Свет твоих глаз

Глава первая

Февраль 1982 года.

- Ого, мои любимые пирожки! - воскликнул Анатолий, усаживаясь за стол.

Дочь Анатолия и Людмилы, пятилетняя Юля, запрыгала и радостно захлопала в ладоши:

- Пирожки, пирожки, пирожкииии! Урррааа!

- Ты же знала, - улыбнулась Люда. - Помогала мне. Мы с тобой вместе пришли домой, я сегодня в первую смену работала. Теперь шагом марш мыть руки, помощница, и за стол.

Люда знала: дочка больше рада не столько пирожкам, о которых прекрасно знала, а тому, что папа пришёл с работы в хорошем настроении.

Анатолий Долгих работал фрезеровщиком на машиностроительном заводе - самом крупном предприятии в их городе, а Людмила, его супруга, была воспитателем в одном из ведомственных детских садов, подшефных завода.

Супруги Долгих поженились семь лет назад, когда Анатолий вернулся из армии. В армию он пошёл после окончания училища, и призван был во флот, потому, когда демобилизовался, ему было почти двадцать два года. Девятнадцатилетняя Людмила тогда только-только окончила местное педагогическое училище и начала работать в детском саду.

Познакомились, как это часто бывало в те времена, на танцплощадке в городском парке; начали встречаться, а через полгода сыграли свадьбу, - такую же, как у всех, - не лучше и не хуже.

Несколько лет жили в комнате ведомственного общежития, а год назад получили хоть небольшую и тесную, зато двухкомнатную квартиру с крохотной кухней и всеми удобствами. Не всем так везло, как семье Долгих, но Людмила прекрасно знала: дело тут не в удаче, а в том, что Анатолий - передовик производства, гордость завода, один из лучших работников.

Характер у Анатолия и раньше не был слишком лёгким, а при нынешнем положении вещей зачастую превращался в элементарно тяжёлый, порой деспотичный.

Нет, руку на жену и на дочь он никогда не поднимал, даже в подпитии, но и спорить с главой семьи ни Людмила, ни Юлька не решались: слово Анатолия всегда было решающим, в любой ситуации. Неважно, справедливое или нет, - решение Анатолия было единствнно верным.

Жена и дочь научились моментально определять, в каком настроении муж и отец явился с работы, и если настроение было плохим, вечер в семье проходил тихо. Телевизор включали еле слышно; Юлька не шумела и не прыгала - либо возилась с игрушками в своём уголке, либо рисовала, сидя за столом. Людмила не лезла к супругу с вопросами и не делилась новостями.

Если Анатолий приходил выпивши, он просто ложился спать, и тогда тоже никто не шумел. А бывали и такие дни, как сегодня, когда Анатолий находился в лёгком благодушном настроении. Однако даже в такие дни ласки от него не видели ни жена, ни дочь. Анатолий был абсолютно чужд проявлений нежности и добрых слов, не говоря уж о романтике.

А сегодня Люда чувствовала: временная радость продлится недолго, и испортит настроение мужу именно она, Людмила.

Юлька устроились рядом с отцом за столом, на котором стояли две большие эмалированные миски с пирожками: одна с жареными капустными из пресного теста, а вторая - из теста, приготовленного на кефире, - с рисом и яйцом.

В одной из маленьких мисочек была сметана, а во второй - растопленное сливочное масло.

- А ты почему не садишься? - муж удивлённо поднял на Людмилу небольшие серые глаза.

- Вы ужинайте, а мне пора, - Люда вытерла руки полотенцем, сняла фартук и косынку, поправила длинные русые волосы, убранные в косу.

- Куда это? - перестав жевать, спросил муж.

Тёмные брови сдвинулись, и между ними появилась вертикальная складка, - недобрый знак.

- У мамы собрание на заводе, - тихо сообщила Юлька, глядя на отца огромными серо-голубыми глазами-фиалками, такими же, как у Люды.

- Опять?! - выпрямился Анатолий. - Опять Мишка Мельников собирает? Похоже, придётся серьёзно с ним поговорить! Виданное ли это дело - от семьи людей по вечерам отрывать?

- Толя, так ведь давно не собирались, до Нового года ещё собрание было, в середине декабря. Почти два месяца прошло. Праздники скоро, День Советской Армии, а потом восьмое марта. Надо определиться с поздравлениями и с обязательствами к праздникам. А когда собираться, если не вечером? Днём все работают. Не в выходные же?

