Это она. Смотрю на, пошатывающуюся тонкую фигурку, бредущую по потрескавшемуся асфальту и точно осознаю – ОНА. Я именно такую хотел – потерянную, никому не нужную дрянь. Биомусор. Она станет венцом моей коллекции. Недостающим блестящим камешком. Втягиваю носом воздух. Девка бредет не обращая внимания ни на что вокруг. Ей явно плохо. Интересно, на какой дури сидит эта крошка? Такие, как она всегда что – то употребляют.
- Вы уверены, шеф?- голос Лиса отвлекает меня от созерцания. – Это же шваль.
- Именно такая мне и нужна,- хриплю, едва справляясь с нервным возбуждением. – Грязная, вонючая шлюха. Отребье. С каких пор ты подвергаешь мои приказы сомнению?
Смотрю на своего помощника, приподняв удивленно бровь. Он никогда не перечил моим прихотям. После того, как я выкупил его у организаторов боев без правил, где Лису была уготована роль мяса, расходного материала, он всегда рядом.
- Простите,- голос дрожит. Боится. Конечно, кому охота потерять теплое место и оказаться снова в положении жертвы. Я не прощаю непослушания,и Лис это знает.
ОНА
Холодно. Кажется, что я уже умерла. И теперь тело сковывает леденящий, вымораживающий внутренности студ. В животе бурчит. Я не помню, когда в последний раз ела. Дня два прошло – это точно. Ветер бросает в лицо вонючую пыль. Да уж, не то место для прогулок я выбрала сегодня. Ухмыляюсь. С тех пор, как мне исполнилось двадцать два, эти нищенские кварталы стали моим прибежищем. Три года прошло, а я не могу забыть. Не получается. Здесь можно укрыться от жизни, которая просто выкинула меня за борт, заставив плыть по беспросветным волнам отчаяния и болезненных воспоминаний
- Эй, детка,- голос насмешливый, губый. Замираю на месте, боясь, что если шелохнусь, меня просто растерзают на месте. Их трое, судя по глумливому смеху, несущемуся из – за спины,– нам сегодня очень повезло. Ты же не будешь против обслужить нас, крошка?
Я поворачиваюсь лицом к мразям. Они кривляются, как адские демон. Тошнота поднимается к горлу. Сегодня явно не мой день. Да, что там, я попала, как кур в ощип. Бежать нет смысла, только разозлю этих шакалов. Господи, пусть меня убьют. Наконец то прекратят мои мучения.
- Да не ссы, малышка.Мы люди благодарные,- щерится темными зубами один из подонков, подходя вплотную. От него пахнет грязным телом, гнилыми зубами, и нищетой. Как и от всего вокруг здесь. – Денег нет у нас. Мы заплатим порошком, ты не против?
Грязная рука лезет мне под куртку и до боли сжимает грудь. Я молю господа, чтобы он лишил меня разума. Что ж, рано или поздно это бы случилось. Я не успеваю прикрыть глаза. Темнота озаряется синим, нереальным светом, слышу шорох колес по афальту, и рев мощного мотора. Звери не реагируют, только еще больше начинают веселиться. Знают сволочи, что никто не рискнет им мешать. Ведь эта территория принадлежит им.
- Мне кажется, дама не желает общаться с вами,- насмешливый голос, и в то же время вкрадчивый. Смотрю на огромного мужчину, который расслабленно ухмыляется, глядя на ошалевших мразей. Он выглядит здесь не естественно, словно Харлей среди уродливых велосипедов. Нереально. В руке одного из моих мучителей блестит лезвие ножа. Я хочу выкрикнуть, предупредить великана, но горло словно в тисках.- А ну отошли от девчонки, пока я не рассердился.
Интересно, как этот затянутый в костюм Геркулес оказался в заднице мира, вместе со своей охрененно крутой тачкой? Или это одна из ипостасей творца, которому я так горячо молилась всего минуту назад? Вонючий делает выпад. Вот сейчас, спаситель просто не успеет среагировать. Ничего удивительного, все кто хоть как –то соприкасается со мной не получают ничего, кроме неприятностей.
Он похож на медведя, легко, словно тень, уходит от смертоносного удара. Слышится хруст ломаемой кости, влажный, как будто кто – то разламывает яблоко.Даже жаль подонков. Они больше не ухмыляются. На наглых рожах сейчас страх.
- Лис, достаточно,- я вздрагиваю от неожиданности. Пячусь к теплому боку автомобиля, не понимая, кто может приказывать этой машине смерти. Только тот, кто еще более опасен, чем этот молчаливый зверь. – Хватай девку, и поехали. У меня еще полно дел.
Тот, кого зовут Лисом теряет интерес к искалеченным телам, корчащимся на тротуаре. Моментально. Надвигается на меня, а я стою, и понимаю, что противостоять ему не могу. Словно парализованная, с ужасом наблюдаю.Будто со стороны, как сильные руки, легко отрывают меня от земли. Вижу мужчину, одетого в дорогое пальто, брезгливо меня разглядывающего.
- У меня к тебе предложение, куколка, -тихо говорит незнакомец, и я чувствую, как по телу бегут огненные мурашки,- думаю, что ты не захочешь отказываться. Не бойся. Хотя нет, бойся, потому что я не приемлю непослушания. Ты то, что мне надо. Маленькая, грязная шлюшка. А я привык получать желаемое. Ты ведь будешь послушной, правда?
Киваю. Все, что угодно, только бы согреться, хоть немного, поесть, и оказаться подальше от этой клоаки. В конце концов, лучше уж пусть меня отымеет этот ненормальный, чем быть оттраханой в подворотне вонючими ублюдками. Красавчик ухмыляется, словно прочтя мои мысли.
- Умница,- шепчет он, видя, что я больше не бьюсь в руках великана. Обмякла, ожидая продолжения. Лис бросает меня на сиденье, как грязную тряпку. Мне не уютно, боюсь испачкать шикарную кожу. Потому принимаю вертикальное положение, и сползаю на самый краешек сиденья, под насмешливым взглядом красавца. Тепло. Наконец то мне тепло. Так, что сразу клонит в сон, и веки смыкаются. Но этот человек, явно не просто так меня забрал с улицы. Я ему должна. Протягиваю руку, кладу ее ему на ширинку. Неловко, потому что никогда ничего подобного не делала. Сердце, кажется, проломит ребра и вывалится из груди. Он сидит неподвижно, наблюдает с интересом, но не предпринимает никаких действий. Под рукой твердеет его член, но на идеальном лице мужчины не дергается даже мускул.
- Ты думаешь я буду трахать тебя сейчас? – ухмыляется он.- Нет малышка, я не пользуюсь общественными отхожими местами.
