Свадебный переполох, или Уроки взаимного приручения

Пролог. Молодость без тормозов

США, Принстон, 2011 год

– Да, – шепнула Ева, прижимая к уху телефон. – Да иду я, иду! – Она открыла дверь своей спальни и на цыпочках подобралась к лестнице. Тихо и темно. – Предки легли спать. Жди за углом. – Она отключилась и подошла к большому напольному зеркалу. Резким движением сняла ночную рубашку. Ева фыркнула. Бабушкина сорочка! Но и у той были достоинства: она хорошо скрывала то, что маме видеть не полагалось.

Короткие джинсовые шорты, облегающий топ, а под ним – никакого белья. Гуляем! Ева стянула с волос резинку и несколько раз тряхнула ими, наслаждаясь сексуальным зрелищем: локоны взбились и густой шоколадной волной упали на плечи и спину. Она подкрасила губы персиковым блеском и, схватив маленькую сумочку, открыла окно.

Двенадцатый час ночи, родители думают, что дочь уже легла – и разубеждать их не следовало. Ева на прошлой неделе сильно проштрафилась: мать учуяла запах сигарет. А все Тори виновата! Попробуй, затянись, такой кайф, мы ведь девочки взрослые – сами решаем, сами выбираем. В итоге и удовольствия от курения Ева не получила, так еще и под домашний арест попала. Поэтому нужно быть очень осторожной: если родители прознают, что она в ночь умотала на вечеринку – все оставшиеся каникулы просидит дома безвылазно, а этого никак нельзя допустить!

Ева осторожно спустилась, на всякий случай пригнулась, семеня возле окон, выбежала через задний двор и раскинула руки в стороны – свобода! Лето, тепло, ночь и пьянящее чувство влюбленности. Ева вдохнула теплый сладкий аромат растущих на клумбах миссис Дженкинс мелких чайных роз и поспешила за угол – там припарковалась Тори.

Сегодня в доме Паркера Нортона вечеринка. И на нее стремились попасть все, кто хоть мало-мальски печется о репутации. Там будет вся гламурная молодежь Принстона. Да, большинство студентов разъехались на время каникул по домам, но были и те, кто остался, а еще были те, кто, напротив, приехал сюда, в отчий дом. В ее случае в дом деда.

С Шоном Пристли Ева познакомилась три недели назад и влюбилась с первого взгляда. Красивый, высокий, сероглазый, с бронзовым загаром, приобретенным на Каймановых островах, – это она точно знала – выгоревшими на солнце темными волосами, брутальной щетиной и улыбкой кинозвезды – в такого невозможно не влюбиться! И он был взрослым: последний курс Йельского университета – двадцать три или даже двадцать четыре года! Ева задорно рассмеялась – не по ровесникам же ей сохнуть в самом-то деле!

А все началось с элементарного любопытства. Принстон – городок маленький, и тридцати тысяч жителей нет. Про него, конечно, нельзя сказать, что все друг друга знают – приезжих слишком много: Принстонский университет как никак основная достопримечательность города! Но главного благодетеля, естественно, знали все. Ну как знали – были наслышаны. Доминик Пристли переехал сюда десять лет назад из Нью-Йорка – решил старость в покое и безмятежности одноэтажной Америки встретить; отгрохал себе шикарный особняк на Гаррисон-Стрит и принялся облагораживать город: вкладывал, реконструировал, строил.

Ева краем уха слышала, что в Нью-Йорке он сколотил огромное состояние на инвестициях, но что да как – не разбиралась, да и не интересовалась. Ну, вкладывается старик в развитие города – прекрасно! А вот когда к нему пожаловал внук – не удержалась и решила посмотреть одним глазком. А как увидела, так и пропала. Ей не так давно исполнилось восемнадцать, и мальчиками она интересовалась живо, а если этот мальчик красив, как повзрослевший Джастин Бибер, да еще и обеспечен на многие лета вперед, то само провидение велело накинуть на него лассо.

