказать: “Ну вот и она, Калеб, и кстати, мы любовники. Надеюсь, ты не против”. — Синие глаза, казалось, буравили ее насквозь. — Но Калеб несомненно будет в ярости, что я позволил себе такие вольности.

— Но виновата я, — прошептала Тори. — Я просила, чтобы ты соблазнил меня, а когда ты отказался, соблазнила тебя сама. Я так ему все и скажу. Тем более, это — правда.

Дру знал, что ему стоит отступить. Он и Тори слишком далеко зашли и серьезно осложнили свои отношения. Но сознание того, что ее преследует чувство собственной вины, буквально разрывало его на части. Она была той женщиной, о которой можно только мечтать, и Дру не имел права позволить ей жить с мыслью, что ответственность за происшедшее целиком на ней. Его вина была не меньшей.

Что сделано, то сделано. К черту Калеба и эту дешевку Хуберта Фрезье-младшего. Уж Хуберта-то жалеть совсем не стоит после того, что произошло в прошлом году.

Дру нежно провел пальцем по щеке Тори. О, он так и знал, что будет ненавидеть себя за содеянное. А Калеб, несомненно, убьет его за то, что он сделал с его дочерью. Но все это не имело никакого значения, когда он смотрел на обворожительное лицо Тори. То, что произошло между ними, было похоже на сказку. И не стоит думать о чем-то постороннем в эту ночь.

— Знаешь, близость с другими женщинами никогда не вызывала у меня подобных ощущений, — произнес он хрипловато. — И я знаю, что за это мне придется заплатить. Но пока, малютка, я хочу показать тебе все возможные способы того, как доставить мне удовольствие.

Стоило ему коснуться Тори, как она отдалась ему, забыв обо всех обидах. Она не думала ни о завтрашнем дне, ни о последствиях. Все теряло значение, когда она оказывалась в объятиях Дру. Он гнал прочь все мысли, и Тори начала понимать, что все доселе происходившее было лишь первым шагом во вселенную необузданной и дивной страсти. Ласки Дру открыли ей новый мир, она открыла саму себя. Его благоговейные поцелуи приводили в дрожь ее плоть, волна экстаза окатывала ее.

Они шли рядом по этому царству наслаждений, забыв о прошлом, о настоящем. На эту ночь они сбежали от условностей жизни, чтобы испытать чудесные ощущения, даруемые любовью.

Пережив всплеск страсти. Тори уплыла в мир сновидений, расставшись на время с реальностью. Дру задумчиво разглядывал тонкие черты лица Тори. Он медленно скользил пальцем по ее влажным губам, пытаясь разобраться в противоречиях, которые преследовали его. Что же теперь делать с этой искусительницей? Дру думал, что после второй близости очарование исчезнет. Но этого не произошло. Тори восхищала его естественной нежностью и ласками, которые шли от сердца, а не от разума. Обучая ее секретам страсти, он отдал ей часть самого себя. Даже чувство вины за погубленную невинность не уменьшало его желания.

Боже всемогущий, что же теперь делать с этой страстью, с желанием любить ее вновь и вновь, всю ночь напролет?

От мучительных мыслей по спине пробежали мурашки. Дру провел рукой по бедрам Тори и разбудил ее. Неугасимое пламя рвалось наружу, и утолить его можно было только одним путем. Дру прижался губами к губам Тори и снова погрузился в это пламя, пока оно целиком не поглотило его…

Глава 12

Тори проснулась с сильной головной болью, но ничто не могло омрачить те радостные ощущения, которые переполняли ее. Прошедшая ночь стала ночью чудесных грез и небывалых переживаний.

Тори озарила догадка, что впервые в жизни она влюблена; именно неопределенность и мучила ее всю прошедшую неделю. Теперь же она была абсолютно в этом уверена. После продолжительной помолвки с Хубертом Каррингтоном Фрезье-младшим Тори точно знала, что значит не быть влюбленной. Она хранила свои чувства для Дру и хотела, чтобы со временем они не угасли.

Радость охватила Тори, она протянула руку и пальцами провела по лицу Дру — он был спокоен. С любовью она погладила его лицо, подбородок, грудь, возбуждаясь от этих прикосновений. Вспоминая восторг минувшей ночи, она залилась румянцем. Прости ее, Господи, за все, что она совершила. Она, аристократка, которая всегда вела себя сдержанно и с достоинством в любой ситуации.