-Я думала, вы и ваш приятель, желаете устроить групповичок. Или ошибаюсь? Так чего же вам надо?- я правда растеряна. На черта ему сдалась бродяжка? Этот мужчина может получить самую дорогую женщину, но почему то до сих пор с интересом смотрит на меня. Он красив. Той животной мужской харизмой и сбивающей дыхание сексуальностью. Но от хозяина жизни веет опасностью, и я мешаюсь под его пристальным взглядом.
-Как тебя зовут?- спрашивает красавец, проигнорировав мой вопрос.
- Эмма,- отвечаю я, почему то вспомнив свое имя, которое давно запрятала в глубины памяти. Два года назад я стала Китти. Не знаю, почему мне понравилась эта дурацкая кошачья кличка. Решила, что нищенке очень подойдет подобное прозвище. – Но мои друзья с улицы зовут меня Китти,- дерзко сообщаю самоуверенному мужику, задумчиво глядящему в окно. Мне почему то хочется его вывести наконец из себя.
- Да, я буду звать тебя Китти. Мне нравится. Кошечка Китти, еще один дешевый страз в моей коллекции, - совершенно спокойно говорит он, даже не повернув головы. Я замерев жду, что же он скажет. Втягиваю носом теплый воздух, пахнущий роскошью. Желудок отдается урчанием.
ОН
Мне нравится их ломать. Нравиться смотреть, как эти ничтожные, никому не нужные зверушки пытаются нажраться роскошью, которую я им даю. Даю ненадолго, и они пытаются наполниться ею. Эта тварь воняет нищетой. Но то, с каким достоинством она пережевывает мясо, меня немного смущает. Другие зверушки не могли насытиться. А эта ест, как будто воспитывалась во дворце, не меньше. Спина прямая, тонкие пальцы управляются с приборами, пока Китти неторопливо смакует пищу. Словно она не голодна, хотя звуки ее организма говорят об обратном.
- Я и сама могу вымыться,- наконец говорит она, аккуратно промокая губы салфеткой.- Или ты желаешь, чтобы это сделал твой евнух, мой господин?
Изумрудные глаза мерцают в полумраке освещения, как проклятые, преследующие меня всю жизнь, стразы. Я чувствую, как твердеет мой член. Я хочу эту тварь прямо сейчас. Грязную, вонючую, мерзкую.
- И все же мне интересно, откуда у вас любовь к бомжихам, господин?- ухмыляется наглая девка. Нет, она не такая как все ее предшественницы. Другая. И от этого мне становится еще интереснее.
- Я не позволял тебе обсуждать мои приказы,- шиплю сквозь зубы, мечтая прямо сейчас, тут, перегнуть ее через спинку стула, раздвинуть коленом ее ноги и выпороть, наслаждаясь визгами и страданием этого отребья, а потом жестко трахнуть. Скорее всего, после экзекуции ее киска будет сухой. Она возбужает меня. Что ж, тем больнее я сделаю этой маленькой дряни, моей Китти.
- Да мой господин, - насмешливо говорит девка. Она еще не поняла, что игра начинается. Еще не может принять того, что теперь принадлежит мне. Странная. Другие камушки сразу подчинялись, их даже не нужно было ломать. А эта не умеет быть покорной. Это видно по дерзким огонькам в ее глазах, по тому, как она держит голову, приподняв острый подбородок.
Я встаю из - за стола, понимая, что просто не сдержусь, если она будет продолжать в том же духе. Меня останавливает только то, что зверушка возможно больна.
В машине она засыпает. Тепло, сытный ужин и алкоголь – лучшее снотворное. Это дает мне возможность рассмотреть мое новое приобретение. Сколько их уже было, этих маленьких страз, делающих мою жизнь яркой? Двадцать, тридцать? Девка хороша: прямой нос, заканчивающийся маленькими тонкими крыльями, губы яркие, но обветренные, от того похожи на два лоскутка розового бархата. Четко очерченные скулы. Она не похожа ни на одну из своих предшественниц. И моя реакция на нее и пугает и заводит одновременно. Лис поет, тихо себе под нос. И странным образом меня эта его привычка сегодня не раздражает. Наоборот – убаюкивает. Я боюсь спать. Знаю, что если сейчас смежу веки то снова увижу ЕЕ. Ту, которая сделала меня таким. Произвела на свет голодного монстра. Боюсь, и в то же время так хочу ее увидеть.
- Ничего, Лешка. Сегодня у нас будет пир горой,- хрипло смеется мама. Она так редко улыбается. Красивая. Обожаю рассматривать блестящие камушки на ее сценическом костюме. Она говорит, что это стразы.От мамули пахнет спиртным. Это мне не нравится. Значит не будет пира. Она снова свалится в кровать. Даже не смыв косметику. А утром будет похожа на страшного клоуна из фильма ОНО.
- Ма, не надо пир. Я не хочу. Просто не пей сегодня, - тихо прошу семилетний я.
- Глупости. Я чуть – чуть. У меня между прочим сегодня тоже праздник. Моему мальчику семь лет, шутка ли? – легкая мамина рука треплет меня по вихрам. У нее каждый день праздник. Она сама – женщина праздник. Сначала дарит свое тело чужим липким взглядам, извиваясь у шеста, который называет пилоном, в свете вертящегося под потолком заведения дискошара. Красиво, она словно вся из яркого света. А по ночам зарабатывает деньги своим телом, продавая его любому страждущему.-Извини, мой выход,- говорит мама, сбрасывая халат.
Я жду. Очень долго жду. Но пира не случается. Мама возвращается в гримерку не одна. Смеется глупо, а мне хочется реветь. Но нельзя, сегодня я стал взрослым. Меня тошнит от голода.
- Знаешь, Лешка. Иди, девочки тебя покормят,- говорит мамуля, кивая головой, на которой надет венок из перьев, переливающийся в полутьме комнаты.- Мне нужно кое что сделать.
- Это еще кто? – мужчина стоящий рядом похож на бульдога. Он держит маму за талию, обвив полоску голой кожи рукой. – Ты нормальная, Лейла? Мальчишку таскать в этот притон?
- а куда его девать? – хихикает ма. – Или ты не сможешь, зная, что рядом где – то трется мой сопляк? Не переживай, котик, он сейчас свалит. Он привык проводить время с девочками, пока я работаю. Ты же мне скажешь, чего хочешь? Или доверишься моим фантазиям?
- Лейла,- с придыханием шепчет мамин клиент.
- Иди, Лешка. Ты же хочешь подарок, - торопливо шепчет мама, подталкивая меня к выходу.- А я смогу его купить, только если заколочу деньжат.
