Прекрасный день. Особенно для похорон.
Вся процессия из черных лакированных авто медленно перемещалась от входа на кладбище к назначенному месту, купленному Ренатом несколько месяцев назад.
Он очень хотел себе шикарные похороны и заранее заказал все, что могло понадобиться, начиная от антуража и заканчивая церемонией. Я всегда поражалась его предусмотрительности. Ренат имел привычку делать все заранее, будто бы знал каждый поворот судьбы, и всегда встречал его с улыбкой. Даже будучи при смерти, в последние минуты жизни он успел рассказать мне очередной анекдот, взятый откуда-то с потолка в самый неподходящий момент.
С самого утра я была максимально собрана и не позволила себе слез ни на публике, ни наедине с собой. Потом… Потом, когда закончится этот бесконечный хоровод с приглашенными почтить его память, прекратит звонить телефон, оповещая об очередном сообщении с соболезнованиями, и я останусь одна. Только тогда можно позволить себе оплакать дорогого человека. Близкого и родного…
Двоюродная тетка Рената, аккуратно потянула меня за рукав, привлекая к себе внимание, и демонстративно поправляя на носу солнцезащитные очки.
— Катюша, ты видела? Сын Рената приехал. Как только посмел?! Столько времени прошло, он его даже ни разу не навестил! — Шипела Лидия, и я перевела взгляд в ту сторону, куда возмущенная женщина метала молнии своей вспыльчивой натуры.
Да, ни разу…
Мы были женаты с Ренатом пять лет. И за пять лет я не слышала ничего о его сыне. Сам супруг всячески избегал этой темы, каждый раз отмахиваясь чем-то вроде «это неважно, он не хочет меня видеть». Я не настаивала. В конце концов, у каждого свои тайны. Даже у меня они были, хотя, может, не столь темные…
Но как только я заметила в стороне от основной процессии силуэт в дорогом, как небольшая квартирка в центре, костюме, сердце испуганно стукнуло. Перед глазами пронеслись миражи, которые я отчаянно мечтала забыть, стирая из памяти канцелярской резинкой.
Тук… Он останавливается и хмурит брови…
Тук… Поджимает губы, глядя на лакированный, но закрытый гроб из красного дерева.
Тук… Чувствует взгляд в спину, и оборачивается, в поисках его владельца.
Судорожно моргаю, отворачиваясь в противоположную сторону, и перевожу дыхание, радуюсь, что на мне большие черные очки и половина лица прячется под темной вуалью шляпки.
Он не должен вспомнить. Нет, нет, нет! Не должен узнать меня! Это катастрофа!
Пока я панически пыталась сообразить, как незаметно улизнуть с похорон собственного мужа, процессия дошла до нужного места, и церемониймейстер принялся читать прощальную речь, воспевая прижизненные поступки Рената и молясь за небесные.
За меня все еще цепко цеплялась сухонькая Лидия, повиснув на руке, как приставучий зверек, и я, покачиваясь на своих шпильках, не знала, как мне до сих удается пребывать в сознании.
От ужаса душа ушла в пятки, и я готова была упасть в обморок в любой момент, но как только очередь дошла до моей прощальной речи, проснулась. Паника отлетела от меня, как разбившаяся о скалу волна, и возможность мыслить вернулась. Пусть и временно.
Я не должна была его подвести, я обещала Ренату красивые похороны.
— Мой супруг был бы рад знать, что проститься с ним пришло столько людей, — стараясь выглядеть совершенно спокойной, с небольшого подиума я безуспешно искала взглядом ЕГО, но он будто бы затаился, спрятался от меня, чтобы потом напасть. — У Рената было большое сердце. Оно вмещало столько любви, сколько было возможно, и в каждом он видел то, что нельзя рассмотреть с первого взгляда.
Голос предательски дрожал, но можно было легко списать это на скорбь, хоть я и пыталась говорить четко.
— Он любил и умел это делать. Каждый, кто хоть немного знал его, мог с легкостью научиться этому дару. Это наследие моего мужа — любовь, что каждый унесет отсюда в своем сердце.
Закончив речь, я с помощью служащего кладбища, вернулась в толпу, продолжая искать ЕГО лицо среди гостей, но нет. Все тщетно.
Может, он ушел? Не настолько готов проститься с отцом? Черт! Ренат ЕГО отец!!! Немыслимо!
Холодная волна паники вновь поднялась кислым комом к горлу, и стоило первой горсти земли упасть на крышку гроба, как я машинально развернулась, чтобы уйти. Я примирилась с тем, что в этом гробу только тело Рената — не он сам, а лишь оболочка, которую он носил. Его душа всегда будет со мной, и нет никакого смысла царапать гроб в приступе боли.
Хотелось спрятаться.
Казалось, без Рената моя жизнь никогда больше не будет прежней. Только он мог утешить, только он знал, какие слова стоит говорить, а сейчас я осталась одна и понятия не имела, что делать.
Как мне жить дальше?
— Катюш, мы пойдем, — отцепилась от меня старушка и тут же впилась пальцами в хилую руку своего пожилого мужа.
— Да. Прощание в два часа, ресторан «Хрусталь», — напомнила я, направляясь к своей машине.
ОН все так же не попадался на глаза, и я незаметно для себя начала забывать о страшной встрече, осознавая: все. Рената больше нет. Он ушел.
Закрывшись в своем «Рендж Ровере», отбросила шляпку на соседнее сидение, следом кинула очки. Глаза защипало от яркого света. Боль утраты, что заняла в груди все свободное место, черной кислотой выжигала внутренности.
Его больше нет.
Прижав ладони к лицу, я содрогалась в беззвучных рыданиях, шептала дорогое для ушей имя, звала, просила дать мне знак, что с ним все хорошо, но пустота вокруг молчала, немо глядя на мою печаль.
— Ренааат, — провыла его имя и прикусила собственный палец, чувствуя, как горячие капли слез кляксами расплываются на шелковой черной юбке как доказательство моей боли.
Судорожно сжимаясь от собственного бессилия, шептала:
— Ренат, что мне делать? Что мне делать…
Неожиданный стук в стекло заставил меня резко поднять глаза.

Машинально посмотрев в зеркало заднего вида, пальцами вытерла слезы с лица, похвалив себя за стойкий макияж. Только щеки неестественно горели, и веки слегка припухли, но если держаться в тени, мало кто заметил бы это невооруженным взглядом.
Щелкнув замком, вышла из машины и едва не сползла вниз по помытому и сверкающему авто.
ОН стоял прямо передо мной. Его оценивающий, пронизывающий взгляд темных глаз, что так напоминали Рената, охватывал меня с ног до головы. Плавно поднимаясь от черных лодочек на шпильках, скользя взглядом по черной юбке и останавливаясь на лице, которое сейчас, скорее всего, было максимально шокированным.
— Красивая церемония.
Этот голос.
Я слышала его лишь однажды. Той ночью, когда моя жизнь резко изменила свой путь, перевернув все с ног на голову. Все началось именно с этого голоса, рокочущего, низкого, с легкой хрипотцой. Он мурашками отозвался на коже рук, и я вздрогнула.
— Спасибо.
— Ты, я так понимаю, та Катя, на которой отец успел жениться, пока меня не было.
Даже не вопрос. Констатация факта, которую он презрительно кинул мне в лицо, как оскорбление. Словно ему противно мое присутствие в жизни отца, и он не желает об этом молчать.
— Да, та самая. Еще вопросы?
Терпеть хамство я не была готова ни сейчас, ни в какой-либо другой день, поэтому отступила и хотела вернуться в свою машину, чтобы покинуть место, пропитанное духом скорби и слез.
Тягостная обстановка и без того давила своей вечной печалью, не хватало только гнева, чтобы испачкаться в оставшихся грязных чувствах.
У меня есть еще два часа перед поминальным обедом, и я намеревалась провести их, запершись в ванной. Свернувшись жалким комочком, утопая в слезах и прижимая к груди рубашку Рената. Мне нужно было переболеть, дать себе наплакаться вволю, размазывая по лицу выживший макияж. И тратить крупицы времени на разговор с НИМ я не собиралась.
— Слушай сюда, красивая, — он хлопнул ладонью по двери моей машины, и я подпрыгнула, уставившись на него во все глаза. — Если ты думаешь, что будешь шиковать, растрынькивая наследство, я тебя разочарую. Ни копейки не получишь, уйдешь в чем пришла.
— Пошел ты, — не ожидая больше и секунды, села в салон и заблокировала двери, поворачивая ключ зажигания.
Ублюдок.
Плевать я хотела на эти деньги, но теперь из принципа оставлю этого козла с голой задницей. Прости, Ренат, но твой сынок та еще сволочь, и он только что подтвердил, что заслуживает моего гнева и пачки проклятий, что я выписала для него в адской канцелярии.
Не узнал.
Вырулив на прямую дорогу в город, я выдохнула, прогоняя страшное наваждение. Не узнал. Облегченный вздох сам собой сорвался с губ, прежде чем я увидела преследующий меня черный «БМВ» с затонированными стеклами.
Машина двигалась за мной, уверенно лавируя в потоке, не сбавляя скорости и не газуя. Козел.
Стараясь соблюдать дистанцию, я вырулила на объездную дорогу, притопила педаль. Пусть поищет меня на тропке среди клубов пыли, поднятых в воздух проезжающими мимо фурами. Не проскочив нужный поворот, выехала на трассу и повернула обратно к кладбищу, с усмешкой глядя в зеркало заднего вида, как преследователь по невнимательности поворачивает в город, думая, что я поехала прямо.
Сволочь.
Выждав какое-то время, все же развернулась и поехала домой, растворяясь в тоскливой серенаде Селин Дион, стонущей из колонок. Она пела что-то о неразделенной любви и желании остаться со своей любовью навечно, а я прокручивала в голове последние минуты с Ренатом, чувствуя, что глаза вновь наливаются слезами, а в сердце поворачивается лезвие, заставляя всхлипывать вновь и вновь.
Лежащий телефон на соседнем сидении зажужжал, и я бросила на него мимолетный взгляд.
Звонок, не СМС.
— Катерина Андреевна, — раздался в трубке озадаченный голос Аси. — Тут вам звонил какой-то мужчина, представился владельцем вашего дома и назначил встречу.
— Если позвонит еще раз, передайте ему, чтобы шел в задницу.
— Ээээ… Хорошо.
Я уже хотела повесить трубку, но горничная продолжила.
— Катерина Андреевна, — она замялась, и у меня вновь сжалось сердце, — я постелю вам сегодня в гостевой спальне?
— Нет, — голос дрогнул, но я взяла себя в руки. — Я буду спать с Полиной.
— Да, хорошо, — быстро согласилась женщина, и попрощавшись, отключилась.
Отложив телефон, вцепилась пальцами в обитый кожей руль и до боли впилась в него ногтями, даже сейчас не зная, как найти слова, чтобы рассказать дочке, что папы не стало. Как объяснить ребенку, что папа больше не обнимет ее, не поцелует, не назовет своей принцессой?
В полной прострации я добралась до дома, кое-как разместив машину на парковке, и направилась в дом. Ася встретила меня в пороге, явно нервничая и судорожно вытирая вспотевшие ладони о юбку.
— Катерина Андреевна.
— Что?
— Он… Этот мужчина здесь.
— Что? Какого…
— Я не могла его не впустить, — горничная бросилась за мной, на ходу оправдываясь. — Он представился как сын Рената Сергеевича, обещал уволить меня сию минуту!
— А вы всем верите? — зло спросила я, бросив гневный взгляд на бледную женщину и толкая дверь в гостиную.
ОН сидел, вальяжно расставив ноги и забросив руки на спинку дивана. Лениво рассматривал наши семейные фотографии, где Ренат обнимал меня за плечи и улыбался, махнув рукой в объектив.
Моя любимая фотография. Самая счастливая за всю жизнь.
— Кого черта ты здесь делаешь? Убирайся из моего дома!
ОН бросил на меня брезгливый взгляд, не удостоив большего внимания, и еще увереннее откинулся на спинку дивана, не собираясь сдвигаться с места.
Даже сидя он занимал много пространства. Плечистый, массивный и напряженный, как зверь в западне, который в любую секунду может броситься в атаку, вгрызаясь зубами в горло. Нет, нет, не так — он загонял свою добычу в угол и теперь с царственным видом наблюдал за ее страхом.
— Иди поиграй с Софией, она, наверное, тебя потеряла, — попросила я, погладив свою крошку по волосам. — Скоро я отвезу ее к Лиде.
— Софа глупая, — нахмурилась она, а у меня некстати пронеслось перед глазами, как ОН сейчас хмурится, глядя на меня и моего ребенка.
