Танец с лентами

Начало

С листьями чая храни своё тепло и уют.

Враги друг друга не предают.

И я обещаю...

Znaki — Верь мне.

— Тварь! — выдыхает некогда любимый мужчина. — Убирайся! — Он бьет кулаком по стене. — Ненавижу!

Его лицо перекошено гневом, на шее вздулась вена.

— Не нервничай, это вредно для здоровья.

Я  отсылаю воздушный поцелуй и запрыгиваю в подъехавший лифт. Пять, десять, пятнадцать секунд, и двери распахиваются на первом этаже. Теперь нас с ним разделяют девять этажей. Если задуматься, почти бесконечность. Прихрамывая, спускаюсь с крыльца. Возле подъезда уже дожидается черный тонированный джип. Тот перегородил дорогу и передним колесом въехал на газон.

Сажусь вперед.

— Ну как? — спрашивает с водительского сидения Егор.

Он взволнован и теребит ремень безопасности так, будто тот пережимает грудную клетку. Пальцы вцепились в руль. Егора можно понять, ведь от моего ответа зависит наше будущее.

— Расстались полюбовно, — отвечаю с улыбкой. — Поехали.

В тот самый момент, когда джип отъезжает от дома, вибрирует мой мобильный телефон. Так и знала, ха!

«Мне понадобится всего три дня, чтобы разрушить твою жизнь».

«Как скажешь, любимый», — набираю в ответ.

— Куда тебя везти? — Егор заглядывает мне в глаза, пытаясь разглядеть в них что-то, понятное одному ему.

— К тебе.

Я окидываю прощальным взглядом панельную многоэтажку, окно на девятом этаже, и поджимаю губы. Теперь всё кончено.

Колено нестерпимо ноет. То ли к дождю, то ли к неприятностям.

У нас осталось три дня…

1. Тогда

Тринадцать лет назад...

С раннего детства Саша знала, что станет гимнасткой. Она с замиранием сердца смотрела по телевизору на гибких что кошки девушек. На то, как они крутились с лентами. Как перегибались через спину, как балансировали на носочках, как вытягивались в струну. Это было так завораживающе, что Сашино сердце замирало.

Она повторяла за телевизионными гимнастками все выпады и наклоны, да только её ноги подкашивались, и девочка падала, чтобы вновь вставать в неуклюжую стойку.

Мама дочкины просьбы всерьез не воспринимала, а на все просьбы отмахивалась:

— Не нужны тебе эти танцульки, пустая трата денег.

Сашина мечта казалась неисполнимой, но в семь лет девочка переехала жить к бабушке. Той быстро надоело постоянное — ежедневное, ежечасное! — нытье, и промозглым сентябрьским вечером бабушка с внучкой вошли в класс гимнастики.

— Поздновато вы опомнились. Кто ж в таком возрасте начинает заниматься? — посетовала молоденькая учительница, рассматривая Сашу, у которой от дождя распушились волосы.

Та стояла, сжав кулачки. Она ещё покажет этой учительнице! И детям покажет, которые пялятся с пренебрежением — будто они лучше её, потому что в гимнастике с пяти, а кто и с двух лет. А они не лучше…

Саша тренировалась на износ. Ревела, когда садилась на шпагат или тянула спину; доводила мышцы до изнеможения; не могла с утра встать с постели — но никогда не сдавалась. Вскоре учительница перестала относиться к ней как к лишнему элементу, а в конце первого класса Сашу пригласили на первые в её жизни соревнования!

Костюм ей достался по наследству от участницы, завязавшей со спортом. Бабушка практически вымолила его у мамы той девочки — на покупку нового денег не хватало, а ношеный обошелся, как сказала бабушка, «по дармовой цене». Костюм сидел плохо, колол, рукава не доставали до запястья, он жал между ног и в подмышках. Но всё равно был великолепен.

Перед началом выступления учительница собственноручно заплела Саше кичку. Погладила по тощей спине и сказала:

— Давай, юла, я верю в тебя.

И Саша показала высший класс. Она извивалась змеей, кружилась, вертелась, прыгала. Погрузилась в музыку, жила её переливами. Её пальцы стали продолжением нот. Тело обратилось в мелодию.

Ей аплодировали. Она запомнила чарующих вкус этих первых оваций. Учительница показывала большой палец. А Лена, первая соперница Саши, светловолосая и голубоглазая худышка, недовольно надулась. Саша сделала её! Саша — победительница!

Она не заняла первого места на тех соревнованиях, но получила приз зрительских симпатий. Бабушка освободила в старом советском серванте полку, чтобы поставить туда первый из многих кубок.

— Пока не заполнишь всю полку — гимнастику не бросишь. — Она потрепала внучку за смешную кичку.

Саша фыркнула. Дел-то, она этими кубками всю квартиру уставит!

А потом появился Никита...

2. Тогда

Десять лет назад...

Октябрь выдался холодным и ливневым. Городские соревнования начинались через неделю, поэтому Саша дневала и ночевала в зале. Она осваивала ленты — кручения давались сложнее всего, девочка то и дело путалась в них. Вот и сейчас, не удержавшись, упала на левое колено.

— Ай, — присвистнула сквозь зубы.

— Неуклюжая, — Лена, растягивающаяся у зеркал, закатила глаза.

Саша потерла ногу — царапина ерундовая, кровь едва проступила —  и  упрямо поднялась. На Лену она не обращала никакого внимания.

— Прям вижу, как ты грохаешься перед жюри. Нос наверняка разобьешь, косолапая! — не унималась та.

Саша вспыхнула от негодования. Вот коза! Пользуется тем, что тренер их не слышит. Но девочка промолчала; бабушка учила её не отвлекаться на внешние раздражители. Она схватилась за скользкие как змеи ленты.

Один. Два. Три. Поворот.

