— Я так скучаю по тебе, — театрально выдавливаю из себя трагичным голосом, прижимая букет алых роз к груди.
— Вы знали этого человека? — возле меня останавливается девушка, она чуть медлит. — Того, кто погиб здесь?
— Она была очень красивой, — оборачиваюсь на приятный женский голос у себя за спиной. — Самой красивой на свете.
Позади меня молоденькая блондинка, на вид ей лет девятнадцать, она выгуливает шоколадного цвета той-терьера. На ней обтягивающая майка и короткие шорты. Она ждет продолжения печальной истории, и я даю его ей.
— Я был в нее влюблен. Много лет.
— Мне жаль, — с искренним сочувствием смотрит она на меня.
А я кладу букет алых роз возле столбика с металлической табличкой, на которой красивым, каллиграфическим почерком написано женское имя и даты. Когда посреди трассы случается авария, люди часто прикручивают подобные таблички к дереву или маленькому столбику, в память о погибших. Мимо проносятся машины, с противоположной стороны парк, здесь часто выгуливают собак.
— Но я так и не сумел сказать ей о своей любви, — поэтично закрываю глаза.
Девушка впечатлена, она долгое время смотрит на меня. А я бросаю грустный, почти щенячий взгляд в сторону незнакомки. И тут же, словно опомнившись, поправляю целлофан букета, многозначительно вздыхая над маленьким мемориалом.
— Все могло быть иначе. Мы могли быть вместе по-настоящему.
Очень горячая девушка держит на поводке собаку. Она часто здесь гуляет, я давно ее приметил. И хорошо знаю ее маршрут.
— Это так печально, — вздыхает длинноногая блондинка в узких шортах.
Моя сказка проняла девушку с собачкой, она подходит ближе и поправляет мемориальную табличку, стирая с нее пыль. Девочка инстинктивно прониклась симпатией к человеку, который потерял любовь и теперь смотрит на меня с уважением.
— Мы не ценим время, — шепчу, заглядывая в большие синие глаза, изучаю ее очень внимательно, — наши души часто так и не находят друг друга. А потом мы остаемся одни на целом свете. Любовь — это ведь самое главное.
Девчонка часто и быстро кивает, соглашаясь. Ее длинные светлые волосы доходят до середины спины. У нее тонкая талия, ноги стройные, а грудь третьего размера. Огромные синие глаза наполняются болью, когда она представляет несчастного парня, что потерял свою настоящую любовь. Я присаживаюсь на корточки и теперь смотрю на нее снизу.
— У Вас, наверное, полно дел? Не хочу Вас задерживать, — оборачиваюсь к ней, грустно поджимая губы.
Она кивает в ответ, и её бледное лицо озаряет слабая улыбка.
— Вы обязательно встретите свою настоящую, неземную любовь, — сочувствует она. — А мне и правда пора.
Девушка искренне хочет помочь, но не знает как. Берет собачку на руки. Она уходит, но все время оглядывается.
С грустным выражением лица я шагаю на трассу, где несутся машины. Девушка еще раз оборачивается, видит меня и кричит «стой», бросается ко мне, обнимает, утешая…
Довольно улыбаюсь, когда она прижимается ко мне своей «троечкой». Я знал, что так будет. Не хочу хвастаться, но я довольно привлекателен внешне. И понимаю, как этим пользоваться. Я тренирую свое тело и неплохо разбираюсь в женской психологии. Подруга моей матери часто повторяла, что я красавчик. В будущем от девушек не будет отбоя. Что же, так оно и вышло, спустя пару лет ее муж застал нас абсолютно голыми в ее ванной.
Я не такой уж и плохой, часто представляю будущее с женщиной, до того, как достигаю пика удовольствия. После, я прихожу в себя, записываю на свой счет очередную победу и просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Зачем я это делаю? Пока я молод, я веселюсь.
Вечером того же дня, выбираясь из постели девушки с собачкой, я поскальзываюсь на ее лифчике, брошенном на пол. Я смотрю, как разметались мокрые волосы по ее подушке, как нежно она улыбается во сне. Она красивая, даже очень. И фигура, и лицо. То, что надо. Словно почувствовав, что я ее разглядываю, «мой пройденный этап» открывает глаза.
— Куда ты уходишь? — черты лица мягкие, глаза чуть раскосые и нежные, сейчас смотрят с тревогой и восхищением.
— Моя соседка, — стараюсь быть милым, собирая с пола свои вещи. — Она только родила, обычно они гуляют после шести. Мне нужно помочь женщине с ребенком спустить детскую коляску по ступенькам. Лифт сломался, а они на восьмом этаже, — прыгаю я на одной ноге, натягивая джинсы и носки.
Девушка с собачкой подтягивает одеяло к подбородку и понимающе кивает. Обычно я делаю фотографии. Обнаженные, заспанные красотки выглядят прелестно. Это очень красиво и придает моей коллекции особую ценность. Но девушка с собачкой проснулась, и фотографировать уже поздно. Приходится прихватить деталь ее гардероба.
— Но как же мы? — кричит она в захлопывающуюся дверь, но печальной не выглядит, все еще надеется… И я улыбаюсь ей в ответ.
Нет никакого «мы» и никогда не будет.
На улице зябко. Поежившись, выхожу из подъезда. Ни при каких условиях я не остаюсь на ночь. Это слишком личное. Закурив, я иду по улице, набираю Алекса.
— Ну и? — цинично смеется в трубку мой самый близкий друг, прекрасно зная ответ.
— Чпокнул! — отчитываюсь, довольно ухмыляясь.
— Так быстро? — удивляется приятель. — Как ты это делаешь? — заливается он гадким смехом.
— Это было несложно. Помнишь, чему я тебя учил? Они все одинаковые.
— Эх. Она мне казалась такой недоступной, — загадочно вздыхает Алекс.
Дома я разуваюсь, бросаю шмотки на стул и открываю свой сокровенный ящик. У меня отличная квартира в центре, здесь современный интерьер, много мелких деталей, декоративная штукатурка. Все расставлено по местам. Я люблю порядок.
Мой сокровенный, тайный ящичек оборудован подсветкой. И я достаю свой заветный блокнот. Аккуратно записываю имя и цифры. Ух ты, юбилей! Собачница оказывается пятидесятой. Маленькие розовые трусики я складываю в пакетик, помещая рядом с многочисленными заколками и резинками для волос.
— Дамочки, знакомьтесь. Это мой друг Константин.
На плечах Алекса повисли сразу две девчонки: блондинка и рыженькая. Молоденькие и спелые, обе настроены крайне доброжелательно.
— Он у нас тут самый главный, — скалится друг, прижимая к себе подружек.
Алекс до неприличия низко держит их за талии, но, похоже, им все равно, ему приходится кричать, чтобы переорать шум местной тусовки. Эта не совсем трезвая трехголовая фигура, слепленных между собой людских тел, движется прямо на меня. Цокая каблучками, одна из красоток, не сдержавшись, хихикает в кулачок, пытаясь замаскировать смех фальшивым кашлем. Скучно. Усиленно мелькают огни ночного клуба, еще громче раздается грохочущая, неприятная музыка.
— Кто это, Алекс? — улыбаюсь я в ответ, говорю спокойно, ибо не привык повышать голос.
Короткие юбки сговорчивых барышень привлекают внимание дешевым блеском, а на лицах столько макияжа, что если смыть всю эту «красоту», есть шанс не узнать их при дневном свете. Не дождавшись его слов, снова погружаюсь в глянцевое издание, лежащее передо мной. Ответ мне не интересен. Читать на корпоративе моя фишка, но Алекс все равно каждый раз вмешивается.
— Это девчонки, — офигенно подробно описывает своих спутниц мой лучший друг и по совместительству самый успешный журналист нашего издания.
— Класс, — ёрничаю, качаю головой и, усмехаясь, тянусь к сэндвичу с тунцом.
Сегодня на «приключения» я не настроен.
— Он красавчик, — говорит своей подружке блондинка.
Я наклоняюсь к ней, шепчу, почти что на ушко. Она поддается, смотрит прямо в глаза, еще чуть-чуть и растает, как дым и сохранится разве что в позолоте зданий, на картинных рамах и обрезах книг. Да-да, несмотря на мое грязное хобби, в душе я романтик.
— Красивая юбка, у моей бабушки была такая же.
Смеюсь, потому что говорю это весело, будто это совсем не обидно. Принизить ее значимость, уронить самооценку женщины и за счет этого повысить свою. Это подколы, сомнительные комплименты, оставляющие тревожный осадок. Ведь женщина, в душу которой заронили сомнение в ее привлекательности, становится менее ценной в собственных глазах и, следовательно, более доступной. Маленькие секреты профессионального соблазнения.
Высоченная, худющая, с длиннющими блондинистыми волосами. Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Женщины странные существа. Кажется, теперь я нравлюсь ей еще больше. Не отвожу взгляда, веселюсь, заглядывая в самую душу, если она у нее есть, разумеется.
А Алекс продолжает свое представление:
— Девочки, если вы хотите, чтобы ваши каракули попали на страницы самого модного в столице журнала, тогда лучше дружить с этим парнем, — подмигивает он мне. — Константин наш главный редактор и все здесь проходит через него.
— Алекс, мы пойдем попудрить носик, — выныривают чики из объятий юного Казановы.
А та, что глазела на меня, спотыкается. Алекс, провожая их голодным взглядом, садится возле меня.
— Если ты не против, то я заберу обеих.
Залазит на высокий металлический барный стул, попутно хватая с моей тарелки сэндвич. Подобное позволительно только ему. Все дело в том, что Алекс мой самый близкий кореш, а еще он относится к тому типу журналистов, которые могут достать абсолютно любую информацию. Вы еще сами не знаете, что беременны, а у Алекса уже готова статья в печать на эту тему.
— Знаешь, как это называется, друг?
— Ты, о чем? — лыбится Алекс во все свои тридцать два.
— О тех девицах, которые висели на тебе только что.
— А? — крутит башкой, разглядывая толпу и абсолютно меня не слушая.
— Мясо, красивое женское мясо, они пойдут с тобой за любой напиток из меню бара. Скучно.
Алекс тут же тухнет. Он обижается на мои слова, так как в нашем заочном соревновании «кто затащит в койку больше», я побеждаю с большим отрывом.
— Что делаешь? — снова оглядывается он по сторонам, не показывая виду, что расстроился.
— Занимаюсь сбором и анализом по работе конкурентов, — приподнимаю яркое глянцевое издание, демонстрируя цветастую обложку.
— Сегодня выходной, между прочим, — захлопывает он мой журнал. — Праздник у нас профессиональный.
Тем временем, выбранные Алексом девчонки, возвращаются из туалета, их слышно издалека по нескромному женскому хохоту.
— Это слишком просто, — не поднимая глаз, листаю журнал.
Они уже садятся рядом с нами. А Алекс все еще дуется. Начинает кричать громче, будто туговат на оба уха сразу.
— Ой ладно, дамочки, видите этого шикарного сероглазого брюнета в брендовой мужской водолазке? — кладет он руку мне на плечо. — Он ходит в тренажерку два раза в неделю. Высокий, широкоплечий, с аккуратной щетиной и сверкающими туфлями, он затащил в постель половину города, получает приличную зарплату и возомнил себя гуру пикапа. И теперь две красотки ему не интересны.
Девчонки картинно хнычут, а я вздыхаю.
— Мне нужно больше.
— Больше? — удивляется Алекс.
Мы продолжаем свой разговор, будто этих двух нет рядом.
— Да, — разворачиваю журнал к другу, теперь люди на фотографии смотрят прямо на него. — Видишь эту фамилию?
— Ага, главный редактор Игорь Петренко.
— Правильно, а должен быть кто? Константин Озерский, — называю я свое имя и фамилию.
— Ну ты загнул, брат, это самое крутое издание в стране. Без шансов.
— По-твоему, я — лох?
— Нет, ты очень крутой. У тебя есть вышка, опыт работы в издательстве более двух лет, отличное знание русского языка, свободное владение компом и даже на английском ты трындишь как бог. Но это «Земля», туда не попасть.
— У меня есть идея, — я скалюсь, хитро играя бровями, показывая другу нужную страницу.
Девчонки что-то говорят, пытаясь вклиниться в разговор, но мы не обращаем внимания на их мычание.
— Кто это?
— Это Людочка Потапенко — дочка владельца, — указываю на фотографию хрупкой блондинки с удивительно-теплым взглядом изумрудных глаз.
Несколько дней спустя я снова сижу за стойкой. Разглядываю собственные ладони, сжимаю руки в кулаки, злюсь, вспоминая прошедший день.
— Чего желаете? — любезно спрашивает барменша, положив передо мной довольно потрёпанное меню.
Даже не глядя на подавальщицу коктейлей и напитков, по общим ощущениям понимаю, что она молодая и вроде бы привлекательная. Листаю страницы с ценами и включаюсь в игру, которая, возможно, отвлечет меня от проблем несущего дня. Сегодня я потерпел неудачу. И, затащив в постель очередную красотку, пополнив коллекцию, я смогу забыться.
— Девушка, Вы, наверняка, знаете, как мне помочь. Я купил макароны, а что с ними делать не очень-то представляю, не могли бы Вы меня проконсультировать у СЕБЯ дома?
Мой подкат, как и сладкая улыбка ее не впечатляют. Она не реагирует, ее голос не выдает никаких новых, привычных для меня эмоций. Жизнь, кажется, решила повернуться ко мне пятой точкой.
— Меню посмотрели? — звучит равнодушно, я бы даже сказал грубо.
День сегодня складывался просто ужасно. Утром я попытался самостоятельно устроиться на работу своей мечты. Я принес добротное резюме, подготовился, получил несколько отличных рекомендательных писем с предыдущих мест работы, но Потапенко, владелец журнала «Земля», меня даже не принял. Я сидел в его офисе до позднего вечера, тупо листал прессу в холле. Эффектная секретарша то и дело бросала в мою сторону заинтересованные взгляды. И, судя по выражению ее лица, моя персона, утопающая в офисных пальмах и фикусах, ей скорее нравилась, чем не нравилась. Но в конце рабочего дня, она откашлялась и, поставив сумку на стол, намекнула, что пора бы собираться домой.
