Танталиада

Маседонио Фернандес

Танталиада

Мир создан в наказание Танталам.

Сцена первая. Забота о травинке

Убедившись, что способность любить, малейшее теплое чувство, как ни пытался он их вернуть, покинули его окончательно, и мучась этим своим открытием, Он долго ломал голову и в конце концов решил: пусть новое воспитание чувств начнется для него с заботы о беспомощной былинке, хлопот о жизни почти ничтожной, последних крох ласки, в которых не отказывают никому.

Буквально через несколько дней после этих его туманных раздумий и планов, Она, не подозревая о подобных метаниях, но втайне боясь, что он охладел, прислала ему в подарок кустик клевера.

Он увидел в этом хороший знак и приступил к задуманному. День за днем холил Он бедный росток и все сильней поражался, сколько нужно забот и хлопот, чтобы не наделать ошибок и окружить всем необходимым эту слабенькую жизнь, которой со всех сторон угрожали кошки, холода, тумаки, жажда, жара, ветер. Сама возможность однажды застать своего питомца мертвым из-за пустяковой оплошности бросала в дрожь. Но не только в страхе потерять предмет заботы было тут дело: в разговорах с подругой, полных подозрений, как все между любовниками, особенно если страсть одного из них слабеет, они дошли до неотступной мысли, будто между жизнью ростка и жизнью их самих или их любви существует связь. "Пока жив клевер, жива и наша любовь", сказала Она однажды.

Их не отпускала тревога, что цветок погибнет, а вместе с ним кто-то из них, либо и это самое страшное, их любовь. Они то и дело поглядывали друг на друга, на полуслове вдруг погружаясь в себя, еще жарче раздувая собственные страхи. В конце концов они решили избавиться от цветка, чтобы обмануть дурные предчувствия и чтобы никто в мире, от которого зависела теперь их жизнь и любовь, не смог обнаружить этот злосчастный кустик клевера, больше того чтобы они и сами не знали, длится или уже оборвалось существование стебелька, сросшегося в одно с переменчивой людской страстью.

Итак, они задумали бросить травинку. Ночью, в незнакомом месте, на огромном лугу клевера.

Сцена вторая. Единственный росток

Но то ли напряжение в нем день ото дня росло, то ли обоим было грустно отказываться от начатого перевоспитания чувств, от привычной и любовной заботы о забрезжившем в его сердце ростке, только он вдруг решился на странный поступок, и все их старания потерять росток в потемках пошли прахом. Ничего особенного не случилось, но когда Он на ходу наклонился и сорвал другую травинку, ее кольнула тревога.

- Что ты делаешь?

- Да ничего.

Наутро они простились, но испуг остался. Осталось и облегчение обоих, что больше они не зависят от жизни и смерти какого-то ростка, да еще наш обычный страх перед непоправимостью сделанного шага, перед собственноручно созданной невозможностью. Как сейчас, когда уже больше не узнать, жив ли еще и где он теперь, тот росток, бывший подарком любви.

Сцена третья. Истязатель клевера

"Из-за тысячи бед и причин я не знаю радостей мысли, творчества, страсти, которыми живет все вокруг. Я оглох, а ведь музыка была счастьем моей жизни. Ослабел до того, что долгие прогулки для меня теперь невозможны. И так чего ни коснись...

Я выбрал этот кустик клевера для Истязаний, выбрал из многих. Бедный ты мой избранник! Посмотрим, смогу ли я создать для тебя мир беспросветной Муки. Дойдут ли твои Безгрешность и Боль до таких пределов, что это взорвет Мир, взорвет Вселенную и кто-то возопит о Небытии, станет умолять о Небытии, о полном Прекращении для себя и всех прочих, ведь мир устроен так, что отдельной смерти в нем нет либо гибель Всего, либо неисчерпаемая вечность для всех... Единственное постижимое уму прекращение это прекращение Всего. Мысль, что кто-то чувствующий вдруг перестанет чувствовать, оставив после себя, прекратившего существовать, ту же неизменную реальность, нет, это невозможно, это не умещается в голове.

Избранный из миллионов, ты будешь, будешь существовать на свете только ради Муки! Пока еще не пора. Но завтра я стану благодаря тебе настоящим художником Мучений!