Домой она всегда возвращалась через парк. По одной и той же тропинке, заученной наизусть. Парк не пугал Сашу — он был свой. Зимой озябший и голый, осенью заплаканный, а жарким летом — цветущий и такой зеленый, словно вымазанный краской. Поздняя ночь стелилась по небу, укутывала одеялом из тумана плакучие ивы у озера.

Раньше Сашу встречала бабушка, но с тех пор, как она устроилась на вечернюю работу, Саше пришлось быть самостоятельной. Она никогда никуда не заворачивала, ни с кем не разговаривала, а если её (да даже если не её) кто-то окликал — бежала со всех ног.

Вот и сейчас за спиной донесся задорный смех. Саша вся съежилась: мальчишки...

Она не любила мальчиков и совсем не умела себя с ними вести. Да и за что их любить, они же такие неприятные? Её десятилетние одноклассницы гуляли с ними, даже — невиданное дело! — целовались за школой, а Саша замыкалась в себе всякий раз, когда к ней обращались по имени. На двадцать третье февраля она вручала подарок молча. И вся зажималась, если одноклассники начинали её обсуждать. Те любили похохотать над нескладной фигурой, длинными руками. Называли её вороной — за темные волосы и острый нос.

Мальчишки были совсем близко. Саша замедлила шаг — пусть обгоняют её. Но те словно специально шли позади. Их голоса обжигали лопатки.

— Девочка, а, девочка, есть курить? — крикнул один и заржал своей шутке, между прочим, нелепой.

Саша ускорилась.

— Гога, не пугай малявок, — скучающе ответил второй голос.

— Я и не думал пугать! Эй, мелкая, как тебя звать? Извини, если обидел.

Но интонация злая, в ней нет ни грамма тепла. Сашино сердце устремилось к пяткам. Страшно было — до слез. До мурашек, что усыпали позвоночник. Она хотела рвануть со всех ног, но её схватили за рюкзак. Резко потянули на себя.

— Ой!

Саша грохнулась на землю и во все глаза уставилась на троих парней. Им лет по четырнадцать, наверное, совсем взрослые и очень опасные. Такие, от которых бабушка советовала держаться подальше. Саша и держалась, только вот они сами пристали. Что теперь будет?..

Под светом единственного фонаря их лица приобретали желтовато-белый цвет, точно восковая маска.

— Что вы… что вы… — всхлипнула девочка.

— Ты не ответила, малютка. Извинишь меня или нет? — ухмыльнулся брюнет, немытые патлы которого спускались до плеч.

— Извиню, — выпалила Саша, только бы от неё отстали.

— А сигареты есть? — Брюнет склонился к ней совсем близко, дохнул гнилостно.

— Н-нет.

Она отползала от них задом, часто перебирая руками.

— А деньги? — вдруг спросил высокий парень с лошадиными чертами лица: широкой челюстью и выступающими передними зубами.

У Саши в кармане лежало десять рублей — сэкономила в школе на пирожке. Но отдавать их хулиганам не хотелось. Чем они заслужили эту десятку, а она из-за неё осталась без полдника! Вот уж нет, не видать им денег. Девочка помотала головой. Теплый вязаный берет слетел с волос и упал ей под ноги.

— Не верю! — несимпатичный парень надвигался. — По глазам вижу, врешь.

Остальные отступили в сторону, позволяя ему самому решить, что делать с вруньей. Тот схватил Сашу за локоть, потянул наверх без всякой жалости. Она ойкнула. От страха горло свело, а из глаз  полились слезы. Девочка пыталась сбежать, но мальчишки обступили её кольцом. Их взгляды цепляли, кололи, драли на куски.

Высокий выкрутил руку Саше за спину. Она выгнулась в нелепой позе, да так и осталась стоять, брыкаясь и всхлипывая. Брюнет полез в карман и с видом победителя выудил оттуда десятку.

— Реально врет! — гоготнул он. — Давай дальше смотреть, чего ещё прячет.

Он сорвал с неё рюкзак. Скудное содержание того вывалилось на мокрую землю. Ластик и ручка, тетрадки, тренировочный костюм, чешки и заколка — всё разлетелось по сторонам.

3. Тогда

Герасимов Никита ненавидел две вещи: когда его называли по фамилии и нытиков. Его отец был хмурым, замкнутым человеком — и эти людские качества Никита ценил больше всего на свете. «Реже открывай рот, чаще слушай», — так учил отец.

Он не терпел слабаков, но эта девчонка чем-то его зацепила. Нет, ну глупость какая-то! Как так вообще получилось? Они с парнями постоянно нападали на малышню. И деньги у той отжимали, и отправляли домой с синяком под глазом или даже пинком под зад. В школе их называли «местной бандой», и Никите нравилось быть частью банды. Он, правда, не любил глумиться над кем-то, чаще оставался в сторонке, потому что тащился от ощущения превосходства, а не физической расправы.

А эта девчонка… Блин! Мелкая, пучеглазая, угловатая какая-то. Да ей бы ни Серый, ни Гога никакого вреда не причинили — покопались бы в шмотках и отпустили. Не совсем же они уроды, чтоб девок бить. Но почему-то Никита удумал её защитить. За что, разумеется, тут же был осмеян.

— Твоя невеста, а, Ник? — гоготнул Серый, когда малявка убежала.

Никита сжал кулаки.

— Не моя, понял?

Гога понимающе подмигнул.

— А вы с ней уже того?

— Отвалите по-хорошему, — сказал сквозь зубы, и друзья как-то сразу поникли.

Все-таки в их компании главенствовал он.