Не вижу ничего плохого в том, что я по натуре карьерист. Хочу иметь хорошую работу. Но в подобные места берут либо по знакомству, либо используя родственные связи. Ни первым, ни вторым я не обладаю. В этом нет моей вины. Несмотря на спор с Алексом, действовать через дочку Потапенко не хотелось. Но, похоже, выбора у меня не было. В ужасном настроении я направился в кафе напротив офиса.
И вот сейчас, глядя на то, как по проходу между стойкой и полками, как ни в чем не бывало, передвигается отшившая меня барменша, я понимаю, что этот день надо скорее перечеркнуть и выбросить в урну. Успеваю рассмотреть довольно неплохую фигурку. Ну так, где-то на четверочку. На затылке подпрыгивает серенький хвостик русых волос, а на попу натянуты обычные джинсы. Выше белая майка и красный пояс фартука, завязанный небрежным бантом.
— Зря Вы так, — хмурюсь, не врубаясь, что происходит, — хорошие макароны, — добавляю ей в след, — из твердых сортов пшеницы.
— Ваше меню нужно другому клиенту. Нет, так нет, — спокойно вытягивает она из моих рук кожаную книжку и действительно отдает ее мужику в серой майке в противоположном конце стойки.
На самом деле меня ничуть не задел ее отказ. Где-то после тридцатой, я понял, что все женщины одинаковые. Что сверху. Что снизу. Самое главное, разыграть такую партию, при которой она не будет чувствовать себя шлюхой. Она снова проходит мимо, включает кофе-машину. Аромат кофе приятно заполняет мою истрёпанную и изрядно измученную голову, вытесняя, хоть и на мгновение, дурные мысли и желание стукнуться головой о стену. Я не сдаюсь.
— Девушка, а угадайте, как Вас зовут? — улыбаюсь я ей, смотрю исподлобья, игриво, удерживая зрительный контакт.
— Мое имя — «официант», можно «бармен», — отвечает она все так же равнодушно, протирает стойку тряпкой, затем вытирает полотенцем стаканы, подвешивает их под потолок и снова приближается.
На меня смотрят точно такие же серые, как у меня самого глаза. Круглое личико барменши с немного вздёрнутым носиком нельзя назвать правильным, но его отличает та нежная прелесть, которая кажется лучше любого совершенства. Она оказывается неожиданно симпатичной. Минимум косметики указывает на то, что это ее натуральная красота.
— Девушка, Вы очень красивы, а красивых девушек надо размножать, — упрямо флиртую с барменшей, пытаясь добиться взаимности.
Это лесть, я приукрашиваю, чтобы развлечься. Я должен добиться своего или просто не усну сегодня ночью. Спортивный интерес в чистом виде, самоутверждение и попытка почувствовать себя хоть немного лучше, после провала с работой.
— Ладно, налей мне, пожалуйста, кофе.
— На ночь вредно, — спокойно комментирует, но приступает к выполнению заказа.
Ну вот, хоть какая-то реакция. Достаю мобильный, долго в нем копаюсь и когда она снова подходит.
— Извини, я забыл мой номер телефона. Ты свой не одолжишь?
Она смотрит очень внимательно, словно изучает, пытаясь прочесть мысли. В какой-то момент мне даже кажется, что она повелась на мои подкаты.
— Где Вы этого понабрались? — наклоняется она ко мне совсем близко, так что я вижу все оттенки серого в ее глазах. — Я просто хочу понять, это курсы какие-то или психологические тренинги?
И не дождавшись ответа, вытирает пятно пролитого кем-то кофе. Хмурится. В простую белую чашку льется горячий чёрный кофе. Я пробую и причмокиваю от удовольствия, пью только такой. Сварен отлично. Многозначительно улыбаюсь, а она мне нет.
— И что, вот это работает? — все еще смотрит прямо на меня.
— Я посмотрел в словаре синоним слова «прекрасная» и твое имя там наверняка тоже есть, — упрямо продолжаю я.
— Жаль, уши стали слишком слабыми,
Не держат вкусную лапшу.
Цитирует она какого-то поэта. Мы смотрим друг на друга, наверное, секунду, потом она отводит взгляд.
В моем списке есть депутат Государственной думы, член одной внушительной партии. В свой тайный ящичек я положил ее значок, уверен, она до сих пор его ищет. А какая-то официантка…
Впрочем, уже через мгновение все это перестает иметь значение. На входной двери в кафе мелодично звенят колокольчики виндчим, сообщая о приходе новых клиентов. Обернувшись, я на время теряю дар речи. Луч света лампы падает на белокожее лицо девушки, совсем еще юной, и я не уверен, что видел кого-то прекраснее. Я тут же забываю и барменшу, и пролет с работой, потому что в жизни дочка Потапенко гораздо красивее своего фото в журнале.
Без сомнения, Людочка Потапенко просто прекрасна, настолько прекрасна, что, кажется, так не бывает в реальной жизни. Волосы, руки, губы, глаза, фигура — богиня. Оглядываюсь, продумывая план нападения. Прикидываю, сколько времени мне понадобится на ее соблазнение. Ух и красивая. Это же надо!? Мало того, что ее отец владелец одного из самых престижных изданий в стране, так еще и внешность у девушки такая, что даже я, перепробовавший кучу баб, на барную стойку слюной капаю.
— Даже не думай, — слышится равнодушный голос из-за спины. — Говорят, она девственница. И папочка охраняет ее девственность, лучше, чем секретное хранилище церкви мормонов, — добавляет официантка шепотом.
— Извини? — не понимаю о чем она говорит, поворачиваюсь к работнице стаканов и тряпок.
А она поясняет:
— Близ Солт-Лейк-Сити располагается хранилище, принадлежавшее наиболее крупной ветви мормонизма. Бункер находится под гранитной горой на глубине около двухсот метров. Хранилище сконструировано таким образом, что сможет выдержать ядерный взрыв. Там горы золота и драгоценных камней. По слухам, некоторые особо секретные экспонаты оснащены тепловыми датчиками и датчиками движения.
Ее глаза смотрят с усмешкой, она издевается. Откуда только взялась эта информация в башке обычной официантки?
— Ты журналист? — смеется. — Неудачник, родившийся в обычной семье, а не с золотой ложкой во рту? Таких, как ты никуда не берут даже, если они первоклассные специалисты?
Я никогда не демонстрирую своих эмоций, вывести меня из себя очень трудно. Я считаю это слабостью. Но мне не нравится ее тон. Не нравится, что она попала в цель. И все же она ничего не знает обо мне и может катиться со своими домыслами к чертовой матери.
— Я редактор уважаемого журнала, — жестко отрезаю, впрочем, голос не повышаю, — главный редактор.
— Это какого? — смеется официантка.
— «Желтые сливы» — спокойно произношу и снова оборачиваюсь, любуясь красивой белокурой девушкой за столиком чуть вдалеке.
Ну какая же она красотка. Так не бывает, чтобы сладкие пухлые губы, потрясающие синие глаза, шикарные длинные волосы, точеная фигурка и все это в совокупности с моей будущей работой мечты.
— Не слышала о таком, — прерывает мои раздумья официантка. — Это из тех журналов, где печатают про то, какой туалетной бумагой пользуется Киркоров?
Она звонко смеется. Я отворачиваюсь. «Ха-ха-ха», — просто уписаться можно со смеху.
— О да, я попала в точку, — все еще хохочет официантка. — Я прогуглила информацию о твоем журнале.
Смотрю на мобильный в ее руках.
— И ты захотел в серьезное издание через постель?
— С чего ты взяла, что я журналист? — огрызаюсь.
От флирта и следа не осталось, девка в фартуке откровенно раздражает меня.
— Документы в руках, в сумке фотоаппарат, вон кусок резюме торчит, взгляд бегающий, оценивающий. Вы все сюда приходите в поисках удачи. Людочка Потапенко привыкла к дешевым подкатам. Мой тебе совет, придумай что-нибудь получше тупого развода с макаронами.
— Ладно, все! — обрываю ее. — Проехали, работай вон работу свою, — указываю на грязные стаканы, оставленные клиентами.
Для нее мой голос меняется. Я становлюсь холодным и расчетливым. Можно сказать, скидываю маску, превращаясь в самого себя.
У меня племянник есть, ему восемнадцать недавно исполнилось. Я помог ему соблазнить его первую телочку. Он, конечно, сразу же влюбился. Я ему объяснил, что главное правило настоящего мужика — это никаких вторых свиданий. И что после того, как у вас все случилось, наступает очень важный момент. Ты либо становишься полным задротом, либо альфа-самцом. Он, конечно, разнылся, мол, Олечка ему нравится и все такое. И, что не хочет он быть потребителем вроде меня или Алекса. Но я-то знаю, что женщины все одинаковые. Племяшик продолжал ныть, что его Оленька она не такая, и она любит его. И знаете, что я сделал, чтобы доказать ему обратное? Я соблазнил и поимел ее в тот же вечер, как только мой племянник уснул с мечтами о ней у себя в комнате.
Глаза темнеют, взгляд становится хищным, и от официантки я отворачиваюсь. Автоматически вычеркиваю ее из круга баб, которых хочу занести в свою дорогую сердцу коллекцию. Подобные телки нагрузят своим головняком и пока она все это будет рассказывать, у меня упадет. Нафиг надо.
Выбирая свою лучшую улыбку, я встаю и иду к столу богатой, красивой и перспективной Людочки Потапенко.
— Привет, — мои глаза горят, демонстрируя восторг, с которым я на нее смотрю, — советую тебе заказать вот этот вот тортик к твоему фруктовому чаю. Он очень вкусный.
Она только зашла и взяла меню, а я уже тут как тут, помогаю ей. Милый, симпатичный, улыбчивый. Людочка воспитана явно лучше, чем официантка из Урюпинска, она мягко кивает и любезно благодарит. Делает заказ официанту, а затем встает, осматривает меня с ног до головы. Я немного настораживаюсь. Неужели пересядет? Я ведь знаю, как надо действовать, проворачивал это сотню раз с куда более опытными партнершами. Главная цель знакомства — это не подойти и рассказать всю информацию о своей жизни, начиная от детского садика, а как можно больше узнать о ней. И вот мой план: задавай вопросы, затрагивай какие-то интересные темы, говори комплименты. Людочка улыбается, кивает и, к моему облегчению, исчезает в уборной. Откидываюсь на диван, раздумывая, как она ко мне относится. Понравился ли я ей внешне? Возможно, ее интересует совсем другой типаж. Может быть, нужно было проявить немного нахрапистости и хамства? Вдруг ее привлекают брутальные самцы на мотоциклах? Вернется или выберет другое место?
Мажу глазами по залу, случайно задевая фигуру официантки, которая, подперев руку кулаком, смотрит на меня и качает головой, мол «безнадёжный». Сам не знаю, почему меня так задевает ее определение. Ведь я пуд соли съел в борьбе с разнообразными бабами. И дальше, неожиданно для самого себя, я психую и показываю ей средний палец. Не скрою, поступок малолетнего дебила. Официантка фыркает и, нахмурившись, приступает к протирке стола.
Людочка возвращается из уборной в обеденный зал. И, о чудо! Садится на диван напротив меня.
— С легким паром, — пытаюсь шутить, — там все нормально, без эксцессов прошло?
Она скромно улыбается. По-прежнему любезна, но молчалива, спасибо, что не выгнала. Но то, что она ничего не отвечает — это плохо. Лучше, когда дама поддерживает разговор.
Девушка приступает к торту. Аккуратно отламывая кусочек маленькой вилочкой, она отправляет его в рот. Крем исчезает в красивом ротике, не могу перестать любоваться маленьким язычком, что мелькает между белых зубов.
— Ты так вкусно ешь, что я тоже захотел.
Она кивает и нежно улыбается. В глазах чертинки, на щечках ямочки. Может она глухонемая?
Осматриваю ее. Изучаю лицо, шею и вырез декольте. Нежная кожа блестит под светом искусственного освещения. Ну как можно быть настолько красивой? Она словно ожившая картинка из журнала.
— Тебе нельзя ходить в этом топике по улице, ты травмируешь всех мужчин. Они на тебя смотрят, а подойти боятся.
Это мощный подход. Так я демонстрирую яйца и показываю, кто здесь Альфа. Людочка смущается, а я снова за свое.
— Смотрю, на тебя все мужики поглядывают, а подойти никто не осмелился! — повторяюсь я.
Но, честно говоря, пока все плохо. Слишком длинные паузы, неловкое молчание. Так она быстро потеряет интерес. Смотрю ей в глаза несколько секунд и встаю, собираясь уходить.
— Извините, что помешал.
И тут она, наконец-то, открывает свой чудесный ротик.
— Мне кажется, этот торт слишком сладкий, — щебечет Людочка.
Ухмыляюсь, отвернувшись, так, чтобы она не видела мой потемневший от ощущения победы взгляд. Она пытается меня остановить. Не желает, чтобы незнакомец скрылся из виду. Я считаю до десяти. Моя излюбленная тактика: отвечать максимально сдержанно, говорить только то, что ей нужно услышать, быть дружелюбным и в меру открытым.
Они всегда ведутся.
— Думаете? — оборачиваюсь. — Просто все остальные мне совсем не понравились. Решил сэкономить ваше время.
Она распрямляет спину, понимая, что так будет выглядеть более привлекательной в моих глазах. Еще одна победная ухмылка. Это оно! Женский знак, демонстрирующий интерес. Я знаю уйму таких же. Телочка неосознанно что-то делает, не понимая, что уже попалась в мои сети. У нее звонит телефон, она улыбается мне и поднимает трубку. Начинает неестественно энергично и увлеченно разговаривать с кем-то. Еще один знак. Меняется поза, это может означать только одно, что она уже готова к нашему знакомству. И я делаю выпад.
— Меня Константин зовут, — протягиваю ей руку. Она пожимает мою горячую ладонь, с удовольствием знакомясь. Я угадал с моментом. Ее тонкая рука, почему-то, холодная.
— Люда.
Еще один сигнал глазами — это взгляд скромницы. Она смотрит вниз или в сторону, как бы намекая на то, что она очень стесняется. Но потом не выдерживает и все равно смотрит на меня, чтобы оценить, произвели ли ее уловки должный эффект. В этот момент главное смотреть прямо на нее. Да так пристально, чтобы во взгляде читался интерес и дружелюбие. Все идет по моему плану, между нами возникает химия.