Я стою в коридоре, смотрю на захлопнувшуюся перед моим носом дверью, но не плачу. Я сегодня стал взрослым.
- Эй ты чего? – голос девки пробивается в мое сознание толчками, рвет на клочки сон вместе с мозгом. Легкие жжет, от сдерживаемого крика. Я не понимаю, где нахожусь. С трудом втягивая воздух, слушая странный женский стон. Китти, это она. Скулит, как собачонка, пытаясь вырвать тонкое свое запястье, которое я выкручиваю, сжав скрюченными в судороге пальцами.
- Какого хрена ты делаешь?- шиплю я, гляд в полные боли глаза шлюшки.- Я ненавижу, когда ко мне прикасаются.
- Простите, господин,- тонко скулит девка.- Вы стонали во сне. Я подумала...
- Ты не должна думать, детка. Животные этого не делают. Они живут инстинктами,- я злюсь, но не на нее. На себя. Злюсь за боль в ее глазах, за ее страх и за то, что она действует на меня как то иначе. Не так, как другие стразы.
ОНА
Меня будит странный звук. Словно ребенок хнычет, от чего сердце переворачивается в груди. Нет, не ребенок. Алекс спит, на идеальном лице страдание. Ему плохо. Бисеринки пота над губой очень красноречиво об этом говорят. Сейчас у меня появляется возможность рассмотреть этого странного мужчину, и то что я вижу меня невероятно возбуждает, черт подери. Он снова стонет. Я хочу прекратить его страдания, тяну руку к его груди, прикасаюсь пальцами к дорогому кашемиру.
- Сука, ты что творишь?- он словно бы ждал моего прикосновения. Таился и притворялся, чтобы причинить мне боль, которая обжигающе пульсирует в моем вывернутом запястье. Но Хозяин еще не пришел в себя до конца. Зрачки расширены, как у обдолбавшегося дурью наркомана. Я понимаю, ему просто страшно. Это адреналин выплеснувшийся в кровь дает такой эффект.
- Пусти,- хриплю, пытаясь вырваться из стального захвата. Алекс разжимает пальцы, и взгляд становится осмысленным. Из него уходит сумасшествие. Сейчас предо мной зверь. Идеальный, очень опасный хищник. Надо же было так попасть. Что ж, ничего нового. Я просто магнит для сумасшедших. – Ты чуть не сломал мне руку.
- Никогда, слышишь меня? Никогда не прикасайся ко мне, без моего на то позволения.
- Вы стонали, - пытаюсь оправдаться я.- Я думала вам плохо.
- Ты не можешь думать, зверушка,- он откидывается на сиденьи. После адреналинового возбуждения всегда наступает аппатия. Тайфун миновал, но я близка к истерике. Умираю от леденящего душу страха. – Я кажется уже это говорил. Ты очень непослушная девочка.
Все остальное время мы молчим. Алекс не отрываясь смотрит в окно, но кажется не видит ничего вокруг. Время тянется, как резиновое. Я уже изнемогаю от нервного ожидания, когда автомобиль наконец замедляет ход. Интересно, куда меня привезли?
- Приехали,- объявляет Лис, распахивая пассажирскую дверцу. Я глупо таращусь на свои ноги, с которых сняла заношенные до дыр кроссовки еще в начале нашего путешествия. Совсем забыла, что разулась, и теперь выгляжу полной идиоткой. Ступать босиком в ледяные лужи нет ни желания ни сил. Я только недавно наконец согрелась. С восторгом смотрю на устремляющийся в высь стеклянный небоскреб, верхняя часть которого скрывается в тяжелых, свинцово – серых облаках.
- Я сам,- говорит хозяин, видя, как Лис тянется ко мне, намереваясь подхватить на руки. В глазах здоровяка мелькает огонек неудовольствия, но перечить хозяину он не смеет.
Он легко подхватывает меня. Словно я не двадцатипятилетняя женщина, а маленькая, ничего не весящая девочка. Прижимает к груди так аккуратно, словно боится сломать. Его запах щекочет ноздри. Возбуждает такие низменные, темные желания, что между ног тут же становится мокро. Я больше его не боюсь. Наверное напрасно. Но после того, что я видела, мне его даже жаль. За красивым фасадом явно скрывается изломанная душа.
- О чем ты думаешь, Китти?- шепчет он мне в макушку. – Наверное хочешь сбежать?
- Я думаю, что ты чертов извращенец, зайчонок. Только полный придурок будет таскать на руках грязных шлюх, купив их за бешенные бабки,- шепчу я. Словно черт дергает за язык. –Наглый ублюдок, раздувающийся от чувства вседозволенности.
Спина Лиса, идущего впереди, напряжена. Он слышит каждое гребаное слово, которое вылетает из моего рта. Интересно, зачем я бешу этого ненормального? Ничего не могу с собой поделать.
- Я тебя предупреждал, Эмма,- рычит он. Двери лифта бесщумно открываются, и я вижу шикарный холл пентхауса. Это круто, что лифт возносит нас прямо в жилище. Все кричит о богатстве его владельца. Но рассмотреть я не успеваю. Рука Алекса сжимает мою шею. Я хриплю, отстраненно наблюдая ускользающим сознанием за чудным танцем черных снежинок в моих глазах. Визжу, когда он скручивает мои руки за спиной, и с усилием, до хруста в позвоночнике, наклоняет меня, бросает грудью на идиотский стеклянный стол, стоящий посредине циклопического помещения. В его руках ремень, который он выдернул одним движением из своих брюк. Мир меркнет от всепоглощающей боли, когда жесткая кожа со свистом обрушивается на мои ягодицы. Раз, второй, третий. Я верещу, как резанная свинья, пытаюсь вывернуться из стального захвата. Тщетно. Но вместе с болью, я чувствую странное возбуждение, разливающееся внизу живота раскаленным оловом. Заставляющее задыхаться от желания. И это меня пугает, и в то же время приводит в дурманящий восторг.
-Хозяин, - голос Лиса разрывает кольцо нескончаемой боли,- не надо. Ее еще не осмотрел врач. Давайте я вымою зверушку.
- Она моя,- хрипит Алекс. – Моя, блядь. Эта тварь вытрахала мне весь мозг.
- Хозяин, вы не можете мыть это отребье,- надо же, голос медведя дрожит. Ему страшно. Но, видимо, преданность пересиливает страх. Этот огромный мужик видит, что Алекс едва держится на ногах.- Я сам ее доставлю. Как только все процедуры будут завершены.
- Ты, пожалуй, прав,- как то растерянно говорит Беркут, не сводя глаз с моих исполосованных им же ягодиц.
