Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли

Глава 1

А ведь с утра ничего такого…

Окоченевший трамвай погромыхивал по тёмной ещё не проснувшейся улице. В заиндевевших дребезжащих окнах сменялись смутные тени на фоне белых сугробов. Фонари выгрызали из сумрака раннего зимнего утра клочки домов. Скукожившиеся под шапками снега деревья заглядывали в освещённые окна гроба на колёсах. Если искали, где погреться, то это они зря. Внутри трамвая, как водится, дубак почище, чем снаружи.

Силуэты редких прохожих казались персонажами театра теней. Вот-вот скроются за кулисой, внезапно пропав с глаз. Время будто застыло до весны, когда оно постепенно оттает вместе с городом. Сегодня перепуталось с завтра и ухнуло во вчера, замыкая круг, по которому она ездила бесконечно.

Трамвай тряхнуло, и подбородок ткнулся в высокий ворот парки. Нос и губы утонули в коротком щекочущем мехе подбоя. Юлька вскинула голову и поняла, что задремала с открытыми глазами. Мимо трамвая с рёвом пронеслась машина – по салону метнулся сполох света фар. Соседка у окна недовольно хрюкнула и мазнула пальцем по смартфону.

Юлька безотчётно скосила глаза: по экрану прошмыгнула лента фотографий. Тонкий паучий палец с длинным бардовым когтем поймал нужную: сине-бело-зелёную с тощей зрелой грацией в вызывающем купальнике. Та увековечила себя в изысканной позе на фоне моря, песка и пальм. С фальшиво сальной улыбочкой на непереносимо красных губах. Но выглядела счастливой. Более того: она выглядела довольной.

Скука.

Юлька мысленно обругала себя за нескромность, будто вслед за фотографией сунула нос в личное досье. Заморожено перевела взгляд на окно впереди. Полусонно уставилась на ядовито-жёлтую вывеску, проплывающую мимо. Чуток поворочала упорно засыпающими мозгами и вдруг поняла: что-то не так. Это «не так» промелькнуло по пути следования мутного с недосыпа взгляда.

Пришлось вернуться «обратно». Взгляд упал на металлическую трубку, венчавшую переднее сиденье. Она была тёмной и даже с виду ледяной. А сидящая на ней ящерка была белоснежной. И с виду вполне живой. Головкой, во всяком случае, белое чудо крутило живенько, открывая вытянутую пасть. В которой, между прочим, отлично просматривались тонюсенькие иголочки зубов.

Такими и берцовую кость можно перетереть в фарш – подумалось Юльке, прежде чем она зажмурилась. Чего только не мерещится, если удалось поспать всего четыре часа? Нет, с этим нужно кончать. Здоровый сон приносит больше пользы организму, чем здоровый секс. Секс дарит сиюминутное удовольствие. Зато с недосыпа тебя «радует» загустением мозгов весь день.

Так что график сдвигаем – пригрозила она. Сразу после секса никаких сюсюканий и баловства до полуночи. Она спит, и никаких гвоздей. Прямо с сегодняшнего дня – дала себе зарок Юлька, открывая глаза.

Ящерка перестала крутить головкой. И выпучилась на неё так, словно сама не ожидала увидать здесь людей. Да и трамвай с городом вокруг него. Её толстенький висящий хвостик вдруг встал дыбом и расплёлся. Целый веер отростков-ниточек окружил маленькую задницу солнечными лучиками с детского рисунка.

– Не может быть, – буркнула под нос Юлька, покосившись на соседку.

– Солнечный? – вскинулась та.

И припечатала пятерню к окну. Отняла её, заглянула в оттаявшую брешь и всё так же недовольно констатировала:

– Это не Солнечный! Что вы мне голову морочите?

В её голосе появились настораживающие нотки немотивированной истерики. Юлька таращилась на затылок в вязанной шапке, пытаясь сообразить: чего он неё хотят? И когда соседка резко обернулась, вежливо переспросила:

– Что?

– Это не Солнечный! – повторила претензию взвинченная дамочка, вперив в неё обвиняющий взгляд.

Ненормально длинные густые нарощенные ресницы – с которыми явно перестарались – захлопали глухариными крыльями. Впалые щёки, залитые тенями, навевали мысли о черепе бедного Йорика. Большие лихорадочно блестевшие блёклые глаза доказывали, что жизнь интересная штука, раз мы так разнообразны. И так непредсказуемы в каждом следующем выверте психики.