Видит, что она похожа — на него, на Рената, и не знает, что сказать. В воздухе буквально ощущаются искры бешенства, и я отмахиваюсь от них, стараясь не тревожить дочь.
— Почему?
— Она говорит, что красный квадрат зеленый! — малышка вскидывает руки, словно это самая большая глупость на земле, и я не могу не улыбнуться.
— Так расскажи ей, что он на самом деле красный. Давай, иди.
Спускаю дочь с рук и бросаю взгляд на Асю, давая понять, чтобы приглядела за детьми и ушла из гостиной. Та все схватывает на лету, и взяв Полинку за ручку, уводит в детскую, оставляя нас наедине.
— Значит, отец умудрился тебе ребенка запилить, — злобно выдыхает он.
— Он успел подарить мне дочь, — гневно поправляю я, отступая на шаг назад.
Не хочу стоять близко к нему. Меня все еще душит страх, что пройдет секунда, прежде чем он узнает меня, но время идет, и он только хищно рассматривает меня в упор. Зло, кровожадно, но без тени осознания.
— Ты уйдешь уже? Я хочу побыть одна. Твоя персона здесь лишняя.
— Обойдешься, красивая. Я остаюсь. Пока завещание не оглашено, я буду жить в этом доме.
Холодная волна пота пробегает по моей спине, и я только немо хлопаю губами, не зная, что ответить.
— Кто ты такой?! — рычу я, чувствуя, как подкатывает бешеное отчаяние. — Где ты был, когда Ренат умирал? Где ты был, когда ему нужен был сын?
— Заткнись, — шипит мужчина.
— Убирайся! Ты здесь никто!
— Вечером завезу вещи, — на ходу бросает он и едва не сбивает меня с ног. — Прощальный обед пропущу. До встречи.
Мне ничего не остается, как молча глотать злые слезы. Дождавшись, когда дверь закроется, я схватилась за телефон, по памяти набирая выученные за последние месяцы номер.
— Арсений? Добрый день, это Катерина Саярова.
— Да-да, доброго дня, Катерина Андреевна. Что-то случилось? — спрашивает адвокат, и я прижимаю пальцы ко лбу. Гудит невыносимо.
— Случилось. Подскажите мне, что делать.
— Слушаю.
— Вернулся сын Рената.
На секунду в трубке воцаряется молчание, и я понимаю, что мужчина прекрасно знает, о ком идет речь. И судя по тому, как резко повисла тишина, он не в восторге так же, как и я.
— Это плохо.
— Это не самое ужасное! Он заявил, что до оглашения завещания будет жить со мной и Полиной! Как мне выставить его?
Арсений прочистил горло, и я поняла: то, что я услышу, мне не понравится.
— Катерина Андреевна, к большому сожалению, он в своем праве. В данный момент дом не находится в чьей-то собственности. Он равноправно принадлежит всем наследникам. Так что на законных основаниях…
— Плевать! Слышать не хочу! Как можно поторопить нотариуса в с оглашением завещания?
— Я связывался с ним, нотариус назначил дату через семь дней.
— То есть еще неделю мне придется отбиваться от этого… сыночка?
— Да, но только если Ренат Сергеевич переписал на вас все свое имущество. Если же он просто поделил дом и финансы пополам, боюсь, все может несколько затянуться, — скорбно объяснил он, и я устало упала на диван, закрывая глаза.
Кошмар. Кошмар. Просто катастрофа.
— Катерина Андреевна, я советую вам воздержаться от конфликтов с возможным наследником. Еще есть шанс, что все можно решить полюбовно, без лишней волокиты и разбирательств.
— Нельзя, Арсений. Нельзя.
— Я могу узнать причину? — поинтересовался адвокат, и я резко открыла глаза, глядя на подсветку на потолке.
— Он уже пытался выгнать меня из моего дома, угрожая тем, что его адвокаты оспорят завещание, каким бы оно ни было. Как видите, любовью здесь не пахнет.
Мужчина недовольно хмыкнул, вписывая новый факт в сложившуюся картину мира, и добавил:
— Тогда я советую вам временно переехать, дабы избежать развития возможных конфликтов.
— Это мой дом, Арсений, — выдавила я. — И я никуда не поеду.
— Ваше право, Катерина Андреевна. Ваше право. Я постараюсь узнать о нем как можно больше и заранее подготовиться к суду, если он все же будет назначен. А вам стоит успокоиться и постараться не разжигать назревший конфликт.
— Да, спасибо. До свидания.
— До свидания, Катерина Андреевна.
Завершив звонок, я вытянулась на диване, тупо глядя в потолок.
Мысли в голове роились словно злые осы, готовые пронзать своими жалами в поисках самой чувствительной точки. Силы покинули меня окончательно, и я закрыла глаза, чувствуя новый прилив боли.
Ребра стянуло тоскливой лентой и сжимало, сжимало, сжимало. Голова гудела, как огромный чугунный котел, в который нескончаемо стучали, заставляя кричать и молить о прекращении. Но выглядело это все так, будто я просто лежу без сил и без желания жить.
Если бы не Полина… Если бы не мое солнышко…
Но время не стояло на месте. Оно упрямо бежало вперед, не позволяя мне замереть в этом моменте, как не позволило и остаться с Ренатом в том самом дне, когда было сделано мое любимое фото. Сейчас я сверлила его взглядом, содрогаясь от беспомощности.
Мне нужно было ехать. Провести последнее прощание на сегодня и закрыться в своей боли на всю ночь, пока моя девочка сладко спит. Она не должна этого видеть, не должна пропускать через себя все то, что кипело у меня внутри неутихающим вулканом, сжирающим силы.
Поднявшись, я села и закрыла лицо ладонями, приходя в себя.
Пора.
Под молчаливое согласие гостей я произнесла еще одну речь и по традиции поставила прозрачную стопочку с кусочком черного хлеба во главе стола. Для Рената. Обед проходил терпимо, больше никто не пытался забраться мне в душу, вскрывая пальцами кровоточащие раны, и не привлекал лишнего внимания. Только Лидия все так же приседала мне на уши, не в силах замолчать хотя бы на пять минут.
— Как там Полечка, Катюша? Ты, может, оставишь ее у нас на время? Хочется, наверное, побыть одной, — скорбно вещала она.
— Я еще не сказала ей.
— Нет?
— Не знаю, как. Слов нет, как только представляю…
— Понимаю, девочка, понимаю. Но ты все же подумай: Полинка любит у нас бывать, да и тебе нужно время. Они с Софой отлично ладят. Сейчас со всеми бумажками не представляешь сколько забот будет!
Она всплеснула руками, но я только отвела глаза, утыкаясь взглядом в салат на тарелке.
— Я подумаю. Спасибо, что предложили. Я сейчас рада любой помощи.
— Конечно, милая, — она аккуратно сжала мою руку в своей сухой ладошке. — Мы же семья.
Счет был оплачен заранее. Я проводила и попрощалась со всеми гостями, мечтая как можно скорее оказаться дома, сбросить с себя похоронную одежду и смыть тяжелый день под горячими струями душа.
Хотя кого я обманывала? Мне просто хотелось повыть в голос, вжимая ногти в кожу до боли, и выплакать все слезы, что я так долго копила в себе.
Я плакала только тайком.
Не позволяла себе этого даже на болезненных сеансах химиотерапии, куда ходила вместе с Ренатом и где держала его за руку. Даже когда поняла, что лечение не помогает, и он угасает с каждым днем все сильнее. И особенно сильно я держалась, когда он говорил со мной в последний раз, подчеркнув это.
Он ушел тихо. В больничной палате, сжимая мои пальцы в своей иссушенной болезнью ладони и не пряча улыбку на лице. Ему было больно, он долго мучился от всех больничных процедур и, кажется, был рад оставить этот мир.
Я как сумасшедшая выла ему в лицо, звала назад, просила открыть глаза, но даже тогда слез не было. Только опустошение, потеря и пустота.
Без него потух мир вокруг. Ренат умел жить, и он забрал эту особенность с собой.
Уже ближе к вечеру, сидя перед домом в машине, я пыталась набраться смелости, чтобы войти, подняться в детскую и рассказать дочери о смерти отца. Никогда не представляла, как можно такое сказать безболезненно, так, чтобы не оставить внушительную рану, и сейчас тоже ничего не приходило в голову.
Стук в стекло заставил меня испуганно вздрогнуть, и я увидела Асю, нервно переминающуюся с ноги на ногу.
— Катерина Андреевна, Полина уснула, — понимающе сказала она, и я снова вздрогнула.
Еще одна ночь поблажки. Одна ночь, чтобы переболеть самой и найти правильные слова.
— Спасибо, Ася. Я… я уже поднимаюсь.
— Я постелила вам в Полиной комнате. Ужин в холодильнике.
— Да, спасибо еще раз. Уже иду.
Не дожидаясь меня, горничная вернулась в особняк, который теперь мне казался оплотом тоски и безнадежности. Без Рената здесь все будет не так. Он унес с собой смысл этого дома.
В полубреду я добралась до его спальни и слабо толкнула дверь, глядя на заправленную кровать. Пусто и тихо. Покачиваясь, дошла до постели и провела по ней пальцами, вслушиваясь в эхо воспоминаний. Задрожала, сдерживая трещащую по швам плотину.
— Прости меня. Я тебя недолюбила, — проглатывая слезы, шептала в тишину комнаты, глядя на его вещи, как и прежде, лежащие на своих местах.
Вот часы, которые он надевал каждое утро. Вот парфюм, который я покупала ему на день рождения, а там, на столе, небольшая шкатулка с запонками для рубашек. Все как при нем.
На негнущихся ногах побрела в его ванную, крепко запирая дверь от посторонних, и включила воду, съезжая по стене на пол. Дрожащей рукой сорвала с крючка его рубашку, которая висела здесь уже несколько месяцев, и вжалась в нее лицом.
Он сам повесил ее здесь, прежде чем уехать в больницу. Сам оставил после себя такой маленький маяк, за который я теперь, обезумев, хваталась напряженными пальцами. Меня душили слезы, они градом лились из глаз и впитывались в белоснежную ткань.
Ренат…
Лучший человек, которого подарила мне жизнь. И он подарил мне Полину — мой свет, единственную причину жить. Сохранил ее, чтобы сейчас я не умирала от боли.
Лежа на холодном кафеле, я выла раненым зверем, закусывая губы до крови и вздрагивая от рыданий. Мне было все равно, только бы выскрести эту боль из души хотя бы на время, найти в себе немного сил еще на день, а потом и на другой, но меня так давило скорбью, что я даже не поняла, как открылась дверь.
ОН вихрем влетел в ванную, не сразу осознав, что я тряпкой растеклась на полу, захлебываясь своим плачем. Резким, выверенным движением опустился на корточки, соскребая меня с кафельной плитки и, спокойно подхватив на руки, вынес обратно в спальню. Сбросил на кровать.
Плевать.
Зарывшись лицом в подушку, на которую я не ложилась уже несколько месяцев, вновь взвыла от ударившего запаха кондиционера, который смыл присутствие Рената в этой постели. Будто его здесь и не было.
— Хватит реветь.
ОН стоял у окна, глядя прямо в пустоту сумерек, и недвижимой глыбой врезался в пространство комнаты, сужая стены и забирая свежий воздух.
— Если не прекратишь выть, я силой залью в тебя коньяк, — предостерег, оборачиваясь и цепко рассматривая меня сверху вниз.
— Оставь меня.
Голос был как у охрипшей вороны. Булькающий, шипящий, но я даже не пыталась сделать его похожим на человеческий, чувствуя, что на место безграничного горя приходит раздражение.
Чего ему от меня нужно?! Зачем появляется так не вовремя?
Все три раза, что я видела его за свою жизнь, он всегда оставлял после себя руины, и сейчас, стоит ему открыть рот, я просто взорвусь! Пусть проваливает и оставит меня наедине с моим горем!
Я уже произносила его вслух однажды. Той самой ночью, когда все пошло под откос, я кричала его, шептала его в мужские губы, забываясь в собственном отчаянье, веря, что к утру мне станет легче. Но и утро не принесло облегчения, только иссушающее чувство одиночества и смятые, пропахшие сексом простыни в пустом номере отеля, где я проснулась одна.
Случайная встреча, случайный мужчина, в котором я искала возможность утолить свою пустоту, заполнить ее хотя на один день, чтобы утром вновь заставить себя подняться на ноги.
И я нашла силы. Их дал мне гнев за скоропалительный необдуманный поступок, который я совершила, запечатывая в памяти ночь моего греха.
Въедливая тьма, столько лет позволявшая держать себя взаперти, вновь потекла по ребрам, черной кляксой гнева со стыдом растекаясь по венам.
Ненавижу. Ненавижу то, что все сложилось именно так.
