Страсть с повинной

Глава 1

Прежде чем занять место в первом ряду, рядом со своим боссом, Ребекка оглядела зал лектория. Он был набит битком.

– Правда ваша, Руперт, тема лекции не очень популярна, – ехидно сказала она своему соседу.

– А я всегда прав, – усмехнулся он. – Тес…

Идет…

Она ответила ему тоже усмешкой. Ребекка пришла на антропологическую лекцию только потому, что на этом настаивал Руперт, ее босс. Он и его жена Мэри учились вместе с Бенедиктом Максвеллом, сегодняшним лектором.

– Добрый вечер, дамы и господа! Мне лестно видеть вас сегодня здесь, и я надеюсь, что плоды моего опыта и открытий за последние семь лет не обманут ваших ожиданий. Если вам наскучат мои рассказы, разрешаю вам покинуть зал.

Наскучат! Один только звук его голоса обладал гипнотической силой. Ребекка подалась вперед, ее широко раскрытые глаза встретились с карими искрящимися глазами докладчика. Задержавшись на Ребекке, взгляд его перебежал на сидящего с ней рядом Руперта. Выступавший, несомненно, обладал чарующим магнетизмом, который совершенно неожиданно нашел отклик в глубине ее женского естества. Дыхание, казалось, замерло, сердце сбилось с ритма – ничего подобного с ней раньше не происходило. Ее большие, цвета фиалки глаза завороженно округлились, и она внутренне ахнула. Она знала этого человека, хотя никогда с ним прежде не встречалась. Нет, это какое-то безумие! Где-то в глубине души она знала его. Все в нем казалось ей знакомым…

Здравый смысл подсказывал ей, что реакция ее смешна, но никогда в жизни она не испытывала такого воздействия мужчины на все ее существо. Тело ее запылало, она встряхнула головой, чтобы сбросить с себя странное наваждение, да куда там! Она чувствовала, как обаяние его излучающей биотоки личности окутывает ее целиком.

Он стоял посреди сцены лектория с такой непринужденностью, какою мало кто обладает. Высокого роста, около шести футов, атлетического телосложения, широкоплечий, длинноногий, тело хоть и крупное, но без малейшего намека на дряблость. Белоснежная манишка, твидовый пиджак и брюки безупречного покроя дополняли его облик.

Ребекка завороженно вслушивалась в рассказ о его приключениях и трудностях. Шесть лет назад он отправился в экспедицию в джунгли Амазонии; через двенадцать месяцев его проводник и носильщики сообщили, что он погиб. Они видели, как его унесло по течению реки в водопад; никто не мог бы уцелеть после такого несчастного случая. Но каким-то чудом он остался жив и вернулся в цивилизованный мир – год тому назад, после четырехлетнего пребывания среди неизвестного до сих пор племени индейцев, где он изучал их жизнь и обычаи. Книга о его скитаниях выйдет в свет на следующей неделе, и Ребекка не сомневалась, что эта работа привлечет читательское внимание гораздо больше, чем обычные антропологические исследования.

Если он пишет так же талантливо, как рассказывает, то в этом нет ни малейшего сомнения, думала она, плененная каждым словом лектора. Он, казалось, живописал голосом, выражением лица, движением губ, подчеркивая то или иное место в своем рассказе.

О нем мало знали в академии, но вот теперь, появившись в лектории, он основательно потряс академическую публику. Некоторые из антропологов-консерваторов завистливо пытались сбить ажиотаж вокруг его выступлений. Но Бенедикт Максвелл хладнокровно занимался своими публичными лекциями; привлекая интерес общественности к бедственному положению южноамериканских индейцев и уничтожению джунглей, он надеялся таким образом заставить правительственные круги мировых держав найти решение проблем, уже ставших критическими.

Ребекка на сто процентов разделяла его идеи, но если б даже думала иначе, сегодняшнее выступление переубедило бы ее и сделало бы пылкой его сторонницей.

Темные завитки довольно длинных его волос спадали на воротник пиджака. Если на то пошло, писаным красавцем он отнюдь не был. Высокий лоб и черные кустистые брови придавали лицу излишнюю жесткость, как и крупный нос с горбинкой и квадратный подбородок. Воплощение силы и решительности. Но вот глаза… глаза были действительно прекрасными…

Ребекка не заметила, как пролетели два часа. Когда лекция закончилась, она вскочила на ноги и громко зааплодировала. На мгновение взгляд его золотисто-карих глаз остановился на ней; впечатление было такое, будто на нее из гущи джунглей сверкнули глаза какого-то хищника из породы кошачьих, затем он отвел взгляд и нахмурился.