Дру открыл глаза и увидел перед собой лицо ангела. С восхищением глядел он на хрупкую нимфу, чьи пышные волосы напоминали водопад солнечных лучей и лунного огня. Дру думал, что, проснувшись, станет сожалеть о ночи, проведенной вместе. Но он ничуть не жалел о том, что познал скрытые страсти, спрятанные в изысканной раковине, окружавшей Тори. Она была воспитана и подготовлена к тому, чтобы стать настоящей леди, но стоило кокону упасть, и… У него сердце замирало при мысли о том, какие радости еще таит в себе эта великолепная красавица.

Дру попытался прогнать эту мысль прочь. У него — грубого обитателя Запада, и у нее — изысканной аристократки с Востока, не могло быть общего будущего. Эдгар и Гвендолин Кассиди обладали слишком большой властью и могуществом и легко могли вернуть Тори в свой мир. Дру знал — он сумеет принести Тори лишь беды. И ее щеголеватому жениху тоже. Хуберт недостоин Тори. Дру еще посмеется над этим хитрым, но мелким чурбаном, который так и не смог открыть очарование Тори.

Как лев, восставший ото сна, Дру приподнялся и с силой обнял Тори. Она почувствовала, что тает от удовольствия, и не собиралась этого скрывать.

— Ты хорошо спал? — пробормотала она, почти касаясь его чувственных губ.

Сдавленный смех был ответом.

— Если ты помнишь, я почти не спал, — промурлыкал он тоном соблазнителя. Тори улыбнулась.

— Прости, что разбудила тебя, — произнесла она таким же тоном.

— Ты не сна лишила меня, малышка, — прошептал он, — ты лишила меня возможности контролировать свое поведение.

Ножка ее скользнула между его ног, и Дру был потрясен, как быстро Тори стала умелой соблазнительницей, как легко она возбуждала его.

— Если ты сейчас же не прекратишь делать то, что ты делаешь, мы проведем здесь остаток дня, — сдавленным голосом проговорил он.

Разочарованно вздохнув. Тори отступила:

— О, как это я забыла — уже рассвело. Она завернулась в простыню и пошла одеваться, а Дру попытался ухватить конец ткани, чтобы еще раз взглянуть на ее совершенное тело.

Глаза его горели жадностью. Он снова хотел ее. Сердце Тори забилось от наслаждения. Дру не любил ее, но желал. Возможно, когда они приедут в Монтану, он уже не захочет отпускать ее домой. О, конечно, это несбыточные мечты. Дру был на тем мужчиной, который стремится к браку. Если бы он хотел жениться, то давно уже женился. Тори, однако, не оставляла этой надежды. Но если даже ее вынудят вернуться в Чикаго и ей предстоит скучное будущее, этот ни с кем не сравнимый человек оставит ей роскошные воспоминания.

Тори хотела, чтобы он желал ее ради нее самой. Слишком долго мать и Хуберт решали за нее, что ей делать. Человек, подобный Дру, никогда не женится из чувства приличия…

Она растерянно смотрела на Дру — тот встал с постели и направился к ней, на губах его играла нахальная улыбка. Поглядев на него, она ощутила, как по телу пробежала теплая волна. Тори могла бы весь день любоваться его совершенным телом. Нет, почти весь день, мысленно усмехнулась она. Ей уже было известно, что существуют вещи значительно интереснее, чем простое созерцание.

Дру схватил ее и прижал к себе. Боже, что с ним? Кажется, он уже не может ею насытиться. Им пора одеваться и ехать на Запад, но ему, похоже, совсем не хочется покидать этот маленький рай. Мучительные, но сладкие воспоминания были еще свежи в памяти, и он вновь привлек Тори к себе.

Ничего не говоря, он прильнул к ее губам так, что дыхание ее замерло. Она прижалась к нему и растворилась в его объятиях. Прошло довольно много времени, пока он смог отпустить ее. И даже выпустив ее из рук, он чувствовал себя как на раскаленных углях.

— Одевайся, Чикаго. Ты сводишь меня с ума, бегая голышом, — приказал он хриплым голосом.