Я не должна было больше его видеть. Никогда. Наши пути разошлись еще в том момент, когда он покинул комнату, хлопнув дверью и исчезая из моей жизни. Все! На этом все должно было закончиться.
Но судьба зло играет своими пешками, и меня лбом столкнули с тем, кого я видеть не хотела никогда, лишь в страшных кошмарах представляя себе эту встречу.
— Ты дышать не забывай, — дергано ухмыльнулся он, продолжая нависать надо мной, но глаза сочились могильным холодом, который он для меня приберег. — Не сожру. Хочешь — здесь спи, хочешь — вали. Мне насрать, собственно. Но если еще раз…
— Что? Что еще раз?
— Будешь тонуть в своем говне, вытаскивать не стану.
— Я оплакивала любимого человека, — прошипела я, невольно вдыхая аромат его колючего одеколона.
От него пахло как от огромной льдины, тянущей свои холодные лапы к моим плечам, вызывая мурашки.
— Ты выла и хотела сдохнуть, — выплюнул он. — Слабачка. Сопли по всему лицу развезла.
— Еще слово, и я тебя силой из дома выдворю, — пообещала скоропалительно, и он дернулся вперед, упираясь ладонью в постель у моего бедра, заставляя вздрогнуть и еще сильнее отклониться.
— Следи за словами. Мое терпение не вечно.
Больше ни слова, но мне казалось, что он сейчас клацнет зубами, запугивая меня до крайности, и со смехом будет наблюдать, как седеют мои волосы. Будто ему нравится играть со мной в эти игры, где я послушный песок, позволяющий забивать себя лопаткой в формочку.
— Уходи.
— Отец частенько тебя драл, да? — неожиданно спросил он, и я подавилась воздухом, судорожно пытаясь вдохнуть.
— Что? Что ты сказал?!
— Драл, говорю, тебя часто? Сексом пахнешь.
Горячая волна ужаса прокатилась по телу, замирая колом в позвоночнике. Он сказал это рыча, будто само собой разумеющееся и подходящее ко мне на сто процентов в его понимании. В черных глазах видела свое испуганное отражение и не могла найти слов для ответа, только беззвучно шевелила губами, держа себя за уши на поверхности сознания.
— Да, сладко пахнешь, — растягивая губы в хищной улыбке, сказал Руслан. — Катерина.
— Катерина Андреевна.
Он только улыбнулся в ответ на мои слова, будто на шутку ребенка, не разумеющего, как жить рядом с таким, как он, и промолчал. Горячие руки неожиданно сжались на шее, заставив меня дернуть головой, как тряпичная кукла. Он приблизил мое лицо к своему, зло шепча на ухо:
— Ты сейчас здесь только из-за ребенка. Запомни это и не беси меня, Катя. Не будь ее, я бы уже выкинул тебя за ворота в одних трусах и забыл, как тебя звать, поняла?
Я выпучила глаза от ужаса, неподвижным взглядом глядя на зашторенное окно, белея от страха.
— Я еще не уверен, что она от него, но так и быть, поживи пока здесь, ведь я добрый. Если малявка не дочь моего отца, пеняй на себя. Я тебя на суде разорву как тряпку, оставлю без копейки, будешь максимум годна для трассы. Может, и сам попользую, хочется же знать, что отец в тебе нашел. Как смотришь на это, Катерина?
— Иди… к черту, — прохрипела я, и стальные пальцы только сильнее вжались в кожу, лишая последнего кислорода.
— Я подожду. Сама приползешь на коленках. Привыкла ведь к хорошей жизни. Так отвыкай, — прошипел он и резко отбросил меня на спину, разворачиваясь и направляясь к выходу. — Доброй ночи, Катерина Андреевна.
Ядовито брошенные слова крутились в голове нескончаемым хороводом. Они били меня по лицу наотмашь, заставляя впадать в новый приступ паники, который я, казалось, не переживу. Не сейчас! Я не готова!
Он не верит, что Полина дочь Рената. Он захочет проверить. Козел! Сволочь! Урод!
В приступе рвущей боли и злости, я заколотила кулаками в постель, воя в зажатую между зубами подушку, требуя расплаты.
Он не должен узнать. Не должен.
Или все пойдет прахом, и я потеряю самое дорогое, что у меня есть.
Дочь.
Утро началось с Полины.
Она, как всегда бесцеремонно, забралась в мою постель и принялась подпрыгивать, как на батуте, радостно крича:
— Мама! Мама! Просыпайся!
Открывать глаз было сложно. Они болели после проплаканной ночи и зудели от сухости. Схватив свою сладкую девчонку за ногу и подтащив к себе, поцеловала мягкие щеки, удостаиваясь заливистого смеха.
— Почему мне спать не даешь? А? Кулема.
— Ты долго спишь, — надула она губки, — я соскучилась.
— Я тоже малышка, больше я никуда не уйду так надолго.
— Мама, а где папа?
Волна нахлынувших воспоминаний вчерашнего дня вновь накрыла меня с головой, и дрожащими губами я попробовала улыбнуться, чтобы не пугать свою девочку слезами.
— Малыш, я расскажу тебе кое-что важное, только ты должна пообещать выслушать меня, как взрослая.
— Я взрослая! — возмутилась дочка, складывая руки на груди. — Я уже большая!
— Не сомневаюсь, только это правда очень важно, — я приподнялась на локте, укладывая ладонь на детской груди и прислушиваясь к ровному стуку сердца. — Папа… Папа, он…
— Где папа?
— На небесах, — выдохнула, прислушиваясь к сердечку, но оно продолжало биться ровно.
— Не в больнице? — я отрицательно покачала головой, стараясь не рассыпаться в новой истерике. — А ему хорошо на небесах?
— Очень. Он больше не болеет, и ему хорошо.
Она задумалась на несколько секунд, а потом повернула ко мне голову, смотря слишком по-взрослому:
— Он нас бросил?
— Нет, что ты! Он всегда будет за нами приглядывать и помогать. Папа будет рядом, просто ты не будешь его видеть.
— А ты?
— И я не буду. Но у нас есть фотографии, если будешь сильно по нему скучать, найди его фото и скажи вслух, как сильно ты его любишь. Он обязательно услышит.
Она молчала, а я продолжала слушать стук маленького сердечка, не чувствуя изменений в ритме.
Полинка еще слишком маленькая, чтобы горевать по-взрослому. И это хорошо. Наверное, я не смогла бы видеть скорбь в глазах собственного ребенка, которого подсознательно хочется защитить от всех невзгод этого жестокого мира. Когда хочется забрать себе всю боль, даже если это расколет напополам, вытряхивая душу из скорлупы.
— Ты же любишь его, — рассматривая рисунок на своей юбочке, пролепетала она.
— Конечно. И ты любишь. Папа знает это, Полюш, он тоже нас очень-очень сильно любит.
— Хорошо, — она вздохнула в своей детской наивности, — хорошо. Я папу люблю.
— Пойдем завтракать? Я сейчас схожу в душ, и пойдем просить у Аси ее праздничный омлет.
— Да! — обрадовалась малышка, подпрыгивая и быстро сползая с кровати. — Хочу омлет!
— Беги. Я помоюсь и приду, — улыбалась я, проглатывая колючий ком в горле. — Я быстро.
— Хорошо!
Оставшись вновь одна, я на всякий случай заперла дверь, вернулась в ванную и, подняв с пола смятую рубашку Рената, прижала ее к лицу.
— Я всегда буду тебе благодарна. Спасибо за жизнь, Ренат, — прошептала в небеса.
Скрутила свою тайну в валик и запрятала ее глубоко в полочке под раковиной.
Не выкину. Не смогу.
Быстро ополоснувшись, намотала на волосы полотенце и набросила на плечи пушистый халат, на ходу завязывая плотный узел. Уже спускаясь по лестнице, увидела белое пятнышко пены на коленке и наклонилась, стирая его пальцами.
— Отличный вид.
Резко разогнувшись, покачнулась и едва не покатилась кубарем по ступенькам, но горячие сильные руки вовремя подхватили, а в нос ударил знакомый аромат холодного и беспощадного севера, подсказывающий мне, что я уйду с головой под лед.
Руслан выглядел таким же, как и вчера.
Не знаю, где он ночевал, но рубашка определенно была несвежей, а и без того отросшая щетина на грубоватом подбородке стала еще длиннее. Только волосы слегка торчали дыбом, намекая, что он не так давно оторвал голову от подушки.
— Аккуратнее, Катерина Андреевна. Не хватало начать новый день с очередных похорон.
Без нежности выпрямил меня и, обдав презрительным взглядом, прошагал мимо, оставляя стоять и хлопать глазами, восстанавливая сбитое испугом дыхание.
— Здравствуйте, — услышала я с кухни полинкин лепет и помчалась на него со всех ног.
Еще не хватало оставлять их наедине!
Инстинкт самосохранения выл, чтобы я не допускала их общения. Залетая на просторную кухню, я первым делом встала между сидящей на высоком стуле Полиной и опирающимся на барную стойку Русланом.
— Ася! Приготовь, пожалуйста, нам с Полиной свой праздничный омлет! — нервно крикнула я, и горничная с улыбкой, которая тут же сползла с ее лица, зашла на кухню, удивленным взглядом рассматривая незваного гостя.
— Да, Катерина Андреевна. Пять минут, и омлет будет.
— Что-то празднуете? — ядовито, но, слава богу, тихо спросил он, словно специально придвигаясь ко мне.
Отступать было некуда, только если сесть на дочкин стул и взять ее на руки, чего моя малышка не переносила. Так что я осталась на месте, игнорируя этот жест и бедром чувствуя жар огромного тела, придвинувшегося ко мне.
— Не твое дело.
— Будь со мной поласковее, — прошептал он, вроде бы обычно, но под каждым звуком лежала тонна заготовленной для меня стали, которая уже звенела, угрожая обрушиться вниз.
— Иди нахрен.
— Ася, верно? — горничная вздрогнула, поворачиваясь к говорившему, и с испугом кивнула. — Не могли бы вы приготовить мне кофе? Черный. Без сахара. Без сливок.
— Конечно, эээ…
— Руслан Ренатович.
Шумно втянув воздух между расслабленных от испуга губ, Ася навесила на лицо привычную улыбку и вновь кивнула, выражая все свое отношение к нему лихорадочным блеском голубых глаз.
Она боялась.
Еще бы.
Огромный абмал под два метра ростом ввалился в дом и обозначил себя хозяином. А сейчас выясняется, что он еще и сын Рената, и даже стараясь выглядеть вежливым, просит свой утренний кофе, глазами приколачивая к полу.
— Катюш, может, и сама останешься, раз так получилось? — Лидия доверительно заглядывала мне в глаза, держа руку супруга, который был занят наблюдением за детьми.
Полинка и внучка Лидии София бегали друг за дружкой во внутреннем дворе их дома, который был виден сквозь огромное панорамное окно в гостиной, что тянулось вдоль всей стены.
— Нет, не останусь. Не могу позволить ему решить, что я сдалась. Просто Полину хочу оградить от его присутствия.
— Это правильно, — она неожиданно поджала губы, будто вспомнила что-то неприятное, и откинулась на спинку дивана. — Руслан — последний человек, которому можно доверить ребенка.
— Доверять ему детей никто не собирается. Но даже общение я хотела бы исключить.
— Все верно, Катюша. Эх, Ренат, Ренат, — она опустила глаза. И без того тонкие губы ее превратились в ниточки. — Стоило тебе уйти, как сын сорвался с цепи.
Меня болезненно укололо любопытство, и я решилась спросить.
— Лидия, а что между ними произошло?
— Что? А Ренат тебе не рассказывал?
Я мотнула головой.
— Это история произошла незадолго до того, как вы встретились, практически за пару недель. Руслан всегда был такой… непостоянный. Гулял, куролесил в свое удовольствие, а делами заниматься не хотел. А потом… Потом Ренат предложил Лану остепениться, жениться, вроде даже невесту нашел, семью завести, надеясь, что тот образумится. Оба вспылили, поругались. Лан бросил отцу, что справится без его помощи, и ушел. С тех пор даже не позвонил ни разу! — она возмущенно всплеснула морщинистыми, но аристократичными руками. — Мы, конечно, узнавали, как у него дела, но Ренат строго-настрого приказал не лезть.
— А потом…
— Потом появилась ты и Полиночка, — она с нежностью взглянула в окно, где девчонки играли в надувном бассейне с шариками. — Там уже как-то и не до Лана стало. Последний раз новости приходили полгода назад, мол, Руслан в Штатах, ведет свой бизнес и вроде как даже женился. Но, видимо, не все правда.
Погрустнев, она стерла улыбку с лица.
— Значит, он не должен был знать, что Ренат болен?
— Я думаю, знал, Катюш. Если уж мы новости о нем слышали, не думаю, что он судьбой отца не интересовался.