Но тут происходит неожиданное. В кафе заходит рыжая стюардесса, которая несколько недель назад случайно попала в мою дорогую коллекцию. Черт знает как ее сюда занесло. Я не помню ее имени, но точно знаю, что спал с ней. Она может испортить первое впечатление.
Извинившись, я вскакиваю с места, иду прямо на нее, как будто ищу мужской туалет. Не хватало, чтобы она наговорила Людочке про меня лишнего. Как и все женщины, от которых я сбежал сразу после интима, рыжая начинает с наезда.
Людочка искоса поглядывает на нас, наблюдая, смотрю я на нее или нет. Ей не нравится, что рядом со мной появилась другая женщина. Но между тем, в ее поведении появляется дух соперничества.
Девушка аккуратно и медленно отодвигает рукой края своего топа, будто бы ей вдруг стало слишком жарко или ей что-то мешает. Для меня это очень хороший знак. Я ухмыляюсь, не слушая рыжую. У Людочки есть ко мне интерес. Я привлекаю ее как мужчина. Она стремится показать свою женскую привлекательность.
Избавившись от рыжей и, посетив туалет, я возвращаюсь за стол.
— Соскучилась?
Людочка слегка смещается, будто хочет сесть поближе, ей приятно находится в моем обществе. Я должен поддержать ее в этом стремлении и укоротить оставшуюся дистанцию между нами.
И вот мы уже на одном диване, а не напротив друг друга. Я помогаю ей выбрать молочный коктейль.
Обычно между незнакомыми и малознакомыми людьми существует пространство, которое желательно не нарушать. Людочка же кладет свой телефон в мое личное пространство. И это тоже знак. Она выказывает симпатию. Я улыбаюсь, показываю, что мне нравится то, что она делает. И нисколько это не смущает. Мы смеемся.
— Вот этот нежно-розовый выглядит вкусно, — поднимаю глаза. — Прям как цвет твоих губ.
Она краснеет.
— Можно нам два таких? — подзываю официанта.
Людочка невзначай дотрагивается до моей руки, делая при этом вид, что это произошло случайно. Естественно подобные прикосновения редко бывают случайными. Она демонстрирует мне свою заинтересованность и желание узнавать дальше.
Не заостряю на этом внимание, чтобы не смутить девушку. Но про себя отмечаю, что самое время переходить в более активную фазу наступления. На ней цепочка, она крутит ее на шее, медленно трогает пальцами свои сережки. Таким образом, она помогает обратить внимание на правильные зоны: уши, грудь, шею. Позже я использую это знание в своих целях. Людочка делает это неумышленно и, скорее всего, не осознает, что концентрирует на этом внимание. Я просто очень хорошо знаю женщин. Ее тело уже все сказало само за себя. Моя задача не упустить момент и не проигнорировать подобные жесты.
На столе появляются два цветастых бокала.
— Вкуснятина, — подмигиваю.
Девушка отодвигает волосы от шеи, и это самый верный признак того, что она хочет сказать мне: «Ты меня возбуждаешь». Но не знает, как.
Прошла неделя с тех пор, как я почти получил номер телефона дочери владельца «Земли». И если бы не ее папочка, возможно, сейчас я бы уже уговаривал красотку представить меня Потапенко-старшему по-человечески. В кафе с родителем девушки знакомиться было слишком рано, поэтому я выполнил просьбу отца Людочки и ретировался, скрывшись из виду. Единственно верное решение в тот момент.
Разгребая накопившиеся дела, я занимаюсь подготовкой рекламных акций нашего издания и заодно просматриваю статью Алекса. Зеваю, сидя в своем кабинете, удобно расположившись в огромном кожаном кресле. Чувствую на себе внимательный взгляд друга. Он принес мне свое готовое «творение», которое я уже дважды заворачивал, предлагая переделать. Собираюсь это сделать еще раз. Ибо то, что написал Алекс в печать пускать нельзя.
— Уже получил заветный билет в мир богатства и роскоши? — ухмыляется друг, поправляя бессменную кепку на голове.
Ему доставляет удовольствие откровенно издеваться надо мной. Он догадывается, что пока что ничего не вышло, иначе я бы обязательно похвастался, рассказав ему все в тончайших, грязных подробностях.
Отрываюсь от чтения. Перевожу ленивый взгляд на друга, развалившегося на стуле напротив меня. Рассматриваю красную мастерку с плохо читаемой символикой. От яркости красок ткани рябит в глазах. Сам я спортивный стиль не люблю, предпочитая классику.
— Алекс, это никуда не годится, — спокойно выношу вердикт и кладу лист бумаги на стол, разворачивая к нему.
— Это уже третий вариант, Костя! — вскрикивает мой друг, топчется на месте, потом снова садится.
Какой-то он сегодня дерганный. Сам я голос никогда не повышаю, считаю это ниже своего достоинства.
Алекс хмурится, задумавшись, немного успокаивается и, облокотившись на свои колени, переплетает пальцы рук.
— Статья сырая, слепленная на фейках из интернета.
— А что сейчас новости не так делаются? Главное быстрее всех написать, а опровержение мы потом чуть что слепим.
— А потому чуть что будем судиться за клевету и вмешательство в личную жизнь? — недовольно качаю головой. — Это тебя в твоём Светлогорске так научили? Мы должны давать проверенную информацию.
— Так я ж ее, эту самую информацию, на трех мамочкиных форумах проверил, — скалится. — Дыма без огня не бывает. Эти двое, — тычет он в фотографии героев статьи, — любовники. Зуб даю.
Запускаю руку в волосы, убираю их с лица и, почесав нос, рву распечатку, что подал мне Алекс.
— Мне твой зуб не нужен. Переделай. А насчёт Людочки, — загадочно улыбаюсь, приподнимая правую бровь.
Беру пустой стакан и опускаю туда самый большой и толстый маркер. Многозначительно двигаю им взад-вперед.
— Аллегорию понял? Все идет своим чередом.
Алекс тянет лыбу, разглядывая мою физиономию.
— Ай, ничего у тебя не выйдет, Константин. Не твоего поля ягодка. Чую, что стану свидетелем первого позора Озерского.
— Ты станешь свидетелем собственного увольнения, если не переделаешь эту халтуру до шести часов вечера.
— Зануда ты, главред, — вздыхает Алекс, встает, подтягивая спортивные штаны. Машу ему рукой, прощаясь.
На обед я не иду, пожрать всегда успею. А вот полюбоваться на женщину своей мечты дело важное и не терпящее отлагательств. Сидя в своей тачке, дежурю возле университета, который, судя по информации в интернете, совсем скоро заканчивает красавица Людочка. Я уверен, что для меня не составит труда соблазнить ее. Но только не здесь, где ее хочет каждый третий. А то, что так оно и есть, я ни минуты не сомневаюсь. Уж больно хороша, перспективна и аппетитна. Нужно встретиться в непринужденной обстановке. В прошлую нашу встречу в кафе, я явно заинтересовал ее, осталось лишь немного поднажать.
Наконец-то заканчиваются пары. Людочка выходит на крыльцо. А за ней в дверь проскальзывают сразу три студента. Чего-то такого я и ожидал. Молодые, стильные и очень активные. Ну ничего, бояться я не привык, я старше и опытнее — справлюсь! Но плохая новость заключается в том, что Людочка улыбается всем сразу, точно так же, как улыбалась мне в кафе. Никаких тебе гордых отказов и строптивых выходок. Совсем еще юная, обеспеченная и очень красивая, она открыто наслаждается мужским вниманием, впитывая его, будто губка.
Задача усложняется. Один из парней несет ее сумку, другой помогает переступить лужу, а третий — открывает перед ней дверцу своего дорогостоящего спорткара. Впрочем, в машину она не садится, одаривая последнего очередной ласковой улыбкой. Вскоре на крыльце появляется еще один идиот. В его руках алым цветом горит букет шикарных роз. И где он только его держал во время занятий? В ведре сортира что ли прятал от уборщицы? К слову Людочка не чурается того, что дает парню напрасную надежду, улыбаясь, забирает букет… В мое время студентки отдавались и за меньшее. Помню свою пятнадцатую или шестнадцатую, она полюбила меня за три шарика мороженного.
Людочка тем временем идёт дальше по улице.
Четверо!!! И это только те, кого я видел. Не хрена себе! Вот это конкуренция.
Она останавливается возле блестящего внедорожника. Тонированное стекло медленно ползет вниз. Людочка привычно улыбается. Вдалеке мнутся прокинутые кавалеры, а из машины выходит мужчина моего возраста. А вот это уже нехорошо, девчонка не так проста, как кажется. Вот тебе и божий одуванчик. От парня в дорогом костюме за версту несет достатком и благополучием. Официальный бойфренд. Папочка, наверное, в восторге. Мужик в дорогом костюме выхватывает из ее рук букет и швыряет на заднее сидение, легко целует Людочку в губы и усаживает в автомобиль.
Внутри меня включается некий незримый двигатель. Конкуренция лишь подстегивает. Покорить и уничтожить, добиться своего и внести в коллекцию. И уже неважно, получу я работу мечты или нет. Стадный инстинкт перемешивается с охотничьим, и я смотрю на это все исподлобья.
Но дорогущий железный зверь не уезжает. Они чего-то ждут. К тачке приближается еще одна девушка, одетая в обычные джинсы и простую белую майку. На голове мотыляется знакомый хвостик. Через окно автомобиля девчонки о чем-то переговариваются. «Хвостик» открывает рюкзак, передает в окно конспекты и какие-то папки с бумагами. Вначале отнекивается, будто раздумывает, а затем согласно кивает.
Тем же вечером я захожу в кафе, напротив интересующего меня издательства «Земля». «Знакомая» официантка протирает стойку и я, улыбаясь, усаживаюсь прямо перед ней. Все-таки она хорошенькая. Я нагло разглядываю ее с ног до головы и, не скрываясь, пялюсь на круглый девичий зад.
— Ты-то мне и нужна, — говорю скорее себе, чем ей.
— Здравствуйте, — широко улыбается «хвостик», кладёт передо мной меню. — Чего желаете? Сегодня на «milk bar» действует скидка пятьдесят процентов. В вашем распоряжении фруктовые коктейли, фреши, натуральные чаи…
Я широко улыбаюсь. Это забавно. Делает вид, что не запомнила меня. Чуть откидываюсь на спинку высокого металлического стула, смотрю на нее, улыбнувшись уголком рта.
— Как только Вы сделаете выбор, я к Вам снова подойду, — выдает она давно заученную фразу.
— Ага, — улыбаюсь еще шире. — Марина, — написано у нее на бейджике, которого в прошлый раз не было.
Официантки в моем списке тоже есть. Все они уходили со мной прямо со смены, но с таким хорошеньким личиком попадается впервые.
— Мне бы чаек с клубничкой, — смотрю на глубокий вырез ее майки, в прошлый раз футболка была куда скромнее.
А грудь-то замечательная, красивой, округлой формы. Пышная, но между тем не слишком большая. И шея тонкая, кожа чистая, белая. Но я здесь не за этим.
— Предлагаю заключить перемирие. Я был не прав, груб и не воспитан, мне очень стыдно, — кладу руку себе на грудь.
Девушка пожимает плечами.
— Вы меня с кем-то путаете, мужчина. Так чай с земляникой нести? У нас больше пользуется спросом малина.
— Не ломайте комедию, бармен Марина, Вы не могли меня не запомнить, — перегибаюсь через стойку и шиплю на нее, словно кобра.
Она слегка отстраняется и приподнимает руки вверх, будто я дефективный или заразный.
— Борюсик, — зовет она охранника, игривым, совсем не перепуганным голосом, — тут неадекват.
К моему счастью, Борюсик занят флиртом с посетительницей в «леопарде» и не слышит того, что его зовет официантка Марина.
— Ладно, — снова осматриваю ее с ног до головы, — не хочешь по-хорошему, будем по-бессовестному.
Делаю паузу, высокомерно смотрю ей в глаза, не стараюсь соблазнить, скорее играю. Нравится наблюдать за ее реакцией.
— Давайте, я Вам кое-что расскажу о Вас, Мариночка. Раз уж Вы не хотите мило беседовать и помогать мне просто так, — цинично улыбаюсь. — А Вы, Мариночка, послушаете.
Она не может удержаться, и ее глаза заинтересованно вспыхивают.
— Жила-была девушка Марина. Родилась она в обычной семье, с достатком ниже среднего. Папа ее всю жизнь трудился токарем или фрезеровщиком, а может маляром-штукатуром, тут уж точно сказать не могу. Мама работала в школе, скорей всего дослужилась до завуча. В этой самой школе Марина и училась. Училась очень хорошо, исключительно на одни пятерки. Это видно по тому, как аккуратно она ведет свой блокнот и заполняет карты меню.
Официантка-«хвостик» тут же прячет маленькую книжечку в карман фартука, прикусывает губу, но отчего-то продолжает меня слушать.
— Благодаря своему старанию и прилежанию, балл на ЕГЭ она получила просто отличный. И, о чудо, Марина смогла поступить в престижный ВУЗ, да ещё и на бюджетное место. Семья очень гордилась Мариной, но денег все равно не хватало. Приходилось подрабатывать официанткой в кафе. А что же сейчас? Когда нет клиентов, Марина читает умные книжки.
Я перегибаюсь через барную стойку и замечая гору учебников, припрятанных в дальней полке. Гордо вскинув подбородок, «моя» официанточка попой загораживает «улики».
— В университете Маринина успеваемость оказалась ничуть не хуже школьной. Преподаватели ее любят. Она у них на хорошем счету. Некоторые уже уговаривают остаться на кафедре. Там же учатся богатые детишки. И пока Марина корпит над учебниками, помогая маме и папе платить за двушку на окраине, они катаются на спорткарах и посещают салоны красоты.
— Интересная версия, — усмехается сероглазая, — только папа у Марины водитель автобуса, а мама завучем никогда не была.
Приподнимаю брови, встречаясь с ней взглядами.
— Благодаря лени и безалаберности богатеньких ублюдков, Марина имеет дополнительный доход. Делает им курсовые, не бесплатно, конечно же.
Официантка Марина заразительно смеется.
— Вам яду прямо в чай добавить или можно в обертку завернуть, в качестве конфетки?