Она обернулась к Руперту:

– Блестящая лекция, просто блестящая. Руперт засмеялся. Полный, небрежно одетый, с густой гривой поседевших волос, он производил впечатление человека, не интересующегося своей внешностью. Когда отец Ребекки заболел, Руперт предложил ей должность ассистентки – с тем чтобы она помогала ему в исследовательской работе. А когда через несколько месяцев отец умер и пришлось продать дом, она стала снимать у Руперта и Мэри жилье.

Руперт положил руку на ее хрупкое плечо и покачал крупной головой:

– И ты туда же. Да вы что, сговорились?.. Сначала Мэри пришла в телячий восторг, когда узнала, что Бен приезжает, а теперь, кажется, и ты заразилась этой болезнью.

Ребекка засмеялась и тряхнула головой, тщетно пытаясь избавиться от головокружительного чувства, которое Бенедикт Максвелл пробудил в ней.

– И не стыдно вам, Руперт, вы же знаете, что Мэри не интересуется никем, кроме вас и, конечно, Джонатана.

– Знаю, знаю. – Самодовольная улыбка озарила его лицо, еще бы – жена неделю назад родила ему мальчика, первого ребенка после десятилетней совместной жизни. Мать и дитя вернулись домой из больницы только вчера. – Послушай, иди сейчас к ректору и принеси ему мои извинения за опоздание, скажи, я скоро подойду. Сначала хочу узнать, как там Мэри.

– Конечно, Руперт, и передайте привет, – улыбнулась Ребекка.

Продолжая улыбаться, она пересекла двор и направилась в административный блок. Остановившись у двери в кабинет ректора, она вдруг быстро повернулась и пошла в сторону дамской комнаты. Нервные спазмы в желудке она отнесла к плохому пищеварению, хотя и подозревала, что просто перевозбудилась. Неужели на нее так подействовала встреча с Бенедиктом Максвеллом? Прежде она за собой такой чувствительности не замечала. Возьми себя в руки, девочка, проговорила она и, поставив сумочку на умывальник; стала разглядывать свое отражение в зеркале.

Неужели эта девушка с пылающим лицом и лихорадочно блестящими глазами действительно она? Я веду себя как дурочка. И, ополоснув лицо холодной водой, она насухо вытерлась и аккуратно нанесла немного косметики: слегка подкрасила длинные, густые ресницы, наложила свежий розовый мазок на сочные губы и со вздохом посмотрела на результат своей работы в зеркало.

Результат ее не удовлетворил. Ребекка была образованной, интеллигентной девушкой, хорошо справлялась с работой, будучи ассистенткой профессора Руперта Бэрта, старшего лектора по вопросам права, и комплексовать, даже из-за внешних данных, у нее не было причин. Невысокого роста, с большими фиалковыми глазами и длинными черными волосами, собранными в пучок, мягкие, женственные очертания фигуры. Слишком пышные, поморщилась она. Если уж начистоту, то она похожа на семнадцатилетнюю Лолиту! Отвратительное воспоминание вдруг всплыло у нее в памяти и заставило содрогнуться.

Даже строгий покрой синего шелкового платья не скрадывает ее пышную грудь и бедра, вдобавок подчеркнутые тонкой талией, подумала она со вздохом. Этот великий муж никогда не обратит на такую пухленькую коротышку внимания. А если и обратит, то не отнесется к ней серьезно, с первого взгляда уж точно. Ни один мужчина не воспринимает ее так, как ей хотелось бы…

И вот Ребекка уже стоит в углу богато обставленной приемной и прислушивается к разговорам вокруг, все время ощущая присутствие человека, возвышающегося в центре и окруженного лучшими умами Оксфорда. Она попросила ректора извинить ее шефа за опоздание и не могла не заметить, как секретарша ректора Фиона Гривз, высокая рыжеволосая девица, увивается возле почетного гостя и в полном смысле слова присосалась к нему как пиявка.