— Он не знал про Полину.
— Не всегда вести приходят полными, — улыбнулась женщина, но глаза ее были все так же полны печали. — Пусть Поля пока у нас поживет, мы за ней приглядим. А ты приезжай, когда соскучишься!
— Я уже, — тихо сказала я, сама не отрывая глаз от ребятишек.
Обещала ей не уходить надолго, не оставлять ее, но присутствие чужака в доме пугало. Ничто не могло гарантировать безопасность, и сказанные слова о тесте ДНК только подгоняли что-то предпринять. Последнее, что он мог сделать, — это дотронуться до моего ребенка!
Если правда всплывет, я просто не знаю, что мне делать. Я могу потерять все или подготовиться и сбежать вместе с малышкой на другой конец света, чтобы он никогда нас не нашел. А то, что будет искать, было слишком очевидно.
Такой зверь не упустит возможности втоптать человека в грязь, смешать его с потом и кровью, удушая своим влиянием.
Я уже думала о том, чтобы снять сбережения со своего личного счета и купить пару билетов для нас с дочкой, но что-то скребло внутри, подсказывая, что такая резкая перемена привлечет его внимание. Он заподозрит.
Может быть, это была паранойя, но с появлением моего прошлого в живом и очень даже здоровом виде все перевернулось с ног на голову. Обычная логика уже отступила на второй план, и я больше прислушивалась к инстинктам, которые твердили избегать его и не провоцировать подозрения.
Попрощавшись с Полиной и пообещав ей, что как только гость уедут, я ее заберу и мы обязательно поедем куда-нибудь только вдвоем, уже в машине обнаружила несколько сообщений на телефоне.
«Катерина Андреевна, позвоните мне. Срочно» — от моего адвоката искрило волнением, и прижав телефон к уху, я слушала нужные гудки, пока трубку, наконец, не взяли.
— Арсений, это Саярова. Вы просили перезвонить.
— Да-да! Катерина Андреевна, у меня есть новости по поводу вашей проблемы. Не самые хорошие.
— Я слушаю.
— Мне удалось раздобыть кое-какие сведения. Саяров Руслан Ренатович (ныне проживает в Штатах) вчера прилетел на родину…
— Я в курсе, Арсений. Своими глазами видела! Ближе к делу можно?
— Да-да, — разволновался он, и я услышала, как шуршат бумажки на заднем фоне. — Вот! Он основатель компании «Бирген энд Берген», занимающейся поставками и реализацией драгоценных камней и ювелирных металлов. Бизнес востребованный и авторитетный, в списке клиентов очень влиятельные люди и даже члены правительства…
— Арсений, — предупреждающе прорычала я.
— Если кратко, то он тот еще фрукт, — не постеснялся в выражениях юрист, — у него целый штат квалифицированных юристов. Акул своего дела. Если ему в башку взбредет с вами судиться, Катерина Андреевна, у нас нет шансов.
На секунду прикрыв глаза, я попыталась привести себя в чувства, потому что мир передо мной пошатнулся.
Все хуже, чем может быть. Все куда хуже.
Вариант с побегом уже не казался мне плохим, и я всерьез задумалась о том, в какую сторону покупать билеты. Как можно дальше, с пересадками, к черту на рога! Прочь от цивилизации!
— Даже если завещание вашего мужа окажется полностью в вашу пользу, не думаю, что он так просто сдастся. Скажите, Катерина Андреевна, я как ваш защитник должен знать — у него есть возможность найти на вас что-то компрометирующее?
— Есть, — прошипела я.
— И что же это?
— Арсений, как далеко тянутся лапы его компании?
— Достаточно. Полностью в Штатах, частично в России, в Европе уже два года как. А с какой целью вы интересуетесь?
— Думаю, где он не станет нас искать.
— Боюсь, только в Антарктиде его связи еще не налажены, — вынес адвокат печальный вердикт, и я окончательно рассыпалась.
— Да, конечно.
Протянув документы, я с колючими мурашками на руках следила за каждым ее движением.
— Я сейчас приглашу администратора.
Девушка поднялась со стулом, но я успела затормозить ее:
— Что-то не так со счетом?
— Сумма очень большая. У меня нет допуска к таким операциям, — она лишь пожала плечами и скрылась за дверями подсобных помещений, вернувшись уже через пару минут, которые тянулись для меня со скоростью умирающей черепахи, мечтавшей перебежать шоссе. — Вот, Екатерина Андреевна Саярова.
На помощь к ней пришла статная высокая женщина с выражением яркого пренебрежения ко всему живому и, заглядывая через плечо, уставилась в монитор.
— Хотите всю сумму снять наличными?
— Да.
— Я заполню заявку, приходите через два дня.
— Два дня? — Едва не выкрикнула я, но голос сорвался.
— А что вы хотели? Пять миллионов не маленькие деньги. Банк должен подготовиться к такому изъятию банкнот. Два дня. Ваш паспорт.
Она бросила его через окошечко ко мне в руки и, не собираясь продолжать дискуссию, удалилась, сказав девушке, чтобы заполнила документы.
— Будем ждать вас через два дня, — отработанно улыбнулась та, глядя на меня с сожалением, будто она разделяла послевкусие от встречи с ее начальницей. — Вам придет СМС о готовности выдачи.
— Благодарю, — бесцветно ответила я, и сжав паспорт в руках, вышла, возвращаясь в машину.
Два дня на подготовку.
С одной стороны, это даже хорошо. Не придется прятать сумку с деньгами, пока Руслан зверем бродит где-то рядом. Но с другой… От одной мысли, что мне придется жить с ним под одной крышей еще несколько суток, была душераздирающей.
Страшно. Мне просто было страшно до безумия, до седых волос. Ужас липкой пленкой пота растекался по коже, стоило представить, как он смотрит на Полину и…
Нельзя затягивать. Он действительно может узнать все слишком рано, и тогда план спасения полетит коту под хвост. Нужно усыпить его доверие. Обмануть зверя.
Добравшись до дома, обнаружила на парковке черный «БМВ» — тот самый, что преследовал меня по дороге с кладбища. Значит, Руслан уже вернулся, и встреча все ближе. Ее не избежать.
— Катерина Андреевна, — Ася выбежала во двор, на ходу запахивая домашнюю кофту на груди. — Он уже здесь.
— Я поняла.
— Просил, чтобы вы поднялись к нему, как вернетесь.
— Перебьется. Хочет поговорить — пусть поднимет свой зад и сам приходит.
— Да-да, мне сказать, что вы приехали?
— Нет. Ничего не говори.
Стараясь быть тихой, я прокралась в свою спальню, минуя темноту гостиной и коридор второго этажа.
Дверь даже не скрипнула, пропуская меня в комнату. Щелкнув замком на двери, я выдохнула. Временно. Он все равно почует, что я здесь.
Почему-то я совершенно не сомневалась в его животных инстинктах. Они плескались с лихвой в темных глазах цвета неразбавленных чернил, и в острых скулах, покрытых длинной щетиной, превращающейся в бороду. Это пугало. Будто, стоит мне только вдохнуть воздух, что он считает своим, и чудовище свернет мне шею за своеволие.
Переодевшись в домашнее платье, я едва успела повесить брючный костюм в шкаф, как громкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть.
— Открывай, — твердо раздалось за единственной преградой, защищающей меня от него.
— Что ты хотел?
— Открывай, или я просто вынесу эту дверь.
— Это красное дерево. За ущерб заплатишь вдвойне, — распахнув дверь, я повесила на лицо заготовленную физиономию раздражения и уставилась на свой кошмар.
Он стоял в пороге, не двигаясь с места, но даже так забирал весь воздух вокруг. Его было слишком много, слишком. Колючее чувство опасности поднялось к легким и оглушительной сиреной заорало у меня в голове.
— Я сказал тебе прийти.
— Я похожа на ту, кто должен тебя слушаться? — саркастично выгнула брови и хотела закрыть дверь, но он ладонью припечатал ее к стене, да так, что ручка оставила на ней след.
— Должна, красивая. Я говорю — ты делаешь.
— С какой стати?
— Потому что свернуть твою шею не составит особого труда.
— Угроза убийства? Подсудное дело. Не думаю, что такой иск украсит репутацию твоей компании.
Ему хватило секунды, чтобы сориентироваться.
— Значит, порылась уже.
— Должна же я знать, кто проник в мой дом.
— Я вернулся в свой дом, — вновь ткнул меня мордой в факт, как нашкодившую кошку в лужу, и сложил тяжелые руки на груди. — Где твоя дочь?
— Тебе это волновать не должно.
— Завтра приедет врач и возьмет у нее кровь на анализ.
Не сумев сдержать ироничной улыбки, я растянула губы в хищном оскале.
С волками жить — по-волчьи выть.
— Я разрешения на анализ не давала. И не дам. Так что можешь врачу своему давать отбой.
Не обратив внимания на мой агрессивный настрой, он дернул губами в победной улыбке, будто охотник, что настигнет свою жертву уже через мгновение.
— Не хочешь подтвердить отцовство?
— Не верю тебе и твоим врачам, — вынесла вердикт и свела брови к переносице. — Ты и на километр к моему ребенку не подойдешь, уяснил, красивый?
Молния сверкнула незаметно, прежде чем я успела услышать гром, что шел после нее.
За шаг преодолев все расстояние между нами, Руслан схватил меня за шею, буквально по воздуху перенося к кровати, и только когда уперся в изножье, остановился, сильнее сжимая пальцы на моем горле.
— Ты бы не играла с тигром, — прорычал мне в лицо. — Может и голову откусить.
— Это ты себя с тигром сравниваешь? — прохрипела, хватаясь за мужскую руку в попытке удержать равновесие.
Руслан только хмыкнул и рывком толкнул свои бедра ближе к мои, буквально вдавливая в деревянную перегородку. Он давил меня собой, выжидая, когда я сдамся, но вместо этого я только впилась ногтями в горячую кожу. Стараясь ранить больнее, дать понять, что я живая и не стану преклонять колени. Кем бы он ни был.
— Катюша, как же так? — спросила сонная Лидия, не ожидавшая увидеть меня на своем пороге поздно ночью.
— Так надо. Простите меня, что так вышло, но мы должны уехать.
— Куда?! — она всплеснула руками, пытаясь догнать меня по дороге в детскую.
— Вам лучше не знать. Или вы сами будете в опасности.
— Что ты такое говоришь, Катюша?!
Отодвинув женщину в сторону, я зашла в спальню и сразу же увидела свою малышку, спящую в кроватке под светом переливающегося ночничка. Она сладко спала, положив под щечку пухленькую ладошку.
— Катя, — шепотом позвала меня сестра Рената, стараясь не разбудить детей. — Расскажи мне, что случилось?
— Я не могу. Простите.
Поправив одеялко на полинкиных плечах, мягко обернула ее и подняла, покачивая и успокаивая растревоженный сон.
Вещи на первое время лежали в багажнике вместе с моим чемоданом. Я старалась брать все самое нужное, чтобы не тормозить себя лишним грузом.
— Мамочка, — сонно пробормотала Полина, — ты уже приехала меня забрать?
— Да, котенок. Мы уезжаем, — стараясь не взбудоражить ребенка, я покрепче обняла ее, прижимая к груди, и повернулась к Лидии, шокировано стоящей на пороге.
Она прижимала тонкие руки к груди, не зная, что сказать, но в итоге кивнула, соглашаясь с моим решением.
— Катя, это побег? — не дождавшись прямого ответа, чуткая женщина все прочитала по моим глазам, в которых сверкал звериный испуг. — Возьмешь новую машину Булата. Он на ней еще не выезжал, никто ее раньше не видел. Я дам тебе денег на первое время и новый телефон.
— Откуда?..
— Не спрашивай, — перебила она. — Я многое в жизни поведала еще в 90-е, так что ко всему готова. У меня есть несколько карточек на другие имена, можешь снять с них часть наличных. Если доверишься, найду тебе жилье на первое время.
— Спасибо. Мы поживем в отеле.
— По твоему паспорту заселитесь? — хмыкнула она. — Найти тебя дело пяти минут. Поедешь на вокзал, там тебя встретит Татьяна, она предоставит жилье без лишних документов и вопросов. Я ее предупрежу. Машину под подъездом не ставь! Не играй с судьбой.
Я даже не знала, что сказать, растерявшись от такой оперативности благополучной, казалось бы, женщины. Кто бы мог подумать, что она готова к любому апокалипсису?
— Пошли, не стой столбом, Катюша.
Следуя за женщиной в пристроенный к дому солидный гараж, я на ходу качала малышку, слыша, как она вновь засопела, провалившись в сон. Оно и к лучшему — меньше переживаний.
— Вот. Сходи за детским креслом пока, а я соберу все необходимое.