Лис молчит, пока несет меня в ванную. Помогает мне раздеться. Я сгораю со стыда, обнажаясь перед молчаливым незнакомцем. Ветхое, грязное белье падает к ногам, как прелая листва. Мужчина отталкивает его ногой, рассматривая меня словно рабыню на невольничьем рынке. Его взгляд задерживается на тонком шраме внизу моего живота. Врач был хорош, но след от шва все равно остался. Брови Лиса ползут вверх от удивления, но он молчит. Не спрашивает ни о чем, и я с облегчением выдыхаю.
- Сама сможешь в ванную забраться, или помочь? – в голосе ни грамма насмешки. Я даже перестаю испытывать стыд. Вода едва теплая, но обжигает ссадины на ягодицах, будто кислота.
- Можешь добавить кипятка? - шепчу я, чувствуя что у меня от нервов и холода зуб на зуб не попадает. Лис молча поворачивает кран, из которого начинает хлестать вода. Помещение наполняется паром.
- Сиди спокойно,- приказывает здоровяк, когда я вздрагиваю от его прикосновений к моей обнаженной коже.
ОН
Она почти спит, когда я захожу в ванную. Лис сидит на бортике джакузи, контролируя каждое ее движение.
- Выйди, - приказываю я, и этот человек гора беспрекословно подчиняется.
- Меня еще не проверил доктор, зайчонок,- насмешливо говорит зверушка, тяжело поднимаясь из воды. Как Афродита из пены морской. Я впервые вижу ее обнаженной. Организм реагирует, как и положенно. Гребанная сука возбуждает меня, как ни одна из ее предшественниц. И эта ее глупая наглость, заводит еще больше. Маленькой птичке не хватило предыдущего урока. Она еще не знает, что такое настоящии страдания. Когда я займусь ею вплотную, дурашка Китти наконец поймет, что означает слово БОЛЬ, – И вообще, мне больше нравилась компания твоего цепного пса. Он, по крайней мере, мне не так отвратителен.
Я молчу. Тот гнев, что терзал меня, я выплеснул, и теперь мне просто интересно. Она красива, но очень истощена. Ребра выпирают, как у загнанной лошадки. Тяжелая грудь, увенчанная маленькимим розовыми сосками, нереально смотрится на таком тщедушном теле. Кажется, что Китти переломится под ее тяжестью.
Заматываю ее в полотенце, как маленькую девочку. Она дрожит.
- Ты замерзла? - спрашиваю, вдыхая ее аромат, который не перебить парфюмерией. Он пахнет страхом, женскими соками и свежестью. Аромат, которым я никогда не смогу насытиться.
- Мне плохо, зайчонок,- тихо шепчет Эмма. Она бледна. Не лжет, ей и вправду нехорошо. Тело содрогается в спазмах, которые девка пытается сдержать.- Поставь меня на ноги.
Выполняю ее просьбу. Китти бросается к унитазу и падает на колени, сотрясаясь в рвотных судорогах. Полотенце больше не скрывает ее позвоночник, гребнем выпирающий на лишенной мяса спине. Я чувствую, как твердет мой член. Она отвратительна и прекрасна одновременно. Твою мать, эта чертова сука совсем не так действует на меня, и я ее за это начинаю ненавидеть. И этот ее «Зайчонок» пробирает меня до глубины моей черной души.
Эмма отползает от холодного фарфора, вызывая во мне чувство жалости. Чувство, которое мне не ведомо очень давно. Я даже пугаюсь.
- Так холодно,- шепчет она бескровными губами. Срываю с вешалки пушистый халат и накинув на нее, подхватываю на руки легкое, почти невесомое тело моей новой зверушки. Халат необходимая мера. В противном случае, просто боюсь, что не сдержусь и трахну эту тварь прямо сейчас, не взирая на ее состояние. Это будет номер, если Алекс Беркут подхватит срамную болячку от уличной бляди. Эта мысль заставляет меня ухмыльнуться.
- Ты хочешь трахнуть меня? – тихо интересуется Эмма слабым голосом, когда я укладываю ее на кровать, прямо поверх покрывала и укладываюсь рядом.
- Я не трахаю подыхающих животных,- отвечаю я, прижимаясь к моей новой вещи. Она словно изо льда. Руки, ноги – холодны, но тело горит. Чувствую себя снова маленьким мальчиком, проваливаясь в тяжелое, болезненное забытье. Я должен согреть ее, хотя в сейчас ей бы больше пригодилась таблетка Тайленола. Нажимаю на кнопку вызова прислуги, не желая оставлять Китти и на минуту. Едва дожидаюсь пока Лис принесет лекарство. Насильно вливаю его ей в рот, разжав крепко сжатые зубы зверушки, котрая находится в каком- то анабиозе. Дожидаюсь, пока Китти станет лучше, и только тогда проваливаюсь в сон полный боли и кошмаров. В мою прошлую жизнь, из которой никак не могу сбежать.
- Мам, проснись,- хнычу я, теребя ледяное тело. Страшно, так страшно, что в мое маленькое детское сердце заползает выстужающий ужас. Мать сейчас похожа на уродливое чудовище. Я накрываю ее одеялом, и размазывая грязным кулачком злые слезы ложусь рядом.
- Лешка, какого хрена ты тут делаешь? - голос матери хриплый, звуки вылетают из ее персохшей глотки, как воронье карканье. Вчера она пришла с новым клиентом, и я снова сидел в гримерке, ожидая пока мама заработает. Она больше не пьет. По крайней мере, от нее не пахнет. Мама больна. Теперь она делает себе уколы. После них она спит, так страшно, что я всегда пугаюсь.
- Мам, я кушать хочу,- тихо скулю, как уличная собачка, выпрашивающая еду у прохожих. Пытаюсь вспомнить, когда ел в последний раз. В пятницу, когда моя учительница Эмма Владимировна позвала меня к себе в гости и накормила таким вкуснющим супом, что я аж расплакался. И она плакала и все говорила, что суп из сайры совсем даже и не особенный. Плакала и гладила меня по голове. Мне нравится Эмма Владимировна. Но она не моя мама. А сегодня воскресенье. Загибаю грязные пальчики. Два дня. Во рту появляется вкус супа, и желудок так громко гудит, что мать нехотя встает с кровати, и идет в прихожую. Я отворачиваюсь. Мне стыдно смотреть на маму. Она ведь не одета. Она роется в своей сумке, и мне страшно. Только бы она снова не делала укол. Тогда я точно умру от голода.
- Ешь, - на колени падает шоколадка, которую я откусываю прямо с фольгой, потому что у меня нет сил ее даже развернуть.
