Та еще злючка

Властные брюнеты с хищным изгибом сексуальных губ и среда их обитания.

- Не торопись, малышка.                                                                                                                              

Высокий черноволосый мужчина с хищным изгибом сексуальных губ придержал за руку испуганную девушку, рывком развернул к себе и впечатал ее в свою широкую мощную грудь.

- Что вам надо? – с отчаянием спросила она, пытаясь вырваться, но безрезультатно. Жесткие татуированные пальцы сомкнулись на хрупком запястье, словно оковы. 

- Тебя, крошка. Твой папаша мне должен.                                                                                                      

Мужчина смотрел хищно, в  его дьявольских глазах загорелось предвкушение удовольствия, а дыхание стало частым и глубоким.

- Нет! – она опять отчаянно дернулась, уже со слезами изучая надменное лицо своего мучителя, - нет! Он не мог, не мог, не мог…

Последнее слово ей не удалось договорить. Мужчина наклонился и впился в ее губы властным поцелуем. Ноги девушки  подкосились, и она…

ЭТО ЧТО ТАКОЕ???                                                                                                                                   

Это я что такое сейчас прочитала?                                                                                                              

Я , не веря, перечитываю абзац книги, которую, похоже,  читает Натусик. 

Нет, все на месте.                                                                                                                                    

Властный брюнет с хищным изгибом сексуальных губ. Невысокая нежная героиня. Страстная сцена первого поцелуя. 

А, да, и сумасшествие моей племяшки, читающей романы о любви вместо книг по повышению квалификации, тоже. На месте. 

Я откладываю планшет с книгой.                                                                                                          

- Натик, - надо этот момент сразу прояснить, потому что, если ее опять лишат надбавок и понизят коэффициент, я не собираюсь свободной жилеткой выступать. У меня своих дел по горло. – А иди сюда?

- Ну чего ты, подождать не можешь? – ворчит племяшка, неся из кухни поднос с чаем и печеньками, - можно подумать, голодная…

- Да нет… - я задумчиво изучаю ее невинную физиономию, - не голодная… Поела в обед. Сегодня были макароны с сосисками. 

- Фу, гадость, - кривится Натик, - как ты можешь это есть?                                                                   

- На мой оклад не разгуляешься, сама понимаешь, так что макароны с сосиской – это вкусно. 

- Давно говорила, бросай свою шарагу, пошли к нам. Нервов меньше. 

Она ставит поднос на стол, потом замечает горящий экран планшета и краснеет. Густо так, словно ей двенадцать, и мама застала ее за чтением порно-романа. 

- Кто бы про нервы… - бормочу я, не сводя с нее пристального взгляда. 

Это мой профессиональный прием, очень помогает, когда требуется, чтоб все замолчали и дали мне уже спокойно работать. Ну и, обычно, как раз с таким взглядом хорошо беседы проводить с учениками и их бесноватыми родителями. 

- Ну и что тут такого? – Натик вызывающе трясет блеклой гривой, - мне нравится! Не все же классику читать твою заумную. 

- Она – не заумная! – отрезаю я, но не позволяю увлечь себя любимым коньком, нет уж! – А ты – можешь читать все, что тебе захочется! Но , помнится, у тебя квалификационные тренинги скоро? 

- Я там все знаю! – Натик гордо задирает подбородок, - а книги – отвлекают, дают голове немного отдохнуть. И вообще, хоть в книгах про любовь нормальную почитаю, раз в жизни не получается!

Она садится и ,отвернувшись от меня,  смотрит в окно. 

Господи, прямо классическая сцена!                                                                                                            

- Нат… - я присаживаюсь на диван рядом с племяшкой, обнимаю, - ну ты чего? Ну какие твои годы? Еще встретишь хорошего парня, полюбишь. 

Она молчит, скорбно поджав губы.                                                                                                                  

Ей двадцать пять, у нас разница в три года , и я на правах старшей, умудренной опытом родственницы могу давать умные советы. 

И контролировать , что читает ребенок на досуге.                                                                             

Но сейчас я понимаю, что у нее и без того плохое настроение, а тут еще и я приперлась, и решаю не грузить дополнительно нотациями. 

Кладу голову на плечо, прижимаюсь и добавляю заговорщицки:

- И у него обязательно будут темные волосы и хищный изгиб сексуальных губ…

- Зараза ты, Верка! – племяшка не выдерживает нужного для драмы пафоса, прыскает по-девчоночьи и неожиданно валит меня на диван, щекоча, - прочитала все же! 

- Ну конечно, а ты как думала? И вот как мне теперь про это забыть?

Отсмеявшись, мы пьем чай, едим бутерброды и печеньки, Натик рассказывает, что нового у нее на работе ( ничего), я рассказываю, что у меня нового ( ничего). Про всякие там романтические истории, которые, по-хорошему, должны бы намечаться, бурлить или уже входить в мирное русло у довольно-таки молодых женщин( хотя мы искренне считаем, что уже не очень молодые), не говорим. Не потому что скрываем, а потому что нечего говорить. 

