Татьянин день. В паутине обмана

1

Мама, а почему здесь столько людей? У них что, праздник? — Пятилетняя Надя, сгорая от любопытства, прижалась носом к стеклу автобуса и боялась даже моргнуть, лишь бы не пропустить что-нибудь интересное. А интересным и необычным ей казалось буквально все вокруг!

— Это Москва, Надюша, — задумчиво улыбнувшись, отозвалась Таня. — Здесь всегда много народу…

Четыре года назад она приехала в Москву, переполненная мечтами, планами и огромной надеждой на то, что все в ее жизни будет складываться удачно. И смотрела она тогда на этот новый для себя мир почти такими же доверчиво распахнутыми, изумленными глазами, как теперь — маленькая девочка, ее дочь. Смотрела, не зная, какие испытания ожидают ее, и даже представить себе не могла, что так замечательно начавшийся полет внезапно и жестоко оборвется, будто у птицы, сбитой чьим-то беспощадным выстрелом.

Последние четыре с лишним года Тане пришлось провести в колонии и на поселении — далеко за Полярным кругом, где во тьме и холоде ей довелось многое переосмыслить и оценить заново. Так нелепо и страшно сложилась ее судьба. Молоденькая, подающая надежды студентка строительного института, Таня оказалась игрушкой в руках влиятельных, исключительно жестоких людей, без зазрения совести швырнувших ее в тюремный ад. Ужас усугублялся тем, что именно в колонии ей пришлось произвести на свет ребенка, о существовании которого Танин когда-то любимый мужчина, Сергей Никифоров, даже не подозревал. Честно говоря, Таня не очень хорошо представляла себе, как станет действовать, вновь встретившись с теми же людьми, из-за которых ей пришлось столько пережить. У нее не имелось никаких четко определенных планов относительно своего будущего. Одно Таня знала твердо: она сделает все возможное, что бы вырастить свою дочь счастливой.

— А дома какие огромные! Ой, этажей сколько! Это чтобы всем было где спать? — не унималась Надя. — Раз, два, три, четыре, пять, восемь, десять, одиннадцать… — попыталась сосчитать она, но высотное здание уже скрылось из виду. — Смотри, дворец! — немедленно нашла девочка новый повод для восторга.

— Это не дворец, а церковь, — поправила Таня.

— Нет, дворец, как в той сказке — помнишь, ты мне читала? — не согласилась дочь и тут же сменила тему: — А что вон там за тетенька такая смешная?

Таня проследила за ее взглядом и едва удержалась, чтобы не прыснуть:

— Это, Надюша, дяденька…

— Да-а?… — недоверчиво протянула малышка. — А мы в таком большом городе не заблудимся?

— Ни за что, — заверила ее Таня. — У нас тут жизнь с тобой будет — самая лучшая!

Сказала — будто поклялась. У нее, Тани Разбежкиной, просто не было теперь иного пути, кроме как защищать от любых бурь и опасностей самое большое свое сокровище.

В это же самое время в шикарно обставленном двухэтажном особняке на Рублевке, который маленькая Надя тоже, наверняка, приняла бы за дворец какого-нибудь сказочного принца, беседовали двое молодых людей. Один из них, постарше, наливал чай в кружки из тонкого фарфора, а второй крутил в руках серебряную ложечку и показывал язык собственному перевернутому отражению.

— Настоящее столовое серебро, — заметил он, отложив ложечку, с аппетитом отправил в рот горячий румяный блинчик и зажмурился от удовольствия. — Повезло тебе, Cepera! — произнес он, еще не до конца прожевав. — И знаешь, в чем больше всего? Какая в твоей жизни самая грандиозная удача?

Старший, явно чем-то очень глубоко озабоченный, повернулся к нему:

— И какая же?

— Туся, — заговорщически прошептал его собеседник, — с ее кулинарными талантами! — Он потянулся за следующим блином, но на полпути его рука остановилась: — А ты чего сегодня, прямо как инопланетянин, не в своей тарелке?

— Да вот, летал кое-куда. — Сергей пытался поддержать заданный его братом Мишей тон, однако это у него явно получалось не слишком хорошо. — Знаешь, сегодня ночью…

Младший чуть не подавился блином и расслабился, только когда услышал продолжение фразы.

— Я видел сон. Представляешь, мне приснилась Таня Разбежкина. За столько лет, считай, в первый раз, а я ведь о ней и не вспоминал почти… А тут ясно так ее увидел, ну как тебя сейчас…

— Cepera, ты брось эти свои фантазии, — вмиг посерьезнев, посоветовал Миша. — Таню все равно не вернешь, а тебе надо жить в реальном мире. Он у тебя и так, — он обвел рукой роскошную окружающую обстановку, — покруче любых сновидений.

Миша Никифоров, конечно, был совершенно прав. Счастливый супруг дочери влиятельного министерского сотрудника Олега Эдуардовича Баринова, Сергей по определению должен был ощущать себя едва ли не на вершине мира. Перед ним открывались такие карьерные перспективы. К тому же за прошедшие со дня свадьбы годы чувства его неотразимой красавицы-жены ничуть не остыли, и она по-прежнему была влюблена в своего драгоценного Сереженьку, о чем не уставала ему постоянно напоминать каждым взглядом, словом и жестом. Глядя на семейную идиллию Никифоровых со стороны, любой мог только позавидовать Сергею. А вот он почему-то отнюдь не чувствовал себя довольным жизнью. Где-то глубоко в сердце, как заноза, болела память о другой девушке, давно и, похоже, безнадежно потерянной для него. Эту девушку, по иронии судьбы, звали так же, как и его жену, — Татьяной. Ну, одно утешение — забывшись или в порыве страсти в постели не рискуешь обидеть свою дражайшую половину, случайно выдохнув чужое имя. А телепатией люди пока, по счастью, не владеют…

Но Тане Разбежкиной ни об этой беседе, ни о том, что некогда любимый человек так и не смог ее забыть, вычеркнуть из сердца и памяти, было не известно. Не знала она и что, пока она с дочерью ехала в автобусе, в одном из крупных офисов строительной компании в центре Москвы в кабинет шефа заглянула невысокая темноволосая женщина с усталыми глазами.

— Можно? — нерешительно спросила она.

— Да, Аннушка, тебе всегда можно, — откладывая в сторону какие-то бумаги, кивнул лысоватый вальяжный мужчина.

— Вадим Леонидович, у меня к вам просьба: можно мне сегодня пораньше уйти?

— А что случилось? — с притворным беспокойством поинтересовался шеф. — Заболел кто-то? Я просто не помню ни одного случая, чтобы ты отпрашивалась с работы, вот и подумал…

— Нет, что вы, все здоровы, слава богу. Наоборот, у нас ведь радость-то сегодня какая! Танечка Разбежкина возвращается!

Кажется, эта новость нисколько не обрадовала Вадима Леонидовича. Впрочем, и равнодушным не оставила. Он даже изменился в лице и слегка побледнел, будто увидел призрак.

— Как?… Куда возвращается? — выдавил он.

— К нам, в Москву! — улыбнулась Анна, не замечая его реакции. — Так что, я побежала?

— Конечно, конечно, иди, — едва дождавшись, когда за женщиной закроется дверь, Вадим Горин рухнул в кресло и невидящим взглядом уставился в окно. А собственно, что его так потрясло? Он же не мог не знать, что рано или поздно появление в Москве этой девушки неизбежно. Более того, имел представление о сроках, когда именно это должно произойти. Вернее, о сроке. Весьма немаленьком сроке, который дали Тане не без его, Горина, активнейшего участия почти пять лет назад. После чего Разбежкина долго не давала о себе знать. Может быть, он в глубине души надеялся, что и не даст? Женская зона — не санаторий, да еще и для беременной, всякое могло случиться.

Вот и случилось. Только не с Разбежкиной, которая, похоже, жива и здорова. И, уж надо думать, настроена достаточно решительно. Закатали когда-то в места не столь отдаленные молоденькую, наивную, беспомощную провинциалку — а кто объявится теперь? Графиня Монте-Кристо Саратовского уезда? Тупости, ничего она не сможет ни сделать, ни доказать. Не таких обламывали, попытался убедить самого себя Горин, и не о чем так уж сильно волноваться.

И только тут заметил, что безотчетно прижимает руку к груди в области сердца, где возникла незнакомая тянущая боль.

— Постой-ка, котенок, — Таня едва удержала дочь, подбежавшую к двери в квартиру, и, присев на корточки, протянула ей носовой платок. — С таким носом нас с тобой никуда не пустят. Давай-ка высморкаемся.

— А почему не пустят? — выполнив мамину просьбу, спросила девочка. — Они что, такие злые? Ты же говорила, добрые, как бабушка!

— Так и есть. Очень добрые. И нас с тобой ждут не дождутся, — подтвердила Таня.

— Значит, зря сморкалась, — сделала Надя логический вывод. — А у них есть дети вроде меня?

Дети… Насколько Тане было известно, единственным ребенком в семье ее тетки была девочка Катя — дочь двоюродного брата Виктора, да и той сейчас уже лет двадцать с хвостиком. Младший сын тети Тамары обзаводиться потомством в ближайшее время точно не планировал, а Танина двоюродная сестра Галина, давно разменявшая четвертый десяток, предприняла было неудачную попытку продолжить род Рыбкиных, но, увы, — потеряла ребенка на совсем раннем сроке. Так что…

— Нет, к сожалению, ты одна.

— А с кем я буду играть? — огорчилась Надя. — И вообще, мне здесь не нравится, дом какой-то дурацкий, и лестница некрасивая…

Панельная хрущевка в Митино, в самом деле, строилась без намека на эстетические изыски, да и косметический ремонт здесь, похоже, не делали лет двадцать, так что устами младенца, по обыкновению, глаголила истина. Но Таня не собиралась поддерживать упадочнические настроения дочери:

— Теперь мы будем тут жить, и все у нас будет красивое, — сказала она и добавила в духе Полианны: — И у тебя будут сразу две бабушки! А пойдешь в садик — и подружки появятся! Ну, вперед! — Она нажала кнопку звонка.

— Это чья же девочка?! — воскликнула Тамара Кирилловна при виде маленькой Нади, решительно не зная, кого из дорогих гостий обнимать и целовать в первую очередь.

— Мамина, — немедленно, хотя и несколько смущенно откликнулась та, хотя слегка растерялась от встречи с целой толпой незнакомых людей, наперебой что-то спрашивающих и бестолково толкающихся в тесной прихожей.

— Да уж вижу, что мамина! Вылитая Танечка в детстве! — заворковала Тамара.

— А чего тогда спрашиваешь? — не поняла Надя, с любопытством разглядывая шумную старушку, показавшуюся ей несколько странной.

— Ну, молодец, бойкая, — похвалила Тамара Кирилловна, — за словом в карман не полезет!

— Это твоя бабушка Тамара, — объяснила дочери Таня, — помнишь, я тебе о ней рассказывала? А это тетя Галя, — она указала на женщину с грустной улыбкой, которая с самого начала не могла отвести от девочки глаз, — и дядя Витя, — пришел черед познакомиться с усатым и довольно-таки пузатым дяденькой, который тотчас подхватил малышку на руки и поднял повыше, весело пробасив:

— Ну-ка, племяшка, покажись!

— Красавица какая, — выдохнула тетя Галя. — Осторожнее, Витька, уронишь еще!

— Да я нисколечки не боюсь! — засмеялась Надя, осваиваясь прямо на глазах.

Еще одна пожилая женщина подошла к Надиной матери и обняла Таню молча и крепко.

— С приездом, дочка, — прошептала она, когда ком, подступивший к горлу, позволил ей заговорить, но рук так и не разомкнула.

— Ну что, давай знакомиться? — Тамара Кирилловна, бросив быстрый взгляд на сестру и племянницу, решила им пока не мешать и все внимание сосредоточила на Наде: — Как же тебя зовут, девочка?

— Разбежкина Надя! — важно представилась та, сидя на руках у Виктора.

— А я баба Тома, — сообщила ей старшая в семействе Рыбкиных, лишний раз подтверждая, что соображает не слишком хорошо, по крайней мере, с детской точки зрения.

— Да я уже знаю, мне мама только что сказала, не помнишь, что ли? — изумилась Надя и указала на последнего из членов семьи, которого ей никто не удосужился представить: — А это кто? Как его зовут?

— Это Димка, — просветил ее Виктор.

— Не Димка, а дядя Дима, — возразила Надя, которой еще не доводилось слышать, чтобы взрослых людей называли детскими именами, как маленьких.

— У меня теперь защитница есть! — полушутя-полусерьезно обрадовался новый знакомый.

— А тебя тут что, обижают? — уточнила девочка, которой он почему-то сразу понравился.

— Ой, да только этим и занимаются! — охотно пожаловался тот.

— Так ты мне говори, ладно? — Надя окончательно вошла в роль защитницы униженных и оскорбленных.

Галина осторожно приняла ее из рук брата и повела, наконец, в комнату, о чем-то негромко расспрашивая. Остальное семейство направилось следом.

— Мы вас в полном составе ждали, — сказал Тане Виктор. — А вы только вдвоем. Отца семейства по дороге потеряли, или как?

— Да наши дороги просто разошлись, — как о чем-то само собой разумеющемся ответила Таня.

— Что ж так? Налево ходил? — нахмурился старший из двоюродных братьев. — Или пил как сапожник?

— Наверное, зарабатывал неважно, — выдвинул финансовую версию Дима.

— Еще варианты есть? — усмехнулась Таня. — Значит, так. Никаких проблем у нас не было. Мы просто не сошлись характерами.

— И чего, разводиться из-за такой ерунды?! — не выдержал Дима.

— Ты-то у нас главный спец по семейным отношениям, — неприязненно бросила Галина. — Увянь и засохни, комментатор!

— А как ребенка одной растить и, вообще, все с нуля-то начинать? — вздохнула Тамара Кирилловна.

— Это не ноль, — Галина по-прежнему не отходила от Нади ни на шаг. — Вон какая… восьмерочка выросла…

— А мы на что? — поддержал ее Виктор. — Поможем, вместе будем растить! Тань, бывший-то твой в Норильске остался, или как?…

— Мама, — спасла Надя положение, — а подарки-то мы забыли!

— Где? В самолете? — обеспокоилась баба Тома.

— Нет! Подарить забыли! — воскликнула девочка, глядя на нее сияющими глазами. — Мама, где наши сумки?! Давай все достанем!

— Давно пора, — охотно подхватила Таня, незаметно для остальных взглядом поблагодарив Веру Кирилловну за то, что все эти годы та свято хранила от остального семейства ее тяжкую тайну.

Слегка оправившись от шока и, как мог, убедив себя в том, что ничего непоправимого пока что не произошло, да и вряд ли произойдет, Вадим Горин занялся обычными рабочими моментами. Он как раз устраивал телефонный разнос одному из нерадивых подрядчиков, когда в кабинет впорхнула еще одна посетительница — красавица-блондинка, точно сошедшая с обложки глянцевого журнала.

— Все, я сказал! Сроки есть сроки! И чтобы больше никаких задержек! — напоследок рявкнул Вадим в трубку и, свернув разговор, совсем другим тоном произнес: — Проходи, Танечка! Слушаю тебя внимательно.

— Вадим Леонидович, я ухожу, — сообщила блондинка.

— Ну, надо так надо, в чем проблема? — поднял брови Горин, недоумевая, с какой стати дочери самого Баринова понадобилось его соизволение, чтобы отпроситься с работы.

— Я совсем ухожу, — уточнила та. — Увольняюсь.

— Вот тебе и раз, — воскликнул Валим. — А что случилось? Обидел кто-нибудь? Так ты только намекни, я ему покажу кузькину мать!

— Нет, все нормально, просто я давно собиралась, — ослепительно улыбнулась Татьяна Баринова. — Пусть у мужа о семейном бюджете голова болит, а я всегда мечтала быть тихой хранительницей домашнего очага…

— Вот из вас двоих кого бы я с удовольствием уволил, так это как раз твоего Сергея, — недовольно заметил Горин. — От него толку на работе, как от козла молока, а ты только войдешь, и сердце радуется.

— Я уйду, так он, может, совсем иначе начнет работать, покажет, на что способен, — гнула свое Татьяна.

— Отец-то в курсе? — спросил Вадим.

— А его какое дело? Я не маленькая, сама решаю, что мне делать и как жить, — с заметным раздражением Баринова отбросила назад длинные светлые волосы.

— Это верно… Что ж, насильно мил не будешь, решила, значит, так тому и быть, — вздохнул Вадим. — А жаль: лучших специалистов теряем! — Похоже, ему удалось напоследок польстить своей высокопоставленной сотруднице — серо-стальные глаза Татьяны потеплели от его слов.

Едва распрощавшись, она поспешила сообщить новость супругу. Тому самому Сергею Никифорову, который с утра все никак не мог отделаться от воспоминаний о своем удивительном и тревожном сне.

Явившись в его кабинет после беседы с шефом, Татьяна с порога произнесла:

— Можешь меня поздравить — я только что с работы уволилась!

— И какая муха тебя укусила? — кисло поинтересовался Сергей.

— Я давно собиралась это сделать. Понимаешь, у меня есть одно очень важное дело, которое потребует массы времени и сил… Идея одна…

— Да-а? Надеюсь, я не главный участник твоих новых фантазий?

— Ну, скажем так'- почти. Вернее, главный посредник, — загадочно сказала Татьяна, следя за его реакцией.

Реакции она, впрочем, не дождалась. Похоже, Сергей продолжал поддерживать беседу исключительно по обязанности.

— Что хоть за идея? — спросил он, всем своим видом демонстрируя, что ответ его не слишком интересует.

— Потом скажу, но уверена — тебе понравится, — старательно не замечая мужниного безразличия, сказала Татьяна, — Ну как, удалось мне тебя заинтриговать?

— Скорее, напугать, — честно признался супруг, мечтавший только о том, чтобы к нему не лезли со всякими бабскими глупостями.

Но стереть улыбку с лица жены у него так и не получилось. Пришлось вставать, провожать ее к выходу, дежурно подавать дорогое элегантное пальто. Татьяна уже стояла у самой двери, когда у нее зазвонил мобильный телефон.

— Да? Кто это? — По номеру Баринова не поняла, кому понадобилось ее беспокоить.

— Привет! Не узнала? Это я, Таня Разбежкина! — как гром среди ясного неба, раздался веселый голос.

— Да ну?! — В отличие от Вадима Горина, неожиданно обрушившийся удар держать Татьяна умела как никто. — Какие люди! Ты где?!

— В Москве, только что с самолета! И сразу решила тебя порадовать! Слушай, давай ноги в руки — и ко мне, я тебе все-все расскажу! Ужас, как хочу тебя увидеть!

— Кто это? — негромко спросил Сергей, заметив-таки, какая уникальная гамма чувств отражается в процессе разговора на лице жены…

— Лялька, косметолог, у нее проблемы, — прикрывая трубку рукой, моментально нашлась Татьяна, которой меньше всего хотелось сообщать мужу правду. Сергей пожал плечами. Проблемы какого-то косметолога ему были уж и вовсе безразличны. — Все, жди, скоро буду, — заверила Баринова подругу, захлопывая телефон.

Одним из двух членов семьи Рыбкиных, кому не удалось принять участия в торжественной встрече, оказалась Анна — жена Виктора. Она была уверена, что успеет прибежать если не к самому приезду «девочек», то довольно скоро, не зря же отпрашивалась с работы! И в самом деле, Анна спешила как могла, но на полпути к дому вдруг услышала до боли знакомый голос:

— Здравствуй, Аня.

Она обернулась и замерла:

— Костя?… Но… как? Откуда?

Это лицо, которое она так старалась выкинуть, выбросить из памяти… Эта кривоватая смущенная улыбка и какая-то очень мальчишеская челка, выбивающаяся из-под кепочки-пирожка…

— Вот, значит, как… Увиделись. — Он смотрел на нее — и будто не было четырех разделивших их лет.

— А мы о тебе с тех пор не слышали, — тихо сказала Анна.

— Ну, это поправимо, бог даст, еще услышите, — произнес тот, кого она назвала Костей. — Я уехал тогда… Что мне туг было ловить? Жил в Петрозаводске, книгу писал. А где еще и публиковаться, если не в Москве? Ее наконец приняли, вот, приехал на редактуру. Такие дела.

— Да… Я же знала, я всегда верила, что у тебя все будет как-то… необыкновенно, — проговорила Анна, отчего-то задыхаясь, хотя они шли очень медленно. — Тебе тесновато было в шкуре простого школьного учителя… А как ты меня нашел? — Ей было очевидно, что их встреча состоялась вовсе не случайно.

— Просто позвонил Тамаре Кирилловне, она мне все про всех и выложила, — отозвался Константин, — И про то, что ты работаешь, тоже. Это правильно, это ты молодец. В шкуре домохозяйки тебе тесновато было. А я очень хотел увидеть тебя. Правда, что вы с Виктором теперь своей семьей живете, отдельно?

— Да, правда. И меня… меня все устраивает. И работа, и все остальное. Я, Костя, ничего менять не хочу, — очень серьезно сказала Анна в ответ на его невысказанный вопрос.

— Понимаю и ни на чем не настаиваю.

— Костя, извини, мне пора бежать. — Анна попыталась поставить точку в разговоре, но из ее затеи ничего не вышло. Хотя бы потому, что ей ужасно не хотелось вот так обрывать эту встречу с человеком, которого она когда-то любила. — Жаль, что не поговорили даже толком…

— В Москве всегда время в дефиците, — согласился Константин, — не то что у нас в Петрозаводске.

— На романы хватало? — вырвалась у Анны более чем прозрачная двусмысленность.

— На романы — не знаю, но поболтать — сколько угодно, — улыбнулся он.

— Я бы тебя в гости пригласила, да никак, — торопливо произнесла она, — у нас такая суматоха, сегодня Танечка Разбежки на приезжает!

— Да что ты говоришь! И как она? — с неподдельным интересом воскликнул Устинов.

— В двух словах — вышла замуж, родила дочку. Мы их ждем не дождемся, особенно Вера Кирилловна! Ну все, я побежала…

— Конечно! Поклон им от меня! Я тебя и так задержал! Ничего, в другой раз загляну.

— Да! — кивнула Анна. — И про книгу расскажешь, обязательно!

— Первый экземпляр — твой, с автографом, — пообещал Устинов на прощание.

Через пять минут Анна уже входила в квартиру, где они когда-то жили вместе с мужем, пока не начали снимать собственное отдельное жилье.

— Танечка, как долетела? — Они крепко обнялись с невесткой.

— Как птица, — засмеялась Таня, искренне радуясь встрече. — Как ты-то туг?…

— Ой, да что я, — отмахнулась Анна, — лучше о себе расскажи!

— Вот и весь мой рассказ. — Таня указала на вбежавшую в комнату Надю.

— Прелесть, — ахнула Анна, любуясь малышкой. — Катька, кажется, только вчера вот такой же была… А уже невеста… — Она наконец начала снимать пальто и разуваться, но тут к ней подошел Виктор:

— Ань, можно тебя на пять минут?

— Да ты что, я специально с работы отпросилась, чтобы Таню увидеть, поговорить, какие сейчас с тобой еще вопросы? — недовольно произнесла Анна. — Потом нельзя, что ли?

— Действительно, Вить, — согласилась с ней Таня.

— Да успеете еще наговориться, — подталкивая жену к двери, бубнил Рыбкин. — Ну правда, это важно… и чтобы не при всех… семейное собрание не устраивать…

— Танюша, извини, я сейчас, — совершенно ничего не понимая, Анна вместе с мужем вышла на лестничную площадку.

Но Тане с Надей долго скучать не пришлось — буквально следом за Анной примчалась Татьяна Баринова.

— Разбежкина! — с порога завопила она. — С ума сойти! Дай обниму!

— Танька, — сияя, взвизгнула подруга, — я без тебя так скучала!

— А я без тебя — нет, можно подумать! Слушай, да ты все такая же, только похудела немного… Девочка, — Баринова глянула на Надю, будто только что ее заметив, — а ты кто? Тоже в гости пришла?

— Я здесь живу, — прошептала та, сраженная наповал: все сегодняшние новые знакомства разом померкли в Надиных глазах, стоило ей увидеть такую потрясающую тетю. — Меня Надя зовут…

— Тогда у меня для тебя подарок. — Баринова ловко развязала ленточку на огромной коробке, которую принесла с собой, и достала великолепную куклу. — Нравится? Держи!

Надя взяла куклу и прижала к себе, однако по-прежнему не отводила глаз от щедрой дарительницы.

— Что ты стоишь, как заколдованная? — засмеялась Таня. — Красивая тетя, да?

— Как принцесса, — потрясенно выдохнула девочка.

— А я и есть принцесса, — очень серьезно произнесла Баринова. — Здравствуйте, Вера Кирилловна, — обратилась она к Таниной маме, которая едва кивнула в ответ.

— Наденька, пойдем в гостиную, игрушки соберем. — Бабушка решительно взяла внучку за руку, уводя ее подальше от «тети-принцессы», точно от большой беды,

Таня удивленно взглянула на мать, не находя никакого разумного объяснения такой реакции. Но теперь, когда две молодые женщины остались наедине друг с другом, ее внимание моментально переключилось на давнюю и любимую подругу:

— Ты мое письмо-то последнее получила?

— Получила, все собиралась ответить, да вот, не успела, — вздохнула Баринова.

— Ладно, можешь уже не писать, — засмеялась Таня, но тут же посерьезнела: — Мне это кажется, или у тебя проблемы какие-то? Глаза грустные и настороженные… Я же вижу.

— Ой, Танюх… Мне грех жаловаться, всего с избытком. Деньги есть, муж любимый под боком… Только, понимаешь…

— Ну? — обеспокоенно поторопила ее Таня.

— Я не могу иметь детей, — еле слышно проронила Баринова. — Не получается.

— А врачи что говорят?

— Да что врачи… Говорить они мастера, да толку что-то не видно.

— А твой муж?

— Он не знает. Он ничего не знает пока, Таня! Я вру ему, что таблетки принимаю противозачаточные, и он вроде верит. А потом? Рано или поздно все равно ведь правда всплывет, и что тогда? Я так боюсь — вдруг он меня бросит, найдет себе бабу получше, которая ему целый выводок родит…

— Слушай, хватит так переживать, — попробовала ободрить подругу Таня. — Может, все еще образуется, да и он, если действительно любит, ни за что тебя не предаст, что бы ни случилось!

Словно в подтверждение ее слов о том, что все как-то способно «образоваться», в комнату вбежала Надя с куклой в руках и снова, обняв мать, уставилась на тетю-принцессу.

— Ну, я пойду, пожалуй, — вдруг заторопилась та.

— А обед? — вскинулась Таня. — Что ты так быстро, даже толком поговорить не успели!

— Я еще забегу. Не провожай, дорогу знаю!

За стол Рыбкины уселись без Татьяны Бариновой, к немалому облегчению Веры Кирилловны, которая просто не представляла себе, как смогла бы выдержать ее присутствие.

А Вадим Горин пообедать отправился, по обыкновению, в ресторан, причем сегодня компанию ему составил Олег Эдуардович Баринов. Им было что обсудить. Заметив, как часто Вадим подливает себе спиртного, Баринов недовольно поморщился:

— Ну что ты распсиховался? Подумаешь, Разбежкина! Прилетела — и прилетела, нам-то что? Я смотрю, тебя прямо перевернуло с перепугу!

— Как бы она счеты не начала сводить, — высказал Горин свои опасения.

— Оно ей надо? — отмахнулся Баринов. — Что было — быльем поросло! Теперь все равно ничего не докажешь.

— У вас, как я погляжу, нервы железные, — вздохнул Вадим.

— Я просто не имею обыкновения делать из мухи слона. Если так уж трясешься — устрой ее на работу, деньжат подкинь, вон, хоть через мою Таньку, и все будет тихо-спокойно.

— Кстати, ваша-то Татьяна сегодня уволилась, хотел сразу сказать, да забыл. Уговаривал остаться — ни в какую.

— Дела-а, — протянул Олег. — Не пойму, что у нее опять за фокусы. А этот олух царя небесного — остается?

— Сергей-то? Пока вроде никуда не собирался. — Горин покрутил в руках бокал с коньяком, словно раздумывая, пить или нет. Выпил и добавил: — Зато в нем я уверен, вот уж кто меня никогда не подведет…

Баринов о своем зяте был иного мнения, так что, едва приехав вместе с Вадимом обратно в офис, принялся рвать и метать, обвиняя именно Сергея в увольнении любимой дочери:

— Сам — пустое место, так теперь тебе понадобилось и жену в домашнее растение превратить?! Я вообще не понимаю, за что тебе деньги платят, ты же за три года с места не сдвинулся!

— Это вы у Горина спросите, за что он мне платит, — огрызнулся Сергей, не испытывающий особенного пиетета по отношению к влиятельному тестю.

— Хоть бы вы с Танькой детей завели! — в сердцах воскликнул Баринов, впрочем, понимая, что броню никифоровского равнодушия вряд ли можно чем-то пробить. — Или ты и на такой подвиг не способен?

— Какой из меня отец? — пожал плечами Сергей, и не думая поддаваться на провокацию.

— Это точно, что никакой, тебе ж памперсы менять — и то не доверишь! — не унимался Олег.

— Так ваша дочь меня потому и полюбила, сердобольная она, жалеет убогих, — принялся откровенно юродствовать Никифоров.

— Шут гороховый, — с отвращением бросил Баринов, сворачивая бесполезный разговор.

И позже, вечером, беседуя с дочерью, Олег Эдуардович не понимал только одного: почему его Татьяна, такая умная, такая ослепительно красивая, цепляется за подобное ничтожество и до смерти боится его потерять?! После встречи с Разбежкиной она была просто сама не своя. Маленькая Надя, похоже, не выходила у нее из головы:

— А вдруг Сережа узнает, что она его дочь?! Он же уйдет от меня! — Татьяна металась по гостиной, не находя себе места.

— От тебя уже в глазах рябит, — поморщился отец. — Сядь, успокойся. Куда он денется, Сережа твой драгоценный, от такой шикарной жизни? От добра добра не ищут.

— Я должна родить. Срочно, — не унималась Татьяна, не способная воспринимать никаких доводов рассудка и одержимая одной-единственной мыслью.

— А вот ребенок, дорогая моя, еще никого нс останавливал, — резонно заметил отец. — Взять вот хотя бы твою собственную мать: захотела — развернулась, и только ее и видели. Ты же совсем маленькой была, но она на это не посмотрела. Лучше подумай, что твоя дорогая подружка знает про нас с тобой, прозондируй почву на всякий случай. После всего, что мы с ней сделали… возможны всякие варианты.

— Попробую. — Татьяна с глубоким вздохом прижалась к отцу.

— Спит? — улыбнулась Вера, когда дочь, уложив Надю, вошла на кухню.

— Без задних ног, — улыбнулась та. — У Гали в комнате. Она от Гальки-то прямо не отходит. Дети чувствуют, когда их любят. Я с ней говорила — бедная, бедная, своего-то так и не довелось родить. А Горин каков! Он же тогда меня на жалость взял, мол, у нас с Галей скоро будет ребенок, как же малышу, без отца? А лотом на радостях как-то позабыл сообщить, что никакого ребенка не будет. Да плевать на него, только Галю жалко… Или вот взять Таню Баринову: тоже счастливой себя не чувствует.

— А у этой-то какая беда? — неприязненно и даже с некоторым ожесточением спросила Вера Кирилловна.

— Она не может забеременеть, как ни старается. Боится, что ее муж из-за этого бросит. Ой, надо было ей сказать, чтобы вместе с мужем к врачу-то и сходила, вдруг проблема в нем, а вовсе не в ней? Может, это у него дети не получаются?

— У него как раз дети очень хорошо получаются! — вырвалось у Веры Кирилловны, которая просто больше не могла сдерживать себя. — А твоей подружке разлюбезной — поделом, так ей и надо!

— Что? — совершенно ничего не понимая, спросила Таня. — Мама, почему ты так говоришь?!

— Потому что ее муж — Сергей! — почти выкрикнула Вера и осеклась, глядя, как мгновенно изменилось лицо дочери — стало чужим и жестким.

— И ты знала? Все это время — знала?… — тихо произнесла Таня, не сводя с матери потемневших глаз. — Ты, самый мой близкий, родной человек?

Вера Кирилловна тяжело опустилась на стул:

— Знала. И на свадьбе у них была. Все Рыбкины там работали, вот и я тоже… — Танечка, послушай…

— Так… Горин подставил — черт с ним. Жених предал — и такое бывает, можно пережить и забыть. — Таня покачала головой, с трудом сдерживая слезы гнева. — Но чтобы еще и мать…

И как там, на свадьбе, погуляла? Весело было? Жених остался доволен?

— Танечка, — у Веры Кирилловны затряслись руки, — ну откуда мне знать, я же почти все время на кухне была, я работала там, честное слово!

— Какое уж теперь может быть честное слово от тебя! — отрезала дочь и резко отстранилась, когда Вера потянулась обнять ее. — Никому нельзя верить! Я одна — против всех!

— Таня, нет! — умоляюще произнесла Вера. — Страшное говоришь!

— Уйди лучше, — сквозь зубы процедила Таня, — Оставь меня в покое. Я хочу побыть одна!

«Что я наделала?! — Вера Кирилловна всю ночь ворочалась без сна и была не в силах сомкнуть глаз. — Не надо было ничего Тане говорить! Или надо? Ну хорошо, я бы смолчала, а она все равно бы очень скоро узнала правду, только от чужих людей — что, лучше было бы? Но как же теперь она… мы…» — Пожилой женщине казалось, что исправить уже ничего невозможно.

Утром она с трудом заставила себя подняться и сразу встала к плите — печь оладьи. Простые привычные действия если и не успокаивали, то, по крайней мере, позволяли чем-то себя заняты

— Мама? — Таня подошла к ней и обняла. По ее запавшим глазам, по тому, как буквально за одну ночь Таня осунулась, было*видно, насколько тяжело дались ей последние несколько одиноких часов. — Прости меня.

— За что? — Такого поворота Вера Кирилловна никак не ожидала. Ведь вечером они расстались почти врагами, да и если кому у кого и просить прощения, то это именно ей самой у дочери, а не наоборот.

— За то, что я такая дура, — медленно проговорила Таня. — А ты — мудрая. Если бы ты тогда мне рассказала про Сергея, это стало бы последней каплей. Я бы не выдержала такой правды.

— Выдержала бы. Ты же у меня сильная, — возразила Вера, вне себя от радости, что все, кажется, обошлось.

— Мне просто везло на хороших людей, которые меня постоянно поддерживали и в тюрьме, и в колонии, — сказала Таня. — Одной там точно не выжить.

— Главное — это все в прошлом. Забудь, как страшный сон.

— Ну нет, — отозвалась дочь. — В прошлом-то, конечно… Но вот забыть — это вряд ли, — ее губы саркастически искривились. — Я за свою глупость расплатилась сполна, а кое-кому еще предстоит заплатить за подлость. — Она открыла ящик стола и вынула большой кухонный нож. Покрутила в руках, будто забыв, для чего доставала, бросила назад и пошла в прихожую. Вера, с пол минуты постояв в нерешительности, отправилась следом.

Таня говорила по телефону, и Вере Кирилловне сразу стало понятно, с кем именно.

— Тань, я все знаю. Всю правду, — помолчала, выслушивая ответ, и добавила: — А ты приезжай, вот и поговорим. Ну все, жду.

— Не вытерпела? — тихо спросила Вера, когда дочь положила трубку.

— А что, я не могу позвонить лучшей подруге? — Таня приподняла брови.

— Танюш, — умоляюще проговорила Вера Кирилловна, — оставила бы ты свою затею… Месть тебе всю душу выжжет, подумай!

— У меня было достаточно времени подумать. И пока я только этим и занималась, они тут очень даже неплохо устроились, ты не находишь?

— Бог вес видит, — попыталась было продолжить уговоры Вера Кирилловна. — Он сам их накажет!

— Это само собой, — кивнула Таня, — я в его дела не лезу, куда уж мне. Я, мама, только проконтролирую, чтобы он ненароком не напутал чего! Сама понимаешь — доверяй, но проверяй!..

Жанна, бессменная секретарша и «боевая подруга» господина Горина, вошла в кабинет шефа и наметанным глазом сразу заметила, что с ним нынче явно не все в порядке.

— Вадим, — с легким беспокойством спросила она, — что случилось? Выглядишь ты как-то… не очень.

Он хотел что-то ответить, но вдруг побледнел, согнулся пополам и схватился за сердце.

— Вадик! — испуганно ахнула Жанна, бросаясь к телефону. — Господи! Говорила же я тебе… сейчас, потерпи, я мигом. — Она, от волнения едва попадая на нужные кнопки, вызвала «скорую».

Домой Таня лучшую подругу приглашать не стала — встретились в скверике, непо млеку от детской площадки. Задумчиво глядя на играющих вокруг ребятишек, Таня улыбнулась:

— Ну, привет. Ты-то вообще собираешься таких же наделать? Сейчас способов — миллион, были бы деньги, а для тебя это точно не вопрос.

— Я по теме деторождения столько уже всего проштудировала, впору лекции читать, — вздохнула Баринова. — Будет у меня ребенок. Обязательно.

— Дело хорошее. Ерундой маяться некогда станет, да и потом, каждый день столько нового, интересного узнаешь…

— Тань, — не выдержала Баринова, — ты же меня не за этим звала. Хватит темнить и ходить вокруг да около. Что ты такое узнала?

— А, пустяки, мелочи жизни. Что ты вот за Сергея замуж вышла, например, — едва не зевая, ответила Разбежкина, пнула ногой подкатившийся к ней яркий мячик. — Но мне все это теперь… так. Неважно. Чего молчала-то? Или мы больше не подруги?

— Подруги, — пролепетала Баринова, не зная, как оценивать столь спокойную реакцию Разбежкиной.

— Ну вот, и я о том же. Так зачем нам секреты?

— А… а ты что, правда не обижаешься на меня?…

— Обижалась я последний раз в третьем классе, когда мне один пацан лягушку в портфель засунул, — хмыкнула Таня, — так вроде с тех пор подросла немного.

— Ты расскажешь ему про Надю?! — Баринова даже не смогла выдержать паузу.

— Зачем? Я так понимаю, ему и без нее неплохо. А нам с ней — без него. Я вообще не имею ни малейшего желания с ним встречаться.

— И мы будем молчать с тобой обе, как партизаны? — От облегчения Баринова готова была взвизгнуть и рассмеяться.

— Ага, — согласилась Таня, — как партизан, которого пытают, а он бы и рад все рассказать, да нечего — ему и свои не очень-то доверили.

Бариновой почему-то совсем нс понравилось то, как она это произнесла, однако лицо подруги нс выражало ничего, кроме полнейшего равнодушия.

— Говорила же я тебе, — причитала Жанна, сидя в больничной палате у постели Вадима Горина, — доведешь себя! С этой работой проклятой, сколько лет без продыху!

Горин сейчас чувствовал себя уже значительно лучше, к тому же секретарша оказалась далеко нс первой его посетительницей. Вездесущие Рыбкины, как только узнали о случившемся, примчались в полном составе с охами и ахами. Слава богу, ушли…

— Да ни при чем тут работа, — произнес Вадим. — Видишь, как все один к одному совпало. Разбежкина вернулась, и меня тут же прихватило, да так, что думал — точно концы отдам. Просто так ничего нс бывает.

— Брось, — отмахнулась Жанна, — у массы людей сердечные приступы происходят. И у всех из-за нечистой совести, что ли?

— А я про других не в курсе. Это не мои проблемы. Вот за себя — да, испугался. Сдохну — кому фирма достанется? Конкуренты мигом на части порвут. И все, что делал столько лет, — псу под хвост. Обидно. Слушай, выходи за меня замуж наконец, что ли?

Жанна задумчиво кивнула, и только тут до нее дошел смысл последних слов Горина.

Что?!

— Замуж за меня выходи, говорю, — повторил Вадим. — Давно пора.

— Ну, это как-то… — растерялась Жанна. — И что, девушке даже подумать нельзя?

— Ой, ладно тебе, нашлась тоже девушка. Может, к тебе еще сватов заслать? Свадьбы, ясно, никакой нс будет, по-тихому распишемся, и все.

— Всю жизнь мечтала, чтобы по-тихому. И пока смерть не разлучит нас, — проворчала Жанна.

— А вот с этим не спеши, пока не расписались. Помру раньше времени — ведь на бобах останешься, — не преминул съязвить счастливый жених, глядя на нее снизу вверх с больничной койки.

Уже давно муж не вызывал у Анны такого глубокого отвращения и презрения, как сейчас. Конечно, Виктор Рыбкин и раньше был далеко не подарок, но двадцать с хвостиком лет супружеской жизни, кажется, приучили Анну ко всем его фокусам, заморочкам и прожектам по части бизнеса. Был момент, когда она всерьез собиралась с ним расстаться и начать новую жизнь с другим человеком, но тот порыв остался давно в прошлом, а в последние годы вроде как-то все наладилось и шло ни шатко ни валко. Все-таки свое кафе, хотя и открытое на деньги Веры Кирилловны, которые той присылала Таня, и поначалу спонсируемое Вадимом Гориным — этот честно платил таким образом отступные за то, что брат отговорил Галю от невыгодных для Вадима планов замужества.

Да и жили Анна с Виктором теперь отдельно — снимали квартиру братьев Никифоровых, обосновавшихся, в свою очередь, у богатых родственников Сергея. У дочери, Кати, тоже была своя жизнь, насыщенная и «счастливая», хотя и несколько двусмысленным оказалось это счастье, с женатым мужчиной много старше ее, зато не скупившимся на деньги и подарки. Анна как-то приспособилась, примирилась с ситуацией и, наверное, терпела бы и дальше, хоть до бесконечности, если бы не очередной выверт Виктора.

Дела в кафе шли все хуже и хуже, вот он и надумал обратиться за очередным финансовым вливанием не к кому-нибудь, а к дочери. Мол, мы ее растили, последний кусок отдавали, ночей недосыпали, пусть теперь отцу родному поможет, чем может. Должна же быть у людей хоть какая-то совесть?!

— Это ты, что ли, ее растил?! — вне себя от гнева кричала Анна, узнав от мужа, что он сделал: ведь с самого начала, самым решительным образом она требовала, чтобы он выбросил из головы саму мысль обращаться к Кате, но Виктор, разумеется, плевать хотел на все предупреждения. — Ты сам с шеи собственной матери сколько лет не слезал! А теперь нового спонсора нашел, да?! Ну, силен, мужик. И братец твой не лучше — альфонс, у бабы на содержании! А ты, значит, решил с дочери деньги тянуть?! Хоть какой-то стыд поимел бы!

— А где твой стыд был, когда ты с учителем путалась?! — разъярился в ответ Виктор, не найдя более достойных аргументов в свою пользу.

— Чего у меня тогда недостало — так это ума, чтобы окончательно от тебя уйти, — отрезала Анна. — Ничего, еще не поздно. Если тебе без разницы, то я не допущу, чтобы дочь обо мне как о приживалке думала!

И она ушла, хлопнув дверью. Пока — на работу. Потом… Потом еще надо было придумать, куда податься, но Анна решила твердо: под одной крышей с Виктором она не останется ни дня.

Вот в таком настроении Анна и шагала сегодня в офис. Права была Таня: от мягкой, милой, но ничего особенного собой не представлявшей домохозяйки сейчас в Анне мало что осталось. Даже полнейшая неопределенность собственного будущего ее уже не пугала: Анна чувствовала и знала, что сумеет справиться с любыми трудностями.

— Я же говорил, что мы еще встретимся, — окликнул ее Константин в двух шагах от офиса.

— Привет, — вымученно улыбнулась Анна — Слушай, понимаю, как смешно это прозвучит, но представь — я ушла от мужа.

— Неужели? Надолго? Часа на два? — Устинову было не впервой слышать от Анны нечто подобное, да только до сих пор ее планы так ни разу до конца и не осуществились.

— Думаю, теперь точно — насовсем. А Самое забавное, что идти-то и некуда. Надо бы квартиру снять или комнату, только это долгая история, а мне прямо сегодня надо где-то переночевать.

— Давай у меня, я номер в гостинице снял, — предложил Устинов и, поймав настороженный взгляд Анны, поспешно добавил: — Ничего ужасного, я как раз собирался поехать к одному старому другу, а это довольно далеко, так что сам я в номере ночевать не буду. Вот, держи ключ, утром просто сдашь на ресепшн. И визитка с адресом гостиницы… Отдыхай, собирайся с мыслями, никто тебя там не найдет и не побеспокоит!..

— Ой, мама, — со вздохом произнесла Таня, — я смотрю, у вас тут все по-прежнему. Витька опять планы строит, как бы Галку с Гориным свести, мол, пойдет она к нему в больницу, пожалеет несчастненького, он растает, и все у них по новой закрутится. А то ведь помрет, и денежки тю-тю. Хорошо, Галя этого не слышала.

— Еще услышит, — «успокоила» Вера дочь, — не сомневайся. Витька ей, как только Галина появится, тут же свой план на блюдечке преподнесет. Тань! Да что ты там прячешь-то, покажи!

— Вот, — Таня протянула матери большой конверт. — Не могу не похвастаться.

— Батюшки, — обрадовалась Вера Кирилловна, открывая конверт, — диплом! Ну и умница же ты у меня! Разбежкина Татьяна Петровна…

— Невелико достижение. Знаешь, сколько народу каждый год такие же получают? — улыбнулась Таня.

— Да не всем они так тяжко даются…

— Мам, это ведь не только моя заслуга. Без Вики и Толи я бы вообще ничего не смогла.

— Золотые люди, — подхватила Вера Кирилловна, — и в колонии тебя ежечасно опекали, и на поселении ты у них с Надюшкой жила, как у Христа за пазухой, дай им Бог здоровья!

Таня взяла у нее диплом:

— Вот как только наш уважаемый Вадим Леонидович поправится, я сразу к нему. С этой вот самой бумажкой. И пусть только попробует меня на работу не взять, с высшим образованием и опытом работы по специальности.

— Таня, может быть, не нужно тебе к нему обращаться?…

— А что такого? Я ж его за язык не тянула, сам как-то сказал, что в его офисе для меня место всегда найдется. Пришло время платить по счетам. Мама, я с Татьяной сегодня говорила. Сказала, что забыла обо всем и не собираюсь ту историю продолжать.

— И она тебе поверила?

— Хотела поверить, так что…

— Слушай, дочка, а как же ты к Горину-то придешь? Там же Сергей! — еще больше заволновалась Вера Кирилловна. — Как ты с ним говорить-то сможешь?!

— Обычно. Как с чужим человеком. Он же мне и есть чужой.

— И отец твоей дочери…

— Ну уж этого точно никак не изменишь, — весело согласилась Таня.

Но, стоило Вере Кирилловне отвернуться, как лицо Тани вновь приняло так часто возникающее теперь жесткое выражение.

— О, ранняя пташка, — слегка удивился Сергей, заметив, что жена, против обыкновения, встала ни свет ни заря — раньше десяти утра. Он сидел в беседке возле дома и лениво пил кофе перед тем, как ехать на работу. — На шейпинг собралась?

— Нет, не угадал, — Татьяна показала ему огромную куклу с длинными светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. — Нравится?

— Твоя копия, — констатировал он очевидное.

— Потому и купила. Меня на день рождения пригласили к дочери подруги, это подарок.

— И сколько детенышу?

— Четыре.

— Сочувствую. От такого праздничка и свихнуться недолго, вопли да сопли.

— Доводилось бывать? — прищурилась Татьяна.

— Боже сохрани. Я фильмы ужасов не люблю, — отшутился Сергей.

— А уверен, что своих нет? Дочери или сына? У тебя ж подружек было немерено, мало ли какая оказия могла приключиться.

Сергей едва не подавился кофе:

— Да брось ты, еще чего. Думаю, мне бы как-нибудь сообщили. Под руку таких кошмаров не говори, так и захлебнуться недолго. — Он взял со столика свежую газету и углубился в чтение.

— Что интересного пишут? — попробовала Татьяна поддержать разговор.

— Лекарство вот новое изобрели, — поведал супруг, — от депрессии. Надо бы попробовать, вдруг поможет.

Сережа, нам надо поговорить. Я давно хотела тебе сказать…

— Что еще? — Он недовольно оторвался от газеты.

— У меня проблемы. Я не могу забеременеть.

И… что? — не понял он. — Почему тебя это расстраивает? Оно тебе надо? Я вообще думал, ты таблетки принимаешь.

— Нет, никогда я ничего не принимала, просто боялась тебе сказать. А сама, наоборот, все эти годы старалась, ну… залететь, как в народе говорят. Не вышло.

— Подумаешь, — отмахнулся Сергей, — какие наши годы, успеешь еще.

— Годы самые подходящие, Сережа. Я хочу ребенка! — твердо произнесла Татьяна. — А ты — хочешь?

— Да я вообще об этом не думаю и отцом себя не представляю!

— Из тебя получится прекрасный отец. А я вчера с мамой говорила, она обещала устроить меня в одну клинику в Испании, самую лучшую. Вот, думаю, надо ехать.

— Ну так и поезжай, почему нет? Тем более в Испанию.

— А если мне и там не смогут помочь?…

— Не беспокойся, все утрясется, — улыбнулся супруг.

— Зачем ты ее пригласила? Ну зачем? — с упреком спросила Вера Кирилловна, протирая праздничные бокалы перед тем, как поставить их на стол. — Это же Надин день рождения, семейный праздник!

— Вот именно, какой праздник без гостей, — кивнула Таня.

— Ты простила, что ли, ее?

— Ну так ты сама советовала, мол, прости и забудь. — По Таниному тону невозможно было понять, серьезно она говорит или нет.

— Вот и выкини их из своей жизни!

— Это было бы слишком просто, — вырвалось у Тани.

— Что ты задумала? — с горечью спросила Вера Кирилловна, однако ответа так и не получила…

Ну вот и свершилось — она стала настоящей, законной женой Вадима Горина. Но почему-то особенной эйфории от своего нового статуса Жанна не ощутила. А ведь всего несколько лет назад в такой же ситуации ее восторгам не было бы предела! Наверное, просто надоело ждать, надеяться, строить планы, которые имеют обыкновение рассыпаться в прах. Да и что это за свадьба — заскочили в загс на пять минут, поставили подписи в книге регистрации актов гражданского состояния, как под самым обыденным документом, юридически закрепляющем деловую сделку, — и назад, в офис. На работу, как на праздник… Даже шли не рядом, пробираясь сквозь шумную толпу разодетых в пух и прах невест и серьезных, взволнованных молоденьких женихов. Ну и ладно. Обоим понятно, что никакой любовью тут и не пахнет, а вымученное счастье успело выдохнуться, как вино в бутылке, которую забыли заткнуть пробкой.

Может, хотя бы пообедаем? — предложила Жанна.

— В смысле, обмоем трагическое событие? — усмехнулся Горин. — Извини, не получится.

_ От работы кони дохнут, — заметила она.

— А от не сделанной работы — подрядчики, — не согласился Вадим — Но ты, кажется, не понимаешь таких вещей.

— Я не понимаю только одного: почему ты всегда берешь все на себя? Что это за начальник, у которого нет заместителей?

— А что я могу поделать, если ни одного человека вокруг, на кого можно полностью положиться? Заместителей нанимают, похоже, для того, чтобы они только все вокруг портили и путали, а мне такого счастья даром не надо. Нет уж, лучше самому париться, чем…

— Подожди, а как насчет Никифорова?

— Отличная кандидатура! Он в потолок целыми днями плюет, ответственности — ноль, — поморщился Горин.

— Так тут ты сам виноват, ты же ему даже шанса не дал развернуться, проявить себя! Вадик, ты вспомни ^ разве он таким был поначалу? — не отставала новоиспеченная супруга.

— Ну, бывает, не оправдал надежд. Слушай, поверить не могу: ты, с твоим хваленым чутьем на людей, предлагаешь это… этого… в вице-президенты? — присвистнул ГЪрин с изумлением.

— Мое чутье как было при мне, так и осталось, и я тебе говорю — попробуй сделать именно так. Не пожалеешь. Да как только Никифоров поймет, что его наконец оценили, он землю рыть будет!

— Во, это мысль. Экскаваторщиком его устроить — в самый раз, — хохотнул Вадим.

— Да ладно тебе ерничать. Сергей — парень толковый и всегда таким был, тебе ли не знать. Да ты мне за этот совет еще спасибо скажешь, — уверенно заявила Жанна.

И, в полном соответствии со своим нерушимым правилом ковать железо, пока горячо, добилась результата: едва они с супругом пришли в офис, первым делом она настояла на том, чтобы Горин вызвал к себе Сергея.

— Здравствуйте, Вадим Леонидович, — проговорил Никифоров. — Что-то нужно?

— Добрый день, господин вице-президент, — ответила Жанна, опередив Горина.

— Это что, — не понял Сергей, — шутка такая? Сегодня первое апреля?

— Для тебя — Первое мая. День весны и труда. В общем, поздравляю со вступлением в высокую должность! С тебя банкет, — улыбнулась Жанна.

— Да ты давай садись, — наконец у Горина появилась возможность вставить хоть слово. — Что, удивлен? — И, когда Сергей молча кивнул, добавил: — Представь себе, я — не меньше. Просто, пока в больнице валялся, было время подумать за жизнь. Вот и надумал, что без помощника мне, пожалуй, никак, и ты на эту должность вполне подходишь. По словам Жанны, во всяком случае, — Вадим бросил взгляд на жену, чтобы Сергей понял, кому в действительности обязан своим неожиданным повышением по службе. — Ну, что молчишь? Отказываешься?

— Нет, я… Я согласен, само собой. Только, Вадим Леонидович, если вам вдруг потребовался свадебный генерал, то такая должность точно не по мне, уж извините.

— Ладно, не ершись. Хотя оно, конечно: вице-президент — птица гордая. Нет, Сергей, я в самом деле что-то устал в одиночку тянуть лямку. Мне нужен серьезный, толковый человек, желающий и способный работать на совесть, если надо — то хоть двадцать четыре часа в сутки и без выходных.

— И брать на себя любую ответственность, если что, я вас правильно понял? — уточнил Никифоров.

— Правильно, — не стал его разубеждать Вадим. — Но ты же ответственности не боишься, или я ошибаюсь?…

— Где ты была всю ночь? — Анна оторвала взгляд от монитора и безразлично взглянула на Виктора, нависшего над ней с самым грозным и решительным видом. Надо же, не поленился в офис явиться… Ну и черт с ним. — Может, поговорим? — чуть сбавив обороты, продолжил он.

— Лучше помолчим. — Анна снова вернулась к монитору.

— Я хочу знать: где ты ночевала?!

Видел бы он себя со стороны… Как же он смешон и жалок со своими дурацкими сценами ревности!

— Это неважно, — устало ответила Анна. Тут на ее столе зазвонил телефон, она сняла трубку, но Виктор в бешенстве ударил по рычагу, не позволив беседе состояться:

— И кто же это тебе названивает?!

— Я на работе! — взвилась она. — А вот ты что себе позволяешь?! Мне охрану позвать?!

— Во, точно! Позови и охрану, и еще народу побольше собери, заодно всем сразу и расскажешь, где по ночам таскаешься! Ты, между прочим, моя жена!

— Это ненадолго, — с ненавистью прошипела Анна и вскочила. — Дай пройти! Идиот!..

— Так, — к ее столу на шум уже спешил Горин. — Репертуар, значит, старый, исполнители те же… Аня, от тебя я, вообще-то, такого поведения на работе не ожидал.

— Извините, — процедила она сквозь зубы, потирая запястье, за которое ее схватил Виктор.

— Ну а ты тут что устраиваешь? Разве так можно с женщиной обращаться? — обратился к нему Горин.

— А это не женщина, это… Да тебе, Вадька, не понять, ты же не женат! — огрызнулся Рыбкин.

— Вот тут ты, Витя, ошибаешься, кончилась моя вольная жизнь, — усмехнулся Горин. — Сегодня утром и кончилась. Женился я. Такие дела.

— Э… И кому же это так повезло? — Рыбкин от такой новости даже на время позабыл про разборки с Анной.

— Кому повезло, кому не очень — время покажет. А женился я на Жанне, — ответил Вадим.

— Поздравляю, Вадим Леонидович. — Анна была поражена таким известием немногим меньше Виктора. — Совет да любовь, как говорится…

— Мы как-нибудь постараемся, чего и вам желаю, — хмыкнул Горин, оставляя Рыбкиных выяснять отношения тет-а-тет.

Момент для скандала все равно был упущен, так что Виктор, помолчав, уже совсем другим тоном проговорил:

— Ань, послушай…

— Ты еще здесь? Не мешай мне работать.

— Ань, ну ты хоть помнишь, какой день сегодня?

Она повернула к нему стоящий на столе календарь, мол, убедись, чисел пока не путаю.

— Не надо так. У Наденьки же день рождения!

— Вечером заеду, поздравлю. Не сомневайся, — сказала Анна.

— Слушай, давай вместе. Ну, праздник же… Мама с тетей Верой столько всего наготовили, и вообще… А давай ты у Горина отпросишься, он поймет — все-таки сам теперь женатый, значит, дошло, что семья — штука важная в жизни! Подарок купим…

— Я об этом заранее позаботилась.

— А я нет, да и не силен я в подарках… Кукол у нее будет полно, хочется что-то такое необычное подыскать…

— Да уж мне-то об этом можно нс рассказывать!

— Ань, ну хоть ради ирашника можно сделать вид, что у нас все нормально? Что я матери скажу?!

Анна обреченно вздохнула. Видно, так тому и быть — чем объясняться с Рыбкиными, проще изобразить продолжение их с Витькой семейной идиллии. Хотя бы только на этот вечер.

Сообразив, что гроза потихоньку отступает, Виктор тут же выбросил скандал с женой из головы — теперь все его мысли были заняты абсолютно другой темой. И он помчался на Надин день рождения в том числе и для того, чтобы сообщить там потрясающую новость:

— Мам, — с порога обратился он к Тамаре Кирилловне, — тут такое! В общем, Горин-то женился! На секретутке своей, Жанке!

— Офигеть, — хохотнул Дима, — а она, интересно, на каком месяце-то?

— Да он, может, просто так, — возразил Виктор.

— Вадька — и просто так? Никогда не поверю. Наверняка Жанночка подсуетилась. А наша-то Галька только-только по новой губу раскатала, и на тебе, — не унимался Дима.

— Она где, кстати? — покрутил головой Виктор.

— В больницу поехала, к Вадику, — окончательно развеселился братец, — а Вадик-то уже оттуда тю-тю, да еще и жениться успел!

— Да, он на работе, — подтвердил Виктор.

— Значит, ерунда какая-то, не так уж его и прихватило, раз чуть не через полчаса выписался, — проворчала Тамара.

— Очень хорошо, что он женился, — подала голос Таня. — Разве он пара нашей Гале, вы сами подумайте?! Она же добрая, честная, красивая, наконец! А этот… так себе, ничтожный человечишка, неужели никто из вас этого до сих пор не понял?!

— А вот и я, — Галина вошла в гостиную, улыбаясь, и Надя, едва заслышав ее голос, бросилась к тете из другой комнаты. — Здравствуй, моя маленькая, — Галя присела на корточки, протягивая ей красивый цветок в горшочке: — С днем рождения! Это тебе подарок!

— Он живой? — восхищенно ахнула Надя.

— Конечно. И если ты будешь его поливать, он долго будет живой. Забота всем нужна — и цветам, и людям…

Девочка помчалась на кухню за водой для цветочка.

— Галь, — начала было Тамара, отведя глаза, — тут, в общем…

— Ты про Вадима? Я знаю. Я была в офисе, мне Жанна рассказала, — спокойно ответила та, — С Вадиком уже все в порядке.

— Уж это точно, — ядовито согласилась Тамара. — Долго искал, на помойке нашел!

— Мам, перестань, это же хорошо, что теперь о нем есть кому позаботиться, — пожала плечами Галя и тут же переключила внимание на Надю, вернувшуюся поухаживать за своим цветочком.

— Я его полила немножко! — гордо сообщила девочка.

— Молодец, — обняла ее Галя, — теперь он как начнет расти!

Тут подоспела дорогая гостья — Татьяна Баринова. Разумеется, Наде очень понравилась новая кукла, врученная «тетей-принцессой».

— Как ты ее назовешь? — спросила Баринова.

— Таней. Как маму, — не задумываясь, выпалила малышка.

— А я ведь тоже Таня, — улыбнулась щедрая дарительница.

Девочка ответила ей не менее лучезарной улыбкой и побежала помогать бабушкам накрывать на стол.

Обе Татьяны вышли на лестницу — покурить. Впрочем, курила только Баринова. Зато здесь никто не мешал разговору.

— Дочка у тебя — загляденье… А я только и делаю, что по врачам таскаюсь, и все — «результат отрицательный», — вздохнула Баринова, глубоко затягиваясь. — Вот, теперь в Испанию поеду, маман подсуетилась, договорилась насчет хорошей клиники… Да не уверена я, будет ли какой-то прок с этого…

— Когда собираешься?

— Прямо на этой неделе. А что?

— Да так просто спросила. Сергей с тобой полетит?

— Для него это тоже очень важно. Ну что мы все про меня. У тебя-то как жизнь? С работой получилось?

— Завтра собираюсь Горина навестить, — внимательно следя за реакцией подруги, сказала Таня.

— Не спеши, у него сейчас дел невпроворот, он злой, как собака, — поспешно принялась отговаривать ее от такого шага Татьяна. — А к нему под горячую руку не дай бог попасть! Ты бы подождала с недельку, — глядишь, подобреет, и тогда уж…

. — Спасибо, что предупредила, я, конечно, так и сделаю, — кивнула Разбежкина.

Наконец, все собрались за праздничным столом, и Дима торжественно внес большущий торт, украшенный пятью зажженными свечками.

— Ну, именинница, загадывай самое большое свое желание, — подбодрила девочку Галина.

— Я хочу, чтобы у меня был папа! — воскликнула малышка, дунула изо всех силенок и обрадовалась, что получилось задуть все свечки сразу: — Ура! Теперь сбудется! — Конечно же, она не заметила всеобщего замешательства, вызванного ее мечтой, высказанной вслух.

— Наденьке — самый красивый кусочек, — заворковала Анна, разрезая торт.

— Надя, — Дима в очередной раз продемонстрировал свою полнейшую бесцеремонность, — я не понял, у тебя же есть папа?

— Нет, — малышка покачала головой, — зато теперь точно будет! — Она отправила в рот кусочек торта, быстро прожевала и вскочила со стула: — Ой, я Таню на кухне оставила, сейчас принесу!

Виктор отправился вслед за племянницей:

— Какая красавица! — похвалил он куклу. — Принцесса, точно?

— Нет, это королева!

— А кто тебе ее подарил?

— Тетя Таня, — охотно сообщила Надя. — А мама — мишку! Во-от такого!

— А папа? Что он тебе прислал? — по части щепетильности Виктор недалеко ушел от брата.

— У меня папы нет.

— Не может быть, папы у всех есть, — не успокаивался Виктор.

— А у меня нет…

— Да ну, сочиняешь! Ты его просто, наверное, давно не видела, да? А почему? Мама не разрешает?

— Витя, — резко прервала допрос появившаяся на кухне Таня, — тебе что, заняться совсем уж нечем? Надюша, а ты что здесь забыла?

— Вот. — Девочка протянула ей куклу.

— Ну бери и беги в комнату, мультики начинаются. — Девочка побежала к телевизору, а Таня остановила на Викторе полный презрения и брезгливости взгляд, говоривший куда больше, чем любые слова.

Поздно вечером, когда праздник закончился и Надя уже сладко спала в обнимку с подаренным мамой мишкой, Таня сказала Вере Кирилловне:

— Витька ничего лучше не придумал, как у Надюшки насчет отца допытываться.

— Я же его предупреждала, чтобы оставил ребенка в покое! — возмутилась Вера.

— Можно подумать, ты Викторову натуру не знаешь…

— Может, просто рассказать им все как есть? — предложила Вера Кирилловна. — Какой смысл тянуть? Ты видела, как твоя Татьяна подобралась, когда Надя сказала, что хочет папу! У нее-то самой как?

— Видела, конечно. Трудно было не заметить. Она в Испанию собралась, от бесплодия лечиться. Говорит, что Сергей с ней вместе туда поедет, мол, не только она хочет ребенка, а и он тоже.

— Так… А ты когда на работу пойдешь устраиваться?

— Завтра же, — твердо сказала Таня. — Потому что Татьяна очень уж старалась меня от этого отговорить — подожди, мол, недельку, Горин сейчас злой, и все такое. А раз ей почему-то так важно, чтобы я там раньше не появилась, имеет прямой смысл сделать все с точностью до наоборот. Так что тянуть я не собираюсь.

— Но, Таня… Ты придешь, а там Сергей. Ты же неизбежно с ним столкнешься, — грустно покачала головой Вера Кирилловна.

— А ты изменилась за эти годы, — утром сказала Анне Таня, когда обе женщины пили чай с остатками праздничного торта. — Раньше, помню, такая была мягкая, домашняя, а теперь…

— Что, жесткая и дикая? — усмехнулась та.

— Скорее, очень уверенная в себе.

— Просто энергии много накопилось. Тогда я дома сидела, кисла, а теперь на работу, как на праздник, спешу.

— Я такая же была, меня уборщица вечерами разве что веником оттуда не выметала, — улыбнулась Таня и как бы между прочим спросила: — Сергея часто видишь?

' — А куда с подводной лодки денешься?… Знаешь, когда вы с ним расстались, он тоже сильно изменился, будто перегорел.

— Ну, недолго он сидел в темноте, — заметила Таня. — Замена мигом нашлась.

— Как-то не производит он впечатление счастливого семьянина. Да и вообще, такое ощущение, будто ему все осточертело хуже горькой редьки. Разве что новое назначение его малость взбодрит. Горин же его вице-президентом назначил, представляешь? Сразу, как из больницы вышел.

— Интересно, — задумчиво проговорила Таня, пока не вполне представляя себе, как использовать такую информацию.

,- Ты приказ о назначении Никифорова уже подписал? — спросила Жанна, входя в кабинет Вадима.

— Нет еще. И вообще, в чем дело? Что ты для него так стараешься? Он тебе что, кум, брат, сват? — раздраженно взглянул на нее Горин, которому все меньше нравилось, с какой настойчивостью супруга сует свой нос в его дела.

— Теща он мне! А вот ты — начальник, и слово свое должен держать, сказал — сделал, иначе какой пример для подчиненных будет? А эту смету почему до сих пор не отправили? Дай сюда, я сама отвезу! Телефон я уже на тебя переключила, так что за тобой главное — приказ. И хватит пить кофе чашку за чашкой, ты мне здоровенький нужен! — Не позволив Вадиму вставить ни слова, Жанна исчезла, а ему оставалось только пожать плечами. И снять телефонную трубку, потому что раздался звонок.

— Здравствуйте, Вадим Леонидович, — услышал он веселый и до боли знакомый голос. — Узнали?

Горину почему-то захотелось снова схватиться за сердце, но вместо этого он насколько мог бодро ответил:

— Танечка! Конечно же! Рад тебя слышать! А я-то все думаю — что такое, как приехала, не позвонила ни разу, забыла, что ли, старого друга?

— Не беспокойтесь, такая тесная дружба не забывается, — вполне искренне заверила его Таня.

— Ну вот и отлично! Какие планы?

— Да есть кое-какие, потому и звоню. Надо бы с вами их обсудить.

— Отлично, приезжай прямо сейчас, — предложил Горин, не желая откладывать неприятный разговор в долгий ящик.

— Я и собираюсь, только одна просьба: вы бы не могли куда-нибудь отослать Сергея? Я бы не хотела с ним встречаться.

— Не вопрос, сделаем! Еще пожелания будут?

— Нет, пока это все, — Таня положила трубку и обратилась к дочери: — Надюшка, ты готова? Тогда пойдем!

Вадим вызвал к себе Никифорова:

— Слушай, слетай на семнадцатый объект, выясни, что там у них за проблемы, а то достали уже своим нытьем.

— Я думал, у вице-президента другие обязанности, — не понял Сергей.

— У вице-президента — другие. Но ты пока еще в новую должность не вступил, и на твое нынешнее место я человека не взял. Так что, ну хотя бы лично для меня, в последний раз… а?

— Хорошо, — пожал плечами Никифоров.

— Только побыстрее, — поторопил его Горин. — Желательно, чтобы одна нога здесь — другая там. У людей работа стоит, я ж тебя не к теще на блины прошу съездить!

— Ладно, — слегка удивленно отозвался Сергей, — только почту проверю, и вперед…

— Ну вот, — Таня вошла в приемную вместе с дочерью и показала Наде на стул: — Посиди здесь немножко, хорошо? Я ненадолго, меня там в кабинете один дядя ждет. А потом пойдем Москву смотреть! Ты порисуй пока, смотри, тут у тети Жанны и листочки чистые есть, и фломастеры.

— У тети Жанны? А она хорошая?

— Хорошая, — усмехнулась Таня. — Нарисуй мне картину!

Девочка принялась старательно выводить что-то на листочке, но, едва Таня отправилась в кабинет, в приемной появился Сергей:

— Жанна, все, я на семнадцатый… — г начал было он и замолчал, увидев девочку.'- Ой, Жанночка, что это с тобой? Ты так помолодела!

— Я не Жанна, я Надя, — серьезно представилась малышка, с любопытством разглядывая его…

— Ах, простите! Очень приятно. А меня зовут Сергей. Вы — наш новый секретарь?

— Кто? — сдвинула бровки Надя, услышав незнакомое слово.

— Секретарь. Это такой человек, который кучу разных важных дел делает: по телефону отвечает, бумажки туда-сюда перекладывает. Ноя уже вижу, что никакой ты не секретарь, а художник! Что рисуешь? — Он наклонился над листочком.

— Картину. Колобка или солнышко. Что получится. Только мне никак круг не нарисовать, — пожаловалась Надя.

— Помочь? — предложил Сергей.

— Да, но только круг. Глазки я сама нарисую!

Сергей взял фломастер и быстро исправил положение.

— Ух ты, — восхитилась Надя, — даже мама так не умеет! — и она, высунув от усердия язык, нарисовала глазки.

— Чего-то твоему колобку не хватает, — задумался Сергей, разглядывая результат совместных усилий. — Наверное, друга. Например, собачки. Хочешь, сделаем?

— А ты можешь? — с надеждой спросила девочка.

— Ну, когда-то умел, — Сергей изобразил вполне сносную и даже симпатичную собачку. — Вот! По-моему, неплохо! А я забыл спросить, откуда у нас тут взялся такой симпатичный художник?

— Мама привела, — охотно сообщила малышка, — она там, у дяди в кабинете.

— Вот как! А кто твоя… Извини, — Сергею пришлось ответить на звонок мобильника. — Да, хорошо… Извини, — он развел руками, снова поворачиваясь к Наде, — с удовольствием бы еще с тобой поболтал, да надо бежать по делам! Работа не ждет.

— А маму эта дурацкая работа всегда ждет, — с нескрываемым сожалением вздохнула девочка. — Ты еще придешь?

— А ты меня дождешься? Я скоренько: одна нога здесь, другая там, а третья…

— Ты смешной, — просияла Надя, оценив шутку.

Сергей на бегу чмокнул ее в макушку и отправился на объект.

— Я так рад тебя видеть! — Горин вскочил навстречу Тане. — Ну проходи же, садись рассказывай!

— А что особенно рассказывать? Много чего произошло, конечно… Вот, институт закончила.

— И когда только успела! — восхитился Горин.

— Так у меня был достаточно большой срок, — губы Тани искривились в несколько ехидной улыбке. — А потом по специальности работала, когда выпустили досрочно за хорошее поведение.

— Узнаю нашу Танюшку! Огонь и воду пройдет, не моргнув глазом! — воскликнул Вадим.

— Да, как же. И горела, и тонула. Спасибо, нашлись добрые люди, не дали пропасть. Я с одной женщиной вместе сидела, так без нее и ее мужа просто не представляю, что бы было со мной. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Не закатали бы меня туда, может, и не довелось бы хороших людей встретить.

— Таня, я… ужасно виноват перед тобой, — тихо сказал Горин. — Спасибо, что ты меня тогда прикрыла…

— И вам спасибо, — отозвалась Разбежкина. — За отличный урок.

— Таня, если я могу чем-то искупить… Господи, да что это я… В общем, как же тебе помочь теперь? Ты только скажи!

Он напряженно разглядывал Таню, так, словно впервые видел. В каком-то смысле, так оно и было. Эту Таню, новую, пережившую такие страдания, которые Вадим и вообразить-то себе не мог, он не знал и не понимал. Доверчивая неопытная провинциалочка, по логике вещей, должна была умереть за Полярным кругом, под яростный лай сторожевых псов и окрики надзирательниц. А вместо нее сегодня в кабинет Вадима пришла совсем другая женщина. Он невольно искал в ее чертах, в выражении лица решимость, ненависть и тяжкое незнакомое знание, которое изменило все.

— Само собой, за тем и пришла, — с вызовом отозвалась Таня. — Помните, вы перед моим отъездом обещали исполнить любое мое желание? Так вот, вы же здесь, как я понимаю, по-прежнему хозяин? Попробуем представить, что начинаем знакомство с чистого листа. Здравствуйте, Вадим Леонидович, меня зовут Татьяна Петровна Разбежкина, я хочу получить у вас работу. — Она протянула Горину руку и, когда он ответил на рукопожатие, добавила: — И я отсюда не уйду, пока не получу эту работу.

— Вот это, я понимаю, деловая хватка, — воскликнул Горин, когда Таня, наконец, соблаговолила его отпустить. — Да, Танечка, ты — очень перспективный кадр. Образованная, с опытом работы, все при тебе! Так что лучшего кандидата мне и искать не имеет смысла. На должность вице-президента компании.

— У меня дежавю? — саркастически хмыкнула Разбежкина.

Ей неслучайно показалось, что нечто подобное уже происходило в ес жизни. В этом же самом кабинете, целую жизнь назад, Таня получила точно такое же предложение от Вадима. Как она радовалась тогда! А в итоге все закончилось кошмаром.

— Таня, теперь все будет иначе! — горячо заговорил Вадим, для убедительности прижимая руку к груди и глядя на Таню исключительно честными глазами. — Я тебе чем угодно готов поклясться — давно голову ломаю, кого взять в помощники, всех уже перебрал, не поверишь — ни одного подходящего человека. А тут — на тебе: явление Татьяны народу! Это судьба, не иначе. И, конечно, больше никаких сомнительных бумаг… — заторопился он, прекрасно понимая, что ее беспокоит.

— Я бы их теперь и сама не подписала даже под дулом пистолета. Мне одного срока с лихвой хватило, — заметила Таня.

— Да-да… Я был такой скотиной, самому страшно вспомнить. А тут вот сердце прихватило, да ты слышала об этом, наверное. Не сильно, но пока в больнице валялся, о многом успел поразмыслить. Говорю себе — сволочь ты все-таки, Вадька, редчайшая сволочь, ну как ты мог с Танькой так поступить? Она к тебе со всей душой, а ты ей такую свинью подложил… И пообещал себе: если выживу, все сделаю, чтоб хоть как-то загладить свою вину перед тобой, понимаешь? Если ты согласишься занять эту должность, я буду страшно рад.

Самое интересное, что, произнося всю эту страстную покаянную тираду, Вадим Горин и сам начинал верить в собственную искренность. Так было значительно проще. На самом деле, им двигал вовсе не страх смерти. И уж никак не внезапное осознание бренности всего сущего и самого себя в первую очередь. Просто Вадим не видел лучшего способа заставить Таню и дальше молчать о его личном участии в случившейся с ней страшной трагедии. Бросить опасной зверюшке кусочек пожирнее — глядишь, она и успокоится. Да и на глазах будет постоянно, не придется голову ломать, чего от нее ожидать…

— Ну прямо как в том анекдоте: никак не пойму, в чем подвох, — улыбнулась Таня.

— Господи, — воскликнул Горин, — услышь мои мольбы: пусть она скажет «да»!

Таня кивнула:

— Я согласна.

— Ура! — чуть не подпрыгнул на месте Вадим. — Спасибо тебе, Господи, на сегодня у меня — все!

— А у меня не все,» спустила его Таня с небес на землю. — Мне, например, интересно, как такая ситуация понравится Сергею Никифорову. Вы же, насколько я знаю, обещали эту должность ему, — не без ехидцы напомнила Разбежкина, прозрачно намекая на то, что Вадим никогда не отличался излишней щепетильностью в отношениях со своими подчиненными.

— Ничего я ему толком не обещал, на безрыбье, сама понимаешь… А теперь он мне и даром не нужен. Он тебе в подметки не годится!'- Горину с трудом удалось взять себя в руки: он не ожидал, что его визави настолько хорошо информирована.

— И проблем не возникнет? — уточнила Разбежкина.

; Так кто здесь хозяин — я или кошка? Как скажу, так и будет. Никифоров и сам должен понимать, что ему такая должность — не по Сеньке шапка, в отличие от тебя.

— Ну, спасибо за комплимент…

— Это не комплимент, а признание твоих профессиональных качеств.

— Пусть так и будет. И когда к работе приступать? — немедленно поинтересовалась Таня. Может, у Горина на примете имеется еще с десяток кандидатур на высокую должность, и он изменит свое решение относительно нее так же легко, как только что отказался от собственных планов по поводу Сергея? Хотя Никифорова Вадиму бояться нечего, а вот она, Таня, для него пока темная лошадка…

— Да хоть сейчас. Чего тянугь-то?

— Договорились. Только у меня есть еще одна просьба. Очень серьезная.

— Я весь внимание, Танечка.

— Помните, у вас когда-то работала прорабом одна женщина — Нина Перепелкина? Потом ее в ваш офис перевели.

— Не в мой, а в наш, Таня, привыкай! — поправил Вадим, не понимая, к чему она клонит. — Нет, не помню, уж извини.

— У нее муж был, Геннадий. Пил как сапожник, постоянно ее избивал, издевался.

— Ну, по таким приметам тем более не вспомню, вот если бы наоборот — не пил, не курил, на руках жену носил и пылинки с нее сдувал, другое дело, а тут… — Вадим осторожно ухмыльнулся, внимательно наблюдая за Таниной реакцией: поддержит она шутку, или ей сейчас не до веселья.