Ящерка с интересом оглядела охреневшую хозяйку бесстыдного купальника – Юлька чуть не фыркнула в голос. Но удержалась, собирая в кучу поневоле оттаявшие мозги. В принципе, ископаемые останки глубоководных ракообразных ей сейчас стократ интересней какой-то взбалмашной гусыни под боком. Но что-то подсказывало: эта неврастеничка так просто не отцепится.

– А я тут причём? – осторожно осведомилась она, заглянув в глаза соседки, где плескалась самая натуральная злоба.

Вступать в словесные препирательства смертельно не хотелось. Можно, конечно, встать и отойти подальше. Ехать стоя – заодно и взбодрится. Но стоять очень трудно, когда сидишь. Да и вообще: с какой стати? Что-то не нравится? Покупай себе личный трамвай и катайся с комфортом в одиночестве.

– Но, вы же сказали!.. – не унималась липучая психопатка, настаивая на своей версии не произошедшего.

– Что я сказала? – решила Юлька продолжить бесперспективные препирательства глухого со слепым.

Потому что краем глаза наблюдала за ящеркой. Предварительная гипотеза о глюке отпала сама собой. Малышка была реальной. И выказывала явный интерес к происходящему, затейливо крутя хвостиками.

Глава 2

Учинить «на территории врага» хаос и разрушения

В кабинет она ввалилась с таким ощущением, словно только что закончила с евреями их сорокалетнюю кочёвку по пустыне. Джинсы хоть выжимай – кажется, на седушке такси осталось мокрый отпечаток задницы. Меховой подклад парки слипся – оценила Юлька, распахнув полы перед зеркалом. И резюмировала:

– Типическая мокрая курица. Типическая.

Это словечко, подхваченное у одного из вахтёров, приглянулось ещё пару лет назад. С тех пор она фигуряла им направо и налево.

– Юльчик, наконец-то! – прилетело из-за спины с приторной озабоченностью того, кто не слишком талантливо скрывает желание воткнуть тебе нож в спину.

Пришлось обернуться. Главный бухгалтер Анна Вячеславовна по-хозяйски продефилировала к столу и уселась в «хозяйское» кресло.

С тех пор, как Кирилл предложил опробовать совместное проживание на почве взаимных чувств, эта дамочка сделала для себя открытие: Юлька действительно существует. И её внезапно затянуло в галактику Анны Вячеславовны, полную чёрных дыр. Невзирая на трепыхания в знак протеста.

Отбрыкаться никак не получалось – хоть вой! Главбух просто вымораживала своим незатейливым, но фундаментальным высокомерием. Эта грымза весь офисный народец держала в ежовых рукавицах, а Юльку вот уже три месяца в неизбывной печали.

Кирилл нарочно озвучил в её присутствии Юлькин статус: моя невеста. Но стервозная матрона не видела причин миндальничать. Совала нос в их отношения, словно те тоже «проходили по бухгалтерии». Видимо, по статье «основные средства». Вряд ли эта стерва позволяла себе лишнее с Кириллом: тот вполне способен на лихой плевок в наглую морду. А с Юлькой-то чего церемониться? Подумаешь, цаца!

Всё это напоминало не что иное, как халтурно замаскированную травлю. И начинало отравлять «невесте» жизнь. Та и сама из породы колючек, которыми подавится самый наглый самоуверенный верблюд. Но открытое хамство Юлька предпочитала приберегать для экстремальных случаев. Когда иные средства коммуникации непригодны для конструктивного общения. Или непревзойдённо тупой адресат никак не влияет на твою жизнь.

Анна же Вячеславовна влияла: их тесно связывали профессиональные интересы. Так что развязать сей узелок можно лишь двумя способами: или уволиться, или же дать стерве камнем по башке и сбросить труп в Ангару.

– Ужасно выглядишь, – поморщилась главбух, нарочито внимательно оглядев с ног до головы чумичку из плебеев.

Если человек дважды за час увернулся от смерти, в душе вызревает некая залихватская свобода выражения. Юлька вспомнила, что существует ещё один способ «развязать узелок»: перестать интеллигентничать, наступая на горло порыву «самовыразиться».