Последние три дня, шестьдесят-семьдесят часов подряд, дул ровный летний ветер с отклонением разве что на градус-другой, не больше. Дул и дул в одном и том же направлении, с одними и теми же микроскопическими колебаниями, одними и теми же микроскопическими различиями в направлении и в колебаниях. Дверь дома между перилами крыльца и придвинутым, чтобы сократить размах, стулом колотилась, не переставая. Не переставая, колотилась под ветром и рама окна. И все эти шестьдесят-семьдесят часов дверь и рама минута за минутой уступали ровному нажиму ветра, а вместе с ними застыв или покачиваясь в кресле, я сам.

Наверное, тогда я и сказал себе: вот она, истинная Вечность.

Наверное, ради этого я на них и смотрел, ради этой находки, этой смеси пресыщенности, бесчувственности и бесцельности, этого переплетения боли, удовольствия, жестокости, доброты, всего на свете, во мне и зародилась тогда мысль стать мучителем клевера.

Попробуем, повторял я себе, попробуем, отказавшись от мысли о новой любви, предаться пыткам самого слабого и беззащитного существа в мире, самой хрупкой и ранимой из форм жизни: сделаться мучителем этого кустика. Бедный, он избран среди тысяч ему подобных, чтобы оттачивать на нем изобретательность и упорство инквизитора. Когда-то я хотел сделать росток клевера счастливым. Но меня вынудили отказаться от этой мечты, оторвать избранника от себя, спрятать его среди других. С той минуты маятник моей извращенной и смертоносной воли качнулся в другую сторону, разом обратившись к противоположному к жажде зла. Тут у меня и блеснула мысль: надо так истязать безгрешность и незащищенность, чтобы толкнуть на самоубийство Вселенную, отомстить ей за то, что она дает приют злодеям и предателям, подобным мне. В конце концов, разве не она меня породила?

Смерть я отрицаю. Смерть означает исчезновение одного существа из жизни другого. Но если они были друг для друга самой любовью, смерть невозможна. Единственное исключение, которое я признаю, это чистая смерть, смерть ради смерти. Пускай для того, кто испытал хоть какое-то чувство, смерти не существует. Но почему не существовать окончанию бытия как такового, уничтожению Всего? Ты возможно. Вечное Прекращение. В тебе обретут покой все, кто не верит в Смерть, но с бытием, с жизнью тоже не в силах примириться. Я верю, что наша воля может влиять на Мир напрямую, помимо тела. Верю, что Вера может двигать горы. Верю, даже если в это не верит больше никто.

Не решаюсь бередить память о пыточном существовании, которое я возвел в систему, каждый день выдумывая для ростка новые жестокости и заставляя мучиться, но жить.

Корчась как на угольях, признаюсь: день за днем я держал росток у самого солнца, но не давал прикоснуться к нему ни единому лучу и с особой изощренностью отодвигал бедняжку при первом приближении солнечного блика. Я поливал его только-только что-бы не дать засохнуть, зато окружил всяческими резервуарами и устройствами, с точностью воспроизводившими звук ливня и мороси; они работали совсем рядом, но, увы, не освежали. Искушать и отказывать... Вселенная это пир, полный искушений и преград: препон здесь не меньше, чем соблазнов.

Мир наказание для Танталов, сад бесконечных приманок, именуемый Мирозданием, а лучше было бы Искушением. Все, чего может пожелать клевер, все, чего может пожелать человек, ему открыто, но недоступно.

Так и я; мыслью тянусь, а наяву не достигаю. Мой внутренний двигатель, мое танталово самомучительство в том, чтобы искать наилучших, совершеннейших возможностей страдать, затворясь от жизни, но даруя вместо этого всю полноту бытия, все самые глубокие и острые ощущения своей жертве. В конце концов танталова пытка лишениями заставила ее дрогнуть. После этого я не мог уже ни видеть, ни касаться ростка. Победа переполнила меня отвращением (срывая кустик той, так и оставшейся в моей памяти беспросветной, ночью, я тоже не смотрел в его сторону и с брезгливостью брался за стебель). Шум не освежавшего дождя заставил цветок изогнуться.

Выбранный для мученической судьбы! Бедный избранник! Зачем ты попал в этот мир? Ведь я срывал тебя, заранее предназначая для истязаний"...