— А тут она терпела, сколько могла, а потом не выдержала — заступилась за себя и набросилась на него, — напомнила Таня, явно не расположенная превращать судьбу подруги в повод для ни к чему не обязывающей досужей болтовни.

— Так оно и правильно, святое дело: пьянству — бой! — поддержал Горин. — А от меня ты чего хочешь? Чтобы я ей премию, что ли, выписал за такую сознательность?

— Хорошо бы, только Нина у вас с тех пор не работает, в колонии она. Муженек постарался упечь — за нанесение тяжких телесных повреждений. Так вот, я хочу, чтобы вы обратились к своему адвокату — пусть он разберется, можно ли что-то сделать, чтобы Нине помочь, — резко и требовательно проговорила Таня.

— Добрая ты душа, — облегченно улыбнулся Вадим, — Ну конечно, поговорю, спрошу, сделаем для твоей Нины все, что возможно и невозможно!

— Отлично. — У Тани тоже словно камень с души упал. Таня заметно повеселела и в первый раз за время разговора искренне улыбнулась Горину. — Слушайте, я и не знала, когда сюда шла, что все так здорово сложится!

— Но это самое малое, что я могу сделать для тебя, — возразил Горин.

— Должность вице-президента — самое малое? Тогда даже не берусь предположить, каким может оказаться большое. Что ж, мне пора, — Таня встала.

— Уже уходишь?

— Меня ребенок заждался. И потом… вдруг Сергей вернется. Вадим, вы ему пока ничего не говорите, хорошо? Ну, что я приходила, и насчет назначения. Ни ему, ни кому-то другому.

— Нет ничего проще, — Горин сделал жест, показывающий, что рот у него на надежном замке.

Наде в отсутствие мамы скучать не пришлось — она весело играла с Анной, когда снова появился Сергей.

— Привет, художница, — радостно воскликнул он, убедившись, что очаровательная девочка все еще здесь. — Дождалась меня, значит?

При виде Надюшки у Сергея вновь поднялось настроение. Будто яркий солнечный лучик озарил хмурое осеннее небо! А ведь за своими обычными повседневными рабочими проблемами он успел забыть о ней. Только в глубине сердца жила непонятная радость, словно с утра с ним произошло что-то очень хорошее.

Собственно, Сергей Никифоров едва ли мог похвастаться особым чадолюбием. При обычных обстоятельствах он просто не замечал детей. Никого, кроме своего младшего брата Миши, которого вырастил практически в одиночку, взяв на себя все заботы о подростке, когда сам еще учился в институте и подрабатывал, где только мог. Да, ради Мишки Сергей был способен горы свернуть. А эта малышка почему-то показалась ему невероятно похожей на его брата, когда тот был еще совсем маленьким: улыбка, выражение лица, даже интонации голоса! Надо же, как абсолютно чужие друг другу люди могут оказываться похожими друг на друга. Мишка вот тоже в четыре-пять лет обожал, когда старший брат помогал ему рисовать картинки, и приходил от них в неменьший восторг, чем Надя…

— Ой, Сережа, как ты вовремя, — обратилась к нему Анна. — У меня компьютер с утра глючит, администратора не дозовешься, поможешь мне? — Она с тревогой бросила взгляд на дверь горинского кабинета, во что бы то ни стало намеренная не допустить встречи Тани с Никифоровым. — Пойдем скорее, мне надо срочно файлы распечатать, а эта проклятая железяка пишет, что программа выполнила недопустимую операцию и должна быть закрыта…

Сергей, повернувшись к Наде, состроил печальную гримасу и развел руками — мол, видишь, как у нас с тобой неудачно все складывается, и отправился вслед за Анной. И вовремя: как только он исчез за дверью, из кабинета вышла Таня:

— Прости, котенок, что задержалась! Не очень скучала?

— Нет! Я с таким смешным дядей познакомилась, он мне помог картинку нарисовать, — Надя гордо показала маме рисунок Сергея.

— Здорово, — оценила та.

— А еще он веселый и добрый! поведала девочка. — И красивый! Хочешь, я тебя с ним познакомлю?

— Только не сегодня, — засмеялась Таня, — нам уже пора, бабушка заждалась, наверное, стоит, в окошко смотрит — где же там мои девочки?

— А как же Москва?! — напомнила Надя.

— Точно! Сначала — Москва! — подхватила Таня, и они поспешили к выходу из офиса, только малышка на секунду вернулась и взяла со стола свой и Сергея рисунок.

Без особых затруднений разобравшись с компьютерными проблемами, весьма мешавшими Анне работать, Никифоров вернулся к себе в кабинет. Настроение у него было самое что ни на есть лучезарное, и он просто сам себе удивлялся — с чего бы вдруг? Уже очень давно Сергей не испытывал подобных положительных эмоций, но сейчас, стоило ему только вспомнить забавную малышку в приемной, губы сами собой растягивались в улыбке. Он взял листок и попытался изобразить девочку:

— Точка, точка, запятая… Нет, Надюшка куда симпатичнее, — приговаривал Никифоров, начиная все сначала.

Даже звонок жены не испортил ему настроения.

— Здравствуйте вам, Сергей Александрович, — пропела Баринова. — А это жена ваша, Татьяна, если помните.

— Вас забудешь, как же, — взяв еще один листок, Сергей быстренько набросал довольно-таки точную карикатурку.

— Как дела?

— Лучше всех! Супер-пупер и сверху бантик.

— Ты меня прямо пугаешь. С чего это ты сегодня такой веселый?

— Так ведь жизнь удалась, Танюха! Вон, по карьерной лестнице скачу, ни дать ни взять горный козел, и вообще…

— Насчет поста вице-президента я уже знаю, но что-то мне не показалось, что ты так уж сильно этим доволен. И не называй меня Танюхой, я этого терпеть не могу! Скажи лучше, ты у Горина отпросился?

Накануне вечером Баринова усиленно убеждала Сергея поехать с ней вместе в Испанию в качестве своеобразной «группы поддержки», и ей определенно показалось, что он согласился, пусть и без особого энтузиазма.

— Так он меня вряд ли отпустит, я же теперь такое ответственное лицо… — протянул Никифоров. Ни в Испанию, ни куда-либо еще в обществе супруги ему ехать решительно не хотелось. Да, внешне все эти годы он старательно изображал счастливого семьянина. Однако выражение «стерпится — слюбится» в случае Сергея явно не подходило. Он так и не смогло конца понять, зачем вообще связал свою судьбу именно с этой женщиной. Исчезни она или уйди от него — пожалуй, Никифоров испытал бы только неимоверное облегчение.

Сергей аккуратно положил трубку на стол, не слушая гневных слов жены по поводу своего бессердечия и лишь хмыкая всякий раз, когда в ее интонациях появлялись совсем уж истерические нотки…

— А какие там колокольни высоченные! — рассказывала Надя бабушке Вере о своих впечатлениях про Москву. — Прямо до неба!

— Неужели такие большие?! — изумилась бабушка, подводя девочку к любимым Надиным качелям, с которых та могла не слезать часами.

Все трое Разбежкиных гуляли в маленьком, залитом весенним солнцем скверике недалеко от дома. Раскачивая дочку на качелях, Таня поведала Вере Кирилловне о своем разговоре с Гориным и полученном высоком назначении.

— Значит, сам предложил? — недоверчиво спросила Вера.

— Нуда. Я-то целую речь приготовила, а он сразу… Даже обидно, честное слово. Чуть ли нс умолял, чтобы я согласилась.

— Ну и слава богу. А ты все обиду копила! Всегда же можно по-хорошему с людьми договориться, и мстить никому не надо.

— А кто говорил — мстить? Я хотела разобраться… И все еще хочу, — помолчав, добавила Таня, — Ну, Надюша, хватит, слезай. — Она остановила качели и подхватила дочку на руки.

— Мама, — спросила та, — а что такое — мстить?…

Виктор растерянно озирался, сидя на лавочке в сквере: он договорился о встрече с дочерью, но Катя опаздывала, и он гадал, откуда она появится. Тут возле тротуара остановилась иномарка, из которой вышла исключительно красивая темноволосая девушка в модных, в обтяжку, джинсах и короткой стильной кожаной курточке и направилась к нему.

— Катя, как ты… — начал было Виктор, вскакивая со скамейки и удивленно разглядывая длинноногую красотку.

— У меня мало времени, — сухо произнесла она вместо приветствия, усаживаясь рядом с отцом. — Выкладывай, что там у тебя. — Ты подготовил отчет?

Недавно Виктор обратился к ней за помощью — его маленький бизнес трещал по швам, и деньги дочери пришлись бы как нельзя кстати. Катя тогда выслушала его, но согласилась помочь только при одном условии: если будет в курсе, куда конкретно пойдет каждая вложенная ею копейка. Рыбкину ничего иного не оставалось, кроме как принять такой расклад.

— Ну, я рад, что ты не отказываешься поучаствовать в семейном деле, — начал он теперь. — Вот, я тут прикинул, с чего начать. — Он достал толстый блокнот и принялся перелистывать страницы. — Значит, холодильники нужны новые, импортные, наши текут все время. И плиту хорошую…

— Дай сюда, — Катя довольно бесцеремонно отобрала у отца блокнот. — Так, понятно. В первую очередь если что и надо, так это нанять хорошего экономиста и составить толковый бизнес-план, а не швырять деньги на ветер. Пусть составит смету, я посмотрю и решу, имеет ли мне смысл вообще влезать в это дело.

— Я и сам могу посчитать, чего зря платить чужому человеку?! — возмутился Виктор.

— Каждый должен заниматься своим делом. Бухгалтер — считать, ты — прожекты строить и помалкивать, — отрезала дочь. — Иначе кафе твое окончательно гикнется.

— Вот тебе бы только каркать! Отец, понимаешь, надрывается, а она… Я-то думал, заживем, как люди, а теперь черт знает что, конкуренты одолели, одни убытки, даже за квартиру нечем платить! — пожаловался Рыбкин.

— Нечем платить — переезжайте обратно к бабушке, — сказала Катя. — А я за границей очень хорошо научилась деньги считать и просто так ни в какую твою авантюру не полезу. Или у меня все будет под личным контролем — или вообще никак. Все, до встречи. — Она поднялась, села в машину и резко рванула с места, оставив Виктора в еще большем недоумении и растерянности, чем прежде.

Катя уже начала жалеть, что согласилась помочь отцу. Все его прожекты каждый раз заканчивались одинаково: радужные планы и громкие обещания превращались в неразборчивые каракули в мятом блокноте, а потом и вовсе в сплошные долги и жалобы на подлых конкурентов. Однако отступать теперь было поздно. Катя тяжело вздохнула и припарковалась у входа в магазин. Выйдя из машины, она практически нос к носу столкнулась со старым знакомым:

— Мишка, ты, что ли?…

— Я… — восхищенно протянул парень. — Каким был, таким и остался. Зато тебя теперь не узнать — просто королева красоты! Ты как здесь оказалась-то? Говорят, давно уплыла из родного аквариума…

— Рыбкины — это судьба, — засмеялась Катя.

— И как они?

— Да как всегда. У папашки, за что ни возьмется, одна ерунда выходит, кафе свое, считай, профукал, вот теперь я за это дело возьмусь — может, еще не все потеряно.

— Ничего себе, — изумился Миша.- 1де ты — и где какое-то паршивое кафе… Зачем оно тебе понадобилось?

— Ну не пропадать же добру, — улыбнулась девушка. — Пойдем, что ли, пройдемся? Ты сам-то как? — Выслушав ответ, она покачала головой. — Надо же, все думали — компьютерный гений, а учишься на психолога… Бывает же такое…

— Правильно, я себя тоже иначе как программистом нс представлял. А потом… в общем, был у меня в жизни довольно тяжелый момент, и оказалось, что человек-то посложнее устроен, чем самая крутая машина. И помочь кому-то разобраться в себе, вымести мусор из головы — настоящий кайф.

— Наверное, — согласилась Катя. — Иногда точно нс знаешь, куда от самой себя деваться.

— А ты мне позвони, вместе решим, куда, — предложил Миша.

— А стоит ли? Миш, ты пойми, я ведь к тебе никаких чувств не испытываю. Как и раньше. Ну разве что дружеские.

— Тогда давай дружить. Я ведь тоже давным-давно перегорел, все прошло, клянусь дедушкой Фрейдом!

Миша смотрел на нее — и не понимал не только Катю, но и себя самого. Неужели из-за этой девушки он когда-то чуть было не совершил самую большую и, возможно, последнюю глупость в своей жизни? Тогда ему казалось, что наступил конец света. Если бы не вовремя подоспевший старший брат, сейчас Миша с Катей вообще бы не разговаривали. Понадобилось несколько месяцев интенсивного лечения в закрытой швейцарской клинике, прежде чем мысли о самоубийстве перестали его преследовать.

— От вице-президента — президенту физкульт-привет, — с утра Сергей вошел в кабинет Вадима, немного удивленный тем, что Горин даже позвонил ему домой и попросил явиться сразу же по приезде в офис. — Готов к труду и обороне. Я тут за ночь таких проектов напридумывал — десять лет строить, не перестроить!

— Погоди, — вздохнул шеф. — Послушай. Понимаешь, какое дело. В общем, на твое место я назначил другого человека.

— Ну и отлично, особенно если он работать будет лучше, чем я в старой должности в последнее время!

— Сергей, я не про твою прежнюю должность. Мне неприятно это тебе говорить, но… Речь идет о месте вице-президента компании. Я уже взял человека.

— То есть вы хотите, чтобы у вас было два заместителя? — упорно не желал понимать прозрачнейших намеков Никифоров.

— Нет! — не выдержал Горин. — Мне одного хватит за глаза и за уши! Но это, к сожалению, будешь совсем не ты!

— Так, — протянул Никифоров, — вот теперь все вдребезги ясно… И что же за черная кошка мне дорогу перебежала, хотелось бы знать? Или эта информация рядовым сотрудникам не разглашается?

— Ты понимаешь, — промямлил Вадим, отлично сознавая всю неловкость сложившейся ситуации, — я сам не знал, что так получится. Произошла ошибка… Я обещал эту должность другому человеку, уже давно. Человеку проверенному, надежному, на которого могу безоглядно полагаться… В общем, она…

— Вот даже как! — воскликнул Сергей. — Еще и «она*! «Нас на бабу променял*, значит? Что ж, ладно, хозяин — барин. Пойду с горя в коньяке утоплюсь. Как говорят банкиры, на нет — и ссуды нет!

— Девушка, вы куда? — Жанна вошла в приемную с кружкой чая в руках и тут же бросилась к двери в кабинет, увидев, что к Горину намерена без ее санкции проникнуть какая-то посетительница. — Разбежкина, ты, что ли? — ахнула она, когда Таня обернулась. Вот это да! Не ждали, не гадали, что ты снова тут у нас нарисуешься! Это ж сколько лет прошло!

— Что, так изменилась? — улыбнулась Таня, разглядывая ее. — Это точно, моложе мы год от году не становимся. Я к Вадиму Леонидовичу, по делу;

— Занят, — отрезала Жанна, — просил не беспокоить, у него там очень важный разговор.

— Ничего, меня примет.

— Я же тебе сказала — занят, у него совещание!

— А ты, Жанна Андреевна, я смотрю, все такая же, бульдожья хватка никуда не делась. Да не хмурься, вон, морщинки побежали. Я пойду пока хоть кофе попью, зайду попозже. Счастливо оставаться. Главное — пост номер один — в надежных руках!

— Стерва, — прошипела Жанна ей вслед, — надо же, и отчество помнит…

Появление Сергея ненадолго подняло ей настроение:

— Никифоров! Стоять и не двигаться! Ну рассказывай, как прошло посвящение?

— Божественно, — криво улыбнулся Сергей. — Твой муж был просто великолепен.

— Ну так… А я тебе такую секретаршу нашла — закачаешься!

— Эту, что ли? — Никифоров мельком глянул в глянцевый журнал, раскрытый на столе у Жанны, — Дженнифер Лопес? Пойдет.

— Губу закатай! Ты хоть и без пяти минут вице-президент, но все-таки не американский!

— Уже без семи, — Сергей посмотрел на часы. — Даже без восьми.

— Ты о чем вообще?

— А ты не в курсе? Твой муженек оставил меня с носом. Посчитал, что я такого высокого звания недостоин. Вот, блин, а мне-то так хотелось кем-нибудь поруководить!

— Подожди, что значит — оставил?… — У Жанны даже дыхание перехватило от возмущения.

— Он сегодня ночью-то чем занимался? — вопросом на вопрос ответил Сергей.

— Спал вроде…

— Ошибаешься! Он не спал, он думал! И надумал. Взять вместо меня другого. А точнее — другую.

— Это кого же?!

— Не могу сказать. На мои уста наложено страшное начальственное заклятие…

Не дождавшись даже, когда Сергей покинет приемную, Жанна сорвалась с места и влетела в кабинет супруга, бросив ему на стол приказ:

— Так, хватит валять дурака. Подписывай.

— Жанна, — Вадим отодвинул листок в сторону, — послушай…

— Обязательно. Как только подпишешь, я с удовольствием тебя послушаю. Ты просил подготовить приказ? Ну вот, он перед тобой.

— Просил, но с тех пор многое изменилось.

— Да что ты говоришь?

Горин тяжело вздохнул, достал пузырек с таблетками, морщась, выпил.

— Ну конечно, Сен-Санс, «Умирающий лебедь«»! — не преминула съязвить Жанна. — Исполнитель — Вадим Горин, заслуженный артист всех больших театров! Да как ты мог принимать какие-то новые решения, не посоветовавшись со мной?! Все-таки это наша фирма…

— Я всегда считал, что это моя фирма, — еще спокойно, но уже с угрожающими нотками в голосе заметил Вадим. — А ты у нас пока числишься в должности секретаря, и не больше.

Никифоров, оглушенный потерей должности, которую даже не успел получить, переваривал услышанное от Горина, когда ему позвонила из Испании Татьяна. После нескольких дежурных шуточек он как бы между прочим сообщил ей потрясающую новость.

— Да я сейчас папе позвоню, и через пять минут Горин внезапно поймет, что не может без тебя обойтись! — решительно заявила Баринова.

— Не надо звонить никаким папам, я не ребенок. Сколько можно меня опекать?!

— Может, и верно, — согласилась жена. — Вот что, Сережа, ну их всех в болото! Увольняйся-ка ты из этой богадельни и приезжай наконец ко мне!

— А что, это мысль, — оживился Никифоров. — Солнце, море, пляж, девочки… Может, консультантом в твою клинику устроюсь… Надо будет еще документы в отделе кадров сразу забрать. И билет купить! Все, пошел увольняться!

Разъединившись, он действительно взял лист бумаги и размашистым почерком написал заявление. Посидев еще минуту, встал и отправился к Горину. В приемной он остановился, услышав крики из кабинета, — Жанна и Вадим продолжали на повышенных тонах выяснять отношения. Сергей немного подождал, пожал плечами, положил заявление Жанне на стол и удалился, не желая им мешать. Еше чуть погодя вернулся и забрал листок с собой.

— Хватит устраивать здесь сцены, — попытался Горин унять вконец разбушевавшуюся жену. — Ко мне сейчас человек придет!

— Который звучит гордо? Разбежкина-а-а?!

— Таня-то тебе чем не угодила?!

— Вот именно что ничем! — отрезала Жанна. — Что, старая любовь не ржавеет?

— Извините, я не вовремя? — Таня приоткрыла дверь — только что они с Анной подготовили ее документы, и теперь следовало подробнее поговорить с Вадимом о делах.

— А ты всегда не вовремя, — с ненавистью бросила Жанна.

— Мы уже закончили, проходи, — сказал Вадим. — Жанна как раз уходит.

Той ничего не оставалось, как убраться назад в приемную. Там-то ее и застала Анна, нарвавшись на раздраженное:

— Занят!

— Я знаю, — ответила Анна, — я…

— Вот все всё знают и все равно ходят, — взорвалась Жанна. — Проходной двор устроили!

— А Таня там? На совещании?

— Там твоя Таня, она теперь сюда как к себе домой является! Как это только охрана ее не остановила? Без всякого пропуска!

— Почему без пропуска? Я ей его сама выписала, — возразила Анна, — Пока, правда, временный, но это ненадолго.

— Что значит — «пока*? — подозрительно спросила Жанна.

— А вы не знаете? Вам Вадим Леонидович не сообщил?

— Нет, не сообщил! Следовательно, не было ничего важного, о чем имело смысл упоминать!

— Вам видней, — согласилась Анна. — Вы, пожалуйста, скажите Тане, чтобы зашла ко мне, когда освободится, ладно? Я все окончательно подготовила…

— Что это — «все»?!

— Обычный набор документов — трудовая книжка, анкета, заявление…

— Она тут работать, что ли, собралась? Не на моем ли месте?

— Вряд ли она намерена отбирать у вас хлеб, — успокоила ее Анна. — У Тани должность совсем другая. Вице-президент компании.

— …Так, и еще я хочу, чтобы ты дала оценку всем проектам, которые мы сейчас ведем, с точки зрения их рентабельности и перспективности, — объяснял Горин Тане.

— И здравого смысла, — добавила она, делая какие-то пометки в блокноте.

— Точно. А потом мы соберемся и обсудим наши впечатления.

Кто-то постучал в дверь.

— Жанна, — раздраженно крикнул Вадим, — я занят!

— Я не Жанна, и всего на минуту, — дверь открылась, и в кабинет вошел Сергей Никифоров с заявлением об увольнении в руках. — Таня? — потрясенно прошептал он, не замечая, как листок, выпавший из его руки, медленно, как во сне, опускается на пол.

2

Константин Романович Устинов, сидя на детских качелях перед домом Рыбкиных, задумчиво жевал пирожок и вспоминал события почти пятилетием давности. Какие перемены тогда внезапно наметились в его, в общем, довольно спокойной и размеренной, хотя и неприкаянной жизни! Яркое и сильное чувство к Анне, к тому же разделенное… В этом он не мог ошибиться! Да и что ей, такой интересной, неглупой женщине, было делать рядом с никчемным мужем, способным только на пустое бахвальство и периодические запои? Но нет, Анна тогда сделала выбор в пользу Виктора. Прямо ожившая классика: «Я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана я буду век ему верна…»

И Устинову не осталось тогда другого выхода, как уйти из жизни Анны и вообще уехать из Москвы — по-прежнему одному, как перекати-поле. Так было лучше для всех, в том числе и для Анниной дочери Кати с ее детской отчаянной влюбленностью в него, скромного школьного учителя. Может, если бы не Катя, Анна поступила бы совсем иначе. Ну да что теперь гадать. История, как известно, не знает сослагательного наклонения…

Из подъезда — того самого! — вышла высокая, с иголочки одетая девушка и направилась к припаркованной возле дома иномарке. Что ж, машина вполне соответствовала имиджу владелицы. Даже странно, что такая красавица делает в местных хрущобах.

Словно почувствовав на себе взгляд Устинова, девушка остановилась и обернулась, посмотрев на него в упор.

— Катя, — выдохнул он, забыв про недоеденный пирожок.

— Константин Романович! — Широкая улыбка, озарившая еще секунду назад суровое и озабоченное лицо девушки, сделала ее еще более очаровательной. — Вот это встреча… Что же за день-то сегодня такой!

Начались взаимные расспросы — что, где да как… Устинов о себе говорил, по обыкновению, скупо, зато Катя явно торопилась похвастаться и с удовольствием рассказывала о своей карьере, крупных контрактах по всей Европе, огромном количестве фотографий, напечатанных в глянцевых журналах…

— Так что мне тоже впору книгу о себе писать — материала хоть отбавляй, — щебетала она. — Я вообще не представляю, как раньше-то люди жили! Мои родители, например, да и вы тоже. Ни бутиков, ни приличных ресторанов… Пельмени сварил себе после работы, телевизор посмотрел, и вся радость. Это ж от тоски помереть можно! У меня же на неделю вперед все расписано, приглашений — гора! Презентации всякие, клубы, премьеры, вечеринки. И выглядеть надо соответственно, в одном и том же два раза не придешь, на чем попало не поедешь. — Катя кивнула в сторону своей машины. — Ну что, удивила я вас? Не ожидали, что из тощего облезлого котенка вырастет этакая светская львица?

Кажется, она едва удержалась, чтобы не сказать: «Локти теперь небось кусаете, что тогда меня не Оценили, да поздно, ваш поезд ушел!» Слушая только себя, она обратила внимание на то, что Устинова ни ее тирада, ни шикарный внешний вид не привели в щенячий восторг, скорее, наоборот: с каждым новым Катиным словом бывший учитель становился все мрачнее.

— И что я вот такую речь могу произнести? — закончила девушка свой монолог.

— Ты права, я ожидал от тебя совсем другого, — согласился Устинов. — Ты обещала вырасти замечательной женщиной, но…

— Что? — растерялась Катя, отказываясь верить своим ушам.

— Что же ты с собой сделала, девочка? — вздохнул Константин.

— Ой, с ума сойти, — мгновенно ощетинилась Катя, уловив, к чему он клонит'- Только не надо про бессмертную загубленную душу и прочая, и прочая! Я, к вашему сведению, не имея никакой волосатой лапы, вылезла из всей этой проклятой рутины, из вечной унизительной нищеты, сделала карьеру в модельном бизнесе, я обеспечена, уверена в себе и упакована по полной программе! Что, плохо?! Так нет же, вам-то небось больше бы понравилось, если бы я стала какой-нибудь учительницей литературы или, еще похлеще, библиотекаршей за три копейки в юбке из секонд-хенда! Зато сеяла бы разумное, доброе, вечное! Так, да?!

— Да не в том дело, что Мне понравилось бы, а что — нет…

— Неужели? А в чем тогда? Розовые очки давно не в моде, как и пустая болтовня о духовности и благородной нищете! Да и литература ваша к реальной жизни — никаким боком! Разумеется, не считая писателей, которые за свои романы реальные денежки лопатой гребут, ага? Ну как, я раскрыла тему?

— Более чем, — согласился Устинов и, глядя на ярко-голубое весеннее небо, усмехнулся.

— Что там такого забавного? — спросила Катя.

— Да только одно — «бывают странные сближенья», — процитировал Константин. — Помнишь, как мы в школе «Бесприданницу» хотели поставить? Ты тогда наотрез отказалась играть Ларису Огудалову. В пьесе — отказалась, а в жизни…

— И что — «в жизни»?

— Ну, есть там такой момент, когда Кнуров с Вожеватовым обсуждают, чьей содержанкой станет Лариса… Это я к тому, что литература все-таки не так уж далека от реальности, классика — от современности, не находишь?…

Это был удар ниже пояса, к которому Катя оказалась совершенно не готова. Пару секунд помолчав, она сорвалась с места, добежала до своей машины — и была такова.

— Ну, здравствуй, — наконец, оправившись от шока, выдавил Сергей.

— Привет, — без особого смущения откликнулась Таня. Надо же! Она с трудом представляла себе, что будет, если они встретятся, — и вот, это случилось, и ничего ужасного не произошло, небо на землю не рухнуло. — Чего застыл? Проходи, садись, гостем будешь, — Горин достал из шкафа бутылку коньяка. — Ну что, собрание на ликеро-водочном заводе объявляю открытым!

— Не рановато? — усомнился Сергей.

— В са-амый раз. Утром выпил — весь день свободен, — успокоил его Вадим, — Ну, за нового вице-президента компании — Татьяну Петровну Разбежкину!

— Поздравляю, — выдавил Сергей, с трудом заставляя себя взглянуть на Таню. — Пусть у тебя все будет хорошо.

Но беседа между ними на этом трагическом месте не прервалась. Из кабинета шефа Никифоров и Разбежкина вышли вместе, направившись в кабинет Сергея.

— А у тебя тут все по-прежнему, — заметила Таня, — И стол, и стул, и бардак… Ну, рассказывай, что здесь происходило, пока меня не было?

Никифоров в свойственной ему слегка ернической манере, не позволяющей вот так, сразу разобраться, когда он шутит, а когда, наоборот, убийственно серьезен, поведал о своем удачном и счастливом супружестве. Правда, не упоминая о том, с кем именно он делит семейное счастье.

— А ты как? — передал он затем эстафету Тане.

— У меня все намного проще, без морей-океанов и южной экзотики, но тоже, в общем и целом, замечательно, — легко принялась она врать. — Вышла замуж, уехала из Норильска в Ханты-Мансийск. Муж неплохо зарабатывает, у нас с ним дочка растет. Говорят, на папу похожа.

— И ты счастлива? — спросил Никифоров.

— Конечно, чаще всего — да, — кивнула Таня. — Ну вот видишь, как все здорово сложилось и у тебя, и у меня. А думали — конец света, жить не сможем друг без друга.

— Нет, ну я так не могу, — все-таки не выдержал Сергей, — Давай отмотаем пленку назад. Гражданин следователь, мои предыдущие показания прошу считать недействительными! В общем, мою жену зовут Татьяна…

— А фамилия — Баринова, — кивнула Таня. — И нечего так на меня смотреть! Да, я это знаю, и что? Мое какое дело? У тебя своя жизнь, у меня — своя. На этом торжественный вечер, а вернее, утренник воспоминаний позвольте считать закрытым.

Но воспоминания о прошлом преследовали в тот день не только ее. Уходя к Горину, Таня на этот раз оставила Надю на попечение бабушек. Те же, в свою очередь, собрались сходить в районную поликлинику — у Тамары Кирилловны в последнее время возникли проблемы с варикозом, и она записалась к флебологу. Вера вызвалась ее сопровождать, и Надю они решили взять с собой. Однако Виктор и Дима в один голос воспротивились — мол, зачем тащить ребенка в такое место, где малышка только вирусов нахватает! Оба дяди дома, неужели не присмотрят часок-другой? Ну, что за такое короткое время может случиться?

— Я даже не знаю, — засомневалась было Вера, но Тамара встала на сторону сыновей:

— Даже такие обалдуи вряд ли сумеют напортачить! Мы же с тобой постараемся побыстрее вернуться!

— Ну хорошо, — сдалась Вера Кирилловна.

И братья дружно занялись образованием маленькой племяшки. Виктор достал откуда-то старые Катины тетрадки и стал показывать девочке достижения собственной дочери:

— Вот, смотри: тетрадь ученицы первого класса Рыбкиной Екатерины. Это дочка моя, сестренка твоя троюродная, стало быть… Такая хорошенькая была, умненькая, отличница… Видишь, какие палочки рисовала! А ты так умеешь?

— Нет, — покачала головой Надя.

— Хочешь, научу? Вот, держи карандаш!

Девочка склонилась над блокнотом с листочками в клеточку, стараясь повторить подвиг троюродной сестренки.

— Надь, — прицепился к ней Дима, очевидно полагая, что сейчас это прозвучит не слишком нарочито, — а ты с кем жила в Ханты-Мансийске?

— С мамой, — девочка вывела еще одну палочку, — и Викой…

— Втроем, получается? Ты, мама и Вика? — подытожил Виктор.

— Нет, с нами еще Толя жил.

— А сколько лет Толе? — не унимался Дима.

— Ну, ты и вопросики задаешь, тоже мне, — укорил его брат. — Надюша, Толя — он молодой или старый?

— Старый, — подтвердила та и уточнила: — Как ты.

Дима, не сдержавшись, расхохотался.

— Нашла старика, — проворчал Виктор. — Ну понятно, значит, как я. Вы с ним в одной комнате жили?

— Ты что? — Надя покрутила карандашом у виска. — Комнат же много! И он не такой, как ты. У него борода.

— А чем он занимался?

— Он детишек рожал. — Надя нарисовала следующую палочку.

— Вот это мужик, — восхитился Дима, — прямо чудеса науки!

— Да погоди ты, — отмахнулся от него Виктор. — Надя, а как это?

Девочка оторвалась от своего занятия, переводя изумленный взгляд с одного из своих глупых дядей на другого:

^ Вы что, не знаете? Ох… Ну приходит тетя с большим животиком. Там у нее ребеночек маленький сидит. А дядя Толя его рожает. Понятно?

— А — воскликнул Виктор. — Гинеколог, значит! Или, там, акушер!

— В чем разница? — спросил Дима.

— Не знаю, — поморщился брат. — Неважно. Надь, а у самого Толи дети есть?

Девочка кивнула.

— Мальчик?

Она покачала головой.

Значит, девочка, — догадался Виктор. — Вика, да?

— Нет! Вика — это ее мама!

— Элементарно, Ватсон, — резюмировал донельзя довольный результатом допроса Дима.

Бабушки в это время, закончив свои дела в поликлинике, возвращались домой.

— Смотри-ка, — вдруг остановила Тамара сестру. — Это там Костя, что ли?

— Да ну тебя, откуда? — возразила Вера.

— А я говорю — он! — торжествующе воскликнула Тамара Кирилловна, когда Устинов обернулся. — Тебе лишь бы поспорить, вот ведь характер! Костя, ну что ты там стоишь, иди сюда! Сто лет не виделись! Зашел бы к нам, посидим, чайку попьем!

Константин Романович не смог отказаться от приглашения. Так и вышло, что они вернулись втроем, к немалому удивлению Виктора.

— Сколько лет, сколько зим… Как говорится, какие люди, — смущенно пробасил Рыбкин. — Каким ветром в наши края?

— Как Надя? — спросила Вера, снимая пальто в прихожей.

— Лучше всех, сидит, палочки пишет. Кто ж ее еще грамоте-то обучит, если не дядя Витя?

— Костя, тебе чай или кофе? — спросила уже из кухни Тамара Кирилловна.

— Чай или кофе, — улыбнулся Устинов.

— Ну пойдем покурим, — предложил Виктор. — Трубку мира выкурим, так сказать…

— А зачем, если войны нет? — спросил Устинов. — Я не собираюсь общаться с Анной.

— Ну и отлично…

— Костя, — позвала Тамара, — чай готов!

— Иди, а я один пару затяжек сделаю и присоединюсь, — сказал Виктор, отправляясь на лестницу успокаиваться.

— Ты точно решила? — заглянув к Анне в кабинет, Таня сразу заметила разложенные повсюду газетные страницы с объявлениями о сдаче квартир. — Вдруг еще помиритесь?

— Так мы и не ссорились. Просто терпение лопнуло. Я больше с ним жить не могу и не буду.

— Квартиру-то нашла?

— Пока нет, но это все равно для меня вопрос решенный. К Рыбкиным я не вернусь.

— А Виктор что говорит?

— До него, кажется, никак не доходит, что это — конец. Как же он меня достал со всеми своими бесконечными выходками, это же со стыда можно сгореть! Что, сама не помнишь? А Димка тоже недалеко от брата ушел! Вспомни, как он сам себя бариновской медалью наградил… Еле выкрутились! Хорошо, тогда Сергей помог, с вечеринкой этой. Неплохой из него бармен получился. Хороший парень был, что говорить.

— Так он и есть, — заметила Таня.

— Почти. Он же увольняется, сам мне сказал. Обиделся на Горина из-за этой должности, вот и…

— Понятно. Ладно, разберемся.

— Я без тебя не справлюсь, — принялась Таня убеждать Никифорова, стараясь исправить ситуацию. — Мне такой проект в одиночку не потянуть, да я бы на все это и не подписывалась, если бы знала, что ты уходишь!

— Да ты что, кому я туг нужен?

— Я понимаю, ты обижен: Горин пообещал одно, а сделал… по-другому, — не сдавалась Таня, — Первый раз, что ли? Это у него вообще такой стиль работы, не замечал? Я сама не понимаю, почему из нас двоих он выбрал меня!

— Да потому, что ты пашешь от забора до ужина, еще и с удовольствием, а мне давно вся эта бодяга осточертела. Естественно, такой работник, как я, никому даром не сдался, а уж вице-президент — тем более.

— Да ладно тебе, все отлично помнят, сколько у тебя было в свое время идей и планов! А теперь наконец-то представился шанс их реализовать. В общем, подумай как следует, мы же горы можем свернуть, — Таня заметила, что ее слова не пропали впустую — взгляд Сергея потеплел, похоже было, что он снова серьезно колеблется, оставаться ему или нет.

Она решила не перегибать палку и отправилась по своим делам. А Никифоров набрал номер жены, чтобы сообщить Бариновой пренеприятнейшее известие: его визит в Испанию откладывается на неопределенный срок. Как, впрочем, и увольнение.

— Подождите, госпожа вице-президент, — крикнул Сергей Тане, спешащей домой из офиса. — Какой пример вы подаете подчиненным? К тому же встреча рассвета на рабочем месте — это так романтично!

— Даже вице-президенты иногда хотят есть и спать, — мельком взглянув на часы, вздохнула Разбежкина.

— То есть они совсем, как мы, люди?… Жаль, я-то думал, у тебя найдется минутка. У меня тут парочка идей возникла насчет проекта…

— То есть ты остаешься? — просияла Таня.

— Только если ты не сочтешь мои мысли уж совсем бредовыми.

— А я без ума от бредовых мыслей. Выкладывай!

— Что, на улице? Может, совместим приятное с полезным и перенесем мой доклад в ресторан? — предложил Сергей. — А то, уж извините, очень кушать хочется…

— Я сама с голоду умираю, — кивнула Таня. — Пойдем скорее!

Сергей, не задумываясь, подхватил ее под руку — точь-в-точь как в старые добрые времена.

— Ну, за возвращение к нормальной жизни! — вскоре провозгласил он первый тост.

— За прежнего Сергея, — поддержала Таня.

— Ты меня просто воскресила, — признался Никифоров. — Впервые за долгое время думаю о работе без отвращения. Теперь точно не уволюсь, хоть пинками выгоняйте!

— А ведь это тот самый ресторан, где у нас с тобой было первое свидание, — задумчиво проговорила Таня. — Помнишь?

— Конечно, — Сергей поманил ес к себе, будто собираясь сказать что-то важное, и, когда Таня приблизилась, поцеловал — в висок, в щеку, в губы…

Она, не задумываясь и не открывая глаз, ответила на эти поцелуи, а потом вдруг, словно опомнившись, резко отстранилась:

— Все, мне пора.

— Я провожу, — предложил Сергей.

— Не надо, сама доберусь. До завтра. — Таня поспешно вышла из ресторана.

А Никифоров блаженно откинулся на спинку стула и мечтательно произнес:

— Уж и не припомню, когда в последний раз с таким нетерпением ждал завтра…

— Ну вот, насчет кафе. — Миша, сидя на скамейке в парке, раскрыл перед Катей журнал. — Интернет-кафе, — уточнил он. — Есть неплохая идейка. Взять десять компов в лизинг, что обойдется дешевле для твоего кошелька. Я договорюсь с умельцами, которые тебе все это дело быстренько подключат, настроят — машины просто летать будут!.. Да ты меня даже не слушаешь. Я что, зря полночи журналы шерстил, думал, что и как лучше сделать?!

Вместо ответа Катя вдруг наклонилась вперед и, закрыв лицо руками, тяжело и горько разрыдалась.

Прежний Миша Никифоров, наверное, абсолютно растерялся бы при виде ее такой неожиданной реакции, но сейчас он гораздо лучше представлял себе, что делать и говорить в подобных обстоятельствах. Постепенно успокоив девушку и убедившись, что она вновь обрела способность воспринимать что-то помимо собственных страданий, он мягко произнес:

— Кать, практически любую неудачу можно обратить себе на пользу. По опыту говорю. Бывает, самого так перевернет и скрутит, хоть волком вой, а потом понимаешь: это ж совести надо совсем не иметь, чтобы зацикливаться на своих несчастьях. Молодой, здоровый, руки-ноги-голова целы, так что теперь, жизнь вдруг взяла и закончилась? Ничего подобного. Перешагни и иди дальше. Понимаешь? Но, конечно, тебе уже двадцать, самое время подумать о вечности…

Катя недоверчиво взглянула на него полными слез глазами.

— Тебе где будет комфортнее — на Хованском или на Ново-Архангельском? Второй вариант дороже обойдется, сразу предупреждаю. В общем, ты пока тут прикинь, где тебя хоронить, а я за водичкой сбегаю.

Вернувшись, Миша заметил, что Катя уже далеко не в таком глубоком миноре. Взяв у него из рук бутылку минералки, девушка произнесла:

— Ну, выпьем за новую жизнь! В общем, пока ты затаривался, я тоже не зря время провела. Позвонила своему папику и послала его… по известному адресу. Все, короче. Порвала с ним. Раз и навсегда.

Правильное ли решение она приняла? Неужели действительно думала, что это будет вот так просто — взять и поселиться в той самой квартире, в которой когда-то, кажется, так давно, жили братья Никифоровы? Таня наблюдала за грузчиками, споро затаскивающими в комнаты немногочисленную мебель. Когда Сергей женился на Бариновой и перебрался вместе с братом к ней, эту квартиру стали снимать Анна и Виктор. Теперь и от той семьи ничего не осталось: Виктор, у которого возникли очередные «временные финансовые затруднения*, вернулся к матери, Анна усиленно подыскивает себе отдельное жилье, чтобы ни при каких обстоятельствах не оказаться с почти что бывшим мужем на одной территории, у Кати и вовсе своя жизнь. А Таня разумно сочла, что ей с мамой и дочерью вполне подойдут эти две комнаты. Зарплата вице-президента вполне позволит платить за съемное жилье, и от Рыбкиных они больше не будут зависеть.

Вот только — как быть с воспоминаниями? Куда бы Таня ни бросила взгляд — повсюду натыкалась на разные мелочи, заставлявшие больно сжиматься сердце. Вот здесь, за столиком, сидел улыбающийся Мишка, делил три пирожных на четверых… А там стоял диван, на котором они с Сергеем в первый раз… Нет, хватит, хватит травить себе душу, так недолго и совсем распуститься, расплакаться. Ведь столько по-настоящему суровых испытаний выдержала, выжила и сохранила самую большую свою драгоценность — ребенка, нашла в себе силы не сломаться, склеить судьбу из осколков, двигаться дальше! Она — сильная. Она что угодно преодолеет, и эти сентиментальные воспоминания — в том числе!

Вот сейчас грузчики закончат свою работу, она с ними расплатится — и вперед, в офис, там у нее дел нынче невпроворот. Некогда будет глотать невольные слезы по когда-то потерянному счастью!

Никифоров тоже ни свет ни заря собрался на работу. До блеска протирая лобовое стекло своей машины, он говорил стоявшему рядом брату:

— И нечего так саркастически скалиться, господин циник! Представь себе, вчера Таня так меня поцеловала…

— Так, что ты последние мозги потерял? — предположил Миша.

— Нет! Я сразу понял — еще ничего не кончено и не потеряно! Все вернется и будет лучше прежнего! Мы с ней обязательно будем счастливы!

В таком приподнятом настроении Никифоров появился в Танином кабинете и принес чашечку свежезаваренного кофе:

— Без сахара, но со сливками! — объявил он. — Татьяна Петровна, я ничего не забыл и не перепутал?

— Память у тебя отменная, — подтвердила она.

— Ну так! Еще в школе хвалили. Я помню все-все… Например, какая кофточка была на тебе надета, когда я тебя в первый раз увидел…

— Нет, — холодно отозвалась Таня. — Мы так не договаривались. Речь шла о том, чтобы не вспоминать прошлое, а поскорее забыть, положить в сундучок и ключик выбросить. Кстати, если ты еще этот сундучок не до конца закрыл, положи туда же вчерашний вечер. Насколько мне известно, ты женат, так что ни к чему все эти намеки.

— Но мне показалось… — растерялся Сергей, радужные планы и надежды которого на глазах разлетелись в прах.

— Ну, я тоже ведь не железная. Романтический вечер, рядом — такой интересный мужчина, трудно удержаться от искушения. Но сегодня — все по-другому, праздник кончился, начались рабочие будни. Извини, у меня через пять минут совещание.

Виктор Рыбкин лежал на диване и страдал. Вообще-то, публично страдать он начал с самого утра, когда трагическим голосом во всеуслышание потребовал от семейства никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминать при нем даже имени блудной жены, посмевшей так подло и вероломно разорвать брачные узы. А теперь закреплял достигнутый результат и, похоже, не собирался даже глаза открывать — мол, жизнь мне настолько немила, что смотреть на этот несправедливый мир тошно. Тамара вздыхала, полная сочувствия к своему несправедливо обиженному отпрыску, но на рожон не лезла. А вот Диме душевные терзания брата были, в общем, по барабану. Младшего Рыбкина, вошедшего в роль частного детектива, беспокоили совсем другие проблемы, и, как водится, не свои, зато такие, в которые ему не терпелось поглубже сунуть свой нос.

— Слышь, Витька, — заговорщически прошептал он, не обращая внимания на то, что брат старательно изображает вселенскую скорбь, — я тут слышал, как Танька опять по телефону с этим Толей трепалась.

Виктор приоткрыл один глаз.

— Ну вот, — довольный тем, что его слушают, продолжал Дима, — и она, значит, у него спрашивает: Вика уже чистый паспорт получила или нет? Понимаешь?!

Виктор понимал не вполне.

— Да Вика эта, которая Толина жена! Она же — зэчка, точно тебе говорю, недавно с зоны откинулась! Такие дела! — Дима чувствовал себя мастером дедукции и гением частного сыска.

— Ага! — Виктор подскочил на диване, и от его сплина мигом не осталось и следа.

— Слушай, — предложил Дима, — а поехали прямо сейчас в офис к Вадьке Горину? Ты с Анькой поговоришь по-мужски, чтобы кончала дурить, а заодно я, может, среди документов чего нарою…

От такого заманчивого предложения, позволявшего разом убить двух зайцев, Виктор отказаться не смог, и двое братьев поспешно отправились заводить машину.

Место для семейных разборок они выбрали самое подходящее. Анне, чтобы уйти с работы в середине дня, пришлось бы отпрашиваться, при этом объясняя, почему именно, а она этого никак не хотела, так что приходилось сидеть и выслушивать Викторовы претензии.

— Можешь не надеяться — развода не дам, — с ходу начал он.

— Чушь не мели, — отмахнулась Анна. — Кто тебя спрашивать будет? Катька совершеннолетняя, делить нам нечего, за полсекунды разведут, даже не сомневайся. Мне же от тебя ничего не надо. — Она чувствовала себя более чем уверенно: Горин согласился выдать ссуду для оплаты съемной квартиры на первое время, так что Анна вполне могла считать себя уже сейчас свободным и независимым человеком.

— А мне от тебя надо! — грозно произнес Виктор.

— Так забирай. Тебе что в первую очередь отдать? Сапоги столетней давности или, может, вот эту кофточку потрепанную?

— Но я же отвечаю за тебя! Да, у нас сейчас черная полоса, но ты — моя жена!

— Ответственность проснулась? С ума сойти. С чего бы вдруг? — развеселилась Анна. — И какого такого другого цвета у нас полосы были?

— Ну, были, — протянул Виктор, силясь вспомнить. — Когда Катька родилась… и когда мы с тобой в отпуск вместе ездили… и…

— Да хватит, не тужься. Попробуй хоть раз в жизни поступить как разумный цивилизованный человек и не устраивать древнегреческих трагедий! — посоветовала Анна. — А ты что тут копаешься? — Она только сейчас заметила, что Дима украдкой листает документы, лежащие на ее столе. — Куда нос суешь?

— Да подумаешь, нужны мне твои бумаги, — проворчал младший Рыбкин, незаметно показывая брату поднятый большой палец — мол, есть, выяснил, что хотел!

— Аня, я тоже за цивилизованные отношения. — Виктор сделал вид, будто не заметил знаков, которые ему показывает брат. — Вот и давай решать все спокойно, не пороть горячку.

Тут у Димы заметно округлились глаза, и он толкнул Виктора локтем, заставив его обернуться. В дверях стоял Устинов.

— Ну и дурак же я, — взвился Рыбкин, — ведь на самом деле чуть не поверил, что она, видите ли, одна желает пожить! Как же! Ты, — указывая пальцем на Константина, почти выкрикнул он, — и не думай, что сможешь на ней жениться, ясно?!

Устинов резко развернулся и направился к выходу. Анна поспешила за ним и догнала уже на улице:

— Костя… Извини, конечно, Витька, как всегда, в своем репертуаре, — произнесла она. — Но оно и к лучшему. Все идет как надо.

— А как надо?

— Развод и девичья фамилия, — отрезала Анна. — Давно по-! ра было! Кстати, ты не хотел бы отметить со мной начало новой жизни и новоселье? Я квартиру сняла, спасибо, шеф выручил…*

— Боюсь, у меня не получится, — вздохнул Константин.

— Ну нет так нет, — легко согласилась Анна. — Повод пустячный, ни к чему зря тратить время занятому человеку, я понимаю. Пойду попробую поработать…

Чтобы избавиться от лишних ушей на время деловой и крайне важной беседы со своим новым заместителем, Вадиму Горину пришлось пойти на серьезные финансовые жертвы. Иными словами, выделить супруге кругленькую сумму на шопинг, после чего Жанна убралась из приемной и вообще из офиса, причем надолго. Довольный своей находчивостью, Вадим теперь выстраивал на столе перед Таней наглядную композицию, иллюстрирующую план предстоящего слияния компаний. Попросту сложил в одну кучку степлер, линейку и несколько карандашей, комментируя свои действия следующим образом:

— Представь, что это активы нашей компании… — Оглядев получившуюся картину, он положил сверху «Паркер» с золотым пером. — Мы вносим в общий котел самое ценное. А это, — в соседней кучке очутились скрепки и несколько визиток, — компания, с которой мы хотим слиться в экстазе.

— Наши-то активы побогаче будут, — заметила Таня.

— Ну ладно, не придирайся! — Горин забрал «Паркер», уравнивая счет. — По балансовой стоимости — строго пополам, пятьдесят на пятьдесят. Ну, я говорил, схема слияния еще окончательно не согласована. По сути, мы только начинаем, как говорится, разговоры разговаривать. И мне бы хотелось, чтобы за это сложное, но, как понимаешь, очень перспективное дело взялась ты. Не сомневайся, никаких подводных камней. Все кристально чисто! Просто для нас очень важно, чтобы слияние прошло на наших условиях и быстро, для этого я и позвал тебя. Они-то подумают, что это — дама, пусть даже козырная. А ты у нас — козырной туз. Ррраз — и все взятки наши. — Он сгреб обе кучки в одну.

— Когда я смогу посмотреть документы? — спросила Разбежкина.

— Завтра же! И учти, ты — пока единственная, кто посвящен в это дело. Важно, чтобы эта информация не достигла раньше времени некоторых ушей. — Он взглядом показал на дверь в приемную.

— Что, жене не доверяете? — удивилась Таня.

— Видишь ли, у Жанночки в последнее время возник несколько нездоровый интерес к делам, которые ее не касаются, — пояснил Вадим, — Так что меньше знает — крепче спит… — Он взглянул на часы: — Скоро наш будущий партнер должен подъехать, пойду посмотрю, может, он уже нарисовался.

Они вместе вышли из кабинета и в приемной лицом клипу столкнулись с Сергеем и Жанной, в душе которой желание постоянно быть в курсе мужниных дел пересилило даже естественную женскую страсть к беготне по магазинам.

— Что за собрание? — недовольно спросил Вадим, оглядывая умолкнувшую при их с Таней появлении парочку.

— Да вот, переживаем, не перерабатывает ли наше высокое руководство, — съязвила Жанна.

— А мне казалось, у вас другой круг обязанностей, — начал было Горин, но тут его вниманием завладел вошедший в приемную молодой человек.

— Игорь! — радостно воскликнул Вадим и поспешил крепко пожать гостю руку, — Ну вот, Таня, это и есть тот самый наш партнер. Прошу любить и жаловать — Игорь Гонсалес!

— Извините, как?… — переспросила Разбежкина, гадая, «откуда у хлопца испанская кровь». С виду новый знакомый выглядел типичным славянином, и только в глазах его, больших и темных, было что-то такое особенное…

— Гонсалес, — повторил Игорь лично для Тани, пожимая ей руку, — Простая испанская фамилия.

— Действительно, простая. Даже я запомню, — улыбнулась девушка. — Кстати, позвольте представиться: я — Кармен Разбежкина.

— Чай, кофе? — радушно предлагал Горин, провожая их обоих в свой кабинет. — Или чего-нибудь покрепче?

— Увы, я за рулем, — отказался Игорь от последнего предложения.

— Тогда чаю. Жанна, организуй, — распорядился Вадим.

— Во, слыхал?! — пожаловалась Жанна Сергею, — Организуй, подай, принеси! И стоило ради этого замуж выходить?!

— Вот какая красивая композиция у нас получается. — Татьяна быстро набросала схему.

Горин довольно кивал головой, наблюдая, как увлеченно они с Игорем обсуждают дальнейшие совместные планы.

— Ну, вы чертите! — восхитился Гонсалес, — Обзавидоваться можно. Вадим, ты негодяй: почему раньше нас не познакомил?

— Чтобы ты увел? Нам такие кадры и самим нужны, — хмыкнул Вадим.

— Раньше, уважаемый коллега, меня здесь не было, — уточнила Таня, — я набиралась ума-разума на Севере…

— А как быстро мы сможем приступить к проработке деталей соглашения? — спросил Игорь.

— С завтрашнего дня, — заверил его Вадим, — Татьяна Петровна занимается только этим проектом.

— И ты вот так запросто отдаешь мне такое сокровище?

— Не отдаю, а передаю на хранение, — Горин многозначительно поднял палец.

— Давайте сразу договоримся, — вмешалась Таня, обращаясь к Игорю, — для комплиментов и дифирамбов я выделю вам специальное… нерабочее время. Полчаса, надеюсь, хватит?

— Это ничтожно мало. Но утопающий хватается и за соломинку! — засмеялся Гонсалес.

— Горин его давно знает, — в это время подробно информировала Жанна Никифорова. — Толи они вместе учились, толи по работе пересекались. Да, вот повезло — родиться в семье дипломата! Слышал, наверное, когда в Испании была гражданская война, к нам вывезли много детей, чтобы не погибли.

— В кино видел, — кивнул Сергей.

— Ну вот, среди них был дед этого Игоря. А его сын стал дипломатом, причем испанским — это был отец Игоря. Ну, он сделал ему двойное гражданство, вот откуда у него такие связи в Европе. И вроде не только там.

— А с Гориным у них что за дела?

— Пока не знаю, — поджала губы Жанна, которой было не очень приятно расписываться в том, что муж с ней предпочитает не откровенничать. — Наверное, замутить что-нибудь хотят. Ты бы видел, какой у него дом! — оживилась она. — Мечта любой женщины! Мне Вадик в журнале показывал. Гонсалес сам его проектировал. Какая там гостиная! А холлы, а ванная комната!

— Ты еще забыла оценить спальню, — тыкнул Никифоров и умолк при виде выходивших из кабинета начальников с новым партнером.

— Вадим, — говорил Игорь, сверкая белоснежной улыбкой, — я очень доволен сегодняшней встречей, но следующая будет на моей территории.

— Это ты с Татьяной Петровной договаривайся. Мы с тобой уже обсудили основные позиции, все остальное, на ней, — отозвался Горин, переводя стрелки на своего вице-президента.

— А кстати, — напомнил Гонсалес, — Татьяна Петровна обещала мне «дополнительное время», чтобы я смог высказать восхищение ее талантами…

— Кого угодно спросите, я — хозяйка своего слова: хочу — даю, хочу — обратно забираю, — объявила Таня и засмеялась при виде того, как откровенно растерялся Игорь. — Ну что вы так напряглись? Это же шутка.

— Тогда не будем откладывать в долгий ящик, — воспрянул духом Гонсалес. — Я предлагаю завершить этот вечер ужином в моем любимом ресторане.

— Легко! — с энтузиазмом согласилась Таня. — Вадим Леонидович, я могу уже идти?

— Рабочий день давно закончен, — дал Горин «добро».

— Тогда — всем пока! — И, подхватив Игоря под руку, Разбежкина грациозно прошествовала мимо Сергея и Жанны.

— Я ехала медленно-медленно… Как ты мне и велел. Включила свою любимую музыку. И все время искала какие-то знаки, добрые приметы, — сидя в кафе, рассказывала Мише Катя.

Как-то так само собой получилось, что младший Никифоров в последнее время сделался ее лучшим другом и, более того, поверенным во всех делах и сердечных терзаниях. Может быть, потому, что учился на психолога? Так или иначе, именно Михаил настоятельно посоветовал девушке встретиться с предметом своей первой любви и поговорить, желательно, в приватной обстановке. Теперь она отчитывалась о проделанной работе, как на настоящем сеансе психоанализа.

— Нашла? — спросил Миша.

— Ну, вроде… Я загадала, к примеру, что мне будет только зеленый и я проеду без остановки три светофора. И проехала.

— Очень хорошо, — ободрил ее молодой человек, прихлебывая чай. — Что было дальше? Пациент, не спать. Итак, вы пришли в гостиницу, где обретается Устинов…

— Да, я подошла на ресепшн, а там — целый рой каких-то мерзопакостных мужчинок. Сразу облепили, стали чего-то предлагать…

— И что вы при этом почувствовали?

— Да ничего. Я таких видала-перевидала. Подошла к администратору, а она мне сразу — нет, говорит, такого мистера у нас в наличии. Смылся, говорит, с вещами.

— И как ты восприняла эту информацию?

— Ну, как всегда: стала зеркала колошматить, канделябры сшибать, шторы оборвала… На самом деле никак. Просто подумала: зачем я, идиотка этакая, сюда поперлась? Только что своего папика послала куда подальше и тут же — к другому лезу. Бред какой-то, — пожала плечами Катя.

— Это хорошо, что ты можешь самостоятельно диагностировать свое психоэмоциональное состояние. Явный прогресс! — оценил Миша.

Он был более чем доволен возобновившимся общением с Катей Рыбкиной. Но если та, по наивности, полагала, будто прежние Мишины чувства к ней не остыли, то напрасно. На самом деле, у младшего Никифорова имелся собственный шкурный интерес к тому, чтобы терпеливо выслушивать ее печальные повествования. Он сообразил, что, помогая Кате, одновременно может использовать ее откровения в качестве материала для институтской курсовой работы с громким названием: «Исследование динамики рефлексивной активности личности в различных фазах психоаналитического процесса». Между прочим, Мишин руководитель одобрил предложенную толковым перспективным студентом тему. Теперь дело было за малым — эту тему раскрыть, но Михаил ничуть не сомневался в успехе. Благо, Катя ежедневно, а то и по несколько раз на дню, щедро снабжала его новыми материалами.

Кроме него самого, знал о Мишиной гениальной затее только Сергей. И даже предлагал себя в качестве подопытного, но брат ответил, что прибережет его для будущего диплома…

Этот вечер в теплом семейном кругу ничего плохого не предвещал.

— Теть Том, пирог замечательный! — похвалила Таня очередной шедевр кулинарного искусства, созданный Тамарой Кирилловной.

— Надя помогала печь, — разулыбалась глава рыбкинского семейства. — И название придумала. Скажи, Надь.

— Пирог «Надюша», — с удовольствием сообщила малышка.

— У меня есть тост, — провозгласила Таня, поднимая чашку с чаем и с любовью оглядывая всю семью. — Мы хотим поблагодарить вас за доброту и гостеприимство. Вы наши самые дорогие, самые родные люди. Сегодня мы переезжаем, а в выходные ждем вас на новоселье.

Виктор шумно вздохнул и отвел глаза, оказавшись единственным, кто не пожелал поддержать Таню.

— Вить, чего надулся? Не рад за Таню? — удивилась Тамара Кирилловна.

— Конечно, рад, — пробормотал Рыбкин и добавил, как припечатал: — Несмотря на то, что она столько времени нас дурачила. Одного не пойму: неужели мы твоего доверия не заслужили?

Таня побледнела и медленно поставила чашку на стол:

— Значит, докопался. Правду хочешь знать. Ну что ж, разумно и, пожалуй, правильно: сколько же можно темнить, — тихо проговорила она, собираясь с духом и мыслями. — Слушайте, кому интересно…

Она начала с того момента, когда ее жизнь стала рушиться на глазах:

— Приезжаю в аэропорт, а там меня уже дожидаются три богатыря. «Гражданка Разбежкина? Пройдемте».

— Бабуль, я не хочу гулять. Мне надо игрушки собрать, — закапризничала Надя, которую Вера решила увести из комнаты, чтобы девочка не слышала маминых откровений.

— А как же птички голодные? Мы их хлебушком покормим. Ты-то завтракала, а они? Пойдем, вещи потом соберем, — настояла на своем бабушка, выводя малышку на улицу.

— А потом? — не выдержал Дима затянувшейся паузы.

— Отвезли в прокуратуру, начали допрашивать. Потом — СИЗО. Потом суд и… дали пять лет, — ровным голосом произнесла Таня.

Тамара тяжело охнула. Галя, расширенными глазами глядя на Таню, зажала рукой рот, словно сдерживая рвущийся наружу крик ужаса и отчаяния.

— То-то Вера все места себе не находила. «Чувствую, — говорит, — с Таней что-то». Что ж ты сразу матери нс сказала? — укорила Тамара Кирилловна.

— Как это? У нее же сердце… — Для Тани это было очевидно.

— Е-мое, пять лет, — проникся бедой сестры Дима.

— Только я не понял: а что ж ты на себя вину взяла? — спросил Виктор. — Ты же вроде не полная дура…

— Так ведь подпись-то была моя, — вздохнула Таня, — Куда денешься.

— Подожди. Тебе Горин подсовывал эти бумажки и заставлял подписывать, так? Тань, что молчишь? Он заставил тебя?! — настаивал брат.

— Он не заставлял, — помолчав, ответила Таня. — Но… тогда все было так сложно… у него должен был родиться ребенок, — она кивнула в сторону Гали, — Я не хотела, чтоб ваш ребенок рос без отца.

Галину затрясло.

— Я б там не выжил, — мрачно признался Дима.

— Да, Дим, тебе там было бы трудновато, — согласилась Таня. — Мне повезло, я Надюшку ждала. Это меня и держало.

— Там же одни воры да убийцы. Обижали тебя?

— Нет, но если бы не Вика — просто не представляю, как бы все обернулось, — покачала Таня головой.

— А она за что сидела? — Виктору непременно нужно было выяснить все до конца.

— Человека сбила машиной, случайно. Нас почти одновременно освободили. Условно-досрочно. Надюше тогда чуть больше года было.

— А где ж ты была столько времени? — не поняла Тамара.

— В Ханты-Мансийске, у Вики. Они с Толей нас приютили. Толя — ее муж. Очень хорошие люди. Надю любят, как родную внучку. Толя меня на работу устроил. Ну, вот, собственно, и все. Поработала в Ханты-Мансийске, окончила институт и вернулась заново покорять Москву.

— Тань, а как же… — начал было Дима, но тут вернулись Вера Кирилловна с Надей, и малышка весело защебетала:

— Мам, мы с бабушкой птичек кормили. Давай тоже птичку купим. Я ее кормить буду.

— Надюша, — крепко прижимая дочку к себе, спросила Таня, — а ты подумай: тебе бы понравилось в клетке жить?…

С утра Миша быстро собрался и отправился в институт, прихватив тетрадку с недописанной курсовой, а Сергей только-только стал одеваться, чтобы ехать на работу, как у него зазвонил мобильный телефон.

— Привет, как дела? Ты на работе? — Баринова, похоже, взяла за правило интересоваться делами мужа по несколько раз на дню. Обычно Никифорова это ужасно раздражало, но сегодня…

— Ты очень вовремя, — ледяным тоном проговорил он. — Я тут узнал один секрет.

— Какой именно? У меня столько секретов — я сама в них путаюсь. Ты о чем? — по голосу было прекрасно слышно, как напряглась Татьяна.

— О Тане Разбежкиной. Не делай вид, что не понимаешь. Ты знала, что Таня вернулась?

— Да, ну и что? А кто мне говорил, что у вас все в прошлом? — Баринова вовремя вспомнила старую истину о том, что лучшая защита — это нападение.

— А чего ж ты не сказала, где она была?

— В каком смысле? Чего она тебе наплела? — Татьяна отчаянно пыталась спасти положение.

— Много чего. Оказывается, она в Ханты-Мансийске жила. А ни в каком не в Норильске.

— Прости, я не знала, что для тебя это так важно. — Если бы Сергей сейчас мог видеть свою жену, его бы весьма удивило выражение облегчения, возникшее на ее лице. — Ты сказал, что хочешь ее забыть. Я поверила.

— И решила помочь? Я правильно тебя понял? Ну что ж, получилось замечательно.

— Извини.

— Это все, что ты хочешь сказать?… — удивился Сергей ее спартанской выдержке.

— Да. Когда приедешь?

— Я не приеду, — помолчав, ответил Никифоров. — Дел много.

— Тогда я прилечу, нам нужно поговорить, — предложила Татьяна.

— Вот только этого не надо, — поморщился Сергей, — Если беспокоишься из-за Тани, то зря: тут действительно все в прошлом — она на меня НОЛЬ ВНИМАНИЯ.

— Ну правильно, а ты на что-то рассчитывал? У нее семья, любимый муж. Сережа, послушай…

Но Никифоров прекратил разговор и в совершенно растрепанных чувствах поехал в офис. Там, пытаясь чем то себя занять и отвлечь от тяжелых мыслей, он не придумал ничего лучшего, как совершенно по-детски заняться рисованием. 11опыталсн изобразить избушку ни курьих ножках и так увлекся, что опомнился, лишь когда прямо перед его носом на стол тяжело упал конверт Сергей поднял глаза — и увидел Олега Эдуардовича Баринова.

— Что это? — Сергей открыл конверт и двумя пальцами, почти брезгливо, как мокрую кошку из лужи, извлек оттуда билет на самолет.

— До Барселоны, — уточнил Баринов. — И поторопись. Тебе же еще за вещами заехать надо.

— А я никуда не собирался, у меня работа, — пожал плеча ми Никифоров.

— Вижу, какая у теби работа, Нс иначе, новый грандиозный проект небоскреба, — Барином кивнул на рисунок. — Давай, не трать время зря, а то пробки веще.

— Прежде чем брать билет, меня неплохо было бы спросить, — тихо сказал Сергей,

— А чего спрашивать? Разве ты не собирался проведать. Ти шо?

— Собирался, но передумал.

— А мне плевать, что ты думал, что передумал. Я говорил с Таней: она волнуется, просит, чтоб ты прилетел. Вадику и все объяснил, он тебя отпускает. Все, хватит болтать. Самолет че рез пять часов.

— Значит, вы еще успеете сдать билет. Внакладе нс останетесь, — безразлично заметил Сергей.

— Ты что? Издеваешься? — Терпение у Олега Эдуардовича лопнуло, и в его голосе теперь звенел металл, а по скулам заходили желваки. — Ты что себе позволяешь, щенок?!

— Выбирайте выражения. Я никуда не полечу, — повторил Сергей.

— А это не просьба, а приказ. Понял?

— Да ну? — Никифоров, глядя Баринову в глаза, нс спеша разорвал билет и выкинул клочки в урну. Поднялся и оперся руками о стол, в той же позе, что и Баринов.

Ты хоть понимаешь, что творишь?!

— Л что? Вас это разорит? Или вы думали, что за ваши деньги сможете со мной как с собачкой: «Сидеть! Лежать! Место*? — с откровенной ненавистью процедил Сергей.

— А как с тобой еще? Пиявка, чертов трутень, прилипала* паразит! — Баринова трясло, он уже не мог остановиться,-

Я всегда знал, что ты дрянь! С первого раза, как увидел! Отговаривал Таню, как мог…

— Что ж нс отговорили? Непослушная она у вас, плохо воспитали, — Сергей уже откровенно издевался.

Лицо Баринова налилось кровью, кулаки сжались:

— Помнишь, что я тебе сказал, когда Таня завела речь о свадьбе? Если она прольет хоть одну слезинку по твоей вине — тебе конец!

— Помню. До сих пор страшно — спасу нет, — ядовито ухмыльнулся Никифоров.

— Ой, мальчик, зря ты так, — покачал головой Баринов. — Нс советую против ветра плевать. Сам же потом жалеть будешь.

Дождавшись, когда он уберется с глаз долой, Сергей набрал испанский помер жены:

— Слушай, — начал он.

— Ой, Сереж, сейчас не могу, мне на процедуру… Я перезвоню, — огорченно откликнулась Татьяна — в кои-то веки муж про нее вспомнил, а поговорить не получается.

— Нет, ты уж послушай и своему отцу передай, пусть оставит меня в покое. Поняла? Он сейчас ворвался ко мне в офис и в приказном порядке велел лететь в Испанию!

— Так ты летишь? — спросила супруга как ни в чем не бывало.

— И я не лечу, и ты пролетаешь! — заорал Сергей.

— Почему? Он просто хотел сделать мне приятное. Если бы ты знал, как я соскучилась по тебе. А тебя всё нет и нет. Это я попросила папу поговорить с тобой.

— Что ж не попросила, чтобы меня доставили к тебе по частям? Он это — в два счета. Короче, передай своему папаше, что я больше нс позволю себя оскорблять! — Тяжело дыша, он разомкнул связь.

— Из рук все валится, — вздыхала Тамара Кирилловна, убирая со стола. — Верка тоже хороша: ничего не сказала. Сестра, называется.

Не представляю без вины в тюрьму сесть, прошептала Галина, у которой Танина история ни на секунду не шла из головы, Как она только с ума не сошла…

— А с Горина твоего — как с гуся вода, — произнес Виктор с таким видом, будто это вовсе не он сам все эти годы из кожи вон лез», стараясь сосватать сестру за Видима.

Вить, что делать будем? Вадику морду бить? — Дима, как всегда, был готов на подвиги.

Да ведь у нега морда какая то особенная: сколько раз» собирались бить, а все до дела не доходило, — отмахнулся браг.

— Ничего, теперь дойдет. И та Титьку ответит, и за Пишу. — Дима вошел в образ защитника униженных и оскорбленных.

— Хватит, — не выдержала Галя, — Не лезьте. Это мое дело.

— Гадь, — уставился на нее Виктор, — я что не понимаю. После всего, что он сделал, ты за нега заступаешься? Ты чего, совсем уж на себя рукой махнула? Или тебе сестру не жалко?

— Я тебя просто прошу: не лезь не в свое дело, — повторила Галя, еле сдерживаясь, и ушла, оставив на столе посуду.

Уже очень скоро она добралась до офиса и решительно направилась в кабинет Вадима, застав там и его самого, и Жанну.

— Таня обо всем рассказала. Вадик, как ты мог?! — воскликнула Галя.

— О чем она?! — не поняла Жанна. — У тебя опять рецидив, Галька, или как?

— Это же подло, — не замечая ни ее, ни злых слов, продолжала та.

— Галь, — опомнился Вадим, — подожди, я все объясню!

— Да что она мелет? — взорвалась Жанна. — Я сейчас охрану вызову!

— Заткнись! — рявкнул Вадим на жену. — Выйди, у нас серьезный разговор!

— Вадим, ты что? Она же сумасшедшая. Ее в психушке держать надо! — Жанна упиралась, как могла, но Горин силой вытолкал ее из кабинета.

— Галя… Ты просто не все знаешь, — умоляюще проговорил он.

— А что тут знать? Ты шантажировал Таню ребенком, которого не хотел. Да и в тюрьму она попала из-за тебя, — произнесла Галина с горечью. — Как же я тебя придумала, Вадик…

— Но ты же хотела этого ребенка… от меня.

— Да. Потому что любила. Знаешь… Даже когда поняла, что тебе на меня плевать, всё равно верила, что ты хороший. Если б я знала, на что ты способен. Упечь в тюрьму невинного человека…

— Да выслушай ты меня, наконец!

— Не надо. Не надо ничего больше выдумывать, Вадик, — покачала головой Галя, направляясь к выходу. — Бедная твоя жена: как ей жить с таким ничтожеством?

— Я вызвала охрану, через минуту отсюда вылетишь! — не своим голосом заверещала Жанна, когда Галя вошла в приемную.

— На кой черт ты вызвала охрану?! — заорал на нее муж, — Галя, я позвоню тебе, все объясню! — крикнул он вслед Галине, которая даже не обернулась.

— С какой стати ты будешь звонить этой полоумной уродке? — не унималась Жанна.

— Не смей ее так называть, стерва! — Вадим едва сдержался, чтобы не сопроводить свои слова пощечиной, но вместо этого снова заперся в кабинете, сел за стол и закрыл руками лицо.

Проводив сестру обескураженными взглядами, Виктор и Дима наконец вспомнили о своих собственных делах и поехали в кафе, где их уже дожидалась Катя. Девушка в последнее время развила неожиданно бурную деятельность по спасению идущего ко дну семейного бизнеса. Вот и сейчас она усиленно подсчитывала что-то с калькулятором в руках.

— Всё расходы, — заглянув через ее плечо в блокнот, недовольно вздохнул отец. — Когда доходы будешь считать?

— Не маячь, — отмахнулась Катя, — у меня тут пасьянс не сходится.

— Деловые все стали, — проворчал Виктор. — Слушай, а где наш писатель?

— Уехал, — безразлично ответила девушка. — А вообще я не знаю, он меня в свои планы не посвящал. Правда, и я не особо интересовалась.

— Тебе не кажется, что это странно? Маме квартира срочно понадобилась. А он в офис к Горину, как на работу, ходит.

— Пап, у тебя еще и паранойя? Человек приехал по делам, решил повидать старых знакомых.

— Старую знакомую, не хочешь? Кать, ты что, действительно веришь, что он из-за своей книжонки приехал?

— Мне это неинтересно, — поморщилась девушка, но вдруг закрыла блокнот, отложила калькулятор и встала. — Пойду маме позвоню. Заодно все и выясним.

— Во-во, — поддержал Виктор, — позвони, только учти, ее на работе нет. Говорят — заболела.

— Что ж ты сразу не сказал? — забеспокоилась дочь. — Может, ей лекарства нужны или продукты, а ты лезешь со всякой ерундой. Адрес давай.

— Она тебе сама и скажет.

— А ты что, не в курсе? Целое следствие провел — и не знаешь адреса подозреваемой?…

Что касается «подозреваемой», то муж, без пяти минут бывший, сейчас был последним человеком на земле, о котором ей хотелось думать и вспоминать. Накануне вечером в ее новую квартиру пришел Константин. Это было так неожиданно и так прекрасно, что Анна едва нашла слова, чтобы наконец высказать ему свои чувства. Устинов не остался в долгу. Он сказал, что, действительно, собирался вновь уехать из Москвы и даже выписался из гостиницы, но в последний момент понял: так нельзя. Он просто не имеет права второй раз отступить и сбежать, оставив все как есть!

То, что последовало за взаимными признаниями, подразумевалось само собой. И теперь, в середине дня, отзвонившись на работу и предупредив, что не может выйти, Анна продолжала нежиться в постели, с наслаждением слушая, как шумит в ванной вода.

В дверь позвонили. Господи, Анну словно током ударило: один раз нечто подобное уже происходило в ее жизни. Неужели все повторяется?

Она не ошиблась. На пороге стояла дочь.

— Мам, как ты? Врача вызвала? — Катя протянула ей пакет с продуктами.

— Кать, да уже прошло все. Просто устала немножко. — Анна изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее напряжения.

— Ты очень бледная, — заметила Катя. — Вот, вкусненького тебе принесла. Котлеты, огурчики, баб-Верины грибы, в кафе последнюю баночку забрала…

Вода в ванной перестала литься. Анна почувствовала, что у нее пересохло во рту.

— Ну зачем столько?

Ничего уже нельзя было исправить. В комнату, на ходу вытирая волосы полотенцем, вошел Устинов в халате.

— Ффу… Горячую воду выключили, как назло, — пожаловался он, — пришлось холодной домываться. Ой». Доброе утро, — поздоровался он с оторопевшей Катей.- Boт и провизия прибыла очень кстати! Дамы, пардон, и на минуту…

— Значит, болеем. Ночей не спим, на работу не ходим, — протянула девушка, — Как говорил один мальчик, «и эти люди запрещают мне ковырять в носу». Значит, на словах — «врать нехорошо», а на деле…

— Я тебе не врала, — резко возразила Анна.

— А отцу?

— Тем более. Кать.» Может, и хорошо, что ты все узнала. Дело в том, что мы с Костей решили начать новую жизнь.

— «Мы с Костей»? Хорошо звучит! А вот и наш Константин. что в переводе с греческого означает «постоянный», — ядовито проговорила Катя при виде успевшего одеться н вернуться Устинова, — Ну, как жизнь молодая-не-женатая?

— Отлично, — безмятежно проговорил тот.

— Я вижу Здорово устроились. А я думала, вы ездите с лекциями о моральном облике строителя капитализма. Всем хорошим в себе я обязана книгам, всем плохим — своим родителям. Знаешь, мама, туг кое-кто стыдил меня, что я неправильно живу. за деньги душу продаю. А сам, значит, с чужой женой о литературе беседуете.» ночи напролет? Я-то думала, отец опять наврал с три короба, а оказывается — он прав. А ведь я вам, Константин Романович, тогда поверила — о жизни своей задумалась… Папика своего богатого бросила. А теперь вижу, что зря. Ну ничего. Я нового найду — еще толще, еще богаче. Не проблема. Мам, ну за что ты с отцом-то так?! А вы-то, у-чи-тель? Вы ведь потешитесь и уедете.

— Нет, — спокойно ответил Устинов.

— Прекрати, Катя, — возмутилась, наконец, Анна, — Костя тут ни при чем, я сама все решила и от твоего отца сама ушла. У нас с Виктором совсем не клеилось, и ты это прекрасно знаешь.

— А обо мне ты подумала? — чуть не плача, спросила Катя, — Вы мне оба жизнь сломали!

— Хватит, — усмехнулась Анна. — Никто тебе ничего не ломал. У многих родители разводятся — не ты первая, не ты последняя. И тебе не три года, у тебя своя жизнь. А мне дай пожить своей.

— С ним? — указала Катя на Устинова.

— Да. С ним. Я хочу начать все сначала. Твой отец сам виноват. Помнишь, сама просила меня уйти от него? Забыла? И вот еще что, милая моя девочка. Ты должна понять одно: мы с Костей любим друг друга.

— Ясно. Ну что ж, не буду вам мешать, — прошипела Катя со всем возможным презрением, которое только могла вложить в эти слова. — Живите пока, воркуйте, голубки!