Она одарила наглую бабу адекватным взглядом записной халды. И непревзойдённо пренебрежительным тоном заметила:

– А вы, я вижу, ещё прибавили несколько килограмм.

– Что? – не веря своим ушам, выпучилась на неё самовлюблённая зараза.

– Что, спесь в уши попала? – почти ласково осведомилась Юлька, скидывая парку прямо на пол. – Или не по душе совет меньше жрать?

– Да, как ты!.. – зашипела главбух, вырастая из-за стола грозной мутной цунами.

– Ещё и не то смею, – заверила её разбушевавшаяся жертва «насилия». – К примеру, вышвырнуть тебя отсюда с треском. С матами и прочими атрибутами скандала.

Анна Вячеславовна упала обратно в кресло и демонстративно закинула ногу на ногу. Её умению брать себя в руки позавидует медитирующий йог.

– Что ты подразумеваешь под словом «отсюда»? – иронично ухмыльнулась провокаторша, состроив «пронзительные» глазки, призванные сражать наповал.

– Из кабинета, – проигнорировав её ужимки, охотно пояснила Юлька и уселась на край стола стягивать сапог: – Даже не надейся, что я затею свару по выдворению тебя из компании. Хрена тебе лысого, а не моральное преимущество. С выигрышной позицией жертвы произвола. Кстати, не рекомендую закидывать ногу на ногу. Твои жирные ляжки отпугнут даже мясника. И сними, наконец, эти шпильки. В них ты напоминаешь самосвал, вставший на пуанты.

– Кем ты себя возомнила? – вкрадчиво промурлыкала главбух киношную банальность, как бы незаметно запустив руку в карман пиджака.

– Ты только что совершила оригинальный грех, – усмехнулась Юлька, отшвырнув второй сапог, и потянула с себя свитер: – Пыталась подставить ближнего своего. Человеку с интеллектом ботинка лучше не браться за такую тонкую работу. Вали музицировать на своём калькуляторе. И не лезь в духовную жизнь, где я люблю иной раз «о себе возомнить».

– Тяжело же тебе, девочка придётся, когда сказка кончится, – вальяжно поднимаясь, предрекла Анна Вячеславовна голосом балаганной провидицы.

Но, по-прежнему не вынимая руки из кармана.

– Тяжело синему киту, – парировала Юлька, бросив в освободившееся кресло свитер и приступив к «выходу» из штанов. – Слишком огромный. А за меня можешь не беспокоиться. Когда дела идут паршиво, я не таскаюсь за ними хвостом. Стараюсь улизнуть.

– Ну-ну, – с вызовом хмыкнула главбух, подплывая к двери. – Смотри не опоздай. А то, знаешь ли, со шлюшками всякое может случиться. Уж больно жизнь у вас травмоопасная.

Глава 3

Не такая уж ты и прынцесса, чтоб ради тебя из кожи вон лезть

– Юль, кто являлся? – повторил несчастный парень, вновь пытаясь её потрясти, дабы убедиться, что она живая.

– Дед Пихто, – устало огрызнулась Юлька, отнимая у «санитара» локоть. – Иди уже. Куда шёл. Сама доберусь.

– Ты точно в порядке? – торопливо уточнил Вадюля, глядя сквозь неё сосредоточенным взглядом кота в пропахшем мышами подполе.

– Точней некуда, – отмахнулась она.

И Вадюля покатился дальше по лестнице, что-то бубня под нос.

Юлька стащила с ноги туфлю – сломанный каблук улыбался ей щербатой пастью. Пришлось снимать и вторую. Бдительно оглядываясь по сторонам, она спустилась на свой этаж, что подозрительно пустовал в разгар рабочего дня. Поймала себя на том, что крадётся на цыпочках и обругала себя дурой.

Нарочито небрежно прошлёпала по коридору к своему кабинету, гадая: отчего же всё-таки белая мелочь всегда является к попытке её прикончить? Опаздывает предупредить или… Неуютное сомнение заставило поёжиться. И тут же вновь порыскать взглядом вокруг: вдруг ещё какой-то лиходей объявится?

Из соседнего кабинета вылетела кадровичка Витуля. По-приятельски кивнула и унеслась, цокая каблучками. Болтающийся за спиной девушки длинный хвост с разноцветными прядями дивно гармонировал с этим цоканьем: стипль-чез в Битце. Скачки с препятствиями: со всеми, кто жаждет прояснить судьбу своего летнего отпуска. Витуля преодолевала настырно домогающиеся «препятствия» с виртуозной прыгучестью кобылки-рекордсменки.