А дома пахло фирменным борщом, вкусным до невозможности. Мама уплетала тот за обе щеки, болтая ногой и рассказывая что-то отцу. Тот немногословно поддакивал. Смешная Никите досталась мама: веселая, активная, неунывающая. Они с папой здорово контрастировали. Никита даже мечтал когда-то в детстве найти себе в жены такую же, как мама. Потом, конечно, идиотские мечты о женитьбе прошли — кому надо жениться? И как с этими девчонками вообще можно общаться? Они же тупые, только о шмотках и думают. Или вон, как та малявка из парка, трусят от всего подряд.

— Иди к столу, — приказал папа.

— Чего такой озадаченный? — удивилась мама.

Никита нехотя поводил ложкой в тарелке, размазывая сметану по борщу. Аппетита не было.

А у девчонки какой-то спортивный костюм лежал в сумке. И тапки специальные, названия которых Никита не помнил. Спортсменка она, что ли? А чем занимается?

Блин, ему-то какое дело до её занятий?! Она ему кто, сестра родная?

4. Тогда

На следующий день выяснилось, что плаксивая девчонка из одной школы с Никитой. Он увидел её в столовой, стоящей в очереди за льготным обедом. Фу, убогая; все приличные люди покупают беляш или пиццу, ну или, на крайний случай, комплексный обед с мясом. Льготный обед даже пахнет отвратительно — переваренной кашей и вчерашней капустой.

А она...

Она носила джинсы в заплатах и старушечий свитер. Смотрела затравленно, передала талончик своей ручонкой-веточкой повару и получила порцию макарон с серо-коричневой котлетой. Нищая дура.

Нет, ну какого черта он на неё пялится? Даже не слышит, о чем говорят парни. Те, кстати, её то ли не узнали, то ли не приметили. Ну и отлично, а то бы опять засмеяли.

— Ник, ты с нами? — Гога пощелкал пальцами у него перед глазами.

— С вами, — буркнул Никита, даже не зная, на что он подписался.

Всё, отныне никаких мыслей о нищей идиотке. Как-никак он взрослый тринадцатилетний парень, ему по статусу не положено.

***

Восемь лет назад...

Её звали Сашей, и она занималась художественной гимнастикой. За два года Никита узнал, что за зверь этот гимнастика, с чем его едят и почему Саша в нем так хороша. А она была просто невероятна! Никита сначала ходил к ней на выступления украдкой, садился на последнем ряду и изображал уныние. Мол, его заставили прийти родители или учителя. Потом проникся…

Она была как фарфоровая фигурка, как заводная куколка на шкатулке. Вся её нескладность куда-то исчезала, едва Саша начинала танцевать. Руки-веточки двигались плавно и осторожно, она умудрялась кружиться на одной ноге, задирая вторую к голове. Непостижимо! Никита дома попробовал поднять так ногу — но не смог достать даже до живота.

А как ей давался танец с лентами! Она рисовала алыми ленточками узоры, буквы, выписывала целые слова. И улыбалась так беззащитно, что Никита забывал, как дышать.

Так вот. Сначала он изображал из себя ленивого зрителя, пока не увидел объявление, висящее на доске в спортивном зале. Секции гимнастики требовался фотограф из числа школьников для съемок их мероприятий. Никита подумал-подумал, взял у отца фотоаппарат — и пошел будто бы невзначай.

Парни, когда узнали, назвали его бабой, тупицей, гомосеком и даже кое-кем похуже. Но Никита отмазался — отец заставил заняться фотосъемкой. Отца Никиты парни уважали, поэтому повздыхали и издеваться практически прекратили. За два года, впрочем, они остепенились, малолеток уже не грабили. Серый за девчонкой начал ухаживать, Гога увлекся сочинением рэпа. Рэпер из него был так себе, но парень тащился — а друзья его всячески поддерживали.

А Никита фотографировал Сашу. Приходилось щелкать всех, но её он снимал с особым трепетом. Ловил самые удачные кадры и после отбирал из груды заснятых фоток самые-самые. Только вот Саша, кажется, совсем не глядела на доску, где висели фотографии, и не любовалась собой.

Никита понимал, что он — придурок. Что только придурок может любить двенадцатилетнюю замухрышку-гимнастку и бояться признаться ей в этом. Но всё равно его тянуло к ней: смотреть, изучать, запоминать. Они были знакомы постольку-поскольку (а как быть незнакомым, когда ездишь с ней на большинство выступлений), но ни о чем серьезном никогда не общались.

Когда-нибудь он обязательно подойдет к ней. Но не сегодня. И не завтра. Скорее всего, даже не в следующий понедельник.

5. Сейчас

Мы сидим за столиком в шумном баре, и услужливый мальчик подносит коктейль за коктейлем. На его выдрессированной физиономии ни единой эмоции, кроме обожания. Да-да, говорят его глаза, я тащусь от каждого клиента и готов ради чаевых на что угодно.

Обычно я предпочитаю красное полусухое вино, но сегодня до нестерпимой жажды хочется крепкого. Может, текилы? Да, наверное, текилы. Официант несется исполнять заказ, и вскоре я залпом выпиваю рюмку золотой. Огонь опаляет горло, обжигающей струей пробегает по пищеводу. Трясу головой, разгоняя жар.

— Тебе уже хватит, — напоминает Ира. — Ты ушатала три лонга, а теперь решила добить себя текилой? Когда полезешь на стол танцевать стриптиз?

— Нет, не хватит, — упрямлюсь я чисто из вредности.

Ира мне не подруга, даже не приятельница. Сугубо коллега по работе, которая иногда «выводит меня в общество». Это, если что, цитата. Я выводиться в общество ненавижу, потому что не терплю всё то, от чего тащится большинство моих сверстниц: клубы, громкую музыку (да если бы музыку, скорее долбежку) и танцы. Я в свои двадцать лет ужасная затворница и клиническая брюзга. Так сказать, бурное детство и унылая старость.