Тори еще раз окинула его дразнящим взглядом перед тем, как натянуть на себя брюки. Колыхание ее полных грудей снова вывело его из равновесия. Хорошо, что она не едет верхом без рубахи, а то он точно врезался бы в дерево. Полуодетая Тори была более чем соблазнительна. Лучше, конечно, не повторять больше событий прошлой ночи, но Дру сомневался в силе своей воли.

Поборов страстное желание снова сжать ее в объятиях, Дру собрал пожитки и направился к двери. Ему очень хотелось принять на дорогу холодную ванну.

Черт, как же он будет следить за превратностями пути, если все его помыслы сосредоточены на этой малютке. Она уже полностью завладела его чувствами, вошла в его мир, и все, о чем бы он ни думал, было так или иначе связано с Тори.

Хуберт Каррингтон Фрезье-младший с искаженным злобой лицом шагнул в дверь огромного особняка Кассиди. Гнев его увеличивался с каждым днем со времени неудавшейся свадьбы. Он вспомнил, где именно встречал негодяя, который похитил Викторию, и разражался мысленными проклятиями всякий раз, как только представлял себе, чем может заниматься наедине с Викторией этот мерзавец. Вновь и вновь Хуберт пережевывал прошлогоднее событие, связанное с Дру Салливаном. Они никак не могли договориться, а когда Хуберт попытался припугнуть распетушившегося ковбоя, тот нанес ему сокрушительный удар в челюсть, и незадачливому владельцу скотобоен пришлось довольно долго лечиться. После этого Хуберт ни за что не хотел давать Салливану затребованную, достаточно высокую, цену за пригнанное стадо. Больше того, он пустил в ход свои связи, устроив так, что Дру нигде не нашел более высоких расценок и был вынужден принять единственное во всем городе предложение. Теперь, похоже, негодяй отыгрался.

После похищения Тори Хуберт связался со всеми железнодорожными станциями, повсюду разослал уведомления, хотя Эдгар и настаивал на том, чтобы подождать письма с требованием выкупа. Хуберт также нанял двух сыщиков из “Сыскного агентства Пинкертон”, чтобы они нашли Дру Салливана и доставили его в наручниках. Но Салливан оказался хитрой бестией. Сыщики до сих пор не вернулись, а единственным свидетелем, которого им удалось за все это время обнаружить, был бродяга, привязанный к дереву в Айове.

Хуберт не любил, когда что-то делалось против его воли. Он всегда поступал по-своему, потому что у него было достаточно денег, чтобы купить привилегии и благосклонное отношение. То, что какой-то наглый деревенщина похитил самую богатую невесту Чикаго, девушку, с которой Хуберт был уже обручен, — приводило его в ярость. Хуберт поклялся, что разорит Дру, когда наконец поймает его. Конечно, это станет возможным, если он узнает адрес этого ублюдка.

Итак, Хуберт пребывал в полном расстройстве, когда в зал вошла Гвендолин Кассиди и тепло приветствовала его.

— Ваши сыщики обнаружили какие-нибудь следы? — спросила она с беспокойством. Хуберт лишь раздраженно вздохнул.

— Я проверил каждую железнодорожную станцию, каждый склад в округе, никто и нигде его не видел и ничего о нем не слышал. Все, что мне удалось узнать, — они едут на Запад, по дикой местности. Салливан пускает в ход весь свой опыт, чтобы сбить со следа сыщиков. Я не согласен с Эдгаром и думаю, он похитил Тори, чтобы рассчитаться со мной.

— Бог мой, Викторию словно рабыню везут через всю страну — она в лапах этого дикаря! — Гвен чуть не упала в обморок. — Я уверена, что мой бывший муж имеет непосредственное отношение к происшедшему. — На ее приятном лице отразилось негодование. — Мне следовало бы догадаться, что Калеб найдет способ испортить мне жизнь.

— Ваш бывший муж? — Хуберт озадаченно заморгал. — Мне казалось, вы говорили, что он умер.

Гвендолин проклинала себя за беспечность. Действительно, она говорила Фрезье, да и всем другим членам их избранного высшего круга, что Калеб погиб на золотых приисках, погнавшись за призраком богатства. Хотя на самом деле именно по ее настоянию он туда и отправился. Гвен не позволяла упоминать имя Калеба на людях. Она сделала все, чтобы ее дочь забыла Калеба и считала Эдгара своим отцом.