Уже через пятнадцать минут все было у меня в руках. Две разных карты на незнакомые мне имена и простенький телефон с вбитыми в него номерами.
— Постарайся купить билеты в последний момент. Так у тебя будет фора, — предупредила она. — Или езжай на автобусе и оттуда двигайся с частниками. Документами лишний раз не свети, ты и так приметная: одинокая и с ребенком на руках. Знаешь, куда поедешь?
— Пока нет.
— Не пытайся засесть в мелких городках, там все друг друга знают.
— Лидий, я не знаю, что и сказать…
Она понимающе улыбнулась, но отвечать не спешила. Пожилая женщина сглотнула, готовясь задать важный вопрос.
— Катюш, ты мне скажи только — это из-за Полины?
Я только слабо кивнула. Подробности ей знать ни к чему, но тревога немного утихнет.
Она взглянула с неподдельной нежностью на спящую в кресле малышку и мягко улыбнулась подрагивающими губами.
— Я буду скучать, девочки. Берегите себя.
Склонившись к женщине, я порывисто обняла ее, понимая, что совсем не ждала такой поддержки от вечно тараторящей старушки. — Мой номер там вбит, как успокоится все, осядете, дай знать.
— Хорошо. Спасибо вам.
— Не знаю, что у вас там с Ренатом было, но знаю, как он вас любил. Не так, как принято, а даже крепче, как родных людей.
— Он и был нам родным.
Лидия улыбнулась:
— И вы нам. Езжай, не жди утра. И сама голову не напрягай, поспи перед дорогой, — настоятельным тоном говорила она, скрывая волнение от неминуемого расставания.
— Хорошо. Еще раз спасибо.
— Будь осторожна.
Я села за руль, пристегнулась, повернулась к своей малышке, поправляя сползшее одеяло.
Послушав совета Лидии, поехала к автовокзалу, искать предупрежденную Татьяну, которая обеспечит нас временным жильем.
Фонари на дороге мелькали, оставаясь позади, и я тупо пялилась в асфальт под колесами, не зная, что чувствую.
Опустошение? Боль? Печаль?
Что из этого было сильнее?
Перед глазами то и дело поднимались флешбэками сцены из сегодняшнего вечера, когда Руслан погреб меня под собой, прижимаясь каменным телом. В ту ночь было что-то похожее, что-то жесткое в его движениях, от которых меня только сильнее накрывало сиюминутным желанием, рожденным, чтобы умереть на рассвете.
Он не был нежен тогда, но мне это было и не нужно. Я пыталась вытрясти свою душу и собрать ее заново, чтобы не сойти с ума. Он дал мне то, что я хотела, и исчез. И так было правильно, так должно было быть! Но его появление и то, с какой силой чертов монстр впился клыками в мою жизнь, связывая свободные веревки, было убийственно.
Его больше не должно было быть. Никогда.
Но он появился, чтобы все сломать. Все, что я так долго строила и потеряла в один момент, встретившись взглядом с черным омутом глаз.
Мой невыключенный телефон тихонько пиликнул в бардачке. Не отрывая глаз от дороги, я достала его и увидела входящее СМС.
Разблокировав сотовый, нажала на желтый конвертик ярлычка и даже сбавила скорость, зацепившись взглядом в незнакомый номер, от которого пришла только одна фраза: «Где ты?»
Первой мыслью было выключить телефон и выбросить его в окно, но, вспомнив об СМС из банка, я сдержалась, сцепляя зубы.
Пусть лучше думает, что все контролирует, чем уже сейчас бросается рыскать по городу, чтобы вцепиться мне в горло.
Притормозив на обочине, я торопливо застучала пальцами по экрану, набирая ответ.
«С дочерью»
«У тебя час»
Урод.
Телефон в руке жалобно заскрипел чехлом, и я расслабила пальцы, выдыхая и набирая новый ответ.
«Вернусь, когда захочу»
«Повторять не буду. Час»
«Нет»
Ответа не последовало, и я удивленно уставилась в экран.
Не верилось, что так просто удалось его послать и добиться своего.
Телефон все еще молчал, и я убрала его в сторону, вновь заводя мотор. Новенькая машинка ехала легко, и я быстро добралась до вокзала, останавливаясь под небольшим фонарем, и набирая забитый в память старого телефончика номер.
— Здравствуйте, это Катерина.
— Да, здравствуйте. Вы где?
— С правой стороны, возле дома номер…
— Желтого? — спросила женщина на том конце провода.
— Да.
— Стойте там, я сейчас подбегу.
— Жду.
Через пару минут пухленькая и низенькая женщина вышла навстречу из темноты, кутаясь в теплую кофту и оглядываясь по сторонам. Я вышла из машины и махнула ей рукой, привлекая внимание.
— Это вы Катя?
— Да, я. Доброй ночи.
— Поедем, я покажу дорогу.
Она по-хозяйски забралась на заднее сидение, и мне оставалось только пожать плечами, соглашаясь и возвращаясь за руль. Через пятнадцать минут мы заехали в обычный двор хрущевок, и Татьяна сказала мне встать на парковку.
— Пойдемте. Лидия велела оставить машину в паре домов, так что дальше пешком.
— Хорошо.
Она даже помогла мне достать некоторые вещи из багажника. Когда я наконец взяла в руки спящую Полину, молча указала мне дорогу.
Темный подъезд дома через один двор пах сыростью и старостью. Обычный такой, многоквартирный, с покрашенными в зеленую краску стенами и цветочными горшками на подоконниках. В таких жили пожилые люди, любящие покой и тишину.
Татьяна завела нас на третий этаж и ключом открыла обитую рейками дверь, впуская внутрь.
— У вас есть три дня. Какие-то продукты остались от прошлых жильцов, но что-то купить все-таки придется. В магазин ходить не советую — здесь небольшой ларек рядом, и если машину найдут, в первую очередь будут спрашивать о женщине с ребенком, так что не рискуй, просто закажи доставку.
— Спасибо вам. А…
— Не удивляйся. Мы с Лидией в свое время многое пережили, так уж что-что, а как эта каша варится, у нас в подкорке, — хмуро объяснила она, явно не гордясь своим опытом. — Будешь уходить, ключ кинь в почтовый ящик.
Не собираясь больше продолжать разговор, женщина развернулась и ушла, прикрывая за собой дверь.
Телефон в кармане платья вновь зажужжал, и я на автомате вытащила его наружу, глядя в экран.
«Ты где» — даже не спрашивает, велит ответить.
«Что тебе нужно?»
«Чтобы ты притащила свою задницу и была у меня на глазах»
«Оставь меня в покое»
«У тебя осталось полчаса»
Пошел ты нахер!
Захотелось взвыть от злости, бросая телефон в стену, но я благоразумно опустила его обратно в карман, упираясь лбом в стену и закрывая глаза. Прохлада коснулась лица, и я немного успокоилась, чувствуя, как сильно горят щеки. Это не дело. Нельзя на него так реагировать.
Любое сомнение запускает цепочку провалов. Единственный способ избежать этого — верить в себя на сто процентов и не позволять слабости расковырять броню кривыми когтями страха. Один шаг вправо или влево, и канат под ногами дрогнет, отправляя меня в пропасть.
Полинка что-то зашептала спросонья, лежа на старом диване, и посильнее замоталась в одеяльце, продолжая сладко посапывать.
Еще два дня. Два чертовых дня, и мы уедем из этого города, а потом и из страны. Я пока еще не решила куда, но разум подсказывал, что лучше отправляться автобусом, где билеты не регистрируют онлайн, а продают на станциях без лишних вопросов.
Денег у нас достаточно, чтобы первое время скрываться, не чувствуя нужды, поэтому мне стало спокойнее и гнев отступил.
Телефон вновь загудел, и я закатила глаза.
Да отстанет он уже или нет?!
«Ты где»
«Отвали»
«Или сама скажешь, или я тебя из-под земли достану»
«Я с дочерью, у твоей тетки, отвали» — соврала я.
«Не бреши, Катюша. Это я у своей тетки, а ты куда-то свалила»
На спине выступила полоса холодного пота, а платье мгновенно прилипло к коже. Сердце застучало с бешеной скоростью, а ноги отнялись и подкосились, заставляя меня съехать по стене на пол.
«Решила сбежать, красивая?» — сообщения летели одно за другим, но я ничего не отвечала. Пальцы слишком дрожали, в ушах звенело от страха.
«Говори, где ты»
…
«Не бойся, убью не сразу»
…
«Катя, бл**ь, где ты шляешься?» — здесь я почувствовала прямую угрозу и подсознательно сжалась, стараясь стать еще незаметнее в чужой квартире с выключенным светом.
«Даю тебе пять минут, и начинаю искать сам. Если думаешь свалить, хер тебе, заявку на вывод налички уже видел. Заберешь бабки в моем присутствии»
В этот момент все окончательно рухнуло.
Он узнал. Он узнал.
Да как?!
Если я не заберу эти деньги, жить нам с Полиной будет просто не на что! Это был мой единственный счет, который Ренат пополнял самостоятельно еще при жизни. Он всегда говорил, что придет день, и он понадобятся мне больше, чем ему. И вот этот день пришел!
«Что ты хочешь?» — только и смогла написать я, все еще мешкая в своем бессилии.
«Я хочу твою задницу на своем члене, Катя. Но это потом. А сейчас говори где ты, и я тебя заберу»
«Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Оставь свой дом себе, я напишу отказ от наследства» — беспомощно ответила я, стирая слезы с горящих щек.
Руслан
Прочитал нелестное сообщение и хмыкнул. Строптивая. Послала меня.
Сказал же по-хорошему — вали домой, так нет, не слушает, упрямая.
Крутил в руках мобилу, зная, что писать ответ нет смысла: она, струсив, выключила телефон, после такой-то вольности.
Тетка сидела напротив и поджимала губы, глядя на меня как на врага народа.
— Ну, сколько денег ты ей дала?
— Ничего не давала, — упрямилась старуха, сверкая глазами.
Конечно, не давала.
Пробив все левые симки у приближенных к родственнице, нашел ту, что она всучила этой… Этой, короче.
— Лан, ты зачем в мой дом пришел? — начала она. — Я тебя не приглашала даже.
— Знаешь же, тетушка, мне приглашение никогда не требовалось. Тем более, я по делу. Делу, которому ты сбежать помогла.
— Не помогала, — уперлась она, зная, что признать обман куда глупее, чем полное отрицание. — Что ты к ней прицепился?
— Мое дело. Тебя не касается, — вернул взгляд к телефону и посмотрел на время.
Три часа ночи. Где она может быть?
Отели уже пробили, не регистрировалась, значит, осела где-то у знакомых, или же опять по наводке дорогой тетушки. Одна, ночью, с ребенком на руках. Дебильная.
В мыслях поднялась картина того, как обтянутый юбкой зад трется о мой хер, и в штанах изрядно запекло. Ну да, выглядела она отлично, фигурка что надо, сиськи хорошие, так и не скажешь, что рожала. Только вот мне все равно не верилось, что отец на нее каким-то хером клюнул. Он никогда на мордашки не велся, сколько их вокруг было. Всегда предпочитал женщин умных, воспитанных, в своей возрастной категории, ну, может, чуть младше. А эта же просто пигалица. Меня младше почти на десять лет.
А тут ребенок.
Единственное, что могло заставить моего родителя так растечься, — это потомство. Только вот удивляло его легковерие. Он ее бы еще на стадии беременности по анализам затаскал, проверяя — его приплод или нагулянный. Но если они все это время жили, значит, он был спокоен…
Да нет, херня.
Она бы сейчас так не отбивалась от меня, дала бы сделать этот херов анализ, только чтобы в морду мне его сунуть и нос утереть. Может, на*бала его как-то?.. А сейчас чует, что обман раскроется.
Вспомнил, как нашел ее в ванной, распластанную по полу и ревущую в отцовскую рубашку. Так не плачут по чужим, может, и вправду любила его по-своему, но сомнения грызли термитами, под кожей вспышками разрывая мясо.
Брешит. Что-то здесь нечисто.
Сразу же вспомнились огромные доверчивые глаза с пушистыми ресницами. Как у олененка, ей-богу. Губы пухлые, аппетитные, на члене смотрелись бы отлично. И нет, мысль о том, что ее мой отец трахал, не коробила. Трахал и трахал, сейчас она свободна, остальное неважно, собственно.
Выдрать ее захотел с первого взгляда. Ухоженная лощеная сука, живущая за чужой счет и ни в чем себе не отказывающая. Такие громче стонут, когда их нормально берут, сильно, визжат так, что уши закладывает. И эта такая же, хоть и хочет выглядеть стервочкой. Но стоит бросить в кровать, так ноги призывно раздвинутся.