Таня уже собиралась домой, когда к ней подошел Вадим и попросил:

— Задержись на минутку. Это ненадолго. И очень важно. Сядь, пожалуйста. Я, может быть, не решился бы, если бы некоторое время назад ко мне Кондратий не наведался. Знаешь, такие ситуации замечательно мозги прочищают. Я понял, что это мне за все, что я тогда с тобой сотворил.

— Не думала, что вы такой суеверный. Мой приезд и ваш приступ — простое совпадение, сплошь и рядом бывает, — пожала плечами Таня, решительно не понимая, почему это Горину не хватило одного потока извинений, и он завел ту же самую шарманку.

— Нет. Я… знаю, о чем говорю.

— Ну что уж теперь: что сделано, то сделано. — Разбежкина, честно говоря, торопилась домой, зная, что Надя и Вера Кирилловна ее очень ждут: все-таки первый день на новой квартире, как они там устроились?

— Но ты не все знаешь, — продолжал Вадим. — Когда заварилась эта каша, я действительно хотел тебя вытащить. И это было вполне реально. Но потом… Впрочем, у меня кое-что есть, ты должна сама услышать. — Взяв Таню за руку, он повел ее к себе в кабинет и включил маленький диктофон.

«Олег Эдуардович, — услышала Таня его голос, слегка измененный записью, однако отлично узнаваемый, — но Разбежкина ни в чем не виновата». — «Подпись ее?» — Баринова тоже трудно было бы не узнать. «Она не знала, что подписывает». — «Значит, дура. А дураков надо учить*. — «Но, Олег Эдуардович…» — «Что, еще раз повторить? — Теперь в голосе Баринова отчетливо слышалось раздражение, почти ярость. — Ты должен сделать все, чтоб ее закрыли, и понадежней. Иначе я тебя самого раздавлю, как козявку. Понял?!»

— Зачем он это сделал? — не поднимая головы, спросила Таня, когда запись закончилась.

— Не знаю, — тихо сказал Вадим, не смея смотреть на нее. — До сих пор… не знаю.

— Зачем?! — повторила Разбежкина с такой невыразимой мукой в голосе, что казалось, у нее самой вот-вот разорвется сердце.

Верная Туся подала хозяину утренний чай и присела рядом со своей чашкой. Между ней и Олегом Эдуардовичем за долгие годы сложились отношения, не совсем соответствующие представлению о служанке и богатом хозяине. Как-никак именно Туся самоотверженно помогала Баринову растить маленькую Таню, когда мать девочки бросила и дочь, и мужа. Олег отлично знал, что у него нет человека более любящего и преданного, чем Туся. С нею он делился буквально всеми своими переживаниями… ну, почти всеми.

Вот и теперь, за чаем, Олег Эдуардович рассказывал о клинике, в которую отправилась Татьяна:

— Говорят, какая-то новая методика лечения. Отзывы хорошие. Вроде бы надежда есть.

— Еще бы, — недоверчиво проворчала Туся, — за такие деньги сколько угодно будут надеждами кормить. Чтобы ребеночка сделать, муж с женой должны вместе быть, а не так — в разных концах света…

— Сейчас другие времена, — Баринов не стал посвящать ее в подробности скандала с Сергеем. Ему было неприятно говорить о том, что какой-то ничтожный, ничего собой не представляющий человечишка посмел вот так, в открытую, отвергать его, Олега, распоряжения и демонстрировать полнейшее безразличие к его дочери.

— При чем времена-то? — невесело усмехнулась Туся. — Раньше случалось от любви… или по дурости. А теперь — по-другому? Ме-то-ди-ки… Небось твоя насоветовала. Супруженция.

— Ну, клинику она выбирала, — подтвердил Олег.

Значит, точно ерунда. Если ей что нравится — значит, дрянь. Янке за сорок уже, а с дочерью ведет себя как подружка. Тьфу. Один ветер в голове

Супругу Баринова Туся не просто не жаловала. Она ненавидела Яну и даже не пыталась это скрывать.

Вот ты где. А я весь дом обошла… У кого это ветер в голове? — раздался веселый голос, от которого у Туси из рук выпила чашка и разбилась на мелкие осколки.

Вот уж действительно; помянешь черта, а он уж за плечами! — Домработница еле удержалась, чтобы в сердцах не плюнуть.

Что, картина Репина «Не ждали»? Вот, приехала, чтобы всем вам осточертеть. Надолго. — Яна уселась в кресло и, улыбаясь, посмотрели на мужа. — Если не навсегда.

Долг и ответственность пересилили в душе Туси неприязнь к этой некстати заявившейся гостье — пришлось подать чай и Яне.

— Ой, какой вкусный, — оценила та. — Не иначе, отравленный.

Знать бы, что приедешь, уж я бы насчет этого подсуетились, подтвердила Туси.

Ты лучше подсуетись насчет булочек, дорогуша. — Меньше всего Баринову хотелось становиться участником жестокой словесной перепалки двух женщин, которые терпеть друг друга не могли, — Сходи-ка принеси еще, — попросил он Тусю, а у Яны поинтересовался: — Каким ветром и по какому случаю в наши края?

— Жить без тебя не могу, мой пупсик… — закатила супруга глаза, — Прямо ночей нс сплю… Короче, — продолжила она, Мгновенно сменив ернически-юмный тон на деловой, — отвалишь мне денег — и я исчезну.

— И сколько стоит спокойствие, душа моя? — прищурился Олег.

— Много, Еще столько же к тому, что есть. И каждый месяц.

— А ты нс обнаглела, дорогая? — пока еще вежливо усмехнулся Олег. Он и так обеспечивал жене весьма солидное содержание.

— Дорогой, ты же знаешь поговорку: «Наглость — второе счастье…» А что делать, если вообще — единственное?

Если у тебя неприятности, проблемы со здоровьем, ну мало ли что, — Олег поднялся и принялся прохаживаться по гостиной, стираясь держаться в рамках приличий, — еще какие-нибудь временные трудности — я готов помочь. Нечто вроде… э-э… премии. За примерное поведение в будущем.

— Трудности у меня не временные, а постоянные. Жизнь в Европе дорожает. Я же не могу запереться в четырех стенах! — Яна прямо на глазах входила в образ оскорбленной невинности. — Все эти вернисажи, выставки… Естественно, я должна выходить в свет. А сколько стоит прилично одеться — догадываешься? Мне что, ходить голодранкой?

— А ты меньше переживай из-за проблем бренного бытия, — посоветовал Олег. — Человека искусства не должны отвлекать мысли о суетном…

— Вот именно, а мне приходится ломать голову, чем заплатить натурщику и как достать расходные материалы! — Провести Яну на мякине было просто невозможно. В этом дочь пошла в нее — Татьяну точно так же ох как непросто было сбить с толку. — Если ты думаешь, что все это мне достается бесплатно, — Яна судорожно вздохнула и возвела очи горб, — то весьма заблуждаешься. Иногда приходится расплачиваться натурой…

— А если с этого места поподробнее? — заинтересовался Баринов.

— В смысле, раздавать на право-налево свои работы, — пояснила жена, наградив его уничтожающим взглядом — мол, конечно, что с вас, мужиков, взять, одни грязные мысли в голове! — Я, между прочим, собираюсь открыть собственную галерею. Для этого нужна куча денег.

— Да-а, аппетиты немалые, — оценил Олег. — Только вот что я тебе скажу, дорогая моя: довольствуйся тем, что дают. А то рискуешь и этого лишиться.

— Я так и знала, что с тобой по-хорошему не договориться. Что ж, придется прибегнуть к радикальным мерам. — Яна перешла от разведки к наступлению:- Я подам на развод. Может, ты уже расслабился и забыл? — продолжала она, донельзя довольная тем, как быстро, буквально несколькими словами, удалось стереть саркастическую улыбочку с лица мужа. — Так я напомню. Акции в побочных бизнесах большей частью куплены на мое имя, так что в случае развода ты теряешь гораздо больше. Ладно, переваривай. А я пойду отдохну с дороги.

Собираясь на работу, Таня стояла перед зеркалом и наводила последние штрихи макияжа. Ну вот, осталось только губы чуть-чуть подкрасить — и готово. Вера Кирилловна в это время уговаривала Надю совершить подвиг — съесть еще одну ложечку каши:

— За маму. За бабу Тому. За тетю Галю… вырастешь большой, сильной…

— А я уже выросла. Во-от такая!

— Силенок не будет без каши, — привела бабушка новый аргумент в пользу здорового питания.

— Я себе мужа найду. Сильного-пресильного, — предложила Надя другое решение проблемы.

Тут раздался настойчивый звонок в дверь, и она сорвалась с места:

— Я сама!

Вера Кирилловна, покачав головой, последовала за внучкой. Все-таки не очень хорошо, что ребенок никак не может усвоить железное правило: не распахивать дверь перед незнакомцами!

— Здравствуйте. Надюшка! А вы Вера Кирилловна? — услышала Таня, и ее сердце радостно дрогнуло.

— Нина, — тихо проговорила она.

Ну вот и все. Хотя бы в этом Горин не обманул, сдержал слово и все сделал честь по чести. По просьбе Тани немедленно нанял адвоката, который довольно быстро вытащил Нину Перепелкину из колонии. Это можно было сделать и раньше, просто Нининым делом никто не удосужился заняться всерьез, а защитников на воле у нее не было. До тех пор, пока Таня сама полностью не освободилась и не взяла дело в свои руки.

Разбежкина бросилась к двери, но подруга уже сама входила в комнату, держа за руку Надю:

— Я думала, ты еще лялечка, а ты, оказывается, уже вон какая большая, — приговаривала она к великой радости малышки, невольно подтверждая Надины слова, сказанные бабушке за минуту до появления гостьи.

— Ну, с возвращением. Навсегда. — Таня обняла Нину крепко-крепко. — Как ты нас нашла? Господи, Нинка… Проходи скорее, садись…

— Да запросто. Не в лесу живем. Позвонила Рыбкиным, они мне дали адрес. Я уж обрадовалась: думала, вы с Сергеем сошлись…

Когда-то Нине доводилось бывать в этой квартире. И даже жить некоторое время, спасаясь от мужа. Но тогда жилье принадлежало другим хозяевам, поэтому ее предположение было довольно обоснованным.

— Сошлись, но только по работе, — отозвалась Таня. — Я ведь теперь большой человек. При высокой должности. Угадай кто и где? Вице-президент в компании Горина.

— На те же грабли? А не боишься? — вне себя от изумления, спросила Нина.

— Нет, — покачала головой Разбежкина. — На этот раз — дудки. Он меня не подставит.

— А у меня вот какая кукла есть. Тетя Таня подарила, — Надюшка спешила показать свое богатство новой знакомой, а заодно, как все нормальные дети, стремилась обратить на себя побольше внимания.

— Красивая, — оценила Нина, — на тебя похожа. И губки у нее красненькие, как накрашенные.

— Я тоже хочу покрасить, — сообщила девочка. — А бабушка говорит, что я еще маленькая.

— У тебя губки и так красивые, — заверила ее Нина. — Если б у взрослых такие были, они б сами не красились.

— Надюша, одевайся скорей. Где твоя кофта? — поторопила Вера внучку; они как раз собирались на прогулку.

Нина посмотрела им вслед и глубоко вздохнула:

— Тань, честное слово, я, наверное, сплю. Просто глазам не верю, что это ты.

— Представь себе! И как тебе на свободе? Как жить собираешься? — спросила Таня.

— Честно, гражданин начальник? Работу буду искать. Комнату поищу… в какой-нибудь рабочей общаге. Но, вообще-то, я пока серьезно не думала.

— И не думай, — посоветовала Таня. — На работу я тебя устрою, жилье тоже найдем.

— И мужей себе тоже подберем? — рассмеялась Нина. — А то чего-то будет явно не хватать! Ты счастливая. У тебя Надюшка есть. Завидую тебе белой завистью. Белой-белой.

— Ладно, соловья баснями не кормят. Что-то из меня хозяйка какая-то нерадивая получается! Давай хоть чайку попьем, — предложила Таня и быстро организовала завтрак.

— Вот уж не думала, — рассказывала Таня Нине, когда они с удовольствием пили горячий крепкий напиток, — что я на зоне буду по Рыбкиным скучать… А знаешь, как они обрадовались, когда я вернулась?! Пирогов напекли…

— А Сергей? — С этой темы Нина никак не могла свернуть: она всегда симпатизировала братьям Никифоровым, от которых, кроме добра и сочувствия, не видела ничего. — Как встретились? Ты про Надю сказала?

Таня отрицательно покачала головой:

— Он не знает, что это его ребенок. И, надеюсь, не узнает. Все в прошлом.

— Ну и правильно, — согласилась Нина. — Так будет проще задать им всем по первое число! Думают, дров наломали — и в кусты? Горин тебя за решетку засадил, скотина такая…

— Горин нс виноват, — возразила Таня. — Или почти не виноват.

— Нуда, он ангел. С крылышками. А ты сама себя подставила.

— Горин ни при чем, — с нажимом повторила Разбежкина. — Это сделал другой человек — вот он и должен за все ответить.

— Кто?

— Отец моей подруги, Тани Бариновой, — помолчав, ответила Таня. Нина оказалась первым человеком, которого она решилась посвятить в известные ей подробности случившейся катастрофы. — Я тебе расскажу, что мне удалось тут выяснить… Хотя я не все до конца понимаю!

— «Резюме: пациентку преследует чувство опустошенности. Причина — ложные ценности и неверно расставленные жизненные приоритеты». Пока все. Ну как? — спросил Миша у Сергея, закончив читать ему последний завершенный отрывок своей курсовой.

Братья завтракали. Это было практически единственное время, когда они могли пооткровенничать друге другом — потом Сергей ехал на работу, Миша — в институт, и оба не знали, какие у них возникнут планы на вечер.

— Я, конечно, не эксперт, но, по-моему, для курсовой пока сыровато, — прокомментировал услышанное Никифоров-старший. — Слушай, а твой учебник — оказывается, занимательная книженция. Я его полночи штудировал. И, знаешь, понял одну вещь: поведение Баринова очень напоминает ягуара на охоте…

Довести свою мысль до конца ему не удалось, потому что братьев с утра пораньше решила навестить Катя. Открыв ей дверь и проводив в комнату, Миша незаметно закрыл тетрадь и отодвинул подальше, чтобы та, не ровен час, не попалась девушке на глаза.

Он еще не обладал достаточным жизненным опытом, чтобы усвоить одну печальную истину, роковым образом поломавшую немало судеб: то, что меньше всего предназначено для чьих-то глаз, именно в самых неподходящих руках и оказывается. Такова злонамеренность вещей…

— Привет ранним визитерам, — улыбнулся Сергей. — Мы как раз завтраком давимся, предлагаю присоединиться. — Он встал, взял телефон, проверил карманы: — Так, все забыли, ничего не взяли… Ну, мне пора. А вам, молодежь, чтоб все съесть. Приду — проверю.

— Типа, «ешьте, гости дорогие, все равно выбрасывать*? — уточнил Миша.

— Ну да, все лишнее — детям, — подтвердил брат уже на выходе из квартиры.

— Ну как? Нашла Устинова? — спросил у Кати Михаил, зная, что, даже если тот выписался из гостиницы, девушка так просто не уймется.

— Нашла, — сообщила та, — только… опоздала. Совсем чуть-чуть. Бес-пер-спек-тив-няк, — по слогам добавила она и во всех подробностях рассказала о своем визите к матери. — Так что, как видишь, не помогла твоя чудо-наука.

— Я еще не волшебник, только учусь, — развел руками Михаил.

— Пока ты учишься, моя мать уже вовсю эту психологию применяет. Я им обоим до лампочки — что ей, что Устинову! — ожесточенно бросила девушка.

— Ты все еще любишь его?

— Да какая любовь, — отмахнулась Катя, — Просто хотелось довести эту историю до логического конца, а зачем — сама не знаю.

-'Обиды отверженной девочки?

— Знаешь, Миш, на самом деле — мне вообще на него наплевать. Просто, наверное, я чувствую себя некомфортно, когда мужика рядом не наблюдается. Вроде как ущербная. Скажи, а тебе на меня тоже наплевать, да? Я теперь совсем-совсем тебе не нравлюсь?

— Кать, ты чего? — Михаил растерялся от того, как ловко и неожиданно она перевела стрелки, но профессионализм будущего психолога взял верх. — А с какой стати я торчу безвылазно в твоем кафе? Да я о твоих проблемах думаю чаще, чем о своих собственных. Я же — твоя лучшая подружка.

Катя взяла его за руку, притянула к себе и поцеловала. Михаил отстранился.

— Почему?! — обиделась она. — Когда-то у нас уже это было…

— Вот именно, было, — согласился парень. — Просто один к одному. Ты влюблена в Устинова, а я — твое проверенное «лекарство».

— Надо же, — совсем сникла Катя, — второй Обломов за два дня.

— Э-э… в качестве утешительного приза, может, еще чашечку кофе? — нашел Миша выход из положения и, не дожидаясь ответа, отправился на кухню.

Л вернувшись, замер. Девушка внимательно читала то, что было его аккуратным почерком написано в той самой тетрадке с канареечно-желтой обложкой.

— Что это? — тихо спросила Катя, поднимая на него потемневшие глаза. — Значит, я тебе — без утайки, как близкому человеку, а ты…

— Ты не так поняла, — начал было Михаил.

— А как я должна понимать это? «Пациентка с детским комплексом неполноценности чувствует себя уверенно только рядом со взрослыми, значительно старше нее, мужчинами…»

— Катя, — беспомощно забормотал он, — это просто материал для будущей курсовой…

— Значит, я для тебя материал?! — вскочив, в ярости выкрикнула девушка, — Пациентка?! А может, вообще, больная психопатка?! Зигмунд Фрейд недоделанный! — С размаху швырнув тетрадь в угол, она пулей вылетела из квартиры, оглушительно хлопнув дверью.

Михаил со вздохом поднял тетрадь и принялся разглаживать помявшиеся листы.

Вадим Горин был крайне недоволен тем, что пришел в офис значительно позже обычного. Серьезный бизнес требует и самого серьезного к себе отношения, а тут приходится тратить на всякую ерунду — драгоценное время и деньги вместо того, чтобы их, наоборот, усиленно зарабатывать!

— У меня куча дел, а я с тобой по магазинам хожу, — выговаривал он Жанне, входя вместе с ней в приемную.

— А твоя Разбежкина, между прочим, еще даже на работе но появлялась, — парировала та.

— Разбежкина, — возразил Вадим, — может планировать свой день, как ей удобно. Она — вице-президент.

— А ты — президент, так что можешь вообще на работу не ходить. — Жанна своим ответом подтвердила и без того общеизвестное правило — спорить с женщиной себе дороже.

— Да? Вы все только этого и ждете, чтобы какую-нибудь пакость у меня за спиной соорудить.

— Что ты мелешь? — Жанна принялась смахивать с его пиджака невидимые соринки.

— Здравствуйте, — проговорила Таня, входя вместе с Ниной в приемную.

— О, явилась не запылилась, — неприязненно отметила Жанна и, уже на повышенных тонах, бросила Перепелкиной: — А вас, женщина, здесь вообще быть не должно!

— Вадим Леонидович, — игнорируя и Жаннины реплики, и само ее присутствие как таковое, произнесла Таня, — помните, я вам говорила, что мне нужен секретарь?

— Да-да, конечно, — подтвердил Вадим.

— У нас для бывших зэчек мест нет! — окончательно завелась его супруга.

— Стол можно поставить в приемной, — спокойно и деловито, как о вопросе давно решенном и требующем разве что уточнения некоторых незначительных деталей, продолжала Разбежкина, обращаясь исключительно к шефу.

— Хорошо, Таня, — энергично кивнул тот.

— Ты что, спятил?! — ахнула Жанна. — Что это такое?! «Хорошо, Таня», «да-да, конечно…»! Может, еще туфли ей облизывать начнешь?! Я не буду сидеть с этой вот, — она ткнула пальцем в сторону Нины, — рядом. Нам тут только убийц не хватало! Она же мужа собственного…

— Не удалось, к сожалению, его совсем на тот свет отправить, — усмехнулась Нина, презрительно глядя на Жанну. — Живучий оказался. А жаль.

— Дорогая, — Вадим крепко подхватил жену под руку и повел к выходу, — я, кажется, знаю, какие украшения тебе подойдут. Давай-ка мы вот сейчас вместе пойдем и выберем, что тебе больше понравится, а то вдруг мой вкус расходится с твоим?

И супруги удалились восстанавливать пошатнувшийся семейный покой.

— Хозяйка! — хмыкнула Нина вслед Жанне. — Ну ничего, я с нее живо спесь собью!

Вполне удовлетворенная беседой с супругом, Яна Баримова решила нанести неожиданный визит еще одному мужчине. Можно сказать, мужчине ее мечты. Несколько лет назад на свадьбе дочери она закрутила бурный роман с неким молодым человеком, показавшимся ей чертовски привлекательным и остроумным. Изрядная разница в возрасте и в социальном положении Яну не смущала. Наоборот, это так гламурно иметь при себе молодого любовника! Финансово поддерживать та кого лапочку, к которому судьба просто нс была так благосклонна, как к ней самой!

Да и парень оказался, ко всем своим прочим достоинствам, понятливым и без фокусов. Все эти годы он был вполне доволен своим положением.

Яна только переживала, что из-за проблем с деторождением удочери ей пришлось задержаться в Испании. Л так хотелось побыстрее оказаться поближе к своему сладкому мальчику! Да и мальчику, в свою очередь, ужас как не терпелось ее увидеть — он так Яне и говорил всякий раз, когда она звонила ему по телефону и уговаривала потерпеть еще чуть-чуть. Ну ничего, сегодня у него будет долгожданный праздник! Сюрприз, можно сказать!

Звали мальчика-ангелочка Дима Рыбкин. И он, в самом деле, не подозревал, какая радость ожидает его прямо за дверью квартиры, в которой он проживал вместе с мамой, братом, сестрой и некоторыми прочими личностями, которых становилось то больше, то меньше в зависимости от обстоятельств,

А если бы подозревал, то, разумеется, не стал бы так реагировать на раздавшийся звонок. Стоя на лестничной площадке с кучей ярких подарочных пакетов в руках, Яна отлично слышала его раздраженный голос:

— Кого там еще черт принес?!

Яна снова надавила на кнопку звонка и долго не отпускала.

— Щас я кому-то руки поотрываю! — рявкнул Дима, распахивая дверь, и Яна тут же с восторженным визгом повисла у него на шее:

— Как же мамочка соскучилась по своему птенчику!

— Я сам чуть не умер… от тоски, — пробормотал обалдевший Дима.

— Обещаю оживить тебя в своих объятиях! — Яна впилась в его рот жадным поцелуем. — Я больше ни за что не оставлю своего бедного мальчика! Заберу его с собой — и все!

— Как это, «с собой»? — не понял Рыбкин.

— Очень просто. Положу в чемодан и вывезу из страны, как ценный экспонат… Поедешь? Ну, ты рад?!

— Еще бы, — изобразил восхищение Дима, — только вот… это… какой чемодан нужен? С дырочками?

— С кодовыми замочками, чтобы тебя не увели! Ах ты, моя радость! Я, как только прилетела, считай, сразу к тебе. Должна же я знать, как живет мой пупсичек!

Дима, однако, делал все возможное, чтобы не пропустить ее в квартиру:

— У пупсика кавардак и старые тапочки под диваном… Да и диван — рыдван, — бормотал он, — что там смотреть?

— О, какая романтика! — чуть не прослезилась Яна. — Прелесть, решительно прелесть! Покажи мне все это. Я хочу. А твои родственники дома? Я хочу их увидеть!

— Да не вопрос. Только… в другой раз. Их сейчас дома нет. Мама ушла в магазин, а…

— А папа? — прищурилась Яна.

— А папа на кладбище, — напомнил Дима.

— Прости, пупсик, — она скроила огорченную и виноватую физиономию, — я забыла. А подарки?! Я же им подарки приготовила!

— Я передам, — Дима, разумеется, от подарков никогда не отказывался, но все еще надеялся избежать исторической встречи.

Однако его брат не был бы самим собой, если бы не высунулся на шум и оживленные голоса на лестнице.

— Дим, ты чего гостей на площадке держишь? Вы же к нам? — осведомился он у Яны, разглядывая ее с ног до головы. — Приглашай, чего смотришь? Проходите, проходите…

Двойного натиска Дима сдержать не смог, и вскоре Яна восседала в продавленном кресле перед всем семейством и томно рассказывала о своих планах. Как они с Димочкой уедут в Европу, вот только билет осталось заказать, но это не проблема…

— Что значит — в Европу? — растерянно переспросила Тамара Кирилловна, в полнейшем недоумении глядя на шикарную даму: Тамара, кажется, единственная из всей семьи была до сих пор абсолютно не в курсе амурных дел младшего сына.

— В Испанию, — уточнила Яна. — У меня там дом, мастерская. Димочке там будет хорошо.

Виктор при этих словах саркастически хмыкнул.

— Я чего-то не поняла: вы его на работу зовете или как? — захлопала глазами Тамара Кирилловна.

— Ну, смотря что вы имеете в виду… А в общем-то, да, на работу, — лукаво улыбаясь, кивнула гостья, накрывая лежащую на спинке кресла Димину руку своей.

— А кем? — встрял Виктор, которому, в отличие от матери, ситуация была совершенно ясна, но до смерти хотелось вогнать братца в краску. К слову, добиться этого было весьма нелегко. — Если, например, садовником, так он тополь от ясеня не отличит…

— Да что вы? — изумилась Яна подобному нелепому предположению. — Разве Димочке можно работать каким-то садовником? Он — моя самая любимая модель. Его и рисовать, и лепить — одно удовольствие. А иногда — и не одно, — добавила она, сладко жмурясь.

— Так он что, голым будет перед вами крутиться? — До Тамары постепенно начало кое-что доходить. — Как стриптизер?

— А в этом нет ничего такого, — Яна удивилась. — Работа как работа.

— И когда же вы его разглядеть успели?!

— А он вам ничего не говорил? — Яна перевела взгляд с Тамары на Диму и обратно. — Мыс Дмитрием уже несколько лет вместе, поэтому…

— Что значит «вместе*? Мы вас первый раз видим. — Тамара Кирилловна почему-то была уверена, что дети обязаны знакомить ее с каждым новым человеком, появляющимся в их жизни. Особенно если этот человек — противоположного пола.

— Мы с вашим сыном любовники, — просветила ее Яна. — Вы что, не знали?

— Этого еще не хватало! — вскинулась Тамара так, словно ей только что нанесли личное оскорбление, а Диме не исполнилось и шестнадцати лет. — Да ты в матери ему годишься, бесстыжая!

— Возраст для женщины не имеет значения, если она в душе моло… — попыталась объяснить ей свою жизненную философию Яна, но Тамара не желала ничего слушать:

— Забирай свои тряпки и катись отсюда, пока я тебе космы крашеные не повыдергала! — разорялась она, швыряя в пассию сына подарками, которая та едва успела вручить.

— Теперь я понимаю, почему Дима не хотел меня знакомить со своей семейкой! — вскочила Яна. — Димочка, как ты можешь жить с этими пещерными людьми, это же питекантропы, неандертальцы какие-то! Ужас!

Она поспешно направилась к выходу, сопровождаемая яростными воплями трясущейся от праведного гнева Тамары Кирилловны. Дима, разумеется, устремился следом.

— А ты куда?! — попыталась мать остановить его. — У, холера!

Этого влюбленная парочка уже не слышала. Двери лифта успели закрыться, и Дима с Яной исчезли из поля зрения поборницы морали и нравственности.

Нина Перепелкина решила не терять времени даром. Во-первых, она считала себя в неоплатном долгу перед Таней. Если бы не Разбежкина, ей, Нине, пришлось бы задержаться в колонии на гораздо более долгий срок. И как это несправедливо, чудовищно, что такие замечательные люди вынуждены безвинно страдать из-за действий каких-то жалких подонков!

У Нины из головы не шли Танины откровения. Нет, Баринов и Горин непременно должны ответить за все те испытания, на которые они обрекли эту замечательную девушку!

Во-вторых, обстоятельства весьма способствовали тому, чтобы немедленно приступить к осуществлению еще не до 1 конца продуманного плана. Перепелкина своими глазами I видела, как Вадим и Жанна уходили из офиса, второпях по- I забыв запереть кабинет шефа. Такой оказией просто грех было не воспользоваться. Улучив момент, Нина проскользнула в кабинет и принялась методично просматривать содержимое ящиков стола, выдвигая их один за другим. Так, пока ничего интересного: какие-то документы, на внимательное чтение которых сейчас нет времени, печати, ключи. Она присела на стул, оглядывая поверхность стола. Нет, вряд ли Вадим настолько глуп, чтобы оставлять важнейшие улики на самом видном месте. А что если… Перепелкина кивнула, пошарила рукой по внутренней поверхности стола — безрезультатно. Обыск шкафов тоже не принес никакого результата. Она даже попыталась открыть сейф, подбирая ключи по одному, но ни один не подошел.

Снова присев за стол, Нина стала засовывать связку с ключами на прежнее место и тут случайно задела подставку с ручками, которые, разумеется, рассыпались по столу и полу. Пришлось поспешно собирать — не хватало только оставить следы своего присутствия! Торопясь, Псрепелкина задела макет комплекса, занимавший изрядную часть стола, и увидела, что там открылось маленькое окошечко. А в нем… Нинино сердце заколотилось как бешеное. Вот то, что ей нужно! Кассета! Женщина уже протянула к ней руку, но в приемной послышались голоса. Неужели попалась?! Нина замерла и, кажется, даже перестала дышать…

Но голоса вскоре стихли, и она услышала звук чьих-то удаляющихся шагов. Женщина аккуратно вытащила кассету и опустила ее в карман.

Сидя в своем кабинете, Сергей с самым мрачным и сосредоточенным видом пачками убивал компьютерных монстров в своей любимой игре. Это увлекательное и весьма плодотворное занятие он совмещал с телефонным разговором, зажав трубку между плечом и ухом. Звонила супруга. Она уже успела оправиться после предыдущей беседы и снова держалась так, будто ничего не произошло и между ней и Никифоровым царит подлинная идиллия.

— Ну, можешь считать, что ты уже папа. Доктор сказал, у меня есть шанс забеременеть, — радостно сообщила Татьяна.

— Поздравляю, — бесстрастно проговорил Сергей.

— Так что готовься к моему возвращению, милый… Отдамся тебе на растерзание! — весело предупредила жена. — Я целыми днями бегаю по процедурным кабинетам. Мне назначили курс лечения, нужно очень строго выполнять все указания… Сережка, я так скучаю по тебе, прямо сохну на глазах. Представляешь, похудела на два килограмма! Доктор сказал: худым женщинам забеременеть труднее, чем…

— Тань, — прервал ее излияния Сергей, — извини, я сейчас…

— Не в настроении? — понимающе вздохнула Баринова, — Да, папа поступил по-свински. Я с ним поговорю, он должен перед тобой извиниться. Я никому не позволю обижать своего мужа! Сереж, ну, хватит дуться. Обещай, что вернешься домой, ну, пожалуйста. А через недельку я сама подрулю, так что ко мне сюда лететь не надо…

Никифоров разделался с самым главным монстром и произнес, отвернувшись от монитора:

— У меня что, проблемы с речью? Я больше не собираюсь жить под одной крышей с твоим преподобным папашей.

— Ты… — помолчав, произнесла Татьяна, — ты хочешь сказать, что мы переезжаем?

— Только я, — отчеканил Сергей. — Мне нужно пожить отдельно. Я должен обо всем подумать.

Закончив этот тягостный разговор, он было вернулся к игре, но тут в его кабинете появилась старая знакомая.

— Нина?! — ахнул Никифоров.

— Я думала, ты меня опять не узнаешь, — улыбнулась та.

— Как же. Тебя, пожалуй, забудешь! — Сергей обнял ее. — Ну рассказывай. Как ты? Где устроилась? Слушай, может, тебе помощь нужна?

— Сколько можно? И так все время мне помогал, — откликнулась Нина. — Нет, теперь уж я сама.

— А помнишь, давным-давно ты назвала меня ангелом-хранителем? Или у меня крылышки с тех пор истрепались? Я серьезно: если нет крыши над головой… милости просим, как в старые добрые. Правда, мы с Мишкой сейчас в другой квартире живем, но там тебе даже больше понравится.

— А я и так живу в твоей квартире, только в старой. Теперь ее Таня Разбежкина снимает, — поведала Перепелкина. — Скоро перееду — комнату снимать буду. А работа уже есть: Таня взяла к себе секретарем. Так что, как видишь — у меня все в порядке. Ну а как ты? Как Мишка?

— Когда узнаешь — просто умрешь! Грех жаловаться, Мишка — молодец: учится на психолога, очень даже успешно, а главное — ему нравится.

— С психами общаться? — удивленно спросила Нина.

— Он же не психиатром будет, а психологом. Я тебе по секрету скажу: это единственный бизнес, в котором клиент всегда неправ.

— В каком смысле?

— Да в самом прямом: психолог всегда может доказать клиенту, что у того серьезные проблемы. И будет еще хуже, если не лечить, конечно… Так что работой Мишка будет обеспечен всегда. В нашей стране каждый второй — его потенциальный клиент.

— А на личном фронте у нашего ученого как?

— Мишка пока не думает о женщинах, — отмахнулся Сергей. — То есть думает, но как о пациентках. Он их изучает.

— А ты? Помогаешь брату пациенток изучать?

— Скорее, он мне помогает, — вздохнул Никифоров. — Знаешь, последние несколько лет я просто существовал, как растение. А потом вернулась Таня… — Он сделал паузу, собираясь с мыслями. — Хорошо, что ты приехала, а то мне и поговорить толком не с кем…

— А с Таней? — тихо спросила Нина, не сводя с него глаз.

— С Таней… пока сложно. Но я хочу… Мы с ней должны попробовать начать все сначала, понимаешь? Должны! *- твердо произнес Никифоров, выдерживая ее напряженный взгляд.

Вернувшись в офис после очередного похода с Жанной по магазинам, на сей раз ювелирным, Горин думал о том, что законное супружество — штука куда более дорогостоящая, чем он когда-либо мог предположить. Но эти мысли разом вылетели у него из головы, сменившись иными, несравнимо более тревожными, когда он заметил: в его отсутствие здесь кто-то побывал. Или это только кажется? Может, у него начинает развиваться паранойя? На всякий случай Горин проверил тайничок внутри макета — и замер. Нет, паранойя тут ни при чем…

— Похоже, слон, который сбежал из зоопарка, поселился в твоем кабинете, — заметила Жанна, войдя несколькими минутами позже: такого бардака у Вадима она еще никогда не наблюдала — все ящики были выдвинуты, кабинет производил впечатление помещения, в котором происходит тщательный обыск.

— Слонишка бежала, хвостиком махнула… — Горин нервно вытер платком взмокший лоб. — Кассета от диктофона пропала, представляешь?!

— Фу, напугал. А я уж думала, что-то серьезное. Да кому она нужна, твоя кассета? Завалилась куда-нибудь и лежит себе. Пойдем, а то опоздаем, — разумеется, Жанна не могла проникнуться подлинной серьезностью ситуации.

— Не видишь, я занят, — раздраженно бросил Вадим, продолжая судорожные поиски. — Надо ее найти. Это важно.

— Н-да? — протянула супруга, до которой начало доходить, что она снова столкнулась с неким секретом. — И что ж такого важного на этой кассете?

— Да… просто бардак не терплю. — Горину меньше всего хотелось, чтобы ее интерес к пропаже усилился, — Хотя, знаешь, ты, как всегда, права. Она просто куда-нибудь закатилась. Потом найду. Невелика беда!

— Ну, как первый рабочий день? Невроз уже заработала? — В конце дня к Тане зашла Нина, которая, удачно провернув аферу с кассетой и поговорив с Никифоровым, приступила к своим непосредственным обязанностям. Разбежкиной было интересно узнать, как Перепелкина чувствует себя в непривычной секретарской должности.

— Да уж, со всеми этими бумажками можно голову сломать, — вздохнула подруга.

— Хочешь, чаю принесу? — предложила Таня.

— Ну, щас. Это я должна тебе чаи таскать! Тебе, кстати, какой: черный или зеленый?

— Да брось, — рассмеялась Таня. — Нельзя так узко воспринимать свои обязанности. Вот когда буду с ног валиться, как ты сейчас, — тогда и принесешь. Нин, как мне тебя не хватало. Вот, казалось бы, столько знакомых, огромный коллектив, а настоящих друзей… Ты здесь единственная, кому я могу доверять по-настоящему. Аты говоришь, секретарша…

— Ну все, я сейчас расплачусь, — грубовато хмыкнула Нина.

— А знаешь что? — Танины глаза загорелись новой идеей. — Давай вместе с моим новосельем твое освобождение отметим? Устроим настоящий праздник. Позовем гостей — и как зададим пир на весь мир! Мама приготовит вкусненького, ты споешь что-нибудь…

— Что ты, я уже все песни забыла, — смутилась Перепелкина.

— Ничего, вспомнишь! — заверила ее Таня.

— А можно тогда мне парочку знакомых пригласить? — У Нины тоже возникли кое-какие мысли по поводу организации маленького торжества.

— Конечно, зови. Чем больше народу — тем веселее. Только… эти твои знакомые… Ты хорошо их знаешь?

— Еще бы! Они, кстати, у нас с тобой общие. Один очень хороший психолог, правда, начинающий. А другой — инженер-строитель, подающий большие надежды.

— Это не очень хорошая идея, — быстро возразила Таня, прекрасно поняв, о ком идет речь.

— Танечка, ну, пожалуйста, — умоляюще протянула Нина, — Не могу я быть неблагодарной свиньей. Мишка, Сергей — они столько для меня сделали. Если уж это и мой праздник, пусть они тоже будут.

— Ладно, — сдалась Разбежки на, — пусть приходят. Ну что с тобой сделаешь?!

Нина счастливо заулыбалась и побежала готовить обещанный чай. По дороге она снова прошмыгнула в пустой Горинский кабинет и, оценив, что хозяин уже успел хватиться пропажи, мстительно хмыкнула. Все равно ничего не докажет! Перепелкина положила кассету обратно в тайник — ну вот, теперь точно можно сказать, что нынешний день не прошел зря!

Олег Эдуардович Баринов с удовольствием поплавал в бассейне и явился в гостиную, где Туся тут же подала ему свежевыжатый сок.

— Как водичка? — поинтересовалась она.

— Как будто заново родился, — улыбнулся Баринов, но вдруг напрягся.

После утреннего разговора с женой он надеялся, что Яна теперь хотя бы дня два не появится — и будьте любезны, она снова тут как тут!

— В Испании, — услышал Олег ее оживленный голос, — конечно, дом поменьше, но тебе понравится. А вон там у меня бассейн. — Понятно, явилась, да еще и не одна! Интересно, кого приволокла?

Долго гадать не пришлось — Яна уже входила в гостиную, таща за собой какого-то смазливого парня, который делал вид, будто сопротивляется, но на самом деле покорно следовал за ней.

— Здрасте, — проговорил парень одновременно Баринову и Тусе.

— Прошу любить и жаловать: мой верный амиго, — возвестила Яна и представила «амиге» присутствующих: — Мой муж, а эта злыдня — наша домработница.

— Кто это? — брезгливо спросил Олег, кивая в сторону Димы, — Вернее, что это?

— Олежек, извини, мы тебя оставим на пять минуточек — переодеться. Димочка, мы наверх и обратно, а Туся пока приготовит ужин, — игнорируя и вопрос, и тон, которым он был задан, защебетала Яна. — Только ничего жирного. Я худею. Кстати, я привезла сногсшибательный купальник! Знаете, в этом сезоне последний писк — купальники в стиле…

— Может, не надо, а? — прервал ее Дима. — У меня это… плавок нет.

— Ну и что? — Яна ободряюще приобняла его. — Подумаешь, проблема. Это же не общественный пляж — поплаваем голышом. Дорогой, — обратилась она к Баринову, всем своим видом подчеркивая, что спрашивает исключительно ради приличия, а на самом деле его мнение ее ни капли не волнует, — И ты, надеюсь, не против?

— Это твой любовник? — сообразил Олег.

— А разве я вас еще не представила? — Яна картинно похлопала глазами. — Олег, раз уж мы с тобой разводимся и половина дома все равно моя, к чему эти экивоки?

— Зачем ты притащила его сюда? — продолжал Баринов, у которого один только вид Димы вызывал брезгливость, причем такую, от которой возникает непреодолимое желание завизжать, даже если ты мужчина, а не барышня-истеричка.

— Я взрослый человек и намерена жить так, как хочу. Так что, дорогой, мы с Димой теперь будем жить здесь, — внесла полную ясность в ситуацию жена.

— Может, лучше не надо? — усомнился Дима, опасаясь, что окажется в эпицентре грандиознейшей разборки, в сравнении с которой давешний скандал с Тамарой Кирилловной покажется милой беседой интеллигентных людей.

— Ой, не занудствуй, все нормально, — успокоила его Яна. — Кстати, если купаться безо всего, то и наверх идти незачем. Пошли сразу купаться!

Когда сладкая парочка, вдоволь наплававшись и нарезвившись в бассейне, снова появилась в гостиной, Туся, не удостоив их даже взглядом, накрывала обед — на одну персону. Яну это ничуть не смутило: она взяла кусок прямо из тарелки, откусила, протянула Диме. Тот, довольный, как кот, и с ничуть не менее наглой физиономией, принялся жевать. Яна снова протянула руку к тарелке.

— Не для тебя положено! — не выдержала Туся. — Ни стыда да, ни совести! На мужнины деньги наняла себе — стыдно сказать кого — да еще и в дом притащила!

— Ох, Олег — добрая душа. Другой бы с тобой давно уже расплевался, — вернула Яна комплимент, взяв очередной кусок, который, впрочем, придирчиво оглядев, положила обратно.

— Ты что лапаешь? Кто после тебя это есть будет? С такой в одном доме жить… — завелась Туся, для которой и разыгрывался весь спектакль.

— Дорогуша, — подняла брови Я на, — не нравится хозяйка? Убирайся. Другую прислугу наймем.

— Никуда она не уйдет, — вступился за Тусю Баринов, — но кое-кто уберется отсюда прямо сейчас. Сию минуту.

_ Ты гонишь из дома любимую жену? — крайне изумилась Яна.

— Ну почему же? Горячо любимая жена может остаться еще на некоторое время, — разрешил Олег. — А вот ее шелудивый… э-э-э… альфонс портит мне аппетит!

— Я уж думал, ты никогда не выйдешь, — сказал Тане Сергей, дожидавшийся ее у выхода из офиса.

— Что поделаешь,' большая должность — большие заботы, — улыбнулась она.

— Совсем вы себя не бережете, госпожа вице-президент. Хоть изредка давали бы себе небольшой отдых, — сокрушенно покачал головой Никифоров. — А меня Нина к тебе на новоселье пригласила. Ты не против? Боже мой, неужели там будет гусь с яблоками?! Я уже сейчас по запаху чувствую!

— Я Нинку задушу: все тайны разболтала. Ладно, я тебя тоже приглашаю. Заодно и освобождение Нины отпразднуем. Она просила, чтобы Миша тоже пришел.

— По-моему, нас уговаривать не придется.

— Адрес ты знаешь. Ну, до завтра?

— Подожди, — Сергей взял ее за руку. — Что у тебя с этим испанцем?

— Ты имеешь в виду Игоря Гонсалеса? Ничего. Мы связаны по бизнесу…

— Это не повод водить тебя по ресторанам, — вырвалось у Никифорова.

— Ты о чем? — жестко спросила Таня, освобождая руку.

— Я тебя больше никому не отдам, никому, — тихо произнес Сергей и добавил себе под нос, глядя, как Таня быстро и не оглядываясь удаляется от него: — Черт, опять сам все испортил!..

Татьяна Баринова только что прилетела в Москву и, сидя за рулем своей машины, по дороге из аэропорта позвонила Сергею.

— Ну что? Перебесился? — поинтересовалась она в ожидании, когда на светофоре загорится зеленый.

— Чего тебе? — буркнул Никифоров.

— Милый, кончай выпендриваться. Давай возвращайся домой, а? Прямо сейчас.

— Никуда я не собираюсь возвращаться. Послушай, я решил… Я все обдумал. Нам надо развестись.

Связь оборвалась. Татьяна была так потрясена, что не видела, как загорелся зеленый свет, и не слышала раздраженных сигналов стоявших позади нее машин. Она сидела, не двигаясь с места, и продолжала сжимать в руке умолкший мобильник.

В это время ее родители продолжали выяснять отношения на прежнем поле битвы — в гостиной бариновского дома.

— Нет, дорогой, так не пойдет, — говорила Яна, хищно улыбаясь. — Дом в Испании и так мой.

— Надо же, в твои годы — и такая девичья наивность. Ты хотя бы документы смотрела? — покачал головой Олег Эдуардович.

— А зачем? Дом был куплен для кого? Для меня. Кто его в божеский вид приводил? Я. Между прочим, новый дизайн кучу денег стоил. А знаешь, — озираясь с таким видом, будто впервые видит окружающую обстановку, продолжала Яна, — этот дом — тоже ничего… Я и тут все могу устроить очень даже миленько. Он же после развода мне достанется, да?

— Дорогая, — смущенно кашлянул Олег, — я бы с удовольствием отдал тебе и этот дом, и испанский, если бы они были мои! Но, вот закавыка, не хозяева мы здесь — квартиранты. Разве я могу себе позволить такую дорогую недвижимость?

— Как это? — Яна ожидала чего угодно, только не такого поворота событий.- A-а… кто же хозяин?

— Хозяйка, — уточнил Олег. — Гудкова Наталья Федоровна.

— Это еще кто?! Любовница твоя, что ли? — как ни напрягалась, вспомнить это имя Яна была не в силах.

— Гудкова Наталья Федоровна — скромная труженица, лучший повар Москвы и окрестностей, гроссмейстер пылесоса, чьи золотые руки вырастили и выкормили нашу с тобой — формально, формально — нашу с тобой дочь, — откровенно наслаждаясь замешательством Яны, Баринов кивнул в сторону Туей. — Вот она и есть настоящий владелец заводов, дворцов, пароходов. Так что…

— Ну, знаешь, — вскочила Яна, гневно сверкая глазами, — думаешь, нет других способов тебя к стенке прижать?

— Саму тебя надо к стенке поставить, — заметила истинная хозяйка дома.

Баринов не смог удержаться от сардонического хохота.

— Не хочешь мирно?! Ну что ж, пожалеешь, — прошипела Яна и вышла, пытаясь держать голову гордо поднятой, хотя и понимала, что в данный момент получила разом шах и мат. Что ж, к следующей партии придется готовиться со всей серьезностью!

— А вдруг она… — начала было Туся не без опаски.

— С ее-то мозгами? Ерунда, ничего она мне не сделает, — уверенно возразил Баринов. — Ну? Что еще тебе нужно? — недовольно проворчал он, услышав шаги за спиной.

— Господи, Танечка! — воскликнула Туся, бросаясь к возвратившейся из дальних странствий Татьяне.

Олег Эдуардович понял свою ошибку и тоже обнял дочь:

— Ну, удивила! Вот так, запросто, без всяких там звонков и телеграмм, взять — и заехать к отцу… Что-нибудь случилось? — обеспокоенно спросил он, заметив, что та просто сама не своя.

Татьяна безудержно разрыдалась.

— Ну что ты, зайка, — попытался Баринов как-то успокоить ее. — Ну подумаешь… Не помогли в этой лечебнице — поедем в другую. Есть ведь разные методики. Одни так лечат, другие этак… Да что, на этой клинике свет клином сошелся?… Да я всех светил Европы и Америки на уши поставлю. Будет у меня внук! Поняла?

Татьяна, продолжая всхлипывать, обреченно покачала головой.

— Да брось ты, Танюш, ну нет в мире ничего невозможного. Родишь, никуда не денешься, — продолжал отец.

— Нет, — она, наконец, справилась со своей истерикой настолько, что смогла говорить. — У меня не будет ребенка. Во всяком случае, от Сергея.

— Что-что? Не понял, — нахмурился Баринов.

— Папа, он больше не хочет со мной жить. Он сказал… он развестись хочет!..

Через пару часов, успокоившись, Баринова подошла к телефону и набрала номер, который знала наизусть.

— Здравствуйте, будьте добры Татьяну.

— А Татьяна здесь больше не живет, — сообщила Галя Рыбкина.

— Как? — растерялась Баринова. — Они что, уехали? А когда? Куда?

— Да вчера только переехали. На новую квартиру.

— А адрес? Адрес ее не могли бы сказать? Это Баринова Таня. Я только что из Испании вернулась… А я с кем разговариваю?

— Это Галина. Они теперь в квартире, которую Аня с Витей раньше снимали. Ну, которую им Сергей сдал.

— Спасибо. До свидания. Спасибо большое, — с нажимом повторила Баринова. Что ж, теперь, по крайней мере, понятно, как следует действовать дальше!

— Ну не знал, что ты такая копуша, — весело поторопил Анну Константин.

Они собирались к Тане на новоселье, и Анна что-то уж очень надолго застряла в ванной.

— Я уже почти готова! Пару минут еще, — отозвалась она.

— Страшно? — усмехнулся Устинов.

— А ты как думал? Иду как будто на казнь… Или нет, как будто на подвиг какой-нибудь героический.

— Так что, может, не ходить? — предложил Константин самое простое решение, но тут Анна вошла в комнату, красивая как никогда. — Ну нет! — с неподдельным восторгом воскликнул он. — Мы пойдем во что бы то ни стало: они должны тебя увидеть, вот такую! Хотя… Виктор, когда тебя увидит, разводиться не захочет.

— Он и так не хочет. Будет такой скандал, вот увидишь… Нет, правда — страшно.

— Так, может, и в самом деле не ходить?…

— В конце концов, — Анна твердо взглянула на него, — это же Таня нас пригласила, мы к ней идем, а не к Виктору! И вообще, я ничего плохого не делаю. Когда-нибудь надо ставить точку. Они там все соберутся — самое время.

— Анна Рыбкина уполномочена заявить, что она… — торжественно начал Устинов.

— «…больше не Рыбкина! — подхватила Анна, облегченно рассмеявшись.

На новоселье Разбежкиных съезжались гости. Двое из них, не сговариваясь, прибыли одновременно, вышли каждый из своей машины и в некотором недоумении уставились друг на друга: в руках у них оказались практически одинаковые букеты.

— Похоже, мы с вами на одной клумбе хулиганили, — первым опомнился Игорь Гонсалес. — И наказание будем отбывать в одной камере, а?

Сергей шутку не поддержал. Когда Игорь, пожав плечами, направился к подъезду, Никифоров еще раз оглядел свой букет, вытащил из него один-единственный цветок, остальное раздраженно швырнул на сиденье машины и только тогда пошел следом.

К квартире они подошли вместе, и Таня, открыв дверь, слегка удивилась:

— Привет! А вы разве знакомы?

— Мы перед подъездом случайно встретились, — объяснил Игорь, протягивая ей роскошный букет.

Цветок Сергея достался Нине.

— Спасибо, — улыбнулась Таня. — Если так дальше пойдет, квартира превратится в ботанический сад.

— Ну, не знаю, как насчет сада, но квартиру не узнать, — оглядевшись по сторонам, отметил Никифоров. — Похоже, стоило мне отсюда съехать, как в доме поселились феи.

— Игорь, — обратилась Туся к Гонсалесу, — помогите, пожалуйста, поставить букеты. У меня к вам есть предложение, от которого вы не сможете отказаться…

— Это он! Мама, это он! Пришел! — закричала Надя, указывая на Сергея.

— Это моя дочь Надя, — представила ее Таня.

— Очень приятно, — галантно поклонился Игорь. — Какая красавица! Просто мамина копия!

— Мам, это он рисует Колобка, он! — Девочка не замечала никого, кроме Сергея. Ухватив его за руку, она повела Никифорова за собой, похоже твердо решив полностью завладеть его вниманием: — Пойдём, я тебе игрушки покажу! Все-превсе!

Анна и Константин вполне осознали, что остаться сегодня дома и не ходить на новоселье было не самой плохой мыслью. Окончательно это стало ясно, когда Виктор при одном только взгляде на жену пришел в настоящую ярость. Никакие приличия для него уже не существовали, ну а о том, что такое элементарный такт, Рыбкин вообще имел весьма смутное представление.

Я не позволю своей жене таскаться в приличные дома с любовниками. Совсем оборзели! наступая на Анну и Устинова начал он возмущаться.

— Bитя, — Анна попыталась как-то его урезонить, — ты не у себя дома, не устраивай тут…

А какой мужик будет такое терпеть?! Кажется, Рыбкин был очень доволен возможностью закатить публичный скандал, Какого черта ты его сюда привела? Кто-то здесь, как грится… как говорится, третий лишний. Или я, или он, Давай, учитель, крути педали, пока не дали! — Ом поднес к лицу Константина сжатый кулак.

Знаешь, мамочка, — Катя немедленно встала на сторону папаши, — ты, конечно, можешь спать с кем угодно. Но не надо издеваться над папой,

— Катя, успокойся, — не громко произнес Устинов. — И не груби матери. Я понимаю, к тебе говорит обида за отца, но…

— Не твой собачье дело, кто в ней говорит. С таким козлом, как ты, надо только на языке жестов разговаривать! — зарычал Виктор, всем своим видом показывая, что без драки нынче не обойдется.

— Витя, пожалуйста, не надо, — Анну уже трясло. — Ты все равно ничего не изменишь, так хотя бы лицо человеческое не теряй!

— А это и есть его лицо, — заметил Устинов, надвигаясь на Рыбкина. — Слушай, ты, пирожок без ничего, она тебе бывший жена! Понял? Бывшая!

Чего ты сказал?! заорал Виктор, хватая Константина за грудки. — Гебе, может, паспорт показать? Бывшей она станет, если я ей развод дам!

— Вы, двое, вам действительно лучше уйти, — с плохо сдерживаемым торжеством влезла Катя, обращаясь к матери и Устинову.

— Ладно, Костя, давай уйдем, — вздохнула Анна. — Ты же видишь — он пьян…

Миша с Ниной, сидевшие в комнате, не могли не услышать доносившихся из кухни криков и ругани.

— Как говорили древние, «льва узнают по когтю, — заметил Михаил. — А Витьку Рыбкина — по базару.

— Ой, там такая история! — Нина уже была в курсе происходящего. — Жена у него — ну, в общем, ушла из дома. А сегодня вот, явилась сюда со своим новым — красивая такая, счастливая… А он…

— Ну понятно. Повод для скандала — лучше не придумаешь. Виктор, конечно, не упустит… Вообще-то, я Анну немножко знаю. Как-то она не вписывается в семейку эту, Рыбкиных. Конечно, она чего-нибудь получше заслуживает, чем такой муженек. Но его состояние можно понять.

— Да ладно тебе, — сердито проговорила Нина. — Вы, мужчины, всегда друг дружке оправдание найдете! Это у вас называется мужская солидарность! Слушай, психолог, по-моему, пора отсюда сваливать. Пока тут дело не дошло до драки.

— Драка — это фигня, а вот если б ты знала, чем рискуешь, если уйдешь со мной… — многозначительно протянул Михаил. — Я, как профессионал, знаю страшную тайну всех женщин. Скажу только тебе, по большому секрету, — поманив ее к себе пальцем, он что-то прошептал Нине на ухо, заставив расхохотаться.

В этот момент в комнату вошла Катя. Судя по выражению ее лица, лицезрение Миши с Ниной в столь приватной обстановке радости ей не доставило.

— Сережа, пойдем! Ну пойдем! — Надя весь вечер не отходила от Сергея, требуя новых и новых рисунков, а он охотно и весело выполнял все ее желания.

— Никогда столько не рисовал! Благодаря одной маленькой девочке, может быть, художником стану, — улыбнулся он, снова взявшись за карандаш. — А ты знаешь, я раньше жил в этой квартире. Представляешь?

— А почему сейчас не живешь? — удивилась Надя.

— Потому что сейчас ты тут живешь, с мамой и бабушкой. А я живу в другом месте.

— А почему — в другом? — не отставала девочка.

— Понимаешь, если бы я и захотел, тут же места мало, — начал оправдываться Сергей.

— И ничего не мало! Можно раскладушку поставить! Или диван купить, — Надя быстро нашла выход из положения. — А у нас тетя Нина жила ночью. Было весело! А с тобой — еще веселее! Я попрошу маму, чтобы ты остался с нами жить. Она разрешит, она добрая..

Таня услышала последнюю фразу дочки и хмуро взглянула на Надю. Хотела что-то возразить, но девочка уже схватила ее за руку и потянула в их с Никифоровым компанию:

— Мамочка, давайте все вместе поиграем! — Она схватила игрушечного зайчика и принялась водить его туда-сюда по дивану: — Пошел бедный кролик в темный лес, в самую глухую чащу. А навстречу ему — серый волк. — На, — бросила она Сергею обезьянку, — это будет серый волк.

— Не очень-то она похожа на серого волка, — усомнился тот.

— Это же артисты! — объяснила девочка.

— Ну, извини, — согласился Сергей с железной детской логикой, — Конечно! Бедный кролик, я тебя съем, — направив обезьянку на зайчика, начал было он, но потом повернулся к Тане и произнес: — Что-то я не помню этой сказки.

— Она с двух лет сама сказки сочиняет.

— Мама, расскажи, как ты была маленькой! — придумала Надя новое развлечение.

— Поздно уже. Спать пора, — попыталась отговориться Таня, но малышка настаивала:

— Ну, мамочка!..

— Ну, мамочка, расскажи. Нам интересно, — в тон ей принялся просить Сергей. — Ну? Как ты была маленькой?

— Сговорились! — засмеялась Таня, — Ладно, расскажу…

Она собралась встать, чтобы открыть дверь на еще один звонок, но Вера Кирилловна крикнула из прихожей:

— Я открою.

— Мам, ну давай, рассказывай, — требовала Надя.

Однако Таня не успела начать увлекательное повествование. В комнату стремительно вошла Баринова.

— Какая идиллия! — с ненавистью проговорила она, в упор глядя на Сергея.

— Мам, а чего она сердитая такая? — удивленно спросила Надя

— Надюшка, пойдем чайку попьем, — Таня попыталась увести дочь. — Я тебе вкусный тортик дам.

— Не хочу тортик. Ты еще историю не рассказала. Сережа тоже хочет послушать, правда?

— Сережа хочет послушать историю! — в бешенстве воскликнула Баринова. — Как трогательно! Значит, пока жена в Испании, у тебя тут уже свои истории? Давайте, рассказывайте, мне тоже очень интересно.

— Мам, почему тетя ругается? Она же была хорошая, мне куклу подарила, — растерялась Надя, не в силах понять причину такой метаморфозы.

— Совсем забыла — у нас же есть мороженое. Пойдем скорее, — Тане все-таки удалось уговорить девочку оставить супругов наедине.

— Тань, не устраивай скандал в чужом доме, — попросил Сергей жену. — Да еще при ребенке. Прошу тебя.

— Хорошо, — согласилась та. — Поехали домой, там и поговорим.

— Я не поеду к вам домой. И твою квартиру тоже освобожу через пару дней. Завтра же начинаю другую искать. А сейчас ты уйдешь, а я останусь. Мне с Таней нужно поговорить.

— И о чем ты собираешься с ней говорить?!

— Это касается только нас — меня и ее.

— Нас? А мы… — Баринова чуть ли не до крови прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

— Давай без истерик. Все равно уже ничего не изменить.

Баринова развернулась и, не сказав больше ни слова, ушла.

— Послушай, я должен… — немедленно кинулся Никифоров к Тане.

— Все, что ты должен, — жену поскорее догнать, — отрезала та.

— Таня, ну почему ты не хочешь со мной говорить? Я же вижу, что ты… что я тебе небезразличен! — в отчаянии произнес он.

— Это ты из чего такие выводы делаешь?! Из того, что я при тебе сказки Наде рассказываю?

— Не знал, что ты умеешь так… жестко. Где ты этому научилась?

— Меньше знаешь — крепче спишь!

— Можно мне приходить сюда — хоть изредка? С Надей поиграть. Понимаешь, первый раз в жизни мне интересно возиться с маленьким ребенком. Твоя дочка лучше всех меня понимает, — Сергей почти умолял.

— Детей полюбил — так у тебя жена есть, — категорично заявила Таня. — Своих нарожайте и нянькайтесь. Чего ж ты к чужим в гости набиваешься?!

— Все, больше не могу. В меня уже ни крошки не влезет, — простонал Миша, сидя на кухне: они с Катей помогли Вере разобраться с посудой, а заодно еще немножко перекусили.

— Да-а, — протянула Катя. — В модели бы тебя не взяли с таким-то аппетитом.

— А сама-то! — не остался в долгу Михаил, — Два кусища торта сглотнула — и гладом не моргнула!

— Баринова пришла, — мрачно сообщила Вера Кирилловна.

— Ну, просто какой-то вечер семейных разборок, — проворчал Миша. — Все, я умываю руки и уношу ноги.

— И мне пора, — поднялась Катя. — Пойду я, баб Вера, спасибо.

— Миш, ты бы Катю проводил, — сказала Вера Кирилловна, — Поздно уже, мало ли что.

— Ой, зачем, что я, сама не доеду?

— Катенька, я буду волноваться.

— Вот именно, — согласился Михаил. — Такая красотка — и без охраны. По темным улицам ночного мегаполиса. И потом, Вера Кирилловна просит. А ей волноваться вредно.

— Если вы заметили, я за весь вечер ни капли не выпила. Это о чем говорит? — спросила Катя.

— Что ты завязала и зашилась, — немедленно предположил Миша.

. — Другие версии?

— Неужели ты за рулем? Прекрасно! Провожу тебя на твоей машине. Приятно иметь дело с нашими продвинутыми современницами. Вот раньше: тащись через весь город на своих двоих. Или попутную карету лови… А теперь — милое дело! За такими барышнями ухаживать — одно удовольствие. Ну ладно, мы пойдем, Вера Кирилловна!

— Ну вот, — продолжал он улыбаться, когда они с Катей вышли из машины и остановились у подъезда. — Доставил без приключений. Заодно на хорошей машине прокатился. Оказывается, работа телохранителя — очень даже приятна.

— Ну ладно, боди гард, пока. А то поздно уже, а у нас тут райончик неспокойный.

— Да брось ты! Я такой незаметный и шустрый — в любую щель прошмыгну. И потом, знаешь анекдот про неуловимого Джо? Никто его ни разу не поймал — а почему? А потому, что он и на фиг никому не нужен. Ну что с меня взять? — Дождавшись, когда Катя зашла в подъезд, поднялась на свой этаж и в ее окнах зажегся свет, он, насвистывая, отправился прочь.

Но тут две темные тени преградили Мише дорогу:

— Слышь, парень, закурить не найдется?…

Таня стояла у окна в своей — теперь уже своей! — квартире и пыталась успокоиться.

— Ну пойдем в комнату, — уговаривала Надю Вера Кирилловна. — Видишь, мама расстроена, хочет немного одна побыть.

— Почему она моего Сережу обижает? Он мой друг, — допытывалась девочка.

— Ну чем же она его обижает? Они просто разговаривали, — принялась убеждать ее Вера.

— Нет, не просто, не просто! — упрямо замотала головой малышка. — Он грустный был. И она сказала, чтобы он со мной не играл, я слышала! А ему со мной интересно играть, он сам сказал.

— Ну что ты говоришь такое? — повернулась к дочери Таня. — Конечно, пусть играет. Только, понимаешь, у него есть своя семья. Вот я и хотела, чтобы он с ними тоже играл, не только с тобой.

— Нет, ты не так сказала! Ты его прогнала. А он хороший. Он ничего плохого не сделал. Я его люблю, а ты — не любишь! — бросила Надя напоследок и только после этого позволила бабушке себя увести.

— Я его тоже люблю. Очень, — прошептала Таня одними губами, оставшись одна и снова повернувшись к темному окну.

Сергей вернулся домой и первым делом, швырнув вещи на стул, направился к бару. Ему просто необходимо было выпить. А еще лучше — напиться.

— Мишка! — позвал он, желая излить брату все, что наболело на душе.

Ответа не последовало. Пришлось пить в одиночестве, однако почти сразу ожил мобильный телефон, на котором высветилось имя брата.

— Нуты даешь! — возмутился Сергей. — Где тебя носит? Второй час ночи…

— Скажите, хозяин этого телефона — кем он вам приходится? — услышал он совсем не тот голос, который ожидал. — Алло, вы меня слышите?

— Да-да, — отозвался Сергей, чувствуя, как тревога ледяными когтями впивается в сердце, не давая дышать, — Это брат мой… Что случилось?

— Вы не волнуйтесь, он жив.

— Что?! — закричал Сергей. — Где он?

— Я — врач «скорой помощи». Ваш брат — в институте Склифосовского. Избили его на улице. Но вы не волнуйтесь, он жив, — повторил звонивший. — Сейчас ему оказывают помощь.

— Я еду, — уже на бегу бросил в трубку Сергей.

3

Сидя возле постели брата, Сергей Никифоров все еще не мог окончательно прийти в себя и поверить, что видит Мишку живым. Это было почти так же, как несколько лет назад, когда Михаил пытался покончить с собой. Тогда Сергею тоже казалось, что он очутился в кошмарном сне…

— Миш, можешь говорить? — тихо спросил он.

Ничего… Нормально… — Брат изо всех сил старался ободрить его, но у Миши это плохо получалось.

— Ты из них кого-нибудь в лицо запомнил?

— Их двое было. Лиц не разглядел…

— Совсем? — настойчиво продолжал Сергей. — Может, деталь какая-нибудь в глаза бросилась.

— Да нет. Ничего такого. Они обычные какие-то… Бесцветные…

— Сволочи. Если б я там был… — Сергей сжал кулаки.

— Вряд ли ты бы справился. Похоже, они профессионалы.

— С чего ты взял, что профессионалы?

— Так ведь результат налицо. Вернее — на лице. Ой…

— Значит… значит, их кто-то попросил. Вернее, нанял, — предположил Сергей, едва ли представляя себе, насколько близок к истине.

— Н-не знаю, — поморщившись от боли, проговорил брат. — Не исключено, конечно. Они, между прочим, — вспомнил он весьма немаловажную деталь, — просили передать привет брату…

Татьяна Баринова, рыдая, ворвалась в гостиную отцовского дома, швырнула сумку через всю комнату и закрыла лицо руками.

— Ну что на этот раз? Кто сегодня нашего малыша обидел? — с тревогой спросил Олег Эдуардович. — Да что случилось, а? Ну скажи хоть что-нибудь.

Дочь только покачала головой, продолжая давиться слезами. Потом вскочила и выбежала из комнаты.

— Надо было ему самому морду начистить! — с яростью произнес Баринов.

— Я не смогу без него жить. Просто не смогу — и все, — вернувшись, сказала Татьяна.

— Никуда твой Сергей от тебя не денется, — проговорил отец, взяв ее за плечо и глядя прямо в глаза. — Слышишь меня? Успокойся, девочка! Жить захочет — прибежит…

— Что? — спросила Татьяна. — Объясни, пожалуйста, что ты только что сказал.

— Вчера, — спокойно сказал отец, усаживаясь в кресло напротив дочери, — твоему Сергею слегка намекнули, что его поведение вредит здоровью его близких. Теперь он задумается…

— Папа, что ты сделал? — с ужасом глядя на него, прошептала Татьяна. — Не молчи. Что ты сделал? Что ты такое сделал?!

— Только то, что в голову пришло! Двое энергичных ребят немного потолковали с его братцем. Так, случайно, на улице. Ну, может, и погорячились. Не сильно. Только чтобы стало понятно, что твой муж должен вести себя по отношению к тебе…

— Зачем ты лезешь в мою жизнь?! — возмущенно закричала дочь. — Зачем ты все портишь? Господи, какой кошмар… Видеть тебя не могу!

— Нин, Сергей не появлялся? — спросила Таня, заходя в приемную.

— Нет еще, — пожала плечами Перепелкина, внимательно на нее глядя.

— Вот что, — посмотрев на часы, велела Таня, — позвони-ка ему, пожалуйста. Выясни, собирается он вообще сегодня работать? Время уже к обеду, а его до сих пор где-то черти носят! И если он все же вспомнит о своих прямых обязанностях, то пускай едет не в офис, а сразу на объект,

— Хорошо, конечно, — Перепелкина набрала номер Никифорова, — Привет, Сереж, это Нина. Как дела? У тебя все в порядке?

— Не очень, — отозвался тот.

— А что такое? Про тебя, между прочим, Татьяна спрашивала. Просила передать, чтобы ты в офис не заезжал, а ехал сразу на объект. И вообще, она не в восторге от того, что ты опаздываешь на работу.

— Мишу избили. Вчера вечером, — сдавленным голосом сообщил Сергей.

— Да ты что! — испуганно ахнула Нина. — Сильно?

— Да уж, не поскупились… Только что из больницы его привез. Под расписку забрал, хотя, по уму, надо было бы еще там полежать, понаблюдаться. Да он одно заладил: домой хочу, ненавижу больницы!

— Как же это? — Нина никак не могла прийти в себя после таких новостей. — В вашем районе?

— Он вчера Катю пошел провожать. Ну, проводил. А потом на него напали.

— Господи! Какой ужас…

— Да нет, ничего. Уже, слава Богу, понятно, что отделался синяками, руки-ноги, ребра целы. Но все равно, оставлять его одного не хотелось бы.

— Слушай, Сереж, я могу посидеть с ним, пока ты съездишь на объект, — предложила Нина. — Я сейчас с Таней поговорю, она меня отпустит. Купить что-нибудь по дороге? Я минут через сорок буду!

Катя выходила из кафе, на ходу разговаривая по мобильному телефону. Она только что узнала о случившемся с Мишей несчастье и была в не меньшем шоке, чем Нина.

— А сейчас как? — встревоженно расспрашивала девушка. — Да… Я приеду, как смогу. Да ну, о чем ты, какие планы? Постараюсь… Пока…

— Кать, постой! — Виктор, выскочив вслед за дочерью из кафе, остановил ее за секунду до того, как девушка села в машину. — Куда это ты?

— С другом несчастье, надо помочь, — сообщила она.

— Что-то серьезное? — озаботился Виктор.

— По его словам, могло быть хуже… Но я сама должна все увидеть, тогда и пойму.

— А как же новый бармен придет, сама назначила… — растерянно напомнил отец. — И повару, между прочим, тоже. Ты ж хотела на них посмотреть. Но, конечно, если тебе так надо, поезжай. Сам с ними потолкую, не первый год в этом бизнесе!

— Ладно, дождусь, — вздохнула Катя, представив себе, каких дров способен наломать этот «опытный бизнесмен» в ее отсутствие.

— Тебе точно ничего не надо? — в тысячный, наверное, раз спрашивал Сергей у Миши, устроив его как можно удобнее дома в постели. — Есть не хочешь? О, — воскликнул он, услышав звонок в дверь, — скорая помощь прибыла!

— Ну, что еще удумал? — Нина стремительно вошла в комнату и с тревогой уставилась на Михаила. — Я тебе болеть не дам. Живо на ноги поставлю. Сильно болит? В этом деле главное — силы в организме восстановить. Сейчас кормить тебя буду.

— Нет, ну что за напасть? — засмеялся Миша и тут же охнул от боли. — То один, то другая… Нин, зачем тебя-то побеспокоили? Рожденный ползать уже может ползать!

— И правда, Нин, — улыбнулся Сергей, ободренный тем, что у брата проснулось чувство юмора, — видишь, больной наш, оказывается, почти в порядке. Поехали обратно на работу.

— Ой, — закатывая глаза, простонал Миша, как мне резко и сильно поплохело…

— Я все-таки останусь, — вздохнула Нина. — А то над кем же он тут в одиночку смеяться будет? Так, больной, у вас строгий постельный режим. Душевное состояние у вас в порядке, значит, займемся обедом!

Стоя перед дверью подъезда своего прежнего дома, Сергей поднес руку к домофону, но позвонить решился не сразу. Когда же, наконец, он нажал на нужные кнопки, ему никто не ответил. Повторив попытку и убедившись, что дома никого нет, раздосадованный Никифоров уже собрался уходить, как вдруг к подъезду подошли Вера Кирилловна и Надя.

-, Сережа! — радостно закричала девочка, бросаясь к нему. — А мы у бабушки Томы были! Я там рисовала, но без тебя — прямо все из рук валится: карандаши, точилка… С тобой рисовать лучше!

— Ты — умница, — улыбнулся Никифоров. — У тебя обязательно получится. Ты научишься отлично рисовать!

— Вы к нам? — настороженно спросила Вера Кирилловна, которой, в отличие от внучки, эта встреча никакой радости не доставила.

— Я тут… был неподалеку, — забормотал Сергей. — На объекте… вот, решил зайти…

— Чего на улице стоять? — идеально копируя взрослые интонации, сказала Надя. — Пошли мультики смотреть!

— Надюша, — вмешалась Вера Кирилловна, — не надо приставать к дяде Сереже. У него много работы, ему некогда.

— Я бы с удовольствием посмотрел один мультик, — возразил Никифоров. — Да и чаю бы с вами попил… если не возражаете. У меня вот и пирожные случайно оказались… Тут в вашей булочной на углу — такой выбор! Не мог удержаться!

— Вот видишь, ба, идем! — Надины глаза засияли. — Я хочу с дядей Сережей чай пить!

— Мы сегодня гостей не ждали, не прибрано у нас, — начала было Вера, не представляя себе, как выйти из щекотливого положения.

— Мы немножечко — только порисуем, совсем немножечко, — принялась умолять внучка. — Я даже мультики смотреть не буду. И кашу съем! — согласилась она на жертву. — Я даже игрушки соберу! — Надя прекрасно знала, что против такого аргумента бабушка ни за что не сможет устоять. — Будет порядок, как ты любишь!

— Ну хорошо, — сдалась Вера. — Что с вами делать, художники!

Добившись своего, Надя немедленно потребовала от Никифорова новых рисунков, но он предложил кое-что поинтереснее и вскоре уже что-то вырезал из бумаги под завороженным Надиным взглядом.

— Смотри внимательно. Тут важно все делать по порядку. Сейчас будем склеивать. Видишь? Скоро сама так научишься…

— Ага… — кивнула девочка, следя за каждым его движением так, словно рядом с ней сидел настоящий волшебник, а не мужчина, увлеченно вырезающий детали для бумажного домика.

— Вот и крыша готова. Сейчас сделаем крыльцо — и будем собирать нашу избушку!

Через некоторое время дом был полностью готов.

— Ну как тебе? Нравится? — донельзя гордый плодами своего строительного гения, спросил Сергей.

— Как настоящий, — выдохнула Надя.

Сергей просиял от ее похвалы, но тут же улыбка начала сползать с его лица: на пороге комнаты стояла Таня.

— Мама, смотри! — заметив ее, закричала девочка. — Мы дом построили!

— Да, дом хороший, — медленно произнесла Таня, сверля Сергея взглядом.

— Нет, ты посмотри как следует, — настаивала Надюшка, — Мы теперь будем все вместе в этом доме жить!

— подхватил Никифоров.

— Ой, стихи получились! — воскликнула Надя, которую восхищало буквально все, что исходило от ее друга.

— В бумажном доме нельзя жить, — сказала Таня, обращаясь к дочке, но было ясно, что ее слова предназначаются Сергею.

— Ну, мама, ну, ты что? Тебе не нравится? — обиделась девочка, поняв, что мать не готова разделить ее восторги.

— Мне очень нравится, — тоном, никак не соответствующим содержанию сказанного, отозвалась Таня. — Но нам нужно поговорить с дядей Сережей. Пойдем на кухню, — потребовала она от Никифорова.

— Я с вами, — тут же заявила Надя.

— А сама, наверное, обещала бабушке убрать игрушки и кашу съесть. Ведь обещала? — повернулась к ней Таня.

— Да, — вздохнула малышка, опечаленная маминой догадливостью.

— Вот и держи свое слово. А у нас с дядей Сережей важный разговор.

— Да не сердись ты, — говорил Тане Никифоров, когда они остались одни. — Ничего особенного: мы всего лишь немного поиграли. Что ты из этого такую проблему делаешь? Ребенка расстроила…

— Ты бы лучше уделял больше внимания своей семье, а не лез в чужую, — резко посоветовала ему Разбежкина. — Тебе развлечься нечем?

— Таня…

— Что ты пытаешься склеить?! — продолжала она.

— Да ничего… я уже давно не пытаюсь ничего склеить. Просто вместе с Надюшкой мне легко и хорошо. Может, я цепляюсь за возможность побыть самим собой…

— То есть, — подвела итог Таня, глядя на него с откровенной неприязнью, — за счет моего ребенка ты хочешь решить свои психологические проблемы? А нельзя раскрепощаться как-то по-другому?

— Да почему «за счет ребенка»? Мне показалось, ей тоже было интересно…

— Да, ей было интересно. Но ты никогда не слышал, что дети привязываются к людям, с которыми им хорошо и интересно?

— И что в этом плохого?

— Хватит играть дурачка! Я не хочу, чтобы она привязалась к тебе, а потом начала страдать от твоего отсутствия. Что я потом с ней делать буду?

— Когда — потом?

— Когда ты не сможешь являться по первому ее требованию!

— А почему не смогу? Чего ты меня сразу списываешь? Я готов с ней дружить…

— Я не готова. С тобой. Ясно?

— Ясно, — мрачно произнес он.

— Надя, — продолжала Таня, — очень чуткий ребенок. Я не хочу ее травмировать. Ты сам этого не понимаешь?

— Но мне казалось, что… чем больше вокруг ребенка людей, которые к нему хорошо относятся, тем ему лучше. Я по себе знаю… Мне в детстве очень отца не хватало, — признался Сергей.

— Не надо пытаться ей никого заменять. У нас и без тебя все в порядке, — стояла на своем Таня.

— Ей тоже нравится играть со мной, — он пошел по второму кругу.

— Я не хочу ничего слушать, — прекратила Таня бесполезный спор. — Я требую: не приходи сюда больше. Тем более в мое отсутствие. Давай не будем портить наших деловых отношений.

— Я понял, — обреченно кивнул Сергей. — Не провожай, я еще не забыл, где в этой квартире дверь.