— Да, — проговорила она, судорожно придумывая объяснение. — Несколько лет назад я получила сообщение о его смерти. Но оказалось, что сведения эти были ложными. Он жив-здоров и живет в Монтане, где…

— Вот оно что! Монтана! Вот откуда приехал Салливан! — выпалил Хуберт. Он, конечно же, забыл эту деталь, потому что не собирался никогда больше встречаться с этой скотиной. К сожалению, желание Хуберта не сбылось. Наглый тип умыкнул Викторию в день свадьбы и, скорее всего, везет ее именно на Запад, в эти Богом забытые края. Ну а если этот мерзавец изнасиловал Викторию, то виселица — самое подходящее для него место!

— Где Эдгар? — спросил Хуберт нетерпеливо.

— Он готовится к поездке в Монтану, — ответила Гвен. — Я чувствую, что мой бывший муж каким-то образом оказался замешан в этой истории, и поэтому решила съездить туда.

— Я еду с вами, — заявил Хуберт.

Гвендолин не очень понравилась эта идея. Знакомство Калеба с женихом Тори может сильно ей навредить. Если Калеб вздумает рассказать свой вариант истории их взаимоотношений, дружба Гвендолин с семейством Фрезье окажется под угрозой. Три года она добивалась того, чтобы оказаться в самых избранных кругах чикагского общества. Она не хотела испортить свою репутацию какими бы то ни было порочащими слухами. По ее мнению, общественное положение являлось самым важным в жизни, и она не собиралась рисковать им из-за пустяков.

Вдруг Хуберт не захочет жениться на Тори — семья Кассиди окажется в скандальном положении. Для Гвен подобное происшествие хуже смерти! Она приходила в ужас при одной мысли о том, что могущественные и высокопоставленные люди Чикаго отвернутся от нее.

— А вам не кажется, что лучше остаться в Чикаго и следить за тем, как идут поиски? — заметила Гвен, надеясь, что Хуберт поймет намек и останется дома хотя бы ради нее.

— Я еду с вами, — повторил Хуберт, затем повернулся на каблуках и бросился к двери, чтобы идти готовиться к отъезду.

Гвендолин огорченно топнула ногой. Черт подери, сколько же волнений из-за Калеба! Он еще проклянет тот день, когда посмел вмешаться в их жизнь. Семейства Кассиди и Фрезье строили далеко идущие планы в отношении Хуберта — на следующий год он должен баллотироваться в местные органы власти. Виктория могла бы занять достойное место рядом с ним. Но слухи и болтовня вокруг ее похищения уже наносили вред репутации обоих семейств. Фрезье были весьма влиятельными людьми. Гвен могла гордиться возможностью породниться с ними благодаря браку своей дочери. Пусть только Калеб попробует помешать ей подняться к заветной ступеньке чикагского общества! Гвендолин его просто уничтожит!

Да, в свое время она сваляла дурака — не стоило выходить замуж за Калеба. Это была ужасная ошибка. Но тогда ей просто наскучили мягкие манеры Эдгара, и она отправилась на поиски пикантных приключений и разнообразия в жизни. Калеб увлек Гвендолин своим неуемным, полным жажды приключений духом. Но прошло совсем немного времени со дня их головокружительной свадьбы, и она поняла, что страсть — совсем не то, что ей нужно; на самом деле она жаждет стабильности и достатка. К счастью для Гвен, Эдгар никогда не оставлял надежды на ее возвращение. Он был настолько предан и верен, что терпеливо дожидался, пока она вернется, и великодушно простил ей бегство к человеку, значительно более яркому и интересному, но не обладающему таким состоянием и положением, как у него.

"Мы оба глупцы”, — подумала Гвен, поудобнее усаживаясь в кресле и отпивая еще один глоток чая. Эдгар глуп, потому что безоглядно обожает ее. Она просто дура, что вышла замуж за Калеба, неспособного достойно обеспечивать ее. Гвен и раньше бы расторгла их брак, длившийся на десять лет дольше, чем нужно. Но ее отец строго запретил это делать. Когда он умер, Гвен отослала Калеба на Запад — искать золото — и, воспользовавшись его отсутствием, быстро добилась развода.