Просыпаюсь в ледяном поту. Эмма тихо дышит, уткнувшись носом в мое плечо. Она вся мокрая от пота, но больше не горит. Значит температура спала. В крмнате холодно. За окном висит серая хмарь. Такая же, как в том сне, что никак не идет из моей головы. С трудом поднимаюсь и иду в душ. Холодная вода слегка отрезвляет, я поворачиваю вентиль на смесителе в другую сторону. Горячая вода, почти кипяток, смывает остатки морока, помогает вернуться в реальность.
Эта новая зверушка. Она не такая, как остальные. Ясно как божий день. Я сам себе купил огромную проблему, от которой теперь не хочу избавляться. Как то у нее получается влезть в мою душу. Мне очень давно не снилась женщина, которая дала мне жизнь. Я не хочу называть ее матерью, слишком больно. И стоило Эмме появиться, те сны, от которых я так долго избавлялся, платя дьявольские деньги сонму психологов, вернулись.
- Ты будешь особенныме стразом,- шепчу я, укладываяясь рядом с Китти, прижимаясь к ее вспотевшему телу,- ты заплатишь за грехи той, кого даже не знала. Я буду наслаждаться каждой минутой боли, возвращенной тебе. Каждой секундой.
ОНА
С трудом разлепляю веки. Тело болит, словно разбитое вдребезги. Во рту сухо. Но мне тепло. Чувствую тяжесть мужской руки на своей груди от которой мне становится совсем горячо. Я абсолютно голая. Интересно, зачем он раздел меня? Слава богу, Алекс спит. Тихо дышит, хотя на лице его нет того умиротворения, какое обычно бывает у спящих. Я ужом выскальзываю из его обътий. Тело горит, и я едва переставляя ноги иду в ванную. Хватаю с полочки первую попавшуюся зубную щетку, хотя обычно очень брезглива. Но сегодня не думаю о подобных глупостях. От запаха пасты начинает тошнить, но я остервенело вожу чужой щеткой по зубам, до боли, до тех пор пока не чувствую привкуса крови из разодранных десен. Тело горит. Покрыто липким потом. Нужно как то унять этот жар. Ступаю в душевую кабину. Ледяная вода остужает.
- Какого хера ты творишь, Китти? – голос Беркута дрожит от ярости, когда он бесцермонно вламывается в душевую. Я скольжу взглядом по его мускулистой груди, вниз к темной полоске волос, спускающейся от пупка к члену. Задыхаюсь от стыда, смешанного с восторгом. Странное чувство для женщины, прожившей на улице три года, и повидавшей гребаную кучу грязи. Этот самец красив, как бог. И мне очень хочется сейчас, чтобы он скрутил мне за спиной руки, как вчера, и грубо трахнул, как последнюю суку своим великолепным органом.
- Что, Китти? – в голосе Беркута нет насмешки. Он молча терпит мои разглядывания.
- Зови меня Эмма,- хриплю, ожидая, что сейчас он снова взбесится. Задница отдается болью. Тело вспоминает вчерашнюю экзекуцию. И мне снова страшно.
- Нет, Эмма не имя для уличной зверушки,- серьезно говорит он, окатив меня ледяной сталью глаз. – Ты Китти. И запомни, я в последний раз тебе спускаю с рук неповиновение. Только потому, что ты больна.
- Я не зверушка,- упрямо выпячиваю подбородок. Знаю. что за этим последует. Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Жду удара, отрезвляющей боли.
- Ты должна понять, детка,- вкрадчивый голос пробирает до печонок, заставляет замереть от страха. – Я мудак, но всегда держу свое слово. А ты моя вещь, с тех пор, как подписала договор, принадлежишь мне и будешь выполнять то, что я прикажу и отзываться на любое имя, или я тебя уничтожу.
Страшно. Сейчас мне до ужаса страшно. Я понимаю, что попала в сети, из которых не смогу выпутаться. И не факт, что через четыре месяца я получу хреновы миллионы. Скорее всего мое тело найдут в сточной канаве, и я стану одной из неопознанных несчастных, которых хоронят как собак.
- Отпусти меня,- голос дрожит, но я смотрю прямо в грозовые озера расплавленной стали,- сволочь. Ненавижу. Ненавижу тебя!- уже кричу, отталкивая его к стене. Откуда только силы берутся? Я бью его снова и снова, но для хищника мои удары словно укусы комара. Он легко скручивает меня, вдавливает грудью в мокрую стену, прижимается всем телом так, что я чувствую твердость его члена. Странно, но я возбуждена. В ушах гудит адреналин и гормоны. Блядь, так не должно быть. Я должна чувствовать отвращение к мучителю. Что это, я заразилась от извращенца его недугом? Из груди рвется нервный смех.
- Ну, чего же ты ждешь. Я сейчас сдохну от желания,- хрипло хихикаю я, чувствуя себя последней шлюхой. Ненормальной, гребаной сукой, которая страшно желает почувствовать в себе член Алекса Беркута.
- Ты не заслужила,- хватка слабнет. Я стону от разочарования, когда он выходит из душа. Низ живота пульсирует от яростного желания. Не сдержавшись скольжу пальцем по промежности, дразня клитор. Прикусив губу сдерживаю стон, когда чувствую приближение оргазма. Он стоит и смотрит на действо. Жадно, как голодающий на последний кусок хлеба.
- Остановись,- голос грубый. От неожиданности я прекращаю мастурбировать. – Я запрещаю тебе, зверушка. Ты не заслужила удовольствия.
- Да хрен тебе,- не в силах остановиться говорю я. Сейчас мне нужно кончить. Это единственное желание, разливающееся по телу горячим плавленным воском.
- Это будет твоим наказанием, Китти,-удовлетворенно ухмыляется Беркут, когда я убираю руку от своей киски.Я смотрю на его торчащий колом член. Хочу. Хочу его до одури.
- Я жду тебя в столовой,- говорит он.- И попробуй только испытать оргазм. Я тебя выпорю. И вчерашняя твоя боль, поверь, не сравнится с той, что я тебе доставлю если ослушаешься.
Он исчезает за дверью. Я иду в спальню, чувствуя, как земля горит под моими босыми ступнями. Падаю в кровать и завершаю начатое. Прикусываю губу, чтобы не заорать от острого болезненноного блаженства. Глохну, звуки исчезают. Все исчезает вокруг.
Отдышавшись, с трудом поднимаюсь. Не хочу дразнить зверя, хотя уверена – кусок в горло мне не полезет. В шкафу нахожу безразмерную толстовку и спортивные брюки. Одежда пахнет ИМ. Напяливаю все, прямо на голое тело и иду в неизвестность. Блуждаю по огромному апартаменту в поисках дурацкой столовой, где он ждет меня. Затаился, ожидая ошибки.