Прищуриваюсь, заглядывая в серые глаза. Она смеется еще громче, наклонив голову к плечу.
— Что может быть общего у мажорки Людочки Потапенко и простой девочки, вроде Марины? Ну не подруги же Вы, в самом деле, Мариночка?
Качает головой, осуждая меня.
— А может мы сводные сестры или я ее мачеха? Сплю с ее папашей, пока первая жена посещает вечеринки кому за… — неожиданно выдает Марина.
Ухмыляюсь. А она забавная, жаль, бесполезна для меня.
— У Вас нет доказательств, — опирается на барную стойку и переходит на шепот, — горе-соблазнитель.
— Между прочим, я не горе, — я приподнимаюсь и тянусь к ней.
Смотрю на розовые губы, а она не шевелится. Расстояние между нами совсем крохотное. Марина не боится и не дергается. Надо отдать ей должное, умеет держать удар. А я ведь старше. Взрослый мужчина, а она студентка.
— И о какой цифре идет речь?
Мои победы, вот что ее интересует. Отдаляюсь и откидываюсь на стул.
— Полсотни, — подмигиваю и тоже шепчу, оглядываясь, будто нас кто-то может подслушать.
— Уууу! Да Вы — Казанова.
— Казанова — дилетант, Мариночка.
— В любом случае у Вас нет доказательств всей той белиберды, что Вы себе напридумывали, — поправляет она резинку на хвостике. — А мне надо работать.
Она вытаскивает из кармана блокнот и ручку, улыбается новому клиенту, приступает к обслуживанию, а я кричу ей вслед:
— Я видел Вас вместе после пар. И я профессиональный журналист. Ловко ты в баре конспирировалась, будто вы с ней не знакомы. Я за сутки достану кучу фотографий, где ты торгуешь знаниями. В твоем деканате вряд ли понравится эта информация. Знаешь, что с тобой будет? В лучшем случае выгонят из Универа.
— Вы ровно можете стоять, Мариночка? — придерживаю за локоть свою спутницу, которая так и норовит завалиться на бок.
— Нет моей вины в том, что у этих туфель слишком огромные каблуки. Это не туфли, а цирковой аттракцион какой-то.
Мы стоим у входа в очень странную квартиру, где сегодня проходит шумная вечеринка. Вписка, как они это называют. Сюда меня привела Марина. Для этого она собственно мне и нужна была. Попасть в их мир. Изначально мы договорились, что встретимся у входа в подъезд, но увидев, во что одета моя спутница, я отправил ее переодеваться. Моя «девушка» не должна быть в драных джинсах и желтой майке с кричащим лозунгом «Перемен!».
Я сам выбрал для нее короткое черное платье, облегающее фигуру, колготки с имитацией чулок и туфли на шпильке.
— Зато в них ты выглядишь как девушка, а не как девочка, подросток женского пола, ведущий себя как мальчик, — резко перехожу на «ты».
Честно сказать, она выглядит не просто, как девушка. Она выглядит, как очень горячая девушка. Разглядывая свою спутницу, мне даже приходится одернуть самого себя. Я здесь не для этого. Моя цель — Людмила Потапенко, а не студентка-официантка из бедной семьи.
— Не понимаю, как нам поможет то, что у Вас, Константин, есть девушка? Да и у нее есть парень. Вон они у стола стоят. Боится ее «папик», что уведут, одну не отпускает.
— Ну не такой уж он и «папик», — разглядываю парня Людочки.
— Ага, такой же старый, как и ты.
Наконец-то отбрасывает лишние фамильярности Марина и тоже переходит на «ты». Никакой я не старый, и за то, что она так считает, мне хочется придушить ее, но я сдерживаюсь.
— Опыт для мужчины — это почти, как золотая огранка для бриллианта, милая моя официанточка. И старше я тебя всего на семь лет.
— Ладно, — зевает Марина, — в любом случае у нее есть бойфренд.
Даже из дверного проема, в котором мы все еще стоим с Мариночкой, видно, что Людочка и ее богатый красавец о чем-то спорят.
— Так уж устроен женский мозг, — усмехаясь, облизываюсь, — да в принципе и любой другой — всякие, даже самые идеальные отношения, приедаются своей идеальностью.
Приподнимаю бровь, когда Люда замечает нас, тут же хватаю Марину за руку, притягиваю к себе и перехватываю за талию.
Моя спутница кривится, провожая взглядом мою ладонь.
— А можно вот без этого? — пытается она разжать мои пальцы на своем теле.
Я ее игнорирую. Людочка должна знать, что я пользуюсь успехом у прекрасного пола.
— Женщине постоянно нужно чувствовать себя как героине романа — быть обожаемой, в центре страстей, интриг и тайн, — объясняю Марине, которая от нашей близости охает и кряхтит, пытаясь вывернуться из моих наглых объятий.
Вот уж упрямая курица. Неужели так сложно подыграть мне? Сейчас я настоящий. Перед Мариной притворяться нужды нет. Мне необходимо было попасть в тусовку, я это сделал, благодаря официанточке.
— Ее молодой человек, — указываю в сторону парочки, что меня интересует, — скорее всего уже мало что дает — иначе бы она не смотрела на меня прямо сейчас, — усмехаюсь, играя бровями.
— Пффф, она на всех смотрит и при этом никому не дает. Небось, ждет свадьбы с ним.
Мы садимся за стол в центре, и я подношу Марине бокал.
— Так вот, если даже он регулярно водит ее на свидания и дарит цветы — то это уже превратилось в обыденность.
Марина качается в такт музыки, вздрагивает, когда кто-то взрывает хлопушку конфетти. Вместе мы наблюдаем за тем, как Людочка ссорится с бойфрендом. И почему я чертовски прав?
— А если они влюблены? — берет меня на слабо.
Марина улыбается, будто обломала меня. Слушает внимательно, ожидая, когда я пойму, что шансов нет. Пьет из трубочки. Кажется, ее веселит все, что происходит. А еще, благодаря моему преображению, она очень красивая сегодня. Смотреть на нее приятно.
— Милочка, я буду безупречен, праздничен и всегда в хорошем настроении. Пойми, что своего МЧ она очень часто видит небритым, не выспавшимся, в плохом настроении и в растянутой майке. На этом фоне буду я, тот с кем не надо решать насущные проблемы, а только приятно проводить время. Модно одетый, выбритый и свежий.
— И хвастливый, — хохочет Марина, раскрасневшись от напитков. — Фигня какая-то. А если они не ночуют вместе? Если она и вправду девственница, он для нее тоже праздничный, — закатывает глаза Марина.
— На нас обратили внимание, — поднимаю глаза. — Мы пара, — шепчу Марине на ушко, перегибаясь через стол.
Людочка стоит у окна, слушает своего хахаля, но поворачивается к нам, рассматривая.
— Она никогда в жизни не поверит, что мы с тобой пара.
Я хитро улыбаюсь, беру ладонь Мариночки в свои руки и подношу пальчики девушки к своим губам. При этом мы смотрим друг на друга. Она вытягивает свою руку и отворачивается, смутившись.
— Это еще почему? — заставляю встать, тяну ее танцевать.
Кладу ее руки на свои плечи. Сам беру ее за талию, мы смотрим друг на друга, наши носы почти соприкасаются, настолько мы близко. Я чувствую ее дыхание. Приятный аромат духов.
— Ты не мой типаж, Константин.
— Нет никаких типажей, куколка, есть просто правильные кнопки.
Мы топчемся по кругу, нас то и дело толкают другие пары. Мне нравится ее обнимать. Пахнет приятно, теплая на ощупь. Но я все время смотрю на Людочку. Женщина моей мечты морщит носик, качает головой, топает ножкой. Они ссорятся и сейчас самое время помочь ей понять, кто ей нужен на самом деле.
— Есть, еще как есть, у каждого человека есть свой типаж, — спорит Мариночка, — и мой типаж: благородный молодой человек, добрый, веселый, умный, а не прожжённый бабник с задранным самомнением. Мужчина нуждающейся в любви, тот, что желает быть понятым. Тот, что мечтает создать пару. Это в человеческой природе.
— Педик, короче, — подытоживаю я все описанное выше, продолжая смотреть за плечо Марины.
Последняя фыркает.
— Твой выход, Озерский, главное, не сплоховать, — говорю сам себе и направляюсь к чужому холодильнику.
На вечеринке полно людей, почти всех я вижу впервые, но сейчас мне нужен повод подойти к этой девушке. Ну не совсем к ней, просто оказаться рядом. Наклоняюсь, открывая отделение морозилки, делаю вид, что увлечен поисками мороженого.
Помещение столовой смежное с кухней, и окно, у которого стоит Людочка, расположено недалеко от того места, где стою я. Ее шмыганье носом слышно даже на расстоянии. И, порывшись в задних карманах, я благородно протягиваю девушке пачку одноразовых платочков.
Красавица берет предложенное, аккуратно, так чтобы не размазать тушь, протирает салфеткой уголки глаз, улыбаясь.
— Вы мужчина Марины? — выдавливает она, а я согласно киваю.
Она смотрит на мое запястье, где сверкают крупным циферблатом модные наручные часы тиссот с толстым черным ремешком. Заинтересованный женский взгляд не упускает из виду темно-серые брюки от гучи и останавливается на лоферах той же фирмы. О да, она безусловно оценила мои старания. Девочка знает толк в дорогих вещах.
Она назвала меня мужчиной. Не бойфрендом, ни молодым человеком, ни парнем, а именно мужчиной. Ну что же — это очень точное определение.
Стреляю в нее косым взглядом и игриво улыбаюсь.
— Абсолютно верно, — отвечаю на ее вопрос о Марине. — Я и Марина, мы — пара.
— Ваше лицо мне кажется знакомым, — вытирает она уголки глаз, пытаясь вернуть себе достоинство. — Константин, верно?
— Мы ведь…
Показывает рукой на себя, потом на меня.
— Да, но теперь это уже неважно.
— Конечно, — кивает согласно.
Сейчас она понимает, что произошло. Мы встретились, пришел ее отец, нас прервали, но там же я познакомился с Мариной.
— Да, а Вы, кажется, Люда?
Мое внимание сейчас сосредоточено на ней полностью. Смотрю на нее так, будто она центр Вселенной. Словно весь мир сейчас — это Людочка Потапенко и ее распухший от слез розовый носик. Она прекрасна даже когда заливается слезами. И обязательно должна пополнить мою коллекцию, потому что невероятно красива. Я будто маньяк, жаждущий получить сувенир от очередной жертвы. Обожаю повторять Алексу, соблазняющему очередную девушку: «Помни, перед тобой телочка, которую кто-то уже устал лапать».
Мы с Людочкой долго смотрим друг на друга, прислушиваясь к себе, ловя знакомые интонации, узнавая друг друга, так и не сделав этого. Она прерывает зрительный контакт первой и игриво смеется, опустив голову.
— Не думала, что у Марины может быть такой мужчина.
Я лишь приподнимаю брови, вынуждая ее пояснить.
— Ну, Марина, она ведь…
— Заучка? — заканчиваю я за нее, улыбаясь и по-прежнему глядя в красивые глаза.
— Простите, — смущается она, — мне не стоило так говорить…
— Вы, Люда, просто плохо ее знаете, — сажусь на подоконник рядом с дочерью Потапенко, — мы познакомились в тот же вечер и, знаете, у нее невероятный внутренний мир. Я чувствовал, что там есть такие стороны, доступ к которым для меня закрыт навсегда и которые я не смогу понять, как бы ни старался. И мне это было так необходимо. Просто воздух закончился.
Отворачиваюсь, ухмыляясь. Ну какая чушь… А Людочка ведется. Ну и пусть, пусть обманывается, раз ей по кайфу. Она внимательно слушает, открыв рот.
В квартире гаснет свет и звучит древняя песня Кузьмина о том, что он не забудет ее никогда, и что-то там про сибирские морозы. Теперь мы сидим на подоконнике, совсем близко. Я чувствую аромат дорогих духов. Люда возвращает платочки, я запихиваю их обратно в карман и начинаю план захвата ее сердца.
Проникновенно заглядываю в глаза, поворачиваясь:
— Вы обязательно помиритесь, — лезу я не в свое дело.
Но Людочка, кажется, только и ждала этого момента. Эх, бабы, как же вы любите ощущать неудачу на собственной шкуре. Ведь я же с другой пришел, а это оказывается еще больше ее подстегивает.
Я ж тебя сожру, дорогая Людочка, и даже косточки выплевывать не стану. Смотрю в глаза и веду с ней мысленный диалог. Эх, девчонки, мамочек не слушаете, предпочитаете сами обламываться.
Людочка, воодушевившись, начинает выливать на меня гору информации, рассказывать, как они познакомились с Марсом Ивановым. Я даже представить не мог, что бывают такие зачетные мужские имена. Хорошо хоть не Сникерсом Петровым.
По полу стелется какой-то странный дым, а под потолком крутится зеркальный шар. История любви Людочки безусловно очень интересна, но меня волнует другое. «Моя девушка», та что притопала на празднество вместе со мной официально, виснет на шее какого-то парня. И, кажется, в это мгновение между ними возникает химия. Еще бы, я нарядил ее так, что теперь любой однокурсник увидел в ней настоящую, сексуальную девушку.
— Мне думается, что Марс еще пожалеет о ссоре, он ведь хороший человек.
За все эти пламенные речи, я давно заслужил «Оскар». Я изображаю невероятное сочувствие, говорю, что Марс наломал много дров, но ведь раньше же был другим, иначе такая как она не могла бы так обмануться…
Людочка млеет, а танец «моей девушки» становится все откровеннее, меня это немного напрягает, она ломает мою легенду. И теперь, я выгляжу не как супермачо, а какой-то рогоносец. А еще она невероятно красиво двигается. Марина крутится в чужих объятьях, видимо выпитое ей шампанское придает плавности движениям, и вот уже второй одногруппник кружит ее, протягивает за талию, чтобы прижать и облапать как следует. Не могу перестать злиться, глядя на то, как она осмелела в купленных мной туфлях за три сотни баксов.
Все идет не по плану. Людочка замолкает. С сожалением смотрит на меня. Затем на парочку, активно кружащуюся, етить твою мать, в страстном танце. Жалость Людочки, ее печальное, почти сочувствующее выражение лица унижают меня похлеще выхода голышом на мороз. Хочется что-нибудь сломать и лучше всего, если это будут руки кавалера официанточки.