Слишком раздраженная, чтобы усидеть на месте, Гвен поднялась с места и начала ходить по гостиной. Она очень боялась встречи с Калебом. На мгновение она подумала о Тори. Как-то она там, в совершенно чужом для нее мире? Но больше всего Гвен беспокоило, каким образом изменится ее положение в чикагском обществе в случае, если станет известна правда о Калебе. Кроме того, Виктория никогда по-настоящему и не усваивала материнских уроков. Она получила воспитание, достойное аристократки, но сама оставалась равнодушна к своему положению. Она не вжилась в роль, которую ей предназначала мать. Тори была ее крестом, и как бы она ее ни ругала, как много шума ни поднимала бы вокруг. Тори никогда не соответствовала ее требованиям.

Как бы там ни было Гвен должна выйти из этой ситуации, оставив свое достоинство и репутацию в полной неприкосновенности. Никто не сумеет подорвать ее положение на вершине общества! И даже если Хуберт вздумает последовать за ними на Запад, она побеспокоится о том, чтобы он узнал о ее предыдущем браке не больше, чем ей угодно!

Глава 13

Как и ожидал Дру, долгие часы в седле были мучительны. И когда время от времени Тори ослепляла его своей чудесной улыбкой, он старался направить мысли прочь от сладострастных вожделений. Но сдерживался он до того момента, когда, прижавшись друг к другу, они ложились спать, и звездный полог неба расстилался над ними. И тогда для него исчезало все, кроме желания узнать как можно больше об этой влекущей к себе нимфе. Сформировавшись в женщину. Тори стала дразнящей воображение и умелой возлюбленной. Ее расцветшая грудь очаровывала его. Дру испытывал некоторое чувство гордости, осознавая, что именно он обучил науке страсти эту прелестную богиню.

Погрузившись в мечтания, Дру глядел на яркие звезды, казавшиеся такими близкими, что, думалось, их можно коснуться рукой. Ему очень хотелось знать, о чем в этот момент думает Хуберт. Дру надеялся, что он в отчаянии рвет на себе волосы. И поделом ему. Теперь не будут говорить о том, скольких пастухов Хуберт обсчитал при сделках. Пусть страдает, а украденная невеста станет прекрасной компенсацией за понесенные по его вине убытки…

Дру тяжко застонал, когда Тори шлепнула его по животу. И мгновенно мысли о Хуберте Каррингтоне Фрезье-младшем улетучились из его сознания. Тори обладала потрясающим умением отвлекать внимание. Когда его руки властно скользнули по ее бедрам и устремились под рубашку, лаская груди, Тори отчаянно вцепилась ему в запястья.

— Скотина! — игриво поддразнивала она. — И это все, о чем ты постоянно думаешь?

— Когда ты рядом, то да, — признался он, с вожделением глядя на нее.

Тори шаловливо захихикала.

— Отлично! Мне приятно сознавать, что не только у меня мысль работает в одном направлении.

— Почему же, Чикаго? — спросил он, прижав к себе Тори, расслабленную восхитительным поцелуем. — Уже не потому ли, что я первый обучил тебя страсти?

— Нет, это потому, что я люблю тебя… — Тори прикусила язык…

Проклятье, она не должна была это говорить. Ей не хотелось, чтобы Дру почувствовал себя хоть чем-то обязанным ей или испытал к ней жалость, поскольку любовь ее была безответной. Она знала, что для Дру их связь — лишь способ убить время в течение долгого пути на Запад, но все же надеялась, что у него возникнет ответное чувство и он полюбит ее с той же силой, что и она его. Не стоило вот так заявлять о своей любви, ведь Дру — закоренелый холостяк. А вдруг он воспримет ее признание как покушение на свою свободу…

Когда Дру пристально посмотрел на нее, а потом нахмурился, сердце Тори екнуло в груди. Его молчание лишь подтвердило ее уверенность, что он испытывает по отношению к ней лишь сладострастное вожделение. Тори вскочила на ноги и вприпрыжку побежала к реке. Если своими словами, которые Дру не хотел слышать, она разрушила те хрупкие узы, что связывали их, этого она себе никогда не простит!

Скинув одежду, Тори погрузилась в воду, чтобы смыть с себя грязь после долгого дня пути. Проклятье, если бы она умела плавать, то вытянулась бы и скользила по течению, позволив реке нести себя дальше и дальше.