— Отпусти девочек, — упрямилась Лида, глядя на меня с прищуром. — Сам отца оставил, а она рядом была. Она. Одна, слышишь?
— Замолчи, теть. Пока не поругались.
— Ну и свинья же ты, Лан. Только хуже стал.
— Во много раз, — подтвердил я, не открещиваясь от выданной характеристики. — Так где она?
— Уходи. Поздно уже, я старая и спать хочу, — женщина поднялась, вновь открывая свою натуру солдата, и не оборачиваясь вышла из гостиной. — Не было ее здесь. Не знаю.
Только вот духами ее все комната пропахла. Запах бергамота тонкими нитями висел в воздухе, и я его чуял, втягивая полными легкими.
Телефон в руке тренькнул, оповещая об СМС, и набор букв и цифр высветился на экране.
Понятно, на дядиной тачке умотала. В следующем сообщении были снимки с дорожных камер, где она засветилась, и я внимательно разглядывал невинное лицо, полное беспокойства и печали, на черно-белом смазанном кадре. На соседнем сидении было детское кресло. Значит, девочка с ней.
Отлично. Одной проблемой меньше.
Думал, отдаст ребенка к кому-нибудь, а сама рванет в бега. Но нет, она мамаша до кончиков белоснежных завитков волос. Такая рвать будет за свое дитя.
Что ж ты так уперлась, красивая?..
Пришло и третье сообщение, скидывая адреса, где тачка засветилась в последний раз. Район вокзала. Значит, все-таки свалить решила.
Ухмыльнулся, прокручивая в башке мысль о ее бабках, которые она так торопилась снять. Пять лямов хотела, недешевая крошка. Спалить ее оказалось проще простого, Серый весь день по пятам ездил, она даже не заметила. К тетке вот малую отвезла, а сама потом в банк полетела.
Я, конечно, обчистить ее счет не мог, но вот выловить в момент получения — легче легкого. Теперь-то, зная о ее желании разжиться наличкой, найти банк по выдаче — как два пальца об асфальт, не улизнет.
В новом сообщении был точный адрес.
Нутро вскипело, животный азарт охоты затуманил мозги. Быстро. Потом выясню, как, пока не горит, главное — забрать упрямую домой, а там уже обстоятельно прессануть, чтобы примолкла и больше не рыпалась.
— Да?
— Босс, так мне ее самому забрать? Или как?
— Нет, следи, чтобы не сбежала. Скоро буду.
— Она пока в квартире, но что-то там тихо слишком.
— Уверен, что она там? — напрягся, слыша сомнение в голосе Серого.
— Да, та баба долго ее сдавать не хотела. Пришлось припугнуть хорошо. Испугалась, сказал, что тетка ваша попросила ее в съемную хату пустить. Но свет в окнах не горит, и за дверью тишина.
— Ладно, будь там. Скоро буду. Вылезет — не трогай, просто следи.
— Будет сделано.
Я бросил трубку. Исполнительный. И тупой. Люблю таких, они обычно верные, как псы, за кость от хозяина готовы на многое.
Встал и вышел из дома родственницы, которая стояла у окна, так и не ложившись, как планировала. Она сверлила мне затылок прожигающим взглядом и поджимала губы.
Рассвет прокрадывался в окна ленивыми лучами, заставляя меня с каждой минутой все сильнее бояться.
У нас в душах с раннего детства живет убеждение, что страх исчезает с рассветом. Уходит тьма, и чудовища, живущие в ней, прячутся по темным уголкам, до следующей ночи. И я в это верила. Только вот сегодня все было иначе. Чем выше поднималось солнце, тем больше меня накрывали волны паники.
Полина спала, а я так и не сомкнула глаз, не в силах прогнать наступающую на пятки тревогу. Каждая минута казалась мне отвоеванной у времени и данной взаймы. А долги, как водится, надо возвращать, даже кармические.
Дождавшись, когда серый сумрак ночи развеется окончательно, я поднялась на ноги и потянулась к чемодану, чтобы переодеться. Наспех умылась в маленькой серой раковине, глядя на потрепанное отражение, и криво улыбнулась.
Ужасно выгляжу. Но чего я могла ожидать после бессонных ночей, похорон и галлонов пролитых слез?
На кухне, в потрепанных временем ящиках, нашла пакетик с кашей-минуткой. Вскипятила чайник, чтобы приготовить дочке завтрак. Кто знает, когда в следующий раз я смогу ее нормально покормить?
Думая о том, куда ехать и куда бежать, решила надеяться на удачу. Выбрать рейс ближайшего автобуса и просто умчаться куда глаза глядят.
Телефон, что вручила Лидия, молчал, а свой я так и не решилась включить. Даже мысленно мне было сложно представить, что он напишет мне, снова угрожая и прессуя своим напором. Возвращаться даже не думала, и уж тем более развязывать ему руки и безропотно выполнять приказы.
Хер ему. С маслом.
— Мама? — дочка вышла в кухню, следуя за шумом греющегося чайника и потерла глаза, не понимая, где находится. — А где Лида?
— Дома, малыш. А ты скорее беги умываться, — стараясь выглядеть веселой, я поцеловала дочку в лобик, — мы с тобой тоже скоро уезжаем.
— А куда?
— Я же обещала тебе поездку. Вот сегодня и отправимся.
— Ура!
Даже не услышав ответа на свой вопрос, она бодро потопала в ванную, нисколько не смущаясь незнакомой квартиры. Зашумела вода, и я устало выдохнула, на секунду снимая маску спокойствия.
В груди разгоралась паника.
Казалось, расплата все ближе, и я неумолимо бегу к ней в пасть.
Скудный завтрак. Но я накормила малышку, а сама выпила крепкий чай без сахара — в квартире его просто не нашлось. Полинка болтала ножками и, как всегда за завтраком, мурлыкала себе под нос детские песенки из мультиков. Смотреть телевизор ей за столом было нельзя, и она развлекала себя, разыгрывая знакомые сценки с вилками и ложками.
— Ну что, ты готова?
Закончив с завтраком и вымыв испачканную посуду, оделась сама и помогла малышке, которая не любила кататься на руках и предпочитала идти рядом.
Она кивнула и подошла к дверям в ожидании, пока я открою.
Опасливо заглянув в глазок, я не увидела ничего, кроме пустого подъезда, и щелкнула замком на двери. Она открылась, пропуская сквозняк. Вытянув чемодан через порожек, я дождалась, пока выйдет дочка, и закрыла дверь, не убирая ключ далеко.
Выйдя из подъезда, осмотрелась, но в такое раннее утро никто еще не покинул теплых постелей, и улица была безлюдной. Только ветерок шумел в ветвях деревьев, заглушая мое встревоженное дыхание.
Поля шла рядом, о чем-то задумавшись, и по пути подпинывая маленький камушек.
Еще не проснулась толком, моя сонная сладость.
Не смогла сдержать улыбку, глядя на черные кудряшки, что непослушно вились, рассыпавшись по детским плечам. Так похожа на…
Сцепив зубы, открыла машину и усадила дочку в детское кресло, пристегивая ремешки.
— Мама?
— Ау?
— Так, а куда мы поедем? Там будут горы? — внимательные и проницательные глаза смотрели на меня с надеждой.
— Может быть. Но поля мы точно посмотрим, может, даже увидим коров. Ты когда-нибудь видела коров? — шутливо спросила я, склоняясь к ней и целуя в лоб.
Дочка звонко рассмеялась, отворачиваясь от щекотки и улыбнулась шире:
— Нет, только в софиной книжке. Там она была в пятнышках. Черных таких, — она ткнула пальчиком в свой ремешок как раз нужного цвета и выпятила губки. — А коровы всегда такие?
— Нет. Бывают еще и рыжие.
— Рыжие, как Софа? — дочка вновь рассмеялась, находя это очень веселым, и я кивнула, тоже не сдержав смешка. — А какие еще?
— Есть полностью белые.
— Правда? — она удивленно распахнула глаза и приоткрыла рот.
— Правда-правда. И совсем черные.
— Как я? — она зацепилась пальчиком за локон и потянула его вперед, показывая цвет.
— Почти. Только у коров волосы покороче.
— А грива?
— Грива у лошадок, — чмокнув ее еще раз, я потянулась назад, закрывая дверь авто, чтобы обойти его и сесть за руль.
Горячая ладонь накрыла мою талию и развернула с такой скорость, что в ушах засвистело. Я не успела даже вскрикнуть, как мой рот закрыли, накрыв сильными пальцами, а тело прижали к двери машины.
— Не кричи, красивая. Ребенка напугаешь, — криво усмехнулся он, кроша мое спокойствие темным взглядом пронзительных глаз.
— В машину сама пойдешь или волоком тащить?
— Я с тобой никуда не пойду, я свободный человек, и ты меня не заставишь! — дернулась в сторону, но Руслан коленом развел мои ноги, не позволяя его обойти.
Встал, перегородив мне дорогу, и расставил руки по сторонам, опираясь на крышу, зажимая меня в тиски. Животное.
От него перло горячим гневом, обжигающим кожу, и я судорожно дышала, сгорая под подчиняющим взглядом. Он и тогда был такой, не позволил мне выбрать другого, и просто увел за собой. Ничего не изменилось, даже спустя столько лет.
Нет! Неправда! Я изменилась, жизнь! А Руслан…
Я видела, как дернулся его кадык на мощной шее. Чуть склонив голову к плечу, он, прищурившись, рассматривал меня слишком внимательно. Опасно близко.
Так смотрят на добычу, на жертву. Он будто бы уже повесил на меня мишень и не успокоится, пока не раздастся выстрел.
— Слушай, красивая, а мы раньше не встречались?
— Я бы запомнила такую скотину, — резко сказала я, сама поймав себя на том, как дрогнул голос.
Я даже почти не соврала. Я и в вправду его запомнила. Все, что смогла увидеть в ту ночь, запечатала в памяти до мельчайших подробностей.
Родинку на левом плече, почти бесцветные полоски шрамов на руке, будто от лезвия бритвы, даже родимое пятно на ребрах в виде слишком белого круга с размытыми краями. Я все это запомнила, схоронила в себе, как могиле, куда спрятала прошлое и, глядя на надгробие каждый день, напоминала себе, кого следует избегать.
— В машину топай, — хрипло прорычал он, приближая свое лицо.
И не боится же, что я вцеплюсь ногтями ему в глаза! Прет вперед, как танк, не понимая границ моего пространства, которые он бессовестно перешагивал, придавливая своей тушей все сильнее.
— Ты меня раздавишь!
— Это напоминалка тебе, чтобы не пыталась больше свалить.
— Я с тобой никуда не поеду, отвали от меня.
— Я не спрашиваю, крошка. Не пойдешь сама — запихаю силой. Хочешь ребенка перепугать? Мм? Я же вас пока не обидел. Пока, Катя, это ключевое слово, запомни.
Дверь щелкнула и приоткрылась.
Полина выглянула наружу, не в силах высунуться сильнее из-за держащих ее ремешков, и, увидев Руслана, расплылась в детской непосредственной улыбке.
— Папа?
— Нет, малышка, — он резко от меня откачнулся и наклонился к ней, отчего мое сердце пропустило пару ударов. — Я не папа. Я Руслан.
— Ус-лан, — исковеркала она его имя.
— Нет, Рус-лан, — терпеливо повторил он. — Руслан. Еще раз попробуй.
— Рус-лан, — на этот раз попытка увенчалась успехом, и мужчина довольно кивнул, отстегивая ее от кресла.
— Поехали на машине кататься? Мы с твоей мамой решили свозить тебя парк.
— В парк! — весело вскрикнула она, обхватывая руками его крепкую шею и обнимая, как… как родного.
Я словно умерла. Обмякла и слепо смотрела на них, не в силах выдавить из себя и слова.
Внутренности гудели и тряслись, словно по ним шарахнули разрядом, и они превратились в кисель, готовый вытечь под ноги.
Нет! Милая, не смотри на него, не надо…
— Мама! Мы правда едем в парк?
— Правда, только сперва заедем домой, да?
Он ответил за меня, спокойно рассматривая детское личико в сантиметрах от своего лица.
— Вы переоденетесь в самые красивые платья, сделаете с мамой прически, и мы поедем кататься на каруселях.
— Ура!
Она всплеснула руками, на секунду отрываясь от его плеч, и тут же вновь прижалась, доверчиво обхватывая ладошками.
— Ура! Мама! Карусели! — радовалась Полина, а я продолжала молчать, чувствуя, как рвется что-то в груди. Осыпается и пеплом повисает в воздухе, словно в моем личном аду.
— В машину, Катя. Шагай в машину.