Люда вздыхает, не сводя глаз с виляющей задом Марины, а потом с состраданием кивает мне. Мол, несправедливо, но что тут поделаешь. Еще несколько подобных взглядов, и я собственноручно удушу пришедшую со мной девушку. Игра разворачивается не в мою пользу. Это же надо было до такого додуматься. Тоже мне отличница, сорвавшаяся с цепи.
Пропускаю слова Людочки мимо ушей, она снова говорит о своем парне. Я же смотрю исподлобья и злюсь теперь уже на нее, за то, что так отчетливо читается в глазах: жалость и дискомфорт. Женщину нужно уверенно брать за руку и говорить «идём», и только тогда она пойдёт... Проделает несколько шагов в заданном направлении. В какой-то момент она задумается, взвесит и тут начнутся сложности. Но думать она начнёт, только если поведут не туда или поведут неуверенно. А если и туда, и уверенно — то она расслабится, и будет получать удовольствие... Вот всё, что нужно знать о женщинах. Но так может сделать только сильный самец, а сильным не изменяют. Их ждут у порога, по ним плачут и кусают локти. Своим поведением официантка разрывает мой образ на части.
Я больше не слушаю Потапенко, потому что поле для игры должно быть чистым, а звери голодными.
Марина качается в объятьях мальчишки, он разворачивает ее и кладет руку на живот, они топчутся в ритме модной музыки. «Моя девушка» закрывает глаза, убивая меня окончательно.
— Приятно было поболтать, — улыбаюсь Людочке.
Она опасливо кивает, думает, что я собираюсь устроить разборку, сцену ревности. Но я иду через столовую, захожу в открытую дверь в зал. Шар под потолком на секунду ослепляет. Я прикрываю глаза и двигаюсь по инерции. Добравшись до «своей девушки» отодвигаю сосунка в сторону и наклоняюсь к Марине. Ее зрачки расширяются от удивления, а я по-собственнически беру ее за талию.
— Я скучал, милая.
— Только попробуй, — шипит, догадываясь, что я собираюсь сделать.
Но мне плевать на ее слова. Я приближаюсь и целую ее. В губы, глубоко и страстно, так, что складывается ощущение, будто я планирую ее съесть.
— Оттолкнешь, и я завтра же буду в деканате, — мычу ей в рот, делая паузу на вдох.
И Марина подыгрывает, запускает руку мне в волосы, гладит шею. А потом вдруг отвечает, да так активно, что я довольно отмечаю, что желание обоюдное. Ведь сто раз это было, но перед глазами отчего-то плывет. Тело наполняется странным теплом, чувствую себя слегка онемевшим. Терзаю ее губы, сладкий вкус расползается, будто подтаявшая карамель на горячей ложке. Голова кружится. Разве девственницы так целуются? А то, что она все еще невинна, я даже не сомневаюсь. У меня на подобные вещи нюх.
Пора заканчивать наш спектакль. Что-то я запутался. Для показухи вполне себе достаточно. Медленно отстраняюсь. Красные, распухшие губы девушки действуют, словно мощнейший афродизиак. Хочется еще и побольше. Марина не смотрит мне в глаза, будто жалеет о том, что произошло. Я кладу руку на ее талию. Она едва ли выдерживает это.
— Какая же ты все-таки плесень, Озерский, — шепчет она, отвернувшись.
— Наш маленький концерт по заявкам пора сворачивать.
— Не понимаю, каким образом это поможет твоему идиотизму?
— Посмотри, сейчас она тебе завидует больше, чем когда-либо. У нее есть все, но прямо сейчас она несчастна. И так ее никто не целует. Я уверен, она почувствовала возбуждение.
— Ты в курсе, что ты — ненормальный? — берет Марина свою сумку и идет вперед.
Следую за ней.
— Однако тебе понравилось, — довольно ухмыляюсь.
— Я просто подыграла.
Мы выходим на улицу. После душного помещения, холодный воздух приятно щекочет кожу, щедро наполняя легкие свежестью. Она открывает дверцу моего авто и заносит ногу, от этого короткая юбка красиво обтягивает фигуру, особенно мягкое место. Не сдержавшись, шлепаю, нападая на нее.
Она поворачивается, пытается меня за это ударить, машет руками. Спокойно перехватываю тонкие запястья. Мне смешно, я хочу обсудить то, что произошло на вписке.
— Это что сейчас было, а, Марина? — прижимаю ее дверцей, ей некуда деться, она злится. Рычит, будто тигрица.
А я как всегда спокоен. Мало кому удается вывести меня на открытые эмоции. Повышать голос — это не мое, собственно, как и нервничать, размахивая кулаками.
— Это была вписка, Константин. Но ты слишком стар, чтобы знать о подобном. Как у вас это называлось: вечеринка, дискотека, танцы, сладкий стол? Меня только ленивый не спросил, что за старпера я привела. Пришлось врать, что я от тебя без ума и возраст для меня не имеет значения. Чувствую себя геронтофилом.
Она толкает дверцу на меня, окрысившись.
— Еще раз тронешь мою пятую точку, и я расскажу Людочке, зачем ты трешься возле нее.
Снисходительно усмехаюсь.
— Ты слишком резвая для своего возраста и наглая для своего материального положения. Твое место в университете в моих руках, а ты кусаешь эти руки.
— Отвези меня домой, меня тошнит от этого места, — садится она в машину.
Ее красивые ножки шикарно смотрятся на моем переднем сидении. Не могу не залипать на них. Если она думает, что задела меня своими словами, то это вряд ли.
— Итак, если ты хочешь продолжать учиться в университете, ты должна изображать мою пару. Позже, я поддамся страсти и брошу тебя ради Людочки.
Марина закатывает глаза и качает головой, осуждая.
— Может дальше сам? Скажешь, что мы расстались, она тебя пожалеет.
— Нет, я хочу с тобой,— улыбаюсь, глядя на ее ноги, потом на дорогу. — В гости не пригласишь? — спрашиваю, притормаживая возле ее дома.
Виляя красивой попкой, слегка пошатываясь на неустойчивых каблуках, Марина плывет к подъезду. Услышав последнюю фразу, она оборачивается и показывает мне средний палец, совсем как я сделал когда-то. Послали тебя, Озерский, прямо туда. Презрительно смеюсь. Официанточка попалась с характером.
Домой я не еду. Сегодня осталось еще одно очень важное дело. Достаю связку ключей и аккуратно вставляю один из них в замочную скважину старого дверного замка. Мысленно делаю для себя пометку сменить его, а лучше купить новую металлическую дверь. Эту можно выбить одним сильным ударом ноги.
Прежде чем подняться на третий этаж обычной хрущёвки, заехал в супермаркет и тщательно прошелся по списку продуктов. В прошлый раз она жаловалась на отсутствие муки и гречки. Купил побольше, чтобы хватило на долгий период времени.
Когда дверь наконец поддается и открывается, вхожу внутрь и опускаю пакеты с продуктами на пол. В квартире царит темнота, из зала доносится звук работающего телевизора.
— Бабуля! — зову я.
А в ответ тишина. Аккуратно разуваюсь, ставлю обувь на полку, поправляю коврик у входа и, подобрав пакеты, направляюсь на кухню.
Пока двигаюсь по коридору, замечаю на полу в зале ноги в знакомых тапочках. Громко выругавшись, прибавляю ходу, почти зашвырнув покупки на стол. Хорошо, что самообладания хватает удержать пакеты в руках, внутри лежат банки и куриные яйца.
Бабушка снова упала. Подняться не смогла, так и лежит, сжав пульт от телевизора в своей такой родной, но высушенной старостью руке.
«Хоть бы ничего не сломала», — повторяю я про себя, вздыхая и поднимая дорогого человека, аккуратно укладывая на диван.
— Забавное дело, Костик, — улыбается она, несмотря на произошедшее. — Лежу здесь уже битый час, ноги вроде бы есть, но они не слушаются. Чужие какие-то и ватные. И вот лежу я и думаю. Соседка-дура старая глухая как пень, она даже телефона не слышит, который лежит у нее на подушке.
— Болит где-нибудь? — поправляю седые локоны.
С каждым годом ее кожа ссыхается все больше, морщины множатся на дорогом лице. Кажется, что кто-то незримый высасывает жизнь из когда-то очень красивой женщины.
— Нет, внучок. Так вот соседку не докричаться. Ты приходишь всегда в разные дни. А Верочка, ну та, что из социальной службы, она ведь только по четвергам. Вот лежу я размышляю, неужто мне до четверга здесь загорать, — смеется она, кашляя.
— Тебе нужна круглосуточная сиделка, бабуль, — начинаю я свой «любимый» разговор.
— Костик, я не инвалид, просто неудачно потянулась за пультом.
— Второй раз на этой неделе.
Я протираю вспотевший от расстройства лоб и иду в спальню, чтобы переодеться. Надев спортивный костюм, возвращаюсь на кухню.
— Мать не появлялась? — задаю бабушке вопрос, на который и так знаю ответ.
— Неет, Костик, — кричит хрипловатым голосом бабушка из соседней комнаты.
Слышит она плохо, поэтому говорит неестественно громко.
— У нее новый кавалер.
— Надолго ли, — цинично усмехаюсь, ставлю молоко в холодильник, а старое, прокисшее, выливаю в унитаз.
— Он — фитнес тренер, — кряхтит родственница.— Твоя мать всегда шла в ногу со временем. Ко мне заглядывает редко, потому что ей не нравится видеть старость и беспомощность.
— Моя мать — бессовестная дрянь, бросившая свою мать на произвол судьбы. Поэтому она редко заглядывает.
— Не говори так Костик. Просто у нее своя жизнь. Знаешь, как тяжело выглядеть на тридцать лет, когда тебе давно исполнился полтинник? Это колоссальный труд. Соседские внуки рассказали мне, что у нее есть свой клок или волк.
— Блог, бабуля, блог, — выглядываю я из кухни, — она там рассказывает, как сохранить молодость и красоту. У нее миллион подписчиков. Она говорит, что они ее настоящая семья. Поэтому на свою семью времени не остается.
Покончив с продуктами, я присаживаюсь на край дивана.
— Тебе с уборкой помочь или мыться поползем? — улыбаюсь я, заглядывая в помутнившие от старости, но такие родные глаза.
— Нет, Костик, мыться я буду с Верочкой. Я же все-таки дама, — смеется и снова кашляет.
— Лааадно, — встаю, закатывая рукава, захожу в ванную комнату и, нагнувшись, достаю таз и тряпку.
Наливаю воду, сыплю порошка, в тазу тут же образуется толстый слой пены. Натягиваю тряпку на швабру и начинаю мыть полы. Бабуля наблюдает за мной.
— Жениться тебе надо, Костик. Твоей жене очень повезет.
Теперь смеюсь я. Вот уж вряд ли.
— Бабуля, я не собираюсь жениться.
— Тебе бы хорошую, милую девочку, внучок, чтобы любила искренне.
— Зачем? — орудую шваброй в центре зала.
— Чтобы тоска в твоих глазах сменилась счастьем.
Бабуля регулярно фантазирует.
— Бабушка, не выдумывай, — елозю шваброй под тумбой, на которой стоит телевизор, — я очень даже счастлив.
— Нет, в одиночестве счастливым быть трудно.
Закончив с полами, выжимаю тряпку и приступаю к ковру. Достаю пылесос, вытягивая из него провод.
— Ты мне лучше скажи, с лекарствами у нас запас есть или надо снова тащиться в поликлинику за рецептами?
— Неужто ты совсем не хочешь деток, Костик? — игнорирует мой вопрос бабушка.
Я улыбаюсь, продолжая орудовать пылесосом. О детях я никогда не задумывался.
— Ну хоть подружка у тебя есть? — не унимается бабуля.
Ей приходится кричать, чтобы перебить шум техники.
— Да, — опираюсь о стену, сжимая в руках шланг пылесоса, — ее зовут Людмила.
— Какое красивое имя.
— И она сама очень красивая.
— Ты обязательно должен познакомить нас.
— Обязательно
— Она где-то учится, работает?
— Лучше, бабуля, она дочка очень влиятельных и богатых родителей.
Бабушка морщится, воспитанная в духе осуждения капитализма, она порицает упоминание материального положения девушки. Считая, что это не главное.
— И если все пойдет хорошо...
— Вы поженитесь, — вспыхивает родственница.
— Я получу работу своей мечты. И смогу наконец-то жить, как хочу. Устрою тебя в лучший частный пансионат, где такие же, как ты божие одуванчики играют с дедами в домино и смеются над престарелыми бабниками, что норовят облапать медсестричек.
В назначенный час прихожу в кафе. Маринина смена начинается только через час. Я замечаю ее сразу, она сидит за столом, заваленным книгами, и что-то считает на калькуляторе, покручивая ручку в руках. Бедная, ей, что, заниматься негде?
Внимание привлекает маленькое ушко, торчащее из волос. Так и хочется коснуться его губами.
Сдерживать свои желания я не привык, поэтому делаю, как мне хочется. Марина вздрагивает. Отодвигается, будто ей неприятно. В отличие от Людочки, у которой всегда укладка, словно она только что вышла из салона, волосы официанточки стянуты резинкой и находятся в художественном беспорядке.
Сажусь напротив нее, заказываю чай, махнув официантке.
Марина вздыхает, что-то чертит под линейку. Не слишком рада моей компании.
— Я болен, Мариночка, — заглядываю ей в глаза. — Понимаешь, я встречаюсь с девушкой, она мне нравится, а потом… когда все случается. Она мне почти что противна.
— Можно я курсовую доделаю? — вздыхает официанточка, равнодушно глядя на меня.
— Для меня с женщиной самое главное — получение разрядки, в то время как все остальные ценности отодвигаются на второй план. У меня разработана целая система совращения, но для того, чтобы получать радость, нужно придумывать все более изощренные способы.
— Господи, за что мне это выслушивать? Я же особо не грешила никогда, — закатывает Марина глаза, перелистывая страницы формата А4.