Ева, завернув за угол, поморщилась, вспомнив Джуди Салливан – первую красавицу мерсерской школы. Правда, старшую школу та закончила уже как два года назад, но слава осталась. Кукольная блондиночка тут же взяла в оборот нью-йоркского красавчика Шона и не отходила от него дальше, чем на пару футов. Он, кстати, был совсем не против и не спешил отпускать от себя золотистую блондинку Салливан, но этого Еве признавать совсем не хотелось. Он, вероятно, подслеповат, но стыдится очков. Где она и где пресная Салливан! Ева фыркнула, гордо вскинув подбородок: да, она вчерашняя школьница; да, не классическая американская красавица, но ведь хороша же! У нее есть умопомрачительно длинные ноги – не зря она шорты надела, – шикарные вьющиеся волосы с медным отливом, доставшиеся от бабки-итальянки, и вполне себе смазливая мордашка. Ева отдавала себе отчет, что не обладает эталонной красотой: смуглянка с острыми скулами, совсем не кукольным носом и слишком большим ртом, но и она интересная! Ее голубые, почти прозрачные глаза удивительно хорошо смотрелись на смуглом лице, а еще была отличная фигура и не куриные мозги, как у той же Джуди! Что еще Шону Пристли нужно!

– Давай, запрыгивай! – крикнула Тори, включив на всю «Somebody That I Used to Know» Готье. Ее старенький красный «Мустанг» весело затрясся, а Ева, демонстративно вильнув бедрами, когда вступила Кимбра, не открывая двери, ловко устроилась на бежевом сиденье. Тори выдавила педаль газа, и они понеслись в ночь. Вечеринка!

Они припарковались у соседнего с нортоновским особняком домом и, выйдя из машины, направились тусоваться. Приехать так поздно было решено не только из-за домашнего ареста Евы, но и потому, что все уже достаточно набрались, чтобы не задавать вопросов насчет легитимности их нахождения на вечеринке молодежной элиты Принстона.

Музыка играла достаточно громко, веселились и танцевали ребята не только в доме, но и на идеальном газоне Нортонов, а особо рьяные или особо пьяные бомбардировали крышу дома туалетной бумагой. Вечеринка в самом разгаре!

Девушки зашли в дом и сразу же получили по стакану пива. Какой-то парень обнял Тори, и кто-то даже попытался привлечь к себе Еву, но она жестко пресекла фривольные попытки. У нее есть цель, и эта цель как раз сейчас поднималась по лестнице с Джуди Салливан: та мило улыбалась, покорно следуя за ее, Евы, мечтой.

Дверь одной из спален закрылась за влюбленной парочкой – Ева бессильно сжала кулаки, продолжая сверлить взглядом вход в рай. Признаться, она и сама себе удивлялась – никогда ее так сильно не накрывала влюбленность. Обычно это за ней увивались ребята, а сейчас она сама пускала слюни на парня, изводила его вниманием, вот только он совсем не замечал ее.

Дверь резко распахнулась – Ева тут же скрылась за поворотом: все самое интересное внизу – лучше, чтобы ее не видели возле хозяйской спальни. Но голову осторожно высунула: Джуди что-то кокетливо сказала и отправилась, вероятно, в сторону уборной. Проверить чистые ли у нее трусы что ли? Да, Ева к сопернице была безжалостна и беспощадна, поэтому, когда за той захлопнулась дверь, подлетела, дернула ручку – открыто. Тихо вошла, коварно улыбнулась, заметив защиту от детей, нажала на кнопку блокировки и захлопнула дверь. Вряд ли Джуди знает код экстренного открытия. Пускай теперь выбирается!

Ева плохо понимала, зачем Нортонам защита от детей с кодовым замком в ванной комнате, но кто же поймет этих богачей! Да и некогда ей разбираться – Шон, вероятно, уже скучал.