Слова Руслана вернули меня с небес на землю и столкнули с горячими темными глазами, позволяя увидеть в них свое испуганное и бледное отражение. Он распиливал меня взглядом, при этом без усилий держа на руках мою дочь, которая даже не знала, что за чудовище она обнимает, руководствуясь своим не раненым людьми доверием.
— Вперед. Не заставляй дочку ждать.
Машинально повернулась, видя, как из-за угла дома выкатывается его черный «БМВ», и пошла следом, забыв и про свои вещи, и про телефон. Просто шла на съедение монстру, не чувствуя ног. Полина что-то весело щебетала, обращаясь к Руслану, он отвечал, но я не слышала. Ни голосов, ни улицы вокруг. Вакуум. Только пустота.
Забравшись в салон, я взяла Полю на руки, а Руслан сел за руль, поменявшись местами с огромным амбалом. Тот, подогнав тачку, развернулся и пошел в противоположную сторону, даже слова не проронив.
Замки на дверях щелкнули, и я невольно вздрогнула, понимая, что капкан захлопнулся. Это конец.
Он не выпустит меня из своих лап просто потому, что ему не хочется оставлять меня в живых. Вытреплет всю душу, вывернет наизнанку, ковыряя жесткими пальцами в кровоточащих ранах, потому что он зверь.
И он учуял мою кровь.
— Ну что, — Руслан бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида, и лицо обожгло. — Домой, девочки.
— Катерина Андреевна! — Ася выбежала во двор, увидев в окно подъезжающую машину, и бросилась ко мне, стоило из нее выйти. — Катерина Андреевна! Я так волновалась, вы ночью пропали и…
Увидев, кто был за рулем, она резко замолчала, с отчетливым щелчком закрывая рот, и блеклые глаза с удивлением распахнулись.
— Не стойте, Ася. Ребенка возьмите, помогите ей собраться, мы поедем в парк отдыха.
— Да, конечно, — голос ее сразу потух, и она протянула Полине ладонь. — Пойдем, малышка. Выберем тебе платье и красивые бантики.
Я смотрела на довольное и лучистое личико дочки и не завидовала ее спокойствию. У меня шторм в груди прошел, сломав мачты всех кораблей, рискнувших отправиться в путь через черную воду.
— И ты не стой. Пойдем, побеседуем, — Руслан подошел сзади и сжал свои каменные пальцы на моем локте, с силой потянув на задний двор.
— Ай!
— Закройся, Катюша, я не остыл еще, чтоб твои вопли слушать, — рыкнул он и развернулся, стоило нам оказаться на заднем дворе под кустистой сосной, которых Ренат насажал на каждом шагу, мечтая сымитировать ощущение леса. — Еще одна такая выходка, и я тебя укатаю.
— Я до сих пор не вижу никаких причин, чтобы ты удерживал меня здесь силой.
Сейчас, когда на его руках не было моей дочери, я могла говорить более уверено, возвращаясь к привычному тону по отношению к мужчине. От него внутри все горело слепой яростью. Были бы силы — придушила бы, беря на душу грех. Но, взглянув на мощную шею, с сожалением приняла факт, что задушить его голыми руками я просто не смогу. Вечность будет подыхать.
— У меня причина одна — мое желание, поняла? А я страстно хочу узнать, с кем ты шоркалась и откуда приплод принесла. Нет у меня веры к таким, как ты, Катя. Тварям, охочими за деньгами.
— Я тебе уже сказала — забирай дом и дай мне уйти.
— Рано. Сперва расскажи мне, чей это ребенок. Он же не отца, я нюхом чую, что ты мне врешь.
— Так вылечи насморк, — бросила я, и меня больно толкнули в стену, сразу же распластывая по ней и придавливая огромным горячим телом, не позволяя выбраться из капкана.
— И дерзость твоя бесит. Но заводит. Хочешь еще на богатом члене поскакать? Катерина Андреевна. Так у меня есть предложение.
Смотря на меня сверху вниз, он улыбнулся, накрывая мои щеки тяжелыми ладонями и притягивая к своему лицу. Ему был нужен зрительный контакт. Задавить. Размазать глазами, чтобы кровь отлила от лица и намертво прибила к полу.
На контрасте с моей холодной от ужаса кожей его пальцы были дико горячими, обжигали, оставляли раскаленные отметины на лице. Дышать все сложнее, невыносимо.
— Отвали.
— Что же ты так недальновидна?.. Я пока по-хорошему предлагаю: трахну тебя пару раз, даже денег дам, анализ сделаем, и вали куда хочешь. Свободная, с бабками. Так как, Катя? Сама ноги раздвинешь или силой брать?
— Только попробуй!
Что было отчаянья, ударила его коленом в пах и бросилась в сторону. Слыша отборный мат в свою спину, мчалась куда глаза глядят, но резкий хват за волосы остановил мой побег. Поскользнувшись, я повалилась на землю, а подхвативший было меня Руслан, не ожидавший такого развития событий, рухнул рядом.
Ему хватило секунды, чтобы сориентироваться и вдавить мне плечи в идеальный газон.
— Охренела?! — рыкнул сквозь зубы и оскалился. — Я тебя в эту землю закопаю сейчас.
— Только попробуй! Пусти меня! Урод!
Я дергалась, пытаясь если не скинуть, то хотя бы выскользнуть из-под тяжелого тела, но меня рывком вдавили обратно.
— Харэ орать.
— Отпусти и перестану.
— А мне нравится, — в темных глазах блеснула искра веселья, пугающая меня до мурашек. — Соблазнительно дергаешься.
— Извращенец.
— Это ты еще меня плохо знаешь.
И вновь это упрямое давление.
Смотрит сверху вниз, разглядывает, взглядом по коже бродит, а у меня что-то под грудью начинает болеть.
Только бы не узнал, только бы не узнал!..
Я уже видела его с этого ракурса, и мозг невольно начал сравнивать воспоминания с реальностью.
Футболки на нем не было, голый торс с рельефом мышц, покрытый темной порослью. Капелька пота с блеском скатывается по виску и срывается на мою голую грудь, въедаясь в кожу, как отметина. Темные волосы взлохмачены, мои пальцы на его стальных плечах…
Тогда было по-другому. И это прошло.
Сейчас надо мной нависал ночной кошмар, явившийся воздать за все мои грехи, и утащить с собой в преисподнюю. Я судорожно думала, пытаясь найти выход, но ответ упрямо не шел, а Руслан все сильнее склонялся.
— Так что, красивая? Согласна на мои условия?
— Ты ошибся с выбором. Можешь идти нахер, ни ты, ни твои бабки мне не нужны. Я хочу уйти и навсегда о тебе забыть.
— Хрен тебе. Никуда не пойдешь, пока анализ не сделаем. Все должны знать, что любимая моими родственниками Катюша — простая грязная шлюха.
— Можешь и сейчас им об этом сказать, я не против. Отвали только.
— Мне нужны доказательства.
— Отпусти маму!
Воинственный клич Полины раздался совсем близко, и она со всей своей детской силой заколотила Руслана по спине детской розовой лопаткой, одним четким ударом в голову разрывая наш зрительный контакт.
— Сдаюсь! Сдаюсь! — игриво прорычал он, и дурачась, сгреб мою девочку на руки, откатываясь в сторону и отпуская меня. — Попалась, малявка?
— Ты зачем мою маму уронил?
— Мы играли, — соврал он. Я еще чувствовала, как дрожат руки. — В догонялки. И твоя мама плохо бегает. А ты хорошо бегаешь?
Она зачарованно смотрела на него широко открытыми глазами и медленно кивнула, чувствуя приближение игры.
— Тогда беги в машину! Кто первый, тот решает, куда мы поедем гулять.
— Ура!
Полинка помчалась к его авто без лишних разговоров, следуя за азартом и сладкой победой. Руслан поднялся и рывком оторвал меня от газона, разворачивая и прижимая к себе спиной.
Полина как победитель выбрала парк аттракционов, и машина плавно катилась вперед по гладкому шоссе, возвращая нас в город. Я была все в том же платье, бледная, как моль после укатки в газон. Смотреть на себя в зеркало не хотелось. Ничего хорошего там ждать не могло, поэтому я на ощупь пригладила спутанные волосы и вздохнула.
— Мам, смотри! Облако — как кролик! — вдохновенно лепетала малышка, сидя у меня на руках, и указывала в окно, даже не требуя какого-либо ответа. — А вооон то — на слона похоже.
Я только кивала, беспомощно борясь с сонливостью. В дороге мне все больше хотелось спать.
Бессонная ночь не прошла без следа, а ровная дорога и спокойная езда только усиливали эффект, и я задремала. Просто выключилась, повесив голову на грудь и расслабленными руками обнимая ребенка на коленях. Меня вело в глубокий сон, из темноты которого выбраться непросто, и темный туман расступался, показывая мне картинки. Цветные и яркие. Из прошлого, такого недалекого прошлого.
Там был Ренат.
Он сидел в своем кабинете и привычно для себя ладонью придерживал голову, внимательно смотря в экран ноутбука. Я подошла к нему тихо, боясь спугнуть и, ощутив запах знакомого и родного одеколона, порывисто обняла мужские плечи.
— Соскучилась?
Закивала, прогоняя набежавшие слезы и проглатывая колючий ком в горле, лишающий способности говорить.
— Не плачь, родная. Все не так плохо.
— Плохо, — шептала, утыкаясь носом в его висок и сползая к шее, ослабев от горя. — Мне плохо без тебя. Я не знаю, что делать…
— Не плачь.
Теплая сухая ладонь опустилась на мои волосы и погладила.
— Ты всегда была умницей. И сейчас справишься.
— Не могу, не справляюсь, — упрямо твердила я, обнимая его все крепче.
Все казалось таким шатким. Лишнее движение рукой, и образ исчезнет, оставляя меня в пустоте беспокойного сна.
Ренат гладил меня по волосам, шептал — не все то горе, что мне кажется, и просил не забывать о нем, чтобы имя не затерялось во времени среди тысяч таких же душ.
— Ренат, прости меня.
— Не за что извиняться, родная.
— Не уходи, — вцепилась пальцами в белую рубашку, вжимая в себя. — Не бросай меня!
— Я всегда буду рядом, — прошептал и позволил обнимать его еще несколько мгновений.
Молясь, чтобы время остановилось, я, падая на колени, кричала, ощутив, что обнимаю воздух. Его больше нет. Он ушел. И я не знаю, как жить на этом пепелище, испачкав пальцы сажей. Ничего нет, все рухнуло, и Ренат больше не вернется.
Дикое отчаянье захватило меня с головой, и я закричала. Отпуская свою душу, уставшую, покрытую множеством заплаток, которые Ренат несколько лет бережно прилаживал на фантомную плоть, заживляя раны от одиночества и безнадежности.
— Не плачь, — шепот заставил меня встрепенуться, озираясь в серой пропасти сна в поисках Рената. Его голос. Его! Ничей больше. — Не плачь, красивая. Совсем расклеилась.
Но Рената не было. Нигде. Я искала, ползала на стертых в кровь коленях, но он не появился, оставляя меня в полном одиночестве моих серых стен.
Словно закрылась крышка гроба, навсегда закрывая от меня свое содержимое. Перечеркнуто. Выжжено.
Я видела могилу Рената. С шикарным, как он и хотел, памятником. Устеленный десятками похоронных венков с прощальными лентами.
«Другу», «Брату», «Мужу».
Их так много, и все они со своей долей скорби. А я не могу ее поднять и сбросить вслед на опущенным в яму гробом, избавляя свой мир от горя.
Нет сил. Без Рената нет.
Открыв глаза, увидела обитый кожей потолок, чувствуя, как сидение подо мной вибрирует, медленно покачиваясь. В автомобильном окне солнце светило уже совсем ярко, склоняясь к закату, а рядом, воспользовавшись чужой курткой как подушкой, спала Полинка, поджав под себя ножки.
Она вся была увешана неоновыми браслетами, как новогодняя елка, а в кулачке сжимала ветровую вертушку с блестящими лепестками. На волосах лежала корона из длинных воздушных шариков, которая сползла и откатилась чуть назад.
Не понимая, где нахожусь, подняла голову, сразу же сталкиваясь с угрюмым взглядом Руслана в зеркале заднего вида. Он хмурился, мрачно сжимая челюсть, и желваки на его щеках могли в любой момент треснуть от напряжения.
Он молчал, одной рукой держась за руль, а другой держа сигарету, выставленную в окно. От встречного ветра она сгорала непривычно быстро, и Руслан сделал только две затяжки, выбрасывая окурок, резко дернув рукой.
— Выспалась? — все так же мрачно спросил он, вновь впиваясь взглядом через отражение зеркала.
— Нет. Как долго я спала?
— Четыре часа. Малая умоталась и уснула сразу же, как мы вышли из парка.