— Так вот, — я продолжаю, играть с ней, лаская голосом. — Эта зависимость сродни наркотической, для получения «кайфа» требуется постоянно увеличение дозы, — подношу чашку к губам и делаю глоток, свожу брови, прищуриваясь и наклоняясь чуть вперёд, хочу, чтобы она прониклась моей душераздирающей историей. — Планка поднимается все выше и выше, и вследствие постоянной гонки, теряется особенность партнерши. Неважно, какой широты душа девушки, — развожу руками и пожимаю плечами, — даже формы уже не столь важны. Я будто постоянно нахожусь в движении к некой цели, — веду плечами, жестикулируя, — достичь которую невозможно. Ведь, действительно, невозможно переспать со всеми женщинами на планете.
Она поднимает на меня глаза и откладывает линейку:
— Тебе пластырь туда приклеить? Могу ножницами чикнуть. У нас тут как раз есть такие кухонные ножницы для рыбы и мяса.
— Злая ты, — откидываюсь на спинку стула. — Я причиняю боль всем этим женщинам и мне от этого гадко, Марина, — делаю страдальческий вид, но так, чтобы не переигрывать. — Сейчас ты меня обижаешь. Прям нож в спину, — заглядываю ей в глаза, вот не кривя душой, уже на «Оскар» тяну.
— Поди сюда, — говорит она и манит меня пальчиком.
Неужто впечатлилась? Строптивая официанточка, наконец-то, идет на контакт? Моя дикарка решила совместить полезное с приятным? Скрасить наш договор горячим горизонтальным танго?
Я, воодушевившись, тянусь через стол, застываю в сантиметре от ее сладких губ. Она разглядывает мое лицо. Я тону в ее серых глазах. Все же она очень хорошенькая. Я почти не дышу. Замираю, поглощённый возникшим между нами притяжением. После того, что произошло на вписке, я все еще помню, каковы ее губы на вкус.
— Есть еще вариант — завязать на узел, Константин. Но это только в том случае, — шепчет она и, расплываясь в улыбке, смотрит вниз, — если размер позволяет.
Прыснув со смеху, она возвращается к своим тетрадкам.
— Смейся, смейся, — отодвигаюсь.
Мрачнею, снова становлюсь самим собой. Маринка что-то пишет в тетрадке, а я разглядываю ее руки, шею и губы. Все равно однажды я ее попробую. Все бабочки рано или поздно попадают в мои сети, и Мариночка не станет исключением.
— Ладно, каков твой план? — мой голос меняется, он теряет привычные, годами отработанные «кошачьи» интонации, приобретая металлические, мужские ноты.
— Мой план? Доделать эту работу и заступить на другую, — указывает она на барную стойку.
Смотрю на нее, раздевая взглядом. Она замечает, откладывая ручку в сторону. Прищуривается, будто разгадала меня.
— Странный ты человек, Озерский. То говоришь интим со мной не интересует, то набрасываешься с поцелуями и пялишься, словно я медом намазана.
Пожимаю плечами и отворачиваюсь.
— Привычка, я же говорю, что болен.
— Возможно, ты еще не встретил своего человека. Хотя, болезнь я не исключаю. Все же есть в тебе какое-то маниакальное желание отлюбить все, что движется.
Смешная она — взрослая такая, а в душе сущий ребёнок.
— Опять взялась за психоанализ, доктор Фрейд?
— Ты довольно интересный персонаж, Константин, а я весь первый курс ходила на курсы психологии.
Перевожу взгляд за нее. И тут же сажусь ровно, выпрямив спину. Голос не повышаю, продолжая говорить шёпотом.
— Идет, — бросаю Марине, — сюда идет Людочка.
— Господи, какое счастье, — зевает Мариночка, прикрывая рот ладошкой, и со скрипом прочерчивая карандашом толстую черную линию.
— Ты мне сказала, что она придет, и она пришла, — восхищенно разглядываю приближающуюся к нам блондинку, — молодец, официанточка. Так держать!
— Ты так радуешься, Озерский, — продолжает она чертить, не оборачиваясь, — что мне даже неловко. Я начинаю беспокоиться о твоих дизайнерских брюках. Ты часом кучку не навалил от счастья и предвкушения встречи с женщиной мечты?
Перевожу взгляд с Людочки на Марину, которая широко улыбается.
— Фу, Марина, твой сарказм неуместен. Мы оба знаем, что я просто иду к своей цели.
Любуюсь дочкой Потапенко в стильном платье песочного цвета. Длинная юбка, красиво очерчивает стройные ноги.
— Сижу.
— Что? — снова перевожу взгляд с Люды на Марину.
— Ты сидишь, а вот цель идет к нам, виляя задом.
— Ты просто завидуешь.
— О да! — утыкается Марина в тетрадку, равнодушно продолжая. — Просто дохну от зависти. У тебя случайно в похоронке знакомые не работают? Скоро мне понадобится.
— Молчи и улыбайся, — шикаю на нее, настороженно поглядывая по сторонам, — по плану ты счастлива рядом со мной.
Как только дочь Потапенко оказывается возле нашего стола, я тут же попадаю во власть ее дорогого парфюма. Стараюсь вдохнуть полной грудью, запомнить его, насладиться. В ее аромате, скорее всего французских духов, различимы запахи персика и ванили. Людочка ослепительна и движется так легко, словно её ноги не касаются пола. Мне приходится напомнить себе, что я здесь со «своей девушкой» и перестать на нее пялиться так откровенно. По крайней мере, сейчас.
— Пойду, администратора найду, скоро начало смены, а мне нужно решить несколько вопросов, — тут же встает из-за стола Марина.
— Конечно, милая, — будто настоящий бойфренд, сожалеющий об уходе «своей девушки», хватаюсь за женскую ладошку.
Она равнодушно смотрит на мою руку, спокойно вытягивая свою из цепких мужских пальцев. Ее взгляд посылает меня куда подальше. Там прям читается: «А не пошел бы ты в пеший эротический тур». Но, к счастью, Люда смотрит на меня, а не на Марину. Последняя оставляет нас с Людочкой наедине, за что я ей премного благодарен. Людочка сидит спиной к барной стойке и не может видеть, что Марина не ищет никакого администратора. Оперлась спиной о стену и, скрестив руки на груди, с презрительной усмешкой наблюдает за нами. Не знаю, почему этот взгляд меня нервирует, ситуация кажется неправильной, будто я и вправду изменяю «своей девушке».
«Ау!— кричу сам себе. — Эпинефрин, дефибрилляция, разряд! Мы теряем пикапера Константина Озерского! Собрался, слабак, и продолжил идти к намеченной цели!»
— Как обстоят дела с Марсом? — временно включаю милого парня. Прогоняю официанта, который пытается налить сок Людмиле, и делаю это сам.
Пользуясь близостью и общением с девушкой, я должен разузнать козыри ее МЧ, чем он покорил, чем завоевал, их любимые места для посиделок и прочее…Так вот, повторяться ни в коем случае нельзя. Нельзя никак напоминать ей о пережитых счастливых мгновениях с ним. Я дам ей новые воспоминания.
— Марс атакует? — вспоминаю название фильма, подшучивая над именем ее парня.
Мы дружно смеемся, я заглядываю ей в глаза — они горят, и она смущается.
— Мы помирились, — опускает взгляд.
Она такая милая, даже не скажешь, что избалованная мужским вниманием мажорка.
— Я рад, Марс показался мне замечательным парнем. Думаю, с таким ты будешь как за каменной стеной. Все же лучше, чем идеальное тело, а в голове ноль, — стучу себя в грудь.
Она снова смеется задорным переливчатым смехом. Людочка смотрит на меня с нескрываемым интересом, согласно кивает в ответ.
— У вас с Марсом есть любимые места?
— Да, итальянский ресторан в центре. Марс любит кухню средиземноморья. В общем, все, что портит фигуру. Весь этот хлеб, спагетти.
Насмешливо поглядываю на нее, изучаю каждую черточку, чувствую, что она краснеет.
— Многое связано с этим местом? — перехожу на интимный шепот.
— Да, но...
Приподнимаю вопросительно брови, но остаюсь таким же невозмутимым. Вот оно, у каждой девушки, встретившей понравившегося ей мужчину, наступает момент, который ведет за собой откровение. Они начинают поливать своего бывшего, либо нынешнего. Тем самым пытаясь доказать самой себе, что тот, кто сидит перед ней сейчас, гораздо лучше. Я ей нравлюсь, я это вижу. А еще Людочка не считает Марину конкурентом. Это очень заметно. И, похоже, ее совсем не смущает тот факт, что мы с ней якобы пара. Она откровенно стреляет в меня глазками.
— Что «но»?
— Он хочет свадьбу, прямо сейчас, серьезных отношений. Ему ведь двадцать восемь, он желает детей, чтобы я сопровождала его на все эти экономические форумы, — она вздыхает, качает головой, прикрыв глаза. — Он без ума от меня, любит по-настоящему, но…
— Но это ведь замечательно, верно? — лукаво подмигиваю ей.
— Да, но...
— Опять «но».
— Я хочу развлекаться, — она начинает говорить быстро, захлёбываясь, словно пытаясь обогнать ускользающие секунды. — Я слишком молода для семейной жизни. А Марс говорит, что боится меня упустить. В итоге мы ссоримся. Он делал мне предложение несколько раз, у меня уже есть коллекция из обручальных колец.
Отвожу взгляд в сторону, представляя стоимость этой коллекции. Марс оказался серьезным конкурентом, даже в постель ее не тянет, только бы захомутать. Вот это сила любви. А может сила папиного кошелька и возможности расширить свой бизнес? Как можно жениться на женщине, с которой ни разу не спал? А вдруг она бревно в постели? Не знаю почему, на секунду перевожу взгляд на Марину, которая все так же стоит у стены, показательно зевает и показывает пальцем на часы, мол, сворачивайтесь.
— Брось его! И хрен с ним! — зловеще ухмыляюсь, нагло глядя в глаза. — Не хочет уступать тебе, пусть катится, на все четыре стороны.
— Что? — моргает длинными ресницами от неожиданности.
— В жопу его пошли! — ухмыляюсь. — Не будь дурой и реши этот вопрос как можно скорее, — грублю, не стесняясь, жадно, развязно и бесстыдно ее рассматривая.
Она пугается такой перемены, но оскорбившись, понимает, что заинтригована. Дышит чаще, убирает волосы за уши, взглядом ищет точку опоры. Дело в том, что почти всем девушкам, кроме редких, к сожалению, исключений, нужен брутальный, жесткий, некоторым даже хамоватый мужик. Мысль о том, что грубый хулиган будет нежен только с ней, и преображаться при одном ее виде, доводит ее до исступления. Но природа неумолима и такой индивидуум не будет слушать ее сопли и шататься по магазинам, выбирая занавесочки. Говнюк не станет всячески поддерживать, а если и приедет ночью, потому что ей плохо, то только для того, чтобы поиметь. В итоге ей нужна «подружка», которой она сольет все свои душевные переживания, муки, обиды на парня и прочее, прочее, прочее. Но я такой «подружкой» быть не собираюсь.
— Хотел бы, ждал сколько нужно, а не обламывал твои желания, — я по-прежнему резок. — Я бы ждал! — встаю из-за стола и, нагло заглянув в ее глубокое декольте, иду к «своей девушке», не прощаясь.
Несколько дней спустя, я сижу в кабинете и, получив очень важную информацию, дико счастлив от того, что продвинулся в своем частном журналистском расследовании. О женщинах сегодня я не думаю, голова забита совсем другим. Разложив на столе всю имеющуюся у меня документацию, я вчитываюсь в присланный несколько минут назад факс из медицинского центра. Меня переполняют радость и торжество.
Культурно постучавшись, в кабинет заходит Алекс. В руках он держит стопку бумаг. Полагаю, что это несколько статей для нового номера, над которыми он сейчас работает. А я, завидев друга, радостно размахиваю, только что полученной распечаткой. Я буквально подпрыгиваю в своем кресле. Сердце выдает барабанную дробь. Давно я не испытывал столько эмоций. Иногда моя работа приносит истинное удовольствие.
— Эректильная дисфункция, Алекс!
— Что это значит, Костя? — хмурится друг, замирая на пороге.
— Это значит, что там, — показываю на свои штаны, — ничего не работает!
— Господи, — хватается Алекс за сердце, — у тебя это случилось так рано? Да как же так, Костик? Ведь работало, как часы? За что такая несправедливость? Горе-то какое!
— Очень смешно, — простонав, театрально закатываю глаза.
Алекс хохочет, присаживаясь за стол. Конечно же ему известно, что речь пойдет не обо мне.
— Я докопался до истины. Этот мужик, — тычу в фотографию в своих руках, — Соловьев Андрей Сергеевич, сидит в тюрьме незаконно.
— Это как? — присаживается ближе Алекс, заинтересовавшись. — Я думал у нас Коля Басков на повестке, а тут Соловьев.
Переведя дыхание, чуть привстаю и отрицательно машу руками, заставляя себя слушать.
— Помнишь, — быстро облизываю пересохшие от волнения губы, — я рассказывал тебе об исчезновении студентки? Ее нашли, вернее ее тело, в лесополосе за Володаркой. Жуткая история. Так вот, следственная группа моментально обвинила ее преподавателя.
Трясу фотографией перед лицом Алекса.
— Этого самого Андрея Сергеевича Соловьёва, мол, он надругался над девушкой, а потом спрятал в лесу. Соловьевы живут в доме моей бабушки, я поговорил с его женой. И она, рыдая, непрозрачно намекнула, что кого-то очень боится. И, что не мог ее Андрюша этого сделать, так как ему не позволяет здоровье.
— Жены всегда выгораживают мужей, — неопределенно пожимает плечами Алекс. — Это не повод считать его невиновным.
— Еще какой повод, Алекс! — многозначительно поднимаю указательный палец вверх. — Смотри сюда. Я стал опрашивать соседей, его сослуживцев. Маньяка всегда видно, люди, которые общаются с ним часто, они замечают странности. Я в этом просто уверен!
— Тише, тише, ты меня слюной забрызгал.
— Неважно, — махнув рукой, встаю и подхожу к доске, на которой наклеены фотографии тела девушки. — Я восстановил картину того дня, когда исчезла студентка. Соловьёва обвинили лишь потому, что он проводил девушку, так как пары закончились поздно. Он был последним, кто ее видел. А потом, якобы, признался.
Криво усмехнувшись, Алекс прокомментировал:
— Я представляю, после чего он признался в застенках закона и справедливости.