Сегодня я уничтожила того, по кому сходила с ума долгие годы. Чьего звонка ждала как жизненно необходимого. Того, кому отдала себя без остатка. Чей профиль мерещился повсюду. Чей голос с неизлечимой иронией звучал среди чужих голосов. Того, кто не звонил и не писал четыре года, но искренне считал нас друзьями.

Ха, друзьями!

Разве я не имею права напиться после своего триумфа?

— Саша, ты не подумай, что я тебя поучаю а-ля мать, но завтра у тебя будет болеть голова. И тошнить. Даже скорее так: ты будешь обниматься с унитазом во время головной боли. А у тебя завтра собеседование, между прочим.

— Помню.

Я морщусь. Да Ира хуже матери, та хотя бы в мою жизнь ни разу за двадцать лет не лезла. Именно поэтому её звонок недельной давности выбил меня из колеи. Мама впервые поинтересовалась моими успехами! Я по наивности растаяла и даже как-то неумело отчиталась: магазин работает, нагрузка большая, заказов много. Как маленькая девочка, решила, что вот сейчас-то меня похвалят, наконец-то мне скажут, что я огромная умница. Но моя мама была в своем репертуаре. Она, одобрительно помычав в ответ, без лишних предисловий потребовала пристроить ко мне своего сыночка.

Не попросила помочь раздолбаю-брату в поисках работы, а отрезала:

— Возьми его к себе.

Я так опешила, что даже не сумела отказаться. Мягкотелое создание, не приученное говорить «Нет».

— Да, кстати, будь с ним помягче, — промурлыкала матушка напоследок. — Как-никак, он — родная кровь.

Конечно-конечно. Сколько раз за всю жизнь братец позвонил мне просто так или чтобы поздравить с днем рождения, справиться о здоровье? Впрочем, я тоже ему не звонила и видела раз тридцать от силы. Мы квиты.

Но мысли о завтрашней встрече туманят рассудок сильнее, чем выпитый алкоголь. Где-то в глубине души я до чертиков боюсь облажаться перед матерью.

— Уговорила, — сдаюсь я, хватаясь за барную стойку, чтобы не упасть. — Вызовешь такси?

Голова ясная, но тело ведет, качает из стороны в сторону как тонкую осинку на ветру.

— Без проблем.

В её руке — навороченный мобильный. Ира пытается назвать таксисту наш адрес, повторяет громче и громче, пока окончательно не переходит на истерику:

— Улица Малая Горная! — злится она, перекрикивая музыку и прижимая ладонь ко рту и динамику. — Какая Нагорная?! Горная! Вы глухой?! В смысле, кто? Вы!

— Вызови такси через интернет, — предлагаю я, когда Иру охватывает форменное бешенство.

— Делать мне нечего, я всегда вызываю по телефону! — Она капризно стучит ножкой.

Интересная логика, но не мне судить.

Короче говоря, не сразу, но Ира справляется с заказом машины и залпом осушает последнюю рюмку.

Минут через десять к входу в клуб подъезжает серебристая большеглазая иномарка. В салоне так сильно пахнет дешевым одеколоном, что меня тошнит. Вдобавок напоминает о себе давняя подруга мигрень, и виски сдавливает болью. В голове не остается ничего, кроме раскаленных углей, на которых жарятся мозги.

Я пытаюсь открыть окно, но оно не поддается. Раз за разом давлю на кнопку, потихоньку сходя с ума от духоты и боли.

— Приоткройте окно, — хрипло, почти отчаянно.

Перед глазами проплывают цветные пятна, и к горлу подкатывает солоноватый ком. Вместо того, чтобы открыть окно полностью, водитель делает небольшую щелочку — только раззадоривает. Я высовываюсь в щелку носом и вдыхаю вечерний холодный воздух. Наверное, со стороны я напоминаю пса, которого везут на отдых, и он рассматривает мир, высунув язык от удовольствия.

Пахнет свободой. Свежестью. Бескрайностью, за которой нет никого и ничего: никаких запретов и ограничений, никаких тоскливых мыслей. Если закрыть глаза, то кажется, что всё осталось по-прежнему.

6. Сейчас

Собеседование длится всего минут десять, а диагноз так и вертится на языке: мой брат — тупица, причем непроходимый. Я стараюсь говорить с ним мягко, как с психическим больным:

— Нам нужен специалист по общению с клиентами в социальных сетях, понимаешь?

Братец кивает. Его взгляд лениво пробегает по нашему крохотному офису, заваленному бумагами, каталогами, коробками и буклетами. Нога закинута на ногу, поза такая расслабленная, будто это он начальник, а я – нерадивый соискатель.

От злости сводит скулы.

— Как думаешь, какое общение я подразумеваю?

Шишка на моем лбу налилась изумрудным оттенком. Я украдкой рассматриваю её в зеркальце, которое стоит на письменном столе. Жуть жуткая, тональный крем её подмазал, но не закрасил. Словно я начинаю медленно, но верно зеленеть. Превращаюсь в лягушку, ха-ха. Мало мне головной боли, так ещё и это.

Брат чешет в затылке. По всей видимости, вопрос поставил его в конкретный такой тупик.

— Ну, продавать что-то надо, типа того? — он мнется.

— Не совсем. Наш интернет-магазин…

— Кстати, да. А что вы продаете? — перебивает братец и лыбится самой тупой из возможных улыбок.

Мне не хватает злости! Он пришел устраиваться на работу и не удосужился поинтересоваться хотя бы через интернет, чем мы занимаемся?! Хорошо, что Иру и Леру — третьего нашего бизнес-партнера — я попросила не присутствовать. Решила разобраться с родственничком для начала сама, а уже потом показать его девочкам. И правильно сделала, иначе бы пришлось перед ними краснеть.

Красно-зеленая лягушка по имени Саша.