Беркут одет, полностью собран. Пьет кофе и читает газету. Странно, я не думала, что кто – то сейчас интересуется бумажными новостями. Прохожу мимо, стараясь сдержать дрожь. Он хватает меня за руку и подносит ее к своему носу, вдыхая ароматы моих соков.
- Ты снова ослушалась? – в голосе нет злости. Скорее интерес.- У меня еще никогда не было таких непослушных маленьких кошечек.
- Прости.
- Простите хозяин,- поправляет он, поворачиваясь к Лису, застывшему в дверях. – Мне нужна плетка, Лис,- приказывает он.
Сердце в моей груди замирает, а потом начинает трепыхаться в ожидании боли.
ОН
- В этот раз я долго ждал,- говорю недовольно, глядя на врача, который выписывает предписания моей зверушке.
- Поверьте, неделя – это минимальный срок для исследований подобного рода,- хмыкает в усы доктор.
Да, я все понимаю. Но тот факт, что я не мог притронуться к моей Китти так долго вгоняет меня в ярость.
- Она здорова. Небольшая инфекция, с которой мы уже справились. Девушка чистая, но истощена. Беременности нет. Я поставил ей спираль, во избежании нежелательных последствий. И еще, думаю вам стоит быть в курсе. На шейке матки у Эммы рубец. Такие часто бывают после родов.
Удивленно приподнимаю бровь. К такому я не готов. Но эта информация подождет. Ребенка с ней нет, а это значит, что она не мать года. Доктор протирает стекла очков, дописывая рецепты пока я перевожу деньги за его работу на счет в банке. Я доверяю этому человеку уже не первую свою зверушку.
- Лис, заказывай самолет. Частный рейс, как обычно,- приказываю я, едва дождавшись, пока доктор покинет мой кабинет,- мы вылетаем завтра. Будь любезен подготовить Китти.
Она сидит на полу у моих ног, и безучастно смотрит в стену, даже не вздрогнув при звуке своего имени. Выглядит так, словно я ее украл. Похитил, даже не дав одеться. Дурацкие спортивные штаны висят на бедрах мешком, скрывая ее стройные ноги.
- Мы едем по магазинам,- вдруг говорю я. Китти вздрагивает, как маленький испуганный котенок и смотрит на меня взглядом страдалицы. Словно я не на шоппинг ее зову, а прогуляться по царству мертвых.
- Нет, -шепчет маленькая, непослушная кошечка.- Я не хочу. Мне хватает того, что есть. Хотя, я бы не отказалась, если бы мне вернули мои вещи.
Смотрю на нее с интересом. Она не боится меня, и это главная проблема. Эмма не такая, как остальные стразы. Гордая и своевольная, что еще больше меня заводит. Таких интереснее ломать. Рано или поздно она покорится, как и все.
- Видимо, синяки на твоей заднице уже не болят, раз ты смеешь перечить моему приказу,- насмешливо шепчу ей в ухо, вдыхая аромат кофе и коричных булочек. Она наконец - то начала есть, и меня это несказанно радует.
- Да пошел ты,- шипит нахалка, поднимаясь с пола, и толкая меня плечом, идет к двери, но я хватаю ее за тонкое запястье. Своевольная тварь, но такая притягательная.
Вкусная. Жалкая, изуродованная девка, такая вкусная, что я не сдержавшись провожу языком по ее коже. Скольжу губами от маленького ушка по шее. Она тонко вскрикивает, когда мои зубы впиваются в ее плоть. Чувствую привкус крови из маленькой ранки возле ключицы. Член моментально встает. Я хочу эту тварь. Хочу бросить ее на пол и трахать до звезд в глазах. Но нет. Не сейчас. Это слишком просто. Я хочу видеть ее боль, хочу наиграться вдоволь с этой вещью.
Ее глаза блестят, как идиотские стразы в свете дискошара. Гребаные камни, преследующие меня всю жизнь.
- Я буду играть с тобой, Китти,- мурлычу, наблюдая, как кожа Эммы покрывается мурашками.- Ведь именно для этого я тебя купил. Но не здесь. Тут нет условий.
- Я же чистая, почему ты просто не трахнешь меня, - умоляюще хнычет зверушка. Она течет, я чувствую ее запах. Задираю дурацкую толстовку, и впиваюсь губами в розовый сосок. Стон, с губ моей маленькой птички срывается мученический стон. – Прошу. Умоляю. Ты же для этого платил хренову прорву денег. Снял меня, как проститутку, так позволь мне выполнить мое предназначение.
- У меня другие планы. Хотя, твой рот я хочу прямо сейчас. Хочу, чтобы ты сосала мой член, как тем ублюдкам. Твоим дружкам с улицы. Ты же это делала, детка?
- Ты, гребаный извращенец,-шипит Китти, пытаясь вырваться. В ее глазах блестят слезы.
- На колени,- приказываю, чувствуя жалость. Твою ж мать, так не должно быть. Она платная блядь. Я не должен испытывать таких эмоций. Китти подчиняется. Послушно опадает на пол. Я запускаю пальцы в ее волосы, рассыпавшиеся по плечам и насаживаю ее рот на свой член до основания. Девка вырывается, бьется в захвате рук, но я не позволяю отстраниться, пока не слышу хрипа. Китти задыхается, и я ослабляю хватку. Она скользит языком по стволу, и я чувствую, что теряю контроль. Куолка не чувствет, что наказана, ей нравится, она получает удовольствие. Ярость, вот что я чувствую. Ярость и освобождение, которое выстреливает в горло зверушки толчками, заставляя ее давиться моей спермой.
- Ты самый адский страз,- шепчу я, замерев в ее глотке, - Я страшно зол на тебя. Но так же и хочу, до одури. Ты испытаешь такую боль, как ни одна твоя предшественница. Обещаю
Китти молчит. Лежит на полу у моих ног, как сломанная кукла, уставившись в потолок. Сука, я уже не рад, что подписал с ней контракт. Эта тварь делает меня другим, и меня это пугает.
- Какой у тебя размер обуви? – спрашиваю я, застегивая ширинку. Надо как то отвлечься.
- Зачем тебе это? – вдруг зло ухмыляется Эмма,- хочешь знать, какой туфлей я пну по твоей извращенной заднице, ублюдок?
- Привыкай детка,- ухмыляюсь я. Мне не нравится, когда зверушки показывают зубки, но игра с этой малышкой другая.
- Я хочу разорвать контракт,- зло говорит Эмма, разбивая мой мир на миллиард осколков.