Она неслышно вошла в интимный полумрак спальни. Шон Пристли стоял у открытого окна и курил. Ева замерла, охватывая взглядом его высокую фигуру. Он был без футболки – рельефная спина почти полностью закрывала оконную раму, низкие джинсы подчеркивали тонкую талию и узкие бедра. У Евы в горле пересохло от восторга и осознания происходящего. Вот он: стоит в спальне полуголый и, очевидно, что с Джуди они не в Скрэббл играть собирались, а что она, Ева, может ему предложить? Может ли?..

Возможно, ее мысли были слишком громкими, или просто Шон устал ждать, но он неожиданно повернулся, впечатав в нее грозовой взгляд.

– Привет, – поздоровалась Ева, опираясь спиной на дверь. Сейчас ей как никогда нужна опора и уверенность.

– Привет, – он затушил окурок и прошелся взглядом по длинным голым ногам, но стоять остался на месте. А у Евы сердце забилось где-то в горле: мощная грудь, сильные руки, подтянутый живот. Свет был скудным – один торшер и серебро полной луны, – но татуировку, которая была набита неприлично низко, а расстегнутый ремень джинсов только подчеркивал это, заметила. Крылья. Роскошные темные крылья.

– Скучаешь? – спросила Ева и оттолкнулась от двери, решившись на активные действия.

– Вообще-то, нет, – Шон остро посмотрел на нее и ухмыльнулся. – Ты?.. Напомни, как тебя зовут.

– Ева, – она проглотила обиду: он даже имени ее не запомнил.

– Ева, поезжай домой. Хорошим девочкам пора спать.

Не воспринимает ее всерьез, но она не маленькая, совсем не маленькая!

– А если я плохая девочка? – Она подошла ближе, смело вздернув подбородок.

– Плохая? – вкрадчиво шепнул он, подходя ближе, касаясь острого подбородка пальцами.

От него приятно пахло: немного алкоголем, сигаретным ментолом и туалетной водой. Что-то легкое, цитрусовое, немного сладкое. У Евы голова кругом пошла. Это в комнате так жарко? Или жар исходил от его тела? В ногах разлилась странная слабость, а щеки тут же предательски вспыхнули.

– Детка, я жду кое-кого и, боюсь, ей может не понравиться твое присутствие, так что, – он обошел Еву и распахнул дверь, заливая спальню желтым светом, – прошу. – Шон показательно взмахнул рукой, ожидая ее ухода.

Ева ощутила, как противный комок из обиды и злости оцарапал горло: остаться – значит, навязываться; уйти – проявить слабость. Ее ведь попросту вышвыривали. Она откинула гриву каштановых волос назад и неспешно прошла к выходу, но, поравнявшись с Шоном, сказала:

– Желаю дрянной ночи.

– Взаимно, – улыбнулся он. Ее потуги выглядеть не уязвленной поклонницей, а непробиваемой стервой явно забавляли его.

Домой Ева вернулась в расстроенных чувствах и настроение не изменилось ни к утру, ни днем. Она ходила по супермаркету со списком, составленным матерью, и крутила хвосты морковкам, представляя, что это Джуди. Если бы не она, Шон точно бы влюбился в саму Еву! Печально вздохнув, поставила в корзинку полгаллона молока и услышала знакомый возмущенный голос. Нет, судьба не может быть так жестока. Неужели и здесь Джуди?! Та эмоционально выясняла с кем-то отношения, потом с силой бросила мобильник в сумку, громко фыркнув.

Если у Джуди не было еще одного кавалера, то провинившимся был Шон. Очевидно, вчера ее так и не смогли быстро достать, а когда освободили, то нью-йоркского красавчика уже и след простыл. Интимного рандеву не состоялось!

– Привет, – поздоровалась Ева. Свой выход она не пропустит!

– Привет, – Джуди одарила ее отсутствующим взглядом. Видно, все еще вела диалог с Шоном, да и на сумку посматривала. Ждала звонка? Хотела сама позвонить?

– Классная вчера вечеринка была!

– Да, – кисло согласилась Джуди, – классная.

– А какие парни! – Ева мечтательно закатила глаза и даже облизнулась, как сытая кошка. – Нью-йорский красавчик просто блеск. Мы с ним круто затусили…

– Врешь! – воскликнула Джуди, покраснев, как помидор.