— Вот именно, — я хмурюсь. — Коллеги по работе мне рассказали, что у Соловьёва довольно слабое здоровье и, скорее всего, он просто не выдержал того, что с ним делали. Подписал все, что ему подсунули. Дело состряпали, родителей погибшей хоть немного успокоили, получили премию и разошлись.
— Ну и... — откидывается на спинку стула Алекс, внимательно слушая.
— Я пошел в поликлинику, пришлось постараться, чтобы получить доступ к его медицинской карте.
Алекс ждет продолжения.
— Так вот, — перехожу на шепот, — там ничего нет.
— Как это?
— Пару медосмотров, где все якобы отлично и анализы, кстати, тоже неплохие. Медсестра, которая мне помогла…
Алекс пошло подмигивает.
— О, я хочу знать все грязные подробности.
— Сейчас речь не об этом, — прищурился, размышляя. — Она как-то странно замалчивает то, почему у слабого здоровьем человека, такая чистая карта? Ты видел карту моей бабушки? Там же куча приклеенных дополнительных страничек. Распухшая тетрадка буквально разваливается по частям.
— Зачем-то им понадобилось скрывать это.
Сажусь, ставлю локти на стол, потирая кулаки.
— Воот, Алекс, воот. Ты начинаешь соображать. Казалось бы, я зашел в тупик. Снова пошел к супруге Соловьёва, и на этот раз, она мне даже не открыла, скорее всего ее тоже запугали. Не представляю, что у него за адвокат был такой, но сейчас снова не об этом.
Я увеличиваю Google карту на экране своего компьютера.
— За домом Соловьёва есть медицинский центр «Ринево».
— Ты думаешь? — заинтересовавшись, Алекс перегибается через стол.
— Я не думаю, я знаю, Алекс. Возле твоего дома открывают медицинский центр, с точность девяноста процентов, ты будешь там делать узи, посещать узких специалистов, потому что это близко. А кого врача чаще всего посещают мужики за пятьдесят?
— Ухо-горло-нос?
— Уролог, Алекс.
— Ну я не знаю.
— И слава богу. Так вот, — продолжаю. — Карту поликлиники они вычистили, а заглянуть в «Ринево» не догадались. Так спешили повесть на Соловьёва это дело, и запихнуть его за решетку. В общем, мне пришлось потрудиться, чтобы уролог раскрыл для меня медицинскую тайну. Пришлось пообещать, что ни их центр, ни тем более его имя, нигде не всплывут. У Соловьева эректильная дисфункция, Алекс. Он не мог надругаться над девушкой и долго тащить по лесу тоже не мог. А именно на этом настаивает следствие.
— Вот же гады, — бурчит Алекс себе под нос.
— Я сейчас завершу статью и разошлю разгромную историю в ведущие новостные издания. Это дело получит резонанс и им придется открыть его заново. Заняться, наконец-то, поисками настоящего преступника.
— Я так горжусь тобой, друг, — поджимает губы Алекс.
— Спасибо.
— В прошлый раз ты спас приют для животных от закрытия, а теперь спасаешь невиновного человека.
Я задерживаюсь на работе допоздна. Увлекшись своим журналистским расследованием, я чуть не заваливаю выпуск нового номера своих «Желтых слив». К счастью, успеваю все доделать вовремя. И уже собираюсь домой, когда на телефон падает сообщение: «Собирайся, «дорогой» и подъезжай на улицу Остахова, 10, твоя любимая позвала нас на тусу! Не забудь плавки».
Возможность неожиданной встречи с Людой Потапенко взывает чувство удивления и восторга. Сегодня соблазнять богатую девочку я не планировал, но судьба распорядилась иначе.
Для осуществления поставленной задачи, приходится поехать домой и хорошенько пересмотреть свой гардероб, выбрав что-то более-менее подходящее. Долго ищу плавки, ибо на море тысячу лет не был. Они у меня далеко не самые крутые и брендовые, но я надеюсь, что в сауне, или куда там нас позвали, будет достаточно темно. Хотя мне не слишком нравится тусовка, где нужно раздеваться до трусов. Я в отличной форме, но подобное не располагает к интимному общению. Шум, гам, плеск воды.
Аккуратно веду машину, «моя девушка» уже ждет за поворотом, недалеко от места встречи. Не знаю почему, но я рад видеть Марину. Улыбаюсь, открывая ей дверь. Сегодня она выглядит иначе — расстроенной и тихой. Несколько раз смотрю на нее, жду нашей привычной перепалки, но Марина молчит.
— И часто вы устраиваете тусовки так поздно? — не выдержав, прерываю неловкую тишину.
— Мы? — искренне удивляется она моим словам, поворачивается, кутая подбородок в ворот тонкой курточки, — меня в жизни не звали на мажорскую тусовку. Как ты правильно заметил, я человек другого круга. Для Потапенко я — обслуживающий персонал. Только вместо подносов, чашек и тарелок, я жонглирую для нее курсовыми. Похоже, ты зацепил ее, думаю дело именно в тебе. Она не то, чтобы хочет отбить у меня парня, но желает побыть в твоей компании. Это очевидно, — пожимает плечами.
— Надеюсь, Марса там не будет, — с выражением довольного, объевшегося сметаны кота, крепче сжимаю руль.
Мне нравится, что Марина замечает, что Людмила проявляет ко мне интерес.
— Не надейся, он капитально пасет ее. Марс без боя не сдастся.
— Если остынет она, война Марсу не поможет.
— Это ваши дела, — вздыхает.
Хочу подшутить над Мариной, но она как будто теряет ко мне интерес. Пишет кому-то сообщение в телефоне и, дождавшись ответа, долго и печально смотрит в окно. На ней короткая курточка и кожаная юбка, стройные ножки привлекают мое внимание. Так и хочется положить руку на ее маленькое, круглое колено. Не уверен, что ей это понравится. Вернее, уверен, что она точно не будет в восторге. Начнет визжать и драться. В какой-то степени мне хочется ее эмоций, кислый вид удручает. У Марины звонит телефон.
— Да, папа, — быстро принимает звонок, — нет, я буду позже. Как он держится?
Пауза.
— Я тоже поеду, только надо разузнать, когда именно разрешены посещения. Наверное, можно посмотреть на их сайте.
Еще пауза.
— Да о чем ты говоришь? Это какой-то кошмар.
Продолжительная пауза.
— Я скоро вернусь, обещаю. Если маме будет плохо, снова вызови «скорую». Пусть вколют успокоительное.
На минуту мне становится стыдно за то, что я использую эту юную студентку из малообеспеченной семьи, с ворохом своих проблем, с наверняка сложной жизненной ситуацией в своих грязных, далеко идущих целях. Меня одолевает порыв поинтересоваться у Марины, что у нее случилось. Но я отворачиваюсь, смотрю на дорогу, сжимаю колесо руля, сдерживая себя. Мне кажется, лезть в ее жизнь слишком жестоко. Пусть лучше это будут товарно-денежные отношения, чем мы станем ближе, а в итоге, я останусь с Людочкой. Полагаю, что в ее семье кто-то заболел. У меня из семьи только бабушка. Отец свалил, когда мне и трех не было, благо, что помогал деньгами все эти годы. Квартиру купил, ту, куда я вожу свою «коллекцию».
А мать? У матери блог о сохранении красоты и молодости, сейчас она озадачена выбором новых грудных имплантатов. Об это я, конечно же, узнал не от нее, а в комментариях к блогу. Подумал о матери, и на душе стало паршиво. С детства брал на себя ответственность за ее безразличие и разврат. Поначалу ругал ее мужиков, а она всегда была за них. Потому что все из мужиков вытянула. Первый ей квартирку купил, второй помог с бизнесом и так далее, и тому подобное. Каждый раз, когда из спальни выходил новый амбал, мы начинали выяснять отношения, и она успевала выдолбить мне весь мозг. Теперь мне глубоко наплевать с кем она спит, прошло…
— Лучше бы ты поскорее завалил ее, — выводит меня из раздумий тихий голос Марины, — трачу время на всякую хрень.
Я притормаживаю, и «моя девушка» выходит наружу, громко хлопая дверцей. Почему-то неприятно слышать о ее желании поскорее избавиться от моего общества. Надо плюнуть, вспомнить, что я лучший в своем деле и успокоиться. Поднимаю руку с ключом, закрывая авто, и, развернувшись, замираю перед крыльцом здания, к которому мы подъехали.
— Это же школа. Здание, итить твою налево, школы. Не понял, на кой хрен мы сюда приехали? — раскидываю руки, поворачиваясь к Марине.
— Красиво жить не запретишь, — она ухмыляется, глядя на меня.
Знает видимо больше моего. И молчит. Засунув руки в карманы, следую за ней. Переодевшись, мы долго идем по темным, пустым коридорам, рекреациям и лестницам. Чем дольше мы идем, тем громче становятся звуки музыки, чужого смеха, переходящего в гогот, и всплеск воды. Спустя какое-то время, мы, держась за руки, заходим в просторное, полутемное помещение с большой чашей воды. Здесь заметно теплее. Бассейн разделен четырьмя дорожками. Свет включен не везде, а только по контору. Играет довольно громкая музыка, бортики завалены спиртным и закусками. На одном из бортиков лежит полуголая девица, на ней разложены фрукты и мясная нарезка. Один из парней пытается съесть с ее живота кусок ветчины, получается не очень удачно, часть еды летит в бассейн. В его руках стакан и, рассмеявшись, он неловко выплескивает половину спиртного напитка в воду. Все присутствующие надрывно хохочут. А мне, почему-то, не смешно.
— Это же сколько надо было денег вывалить директору школы, чтобы устроить этот срач? — недовольно бурча, смотрю на происходящее.
Марина пожимает плечами. Мы одновременно оборачиваемся на визг. Девица, подрабатывающая столом, выгибается и ползет по бортику, стряхивая с себя закуски. Все ее тело исписано татуировками, на голове немыслимая стрижка с черно-красными перьями. Она призывно тянется, попеременно выставляя то зад, то грудь. Парни смотрят на нее с вожделением. Но лично я, несмотря на большое количество любовниц, к таким опытным женщинам отношусь с крайней настороженностью. Падших женщин я не приветствую. И если девушка обладает намного большей свободой нравов, нежели я сам, меня это коробит. Не удивлюсь, если по профессии она стриптизерша. За кривляние и «выгибоны», так и хочется скинуть ее в воду, головой вниз. Поджопник — идеальный способ возвращения к реальности! Но, боюсь, собравшиеся гости мужского пола не оценят моей тяги к перевоспитанию этой заблудшей души.
— В воду не суйся, — сжимаю Маринину ладошку, произнося приказ краешком рта.
За нами наблюдает Людмила, возле нее окапался Марс. Сегодня они выглядят обычной парой, спокойно беседуют, без ссор и эксцессов. Он заботливо поглаживает ее плечо, помечая территорию. Здоровый мужик, крепкий. Ростом под два метра, плавки брендовые, стрижка модельная. Хоть бы жирок нарастил, так нет же, идеальный, как отфотошпленная картинка.
«Ну что? Зассал, Озерский?» — спрашиваю самого себя, глядя на них исподлобья.
Длинноногое стройное создание возлегает на шезлонге для бассейна. Вряд ли, плетеное кресло с покатой спинкой и длинным сиденьем цвета графит находилась в детском бассейне изначально. С собой они его что ли притащили? А еще колонки и два круглых столика с напитками и закусками. Осматриваюсь. Неплохо они подготовились. Снова пожираю глазами Людочку. Дочка Потапенко великолепна в своем красном купальнике, ее тело укутано длинными светлыми волосами. Лучшей рекламы этому купальнику сложно придумать, хоть сейчас в глянец снимай.
Но я знаю, чем это закончится. Ни единожды описывал подобные тусовки на страницах своих «Желтых слив». Когда видео попадет в интернет, в одно из сториз отдыхающих, родители устроят скандал. Чтобы водить деток в этот бассейн с них требуют справку о состоянии здоровья. А здесь девки полуголые со слабо развитым чувством ответственности плещутся.
— Когда вся эта хрень раскроется, тебя не должно быть на видео в воде, поняла меня?
— Откуда такая забота? — смеется Марина, вежливым, но отчужденным смехом.
— Сам не знаю, — насторожённо наблюдаю за происходящим.
Гогот становится громче. Суета нарастает, разгорячённые разного рода напитками студенты бегают туда-сюда. Один из них, поскальзываясь на мокрой плитке, падает на задницу, при этом, уцепившись за Марину, грубо толкает ее ко мне. Я спасаю «свою девушку» от падения, прижимая к себе ближе. Её дыхание согревает мою щёку, а когда она слегка отодвигается, упираясь руками в мою грудь, мы ещё долго смотрим друг на друга, не отрываясь.
— Ты только не влюбляйся в меня, ладно? — цинично улыбаюсь, утопая в таких же, как у меня самого серых глазах.
— Я бы тебя сейчас с удовольствием толкнула в бассейн, но это повредит твоему образу властного мачо. Что приведет к тому, что терпеть твою физиономию мне придется гораздо дольше. А я себе, знаешь ли, не враг.
Забавная. Отмечаю у Марины игривый и ловкий ум, качество, встречающееся в столь юном возрасте довольно редко. Я громко смеюсь, положа руку ей на талию.
— Признайся, ты от меня без ума.
— Я от тебя в растерянности. Статьи твои прочла — журналистские расследования. История со спасением приюта для животных меня особенно впечатлила. Это хорошее дело, Константин. Но это твоя гнусная коллекция женских трусиков?!
Отворачиваюсь. Взглядом встречаюсь с Людочкой, на ее лице ярко-красная помада, она шикарно сочетается со светлыми, почти платиновыми волосами. Возвращаю свое внимание Марине. Губы «моей девушки» не накрашены. Розовые, мягкие, естественные, совсем другие.
— Там не только трусики. Да и потом… Чем моя коллекция хуже коллекции марок, например?
— А тебе твое хобби не кажется аморальным? — шепчет она, наклонившись ко мне, закрыв обзор.
Сейчас она так близко, что ее губы почти касаются мочки моего уха.
— Я никого не принуждаю, Мариночка, — чувствую её тёплое дыхание. — На самом деле все счастливы.
— Они счастливы только до того момента как ты сбежишь, поджав хвост.
— Это игра, — улыбаюсь я.