— В основном одежду для женщин. — Мой ответ максимально корректен, хотя наружу рвется нецензурная брань.

— И чего? — не понимает он, но подается вперед. — На бабских шмотках можно поднять бабло?

О, милый братец, ты даже не представляешь, какое!

Мы построили интернет-магазин «Ли-бертэ» с нуля вдвоем с Ирой. Просто в один день две голодающие студентки-первокурсницы узнали от какой-то знакомой, что одежду можно покупать не на рынках или распродажах, а в интернете за смешные цены. Нашли китайские сайты, накупили хлама на всю стипендию. Стыдно вспомнить, какой ужас нам пришел — а что мы ожидали от кофточек за пятьдесят рублей и джинсов за двести? Потом чуть обтерлись, разыскали продавцов с хорошим рейтингом и качественными вещами. И когда наши гардеробы были переполнены, Ира глубокомысленно изрекла:

— Пора перепродавать.

А я, посмеявшись, добавила, что нужно открывать свой магазин. Мы переглянулись и замолчали. В воздухе запахло идеей.

Ира — генератор болтовни, а потому новость о мини-магазине быстро разлетелась по корпусу. В общаге дешевые тряпки приняли на ура, причем с руками оторвали даже то шмотье, которое мы считали откровенно убогим. Отпраздновав первый заработок (попросту прокутив его), мы решили в следующий раз заказать из Китая кофточек всех фасонов, размеров, расцветок. И они разошлись, как горячие пирожки, в первый же месяц!

Наверное, природа наградила нас отменным вкусом — ни одна вещь не залеживалась больше недели.

В нашем захолустье зарубежные интернет-магазины в ту пору особо не жаловали, ибо ни качества, ни гарантий. Поэтому маленький домашний бизнес потихоньку разросся. Одежда заполнила шкафы, валялась на столах и кроватях, а сами мы ютились в уголке и накупали новое, едва успев продать предыдущую партию. Парни сделали нам группу в социальных сетях, и буквально за полгода в неё вступило несколько тысяч человек. Ира договаривалась с поставщиками, выбивала дополнительные скидки, с кем-то ругалась до пены у рта. Качество одежды возросло, следом оказалось, что не всем покупателям нужен эконом-класс. Кому-то — ничего себе! — подавай брендовые очки и сумочки, сапоги и туфли за несколько тысяч рублей.

А потом мы познакомились с Лерой, дочкой богатого папеньки. Ей было настолько скучно, что хотелось любой «двужихи». Лера сказала просто: она нам — деньги для развития, мы ей — прибыль.

Как-то неожиданно заказали свой сайт, так же неожиданно превратились в небольшую компанию, а теперь у нас есть точки самовывоза, несколько мальчиков-курьеров, укладчики, операторы; работает внештатный фотограф и девочка-модель и кто-то ещё, с кем разбирается Ира — так называемый отдел кадров; целый склад одежды, а Лера планирует расширяться в соседние города.

Я, если честно, до сих пор в шоке от того, сколько мы выдержали. Сколько бессонных ночей наполняли разделы сайта; как сами договаривались с клиентами и мотались с коробками по городу, как мы не успевали вдвоем развезти все заказы. Как нас выгоняли, заметив выступающий шов или некачественный принт на футболке. Как нам отказывались платить, как наша прибыль не покрывала расходов. Но сегодня «Ли-бертэ» процветает, несмотря на убогий офис на окраине города и вечный недосып.

Недавно я провела маркетинговое исследование, и оказалось, что даже со своим сайтом без социальных сетей не обойтись: вся клиентура вертится в них. Тогда Ира предложила нанять торгового представителя, в идеале девочку из числа покупательниц, которая завлекала бы народ и помогала бы консультацией по основным вопросам. И тут, как нельзя кстати, позвонила моя матушка.

7. Тогда

Семь лет назад...

Саша получила разряд кандидата в мастера спорта! КМС, как их называют! Невероятно! Она сама не верила, но это произошло. Ей предрекали средние результаты, говорили: «Тем, кто поздно приходит в гимнастику, не добиться никаких успехов». Но Саша взяла и стала КМС!

Полка была уставлена кубками, стены увешаны медалями и грамотами. Она сбила ноги в кровь, её коленки пестрели ссадинами, болели суставы и спина (тренер уверяла, что это проблема всех гимнасток), от недосыпа кружилась голова, но она добивалась всё новых успехов и покоряла вершину за вершиной.

Она научилась танцевать с лентой так, будто этот тонкий алый хвостик был продолжением пальцев. Научилась крутить обруч и подбрасывать булавы (и даже не выбила себе зуб, как Наташка Петрова — кровищи-то было…) Она зарабатывала баллы за пластику тела, за гибкость, за волны. Она ездила на всероссийские соревнования наравне с другими КМС.

— Чтоб ты шею сломала, — шипела Ленка, главная Сашина соперница.

— Только после тебя, — подмигивала девочка.

Их вражда стала чем-то вроде привязанности. Не проходило и часа, чтобы Ленка не отвесила колкость по поводу внешности Саши, а та не посмеялась над её пластичностью. Когда Ленка болела — тренировки проходили вяло, без напряжения. Соперничество добавляло тонуса. С такими врагами и друзья не нужны!

А с друзьями как-то не складывалось. Они ходили по впискам, по кинотеатрам, зависали на площадке у детского сада, тусовались на фудкортах, пока Саша тренировалась. Впрочем, бабушка сказала, что без друзей жить можно — а Саша бабушке верила.

Сегодня ей исполнилось тринадцать лет. В честь праздника бабушка заплела внучке две косички и купила платьице в горошек, и целый день Саша ловила на себе восхищенные взгляды. А после тренировки позвала девочек из группы к столу, где уже был разлит по стаканчикам яблочный сок, а на тарелочках лежало скромное угощение: конфеты да печенье.