Юлька ещё разок огляделась и юркнула в кабинет. Заперла дверь, прислушиваясь: не собираются ли её атаковать толпы зомби? Те не собирались, и она расслабилась. Добралась до кресла и упала в него, отмахиваясь от разъедавшего мозг окончательного вердикта: ящерица точно вознамерилась её укокошить.

Да у неё на морде написано: беспринципная дрянь и злодейка. Одни глазищи чего стоят. Поговорить бы о ней…

С кем? Понятно, что с тем, кто знает потерпевшую, как облупленную – недаром первым на ум пришёл Даяша. Или с Машкой, раз она единственная подруга – других не нажили. Эти двое знают о ней даже такое, о чём она сама не догадывается.

С другой стороны, у неё теперь есть Кирилл. Как-то некрасиво получается: живёт с ним, а за помощью побежит к бывшему мужу. Почти бывшему – о разводе так и не собрались поговорить. Он её не торопил, а она…

Странно прозвучит, но как-то не задумывалась – поймала себя Юлька на подозрительной несуразице. Хотя Кирилл уже закидывал удочку по поводу оформления отношений. Что же с ней происходит? Не считая ящерицы-убийцы.

По всем признакам: «расшатывание устоев» – только-только обретённых, новеньких, как с иголочки. Над созданием которых, можно сказать, корпела день и ночь три месяца. Обустраивала новую жизнь и всё насмарку: бывший прилип. Как банный лист.

Впрочем, тут удивляться нечему. За семнадцать лет с Даяном она обзавелась неистребимой привычкой прятаться за мужскую спину. Даже в мелочах, в самооценке и в сомнениях, от которых никак не отбрыкаться. Спина мужа укрывала от любых невзгод.

Кирилл стоял на той же «платформе» самца, неукоснительно оберегающего самку с детёнышами – этого у него не отнять. Иной мужчина просто не имел шанса покорить её сердце – как поётся в романсах. Беда в том, что желание то и дело сигать ему за спину отчего-то никак не возникало.

Понятно, что Юлька не успела пока там обжиться, испытав «укрепрайон» его «заспинья» на прочность. Ожидала сей знаменательный приход безусловного доверия со дня на день. А пока чувствовала себя голой, лишившись привычной защиты.

Отчего в глубине души всё чаще возникало желание навестить сына с бывшим. Севка – зараза такая – наотрез отказался поселиться «во дворце хахаля» сбрендившей мамаши. В принципе, Юлька и не ожидала от ребёнка настолько неоплатного одолжения.

Она сама-то начала чудить лет с пяти. А её оболтусу уже шестнадцать – взрослый мужик, как не посмотри. Особенно при нужде смотреть глаза в глаза, для чего приходилось задирать голову.

И в кого такой вымахал? Она, можно сказать, середнячок. Даянчик выше всего на полголовы. Зато коренастый и крепкий, как статуя атлета – не устанешь любоваться. А Севка у них дрищеватая колонча…

– Привет, – ударил в ухо сосредоточенный голос Даяна.

Юлька отняла смартфон от уха, изумлённо уставившись на экран. Когда успела набрать его номер? Не собиралась же.

– Ю-ю, ты в порядке? – пока только удивился бывший. – Что сопишь? Натворила чего?

– Хочу в гости! – опомнившись, выпалила она, припечатав сотовый к щеке.

– И? – понукнул Даян не развозить кашу по тарелке. – В чём проблема? Не приглашают? Или выбор слишком широкий? Не знаешь, куда кидаться?

– Хочу домой, – машинально брякнула она и тотчас осеклась.

– Не тушуйся, – усмехнулся Даянчик. – Скоро отвыкнешь его так называть. И с каких пор тебе понадобилось официальное приглашение? Здесь пока ещё твой дом.

– Да нет! – окончательно встряхнувшись, досадливо шикнула Юлька. – Хочу с тобой поговорить.