Ректор Фостер, между прочим, представил Ребекку Бенедикту Максвеллу. Она словно онемела, а он пробормотал что-то с вежливой официальной улыбкой и вернулся к своему разговору с Фноной. Казалось, он чем-то недоволен.

Ребекка, огорченная его небрежной манерой поведения, незаметно отошла к стене и теперь из своего относительного укрытия наблюдала за мужчиной своей мечты.

– Ребекка, это как-то на тебя не похоже – прятаться по углам. Иди-ка сюда, я представлю тебя Бенедикту.

Она вздрогнула, заслышав голос Руперта, и, поставив стакан с недопитым коктейлем на подоконник, неохотно подошла к шефу, который стоял в компании Бенедикта, Фионы и ректора. Положение было идиотским, она хотела сказать, что их уже познакомили, но Руперт не дал ей такой возможности.

Обняв ее за плечи и втянув в свой узкий круг, он произнес:

– Это Ребекка, мой ассистент. Ты помнишь старину Упыря? Так вот, Ребекка – его дочь, и такая же умная, как ее папа.

– Упыря? Руперт! – воскликнула девушка, готовая провалиться сквозь землю. Да еще Бенедикт Максвелл бросил на нее такой странный взгляд! Ощущение было не из приятных.

Руперт захохотал:

– Прости, дитя, мы дали ему такое прозвище. Блэкет-Грин, Упырь и есть!

Ей удалось улыбнуться. Тем временем Бенедикт Максвелл, высвободившись из цепких рук Фионы, остановил свои по-кошачьи сверкающие глаза на Ребекке.

– Это и есть дочь покойного профессора Блэкет-Грина? – Не только удивление, но и еще какое-то другое, непонятное ей чувство окрасило его голос.

– Вы были знакомы с отцом? – спросила она тихо.

– Я посещал его лекции. Вероятно, он умер совсем недавно. – Пряча темные глаза под полуопущенными веками, он добавил:

– Примите мои соболезнования. Я знаю, как тяжело потерять близкого человека.

Она почувствовала искреннее сожаление в тоне его глубокого, мелодичного голоса, и гнетущее беспокойство исчезло; у нее стало тепло на душе, и это отразилось в ее улыбке, когда она взглянула на его суровое лицо.

– Благодарю вас.

Его темные глаза оглядели ее с ног до головы – вне всякого сомнения, с чисто мужским интересом. Он едва обратил на нее внимание, когда их первый раз познакомили, однако теперь воздал ей дань мужского одобрения.

Остаток вечера пролетел для Ребекки будто во сне. Бенедикт настоял, чтобы она выпила бокал шампанского вместе с ним и, как бы случайно, обнял ее за хрупкие плечи. Шел оживленный разговор, а порой и просто веселый, так как Руперт показывал всем и каждому в отдельности фотографии новорожденного сына.

– А где же Мэри? – спросил Бенедикт, на что Руперт с упоением стал излагать подробности о процессе рождения ребенка, со всеми техническими тонкостями, и закончил свое повествование шутливым резюме:

– Мэри полагает, что малыш еще слишком мал, чтобы лишать его источника пропитания. Поэтому меня сопровождает моя помощница, в прошлом году ее жалованье удвоилось в связи с дополнительными обязанностями… – Он погладил Ребекку по голове, что привело ее в бешенство. – Теперь ей надлежит заботиться обо мне, поддерживать в хорошем тонусе. – С этими словами он поднес стакан виски к губам и осушил его.

– Так вы живете вместе с Рупертом? – Вопрос Бенедикта прозвучал явно двусмысленно и неодобрительно.

– Нет… То есть да. – Она запуталась, торопясь объяснить ситуацию. Неужели все женщины становятся такими же жалкими, когда встречают мужчину своей мечты? Она отчаянно старалась произвести на него хорошее впечатление. – Я имею в виду, что снимаю жилье у Мэри и Руперта. Я продала дом отца и хочу купить небольшую квартиру, когда как-то определюсь. А пока Мэри попросила меня пожить с ними и помочь с ребенком и хозяйством… – Так она лепетала, голос ее срывался, а фиалковые глаза метались в ловушке у золотисто-карих.

Он улыбался, глядя сверху вниз на ее зардевшееся лицо.

– Я понял, Ребекка.

Она была уверена, что он все понял; и ей вдруг страстно захотелось поцеловать его.