Первого и последнего мужчину группы, как называла его тренер, фотографа Никиту Герасимова, тоже пригласили на мини-чаепитие. Саше было стыдно перед ним; он всегда смотрел так важно и оценивающе (даже через объектив), а тут обычные сладости, которых полно в любом кондитерском магазине. Никита со знанием дела прицелился фотоаппаратом к нетронутому столу, сделал пару кадров и дал разрешение чаевничать.

Только тогда оголодавшие после занятий девочки расхватали угощение. Лена показательно не ела. Саша — тоже; кусок в горло не лез.

Ей тринадцать, не может быть. Кто-то в тринадцать лет уже готовится стать чемпионом России, а она всего-то КМС, к тому же не подающий особых надежд. Все-таки возраст сказывался, вот отдали бы её лет в пять…

— Обалденный чай, — пробасил Никита, влезая в девичью болтовню.

На него сразу же посмотрели все без исключения. Конечно, Никита Герасимов — мечта всех гимнасток: высокий, модно одевающийся, веселый, светловолосый парень. Если уж он шутил, то до колик в животе. А взгляд? Признаться, Саша тонула в серо-голубой бездне его глаз. Но, понимая, где он и где она, с разговорами не лезла и держала дистанцию.

Она зарделась до кончиков волос.

— Бабушка заваривала. Он с сушеной мятой.

Именно бабушка сервировала стол, после чего ушла домой — чтобы не мешать праздновать. Саше досталась очень хорошая, продвинутая бабушка, которая никогда не покушалась на личное пространство внучки.

— По-моему, чай — отстой, — сквозь зубы прошипела Лена так, чтобы не расслышала тренер.

— Ну и не пей, — закатила глаза Саша.

Они недолго посидели все вместе, после чего Саше вручили большую шоколадную медаль, а всякий желающий подергал новорожденную за уши. Не дергали только Никита и Лена — и ничего удивительного.

Ну а потом девчонки разошлись по домам, и Саша убирала со стола, сгребала в пакет фантики и надкушенные пряники. А на душе почему-то поселилась невероятная тоска — хоть волком вой. Не такого она ожидала дня рождения. А какого, спрашивается?

Может, завтра приедет мама? И даже с Вадиком? Семью Саша видела крайне редко, и бабушка давным-давно объяснила ей почему: у мамы другой муж, который не принял дочь от первого брака. Поэтому пока эта дочь, стало быть, Саша, подрастает у бабушки. Бабушка, говоря горькую правду, поджимала губы, а Саша не понимала: чем она не угодила дяде Мише? Она вроде гадостей ему не говорила, да и относилась с уважением, называла на «вы», а не папой.

Мусор был упакован, а стол протерт. Саша убрала тренировочный костюм в рюкзак и, насвистывая печальный мотивчик, двинулась к гардеробу. Дома её ждал старенький компьютер, который принесла мама, когда Вадику купили новый — и бабушка наверняка разрешит посидеть за ним полчаса перед сном.

Но на лестнице поджидала Лена, шнурующая левый кроссовок.

—  О, Сашенька, куда же ты спешишь? — хмыкнула она, поднимаясь.

— А ты решила переночевать в школе? — парировала Саша.

— Твое какое собачье дело?

8. Тогда

Всё, хватит придумывать нелепые отмазки! Никита пригласит Сашу на свидание! Сегодня же! Ну, как на свидание... Родители Серого умотали на юг, и в честь этого тот устраивал в субботу вечеринку на квартире. Никита собирался дождаться Сашу после тренировки и предложить как бы невзначай: «А пойдем со мной?»

Она, разумеется, удивится, да и особого оправдания своему порыву Никита не придумал, но действовать-то надо. Нельзя вечно пялиться издалека как какой-то влюбленный извращенец. Если Гоге с Серым можно мутить с девчонками, чем он хуже? Саша стройная, аккуратная, глазастая. И волосы у нее до талии, только она их постоянно прячет в уродливый пучок.

Назад пути нет!

Он полчаса караулил её у школьных ворот. Гимнастки давно разбежались кто куда, а она всё не выходила. Никита начал подмерзать. Осень выдалась ветреная, брызги не то дождя, не то снега летели в лицо. Он побродил туда-сюда, взад-вперед, попинал решетку, расшатал калитку. Когда занятия кончились, решился: придется отлавливать Сашу внутри, иначе он окочурится от холода, и ей достанется только хладный труп.

— Куда? — гаркнула вахтерша, стоило Никите переступить порог школы. — Закрыто.

— Я забыл свою шапку, пожалуйста, пустите, иначе отец меня прибьет, — выпалил на одном дыхании, а затем мило улыбнулся.

Мама говорила, что у Никиты отменно получалась эта улыбка: чуть смущенная, с ямочками на щеках. Не мальчик, а белокурый ангелок, умилялась мама.

Вахтерша махнула рукой, мол, давай быстрее. Шапки, торчащей из мальчишеского кармана, она не заметила.

От гардеробов он, как секретный агент, на носочках перебежал к коридору первого этажа. До поворота к лестницам оставалось несколько шагов, когда в узенький коридор прям-таки вылетела Лена.

— Ой, Никитос, — заалела она. — Приветик. А ты кого ждешь?

«Уж не тебя», — подумал Никита. Лена не вызывала в нем никаких чувств, кроме неприязни. Идеально накрашенная, но несимпатичная девица: глазенки рыбьи, белесые волосенки зализаны, губки надуты от вечного недовольства. Она подмазывалась к тренеру, к судьям, флиртовала как с Никитой, так и с другими мальчишками. То ли дело Саша; всего добилась сама, тренировалась, не жалея себя, и никогда, ни при каких условиях, не позволяла себе строить глазки всем подряд.

— Не важно.