— Вы ходили вдвоем? — не сумев сдержать удивления, внимательно осмотрела ребенка, убеждаясь, что он цел, и судя по слабой улыбке, действительно счастлив.
— Ты спала. Я не стал тебя будить.
— Очень благородно.
— Забудь о благородстве. Просто ты на мертвяка была похожа, не хочу, чтоб меня с такой бабой видели.
Только хмыкнула.
Отличный способ избавиться от лишнего внимания. Запустить себя на некоторое время, отбивая интерес, и дело с концом!
— Ты отца звала, — он вновь подал голос, и я быстро отвела взгляд, вспоминая свой сон. — И плакала.
— Он мне снился.
И тишина.
Говорить не хотелось. Особенно с Русланом.
Он и так за последние дни вытрепал мне всю душу, а смерть Рената и вовсе сделала из меня бессильную тряпку, снимая всю защиту и адекватность. Слишком запутанно, и слов на объяснение просто не было.
Солнце уже расчерчивало горизонт, когда мы добрались до дома. Красное пламя играло на оконном стекле, впитываясь розовой краснотой в белоснежный сайдинг и загоняя в дом. Полчаса-час, и тьма накроет город, потихоньку погружая его в сон, а мне, как назло, спать больше не хотелось.
Душу скребли черные кошки. Хотелось остаться с собой наедине, запираясь один на один с закатом, и разваливать оставшиеся в целости стены крепости своего самообладания. Хотелось прорыдаться — навзрыд, надрывно. Но, подхватив спящую Полину на руки, я понесла ее в детскую, чтобы уложить уже до утра.
Руслан стоял посреди комнаты и что-то читал в телефоне, не обращая на меня внимания. На его бедрах низко висело белое полотенце и… все. По стекающим с волос каплям воды становилось понятно: он только что вышел из душа и одеваться не спешил, обсыхая в теплом воздухе комнаты.
— Блин! — дернулась, хватаясь за ручку, но слишком поздно.
Дверь рывком открылась, втягивая меня в комнату, и раздраженный Руслан схватил меня за руку, намертво приковывая к себе.
— Сама пришла. Молодец.
— Отпусти! Я спать шла, а не к тебе.
— Так спи со мной, в чем проблема? Или тебе старики больше по вкусу?
Он него веяло раздражением. Слишком сильно, буквально пропитывая воздух. Я невольно отстранилась, пытаясь отойти.
— Отпусти меня, — голос дрожал, и я поняла, как сплоховала.
Руслан, как животное, учуял мой страх, потянулся за ним, ведомый жаждой крови и трепетом беззащитной добычи.
Толчок, и я вновь у стены, а Руслан опять прижимает меня голым влажным телом, забирая последний кислород. Его широкая грудь вздымалась, отнимая остатки воли к жизни, и я опустила глаза, не зная, как уйти.
— Я где-то видел тебя, красивая. И не ври мне снова, ради своего же спокойствия.
— Ты ошибаешься.
— У тебя родинка на заднице. Я уверен.
— У кого их нет?..
— У многих, — прервал он, злясь оттого, что я не сдавалась. — А у тебя есть, и я ее помню. Но откуда? Не подскажешь?
— Нет у меня никакой родинки.
— Проверим, — на секунду позволив мне вдохнуть, Руслан отошел, и сжав своими ручищами за талию, бросил на кровать, наваливаясь сверху и задирая платье.
— Прекрати! Нет!
— Лежи, бляха, смирно!
Звонкий хлопок по заднице обжёг, и я невольно дернулась вверх, позволив мужчине окончательно справиться с подолом и внимательно осмотреть мои ягодицы.
— Я же говорил, — хищно прорычал он, пальцем тыкая в то место, где у меня действительно была родинка. — Я драл тебя, красивая. Драл, как сучку.
— Ничего у нас с тобой не было и быть не могло!
Отчаянье захлестывало волнами. Время безжалостно утекало сквозь пальцы, не давая мне поблажку на шок, чтобы найти выход.
Он вспоминал. И от этого становилось только хуже. Все что угодно могло послужить триггером, подталкивая его к правильным поворотам памяти.
Но этого нельзя допустить!
— Было!
— Ладно, было! Но мы не спали!
Заинтересовавшись, он даже развернул меня на спину, зажимая ладони над головой в своей широкой хватке и ногой защищаясь от очередного удара в пах.
— Как это — было, но не спали? — прошипел мужчина.
— Я стриптизершей работала. Ты приходил в наш клуб. Я танцевала для тебя! Это все!
Ложь получалась какой-то нелепой, но, судя по задумчивому взгляду, я попала прямо в яблочко, и Руслан мысленно перебирал все бары, в которых был, и все задницы, которые видел и лапал там.
— Значит, ты стрипуха.
— Да, бывшая.
— Ну-ка, станцуй!
Столкнул меня с кровати. Поднялся сам, подходя к двери и запирая ее на ключ.
— Танцуй давай! Че встала?!
— Я не буду для тебя танцевать.
— Налик нужен для огонька? Без проблем, — взял с комода скрученные в рулончик купюры и кинул мне прямо в руки. — Танцуй, давай! Танцуй! Ты меня за дебила держишь?!
Бросок, и он уже слишком близко, сжимает в стальных пальцах мое горло, заставляя жалобно хрипеть, стоя на цыпочках. Гнев разливался такой ощутимой волной, что голова кружилась, рецепторами чуя опасность.
— Ты такая же стрипуха, как я профессор, — прошипел мне в губы, слишком быстро раскрывая обман. — Я трахал тебя, Катя. Вдалбливал к кровать, в каком-то засратом отеле. Когда это было? Ну! Говори!
— Шесть… лет… назад… — прохрипела, и он отбросил меня на постель, брезгливо и зло.
— На одном задержаться не получилось, так ты на другой запрыгнула, — взглянула на него исподлобья и кивнула, сейчас согласная подтверждать все что угодно. — Чтобы завтра днем и духа твоего здесь не было. Усекла?!
— Да!
Он дернул губы в зверином оскале и отпрянул, обдав меня такой волной презрения, что стало тошно.
Забрал свой телефон с кровати, кошелек с комода и вышел, хлопнув дверью так, что дверная рама хрустнула, а я, вскрикнув, закрыла уши руками, вжимая голову в плечи.
Мне понадобилась минута, чтобы осознать, что произошло. И, упав на кровать, я раскинула руки в стороны, облегченно улыбаясь.
Он поверил. Невероятно. Он поверил!
Руслан
Рулил по пустой трассе, вжимая педаль газа в пол.
Сука. Просто сука. Значит, с самого начала мне врала, что в первый раз видит. Прокрутил в голове все воспоминания, отмечая для себя слишком откровенный ужас с первого взгляда. Знала, что узнаю, и ссала.
Стрипуха, тоже мне…
Просто маленькая лживая тварь, которой плевать, на чей член запрыгивать, лишь бы вокруг вертелись купюры, позволяя схватить хрусткую бумагу в ладони.
Пусть валит, хрен с ней.
Закурил, дымя прямо в салон. Похер, моя машина, буду курить где хочу. Сегодня сделал поблажку только потому, что малая не выбирала травиться моим дымом. Сейчас ее здесь не было, поэтому расслабленно откинулся на сиденье, сделав горькую затяжку.
Вообще я был уверен, что как только эта катавасия развяжется, мне станет легче, но, как назло, стало только хреновее. Если еще утром я хотел эту... из принципа раздавить, то теперь, как вспомнил проведенную вместе ночь, стало противно. Даже не знаю, от чего больше: от нее или от себя самого.
Чего я в нее вгрызся? Девка как девка, тоже из жопы выбиралась сама, пока отца не встретила — порылся в ее биографии, знал наверняка. Кто знает, с какой попытки ей удалось, наконец, добиться желаемого и обеспечить свою красивую задницу на несколько лет вперед.
Да похер, пусть проваливает.
Щелчком выбросил окурок из окна, лениво ткнул в магнитолу, вырубая музыку.
Башка трещит.
В то время, когда я остался с голой задницей, моя чуйка много раз вытаскивала из передряг, намекая: что-то не так. И вся эта история сейчас не вязалась… Что-то не сходилась, и мысли бились друг о друга, бестолково пытаясь сформировать цельное предложение.
Она же все время брешит, как дышит! Что ей мешало опять наврать с три короба, выкручиваясь как рыба на льду?
Внимательно поднимал все свои воспоминания шестилетней давности: где я был, что пил, с кем тусил. Упрямо пытался вспомнить тот сраный отель, где вколачивал ее в койку, раздвинув длинные стройные ноги.
Затормозил на обочине, вытаскивая телефон и набирая знакомый номер.
— Але? — заспанный голос раздался в трубке, и я хмуро взглянул на часы.
Ночь. Битый час уже жгу бензин.
— Колян, проснись и пой. Это срочно.
— Что надо? — друган, услышавший мой голос с ходу влился в базар, не задавая лишних вопросов.
— Слушай, ты можешь поднять ту папку на жену моего отца? Там есть инфа, когда ее дочка родилась?
— Ща, погоди.
Чем-то шурша и гремя, Колян застучал по клавишам своего компа и шумно засопел мне в ухо.
— Нашел. Саярова Полина Ренатовна, дата рождения восьмое февраля…
Слушая все, что нашел мой личный сталкер, прикидывал, когда Катя залетела, и отсчитав месяцы, понял, что не сходится, как я и предполагал. Опять врет, ложь на лжи.
Она уже была на втором месяце минимум, когда они с батей сошлись. Значит, он знал, что малая не от него, и принял это. Только вот вопрос — какого полового органа? Чем ему так вперлась эта девчонка, что он взял ее под крылышко, вписал в свой паспорт и завещание? Зная отца, можно было догадаться, что все не просто так, он явно действовал в угоду собственным интересам.
Вспомнил, как она рыдала в ванной в день похорон, как шептала его имя, когда заснула в моей тачке сегодня днем. Нет, она походу правда его любила, хоть и ненормально это, он на столько лет ее старше, какие тут отношения? И отец тоже красавец, никому ничего не объяснил, просто взял какую-то дворняжку с улицы и притащил домой.
— Ага, понял-принял. Слушай, — спросил я. — А ты помнишь, где мы были шесть лет назад?
— Ты серьезно? — заржал он. — Я, канеш, записывал, как знал, что ты спросишь!
— Серьезно давай.
На том конце трубки щелкнула зажигалка. Выдержав паузу, он заговорил:
— Мы тогда почти год на Кипре протусили, помнишь? Как улетели в январе, так до самого сентября. Вернулись, уже снег лежал. Ты забыл?
— Да, чет запамятовал.
Башка варила как котел над огнем. Точно что-то не так, все не так! Херня получается!
Колян был прав, я реально год уматывался на Кипре, думая, что жизни лучше просто быть не может. Даже не планировал возвращаться, как раз тогда батя начал капать мне на мозг, мол, пора браться за дело. Он, конечно, прав был, я тогда просто тупой был как валенок — всё развлечения подавай да кальян покрепче.
Только вот получается: трахать Катьку шесть лет назад я не мог, хоть бабы и были, не считал даже.
Она тогда в тоненьком пальто была, пыльно-розовом вроде… Туфли почти летние, и вымокли под дождем…
Чем больше я думал о той ночи, тем больше мне подбрасывала услужливая память деталей, которые я позабыл, не посчитав нужными.
Клуб, музыка, дым. Мы с парнями за барной стойкой, что-то пьем, много, бухие почти в хлам. Проходит мимо, волосы как белая пена, и глаза огромные, напуганные.
«Хочу ее», — прострелило в башке, и я просто поднялся за ней, пошел. Она не танцует, не пьет. Странная, будто уже пьяная, и не улыбается. Я уже хороший был, поэтому просто взял ее за руку и потянул на себя, намекая на желание пообщаться. Она смотрит как олень на фары, и медленно тянет свои губы ко мне, прижимаясь к уху и шепча: «Поехали отсюда».
Да! Да! Я вспомнил!
— Ладно, давай, мне пора, — бросил в трубку, но Колян отключился первым, устав ждать, пока у меня шестерни скрипят.
Уперся взглядом в указательный знак, поблескивающий в свете фар проезжающих мимо машин, пытаясь зацепиться за нужную мысль.
Это было не шесть лет назад. Меньше. В этот год я закусился с отцом и решил стать самостоятельным, еще не зная, какого говна нахлебаюсь. Я свалил в июне, а Катю я встретил… в мае. Май.
Озарение ударило в голову со скоростью пушечного ядра. Руль под пальцами захрустел, и я что было силы ударил по нему, выпуская пар.
Выкрутилась, тварь.
В июле она уже крутила с моим отцом, если верить тому, что я узнал от родственников, волновавшихся за блудного меня. Получается, уже с пузом. Маленьким, но пузом.