Он ушел, а Таня тяжело опустилась на стул и положила голову на руки. Услышав шаги матери, устало посмотрела на Веру Кирилловну и произнесла:

— Я все-таки думала, что ты — мой тыл, а не фронт.

— Танька, да я всегда за тебя… — вскинулась Вера.

— И поэтому Сергей оказался здесь? Я от тебя такого не ожидала. Как это получилось?

— Он у подъезда стоял… — Вера не могла смотреть на дочь, чувствуя свою вину за случившееся. — Не звонить же тебе — спрашивать… при нем, при Наденьке. И потом, ты бы видела, как она просила…

— Мам, она — ребенок. А если б она попросила тебя… ну, не знаю, какого-нибудь случайного прохожего в дом пригласить, потому что он ей понравился?

— Таня, перестань, — обиженно проговорила Вера, которой надоело выслушивать несправедливый выговор. — Я, слава Богу, пока еще в своем уме. Сергей — не первый попавшийся прохожий. И ты лучше всех знаешь, почему ему хочется приходить сюда. А Надюшка-то так и тянется к нему. Ни с кем так не играет. Прямо светится вся, когда он с ней рисует или клеит из бумаги. Ерунда вроде, а она…

— Я сама буду с ней рисовать и клеить, — отрезала дочь. — Не надо мне никого.

— Да, конечно. Все бросишь — и будешь сидеть с ней, в игрушки играть!

— Я все свободное время с ней провожу! — возразила Таня.

— А оно у тебя вообще-то бывает? Утром ушла ни свет ни заря, вечером с работы вернулась без сил… А ей нужно чувствовать энергию твою, хорошее настроение. Тебе эти домики клеить должно быть в радость, как и ей, — справедливо заметила Вера Кирилловна.

— Радость, мама, — это не про меня, — вздохнула Таня.

— Не сердись на меня, дочь, — примирительно проговорила Вера Кирилловна. — Если не я, то кто же твой тыл? Ты, маленькая, такая хохотушка была. Значит, природа твоя такая — радостная. И никуда это не исчезает. Не наговаривай на себя. Просто… Жизнь у тебя неспокойная…

— Мама, я не могу быть спокойной, когда вижу, как Сергей играет с Надей, как она обнимает его. Это может плохо кончиться для нас всех. А ты мне голову морочишь: Сережа внимательный, Сережа с Надей хорошо играет. А то я сама не знаю, какой он, Сережа!

— Танька, Танька… Себя-то не обманывай.

— Вот и не надо, чтобы все мы тут обманывались. Сережа пришел, Сережа поиграл. А дальше — что? У него, что ли, времени много, чтобы с чужими детьми играть?

— Не с чужими, — вырвалось у Веры.

— Чего ты добиваешься? — закричала дочь. — Чтобы я психопаткой стала?! Я прошу тебя, чтобы больше такого не повторялось. Я не хочу, чтобы Надя привыкала к Сергею. Лучше пусть сразу, сейчас, переболеет этой случайной привязанностью и забудет, чем потом… неизвестно что… Ну, ты за кого, мам? За Луну или за Солнце? А может, за пузатого японца?

Вместо ответа, Вера Кирилловна подошла к дочери и обняла ее.

— Таня, давай поговорим, — Баринов подошел к Татьяне, сидевшей с пустым взглядом и не замечавшей ничего вокруг. — Я хочу, чтобы ты меня поняла.

— Не хочу я такое понимать. И никогда не пойму, — отозвалась она.

— А ты все же встань на мое место, хоть на секунду, — настаивал Олег Эдуардович, — и попробуй понять: твой единственный ребенок мучается, а ты ничем не можешь ему помочь… да я убить его готов…

— Ну, спасибо тебе, помог, — ядовито прошипела дочь. — Только вот при чем здесь Миша?

— Это очень просто. Мишка — единственный человек, за которого твой Сергей переживает. На всех остальных ему, похоже, глубоко наплевать. А что я еще могу сделать? Ну что? Ты должна знать: мне нелегко было на такое пойти. Не мои методы… Но когда ты вот здесь сидела и плакала, видеть это для меня было просто невыносимо! Я только одного хочу — чтобы ты была счастлива!

— Странные у тебя способы счастья добиваться. Если Сережа узнает об этом, он же меня возненавидит! Понимаешь? Возненавидит на всю жизнь — и ничто тогда уже не поможет.

— Не бойся, — твердо проговорил Баринов, — Сергей ни о чем не узнает. Никто ни о чем не узнает. Обещаю тебе!

Татьяна никак не отреагировала на его слова. Немного помявшись, Баринов вышел, вновь оставив ее в одиночестве. Не замечая времени, Татьяна бездумно нажимала кнопки мобильного телефона. Сколько она так просидела? Наверное, несколько часов. За окном давно стемнело, но Татьяна не собиралась включать свет: внутри нее все равно оставалась бы все та же темнота и пустота. Все кончено, ничего уже нельзя ни вернуть, ни исправить…

Когда свет все-таки загорелся, она вздрогнула от неожиданности и зажмурилась.

— Ты чего в темноте-то сидишь? — проворчала Туся. — Нашла себе развлечение. В прятки, что ли, играешь сама с собой?

А я вот для тебя кое-что повеселее организовала. Поздних гостей принимаешь? Гляди, кого я привела, — она указала на стоящего чуть позади нее Сергея.

— Добрый вечер, — проговорил тот.

— Сережа? — Татьяна не верила своим глазам.

— Принести вам чего-нибудь? — предложила Туся. — Может, поесть хотите? Рагу сегодня. И еще шарлотка — на сладкое. От сладкого всегда настроение поднимается.

— Ой, правда, Сереж, — опомнилась Татьяна, — ты же любишь, как Туся рагу делает. Может быть, поужинаем? Я сама разогрею.

— Ну да, ты разогреешь, — отмахнулась домработница, — до угольков. Нам только пожара не хватало. Сама все сделаю и подам, — и она с достоинством удалилась.

— Таня, — начал Сергей, — я, наверное, во многом неправ. Прости, что я тебя мучаю, но…

— Я все поняла, Сережа, ты пришел поговорить о разводе. Конечно, я понимаю, что лучше все честно обсудить и решить… Умом — понимаю. А на самом деле ничего такого обсуждать не хочу. Я люблю тебя, Сережа. Люблю, как любила. Ни чуточки не меньше. Даже больше, если такое только возможно. Я не хочу говорить о разводе. Не хочу и не буду.

— Таня, да послушай же меня… Я пришел не за этим! — прервал ее Никифоров.

Баринова, больше не в силах сдерживать переполняющих ее чувств, обняла его, и Сергей ответил ей тем же. Татьяне показалось, что произошло настоящее чудо: минуту назад она была в полнейшем отчаянии, и вдруг все разом так изменилось! Они сидят с мужем рядом, разговаривают; и он, похоже, сменил гнев на милость…

— Ссоримся, ссоримся все время. Вроде все есть: дом, работа, никаких проблем. Может, это и плохо? — спросил Сергей.

— Тебе нужны проблемы? — не поняла Баринова, к чему он клонит.

— Не проблемы. Просто жить надо для чего-то…

— Понимаю, — поспешно отозвалась она. — Я живу для тебя.

— Нам с тобой нужен ребенок, — объявил Сергей. — В этом все дело, ты была совершенно права. Будет ребенок, будет о ком заботиться — и все изменится.

— Ты хочешь ребенка? Я сплю? Или тебя подменили?

— Очень хочу, — твердо произнес Никифоров.

— Значит, моя затея с клиникой в Испании была ненапрасной! Ты знаешь, там врачи — настоящие кудесники! Все так считают. Да я просто чувствую, что лечение помогло. Я уверена. Вот как рожу тебе двойню! У вас были двойни в роду?

— Что-то не припомню, — улыбнулся Сергей.

— У нас тоже не было. Но, говорят, после интенсивного лечения такое случается. Представляешь: сразу два малыша? Здорово, да? Или все-таки один? Ты кого хочешь — девочку или мальчика?

— Девочку! — ни на секунду не задумавшись, заказал Никифоров.

— Ну конечно, — засмеялась Татьяна, — кого же еще! Ты же у нас дамский угодник. Будешь доченьке угождать, баловать ее, подарки покупать. А как мы ее назовем?…

Но этот жизненно важный вопрос счастливые супруги обсудить не успели. Им помешало появление в гостиной Олега Эдуардовича.

— Ой, папа! Напугал, — вздрогнула Татьяна.

— А чего это вы такие пугливые? — проворчал отец, подозрительно глядя на Сергея.

— Па, ты ужинать будешь? — заторопилась Татьяна, беспокоясь, как бы мужчины не начали выяснять отношения в наименее подходящий для этого момент, — Туся рагу из баранины приготовила.

— А что это вдруг супруг твой объявился? — Баринов не давал сбить себя с толку. — Новости какие-то?

— Соскучился — вот и приехал, — как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Татьяна. — Ну правда, пап. И вообще мы помирились. У нас все будет хорошо, честное слово.

— Ну-ну, — хмыкнул Олег Эдуардович, забирая со стойки свежие газеты и направляясь к выходу.

— Пап, так ты ужинать будешь? — повторила Татьяна свой вопрос.

— Буду. У себя. Скажи Тусе, — не оглядываясь, произнес отец.

— Сережа, Сереженька, — Татьяна снова повернулась к мужу. — Ну так что мы будем пить? Вино, шампанское? Или сделать коктейли? А хочешь, я сама стол накрою — пусть Туся отдыхает? Зажжем свечи…

— Танюш, — мягко отстраняя ее, Никифоров поднялся. — Извини, мне надо ехать. Мишка… приболел. Надо покормить… и все такое. Я и так задержался.

— Ну так поедем вместе, — вызвалась она. — Я сейчас Тусе скажу, возьмем еды, соки, чего там еще ему нужно?

— Не надо, Тань. Куда ты поедешь на ночь глядя? Ужин у нас есть. Не суетись.

— Ну как же? Я помогу, я… И вообще, женское участие само по себе лечит, — растерялась Татьяна.

— Ему сейчас не до женского участия. Потом, Танюш, все потом.

— Хорошо, как скажешь, — грустно произнесла Баринова. — Но завтра мы увидимся?

— Завтра — конечно. Куда мы денемся, — вздохнул Никифоров.

Рано или поздно это все равно нужно было сделать… Анна, собравшись с духом, набрала номер квартиры Рыбкиных.

— Алло? — отозвался Виктор.

— Это я, — неуверенно начала Анна. — Вить, нам поговорить надо.

— Было бы о чем.

— Витя, пожалуйста… Ты только трубку не вешай. Мы можем поговорить по-человечески?

— Вела бы себя для начала по-человечески, тогда и разговор был бы… Чего надо-то?

— Встретиться. Мне нужен развод.

— Что, — саркастически хмыкнул Рыбкин, — без развода никак? Учитель не принимает? Конечно, он же сильно нравственный. Ладно, — решил он сменить гнев на милость, — приходи завтра в кафе. Я буду после двенадцати.

— Спасибо. Я приду, — пообещала Анна. — Виктор согласен поговорить о разводе, — сказала она вошедшему Устинову, кивая на телефон.

Таня мыла посуду, а Надя недовольно ковырялась в тарелке, не спеша заканчивать ужин.

— Все. Не хочу больше.

— Надюш, — принялась уговаривать мать, — чуть-чуть осталось. Надо доесть. Давай-ка я помогу. Знаешь, как говорят: посуда любит чистоту. И бабушка расстроится.

Таня вернулась к раковине, но тут раздался телефонный звонок.

— Ну вот, так я посуду не домою! Да-да, я слушаю, — она взяла трубку.

— Танечка, это Игорь.

— Здравствуйте, Игорь, — тепло улыбнулась Таня. — Хорошо, что вы позвонили.

— Я еще раз хотел сделать комплимент вашей красавице-дочери, — произнес Гонсалес. — И еще, знаете, какая у меня любимая картина? «Святая Инесса» Рибейры. Кстати, вы очень на нее похожи.

— На картину? — засмеялась Таня.

— На святую Инессу, которая на картине.

— А почему не на какую-нибудь рафаэлевскую Мадонну?

— Потому что у вас глаза именно как у святой Инессы.

— А этот художник… Рибер, вы говорите? Он итальянец?

— Рибейра, — поправил Игорь. — Испанец.

— Ах, испанец! Тогда понятно, почему я не Мадонна, а святая Инесса. Это в вас говорят испанские корни.

— Не знаю, не знаю. Я вообще люблю испанскую живопись. Итальянскую, кстати, тоже. А вы?

— Мама, пойдем, — принялась Надя теребить Таню, показывая на книжку.

— Сейчас, Надюша, — сказала та девочке и продолжила беседу с Гонсалесом: — А меня воспитывали на передвижниках и соцреализме. Правда-правда. Но итальянцев я тоже люблю.

— Ну, мама! — настойчиво повторила дочь, — Пойдем читать. Мама!

— Надя, ну что такое? Ты можешь подождать пять минут? Ты же видишь, я разговариваю. Извините. Тут дочка пришла.

— Ну и не надо. Ну и пожалуйста, — надулась Надя, усаживаясь на стульчик и раскрывая книжку, будто собралась читать сама.

— Извините. Дочке пора спать, а я обещала ей почитать на ночь, — огорченно произнесла Таня.

— Это вы меня извините, я вас заговорил. Еще одну секунду. Танечка, я хочу попросить вас о встрече.

— Какие-то вопросы по объединению?

— Можно и так сказать. Я приглашаю вас на свидание.

— Я не знаю, — обрадованно и в то же время смущенно проговорила Разбежкина. — Надо понять, что с работой. Я позвоню завтра.

— Буду ждать, — ответил Игорь и разъединился.

— Ну что, пойдем? — Таня повернулась к дочери. — Какую сказку читать будем? Надюшка, а ноги-то совсем ледяные. Давай-ка я тебя отнесу.

— Я сама, — вывернулась Надя.

— Ну, сама так сама. Побежали скорей под одеяло греться. И про Золушку читать.

— Мне бабушка почитает, — отрезала девочка, которой, главным образом, нужно было добиться, чтобы мать побыстрее прекратила разговор с неприятным дядей. Не угодившим Наде прежде всего тем, что он — не Сережа.

Миша чувствовал себя значительно лучше, и сегодня Сергей не очень переживал, оставляя его в одиночестве и собираясь в офис.

— Так. Вроде все взял. Тебе правда ничего принести не надо? — Да правда, правда, — отмахнулся брат. — Что я, совсем инвалид? Чаю себе не налью? Вали на свою работу.

— Считай, уже отвалил. Суп не игнорируй: разогрей и съешь обязательно, а то знаем мы вас — будешь сидеть на бутербродах.

— Сидеть на бутербродах — брр! — Михаила передернуло от такой перспективы. — Гадость какая: и жирно, и неудобно.

— И кто бы это мог быть? — спросил Сергей, услышав звонок и отправляясь открывать. — Да, Мишка, таблетки не забудь принять…

— Не беспокойся: и суп приму, и таблетки разогрею.

— Бывают же приятные сюрпризы! — Сергей вернулся в комнату вместе с Ниной. — Вот теперь я спокоен: с такой сиделкой не пропадешь. Нин, ты с работы, случаем, не уволилась?

— Так у меня начальница золотая — входит в положение, — пояснила Перепелкина. — А ты беги давай, а то опоздаешь, Горин разозлится.

— Бегу, бегу. Нинуль, суп в холодильнике, второе — на плите…

Лекарства на столике, — подхватил Миша, — брат убогий — в постели, за ним глаз да глаз, без тебя, благодетель, не разберутся…'.

Дождавшись, когда Сергей, наконец, захлопнет за собой входную дверь, он тут же поднялся и сказал Нине, отправляясь в ванную:

— Надо бы душ принять…

Не успел он включить воду, как снова раздался звонок.

— Нин! — крикнул Миша из ванной. — Вроде звонит кто-то.

— Слышу, сейчас посмотрю, — к немалому Нининому недовольству, это оказалась Катя Рыбкина, которая, переступив порог, тут же устремилась в комнату.

— Ну куда тебя несет? — заворчала Нина. — Хоть бы обувь сняла, я только полы помыла.

— Тебя куда ни пусти — всюду полы мыть начинаешь. Узкая у тебя специализация. Где Миша?

— В ванной Миша. Видишь, ему уже лучше, и он не один. Тебе-то от него чего надо? — Нина всем своим видом показывала, что Кате здесь делать нечего.

— Хочу проведать боевого товарища.

— «Боевой товарищ»! Помолчала бы. После этих твоих боев у него все бока в синяках. Спасибо, ребра целы. Ты чего сюда пришла?

— Говорю же, просто навестить. Что ты бесишься? Его… сильно побили? Может, помощь какая нужна?

— Никакая помощь ему не нужна. У нас и без тебя все в порядке.

— У вас? — прищурившись, уточнила Катя.

— У нас. У нас с Мишей все замечательно. Просто отлично! — повторила Перепелкина для особо непонятливых.

— Нин, — крикнул Миша из ванной, — гель для душа кончился. Возьми в коридоре на полке, просунь в дверь!

— Несу! — Нина бросила на Катю многозначительный взгляд — вот, мол, до какого интима мы дошли.

— Он скоро там? Хочу поговорить, — не унималась упрямая Рыбкина.

— Не о чем вам разговаривать. И вообще, держись от него подальше, — предупредила Нина.

— Это еще почему?

— Мало тебе, что все ребра парню пересчитали? Вон, чуть печень не отбили! Хочешь, чтоб убили совсем?! — завелась Перепелкина.

— А я-то туг при чем? — опешила Катя.

— А кто? Кого он провожал? Чьи спонсоры с охраной ездят; мои, что ли? Эти вот мордовороты его и уделали — ежу понятно.

— Какие мордовороты?

— Хахаля твоего охранники. Ой, а ты будто не знала?

— Ты что, правда думаешь, это из-за меня? — До Кати начала доходить причина Нининой неприязни.

— А из-за кого? У него в твоем районе ни друзей, ни врагов. Кому он нужен?

— Да мало ли отморозков? — пожала Катя плечами. — Алкаши, наркоманы всякие…

— Наркоманы не так бьют, — со знанием дела проговорила Нина. — Мишку профессионалы отделали. Уж я-то в таких вещах разбираюсь, не сомневайся.

— И откуда же такой опыт?

— Откуда надо, оттуда и опыт. Даже твоих мозгов должно хватить, чтобы сообразить: хотели б ограбить — телефон бы взяли, деньги. А у него все цело, кроме костей.

— У него что, переломы? — испугалась Катя.

— Да при чем здесь это. Я же говорю, что его не грабить планировали. В общем, давай иди отсюда. Поговорили — и хватит.

— А по какому праву ты меня гонишь? — возмутилась Катя- Я к Мише пришла, и ты здесь не хозяйка.

— Как пришла, так и ушла, — Нина практически силой выпихнула ее на лестницу, и вовремя: из ванной вышел Миша в купальном халате.

— Нин, ты с кем говорила? Кто приходил?

— Агитировали квартиру застраховать, — нашлась Нина, принимаясь вытирать ему голову полотенцем.

— Так долго агитировали? — усомнился он.

— Обедать будешь? — перевела Нина разговор на другую тему.

— А не рано?…

— Ну яблочко съешь. Ты ложись, ложись, я принесу, — засуетилась она.

— Балуешь ты меня, Нина.

— А кто тебя еще побалует?… — Нина, не удержавшись, погладила его по влажным волосам, — Ой, а таблетки-то! Таблетки мы не приняли…

— Ты со мной, как с младенцем, — смутился Миша, когда она попыталась положить таблетки ему в рот. — Столько сил и времени на меня тратишь, прямо неловко.

— Ты теперь полежи, ая — в магазин. Я мигом — туда и обратно.

Миша надолго задумался…

Когда Нина, нагруженная тяжелыми сумками с продуктами, вернулась обратно, то застала его сидящим на полу среди разложенных вокруг психологических анкет.

— Ты тут чем таким интересным занимаешься? — спросила она. — Бумажки какие-то разложил…

— Это анкеты. Видишь, сколько накопилось? А обработать все руки не доходили.

— А зачем они?

— Анкетирование, — улыбнулся Миша, продолжая свою работу, — это такой способ исследования личности. Собираешь данные, суммируешь, систематизируешь, делаешь выводы… А потом получается диплом.

— Так это тебе для учебы? Понятно. — Нина начала выкладывать покупки на стол. — И какой от всего этого прок?

— Ну как же. Можно моделировать поведение личности в разных обстоятельствах, можно предугадывать поведенческие реакции.

— Так все же личности — люди, и все разные. Как предугадаешь? Туг про себя ничего не поймешь, а уж про другого… — покачала головой Нина. — А когда личность с собой один на один? Поди разбери, что с ней происходит. Какие тут реакции? Умом одно понимаешь, а сердце другое подсказывает…

— Нина, — Миша принялся собирать анкеты, — я знаешь что… Я хотел тут с тобой обсудить… Есть одно важное дело. Ну, не дело — вопрос… Понимаешь… Даже не знаю, с чего начать.

— А что там твоя наука подсказывает? — подколола Перепелкина. — Начни сначала.

— Нина, ты очень хорошая. Ты даже сама не представляешь, какая ты хорошая. Ты добрая, умная, замечательная. Ты…

— Да ладно уж, — смутилась женщина. — Какая там замечательная. Самая обыкновенная.

— Нет, не обыкновенная. Ты красивая… Ты замечательный друг. Правда. Мы с Сережкой очень тебя любим. Честное слово, у нас ближе никого нет. Ты нам — как сестра…

— Сестра? — потерянно переспросила Нина.

— Любимая, добрая сестра, — повторил он. — Настоящий друг, верный, надежный. Ты…

— Я поняла. Конечно, сестра, Мишенька. Сестра и друг, — губы Нины сжались.

— Ты обиделась? — расстроился парень.

— Разве можно обидеться на такие слова? Я вас тоже люблю — и тебя, и Сережу. А если я чего не так сделала… Ты уж извини, я от сердца. Ладно, я пойду. Надоела я тебе своей заботой…

Давно уже рабочий день у Тани не начинался так волшебно. Таня войдя в свой кабинет, она увидела на столе корзину с цветами. Обнаружив в роскошном букете открытку, прочитала вслух:

— «Как южные звезды, сияют ее чудесные глаза…» Ну надо же! А это что? — Таня вытащила из корзины открытку с репродукций картины «Святая Инесса». — Понятно… — Немного посидев и полюбовавшись на прекрасные цветы, она позвонила Гонсалесу:

— Игорь? Здравствуйте.

— Танечка! — радостно воскликнул он. — А я ждал вашего звонка.

— Конечно. Разве я могла не поблагодарить за такой подарок?

— Вам понравилось? Я рад. Только ждал я не поэтому: вы обещали мне дать ответ, — напомнил мужчина.

— Я помню… Цветы необыкновенные. И слова замечательные. Не знала, что вы — такой.

— Какой?

— Хитрый. На самом деле я хотела сказать, что вы — поэт.

— Вы любите поэзию? — ухватился он за эти слова. — Хотите, буду читать вам стихи весь вечер, когда увидимся… Ой, тут на линии помехи какие-то! Я не расслышал, когда за вами заехать?

— Я пока ничего не сказала. Дочка на меня и так в обиде. Я весь день на работе, она ждет меня вечерами…

— Тогда давайте не будем вечера дожидаться. Я заеду за вами в офис, пообедаем где-нибудь. У нас и прикрытие есть — обсудим пару рабочих вопросов. Идет?

— Идет, — сдалась Таня. — Заезжайте.

— Вот и я говорю: надо чаще встречаться, — сидя в приемной, Жанна оживленно болтала по телефону с подругой. — Давай я потрясу своего хорошенько — и закатимся в какой-нибудь модный ресторан! Все, Светка! Не могу больше говорить, — она свернула разговор, заметив входящего Игоря. — Добрый день, господин Гонсалес! Рада вас видеть. Вы к Вадиму Леонидовичу? Присаживайтесь, он будет с минуты на минуту.

— Спасибо, — отозвался Игорь. — Только я, похоже, сегодня его не увижу. Я к вашему вице-президенту.

— К Разбежкиной? — Лицо Жанны приняло кислое и недовольное выражение. — Она вышла. Может быть, чай? Кофе?

— Спасибо, не стоит. Я ненадолго… Танечка, я не рано? — заулыбался он, увидев Таню, вернувшуюся с документами в руках. — Мы можем идти?

— Да, конечно. Минуту, только положу бумаги и возьму сумку.

— Готов ждать, сколько скажете!

— Деловой обед? — приподняла брови Жанна, когда Таня убежала к себе в кабинет.

— Надеюсь, что не очень, — несколько двусмысленно ответил Гонсалес.

— Не очень деловой — или не очень обед?…

— «Не очень обед»? — удивился Сергей, в свою очередь входя в приемную с пачкой бумаг. — Ты перевела с английского слово «ланч»? Здрасте! — не без иронии кивнул он Игорю.

— Я готова. Можно идти, — вернувшись в приемную, Таня взяла Гонсалеса под руку, и они удалились, похоже донельзя довольные предстоящим «не очень обедом».

Сергей мрачно смотрел им вслед.

— Куда это мы приехали? Разве тут можно поесть? — выйдя из машины Гонсалеса почти в самом центре большого парка и удивленно озираясь, спросила Таня.

— Можно. В парке довольно приличный ресторан, — успокоил ее Игорь.

— А почему именно здесь?

— Очень люблю эти места, — отозвался он. — Если проехать чуть дальше, будет Егерский пруд, мы с дедом там лебедей кормили. А вон там, во дворе, стоял маленький Ленин.

— Что значит — маленький?

— Ну, когда еще «с кудрявой головой».

— Как здесь все-таки красиво! Я так довольна, что вы вытащили меня прогуляться… Сто лет по парку не гуляла… А вы здесь в детстве жили? — Тане хотелось узнать об Игоре побольше.

— Не совсем. Здесь прошло детство деда: их детдом был на Оленьем Валу. Да, в общем, не только детство — вся жизнь. Вот он и возвращался все время в Сокольники. И меня, маленького, привозил… Бабушка тоже отсюда.

— Она тоже детдомовка?

— Нет, они жили на Короленко, в бараках. Их барак назывался «хитрый домик».

— Почему «хитрый»? — не поняла Таня.

— А проживало там всякое мелкое жулье. Из всех, похоже, один прадед на заводе работал. Комнатки маленькие, удобства во дворе…

— Это мне знакомо — я тоже до пятнадцати лет воду из колодца таскала, — кивнула Разбежкина.

— Вот-вот, — подтвердил Гонсалес. — Во дворе и колонка, и сортир. А в десятиметровой комнатке пятеро, да еще приблудившийся испанский пацан… Дед после войны жил, по сути, в семье бабки… Время-то голодное, вот бабушкины родители его и подкармливали… Ой! Мы же обедать собирались, а я… Кормлю соловья баснями.

— Ничего. Соловей еще жив вреде.

— Пока жив, надо спешить.

— А я, — Таня, в свою очередь, вкратце рассказала Игорю о себе, — последнее время работала на Севере и только недавно вернулась в Москву.

— Богатая биография… Тань, давайте тут свернем. Я покажу вам танцверанду.

— Здесь танцуют? — заинтересовалась Таня.

— Сейчас — вряд ли. А раньше танцевали. Дед очень любил это место.

— Наверное, с бабушкой здесь познакомился?

— в общем, да. Но впервые увидел ее на катке. Еле прорвался — после войны билеты на каток с конной милицией продавали… Увидел бабку и каждый вечер потом на каток бегал — через дырку в заборе. А подошел к ней только летом, на танцах.

— А поженились они когда?

— Через четыре года. Дед работал уже. А бабушка училась — дед настоял. Она единственная из «хитрого домика» в институт пошла.

— Удивительно, — задумчиво вздохнула Таня. — Неужели у кого-то так бывает — сразу и на всю жизнь…

— Бывает, — уверенно кивнул Гонсалес. — Мои старики до сих пор уверены: только так и должно быть.

— А вы тоже считаете, что это возможно — сразу и на всю жизнь? — Тане крайне важно было услышать его ответ.

— Только так, — очень серьезно глядя ей в глаза, подтвердил Игорь.

Потом, уже сидя в машине и собираясь обратно в офис, Таня вспомнила этот разговор:

— Я все думаю про ваших деда и бабушку. Счастливые… Наверное, такое счастье бывает, когда нет прошлого. Когда все впервые, как у них.

— Но ведь прошлое со временем забывается, — возразил Игорь. — Просто надо, чтоб оно стало воспоминанием — добрым или досадным, неважно, главное — воспоминанием.

— Знать бы еще, как этого добиться…

— Легко. Перестать считать его сегодняшним днем. Перевести в день вчерашний.

— И что тогда?

— Тоща, — засмеялся Гонсалес, — окажется, что времена не изменились. И все может быть так же, как у наших дедушек и бабушек.

— Как у них — с первого взгляда?

— Конечно. Это главное, что дед передал мне по наследству, — Игорь наклонился к Тане и поцеловал ее.

Наутро, не успел еще Сергей войти в офис, ему позвонила жена:

— Сереженька, это я. Ты не представляешь, как я соскучилась. У тебя все в порядке?

— Да, — погруженный в невеселые мысли, он поддерживал беседу скорее автоматически.

— Я хочу тебя видеть. До безумия.

— Да, — тем же тоном и по-прежнему на автомате произнес Никифоров.

— Да? — обрадовалась Баринова.

— То есть нет, — наконец-то очнулся Сергей. — Сейчас ничего не выйдет. У меня на столе куча документов. Просто утопаю в бумагах. Может быть, к вечеру удастся выплыть. Но не исключено, что камнем пойду на дно. Прости, Танюш.

Пережить этот его холодный тон после вчерашних авансов Татьяне помогла, как обычно, Туся, которая с утра напекла гору потрясающе вкусных блинчиков и ревностно следила за тем, чтобы ее любимица наелась до отвала.

— Ну все, все, — отдуваясь, взмолилась Татьяна. — Туся, закормить меня, что ли, решила? Мне за фигурой следить надо!

— Это за шпионами следить надо, как бы куда ни делись, а за фигурой-то?… Вот она, всегда при тебе, — парировала домработница.

— Готовишь вам, готовишь, а есть некому, — проворчала Татьяна, копируя ее манеру.

— Ах ты, артистка, — засмеялся отец.

— А что, не правда, что ли? Я всех местных собак откормила — ну чисто поросята, — заметила Туся.

— Да, кстати, — произнес Олег Эдуардович, — я уезжаю в командировку. На пару дней.

— Ну вот, — огорченно воскликнула Туся. — А я вчера столько голубцов наделала! Ну и кто теперь будет их есть?

— На меня не рассчитывай, — поспешно предупредила Татьяна.

— У местных псов будет праздник! — заметил Олег Эдуардович. — Пока. Всем удачи, — быстро попрощался он при виде входящей в гостиную жены.

Туся с недовольной гримасой налила Яне чаю.

— Что это? — в ужасе воскликнула та. — Я же привезла нормальный чай. Зеленый. Китайский. А это пьют только дикари!

— Пробовала я твой чай, — раздраженно проворчала Туся. — Отрава. Ни вкуса, ни цвета. Может, от поноса он и помогает…

— Что бы ты понимала?! Знаешь, сколько он стоит?

— Да уж небось не дороже денег. Тебе лишь бы потратить побольше.

— Меня твое мнение не интересует. Немедленно подай мне нормальный чай! — не терпящим возражения тоном потребовала Яна.

— Ага, прям вспорхнула и полетела, — фыркнула Туся. — Дикари мы у нее. Транжирщица!

— У тебя какие планы на сегодня? — спросила Яна у дочери, стараясь не реагировать на вконец обнаглевшую прислугу. — Может, прокатимся по магазинам? Погода совершенно идиотская. То холодно, то жарко. Непонятно, в чем ходить.

— Все у нее идиотское, — по обыкновению, прокомментировала Туся, — И чай, и погода. Вот бы и катилась туда, где идиотов не хватает.

— Терпеть не могу наши магазины, — капризно протянула Татьяна. — К тому же мне к одному человеку заскочить надо. А там — как пойдет. Возможно, вернусь поздно.

— А я вообще не приду. Помнишь Лолу Короленко? Мы с ней встречаемся сегодня. Скорее всего, у нее и заночую, — еще раз бросив на Тусю уничтожающий взгляд, Яна гордо удалилась.

Татьяна проводила мать задумчивым взглядом, приняв к сведению информацию, способную оказаться весьма ценной. Никакой Лолы она не помнила, но тот факт, что и отец, и мать нынче намерены отсутствовать» открывал перед ней определенные перспективы.

— Я вот думаю… — начала Татьяна, глядя на Тусю.

— Думает она, — проворчала та, все еще под впечатлением несостоявшегося скандала с Яной. — Что я смешного сказала? Ну, чего хихикаешь?

— Ничего, — пожала плечами Баринова. — Просто у меня настроение хорошее. Хочется свернуть горы.

— Не поймешь ее. То на всех рычит, толком ничего не объяснит. То рот до ушей без всякой причины. Главное, чему радоваться? Отец уехал. Дом пустой. Тоска одна.

— Верно, Тусечка! Хочешь, возьми выходной. Съезди к подруге, развейся, повеселись. Ты как-то собиралась…

— Спасибо, что напомнила, — настороженно проговорила та. — Когда-то собиралась. Ну уеду я, а тут что?

— А тут я сама справлюсь. Еды ты уже наготовила, как на Маланьину свадьбу. Мусорить некому. Ну, я тебя уговорила?

— Что ты задумала, лиса? — покачала головой Туся. — Ладно, уговорила…

— Ба, вот, посмотри. — Надюшка, пыхтя, притащила на кухню немаленький мешок, доверху набитый игрушками.

— Ну надо же, тяжесть-то какая. Зачем ты их столько собрала? — удивилась Вера Кирилловна.

— Деткам в садик, — объяснила девочка. — Галя отнесет.

— Галочка просила всего несколько игрушек, — напомнила Вера, — Ну две, три. А ты что, все уложила?

— Там деток много, — вздохнула Надя.

— Ты моя добрая душа, — покачала головой. — Ладно. Отвезу на днях.

— На каких днях? — нахмурилась внучка.

— Завтра или послезавтра.

— Давай лучше после вчера — прямо сейчас. Надя терпеть не могла, если ее благие начинания не реализовывались незамедлительно. — А то детки вырастут — и не поиграют

— Быстрее тебя не вырастут, выдумщица, — возразила Вера, однако потом подумала вслух: — Может, и правда, поехать к Гале? Чего дома сидеть?…

Вскоре бабушка с внучкой уже добрались до Рыбкиных. Надя, разумеется, сразу же бросилась к Гале, а Тамара и Вера занялись на кухне домашними делами.

— Мы с Ниной вчера допоздна сидели, чаевничали, — сказала Тамара. По просьбе Тани, Рыбкины сдали комнату Перепелкиной. — Она про своего бывшего рассказывала. Вот натерпелась, бедолага.

Как она тебе? поинтересовалась Вера Кирилловна. Хорошая, — одобрила Тамара. — А до чего шустрая! И помоет, и уберет. Я и встать еще не успею, а она уже все сделала. Но характер… Железный! Я, знаешь, что иногда думаю? — понизив голос и кинув быстрый взгляд в сторону двери, продолжала она. — Димке бы моему такую девчонку. Она бы его в ежовых рукавицах держала!

На кухню вбежала Надя, за которой тенью следовала Галина. _ — Ба, я сама зайчика собрала. Из маленьких картинок. Хочешь посмотреть? — спросила малышка.

— Надюш, нам уже домой пора, — засобиралась Вера Кирилловна. — А то мама с работы придет, а у нас обед не готов.

— Ладно. Только мишку еще соберу.

— Может, в другой раз?

— Нет, сейчас, — настойчиво проговорила девочка, убегая обратно в комнату.

— Теть Вер, а куда вам торопиться? — вступилась за нее Галя, которая каждый раз, расставаясь с Надей, словно от сердца девочку отрывала. — Посидите. А то и ночевать оставайтесь. Места, что ли, мало?

— Правда, Вер, — Тамаре тоже пришлась по душе эта идея. — Побудь подольше. А то все на бегу — и поговорить толком не успеваем. А Танюшка и без тебя пообедает. Или пусть к нам приедет.

— И что ж мы вам мешать будем? — засомневалась Вера Кирилловна.

— Здрасте, — всплеснула руками сестра, — мешать они будут! Чужие, что ли?! А Тане позвоним — предупредим. Может, она хоть немного от вас отдохнет, сходит куда — развеется.

— Ой, не знаю я, — растерялась Вера.

— А я знаю, — подвела Надя итог всем сомнениям и размышлениям. — Только я у Гали спать буду!

— А где же еще? — подтвердила счастливая Галина, и тетка с племянницей, взявшись за руки, отправились играть дальше.

— Вот командирша растет, — заметила Вера Кирилловна. — Не успеешь рта раскрыть, а она уже все решила!

Несмотря на огромное количество работы, Таня, сидя в своем кабинете, время от времени поднимала глаза от бумаг и любовалась на свежий букет, доставленный к ее приходу.

— Не ждала? — спросил Игорь, заходя к ней. — Обожаю появляться внезапно! — Он наклонился и поцеловал Таню в щеку, а на се стол положил коробку пирожных.

— Не слишком ли много сюрпризов для сегодняшнего дня? — покачала она головой. — Так можно и привыкнуть!

— На это и рассчитываю, — не стал отрицать Гонсалес.

— Как вкусна пахнет, — блаженно зажмурилась она. — Что это?

— Кто-то хвастался, что в детстве обожал эклеры…

— Да, — засмеялась Таня, — есть тут одна особа. Когда-то уплетала их в невероятном количестве. В детстве же за фигурой не нужно было следить. А сейчас, уж извини, каждая калория на учете.

— Где тут у нас калории? — нахмурился Игорь, изучающее разглядывая коробку. — Ага, вон, одна побежала… С этого дня лично буду их считать. Лишних навязывать не стану, но недобора не допущу. Главное — сохранить ту прелесть, что дала природа.

— Давай отложим комплименты на свободный вечер, — оборвала его Таня. — А то сейчас все скажешь — и ничего не останется.

— Ты меня недооцениваешь, — возмутился Гонсалес. — С моим словарным запасом — и не останется?

— Вот сейчас у тебя как раз будет возможность меня переубедить, — Таня достала из стола объемистую папку. — Я приготовила документы, посмотри, пожалуйста. Или лучше возьмешь их с собой и внимательно прочитаешь дома?

Вместо ответа Игорь обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал.

— Таня, можно?

Она поспешно отстранилась от Гонсалеса — в дверях стоял потрясенный увиденным Сергей.

— Простите, — пробормотал он.

— Какой-то вопрос? — Таня отвела глаза, чувствуя, что краснеет до ушей.

— Не к спеху, — язвительно отозвался Никифоров, выходя из кабинета. — Зайду, когда ты будешь посвободней.

— Ты компрометируешь меня в глазах подчиненных, — упрекнула Игоря Таня.

— Ну, они тоже должны меня понять, — в отличие от нее, Гонсалес, похоже, ничуть не смутился, — Как можно думать о работе, когда рядом такая девушка? Нужно быть деревянным шкафом, чтобы не реагировать.

— Игорь, работать все равно придется. Так что возьми себя в руки, — велела Разбежкина.

— Я спокоен, — голосом пациента психотерапевта проговорил Игорь, усаживаясь напротив нее. — Я совершенно спокоен. Сейчас мы продуктивно поработаем. А вечером продуктивно отдохнем. Как насчет ужина у меня дома?

— Не знаю, — Тане было совершенно очевидно, что речь идет об ужине, предполагающем также и совместный завтрак. — Надюшка будет ждать. Я вчера вернулась — она спала уже. Я обещала, что приду пораньше. Давай не так быстро… В смысле, в другой раз.

— Понятно, — легко воспринял ее отказ Игорь. — Буду надеяться, что другой раз наступит очень-очень скоро. По крайней мере со своей стороны я приложу для этого максимум усилий.

Дальше беседа потекла исключительно в рабочем русле, и Гонсалес, к немалому облегчению Тани, больше не возвращался к щекотливой теме. Когда они закончили и Игорь отправился по другим делам, она встала и пошла налить себе кофе.

— Привет! У тебя что, секретаря нет? — удивилась Баринова, решившая сегодня навестить бывших коллег и нынешнего супруга. Начала с коллег. — Некому кофе принести?

— Есть, конечно, — ответила Таня. — Просто устала сидеть. С утра до вечера в кресле, как приклеенная. Хочется как-то раз-мять-ся, — она с хрустом потянулась.

— Если физической нагрузки не хватает, можно заняться йогой, — посоветовала подруга.

— Я вот домой в метро в час пик поеду — такая йога будет, мало не покажется. Просто восточные единоборства: влез сам — помоги другим остаться на перроне.

— На машине не лучше, — посетовала Баринова. — Столько пробок выстояла, пока сюда добралась. Тань, — перешла она к делу, — я хотела объяснить…

— Не надо, я все понимаю, — прервала ее Таня. — Нормально все.

— Издеваешься?! Ничего себе, нормально. Ворвалась в дом, скандал устроила, да еще при ребенке! — покаянно воскликнула Баринова.

— Это разве скандал? Слышала бы ты, какую Витька истерику закатил! Спасибо, до драки дело не дошло…

— Вот уж не думала, что доживу до такого — два скандалиста, Виктор Рыбкин и я. Отлично, докатилась… Понимаешь, Сергей мне пообещал, что приедет. Потом все отменил. Потом… я уже не знала, что думать. Кинулась в аэропорт, как сумасшедшая. Села на первый же рейс — и в Москву. Хотела скорее с ним поговорить, все выяснить, а когда вас увидела втроем… такое счастливое семейство. У меня просто в глазах потемнело! И понимаю, что только хуже делаю, а остановиться не могу.

— Я же говорила, что не собираюсь в вашу жизнь лезть, — напомнила Таня. — Так обстоятельства сложились.

— Да понятно, — вздохнула подруга. — А тогда я смотрю на него, а в голове стучит: я там в клинике мучаюсь, а он здесь…

— Забудь, — посоветовала Таня. — Все в порядке.

— Спасибо тебе… Тань, представляешь, а мы с Сережей помирились.

— Поздравляю, — улыбнулась Разбежкина без малейшего напряжения.

— Спасибо. Честно говоря, я уже думала, шансов нет. И вдруг он сам пришел. Да еще с таким настроем! Таня, он хочет ребенка! Когда он это сказал, я ушам своим не поверила! Короче, мы решили все начать сначала.

— Рада за вас, — Таня принялась помешивать ложечкой кофе. — Уверена, все будет так, как ты… то есть вы решили.

— Я заскочу к тебе как-нибудь, — пообещала Баринова. — Поболтаем. А сейчас — к Сереже на пять минут. Ужас как соскучилась, хоть и не виделись всего ничего!

Она не заметила, как в Таниной руке отчего-то задрожала ложечка, слишком спешила увидеть мужа.

— Сереженька, — проворковала она, заходя в его кабинет, — я буквально на одну минутку.

— Таня? — удивился Никифоров. — Мы вроде на вечер договорились. А сейчас только…

— Ты не рад?!

— Очень рад. Просто много работы, я же тебе говорил, — Сергей взглянул на часы, как бы в подтверждение своих слов.

— Мне так захотелось тебя обнять, просто невыносимо! Теперь с чувством выполненного долга могу исчезнуть… надолго.

— Вот тебе маленький аванс, — Никифоров, в свою очередь, одарил жену долгим поцелуем, — основная сумма будет выдана вечером.

— Буду ждать! Кстати, хорошая новость; мои все разбежались, и мы будем вдвоем. Представь только: мы одни, совершенно одни. Как насчет ужина при свечах? А потом возможны танцы, ну, и все остальное…

— Пивное — не перепутать последовательность, — не без иронии заметил Сергей-

— Надейся на меня, — торжественно объявила Баринова. — Все учтено. Если бы время шло быстрее… Хотя, как говорят умные и опытные люди, ожидание распаляет желание! Проверим?

— Да, мам, у меня все нормально, — Таня ответила на звонок Веры Кирилловны. — Как Надя?

— Надюшка с Галей так заигралась, даже не знаю… — сказала Вера Кирилловна. — Томочка предлагает нам остаться ночевать.

— Ну вот, — огорчилась Таня. — А я хотела пораньше прийти.

— И я говорю, надо домой ехать! — подхватила Вера. — Но твоя дочь до того упрямая! Они с Галей собирают эти… как их… пазлы… И там еще конца-края не видно. Правда, Галя с ней так хорошо играет, как с подружкой. Если уводить, то со слезами.

— Догадываюсь. В принципе, Надюшке дома скучно. Ладно, пускай играют. Я позвоню вам перед сном. Всем привет. Целую. — Положив трубку, Таня ненадолго задумалась, потом взяла мобильный телефон и набрала номер Гонсалеса;

— Алло, Игорь. Это я!..

Тем же вечером Таня и Гонсалес сидели за столиком в ресторане.

— А я с тоской думал: приду домой, сяду перед телевизором… Тоска зеленая, — оживленно говорил Игорь. — И вдруг ты звонишь. Я даже подпрыгнул от радости.

— Я сама не ожидала, что так сложится. Мама с Надей решили остаться у родственников, — объяснила Таня. — Ну я и подумала: раз я совершенно свободна, почему бы не провести вечер с остроумным привлекательным молодым мужчиной?

— Как? — с притворным удивлением спросил Гонсалес. — К нам еще кто-то присоединится?

— Я же сказала: остроумный, привлекательный, молодой — всего три человека, — поддержала шутку Таня. — Но, по-моему, у нас и так неплохая компания.

— Танюш, ты даже не представляешь, что значат для меня твои слова, — Игорь поднял бокал с вином.

— Я, вроде, пока что ничего такого не сказала, — Таня тоже взяла бокал. — Все впереди.

— Так-так, я весь внимание.

— Ой, не торопи, я еще не заготовила торжественную речь!

- Тогда давай выпьем, — предложил Игорь. — Знаешь, я очень благодарен судьбе, что она свела меня с тобой. Таких понимающих, умных и красивых людей не так много на свете. Правда, правда. Я счастлив, что рядом со мной именно такой человек, о котором я мечтал.

— Подожди секунду, я не успела засмущаться, — улыбнулась крайне польщенная Таня.

— Спасибо, Игорь, — Гонсалес остановил машину у подъезда Таниного дома. — Ну все, я побежала, пока.

— Ну уж нет, до твоего дома еще целых сорок шагов. Позволь мне их пройти в компании с тобой. Еще целых сорок шагов счастья, — не уступил Гонсалес.

— Шагов пятнадцать, не больше. Давай посчитаем? Один, два, три…

— Десять, двадцать, тридцать, — подхватил Игорь.

— Ты меня сбиваешь!

— Так и не сосчитали, — огорчился мужчина. — Придется повторить маршрут.

— Сам виноват. Посчитаешь один на обратном пути!

— Потом позвоню тебе и дам полный отчет: на пятнадцатом шаге я почувствовал, что земного притяжения больше нет… на двадцатом я уже парил над землей…

Тут из открытого окна одного из нижних этажей полилась красивая мелодия. Игорь галантно протянул Тане руку:

— Разрешите пригласить вас на медленный танец.

— Разрешаю, — она не могла ему отказать.

Игорь обнял ее за талию, и они начали танцевать, глядя в глаза друг другу.

— Таня… Танюша… — выдохнул Игорь. — Может, моя просьба покажется дерзкой, но я не могу это не сказать. Давай еще немного побудем вместе.

Они поспешно поднялись в Танину пустую квартиру. А дальше произошло то, что просто не могло между ними не состояться этой удивительной ночью…

Удивительно похоже проходил вечер и у другой влюбленной пары — Татьяны Бариновой и Сергея. Романтический ужин при свечах, легкая музыка, настраивающая на самый интимный лад…

— Ты такой напряженный, — печально заметила Баринова. — Что-то не так?

— Непривычно как-то, — ответил Сергей. — Кажется, сейчас откроется дверь, и кто-то войдет и скажет: улыбайтесь, вас снимает скрытая камера.

Прекрати меня пугать, — нахмурилась Татьяна. — Мы одни, все разбежались.

— Вот это и странно. Это когда ж мы последний раз ужинали вдвоем?

— Знаешь, Сереж, у нас с тобой многое было не так, как надо. Но теперь все будет по-другому — так, как мы хотим, — заверила его жена. — Сережа, милый, дорогой мой Сережа. Ты не представляешь, как я счастлива…

— Я тоже очень-очень счастлив, — сказал Никифоров, обнимая ее. — Ты для меня самая замечательная, самая красивая, самая преданная, самая дорогая женщина на свете.

— Знаешь, что я подумала? — спросила Татьяна, когда они, счастливые и немного уставшие, отдыхали после бурного секса. — Правда, это глупо. Не знаю даже, почему мне пришло это в голову…

— Что такое? — приподнялся Сергей.

— Только не смейся. Представь, мы с тобой старые-престарые сидим на этом диване. А вокруг нас — куча детей. Все копошатся, что-то делают, бегают, кидаются конфетами.

— А мы с тобой шепелявим: «Дети, потише. Башка раскалывается», — продолжил описание идиллической сцены Никифоров.

— Да ладно, какая нам разница. Мы уже глухие, слепые, беззубые. Нам все равно,

— Вот это кайф, когда уже ничего не хочешь, — согласился он.

— Зато нам хорошо вместе. Мы сидим нарядные, у нас золотая свадьба. Мы счастливы. У нас все есть. Я, конечно, понимаю, картина еще та, нервных просят не смотреть. Но ведь бывает же такое…

— Какое-то странное счастье, — усомнился Никифоров, — Даже непонятно, в чем оно заключается.

— Как это в чем? В том, что мы вместе. По-твоему, этого мало?…

К сожалению, наступившее утро оказалось отнюдь не таким лучезарным и праздничным, какими были вечер и ночь. Хотя поначалу все шло просто отлично. Таня с Игорем пили кофе на кухне, когда пришли Вера Кирилловна и Надя.

— Бабушка, смотри, я вертолет! Ж-ж-ж! — весело щебетала в прихожей девочка.

— Не крутись, вертолет, пока за что-нибудь винтом не зацепилась, — с притворной строгостью ворчала Вера.

— Ну вот, — улыбнулась Таня несколько смутившемуся Игорю, — конец иллюзиям. В мире не только мы с тобой.

— Ничего себе ботинки! — заметила Надя чужую обувь возле дверей.

— Не иначе, у нас гость, — сказала Вера.

— Я знаю, эго дядя Сережа пришел! — радостно закричала девочка, врываясь на кухню, и разочарованно замерла при виде Игоря.

— Привет, Надюша! — поздоровался тот и, поднявшись, поклонился Вере Кирилловне: — Доброе утро. Собственно, сразу и откланяюсь. Пора на работу, — Гонсалес подошел к Тане, чтобы поцеловать ее, но Надя принялась отпихивать его, одновременно мертвой хваткой вцепившись в мать:

— Это моя мама!

Пришлось расстаться, не попрощавшись как следует.

Сергей Никифоров, проведя бурную ночь в супружеской постели, перед работой заехал домой переодеться и взять кое-какие необходимые документы.

— О, «вновь я посетил…*! — поприветствовал его Миша. — Откуда такой помятый?

Много ты понимаешь, — проворчал старший брат. — Не помятый, а в легком творческом беспорядке. Вот, решил заскочить, проведать младшего брата по разуму. Не скучал без меня?

— Если честно, даже не вспоминал. Ко мне Катерина приходила, — сообщил Миша.

— Хотите поговорить об этом?

— Сейчас как дам больно! — возмутился младший Никифоров- Кто из нас психолог, в конце концов? Да и вряд ли тебе будет интересно — разговоры разговаривали.

— Да, мам бы чего попроще, с мексиканскими страстями, е роковой любовью! — хмыкнул Сергей.

Хотите поговорить об этом? — вернул ему братец подкол. — А что, романтики не хватает?

— Романтики, — возразил Сергей, — как раз хоть отбавляй. Я тут решил сделать еще одну попытку стать любящим и заботливым супругом.

— Удачно? — поинтересовался Миша результатом его титанических усилий.

— Очень. Словно медовый месяц начался, — вздохнул Сергей. — И все-таки… — Он помолчал и добавил печально: — Как только я закрывал глаза, рядом была другая Татьяна.

Как бы ни было неприятно Жанне находиться в одном офисе с бывшей зэчкой, да еще и сидеть с ней бок о бок в приемной, в которой супруга господина Горина долгие годы была полновластной хозяйкой, пришлось смириться с присутствием Нины Перепелкиной. И даже, за неимением более достойных собеседников, общаться с ней.

— Между прочим, — рассказывала Нине Жанна, подкрашивая глаза, — когда в прошлом году Мадонна в Москву приезжала, я на нее ходила.

— Да? Ну и как? — спросила Перепелкина, не отрываясь от монитора. — Мадонна была счастлива?

— Громко поет, — пожала плечами Жанна. — И скачет, как ненормальная. Билеты — ужас какие дорогие.

— А я в это время в художественной самодеятельности участвовала. Бесплатно, — поделилась воспоминаниями Нина. — Мы в колонии спектакль ставили.

— Как мило, — насмешливо протянула Жанна. — И что за спектакль?

— По пьесе писателя Антона Павловича Чехова. «Вишневый сад» называется.

— Гламурненько. И кого ты играла? Раневскую, не иначе? — осчастливленная Мадонна была отомщена.

— Нет. Раневскую староста отряда играла. А я — Фирса. «Человека забыли…» Слушаю! — ответила Нина на сигнал интеркома.

— Нин, документы, которые я просила, готовы? спросила Таня. — Принеси, пожалуйста.

— Уже, — Нина быстро просмотрела документы, собрала их в папку и пошла к своей начальнице, в спешке не заметив, как один лист выпал и оказался на полу, а затем и в руках Жанны. К сожалению, совсем не предназначенный именно для этих рук и, тем более, глаз…

Баринова после прошедшей ночи была на седьмом небе. Неудивительно, что ей захотелось «продлить очарованье», и она не удержалась от того, чтобы снова пообщаться с мужем.

— Какими судьбами? — спросил Никифоров, когда она вошла в его кабинет. — Дома скучно стало? — Да, по одному знакомому соскучилась, решила навестить.

— Я его знаю? — с наигранным удивлением поинтересовался Сергей.

— Да я сама его толком не знаю. Каждый день он меня чем-то удивляет. А уж ночью — просто поражает, — прошептала она, обнимая мужа сзади за шею и наклоняясь к самому его уху.

— Гражданочка, гражданочка! Вы в присутственном месте, попрошу соответствовать! По личным вопросам я принимаю по вечерам, — отстранился Сергей. — Твое дело — поддерживать огонь в очаге и ждать, когда любимый муж притащит с охоты большого мамонта.

— Менеджер ты… очень среднего звена, и больше никто, — обиделась Татьяна, неприятно удивленная его холодностью. — Ладно, забивай своего мамонта. Если любимому мужу не до меня, пойду, что ли, подругу навещу.

— Зачем? — насторожился Сергей.

— Ну, хочется перед кем-то похвастать своим семейным счастьем. А женщина женщину всегда поймет…

— Собери начальников отделов к половине шестого. И чтобы не опаздывали, — Таня сосредоточенно отдавала распоряжения своей секретарше.

— У меня не забалуют, гражданин начальничек. Соберу, — заверила ее Нина.

— И вот еще что, — Таня что-то быстро написала и отдала Нине листок. — Позвони по этому телефону и договорись о встрече. На следующей неделе у нас в офисе, хорошо?

— Привет! Я не вовремя? — улыбнулась, входя, Баринова.

— Конечно, как всегда. Но я привыкла. Заходи! А ты, Нин, давай, действуй.

— Ну, ты, мать, даешь. Лихо рулишь. Как будто родилась начальницей, — восхитилась Таниной деловой хваткой Баринова, усаживаясь в кресло.

— Нет, родилась я тихой и скромной девочкой. А стать командиром эскадрона жизнь заставила, — усмехнулась Таня и, зная манеру подруги придерживать основную тему разговора напоследок, поначалу болтая ни о чем, сразу перешла к делу: — Что у тебя? Ну, выкладывай. По глазам вижу, что-то сказать хочешь.

— Ты даже не представляешь, что сегодня было! — придвинулась Баринова поближе к ней. — Мы с Серегой такую ночь провели… Даже в самый первый раз такого не было! До самого утра не заснули. Все-таки он меня любит.

Карандаш, который Таня крутила в руках, вдруг с треском сломался, и она выбросила обломки в мусорную урну.

— Может, сбежим, посидим в кафешке? — предложила Баринова.

— Да что ты, Тань. Некогда мне. Вот, видишь? Пью кофе на рабочем месте, а закусываю особо невкусными сотрудниками. Я теперь себе спуску не даю, во все мелочи вникаю. Как-то не хочется дважды ступать в одну и ту же… коровью лепешку.

— Понятно. На работе суета и томление духа. Ну а как на личном фронте?

— Ну, я же говорю, времени нет. Так что у меня теперь и личная жизнь — без отрыва от производства, — Таня смущенно опустила глаза. — Ну, познакомилась тут кое с кем… Сначала переговоры, совещания. А потом…

— Та-а-ак. Ну-ка, с этого места поподробнее.

— Я прихожу утром на работу, а мой кабинет весь в цветах, представляешь? — начала Таня, которой, конечно же, не терпелось хоть кому-нибудь рассказать о своей дивной новой жизни. Лиха беда начало — дальше слова полились рекой.

— …А вообще, с ним очень легко, как со старым другом. Внимательный, заботливый. С одной стороны, в осаду взял, а с другой — очень деликатен. И главное, без этого светского почтового лоска, свойский какой-то.

— А имя у него есть?

— Имя? — Таня перестала улыбаться и выдержала паузу. — Игорь. Его зовут Игорь.

— Слушай, прямо идеальный мужчина! — Баринова испытала чувство невероятного облегчения — даже голова закружилась. — Как-то даже не верится!

— Я не виновата, он и правда такой…

— Эх, а у меня такого не было, чтобы и цветы, и задушевные разговоры, и обзорные экскурсии по местам детства. А с Надюшкой он как?

— Он-то хорошо, пытается подружиться. Она пока что-то не очень, — призналась Таня.

— Слушай, хоть бы одним глазочком взглянуть на эту природную аномалию. У меня грандиозная идея: а давай сегодня вечером вместе в ресторан закатимся, а? Я с мужем, ты с любимым… — предложила подруга. — Ну, с этим Зорро своим. С Игорем. Если он такой замечательный, может, мы свингерскую вечеринку устроим, а?

— Это как? — во все глаза уставилась на нее Таня, услышав незнакомое слово.

— А это когда партнерами меняются, — охотно просветила ее подруга. — Махнем не глядя? Шучу, шучу, — засмеялась она, заметив, как Танины глаза совсем уж ошалело округлились, — Просто дружеский ужин! Ну, договорились?…

Жанна, на глаза которой так весьма некстати попался выпавший из Нининой папки листок, ворвалась в кабинет мужа в самом грозном настроении.

— Это что же получается, — начала она, — почему я не в курсе твоих грандиозных планов?!

— Пока я президент этой компании, — проворчал Вадим, — я сам буду решать, кого и о чем мне ставить в известность.

— Ах, господин президент, простите! — язвительно проговорила Жанна. — Ясное дело, жена должна на кухне сидеть, борщи варить и в серьезные мужские дела не встревать!

— Я рад, что до тебя, наконец, дошло, — улыбнулся Горин.

— Нет, милый, — возразила жена, — я здесь тоже не кукурузу охраняю. Сколько лет я этой компании отдала, да и тебе, дураку! Так что будь любезен со мной считаться!

— Посчитаюсь, не сомневайся. Я уже сказал. Сам все решаю.

— Значит, сам? Правда, что ли? Да ты сам штаны застегнуть забудешь! Я, значит, полжизни на него угрохала, а теперь он меня еще, благодетель, и в жены взял — бесплатную домохозяйку завел! Готовь ему жратву и не вякай! — Жанну заносило все больше.

— Во-первых, — уже с неприкрытой злостью заметил Вадим, — я что-то не припомню, когда ты последний раз готовила мне хотя бы завтрак. И когда первый, кстати, тоже. А во-вторых, на аркане никто тебя в загс не тащил.

— Ты меня теперь и завтраками попрекать будешь? Ну, знаешь… Видеть тебя не хочу! Домой лучше не приходи! Моральный урод, вот ты кто!

— Ну вот, жертв и разрушений не зафиксировано, — удовлетворенно отметил Горин, оглядывая кабинет после ее стремительного ухода. — Можно продолжать работать!

Когда Баринова с Сергеем пошли в ресторан, первой, кого заметил Никифоров, была сидевшая за столиком Таня.

— А вот и мой сюрприз, — указывая на нее, произнесла супруга. — Нравится?

— Спрашиваешь! — искренне воскликнул Сергей. — Даже если бы меня здесь встретила Пенелопа Крус, мне было бы не так приятно.

— Ну, ты радуйся, да не слишком. А то я заревную…

— Хорошо, дорогая, — пообещал он и, подойдя к Разбежкиной, поцеловал ей руку: — Таня, я очень рад тебя видеть. В пределах разумного, вернее, разрешенного, — он кивнул в сторону жены. — Ты еще ничего не заказывала?

— Нет. Еще не все собрались, — ответила Таня.

— А, значит, Пенелопа Крус все-таки подъедет? — догадался Никифоров, открывая меню.

— Увидишь. Это еще один сюрприз, — загадочно произнесла Баринова.

— Как там поживает мой знакомый детеныш? — спросил Таню Сергей.

— Ничего, — улыбнулась она, — поживает. Вокруг твоего дома кругами ходит, поселиться там хочет.

— У тебя есть дом, о котором я ничего не знаю? — в изумлении повернулась к Сергею супруга.

— Да ну, сильно сказано, — отмахнулся тот. — Это я Наде из бумаги домик склеил.

— Всем привет, — проговорил Игорь, присоединяясь к присутствующим. — Простите за опоздание. Я ничего интересного не пропустил? Тост, танцы, драку?

— Нет, ты вовремя, все еще впереди, — обнадежила его Таня. — С Сергеем вы знакомы. — Мужчины пожали друг другу руки. — А это его жена, моя лучшая подруга и, по совместительству, тезка — Таня.

Гонсалес галантно приложился губами к руке новой знакомой и уселся за столик. Незаметно для кавалеров, Баринова показала подруге большой палец, оценив ее выбор.

— Чудный вечер, правда, милый? Это была хорошая идея — вместе собраться, — когда уже все тосты были произнесены, обратилась Баринова к мужу, положив голову ему на плечо.

Никифоров предпочел промолчать, сделав вид, что занят поглощением пищи.

— А что это у нас бокалы опустели? Непорядок, — заметил Игорь, вновь принявшись разливать вино. — Я предлагаю выпить за наших милых женщин. Если бы не они, не только этот вечер, но и все наши вечера были бы серыми и скучными. Да что говорить, без вас вся жизнь под откос пошла бы.

— Иногда кажется, без женщин этот мир был бы более гармоничен, — вздохнул Сергей.

— Ну, Cepera, не гунди, — недовольно покосилась на него жена.

— Сергей, а вы давно женаты? — поинтересовался Игорь, когда Баринова ненадолго вышла из-за столика.

• Четыре года, — пробурчал Никифоров.

— Да? Психологи говорят, что третий год — критический для брака. У вас не было проблем?

Ничего, справились, — пожал Сергей плечами.

' — Просто хочу посоветоваться, как с опытным человеком. Стоит жениться или нет? — доверительно спросил Гонсалес. — В народе говорят: дурное дело — нехитрое, — безразлично откликнулся его собеседник, демонстрируя, что не стремится поддерживать разговор. — Милая, ну где ты пропадаешь? — обратился он к вернувшейся Бариновой и обнял ее. — Я соскучился!

— Господа желают еще что-нибудь? — К столику подошел официант.

— Нет, спасибо- высказал общее мнение Игорь. — Счет, пожалуйста.

— Все-таки, что ни говорите, а это была отличная идея — встретиться. А, Сереж? — еще раз спросила Баринова и получила в ответ хмурый кивок.

— Да, и местечко очень уютное, и компания на редкость приятная, — постарался исправить положение Гонсалес.

— Игорь, вы просто чудо! — восхитилась Баринова, — Не будь я так счастлива в браке, я бы Татьяне позавидовала.

— Так нечестно. Вы украли у меня комплимент! Это я хотел сказать, что, если бы мое сердце не было занято, я бы с первого взгляда влюбился в вас, — в тон ей ответил Гонсалес.

— Спутайте, у меня сегодня день грандиозных идей. Только что еще одна в голову пришла: давайте будем чаще так встречаться, а? — предложила Баринова.

— Я — «за», обеими руками и ногами, — поддержал ее Игорь.

Официант принес счет.

— Сергей, позвольте, я заплачу, — улыбнулся Гонсалес.

— Вам надо экономить на свадьбу, — бросил Никифоров, но, поймав укоризненный Танин взгляд, неохотно уступил Игорю.

Из кафе, принадлежащего Рыбкиным, пошатываясь, вышел пьяный Вадим Горин с пустой на две трети бутылкой коньяка в руке.

— Вадь, чего не сказал-то, что уходишь? — догнал его Виктор. — Я бы такси вызвал. Ты домой?

— Домой? — изумился Вадим. — Я что, похож на самоубийцу? — Он допил последние капли из бутылки и разочарованно произнес: — Закончилась, зараза. Все хорошее быстро заканчивается. В детстве, — продолжал он, вытащив из кармана помятую салфетку и пытаясь произвести с ней какие-то малопонятные манипуляции, — мы делали из листа бумаги такую штуку: как-то складывали, писали на разных сторонах всякие вещи и потом гадали. А я забыл, как это делается, — вконец огорчился Вадим, грустно разглядывая салфетку.

— Ну, гадать — дело нехитрое, — пожал плечами Виктор. — Я и без всяких штук могу нагадать, что завтра утром у тебя голова будет болеть.

— Да? — изумился Вадим прозорливости Рыбкина. — А не нагадаешь, когда в ней мозги появятся? — Он согнутым пальцем постучал себя по лбу. — А то я сомневаюсь, что человек с мозгами мог по своей воле жениться на такой мегере…

— Появятся. Вот протрезвеешь — и появятся, — заверил его Виктор.

— Слушай»- оживился Горин, — за это надо выпить! Давай вернемся, и по маленькой, а?

— Не, — отказался Виктор, — я за рулем.

— Знаешь, Жанка как налетит: «Ты сам ничего не можешь, все я!» Наорала так, что уши отваливаются. Л я ее послал… В общем, куда-то послал, не помню. Теперь боюсь домой возвращаться.

Ну что тут было делать? Рыбкин затолкал бездомного друга в свою машину.

— Во, сеструха, принимай постояльца, — кое-как дотащив его до квартиры, Виктор попытался передать невменяемого Вадима с рук на руки сестре. Прислонять Горина к стене было бесполезно — он упорно сползал на пол. — Ну-ну, стоять, Зорька! — поддерживал его Виктор.

* — Господи, что же это такое? — всплеснула руками Галина.

— Вадим Леонидович Горин, базовая модель, — торжественно пояснил брат, — на сто шагов пробега потребляет пол-литра коньяка, нуждается в срочном ремонте рулевых тяг и ходовой части.

— И зачем ты его притащил? — враждебно поинтересовалась Галя.

— А, в хозяйстве сгодится.

Общими усилиями устроив дорогого гостя на диване, брат с сестрой отправились на кухню.

— Смотри, — предложила Галя, — могу щи разогреть, могу картошку с мясом. Салат есть.

— Не надо ничего. Есть не хочется, а вот от чайку я бы не отказался.

— Как хочешь. Будет тебе чай, — Галя поставила перед ним кружку и вазочку с печеньем. — Хотя, конечно, ты даже чаю не заслужил.

— Это еще почему? — удивился братец. — А как же презумпция невиновности?

— Скорее, презумпция бестолковости. Зачем ты его сюда притащил?

— Ты что, Надюш? — принялся оправдываться брат. — Я же не первого встречного притащил, а Вадика. Ну, ты даешь! То: «Мой Вадик, мой Вадик!» Чуть замуж не выскочила. А то — «зачем притащил».

— Дура была, — раздраженно бросила Галя. — И хорошо, что не выскочила. Просто повезло.

— Ну, Галина Николаевна, извиняйте, что не угодили. Что же, надо было человека на улице бросать?

— Зачем на улице? У него дом есть.

— Так то-то и оно. Он с грымзой своей поцапался. В руку мне вцепился и орет на всю улицу: не выдавай, мол, зашибет она меня. А для нас, Рыбкиных, — Виктор многозначительно поднял вверх указательный палец, — помочь ближнему — первейшее дело. Хлебом не корми!

— Вот я и говорю: не надо бы тебя кормить. Не заслужил. Ладно, еще чаю будешь?

— А давай, — согласился Виктор.

— А на, — Галя налила ему в кружку новую порцию чая.

— Слушай, Галь, разбуди меня часов в шесть, а?

— Чего в такую рань?

— Да ну, Катьку в долю взял — словно выпустил джинна из бутылки. Без тоника и без закуски. Серьезно она за кафе взялась. И за меня. Продыху не дает.

— Тебе давно твердая рука нужна, иначе пропадешь, — вздохнула Галя, глядя на спящего на диване Вадима. — Все вы дети. Чуть не уследишь — и пожалуйста. Глаза бы мои не смотрели! Убери куда-нибудь этот… багаж.

— Уберу, не волнуйся, — Виктор принялся трясти Горина за плечо: — Вадик, подъем!.. Понял, все входящие — по тарифу «Глухой». Ну-ка, Вадюха, соберись. Последний рывок — он трудный самый, а я в постельку давно хочу… Тяжелый, зараза. Ума, наверно, полная штата. — Все-таки справившись со своей во всех смыслах нелегкой задачей, Рыбкин увел Вадима в свою комнату.

Сергей и Татьяна вернулись из ресторана в дом Бариновых.

— Как здорово, что мы выбрались, — оживленно щебетала жена. — Скажи, а?

— Нормально, — неохотно промямлил Сергей.

— Да ладно тебе. Отлично посидели. Слушай, а этот Игорь — ничего, симпатичный!

— Мужик как мужик. Не хромой, не косой, — бросил Никифоров, которому эта тема была крайне неприятна.

— Много ты в мужиках понимаешь. Такой… представительный. Мне кажется, они друг другу подходят. Очень хорошо вместе смотрятся.

— Да? Не заметил.

— Все потому, что мы с тобой смотримся еще лучше, — обняла мужа Татьяна. — Ты у меня, вообще, самый лучший. О, за это нужно выпить!

— Спасибо, не хочется.

— Тогда, может, сразу в спальню?

— Тань, знаешь, что-то у меня голова разболелась… Может, от вина. Не надо было пить.

— Ну, это горе — не беда. Я знаю одно чудодейственное средство. С головой проблем не будет — ты ее просто потеряешь, — проворковала Татьяна, прильнув к мужу.

— Тань, я серьезно, — поморщившись, отстранился Сергей. — Неважно себя чувствую, не хочу ничего.

— Слушай, так нечестно, — женщина начала терять терпение. — Это ты должен ко мне приставать, а я должна ссылаться на головную боль, нестабильную экономическую ситуацию и неблагоприятное состояние магнитного поля Земли.

— Ну, извини. Может, действительно, с магнитным полем Земли что-то не так. Знаешь, не хочу своей кислой физиономией портить тебе вечер. Поеду-ка я к Мишке, там переночую. Тань, не обижайся. Правда, хреново себя чувствую. Пока.

Гонсалес, как и в прошлый раз, доставил Таню к самому подъезду.

— Отличный вечер, мне понравилось, — сказал он. — Хорошие ребята, эти твои друзья. Красивая пара. Но мы, конечно, красивее. — Он поцеловал Разбежкину, однако та ответила без всякого энтузиазма и постаралась уклониться. — Тань, может, ко мне, а? Не хочется, чтобы этот чудесный вечер так быстро заканчивался.

— Нет, Игорь, я устала. Будет еще много чудесных вечеров.

— Танюш, — не отставал Гонсалес, — ну на полчасика, а?

— Игорь, голова у меня болит, правда…

— А серьезней причина найдется?

— Обязательно. Нестабильная экономическая ситуация — подойдет? Или изменение магнитного поля Земли. Принимается?

— А у меня есть выбор? — Игорь уже понял, что сегодняшний вечер у них не завершится романтической ночью.

— Похоже, что нет. О, у нас свет горит. Наверно, Надюшка не спит, меня ждет. Никуда не денешься.

— Завтра хотя бы встретимся?

— Хотя бы встретимся, — улыбнулась она, решительно выходя из машины.

— Доброе утро, Галь, — смущенно произнес Горин, выходя из комнаты Виктора. — Ты уж меня прости… за вчерашнее.

Не обращая на него внимания, Галина встала и отправилась на кухню. Вадим поплелся следом за ней.

— Ну, Галь, извини. Перебрал. Стыдно. Не думал, что так получится. Галь, не от хорошей жизни… Ну, что ты молчишь? Мне и правда стыдно. Ну не хочешь меня видеть — так я уйду скоро…

— Есть хочешь? — не выдержала Галина, оттаивая. — Я, во-обще-то, завтракать собираюсь.

— Как говорится, знал бы прикуп — жил бы в Сочи, — вздыхал Вадим, прихлебывая чай. — Ну, все что угодно, мог предположить, но чтобы она так… Как будто подменили человека.

— Может, она тоже чего-то ждала от тебя другого? — предположила Галя.

— Да она меня, как облупленного, знает — чего ей ждать? Ей, похоже, и самой ничего не надо — даже тряпок этих… Придумала когда-то, что хочет стать госпожой Гориной, да забыла зачем — за давностью лет.

— Ну и что ж ты тогда живешь с ней, если все так плохо? Наверное, надо что-то менять.

— А как тут поменяешь? — пожал плечами Вадим. — Если бы было простое средство, как от похмелья: налил — выпил — практически здоров… Нет, правда, ты что, предлагаешь развестись с ней? И что дальше?

— А дальше живи, как раньше жил.

— Эх, вот так живешь, работаешь, а потом оглянешься — и ничего: ни ребенка, ни котенка, — пожаловался Горин.

— А что же она не родит?

— А черт ее знает. Фигуру, наверное, бережет. Вот так они и жили… Ну а у вас тут как? Что новенького?

— Ладно, Вадим, пора тебе, — напомнила Галя, не желая продолжать беседу. — Ты как, оклемался немножко?

— Да, чуть не забыл рассказать, — встрепенулся Вадим. — Я же, наконец-то, благотворительный фонд организовать решил!

— Что-что? — не поняла Галя.

— Ну, фонд поддержки сирот. Я про это после твоих рассказов думал все время. Только руки не доходили — то одно, то другое. А теперь — все: юристы мои уже документы оформляют. Только… Проблема одна есть. Я как-то не сразу сообразил, что этот фонд — его ж не просто создать нужно, им еще и заниматься кому-то надо постоянно.

— Понятное дело, — согласилась Галя.

— У меня-то, сама понимаешь, времени не хватит. И человека такого нет, чтоб целиком на него положиться…

— Что, неужто у тебя там воры одни работают? — иронически заметила Рыбкина.

— Да нет, я не про это: тут же еще и проблему надо понимать изнутри, так сказать. Как средства распределять, кому они в первую очередь нужны, а кто подождет… ну, много чего. И хлопотно это, не каждый возьмется.

— Ну да, — согласилась Галя. — Тут и опыт нужен, и, как бы это сказать, ну… сердце чтоб у человека было… Слушай, а ты молодец!

— Поможешь? — с надеждой спросил Горин.

— Хорошо, — кивнула Галя. — С директрисой нашей поговорю — может, кого-нибудь присоветует.

— А сама? — внимательно посмотрел на нее Валим.

Но Галя, совершенно растерявшись — такого оборота она никак не ожидала! — не успела ничего ответить: из магазина вернулась Тамара Кирилловна с тяжелыми пакетами.

— Ну что, Вадик, ожил?

— Ожил, — улыбнулся Горин. — Вот вы, теть Том, всегда как-то так умеете: одно слово — и в самую точку. Ладно, мне действительно пора.

Галя отправилась провожать его до дверей, а когда пришла обратно, мать обратилась к ней:

— А ну-ка, присядь. Ну, давай рассказывай.

— А что рассказывать-то? — вздохнула Галина.

— Галочка, — покачала головой Тамара Кирилловна, — он ведь женатый человек. Дурочкой-то не прикидывайся! Ну на кой черт тебе это надо? Ты что, Жанну не знаешь? Да она тебе горло перегрызет. Она же, как танк, эта…

_ Ну, покатилось, запричитала, — раздраженно перебила ее дочь. — С чего ты взяла-то? Просто…

— Да уж, проще не бывает! Себя бы пожалела! Вон, нервы и без того никуда не годятся.

— А кому мне большое человеческое спасибо за это сказать, не знаешь? — Галина неприязненно взглянула на мать. — Не нужен он мне, Вадик ваш. Он мне работу интересную предложил.

— Да ты что? Что за работа? — изумилась Тамара.

— Он, оказывается, создал благотворительный фонд — ну. для детишек. И ему нужен человек, что-то типа управляющего.

— И что, кроме тебя, некому? — недоверчиво нахмурилась Тамара Кирилловна.

— Он говорит, что ему нужен человек, которому он может доверять. В общем, который все не растащит, — объяснила ей дочь. — Мой размерчик — как раз подойдет!

Придя утром на работу, Таня узнала, что Игорь умудрился опередить ее и уже дожидается аудиенции. Правда, сегодня они обсуждали исключительно рабочие моменты, касающиеся слияния компаний, не упоминая о вчерашнем вечере, будто ничего и не было.

— Так что теперь заказчики к нам в очередь выстроятся, — расхаживая взад-вперед по кабинету, довольно резюмировал Игорь собственные только что высказанные соображения.

— Здорово ты придумал, — согласилась Таня. — Вот правду говорят, талантливый человек талантлив во всем. Но все равно стоит еще и в рекламу вложиться.

— Не спорю, реклама — двигатель… Да, кстати, видел тут рекламу какой-то чудо-куклы. Сразу подумал… слушай, а как Наденька к куклам относится?