Нет ни у меня, ни у Натика никаких романтических историй.                                                                    

У меня уже год, да и ту, последнюю историю романтической можно назвать с огромной натяжкой. 

А у Натика вообще не случалось.                                                                                                                  

И это с каждым годом угнетает  племяшку все больше и больше.                                                             

Властные брюнеты с хищным изгибом сексуальных губ и особенности их типажа.

- Вера Валентиновна, вы почему на общешкольном родительском собрании не были? 

Это мне завуч вместо «здравствуйте»  теперь говорит. В принципе, правильно говорит. Я бормочу что-то невразумительное о срочном деле, о каких-то конспектах и уроках, а сама бочком-бочком к кабинету. 

Закрытому кабинету.                                                                                                                                  

Возле которого уже минут пятнадцать кукуют родители моих учеников. 

Общешкольное закончилось раньше положенного, я не подрассчитала со временем, и вот теперь приходится делать хорошую мину при плохой игре. 

Вообще-то, мне никто не сказал, что я должна присутствовать на общешкольном, там все равно для нас, учителей, ничего интересного не говорят. Обычные дела, не касающиеся обучения. Директор  просит денег. 

На что-нибудь.                                                                                                                                                    

Мне это уже лет восемь, как не интересно.                                                                                                     

Хорошо, что сейчас с классных руководителей не требуют собирать деньги на разнообразные школьные нужды. Раньше и такое приходилось делать, и это был ад. 

Теперь все через электронные кошельки, и меня вообще никоим образом не касается. 

Потому я сочла за благо после уроков и кружка уйти домой и там часик поспать. Отрубиться, вернее. 

И , по закону подлости, проспала.                                                                                                             

И вот теперь делаю умное и очень занятое лицо. Чтоб не только завуч поверила, но и родители, которые пятнадцать минут после окончания общей говорильни проторчали в темном коридоре. 

Оглядываю значительно поредевший родительский состав , с огорчением убеждаясь, что остались самые стойкие. Читай – самые назойливые и дотошные. 

Вздыхаю.                                                                                                                                                            

«Это – твой косяк», -  как сказали бы мои чудесные ученики. Вот и исправляй. 

Несмотря на опоздание, никто мне не высказывает ничего, все рассаживаются и готовятся слушать. 

Я начинаю, как обычно, с приятных вещей, то есть с отличников и общих слов о том, что дети улучшили свой уровень знаний по нескольким предметам. 

Родители отличников гордятся, остальные слушают, украдкой ковыряясь в телефонах. В открытую не решаются, я с невоспитанностью борюсь. 

Далее по плану ложка дегтя, то есть поведение. И произошедший на этой неделе вопиющий случай кражи, из-за которого мне придется идти к инспектору по делам несовершеннолетних и решать вопрос с постановкой ребенка на учет. 

Завершать все надо исключительно на позитивной ноте, но на какой, я пока не придумала. Ничего, по ходу пьесы соображу. Не зря же филолог. Умение чесать языком часами ни о чем – мое коронное и отточенное годами. 

Но к дегтю я не успеваю приступить. Открывается дверь кабинета, и знакомый нахальный голос спрашивает:

- Здесь восьмой «Г»?                                                                                                                                          

Я разворачиваюсь и с изумлением изучаю крепкую, высокую фигуру вошедшего. Он в мотоциклетных штанах и куртке, в руках – шлем. 

И да, у него в самом деле темные волосы.                                                                                                  

Вчера я как-то не успела рассмотреть.                                                                                                             

И изгиб губ… Ну да, немного хищный все же…                                                                                                      

Меня опять тянет на ржач, довольно истерический, кстати,  но приходится сдерживаться. Все же родители учеников здесь, неудобно как-то. 

- А вы чей отец?                                                                                                                                                        

Я вот его точно не видела ни на линейке школьной (это вообще не странно, учитывая, что даже не все  восьмиклашки  на линейку соизволили явиться, чего уж про их родителей говорить?), ни на собрании в начале года. Я бы точно запомнила его. Точно. 

Он смотрит на меня, прищуривается, узнавая. И радостно скалится. 

- Ничей пока что! Но работаю в этом направлении!                                                                                          

В классе раздаются смешки, я оборачиваюсь и вижу, как некоторые мамочки плывут буквально, глядя на него. 

Ну да, здесь я согласна, есть от чего плыть.                                                                                                 

Он, кстати, похоже в курсе, какое впечатление производит на женщин, потому что оглядывает класс и самодовольно улыбается. 

А я начинаю злиться.                                                                                                                                          

Ну вот что это такое?                                                                                                                                         

Не на собрании же родительском! Не в школе же!                                                                                  

- Тогда вам не сюда, я думаю.                                                                                                                               

- Не, сюда. Лена Митрошкина здесь учится?