Глава 4

Пока не наболело

Словом, Юлька выстояла. С удивлением обнаружив, что откровенничать не особо-то и тянет. Возможно, пока. По ощущениям: не так уж и припёрло. Выговорилась Илье Моисеевичу и полегчало. К тому же старик прав: объект для начала нужно хоть немножко прощупать. Впрочем, белая липучка может и передумать – кто её знает? Как прицепилась, так и отцепится.

Разлучил их звонок смартфона – странно, что целых десять минут Кирилла никто не домогался. Он мгновенно превратился в генерального директора и умаршировал прочь. Юлька же вернулась к работе: благословенному заделью, не позволявшему морочить себе голову всякими ящерицами.

Ребёнку позвонила за полчаса до официального конца рабочего дня. Когда загруженная работой и звенящая от телефонных звонков башка могла воспроизводить лишь усталое блеяние. Лучший конспиративный приём: в таком блеянии чадушко ни черта не прочитает в подтекстах её самочувствия. Ничего не болит, ничего её не напрягает и не пугает – мама просто устала.

Кому как, а Юлька терпеть не могла представать перед сыном размазнёй. Пускай знает, у кого посчастливилось родиться: у сильной умной женщины – с лица тоже ничего, хотя это второстепенная подробность. Если верить воспитательным статейкам на тематических сайтах, такое поведение родителей стимулирует в ребёнке желание их перещеголять.

Правда, не гарантирует, что в качестве образца ребёнок выберет твои лучшие качества. Тут уж как повезёт – отвратительно подлая рулетка. Если же всю жизнь поворачиваться к ребёнку только своим «парадным лицом», научишь его лишь одному: врать.

– Привет, аспид. Чем расстроишь бедную изнемогающую мать? – включив громкую связь и уложив смартфон на стол, Юлька разлеглась в кресле, вытянув ноги.

– Суп ем, – пробубнил отпрыск в сотовый, явно зажимая его плечом. – Каждый день. Кисель пью. Для пользы желудка. Носки меняю каждый… неделю, – не посмел он соврать и вовсе уж неправдоподобно.

– Засранец, – дежурно укорила его Юлька, хотя и при ней смена носков каждый раз проходила с боем.

Потел Севка мало, практически не воняя «мужским духом». Что давало удобный повод таскать бельё по несколько дней подряд. Все битвы на почве прививания ему базовой гигиены разбивались о плотину лично приобретённого опыта. Не воняет, медленно пачкается – так зачем усложнять жизнь? Электроэнергию с водой нужно экономить – митинговал Севка при каждой стычке – даже правительство рекомендует, а оно врать не станет.

От матери этому паразиту достались зелёные глаза и непритязательность в вопросах благосостояния. От отца всё остальное: лицо кыпчако-татаро-монгола, непобедимый пофигизм, похвальная невозутимость и виртуозная способность отбояриться в девяти случаях их десяти. Всё к тому же вопросу «образца для подражания»: лучше бы нахватался от папаши его основательности, степенности и высочайшей работоспособности.

Натренированная безнадёжной борьбой с замашками супруга, Юлька сдалась без боя, когда те проявились в деточке. Годика этак в три. И с тех пор она пребывала в гармонии с собой, не познав поражения из-за отсутствия борьбы.

– Про суп и кисель наврал? – на автопилоте уличила опытная мать, насторожившись.

И вовсе не по причине криводушия собственного детища. Из ниоткуда вновь нарисовалась белая ящерка, плюхнувшись прямиком на сотовый. Она просеменила по экрану, буквально пропахав его носопырками. Достигнув края, изобразила пируэт – хвосты веером – и заскользила обратно.

– Только про суп, – не моргнув глазом, признался из-под её брюшка подследственный, приняв материнскую настороженность на свой счёт. – Кисель варю. Это быстро. Кстати, суп тоже ем. Когда Галка сварит. И когда эту бурду можно есть. Батя собирается нанять домоправительницу.

– Давно пора, – машинально поддакнула Юлька, не сводя глаз с ящерки. – А то совсем грязью зарастёте.

В то, что Галя не умеет готовить, верилось с трудом: женщина она серьёзная хозяйственная – не малолетка вертлявая. Даян бы с такой никогда не связался даже ради пресловутого юного тела – он терпеть не может балласт ни в какой роли. Однако словечко «бурда» приятно щекотнуло: её супы ребёнок любил. Мелочность, конечно, позорная – фу-фу-фу! Но к чему самозавираться? Врать себе ещё позорней.