- Вряд ли у тебя это получится,- скалюсь, глядя в ее лицо,- ты не читала документ? Зря. Надо всегда знать, что подписываешь.
ОНА
Я не могу разорвать контракт. Алекс прав, я глупая маленькая птичка, попавшая в умело расставленную ловушку. В договоре, жгущем пальцы, написано, что в случае расторжения я должна выплатить неустойку. Треть оговоренной суммы. Смешно, взять то с меня все равно нечего. Разве что мою дурацкую, никому не нужную жизнь. И что – то мне подсказывает, что именно эту цену я и заплачу к концу четырехмесячного срока. Он ушел вчера. Просто оставил меня одну, и мне сразу стало трудно дышать. Страшно. Я поняла. Я боюсь оставаться одна. Без него. И это предел моей ненормальности. Я схожу с ума.
Утро тяжело пробивается между портьер тусклым, каким то серым светом. Я смогла задремать только под утро, и теперь голова гудит, как корабельная рында. Во рту сухо.
-Эмма, через час вы должны быть готовы,- Лис стоит напороге. Открыл дверь, так и не дождавшись, когда я дам ему разрешение войти. На его стук я не ответила. – Хозяин велел собрать вас.
- Я сама,- усмехаюсь я. Сборы будут недолги. Вещей у меня нет. Бреду в ванную, не обращая внимания на здоровяка мнущегося в дверях. С недавних пор я страшно люблю воду. Она была непозволительной роскошью на улице, не считая редких походов в общественную баню. Мы не умеем ценить мелочей, когда имеем что – то. Но стоит потерять, начинаешь чувствовать, что мытье в ванной-это настоящая роскошь. Алекса нет. Тихо. Я зачесываю еще мокрые волосы в высокий хвост, надеваю джинсы и свитер, которые нахожу на кровати. Кто – то, заботливо разложил одежду на моем ложе пока я принимала душ. Наверное нукер моего мучителя. Размер подходит. Вещи садятся, как влитые. Смотрю в зеркало и чувствую поднимающуюся тошноту. Это я. Та – прежняя. Именно такие вещи я носила. Хочется выдрать глаза, лишь бы не видеть, не вспоминать. Слезы обжигают щеки.
- Ты опоздала,- я вздрагиваю, не оборачиваюсь. Чувствую взгляд хозяина, скользящий по мне, изучающий. В его голосе сегодня нет злобы.
- Прости. Час – это очень мало.
Он рядом. Очень близко. Так близко, что я чувствую тепло его тела.
- На улице холодно,- хрипло говорит Беркут. Я чувствую прикосновение меха к лицу. На плечи ложится легкий полушубок.
- Ты очень заботлив,- говорю механическим голосом. – Куда мы едем?
- Домой,- спокойно отвечаетАлекс. Это звучит так естественно. Словно мы в браке уже не один десяток лет и теперь возвращаемся в семейное гнездышко. Сейчас я могу признаться. Меня тянет к нему. К этому больному сексуальному подонку, который считает меня своей вещью.
- У меня нет дома,- дергаю плечом. Его глаза темнеют. Похожи на грозовое небо.
- Тебя нужно привести в порядок,- кривит губы Алекс. - Этим мы и займемся, как только прилетим домой.
- Я в порядке,- говорю равнодушно, но в душе все кипит. Я больше не похожа на бродяжку. Бросаю взгляд на руки. Кожа чистая, под ногтями нет траурной каемки. Волосы блестят, я сегодня это заметила, рассматривая себя в зеркало. И мое отражение мне понравилось, чего не случалось очень давно.
- Нет, детка. Ты все еще грязная и отвратительная,- шепчет Беркут, заставляя мои ноги вновь стать ватными.- Я именно потому и заприметил тебя. Сразу понял, что ты моя.
- Не правда. Я не грязная, - обидно. Мне вдруг становится до зубовного скрежета обидно. Хотя, чего я жду от этого больного ублюдка?
Он смотрит с интересом. Даже бровь приподнял. Сейчас я не чувствую себя вещью. Скорее забавной зверушкой, удивившей своего хозяина. Алекс склоняется к моему лицу, так близко, что я могу напитаться его звериным запахом.
- Ты самый непослушный страз в моей коллекции, Китти. И я бы с удовольствием тебя сейчас отшлепал. Но тогда мы опоздаем на самолет. У меня для тебя подарок.
Мне в руки ложится легкий сверток. Что – то мягкое, завернутое в коричневую упаковочную бумагу, перевязанную обычной бечевкой. Такую дешевую, не вяжущуюся с элегантным Беркутом, нетерпеливо глядящим на меня. Он хочет увидеть мою реакцию на его подарок. Я начинаю разрывать бумагу непослушными пальцами и вижу, как хмурится этот невозможный, непонятный мне мужчина.
- Не рви. Развяжи чертов узел.
Интересно, почему он сейчас злиться? Подчиняюсь. Веревка развязывается легко. Я разворачиваю пакет, и замираю от странного, какого то аолшебного чувства нереальности. Там лежит шапочка с помпоном и перчатки. Обычный недорогой комплект из кашемира, но мне кажется, что это что – то невероятно изысканное.
- Это...- не могу найти слов, чтобы передать свои чувства. Прижимаю подарок груди.- Спасибо. Ты полон неожиданностей.
- Тебе правда нравится? – он удивлен. Но сейчас кажется мне настоящим.- Ты непередаваема, Китти. Не обрадовалась дорогой шубке, но в восторге от дешевки. Я не ошибся. Ты дешевая, вонючая шлюха. Но, должен признаться, мне будет жалко избавляться от тебя, после того, как наш контракт закончится.
Я знаю этот взгляд. Взгляд жестокого хищника, уничтожителя. Я помню, именно так на меня смотрел зверь, от которого я сбежала. И я знаю – надо уносить ноги, спасаться. Но я никогда не была нормальной. Я сумасшедшая. Меня влечет к нему. До одури, до болезненных спазмов в груди.
- Конечно, господин, - врожденное нахальство, а точнее леденящий ужас, скрывающийся за бравадой.- Я буду вашей послушной зверушкой. Сделаю все, что захотите. И вы влюбитесь до одури. В следующий раз я получу в подарок колечко на пальчик, ведь так, зайчонок?
Он в ярости. По телу проходит крупная дрожь. Я понимаю, что разбудила монстра, и наказание последует незамедлительно. Я готова.
ОН
Эмма удивленно рассматривает небольшой самолет, нанятый мной чтобы доставить нас домой. В мой дом, который станет временным прибежищем моей Китти на четыре месяца. Я и Лис со зверушкой,единственные пассажиры этого рейса, это видимо вгоняет ее в легкий шок.