— Это ложь, — парирует Марина.
Меня ощутимо потряхивает от её близости, настолько она хороша. У меня появляется жар в груди, дыхание меняется, перед глазами всплывают картинки того, как мы горячо любим друг друга. Я сладко усыплён моим воображеньем, мне хочется улизнуть отсюда вместе с Мариной, мой горячий темперамент играет со мной злую шутку. Стоит мне прикоснуться к ней хоть раз, и я утрачу контроль над собой.
Марина отстраняется, словно читая мои мысли.
— Людочка без ума от фильмов из вселенной Марвел, расскажи ей сюжет, — добавляет она равнодушно, почти небрежно, — и она твоя.
— Она и так моя.
Выразительно закатив глаза и изобразив страдальческий оскал морды несчастного хомяка, Марина снисходительно хлопает меня по плечу.
Пытается уйти, но я не пускаю.
— Я бы поела колбаски с огурчиком, — дергается, — раз уж все равно мы торчим в этом злачном месте.
— Поешь, обязательно поешь, а сейчас стой рядом.
Марина тяжело вздыхает, хнычет, как будто бы стараясь подавить рыдание.
— Я думала, что мы здесь ради того, чтобы снять Людочку Потапенко.
— Ага, — согласно киваю.
— Вот и иди к ней, — еще одна попытка вырваться.
— Прошло время, когда я подходил к ней сам, — крепче сжимаю Маринину талию.
Марина выворачивается, будто червячок, посаженный на рыбацкий крючок.
— Обожаю «Железного человека», — восторженно смотрит на меня Люда.
Звук ее голоса при этом получается специфическим, с придыханием.
Улыбаюсь ей, а про себя отмечаю, что терпеть не могу фильмы про супергероев. Детский сад какой-то. Люблю заунывные истории с сыщиками в шляпах, непроходящим дождем и закадровым голосом с музыкой без слов.
— А я люблю детективы, — зевает Марина, — запутанные такие, остросюжетные. Пойду колбаски поем, — вырывается из моих объятий «моя девушка».
Как только Марина удаляется, словно по команде кто-то звонит Марсу, он нехотя отходит. Оглядывается. Попой чует, что оставлять со мной свое сокровище не безопасно. И вот мы с Людочкой наедине. Она смотрит на меня выжидающе. Немного нервирует, что она настолько избалована мужским вниманием, что ждет, когда я начну ее развлекать.
Теперь, когда она сама пригласила нас с Мариной на этот мега-сэйшн, когда подошла, стоит рядом и смотрит на меня с интересом, время включать игнор. Еще одна улыбка в стиле «у меня есть дела поинтереснее». Молча разворачиваюсь и иду к столику. Пью какую-то мутную хрень. На вкус ни дать ни взять огуречный рассол. А затем беру дольку лимона и со смаком откусываю, тяну шкурку, наслаждаясь кислотой.
— Не боишься, что ребята утонут, глядя на тебя в этом купальнике.
Люда молчит, смотрит на меня ничего не понимающим взглядом. Отлично, шуток мы не понимаем, как и тонкую иронию. Ну что же бывает. В принципе, ей это и не нужно. Она и так красавица.
— Я имел в виду, что ты настолько прекрасна, что они могут засмотреться и перестать держаться на воде. Пойдут ко дну. Нахватаются воды и утонут.
— Ааа, — нарочито громко смеется Людочка и у меня складывается впечатление, что она делает это специально, чтобы все вокруг смотрели на нее. — Это Готекс, — продолжает девушка, поглаживая свои бедра, — они очень популярны в этом сезоне. На неделе плавательной моды в Майями были самыми популярными.
— Понятно.
Мне нужен еще один лимон. Глядя на ее пышную грудь, решаюсь на еще одну шутку:
— На пляже прятал за очками, Костян свой похотливый взгляд. Но плавки все же выдавали, Его настрой и оптимизм.
Эту шутку Люда понимает и даже смеется, и снова громко. Как будто даже разговаривая со мной, она мечтает быть в центре внимания всей тусовки.
— Знаете, Людочка, я часто хожу в бассейн.
Она улыбается мне самой ослепительной своей улыбкой.
— Я плаваю по предпоследней дорожке — с ластами и дощечкой. Плаваю быстро, почти не останавливаясь, в течение часа. Однажды я почувствовал судорогу и остановился отдохнуть. Чуть не потерял плавки. А на соседней дорожке разгорался скандал. Его учинила дама в красной резиновой шапочке с синими цветами. Объектом ее возмущения был мужчина сорока лет с двумя зелеными дощечками. Мужчина, как выяснилось несколько минут спустя, учился кувыркаться под водой. Для этого ему нужны были дощечки. Я не понял, зачем он учился кувыркаться под водой и как дощечки ему в этом должны были помочь, — я усмехаюсь. — Не поняла этого и дама в красной резиновой шапочке, о чем она мужчине и сообщила. Слово за слово — через несколько минут между ними разгорелся скандал. Дама кричала, что мужчина занял со своими досками половину дорожки. Мужчина отвечал, что бассейн общественный, и посылал даму в красной резиновой шапочке в частный бассейн. Красная шапочка не унималась…
И тут Люда, которая смотрела на меня так, будто не слушала и не слышала, перебивает. Ей не терпится, когда я уже закончу фразу, чтобы у нее появилась возможность говорить о себе — и неважно, какой до этого была тема разговора. Очевидно, что Людочке неинтересно, что я скажу. Она перебивает меня, чтобы поведать о своих проблемах.
— Мы с Марсом помирились. Я приняла его кольцо. Вот, — тычет она в меня рукой, да так откровенно.
Чего она ждет? Ревности? Открытой попытки отбить ее у него. Зачем эта демонстрация?
— Понятно, поздравляю. Так вот, через несколько минут к мужчине присоединились другие пловцы и начали нападать на красную резиновую шапочку.
Решаюсь я рассказать историю о своем походе в бассейн, но Люда тут же начнет говорить о своем. Она никак не комментирует мой рассказ и заводит разговор о том, как красиво ее кольцо смотрится с другими украшениями.
— Так вот, в тот день я сломал ногу, — вспылив, резко обрываю историю, — было очень больно.
Она кивает.
— Костя, не будем о грустном. Это же Тифани, оно поднимет настроение, — снова тычет она в меня своим кольцом.
И тут я прозреваю. Людочка живет только для себя.
Она подходит ко мне ближе и, так же как Марина, почти что шепчет на ухо:
— Видишь, это Настя, она дочка нефтяника и ее жених подарил ей дешевку от…
Она называет ничего не значащее для меня название бренда.
— А еще у нее жидкие волосы, полные ноги, высыпания на лице, — смакует чужие недостатки Люда.
Хохочет, махнув на девушку рукой.
— Ну да и бог с ней.
— О чем болтаете? — коршуном налетает на свою невесту Марс, едва закончив разговор по телефон, обнимает за плечи, прижимает к себе.
— Константин в восторге от моего кольца, — жеманничает Люда.
Мучительно выдавливаю улыбку. Хочется застрелиться.
Позже, покинув мокрую вечеринку, я везу Марину домой и громко возмущаюсь:
— Отсутствие чувства юмора, невоспитанность, самолюбование, привлечение внимание. Боже, да у нее целый букет!
Марина открыто и звонко смеется.
— Глупость бывает двух родов: молчаливая и болтливая. Бальзак кажется. Я орешков прихватила, будешь? — протягивает мне пакетик.
— Прям какой-то набор. Ты же у нас к психологу ходила, должна была заметить.
— Ты сам ее решил соблазнять, не спрашивая моего мнения.
— Она не воспринимает критику в свой адрес, не слышит чужих аргументов в дискуссии и считает свое мнение единственно верным. Я ей стал доказывать, что реклама — двигатель торговли. Что любой из брендов можно распиарить, и она побежит покупать его, не разбираясь в качестве. Но она, кажется, может спорить бесконечно — более того, в конце дискуссии, так как я все же остался при своем мнение, она посчитала дураком меня. «Константин не разбирается!», — сказала она своему Марсу.
Включаю диктофон, достаю блокнот. Сегодня во время пресс-конференции случится сенсация. Одна очень популярная некогда певица объявит о завершении своей творческой карьеры. Ребята с микрофонами об этом пока не знают, но мои источники давно доложили, зачем ей вся эта шумиха.
Улыбаюсь журналистке из газеты «Доказательства и теории». Красивая брюнеточка смущается, а я в упор не помню, спал с ней или только собирался. Впрочем, мое внимание приковано к входной двери. И как только в проеме конференц-зала появляется худенькая девчонка в толстовке, с привычным хвостиком на макушке, я привстаю и машу ей рукой.
Мариночка пробирается сквозь толпу журналистов и садится на место возле меня, которое я предусмотрено занял для нее заранее. Мне нравятся ее джинсы, которые туго обтягивают бедра. Как и всегда бывает рядом с ней, желание положить руку на коленку затмевает разум, но резкий, совсем не нежный голос тушит мой горячий запал.
— Ну и зачем ты меня сюда позвал?
Наклоняюсь к ней ближе, ароматы пряностей и запахи терпкого парфюма дурманят хлеще всех афродизиаков в мире. Хочется обнять, прижать к себе, приласкать, погрузившись в приятный запах. Но я сдерживаюсь, остаюсь суровым. Меня задевает, что я к ней тянусь, а она только гаркает. Моя пикаперская натура дает трещину рядом с этой малышкой. Иногда наши колкие отношения отдаленно напоминают дружбу.
— Другого времени у меня в ближайшие дни не будет.
— Можно было сказать все, что нужно, по телефону.
— Это не телефонный разговор.
В это время зал взрывается от шума, разговоров и вспышек фотоаппаратов. На подиум, где расположен стол, утыканный микрофонами, поднимается ветеран отечественной эстрады. Она долго позируют фотографам, а затем в её сторону, словно выпущенные из клеток птицы, летят многочисленные вопросы. Влезаю и я, приподнявшись с места.
— А Вам не кажется, что стоимость билетов в размере месячного оклада учителя в школе — это слегка дороговато? — задаю я свой каверзный вопрос.
Примадонна улыбается.
— Я не в курсе, это не ко мне вопрос, но я так думаю, что кто ж не хочет заработать-то на этом концерте. Все хотят. Ну ладно уж, не «жмотьтесь» уж напоследок. Ничего страшного потратьтесь и приходите!
Смеюсь. Присаживаюсь на место, замечая, что Марина достала из рюкзака тетрадки. На коленке она что-то переписывает из одной тетради в другую.
— Что ты делаешь?
— Конспект переписываю для твоей любимой.
— Господи, она что, даже этого не делает? — вздыхаю.
Марина пожимает плечами.
— Большинство преподавателей предпочитают подавать информацию в электронном виде, но есть те, кто дает материал по старинке.
— Понятно.
— Как там твоя коллекция?
Смеюсь. Моя коллекция стоит на пит-стопе. Заправка топливом, смена шин, быстрый ремонт… А если серьезно, то времени сейчас совсем мало, да и с Людочкой все не так просто оказалось.
— Не-а, о своей коллекции я говорить не хочу, — нагло заглядываю ей в лицо, она быстро отводит взгляд.
— Почему?
— Не хочу портить о себе впечатление.
Теперь смеется Марина. Мы вынуждены наклоняться к друг другу очень близко, потому что иначе ничего не слышно. Я специально касаюсь ее мочки губами. Она вздрагивает, отстраняясь. Мое тело реагирует на нее, сидеть становится неудобно, забываю, что толпа знакомых вокруг.
— Впечатление о тебе, Константин, у меня давно сложилось. Можешь портить. Хотя, испортить то, что давно превратилось в тлен — невозможно!
И снова без шансов. Не пробиваемая моя, бронзовая подруга.
— Ты в курсе, что со взрослыми дядями так не разговаривают?
Смотрю на широкую спину журналистки впереди, чтобы не смотреть на Марину. Глупость какая-то получается. Она мне гадости говорит, а я испытываю к ней вполне конкретное мужское желание.
— Гулящего кабеля вроде тебя, Константин, исправит только могила. А коллекция будет расти, — она наигранно улыбается, а затем хмурится, вчитываясь в написанный в тетради текст. — Блин, не могу разобрать слово.
— Я никогда не злюсь, но тебе, Марина, удается регулярно выводить меня из себя. Ее дерзость лишает меня самообладания, а такими навыками мало кто может похвастаться в моем окружении. Меня в редакции удавом прозвали, за то, что я никогда не кричу, не психую и слюни на ветер не пускаю, а сразу убиваю молча, одним броском. Я могу спорить, но орать и рвать волосы — никогда.
Но вот Марине удается всколыхнуть внутри меня нечто редкое. Причем говорит она правду и очевидные вещи, а я уже кипячусь.
А еще мне все время хочется ее трогать. Даже во время наших рейдов по соблазнению Людочки, есть желание гладить Марину. Руки сами тянутся к талии, бедрам, ягодицам.
— Я пришла тебе сказать, что наш договор пора расторгать.
Говорит она это не в первый раз, но сейчас, когда я рассматриваю милую родинку над ее губой, это выводит особенно сильно. По какой-то непонятной причине, я не хочу с ней расставаться. Обычно женщины реагируют на меня одинаково: в глазах щенячий восторг, на губах улыбка, на щеках нежный румянец. С Мариной же никогда не знаешь, чего ждать. Вроде и интерес в глазах есть, а потом она рот откроет и как отрезало. Как будто она гибкий трос для прочистки труб, который крутится в руках и никак не хочет выпрямляться. Бесит невероятно.
— Это еще почему? — с ней мой голос часто звучит грубее, чем мне хотелось бы.
— Потому что мне наскучила твоя компания, Константин. Почему именно сюда? — осматривается, получая камерой по голове. — Здесь даже разговаривать невозможно. Да какой разговаривать? — наклоняется, вжимая голову в плечи. — Тут сидеть негде.
Я прищуриваюсь, концентрируя свое внимание на этой маленькой родинке над верхней губой. Марина не ведется на меня и это утомляет. Даже Людочка смотрит с вожделением, но только не Марина. Как любой чемпион в своем деле, я заметно нервничаю по этому поводу.
— Сказал здесь, значит здесь. Потому что на этой неделе у меня две командировки, журналистское расследование и кучу всего, что нуждается в редактуре.