Ева фыркнула и склонилась точно к ее лицу. Она была выше и гордилась этим.

– Дьявольские крылья в паху – это нечто. Да Шон и сам дьявольски хорош. Люцифер из «Сверхъестественного» отдыхает.

– Да пошла ты! – Джуди резко развернулась и выбежала из магазина.

Ева подавила противный внутренний голос, который сиреной вопил, что поступила она плохо, очень плохо. Но ему велено было заткнуться. В любви и на войне все средства хороши! А месть вообще блюдо восхитительно вкусное. Пусть Шон Пристли катится в свой Нью-Йорк со спермотоксикозом!

Уже вечером, когда они с Тори выходили из марквандовского парка, ведя на поводке кокер-спаниеля – Еве пока разрешено было гулять только с собакой – расплата за ложь все-таки настигла. Правда, пока Ева даже не догадывалась, какую цену ей за это придется заплатить. Она без энтузиазма слушала излияния Тори по поводу раскалывающейся головы и паре поцелуев с одним из дружков Паркера Нортона.

Черный «Форд Эксплоер» резко затормозил на пешеходном переходе, заставив девушек отпрыгнуть – желания быть раздавленным массивным внедорожником не было ни у кого, в особенности у Спарки, собаки Евы, которая разразилась диким лаем на нарушителя правил дорожного движения. Стекла были опущены, а поскольку поравнялась машина как раз с ними, то понять, кто за рулем труда не составило.

– В машину, – тихо скомандовал Шон.

Ева сглотнула и испуганно переглянулась с Тори.

– Села в машину, – повторил, словно пригоршней льда в лицо кинул.

Ева передала поводок подруге и шепнула:

– Прикрой.

Тори ошарашенно смотрела вслед резко сорвавшемуся внедорожнику, пытаясь успокоить кокера. Он, очевидно, тоже беспокоился за хозяйку. А сама Ева очень беспокоилась за себя. Они ехали молча. Шон даже взглядом ее не удостоил. Ну не убьет же он ее в самом деле! Не похож на психа или маньяка. В светлой рубашке-поло, которая отменно подчеркивала загар, со стильной стрижкой и кожаным браслетом на запястье он был похож на ожившую девичью мечту. Мышцы на руках, когда он легко и умело управлял огромной машиной, проступали четким рельефом. Хорош засранец, хорош! Ева все еще злилась за вчерашнее динамо, но один теплый взгляд – и простит, не задумываясь.

Шон заглушил мотор, когда они, выехав за город, съехали к реке Миллстоун, пристроившись в сумраке раскидистых ив.

– Какого хрена тебе от меня нужно?

Ева вздернула бровь. Черт возьми, вообще-то это он увез ее из города!

– Что ты привязалась ко мне? Бегаешь, как собачка дрессированная. – Он осмотрел ее придирчиво, явно остался недоволен увиденным и сказал уже самому себе: – Рыба-прилипала.

– Рыба твоя Джуди, – буркнула Ева, оскорбленная его замечанием.

– Кстати, о ней. Ты какого черта наговорила ей всякой херни?

– Пошутила, – мило улыбнулась Ева. – Сегодня разве не день дурака? – вдобавок невинно похлопала длинными ресницами.

– Стерва-самоучка, значит?

Ева дернула острым плечиком, решив благоразумно промолчать. За словом она никогда в карман не лезла, но сейчас слишком напряженно было в сумраке салона. Бретелька соскользнула, подчеркивая и без того аппетитную крепкую грудь, а летний сарафан, достаточно короткий, прилично оголил ноги.

– Сейчас ты позвонишь Джуди, – Шон достал телефон, – расскажешь правду и извинишься.

– Никому я не буду звонить! – фыркнула Ева. – И извиняться не буду.

– Значит, ты все еще плохая девочка? – с обманчивой мягкостью поинтересовался он.