С лестницы донесся жалобный стон, переходящий во всхлип. А вместе с ним подозрительное шуршание фантиками. Как будто кто-то ревел и поедал конфеты одновременно. Никита нахмурился, прислушиваясь к непонятным звукам.

— А, это Савельева с лестницы скатилась, — хмыкнула Лена, заметив его недоумение.

Никита в два шага пересек коридор и увидел Сашу. Та выглядела несчастной: колготки продраны, волосы встрепаны. С глаз скатывались злые слезы. Она, прихрамывая, подбирала фантики от конфет, разбросанные по ступеням и полу.

Нет, она упала неспроста! Внезапная догадка пронзила Никиту, и глаза застлала кровавая пелена. Он вернулся к переступающей с ноги на ногу Лене — его, что ли, ждала? — и схватил девицу за воротник.

— Ну-ка пошла за мной.

Лена взвизгнула как настоящая свинья, только худая и белобрысая, и потащилась следом. Саша начала пятиться, когда увидела их вдвоем. Скулы её обострились, тоненькие пальчики сжались в кулак.

— Саш, расскажи-ка мне, — учительским тоном завел Никита, — она тебя толкнула?

— Нет.

Ни секунды на раздумье. Ответ острый как бритва, а во взгляде — пепел. Согнутая Лена брыкалась, пыталась скинуть его руку, но Никита держал крепко. Хватке его научил отец.

— Отвали, кретин, — выла она.

— Черта с два. Извиняйся.

— Да не трогала я эту убогую.

— Она меня не трогала, — подтвердила Саша и сделала ещё шажок назад, подворачивая левую ногу.

— Ты сама грохнулась?

— Да.

Никита с брезгливостью выпустил Лену из захвата. Та встряхнулась, поправила воротник и вновь стала прежней надменный гадиной.

— Герасимов, тебе кранты! Ты поплатишься. Я дружу со старшеклассниками.

— Дура, не забывай, что я тоже старшеклассник, — фыркнул он и помахал ручкой на прощание.

Лена убежала, выкрикивая какие-то несвязные гадости, а Саша смотрела настороженно и не двигалась. Замерла перед нападением. Загнанный в угол звереныш. По детству они с парнями гоняли кошек, и те были точно такими же: слабыми, но готовыми бороться до последней капли крови.

— Иди сюда, — приказал Никита тоном отца.

Она помотала головой.

— Живо! — и подошел сам,  резким движением схватил за талию и взвалил на себя. Мусор из пакета благополучно рассыпался. А Саша не вырывалась — затаилась. Только всхлипывала тихонечко и дрожала всем хрупким, будто хрустальным, тельцем.

— Где ты живешь? — спросил Никита.

9. Тогда

Стемнело, и под тусклым светом единственного фонаря её силуэт казался полупрозрачным. Она шла как королева, осанистая, невозмутимая. Никита выжидал. Он мог бы вынырнуть из темноты, с которой успел сродниться, но смотрел издалека. Пока смотрел.

Его пальцы окаменели. Никита не любил обижать тех, кто слабее, но иногда нельзя поступить иначе. Никакие уговоры не убеждают лучше кулака. Он вышел из-за угла и двинулся за девичьей фигурой. Эта надменная девчонка, Лена, почуяла опасность, вжала голову в плечи и прибавила шагу. Наивная, будто она сумеет спастись бегством.

Никита нарочито громко кашлянул. а его жертва боязливо оглянулась. Секунда, и Лена ускорилась до бега. Но Никита с легкостью догнал зазнавшуюся гимнастку. Легким движением уронил на асфальт и навалился на неё всем своим весом. Лена пыталась позвать на помощь, но её крик потонул в безлюдной аллее. Жалостливый голос размыл собой ветер, впитала почва.

И все-таки Никита прикрыл ей рот ладонью.

— Заткнись. — А от голоса несло ненавистью.

Белобрысая взвизгнула и попыталась прокусить руку, но Никита легонько пнул её в бок. Не для того, чтобы сделать больно  — только припугнуть, напомнить, кто хозяин положения. Ему даже нравилось нависать над Леной пугающей тенью и дышать в лицо опаляющей злобой. Он властвовал над ней, а она дрожала под ним.

— Молчи, иначе… — Никита не закончил фразу, но Лена всё поняла и обмякла безвольной куклой.

Никита был краток:

— Отстань от Саши Савельевой. Никогда не приближайся к ней, даже не смотри в её сторону. Если ослушаешься — мы с парнями придем к тебе, и эта встреча будет особенной, поверь на слово.

Лена не была так самоуверенна как раньше и дружбой со старшеклассниками больше не кичилась. Никита отнял ладонь от пухлых губ. Гимнастка тоненько взвыла.

— Прошу…

— А вздумаешь пожаловаться — я не стану размениваться на болтовню.

Второй легкий, но ощутимый пинок пришелся под ребра. Лена закивала.

— Пусти.

— Я был услышан?

— Да...

— Точно?!

— Да!

Он легко спрыгнул с Лены, и та, путаясь в юбке и спотыкаясь на ровном месте, побежала от него прочь. Как от монстра.

А он и есть монстр, безумно влюбленный монстр.

Саша никогда не узнает про Никитин импульсивный поступок. Ей ни к чему. Она до сих пор верит в чудо, в розовые сказки о справедливости, и не поймет человека, готового причинить страдания кому-то другому. Даже её обидчику, даже такой скотине, как Лена.

Саша, его Саша, оттаивала словно весенний цветок. Дикий звереныш одомашнивался, исчезала былая ершистость. Она до сих пор не верила, что Никита всерьез называл её красавицей. От всего сердца, без капли лести, а она одергивала кофту, начинала теребить губы зубами, прокусывая их до крови, хмурилась. И держаться за руки стеснялась. Когда Никита словил её ладошку впервые — отпрянула и зыркнула исподлобья. Потом, правда, привыкла.