- Ты так и не наказал меня. Почему? – вдруг спрашивает Китти.
- Пристегнись. Мы скоро взлетаем,- цежу сквозь зубы. Я зол. На нее, на себя, на весь свет. Злюсь, потому что не могу простить себе свою слабость. Эта грязная сука вытрахала мне весь мозг. Она непрошибаема. Наглая, мелкая тварь, которая должна знать свое место. И я научу ее подчинению. Смотрит на меня глазами цвета перечной мяты, околдовывая, заставляя забыть все, даже мое прошлое. Я понимаю – я боюсь ее. Боюсь, что она не станет подчиняться. Что если я не смогу сломать эту дрянь? Что будет тогда?
- Выйди,- приказываю я Лису, который сразу срывается с места и исчезает в маленьком коридоре, разделяющем зону пассажиров и бортпроводников. Он никого не впустит в наш с Китти мирок, и мне это надо сейчас как глоток воздуха.
- Алекс, не нужно,- хнычет девка, когда я подхожу к ней вплотную и раздвигаю плотно сжатые ее колени ребром ладони.
- Ты знаешь, я не хочу тебя наказывать сейчас,- мурлычу ей в ухо, избавляя ее от джинсов и дурацких трусиков украшенных смешными котиками. Интересно, где Лис нарыл такую красотищу? – Я хочу просто посмотреть, как ты доведешь себя до оргазма.
Она смотрит на меня. Как на сумасшедшего. Бедная, маленькая Эмма. К розовым щечкам прилила кровь. Что это? Какой - то запоздалый стыд? Смешно.
- Смотри на меня,- приказываю, жадно сопровождая взглядом ее тонкие пальцы, которые скользят по плоскому женскому животу к темному треугольнику между ног. Эмма широко распахивает глаза, повинуясь, покоряясь, и я чувствую, как мой член твердеет. – Ты выглядишь роскошно, Китти, - хриплю, умирая от желания трахнуть мою вещь, мое новое приобретение. Она всхлипывает, чувствуя в себе мои пальцы. Я ощущаю ее сокращения, предвестники близкого оргазма. И она напряглась, ожидая развязки. Вынимаю пахнущие ее соками пальцы из ее маленькой киски, вдыхаю пряный мускусный аромат, с трудомм сдерживая сонм демонов, завывающий в моих ушах на все лады. Сука, я хочу эту сучку до боли, до судорог.
- Алекс,- шипит мой маленький непослушный страз, когда я хватаю ее руку своими пальцами, еще влажными после того, как я ими ее трахал. Глаза Китти расширены, ей нужна разрядка. Мне нравится мученическое выражение на милом личике.
- Ползи,- приказываю, садясь в кресло. Она опускается на колени, и я вижу слезы в прекрасных глазах моей зверушки. Наконец избавляюсь от брюк и трусов. Хочу быть в ней, чувствовать, любить. Смотрю на маленькую круглую попку и умираю от адского болезненного желания. Я не хочу ее наказывать, мне просто нужна эта испуганная крошка, глядящая прямо в душу испуганными, словно больными глазами.
- Китти, моя Китти, - хриплю, падая на колени позади нее,- какого черта ты делаешь со мной?
Она со стоном прогибается в позвоночнике, когда я с силой тяну ее за волосы. Сдерживаю крик, одним толчком заполняя своим членом ее мокрую киску. Эмма тихо выдыхает, когда я заполняю ее собой. Мне кажется, что врмя замирает, застывает в воздухе, наполненном ее тихим стоном.Я смотрю, как миндалевидные ногти скребут ковровое покрытие пола, чувствую, как стенки влагалища моей Эммы обнимают, обволакивают мой член. Хочу чтобы она кончила. Хочу ощутить ее оргазм.
- Кончай, черт возьми, - уже рычу, вдалбливаясь в мою девочку, которая приглушенно кричит, уткнувшись лицом в пол. Боже, я чувствую ее вибрацию и больше не сдерживаясь выстреливаю в нутро Китти чертово море спермы. Боясь, что сейчас просто сдохну от охеренного удовольствия.
Это не правильно. Все не правильно. И этот грязный пол самолета, вытоптанный сотней чужих ног. Она не должна испачкаться, моя дорогая зверушка. Встаю, и подхватив ее под мышки поднимаю на ноги, прижимаю к себе податливое тело. Эмма молчит, просто жмется к моему телу, как собачонка.
- Хорошая детка,- мурлычу ей в ухо. Теперь я отчетливо понимаю –она другая. А я окончательно выжил из ума, если оставлю ее рядом. Завтра я возьму себя в руки. Она будет выполнять свою роль. Но сегодня...,
Сегодня я буду трахать женщину, а не запуганную, загнанную в угол зверушку. Мою Эмму.
- Я не боюсь тебя, Алекс Беркут,- шепчет она в мою грудь, разрывая на тысячу лоскутов мое черное сердце,- я тебя ненавижу. Но еще больше, я ненавижу себя, за то, что позволяю тебе поступать так со мной. Оказывается – это изысканное удовольствие, отрекаться от самой себя. Помогает забыть все то дерьмо, что было в моей жизни до тебя.
Не слушаю. Не хочу. Просто беру ее на руки, и отношу в кресло. Сам пристраиваюсь рядом, прижимаюсь к ней, и закрываю глаза.
Мама совсем меня не греет. Я вот уже полчаса прижимаюсь к ней, но никак не могу согрется. В нашей комнате стоит ужасающий студ. Она что – то бормочет во сне, но я знаю, что не смогу ее разбудить. Тихо, тихо. А где – то далеко звучат выстрелы фейерверков, и смех детей получивших новогодние подарки. Счастливых, не таких как я. Я не заслужил праздника, так сказала мама. Потому что непослушный, глупый и жадный. Холодно. Пробирает до костей, заползая под старенькую рубашку ледяной воздух. Я не плачу, но слезы сами горохом скатываются по щекам.
- Леша, ты где? – голос Эммы Владимировны кажется мне пением ангелов. Я выползаю из под колючего одеяла, пытаясь не упасть от слабости. Иду на зов. Моя учительница, такая маленькая, хрупкая, стоит посреди убогой комнаты. Выглядит, как роза в куче отвратительных нечистот в своем дешовеньком пальто. Дверь давно не закрывается. Но никто не хочет к нам заходить, в эту юдоль скорби. даже мамины клиенты все реже ее навещают. Потому маме плохо, и еды она не покупает больше. Все деньги уходят на мамино лекарство. Я молчу. главное чтобы мамочка была здорова.– Мальчик мой. Иди, не бойся.