Ева, до этого демонстративно смотревшая в окно, медленно повернулась. Взгляд Шона лениво скользил по ее ногам, особо задерживаясь на бедрах, затем неспешно поднимался вверх к груди. До лица он так ни разу и не дошел.

– Может быть, – выдохнула она, хотя хотела сказать совсем другое.

Он зажал рычаг под сиденьем и отодвинулся до упора, затем подхватил Еву, усаживая себе на колени. Агрессивно огладил бедра, шепнув:

– Ты этого хотела?

Да, вероятно. Она ведь мечтала, что окажется с ним вот так: вдвоем, в теплой тишине, интимной темноте… Шон ей так нравился. Ева сама не знала, как ей так крышу снесло от парня, которого она и видела, считай, издалека только. Который и не смотрел в ее сторону. А сейчас смотрит, и взгляд такой, что сердце сладко заныло. Сейчас ему нравилось, что она наврала Джуди. И что она плохая девочка тоже нравилось. Ева потянулась к нему: взяла в руки красивое лицо, царапнувшись о легкую щетину, и поцеловала. Его губы были мягкими и пахли мятной жвачкой. Запах сладких цитрусов вскружил голову, а когда Шон ответил, сплетаясь с ее языком, зарываясь пальцами в густые волосы – Ева потеряла все моральные ориентиры.

Юбка сарафана давно задралась, а лиф Шон резко потянул вниз, оголяя высокую упругую грудь. От своего поло он избавился одним рывком. Шон сжимал ее ягодицы, нежно задевая промежность, а его губы давно переместились на розовые соски, посасывая их. Он вдавливал ее в себя, и Ева потерлась о пах, ощущая, насколько он напряжен: бугор на джинсах был внушительным и жестким.

– Я хочу тебя, детка, – шепнул Шон. Ева блаженно улыбнулась: в его голосе больше не было агрессии и злости, только нетерпение, а в потемневших глазах бушевала буря. Он отодвинул влажную полоску трусиков и коснулся пульсирующего клитора. Большим пальцем принялся поглаживать его, одновременно освобождая себя от одежды. Когда бедра коснулся жесткий горячий член – Ева открыла глаза, затуманенные пьянящим предвкушением скорого оргазма. Шон ловко выудил из подлокотника презерватив, рванул его зубами, но не достал, заглянув в лицо партнерши.

– Ева? – Он хотел убедиться, что они оба этого хотят. Она тряхнула волосами, отгоняя сомнения, и придвинулась еще ближе, царапнув острыми сосками его широкую грудь. Для Шона это был знак идти в атаку. Он быстро надел защиту и рванулся вперед, обхватывая бедра, насаживая ее на себя.

Ева вскрикнула. Шон на мгновение замер. В глазах удивление и неверие. Она подалась вперед, снова приникая к его губам. Но не плакать же им из-за ее потерянной девственности?! Это должно было когда-нибудь произойти. Вероятно, Шон решил так же: он обхватил ее крепко, и они вместе начали двигаться, постепенно наращивая темп, смешивая горячее хриплое дыхание. Больно больше не было, но резкие движения доставляли дискомфорт, только сладкие короткие поцелуи дарили реальное удовольствие. А еще запах кожи и незабываемое чувство единение с мужчиной. Ева много целовалась и тискалась, но никогда не отдавалась полностью. Сейчас она очень хотела, чтобы ему было хорошо с ней. И ему было: Шон коротко, прямо ей в губы простонал что-то нечленораздельное и остановился, отпуская волосы, которые до этого властно намотал на кулак.

Ева, получив легкий поцелуй в плечо, вернулась на пассажирское сиденье и суетливо поправила одежду. Отсюда все казалось не столь романтичным, особенно, когда мужчина мечты молча закурил, не глядя в ее сторону. Пришел стыд и запоздалое раскаяние. Вероятно, к нему тоже.