– А чего ты хочешь? – решил Севка сходить в атаку, результат которой мог оказаться и в его пользу. – Если злобная мать бросила на произвол судьбы родного ребё…

– Не увиливай, – буркнула «злобная мать», попытавшись смахнуть со смартфона белую фигуристку. – И прекращай кривляться. Погоди… Ты что там, играешь?! – вдруг дошло до неё, откуда несутся приглушённые подозрительные звуки. – Тебе же завтра реферат сдавать!

– Реферат не Ерошка: погодит немножко, – включил программу отлупа этот прохиндей. – Ма, я не играю. Я изучаю историю древнего Рима. И тебе должно быть стыдно...

– Изучаешь? Натурально историю? – перебила Юлька, прислушиваясь к звукам то ли трубы, то ли трубящего слона, просочившимся из его компа. – Прелестно! И кто ты нынче такой? Гладиатор или гунн Аттила? Какой уровень? Соло граешь? Или с такими же дармоедами?

– Маман, мне горько и больно сознавать несправедливость твоих упрёков, – молвил Севка тоном степенного дискутанта, поймавшего оппонента на передёргивании фактов. – Не следует забывать, что с объективными изменениями, привносимыми в систему, возникает потребность в новой модели организационной деятельности. Которая поспособствует подготовке и реализации дальнейших направлений развития системы в направлении прогрессивного развития массового участия.

Глава 5

Чуть подлечишься, и жизнь наладится

– Что-то, Юленька, вы сегодня какая-то смурная, – покачала головой Ирма Генриховна, наливая ей чаю. – Случилось что?

– Да нет, не случилось, – постаралась, как можно, беззаботней улыбнуться она.

Седая, сухощавая, прямая, как палка, старушка с вечно грустными глазами укоризненно покачала головой:

– Юленька, вы совершенно не умеете лгать.

На «вы» фрау Ирма называла абсолютно всех – от сопливых дошкольников до дряхлых стариков – за исключением Кирюши. Чем тоже по-своему очерчивала границы их мирка, вход в который ещё нужно было заслужить. Юлька была близка к успеху, поскольку старушка иногда забывалась, переходя на «ты». Смешно и трогательно – подумала она, пряча глаза от въедливого взгляда Кирилла.

Тот ковырялся вилкой в тарелке напротив. Что называется, омлет в горло не лез. Юлька понимала, кто тому виной. Однако всё никак не могла разобраться со своим душевным протестом. Необъяснимым и даже диким, поскольку недоверие к любимому человеку ранило её и обижало его.

– Она с утра меня интригует, – на полном серьёзе пожаловался тот Ирме Генриховне. – Как будто наказывает за что-то. А я точно знаю, что безгрешен.

– Кирюша, не драматизируй, – слегка поморщилась старушка, аккуратно поставив перед Юлькой сахарницу.

Любые попытки помочь ей в деле кормления семьи безжалостно пресекались. Фрау Ирма находила несказанное удовольствие в заботе о детях – на этом поприще с ней спорить бесполезно.

– И не дави на девочку, – укоризненно посоветовала она. – Это неделикатно. Твоё нетерпение всегда тебя подводит.

– Достало! – взорвался Кирюша, недопустимым образом бздынькнув вилкой о тарелку. – Я имею право хотя бы в собственном доме не деликатничать?

– Не имеешь, – бесстрастно, как само собой разумеющееся, проквакала старушка.

– Имеешь, – вздохнув, поддакнула ему Юлька. – Только давай сначала поедим. Я, между прочим, сегодня без обеда.

Накормив «детей» и пожелав им спокойной ночи, Ирма Генриховна отправилась на покой. Дождавшись, когда на лестнице стихнут её шаркающие шаги, Кирилл приступил к допросу по поводу самочувствия «невесты».

Юльке с невероятным постоянством везло на мужчин с «жилкой следователя по особо важным делам» – даже родила такого же. Так что с иммунитетом «на давление» всё было в порядке. Могла отбиться от любого кавалеристского наскока или танковой атаки. И отбилась бы, предварительно похлюпав носом на груди Даянчика – будь тот посвободней.