Люде было ещё двадцать шесть лет, и она состояла в комсомольской организации. К тому же, являлась не просто рядовым членом организации, а комсоргом в своём детском саду.

- Вот спасибо, что не в выходные хоть! Когда уже этот активист Мельников на покой уйдёт? - продолжал недовольствоваться Анатолий.

Этот разговор начинался всякий раз, когда Люде нужно было отлучиться на очередное заседание комсомольского актива.

- Михаилу Леонтьевичу двадцать семь. Наверно, меньше, чем через год уже по партийной линии пойдёт.

- Скорей бы. В партию я тебе вступать не дам, - проворчал Анатолий.

- Что ты, Толь, кто меня примет в партию? Только самые достойные вступают, - как могла успокоила Люда мужа, мрачно наблюдающего за тем, как она надевает сапоги, шаль и тёмно-синее пальто с воротником из песца.

Вскоре Люда быстро вышла из подъезда и заспешила по тропинке в сторону освещённой фонарями улицы. Она опаздывала, а Михаил Леонтьевич опозданий не любил. Не говорил ничего, но чёрные брови сдвигал недовольно и сурово, ничуть не уступая в этом мужу Люды, Анатолию.

Мельников уже в течение трёх лет возглавлял заводской комитет комсомола, совмещая этот пост с работой инженера. Жена Михаила, Вера, работала в заводской бухгалтерии. Дочка Мельниковых, шестилетняя Света, ходила в ту группу, на которой работала воспитателем Людмила.

Мельников был явно из той породы людей, которым по блату досталось не двадцать четыре часа в сутки, а часов этак на десять больше. Его портрет постоянно украшал заводскую доску почёта. Заводская комсомольская организация под руководством Мельникова достигла максимума активности за всю историю завода. Вера, жена Михаила, всегда выглядела очень хорошо: она не только была одной из первых модниц, но и казалась всегда весьма счастливой и довольной жизнью.

Глава вторая

Двадцать второго февраля в старшей группе был утренник, посвящённый папам и дедушкам, и впервые за два с половиной года, прошедших с тех пор, как группу вели Людмила и Лариса, на праздник пришёл Михаил Леонтьевич.

До этого дня на все утренники приходили мама или какая-нибудь из бабушек Светы Мельниковой. Дважды - на утренник, посвящённый мужскому празднику, - приходил дедушка, Леонтий Тимофеевич. Из рассказов Светы Людмила знала о том, что дедушка с юности трудился на заводе, а после выхода на заслуженный отдых стал работать завхозом в одной из школ.

Отец Светы был всегда слишком занят, однако в этот раз явился собственной персоной.

- Ну всё, я думала, дело к весне, а теперь поняла - зима продолжается, - усмехнулась острая на язык Лариса, заглянув в зал через небольшую щель в плотных шторах.

Воспитатели готовили ребят к торжественному выходу, стоя около второй двери, ведущей в зал. Родители, которые проходили сразу на мероприятие, минуя группу, уже заняли скамейки и стулья в "ложе" для зрителей.

- Ты о чём? - тихо спросила Люда, которая по-прежнему всегда волновалась перед всеми мероприятиями, хоть и работала в садике почти семь лет, потому не поняла словесный пассаж напарницы.

- Папа Мельников нарисовался, - тихо, чтобы не услышали воспитанники, одними губами прошептала Лариса и добавила чуть громче: - Теперь погода точно испортится. Интересно, что это он вдруг? Обычно носа сюда не кажет, занятой человек.

- Да ты что? - Люда, которая и без того волновалась, тоже осторожно заглянула в зал, и почему-то сердце заспешило ещё быстрее.

К счастью, задумываться о реакциях собственного организма было некогда, потому что музыкальный руководитель незаметно дала отмашку Люде и Ларисе. Праздник начался.

Мероприятие прошло замечательно, практически без накладок и оплошностей. В процессе Люда увлеклась, забыла о волнении и смущении, - это всегда так было. Однако всякий раз, обращаясь к зрителям, она почему-то встречалась глазами с Мельниковым.