— Да как-то без особого энтузиазма, — пожала плечами Таня. — Она больше кубиками интересуется. Конструкторы ей подавай. Ну, прямо, мальчишка какой-то. А в общем, понятно: ребенок строителей.

— Что, папа тоже строитель? — уцепился Игорь за последнюю фразу.

— Одной мамы выше крыши хватает, — спохватилась Таня, моментально разруливая ситуацию.

— Хотел бы я познакомиться с ней поближе. Подружиться… Очаровательная девочка. И совершенно неприступная, — улыбнулся Гонсалес.

— Даже не знаю, чем тебе помочь, — покачала головой Таня, — Она с пеленок такая упрямая.

— В кого бы это? — улыбнулся Игорь.

— Господин Гонсалес, вы работать собираетесь?

— Ну не могу я с тобой, компаньеро де армас Разбежкина, думать о работе, — вздохнув, признался мужчина.

— Чего-чего? «Компаньеро…»

— Компаньеро де армас. Это в Испании так говорили, во время гражданской войны — «товарищ по оружию».

— Кажется, твоему товарищу по оружию придется одному отстреливаться: за себя и за того парня. Кстати, «тот парень» обещал список ВИП-клиентов.

— Нет проблем, вся информация на флэшке, — Игорь хлопнул себя по карманам. — Что за черт? Слушай, кажется, я эту флэшку в прошлый раз у тебя оставил.

— Я ничего такого дома не видела.

— Ну так она же маленькая, ты могла и не заметить. Вот поехали прямо сейчас к тебе домой — и сама убедишься: лежит она где-то в уголке, горюет… Ты что, не веришь?

— Почему, верю. Поехали. Только кто работать-то будет? Потом придется наверстывать.

— Да ладно тебе, я сам все сделаю. Людей своих озадачу, успеем…

— Смотри, тут даже окошки открываются, — домик, который склеил для нее Сергей, сразу стал Надиной любимой игрушкой, которую она уже в сотый, наверное, раз показывала бабушке. — Я вырасту большая — и буду сама такие домики делать…

— Танюш, ну, честное слово: ума не приложу, как флэшка могла в машине оказаться, — говорил в это время Игорь, входя вместе с Таней в квартиру.

— А мы с бабушкой еще домик строим! — Надя радостно бросилась к матери, игнорируя Гонсалеса.

— Привет, мам. Мы по делу на минутку, — обнимая ее, сказала Таня Вере Кирилловне.

— Здравствуйте, — поздоровался Игорь с пожилой женщиной и попытался подхватить на руки Надю, но девочка недовольно вывернулась.

— Добрый день, — откликнулась Вера и удивленно повернулась к входной двери, услышав звонок: — Кто бы это мог быть? Вроде не ждем никого.

— А я, кажется, знаю, кто там, — заговорщически улыбнулся Гонсалес. — Наденька, может, ты сама дверь откроешь? Я думаю, там кто-то… Он тебе понравится.

— Сережа?! — радостно предположила девочка, со всех ног бросившись открывать.

Вернулась она крайне расстроенная и в сопровождении клоуна с яркими воздушными шариками в руках.

— Пррривет! — завопил клоун.

— Никакой не привет, — проворчала девочка, отворачиваясь.

И в дальнейшем, сколько тот ни старался ее развеселить, малышка оставалась безразличной к любым шуткам и фокусам. Таня с Игорем, напротив, старательно делали вид, будто представление приводит их в неописуемый восторг.

— Надь, посмотри: и как это у клоуна получается, не знаешь? — теребила Таня насупившуюся дочку.

— А я, когда был маленький, очень любил фокусы показывать, — подхватил Гонсалес.

— Наденька тоже любит фокусы, правда? Просто она стесняется, да? — не сдавалась Таня. — А можно нам тоже попробовать пожонглировать? — Она забрала у клоуна шарики, но у нее ничего не вышло — шарики раскатились по полу.

— Ну вот, не получилось, — огорчилась Таня.

— Может, у Наденьки получится? — Игорь быстро собрал шарики и протянул девочке, но та недовольно отвернулась.

— Ну, спасибо. Наверное, Наденька уже устала. На сегодня хватит, — прекратил Гонсалес явно безнадежную затею.

— Я пойду, — вызвалась Таня, чувствуя себя неловко из-за поведения дочери, — дядю-клоуна провожу.

— Правда, здорово он умеет? — Игорь попробовал исправить положение, подражая клоуну, и вдруг случайно наступил на бумажный домик.

На лице девочки отразился неописуемый ужас.

— Мой домик! — рыдая, закричала она, прижимая к груди смятый бумажный комок.

— Что случилось? — испуганно воскликнула Таня.

— Сломал, — захлебываясь безутешными слезами, говорила Надя, указывая на Игоря, как на врага народа, — пусть уходит!

— Маленькая моя, ну успокойся, — обняла ее Таня. — Мы новый домик сделаем, еще лучше.

— Не хочу новый, хочу этот! — извиваясь в ее руках, вопила девочка.

Игорю ничего не оставалось, как по-тихому ретироваться. А Таня села на пол и принялась чинить поврежденное бумажное строение.

— Не так, — злилась Надя, придираясь к каждому ее движению.

— Сейчас мы все сделаем как надо, — Таня старалась изо всех сил, но разрушения были глобальными, и ей стоило неимоверных усилий восстановить хоть что-то. — А если будет немножко по-другому, ведь не страшно, а?

— Нет, надо как было, — безжалостно требовала дочь, ревниво следя за работой матери. — Как Сережа сделал. А этот… дядька, он плохой.

— Ну что ты такое говоришь? Он же случайно! — Даже ангельского Таниного терпения и огромной любви к Наде уже едва хватало, чтобы и дальше терпеть ее капризы. — И почему ты решила, что он плохой?

— Он мне не нравится. А Сережа — нравится.

— Просто ты дядю Игоря плохо знаешь. Он обязательно тебе понравится, вот узнаешь его получше…

— Не узнаю! — снова завелась девочка, не желая ничего слушать.

— Он веселый… А ты знаешь, дядя Игорь тоже умеет домики делать. Давай мы его попросим, — уговаривала Таня.

— Нет, не хочу. Пусть он к нам больше не приходит!

— Та-ак. Вот это мы сюда приклеили. Так у тебя было? — Таня с трудом держала себя в руках.

— Крылечко помятое, а было не помятое! — Больше Наде, похоже, не к чему было придраться.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь… Разве что новое сделать?

— Не надо новое, хочу Сережино! Ладно, пускай помятое? — тяжко вздохнула девочка, поняв, наконец, что мать и так сделала все, что было в человеческих силах, и даже больше. — Он нарочно мой домик сломал! — заявила она затем.

— Какие глупости! Ну сама подумай: зачем ему специально твой домик ломать?! И вообще, дядя Игорь — хороший человек, добрый. Мы вместе работаем, и его все любят. Ты ему, кстати, очень нравишься.

— А он мне нет, — отрезала дочь. — А ты так говоришь, потому что ты его любишь, этого Игоря! А меня не любишь! — Швырнув на пол тюбик с клеем, Надя побежала рыдать на кухню, к бабушке.

Доведенная ее упрямством едва ли не до нервного срыва, к тому же чувствуя себя виноватой перед Игорем, Таня позвонила Гонсалесу.

— Ну такой у нее характер, — оправдывалась она. — Если втемяшит себе что-нибудь в голову… Ты уж извини, что так получилось, просто не знаю…

— Это я должен извиняться, — перебил ее Игорь. — Идиот, слон в посудной лавке! Пустили в приличный дом, а он домики ломает… Для ребенка это настоящее горе!

— Да ничего страшного, у детей все быстро проходит — и смех, и слезы.

— Ну, это взрослые так думают. Мне кажется, наоборот, дети все острее чувствуют. Это мы уже потихоньку коркой покрываемся.

Серьезно? Надо будет себя в зеркале рассмотреть.

— Танечка, — заверил ее Гонсалес, — ты — исключение. Я бы даже сказал, исключительное исключение.

— Ну, слава богу, значит, с детскими проблемами разобрались, раз ты уже на комплименты перешел.

— Нет, еще не разобрались, — озабоченно вздохнул Игорь. — Скажи, как Наденька сейчас, очень расстроена?

— Ничего. Она вечно по пустякам расстраивается. Мы, бабы, все такие!

— Я ужасно хочу, чтобы твоя дочь меня полюбила. Слушай, а давайте завтра за город съездим, все вместе: и мама твоя, и Надя?

— За город? — растерялась Таня, не ожидавшая подобного предложения.

— Ну да. Как сказал бы Николай Васильевич Гоголь, знаете ли вы, как прекрасно Подмосковье? Да ну, откуда вам знать. А я вам покажу такие уголки… Давай решайся. Надя свежим воздухом подышит, пообедаем. И вообще, есть серьезнею предложение.

— Насколько серьезное?

— Как говорили в детстве, на «сиксилион миллиардов». Завтра узнаете! Пока!

Нина Перепелкина уже и не помнила, когда это в ее жизни такое бывало — чтобы кто-то провожал ее на работу. Наверное, никогда! А тут вдруг Дима вызвался — несмотря на то, что ради такого подвига ему пришлось самому встать ни свет ни заря. Как настоящий кавалер, доехал вместе с ней до офиса Горина, но и на том не остановился — отправился в приемную, никак не желая отстать.

— Ну, чего стоишь? Проводил — и спасибо. Теперь иди давай, не мешай работать, — проворчала Нина, приступая к своим трудовым обязанностям.

— Да чем же я тебе мешаю? Вот гляди — бумаги в порядок привел, — он сложил документы аккуратной стопочкой и полюбовался на плоды своих титанических усилий.

— Вот спасибо. Без тебя бы ни за что не справилась, — иронически хмыкнула Перепелкина.

— Ага. И вообще, я на тебя хорошо влияю, — согласился Дима. — Вон как работаешь — с огоньком, так сказать. А без меня сидела бы, ворон считала.

— И что это на тебя нашло сегодня? Чаю с утра налил, до работы проводил. Такой галантный кавалер — кто бы мог подумать…

— Мужчины — вообще существа непредсказуемые!

— Вот балабол. Ну, тогда, что ли, делом займись, «непредсказуемое существо». Вот, на — засунь в измельчитель, — она сунула Диме стопку ненужных бумаг. — Что, не справиться с такой задачей непосильной? То-то же!

— Ладно, — сдался Дима, — пора мне. Дела. Ухожу, короче. Только вот что. Не уйду, пока ты… пока не пообещаешь!

— Что я тебе должна пообещать? — изумилась Перепелкина.

— Как это — что? А ресторан? Отдохнем немножко, поговорим в этой, как это… неформальной обстановке.

— Надо подумать, — протянула Нина, которой, с одной стороны, до смерти хотелось побывать в ресторане, но, с другой — не в такой компании.

— Давай думай. Я подожду.

— Не помешала? — ядовито спросила Жанна, входя и многозначительно глядя на Нину и Диму. — Вообще-то, личные дела не на работе надо решать!

Дима поспешно ретировался, а Нина не осталась в долгу:

— А я думала, здесь так принято: личные дела решать без отрыва от производства. Это раньше полагали, что браки заключаются на небесах, теперь-то мы знаем, где они клепаются. В офисах. Нет?…

Дима, не откладывая на завтра то, что ему хотелось непременно сделать сегодня, позвонил в ресторан и попытался заказать на вечер столик.

— Извините, — услышал он в ответ, — к сожалению, на сегодня уже все заказано. Издержки популярности. В последнее время рейтинг нашего заведения…

— Я прекрасно знаю ваш ресторан, — солидно проговорил Рыбкин.**- Госпожа Баринова, для которой я заказываю столик, в другие не ходит.

— Ну, что же вы сразу не сказали, — залебезил менеджер, — Для наших постоянных и любимых клиентов — никаких проблем. В шесть устроит?

— Нормально, — согласился Дима — Еще бы, — положив трубку, хмыкнул он, — не любимая клиентка — на чай сколько дает… Так, теперь финансовая сторона дела, — он набрал еще один номер. — Яночка, солнышко, это я. Как дела?

— Как сажа бела, — мрачно ответила «мамочка».

— Ну что такое? Когда увидимся? Твой Димончик ужасно соскучился, — принялся сюсюкать Рыбкин. — Кстати, как бы он не простудился: такой сквозняк в карманах гуляет.

— Слушай, дорогой, — отрезала Яна, которой нынче было не до любовного воркования. — Мне сейчас и без тебя удовольствий хватает. У меня тут с муженьком проблемы. И с деньгами затруднения. Временные, конечно. В общем…

Настроение у Яны было не из лучших, и не без причины. Она недавно разговаривала с одним очень дорогим адвокат том относительно перспектив раздела бариновского имущества в случае развода. Адвокат обещал помочь, но при следующем разговоре сообщил, что, изучив все обстоятельства, не видит ни единого шанса на победу в этой войне, Яна не знала, что, прежде чем вынести такой вердикт, многоуважаемый юрист пообщался с другой стороной и остался весьма удовлетворен встречным предложением, выдвинутым Олегом Эдуардовичем. После чего Яна стала ему как клиентка ничуть не интересна. Ее наполеоновские планы в одночасье рухнули, как карточный домик. Немудрено, что все это не способствовало улучшению настроения. И никакого Диму Рыбкина ни видеть, ни, тем более, спонсировать Яна расположена не была.

— Понятненько, — обиделся Дима. — Ладно, чего ж делать, подождем… Ну, не буду тебя отвлекать от твоих проблем. Звони, — Он раздраженно бросил трубку и пробурчал, пересчитывая оставшиеся в кошельке деньги: — Черт, никакой жизни — ни личной, ни наличной! Придется обойтись тем, что есть!

Выход из положения был прост: позвать Нину в кафе, принадлежащее Рыбкиным. Там вообще можно заплатить не сразу — хозяева как-никак. И после работы он повел Перепелкину именно туда.

— Я, вообще-то, тебя в крутой ресторан хотел сводить, но у них мест не было, — пояснил он, усаживаясь вместе с Ниной за столик.

— Да ладно, была охота. И здесь хорошо.

— Хочешь, я тебе расскажу, как я в армии служил? — Дима понимал, что даму надо как-то развлекать, и работал в этом направлении, как умел. — Вот, перед самым дембелем… Тебе неинтересно про армию? — Он заметил, что Нина едва сдерживает зевок. — Я думал, девчонкам интересно…

— Нашел тоже девчонку, — хмыкнула Перепелкина. — Не понимаю, чего ты так стараешься. Послушай, мы с тобой — не пара, ежу понятно.

— Ежу, может, и понятно, а вот мне — не очень, — возразил Дима.

— Ну, во-первых, я тебя старше.

— Ой-ой-ой, — развеселился он, — любви все возрасты покорны. Ну а во-вторых?

— И во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых… — Нина не находила способа, как бы его поделикатнее отшить, а откровенно обижать не хотела, поэтому просто принялась есть мороженое.

Ни Перепелкина, ни, тем более, Дима не заметили, как в кафе появились двое новых посетителей, один из которых, хохоча, говорил другому, по-видимому продолжая начатый разговор:

— Во, придурок… А ты ему что?

— Ну, я ему, конечно, опять в рыло… Ну и куда это мы пришли? — спросил второй, брезгливо озираясь. Это был крупный мужчина с довольно грубыми чертами лица и впечатляющими руками — как у молотобойца. Звали его Геннадий Перепелки«.

— А тебе не начхать? По одной дернем — и дальше пойдем, — засмеялся приятель.

— А тут че, наливают?

— За так тебе на Васькиных поминках нальют. А за бабки…

— Но только по одной — и все, — предупредил Геннадий. — А то мы так и к завтрему до Васька не дойдем. — Он вдруг вздрогнул и обернулся, услышав знакомый голос. Его физиономия вытянулась при виде смеющейся Нины, к которой склонился Дима, целуя ее в щеку. Женщине такое обхождение было явно по душе.

— Блин… Интересное кино… — протянул Геннадий, разглядывая эту парочку.

Именно из-за него Нина попала в колонию. Несколько лет назад, доведенная до белого каления постоянными издевательствами, пьянством и рукоприкладством мужа, она сделала попытку радикально с ним разобраться. Но цели своей так и не достигла, зато Геннадий сделал все от него зависящее, чтобы отправить жену под суд и добиться для нее максимального срока за нанесение «тяжких телесных повреждений».

Он вместе с приятелем вышел на улицу и дождался, когда из кафе появятся Нина и Дима.

Вон они, голубки! — злорадно проговорил Гена и дернул приятеля за рукав. — Пойдем потолкуем с ними. Нинка, а ну стой!

Перепелкина резко обернулась и, узнав его, раздраженно произнесла:

— Чего надо? Мы вроде с тобой разобрались… пять лет назад.

— Да ты что? — притворно изумился тот. — Пять лет прошло? А ты только лучше стала, расцвела прямо. Давно освободилась-то?

— Не твоя печаль. Иди своей дорогой.

— Нин, это кто? — нервничая, спросил Дима: он прекрасно понял, что ничего хорошего эта встреча не предвещает.

— Это муж, — не глядя на него, пояснил Гена, — Хоть бы зашла, Нинок, не чужие ведь. Соскучилась небось на зоне по мужику

— Это ты, что ли, мужик? — презрительно осведомилась Перепелкина.

— А кто? Этот сопляк? Я тебя предупреждал, чтоб к моей бабе не клеился? — повернулся он к Диме.

— Я тебя вообще первый раз вижу, — огрызнулся Рыбкин.

— Ну так предупреждаю. Отстань от Нинки. Ноги оторву. Обоим.

— Ген, — встрял его дружок, — да чего ты их слушаешь? Этому хмыренку врезать раза — он и ласты склеит…

— Только посмей, — угрюмо предупредила Нина. — Я в другой раз на тяжких телесных не остановлюсь. Чтоб я тебя больше не видела! Дима, пошли отсюда!

— Подожди, Нин, я с ним разберусь… — дернулся Рыбкин, у которого не хватило мозгов сообразить, что против двоих бугаев шансов у него — никаких.

— Считай, что тебе повезло! — крикнул Гена вслед Нине. — В другой раз получишь по полной, как раньше! — Он был весьма раздосадован тем, что не может осуществить свои угрозы прямо сейчас, но не потому, что испугался Димы, — просто заметил приближающийся милицейский патруль и решил отложить разборку с женой до лучших времен.

Домой сегодня Татьяна Баринова снова пришла не одна, а с супругом, твердо намеренная повторить волшебную ночь. Но для начала следовало сделать все возможное, чтобы примирить враждующие стороны — отца и мужа.

— Тусь, папа дома? — с порога спросила она.

— Очень занят, — отозвалась домработница, — переговоры у него важные. Просил не беспокоить.

Сергей не смог сдержать облегченного вздоха.

— Ну вот, — расстроилась Татьяна. — Хотела устроить ужин при свечах… или, как там… встречу без галстуков.

— Круто, — отметил Никифоров. — Это по какому же поводу — без галстуков, да еще и при свечах?

— Ну уж не знаю, при свечах или при электричестве. Просто, так сказать, ужин примирения. Ты, я и папа.

— А и правда, помирились бы, а то корчат тут из себя не пойми чего… — проговорила Туся, заметив, как поморщился Сергей, — Ладно, все равно его сейчас трогать не велено. Без отца покушайте. Еще неизвестно, когда он там освободится, чего голодными-то ходить. И без того злые…

— Тань, — начал Никифоров, — по-моему, Туся права: он просил не беспокоить, так мы — с удовольствием: и аппетит не будем друг другу портить… И вообще — есть хочется. В этом доме случаи людоедства уже бывали?

— Ну, вы тут решайте сами. Если надумаете — позовете.*** Домработница удалилась, оставив супругов наедине.

— Не понимаю, к чему эти церемонии. Просто поужинать после работы никак нельзя? — недовольно спросил Сергей.

— Мне бы так хотелось увидеть любимого мужа и обожаемого папочку за дружеской беседой, — мечтательно произнесла Баринова. — Такой теплый семейный ужин…

— А в финале, — подхватил Никифоров, — Туся торжественно ставит на стол чашу с ядом. Ну давай, позови ее. Правда ведь есть хочется.

Ужинать им пришлось без Олега Эдуардовича, что ничуть не портило Сергею аппетита — скорее, наоборот. К тому же он был временно избавлен от необходимости болтать с женой — Татьяна смотрела какой-то сериал по телевизору.

— Интересно, когда он ей уже во всем признается, — не выдержала она слишком затянутых объяснений двух киношных влюбленных.

— А мне совсем не интересно, — заметил Никифоров. — Сейчас и признается — вон, уже оркестр в кустах заиграл, слышишь?

— Правда, фильм какой-то тягомотный, — засмеялась Татьяна, выключив телевизор. — Надоело. Когда ты рядом, знаешь как мне хорошо? Так спокойно. И вообще… Ну что ты такой… Устал? — попыталась она растормошить мужа, не желавшего реагировать на ее откровенные намеки. — Расскажи мне что-нибудь. Как на работе? Что новенького?

— Ничего новенького. Все как обычно. Пахал, не прикладая… в смысле, не покладая рук и головы.

— А не на работе что нового? — продолжала Баринова, заглядывая ему в глаза. — Как Миша?

— Выздоравливает.

— Синяки прошли? — участливо спросила Татьяна.

— Какие синяки? — Никифоров отстранился от нее и пристально взглянул жене в лицо.

— Ну, от нападения. Сильно они его? — Только туг до Бариновой дошло, какую роковую ошибку она допустила, но слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь.

— А ты откуда знаешь? Я тебе, кажется, ничего не говорил. — Никифоров разом все понял.

Он поднялся и молча взял свой пиджак, собираясь немедленно уйти.

— Что ты собираешься делать? — беспомощно пролепетала Татьяна.

— Успокойся, я стариков не бью… бандитов подручных у меня нет, — брезгливо бросил Сергей.

— Сереженька, миленький, я ведь ни при чем здесь! — Татьяна начала плакать от отчаяния. — Не веришь?! Я правда не знала. Это папа… Я сама в шоке была! Сереженька, прости ты его. Он… он же не со зла. Понимаешь, он хотел, чтобы я была счастлива — и все!

— Куда я вляпался, — пробормотал Сергей, не слушая ее. — Какая-то мразь человека чуть не покалечила — за просто так…

— Ты же сам знаешь, люди на все готовы ради любви! — закричала Баринова.

— На все? — изумился Никифоров, — Продать, предать, избить, убить — да? Да кому она нужна, такая любовь?! Все растоптать, изгадить, все на своем пути раздавить, а потом еще… Ты что, думаешь, я такой же урод, как вы?… Нуда — наверное, урод, если еще разговариваю с тобой, — он сжал кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не ударить Татьяну, затем резко развернулся и шагнул в дождливую ночь.

4

— Добилась своего? Тихоня! Радуйся теперь — все по-твоему вышло! — истерически кричала Баринова в телефонную трубку, мечась по гостиной отцовского дома.

— Да что случилось? — растерянно спросила Таня, которая никак не могла взять в толк, какая муха сегодня укусила подругу.

— А ты не понимаешь? — яростно прошипела та. — Жизнь мою поломала и не понимаешь? Ненавижу!

— Таня, давай поговорим спокойно…,- начала Разбежкина.

— Что, страшно стало? Ладно, не бойся. Оставайся со своим Сереженькой. Я сегодня добрая… все всем прощаю! — выкрикнула Баринова, отшвырнув в сторону телефон.

— Подожди… Да что ж это такое? — слушая короткие гудки, проговорила Таня.

— Баринова? — догадалась Вера Кирилловна. — Что на этот раз?

— Да я не поняла: не в себе она, что ли… — Таня глядела на мать в полнейшем недоумении.

— Придет в себя — перезвонит, — неприязненно бросила Вера Кирилловна. — Что ты так переполошилась-то?

— Она так говорила, будто прощалась, — * сказала Таня, снова и снова безрезультатно пытаясь дозвониться до Бариновой.

Но трубку никто не брал.

— Молодец. Моя кровь.

Яна, только что вернувшаяся в дом Олега Эдуардовича после одной чрезвычайно важной встречи, застала свою дочь с горстью таблеток в руках. Зареванная Татьяна уже открыла рот, чтобы высыпать туда это почти безотказное средство, помогающее свести счеты с опостылевшей жизнью, но мать ударила ее по руке — таблетки рассыпались по столику

— Твой палаша, — одобрительно продолжила Яна, — после такого в лепешку расшибется, звезду с неба достанет. Отличный способ!

— Даты о чем? — Реакция матери потрясла Татьяну. — Как ты можешь?! Я все равно без Сергея умру, а ты…

— Что за глупости? — фыркнула Яна, которой были совершенно чужды подобные мексиканские страсти. — Всерьез такой вариант рассматривать нельзя, а вот использовать можно. И даже нужно. — Она с удовольствием наблюдала за тем, как изменилось выражение лица Татьяны: теперь на нем отражалось не отчаяние, а величайший интерес. — Мужики — существа слабые. Они от такого, — Яна кивнула на рассыпанные по столику и полу таблетки, — шизеют и делают все, что попросишь.

— Что-то ты сама такими методами на отца не торопишься влиять, — недоверчиво заметила дочь.

— У меня такой номер, к сожалению, не пройдет, — вздохнула Яна. — Если я Олегу скажу, что покончу с собой, он мне еще и веревку намылить поможет,

Татьяна не могла с этим не согласиться,

А тебе, дорогая, — продолжала умудренная богатым жизненным опытом мать, — надо действовать так…

— Добрый вечер, — поздоровалась Яна с супругом, входя в его кабинет после доверительной беседы с дочерью. — Чаевничаешь? Я тоже, пожалуй, чашечку выпью. Туся, завари мне зеленого.

— Что то новенькое придумала? — неприязненно покосился на нее Олег Эдуардович, сделав знак Тусе не спорить, а выполнить указание, и домработница удалилась.

— Вот за что я тебя люблю, Олег, так это за проницательность. Новость есть. Важная, — сообщила Яна, усаживаясь поудобнее. — Я передумала подавать на развод. Останусь здесь, с вами. В Москве сейчас тоже можно жить полной жизнью. Особенно с твоими деньгами, дорогой.

— Если я тебе их дам, дорогая, — охладил Баринов ее пыл.

— А не дашь, — прищурилась Яна, — придется мне продавать желтой прессе твои личные грязные тайны. Или сниматься для мужских журналов. Обнаженной. Представляешь? Модель — Яна Баринова. Это что, жена того самого? Не может быть! Что же вы, господин Баринов, жену довели…

Олег Эдуардович не успел ничего ответить на этот бред, потому что в кабинет вбежала перепуганная Туся с криком:

— Олег, там Таня… она отравилась!

— Это ты виноват, — Татьяна лежала на носилках «скорой* и, с трудом шевеля серыми губами, бросала отцу обвинения. — Ты его всегда ненавидел. Все время старался его унизить, издевался при всех, думаешь, я не видела? А ведь Сергей очень гордый… Он все это терпел только ради меня… — Не выпуская ее руки из своей и едва сдерживая слезы, Баринов покаянно кивал — сейчас он был готов согласиться с чем угодно. — Что ты наделал… Он теперь думает, это я тебя науськала, чтобы Мишу избили… а Миша для него… Господи, он никогда меня не простит.

— Танечка, — губы Олега Эдуардовича дрожали, — я же хотел…

— Папочка, пожалуйста. Я все равно жить не буду. Верни его, — она измученно прикрыла глаза и отвернулась.

— Татка, — засуетился Баринов, — ты только успокойся… все будет, как ты захочешь. Я все сделаю, все! Тусь, поезжай с ней, — велел он домработнице, а бестолково суетящейся возле носилок жене бросил: — А ты лучше дома останься. — Он наклонился к дочери: — Таточка, я все сделаю. Я его силой притащу. Ты только не волнуйся!

— Что скажете, доктор? — спросил он врача «скорой», вручая ему солидную пачку денег.

— На первый взгляд, опасности нет. Но, если она приняла все таблетки… там несколько упаковок валялось… то лучше перестраховаться.

— Надеюсь, все останется между нами?

— Само собой. Счастье, что ваша домработница вовремя к ней зашла!

— Своими руками придушу гада… — прошептал Баринов, найдя вслед отъезжающей карете «скорой помощи» и сжимая кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

Братья Никифоровы уже успели собрать практически все вещи — Сергей твердо решил съехать с квартиры жены и снять им с братом другое жилье, лишь бы оказаться подальше от семейки Бариновых. Теперь они искали подходящие варианты, чтобы можно было переехать как можно скорее.

— Слушай, давай заканчивать, — после очередного звонка предложил Миша. — Глаза уже слипаются.

— Иди ложись, — бросил Сергей.

— А ты чего? Продолжишь обзвон?

— Да нет, поздно уже. Завтра…

— Выспались, — проворчал Миша, услышав звонок в дверь, — Сиди, я открою.

— Если это ко мне — меня нет, — предупредил брат, листая записную книжку.

— Да ладно, не учи, — отозвался Михаил и почти сразу же Сергей услышал: — Сереж, это к тебе!

Остановить разъяренного Баринова Миша оказался не в состоянии, и тот, ворвавшись, набросился на Сергея с кулаками. Братьям едва удалось с ним справиться, и через некоторое время Олег Эдуардович, выпустив пар, рухнул в кресло, где и сидел, раскачиваясь и обхватив голову руками.

— Не могу я смотреть, как она мучается. Вернись к ней, очень тебя прошу, — пробормотал он, обращаясь к Сергею, — Я не говорю: сию секунду! — поспешно продолжал он, увидев, что Никифоров отрицательно покачал головой. — Но, в принципе, вам же ничто не мешает жить вместе. Перетерпи, такие моменты бывают в каждой семье — и ничего, живут люди… Ведь ты женился на ней, значит, были какие-то чувства… А если и нет… Татьяна так тебя любит, что вам на двоих хватит!

— Нет смысла продолжать разговор, — ответил Никифоров. — Я решил развестись и, честно говоря, не понимаю, почему вы так это восприняли. Я был уверен, что вы будете прыгать до потолка от счастья: вы же меня терпеть не можете.

— Ради Татки я хоть черта с рогами готов терпеть.

— А я не готов, — бросил Сергей.

Баринов вынул бумажник и достал из него детскую фотографию дочери:

— Здесь ей восемь. Это мы в зоопарк ходили, она час, не отрываясь, смотрела на обезьянок… А потом потребовала, чтобы я каждой купил по мороженому…

— Зачем вы мне это рассказываете? — не понял Никифоров, которого воспоминания о детстве жены не могли тронуть ни при каких обстоятельствах.

— А сегодня она могла бы умереть… Что смотришь? — произнес Баринов. — Отравиться хотела… Не может без тебя жить, Такие дела…

— Мне очень жаль, — растерялся Сергей.

— Жаль тебе… — Баринов судорожно сглотнул. — Вот будет у тебя свое дитя — тогда поймешь, что такое по-настоящему жаль… Слушай, да сядь ты, давай поговорим, как нормальные люди. Мне вот действительно жаль, что так вышло с твоим братом. Попал под горячую руку. Ты пойми, когда ребенок страдает — это все, туши свет: глаза кровью наливаются, как у быка, — и тут уж не разбираешь, где свои, где чужие… Если бы можно было все п ерю играть… Ну да что говорить. Я готов компенсировать… лечение, моральный урон, черта лысого, что угодно… Ты погоди, послушай. Я ведь могу твоему Мишке такое будущее обеспечить, о котором он и мечтать не смел. Найду ему хорошее местечко в какой-нибудь клинике по специальности, а годика через два-три свою откроет. Все по высшему разряду. Да хоть такую, как в Швейцарии. Сделаем здесь один в один. Хозяин клиники, в его-то годы, а?

— Замечательно, — зло хмыкнул Сергей. — А над входом — золотой кнут, пересекающий золотой пряник, и надпись, тоже золотом: «Клиника имени Олега Баринова».

— Зачем же так меня недооценивать: кнут и пряник. У меня есть, как минимум, четыреста относительно честных способов решать проблемы. Но в данном случае речь не обо мне, а о Мишином будущем. И о твоем тоже.

— И какое же будущее вы уготовили мне?

— Ты пойми, я сейчас для тебя, как золотая рыбка, проглотившая волшебную палочку: не просто исполняю любое желание, еще и сам предлагаю!

В комнату зашел Миша:

— Извините, я только учебник возьму…

— Ты вовремя, — обратился к брату Сергей. — Нам тут золотые горы обещают, послушай.

— Я предложил Сергею несколько вариантов, — не глядя на Михаила, произнес Баринов, — но это вы потом без меня оберите, а сейчас лучше скажи: как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, вашими молитвами, — не замедлил съязвить Миша.

— Ты прости меня, Миш, бес попутал. Вы, главное, поймите; Таня тут абсолютно ни при чем, она ни сном ни духом… Она, когда узнала… у меня до сих пор руки трясутся… Я ведь по собственной дурости чуть ее не потерял… Она сегодня отравиться пыталась, — пояснил он для Михаила. — Хорошо, Туся случайно к ней зашла… А если бы нет?… Если бы вы знали, какой это ужас… Я ведь не прошу многого, — принялся Баринов давить теперь уже на младшего Никифорова, на липе которого отразилось искреннее сочувствие. — Нужно поставить Таню на ноги, дать ей время прийти в себя, как-то привыкнуть к мысли, что Сережа… ее больше не любит. Она сейчас на грани, ты как психолог должен это понимать. А дальше, — он, полагая, что уже заручился Мишиной поддержкой и обрел союзника, повернулся к Сергею, — не захочешь жить с ней — что ж, вольному воля, насильно мил не будешь…

— Вы понимаете, что заставляете меня вернуться в семью, которой нет и, собственно, никогда не было? — спросил Никифоров, которого крокодиловы слезы тестя ничуть не впечатлили. — Надо признать, взятку предлагаете царскую, но я…

— Ничего ты не понял… Предлагаю то, что могу, в обмен лишь на одно. Да, Танюшку ты не любишь, но ведь она тебе не совсем чужая?

— Не надо из меня монстра какого-то делать, — проговорил Сергей. — Думаете, я не понимаю, каково это — терять любимого человека? Именно потому, что знаю, как это тяжело, я и хочу покончить со всем разом. Так будет легче и для нее, и для меня.

— Значит, нет? — в отчаянии спросил Баринов.

— Нет, — покачал головой Сергей.

— Бог тебя накажет, — произнес Олег Эдуардович перед тем, как уйти, — за то, что так поступил с моей девочкой!

Двое других братьев, на сей раз Рыбкиных, тоже беседовали в тот вечер о жизни.

— А хорошо, что Нина у нас осталась, скажи? — произнес Дима.

Нина Перепелкина после встречи с бывшим мужем всерьез испугалась за приютившую ее семью и хотела уехать, но Рыбкины убедили ее не делать этого, что давало Диме шанс продолжить ухаживания за ней. Но Виктор сейчас был слишком погружен в невеселые размышления о предстоящем разводе с Анной, чтобы поддерживать предложенную братом тему.

— Вить, ты чего? Разводиться боишься, что ли? — с исключительной тактичностью, всегда ему свойственной, спросил Дима.

— Плохо мне без нее, — признался Виктор. — Вот была рядом — вроде так и надо, не замечал даже. А сейчас… Эх, тебе не понять.

— Почему это? Я тебя как раз очень даже понимаю. Мне, между прочим, Нина нравится. Только не знаю, с какого боку к ней подъехать. Как думаешь, получится у нас с ней? — понизив голос, проговорил Дима.

— Нашел у кого спрашивать, — отмахнулся Виктор. — Свою-то жену удержать не смог, какой из меня советчик…

Тут у Димы зазвонил мобильный телефон.

— Слушаю, — солидно ответил он, и тут же его тон резко изменился: — Нет, не спал. Что ты, Яночка, конечно, могу… Ага, понял, подъеду обязательно… Да что ты, наоборот, рад! До завтра, солнышко!

— Горбатого могила исправит, — осуждающе проворчал Виктор.

— А что делать? — развел Дима руками. — Против лома нет приема. Особенно если этот лом — Яна.

Тот самый «лом», закончив беседу со своим «птенчиком», набрал еще один телефонный номер.

Была уже глубокая ночь, и Таня не сразу подошла к телефону.

— Алло, я слушаю. Кто это? — сонно спросила она. — Какая Яна? Вы, наверное, ошиблись…

— Не ошиблась, если вы — Татьяна Разбежкина.

— Да, это я. А вы?… — Таня никак не могла определить по голосу, с кем говорит.

— Я мама Тани Бариновой. Я подумала, что вы должны знать… Таня в больнице. Она пыталась покончить с собой…

Таня в ужасе вскрикнула.

Неудивительно, что с самого утра она уже была у подруги в больнице.

— Вот, только что сварила, — развернула Таня банку с бульоном, которую принесла с собой. — Еще не остыл. Ты поешь.

Мама считает, что бульоном все вылечить можно… — Она чувствовала себя очень растерянной.

— Не могу, — слабо улыбнулась Баринова, — Ты сядь, Тань. Спасибо, что пришла. Откуда ты узнала?

— Мама твоя позвонила, ну я с утра и подхватилась. Ну и зачем ты…

— Почему все так? — отвернувшись, тихо и жалобно проговорила Баринова, словно самой себе. — Почему одним — все, а другим — ничего? Вот у тебя: и карьера, и семья… в смысле, дочка… и мужика себе нашла классного, скоро замуж выйдешь… А у меня? Ни работы, ни детей, а теперь — и мужа нет. Вся жизнь коту под хвост… — О том, какой ценой Тане далось все это счастье, она предпочла умолчать. — Знаешь, я, когда в детстве читала романы, думала: ну что за фигню порют эти героини? «Я не могу жить без него», «Я готова на все, лишь бы он был рядом… Не говорят так люди… то есть, может, говорят, но не чувствуют. Оказывается, очень даже чувствуют. Я умру без него, Тань! Ты, конечно, можешь меня упрекнуть, что не надо было выходить за твоего… Но ты же сама так решила… Оставь мне его, пожалуйста, он ведь тебе не нужен, а я с ума схожу! — Резко приподнявшись на локте, она горящими сухими глазами пристально всматривалась в лицо подруги.

— Ты правильно говоришь, он мне не нужен, — согласилась Разбежкина. — Ты только успокойся. Не собираюсь я тебе жизнь портить. И мстить никому не собираюсь. Все будет хорошо. Ложись, ложись.

— Налей мне водички, пожалуйста, — попросила Баринова, довольная тем, что ее план, похоже, начал срабатывать. — Я у тебя его по-тихому украла… Видела, как вы любите друг друга, знала, что надо отойти в сторонку и не отсвечивать, и не смогла. Понимала, что подлость делаю, — и все равно… Я бы на твоем месте меня убила, честно.

— А ты лишнего на себя не бери: Сергей не теленок, которого можно взять за веревочку и увести, куда хочешь, — возразила Разбежкина. — Если бы он действительно меня любил, ничего бы этого не случилось. Так что его вины здесь ничуть не меньше. И хватит об этом. Хорошо?

— Тань, а тебе никогда не хотелось… ну, покончить со всем одним ударом, раз — и все? — вдруг спросила Баринова. — Чтоб не мучиться?

— Нет, ни разу, — спокойно ответила Таня. — Даже в тюрьме.

— Ты такая оптимистка?

— Да нет, впадать в депрессию не хуже других умею… а может; и лучше. Просто… представляешь, сколько всего должно было случиться, совпасть, чтобы я, Таня Разбежки на, появилась на белом свете? Не всем так везет, — улыбнулась Таня — И раз уж мне представилась такая возможность, почему бы не воспользоваться ею на все сто? А помереть всегда успеем. И потом… Куда ж я денусь, когда меня два таких мощных магнита между собой зажали: тут мама, тут ребенок. С одной стороны — Вера, с другой — Надежда. А с надеждой и верой — можно и без любви прожить.

— Если все сложится, буду вести себя по-умному: мужчину нельзя держать на коротком поводке, он от этого звереет и начинает кусаться, — похоже, Тане удалось поднять подруге настроение, и та даже согласилась немного поесть. — Только бы Сережка вернулся… А когда будет ребенок, он уже никуда не денется, правда? Если бы ты знала, как мне хочется простого бабского счастья: дом, муж, ребенок! Нет, в другом порядке: муж, ребенок, а потом уже все остальное!

— А представь, — оживленно подхватила Таня, — лет через десять мы будем так же сидеть и вспоминать все это со смехом… Как мы мучились, страдали… Неужели мне было так больно и тяжело… А точно, это все с нами было или мы просто сериалов насмотрелись? А я все равно уверена, что и ты, и я будем счастливы!

— Почему ты так уверена, что мы будем счастливы? — недоверчиво спросила Баринова, — Умеешь читать будущее?

— Нет, просто верю, что так должно быть.

— Если б ты знала, как я этого хочу. И тебе счастья желаю. Правда. Я же все понимаю, у тебя есть основания мне не доверять, но я же тогда все делала, как ты хотела. Ты не велела ему ничего говорить — я не говорила. Ты попросила письмо передать — я передала. Сергей ведь сам его не захотел читать. Порвал даже…

— Это к лучшему, — твердо произнесла Таня, хотя от таких слов у нее все в груди перевернулось. — По крайней мере одной проблемой меньше. Что теперь говорить… целая жизнь с тех пор прошла. Все забыто,

— Если бы все было по-другому, я бы у вас на пути не встала.

— У нас на пути были препятствия пострашнее. Тюремная решетка, — напомнила Таня.

— Да, ужасно все получилось. И главное, тебя ведь могли отпустить…

— Но не отпустили. Тут тебе и карты в руки. Путь свободен, меня нет, можно заняться осадой Сергея. Скажи, ты имела отношение к тому, что меня засадили на полную катушку? — Таня произнесла это так, что теперь уже у Бариновой упало сердце: знает, все знает. Или блефует? Нет, нельзя позволить взять себя на понт. Как это называется на тюремном жаргоне? Уйти в глухую несознанку?…

— Ну, просто слов нет! — ахнула Татьяна, расширенными недоумевающими глазами глядя на Разбежкину. — Да как ты могла подумать?! Я же тогда, наоборот, все, что могла, делала. Старалась. Папу просила, он так помог… Ты вспомни…

— Помню, — кивнула Таня. — Я попросила тебя показать ему документы, которые мне Горин на подпись дал. Ты показала, он сказал, что все нормально. Потом я их подписала… и меня арестовали.

— Так почему ты меня обвиняешь? — якобы перестала что-либо понимать Баринова. — И папу? Понятно же. кому это выгодно было. Горин…

— Не надо, Тань, — поморщилась подруга. — Ты, может, в этой истории и ни при чем. Но я точно знаю, что это Олег Эдуардович меня посадил. У меня есть доказательства.

— Доказательства? И что… что ты собираешься делать?…

— Здравствуйте, — входя в палату, поприветствовал обеих женщин Олег Эдуардович. — Ну, как ты, Татка?

— Мне пора. — Разбежкина немедленно встала. — Выздоравливай, Таня. До свидания.

— Папа, — сдавленно произнесла Татьяна, едва за подругой закрылась дверь, — ей все известно.

Баринов изменился в лице, однако довольно быстро взял себя в руки и спросил, хмыкнув:

— Что — все? Энциклопедию прочла?

— Не прикидывайся, — раздраженно отозвалась дочь. — ты все понял. Ей известно, благодаря кому она попала в колонию.

— Да откуда? — поднял брови Баринов. — Она блефует, а ты и поверила. Я о тебе вообще никому не говорил…

— Она про тебя знает. И так уверенно говорила…

— Ну знает, — неохотно допустил он такую возможность, — и что дальше? Доказать что-либо невозможно. И потом, в конечном итоге решение вынес суд. Твоя подруга просто поиграть с тобой решили, как кошки с мышкой. У них ведь теперь опыт большой… Зона бесследно ни для кого не проходит.

— Зачем ей со мной играть? — устало спросила Татьяна.

— Может просто нервы потрепать хочет, а может…

— Что? Пап, не юли. Начал — так договаривай! — потребовала дочь.

— Не может она таким образом к Сергею подбираться?

- Где он? Ты его видел? — вскинулась Татьяна.

— Я сразу же к нему поехал, — кивнул Олег Эдуардович.

— Что он сказал? Он знает, что я в больнице? — допытывалось она.

— Он не придет, Танечка.

Все напрасно, отчетливо поняла она. Все напрасно…

Яна радостно встретила примчавшегося к ней Диму. Вряд ли он горел желанием лишний раз побывать в доме Баринова с риском столкнуться с хозяином, да делать нечего — раз «мамочка» велела, деваться некуда. Пришлось явиться.

— Что, не нравится? — озаботилась Яна, заметив, что он ест без особого аппетита. — Может, чего-нибудь другого хочешь? Я Тусе прикажу…

— Не, — помотал головой Дима, — все вкусно. Только… неожиданно как-то. Я после нашего последнего разговора думал, что между нами все… и вдруг…

— А такое всегда вдруг случается, — смеясь, заметила Яна. — А у нас с тобой все только начинается. Я должна была тебя увидеть. Мне так нужна поддержка, а кроме тебя… Моя дочь в больнице, — с пафосом закончила она, разыгрывая подавленность и тревогу

— Кошмар, — фальшиво посочувствовал Дима. — А что с ней?

— Любовь! Пыталась отравиться. Сергей ее бросил. Понимаешь, почему я тебе позвонила? — Она не успела договорить, потому что зазвонил мобильный. — Да, я. Добрый день, как вы? Да-да, слушаю, — Яна широко улыбнулась, видимо получив очень хорошие для нее новости. — Отлично! Я немедленно еду в банк, и, если все будет в порядке, тут же займусь выполнением своей части договора. Да, обязательно.

— Ты про дочку говорила, — напомнил Дима, когда она положила трубку. Судя по выражению Яниного лица, эти проблемы ее больше не беспокоили, но спросить для приличия следовало.

— С ней уже все и порядке, — отмахнулась Яна, кажется едва вспомнив, что у нее вообще имеется какая-то дочь. — Л нам стопой, мой ангел, предстоит приятные хлопоты. Сейчас заедем а банк, потом по магазинам — надо тебя приодеть. Л потом будем кутить! Возможно, всю ночь, — игриво добавила они.

Сергей, несмотря на вчерашнюю нервотрепку и хлопоты с переездом, пришел в офис вовремя. Ему удалось договориться о новой съемной квартире, и он даже успел перед работой дать Mише необходимые ценные указания по этому поводу. И теперь он хотел только одного — поговорить с Таней. Но вместо нее нарвался на человека, которого, напротив, отнюдь не горел желанием видеть. В Танином кабинете Игорь Гонсалес листал какой-то интерьерный журнал.

— День добрый, — улыбнулся он, пожимая Никифорову руку. — Ко мне?

— Здрасте… Не совсем, — Сергей положил на Танин стол букетик ромашек и еще более помрачнел, увидев, что и здесь его опередили: на столе уже стояли роскошные свежие розы.

— Как тебе этот интерьер? — Гонсалес развернул журнал так, чтобы Сергей смог увидеть фотографии.

— Изящно.

— Между прочим, мои ребята делали.

— Да? Тогда оч-ч-чень изящно. Ты сюда по делу… или как?

— А ты спрашиваешь из праздного любопытства — или как? — в тон Сергею ответил Игорь.

— Нет, если по работе, го ради бога… А если что-то личное, то не советую, — предупредил Никифоров. — Ой, как несовременно, — тут же сменил он тему, показывая на фото в журнале. — Мне кажется, сейчас уже стыдно так строить.

— Совершенно с тобой согласен, — не стал возражать Гонсалес, — но это наш старый проект. И почему редакция решила опубликовать его именно сейчас — никак не пойму, — он закрыл журнал и отложил в сторону. — Я тебя правильно понял: не рекомендуешь обращаться к Татьяне Петровне с личными вопросами? Вот уж не думал, что твои служебные полномочия так далеко простираются… А может, тебе сама Татьяна поручила заботы такого рода?

— Таня любит меня, — твердо сказал Никифоров, скрестя руки на груди.

— Нисколько нс сомневаюсь в твоей неотразимости, ноты это от нее услышал или в своем сегодняшнем гороскопе прочитал? — удивился Игорь, смерив соперника насмешливым взглядом.

— Гороскопы и гадания на кофейной гуще нужны неврастеникам и неуверенным в себе людям. А мне достаточно посмотреть в Танины глаза. Проблема в том, Игорь, что она сама себе боится признаться, что любит меня. Мне просто надо ей это объяснить.

— Спасибо за откровенность, я тебе очень благодарен, — усмехнулся Игорь. — Но должен предупредить: поле боя я просто так не уступлю. Татьяна мне очень нравится. Я всю жизнь мечтал именно о такой жене.

— Как говорит народ, мечтать не вредно, — заметил Сергей. — Только учти, однажды Татьяна уже расставалась со мной. Быстренько вышла замуж и даже родила ребенка от этого моего… «заменителя», «утешителя», не знаю, как сказать… а вот меня забыть так и не смогла. Тебе не кажется, что ситуация повторяется? Только теперь «утешитель» — ты. Поэтому, Игорь, я тебе не завидую, мне тебя даже немножко жаль…

Почувствовав на себе чей-то напряженный взгляд, он поднял голову и осекся: в дверях кабинета стояла Таня, и, похоже, она подошла не сию секунду, так что слышала если не весь разговор, то его последние реплики — точно.

— Привет, — произнес Игорь, тоже заметив Таню. — А я за тобой.

— Замечательно, — тихо сказала Разбежкина, глядя на Никифорова в упор. — Пожалуйста, подожди меня в машине. Мне нужно кое-что закончить. Минут пять, не больше.

Гонсалес галантно откланялся.

— Зачем ты это сказал? — спросила Таня Сергея.

— А что, — вскинулся он, — разве неправда?

— Слушай, ты, борец за правду, — еле сдерживаясь, процедила она. — Ты знаешь, что твоя жена пыталась покончить с собой?

— Да? И ты поверила? Притворство, все притворство… Знаешь, есть игрушка-неваляшка? А Баринова — притворяшка, — презрительно отозвался Никифоров.

— А ты у нас, значит, честный, правильный… И что бы ни случилось, ты не виноват? Меня бросил, жену бросил — и хоть бы что. Да уж… В чем в чем, а в постоянстве тебе точно не откажешь: ты всегда бросаешь женщин, когда им хуже всего.

— Ты это… серьезно? — потрясенно проговорил Сергей.

— Когда-то, перед тем как из твоей жизни исчезнуть, — тогда я думала, что навсегда, — я передала письмо для тебя, — произнесла Таня.

…А, вспомнил,…~- было заметно, что вспомнил Сергей с трудом. — Знаешь, и его не прочел…, в общем… порвал, — признался он, полностью подтверждая сказанное Разбежкиной.

Ну, тогда и говорить но о чем. Может, это и к лучшему, — Таня взяла состава ромашки и протянула их Никифорову. — Иди к жене, ей сейчас очень плохо. Не будь подлецом… хотя бы в этот раз.

Нс глядя больше на Сергея, она вышла из офиса и подошла к машине Игоря.

Есть одна проблема, — с ходу начал тот. — Ее легко решить, если ТЫ скажешь мне правду. Я тебе нужен? Или, как было сказано, ты просто меня используешь… ну, как лекарство от боли?

— Что ты хочешь услышать? — помолчав, спросила Таня. — Да, когда-то я любила Сергея, — призналась она, — но сильно обожглась. Слава Богу, это все в далеком прошлом.

— Я не о прошлом. Я хочу знать, что в настоящем… и в будущем, если оно у нас есть. Т1ы же знаешь, я готов ждать, сколько нужно, но хотелось бы знать…

Таня шагнула к Игорю, и он обнял ее. Никифоров, выбежав вслед за ней из офиса, увидел, как Таня и Гонсалес, не замечая ничего и никого вокруг, прильнули друг к другу в долгом поцелуе. Швырнув на землю ромашки, Сергей сел в свою машину и резко сорвался с места.

— Ого, раньше за ним такого не наблюдалось, — заметила Таня его лихачество.

— Совершенно согласен с предыдущим оратором: таких лихачей прощать нельзя! Да, простить нельзя, а вот понять можно: человек только что расстался со своими иллюзиями.

— Вообще-то, машину он водит здорово… — протянула Разбежкина.

— Ну что мы вес о нем да о нем. Нс пора ли и о себе подумать? Есть важный разговор.

— О чем?

— Узнаешь. Всему свое время, — Игорь дождался, когда Таня сядет в машину, и они отправились пообедать.

Сидя за столиком, Таня улыбнулась:

— Слово предоставляется… сейчас товарищ скажет всем нам, что же такое важное он имел сообщить.

— Можно сидя? — осведомился Игорь. — Дамы и господа! Недавно я совершил открытие: теперь я знаю, как подружиться с Надей. Совсем скоро мы с ней станем такими друзьями, что… ну просто не разлей вода.

— Регламент, — Таня постучала ножом по фужеру. — Прошу говорить по существу.

— А я и говорю по существу. Что может быть важнее, чем это? Как же иначе ми сможем жить вместе?

— Эго что, предложение руки и сердца?

— Так ты выйдешь за меня? — Он накрыл ее руку своей.

— Не торопи меня, пожалуйста. Все не так просто, как тебе кажется. Я должна тебе кое-что рассказать о своем прошлом, — медленно проговорила Разбежки на, — но это не так-то легко.

— Ты изменила Родине в особо крупных размерах? С особым шумом подрывала национальную экономику? Возглавляла хорошо организованную преступную группировку? — засмеялся Гонсалес. — Да что бы ты ни сделала, я отпускаю тебе все грехи!

— Зачем нам торопиться? Мы; ведь совсем недавно познакомились, вообще еще мало знаем друг друга. А я вот слыхала — не знало, правда или нет, — что некоторые женятся надолго… а то и на всю жизнь, — грустно произнесла Таня, просто не в силах вот так взять и рассказать ему всю правду о своих злоключениях.

— Наемное, в чем проблема? Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Вот у меня на сердце давно лежит огромный камень. Однажды в юности я залез в буфет, из отцовской бутылки коньяка отпил изрядное количество, а уровень жидкости восстановил чаем. И надо же было такому случиться, что вечером к отцу приехал старинный приятель… Вот такие у меня были в юности преступные наклонности. Ты меня простишь?

— А на зэчке — слабо жениться? — решилась Таня. — Я ведь совсем недавно сидела… по серьезной статье.

Игорь ничего не ответил.

— Ну как, — продолжала Таня, — тебе уже не хочется жениться? И вообще, не вижу на твоем лице удивления. Необязательно падать в обморок, но удивиться, хотя бы из вежливости, ты мог бы.

— С какой стати? Я про тебя все знаю с тех пор, когда собирал сведения о вашей конторе, — абсолютно спокойно ответил Гонсалес.

— И даже виду не подал? — потрясенно спросила Таня.

— А зачем? Я что, должен выбирать жену по анкете, а не сердцем? Итак, ваше последнее слово?

Не удержавшись, Таня притянула Игоря к себе и поцеловала.

— Это надо понимать, что ты за меня выйдешь?

— Тебе расписку написать?… Знаешь, даже обидно немножко: и гак долго прикидывала, как тебе все сказать, репетировала… а ты, оказывается, все знал.

Нс все. Я не знал, что для тебя это так важно… Может, поговорим теперь о том, что впереди? Я слыхал, что одна свадьба — как два пожара или три переезда. Так что пора…

Не беги впереди паровоза, — охладила Таня его пыл. — Для начала надо установить дипломатические отношения с Надей. Я не хочу, чтобы ты был ей отчимом…

— Да и и сам не хочу, слово-то какое мерзкое — отчим, — согласился Игорь.

— «Тюремный ребенок», родилась за колючей проволокой. Слава Богу, она этого не знает.

— А е се отцом… у тебя какие-то отношения сохранились? Ом хоть интересуется, как ребенок растет? Надюшка как-то о нем не вспоминает… или это просто я не слышал?

— Она не знает, кто ее отец, — ответила Таня. Ну вот, еще одна невыносимо тяжелая тема…

— А ты собираешься ей сказать? Пойми меня правильно, я готов удочерить Надю. Но ее настоящий отец… не получится ли так, что он вдруг появится и предъявит свои права на ребенка? Ты же понимаешь, дело даже не во мне, но это будет такой удар для Надюшки!

— Он не знает, что Надя — его дочь, — помолчав, сказала Таня. — И она его видела, но не знает, что это ее отец. — Она наконец решилась посмотреть в глаза изумленному Игорю и закончила: — Это Сергей. И моя главная задача — чтобы он никогда об этом не узнал.

Миша Никифоров вовсю готовился к переезду, упаковывая множество коробок, и без проблем нашел себе в помощь еще одну пару рук — Катиных. Девушка охотно согласилась приехать и поучаствовать в великом исходе братьев Никифоровых из квартиры Татьяны Бариновой. Сейчас она, правда, просто лежала на диване, а Михаил вещал голосом старого опытного психоаналитика:

— Голубушка, мой учитель, как же его звали?… Э-э… нуда, Зигмунд Фрейд! Так вот, он в подобных случаях погружал пациента в такие глубины гипноза, что…

— Что тот потом не хотел оттуда выныривать? — подсказала Катя.

— Вроде этого, голубушка! Н-да… Ну, отдохнула? Тогда — за работу: переезд ждать не будет. А у нас барахла — не один час разбираться.

— И это называется психоанализ? Так-то и я смогу, — разочарованно проговорила Катя, нехотя вставая с дивана, — Эксплуататор!

— Первый лот нашего аукциона — институтские тетради Михаила Никифорова той поры, когда он еще не был мировой знаменитостью. — Миша извлек откуда-то пачку тетрадей. — Стартовая цена — десять тысяч…

— Десять тысяч чего? — уточнила Катя.

— Да какая разница, лишь бы наличными и сразу. Что, нет желающих? Эх, не понимают люди своего счастья, ведь когда-нибудь на аукционе в каком-нибудь Лондоне…

— Это что за ископаемое? — Девушка вытащила из коробки общую тетрадь с котенком на обложке. — Это чье?

— Судя по котенку — Танины конспекты. Клади направо. Между прочим, знаешь, кто мы с тобой сейчас? Мы — два судебных пристава. А теперь спроси меня, чем мы занимаемся? Мы делим имущество. Cepera с Татьяной еще не развелись, а имущество — уже поделено и разложено по принципу «тебе — мне, тебе — мне, мне, мне, снова мне…».

— Что ж разложено? Тут eщe пахать и пахать, — проворчала Катя. — А ты все знай себе треплешься! Вот это — что такое? — Из тетради выпала половинка конверта. — Миш, смотри, а тут кто-то имущество уже поделил, — она вытряхну та вторую половинку.

Миша сложил их и прочитал: «Сергею Никифорову».

— Ладно, потом разберемся, — он положил обе половинки на стол. — Ну что там еще архиважного?…

— Пот, все свежее, протертое, как ты любишь. — Туся суетилась в больнице возле постели Бариновой, выкладывая на больничную тумбочку банки. — Да без сахара. Что я, не знаю, что ли? А то вдруг фигура испортится, как дальше-то жить? Я по чуть-чуть наготовила всякого-разного. Мало ли чего тебе захочется?

— Спасибо, меня тут с утра уже бульончиком освежили.

— Татка, не дури. Поесть надо. Ты же не хочешь с голоду умереть?

— Единственное, чего я хочу, — вернуться домой. — Татьяна сделала вид, что не заметила, как отец смутился, произнеся слово «умереть». — Там и поем.

— Домой? — переспросили Туся. Куда торопишься-то? Чего там хорошего?

— Зато здесь — просто зашибись, — смешили Натаяна,

— Нет, Туся правда, здесь так тихо, спокойно, — поддакнул отец, — За тобой полный уход, Я говорил с доктором, он хочет тебя понаблюдать, печени, почки проверить. Повторные анализы сделать,,

— И кровь опять брать будут? Ни за что, И дома буду лечиться.

— Как я и думал, моя жена живее всех живых, — усмехнулся Сергей, входя в палату, — Здравствуйте.

— ТЫ чего пришел? — привстал Олег Эдуардович, со злостью глядя на него,

— Папа! — осуждающе воскликнула Татьяна, — Нс начинай, пожалуйста! Дайте нам поговорить. Нам ведь надо поговорить, да, Сережа? Я так рада, что ты…

Туе я и Олег Эдуардович нехотя покинули палату.

— Давай сразу договоримся: и ни на секунду не поверил, что ты на самом деле хотела,, отравиться, Эта сказочка, может, и годится для твоего отца… кстати, пожалела бы папу, не молоденький уже, — резко произнес Никифоров.

— Мог бы тогда не приходить.

— Да я бы и не пришел, по мне надо знать, что было в том письме.

— В каком еще письме? — насторожилась Баринова.

— Пять лет назад ты принесла мне письмо от Тани, — напомнил он.

— Что-то не помню…

— Да все ты помнишь! Что там было? Ты же не могла не знать. Таня тебе все доверила…

— Так ты только поэтому и пришел? — Глаза Татьяны сузились, как у кошки. — Значит, на меня плевать, тебе только твоя Танечка интересна?

— А я и не скрываю. Ты это знала с самого начала. И вроде бы тебя это никогда особо нс смущало.

— Не смей! Ты сам решил на мне жениться, на аркане никто не тянул! И теперь являешься сюда, чтобы спросить о ней? Бревно бесчувственное! Я чуть не умерла…

— Ну, актриса, — расхохотался Сергей, — Ты правильно сделала, что папашу в свои планы нс посвятила; вряд ли он смог бы сыграть уби гою горем отца так же убедительно, как его талантливая дочь! Но у тебя все равно не вышло. Как говорил Станиславский, не верю.

— Пошел вон! — истерически выкрикнула Баринова. — Видеть тебя не могу!

— Мишка, — позвал Сергей, вернувшись домой, — я пришел. — Он заглянул в комнату, но там никого не оказалось. Споткнувшись о какую-то коробку, Никифоров едва не упал, но успел вовремя опереться рукой о стол, на котором лежало разорванное Танино письмо. — Черт! Понаставили тут! — в сердцах выругался он и вышел из комнаты, так и не заметив конверта…

Олег Эдуардович, выйдя из палаты дочери и дожидаясь в коридоре, когда она соберется, чтобы ехать домой, позвонил тому самому адвокату, который так удачно «защищал» в свое время Таню Разбежкину.

— Что ты говорил Разбежкиной? — сухо спросил он. — Что она знает? Как ты ей объяснил после суда, почему ей дали верхний предел? Вспоминай! Точно не могла?… Ладно, верю. Да нет, ничего не случилось. Это я для страховки выясняю. Я, кстати, выгодного клиента тебе подошлю. Сочтемся. Ну, все, будь здоров.

— С кем это ты? — подозрительно спросила дочь, услышав последние фразы. — Это из-за того, что я тебе про Разбежкину сказала?

— А что именно она сказала? — не стал отрицать Олег Эдуардович.

— Сначала спросила, какое я к этому имею отношение. А потом: что знает — ты к ее посадке руку приложил. И главное — у нее доказательства есть.

— Какие могут быть доказательства? — задумался отец. — Откуда она вообще могла узнать правду? Глупый вопрос, — вдруг сообразил он. — Я должен был сразу понять! Знали обо всем ты, я, адвокат и Горин. Адвокат без денег не почешется, значит, Горин. Пригрел змееныша… Ну, Вадик!..

— Миш, ты где это взял? — Сергей наконец-то заметил разорванное письмо.

— А… случайно нашел, когда имущество распиливали, — отозвался брат.

— Не понял?

— Ну, хлам всякий разбирал, ненужное фильтровал, чтоб переезжать налегке. И чтобы случайно не прихватить имущество твоей жены.

— Читал? — спросил Сергей.

— Ты меня за кого принимаешь? — искренне обиделся Михаил. — Если бы там было написано «Мише», ты бы прочел?

— И я не читал, — вздохнул Сергей. — Это от Тани… Разбежкиной. Надо же, столько лет прошло…

— Судя по виду, побывало в боях? А чего ты его хранишь? Думаешь, лет через пятьдесят на аукционе Кристи толкнуть?

— Если бы я тогда прочел это письмо, моя жизнь изменилась бы. Очень круто изменилась… Таня передала его через другую Таню… перед своим отъездом в Норильск.

— А почему порвано? — поинтересовался Миша.

— Как тебе объяснить… Дурак был. Обиделся, встал в позу А моя тогда еще будущая жена, выходит, не выбросила. Как думаешь, поумнел я с тех пор?

Сергей достал обе половинки письма и принялся освобождать место на столе, чтобы сложить их воедино и наконец-то, пусть и с огромным, непоправимым опозданием, прочитать послание из прошлого. Но опять не успел. Брат открыл дверь на звонок, и Никифоров вздрогнул, услышав голос Тани Раэбежкиной:

— Здравствуй, Миша. Ну и как плохо ты себя чувствуешь?

— Да не дождетесь, — как обычно, моментально надулся Михаил.

Сергей поспешно сложил обрывки письма, конверт и запихнул все вместе в какую-то вазочку, подвернувшуюся под руку

Их разговор начался как-то странно — ни о чем. Но вскоре Таня справилась с волнением и сказала то, зачем, собственно, и пришла:

— Наша история закончилась, Сережа. Ты женат; я скоро выйду замуж…

— А мне что делать?

— Тебе? — удивилась она его вопросу. Жить. Своей собственной жизнью. А я попробую начать все заново.

— С Игорем? — проявил Сергей чудеса сообразительности.

— С Игорем, — кивнула Таня. — Только не надо ничего говорить. Я уже все решила.

— Я подозреваю, зачем ему это надо. Но зачем тебе? Он тебя обманывает, — принялся гнуть свою линию Никифоров.

— Как ты? — холодно уточнила Таня.

— Я-то как раз попытался быть с тобой честным, а вот твой Игорь…

— Вот именно, мой. Даже если ты прав, это ничего не изменит. Пусть обманет, я уже не та девочка, которую ты обманул. По крайней мере у меня нет никаких иллюзий…

— Таня, — прервал ее Сергей. — Пожалуйста, посмотри на меня… И скажи, что ты его любишь.

Таня посмотрела. Но почему-то не произнесла ни слова.

— Ладно, согласен, это не мое дело, — одержав что-то вроде первой маленькой победы, Сергей решил не останавливаться на достигнутом и пошел с козырного туза: — Но если тебе никакие разочарования не страшны, то что будете Надей? Девочка у тебя замечательная. Я с такими малышами не очень-то привык общаться, но с ней как-то легко…

— Да, моя девочка — ласковая и общительная, — перебила его Таня, но Сергей и не подумал умолкнуть и сдаться.

— Есть в кого. И мне показалось, что она очень переживает из-за Игоря.

— Сережа, — скептически хмыкнула Таня, — а чего ты-то так разволновался по этому поводу? Не переживай. Думаю, собственную дочь я сумею убедить.

— Любовь по убеждению… Интересная конструкция, — покачал головой Никифоров.

— А мне, как строителю, конструкция Игоря нравится. Она надежная и долговечная. Надя будет расти в полноценной семье, у нее будут любящие мама и…

— …отчим, — закончил Сергей. — А я думаю, Наде нелегко будет принять твое замужество. Но, допустим, Надю ты уговоришь. А тебя кто уговорит?

— Знаешь, Сережа, мне в таких делах помощь не нужна, я уже большая девочка. И голову от любви уже не потеряю. — Она решительно встала, — Ладно, вроде все обсудили, я поехала. — Однако за этими словами отнюдь не последовало обозначенное ими действие: Таня продолжала стоять, словно ожидая чего-то — от Сергея или самой себя.

— Ага, высокие договаривающиеся стороны так ни до чего и не договорились. Остались, так сказать, при своих. Лично я — при своих разбитых корытах. Таня, ты ведь не хуже меня знаешь, мы далеко не все обсудили.

— Не знаю, Сережа, но, по-моему, все. Ну что, пока?

— Пока — что? — Он не мог не заметить, что Таня колеблется. — Подожди. Может, вместе поедем? Но…

— Что — но?

Никифоров подошел к Тане вплотную и взял ее руки в свои. А потом — Таня не успела понять, как это произошло, — они оказались в объятиях друг друга.

— Любимая моя… дорогая… не понимаю, как жил эти четыре года… — бормотал Сергей, покрывая поцелуями Танино лицо, руки, шею, — Я так долго ждал этого… Так долго… Любимая моя…

— Сережа… хороший мой… Подожди… я не знаю… может, не надо… — Не помня себя и не соображая, что делает, Таня страстно отвечала на его признания.

— Ну что ты… девочка моя… все… теперь я никогда нс отпущу тебя… никогда…

Лишь потом, когда все закончилось, до Тани постепенно начал доходить ужас случившегося между ними.

— Даже не пытайся от меня сбежать, — шептал Сергей. — Теперь я буду держать тебя обеими руками. Крепко-крепко. Не выпущу. А этот день всегда будет для меня самым большим праздником.

— Да уж. Я его тоже надолго запомню. А я-то думала, что все большие глупости в жизни уже совершила, — тихо произнесла она.

— Постой-постой, — растерялся Сергей, ожидавший от нее совсем других слов. — Тань, в чем дело? Мы же любим друг друга. Или я чего-то не понимаю?

— Не понимаешь. Я тебя любила, Сережа, это правда. Да может, я жила одной надеждой — снова встретиться с тобой. Только ничего хорошего из этой встречи не вышло. Ненавижу себя, — она вывернулась из его объятий и начала поспешно одеваться. — Выходит, я поступила с Игорем точно так же, как ты когда-то со мной.

— Таня — в отчаянии воскликнул Никифоров.

— Молчи. Ничего не надо говорить. Ты меня не заставлял.

Я сама это сделала. Мне и расхлебывать.

— Надеюсь, все это шутка?

— Я же просила: молчи…

Галя Рыбкина с утра собиралась заехать в офис к Горину и обсудить с ним проблемы недавно организованного фонда.

— Мам, спасибо, очень вкусно, — поблагодарила ома Тамару Кирилловну, заканчивая завтрак, — Вот и Вите понравилось. Правда, Вить?

— Угу, — рассеянно кивнул брат, погруженный куда-то очень глубоко в свои мысли.

Накануне он развелся с Анной. А потом произошло нечто довольно странное. Бывшие супруги решили отметить развод, разговорились и даже совершили маленькую пешеходную экскурсию по местам своей общей молодости. И то, как неожиданно легко и весело было им вместе, не шло у Виктора из головы. И Анна вчера была такая красивая…

— Кстати, Галка, если хочешь, могу тебя до горинского офиса подбросить, — пришла ему в голову гениальная идеи. — За полчаса соберешься?

— Да, конечно. Чего мне собираться-то? Спасибо, Вить, — обрадовалась Галина избавлению от долгой и мучительной — в утреннее-то время, самая давка! — поездки в метро.

— Ну давай, я тогда пойду машину оживлять. И Нину захватим. Будете готовы — выходите.

— Спасибо, — отказалась Нина, — я прямо сейчас побегу. Не дай бог пробка — нс хочу опаздывать. Вы пока соберетесь, я на месте буду.

— Аттракцион невиданной щедрости, — прокомментировал предложение Виктора слегка обалдевший Дима, оставшись на кухне вдвоем с матерью.

— И, правда, чего это с ним? Обычно не допросишься, тут вдруг сам… Заболел, что ли? — согласилась Тамара. — А может, — вздохнула она, чуть помедлив, — просто отвыкли мы от нормальных отношений? Вот чего такого Виктор предложил? А нам нормальный поступок подозрительным кажется…

Пробок, которых так опасалась пунктуальная Нина Перепелкина, Рыбкиным удалось избежать, и вскоре Галя уже сидела у Горина в кабинете, оживленно обсуждая насущные проблемы фонда.

— Ну что же, я очень рад, — произнес Вадим. — Конкретное дело всегда лучше разговоров. Даже душеспасительных. Болтать все умеют. Какие мыс тобой молодцы, а. Галочка?

— Нуда. Нет, Вадик, правда здорово! — воскликнула Година. — Теперь сможем реально помогать. Ведь там столько все го не хватает!

— А с чего начнем?

— Даже не знаю, — задумалась она. — Все нужно. И ремонт — для начала хоть стены и полы покрасить другой краской, безвредной. И стеклопакеты, чтоб не дуло, а то дети простужаются. И сосок нужно побольше, они быстро из строя выходят: дырочка увеличивается, и малыши захлебываются. И это все — в первую очередь…

— Ну, что остановилась? — ободрил ее Вадим, заметив, что Галя несколько растерялась. — Думаешь, меня это напугало? Я же все-таки строитель. Так что с ремонтом разберусь. А насчет того, что нужно в первую очередь… Ты не против, если я у тебя сегодня буду первым?

— Что ты имеешь в виду? — мгновенно напряглась Галина.

— Первым… кто скажет, как ты сегодня прекрасно выглядишь. Только бы не случилось чего, — продолжал он озабоченно. — А то рухнет все из-за какой-нибудь ерунды.

— То есть? Что может помешать-то?

— Даты понимаешь, тут такое дело: малейшее нарушение — и все накроется.

— Что мы такого можем нарушить? Хорошее дело делаем. Неужели могут к чему-то придраться?

— Ну, было бы желание. У нас тоже могут быть какие-то нарушения. Мало ли?

— Погоди, Вадик, я ничего не понимаю, — уставилась на него Галя. — Ну, например?

— Ну, допустим, все бумажки в порядке. Представить такое трудно, но изредка бывает. А прокол случается, как на картине Репина «Не ждали*: скажем, нарушили главную национальную традицию, нс обмыли успех — и все псу под хвост.

Галя, поняв, что он шутит, робко улыбнулась.

— Поэтому, Галочка, — продолжал Вадим, — сейчас я отправлю тебя в Дом малютки, а вечером мы идем ужинать. Еще много вопросов обсудить надо. Так почему бы не сделать это в более приятной обстановке?

И, как только Гадина уехала, он тоже не стал задерживаться в офисе и отправился в рыбкинское кафе, которое арендовал на весь вечер.

— И для кого это мы так расстарались? — не удержался Дима. — Неужели для Жанны Андреевны?

— Обычная деловая встреча. Ничего личного, — заверил его Вадим, по лицу которого, однако, было отлично видно: о делах он сейчас думает в последнюю очередь.

А вот у Анны утро явно не задалось. До сих пор у них с Константином все было прекрасно — настоящий медовый месяц. Однако вчера, после развода с Виктором, она немного задержалась, и последствия не заставили себя ждать: Устинов как-то слишком болезненно это воспринял. Как Анна ни старалась, вернуть ему хорошее настроение ей не удалось. Рассудив, что утро вечера мудренее, она просто прекратила бесполезные уговоры. Но и утром ничего не изменилось к лучшему: Константин сидел за столом и что-то писал, не обращая на нее никакого внимания.

— Костя, — сказала Анна, подойдя к нему и погладив по плечу. — Ну посмотри на меня. Что ты, как маленький, а? Я раньше писателей только по книгам знала. Лично пообщаться не доводилось. Скажи, вы все такие угрюмые и злопамятные?

— Оставь, — раздраженно отозвался он. — Видишь, я работаю? Извини, но мне сейчас не до тебя.

— Костя, — не сдавалась Анна, — у тебя такой профиль. Такой… героический. А лоб! Прямо семь пядей. Нет, восемь.

— Ты правда не понимаешь? Вот скажи, ты действительно не понимаешь?! Я работаю. Ты мешаешь. Это трудно понять?

— Тебе очень подходит твое имя. Константин — «постоянный». Это просто отличное качество. Но не всегда, — заметила женщина. — Слушай, а ты не мог бы хоть иногда, ну хотя бы только сейчас, чуть-чуть измениться? Костя, милый, ну хватит, а? Ну подулся немного, покапризничал. А теперь прояви широту натуры.

Устинов в ответ даже головы не поднял.

— А я тебе этого не прощу. И в наказание приглашу в ресторан. И смою свою вину бутылкой хорошего вина. Хотя в чем я так уж виновата — не понимаю.

— Спасибо, — снизошла до нее надежда русской литературы. — Но у меня сегодня встреча важная. За городом. Кстати, имей в виду — вернусь поздно.

— Да? — огорченно переспросила Анна. — Жаль, конечно… ну ладно, буду поддерживать огонь в очаге. До возвращения вождя племени. — Она пыталась шутить, но уже еле сдерживала подступившие к горлу слезы.

Донельзя расстроенная размолвкой с любимым мужчиной, Лини пришла в офис и попробовала отвлечься, совершай трудовые подвиги, — отличное лекарство от депрессии и разочарований в жизни! И тут появился бывший муж. У которого, разумеется, имелся собственный шкурный интерес в том, чтобы столь любезно подвезти сестру на работу.

— Витя? — удивилась Анна.

— Он самый. Не ожидала?

— Честно говоря, нет…

— А я чисто случайно. Галю к Вадику привез, — объяснил Виктор, положив перед ней букет тюльпанов. — Вот… заодно и к тебе зашел.

— Ой, Витя, спасибо, — просияла Анна, которую столь галантный жест, неважно, в чьем исполнении, заставил немедленно оттаять, — И это тоже чисто случайно? Здравствуй.

— Здравствуй… Чего-то я растерялся. Ну, как ты тут?

— Да как… Лучше всех. Нормально все, — вздохнула Анна, снова погрустнев.

— Мне-то врать нс надо, — проворчал Виктор. — Я, конечно, теперь человек посторонний, но свою бывшую жену все-таки немножко знаю. Он тебя обидел?

— Да что ты, Вить? — Анна горячо принялась защищать Устинова. — Как он может обидеть? Такой тонкий человек, деликатный. Да и какие могут быть обиды? Из-за чего? Мы, в основном, о литературе говорим, так что…

— Вот гаденыш, — Рыбкин не поверил ей: заплаканные глаза бывшей жены говорили красноречивее слов, и о прямо противоположном.

— Знаешь, Вить, а мне так вчерашний вечер понравился. — Анна попыталась сменить тему. — Так хорошо поговорили. Я прямо лет на двадцать моложе себя почувствовала…

— Ань, — прервал ее Рыбкин, — знаешь, в нашей прошлой жизни было столько вранья… А теперь я врать не хочу. Ты вот думаешь, я чего Галку сюда повез? Думаешь, мне оно надо? Как бы не так. Это я специально, чтоб тебя увидеть. Не так-то просто привыкнуть, что мы… каждый сам по себе.