А первый поцелуй? Саша долго отказывалась, считала касание губ губами чем-то постыдным. Но она сдалась, и поцелуй с ней пах ванилью.

Неласковая и нелюдимая, не верящая никому и ничему. Только в себя, только себе. Однажды Никита подарил ей шоколадку — самую обычную, молочную, с изюмом и орехами, — а Саша спрятала ту подальше и отказалась вскрывать — страшилась, что второй шоколадки не будет, а эту она съест слишком быстро.

Как он понял, она жила в бедной семье, потому-то подарки, шоколадки, конфеты и угощения были для Саши в новинку. И не только угощения, но и ласка, забота, любовь.

Этот шипастый цветок с невероятно глубокими глазами достался Никите, и тот был просто обязан выходить его. Что угодно, только бы она расцвела.

Но, вот досада, Саша третью неделю хромала, и это несовершенство ужасало Никиту. Нет ничего важнее Сашиного танца. Легких движений и плавных перекатов. Лент, струящихся под пальчиками. Если Саша не сможет танцевать — он лично скинет эту свиноподобную Лену с моста. Можно не сомневаться, он ни на миг не усомнится перед тем, как бросит ее вниз. В его компании с обидчиками расправлялись без лишних разговоров, а перелом руки или ноги — лишь малое из того, что может приключиться с тем, кто перешел дорогу своре бродячих собак. Никита был псом, жаждущим крови.

Он шутливо взвыл в спину Лене. Та побежала быстрее.

Мальчишечий хохот смешался с шумом листвы.

10. Тогда

Ванна заполнилась наполовину. От воды валил пар, и зеркало моментально запотело. Саша нарисовала на стекле сердечко, но то поплыло от влаги, будто заплакало. Ладонью смазала его и посмотрела на свое отражение.

Зачем она Никите? Он такой… такой… необычный. Он тусуется с крутой компанией и умеет грубить учителям. Одевается так классно, что дух сводит. От его низкого бархатного голоса кожа покрывается мурашками. Он всё делает божественно: закатывает глаза, взъерошивает челку пятерней, смеется.

А она? Волосы что смоль, глаза-пуговки и вороний нос с горбинкой. Шея, между прочим, короткая. Саша вытянула голову, чтобы зрительно удлинить шею. Повернулась к зеркалу правым и левым боком.

О, ещё и жирный прыщ на виске выскочил. Красота неописуемая…

Никита её непременно бросит!

Но он не бросал. Он фотографировал Сашу, называл птичкой, восхищался её гибкостью, целовал в вороний нос — и не бросал вот уже как девяносто четыре — Саша считала — дня. Они даже целовались не тайком, а на людях, будто бросая вызов всему миру. Ходили, держась за руки. Никитины друзья больше не казались ей людьми из другой вселенной. Поздними вечерами они все вместе пили приторные энергетические напитки, от которых немножечко мутило; из одной банки на всех, передавая по кругу. Как-то Саша попробовала вместе с компанией закурить, но зашлась в надрывном кашле — и передумала начинать.

Бабушка подозревала, что с внучкой творится нечто новое; но особо не лезла. Пока её увлечения не мешали учебе и спорту — пускай развлекается. Саша изо всех сил старалась не отставать, тренировалась наравне со всеми, а ночи просиживала за уроками. Любовь любовью, а гимнастику забрасывать нельзя, иначе ни за что не добьешься первых мест.

Саша аккуратно опустилась в ванну и, задержав дыхание, погрузилась с головой в воду. На миг потерялось ощущение реальности: исчезли звуки — лишь бурление воды, — смылись краски.

Она — длинноносая ворона, а он — парень мечты, герой телесериала или молодежного романа. Почему он её полюбил?..

Вчера он предложил кое-что… хм, новое… Сказал, что не будет торопить и поймет, если она откажется. Добавил, что Саша ещё маленькая, но когда-то нужно начинать, потому что в том, чего он хочет, нет плохого или запрещенного.

— Ты любишь меня? — спросил, не выпуская Сашиной ладони.

— Люблю! — не задумываясь, ответила Саша.

Она до помрачения любила Никиту, но не была готова заняться с ним этим… Эта тема казалась ей жутко постыдной. С бабушкой о таком они не заговаривали никогда-никогда. Если бы не зарубежные сериалы, Саша бы знать не знала, что в любви, кроме поцелуев, случается секс. Четыре буквы, а сколько в них вложено. Она краснела, едва думала о том, как…

Нельзя думать!

Саша вынырнула, глотнула спёртого воздуха. Зажмурилась.

Согласиться или отказаться? В компании тема секса поднималась часто. В основном парни рассказывали о своих похождениях: кого, как и в каких позах. Саша тогда смущалась, старалась не вслушиваться. Частенько мальчишки подкалывали девчонок, называя их «дырками с глазами», и девчонки, вместо того, чтобы смертельно обидеться, ржали, а если и обижались, то как-то не всерьёз.

Никита пообещал, что не будет давить. Но вдруг он решит уйти от Саши к кому-нибудь более сговорчивому? К тем же самым девчонкам, для которых секс — явление обычное и вполне понятное, как для Саши — гимнастика. Он точно бросит её…

Что ей, в самом деле, терять? Согласилась — и дело с концом!

Говорят, это приятно, если не заморачиваться. По секрету девчонки рассказали Саше, что бывает просто невероятно, до искр перед глазами. Она им верила, но переживала. Вдруг она какая-нибудь особенная и ей будет больно? Более того, вдруг она не сможет сделать приятно Никите?

Сашу терзали сомнения. Она до красноты натирала кожу мочалкой и никак не могла решить.

Что важнее: её нежелание или желание её молодого человека?