Днём Юльке категорически не хотелось посвящать Кирилла в столь интимную проблему, как психосдвиг. Жестоко волновать его на работе, где из генерального и без того тянут жилы все, кому не лень. Решила дождаться вечера, приехать домой и там…

Но оказалось, что и тут не слишком разбежалась немедля оросить грудь любимого слезами признания. Что-то внутри упиралось всеми конечностями – зараза такая. Мямлило, нудило: зачем, не стоит, не торопи события. Раз не хочется, так и не насилуй себя: дождись Даяна. Он-то уж точно всё поймёт правильно – ему не привыкать к твоим сумасбродствам.

Поначалу Юльке казалось, что признание так и не состоится. И вправду незачем. Однако, уже собираясь встать из-за стола, она вновь заметила свою мучительницу. Белая пакость скользила по огромному экрану плазмы, любуясь на своё отражение: белое на чёрном. Фигуристка вертикального взлёта – непривычно зло отозвалось в душе Юльки – чтоб ты провалилась, нечисть поганая!

Ящерка замерла и обернулась. Пренебрежительно глянула на грубиянку своими серебристыми бесстрастными глазёнками. Показала ей синий язычок и продолжила вальсировать по экрану. Дескать, плевать я хотела на твои пожелания. Посмотрим, кто первым провалиться и куда.

Окрепший страх придавил психику стотонной плитой перекрытия какой-нибудь Египетской пирамиды. А в глазах Кирилла она прочла: или мы доверяем друг другу, или зачем, собственно, мы вместе? Как иногда говаривал Даян: либо сними крестик, либо надень трусы. Так что пришлось поведать о своих приключениях. В общих чертах, без мистических подробностей.

Они перебрались на диван перед стеклянной стеной, выходящей в сад, взлелеянный Ирмой Генриховной. Раздобревшая к полнолунию луна припорошила снежные сугробы искрящейся пыльцой. Что чёрной сибирской ночью невыносимо прекрасно. Неестественно и незабываемо.

Кирилл полулежал, уперев затылок в пухлую велюровую жутко неудобную спинку. Разбросав мускулистые ноги в старых обрезанных до колен джинсах. Его по-мужски красивое славянское лицо было на редкость расслабленным – вон, даже морщинки заглубились. Особенно на высоком лбу, которым периодически прошибали разнообразные непробиваемые стены.

Слова из Юльки лезли вразнобой, через силу. Вместо ровного повествования с деталями скомканные жалобы вперемешку с заверениями, что сама она ничем не спровоцировала перечисленные инциденты. Все два: в трамвае и на стоянке. Подставлять Вадюлю с Нелли нипочём не хотелось. Даже главбухшу Юлька пожалела: здесь-то наглая мымра реально не виновата.

– Утром трамвай, затем машина, – бесстрастно констатировал Кирилл, когда из неё полились одни лишь вздохи да междометия. – Затем пришибленный вид Анки в твоём кабинете. У меня даже закралось подозрение, что вы подрались. Потом твой подозрительный полёт с лестницы. И весь день круглые, как у лемура, глаза. Не говоря уже о том, что ты обзавелась привычкой вздрагивать, когда к тебе кто-то подходит ближе, чем на три метра. Юль, что происходит? Оно же происходит?

Глава 6

Меня убили лопатой

В себя пришла всё на том же диване под стеклянной стеной. Плюшевый монстр утопил её в своих барханах. Попыталась приподняться – вцепился в тело, как людоед.

В башке свистело и подвывало. Мерзко так, словно туда прорвалась комариная орда и теперь бесчинствовала, облепив сосуды с живительной влагой. Ещё и топталась на них, приплясывая от счастья: кровь в висках пульсировала возмущёнными толчками.

Вдруг правый висок защекотала отрезвляющая ледяная струйка. Вода побежала по щеке и вонзила в плечо. Юлька брезгливо вздрогнула и разодрала пудовые веки. Муть в глазах рисовала сюрреалистические картины иного мира – свой бы она узнала, даже нажравшись в хлам.

Пришлось закрыть глаза, уговаривая их поднатужиться и выдать картинку пореальней расплывчатой авангардной живописи. Те поднатужились и во второй заход поубавили мути. Сквозь которую проступило лицо Ирмы Генриховны.

– Как ты, деточка?

– Меня убили лопатой, – промямлила Юлька, борясь с головокружением.

– Не убили. Не выдумывай! – рассердилась строгая домоправительница, не признававшая словоблудия на такие серьёзные темы, как смерть, революция и Гитлер. – Опиши, что ты чувствуешь.