И это так. Шон был шокирован произошедшим: и своим напором, и ее девственностью. Он вообще не собирался трахаться с Евой! Хотел проучить назойливую врушку и помириться с Джуди. Но у Евы оказались нежные губы, сокрушительная податливость и охренительная задница. А еще от нее вкусно пахло ягодами. Как легкое, но коварное вино: глоток сделал и пропал, но за любым алкоголем следует жесткое похмелье. Шон ведь был уверен, что эта девица давно распрощалась с невинностью: слишком яркая внешность, фигура вполне женская для вчерашнего подростка и полное отсутствие моральных принципов. Так он думал, а оказалось не так. Шон бросил короткий взгляд на Еву: рядом сидела не острая на язык стерва, а юная обиженная девушка.

– Почему ты не сказала? – спросил он.

Ева просто пожала плечами.

– Прости, мне жаль, что все случилось так. Прости, не знаю, что сказать.

Ева плотнее сжала губы. А чего она ожидала? Что он, получив ее девственность, признается в любви и сделает предложение? Ха! Конечно!

– Не нужно ничего говорить. – Ева открыла дверь и буквально вывалилась из машины. Хотелось спрятаться или провалиться под землю.

– Стой, куда ты?! Я отвезу.

Шон вернул ее в машину, на всякий случай заблокировал двери и плавно отъехал от реки, возвращаясь в город.

Ева жила на тихой Мур-Стрит в самом конце улицы. Машина притормозила за пару домов от ее, чтобы не привлекать ненужного внимания. Это единственная просьба, которая была озвучена – всю дорогу они провели в молчании.

– Ева, – позвал Шон, когда она взялась за ручку пассажирской двери.

– Мне надо домой, – ответила она и вышла.

Фары продолжали освещать серую ленту дороги – успело прилично стемнеть, а фонари отчего-то разгорались медленно и несмело. Соседские подростки играли с собакой и смеялись; миссис Дженкинс даже поздним вечером хлопотала над своими розами, а дома… А дома на небольшой террасе сидела мама. Ева подобралась, готовясь выслушать еще одну нотацию и, вероятно, домашний арест продлится еще как минимум на неделю. Пускай. Сейчас это волновало в сотню раз меньше, чем еще два часа назад.

– Ева Луиза Кьяри, где тебя носит?!

Так, мама назвала ее полным именем – значит, крайне зла. В семействе Кьяри главой был не отец, а мать. Жгучая, взрывная итало-американка Джемма и спокойный уравновешенный Дэвид создавали поразительный контраст. Он – доктор философии в Богословской семинарии, интроверт, склонный к меланхолии. Она – повар от бога с задатками автократа. В ресторане, которому она оказала честь работать, царил абсолютный тоталитаризм, полная монархия. Отец уже полысел, да и брюшком обзавелся, мать, напротив, оставалась поразительной красавицей в свои сорок с хвостиком. Как они нашли друг друга, влюбились и прожили в достаточно крепком и счастливом браке двадцать лет – даже для их ребенка загадка. От матери Ева унаследовала внешность, от отца – только рост, а характером пошла в покойную бабушку. И слава богу! Потому что Дэвид Кьяри был улиткой, а Джемма Кьяри – бульдозером. Лучше уж что-то среднее!

– Мама, я… – и тут Ева разрыдалась.

– Ева, девочка, что случилось? – Джемма притянула ее в объятия, обеспокоенно поглаживая по волосам, и Еву прорвало: она начала судорожно рассказывать, захлебываясь в словах. Все, с самого начала. Ей было больно и стыдно и так хотелось выговориться. Чтобы ее поняли и уверили, что она не такое уж и аморальное чудовище.

– Ах он подлец! – взорвалась Джемма, когда услышала, что произошло в машине. – Да я его в тюрьму засажу! Как он посмел! Завтра же пойду в полицию!

– Мамочка, нет! – кинулась к ней Ева. – Он ничего такого не сделал, я сама… Он ничего не сделал, не надо полиции!

– Его родители узнают, это я гарантирую! Пусть не думают: раз богаты, значит, могут пользоваться молоденькими глупышками.

– Мамочка, прошу, не надо. Прошу!