— Знаешь, ты ошиблась, — раздался негромкий голос Дру.

— Ты о чем? — спросила Тори с притворной невинностью.

— Тебе эго известно. — Засунув руки в карманы, Дру легкой походкой спустился к кромке воды, оценивающим взглядом рассматривая русалку, окруженную серебристым сиянием. Когда Тори выбралась на середину потока, Дру неодобрительно нахмурился. — Я же говорил, чтобы ты не лезла на глубину, пока не научишься плавать.

Едва Тори сделала неосторожное движение, никак не отреагировав на его предупреждение, Дру, стягивая рубашку, бросился к ней. Приближаясь, он не сводил с нее сумрачного взгляда; серебристые волны плескались между ними.

— Ты не должна, ты же знаешь, Чикаго.

— Я думаю, что мы уже обо всем поговорили. Я не умею плавать, вот в чем дело! — пробормотала она обиженно. Когда же он почти коснулся ее, она вывернулась из протянутых рук.

— Вот этого-то я как раз и не могу понять. — В голосе его прозвучали сочувствие и нежность, колеблющиеся, готовые, казалось, вот-вот оборваться.

Проклятье, ничем хорошим это столкновение не кончится! Он надеялся, что темы для разговоров у них будут другие, поскольку болезненно осознавал собственную неуклюжесть. И куда ему, тугодуму, угнаться за такой умницей, как Тори.

Тяжело вздохнув, Дру попытался еще раз:

— Ты не любишь меня, Чикаго. Ты, должно быть, думаешь, что любишь, но это не так. У тебя просто голова закружилась от восторга, потому что я первый мужчина, которого ты познала. Страсть для тебя внове, она восхитила тебя.

В течение десяти лет Тори слышала от матери, что делать и как вести себя, когда это с ней произойдет. И вот появился Дру Салливан, который обучил ее всему в этих пустынных местах. И сейчас этот неистовый человек осмеливается объяснять ей, о чем она думала! Он даже не ответил на признание, он его отверг и заявляет, что о ее любви к нему не может быть и речи. Мужчины! У них у всех мозги заморожены с шестнадцати лет! Он низвел восхищение им до простого сладострастия, неосторожно задев ее самые глубокие чувства.

— Возможно, ты и прав, — покровительственным тоном сказала она, чтобы как-то ответить. — Ну, а теперь оставь меня. Я хочу поучиться плавать — как золотая рыбка в сказке!

Забавно пускать пузыри на поверхности воды. Свое достоинство она больше не уронит. И никогда больше не скажет главных слов. Речь ее должна быть предельно правильной, и в ней никогда не должно больше быть богохульств.

Возмущенная бесконечными насмешками Дру, Тори вопреки рассудку сделала глубокий вдох и нырнула под воду. Утонуть, уплыть — все что угодно, решила она, только бы прекратить этот разговор.

Рука, схватившая ее за волосы, довольно наглым образом вытянула Тори на поверхность.

— Нам надо поговорить, Чикаго. Ты поучишься плавать в другой раз.

— Мне нечего тебе сказать, — проворчала она, шлепнув его по руке.

— Ладно, тогда я скажу, — настаивал он.

— Я вся внимание.

Дру подождал, пока Тори немного успокоится, любуясь совершенными линиями ее тела, залитого лунным светом, потом мягко стряхнул сверкающие капли воды с ее лица.

— Все эти ученые книжки, которые ты прочитала в школе, конечно, дают массу знаний, — спокойно начал он. — Но во многом ты еще новичок, и порой тебе следует подумать хорошенько, прежде чем облекать в слова свои эмоции.

Тори горько задумалась. Ну вот и настал момент решительного объяснения, и Дру пытается “подготовить” ее. Возможно, ему не раз приходилось проделывать это и прежде, а сегодня и ей предстоит стать объектом его прощального монолога. Дру умеет говорить несправедливые вещи, но сперва он постарается усыпить ее гордость. Что ж, она в таком случае будет вести себя, как фурия.