* * * * * * *

В начале марта Людмила свалилась с гриппом. Безусловно, ей и раньше случалось болеть, но обычно в конце января или в феврале, а тут она припозднилась. Первая заболела, конечно же, Юлька; после - Анатолий. Люда вы́ходила всех и поставила на ноги, и только потом слегла на целую неделю сама.

Десять дней Людмила провела на больничном, пропустила и утренник, посвященный Международному женскому дню, и заседание комитета комсомола.

В один из рабочих дней, уже после праздника, Люда работала в первую смену, а Лариса - целый день, потому что с утра вышла на замену одной из сотрудниц. Во время утренней прогулки Люда и Лариса держались вместе, весело болтая и наблюдая за воспитанниками двух групп сразу в четыре глаза.

Неожиданно около территории детского сада остановился заводской УАЗик, и с пассажирского места легко выскочил Михаил Леонтьевич. Он был в куртке нараспашку, без шапки, а в руках держал букет тюльпанов и коробку конфет.

- Ух ты, яхты! - удивлённо воскликнула Лариса. - К кому это он? Светы-то ведь нет, на больничном уже четвёртый день.

Люда пожала плечами: мало ли дел у руководителя комсомольской организации целого большого завода?

Каково же было удивление Люды и Ларисы, когда Михаил Леонтьевич направился прямиком в сторону их участков. Сообразительная Лариса тут же ретировалась, пытаясь отвлечь воспитанников сразу обеих групп.

- Здравствуйте, Людмила Евгеньевна! - Мельников остановился напротив Люды, которая до сих пор удивлённо таращилась на него. Так и стоял - куртка нараспашку, а ветер перебирал его непослушные очень тёмные волосы. - На прошедшем заседании Комитета мы поздравляли всех наших женщин с праздником. Не было только вас, вы болели. Но это же не значит, что вы должны остаться...

"Непоздравленной", - растерянно подумала Люда.

- ...без подарка. Вот, - Михаил Леонтьевич протянул Людмиле тюльпаны и коробку конфет. - От лица всех мужчин комитета комсомола поздравляю вас с Международным женским днём, Людмила Евгеньевна!

- Здравствуйте, Михаил Леонтьевич, - запоздало пробормотала ставшая пунцовой Люда. - Спасибо вам большое... за внимание и за подарок.

- Это не только мне спасибо, а всем мужчинам комитета комсомола.

- Хорошо, спасибо всем мужчинам комитета комсомола, - согласно кивнула Люда, не зная, что ещё можно добавить.

Мельников продолжал стоять рядом, внимательно вглядываясь в лицо Людмилы своими ясными, немного раскосыми глазами.

- Как вы себя чувствуете, Людмила Евгеньевна? - выпалил он вдруг. - Точно полностью восстановились? Простите, но вы будто немного бледны.

Она бледна?! Люда была уверена, что физиономия у неё сейчас максимально приближена в плане цвета к спелому томату.

- Всё хорошо, Михаил Леонтьевич, - прочистив горло, ответила Люда и решила совсем уж удивить саму себя, потому что спросила вдруг: - А вы почему без шапки? Не май месяц.

- Так я же на машине.

- Как здоровье Светы? - вот, наконец-то придумала нормальный, закономерный вопрос. - Передавайте ей, что мы её очень ждём.

- Спасибо, уже получше, Людмила Евгеньевна. Непременно передам. Сегодня первый день проснулась без повышенной температуры. Ну... Что ж, мне пора, - будто с сожалением сказал Мельников и подмигнул двоим малышам из группы, на которой сегодня работала Лариса, остановившимся рядом и во все глаза смотревшим на него. - До свидания, Людмила Евгеньевна! До встречи на следующем заседании. Больше не болейте, пожалуйста!

- До свидания, Михаил Леонтьевич! Ещё раз спасибо. Постараюсь не болеть.

Мельников, ни на кого не глядя, заспешил к выходу с территории садика, а Люда так и осталась стоять, прижимая к груди букет и плоскую белую с золотистым узором коробку.

- Последишь? Я в группу всё это унесу, - повернулась Люда к подошедшей Ларисе.

- Конечно. Иди уже, а то цветы замёрзнут, - Лариса легко подтолкнула Людмилу в сторону здания садика.

Люда решила оставить и цветы, и конфеты на работе; а ещё она была очень рада тому, что группа, в которую ходит Юлька, отправилась сегодня в заводской клуб на кинолекторий, потому дочь ничего не знает о подарке.