Анна не нашлась что ответить, только молча стояла, прижимая к груди подаренные им цветы. Ее любимые… Надо же, он все помнит…

— Ладно, ухожу. Работай, мешать не буду, — произнес Виктор, — Ань… если я как-нибудь к Горину заеду… по делам… я к тебе загляну?

— Конечно, — удивленно отозвалась Анна, словно не понимая, с каких это пор ему требуется ее согласие.

Надя с бабушкой вышли из зоопарка, и девочка никак не могла успокоиться — она впервые там побывала.

— Ба, — спрашивала она, — а у слоненка только мама есть или папа тоже?

— Мама и папа, — улыбнулась Вера Кирилловна.

— А у меня только мама, — погрустнев, протянула девочка. — Надо, чтобы она поженилась, тогда будет папа.

— Может, мама скоро выйдет замуж, — предположила Вера.

— Пусть выходит, — легко согласилась Надя. — Только не за Игоря.

— Чем же он тебе так не понравился? — Вера Кирилловна отказывалась понимать, почему Игорь вызывает у Нади такую активную неприязнь. Конечно, девочка она упрямая и характер у нее непростой, но не настолько же! Пожалуй, ни один другой человек не приводит ее в такое раздражение самим фактом своего существования, как Игорь. Надо, в конце концов, разобраться, в чем дело. Неужели просто детская ревность, принявшая почти болезненные масштабы?

— Он притворяется, что веселый и добрый, — объяснила Надя.

— С чего ты взяла? — Вера Кирилловна полагала, что возраст, опыт и интуиция позволяют ей достаточно объективно судить о людях, и у Игоря она не заметила никаких недостатков. Умен, красив, галантен, терпелив. А как он ухаживает за Танечкой — душа радуется! После всего, чего Таня натерпелась, ей нужен именно такой мужчина, к этому выводу Вера Кирилловна склонялась все больше и больше.

— А ты сама не видишь? Нет, папу лучше такого, как Сергей, — не сдавалась Надя, не умея по-другому объяснить свою активную нелюбовь к новому мужчине, появившемуся в маминой жизни. — Ба, — расстроенно спросила она, — а мне теперь Игоря надо папой называть? — Похоже, Надя поняла, что против воли двух взрослых людей она бессильна, и ей придется смириться с ситуацией.

— Что значит — «надо»? — переспросила Вера Кирилловна. — Если захочешь — будешь называть папой, если нет…

— Чего-то я не очень хочу, — вздохнула девочка.

— Это сейчас так, Надюша. А вот заживете вы вместе, будете больше видеться, разговаривать ты к нему привыкнешь. Ты увидишь, как Игорь твою маму любит, а она.™*- Вера Кирилловна остановилась, прерывисто дыша: пешая прогулка изрядно утомила пожилую женщину, а тут еще все эти тяжелые разговоры… Вот поди объясни маленькому ребенку, что нельзя вставать на пути материнского счастья, тем более в угоду собственным капризам!

— Бабуль, ты что? — Надя сразу заметила, что ей нехорошо.

— Ничего, просто отдышаться надо. Не поспеваю я за тобой, больно ты быстрая, — Вера через силу заставила себя улыбнуться.

— А скоро мы в кафе придем?

— Да пришли уже. Сейчас попросим дядю Витю дать нам самого вкусного мороженого и маме позвоним. Она к нам придет… Ой, Надюшка, а кафе-то не работает, — растерянно произнесла Вера, увидев табличку, висящую на дверях: «Спецобслуживание».

— Тогда давай сами к маме пойдем, — мгновенно сориентировалась Надя, в глубине души рассчитывая застать там не только маму, но и своего друга Сережу, по которому успела изрядно соскучиться.

— Неужели это мой Горин? Не верю, — воскликнула Жанна, входя к Вадиму в кабинет и с изумлением разглядывая его. — Не орет, папками не швыряется, ногами не топает. Не муж, а подарок. Как ты думаешь, не могли бы мы… — Она обняла мужа, изображая неземную страсть, — Хочешь, я запру дверь? Я купила новое белье, ты просто с ума сойдешь, когда увидишь…

— Извини, — почему-то ее предложение не показалось Горину соблазнительным настолько, чтобы немедленно потерять голову. — Мне ум как никогда нужен… Встреча с важным клиентом.

— Слушай, — промурлыкала Жанна, — а возьми меня с собой. Я обещаю вести себя тихо: буду тихонько наслаждаться деликатесами и вежливо кивать в нужных местах. К тому же я сегодня еще не обедала.

— Извини, не могу. Соберутся серьезные люди, и… тебя там быть не должно. — Он торопливо направился к двери.

— Мне кажется, ты кое-что забыл, — остановила его Жанна резко изменившимся от такой отповеди тоном. — Хоть папочку возьми для виду

— Так лучше? — спросил Вадим, послушно взяв первую попавшуюся папку. — Я могу идти? Отлично. Не жди меня, я сегодня поздно.

— Деловой! — фыркнула Жанна и взяла трубку зазвонившего телефона. — Приемная Горина, слушаю вас.

— Здравствуйте, — услышала она, — это Рыбкина. Можно Вадима Леонидовича?

— Опоздали, госпожа Рыбкина, — как можно презрительнее отозвалась Жанна. — Вадим Леонидович ушел. У него встреча с важными клиентами.

— Я знаю. Я сама туда еду только опаздываю немножко. Минут на пять. Просто предупредить хотела, чтобы он не волновался, — невольно выдала Галя страшную тайну

У Жанны просто дыхание перехватило. Это надо же! Так вот с кем встречается ее «деловой» супруг! Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Жанна заставила себя говорить спокойно:

— Да он-то не волнуется, а вот один из его гостей места себе не находит. Адрес ресторана потерял, где встреча будет. Я как раз собиралась звонить Вадиму…

— Так это же рядом с вами, кафе моего брата, Виктора, — охотно сообщила наивная Галя.

— Вот спасибо. Сейчас же позвоню этому растяпе, — от души поблагодарила Жанна, довольная своей сообразительностью, а, положив трубку, пробормотала себе под нос: — Посмотрим, насколько там все серьезно!

Нина Перепелкина разбирала документы, старательно отсортировывая нужные от старых.

— Бог в помощь, — проговорила Баринова, входя в приемную.

— А, — Нина подняла голову и кивнула, — и вам не хворать. — Таня на месте?

— Отсутствует, — лаконично сообщила Нина.

— А где она? — продолжала допытываться Татьяна. — И когда будет?

— Ой, сколько вопросов сразу И на все один ответ: не могу-с знать-с. Он-с нам не докладывают… Да-с, не докладывают-с. Начальство-с, — голосом хозяйской холопки проговорила Перепелкина.

— Здравствуйте, — в приемной появился Игорь, как всегда, с презентом: на сей раз в виде корзинки красиво уложенных фруктов. — Ниночка, это ужасно, но сегодня я не принес вам ничего сладкого. Зато принес такие фрукты — витаминов на всю жизнь хватит. Конечно, если успеем все съесть, прежде чем до них доберется госпожа вице-президент.

— Не извольте беспокоиться, — тем же тоном, каким говорила с Бариновой, сказала Нина. — Мы все успеем: госпожа вице-президент пока отсутствует.

— Тем хуже для нее, — подвел итог Игорь. — Танечка, присоединяйтесь.

— Спасибо, — отказалась Баринова. — Я лучше пойду, поговорю пока с мужем. Он-то на месте? — снова повернулась она к Нине.

— Нет, Сергей Александрович нас сегодня тоже не удостоили, — вконец огорчилась Перепелкина. — Я Тане позвоню, узнаю…

— Бесполезно, — возразил Игорь. — Я набирал только что. Дома — никого, а мобильный у Татьяны Петровны отключен.

— У нее тоже? — вырвалось у Бариновой.

— Почему — тоже? — цепко взглянул на нее Гонсалес.

— Да это я так, не могу дозвониться…

— Здравствуйте-здравствуйте, всем привет! — войдя, несколько напряженно проговорила Таня. — А также всем мои глубочайшие извинения за опоздание. Дела чрезвычайной важности. Как ты? — спросила она Баринову.

— Как видишь, как всегда, — лучше всех.

— Ну и слава Богу. Игорь, я тебе потом все объясню, ладно?

— Не надо ничего объяснять. — Гонсалес поцеловал Тане руку. — Подданные должны с благоговением ждать свою королеву.

— Здравствуйте, как вас много-то! — увеличив количество присутствующих, в приемной появился Сергей. — У нас митинг?

— Правда, — подхватила Таня, — что ж мы здесь столпились-то? Рабочий день, между прочим. Прошу всех по местам. Или… может… вы все ко мне?

— Да уж к вам очередь целая, — вставила Нина, наблюдая за реакцией каждого из собравшихся и отлично понимая, что ситуация возникла довольно неловкая. Баринова и Гонсалес были явно встревожены — почти одновременное появление в офисе Тани и Сергея наводило на определенные мысли: уж не вместе ли приехали эти двое? И, главное, откуда?

— Да? И кто первый?

— А вот, — кивнула Нина в сторону Игоря, — товарищ первый, — Баринову она почему-то забыла сосчитать.

— Ну правильно, — согласилась Таня, — это по предварительной записи. Прошу, товарищ, — и они с Гонсалесом направились в кабинет, а Сергею не оставалось ничего другого, как отправиться в свой.

Супруга, разумеется, следовала за ним неотступно, как тень.

— Сереж, а вы с Таней вместе по делам ездили? — непривычно робко спросила она.

— А? Да…

— Ну и как?

— Что как? Слушай, Тань, я выжат как лимон. Еще дела надо кое-какие доделать. Ты не могла бы от меня отстать? — устало попросил Сергей, словно забыв, что подобные просьбы на его жену никак не действуют, и он только напрасно сотрясает воздух.

— Сереженька, что значит «отстать»? Я что, не могу спросить, как у тебя дела?

— Не валяй дурака, — раздраженно отозвался Никифоров. — Я прекрасно понимаю, о чем ты спрашиваешь.

— Не валять дурака? Это точно. Действительно, чего тебя валять? Убедился теперь? Ты ей не нужен. Что тебе еще надо?! Может быть, мы все-таки с тобой… поговорим спокойно, без криков, по-человечески? — настаивала Баринова.

— Ты не поняла? Я недостаточно точно выразился? — начал откровенно заводиться Сергей. — Хорошо, могу точнее: уйди, а? Опять не понимаешь? Скажу еще точнее: что сломано, то сломано. Не починишь.

— Я поняла: тебя отставили, — сочувственно протянула Татьяна. — Унизили. Бедненький. Она сказала, чтобы ты пошел вон?

— Сама ты пошла вон. Что ты кружишь надо мной, как стервятник? Уйди, я тебя очень прошу, уйди!

На сей раз это сработало.

— Я тут состарился, пока тебя дождался. Что так долго? Отвечать необязательно, вопрос риторический, — говорил в это время Игорь Тане, обнимая ее. — Вот так и буду теперь держать тебя. Всю жизнь. Никого не подпущу…

— И колючая проволока будет? — уточнила Разбежкина.

— Прости идиота! — воскликнул Гонсалес. — Хотел сказать, что никому не позволю тебя обидеть, а получилось… Разочаровал?

— Нет, наоборот, — поспешила успокоить его Таня.

— Господи, неужели очаровал?

— Можно и так сказать. Знаешь, если ты еще не передумал, то я хочу стать твоей женой, — очень серьезно произнесла Таня. — И как можно скорее.

— Извините, что прерываю, но мне нужно поговорить… с Татьяной Петровной. — Сергей вошел, не постучавшись, и увидел страстно целующуюся парочку.

— Ребята, вы не откроете мне страшную тайну? — не скрывая закипающего раздражения, спросил Игорь. — Почему, когда я вас вижу, мне всегда кажется, что я — третий лишний и что надо…

— Правильные ощущения: третий лишний, — немедленно подтвердил Сергей. — Слушай, мне нужно поговорить с Таней по очень важному делу. Исчезни, а?

— Никуда я не исчезну. И вообще, чего ты раскомандовался в чужом кабинете? Это не тебе, а Тане решать, кто из нас третий лишний.

— Ты человеческий язык понимаешь? — угрожающе произнес Никифоров.

— Так, — велела ему Таня, — перестань сейчас же. Ты зачем пришел? Будь добр, на минутку, — обратилась она к Игорю, которому все-таки пришлось выйти. Уходя, он предупредил напоследок:

— Я буду рядом.

— Ну? — Таня смотрела на Сергея в упор, жестко и без намека на улыбку.

— Что — «ну»? Это я должен тебя спросить, что ты себе позволяешь! Ты все-таки определись, с кем ты, — с ним или со мной? А то обнимаешься с ним, целуешься…

— А что, — крайне удивилась Таня, — я не могу со своим женихом обниматься-целоваться? Через несколько дней мы поженимся.

— А как же… — потрясенно начал Сергей, с трудом подбирая слова. — Мне показалось, что кое-что произошло… что между нами что-то было.

— Ну, было — и сплыло. Теперь это не имеет никакого значения. Подумаешь, событие. Как говорят — это не повод для знакомства, — с не свойственным ей при обычных обстоятельствах цинизмом бросила Таня.

Это для Сергея оказалось последней каплей. Он замахнулся, чтобы ударить Таню, но его остановил отчаянный детский крик. В дверях стояли Вера Кирилловна и Надя, ставшие свидетельницами случившегося. Девочка с пронзительным воплем бросилась к матери.

Сергей, опомнившись и поняв, насколько чудовищным выглядит его жест в глазах ребенка, шагнул к Наде, но та снова вскрикнула от страха и отвращения.

— Надюша, — забормотал Никифоров, — я не хотел… это случайно получилось. Прости…

— Не люблю тебя! Ты плохой, плохой! — Девочка в ярости накинулась на него, изо всех сил колотя крошечными кулачками.

Таня и Вера с огромным трудом оттащили ее от обидчика матери и поспешно увели из кабинета.

— Ну что, — Игорь, с перекошенным от гнева лицом, подошел к Сергею и схватил его за плечо, — победитель женщин, детей и старушек, у тебя есть совсем немного времени, чтобы исчезнуть… во всех смыслах: из офиса, из компании, а главное — из жизни Тани. Навсегда.

— Я тоже даю тебе шанс, — с вызовом ответил Никифоров, сбрасывая его руку. — Из офиса я тебя выгнать не могу, а вот из Таниной жизни — пошел вон! Я тебя сразу раскусил, и на вкус ты, если говорить прямо, настоящая дрянь. Ты ведь Таню не любишь. Тебе от нее что-то нужно.

— Тебе бы лучше заткнуться, — посоветовал Игорь. — Даже если ты прав, она выйдет за меня, а ты останешься с носом.

— А ты — тоже, только со сломанным. — Сергей, вложив в удар все свое отчаяние, отбросил Гонсалеса к стене. Тот с грохотом упал, и к нему тут же бросилась прибежавшая на шум Таня. Прижимая носовой платок к залитому кровью лицу Игоря, она крикнула Никифорову:

— Вон отсюда — и чтоб больше я тебя никогда не видела! Ты уволен, а не уйдешь по-хорошему — уволю по статье! Вызовите охрану!

Вадим Горин понятия не имел о том, какие страсти кипят в его офисе. Сидя за столиком напротив Гали и попивая вместе с ней шампанское, он был вполне доволен жизнью и весело рассказывал ей о том впечатлении, которое она когда-то на него произвела:

— Это было просто возмутительно! Меня, молодого, красивого и еще совсем не лысого, какая-то девчонка считала чуть ли не стариком.

— Неправда, — смеясь, возразила Галя. — Я, между прочим, первое время, как ты к нам приходить стал, даже спать не могла. Закрою глаза — и вижу, как ты меня целуешь. Ты для меня был таким… особенным.

— А теперь? — спросил Вадим, заставив ее смутиться.

— Я думала, мы будем говорить о делах…

— О делах, так о делах, — согласился Горин. — У нас по плану еще горячее и десерт.

— Ты не меняешься, — заметила Галина. — Мама всегда говорила: Вадик, когда голодный, ни о чем, кроме еды, думать не может.

— Теть Тома так говорила? — удивился Вадим. — А я-то, дурак, ее стряпню нахваливал. Боялся, что сочтет меня неблагодарным. Оказывается, я у вас в обжорах числился.

— Какие мы тогда… дурные были, — вздохнула Галя. — Как вспомню — плакать хочется. Сколько времени потеряла на ненужные хлопоты, мечты идиотские…

— Ну, здесь я тебе сто очков вперед дам. У меня и времени для этого больше было, и энергии. Да я и сейчас не лучше. Даже женился по глупости. Столько лет пахал, не разгибаясь, здоровье посадил, через такое пришлось… И надо же: оказывается, все для того, чтобы Жанна могла ходить по бутикам и бирюльки себе покупать.

Галя не нашлась, что на это ответить, однако ход, сделанный Гориным, был безошибочным: в ней одновременно вспыхнули и ревность к удачливой сопернице, и жалость к несчастному Вадику, лопавшемуся в хитро расставленные сети завзятой хищницы.

— Как думаешь, — воспользовавшись ситуацией, предложил Горин, — не будет ли приглашение на танец нарушением регламента деловой встречи? Смотри, а то музыкант уйдет. Будешь потом локти кусать, да поздно. — Поднявшись, он вывел Галю из-за стола и повел в танце, очень скоро слившись с ней в поцелуе.

— Вот так так. И ведь не соврал, — прервала идиллию Жанна. — Действительно, очень важная, а главное, исключительно деловая встреча. Любо-дорого посмотреть на такой бизнес. — Подойдя к столику, она достала из ведерка со льдом бутылку шампанского: — Ого! Могу представить, сколько стоит… нет, даже представить не могу. Надо же, а со мной ты все больше по крепким напиткам ударял. А у вас тут ничего, уютненько. Ну, любящий муж, вижу, не обманул: действительно, важный деловой обед, плавно переходящий в ужин в интимной обстановке. А что у тебя дальше на повестке дня? Вернее, ночи… Молчи, сама догадалась. Значит, интеллигентно выражаясь, ночь любви в темноте.

— Жанна, — наконец, опомнился Горин, — прекрати…

— …потому что, — продолжала та, — иначе как в темноте, с этой, — она кивнула в сторону помертвевшей Гали, — никто ничего не сможет.

— Если ты не прекратишь, я… — угрожающе проговорил Вадим, одновременно удерживая собравшуюся уйти Галю.

— Боже, какие страсти, — Жанна закатила глаза. — Я и не подозревала, что ты на такое еще способен.

— Пусти меня! — крикнула Галя Вадиму, пытаясь вырвать из его руки свою.

— Никуда я тебя не пущу. Жанна сейчас уйдет.

— Вот еще! — возразила супруга. — Мне нужно знать, как ты проводишь досуг. Разве я тебе не родная жена?

— Уже нет! — рявкнул Горин. — Я подаю на развод. Так что с сегодняшнего дня можешь считать себя абсолютно свободной!

Яна Баринова, развалившись на диване в гостиной, болтала по телефону. То есть она еще, по инерции, полагала, что с человеком, который ей только что позвонил, можно вот так запросто поболтать, как со старым знакомым.

— Какой вы строгий! Я просто не успела вчера, — оправдывалась она несколько шутливым тоном. — После вашего звонка поехала в банк: пока получила деньги, пока часть из них потратила… ну, вы же понимаете.

— Хочу напомнить, мы с вами не в игрушки играем, — сухо заметил ее собеседник.

— Да вы не волнуйтесь, — заверила его Яна, — я прямо сейчас соберусь и поеду. Сделаю все, что обещала.

— Мой человек ждет вас через десять минут

— Мне удобнее после обеда, я записалась на маникюр… — начала было Яна.

— Нет, ты все-таки не понимаешь, во что в ввязалась, — теряя терпение, ответил собеседник. — Ты получила аванс, пора отрабатывать, если не хочешь, чтобы кирпич случайно на голову упал. Машина у твоего дома. И если через десять минут ты в нее не сядешь…

— Я уже лечу, буду через минуту, — покосившись на вошедшего мужа, быстро проговорила Яна и, бросив в сумочку телефон, выскочила из дома.

— Это Баринова, — говорила она по мобильнику через пару часов, выходя из здания прокуратуры. — Я все сделала. Когда будет оставшаяся сумма?

— Когда дело будет сделано.

— Мы так не договаривались, — возмутилась Яна, которой не терпелось получить свои тридцать сребреников за то, что она только что совершила. — Вы сказали: вторую часть я получу после того, как напишу заявление!

— Ну что вы, дорогуша, — усмехнулся ее собеседник. — Это не дело, и даже не полдела. Надо дать показания, ответить на вопросы следователей… и все такое.

— Я не хочу ждать. Платите немедленно, я ведь и передумать могу, — продолжала настаивать Яна.

— А вот этого я вам нс советую. В деле замешаны слишком большие деньги, а главное — теплое местечко, которое слишком долго занимает ваш муж. Так что если вы не хотите, чтобы вас нашли где-нибудь… в канаве…

— Я поняла. — До Яны, пусть и с опозданием, начало доходить, что она ввязалась в очень серьезные игры очень серьезных дяденек, и ей лучше заткнуться и вести себя смирно. — Надо подождать — я подожду.

— Вот и славно, — оценил ее понятливость собеседник. — Послушание — залог здоровья.

Янина дочь тоже времени даром не теряла. Ей во что бы то ни стало требовалось выяснить, что все-таки произошло между Сергеем и Таней. Так что Баринова-младшая не придумала ничего лучше, как отправиться домой к мужу и побеседовать по душам с его братом. Она устроила Мише настоящий допрос с пристрастием, но тот твердил только одно:

— Да я понятия не имею, о чем они говорили! Таня пришла — я сразу ушел.

— Жалко, — сдалась Татьяна, убедившись, что ничего большего от него не добьется, — Я думала, может… Ладно, пойду. Ты… прости моего отца, ладно?

— За что? — удивился Миша. — А, ты про это. Я уж и забыл,

— Нет, правда, — продолжала каяться Баринова. — Я сама была в шоке, когда узнала. Этого больше никогда не повторится! — Тут ее взгляд упал на неубранную постель, — Вот что значит, мужчины без присмотра, бардак у вас жуткий!

— Ты же знаешь, энергия лени практически неисчерпаема, — вздохнул Миша.

— Может, нам прислать кого-нибудь?

— Да брось ты, сами уберемся. Вот завтра и начнем, — заверил ее Михаил.

— Ага, верю. — Татьяна принялась застилать постель.

— Тань, — Миша попытался было остановить ее, — да плюнь ты, не надо. Я сам.

— Мне не трудно, — отозвалась Татьяна, наткнувшись на заколку для волос, — Это чья?! — в бешенстве воскликнула она и тут же начала швырять на пол все, что попадалось под руку, — Сволочи, гады… Ненавижу, ненавижу вас всех! Подлая тварь…

Вернувшись домой, Сергей застал следующую картину Миша невозмутимо наводил порядок в разгромленной квартире, а Татьяна, вдоволь побушевав, сидела на кровати и раскачивалась, как китайский болванчик, в полной прострации. Никифоров вздохнул и опустился в кресло. Миша поспешил уйти, чтобы не стать свидетелем еще одной бурной сцены — он и так был сыт по горло Татьяниными эксцессами.

— Зачем ты это сделал? Зачем? — глухо проговорила Баринова, обращаясь к мужу. — Она все равно никогда не будет с тобой.

— Если ты постараешься, то конечно, — согласился Сергей.

— Если даже ты постараешься, ничего не получится. Она мне об этом сама сказала! Она выйдет за Игоря.

— Я знаю.

— Сережа, — принялась уговаривать его Татьяна, — давай уедем куда-нибудь вдвоем, прямо сейчас. Туда, где нет ни моего отца, ни твоей Разбежкиной.

— И что это изменит?

— Надо попробовать. Начнем все сначала… Появятся дети, будет настоящая семья. А сейчас у нас просто кризис, его надо тупо пережить. Все наладится, вот увидишь…

— Извини, Таня, я хочу побыть один, — ответил Никифоров, совершенно не разделяя ее оптимизма относительно их совместного счастливого будущего.

— Ты с ней… спал? — прямо спросила Татьяна.

— Это не твое дело.

— Поняла, не дура. — Оставаться не имело никакого смысла, так что Бариновой пришлось удалиться несолоно хлебавши.

А Сергей поднялся и, словно вспомнив что-то очень важное, подошел к полке, на которой стояла вазочка, в которую он положил разорванное Танино письмо. Но ни вазочки, ни письма там уже не было.

— Миш! — позвал он. — Тут ваза была.

— Поищи там, может, склеишь, — брат кивнул на кучку мусора и веник в углу. — Это мы тут с Бариновой в футбол играли. Надо же было как-нибудь ворота обозначить… А что ты на меня смотришь? Она хозяйка, имеет полное право делать из своих вазочек красивые цветные стеклышки.

— А письмо? Оно в вазе лежало.

— Я его там где-то положил. Такая ситуация была — некогда было порядок наводить.

— Понятно. Счет не в нашу пользу, — пробормотал Сергей, продолжая лихорадочные поиски.- (¿пьяна точно забрать не могла?

— Не могла. Она вообще ничего, кроме этой заколки, не видела. Хотя черт ее душу знает. Я же, когда она бушевать перестала, выходил. Думаешь, там что-то важное?

— Да если б я знал! — в сердцах воскликнул Сергей. — В том-то и дело, что вокруг этого письма что-то закручивается, а я — ни ухом ни рылом, что в нем. Одно к одному… Черная полоса — какая-то уж очень широкая… и очень уж черная. Знаешь, сегодня я своими руками… вот этими… все разрушил. Совсем с катушек съехал.

— Ты про что? — не понял Миша.

— Я Таню… чуть не ударил. Главное, все при Наде произошло…

— Ну ты даешь, — протянул брат.

— Как Баринов сказал? Глаза кровью налились? Вот и у меня… Ты бы видел, как Надя на меня кинулась! Кулачками своими молотит… такую защитницу иметь — ради этого и жить стоит…

— Даже представить не могу тебя папашей, — пожал плечами Михаил.

— Я тоже раньше не мог, — с тяжелым вздохом согласился старший брат.

Таня привезла пострадавшего в тяжелых боях жениха к себе домой и теперь старалась облегчить его мучения, прикладывая примочки к разбитому носу. Игорь в какой-то момент глухо застонал.

— Это он нарочно, чтобы его жалели, — тут же заявила Надя, наблюдавшая за процессом оказания медицинской помощи.

— Как же, от вас дождешься, вы пожалеете, — жалобно проговорил Гонсалес, искоса глянув на нее.

— А что ты, как маленький, потерпеть не можешь? — проворчала Надя.

— Так я терплю… из последних сил.

— Мам, — неожиданно проговорила девочка, обращаясь к Тане, — если хочешь, женись на нем.

— Это что же такое случилось? — поразилась Таня этакой метаморфозе. — Раньше ты вроде бы не очень…

— Если мама на тебе женится — ты не будешь ее обижать? — глядя Игорю в глаза, очень серьезно спросила Надя. — Мам, он не будет!

— И никому не позволю, — заверил малышку Гонсалес, подхватывая ее на руки.

Таня облегченно вздохнула — ну наконец-то дочь оттаяла…

Когда Игорь ушел, Вера тоже, в свою очередь, не могла сдержать вздохов.

— Ты что, мам? Все налаживается, а ты вздыхаешь.

— Да что налаживается? — тихо произнесла Вера Кирилловна. — Я же вижу: не по любви замуж идешь, а от отчаяния. Думаешь, потом не аукнется?

— Аукнется, откликнется… Чего гадать? Да что с тобой такое, мама?! Ты же сама говорила: хороший парень.

— Хороший, кто спорит, — подтвердила Вера. — Только я не про него. Ты-то его любишь?

— Это неважно. Ну, не самое важное. Зато у нас будет нормальная полноценная семья, а у Нади — нормальный полноценный отец. Игорь будет нас беречь и охранять, холить и лелеять. Он умный, интересный, с ним весело, — принялась Таня перечислять достоинства жениха.

— Да все так, достоинств — пальцев не хватит, чтоб сосчитать… Ой, Танька, думаешь, так можно: одного сделать несчастным, чтобы другого забыть?!

— Да что там забывать? Это само собой получится: он еще будет руки распускать! — возмущенно отозвалась Таня.

— Что ж с ним такое случилось?

— Я забуду Сергея. Люблю, но придется забыть, а иначе — мне не спастись…

— Знаешь, — вдруг сказала Вера, — а я, наверное, уеду в Тупилки.

— Мам, ты что? С чего это вдруг?

— Да не вдруг, я давно уже об этом думаю. А что, съезжу хотя бы на лето: посмотрю, что там творится. Если все нормально — можно и Надюшку привезти: чистый воздух, речка… А молоко? Она ведь и не знает, что такое настоящее парное молоко. А за это время, Бог даст, и ты свою жизнь устроишь.

Поздно вечером, оставшись одна в офисе, Нина Перепелкина наконец решилась прослушать ту самую кассету, которую нашла в кабинете Горина. Нажав на кнопку диктофона, она замерла, стараясь не пропустить ни единого слова.

«Вы хорошо подумали? Это ваше окончательное решение?» — раздался голос Вадима Горина. — «Все давно решили за нас с тобой», — это уже Баринов.

— Странно, — протянула Нина. Неужели во всей той истории существовал еще кто-то третий, в чьих руках даже Баринов был не более чем марионеткой? И что же это, в таком случае, за «серый кардинал»?

«Странно… — словно в тон ее мыслям, прозвучал голос Горина. — Когда все уже на мази, вдруг… не понимаю». — «А не надо понимать, тебе сказали — ты и делай». — «Я-то сделаю, сделаю… но где логика?»

— Вот именно, — согласилась Нина.

«Вы представляете, что Разбежкина может потом устроить? Сами бомбу с часовым механизмом заводите». — «Не волнуйся, этой проблемой займутся специалисты-саперы. Так что, мой друг, назначаю тебя прокурором по надзору: проследи, чтобы девочка сидела».

— Вот сволочь! — возмутилась Нина, проматывая кассету немного вперед.

«А если я скажу, что все наши успехи в прошлом — это детский сад в сравнении с тем, что нас ожидает, — ты мне поверишь?» — спрашивал Баринов.

— Успехи в прошлом? Отлично. Значит, вот как… — Нина еще раз промотала кассету.

«…потому что от этого будет зависеть не многое, а буквально все!»

«Не волнуйся, этой проблемой займутся специалисты-саперы. Так что, мой друг, назначаю тебя прокурором по надзору: проследи, чтобы девочка сидела».

— Ну, старый хрыч, ты у меня попляшешь… Будет тебе цыганочка с выходом! — процедила Нина.

«…новости — не сплетни, а разлетаются еще быстрее: слышал, Татьяна ваша замуж выходит…» — произнес Горин. — «…будешь на свадьбе первым гостем, имей в виду», — пообещал ему Баринов.

— Так… значит… свадьба, ага, — кивнула Нина, начиная кое-что понимать.

«Что делать — молодым везде у нас дорога», — соглашался со своим собеседником Вадим. — «Кстати, о молодых: приехал бы, что ли, поздравить. Все же такое событие. Посидим, потолкуем. Обсудим и эти новости, и кое-какие другие…»

Перепелкина еще раз перемотала кассету назад: «Вы хорошо подумали? Это ваше окончательное решение?» — «Все давно решили за нас с тобой».

— Значит, Таню в кутузку, а сами за свадебку?! — наконец-то Нине стало все совершенно ясно. — Ну ты, Баринова, и сука. Я вам всем устрою… танец маленьких лебедей!

Ее лицо потемнело, губы сжались в тонкую решительную полоску, а взгляд сделался стальным. Немного подумав, Перепелкина набрала телефонный номер:

— Привет. Да я это, Нина. Сама не ожидала, что позвоню, но дело есть. Заработать хочешь?

Ни при каких других обстоятельствах она бы не пожелала еще раз встретиться с бывшим мужем. А тем более иметь с ним какие-то общие дела. Но в том, что она задумала предпринять, именно Генка показался Нине самым подходящим помощником, без которого просто не обойтись. И, покинув офис, она пошла на встречу с ним.

Надо отдать должное Генке: он, как только речь зашла о деньгах, примчался к дому Рыбкиных еще быстрее, чем она. Нина изложила ему свой план действий.

— А чего ты в ментовку не идешь? — не понял Генка. — Если и вправду улики такие убойные.

— А в ментовку я потому не иду, что у меня — не знаю, слыхал ты или нет, — судимость была, — раздраженно пояснила Нина.

— Да помню. Ты мне, между прочим, крепко про это в башку вбила.

— Было за что. И хватит об этом. Я тебя не для того позвала, чтоб твои боевые раны обсуждать. Так поможешь или нет?

— А чего ты про меня вдруг вспомнила? Ты этого заставь в милицию сходить… ну, своего нового… — колебался Генка.

— Ну и как тебе еще одну дырку в башке не сделать?! Я тебе сто раз говорила: нет у меня никого, а этот, как ты его называешь, — родственник подруги. Запомнишь? Или тебе для памяти татуировку сделать?

— Значит, этого своего ты подставлять не хочешь, а меня — можно?

— Никакой подставы здесь нет. Никто и не подумает, что мы с тобой связь поддерживаем. Тебе, может, денег, как всегда, мало? Так и скажи. Только большего это не стоит. Работа — не бей лежачего: спрячешь кассету и держи до той поры, пока скажу. А уж тогда отнесешь в милицию — и все.

— Ну не знаю. Подумать надо… Слышь, а давай куда-нибудь закатимся? Погуляем, выпьем-закусим, потом, может, еще чего-нибудь придумаем. — Таня всячески тянул время, чтобы сразу не давать ответ. Он чуял, что дело может обернуться весьма скверно, — уж на слишком больших авторитетов замахнулась его бывшая жена. С такими связываться — как бы себе дороже не вышло. Где Баринов — и где Перепелкины…

— Ну деньги на земле лежали, да ты нагнуться за ними не захотел. Ладно, найду кого-нибудь… не такого гордого.

— Нин, да чего ты? Уж и пошутить нельзя. Знаешь, я много о чем передумал за последнее время…

— Это пока я на нарах парилась? — уточнила Нина.

— Ну чего ты опять? Все же мы с тобой не чужие.

— Слушай, нечужой: с тобой расплачусь только деньгами, про остальное и не думай. Видал на вокзале такие камеры хранения: бросил денежку — она твоя? Вот и я в тебя засовываю денежку — твое дело кое-что сохранить. Понял?

— Да ты не подумай чего плохого: я ж хотел просто погулять, я ведь теперь работаю, могу тебя в кафе пригласить.

— А там напьешься…

— Не, я завязал. Так, пивка кружечку…

— Ну и молодец, — похвалила Нина. — Только я с тобой дружить не собираюсь. Ну что, договорились?…

— Сколько лет, сколько зим, — говорил по телефону Олег Эдуардович, расхаживая по своему кабинету. — Давненько, давненько мы не общались. Слушай, Петр Егорыч, может, организуем что-нибудь, а? На уточек поохотимся…

— Подожди, Олег Эдуардыч, отдыхать будем, когда погода наладится, — не поддержал его тона собеседник, заставив Баринова мгновенно насторожиться. — Копает под тебя кто-то. Проверки начались, в документах роются. И вообще, слушок прошел нехороший: могут тебя снять.

— Кто? — мрачно спросил Олег.

— Узнаю — сообщу. Но играют против тебя люди очень серьезные.

— Что посоветуешь?

— Затаись. И никаких новых грешков. Ни единого пятнышка, ни одного упоминания в прессе. И старые хвосты подчисть. Только тихо. В панику не впадай, есть кому тебе помочь. Ну, давай.

— Спасибо, Петр Егорыч. — Баринов медленно опустил трубку на рычаг и надолго задумался. — «Есть кому помочь», как же, — проворчал он. — Сдадут и глазом не моргнут. А насчет хвостов — прав. — Олег достал мобильный телефон и набрал номер. — У меня проблема, — он быстро и коротко изложил суть дела. — Ну, вкратце — вот так.

— Да все понятно, — раздался голос с другого конца провода.

— В общем, надо бы эту проблему… решить.

— И решить, и порешить, — срифмовал собеседник.

— Выбирай выражения, — заметил Баринов, вновь начиная чувствовать себя хозяином положения.

— Да ладно, все свои. Какие сроки?

— Сжатые.

— Сжатые — это сложнее.

— Ты же знаешь, — напомнил Олег Эдуардович, — цена меня не беспокоит. Главное — качественная работа, чтоб комар носа не подточил.

— Обижаете. Договоримся так: я подумаю, как половчее все сделать, и перезвоню.

— Слушай, ты, мыслитель, думать он будет! — Баринов сорвался на крик. — Я же сказал — срочно!

— Тогда поищите другого, — огрызнулся собеседник. — Я профессионал, а не гопник с улицы! И если берусь задело, то делаю все по уму, чтоб комар носа не подточил.

— Ладно, прости. Нервничаю, потому что мне на самом деле нужно срочно. Сделаешь?

— Сделаю. Но сумма удваивается.

— Согласен. Только начни…

— Уже начал. Мне пока не звоните. Когда дело будет сделано, я сам сообщу. Оплата будет по новой схеме…

Игорь все-таки нашел чем порадовать Надю. С утра, заехав за Таней, он привез девочке огромный новый «Кошкин дом», при виде которого Надя пришла в полнейший восторг и тут же залезла внутрь.

— Ух ты! — закричала она оттуда. — Чур, это домик для детей!

— Да что там интересного, в этом домике? — спросил Гонсалес.

— А ты хоть в окошко загляни!

— И вправду красота, — подтвердил Игорь, незамедлительно выполнив требование. — Мама, ты только посмотри, какой у Наденьки дом! Ой-ой-ой, спасите-помогите! Вызовите спасателей и «скорую помощь»! У меня голова застряла! Что же мне, так и жить — с домиком на голове?

— Мама, тяни Игоря, а я буду отсюда толкать! — счастливо расхохоталась Надюшка.

— Так, пора, — произнес благополучно освобожденный Игорь, — по дороге на работу заскочим в загс. Домик у нас есть — теперь можно и пожениться. Надюш, я прав?

— Еще столик и стульчики для домика нужны, — заявила девочка.

— Аты позови нас на новоселье — мы подарим. Все, Надюшка, мы ушли!

Но у Гонсалеса подарок был припасен не только для Нади. Когда они с Таней подъехали к офису и вышли из машины — после того, как подали заявление в загс, — Игорь окликнул невесту и показал на серебристую «мазду киа», припаркованную на стоянке.

— Ничего игрушка?

— Да уж, игрушечка, — скользнув по машине глазами, кивнула Таня. — Хороша, — она повернулась к дверям офиса, но тут красавица «мазда» засигналила, вновь привлекая ее внимание.

— Смотри-ка, сигнализация сработала, — испугался Гонсалес. — Надо сматываться, а то еще скажут, что хотели угнать, — он рассмеялся и достал из кармана брелок с ключами, протягивая их Тане.

— Ты… — ахнула Разбежкина, не находя слов.

— Танюшка, прости, подурачился. Это твоя игрушка.

— Нет, ты что? Зачем? Что это с тобой? Надюшке подарил имущество недвижимое, а мне…

— А тебе — очень быстро движимое. Знаешь, какой у нее ход? Мягкий-мягкий. Вот прямо сегодня испытаешь. — Гонсалес сиял, с удовольствием наблюдая за ее растерянностью и радостью.

— Нашел испытателя! Я права получила в Ханты-Мансийске, ездила только там. И чтобы я на такой машине — и по Москве? Разве можно сравнить там движение и в Москве?

— Ты сможешь, — уверенно кивнул Игорь.

— Думаешь, я сяду за руль?… С удовольствием! — сдалась Таня, больше не в силах скрыть своего восторга. — Прости, я тоже подурачиться люблю!

Ни она, ни Гонсалес не обратили внимания на то, что за ними из соседней припаркованной машины пристально наблюдает какой-то незнакомый мужчина.

Татьяна Баринова за завтраком в папенькином доме вела себя необычно оживленно.

— Тусь, — спросила она, — а сырников сегодня в меню нет?

— Да сырники — дело нехитрое. Хочешь, так я сделаю, — с легким недоумением отозвалась домработница.

— И положи туда побольше сала, — вставила Яна.

— Так что, делать сырники?

— Пока не надо. Вот это доем — тогда скажу, — улыбнулась Татьяна. — Если место останется. А ты в магазин сегодня поедешь?

— Могу и съездить. А что надо?

— Тусенька, купи мне мороженого. Шоколадного и ванильного. И еще — в трубочках таких вафельных.

— Что это на тебя напало? — изумилась Яна. — Плюшки, сырники, мороженое… Растолстеть не боишься?

— У ребенка в кои-то веки аппетит появился, а ей плохо, — заворчала Туся.

— И не просто аппетит, а зверский аппетит. Эх, хороши сегодня плюшки. Еще хочу. Я буду есть, а ты мне рассказывай, как это вредно…

— Чайку подлить? — засуетилась Туей.

— Конечно. И конфеток дай.

— Я так ела, только когда беременная была, — вспомнила Яна. — Правда, меня больше не на сладкое, а на кисленькое тянуло.

Татьяна лукаво улыбнулась, но промолчала.

— Доброе утро, — кивнул всем, входя в гостиную, Олег Эдуардович.

— Привет, пап. Ты чего такой хмурый? Неприятности? — насторожилась Татьяна.

— Что? Да нет, небольшие проблемы на работе, — рассеянно отозвался Баринов.

— Ты сейчас все свои проблемы забудешь, — торжественно возвестила дочь, — Раз уж все в сборе, хочу сообщить приятную новость: я беременна.

— Точно?! — первой опомнилась Яна.

— Если б не точно, — кивнула Татьяна, — я бы не говорила.

— Теперь ясно, почему ты так ешь, — проворчала мать. — Прощай, фигура. И на внешности беременность плохо отражается.

— Я не поняла: никто не рад? — Татьяна растерянно переводила взгляд с одного из присутствующих на другого, но восторга действительно никто не выказывал.

— Пойду я, сырники сделаю, — поспешила удалиться Туся.

— Ну что ж, я очень рад, — наконец, проговорил Олег Эдуардович. — Ты, главное, не волнуйся. Питайся вот нормально. А ребенка мы вырастим.

— Что значит «мы вырастим*? — уставилась на него дочь. — У него будут мама и папа.

— Татка, — поморщился Баринов, — ты не думай сейчас об этом. А пала этот…

— Как только Сергей узнает о ребенке — все изменится, — стояла на своем Татьяна. — Вот уж не думала, что вы так воспримете! — Она резко встала.

— Ты куда? — спросил отец.

— Уезжаю, — отрезала Татьяна. — Буду жить с мужем.

— Ни в коем случае! Не надо, он ведь… — начал Олег Эдуардович, пытаясь ее удержать, но дочь даже не обернулась. — А тебе аппетит ничто не испортит! — набросился он на супругу, продолжавшую, как ни в чем не бывало, потягивать свой любимый зеленый китайский чаек.

— Не жалуюсь, — пожала Яна плечами.

В квартире Разбежкиных раздался звонок.

— Билеты, наверное, принесли, — сказала Вера Кирилловна высунувшейся из домика Наде и пошла открывать. — Надо же, как быстро.

Она ошиблась. В дверях стоял Сергей.

— Вера Кирилловна, я пришел со своим топором — можете сразу меня казнить… Но хотелось бы сначала слово молвить… последнее.

— Ну входите, раз уж пришли, — вздохнула пожилая женщина.

— А где Надюшка? — сразу спросил Никифоров, входя в комнату. Вера глазами показала ему на домик. — Это ее чемодан? Интересно, куда это она собралась? — Но девочка и не подумала ответить или вылезти из своего убежища. — Уже переезжаете?

— Нет, — холодно возразила Вера Кирилловна. — Я решила съездить на родину.

— В Тупилки? — уточнил Сергей. — А Надя?

— С Надей Томочка посидит. Извините, мне собираться надо, — больше всего Вере хотелось, чтобы Сергей убрался куда-нибудь подальше, но как раз этого делать он явно не спешил.

— Я вас не задержу, — начал он. — Вчера… я не знаю, что со мной случилось… Как с ума сошел. Да еще ребенок видел… ужасно. Вера Кирилловна, если бы вы знали, как мне стьщно. Вот говорят: «Сквозь землю готов провалиться», — теперь я знаю, что это такое.

Вера Кирилловна не имела никакого желания выдавать ему индульгенцию и просто молчала.

— Эх, — протянул Никифоров, — если бы Надюшка была дома, она бы меня простила.

— А вот и нет, — отозвалась девочка, неохотно вылезая из домика. На Сергея она даже не взглянула и уселась за стол спиной к нему.

— А я все же надеюсь, что ты меня простишь, — не сдавался Никифоров, — И мама твоя тоже простит, ты же знаешь, что я вас обеих очень люблю.

— Ага, очень-преочень, — язвительно проговорила Надя.

— Да, — повторил Сергей, — очень люблю. И тебя, и маму.

— А я тебя — нет. И мама не любит, потому что ты хотел ее побить!

— Я думаю, — вставила Вера Кирилловна, — что вам лучше уйти: мы только-только стали успокаиваться. Может, потом, когда-нибудь…

— Да-да, вы правы. Я тут… как соль на рану. Я потом приду.

— Нет, не придешь. — решительно возразила Надя. — Вот мама с Игорем поженятся, ты к нам придешь, а мы не пустим.

Будешь звонить в дверь: «Пустите, пустите меня», — а мы скажем: «У нас все дома».

— Надюша, — неуверенно улыбнулся Сергей, — какие страшные сказки ты рассказываешь.

— И ничего нс сказки: они как раз поехали жениться! — торжествующе выпалила девочка.

Никифоров перевел растерянный взгляд на Веру Кирилловну, и та кивнула, подтверждая Надины слова.

Конечно же, первой, кому Таня рассказала о подарке Игоря, была Нина Перепелкина.

— Ой, не машинка, а игрушка! — возбужденно расписывала она этот более чем щедрый презент.

— Тебе бы все игрушки, — вздохнула Нина. — Значит, подарок к свадьбе? И что, скоро?

— Чем скорее, тем лучше.

— А ты не слишком жмешь на газ? Может, немножко притормозить?

— Что тебе надо от меня, кровопийца? — с нарочитым надрывом проговорила Таня. — Что ты из меня душу вынимаешь?

— Да уж лучше я сейчас немного, чем он потом все вытянет. Ты ж его почти не знаешь, а они все, пока ухаживают, такие хорошие…

— Нин, а хочешь, я сама за тебя все скажу? Игоря не знаешь, а главное, не любишь… А любишь ты Сергея, и вы с ним — ну, такая пара, что глаз не отвести… И ля-ля, и ты-ды, и ты-пы». Так?

— А что, скажешь, не так? — непримиримо кивнула Перепелкина.

— Так, все так, — грустно согласилась Таня. — Сергея забыть не могу, хотя… после всего, что он натворил… Но я обещала его жене, что больше у меня с ним ничего не будет… ничего, никогда.

— То, — присвистнула Нина, — наплюй: «обещала его жене»… Эта Танька — такая змея, что поискать — не найти! Может, за все свои беды ты ей спасибо скажешь?

— Опять ты за свое, — с досадой отмахнулась Таня.

— Да не за свое, а за твое. Я же тебе говорила про кассету?

— И что?

— А то! Ну, сама пошевели… — она покрутила пальцем у виска, — что там у тебя есть. Зачем Баринов хотел тебя посадить? Ну? Чтобы твой Сереженька его Таньке достался!

— Девушка, проверьте радиатор, вы сильно перегрелись, — вздохнула Таня, глядя на Нину, как на ненормальную. — Меня посадили потому, что им нужен был козел… ну, коза отпущения. Надо было свои махинации на кого-то повесить, а тут я и подвернулась. Таня-то туг при чем?!

— Эх, дурочка-снегурочка, ничего ты не поняла. — Нина вышла из кабинета, безнадежно махнув рукой.

Миша Никифоров пытался дописать курсовую, но дело явно не клеилось. В поисках нужного конспекта он принялся просматривать одну свою тетрадь за другой, и вдруг из стопки бумаг выпала половинка письма. Миша тут же взялся искать вторую — и, вот удача, вскоре обнаружил и ее.

Несмотря на всю свою щепетильность в подобных вопросах, он просто не мог совладать с любопытством: уж слишком много шума было вокруг этого письма. Ну прочитает он, что ж там все-таки такое важное сообщается, что с того? Дело-то уже многолетней давности… Закончив чтение, Миша негромко протянул:

— Вот это да…

Он уже взялся за телефон, чтобы немедленно позвонить Сергею, но ему помешали. Как всегда, в самый неподходящий момент явилась Татьяна, да еще с чемоданом.

— Привет. Ты что это с вещами? — не понял Миша, однако постарался быстро спрятать письмо в карман, к сожалению, забыв про конверт.

— Эх, Мишка, ничему тебя брат не научил! — улыбнулась Баринова. — Если у женщины в руках чемодан, значит, она — что?

— Пришла попрощаться? Уезжает далеко и надолго? — с надеждой предположил Михаил.

— Не дождетесь! Переехала к вам и нуждается в помощи. И не спрашивай, надолго ли я.

— Что, даже чаю не попьете? Сразу обратно? — гнул свое Миша.

— Ну уж нет. Так просто вы от меня не отделаетесь: и чай выпью весь, и все сожру. Я, вообще говоря, законная жена и имею полное право жить вместе с мужем, — Татьяна поставила чемодан в угол. — Миш, помоги мне уговорить Сергея. Я… я буду хорошо себя вести. Вот завтра же поеду, скуплю все книги по кулинарии и буду кормить вас на убой. — Она уселась рядом с компьютером. — Что с тобой? Шутки кончились? Или батарейки поменять забыл?

— Да нет, — Миша с опозданием понял свою оплошность и отчаянно надеялся, что Баринова не заметит конверт, — ничего… я просто компьютер не отключил… Я курсовую писал и…

— И правильно, и пиши. Я тебе не помешаю. Надо посмотреть, что у вас там в холодильнике, в магазин съездить. Вот, вещи сейчас разберу. — Татьяна встала и все-таки увидела злополучный конверт. — Это откуда? Ты русский язык понимаешь? Откуда это здесь?! — Она торопливо заглянула внутрь, но письма, разумеется, не обнаружила.

— Тань, ты прости, мне бежать нужно, — произнес Михаил, — Ты, конечно, можешь остаться. Но я бы тебе не советовал. Ни к чему это не приведет. В смысле, ни к чему хорошему.

— Подожди. Скажи хотя бы, кто его нашел? Ты? Или Сергей?

— Нашел я, случайно. Бумажки разбирал.

— А где письмо? Сергей забрал? Он его читал?!

— Мне кажется, тебе лучше уехать, — вместо ответа, повторил Миша. — Я понимаю, это твоя квартира и все такое, но мы постараемся как можно быстрее найти жилье и…

— Сергей читал письмо? — Баринова нс желала слушать ничего другого.

Миша отрицательно покачал головой.

— Слава Богу, — облегченно выдохнула Татьяна, буквально падая в кресло. — А то я уж подумала…

— Я его читал, — признался Михаил.

— И что ты собираешься делать? — У нее перехватило дыхание.

— А есть варианты? — удивился младший Никифоров, — Расскажу все брату. Он имеет право знать.

— Не надо, — быстро и умоляюще заговорила Татьяна. — Ты не можешь этого сделать. Это не твоя тайна!

— И не твоя, — возразил Миша. — Пусть Сергей вместе с Разбежкиной решают, что делать.

— Представляю, что они там нарешают! Как ты думаешь, почему твой брат до сих пор не читал письмо? Не знаешь? Потому что не хотел. Сергей сам порвал письмо, его никто не заставлял. Я… я просила его прочесть, но он отказался.

— Он ошибся, — твердо произнес Миша. — Так бывает. Мы все ошибаемся. Но теперь… он должен все узнать. Лучше поздно, чем…

— Нет! — крикнула Баринова. — Отдай мне письмо. Пожалуйста, не делай этого. Миш, я тебя хоть когда-нибудь хоть о чем-нибудь просила?

Миша, не слушая ее, стал набирать номер Сергея.

— Не смей, — Татьяна попыталась вырвать у него трубку. — Не лезь не в свое дело!

— Как это «не свое»? — Миша резко отвел руку с телефоном в сторону. — Брат — мой? Мой. Ему хорошо? Вряд ли… А ты говоришь, не мое дело. К тому же у меня тоже рыльце в пушку. Он на тебе из-за меня женился! Уже тогда знал, что совершает ошибку, но… ты так много для меня сделала. Сергей… он хороший человек, ну не мог он поступить с тобой так… неблагодарно. Это его слова, я ничего не придумываю.

— Женился из-за тебя? — зло засмеялась Татьяна. — Да у тебя мания величия. Никифоров женился на мне, потому что я ему всегда нравилась. Я, а не ваша любимая Разбежкина!

— Вот у тебя точно мания величия. Да еще воспаленное воображение. Он никогда тебя не любил. А про Разбежкину, заметь, ты сказала совершенно правильно: «любимая*.

— Пожалуйста, нс говори ему ничего. Я… я люблю твоего брата. Может, даже больше, чем ты. Я хочу, чтобы мы с ним были счастливы. Ну почему мне этого нельзя? У нас только-только появился шанс, а ты… ты сейчас все разрушишь. Отдай письмо. Пожалуйста.

— Ну, ты хотя бы сама себе-то не ври. Что это за любовь, когда думаешь только о себе?! — закричал Миша и, не сводя с Татьяны глаз, набрал номер старшего брата.

В кабинете у Олега Эдуардовича раздался телефонный звонок. Поморщившись и нехотя отрываясь от документов, с которыми работал, Баринов бросил в трубку:

— Да. Алло. Говорите, — раздраженно произнес он, но не услышал поначалу ничего, кроме тишины.

Но вот тишина сменилась щелчком и последовавшим за тем негромким шипением. Баринов уже хотел было бросить трубку, но вдруг услышал свой собственный голос и замер: «Мне все равно, как ты это сделаешь. Разбежкина должна сидеть. И чем дольше, тем лучше… Думай, только быстро. На этот участок у меня уже очередь стоит. И, между прочим, меньше пятнадцати процентов не предлагают… Ну, значит, как в прошлый раз? Деньги перечислишь вот на этот счет…

— Алле! Кто это? Отвечайте! — крикнул Баринов. Трубка дрожала в его руке.

— Ты, Баринов, совсем зазнался: уже и себя не узнаешь, — издевательски произнес незнакомый голос, непонятно даже, мужской или женский, и магнитофон включился снова после щелчка: «Считай, проект у тебя в кармане. Все как всегда. Ты меня знаешь, я работаю чисто. Столько лет уже на этой должности…»

Бессильно опустившись в кресло и не отнимая трубки от уха, Олег Эдуардович свободной рукой плеснул в стакан коньяка.

— Сколько? — коротко спросил он.

— Ну, не знаю, — ехидно протянул голос, — нужно свериться с Уголовным кодексом. Но что-то мне подсказывает: меньше десяти лет никак не получится.

— Сколько вы хотите за эту пленку? — повторил Баринов свой вопрос.

— А у вас какая такса? Вы говорили — пятнадцать процентов?

Он, морщась, сделал изрядный глоток коньяка:

— Хватит. Назовите цену.

— Какой вы напористый. Сразу чувствуется железная хватка. Но вы знаете, мы пока не решили, что именно и, главное, в каких количествах нам бы хотелось получить, — глумился голос.

— Зачем тогда звонить, если не знаете, чего хотите?

— Во-первых, познакомиться. А во-вторых, мы тут решили, что я буду временно исполнять обязанности вашей персональной совести. Вы вообще помните, что это такое? — спросила Нина: это была именно она, только старалась говорить так, чтобы ее ни при каких обстоятельствах не узнали.

— Что вам нужно?!

— Ничего особенного. Зарубите себе на носу: нам все известно. Мальчика-то за что приказал избить, а? Молчите? А вот журналисты, когда узнают, молчать не будут.

— Я не понима… — начал было Баринов, но Нина не позволила ему продолжить:

— Да что тут непонятного? Проще пареной репы: сидим тихо, деньги на засекреченные счета не переводим, в тюрьму никого не сажаем, бандитов не нанимаем. И все будет хорошо… может быть.

— А деньги? Сколько вам нужно?

— Об этом мы поговорим в другой раз. А на сегодня радиостанция «Совесть* свою работу заканчивает.

— Подождите, я…

Но связь уже оборвалась. Олег Эдуардович осторожно, словно держал в руке живую и весьма решительно настроенную гадюку, положил трубку на рычаг и допил остатки коньяка из стакана. Неужели он ошибся? Не оттуда ждал беды, ох, не оттуда, откуда следовалЬ… Вот дурак… Опомнившись, он схватил мобильник и быстро набрал номер.

— Ну, что за пожар? Я же сказал: сам позвоню, — недовольно ответил человек, с которым Баринов договаривался насчет решения своей проблемы.

— Я передумал, заказ отменяется. Надо все отыграть назад, — потребовал Олег Эдуардович. — Оплата будет как за выполненное дело. Обстоятельства изменились, поэтому надо срочно все остановить.

— Срочно, — передразнил его собеседник, — Все у вас срочно. Срочно сделай, срочно отмени…

— Я же сказал: все оплачу! Сколько ты хочешь? Вдвое? Втрое?

— Поздно, — ответили ему. — С клиентом уже поработали.

Таня сидела на своем рабочем месте в офисе и просматривала документы, когда в ее кабинет вошел Сергей.

— Я понимаю, — с порога начал он, — просить прощения за такое очень глупо, но… в общем, я пришел сказать тебе…

— А как ты вошел? — перебила его Таня. — Я просила, чтобы Нина тебя не пускала.

— Что? Нет там Нины… Подожди, я и так не очень понимаю, на каком свете нахожусь…

— Может, тебе пойти отлежаться?… После таких потрясений, — предложила Таня.

— Да я бы отлежался… но времени нет — боюсь опоздать. В общем, если можешь, выслушай, а потом — как решишь, так и будет… Я чуть не ударил тебя — это было подло, мерзко… называй как угодно — все будет мало… Но ты же знаешь, почему так случилось! — отчаянно продолжал он. — Ты же знаешь, я люблю… и всегда любил только тебя. А тут мне вдруг показалось, что я теряю тебя навсегда.

— Ну-ну, что за фантазии? Я пока умирать не собираюсь, — заметила Таня.

— А я испугался, что умру. Вот ты выйдешь за… этого, и моя жизнь кончится. И уж на этот раз — на самом деле.

— Спасибо, — Таня встала, — я очень тронута тем, что ты сказал. Но я не очень понимаю…

— Пожалуйста, не выходи за него.

— Прости, ты немного опоздал: сегодня мы с Игорем подали заявление в загс. Так что через несколько дней… Как говорится, пока смерть не разлучит нас. Ну или какая-нибудь другая малоприятная неожиданность. Еще вопросы? — Она приподняла брови.

— Но ведь он не любит тебя, использует просто!

— Для чего? — поинтересовалась Разбежкина.

— Не знаю, но перед тем, как я ему врезал, он сказал, что, даже если я прав, он все равно своего добьется.

— Да, — протянула Таня, — это, конечно, можно как явку с повинной рассматривать. Слушай, Сереж, ты сам-то веришь в то, что говоришь? Ну подумай: я что, выгодная невеста? Ни кола ни двора, зато с ребенком.

— Не веришь, — потерянно проговорил Никифоров. — Доказать я тебе ничего, конечно, не могу, но я чувствую, понимаешь? Гнилой он, мутный…

— Хватит, — раздраженно произнесла Таня. — С чего я должна слушать, как ты поливаешь моего будущего мужа?

— Ты делаешь ошибку…

— Это ты — моя ошибка. Слава Богу, жизнь ее исправила. А Игорь — чуткий, ответственный, верный, благородный…

— Хорошо, — обреченно согласился Сергей. — Ты, наверное, права. Я плохой, но я тебя люблю. А он — хороший, но не любит. Он тебя обманывает.

— Господи, — воскликнула Таня, — зачем я все это слушаю? Меня дома ждут, мы отпраздновать собирались, — она начала складывать вещи в сумочку. — У тебя своя жизнь, у меня — своя. Пойми ты это, наконец. — И она поспешно направилась к выходу.

— Таня, подожди! — крикнул Сергей, устремляясь за ней.

Он догнал Таню на парковке. Она стояла и смотрела на свою машину, словно раздумывая, что с этой необъезженной лошадкой теперь делать.

— Это твоя? — удивился Сергей.

— Да, — кивнула Таня и достала из сумочки ключи от машины. Сняв сигнализацию, села на водительское сиденье.

— Я не знал, что ты водишь.

— Ты многого обо мне не знал. И я о тебе многого не знала. Давай все так и оставим. — Она вставила ключи в зажигание.

— Нс злись, у меня чисто практический вопрос. Ты давно за рулем? Я правильно понимаю, что по Москве ты точно сама не ездила?

— И что? — с вызовом спросила Таня.

— Опасно без опыта…

— Аты не переживай! Как-нибудь доеду. Потихонечку-полегонечку…

— Подожди, Тань. Лучше не рисковать. Хочешь, я тебя отвезу? С твоей машиной здесь ничего не случится, — уговаривал Никифоров. — Или давай я за руль сяду. Довезу тебя, а потом вернусь за своей.

— А по дороге ты мне будешь объяснять, какой Игорь подонок, — резонно предположила Разбежкина. — А он меня ждет дома.

— Я обещаю молчать как рыба! Если боишься, что я стану к тебе приставать прямо в машине, я могу написать расписку. Я, такой-то такой-то, год рождения, паспортные данные, женат, детей нет, обязуюсь доставить в целости и сохранности, руками не трогать и…

— Я тебя не боюсь, — отмахнулась Таня.

— Уже хорошо. Постараюсь оправдать доверие…

— Я тебя не боюсь, но я не сказала, что доверяю тебе. И знаешь что? С твоей помощью я очень хорошо поняла, что надеяться можно только на себя. — Она захлопнула дверцу, завела машину и не слишком уверенно начала выезжать с парковки.

— Черт! Вот упрямая! — раздосадован но воскликнул Сергей, бросился к своей машине, быстро завелся и догнал Таню.

Теперь он ехал прямо за ней — для страховки. А мужчина в автомобиле, стоявшем неподалеку, достал телефон и отдал какое-то короткое распоряжение своему невидимому собеседнику.

У Сергея тоже зазвонил мобильный. Продолжая смотреть на Танину машину, Никифоров ответил:

— Миш, мне сейчас некогда.

— Cepera, это срочно! Тут… — начал брат.

— Я за рулем. Минут через пятнадцать доеду до места и тебе перезвоню. Идет? Ты меня слышишь? — Тут он заметил, что с Таниной машиной явно что-то не так. — Мишка, потом.

— Сереж, это важно! Дело в том, что Надя… она твоя дочь! — крикнул Михаил в трубку, но в этот момент Сергей бросил телефон под сиденье: он понял, что Таня не может остановиться.

Выровняв свою машину так, что теперь она шла бок о бок с Таниной, Сергей крикнул:

— Прижимайся вправо. Ручник, ручник дерни! А, ч-черт, — Никифоров обогнал «мазду» и попытался затормозить ее бампером, не замечая, что прямо перед ним останавливается грузовик. — Таня, держись! Все хорошо…

«Мазда» замедлила ход, но последнее, что запомнил Сергей, был удар его машины о грузовик и отчаянный Танин вопль:

— Сережа!..

5

— И что, сильно разбилась?! — ахнула Анна, которой Катя, позвонив, рассказала об аварии, в которую попали Таня и Сергей.

— Я сейчас еду в больницу, папа с бабушкой уже там! Мам, а вдруг она… — испуганно начала Катя.

— Никаких вдруг, даже думать так не смей! — оборвала ее мать, — А с кем Надюшка?

— С ней Галя осталась. Бабушка говорит, что она весь вечер себя так вела, как будто чувствовала…

— Катя, ну что ты заладила? Ладно, надо ехать скорее, на месте все узнаем, — отозвалась Анна, — Ты только за руль не садись, такси возьми.

— Хорошо, — пообещала девушка.

— Значит, встретимся прямо в больнице, — Анна, положив трубку, повернулась к Константину, который вопросительно смотрел на нее, оторвавшись от своих бумаг: — Таня попала в аварию, наши сейчас в больнице, — Она тяжело опустилась на стул, — Фу, меня прямо в жар бросило. Вот так, кажется, беда только к другим приходит, и вдруг — на тебе… Что-то я ничего не соображу, надо что брать с собой или нет? Ты поедешь?

— Извини, я и так зашиваюсь, — безразлично отозвался Устинов, — Мне кажется, и тебе там делать нечего. Ты ведь им, прости за прямоту, больше не родня.

С недавних пор он все чаще неприятно удивлял Анну. То своими непонятными обидами по каким-то пустякам, то истериками из-за не самых лестных отзывов в прессе на свою книгу — складывалось впечатление, что Константин вообще не умеет спокойно и с достоинством воспринимать поражение, а теперь еще и такое явное безразличие к судьбе людей, пусть и не родных по крови, но которых он очень давно и хорошо знал! Конечно, узнав о случившемся с Таней, Анна не могла сейчас думать о размолвках с любимым человеком, но слова Устинова запали ей в душу, больно царапнув по сердцу и оставив отвратительный осадок.

Тамара, Дима и Михаил сидели в коридоре больницы, в которую доставили Таню и Сергея, с тревогой ожидая приговора врачей. Виктор отправился выяснять ситуацию и вскоре вернулся к остальным.

— Ну что, узнал? — спросила Тамара.

— Да тут никто ничего не знает, — с досадой отмахнулся Рыбкин, — Говорят: подождите. Гоняют по кругу: поди туда, не знаю куда, спроси того, не знаю кого…

— Главное, Вера только уехала, и тут такое. С другой стороны, хорошо, что уехала, с ее-то сердцем такие новости, — вздохнула Тамара Кирилловна, поднимаясь. — Ну, я из них сейчас душу выну. — Она не успела сделать и нескольких шагов, как едва не наткнулась на Таню. — Танечка! — облегченно воскликнула Тамара, обнимая ее.

— Жива, сестренка? Как ты? — обеспокоенно спросил Виктор. — Что врачи говорят?

— Говорят, жива-здорова, здоровее не бывает, — ответила Таня, но было заметно, что она все еще в шоке после случившегося. — Видите, ни царапинки. Меня уже на каких-то аппаратах проверили, сказали, что могу ехать домой. А что с Сережей? Вы что-нибудь знаете? — Она с тревогой перевела взгляд с Тамары на Виктора, потом на Мишу, — Миша, что с ним?

— Ничего хорошего, — глухо произнес младший Никифоров, — Говорят, состояние тяжелое, в сознание не приходил.

Таня, услышав это, едва не расплакалась.

— Так чего было-то, расскажи? — не выдержал «тактичный» Дима. — Тань, как тебя угораздило?

— Да я толком и не поняла. Все так быстро произошло… — растерянно начала Таня, — Ехала с работы на своей машине…

— У тебя машина? — вытаращил глаза Дима.

— Ну да, мне Игорь подарил.

— Везет же некоторым! — абсолютно не в тему ляпнул Дима.

— Ну, — продолжала Таня, — само собой, немножко страшно было. Я до этого-то по Москве за рулем не ездила. А Сережа, видно, решил меня проводить на своей машине. Он меня отговаривал ехать… Вот и проводил… Сначала все было нормально, а потом… Жму на тормоз, а его нет!

— Как это? — не понял Виктор, который водил машину много лет, но подобного припомнить не мог, — А куда же он делся? Машина-то новая? Обкатку не прошла, может, поэтому…

— Не знаю… Скорость большая, дорога вниз, я растерялась. Тут, вижу, Сергей меня догнал, что-то кричит, рукой показывает. А я от страха ничего не понимаю. Тогда он меня обходит слева — и начинает прижимать к бортику. Я по этому бортику так прошлась правой стороной — господи, этот скрежет до конца жизни не забуду… Он меня потом обогнал, бампером затормозил, так что у меня уже скорость была небольшая… А вот Сережа… въехал в грузовик. Это был такой удар… а он не пристегнутый ехал… Так что Сережа меня спас… А потом… все как в тумане. Помню, «скорая» приехала… Долго не могли открыть дверь, заклинило. Вокруг стекла, кровь… Положили на носилки, увезли… Он был без сознания…

Миша, не выдержав душераздирающего описания этих подробностей, вскочил и отошел в сторону. Таня бросилась за ним, успокаивающе положила руку на его поникшее плечо.

Но она не успела ничего сказать ему, потому что из палаты Сергея выбежали двое врачей и медсестра.

— Реаниматолога вызвали? — поспешно спросил один из врачей.

— Я здесь. Это который после лобового? — Медики снова бросились в палату.

Таня и Миша в ужасе переглянулись, поняв, что случилось самое страшное.

— Господи, — прошептала Тамара, — горе-то какое… И за что Танюшке такое?

Медсестра буквально силой вытолкнула из палаты Татьяну Баринову:

— И не входите, пока я не разрешу, не мешайте работать! А то мы же потом виноваты будем!

— Я — его жена! — в отчаянии кричала Татьяна.

— Вот-вот, если и дальше хочешь называться женой, а не вдовой, — под ногами не путайся! — отрезала медсестра.

— Тань, что там? — бросилась к Бариновой Таня.

— Не знаю… Он очнулся, увидел меня… Сказал: «Танечка…» Я так обрадовалась… А потом вдруг дернулся, глаза закрыл… И сразу — этот ужасный писк! И прямая линия на мониторе… Он не умрет?!

Сквозь стеклянную дверь палаты было видно, как Сергею проводят дефибрилляцию сердца.

— Разряд! — приказал врач. — Заряжаю на триста!.. Разряд!

Приборы по-прежнему показывали прямую линию. Миша закрыл глаза, Баринова глухо, безутешно разрыдалась. Наконец, показания на мониторе изменились…

— Доктор, он выживет? — спросил Миша у одного из врачей спустя показавшееся бесконечно долгим время, когда медики начали выходить из палаты Сергея.

— Я прогнозами не занимаюсь, — бросил тот. — Сердце мы завели, дальше будет видно. Удар был очень сильный. Но будем надеяться, что ваш брат окажется еще сильнее. Ничего более определенного пока сказать не могу. Идите домой, отдыхайте, сейчас вы ему ничем не поможете. Если что, вам позвонят. У нас в отделении только о нем и говорят. Спасал-то он вас? — обратился врач к Бариновой.

— Меня, доктор, — вместо нее тихо ответила Таня.

— Что ж, поздравляю, вам крупно повезло: не каждый день встретишь человека, готового так рисковать ради другого. Считайте, он подарил вам новую жизнь.

— Странно видеть его таким, да? — через несколько минут спросила Баринова у Тани: обе женщины неподвижно замерли возле стеклянных дверей, не сводя глаз с Сергея, — Ну, и чего ты так на него уставилась? Думаешь, сейчас почувствует — и откроет глаза? И сразу закричит: «Где моя любимая Танечка Разбежкина? Жить без нее не могу… и не хочу».

— Таня, не надо так. Разве сейчас это важно?

— Для меня важно! — ненавидяще взглянула на нее Баринова, — Сколько раз тебя просили: оставь Сережу в покое, у него своя семья!

— Тань, человек между жизнью и смертью висит…

— О том и речь. А что, если он не выживет?! А сколько таких случаев, когда человек превращается в самый обыкновенный овощ? Дышит через трубочку, кормится через трубочку…

— Таня, я понимаю, что у тебя сейчас на душе, и я тебе сочувствую…

— Сочувствует она… — процедила Баринова. — Да если бы не ты, всего этого не было бы, и у нас с Сережей все было бы хорошо!

— А у вас все еще будет хорошо, вот увидишь.

— Все будет просто расчудесно. А ты вот туда посмотри! Слушай, очень тебя прошу: уйди отсюда. Все хорошее, что ты могла для меня сделать, ты уже сделала, можешь уходить с чистой совестью.

— Успокойся, — тихо ответила Таня, — я уйду.

Катя привезла Мишу домой и теперь, как могла, пыталась его успокоить:

— Да что ты заладил, как попугай: «Я виноват, я виноват»? < ‘ чего ты это взял? — отказывалась понимать девушка.

— Да если б не эта моя дурацкая борьба за правду, Сережка сейчас… — У Миши перехватило горло.

— Кто ж знал, что Сергей в это время был за рулем, да еще — в такой ситуации? Знаешь, честно говоря, меня твой брат, если можно так сказать, «приятно разочаровал»: так подставиться, чтобы спасти другого… — Девушка восхищенно покачала головой.

— Какого «другого»? Он свою Таню спасал! — отозвался Миша, — А ведь я так и не знаю, услышал он меня или нет. Л если он умрет и так и не узнает про Надю?

— Типун тебе на язык! — возмутилась Катя. — А что такое особенное Сергей должен знать про Надю? — спросила она затем.

Мише пришлось рассказать ей все с самого начала. Про письмо, про свой звонок брату…

— Я ему только и успел сказать, что Надюшка — его дочь, а слышал он или нет — не знаю, — убито закончил младший Никифоров.

— Ну, дела, — протянула Катя, — Выходит, если б Сергей тогда не порвал письмо — история развивалась бы по-другому?

— Ну, про историю — не знаю, но для всех нас уж точно кое-что изменилось бы. И уж Сережка точно не лежал бы сейчас в таком виде, — мрачно проговорил Миша, — Нет, это надо же быть таким идиотом: не мог сказать ему через полчаса?! Представляешь, почти пять лет он ничего не знал, а тут мне вдруг приспичило.

— Ты прости меня, но это какая-то женская логика, — не согласилась Катя. — Ну объясни мне, какая связь: если бы ты Сергею не позвонил, у Тани тормоза не отказали бы?

— Вот это и есть женская логика, — проворчал Михаил, — Если бы не позвонил Сергею, он бы не отвлекся от дороги… и заметил этот грузовик.

— Совсем-то с ума не сходи, — раздраженно бросила Катя, — Ты как себе это представляешь? Сергей узнал, что Надя его дочь, и подумал: надо спасти Татьяну, мать моего ребенка?

Да ему и думать не надо было. Сам же говорил, он ее спасал, потому что любит. Помнишь такое слово? Иногда мне кажется, что твоя психология тебя придавила: все тебе надо разложить по полочкам, расписать по карточкам. А ты живи не по книжкам, а так, как живется, — посоветовала она. — Вот я так живу: хочется мне, к примеру, кого-нибудь поцеловать — я так и делаю, — и она прильнула к Мишиным губам.

Рыбкины отвезли Таню в ее квартиру и вернулись домой.

— А я вам говорю, с новыми машинами такое тоже случается, — продолжал Виктор начатый по дороге разговор.

— Даже с такими тачками, как у Тани? — удивился Дима.

— А что ж они, не из железа сделаны? Обкатку не прошла? Не прошла. Вот тебе и все объяснение: может, там эта, электроника сбой дала — и гуляй, Вася. Да и Танька за рулем без году неделя. Этому Игорю надо бы голову открутить — я бы ее за руль не пустил, пока сам бы не убедился, что можно. Инструктора надо было опытного к ней приставить… Хотя баба за рулем…

— А я жду, жду, нет никого, ну и легла спать, — из комнаты, разбуженная зажегшимся в прихожей светом и возбужденными голосами, выглянула Нина, — Вы откуда? И кто это за «баба за рулем»?

— Так ты ж ничего не знаешь! — воскликнул Виктор. — Танька-то наша в аварию попала! Да не боись: у нее ни царапины, — поспешил он успокоить Нину, на лице которой отразился неописуемый ужас.

— У Таниной машины вдруг тормоза отказали, — объяснила Тамара Кирилловна, — а Сергей свою машину подставил, чтобы Танюшку остановить. Ну и въехал в грузовик.

— Жив? — с трудом заставила себя Нина задать этот вопрос.

— Да жив, жив, — вздохнула Тамара, — хотя пока не очень понятно… Ясное дело, что плохо, но вот насколько? Нин, ты чего? Может, все обойдется, да и Танюшка жива-здорова. Да что с тобой?

Нина с потемневшим лицом опустилась на стул й сжала кулаки:

— Значит, тормоза отказали?…

В тревожном ожидании новых вестей из больницы Игорь и Галя в Таниной квартире пили чай. Надя, несмотря на очень позднее время, не могла заснуть и все еще играла в своем домике.

— А у меня печеньки кончились, — высунулась она из окошка.

— Но только, чур, делить по-честному, чтоб всем досталось, мишутку не забудь, — протянула ей Галя блюдечко с печеньем, — Спасибо, что ты остался, — обратилась она к Игорю, — я сама трясусь, Надюшка бы со мной не успокоилась.

— Вот ребенок! — улыбнулся Гонсалес, — Она меня иногда просто поражает. Ну, конечно, не так сильно, как ее мама. У Танюшки, как говорят военные, «поражающие факторы» — просто убойные. Когда я ее первый раз увидел, меня сразу контузило — так до сих пор и не проходит. Я иногда думаю: а если бы мы разминулись по жизни? Вот так бы прожил, а Танюшку не встретил…

Тут открылась входная дверь — пришла донельзя измотанная Таня, которую Рыбкиным с трудом удалось уговорить уехать из больницы. Надя тут же бросилась к ней, а Игорь обнял их обеих.

— Представляешь, не могу уложить — и все, — вздохнула Галя, — Уже все книжки перечитали, Игорь все, что знал, ей рассказал…

— Спасибо, — благодарно улыбнулась Таня, — Ну, все, Надюшка, я уже дома и никуда не денусь, пойдем спать. — И она отправилась укладывать девочку.

— Если эти уроды продали нам бракованную машину — они пожалеют, что занялись автомобильным бизнесом. Я их разорю, по судам затаскаю, — снова обратился Игорь к Галине. — Хотя, надо признать, я и сам хорош! Разве можно было сажать Танюшку за руль с ее-то водительским опытом? Вернее, с его отсутствием? Где были мои мозги?!

— Фу, только-только уснула, — входя к ним в комнату, проговорила Таня.

— Пойду лягу рядышком с Надюшкой, — вздохнула Галя, — Боюсь, проснется: столько событий, она так переживает…

— Галь, спасибо, я тебе там постелила, — Таня взялась за телефон.

— Танюш, — спросил Игорь, — прости, пожалуйста, если не секрет, куда звонишь?

— Да уж какой секрет: хочу вызвать такси. Нужно съездить в больницу, узнать, как там Сергей.