– Успокойся, успокойся, – Джемма снова обняла ее, заметив, что дочь срывается в истерику. – Все будет хорошо, обещаю. Иди, ложись и выкинь это из головы. Забудь этого подлеца.

Ева поплелась в дом, а Джемма Кьяри воинственно вскинула голову: так просто она этого не оставит.

Утром, когда Ева выползла из своей спальни, разбитая и подавленная – ночью она глаз сомкнуть не смогла: то боялась маминых угроз, то думала о Шоне Пристли, – то увидела отца, спокойно поедавшего тирамису прямо из контейнера и запивавшего большой порцией кофе. Подозрительно. Кофеин ему категорически запрещен, а если бы мама увидела, как он ест десерт, то убила бы без суда и следствия. Никакой эстетики! Никакой элегантности!

– Пап, а где мама? – обеспокоенно спросила Ева.

– Доброе утро, дочь, – улыбнулся он. – Умчалась куда-то полчаса назад, поэтому бери ложку и помогай мне, пока наш Муссолини в юбке не вернулся.

Господи, неужели она умчалась в полицию! Или домой к Шону!

– Папа, прости, мне нужно бежать.

Ева пулей бросилась в спальню, натянула джинсы, майку и кеды, на ходу завязала высокий хвост и опрометью полетела вниз.

– Пап, можно я возьму твою машину?

– Ева, мама не велела.

– Прошу, это вопрос жизни и смерти! – взмолилась она.

– Чьей смерти?

– Моей, папочка, моей!

– Тогда бери. – Он достал из кармана ключи и бросил ей.

До Гаррисон-Стрит она добралась меньше, чем за десять минут. Если отцу пришлют штраф за нарушение скорости – ей конец, но выбора не было. Где жил дед Шона, Ева знала прекрасно – никаких навигаторов не нужно, а то, что она не ошиблась с местом подтвердилось, когда возле двора огромного особняка Пристли обнаружился мамин маленький «Ниссан Жук». Ева не знала, что хуже: полиция или этот дом. Наверное, все-таки полицейский участок.

Она замерла возле кнопки домофона, не решаясь позвонить. Возможно ли еще остановить катастрофу?

А катастрофа как раз сейчас, презрительно скривив губы, ткнула пальцем в Шона, обвиняя в совращении своей маленькой девочки.

– Да как ты посмел! Как у тебя мысли вообще такие могли возникнуть!

– Все было по согласию, – холодно бросил Шон, сложив руки на груди.

– Ева – еще ребенок.

Шон плотнее сжал челюсть – ничего себе ребенок!

– Или ты будешь отрицать, что она не знала мужчин?

Шон покачал головой и отвернулся. Попал он. Капитально попал. Знал же, что от этой Евы могут быть одни неприятности, но чтобы такое…

– Шон, это правда? – спросил Доминик Пристли, дед, которого он любил и уважал, а тут такой подарочек.

– Правда.

– Я засажу тебя! – продолжала угрожать Джемма Кьяри.

– Успокойтесь, миссис Кьяри, – миролюбиво начал Доминик Пристли. – Мы все решим. Виновных накажем. Шон, уйди. Взрослые будут разговаривать.

Шон зло хмыкнул, но подчинился. Ему двадцать три – давно не ребенок, хотя вчерашний поступок достойным мужчины тоже не назовешь. Зеленые тяжелые портьеры, скрывавшие выход, задержали его, а когда приглушенные голоса отчетливо донеслись, Шон замер.

– Миссис Кьяри, я понимаю вашу злость. Дети вырастают и порой огорчают нас. Я верю, что мой внук не насильник. Также я уверен, что ваша дочь приличная девушка. Давайте не будем им обоим портить будущее нехорошими слухами. Шону предстоит занять в будущем высокий пост в нашем семейном бизнесе. Вашей девочке еще учиться, строить карьеру. У них обоих большое будущее впереди.