– Спасибо, – пролепетала она, не понимая, за что, собственно, она его благодарит и откуда появились ее эротические фантазии.

Бенедикт нежно прикоснулся пальцем к ее подбородку.

– Здесь довольно много народа, а мне бы хотелось поближе с вами познакомиться, Ребекка Блэкет-Грин, – произнес он, растягивая слова, и не успела она опомниться, как оказалась в углу большого оконного выступа. – Поведайте мне, Ребекка, чем собирается заняться молодая девушка, похожая на школьницу, когда окончит курс Оксфорда? Надеюсь, не работать же всю жизнь ассистентом у старика Руперта? – Его черная бровь вопросительно изогнулась.

К своему великому удивлению, Ребекка разоткровенничалась.

– Я собиралась поехать в Ноттингем на год и получить аспирантский диплом, а потом – преподавать. Но тут заболел отец, я осталась дома и ухаживала за ним до его кончины.

Она не сожалела о том, что не уехала, это помогло ей легче перенести смерть отца.

– А что вы намерены делать теперь? – спросил Бенедикт.

– В сентябре собираюсь с опозданием на целый год завершить образование. Надеюсь, что смогу преподавать историю в высшей школе и французский язык.

– Учительство… Не очень-то престижно для девушки с вашими… – он запнулся, – качествами. – Его томный взгляд говорил, что он имеет в виду не только ее академические успехи; его рука, лежавшая на ее плече, обвила ей шею.

Она вздрогнула от этого жаркого прикосновения и сконфуженно покраснела. Ее возмущало, когда о профессии учителя отзывались пренебрежительно, и ей казалось, что Бенедикт не способен на это.

– Ваше отношение к преподавательской деятельности меня удивляет, мистер Максвелл, особенно если учесть ваше собственное образование. Я не одобряю такого отношения, хотя оно, судя по всему, преобладает в нашей стране. Считается, что люди, идущие на педагогическую работу, лишены амбиций. – Она повела плечом, чтобы избавиться от его руки, и при этом заметила выражение интереса, осветившее его суровые черты. – Мне жаль, если моя точка зрения показалась вам нелепой. Однако вы не первый человек, который советует мне выбрать более престижную карьеру. Деловую карьеру. Мне даже предлагали Чейз-Манхэттен в Нью-Йорке… – Она замолчала, так как Бенедикт громко расхохотался.

– Ну хорошо, хорошо, вы меня заинтриговали, Ребекка; вид у вас особы сдержанной и здравомыслящей, а на самом деле вы просто елочная хлопушечка.

Щеки Ребекки вспыхнули гневным румянцем, но рука его все еще обнимала ее тонкую шею, и гнев внезапно исчез. От прикосновения его ладони, казалось, вниз по всему ее позвоночнику пробегали разряды тока.

– Простите, я, должно быть, слишком болтлива. Вам, с вашими свершениями, мои планы, наверное, представляются скучным лепетом, – попыталась она как-то выйти из положения, но голос у нее сорвался.

– Нисколько, Ребекка, и прошу простить меня, если я обидел вас. Я совсем этого не хотел. Я считаю профессию учителя весьма престижной, а что касается скучного лепета, то и тут вы очень ошибаетесь. Все, что связано с вами, невероятно меня интересует.

Она неуверенно взглянула в его лицо; казалось, он был искренен. Его золотисто-карие глаза потемнели, в их глубине появилось странное выражение, когда он посмотрел на ее пылающее лицо, а затем опустил взгляд ниже, где под мягким шелком платья выступала пышная грудь. Она покраснела еще больше и чуть не задохнулась от волнения, какого никогда не испытывала прежде. Прижав руку к горлу, она инстинктивно пыталась скрыть бешеное биение пульса.

– Я думаю, что из вас получится отличный педагог, правда, могут возникнуть проблемы с молодыми людьми.

– Потому что я маленького роста? – спросила она смиренно. Его замечание огорчило ее. Руперт всегда дразнил ее по этому поводу.

– Нет, рост у вас прекрасный, но выглядите вы такой юной, что все учащиеся мужского пола будут в вас влюбляться.

– Мне уже двадцать два! – воскликнула она. Бенедикт положил ей руку на плечо:

– Я не хотел вас обидеть, но, когда человеку уже тридцать четыре года, все, кому еще только двадцать или около того, кажутся юными. – Он притянул ее ближе к себе. – Но не слишком юными, чтобы… Вы меня простили? – пробормотал он хриплым голосом.