Ах, что за восхитительная черта пролегает между любовью и ненавистью. Когда женщина уязвлена мужчиной, она может любить его одну минуту и не выносить в следующую. Обида не оставляет места для равнодушия до тех пор, пока не улягутся сердечные волнения. Дру мог бы своим сарказмом в клочья разорвать или, наоборот, излечить нежностью. Этот мужчина был властен над ее чувствами. Памятуя об этом. Тори дала себе слово сохранять хладнокровие во время его “проповеди”, хотя вряд ли это было возможно. Любовь делала ее впечатлительной и сентиментальной. Она не могла быть одновременно рассудительной и влюбленной. Эти чувства взаимоисключали друг друга.

— Ты еще не осознала, чего ждешь от мужчины. Ты просто маленькая наивная девчушка с сияющими глазами. — Дру говорил с величайшим убеждением. — Ты пытаешься видеть меня таким, как тебе хочется, пусть даже это совсем не соответствует действительности.

Услышанного ей вполне достаточно, хватит! Но когда Тори попыталась удалиться, Дру быстро остановил ее.

— Мы вместе и мы одни; ты впервые в жизни оказалась наедине с мужчиной. Мы испытывали судьбу. Расправь крылья, Чикаго. Ведь то, что произошло, — совершенно собственная вещь между мужчиной и женщиной, которые, объединившись, стали сильней, дабы вместе бороться с препятствиями. — Его мощная грудь вздымалась. Он ожидал, что она поглядит на него, но она смотрела в сторону. — Ты не поняла, Чикаго? Я хочу быть твоим единственным мужчиной. Если бы я послал одного из моих братьев привести тебя, ты вообразила бы себя влюбленной. Но Калеб послал меня, потому что…

Тут голос Дру осекся, словно его ударили промеж глаз Боже всемогущий, конечно же, все шло к тому, чтобы он угодил в расставленную ловушку! Господи, какой же он глупец! Да будет проклято коварство Калеба Конечно же, он знал, что случится, когда они с Тори останутся наедине. Калеб понимал, что Дру не сможет путешествовать в открытую без риска быть схваченным. А это значило, что они с Тори должны стать одинокими странниками, вынужденными проводить ночи рядом друг с другом.

Дру стиснул зубы, понимая, что так оно и есть. “Я хочу увидеть мою маленькую девочку”, — говорил тогда Калеб. И это все? “Где были мои глаза!” — озлобленно думал Дру. Если его догадки верны, то Калеб предчувствовал нечто подобное. Ему хотелось посмеяться над Гвендолин. Что за негодяй! Недаром он не поехал в Чикаго сам, а послал его. И вот теперь Дру, как честный человек, должен взять на себя ответственность за то, что произошло, заплатить сполна за ночи неистовой страсти. Рано или поздно Калеб все равно вынудит его сделать это.

Ну, а сам-то он теперь, после того как они с Тори познали друг друга, сможет отослать ее назад к Хуберту? Зная мстительный характер Фрезье-младшего, Дру понимал, что тот выплеснет всю ярость на Тори, ставшую невинной жертвой. От этих мыслей у Дру мурашки пробежали по телу. Калеб сделал орудием мести собственную дочь, чтобы взять реванш у Гвен! А сам Дру использовал девушку, чтобы отомстить Хуберту…

— Если ты высказался, то я хотела бы выбраться на берег, пока совсем не окоченела, — прошептала Тори, прерывая размышления Дру.

Салливан оказался между молотом и наковальней. Если он не женится на Тори, Калеб уничтожит его. А Хуберт и Кассиди, в свою очередь, отыграются на Тори за то, что произошло между ней и ее похитителем. Но даже если он и женится на ней, Хуберт и Гвендолин все равно останутся оскорбленными. Ладно, как бы там ни было, он обязан поступить как мужчина…

— Я тут поразмыслил обо всем и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — выпалил он.

Тори онемела от неожиданности. Она смотрела на Дру во все глаза, как на что-то невиданное.

— Ты что, с луны свалился? — наконец выговорила она. — Сначала привел массу доводов, почему я не могу любить тебя, а потом сделал предложение. Ты, наверное, слишком долго был на солнце и перегрелся.

"Конечно, она права, считая меня психом”, — подумал Дру. Но у него просто нет выбора. Хочет он обзаводиться женой или нет — выход у него один. А уж как будут возмущены Хуберт и Гвен, когда узнают обо всем! Пожалуй, нарочно не придумаешь лучшего способа разъярить этих эгоистов.