Мать Евы что-то ответила, но Шон не разобрал, а вот дед мед в уши лил отменно. Семьдесят лет, а талант обхаживать и убалтывать стал даже лучше. Как можно отказать милому доброму старичку?

– Вы знаете, что моя корпорация построена на инвестициях? Я всю жизнь вкладывал деньги в молодые перспективные компании, в умных людей и рискованные проекты. Уверен, ваша Ева – достойна лучшего будущего. Позвольте, я проинвестирую в него, миссис Кьяри.

– Да как вы смеете! – возмутилась было Джемма.

– Миссис Кьяри, я ни в коем случае не хотел вас обидеть, – заверил дед самым ангельским голосом. – Я просто хочу, чтобы вы приняли в дар, скажем, десять тысяч долларов. Мы все забываем о случившемся и живем мирно и счастливо.

Так вот как дед собрался решить проблему! Хотя, вероятно, на это и был расчет. Девка легла под внука богатого человека, чтобы поиметь с него денег. Вот откуда такая назойливость. Бегала Ева не за ним, а за деньгами его семьи! Вот сука!

– У меня одно условие, – услышал Шон деловой голос матери Евы.

– Какое же?

– Ваш внук и близко больше не подойдет к моей девочке. Пусть только посмеет ее снова обидеть.

– Обещаю, миссис Кьяри. Шон сегодня же вернется в Нью-Йорк.

Шон, услышав это, тихо вышел. Значит, нужно собираться. Дед шутить не любит. Шон вышел на крыльцо, закурил: уже сегодня об этом узнает отец и с ним тоже нужно будет объясняться. М-да, съездил к деду на месяцок в сонный захолустный Принстон.

Затянувшись, посмотрел в сторону подъездной аллеи и заметил мельтешащую стройную фигуру. Ах, мамаша, значит, не одна явилась! Расчетливая шлюшка тоже здесь!

– Шон! – бросилась к нему Ева, надеясь объясниться и спросить, что происходит: где ее мама и вообще…

– Команда поддержки осталась за бортом? – холодно заметил он. – А как же: пустить слезу, всхлипывать и надрывно рассказывать, как я тебя насиловал?

– Что? – растерялась Ева, испуганно отшатнувшись: столько презрения и ненависти было в серых глазах Шона.

– Ты свою девственность для меня берегла? – Он не выдержал и схватил ее за руку, привлекая к себе, рыча в бледное лицо. – Или для любого, кто готов за нее заплатить?

– О чем ты?

Он коротко зло рассмеялся. Ну прямо святая простота! Невинная овечка! Сейчас Ева бесила еще больше. Один ее вид чего стоил! Без косметики, в простой майке и джинсах – она действительно выглядела, как школьница. Пухлые губы искусаны, в покрасневших глазах страх и слезы, руки дрожат и такое искреннее возмущение в голосе – Оскар за лучшую женскую роль определенно заслужила Ева Кьяри!

– Ты – дешевка. – Шон оттолкнул ее от себя. – Пошла вон отсюда.

Ева ошарашенно хлопала глазами: ничего, абсолютно ничегошеньки не понимая!

– Ева! – Мать как раз вышла и, бросив презрительный взгляд на Шона, взяла ее за руку.

– Что ты здесь делаешь? – строго спросила, усадив в машину.

– Это ты что здесь делаешь? – воскликнула Ева, немного придя в себя от грубости Шона. – Про какие деньги он говорил?

Джемма тяжело вздохнула.

– Ничего уже не поправить. Идти в полицию – портить тебе жизнь, а деньги пригодятся на твое образование.

– Мама!

– Прекрати! Этого нью-йоркского мачо ты больше не увидишь, но моральную компенсацию я выбила с них.

Ева закрыла лицо руками. Господи, за что это все ей?! Неужели за то, что закрыла Джуди Салливан в туалете?

– Отцу не говори, – тихо добавила Джемма. – Незачем ему знать. У него сердце слабое.

Ева всхлипнула: все, ее жизнь кончена. В восемнадцать лет она была жуткой максималисткой, но время как известно все лечит и многое меняет…