Она не могла скрыть дрожь, вызванную их близостью. Ее грудь слегка касалась, его пиджака, и у нее перехватило дыхание. Она взглянула ему в лицо широко раскрытыми глазами и положила руку ему на грудь, не отдавая себе отчета в интимности такого жеста. Кончиками пальцев она почувствовала ровное биение его сердца. Простить? В это мгновение она простила бы ему даже убийство.

– Да, конечно, – прошептала она. Одна часть ее существа отвечала на поставленный им вопрос, в то время как другая – на зов в его потемневшем взгляде.

Бенедикт поймал ее маленькую руку, повернул ладонью вверх и поднес к губам.

– Думаю, мы поняли друг друга, вы и я… Она была околдована, ее фиалковые глаза затуманились, губы приоткрылись. Ей казалось, что она тонет в темно-золотистой глубине его глаз.

– Но лучше поговорить об этом в другое время и в другом месте, Ребекка. Пообедаем завтра вечером вместе. Я зайду за вами в семь.

Ей нравилось, как он произносит ее имя.

– Хорошо, – прошептала она, затаив дыхание, и тут он наклонился и поцеловал ее в губы.

– Пора возвращаться к гостям. От прикосновения его губ кровь бросилась ей в лицо и пламенем побежала по венам.

– А пока до свидания, милая, не забывайте меня. – Он улыбнулся, глядя на ее пылающее лицо. – До завтра. – Сняв руку с ее плеча, он приподнял ей подбородок. – Не беспокойтесь, Ребекка, я уважаю своих дам. – На прощание он усмехнулся и подмигнул ей.

Она не помнила, сколько времени простояла, глупо улыбаясь. Лишь оглядевшись, сообразила наконец, какой занимательный спектакль они, должно быть, разыграли для окружающих. Она заметила понимающие улыбки на лицах нескольких женщин, но ей было все равно. Сегодня вечером она впервые встретила Бенедикта, но была уже без ума от него. Это ясно как дважды два.

– Ну что, дитя, судя по сентиментальному выражению твоего лица, старина Бен тебя покорил? – Голос Руперта вернул ее к реальности.

– Неужели так заметно? – спросила она, отрывая взгляд от того места, где в тесном кольце любопытствующих стоял Бенедикт.

– Боюсь, что да, малышка. Но должен тебя предупредить, Бенедикт не тот мужчина, об которого тебе следует сломать молочные зубки.

– Я не ребенок, я знаю все, что полагается в этих вопросах знать. – Она улыбнулась Руперту. – Бенедикт пригласил меня пообедать с ним завтра. – И слова эти, произнесенные ею вслух, заставили ее затрепетать.

– Ах вот оно что! Прежде чем ты наделаешь глупостей, девочка, советую тебе поговорить с Мэри. Она знает Бена лучше меня. Они дружили еще студентами. Он очень сложный человек и, говоря откровенно, не совсем твоего уровня.

– Благодарю вас, – ответила она сухо. – Вы умеете исподтишка создавать рекламу.

Руперт с растерянным видом запустил пятерню в полуседую гриву:

– Ах, черт возьми, Бекки, пойми меня правильно и будь осторожна. А теперь пошли отсюда.

Ребекка оглядела комнату, ища глазами человека, о котором они только что говорили, и Руперт заметил, как эти двое обменялись горящими взглядами.

Бенедикт повел плечом, а она произнесла одними губами «Завтра» и с улыбкой кивнула.

Оглянувшись в последний раз, Ребекка позволила Руперту вывести ее через запруженный людьми зал вниз по лестнице, во двор. Они шли под руку по улицам Оксфорда. Ребекке казалось, что город никогда еще не был таким прекрасным. В начале июня студенческие экзамены почти закончились, и теперь дышащий стариной город звенел от юных голосов, напоенных восторгом и чувством облегчения.

Древние камни знаменитых колледжей отливали серебром в угасающем свете, и сердце Ребекки пело от необъяснимой радости. Ей казалось, что она летит на крыльях, и они дошли до дома за каких-нибудь десять минут.

Сидя напротив Мэри за кухонным столом и потягивая какао, она пыталась сохранить спокойствие, когда Мэри попросила рассказать, о чем же была лекция Максвелла.