— И зачем тебе? Или ты меня уже вычеркнула из своей жизни? — напряженно поинтересовался Гонсалес. — Не понимаю, о чем ты.

— Да в том-то и дело: ты так устала, что потеряла ощущение времени, — горячо заговорил Игорь, — Нежели ты думаешь, что я бы тебя не отвез в больницу, если бы это было разумно? Представь: ты приезжаешь посреди ночи, там все заперто. Если даже тебе откроют, думаешь, хоть что-то скажут? Танюша, будь реалистом: ведь первое, о чем тебя там спросят, — кем ты ему приходишься. И что ты ответишь? — Он осторожно забрал у нее телефон, — Утром поедем и все узнаем. Ты у меня такая добрая, такая сильная…

— Если б ты знал, как я устала быть сильной.

— Разве тебе Вера Кирилловна не говорила, что человеку всегда воздается по делам его? — продолжал Игорь, обнимая ее. — Вот Сергей спас тебя — так неужели ты хоть на секунду допускаешь, что он не выкарабкается? А уж я буду ему благодарен до конца своих дней, несмотря на все, что раньше было. Знаешь, я думал, что выражение «сердце выскочит» — это так, для красного словца. А когда узнал, что с тобой случилось, — так и есть, выскакивает.

— Вот, говорят, вся жизнь проходит перед глазами за несколько секунд, а я вдруг увидела маму и Надюшку. И так мне их жалко стало. Думаю, как же они без меня? Это просто чудо, что Сергей оказался рядом, — прошептала Таня, закрывая глаза и прижимаясь к нему.

— Я в чудеса не верю. И в случайности тоже. Расскажешь, как все было?

— Мы когда с работы отъезжали, я ему нахамила, а он все равно поехал следом. А то бы…

— И что дальше было?… Тебе поспать надо, а я с вопросами пристаю. Приляг, я рядом посижу.

— Нет-нет, ты поезжай, тебе тоже отдохнуть надо. Со мной все в порядке.

— Как скажешь. Но если что…

— Я сразу тебе позвоню, — заверила его Таня, опускаясь на диван, как была, в одежде, — Свет не выключай, пожалуйста…

Анну, вернувшуюся домой на такси, у подъезда дожидался Устинов.

— Ты что, гуляешь? — удивилась она.

— Можно и так сказать. Хотя правильнее было бы: беспокоюсь.

— Господи, да чего ж беспокоиться? Я же сказала, что приеду, как только…

— А заодно и мозги проветриваю, — добавил он.

— Давай сделаем кружок вокруг квартала — они и проветрятся, — предложила Анна. — А по дороге я тебе расскажу, что случилось.

— С тобой? — уточнил Константин.

— Нет, с Рыбкиными, вернее, с Таней и Сергеем.

— Все живы-здоровы? — с неуместной иронией спросил Устинов.

— Ну, не сказать, чтоб так уж здоровы…

— Спасибо, этого достаточно, — резко прервал он Анну, — Я Рыбкиным ничего, кроме добра, не желаю, но пусть они живут где-то там, отдельно от меня.

— Костя, зачем ты так? Они и так живут отдельно, совсем отдельно, ничем тебя не обременяют! — укоризненно заметила Анна. — Ты можешь относиться к ним как тебе угодно, но кое-чего у них не отнять. Может, они не такие образованные и продвинутые, но вот когда кому-нибудь плохо, их не надо звать на помощь, они сами придут. Да что там придут — прибегут, прилетят!

— Да? Что ж, это ценное качество, — хмыкнул Устинов, — Какой у Рыбкиных общественный защитник нарисовался. И давно это с тобой? Вроде бы раньше ты к ним относилась чуть-чуть иначе. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — тихо, не глядя на него, ответила Анна, — Раньше я многого не понимала…

Наутро Дима снова вызвался проводить Нину до офиса, но, едва они вышли из подъезда, ее окликнули:

— Нин! Слышь?

— Как ты меня нашел? — удивилась Нина при виде Генки, — И чего тебе надо?

— Поговорить. А ты, парень, — Генка с недоброй ухмылкой смерил взглядом Диму, — давай шагай, куда шагал…

— Нам с Ниной в одну сторону. Так что я уж подожду, пожалуй, — Дима отошел в сторонку и закурил.

— Ну, чего пришел? — раздраженно зашипела Нина. — Давай, говори быстро, что надо. Некогда мне.

— А ты не спеши. Разговор-то серьезный будет… Короче, мне деньги нужны. Я не «лимон» у тебя прошу. Дай, сколько сможешь, — произнес Генка.

— Тебе уже все заплачено. Иди отсюда по-хорошему, — посоветовала Нина.

— Че ты как неродная? Говорю тебе: мне деньги нужны…

— Так мне, дуре, и надо, — с досадой проговорила женщина. — Знала ведь, что ты за фрукт, да понадеялась, что поумнел!

Не такая уж тяжелая работа — подержать у себя эту кассету И места немного занимает. Больше ни копейки не получишь.

— Вот тут, Нинок, ты ошибаешься, — хмыкнул Гена, — Получу. И не копейки, которые ты мне сунула, а настоящие деньги. Большие. Не хочешь делиться? Ну и не надо. Есть у меня одна идейка…

— Не суй свой нос в мои дела — целее будешь, — предупредила Нина. — И вообще, идейный ты мой, иди подобру-поздорову и нс лезь ко мне. Мыс тобой договорились, деньги ты получил, и все!

Олег Эдуардович занимался любимым делом: у себя в кабинете раскладывал и рассматривал медали и ордена из своей коллекции. Это занятие всегда успокаивало его, отвлекало от тяжелых мыслей и поднимало настроение так, будто всеми этими регалиями он был награжден лично, и они живо напоминали ему о собственных великих победах.

Но досыта насладиться лицезрением коллекции ему не позволил телефонный звонок.

— Пап, это я, — раздался в трубке голос дочери.

— Танюша, — с облегчением улыбнулся Олег Эдуардович, ожидавший услышать кое-что похуже, — как хорошо, что ты позвонила. Может, приедешь?

— Пап, я сейчас в больнице, — быстро проговорила Татьяна.

— Что с тобой? — Баринов мгновенно изменился в лице.

— Да со мной все в порядке! Я у Сергея. Он… он без сознания, папа.

— Что случилось?

— Он в аварию попал.

— Он что, был с Разбежкиной?! — вырвалось у Баринова прежде, чем он успел подумать, что говорит.

— Да нет, он ехал на своей машине, но из-за нее это все и случилось… — К счастью, дочь не обратила внимания на то, что его вопрос был, по меньшей мере, странным. „

— А что с ней? — продолжал допытываться Баринов.

— Папа! — возмутилась Татьяна. — Ты что?! Мой муж без сознания! В больнице! А тебя Разбежкина волнует?! Она-то отделалась легким испугом! — Обиженная его нелепой реакцией, дочь бросила трубку.

Но Олег Эдуардович не смог даже как следует обдумать полученную информацию, как раздался новый звонок:

— Догадались, кто это, Олег Эдуардович?

— Простите, у меня люди. Минутку, — Баринов выхватил и і стола мобильный, набрал номер, заговорил нарочито громко: — Значит, Сергей Николаевич, мы договорились: все поправки — точно в срок? Всего хорошего. Слушай, — шепнул он в мобильник и переключил телефон, по которому звонил неизвестный ему шантажист, на громкую связь, — Итак, — вернулся Олег к разговору с Ниной, — я вас слушаю. Скажите, пожалуйста, на что конкретно вы претендуете, и тогда мы сможем говорить более предметно. Я уверен, вопрос можно решить по существу и к обоюдному удовлетворению.

— По существу, говорите? Это просто замечательно. Вы, конечно, в курсе, что ваш зять попал в аварию?

— Ты слышал? — снова зашептал Олег по мобильному телефону, — Надо засечь! И какая связь между этим событием и нашим предыдущим разговором? — спросил он Нину.

— А то вы не знаете. Да самая прямая. Не надо прикидываться, я все про вас знаю.

— Вы прямо Господь Бог, — заметил Баринов, который был весьма заинтересован в том, чтобы сеанс связи продлился подольше.

— Вот-вот, вроде того, — подтвердила Нина. — Так что пришла пора вспомнить про Страшный суд. Простого — ну, где прокурор, адвокат — вы небось не боитесь.

— Ну-ну, не надо преувеличивать… но в чем-то вы правы. Не боюсь.

— В том-то и беда, на словах — мы правы, а на деле — вы, что хотите, то и творите. Ну ничего, все равно за все свои грехи ответите! — Нина явно все больше входила в роль не то народного мстителя, не то ангела с карающим мечом.

— Положим, всех моих грехов я и сам не знаю, — доверительно сообщил ей Олег Эдуардович. — А вот вы, к сожалению, не знаю вашего имени-отчества, не много ли на себя берете? Как бы не надорваться… — весело продолжал он.

— Хорошо смеется тот… — с угрозой проговорила Нина.

— …кто смеется без последствий, — закончил за нее Баринов.

Его мобильник негромко загудел и, вибрируя, пополз по столу.

— Ну, что? — поднес его к другому уху Олег Эдуардович.

— Порядок, — сообщили ему.

— Я все понял, — сказал Баринов Нине, — На сем разрешите откланяться. У меня дела, простите, — Он прекратил разговор с ней и торопливо спросил в мобильный телефон: — Ну?

— Звоночек был из офиса Горина, — ответили ему.

— Ничего не путаешь? — растерялся Олег Эдуардович. — Что за черт… Ну, пока. Как в сказке, — вздохнул он, — чем дальше — тем чудней…

Таня проснулась с мыслью о том, что ей нужно немедленно ехать к Сергею. Она вскочила с диванчика, переоделась и вошла в комнату дочери. Надя складывала из кубиков картинку, а Игорь — Таня так и не поняла, уезжал он вчера и уже успел вернуться или так и ночевал у нее дома, — листал журнал.

— Смотри, — показал он ей на раскрытую страницу, — прямо наш вариант: жених, невеста и очаровательная малышка — все в одной цветовой гамме.

— Зимой и летом — одним цветом, — заметила Надя.

— Красиво… — безразлично произнесла Таня, мельком взглянув на фотографию счастливого семейства.

— Танюш, у нас куча дел. Мне нужна твоя помощь, — начал Игорь.

— Потом, все потом… Сначала я поеду туда… в больницу, — ответила Разбежкина.

— А смысл? Все, что необходимо, врачи делают. Я звонил, пока все без изменений. Выбирай, — он снова протянул ей журнал, — и сразу поедем купим. А потом где-нибудь пообедаем. Танюш, ну, сама посуди, кому ты сейчас нужна больше? — Гонсалес кивнул в сторону Нади, — Нам после вчерашнего нужны новые впечатления. Давайте проведем этот день, как настоящая семья. Ты же знаешь, у Сергея своя семья. О нем есть кому позаботиться.

Таня неохотно поддалась на его уговоры, и вскоре они втроем уже приехали в магазин. Продавщица засуетилась, наметанным глазом определив солидную платежеспособность клиентов, бегом принесла несколько шикарных платьев:

— Советую обратить внимание на эти модели… -

— Девушка, милая, умоляю: поговорите с нами на человечьем языке, — улыбнулся Игорь. — Мы в ожидании радостного события, а вы порадуйтесь вместе с нами: смотрите, какая удивительная женщина мне досталась! Не знаете, за какие заслуги? Я, — копируя заученный тон здешних продавцов, добавил он, — вам рекомендую также обратить внимание на вот этого маленького человечка, которого зовут Надюшей. Ну и я сам тоже должен выглядеть на все сто.

— Мне кажется, жениху подойдет фрак, — тут же предложила продавщица.

— Фрак? — задумался Гонсалес. — Как думаешь, Танюш, мне фрак пойдет? Надюша, а ты как считаешь, купить?

— А это что? — удивилась девочка незнакомому слову.

— Это такой костюм, — принялся объяснять Игорь, — Ну, брюки — ничего особенного. А вот верхняя часть… вот здесь — черное, вот здесь — белое, а здесь хвост.

— Как у пингвина? — сообразила Надя.

— Точно!

— Покупай, — согласилась малышка, — смешно будет.

— Забудем про фрак, — правильно понял ее Игорь, — вспомним о платье невесты. Вы нам позволите посовещаться? А вы, пожалуйста, подберите туфли… ну, и все прочее, что требуется. Ты где-то далеко, — обратился он к Тане. — Хотя, почему где-то? Ясно, где. Танюша, милая, вернись к нам. Мне вот это платье нравится. А тебе?

— А мне — стыдно, — не выдержала Таня, — Человек, который меня спас, лежит там, между жизнью и смертью, а я…

— Так нельзя, — спокойно произнес Игорь, — Сергей тебя спас для жизни. А это и есть жизнь. И ведь ты же сама торопила со свадьбой! — напомнил он невесте, которая никак не выглядела счастливой.

— Это было до… до всего этого ужаса, — дрогнувшим голосом ответила она.

— Мне кажется, нужно кое-что сделать, — Взяв одно из платьев, Гонсалес решительно повел Таню к примерочной кабинке, — Через несколько минут я рассчитываю пережить приятное потрясение. Будешь выходить — предупреди, я сяду, чтобы не упасть! У меня есть несколько идей, как все устроить, — за обедом обсудим. — Из кабинки в ответ не донеслось ни звука, — Эй, есть кто живой? Танюшка, у меня скоро будет инсульт миокарда, я не могу так долго обходиться без настоящей красоты. Ну, когда же, когда?

Таня вышла из кабинки в шикарном свадебном платье, которое ей фантастически шло, однако ее лицо по-прежнему оставалось безучастным.

— По-тря-са-ю-ще! — воскликнул Гонсалес. — Ой, я упасть забыл… Надюша, ты только посмотри на маму! — Девочка взглянула, но с почти таким же, как у матери, безразличным выражением и, кивнув, снова уткнулась в какой-то журнал,-

— Н-да, выходит, что самая тонкая, художественная натура здесь — я? — удивился Игорь. — Танюшка, ты всегда хороша, но в этом платье… Все, заверните, берем! Я закажу твой портрет в этом платье. Твоя мама, — он подошел к Наде и, присев на корточки, обнял ее, — будет самой красивой невестой! Сейчас куплю себе сногсшибательный костюм — и поедем праздновать…

— Игорь, давай немного подождем, — прервала его Таня, — Пусть Сергей хотя бы придет в себя.

— Как скажешь, — у Игоря идеально получалось держать себя в руках, — только давай все это сейчас купим. В этом же нет ничего страшного. Ну, в смысле, плохая примета… О, придумал: мы твоего спасителя пригласим свидетелем — как тебе идея?

— Как ты говоришь, сногсшибательно, — вздохнула Таня.

— Мам, ну, мам, пойдем со мной! — Надя схватила ее за руку и принялась настойчиво куда-то тянуть, — Я вон в том магазине видела куклу, ну, такую, которая говорит!

— И что же она тебе сказала? — спросил Игорь.

— Чтобы мама ее купила, а ты покупай себе костюм. — Надя потащила мать за собой, а Гонсалес в полной растерянности остался стоять посреди магазина.

— Ну, и где ты видела эту куклу? — не без раздражения спросила Таня, когда они с дочерью оказались на улице.

— Мам, ты хочешь в магазин?

— Так заметно? — невесело улыбнулась Таня, — Но за твоей распрекрасной куклой я найду силы сходить. Только тут игрушечных магазинов нет, — озираясь по сторонам, заметила она.

— Мам, да и куклы ведь никакой нет, — вконец ошарашила ее Надя. — Просто я тоже к Сереже хочу.

— К Сереже?… — Таня в полнейшем ступоре уставилась на свою такую не по годам сообразительную дочку.

— Ну поехали, поехали, — поторопила ее Надя, у которой не хватило терпения дождаться, когда же у мамы нормально заработают мозги.

Когда Игорь, нагруженный ворохом пакетов, подошел к машине, Разбежкиных давно уже и след простыл. Он покрутил головой в поисках игрушечного магазина, но ничего похожего не обнаружил. Зато под дворниками его машины была записка, прочитав которую, Гонсалес пришел в настоящее бешенство. С досадой швырнув покупки на капот, он некоторое время стоял, выравнивая дыхание и стараясь взять себя в руки. И лишь затем сел за руль и помчался догонять беглянок.

Получив ценную информацию, Олег Эдуардович в спешном порядке отправился в офис Горина. Он и виду не подал, что чем-то обеспокоен, и остановился в приемной поболтать с Жанной.

— Я, Жанночка, оптимист и никогда не теряю надежды, — широко улыбаясь, говорил Олег Эдуардович, — Как насчет делового ланча со старым знакомым?

— Со старым знакомым никуда не пойду, а вот с приятным во всех отношениях мужчиной… — кокетливо протянула та.

— Жанна, отправь факс, — из кабинета, уткнувшись в бумаги, вышел Вадим. — Какими судьбами, Олег Эдуардович?!

— Да вот, проезжал мимо, решил зайти, сообщить печальные новости, так сказать, лично, — проговорил тот, — Не хотел по телефону…

— Что-то случилось? — озаботился Горин.

— Мой зять попал в аварию. Он сейчас в коме… Таня не могла долго говорить. Деталей не знаю. Знаю только, что Сергей пока в себя не пришел, и придет ли… — Он развел руками, при этом внимательно наблюдая за реакцией Вадима и Жанны: было похоже, что они оба в шоке, но непонятно, играет ли кто-то из них на публику, изображая столь сильные эмоции, или нет.

— Ничего себе… Надо же что-то делать, — первым опомнился Горин. — А вот кто наверняка в курсе! — указал он на вошедшую в приемную Перепелкину. — Нин, что с Сергеем случилось?

— Да я толком не знаю, — Нине едва удалось скрыть замешательство, охватившее ее при виде Баринова. — Слышала с чужих слов, что авария была тяжелая, а что, почему… Разбираются…

Олег Эдуардович тут же потерял к ней интерес: ну ясно же, что эта неубедительная тетка не может быть причастна к тем звонкам! Да у нее бы просто мозгов не хватило до такого додуматься!

А вот потрясти Жанну имело прямой смысл. Та, разумеется, не смогла отказаться от приглашения на ланч, и вскоре они с Бариновым уже сидели за ресторанным столиком.

— Жанночка, а ведь я стал уже забывать, какая ты красавица! — разглядывая ее, заметил Олег Эдуардович.

— Оставьте дежурные комплименты, я и так знаю, что вы ко мне хорошо относитесь, — отозвалась Жанна, глядя на него ничуть не менее внимательно. — Вы из-за Сергея так нервничаете? Или что-то еще?

— Могу доверять по полной?

— Когда-то, — напомнила Жанна с усмешкой, — давным-давно, вы хотели сделать меня своей правой рукой…

— А если затронуты интересы твоего мужа?

— Вы же знаете, что такое мое замужество! — с досадой отозвалась она, — Единственная польза: я наконец убедилась, что ради этого не стоило столько мучиться. Мне бы только получить достойную компенсацию… А на Горина и его дела мне глубоко… в смысле, с высокой колокольни плевать!

— Мне кажется, — уверившись в ее лояльности, проговорил Олег Эдуардович, — что Горин ведет нечестную игру.

— Это вряд ли, — усомнилась Жанна. — Уж в чем в чем, а в глупости Горина упрекнуть нельзя. Зачем же ему рубить дерево, которое приносит золотые плоды?

— У меня есть основания так думать. Веские основания, уж ты мне поверь! Меня шантажируют… у них кассета с записью моих телефонных разговоров. Как думаешь, с кем? Угадала, с твоим благоверным. Теперь угадай, что за разговоры? И опять ты права: самые интересные… особенно для прокуратуры.

— На этой кассете что-то о делах нашей фирмы? — озабоченно спросила Жанна.

— Речь только о наших с ним личных отношениях. Фирма ни при чем.

— Он однажды искал какую-то кассету, — вспомнила Жанна, — я поняла, что ему не хотелось, чтобы я об этом знала. Наверное, теперь он хранит ее в сейфе… Вам она нужна?

— Да это, пожалуй, ни к чему. Ее содержание мне и так известно… Ты лучше вот что скажи: кто из вашей конторы может помогать Горину в этой игре?

— Не думаю, что это от него идет, — как бы ни хотелось Жанне побыстрее и поглубже утопить супруга, дурой она не была и откровенно наговаривать на него не собиралась. — Как-то сомнительно, ну не в его же интересах!

— Чьи это игры, я пока не знаю, — принялся Баринов размышлять вслух, — То ли Горин сам заигрался, то ли его используют втемную… Допустим, его не было в кабинете, кто-то вошел, взял кассетку на время, сделал копию и вернул «а место. Если так, кто это мог быть?

— Если рассуждать логически, вряд ли это кто-то посторонний, — задумалась Жанна. — Мимо меня мышь не проскочит. А если я куда-то отхожу, Нина остается… А давно начались эти звонки?

— Первый был примерно месяц назад, — что-то про себя прикинув, вспомнил Баринов.

— Что у нас было месяц назад? Да ничего особенного: объект сдали, банкет был… Нинку ко мне подсадили в приемную… — начала перечислять наиболее значимые события Жанна.

— Что за Нинка? — живо заинтересовался Олег Эдуардович.

— Вы же ее сегодня видели. Ну, мы стояли, она подошла с бумагами. Горин еще пытался у нее узнать про аварию, — напомнила женщина.

— А, да-да, — кивнул Баринов, — И откуда она взялась? Сама пришла или привел кто-то?

— Разбежкина привела, — неприязненно произнесла Жанна. — Это ее подруга, когда-то у нас работала, а потом в тюрьму села — бытовуха какая-то.

— А когда она у вас работала?

— Да года четыре назад, а может, и раньше.

— Так-так… — протянул Баринов, — Значит, она сидела…

Баринова, к ее чести следует заметить, всю ночь провела в больнице и лишь утром решила ненадолго оставить мужа под присмотром младшего брата.

— Я на пару часов отъеду, душ приму, переоденусь, — сказала она Мише, проверяя, все ли на месте в сумочке. — Ты никуда не уйдешь?

— Не волнуйся, — отозвался Михаил.

— Да, и вот еще что, — как бы между прочим вспомнила Татьяна, протягивая руку, — отдай мне, пожалуйста, то письмо.

— А у меня его нет… с собой нет, — ответил Миша, всем своим видом показывая, что, если бы и было, Бариновой его не видать, как своих ушей.

— О Господи! — воскликнула она. — Тебе что, непонятно, что эту историю с Разбежкиной надо заканчивать? Сергею от этого будет только лучше!

— А это пусть он решит. Я бы на твоем месте не был так уверен.

— Миш, ну вспомни: мы ведь нормально жили, пока она в Москву не вернулась, — мягко начала Татьяна.

— Это с твоей точки зрения. А по-моему, Сергей на глазах в старика превращался: ничего не хочет, ничем не интересуется. И вообще, почему ты берешься решать за него?

— Потому что он мой муж!

— А ты не помнишь, случайно, письмо — кому? — проговорил Миша, — Семье или ему лично? Так что я, как только смогу, передам адресату. И вообще, допустим, я отдам тебе письмо. Но я-то все равно все знаю.

— Ты ему не скажешь, — уверенно заявила Татьяна, вскидывая сумку на плечо. — Я тебе этого не позволю. Понял?

— Понял. Но это не значит, что принял, — ответил Михаил, жестко и непримиримо глядя на нее.

— Посмотрим, — пообещала Баринова, удаляясь.

Михаил вошел в палату и сел возле постели брата, глядя сначала на мониторы, потом в неподвижное, белое как бумага, лицо Сергея.

— Врач говорит, что ты у нас крепкий мужик. Я тоже так считаю. Сереж, мы ведь не ошибаемся? Ты выдюжишь? Будем считать, молчание — знак согласия. Сережка, а ты немножко похудел, придется мне тебя откармливать. Но ничего, Катя поможет. Ты еще не знаешь эту ужасную женщину, от нее живым еще никто не уходил. Сказала, что откормит, — сразу сдавайся. А может, это и хорошо, что ты меня не слышишь. Могу сказать тебе все, что хочется. В общем, считай меня эгоистом, но ты уж, пожалуйста, не дури и постарайся оклематься побыстрей. Во-первых, ты мне очень нужен, и вообще, и в частности. Во-вторых, тут меня кое-кто достает со всякими глупостями… Мне без тебя плохо… И столько нужно тебе рассказать! Может, от этого вся твоя жизнь изменится… А значит, и моя тоже. Не с кем посоветоваться. Катя умная, добрая, но ты же понимаешь — женщина… Но это все ерунда, главное, что у тебя…

Его монолог прервало появление Тани и Нади.

— Миш, извини, мы на минутку, — тихо сказала Разбежкина, будто спрашивая у него разрешения войти.

— Конечно, конечно, проходите. Мне как раз выйти надо, позвонить, — Миша оставил их наедине с Сергеем.

— Сережа… — Таня осторожно коснулась руки Никифорова. — Это мы с Надюшей, пришли сказать тебе спасибо…

— Он не слышит? — шепотом спросила девочка, не решаясь выйти из-за спины матери и испуганно глядя" на неподвижного Сергея.

— Не знаю. А может, слышит? — дрогнувшим голосом произнесла Таня, проводя ладонью по его щеке.

— Я тоже скажу спасибо…

— Конечно, Надюш, — изо всех сил стараясь не плакать, ответила Таня, но слезы все равно сами собой текли по ее лицу, — как только Сережа проснется, ты ему все и скажешь.

— Я сейчас хочу. Он крепко спит? — Девочка наконец собралась с духом и приблизилась к кровати, расширенными глазами глядя на трубки и приборы.

— Очень крепко, — глотая слезы, сказала Таня.

— Ты хороший, я знаю, — Надя погладила Сергея по руке, точь-в-точь как до этого — ее мать, — Просыпайся скорее — я тебя жду.

Выходя из больницы, Таня объясняла дочери:

— Нет, Надюш, это не просто сон. Сережа заснул таким… ну, волшебным сном, он никого не слышит и не видит. Но скоро он обязательно проснется.

— А помнишь, как в сказке про Спящую красавицу? Приехал принц, поцеловал ее — раз! — и она проснулась, — произнесла девочка, — Я хочу, чтобы Сережа проснулся. Я бы за это… все свои игрушки отдала! Даже свой домик! — пожертвовала она самым большим своим сокровищем.

— Такси вызывали? — обратился к ним Игорь, уже поджидавший Разбежкиных возле больницы. — И почему вы меня не дождались? Я бы вас сюда отвез.

— Прости, как-то глупо получилось, — Тане было страшно неловко, она даже не осмеливалась поднять на Гонсалеса глаза.

— А я выхожу из магазина, весь увешанный покупками, — что такое? Здесь же только что были маленькая девочка со своей мамой! Неужели потерялись? — повернулся Игорь к Наде.

— Понимаешь, мы не собирались, все вышло как-то само собой, — попыталась оправдаться Таня.

— Понимаю: минутный порыв, — кивнул Гонсалес. — Только не забывай, что я тоже беспокоюсь. Позвони в другой раз, хорошо?

— Мы с Надей даем честное слово, что больше такого никогда не случится — и мы всегда будем предупреждать, куда и зачем поехали. Да, Надюшка?

Девочка кивнула с самым серьезным видом и тут же забралась на заднее сиденье.

— Я хочу есть! — объявила она.

— Ах, так? — улыбнулся Игорь. — Тогда немедленно едем в какое-нибудь место, где можно съесть что-то особенно вкусное. Так, ремни пристегнуты — можно идти на взлет. Кстати, надо купить для Нади детское кресло.

Решительная натура Нины Перепелкиной не допускала бездействия. Нина и без того зашла уже довольно далеко в своей борьбе за справедливость, но звонков Баринову ей показалось мало. Как же действовать дальше, если не знаешь все до конца?! Поэтому, хотя подобный шаг требовал от нее всего возможного мужества, Нина отправилась в отделение милиции, где принялась требовать встречи со следователем, который ведет дело об аварии.

— Послушайте, — устало втолковывал ей лейтенант, очевидно, дежурный, — вы зря теряете время, да и мое тратите понапрасну. Я вам уже все объяснил: следователь, который занимается вашей аварией, на выезде. Его здесь нет, — медленно и раздельно повторил он, как для умственно отсталой.

— Это я поняла, — кивнула Нина, — но мне очень нужно именно сегодня с ним поговорить. Можно, я здесь подожду?

— Вот настырная… Здесь посторонним находиться нежелательно. И потом, неизвестно, может, следователь там до утра пробудет…

— А может, я могу его там найти? — предложила Нина альтернативный вариант, — Поеду туда, ну, на этот самый «выезд»… Вы мне только адрес скажите…

— Какой адрес? Он к экспертам поехал, как раз по вашей аварии!

— Тогда тем более я остаюсь и буду ждать, хоть до завтра, — отрезала Нина.

— И охота вам тут париться? Между прочим, у нас бывает, что следователь сразу вызов на другое дело получает. Так что он может сегодня вообще не прийти, — спустя еще полчаса попытался уговорить ее лейтенант.

— Мне торопиться некуда: на работе дел сегодня нет, муж дома не ждет. И вообще, по-моему, мы с вами хорошо сидим.

— Привет. Как дела? — В отделение вошел высокий мужчина в штатском.

— Тихо пока, — пожал плечами лейтенант, — А тебя тут гражданка дожидается, уже который час.

— Здравствуйте. — Нина поняла, что это и есть тот самый следователь, который ей так нужен. — Я по поводу вчерашней аварии. Что показала экспертиза?

— Вы кто такая? — спросил мужчина, оглядывая ее.

— Человек. Я жду вас здесь уже два часа. И никуда не уйду, пока вы мне не скажете. Я должна знать. Учтите, Татьяна Разбежкина мне больше, чем сестра. Вы мне только намекните, миленький, — почти заискивающе заговорила она, — машина сама сломалась — или…

— Или, — коротко и исчерпывающе бросил следователь.

Больше Нина никаких вопросов не задавала. Это было все, что ей требовалось узнать.

Поспешно вернувшись в офис и усевшись на свое рабочее место, — к счастью, Жанна отсутствовала, — Перепелкина набрала телефонный номер:

— Алло! Это я. Надо встретиться и поговорить, — быстро произнесла она.

Олег Эдуардович, расставшись с Жанной и получив от нее довольно любопытную информацию, вернулся домой и заперся в своем кабинете. Ему необходимо было сделать еще один звонок.

— Это нужно сделать срочно, — требовательно говорил он в трубку, — Информация мне нужна к вечеру. И не втирай мне, что это трудно или невозможно. Я же знаю, у тебя везде свои люди. Короче, меня интересует, где эта Перепелкина сидела — и с кем. Статья, срок, где была после зоны. А также ее родственники, друзья, где живет… И так далее, ну, что я тебя, учить должен?

— Понятно, — ответили ему, — Постараюсь.

— Что значит «постараюсь»? — нахмурился Баринов. — Мне не процесс, а результат нужен. Ты мне одолжение не делай, не забывай, за тобой должок! Предыдущее задание провалил? Смотри, на этот раз не облажайся. Знаешь, когда большой корабль тонет, такая воронка образуется, что в нее затягивает и катера, и спасательные шлюпки. Так под воду и уходят с концами.

— Это вы к чему? Я что-то не понял.

— А что тут понимать? Просто запомни, «Олег Баринов» — очень большой корабль, и если вдруг он начнет пузыри пускать — никому мало не покажется! — И, с сознанием выполненного долга, Олег Эдуардович принялся с удовольствием пить чай.

Приехав домой, Таня уложила Надю спать и подошла к Игорю.

— Хочешь чаю? — предложила она.

— Я хочу, чтобы ты присела.

— Сейчас, — Таня начала собирать раскиданные повсюду Надины игрушки, рисунки, кубики, фломастеры, — Все же ты слишком балуешь Надю: разве можно столько подарков за один день? Нельзя всем ее желаниям потакать.

— Отчего же нельзя? Если детей не баловать, из них никогда не вырастут настоящие разбойники, — Игорь встал и обнял ее.

— Вот уж такого будущего я для своей дочери не планировала, — с улыбкой заметила Таня.

— Наша девочка никогда ни в чем не будет нуждаться. И вообще, давай сделаем нашу семью самой счастливой. Я этого больше всего хочу. Разве это так трудно? — Он принялся целовать Таню.

— Если б ты знал, как я этого хочу, — вздохнула она, но, когда Игорь начал осторожно подталкивать ее в сторону дивана, вывернулась и отстранила его: — Прости, я сегодня очень устала, никаких сил не осталось.

— Это я виноват, — неохотно отпуская ее, произнес Игорь. — Не надо было таскать вас целый день по городу. Честно говоря, я сам еле на ногах стою. Но у нас ведь будет завтра, правда, Танюш? Утром позвоню. Не провожай.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, закрываясь за ним. Господи, устало подумала Таня, ну почему все в жизни так сложно? Вот с ней рядом волей самой судьбы оказался удивительный человек — добрый, исключительно терпеливый, способный понять и принять ее в любом душевном состоянии, даже когда она сама-то себя не до конца понимает и не может определиться, чего хочет на самом деле. Игорь никогда — вообще никогда! — не злится, не раздражается, он даже Надю сумел покорить своим бесконечным терпением и всепрощающей любовью. А она все равно думает о другом! Ну разве так можно? Вот бы он сейчас вернулся! Она бы постаралась все исправить, сказала бы ему, какой он замечательный, они бы провели вместе прекрасную ночь… Ох, дура, дура… Она нерешительно подняла трубку телефона. Может быть, Игорь еще не успел отъехать слишком далеко?

Но Гонсалес в этот самый момент совершенно не думал о том, чтобы вернуться к Тане. В его машину садилась совсем другая женщина — симпатичная невысокая блондиночка.

— Куда двинем? Может, в клуб? — предложила она.

— Давай лучше сразу ко мне, — возразил Игорь, привлекая ее к себе, — Я соскучился.

— А я, думаешь, нет? Еле-еле от своего отделалась, только что уехал, — пожаловалась красотка, потянувшись к его губам.

— И моя, как почувствовала — вовремя взбрыкнула, — Игорь охотно ответил на поцелуй, а затем проговорил с пафосом: — Спасибо нашим мужьям и невестам!

— Они тут ни при чем — мы с тобой генералы любовного фронта, можем грамотно держать курс по ветру и выруливать гуда, куда нам нужно, — торжествующе рассмеялась его подружка.

— Это точно, — согласился Гонсалес и, слегка поморщившись, ответил на звонок мобильного: — Танечка, ты еще не спишь? Что ты, милая, я совсем не сержусь… Нет, не стоит, я не приеду. Тебе нужно как следует отдохнуть. Ложись спать, завтра увидимся. Целую, пока. — Он отключил телефон и усмехнулся: — Вот она, семейная жизнь! Как видишь, ничего интересного.

— Это ты сейчас так говоришь, а как женишься, совсем про меня забудешь, — надула губки его пассия.

— Ну, Рита, и фантазии у тебя! Лучше посоветуй, как мне быть: там один из бывших воду мутит, — серьезно произнес Игорь.

— Ну, способы все те же, — со знанием дела принялась Рита консультировать его по вопросам этики семейной жизни: — Внимание, забота, доверие ребенка. Завтра обязательно букет, маленький, но изысканный. И что-нибудь для ее спиногрыза.

— Двадцать первый век на дворе, а ничего не меняется: мужчины любят женщин, женщины — детей, дети — хомячков, а хомячки никого не любят, — с притворной грустью резюмировал Гонсалес, увозя свою спутницу в прекрасную для них обоих ночь.

Проведя бессонную ночь — все корила себя за то, что проявила такую черную неблагодарность по отношению к своему жениху, и, вдобавок, тревожась за состояние Сергея, Таня утром поехала в больницу и возле палаты Никифорова столкнулась с Бариновой.

— Привет, — натянуто улыбнулась Таня, — Как он?

— Ты моего мужа имеешь в виду? Все так же, — холодно ответила Баринова, ясно показывая, что не намерена пропускать Таню в палату.

— Тань, мы все волнуемся за Сережу: я, Рыбкины… — начала Разбежкина.

— Единственное, что ему сейчас нужно, — это полный покой. Поэтому передай Рыбкиным и сама запомни, что посторонним к больному вход строго воспрещен, — отрезала Татьяна и добавила: — А ты — посторонняя. Ты ему не родственница, не друг детства… Так, подруга юности, хотя и ненадолго. В общем, никто.

— Ну почему же — никто? — попыталась улыбнуться Таня. — Товарищ по работе — тоже немало. Хочу убедиться, что у коллеги все в порядке, передать от всего офиса дружеский привет.

— И зачем он ему сейчас, ваш дружеский привет? Вы что, все там с ума посходили? Не понимаете, что значит «человек без сознания»? И вообще, когда он придет в себя, носить передачки тоже необязательно. У Сергея есть и будет все, что ему нужно, — с откровенной злостью ответила Баринова.

— Ты же знаешь, я не… — Таня все еще пыталась заставить подругу сменить гнев на милость. — Сережа мне жизнь спас, я ему, может, и никто, но он для меня…

— Слушай, уходи, а? Он мой муж! Что ты к нему привязалась? Крутишься под ногами, крутишься. Раньше от тебя только проблемы и ссоры были, а теперь вот до чего дошло. Сергей же едва не погиб! Что, еще не все у нас разрушила? — бросала Баринова одно за другим злые, безжалостные слова.

Таня, не найдя, что тут можно ответить, повернулась, чтобы уйти, но Баринова вдруг шагнула за ней и произнесла:

— Танька, прости меня, сама не знаю, что несу. Да мне язык оторвать мало. Я… Знаешь, меня иногда заносит… Но это же простительно в моем положении…

— Ты… — догадалась Таня.

— Да, — кивнула Таня, — я беременна. У нас с Сережей будет ребенок. Теперь ты понимаешь, почему мне так важно… почему я хочу начать все с чистого листа?

— Конечно, понимаю, — запинаясь от растерянности, сказала Разбежкина. — Я же сама мать. Это самое большое счастье на свете. Все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся. Сергей обязательно выздоровеет. Он знает про?…

— Нет, — грустно проговорила Баринова. — Я не была уверена, а теперь врач подтвердил.

— Ну, как узнает, сразу пойдет на поправку. Помнишь, я говорила, что мы с тобой обе когда-нибудь будем счастливы? Видишь, мечты сбываются! — улыбнулась Таня. — Ну, я пойду?

— Я тоже, — Баринова взглянула на часы. — Не хочу, чтобы он надолго один оставался. — Она вернулась в палату, а Таня еще некоторое время постояла около двери, одними губами шепча: «Ну вот и все, Сережа. Прощай и… постарайся быть счастливым».

Наконец, она повернулась и быстро пошла к выходу, но тут ей навстречу попался Миша Никифоров.

— Смена караула! — объявил он.

— Настоящий караул все еще на страже, — заметила Таня, — Так что готовься, может, еще и тебя не пропустит.

— Кто? Баринова? — возмутился Миша, которому та накануне устроила разнос за то, что у Сергея побывали Таня с Надей: Баринова заметила их, когда они выходили из больницы. — Пойдем со мной, она не имеет права. В конце концов, ты Сереге не посторонняя…

— Миш, не надо, — отказалась Таня, — Я только что говорила с ней: у Сережи все без изменений, так что… Ты иди один. У них семья. Я не должна больше сюда приходить, просто не имею права.

— А я так не считаю, — возразил Миша, — Таня, послушай, мне все известно. Я прочитал твое письмо.

— Какое письмо? — Разбежкина почувствовала, что у нее онемели губы, а голос звучит сдавленно.

— Которое ты Сергею написала перед отъездом, — подтвердил Миша ее самые худшие опасения. — Я знаю, что Надя — дочь Сергея. Только не думай, что я такой злостный любитель чужих тайн…

— Сергей знает? — прервала его Таня.

— Пока нет, но…

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Таня. — Не надо ему говорить.

— Как это? — перестал вообще что-либо понимать Миша: ну ладно, Баринова умоляет его молчать, даже угрожает, это естественно, а вот почему Таня ей вторит почище лесного эха?!

— В этом письме нет ни слова правды, — быстро заговорила Разбежкина, — Я тебе все объясню. Когда я уехала в Норильск, я злилась на Сергея, хотела, чтобы ему было так же плохо, как мне. Накатала это письмо — пусть чувствует себя подлецом. Потом встретила другого мужчину, про письмо забыла… Да, это подло с моей стороны, но я тогда ничего не понимала! Надин отец совсем другой человек. Сергей не имеет к ней никакого отношения.

— Это правда? — недоверчиво спросил Михаил. — Тогда почему ты нервничаешь?

— Я не нервничаю, — возразила она, не замечая, как отрывает пуговицу от своего халата. — С чего ты взял? Мишка, если об этом письме узнает кто-нибудь еще — начнется чехарда, выяснения, ругань. Зачем эти проблемы? Зачем морочить голову Сергею и мешать жить мне?

— Ты врать не умеешь, — усмехнулся Михаил. — Выдаешь себя с головой: интонация, жесты.

— Слушай, прибереги это для экзамена, ясно? — раздраженно посоветовала Таня.

— Еще один прокол: лучший способ защиты — нападение, а ты нападаешь, потому что боишься, — отметил он.

— Я боюсь только одного: что ты устроишь путаницу. А распутывать придется мне. Ни в коем случае не говори ничего Сергею, особенно сейчас. Момент самый неподходящий. Сереже это не нужно.

— Насчет момента согласен, — кивнул Миша, — Но я подожду, — и с этими словами направился в палату.

А Таня позвонила Игорю. Ей так необходимо было с кем-то поговорить о своей новой проблеме! Кто, если не Гонсалес, может ее выслушать, понять и, возможно, посоветовать что-то мудрое? Игорь тут же примчался, и они вместе поехали в кафе, чтобы спокойно все обсудить.

— Я про это письмо и думать забыла. Господи, откуда оно вообще взялось? — сокрушалась Таня, — А Мишка заладил, как попугай: все знаю, все знаю, а я поначалу и понять не могла, о чем он! Да что же это такое? Только все пришло в норму, девушка замуж собралась…

— Не волнуйся, Танюш, мы что-нибудь придумаем, — Игорь успокаивающе накрыл ее руку своей.

— Что тут придумаешь? Рот ведь ему не зашьешь, а он обязательно расскажет, как пить дать. Может, не сейчас, не сразу, но со временем эта история все равно всплывет. А потом… страшно представить, что будет потом. Проклятое письмо, дернул же меня черт его написать тогда!

— В свидетельстве о рождении Нади кто записан как отец? — помолчав, спросил Гонсалес.

— Прочерк. В том-то все и дело.

— Тань, а если нам сделать другое свидетельство? Сейчас любые документы можно купить, за деньги тебе что хочешь напишут!

— Так это же криминал.

— Ну, какой это криминал? — удивился Игорь ее фантастической наивности, — Я же не предлагаю твоей дочери жить по фальшивым документам. Мы эту бумажку сделаем только для одного человека, просто чтобы показать, и все. А потом хоть в огонь кидай — больше не понадобится.

— Нет, — возразила Таня, впрочем, не слишком уверенно, — я так не могу. Я… Как же я устала от всей этой истории!

— Вот я тебе и предлагаю решить этот вопрос раз и навсегда. Не понимаю, что тебя смущает? Липовое свидетельство? Но это ведь такая мелочь…

— Дело не в этом. Я устала врать, не хочу… Мне страшно запутаться в собственном вранье. Ненавижу ложь, это для меня самое большое преступление, а сама, получается… — Таня подняла на него испуганные глаза.

— Не путай белое с черным. Это ложь во спасение твоей дочери. И самая надежная защита от любых притязаний Никифорова, — веско проговорил Игорь.

— Голова что-то разболелась, — Таня достала из сумочки таблетку и запила водой из стакана.

— Может, отвезти тебя домой? — предложил Игорь, глядя на нее с сочувствием.

— Что ты? — отвергла эту идею Таня. — А работать за меня кто будет? Я и так все дела забросила: то свадьба, то авария, то еще что-нибудь…

— Я вполне способен работать за двоих.

— Даже в десять рук, и то не справишься. С этой новой компанией столько проблем… Ну, ничего, вот приду немного в себя и брошусь в работу с головой…

— Ага, потом тебя спасай, а то вдруг не выплывешь, — проворчал Гонсалес. — Нет уж, ты сначала со здоровьем своим разберись, отдохни, возьми отпуск, в конце концов.

— Да какой отпуск, ты же сам знаешь…

— Все хорошо, прекрасная маркиза, — ласково улыбнулся Игорь, — Отдыхай, развлекайся, готовься к свадьбе. Я не хочу, чтобы моя невеста упала от изнеможения в обморок прямо на брачной церемонии. Ты не рабочая лошадка, а женщина. Быть прекрасной — твоя единственная работа.

— Но я же не могу все взять и бросить. В конце концов, у меня должность, ответственность, обязанности, — начала перечислять Таня.

— Ответственность я могу разделить с тобой, а все обязанности взять на себя. Оформишь на меня генеральную доверенность, и все. — Просто удивительно, как это у него получалось вот так с ходу находить выход из самых, казалось бы, неразрешимых ситуаций!

— А что, это идея, — оживилась Таня, которая, действительно, находилась на грани нервного срыва и чувствовала себя, как выжатый лимон: ну какой сейчас из нее был бы работник? — Слушай, я завтра же поговорю с Гориным.

— Зачем откладывать до завтра, когда можно все решить прямо сейчас? Хочешь, я сам ему позвоню? — вновь предложил Гонсалес свои услуги.

— Ты настоящий рыцарь, — не могла не отметить Таня. — Какое же счастье, когда можно кому-то довериться во всем!

Уже в середине дня кассета, которую так жаждал получить Олег Эдуардович, лежала у него на столе, но он даже не успел ее прослушать, как ему позвонили:

— Ну, как музыка? Понравилась?

— Еще не оценил, — проворчал Баринов. — Как там у вас прошло? Надеюсь, не наследили?

— Ваш друг, как бишь там его, Горин — все поймет, конечно, рано или поздно, а может, и сразу догадается. Только пожаловаться он не сможет — некому, да и незачем. Побоится. Это стопроцентно.

— Твои прогнозы, друг мой, что-то не очень сбываются. Вместо того чтобы ликвидировать девку, вы чуть родственника моего на тот свет не отправили, — недовольно напомнил Олег Эдуардович.

— Накладка не по нашей вине. Родственник влез неожиданно.

— Я деньги плачу за то, чтобы накладок и неожиданностей не было! — Баринов не желал принимать никаких оправданий.

— Если родственник надоедливый, — последовало новое предложение, — мы можем избавить вас и от него, в качестве бонуса, конечно, как постоянному клиенту. Что скажете? Отключить его от аппарата, как говорится, проще пареной репы…

— Идиот! — Баринов сорвался на крик, не в силах даже представить себе того ужаса, который начнется, если Никифоров умрет в больнице: дочь тогда точно или сойдет с ума, или повторит попытку суицида, и не исключено, что более удачно, чем в прошлый раз. — Никого убивать… Никого убивать не нужно!

— А насчет барышни?

— Ни-ко-го! — раздельно повторил он, — Я же отменил заказ. Нужно сначала найти, кто стоит за шантажом.

— Кажется, уже нашли, — порадовали его, — Нина Перепелкина. Секретарша в фирме Горина.

— Хорошо. Работайте. Я на связи, — произнес Баринов и отключился, — Значит, Нина…

Собеседник Олега Эдуардовича был прав: Горин очень скоро обнаружил следы обыска, произведенного в его кабинете, и самое страшное — отсутствие в тайнике заветной кассеты. Черт, что же делать?! И ведь ему даже не с кем посоветоваться, некому рассказать обо всем, что происходит… Впрочем, один человек все-таки есть…

И Вадим отправился к этому единственному человеку, которому он мог безоглядно доверять всегда и во всем и в котором, в отличие от Тани, открывшей душу Гонсалесу, вовсе не ошибался.

— Вадик? — встревоженно проговорила Галя, открывая ему дверь своей квартиры, — Ты так неожиданно… У тебя что-то случилось?

— Вообще, да. Посоветоваться надо, — отрывисто подтвердил Вадим.

— Может, тогда зайдешь? — Галя оглянулась на дверь, — Или лучше…

Приглашать этого гостя в квартиру было крайне нежелательно: Тамара Кирилловна уж слишком рьяно заботилась о моральном облике дочери и запросто могла закатить сцену при виде Вадима.

— Давай лучше здесь, — Горин, уже получивший от Тамары разнос из-за встречи с Галей в ресторане, это прекрасно понимал, — Спокойнее будет, — Он, запинаясь поведал Рыбкиной историю с пропавшей кассетой.

— Ты уверен, что ее украли? Может, закатилась куда-нибудь? — неуверенно предположила, — Надо еще раз все хорошенько посмотреть.

— Галя, кассета пропала, ее украли, понимаешь? Я уже не знаю, кому можно доверять, — обреченно вздохнул Вадим, — Конкретно ни на кого подумать не могу. Не знаю. То ли конкуренты на пятки наступают, то ли Баринову я стал неугоден… По логике, больше всего кассета нужна Тане Разбежкиной. Надо отсюда и плясать.

— Таня? — изумилась Галина. — Что ты? Зачем ей это?

— Чтобы меня и Баринова взять за жабры, зачем же еще?

— Да ты что? Ей и в голову такое не придет! Она же святой человек. Она в жизни так ни с кем не поступит. Вадик, у нее золотое сердце, — горячо заговорила Галина, стопроцентно убежденная в непричастности Разбежкиной к этой мутной истории. — Я ее с детства знаю, мы, практически, росли вместе… Да тебе любой человек скажет, что Таня…

Вместо ответа Вадим притянул ее к себе и поцеловал. Галя ответила было тем же, но затем вывернулась и метнулась к двери квартиры.

— Галь, Галь, ну что ты? Я тебя что, обидел? Ну прости, если так, — торопливо проговорил Горин.

— Нет, это ты меня прости: я не должна была… мы не должны были целоваться.

— Тебе не понравилось?

— Очень понравилось, — вздохнула она. — Только зря все это, Вадик. Зря. Между нами ничего нет и быть не может.

— Я скучаю по тебе, — признался Горин. — Не бросай меня, я ведь совсем один…

— Не могу я тебе поверить, Вадик, — покачала Галя головой, отступая в глубь квартиры, — Не верю — и все тут. — Она решительно захлопнула дверь.

Гена Перепелкин, стоя в телефонной будке, набрал номер и нервно спросил, когда на другом конце провода сняли трубку:

— Алло, кто это?

— Баринов. Странно, вы не знаете, кому звоните? Вы не ошиблись?

— Не-а, вы-то мне и нужны. Значит, так, у меня есть одна вещица, которая вам пригодится.

— Вы все-таки ошиблись. Мне ничего не нужно, у меня давно уже все есть, — отозвался Олег Эдуардович.

— Только не бросайте трубку, это важно, — торопливо продолжал Гена. — Может, вам будет интересно послушать одну маленькую кассетку? Ага, в точку?! — Он заметно приободрился. — Раз молчите, значит, все правильно. Так вот, кассетка маленькая, но очень дорогая. И платить придется валютой.

— Так бы сразу и сказали. Какого черта надо было трепать мне нервы своими звонками? Сколько вы хотите?

— Я это… короче, десять тысяч — минимум.

— Десять? — насмешливо протянул Баринов, — А жирно не будет? За такие деньги я мог бы тебя самого с потрохами купить, да ведь ты столько не стоишь.

— Нечего мне мозги крутить, — огрызнулся Гена, — Учтите, я с вами не шутки шучу. Мое последнее слово — пять кусков — и ни копейкой меньше. А то я вашу пленочку могу отправить кое-куда.

— Сначала скажи, откуда у тебя кассета.

— А пол вам помыть не надо? — возмутился Перепелкин. — Я это… своих источников не выдаю!

— Тогда попрощаемся.

— Как это?! — не понял Генка, — А по делу чего? По рукам?

— Руки ты не заслужил, — припечатал Олег Эдуардович, — Но будем считать — договорились.

— Олег, — через некоторое время окликнула его вошедшая Туся, но Баринов был настолько погружен в свои мысли, что не сразу ее услышал. — Олег, ты что, уснул? — повторила она громче и настойчивее.

— А? — вздрогнул, как от толчка, Олег Эдуардович, — Что ты сказала?

— Я не сказала, а спросила. — Туся, достала из шкафчика рюмку и сердечные капли. — Что с тобой происходит?

— Тусь, — устало отозвался Баринов, — ей-богу, не до тебя.

— На вот, прими, — домработница подала ему капли, — а то так доведешь себя… Чего такой смурной? С Таней что-то?

— С Таней ничего нового. — Он почти машинально выпил предложенное лекарство. — Ничего особенного. Если не считать того, что меня шантажируют. Звонят какие-то придурки, чего хотят — не пойму… да они вроде и сами не знают.

Домработница помолчала.

— Есть у меня одна мысль… я-то многое примечаю, что в доме происходит, — произнесла она затем. — Всю жизнь торопишься, бежишь куда-то — вот, доторопился. В собственной семье предателя проглядел.

— Это ты о чем? — удивился Олег, внимательно глядя на нее.

— Да все о том же! Кому надо-то тебя до ручки доводить? Это все твоя Яночка затеяла. Со звонками этими.

— Тусь, — усмехнулся Баринов, — ей-богу, тут ты пальцем в небо попала: Яне на такое просто мозгов не хватит. Я знаю, как ты к ней относишься. Но, кроме этого, должны быть доказательства. У тебя они есть?

— Да ты что, сам не видишь? Ты ей деньги давал, нет? — Олег отрицательно покачал головой, и Туся продолжила: — А она все время по магазинам шляется — я из ее комнаты кучу пакетов фирменных вытащила. На омоложение какое-то, вон, поехала. Сам подумай — откуда у нее такие деньжищи?

— Да мало ли откуда у нее деньги! Может, скульптуру свою кому-нибудь впарила?

— Это которая из консервных банок? — презрительно проговорила домработница. — Нет, Олег, тут что-то не так.

— А что ты называешь «большими деньгами»? — поинтересовался Баринов, — Полный кошелек?

— В чужой кошелек никогда не лазила, сам знаешь, — обиженно возразила Туся, — Но я ведь не первый день на земле живу, кое в чем разбираюсь. Вот чувствую я, Янка это затеяла. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я тебе точно говорю…

— А я тебе говорю еще точнее: ей мозгов на это не хватит, да и нервов. Нет, тут кто-то покрупней. И поумней. Атака-то с разных сторон идет. Припыла к нему рыбка, спросила: а что у тебя есть, старче? Давай делиться… Нет, Туся, здесь акулой позубастее, чем моя благоверная, попахивает, — уверенно сказал Олег Эдуардович, и будто в ответ на эти слова телефон у него зазвонил в очередной раз.

— Слушаю, Баринов.

— Это хорошо, что слушаете, — произнес Генка.

Как и в прошлый раз, он звонил с уличного таксофона. Наверное, он повременил бы с тем, чтобы так быстро снова напомнить о себе, но Нина только что всеми силами и, разумеется, безрезультатно пыталась уговорить его вернуть ей злополучную кассету. И Перепелкин решил, что тянуть незачем: деньги лишними не будут, да и дуре Нинке можно запросто нос утереть. Вот как только получит денежки и как следует прибарахлится, она поймет, что такими мужиками, как он, не разбрасываются!

— Ну, вы приготовили… это… насчет чего договаривались? — нагло потребовал он, чувствуя себя хозяином положения.

— Допустим, — сухо проговорил Олег, — Что дальше?

— Только это, — предупредил Генка, — чтоб без обмана. Меня на фу-фу не возьмешь. — С каждой секундой он все больше терял голову в предвкушении быстрых и легких денег.

— Не в моих интересах, — бросил Баринов, — Где и когда?

— Люблю деловой подход, — оценил Перепелкин, — Тянуть не будем. Завтра, в парке Горького. Пивняк там есть — «Бездонная кружка», — начал он подробно объяснять, где произойдет историческая встреча.

А Гале Рыбкиной не давал покоя разговор с Вадимом, и она отправилась домой к Тане, чтобы поговорить насчет обыска в горинском кабинете и возможных последствий этого события.

— Ну, в общем, — женщины пили чай на кухне, и Галя, как могла, спокойно излагала Тане сложившуюся ситуацию, — Вадик тебя подозревал сначала, но я сказала, что ты не стала бы ее брать. А ты не знаешь, кто мог такое сделать?

— Точно не я. Мне это ни к чему, — сказала Таня. — Я Горину мстить не собираюсь. Что было, то было. Да он, в общем-то, и неплохой человек, не злой, не жадный, людям часто помогает. Но про эту кассету, к сожалению, знала не я одна. — И Разбежкина страшно пожалела, что когда-то у нее хватило ума кое-чем поделиться с Ниной.

Ох, Нинка, во что же ты вляпалась?…

Утром Таня вызвала Перепелкину к себе в кабинет:

— Нина, мне с тобой поговорить надо, зайди, пожалуйста.

— Еще как надо, — влетая к ней, произнесла Нина, — Я тебе сейчас тоже кое-что расскажу.

— Ты чего такая взъерошенная? — удивилась Таня, и Перепелкина тут же принялась приглаживать волосы.

— Это, Тань, от ужаса. — Она старалась говорить весело, но ее голос заметно дрожал, вполне соответствуя не тону, а содержанию сказанного.

— Я не про прическу, — заметила Таня.

— Я тоже. Тань, я же… это… я в милицию ходила насчет той аварии, — выпалила она, — В общем, Баринов — редкая сволочь! На нем… на нем клейма ставить негде!

— Ну, допустим, Америку ты не открыла, — начала Таня.

— Нет, Тань, я хотела сказать, что он еще хуже, чем мы думали, чем даже ты думала. Я тебе про него такое расскажу… Я хочу вывести его на чистую воду, он у нас еще попрыгает! — задыхаясь от праведного гнева и жажды немедленной мести, заявила мужественная Перепелкина.

— Нин, успокойся, — ответила Таня, недовольно глядя на нее, — Ты слишком-то много на себя не бери. А то надорвешься — мне будет очень жалко.

— Не надорвусь, — с вызовом бросила Нина, обиженная реакцией Тани на свои слова: она тут из кожи вон лезет ради благородного дела восстановления попранной справедливости, а подруга не желает ничего понимать! — На что поспорим?

— Нин, в этом деле есть некоторые вещи, которые ты просто не можешь понять, — Разбежкина постаралась говорить более мягко и спокойно. — Ты многого не знаешь и можешь таких дров наломать, что представить страшно. Теперь из-за этой кассеты у Горина наверняка будут неприятности, да и нам всем, кстати, тоже мало радости. Все-таки, Нин, вот так, запросто, ставить на кон и мою жизнь, и Надюшкину… Я бы сто раз подумала, прежде чем отрезать, — У Тани не получилось вести этот тяжелый разговор в исключительно доброжелательном тоне — стоило ей самой подумать о том, что благодаря бурной Нининой деятельности под ударом может оказаться Надя, как ее затрясло, — Знаешь, что обычно бывает с шантажистами? Не в кино, а в жизни?! Я не знаю, чем ты думала, когда делала копию с этой кассеты!

— Вообще-то, в первую очередь я думала о тебе, — вставила Нина мрачно.

— Спасибо, конечно, за заботу, только знаешь что? Ты в следующий раз, если такое еще случится, меньше напрягайся, я тебе за это очень благодарна буду! — отрезала Таня, — Все, у меня работы много. Иди, благодетельница!

Нина резко повернулась и отправилась в приемную. Тане понадобилось какое-то время, чтобы немного успокоиться, прежде чем она вышла следом за подругой и снова к ней обратилась:

— Нин, ты не обижайся, ладно? Если бы мне тебя не было жалко, я бы и слова не сказала.

— Чего мне обижаться? — с деланым равнодушием отозвалась Нина. — Как говорится, ты начальник, я…

— Это верно: дурак, вернее, дура! — охотно согласилась Разбежкина. — Выступаешь и не понимаешь, насколько все это опасно! Слушай меня внимательно и делай как я говорю: тебе нужно уехать в Ханты-Мансийск, и как можно скорей.

— Это еще зачем? — Такого поворота Нина никак не ожидала. — Что мне там делать?

— Спасаться, Нина, спасаться, — очень серьезно проговорила Таня. — Спрячешься и потеряешься, а когда здесь уляжется, я тебя отыщу. Я позвоню Вике, она поможет устроиться.

— Никуда я не поеду, и здесь дел полно! — заявила Нина.

— Ты в своем уме? Какие дела?!

— Да есть кое-какие, только вот откровенничать с тобой я больше не собираюсь, потому что ты все понимаешь неправильно, — зло бросила подруга.

Таня собралась ей ответить не менее жестко, но тут позвонил Игорь, и, пока они разговаривали, Нина успела незаметно улизнуть.

Баринов после разговора с Генкой снова был вынужден связаться со своим безотказным исполнителем и объяснить ему дислокацию:

— Да, и смотри там, не налажай, — говорил он, — За этим придурком надо походить, посмотреть, что он, где он, а самое главное — с кем он. Тебе пакет передали?

— Да, — коротко ответил собеседник.

— Если деньги пропадут — тебе же хуже, это твой гонорар, — предупредил Олег Эдуардович.

На другой день Генка Перепелкин отправился получать свои «кровно заработанные». Устроившись на скамейке неподалеку от пивбара, он непрерывно озирался по сторонам. Даже его соображения хватало на то, чтобы понимать: игра идет по-крупному, и у него есть все основания опасаться за свою шкуру. Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Когда еще представится такой случай огрести разом пять штук баксов? Может, и никогда. Да Генка в жизни не держал в руках таких денег!

— Это ты звонил? — Перепелкин едва не подпрыгнул на месте от неожиданности. Тот, кого он дожидался, подошел сзади неслышно, как тень.

— Я, — тихо отозвался Перепелкин. — Вот, — он поспешно протянул мужчине кассету, — Все, как договаривались.

— Надо проверить.

— Да вы что? Не доверяете, что ли? — забормотал Генка, — Я, между прочим, честный человек, вот. Вы чего думаете, я могу вот так взять бабки, а вам туфту подсунуть?

Мужчина сел на скамейку, не спеша достал диктофон и наушники, вставил кассету, немного послушал и остановил запись.

— Ну, что, убедились? — торжествующе произнес Перепелкин, нервно облизывая пересохшие от волнения губы. — Я же говорю, все без обмана!

Мужчина молча протянул ему конверт. Генка быстро пересчитал лежащие там купюры, кивнул и постарался как можно быстрее слинять, пока клад не отняли. У него даже голова закружилась от такой невиданной удачи! Все прошло как по маслу! Кто бы спорил — он, Геннадий Перепелкин, головастый мужик, а теперь еще и сказочно богатый! Охватившая его эйфория не позволила Генке заметить, что, куда бы он ни направлялся, за ним постоянно наблюдают.

Первым делом, даже прежде, чем совершить набег на магазины, он позвонил из автомата Нине.

— У меня теперь куча бабок, и я свободный человек, — захлебываясь от восторга, хвастался Перепелкин бывшей жене, — Вот, хоть мобилу нормальную куплю! А то, как лох, из телефонной будки звоню.

— Идиот, что ты наделал! — простонала Нина, поняв, что теперь уже ничего невозможно отмотать назад и исправить.

— А ты думала, я тебе просто так, камера хранения, да? Сунула пятак, положила свой багаж, сунула другой — достала? Дура ты, Нинка! — веселился Генка.

— Ты где сейчас?

— Где-где… тебе какое дело? Ну, на улице. Вот, с тобой разговариваю. А мог бы, между прочим, и не разговаривать. Да ладно, я сегодня добрый. Сейчас закачусь в приличный кабак, расслаблюсь. Хочешь — подваливай, угощу по старой дружбе. Хотел сказать «за помощь», но ведь, если честно, Нин, ты же мне совсем в этом деле не помогала — наоборот, то отговаривала, то вот пугаешь. Ну, ты же меня знаешь, я не злопамятный, так что все равно приходи. Кафе… не помню, как называется, но ты наверняка знаешь. Ну, помнишь, мы там как-то раз…

Ну, естественно, — теперь, когда он оказался при деньгах, бывшая супруга не стала воротить от него нос и немедленно согласилась встретиться. Вот все они, бабы, одним миром мазаны — тупые и корыстные! Генка вразвалочку направился на рандеву.

Однако Нина его разочаровала. Примчавшись в кафе, она не выразила восторгов по поводу Генкиной смелости и сообразительности, а, наоборот, тут же принялась шипеть:

— Видала я идиотов, но куда им до тебя! Ты хоть представляешь теперь, во что вляпался?!

— Да ладно, — с досадой отмахнулся Перепелкин, — Я что, не знаю, чего ты меня пугаешь? Сама хотела бабки срубить по-легкому, вот и психуешь. А ты в другой-то раз клювом не щелкай, — довольно посоветовал он.

— Это ты хорошо сказал: я-то в другой раз клювом щелкать не буду, а вот у тебя другого раза, может, и не будет! Я в это дело ввязалась, потому что причины были серьезные… тебе, дураку, не понять. Как был, так и остался… Ладно, короче: пойдешь и прямо сейчас этому господину вернешь все до копейки. Может, Бог даст, живой останешься.

— Сейчас, — заржал Перепелкин так, что на них начали оборачиваться. — Только пиво допью и побегу! А может, не надо бегать, все тебе отдать? Брось, Нин, ну что ты волну гонишь? Все, дело сделано. Если б хотели грохнуть, уже бы грохнули. Так что давай, пей! Я тут праздную, отмечаю удачную операцию, а ты каркаешь. Противно даже!

— Поминки свои ты празднуешь, — обреченно вздохнула Нина, — И меня подставил.

— Не боись, Нинка! — воскликнул Гена, который все больше тащился от собственной крутизны, — Я зла не держу! Я тебя, если что, защитю!

— В общем, типичный лох, — докладывал чуть позже Баринову тот самый мужчина, который совершил обмен кассеты на деньги и после следил за Перепелкиным, — Вряд ли сам все это придумал, мозгов бы не хватило. Хотя…

— С кем встречался, что делал? — нетерпеливо спросил Олег Эдуардович, стоя в своем кабинете с трубкой в руках.

— Да, собственно, ничего не делал, — услышал он. — Шлялся по городу, чего-то там покупал по мелочи… а вот самое интересное… Он договорился по телефону о встрече с некоей дамой, и это наша старая знакомая — Нина Перепелкина. — По голосу было ясно, что бариновский «шпик» доволен собой не меньше, чем Генка, — Ну, встретились, посидели недолго, ругались. Ну, по всему видно — это у них так принято. Это его она несколько лет назад чуть не грохнула — за то и сидела. Наверняка они заодно… Муж и жена — одна сатана, — закончил он доклад о проделанной работе.

— Ну ладно, ты, ходячий словарь народной мудрости, — проворчал Баринов. — Работай дальше. — Он положил трубку и снова надолго задумался.

Таня ушла из офиса пораньше и приехала к себе домой.

— Теть Том, привет. Надюшку соберите, к вам поедем, — попросила она, старательно пытаясь скрыть свое подавленное настроение. — Сейчас только переоденусь…

— К нам поехать — это ты хорошо придумала, — отозвалась Тамара Кирилловна, — Сама останешься?

— Нет, теть Том, по делам поеду.

— Опять на работу? Да что они там, в конторе, без тебя не справятся?

— Я не на работу, теть Том.

— Еще лучше, — возмутилась тетка, — ребенок, можно сказать, без матери тут…

— Мне человека одного надо увидеть, — тихо ответила Таня, не глядя ей в глаза. — Очень надо. И поговорить с ним.

Миша, расхаживая туда-сюда по палате, беседовал с братом. Тот, правда, по-прежнему оставался без сознания, так что был не в состоянии ни услышать его, ни как-то отреагировать, но Мишка упрямо держал его в курсе всех своих дел. Рассказывал, в основном, о том, что встречается с Катей, и у них все серьезнее некуда.

— А на закуску — самое важное, — он присел рядом с Сергеем, — Катя сегодня совместный обед со своими родителями замутила. Соберемся и будем друг на друга смотреть: они думают, что в зоопарк пришли, но на самом-то деле в зоопарк пришел я. Нет, насчет зоопарка — это шутка, я теперь к Рыбкиным нормально отношусь. Когда ты сюда попал, они меня так пытались успокоить… Сереж, а может, я плохо знаю жизнь, не разбираюсь в людях? Ладно, раз пошла такая пьянка… больше тебе скажу: сейчас я их почти люблю. Видишь, как у меня с головой плохо… И все из-за Катьки. Ты давай, постарайся скорее проснуться — а то совсем без тебя пропаду. Ну, мне пора: нужно сделать еще один шаг на эшафот. — Миша вздохнул, поднялся и, повернувшись к двери, к немалой своей радости, увидел Таню, осторожно заглядывающую в палату.

— Да нет ее, нет! Входи, не бойся! — усмехнулся он, намекая на отсутствие Бариновой: та сегодня с утра отправилась в женскую консультацию.

Для Миши Танино появление оказалось как нельзя кстати: он торопился на «семейный обед» с Рыбкиными и в то же время не очень-то хотел оставлять брата одного, а так — сдал вахту и помчался в кафе с чистой совестью. Уж на кого бы другого, а на Таню он мог полностью положиться.

А для нее возможность побыть хоть немного наедине с Сергеем тоже была необходима, и именно сейчас.

— Это даже хорошо, что ты меня не слышишь, потому что я и сама пока не решила: нужно тебе это знать или нет? И посоветоваться не с кем… Вот видишь, как у нас все с тобой получилось, — поди теперь разберись, кто прав, кто виноват, — говорила Таня, занимая Мишино место, — Я тебя очень любила… Да что я тебе рассказываю, как будто ты сам не знаешь. Вот ведь, хотела говорить только правду, а уже соврала: не «любила», а до сих пор люблю… Только ты ничего такого не подумай, я на это только потому и решилась, что ты меня не слышишь… Или… Мы же не знаем, что там на самом деле происходит, — и ты мне потом все припомнишь. Ладно, Сереж, считай, что я пошутила. Хотела тебя подловить — сколько ты еще будешь притворяться, что ничего не слышишь, — и не получилось… А если не слышишь… — Наклонившись, она поцеловала его руку, — Я совсем запуталась, не знаю, чего я хочу, что делать. Я только хочу, чтобы ты был всегда. Вот это я теперь только и знаю. Если бы это помогло, я бы многое отдала, чтоб тебе помочь. Чтобы ты сейчас хоть на секунду открыл глаза…

И, словно в ответ на ее последние слова, Сергей вполне осмысленно посмотрел на нее. От потрясения Таня на какое-то время потеряла дар речи, а потом резко надавила на «тревожную кнопку», вызывая врача.

— Я сейчас!

Ей пришлось довольно долго ждать, пока прибежавшие медики осматривали очнувшегося Никифорова, снимали необходимые показания, совещались. Наконец, один из врачей вышел из палаты и обратился к Тане:

— У вас есть пять-десять минут. Не стоит его сразу нагружать…

— Ему что, плохо? — испугалась она.

— Нет, показания хорошие, просто утомлять больного ни к чему. Да, и постарайтесь его не волновать.

Таня опрометью бросилась к Сергею, прижалась лбом к его руке, лежащей на кровати:

— Сереженька… Спасибо тебе! Если бы не ты, Надя осталась бы сиротой. Ты что-то хотел сказать? — Она резко подняла голову, заглядывая Никифорову в глаза, — Я почувствовала, как ты пошевелил рукой. Что, Сережа, что ты хочешь? Почему ты так смотришь на меня?!

— Мне не нужна твоя благодарность, — тихо, через силу, произнес Никифоров.

— Сережа, что ты… — Таня вскочила, потрясенная его словами.

— Ты так кичилась… своей честностью, своими принципами. Разрушила нашу жизнь… из-за того, что не могла простить обман. Я честным с тобой хотел быть… — Каждое слово давалось ему с огромным трудом, но Сергею было необходимо высказаться. Последние дни он слышал и понимал гораздо больше из того, что говорили ему и Миша, и Баринова, чем они могли предположить, и узнал множество вещей, о которых прежде даже не подозревал. Вот только не мог на все это отреагировать.

— Сережа, ты успокойся, все давно прошло, я сейчас уйду, а ты отдохни… — запинаясь, забормотала Таня.

— Почему ты за меня все решила? — В его взгляде ясно читалось такое испепеляющее презрение, что она пошатнулась и прикрыла рот рукой, — И кто ты после этого? Уходи, — произнес Сергей и устало закрыл глаза.

Но Таня была просто не в силах сдвинуться с места. Так он знал?… Знает?… И что же теперь будет со всеми ними?!

— Я сказал, уходи, — повторил он спустя пару минут, не глядя на нее.

— Послушай… — беспомощно проговорила Таня.

— Почему я тогда не прочел это чертово письмо? Дурак… Но дурак — все-таки не подлец. А вот что ты скрывала все эти годы, что у меня есть дочь, — это уже подлость, — Он вновь открыл глаза и смотрел с прежним презрением и горечью, — Вы с Бариновой действительно подруги, одна лучше другой. Только с ней давно все ясно…

— Я лучше пойду. — Таня попятилась к двери. Она многое могла бы сейчас сказать Сергею в ответ, но ведь он был еще так слаб, худшего момента для выяснения отношений и представить себе невозможно, — Я доктора позову…

— Имей в виду, — бросил ей вслед Сергей, — как только я выпишусь, начну оформлять отцовство.

Таня остановилась как вкопанная и обернулась, мотнув головой: «Нет! Не надо! Не делай этого!»

— Ты не сможешь мне помешать быть рядом с дочерью.

— Ты ошибаешься, Надя не твоя дочь. Не твоя! — почти выкрикнула Таня, — Сереж, — продолжала она, опомнившись, — мне не хочется тебя расстраивать… в смысле, расстраивать еще больше, но ты ошибаешься. Мне очень жаль…

— Я тебе не верю. И не поверю, — твердо ответил Никифоров.

6

Нина Перепелкина вошла в здание аэровокзала и начала изучать расписание рейсов. Права, права была Таня: не стоило ввязываться во всю эту историю. А уж впутывать Генку — и вовсе немыслимая глупость! Теперь вариантов просто не осталось. Иначе пострадают те самые люди, которых она так старалась защитить от несправедливости. Правильно сказано — благими намерениями вымощена дорога в ад. А для нее, Нины, пока что — в Ханты-Мансийск.

Ладно, хоть никто из Рыбкиных, кроме Димы, не видел, как поспешно она собирала вещи. Да и ему Нина наплела что-то неубедительное о каком-то своем якобы женихе, который ждет не дождется ее на Крайнем Севере. Ну и пусть думают, что хотят, лишь бы живы-здоровы остались. А уж она как-нибудь сумеет заново выстроить свою судьбу.

Нина храбрилась изо всех сил, но все равно чувствовала себя несчастной и неприкаянной. Купив билет на самолет до Ханты-Мансийска, — на это ушли почти все ее небогатые сбережения, — она прикинула, что ждать рейса придется еще часов пять, да и то, если его не задержат. Впрочем, идти Нине так и так было некуда, оставалось только набраться терпения.

Она и сама не заметила, как задремала, измученная тревогами последних нескольких суток, а очнулась от звонка своего мобильного. Ничего не понимая, Нина посмотрела на экранчик, но номер оказался скрыт. Может, не отвечать? Но, с другой стороны, вдруг с Таней что-то еще случилось, и ей срочно нужна помощь?…

— Я слушаю, — решилась Нина.

— Вот даже как. А раньше, в основном, я тебе слушал. Далеко ли собралась, красавица? — услышала она насмешливый голос Баринова.

Ледяной ужас стиснул сердце, все внутри оборвалось. Он знает, где она и что собирается сделать! Боже мой, за ней же наверняка прямо сейчас следит кто-то из его подручных, фиксируя каждый шаг и немедленно передавая информацию хозяину… Нина принялась затравленно озираться, но вокруг было столько людей — каждый из них мог оказаться приставленным к ней «хвостом».

Олег Эдуардович беседовал с ней из своего кабинета и откровенно наслаждался паническими нотками в срывающемся Нинином голосе. Что, птичка, попалась? Послушаем, как ты теперь запоешь…

— Ниночка, не бросай трубку. Ты же видишь, я к тебе по-хорошему — отплати добром за добро. Так сколько, говоришь, копий сделала с кассетки-то? А если честно?… Ага, вот даже как… Ну, не надо так нервничать, я же с тобой спокойно говорю. Просто, знаешь, зря ты старалась: копии в таких делах не учитываются, только оригинал. А оригинал — ну, ты же умная, догадайся. Правильно, уже у меня. Опять ты неправильно поняла, вовсе я не волнуюсь. Вернее, за себя не волнуюсь… А что это ты молчишь? Понимаешь, Ниночка, все в природе, да и не только в природе, но и в обществе, должно происходить по законам, — наставительно продолжал Олег Эдуардович. — А писаным или неписаным — это уже другой вопрос. Вот, к примеру, когда Перепелкин начинает вести себя как Ястребов или даже Орлов… и начинает охотиться на крупных животных — как думаешь, что бывает? Ответ не слышу, но твои мысли — улавливаю, и эти мысли — правильные. Так что запомни сама и передай этому… своему сообщнику, что платить вам я больше не намерен. Если вы с ним несколько копий сделали, лучше вам от них избавиться. И чтоб сидели тише воды, ниже травы, оба… Я знаю, ты передашь, ты же поумней будешь, чем твой Гена.

На этом Баринов прекратил разговор. Взяв бокал с коньяком, он удовлетворенно отпил пару глотков, но, похоже, на сей раз даже коньячок не смог вполне его успокоить. Смутное предчувствие череды роковых неудач продолжало преследовать Олега Эдуардовича.

Нина сложила мобильный и убрала в сумку. Подняв голову, она прислушалась к объявлению диктора:

— У стойки двадцать три продолжается регистрация билетов и оформление багажа на рейс ДР-317 «Москва — Ханты-Мансийск» компании «Авиаплюс Эрлайнс».