– Зачем? – попыталась отбрыкаться Юлька.

Больше всего ей хотелось, чтобы вокруг «недоусопшей» поменьше толклись. А то и вообще оставили её в покое.

– Нужно описать твоё состояние «скорой», – сухо пояснил Кирилл где-то за пределами видимости.

Он был недоволен и не собирался, как всегда, ломать из себя железного человека.

– Никакой «скорой»! – запротестовала Юлька, отчего зрение прорезалось окончательно. – Не смей!

И тут вспомнила самое главное:

– А где Игнат Платонович?

– Здесь, – оттуда же из дальних далей сипло выдохнул дворник.

Кажется, это Марлен Дитрих утверждала, что хорошая жена не скатится до пустяшной драматизации? Юлька не считала себя хорошей женой – даже на звание посредственной не обзаривалась. Но этому правилу следовала принципиально и неуклонно. Сроду не устраивала трагедий на пустом месте! И упрямо требовала того же от других.

– Игнат Платонович… голубчик, – проблеяла она максимально жалобно и покаянно. – Простите, что подлезла вам под руку. Я задумалась. Вы сильно напугались?

– Я? – изумился дворник, явно не зная, как реагировать на её абсурдное заявление.

Он, конечно же, ничего не помнит – уже знала Юлька по опыту общения со своими зомбированными убийцами. Очнулся от ступора: в руках лопата, на земле жертва, на жертве следы преступления. Намерений его совершать у бедного мужика не было, и быть не могло. И теперь он отчаянно отбрыкивался от кромешной мысли, что сие дело его собственных рук.

– Зачем ты вообще вышла во двор? – вынырнул из-за дивана Кирилл и опустился перед ней на корточки.

Его глаза были сплошной коркой голубовато-серого льда. А голос всё так же сух. И демонстративно непреклонен в ожидании идиотских объяснений. Лицо же напоминало древнеримский бюст героического твердолобого полководца, оценивающего людей лишь по их эксплуатационным качествам.

– Не спалось, – не стала его разочаровывать Юлька насчёт «дурацких объяснений».

Ибо сама как-то вдруг разочаровалась: ощущения спасительного уголка за его спиной так и не появилось. Нет, он там был – чтобы у такого мужика, да не было! Беда в том, что защиту спина Кирилла гарантировала, а душевным покоем там и не пахло.

Может, она и придиралась, не в силах до конца осознать происходящие с ней нелепости. Но, какая разница, отчего ей некомфортно, если виновник дискомфорта уже назначен?

– Я вызываю «скорую», – не согласовывал, а продиктовал своё решение Кирилл.

Юлька хмыкнула: на его плече объявилась белая ящерка. И отчётливо покрутила головкой: мол, не стоит. А то что – мысленно спросила она у зубастой нахалки. Та запустила свой хвостовой вентилятор. Который сейчас больше напоминал циркулярную пилу. И та работала в опасной близости от шеи Кирилла. Хмыкать перехотелось.

Нахмурившись, Юлька максимально жёстко выдохнула:

– Нет. Я не хочу.

– Ну, знаешь ли, деточка! – возмутилась Ирма Генриховна, сняв с её лба мокрый платок с пакетиком сухого льда. – Что за капризы?

– Да нет, – вдруг пошёл на попятный Кирилл, недовольно щурясь. – Это не капризы. Ты действительно в порядке? – придирчиво оглядел он Юлькино лицо в поисках психических отклонений.

Как говорил Жванецкий: в пьянстве не замечен, но по утрам жадно лакал воду. Так и с ним: в диктаторских замашках не замечен, но отказа не принимает.

– Естественно, – более миролюбиво заверила Юлька. – И хочу спать.

– Глупые дети, – бормотала под нос Ирма Генриховна, возвращая пакет в холодильник. – Вечно эта их неуместная легкомысленность…

Юлька начала медленно приподниматься – рука Кирилла обеспечила подпорку неимоверно тяжёлой голове. Вставать не хотелось – хоть режьте её! Но ещё меньше хотелось вернуться к препирательствам по поводу «скорой». Верней сказать, к позорной сдаче перед лицом «слёзоупорной» и «скандалостойкой» непреклонности Кирилла. Ему только покажи слабину, и уже не отбрыкаешься.