Допив какао и поставив свою чашку на стол, Мэри оглядела Ребекку внимательными голубыми глазами.

– Конечно, высокие идеалы спасения мира – прежде всего, но теперь расскажи-ка мне, что на самом деле случилось.

Ребекка с улыбкой вскинулась: неужели все так заметно? Даже Мэри, поглощенная новой для нее ролью матери, что-то углядела.

– Случился Бенедикт Максвелл, – ответила она напрямик, притворство было не в ее духе.

– Ага! Значит, это Бен превратил тебя из просто красавицы в красавицу сияющую. Мне следовало самой догадаться. Он даже в студенческие годы производил потрясающее впечатление на женский пол.

– Жаль, что я не знала его тогда, – заметила Ребекка; мысль о том, что Бенедикт был ребенком, а потом юношей, что до того, как они встретились, он жил какой-то своей жизнью, поразила ее. Что это, ревность? Нет, конечно же, нет. Это просто жажда, жажда знать мельчайшие подробности о жизни человека, который внезапно покорил ее сердце.

– Расскажи мне о нем, Мэри. – Она взглянула на подругу, и страшная мысль вдруг ужаснула ее: может быть, Мэри была одной из его женщин? Она ведь очень хорошенькая, высокого роста, шатенка с веселыми голубыми глазами, подходящая ему пара. Может, Бенедикт был ее любовником…

– Нет, он не был моим парнем, – хмыкнула Мэри, как бы прочитав ее мысли. – Но мы все варились в одном котле. Что же рассказать тебе о нем, право, не знаю. Если не считать рождественских открыток, мы с ним не общались после колледжа. Должно быть, он сильно изменился с тех пор, уже не тот застенчивый молодой человек, какого я знала.

– Застенчивый? – воскликнула Ребекка: это определение никак не подходило к образу Бенедикта.

– Да. Ну, может быть, «застенчивый» не совсем то слово, лучше сказать – сдержанный. – Мэри широко улыбнулась. – Я вспоминаю один случай, в конце экзаменов за второй курс. Мы устроили вечеринку, и, по-моему, тогда Бен первый и последний раз напился. Мы проболтали всю ночь. Я узнала, что отец у него умер, когда ему было десять лет, и через месяц его мать снова вышла замуж. Бена поместили в школу-интернат, а когда ему исполнилось двенадцать лет, у него появился братишка.

Сердце Ребекки сжалось при мысли о мальчике, потерявшем отца и отправленном в интернат. Она ведь тоже потеряла мать, когда ей было девять лет, и могла понять, как Бенедикт страдал от одиночества.

А Мэри продолжала рассказывать:

– У него был комплекс. Он объяснял замужество матери тем, что она слабая женщина и нуждается в опоре. Казалось, он ощущал себя виноватым за то, что был слишком молод, чтобы оказать ей поддержку. – Мэри вздохнула. – Какая наивность! Женщине, наверное, нужен был мужчина в постели… Во всяком случае, в дальнейшем Бенедикт никогда не обсуждал свою личную жизнь. Больше ничего не могу тебе рассказать, но он мне нравится.

– Ты уже и так многое мне рассказала. Тебе, наверное, покажется, что я преувеличиваю, но даже говорить о нем мне доставляет радость. – Ребекка усмехнулась, и в ее глазах блеснул озорной огонек. – Я увижусь с ним завтра вечером и произведу собственное расследование; не могу дождаться.

– Я понимаю, тебя интересует его блестящий интеллект, а уж никак не его телосложение, – поддразнила ее Мэри, и они обе расхохотались. Потом Мэри, посерьезнев, потянулась к ней через стол и взяла за руку. – Пойми меня правильно, я знаю, что ты умница, но ведь речь идет о сердечных делах, а тут у тебя не так уж много опыта. Бенедикт намного старше, и я не хочу, чтобы тебя обидели. Прежде чем ты наделаешь глупостей, убедись, что с твоей стороны это не просто преклонение перед героем.

Ребекка благодарно сжала ей пальцы и с наивной честностью ответила:

– Никогда прежде я не испытывала такого чувства к мужчине. Я знаю, он создан для меня, и даже если придется страдать, пусть так и будет.

Много позже она поняла всю горькую правду своих слов.