Сцена четвертая. Жизнь улыбается снова

В конце концов, подоплекой его убогого предприятия было заносчивое желание расквитаться за Ничтожество Вселенной, за то, что было, есть и будет, за всю эту Явь, физическую и духовную. Рано или поздно Мироздание, Реальность, думал он, этого не потерпят, устыдятся, что под их кровом нашли себе место подобные издевательства над самым слабым, самым беззащитным звеном в цепи живущих. И со стороны кого? существа куда более сильного и одаренного среди живых. Человек тиранит клевер разве его миссия в этом?

Отказ после всех посулов подобные извращения кружат голову любому из мыслящих. Отсюда его тяга к трусливому истязанию других, отвратительное упоение большой властью при полной ничтожности собственного существования.

Умом Он постиг тождество Бытия и Небытия и не видел ничего странного и невозможного в том, что последнее полностью заместит первое. При этом именно Ему, венцу Мысли, Человеку, ипритом исключительных задатков, суждено в предельном напряжении ума найти талисман, средство, которое приведет Ничто к подмене Всего подмене, замещению, а то и "вытеснению"

Бытия Небытием. Кто, в самом деле, наберется смелости утверждать, будто мышление способно решить задачу, до какой степени Бытие и Ничто различаются в смысле возможной взаимозамены и начисто ли исключено, что Небытие займет место Бытия? Скорее, наоборот: мир может существовать или нет, но если он все-таки существует, то подчиняется закону причинности, а стало быть, его прекращение, небытие тоже предопределено своей причиной. И пусть одно искомое средство к прекращению Бытия не приведет приведет другое... Если Мир и Ничто абсолютно равновероятны, при подобном равенстве, а лучше сказать равновесии, любая мелочь, любая капля росы, любой вздох, желание, мысль могут переломить баланс, дать Небытию перевес над Бытием.

Наступит день, и явится Спаситель Бытия.

(Я всего лишь комментатор, рассуждающий о том, что Он делает, я не Он.)

Но наступил день, и появилась Она:

- Скажи, что ты сделал тогда ночью? Я слышала смутный шорох вырванного цветка как будто голос земли заговаривал боль травинки. Или я ослышалась?

Но он уже пришел в себя от долгих скитаний после того ночного разговора и заплакал в ее объятиях, и опять любил ее бесконечно, как раньше. Эти слезы не могли пролиться много лет, это они разрывали ему сердце, они внушили мысль уничтожить мир. Он вспомнил слабый стон, нестерпимый вскрик раненого цветка, тоненького вырванного стебля вот что, оказывается, было нужно, чтобы хлынувшие слезы смыли все и вернули его к дням прежней любви... И так же, как этот сдавленный стон отрываемого от земли ростка мог тогда подтолкнуть Реальность к Небытию, так теперь он перевернул ему всю душу.

Верю, что так и было. Многие на свете верят и не такому. Верующего не урезонить, и не говорите мне, что это безумие и абсурд. Любая женщина верит: если возлюбленный по рассеянности поставил ее гвоздику в вазу, которую она ему когда-то подарила, и цветок завял, значит, его жизнь в опасности. Любая мать верит, что ее "благословение" хранит сына от беды.

Любая женщина что пылкая молитва отводит напасти.

Я, со своей стороны, верю в возможность невероятного. Поэтому Я верю, что все так и было.

Надутыми красотами невозмутимых метафизических систем меня не проведешь. Мне нужен факт, факт, который вгоняет в бессилие и ужас любую Тайну, любую Загадку Бытия: к примеру, надругательство высшего Сознания над Безгрешным Ростком, читай, сверхприродных сил над Человеком. Такой факт доказывать его нужды нет, достаточно просто осознать способен, я верю, опрокинуть все окружающее в Небытие.

У Мира есть начало стало быть, причинно обусловлен и его Конец; не будем терять надежды. Но чудесное возвращение любви, причиной которого автор, способно, пожалуй, бросить вызов той, первой, причинности, а после победы Небытия, может быть, ее и одолеть. На самом деле, жизнь сознания не единый поток, а, уж скорее, чередование смертей и воскресений.

Я видел, как к ним вернулась любовь. Но с той поры не могу ни видеть, ни слышать своего героя без непреодолимого отвращения. И его чудовищная исповедь тут ничего не изменит.