— Я в здравом уме, — настойчиво сказал Дру. — И мы поженимся в Каунсил-Блаф!

Ошарашенная неожиданным предложением, Тори выбралась на берег и побежала одеваться. Гнев, боль и смятение царили в ее душе. Она знала, почему Дру так внезапно решил жениться на ней. Это не имело ничего общего с любовью, это была лишь обязанность, долг перед той, чья девственность досталась ему. Совершенно ясно, что жениться он решил, чтобы продемонстрировать свое благородство и честность.

Конечно, Тори следовало только радоваться тому, что она станет его женой, но она не могла — и не потому, что Дру не предложил свою любовь — ее просто не было. Ведь если бы она действительно была ему нужна, он сказал бы об этом раньше — у него была возможность. Но он ничего не хотел и ни о чем не сказал. Она была вынуждена принять предложение Хуберта, поскольку Гвен уже все за нее решила. Но Тори не согласилась на предложение Дру. Ей не хотелось бежать из одной тюрьмы только для того, чтобы угодить в другую. И эта новая тюрьма будет полна мучений, если Дру по-настоящему не захочет, чтобы Тори вошла в его жизнь. Но тогда ей следует изменить решение — из чувства признательности к нему. Эта мысль уязвляла ее гордость…

— Нет никакой необходимости жениться, — заявила Тори, бросившись на солому. — Я собираюсь уйти в монастырь.

— Ну уж нет, Чикаго, — грозно произнес Дру, возвышаясь над ней. — Ты сказала, что любишь меня. Так что мы должны пожениться! Я куплю тебе самое лучшее платье из тех, что найдутся в Каунсил-Блаф.

Опять! Он опять говорил не то, и это разозлило ее. Он считает, что ее можно соблазнить обещанием купить новое платье! Да будь он проклят! Даже ударив ее, он не смог бы сделать ей больнее.

— Новое платье? — в гневе передразнила она. — Как великодушно с твоей стороны!

Дру понял, что она разозлилась не на шутку, и безнадежно вздохнул. Он и Тори могли быть либо любовниками, либо врагами. Третьего не дано.

Тори повернулась к нему спиной.

— Я решила, что ты прав. Я не люблю тебя, а раз так, то не собираюсь выходить за тебя замуж. Для меня невыносима мысль, что ты берешь на себя всю ответственность.

— Если ты не скажешь “да”, я расскажу Калебу обо всем, и уж он-то настоит на нашей свадьбе. — Дру выбрал самую верную тактику.

Тори стремительно развернулась, и глаза ее метнули огненные стрелы:

— Ты не посмеешь.

— Именно так я и поступлю, — заверил он угрожающе.

Тори, пылая, смотрела на него, и воображение рисовало картины мести; ей ужасно хотелось избить его до синяков. Ведь она только что заявила о своей независимости. Совсем недолго она сама распоряжалась своей жизнью и жила так, как хотела.

Но сейчас Тори почувствовала, что с таким козлом не пободаешься. Пришлось схитрить — уверить его в том, будто, подумав, она согласилась с его условиями.

— Хорошо, я выйду за тебя, — объявила она, натянув на плечи стеганое одеяло.

— Я рад, что все устроилось, — сказал он с облегчением.

Все и вправду устроилось отлично, только к ее удовольствию, а не к его. Конечно, Дру не надо знать, что последует дальше. Хватит с него. Но одно ясно наверняка. Тори никогда больше не совершит подобной ошибки и не откроет своих чувств этому огромному павиану, да и всем остальным тоже. Он не хочет ее любви, она ему просто не нужна, и он не собирается завоевывать ее, ну и ладно! Тори собиралась в Монтану навестить отца. А кто знал об этом? И кто знает о том, что произошло; ведь в конце концов ее жизнь — это ее жизнь. А кое-какие детали можно попросту забыть!

С этого дня Тори не собирается обращать внимания на то, кто что скажет! У Виктории Флемминг-Кассиди своя голова на плечах, и жить она начнет своим умом. Она стряхнет с себя прошлое. День ее освобождения миновал, а завтра придет первый день ее новой жизни — когда только она одна будет вправе распоряжаться собой. А если Дру Салливану это не понравится, ладно, Бог с ним!