Нина снова достала телефон. Несколько раз набрала номер, но ответа не получила. Тогда она, прерывисто вздохнув, сделала единственное, что оставалось в подобной безвыходной ситуации…

Семейство Рыбкиных только что вернулось домой после банкета по случаю важного события: Миша Никифоров сделал предложение Кате. Вечер прошел довольно сумбурно, но, впрочем, весело. Особенно отличился Виктор: он исполнил под гитару несколько песен собственного сочинения, и это привело всех остальных в восторг, к немалому удовольствию автора, не ожидавшего, что его творчество будет оценено столь высоко. Главное — Анна смотрела на него так, словно вообще впервые видела! А Катя даже высказалась в том смысле, что такой талант грех зарывать в землю, и есть смысл попробовать связаться с профессиональной студией звукозаписи…

В приподнятом настроении Виктор подошел к телефону, который зазвонил почти в ту же секунду, как Рыбкины переступили порог своей квартиры.

— Говорите, вас внимательно слушают, — весело произнес он.

— Вить, а Диму можно? — раздался приглушенный и какой-то сдавленный Нинин голос. — Позови его, это очень важно.

— Димка, — позвал Виктор брата, — ты дома или нет?

Дима обменял початую бутылку пива на телефонную трубку:

— Алло?… О, Нинок, уже долетела? Надо же, так далеко, а слышно — как из соседней комнаты!

— Дим, я не улетела, сейчас такси поймаю — и в Москву…

— А, совесть замучила, решила остаться с Димочкой. И правильно, такими, как я, не бросаются, — самодовольно заметил младший Рыбкин, подмигивая брату.

— Дима, это мы потом обсудим, а сейчас — очень тебя прошу, о-чень! — помоги! За Гену беспокоюсь, — начала объяснять Нина.

— Ну, ты даешь, — возмутился парень. — Чего тогда мне звонишь? Ты лучше ему позвони… и расскажи, что обо мне беспокоишься, — он уже был готов бросить трубку, но Нина отчаянно крикнула:

— Его убьют!

— А я-то чего? — мгновенно протрезвел Дима, сообразив, что она и не думает шутить, — Супермен, что ли?

— Я бы тебя не дергала, но пока я из аэропорта доеду — поздно может быть, — продолжала умолять Нина, едва не плача. — Ты просто поезжай к нему, покрутись там, чтобы он один не был. И скажи этому идиоту, чтобы телефон включил, я не могу до него дозвониться! Запиши адрес…

— Ладно, — крайне неохотно пообещал Дима, которому все-таки хотелось выглядеть чуточку джентльменом.

Ничего не сказав остальным Рыбкиным, он быстро собрался и поехал к Генке, проклиная и его, и всю эту дурацкую ситуацию на чем свет стоит.

Дима без труда нашел нужную квартиру и позвонил в дверь, но ему никто не ответил. Он уже собрался развернуться и уйти — а что, обещание сдержал, прибыл к месту назначения, но кто ж виноват, если дома никого не оказалось?! — однако, для очистки совести, нажал на ручку двери, оказавшейся незапертой.

В квартире было темно и тихо, оттуда недоносилось ни звука.

— Эй, хозяин, — позвал Дима, сделав шаг внутрь, — Эй, кто-нибудь есть? Отзовись, кто живой… Ген, ты где? Ген, ты двери-то чего не закрываешь? Вот подбросят чего-нибудь ценное — не обрадуешься, — Протянув руку, он на ощупь нашарил выключатель, — Или у вас тут все честные?… Черт…

В безжалостно ярком свете он увидел Генку, распростертого на полу вниз лицом. Диму затрясло, он едва удержался, чтобы не заорать от ужаса, но горло перехватило.

— Ген… — беспомощно позвал Рыбкин, уже понимая, что тот его не слыши. т и никогда не услышит. Озираясь, Дима начал отступать к входной двери.

— Быстрей, быстрей… Чего мы так тащимся? — торопила Нина водителя такси, которое мчалось из аэропорта в Москву.

— Едем — почти сто. Это предел, и так на штраф нарываюсь! — огрызнулся тот, — Хватит орать!

— Ну, чего ты на желтый-то затормозил? Проскочили бы! Вот повезло. — Нина готова была расплакаться. — Зеленый, поехали! Ну, давай, поднажми еще! Небось за бутылкой, как Шумахер, гоняешь?

— Я тебя вот сейчас высажу, добирайся, как хочешь. Хочешь доехать нормально — молчи в тряпочку. Если тебе жизнь не дорога, я-то при чем?! — рявкнул потерявший всякое терпение таксист.

Нина, глотая слезы, снова набрала номер Гены — безрезультатно. До Димы тоже было не дозвониться…

— Куда же вы подевались, сразу оба? — простонала она.

— Да от такой психопатки любой мужик сбежит. В одних трусах, — раздраженно прокомментировал водитель. — Слава богу, подъезжаем уже!

Дима вытащил телефон, подумав, засунул обратно, не заметив, что из кармана выпал брелок с гравировкой «Милому Димочке». Один из Яниных подарков так и остался валяться на полу рядом с бездыханным Генкиным телом.

Пулей вылетев из подъезда, Дима наткнулся на бегущую навстречу Нину, вслед которой водитель такси кричала

— Эй, психическая, сумку-то забери из багажника!..

Но женщина уже ничего не видела и не слышала. Бросившись Диме навстречу, она, задыхаясь, спросила:

— Ну, что? Как?…

До него не сразу дошло, кто это и что происходит. Он шарахнулся в сторону, но Нина остановила его:

— Что? Да говори же ты!

— Там Гена… убитый… — трясущимися губами пролепетал Дима, бледный как полотно.

— Господи… — Нина без сил опустилась на скамейку у подъезда. — Ну, вот и разбогател. А я опоздала… теперь уж насовсем.

Из больницы после разговора с Никифоровым Таня вернулась далеко не сразу. Она долго ходила по улицам, ничего не замечая вокруг себя и, будто пьяная, натыкаясь на прохожих. С ней сейчас творилось примерно то же самое, что и пять лет назад, когда она узнала об измене Сергея. Шок, ужас, растерянность, ощущение, что земля уходит из-под ног…

И как все-таки хорошо было наконец оказаться дома! Игорь как самый примерный на свете муж готовил ужин, стоя у плиты. Он не задал Тане ни единого вопроса относительно того, где она столько времени пропадала, лишь подошел к ней и обнял:

— Устала? Ничего, сейчас я вас накормлю. А где Надюшка?

— У Рыбкиных, — рассеянно отозвалась Таня.

— Правда? Это меняет дело! У меня тут кое-что припрятано… — Он достал из шкафчика бутылку вина. — Как говорим мы, французы — знаменитые кулинары и знатоки вин, — вуаля!

— Ты же испанец, — постепенно приходя в себя, напомнила Таня.

— Да? Прости, я иногда забываю, — сняв с плиты сковородку, он положил ей на тарелку что-то не совсем понятное, затем остатки — себе и уселся напротив невесты. — Ну, надеюсь, мой энтузиазм хоть отчасти компенсировал недостаток опыта.

Таня подняла на него глаза, хотела что-то сказать и вдруг расплакалась — беззвучно, горько и безутешно.

— Что случилось, малыш? — забеспокоился Гонсалес.

— Он все знает, — всхлипывая, выдавила Таня, — Про Надю.

— Кто? — не сразу понял Игорь.

— Сергеи. Он знает, что Надя его дочь. Что делать?!

Игорь ответил не сразу. Он позволил ей вдоволь выплакаться, а сам в это время, с тяжелым вздохом оценив степень полнейшей несъедобности своих кулинарных изысков, счистил первый вариант с тарелок в мусорное ведро и начал готовить блюдо попроще — яичницу. К тому времени, как он ее сжег, Таня успела немного успокоиться.

— Надо же, как быстро все подгорело. Кажется, свои способности кулинара я переоценил. Танюшка, что, я и яичницу испортил?… — расстроился Игорь, но Танины мысли оставались очень далеко от этих маленьких проблем.

— Это ж надо такое сказать! — воскликнула она, продолжая внутренний мучительный диалог с Сергеем, — Оказывается, это я виновата. Он сам пальцем не шевельнул, а виновата я?! Всего-то и надо было, что прочитать коротенькое письмецо, там черным по белому все было написано… Прости, не хотела портить тебе вечер. — Она виновато посмотрела на Игоря, будто только сейчас вспомнила о его присутствии. — Но знаешь, когда тебя упрекают в нечестности… это очень обидно. Конечно, он меня спас, но это не значит, что ему теперь все позволено…

— Танюш, не надо, а? Ну, сама подумай: стоит ли Сергей таких переживаний? Мало он тебе гадостей в жизни сделал? — гневно проговорил Гонсалес. — Жизнь ему, дураку, такой подарок преподнесла. Такую женщину, о которой можно только мечтать. А он… подарки должны доставаться тем, кто их ценить умеет! И вы, гражданка Разбежкина, между прочим, одного из таких людей знаете. А в будущем узнаете еще лучше.

— Все, закончили, — взяла себя в руки Таня, — Я спокойна, я совершенно спокойна. Я точно знаю: что бы ни случилось, я свою Надюшку смогу защитить. И… Я подумала: ты прав — надо, чтобы у Сергея не было никакой возможности нам навредить!

— Я тебя правильно понимаю? — пристально глядя на нее, спросил Игорь.

Таня решительно кивнула.

— Не хотела я такими вещами заниматься, но куда ж деваться бедной девушке? Придется сделать липовое свидетельство о рождении.

— Ну, слава Богу, умница. И на этом — все, забудь: я завтра же позвоню нужным людям, — Игорь удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Они все сделают быстро и по уму.

— Спасибо, Игорек. Что бы я без тебя делала?! Нет, все правильно! Пусть отцовские чувства на своем будущем ребенке реализует. Надя не должна из-за наших ошибок страдать. Вот так, гражданин Никифоров, не хотите вести себя по-человечески — мы вас из своей жизни вообще удалим. Навсегда! — приняла она бесповоротное решение.

Вскоре Рыбкины привезли Надюшку, всю под яркими впечатлениями прошедшего банкета, на котором она присутствовала наравне с остальными. Особенно девочку поразило, какие уникальные таланты открылись у Виктора. Когда Таня попыталась что-то возразить — мол, какой из Витьки бард! — Надя горячо за него вступилась:

— А вот и нет, дядя Витя хорошо пел!

— А я не спорю, — улыбнулась Таня, — Тебе понравилось — и хорошо. А теперь — спать. Кто-то уже седьмой сон должен досматривать.

— Я хочу сон про Сережу, — тут же заказала Надя, — Мам, а он еще не проснулся?

Эту тему Тане хотелось сейчас обсуждать меньше всего, но она все-таки ответила, по возможности, спокойно:

— А я тебе не говорила? Я у него сегодня была, и он как раз проснулся.

— И что сказал? — немедленно оживилась дочь, — Про меня спрашивал?!

— Нет… кажется, про тебя не говорил, — Таня поспешно отвела глаза.

— Давай завтра к нему поедем, раз он проснулся! — не унималась Надя.

— Надюша, послушай, что я скажу, — тихо, но очень веско заговорила Таня. — Мы больше не поедем к дяде Сереже. Никогда. Потому что нам с тобой не нужен никакой дядя Сережа — у нас теперь будет своя семья: ты, я, Игорь. Он тебя очень любит, он будет твоим папой.

— А если Сережа… — испуганно глядя на нее, начала Надя.

— Забудь про Сережу! — безапелляционно заявила мать, — Ну-ка, быстро, чистить зубы — и в постель.

— Почему ты такая сердитая? — Надины глаза налились слезами, — Ты на Сережу злишься? Он тебя спас, а ты на него злишься!

Таня моментально почувствовала себя виноватой: ну разве можно так срываться на ребенка?

— Надюш, ты еще маленькая, многого не понимаешь. А л не сердитая, просто у меня голова очень болит, — Она достала таблетки. — Доктора до сих пор не знают, почему один человек может проснуться, а другой — нет. Так и спит беспробудным сном…

— Целых сто лет? — протянула Надя.

Таня кивнула.

— Так что Сереже повезло — он проснулся и теперь будет выздоравливать. Он ведь сильный… Но мы с тобой к нему приходить больше не будем.

— Почему?

Ох уж эти невозможные детские «почему»…

— Потому что о нем будет заботиться его жена, — попробовала все очень просто объяснить Таня.

— Ну и пусть заботится, — разрешила Надя, — Но он же мой друг. Я ему хотела подарить… — она принялась сосредоточенно перебирать игрушки, — своего зайца. У меня болели ушки, и ты его купила. Сказала, что он мне поможет. А теперь пусть поможет Сереже, ладно?

— Ах вы, мои зайчики… — посадив малышку вместе с зайцем к себе на колени, улыбнулась Таня. — Понимаешь, Надюш… как тебе объяснить… Мы не будем туда ходить, чтобы не мешать. Дяде Сереже сейчас не до нас, совсем не до нас. У них с тетей Таней скоро будет… малыш. Вот такой маленький, меньше этого зайца…

— И почему нам нельзя к нему ходить? — Этот резон был Наде уж совсем непонятен. — Мы бы ему помогли, ведь ты уже одного маленького ребенка выросла…

— Вырастила, — машинально поправила мать.

— Да. И ты ему поможешь, — нашла девочка повод не для одной, а для регулярных встреч с Сережей, — Ведь он же пока не знает, что маленьким детям дают кушать и почему они плачут. Правда, мам? А я тоже, как зайчик, была?

— Ты была просто игрушечная! Вот такая…

— Значит, у Сережи малыш сначала тоже будет совсем маленький? — продолжала Надя развивать тему.

— А как же? По-другому не бывает, — подтвердила Таня — и попалась.

— Маленький говорить не умеет, — торжествующе объявила дочь. — Значит, Сережа не сможет с ним разговаривать — вот я и буду с ним дружить. Он пойдет с малышом в парк, а я тоже пойду, и даже помогу ему коляску катить. Мыс Сережей будем разговаривать и дружить!

Спорить с детьми — дело чрезвычайно сложное, и Таня была совсем не готова к подобной дискуссии. Так что приходилось придумывать что-то экспромтом:

— Понимаешь, Надюша, он еще не родился. А когда муж и жена ждут ребенка, им надо больше бывать вместе, и у них на других людей просто не остается времени.

Надя отнесла своего зайца обратно к остальным игрушкам и спрятала поглубже — очевидно, до лучших времен. Таня уж было решила, что этот раунд остался за ней, однако напрасно. Мысли девочки, в самом деле, приняли несколько другое направление:

— А у вас с Игорем тоже будет ребенок? — спросила она.

— Ну, как тебе сказать… А давай посоветуемся: ты бы хотел иметь братика или сестричку? — поинтересовалась Таня, но дочь мрачно покачала головой, всем своим видом показывая, что ее не устраивает ни один из предложенных вариантов.

Теперь настал Танин черед спрашивать:

— Почему?

— Чтобы ты была все время с Игорем? А на других детей у тебя времени не будет, — протянула Надя.

— Ах, ты, бедное «другое» дитя, совсем ее забросили, никто внимания не обращает! — Смеясь, Таня начала ее тискать, — Хочешь, чтобы я только тобой занималась, жадина-говядина? Так и согласна, ведь я без тебя жить не могу! Ну а если у нас появится еще малыш, разве он нам с тобой помешает? Ты уже большая, будешь мне помогать, чтобы твой братик… или сестричка, вырос таким же хорошим, как ты. Ты же мне поможешь, да?

Надя кивнула. Теперь, кажется, ее все устраивало, и Таня могла позволить себе вздохнуть с облегчением.

Во всяком случае, ей удалось уложить девочку спать…

Утром, перед тем как пойти на работу, Таня опять отвела Надю к Рыбкиным.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — уже перед самой дверью их квартиры вдруг заартачилась девочка.

— Надюш, — Таня присела перед ней на корточки, — мы же с тобой все обсудили. У меня сегодня важный день. Мне надо сдержаться на работе. Маленькая моя, если тебе скучно с бабой Томой, ты скажи — я отведу тебя в хороший детский сад. будешь играть с другими детишками…

— Нет, — вздохнула Надя, — лучше к бабе Томе. Мы с ней будем играть в свадьбу. Будем пирожки печь, песни петь!

— Эх, как я вам завидую, — Таня потянулась к кнопке звонка, — А у меня на работе — если бы ты знала, какая скука. Ужас!

— Ну, все, — передав дочку с рук на руки Тамаре Кирилловне, улыбнулась Разбежкина. — Тетя Томочка, я побежала. Конфет Надюшке много не давайте… Да, а где Нина?

— За полночь вернулась, — проворчала Тамара, — вот и отсыпается. Передумала ехать к тому парню — и правильно.

— К какому парню? — Таня от удивления застыла на пороге.

— А ты не знаешь? Вот Нинка-партизанка. Лучшей подруге ничего не рассказала. У нее же такие события, Тань! — У Тамары Кирилловны, обожавшей посплетничать, загорелись глаза, — Ну, познакомилась она с каким-то мужиком через этот ваш… Интернет. Писали друг другу письма, а потом он ее к себе позвал. Он в другом городе живет, на Севере где-то. А что, на Севере народ крепкий, — продолжала тетка, не замечая, как Таня напряглась. — И денежный. Ну, она собралась — и в аэропорт, а потом, видно, опомнилась, вернулась. Надо все-таки получше человека узнать, а уж потом лететь через полстраны…

— Так, — Таня положила сумку на тумбочку: видно, придется и сегодня опоздать на работу, — Тетя Тома, разбудите, пожалуйста, эту лягушку-путешественницу!

Вскоре они с Ниной уже стояли на лестнице. Взъерошенная Перепелкина прикуривала одну сигарету от другой, сбивчиво пересказывая подруге вчерашние события.

— Я уже регистрацию ждала — и тут этот звонок…

— Он сам позвонил?

— В том-то и дело… В открытую. Про копии спросил, кому я еще эту кассету давала… А потом говорит про Генку… я точно не скажу, но у меня мороз по коже пошел… И, знаешь, так ласково, как про букашку какую-то… — У Нины задрожали губы, а взгляд заметался. — Ну, я сумку подхватила, какой уж тут самолет, мимо жизни бы не пролететь… Ловлю машину — и скорее к Генке, — Она бросила сигарету на пол и принялась сосредоточенно затаптывать тлеющий огонек.

— Ну! — требовательно произнесла Таня, понимая, что самого страшного еще не услышала.

— Опоздала. Убили Генку… — выдохнула Перепелкина, — Ночью, когда все увидела, думала в милицию пойти. Ну, вроде как все расскажу про кассету. Но они же сразу подумают, что мы все это с самого начала крутили вместе!

— Кто «мы»? И что «крутили»? — Тане тошно было на нее смотреть: предупреждала же, уговаривала, объясняла, что добром вся эта борьба за правду не кончится, — так нет, этой непременно нужно было развести самодеятельность!

— Да мы с Генкой! Сначала, типа, были заодно, когда из Баринова денежку хотели вытрясти, а потом не поделили деньги — и я его пришила.

— Да, — согласилась Разбежкина, — так и подумают.

— Ну вот, — обреченно вздохнула Нина. — Поэтому никуда я вчера не пошла, решила, что утро вечера мудренее. Полночи промаялась, только заснула, тетя Тамара будит: «Вставай, Таня зовет». Веришь, Тань, я боялась тебе на глаза показаться… — покаянно проговорила она.

— Да я-то тебе верю, но ведь сейчас не о том разговор. Сейчас надо ситуацию исправлять. Вопрос только в том — как. Есть какие-то мысли?

— Пока никаких. Да еще Димка трясется, как осиновый лист… Еле-еле вчера в чувство его привела, — отозвалась Перепелкина.

— А Димка здесь при чем? — ахнула Таня.

— Да понимаешь, мне же из аэропорта ехать — когда доберусь! — затараторила Нина. — Ну, я Димке позвонила, мол, сходи, посмотри, что там. В общем, Димка на Генку и наткнулся… в смысле, на труп.

— Ну, ты наделала дел, — потрясенно протянула Разбежкина. Все оказалось даже хуже, чем она себе представляла сначала, — Мало тебе, что сама влезла в эту историю по самые… так еще и Димку подставила. Я ведь тебя просила не соваться. Что ж ты… — Злые слова застыли у нее на губах — уж слишком несчастной выглядела Нина. Да и какой смысл теперь устраивать ей выговоры? Все равно уже ничего не исправишь! — Да, накрутила ты клубок, народная мстительница. И что теперь делать-то?… Ладно, хватит рыдать. Как ты знаешь, Москва слезам все равно не верит… Пошли, попробую что-нибудь придумать!

Если Таня наивно полагала, что их вчерашний разговор с Надей завершился полной капитуляцией дочери и та смирилась с тем, что больше не должна видеться со своим любимым Сережей, то это было большой ошибкой. Несмотря на весьма нежный возраст, Надя не привыкла отступать от намеченных планов, что бы и кто ей ни говорил.

Баба Тома доставала из духовки противень с печеньем:

— Видишь, — улыбалась она, — двадцать минут — и наше печенье готово. А с пирожками мы бы с тобой знаешь сколько провозились? И не успели бы поиграть!

— Нам некогда играть, а то мама обидится, — озабоченно произнесла девочка.

— А с чего это мама на нас обидится? — удивилась Тамара Кирилловна, откусывая кусочек горячего печенья.

— А если не успеем в больницу к Сереже? Вот, отвезем ему нашего печенья… и давай скажем ему, что оно волшебное: кто его съест — тот сразу болеть не будет! — объяснила Надя.

Тамара даже перестала жевать:

— Надюш, а чего это нам к Сереже ехать? Давай лучше принеси сюда куклу, мы для нее устроим угощение. Наше печенье ей очень понравится.

— А Сереже еще больше понравится, — упорно гнула свое девочка. — Он знаешь как обрадуется! Он всегда радуется, когда меня видит. У мамы времени никогда нет, вот она и хотела, чтобы мы съездили, — продолжала она сочинять на ходу, но весьма убедительно.

— А мне что-то ни словечка про это не сказала, — подозрительно заметила Тамара Кирилловна, вроде бы и чувствуя, что здесь что-то не так, но в чем именно подвох, не вполне понимая.

— Забыла, наверное, — развела Надя руками. — У нее работы знаешь сколько.

— Ох, Надюша, вот ведь… Даже не знаю. Маме надо позвонить, спросить… — все еще сомневалась Тамара.

— Да мама сама хотела к нему со мной поехать, только ей некогда. А Сережа так печенье любит, — дожимала Надя.

— Ну ладно, — сдалась баба Тома, — давай навестим болящего. Все-таки он нам теперь почти родня. Только надо еще чего-нибудь собрать, нельзя же только печенье везти…

Открыв холодильник и раздумывая, чего бы такого привезти Сергею, Тамара Кирилловна не видела, как торжествующая улыбка озарила личико ее весьма сообразительной и, главное, знающей, как добиваться от взрослых своего, внучатой племянницы.

Миша в это время, сидя в больнице рядом с братом, пересказывал ему события вчерашней исторической встречи с семейством Рыбкиных:

— Ты бы получил удовольствие, отвечаю. Не знаю, насколько весело у вас на рублевских тусовках, но что с Рыбкиными не соскучишься — гарантия на все двести!

— Что ты мне тыкаешь рублевскими тусовками? — недовольно поморщившись, проворчал Сергей. — Знаешь ведь, негодяй, что я на них почти не бывал. Давай лучше про Катю.

— Катя — замечательная! — оживился Михаил, — Ты удивишься, когда ее увидишь, она так изменилась. И знаешь, что меня больше всего удивляет? Она вдруг стала… какая-то мудрая. Ну, в смысле… В общем, ты же знаешь, Рыбкины, они люди непредсказуемые, а Катя… удивительно, в этом простом, как валенок, семействе выросла такая… ну, как минимум, принцесса.

— У, братец, — улыбнулся Сергей, — сразу видно — влюблен. Миш, да мне, знаешь, чего хватило бы знать про твою Катю? Что — она — тебя — любит. Ведь ты и сам парнишка ничего… в смысле, бывают еще хуже.

— Серега, как же хорошо, когда ты так говоришь, — обрадовался младший брат, счастливый уже тем, что тот вообще говорит и общается с ним. — А знаешь, мне вчера Рыбкины, можно сказать, в любви объяснились. Правда! Даже Катин отец.

— И что, Виктор даже с нравоучениями не лез?

— Нет, — возразил Миша, — он песни пел. Свои. И очень даже неплохие. Удивил я тебя? Он и слова, и музыку — сам написал. И вообще, они все такие классные!

Тут-то в палате и появились Тамара Кирилловна с Надей. Старшая Рыбкина немедленно принялась выставлять на тумбочку возле постели Сергея многочисленные припасы:

— Ты слушай меня! Фрукты и витамины, конечно, это важно, но пусть врачи их сами едят, а тебе сейчас нужны углеводы и белок. Сырнички мягкие — это углеводы. В следующий раз принесу свои фирменные котлетки.

— А это печенье волшебное, я сама его пекла, — внесла свою лепту сияющая Надя, не сводя с Сергея влюбленных глаз.

— Да что ты? Тогда обязательно съем. Всю тарелку. Даже вместе с тарелкой!

— Родственникам оставь… хотя бы крошечки, — проворчал Миша.

— Правильно, — подхватил Сергей, — все самое ценное — больным и детям! Надюшка, иди сюда! Будем вместе лопать.

— Хорошо, что ты проснулся, — залезая к нему на кровать, заговорила девочка, — Я так рада!

— А я так рад, что ты рада! Спасибо, что пришла.

— Да, — серьезно кивнула Надя, — Надо попрощаться. Мама сказала, что мы больше не будем к тебе ходить.

— Почему?

— Ну, потому что у тебя и у твоей жены скоро будет маленький, и мы вам будем мешать, — объяснила Надя.

— Какой маленький?…

— Ну, я не знаю… Мама сказала, что они разные бывают. Бывают большие, а бывают вот такие… как мой заяц.

— Надюша, я не понимаю, о чем ты говоришь, — Сергей растерялся так, что просто не находил слов.

Собственно, Надю не требовалось убеждать в том, что с мозговой деятельностью у взрослых — не очень, а этот еще и больной, поэтому соображает особенно скверно. Придется объяснять спокойно и терпеливо, пока не дойдет.

— У тебя и у твоей жены будет ребенок. Маленький — их просто так называют, потому что они, когда родятся, небольшого размера, — начала Надя.

Сергей выронил печенье изо рта, уставившись на нее в полнейшем изумлении. И такими же расширенными глазами — на вошедшую в палату жену.

— Ты… ты… Я же просила… — Баринова, в свою очередь, видела сейчас только Мишу Никифорова.

Ведь надо же так! Не успела вчера обрадоваться, что муж, наконец, пришел в себя — и пожалуйста: этот гаденыш, младший братец, немедленно подсуетился, влез со своим докладом! А. чем еще можно объяснить то, как Сережа смотрит на этого разбежкинского выродка?!

— Значит, все-таки рассказал. Ну и что, лучше стало? — Баринова готова была разрыдаться от ненависти и бессилия, — Эх, ты, вершитель судеб… Ты сначала в своей жизни разберись, а потом к другим лезь. Я бы таких борцов за правду…

— Хватит, — резко велел жене Сергей. — Успокойся, — до него первого дошло, что Татьяна имеет в виду и почему она так набросилась на совершенно обескураженного Мишку. — Я все узнал еще до аварии.

Вместо того чтобы немедленно увести Надю, Тамара Кирилловна превратилась в воплощенное любопытство: да она бы ни за что не пропустила такую сцену! Ее любимые сериалы просто меркли по сравнению с реальностью!

— Ты что, хочешь сказать… — растерялась Баринова.

— Надюша, — наконец, опомнилась баба Тома, — нам пора. Дядя Сережа хочет спать. Лучшее лекарство для больного — это что? Правильно, здоровый сон.

— Даже поговорить не успели, — обиженно протянула Надя, не до конца убежденная в том, все ли Сережа понял относительно секретов деторождения.

— Надя, — заверил ее Никифоров, — мы с тобой успеем наговориться, тебе еще надоест. В следующий раз мы с тобой будем болтать хоть целый день

— А ты мне нарисуешь что-нибудь смешное?

— Все, что захочешь.

Надя в ответ крепко обняла его за шею. Ладно, Сережа, может, пороху и не выдумает, зато колобки у него получаются самые лучшие на свете!

— Ну, выздоравливай, — кивнула Тамара, уводя девочку.

— Миш, — попросил Сергей брата, — можешь выйти на пару минут? Нам поговорить надо.

— Господи, ну почему люди вечно лезут в чужие дела? — никак не могла уняться Баринова, провожая Михаила уничижительным взглядом. — Я так и знала, что он проболтается. У тебя не брат, а решето, ничего не может в себе держать. А ты, наверное, рад. Ну, признайся, рад ведь? Она тебя еще папой не называет?!

— А вот это тебя не касается, — бросил Сергей.

— Господи, неужели ты поверил? — гневно заговорила Татьяна. — Да это письмо гроша ломаного не стоит, мы его с Разбежкиной в свое время, можно сказать, на пару придумывали. А ты и уши развесил!..

— Давай-ка лучше поговорим о тебе, дорогая женушка, — нехорошо усмехнувшись, сменил Сергей тему. — Расскажи, что за ерунду ты придумала?

— Ты о чем? — растерялась Баринова.

— Да о твоей беременности. Между прочим, я ни на секунду не поверил в то, что это правда!

— Я тебя никогда не обманывала, — отчеканила Баринова. — Странный ты человек. Иногда вроде бы добрый, великодушный, а иногда такой… жестокий. Даже не знаю, почему? Каким-то сплетням веришь, а своей жене — нет. Ладно, ко мне ты относишься плохо, но наш ребенок чем виноват?

— Знаешь, я никогда тебя особо не понимал, а уж теперь… вообще не врубаюсь: зачем тебе все это нужно? Думаешь, выбьешь какую-то отсрочку? Тань, все давно уже решено, и ничего не изменить. Между нами никогда ничего не было, нет и точно не будет.

У Бариновой снова полились слезы. Сергей хотел сказать по этому поводу что-то язвительное, но тут в палату вошел врач. Увидев Татьяну, он встревоженно спросил:

— Что с вами?

— Доктор, — пояснил Никифоров, — это показательное выступление.

— Сергей, как вам не стыдно? Я просил вашу супругу пока вам ничего не говорить, чтобы не волновать. Но ей сейчас волнения тоже ни к чему, — возмутился врач.

— Беременную — конечно, волновать нельзя, — согласился Никифоров. — Но какое это имеет отношение к нашему тяжелому клиническому случаю?

Татьяна молча встала, вынула из сумочки справку, накануне полученную в женской консультации, бросила ее па кровать Сергея и пошла к двери.

— Бред все это. Полная чепуха, — говорил Сергей брату немногим позже, показывая оставленную Бариновой бумажку, — Какая разница, где она эту дурацкую справку раздобыла! Купила… сама сделала. Придумала беременность, а через два-три месяца скажет, что был выкидыш, и все вокруг будут виноваты. А уж я — в первую очередь: недоглядел, был недостаточно внимателен. И снова: она — жертва, я должен ее жалеть. Вот скажи мне как психолог, что делать?

— А что я могу посоветовать? — пожал Миша плечами. — Разорви паутину, вырвись в нормальный, реальный мир.

— А он — еще хуже, чем этот страшный сон с Бариновой, — вздохнул Сергей, — Миш, а где письмо?

— Извини, помялось немного, — отозвался брат, извлекая письмо из кармана, — Я его уже столько дней ношу, все никак не мог дождаться момента.

— В принципе, теперь его и читать необязательно, и так все известно, — проговорил Сергей, разглядывая этот роковой документ, — Ладно, Миш, ты иди. Хватай свою Катю обеими руками и держи что есть сил. А то станешь потом локти кусать, да поздно…

Дочитав письмо, Никифоров отложил его в сторону и взял справку, которую ему оставила Баринова. Подумав, он открыл мобильный телефон и начал набирать номер.

Его жена в это время, сидя в машине, безутешно рыдала, шепча только одно слово:

— Ненавижу, ненавижу…

Но тут раздался звонок. Татьяна ответила.

— Тань, — произнес ее муж, — Знаешь, когда ты уехала, я… в общем, я принял важное решение. Вернись, пожалуйста. Мы с тобой должны поговорить. Алло, Таня, ты меня слышишь? Алло, алло?

Она поспешно вытерла слезы, завела мотор и вскоре уже вновь входила в палату к Сергею.

— Привет, — совсем иным, чем прежде, тоном сказал Никифоров. — Спасибо, что вернулась. Только давай поговорим спокойно, без нервов. Таня, я долго думал… Мы уже несколько лет вместе, — он с трудом подбирал слова. — Я знаю, как ты ко мне относишься… и благодарен тебе за это… Тань, мне очень тяжело все это говорить…

— Давай уж, добивай скорей, не томи, — не выдержала она.

— Ты знаешь, что я люблю другую женщину. И ничего с этим не поделать.

— Зачем ты тогда просил меня приехать? — с горечью спросила Татьяна, — Я ехала к тебе с такой надеждой…

— Я не хочу тебя обманывать… но, если ты сможешь смириться, то ради ребенка я готов… Я не хочу, чтобы он страдал, еще не родившись.

— Господи, — выдохнула Баринова, услышав эти слова, — какая же я счастливая, даже страшно… — Она присела рядом с Сергеем и положила голову ему на грудь.

— Теперь-то чего боишься? — улыбнулся он, впрочем, совсем невесело.

— Что нам помешают, — отозвалась Татьяна и как в воду смотрела: дверь палаты снова открылась, и вошла Таня.

— Извините, что помешала, — страшно смутившись при виде такой почти интимной сцены, проговорила она, — но… Сереж, мне с тобой поговорить надо по важному делу. Это касается Нины. У нее серьезные проблемы.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, кроме своей жены, — отрезал Никифоров, за руку удерживая попытавшуюся встать Баринову с такой силой, что той стало больно. — Моя единственная забота сейчас — забыть все, что было, как страшный сон. Я жду не дождусь того дня, когда выпишусь из этой чертовой больницы, чтобы навсегда уехать с женой подальше отсюда. Так что оставь меня в покое. А я не буду тревожить тебя. Ты ведь сама этого хотела!

Таня повернулась и молча пошла к выходу.

Олег Эдуардович собирался на службу, и Туся подавала ему пиджак.

— Я вот думаю: а если большую комнату для гостей переделать в детскую? Там и солнца много, и просторно, — делился с ней своими планами Баринов. — Надо будет дизайнера пригласить, пусть сделает по уму.

— Да погоди ты деятельность разводить, — проворчала Туся.

— А чего годить-то? Что, в спешке лучше? Чтобы потом сдать объект с недоделками? Нет уж, для себя строим. Я уж и не думал, что дождусь такого счастья, а вот ведь… — Он довольно покачал головой.

— Да уж, дождался. Привалило счастье, — пробормотала Туся, стоило хозяину выйти из дома. Она не верила ни одному слову Татьяны относительно ребенка, которого та якобы носит, и имела все основания для того, чтобы оставаться при своем мнении.

Тут раздался звонок телефона.

— На радостях голову дома забыл? — спросила в трубку домработница, уверенная, что это снова Баринов.

— Моя фамилия Хомский, — ответили ей, — Я следователь прокуратуры.

У Туси дрогнуло сердце.

— Откуда я знаю, что вы из прокуратуры, может, вы какой-нибудь… — начала она.

— А вы меня впустите, я удостоверение предъявлю.

— На кой мне ваше удостоверение! Да и хозяина нет. Только что уехал, — недовольно сообщила Туся.

— Я знаю. Но господин Баринов мне пока не нужен. Мне нужна Наталья Федоровна Гудкова.

Такого поворота Туся ожидала в последнюю очередь. Однако дверь все-таки открыла, впуская незваного гостя в дом.

— Наталья Федоровна Гудкова — это вы? — уточнил Хомский.

— Я. Ну, садитесь, раз пришли.

Сама она осталась стоять, враждебно разглядывая солидного мужчину средних лет, с заметными залысинами и тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз.

— Наталья Федоровна, вы, если не ошибаюсь, в этом доме домработница? Ну, или экономка, прислуга…

— Я здесь никому не прислуживаю, — с достоинством отозвалась Туся.

— Значит, вы чья-то родственница? — предположил Хомский.

— Да я им родней всех родственников. Что, не верите? Я в этой семье уже столько лет, что и сама со счета сбилась!

— Очень хорошо, — кивнул следователь, — Значит, вы давно знаете господина Баринова.

— Можно сказать, всю жизнь, — согласилась Туся, все-таки усаживаясь в кресло напротив него.

— Замечательно. Значит, вам известно о его, так сказать, не основной деятельности.

— Чего? А попроще можно? Если вы насчет дома, то зря: здесь все, до последнего кирпичика, сделано по-честному, все бумажки имеются.

— Кто б сомневался, — хмыкнул следователь.

— Вы Олега не знаете, а говорите, — женщина обиженно поджала губы.

— Наталья Федоровна, — миролюбиво проговорил Хомский, — во-первых, господина Баринова мы немножко знаем, а во-вторых, я надеялся с вашей помощью узнать его еще лучше. Кто же расскажет об Олеге Эдуардовиче лучше и точнее, чем вы, многолетний, можно сказать, член семьи, правда?

— Это смотря какая правда, — заметила Туся. — А вообще, вам с самим Олегом лучше поговорить.

— Да с ним поговорят, — заверил ее следователь, — когда придет время, как же без этого. В другом месте поговорят, а я только хотел довести до вашего сведения, что против Баринова Олега Эдуардовича возбуждено уголовное дело. А вы проходите по нему свидетелем. — Он выдержал многозначительную паузу, давая Тусе возможность оценить всю серьезность ситуации, — Баринова обвиняют по серьезным статьям, и если его вина будет доказана, то все это, — Хомский внимательно оглядел гостиную, — и не только эго, будет обращено в доход государства. Попросту говоря, у вас это изымут.

— А всех нас, значит, на улицу? — уточнила Туся.

— Хорошо, если на улицу. Кое-кому государство жилье на несколько лет обеспечит. Мне почему-то за вас очень обидно: столько лет вы на них пахали… и остаться у разбитого корыта?

— Вы что, — медленно и гневно проговорила Туся, — думаете, я на Олега стучать буду? Да никогда, лучше язык откушу и выплюну!

— Я не прошу доносить на него, просто кое-что нам объясните, — произнес Хомский.

— Зря хлопочете, — предупредила женщина, — в этом доме таких не найдете!

— Как знать, как знать… — протянул следователь, — Может, уже нашли. Знаете, как бывает: кое-кто напишет заявление, а наше дело подневольное, приходится разбираться. Может, для вас Баринов — святой человек, а вдруг найдется кто-нибудь, кто так не считает? Ну, мало ли, что-то не поделили…

— Ах, — дошло до Туей, — метелка ты испанская!..

— Ну так что, Наталья Федоровна? Будем работать? — неуверенно спросил Хомский, уже, впрочем, понимая, что ни угрозами, ни посулами из его собеседницы не удастся вытянуть ни слова против Баринова.

— Так работайте, я вам разве мешаю? Это вы мне ничего делать не даете. Так весь дом грязью зарастет, — издевательски продолжала она. — Я-то всю жизнь с грязью борюсь. А в ваших делишках никогда не участвовала — и участвовать не собираюсь.

— В наших делишках? Странное у вас отношение к закону, я бы даже сказал, враждебное, — вздохнул Хомский, поднимаясь и закрывая свою папку, — Жаль. Я надеялся, что мы с вами поймем друг друга.

— А я вас поняла, — сообщила Туся.

— Да? Значит, вам повезло больше, чем мне. Ну, до свидания, Наталья Федоровна, и это свидание состоится довольно скоро. О его времени вас известят, а вот место встречи — изменить нельзя. И все же подумайте над моим предложением. Мы их не всем делаем, далеко на всем, — Он достал визитку и положил на стол, — Вот мой телефон, если надумаете. Провожать не надо.

Стоило ему удалиться, как Туся взяла оставленную им визитку и разорвала ее на множество мелких клочков. Хотела было присесть, но пришлось снова подойти к телефону.

— Привет, узнала? Это Яна! — услышала она веселый голос ненавистной хозяйки. — Представляю, как вы все обзавидуетесь, когда увидите мое лицо двадцатилетней девушки! Туся, это не курс омоложения, это какое-то волшебство! Ну ладно, как там у вас дела? Соскучились по мне?

— Ага, как собака по палке, — с неприкрытой ненавистью ответила Туся: окажись Яна прямо сейчас в зоне ее досягаемости, той пришлось бы после этой встречи не курс омоложения проходить, а делать пластическую операцию, и, возможно, не одну. — Особенно я — жду не дождусь, когда же ты нас снова обрадуешь своим появлением!

— А чего ты злишься? Случилось что-нибудь? — Разумеется, Яна отлично знала, что Туся ее не слишком жалует, но сегодня тон домработницы был и вовсе каким-то непримиримым.

— Да ну, когда это у нас что случалось?! — воскликнула Туся, дрожа от ярости. — У нас все так хорошо, что не нарадуемся: дочь твоя — помнишь такую? — так вот, муж ее только что в себя пришел, в аварии пострадал… А твоего мужа скоро в тюрьму упрятать могут. Ну как, не постарела?

— Какая еще тюрьма? Ты о чем?

— Хватит придуриваться! — взорвалась Туся, — Тебе уж точно известно, что за тюрьма и кому за то спасибо сказать! Вот что, кукушка: ты бы лучше омолаживалась и дальше… со своим косметологом. А заявишься сюда — я тебя метлой поганой вместе с мусором вымету, ведьма! — Она в сердцах швырнула трубку на рычаг и тяжело опустилась в кресло.

Вадим Горин, проводив Галю после встречи в своем кабинете с соучредителем фонда помощи детским домам, пребывал в задумчивости. Надо же, удивлялся он, какая она все-таки неординарная натура! И ведь сколько лет знакомы, а он, Вадим, так долго воспринимал Галю Рыбкину как некое недоразумение, не больше. Некрасивая, недалекая, вечно в каких-то нелепых фантазиях, имеющих весьма смутное отношение к действительности… А ведь у нее золотое сердце. Такой человек никогда не предаст и не подставит. Вот теперь у Гали появилась новая цель в жизни. Встретила случайно на улице грязную девчонку — бродяжку, попрошайку, и только о ней и думает. О ней — и тысячах других таких же несчастных бездомных детях, которым несть числа по всей России. Даже предложила организовать мобильные группы в рамках деятельности фонда по выявлению этих никем не учтенных жертв нынешней «демократии». Вот в чем дело: пока остальные только языком горазды трепать, Галя предлагает вполне реальные решения, она готова действовать. Только, может, все-таки зря она так уж зациклилась именно на этой конкретной бродяжке, как там ее, Саша, что ли?…

Ладно, бездомные дети — это, конечно, печально, однако есть и другие вопросы, требующие решения. Горин вошел в Танин кабинет, глядя в папку:

— Таня, посмотри, пожалуйста…

И только тут, подняв глаза, увидел на месте Разбежкиной Игоря.

— Я за нее, — улыбнулся Гонсалес. — Таня все еще не оправилась после аварии — нервничает, и головные боли мучают. Какие-то проблемы?

— А что же мне ничего не сказала? М-да, хорошенькая дисциплина: приходят — уходят, когда хотят… — проворчал Вадим, — Секретари меняются — привыкнуть не успеешь. Так от нашей фирмы камня на камне не останется.

— Хочешь, чтобы она тебе каждый день о своих заботах напоминала? Сам понимаешь, и авария — стресс, а тут еще свадьба на носу. А женщины к таким формальностям относятся куда серьезней, чем мы, — заметил Игорь.

— Не говори об этом инвалиду семейного фронта, — делано простонал Вадим.

— Если честно, — серьезно продолжал Гонсалес, — я бы хотел и после свадьбы Танюшку не очень загружать, некоторое время. Всю ее нагрузку возьму на себя.

— А не крякнешь? — усомнился Горин. — Ну, сами решайте. Значит, Тани сегодня не будет?

— Да я ее еле-еле уговорил поехать домой.

— Ну и правильно сделал, хороших сотрудников надо беречь, — одобрил Вадим. — Мне она, правда, позарез нужна…

— А в чем вопрос? Может, я помогу? — немедленно вызвался Игорь.

— Ладно, не к спеху, — отмахнулся Горин и убрался восвояси.

А Гонсалес, вновь повернувшись к монитору и внимательно читая весьма конфиденциальные документы, хранящиеся на Танином компьютере, задумчиво проговорил:

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать уже сегодня.

Разумеется, Нина и Таня были кругом правы, полагая, что основной подозреваемой по делу об убийстве Геннадия Перепелкина станет его бывшая жена. И теперь Нина сидела в кабинете следователя Костенко, сама не своя от страха.

— Давайте подробнее про вашу судимость. Слушаю вас.

— А что рассказывать? Вы и сами все знаете, — сказала Нина, опуская глаза.

— Знаю, — кивнул Костенко. — Из-за него же и сидели. Покалечили бедолагу… А вот признайтесь без протокола: небось хотелось его «совсем»?

— Ничего не хотелось, — Нина просто не знала, что тут еще можно сказать. — Вы все… передергиваете.

— Это в чем же? Вот недавно вы встречались с Геннадием в кафе — тоже неправда?

— Не встречались, а случайно встретились. И что? Я и не отрицаю, но это совсем не имеет отношения…

— Теперь все ко всему имеет отношение, — жестко перебил следователь. — Вы не будете отрицать, что во время той встречи между вами произошел конфликт?

— Да ну, уж сразу и конфликт! Просто… Генка вдруг с чего-то приревновал меня к моему… так, есть там один, знакомый, — окончательно смешалась Нина.

— Приревновал? — неизвестно чему обрадовался следователь. — А разве ваши супружеские отношения продолжались?

— В разводе мы — сразу после суда и развелись, — отозвалась Перепелкина. — Так ему это по барабану было. Увидел с другим… со знакомым — и все…

— А чего это вы своего нового кавалера называете «знакомым»? — улыбнулся Костенко.

— Да какой он мне кавалер? Я его настолько старше… И в кафе никакого конфликта не было.

— А вот друг Геннадия, который был с ним тогда, совсем в другом свете вашу встречу описывает. Как вы думаете, кому я поверю? — задал Костенко риторический вопрос.

— Да уж не мне, конечно, хоть я тут соловьем заливайся, — горько вздохнула Перепелкина.

— Не надо соловьем. Вы мне правду скажите, и все. Это вы убили своего бывшего мужа? Где вы были семнадцатого числа с двадцати одного до двадцати четырех часов?

- Іде была? — Нине хотелось представить наиболее убедительное алиби. — Сначала в аэропорту, потом в такси ехала. Таксист еще такой тормоз попался — думала, не доедем никогда. Он меня психованной назвал. Короче, ругались с ним всю дорогу.

— Из-за чего ругались? — зацепился за эти слова Костенко.

— Да это к делу не имеет… странно, как такой малахольный может в Москве таксистом работать? Как его еще не пристукнули?! — не удержалась Нина.

— Да, повезло ему, — съязвил следователь, — на вас не попадал. А то вы бы его живенько оформили, опыт имеется.

— Вот контора: если у человека судимость, значит, можно на него что угодно повесить? — возмутилась Нина. — За здорово живешь?

— Ладно, — посерьезнел Костенко, — Нина Степановна, вы не волнуйтесь, никто на вас лишнего вешать не собирается. Вообще, — доверительно сообщил он, — судя по отзывам соседей, покойник был редкий засранец.

— А это не вам судить, — обиделась Нина. — Он, между прочим, муж мой… хотя и бывший.

— Ну, какой бы он ни был, а убийцу все равно искать надо. Таксиста вашего мы проверим. А Гена… Может, знаете, с кем у него были трения? Кому он мог помешать?

Нина в ответ только плечами пожала.

— Видели там одного парнишку, — продолжал Костенко, внимательно следя за ее реакцией, — Бабка-соседка в глазок разглядела. Щупловатый такой, шевелюра интересная. Никого не напоминает?

— Хороши приметы, — Нине чудом удавалось держать себя в руках, — Таких — пол-Москвы. И что же вы меня тогда маринуете? Если мужик…

— Как зашел он к вашему Геннадию, она не видела, а как вышел… Говорит, глаза бешеные, испуганные. Понимаете?

— Что я должна понимать?

— А то, что этот парень, скорее всего, — не наш клиент, разве что свидетель. Кто-то до него уже управился. Или в первый раз на мокрое дело пошел. А с чего это вдруг он мог пойти на такое? — рассуждал следователь вслух, — Как сказал мудрец, ищите женщину. Вот, допустим, эта неизвестная женщина звонит ему и говорит: милый, дорогой, спаси меня. И этот верный рыцарь летит, как говорится, на крыльях любви — и делает своему сопернику дырку в голове… Нина Степановна, что с вами?

— Что? А, да так… Янку вспомнила, — объяснила Перепелкина причину ручьями полившихся у нее по щекам слез.

Собственно, Ника ожидала самого худшего и не очень рассчитывала на то, что после допроса ее отпустят, а не арестуют прямо в кабинете следователя. Но ей повезло: взяв с Перепел-киной подписку о невыезде, Костенко позволил ей уйти, и Нина немедленно отправилась к Тане — единственному человеку, с которым можно было посоветоваться о том, что делать дальше.

Что же касается Тани, она полдня занималась оформлением липового свидетельства о рождении дочери. Вариант, предложенный Игорем, показался ей оптимальным. А как иначе избавиться от притязаний Сергея на отцовство? Как уберечь Надю от подобных жизненных перипетий?

Подходя к дому, она увидела сидевшую на скамейке Нину.

— Таня, а я тебя тут жду не дождусь! — бросилась к ней Перепелкина.

— Нин, ты что? — испугалась Таня. — На тебе лица нет!

— Да чего уж там лица, скоро вообще без башки могу остаться. Тань, мне так страшно, как никогда еще не было. Даже на зоне… Прямо не знаю, как рассказать… — сбивчиво заговорила Перепелкина.

— Как дурацких дел наворочать — ты первая, а как объяснить — дар речи потеряла? — жестко спросила Таня. — Ладно, пойдем в дом, там и поговорим.

— Нет, — отказалась Нина, — мы должны поговорить наедине. И чтоб нас совсем никто не видел, а то и тебя к этому приплетут…

— Конспиратор. Дошло, наконец? — вздохнула Разбежкина, — Не прошло и года…

— Тань, мне страшно, — повторила Перепелкина, опускаясь на скамейку и закрывая лицо руками, — Следователь сначала намекал, а потом прямо сказал — первый раз не удалось мужа на тот свет отправить, так теперь…

— Что ему еще известно? — перебила Таня, усаживаясь рядом и обнимая подругу за плечи.

— Ну, говорил про тот скандал, когда Генка с каким-то алкашом на Димку наехали… Им этот приятель Генкин показания дал… Ну, типа она с хахалем Генку и замочила… то есть мы с Димкой. Я ему рассказала, что в аэропорту была, и про таксиста, который меня вез. Он говорит — найдем, проверим…

— Ну и хорошо, у тебя алиби будет, — заметила Таня.

— Ага, алиби! Таксист меня прямо к Генкиному подъезду привез. Он и Димку наверняка видел. И не только он. Соседка кого-то углядела в глазок. По описанию — точно Дима. Так что оба мы теперь в ловушке.

— Черт меня дернул рассказать тебе про эту кассету, — с досадой проговорила Разбежкина, — Если всплывет информация о ней…

— Тогда, — подхватила Нина, — это не только нам с Димкой приговор, но и ты окажешься замазанной. Жаль, что Сергей в больнице, он головастый, могли бы вместе подумать.

— Нет, Нин, Сергей нам сейчас не поможет, — возразила Таня, — Я вот попыталась с ним поговорить, а он меня выгнал, даже слушать не стал. То ли он после аварии изменился… не в лучшую сторону, то ли его Баринова так настроила… Ладно, я знаю, кому на нас сейчас будет не наплевать. Пойдем, — она решительно встала и повела совсем сникшую Перепелкину к себе домой.

— Ну, будем чай пить? — весело предложил Игорь, входя в кухню и увидев Таню с подругой. — Впрочем, судя по вашим лицам, надо что-то покрепче.

— Слушай, Игорь, тут такое дело, — начала Таня. — В общем, у Нины проблемы, и ей нужна помощь. Рассказывай, — велела она подруге.

Татьяна Баринова примчалась домой из больницы, где ей сказали, что Сергея вот-вот выпишут.

— Может быть, даже завтра разрешат забрать, — возбужденно тараторила она. — Туся, к приезду Сергея все должно сверкать, понимаешь? Стол надо сервировать поярче, пусть у него глаза от белых халатов отдыхают. Врач говорит, Сереже сейчас нужны положительные эмоции…

— Это уж по твоей части, — проворчала домработница.

Внезапно Татьяна пошатнулась и почти упала в кресло.

— Ой, меня эти приступы просто замучили. Голова — как закружится, и тошнит… — проговорила она слабым голосом.

— Точно, и меня — тоже, — вырвалось у Туей, — Тошнит… от твоего вранья! И когда только тебе самой надоест?! Долго еще притворяться будешь? Я твой тест на беременность нашла. Давно уже.

— И что с того? — спросила Баринова, будто не понимая.

— А то: отрицательный он. Танечка, — умоляюще продолжала Туся, — не надо тебе этого! Я же вижу — ты и злишься, и от страха трясешься: вот раскроют обман, вот останусь в дурочках.

— Мне доктор беременность подтвердил и справку с печатью выдал, — по инерции продолжала сопротивляться Татьяна.

— Еще бы не подтвердил! — ничуть не удивилась Туся, — Если тебе надо, ты чего угодно добьешься. А только тем, кто, правда, ребенка ждет, справки да печати не нужны. Таточка, девочка моя дорогая, ты же сама себя в тупик загоняешь. Ну хорошо, сейчас схитрила, Сергей к тебе вернется… — и то не к тебе, а к ребенку. А дальше-то что? Был ребеночек, а потом рассосался? Кому от всего этого хуже станет? Только тебе.

— Туся, — тихо произнесла Баринова, — ты только не говори пока ничего Сергею. Я сама ему скажу, честное слово. Я же понимаю… Только не теперь. Мы с Сережей уедем далеко-далеко, в другую страну. И будем там вдвоем, он и я. И никакой

Разбежкиной, и ничего вот этого. Понимаешь, он ее просто забудет. Для него все это уже будет не важно. И тогда я скажу.

— Забудет он ее, как же, — усомнилась домработница. — Столько лет не забыл, а тут — забудет.

— Ты не понимаешь — теперь ситуация совсем другая! Она же от него ребенка скрывала! Он ее за такое никогда не простит. И вообще, она замуж выходит. Значит, Сергей ей не нужен. А мне нужен…

— Ничего-то ты, девонька, не понимаешь, — горько произнесла Туся, опуская голову.

— Тусь, ты, главное, не вздумай ему сказать. Вообще никому ни слова. Если он сейчас меня бросит… У меня уже не будет другого выхода. Или ты этого добиваешься?! — На глаза Бариновой навернулись слезы.

— Бог с тобой! — Домработница страдала из-за своей любимицы едва ли не больше, чем сама Татьяна. — Я ведь чего боюсь — как бы от твоего обмана…

Она не договорила, потому что в этот момент в гостиную вошел Олег Эдуардович.

— Привет, подружки, — он удивленно уставился в их мрачные лица. — У вас что, заговор? Ну-ка, рассказывайте, что здесь происходит?

— Туся мне опять нотацию читает, — пожаловалась Татьяна.

— А что еще делать? Совсем девчонка слушаться перестала. Я ей говорю: полежи, отдохни, а она все время куда-то усвистать норовит, — отозвалась вторая «подружка», и Татьяна облегченно вздохнула: будет молчать, не выдаст… Никому не выдаст!

— Ты ее еще в угол за это поставь. Танюшка у нас уже взрослая. Скоро меня дедулькой сделает, — он ласково обнял дочь, — Девочка моя золотая!

7

Галя Рыбкина второй день бродила по городу в поисках девочки-бродяжки, с которой познакомилась в подземном переходе возле станции метро. Нет, ну как можно было оказаться такой беспечной, ругала она себя. Ведь ей удалось отобрать ребенка у пьяной бомжихи, для которой Саша побиралась. Привести поесть в кафе… А потом девочке вдруг стало плохо, и она потеряла сознание. Галя отвезла ее в больницу, где выяснилось, что у ребенка проблемы с печенью — к счастью, не гепатит, но все-таки довольно серьезная дисфункция, требующая наблюдения и лечения.

Надо было остаться с ней на ночь, понимала теперь Галина. А так — утром, когда она пришла навестить своего маленького найденыша, оказалось, что девочка попросту сбежала из больницы: она боялась, что ее не отправят в детдом, вот и…

И где ее теперь искать? Москва большая… Даже Вадим проникся Галиной бедой, некоторое время ездил вместе с ней от одной станции метро к другой: все без толку. Неужели она во второй раз потеряла Сашу? Галя была почему-то совершенно уверена, что это та самая девочка, которую она так мечтала удочерить еще четыре года назад. И фамилия у нее та же — Петрова. Ну да, пусть и невеликая редкость, Петровых по России пруд пруди, но это знак, зацепка!

— Ах ты дрянь! — услышала она вдруг пронзительный женский крик. — Ты что делаешь?!

Галина резко обернулась — и у нее радостно дрогнуло сердце. Хотя радоваться, в общем-то, было нечему: маленькая оборванка попыталась украсть кошелек у женщины, покупавшей что-то в ларьке, и та поймала ее за руку. Но этой оборванкой была Саша!

— Очень вас прошу, отпустите девочку, я сама с ней поговорю, — бросилась к ним Галина.

— Явилась не запылилась! Твоя, что ли? — неприязненно спросила женщина, по-прежнему удерживая вырывающуюся Сашу.

— Моя, — твердо ответила Галя.

— У таких детей отнимать нужно! До чего довела ребенка! Сама-то вроде приличная, а девчонка — оборвыш уличный, — принялась возмущаться тетка.

— Извините, — проговорила Галя, — это недоразумение. Скажите, она у вас что-то успела…

— Тогда бы я с тобой не так разговаривала! — проворчала женщина, а потом, оглядев Галю с ног до головы, спросила совсем другим тоном: — Слышь, у вас что, горе какое-то? Может, тебе деньги нужны? Так попросила бы. Что мы — не люди?

— Нет-нет, спасибо вам, — с искренней благодарностью отозвалась Галина, — ничего не нужно. Она больше так не будет. Никогда. Честное слово. Вы нас извините, пожалуйста.

— Я-то извиню, а за ребенком смотреть надо. А то нарожают, а другие — мучайтесь. — Тетка обиделась на то, что ее благородный порыв не был оценен по достоинству. — Сама с ней наплачешься! — крикнула она вслед Гале, уводившей Сашу за руку подальше от прежней невыносимой жизни.

— Сейчас первым делом раздеться и помыться, — говорила она своему найденышу, переступая порог квартиры Рыбкиных, еще ни сном ни духом не ведавших о том, что в их семействе произошло неожиданное пополнение, — Это все мы выкинем, — Галя оглядела Сашины жалкие обноски, — а новую одежду купим завтра…

— А чего, нормальные шмотки! — возразила девчонка, — Мне и так неплохо.

— Чтобы больше подавали — конечно, — грустно улыбнулась Галя. — Только это все в прошлом. Давай-давай, не спорь, раздевайся. Помоешься, а потом будем ужинать…

— Мыться я точно не буду. — Девочка шарахнулась от нее, словно готовая забиться в угол и начать кусаться, если ее не оставят в покое.

— Как это? Вот таким поросенком за стол сядешь и будешь хрюкать? — подняла брови Роля. — Хватит спорить. Давай-ка в ванную.

— Да не буду я мыться, сказала же! — возмущенно заверещала Саша.

На шум и возню, доносившиеся из прихожей, высунулись все присутствующие в доме Рыбкины — оба брата и мать.

— Это что за явление? — изумилась Тамара Кирилловна.

— Это Саша, — спокойно сказала Галя, — Теперь она будет жить у нас. Потому что на улице ребенок жить не должен.

В прихожей повисла гробовая тишина. Похоже, Рыбкины на некоторое время напрочь утратили дар членораздельной речи. Первой пришла в себя Тамара Кирилловна. Пока оба ее сына стояли в полнейшем недоумении, она шагнула к девочке и твердо, не допускающим возражений тоном произнесла:

— Значит, так, Сашок, быстро раздеваться — и в ванную. И без капризов. Знаешь, что я с грязнулями делаю?!

— В дезинфекцию сдаешь? — предположила девочка.

— Ну, вроде того, — кивнула Тамара Кирилловна, — А пока ты будешь мыться, я тебе чего-нибудь приготовлю поесть. Ты что больше любишь?

— Все, — не задумываясь, выпалила Саша.

— Вот бабушка тебя теперь откормит, — удовлетворенно кивнув, пообещала Тамара Кирилловна.

Галя счастливо улыбнулась, а Саша с мрачным видом отправилась мыться.

— Галь, — подошел к сестре Виктор, когда та сосредоточенно перебирала старые Катины одежки в надежде подобрать что-то подходящее для Саши, — мы с Димкой чего-то не поняли. Ты сказала, она у нас жить будет. Это ты что имеешь в виду?

— Что ж тут непонятного? — ровным голосом отозвалась та, не прекращая своего занятия.

— Ну, это… — замялся Виктор, — ты имеешь в виду, пока не найдется…

— Она уже нашлась, — перебила его Галя, — И не пока, а всегда. Пока я здесь живу. Саша — моя доченька.

— Это когда ж ты успела? — присвистнул Дима со своей вечно глумливой ухмылочкой.

— Давно уже хотела ее удочерить, но не получалось. А она в переходах милостыню просит, — Галин голос предательски дрогнул.

— Слышь, Галь, — смерив Диму уничижительным взглядом, осторожно начала Тамара Кирилловна. — А с чего ты взяла, что эта девчонка — та самая? Ведь сколько лет прошло, а дети быстро меняются.

— Я уверена, что это она. И все, — отрезала Галя. — Завтра начну документы собирать.

— Ну да, у нее же документов куча, — снова встрял Дима. — Под каждым кустом — ходи и собирай, как грибы.

— Рот закрой! — осадила его мать, — Ты-то в нормальной семье вырос, и нечего других попрекать, кому не так повезло. А ты, Галь, с этими бумажками еще набегаешься. Ты хоть знаешь, сколько их нужно для усыновления?

— Уж чего-чего, а это я наизусть выучила.

— И будет наша Галя матерью-одиночкой на выданье, — не унимался Дима.

— А вот это — верно, — на сей раз поддержала его Тамара. — Теперь времена-то какие? Женщина с ребенком никому не нужна. Тем более, ребенок — не пойми какой, детдомовский.

— Вот-вот, — кивнул Виктор. — Еще подумают про тебя, что ущербная какая-то, мол, сама родить не может.

— Правда, Галюш, — продолжила мать ему в тон, — сначала бы свою личную жизнь устроила, а потом бы уж…

— Можете думать и говорить все что угодно. Я решила, что удочерю Сашу, хоть вы все тут… — Галин голос сорвался. — А если вы против… Мне от вас ничего не надо, сама справлюсь, — она обращалась вроде бы ко всем, но при этом смотрела только на Тамару Кирилловну, — Могу и с квартиры съехать. Я же понимаю, не очень приятно жить с каким-то найденышем.

— Да ладно, Галь, — примирительно произнес Виктор, — Че со своими-то трагедию ломать?

— Она и обокрасть может, — кусая губы, чтобы не расплакаться, добавила Галя, — ее только этому в жизни и научили…

— А ну перестань. Здесь тебе что, звери живут? — гневно произнесла Тамара Кирилловна.

— И правда, Галь, уж и пошутить нельзя, — проворчал Виктор. — Сразу: «Съеду, съеду»… Ну и куда ты съедешь, дурында? А мы, может, даже рады: вон, какая девчонка бойкая! Сразу видно, наша порода. Она и по виду Рыбкина.

— Вырастим, выкормим и по жизни направим — даже не сомневайся, — уверенно закончила мать. — Вот, — улыбнулась она, — и еще одна внучка у меня появилась…

Сергей, сидя в больничной палате, в последний раз перед выпиской выслушивал указания врача:

— Только уж вы меня не подводите: я пошел вам навстречу, выписываю, но с условием, что будете соблюдать постельный режим. По-хорошему, подержать бы вас еще недельку-другую…

— Доктор, клянусь, — Сергей приложил руку к груди, — дома все будет так же. Я даже за стаканом воды не поднимусь. Более того, я этот стакан сам держать не буду, жену попрошу. Глотать, правда, придется самому…

— Быть под присмотром такой очаровательной сиделки, как ваша жена, — это, скажу вам, большая удача, — улыбнулся врач.

— И она с вами полностью согласится, — кивнул Никифоров, — У меня к вам еще одна просьба: она скоро должна за мной заехать. Чего ей ждать, время терять, пока я переоденусь, пока документы оформят? Честно говоря, хочется поскорее на свободу. Можно мне все бумаги получить прямо сейчас?

— Конечно, это не проблема. Вы только не злоупотребляйте свободой. Это вам не игрушки — надо хотя бы месячишко поберечься. Насчет документов я сейчас распоряжусь… А одежда…

— Одежду мне заранее привезли — то, в чем меня сюда доставили, как говорится, восстановлению не подлежит, — произнес Сергей.

— Слава богу, что самого восстановили. В общем, собирайтесь, сейчас скажу сестричкам, принесут ваши документы.

— Спасибо, доктор. За все, — искренне поблагодарил Никифоров доктора, пожимая ему руку.

Быстро переодевшись и забрав документы, он, не дожидаясь жены, поспешил выскользнуть из больничных стен. У Сергея имелись неотложные дела, никоим образом не допускающие присутствия Татьяны Бариновой.

Оказавшись на улице, он поймал такси и назвал адрес совсем другой Татьяны. И успел вовремя: подъехав к ее дому, Сергей увидел, как Игорь, Таня и Надя выходят из подъезда. Пришлось посидеть в такси, наблюдая за ними и стараясь оставаться незамеченным.

— А где же твоя машина? — спросила Таня Гонсалеса.

Она испытывала неимоверное облегчение после того, как Игорь вчера вечером, выслушав исчерпывающе подробный рассказ Нины, твердо пообещал Перепелкиной решить ее и Димкину проблему. Теперь они с женихом собирались поехать в офис, по пути забросив Надю к Рыбкиным.

— Здесь вчера вечером все уставлено было, так что пришлось подальше припарковаться, — объяснил Игорь, — Вы тут постойте, я сейчас подъеду. Я быстро, Надя даже не успеет до миллиона досчитать.

Таня с Надей подошли к проезжей части, ожидая Гонсалеса. Они стояли так близко от машины, в которой сидел Сергей, что он слышал каждое слово.

— Мам, пойдем на площадку, я пока на качелях покатаюсь, — попросила Надя.

— Нет, Надюш. Игорь сейчас уже подъедет, — покачала головой мать. — Я бабу Тому попрошу, она тебя на площадку отведет. Потом покатаешься.

— Сколько влезет? — уточнила девочка.

— И даже больше, — кивнула Таня, наклоняясь к дочери и целуя ее.

— А мы все вместе у бабы Томы останемся? — спросила Надя.

— Нет, — возразила Таня, — мы с Игорем поедем по делам. Надо же к свадьбе готовиться. Так что ты у бабы Томы без нас поиграешь, а мы вечером за тобой заедем. Идет?

— Не идет, а бежит. У бабы Томы весело! — воскликнула девочка, забираясь в подъехавшую машину Игоря.

По крайней мере теперь Сергей знал, где сможет найти Надюшку…

Он заехал в магазин фототоваров, а потом отправился к дому Рыбкиных.

Девочка со своей бабой Томой собирали одуванчики возле детской площадки, потом Надя, отдав Тамаре букетик, побежала к качелям… Незаметно наблюдая за ней, Сергей сделал несколько фотографий и лишь после этого, глубоко вздохнув, пошел к дочери.

— Сережа! — увидев его, радостно закричала Надя, бросаясь к нему, и Никифоров тут же подхватил ее на руки.

— Здравствуйте, Тамара Кирилловна, — поздоровался он.

— Здравствуй, Сережа, — приветливо улыбнулась та. — Зачем ты ее таскаешь, тебе ж, наверное, нельзя! Тебя что, выписали? Как ты здесь оказался?

— Выписали, — кивнул Сергей, — Сказали: нечего зря место занимать. Вот, решил заехать, поблагодарить все семейство Рыбкиных за заботу.

— Ну да, ну да, — понимающе произнесла Тамара Кирилловна.

— А особенно — за печенье, которое вы с Надей приносили, — добавил он, не сводя глаз с девочки, — Надюша правду сказала: печенье было волшебное, я сразу выздоровел.

— Подержи меня! — Надя принялась забираться по стенке на детской площадке. — А твоя жена не рассердится?

— А почему она должна рассердиться? — спросил Сергей.

— Ну как же? Мама говорит, что, когда жена ждет маленького, муж должен быть всегда рядом с ней. А ты что, не знал?

— Ну, знал, конечно, но чтобы вот так, все время…

— И я раньше не знала. Я даже испугалась, что мама с Игорем захотят родить ребенка, а я останусь одна, — доверительно прошептала она Сергею на ухо.

— Клянусь, ты никогда не будешь одна, — отозвался он, а потом добавил, доставая фотоаппарат: — Вот, смотри, только что купил. Давай с тобой сфотографируемся? Надо попробовать, как работает! Ну, улыбнись. — Отойдя чуть в сторону, Никифоров навел объектив на Надю. — Надюш, может быть, я скоро уеду, и хочу, чтобы у меня была твоя фотография на память. Ты не против?

— Не против, — без намека на улыбку ответила девочка. — А куда уедешь?

— Не знаю еще.

— А когда вернешься?

— Тоже пока не знаю. Я тебе потом все расскажу, ладно? Тамара Кирилловна, сфотографируйте нас вдвоем, пожалуйста!

Тамара с удовольствием принялась щелкать фотоаппаратом, когда Никифоров объяснил ей, как пользоваться этой моделью.

— Ой, чего-то жужжит, — минут через пять озабоченно проговорила она.

— Пленка кончилась, перематывает к началу.

— А я хочу, чтобы мама с нами тоже сфотографировалась! — закричала Надя.'

— В следующий раз, хорошо? — пообещал Никифоров, — А сейчас мне, к сожалению, надо идти. Ну, моя принцесса, не грусти. Договорились?

— Ладно, Надюш, — взяла ее за руку баба Тома, — давай-ка мы с тобой пойдем в магазин. Счастливо тебе, — тепло кивнула она Сергею, а тот даже не смог ответить: комок подступил к горлу…

Приехав забирать мужа из больницы, Татьяна в самом приподнятом расположении духа зашла в палату — и застыла на пороге: Сергея не было. Ничего, кроме нескольких случайно, в спешке, забытых вещей. Очень скоро до Бариновой дошла печальная истина: Сергей уехал, попросту говоря, сбежал, намеренно не дождавшись ее появления. А это могло означать все что угодно. И ни один из возможных вариантов Бариновой не нравился.

Первым делом она позвонила Михаилу, но тот был совершенно не в курсе происходящего. Причем, похоже, и не думал врать — новость о том, что брата нигде нет, а его мобильный не отвечает, обескуражила и встревожила его ничуть не меньше, чем Татьяну.

Значит, Тусина работа, — с ненавистью подумала Баринова. Не удержалась, рассказала, вот Сергей и…

— Молодец, добилась своего! — с порога принялась орать Татьяна, примчавшись домой.

— И чего же я добилась? — растерялась Туся.

— А ты не догадываешься? Совсем-совсем?! Зачем ты сказала Сергею, что я не беременна? — бушевала Баринова.

— Не говорила я ничего! — отрезала Туся, — Я с ним вообще не разговаривала! Жду, когда ты сама, как обещала… А с чего ты взяла, что он знает? Ты с ним говорила?

— Да уж, с ним поговоришь, — всхлипнула Татьяна. — «Абонент временно недоступен»… Он из больницы сбежал. Знал, что я за ним приеду, и сбежал! Зачем ему от меня скрываться, если ты ему ничего не рассказала?!

— А я откуда знаю? — оборвала ее Туся. — Хорошо же ты обо мне думаешь! Чтоб я вот так, исподтишка… Хоть бы подумала — зачем мне ему звонить, если ты его сюда все равно привезла бы? Я бы уж как-нибудь дотерпела, чтоб не по телефону, а прямо в глаза ему сказать! — заявила она, и эти слова убедили Татьяну в ее искренности.

— Верно, — прошептала она. — Прости. Тогда я совсем ничего не понимаю.

— Танюш, ну успокойся, ну что с ним может случиться? — принялась уговаривать ее Туся, гладя по голове, как ребенка.

— Да что угодно, у него голова все время кружится и слабость. Вдруг ему на улице плохо стало? Надо больницы обзвонить, его могли на «скорой» куда угодно отвезти…

— Ты с ум а-то не сходи, — посоветовала Туся, — при нем документы, если что — увидели бы, что он только что из больницы, и туда же отвезли бы.

— Главное, я понять не могу: почему он сбежал от меня именно сейчас… именно сейчас, когда все стало так хорошо, — причитала Баринова. — Только мы размечтались, как начнем все заново… Он сам говорил, что мы уедем, как ребенка нашего ждать будем…

— Так все и будет, — услышала она веселый голос мужа и, вскочив, бросилась к нему, буквально повисла на шее…

— Сереженька, родной, я уж собиралась больницы обзванивать! Как ты мог так поступить? Что случилось? Почему ты сбежал из палаты? Почему ты меня не дождался? И даже записки не оставил… Как ты себя чувствуешь?

— Да нормально, что мне сделается? — освобождаясь от ее объятий, проговорил Никифоров. — Столько вопросов сразу…

— Я уж не знала, что и думать. Слушай, — опомнилась Татьяна, — а где же ты все это время был?

Ни Сергей, ни его супруга не слышали звонка в дверь и того, как Туся пошла открывать. Поэтому появление Тани Разбежки ной их обоих немало удивило — она будто из воздуха материализовалась на пороге бариновской гостиной. Но, во всяком случае, избавила Никифорова от необходимости отвечать на вопросы жены.

— Бог мой, какая неожиданность. Сереж, я думала, мы с тобой уже все решили. Или я ошибаюсь? — первой опомнилась Баринова, неприязненно разглядывая гостью.

— Успокойся. Татьяна Петровна нам сейчас объяснит, зачем она пришла, — ледяным тоном произнес Никифоров.

— Я пришла поговорить о Наде. Это не займет много времени. Я просто хотела тебе кое-что показать, — обращаясь исключительно к Сергею, Таня достала свидетельство о рождении и протянула ему. — Вот, посмотри и убедись. Надо было это сразу сделать, как только ты узнал о том дурацком письме. Но мне казалось, моих слов достаточно…

— Я же тебе говорила… — начала Баринова, из-за плеча мужа прочитав документ.

— Зачем ты это принесла? — спросил Сергей у Тани.

— Как зачем? Чтобы тебя успокоить. Чтобы ты увидел официальный документ и убедился: Надя — не твоя дочь.

— А это что, не документ?! — Никифоров выхватил из кармана Танино письмо. — Написано твоей собственной рукой!

— Это была всего лишь месть, — она поспешно выхватила у него из рук смятые листочки. — Просто глупая, мелкая месть за то, что ты мне изменил. Извини, мне очень жаль. Мне тогда было плохо — хотелось, чтобы и тебе жизнь медом не казалась! Да, тогда мне хотелось, чтобы ты мучился, думал, что где-то живет твой ребенок, искал его… и меня. Глупо, конечно… и моя месть сильно… слишком сильно запоздала.

— Но от этого слабей не стала. Наоборот, с годами набрала крепость, — с горечью заметил Никифоров, — Надо признать, делать больно вы, женщины, умеете. Но есть одна проблема… Может быть, на твой взгляд, маленькая и не очень важная, но она есть. Дело в том, что я тебе не верю. И этой филькиной грамоте тоже… Грош цена этой бумажке! Ну или чуть больше, долларов двести-триста. Сейчас за бабки можно подделать все что угодно. «Единожды солгавши, кто тебе поверит?» А ты соврала уже не единожды. Сама-то не запуталась в своем вранье? Но я все выясню. Я узнаю правду! — яростно выкрикнул он, решительно выходя из гостиной.

— Таня, — обратилась к подруге Разбежкина, — мне нужна твоя помощь. Я предлагаю сделать так, чтобы нам обеим стало хорошо… Ну или, точнее, спокойно. Так что это в твоих интересах. Я замуж выхожу. За Игоря.

— Поздравляю, — процедила Баринова.

— Спасибо, — не менее сдержанно откликнулась Таня, — Игорь хочет удочерить Надю, и я забуду все это, как страшный сон. Я не хочу, чтобы Сергей лез в нашу с Надей жизнь. Убеди его, что я сказала правду: Надя — не его ребенок. Надави на него, в конце концов, как ты это умеешь. А когда у вас родится свой ребенок, Сергею уже будет не до Нади. И она его постепенно забудет, уж Игорь постарается.

— Я попробую. Хотя, думаю, это будет непросто.

— Ну, знаешь, вода камень точит. Так что давай поможем друг другу — и заживем, наконец, нормальной жизнью. Это единственное, чего я хочу. Согласись, не так уж и много. Я не могу допустить, чтобы Надя пережила весь этот кошмар. Ты сама скоро матерью станешь и понимаешь, какая это травма для ребенка. Надя должна жить в нормальной семье, я этого очень хочу — и все для этого сделаю. А это — не так уж мало.

— Я постараюсь, — окончательно оттаяла Баринова: вот уж не думала, что у нее с Разбежкиной могут образоваться до такой степени общие интересы! — Обещаю. Мы, наверное, уедем с Сергеем из России.

— Что, тесно стало? — улыбнулась Таня.

— Уедем навсегда. И еще будем счастливы, вот увидишь, — с вызовом бросила Баринова. — Мне надо увезти Сережу, оторвать от этого города, чтобы его ничто здесь не связывало. Главное, — не удержалась она, — чтобы тебя рядом не было!

— А знаешь, — кивнула Таня, — мне тоже кажется, что моя жизнь сложится, только если вас рядом не будет, — Она встала и взяла сумочку, — Ну, удачи тебе.

В квартире Рыбкиных зазвонил телефон. Виктор снял трубку:

— Рыбкин-старший на проводе.

— Папка, привет! — радостно поздоровалась Катя, — Собирайся, я скоро приеду.

— Голому одеться — только подпоясаться, — хмыкнул Виктор, — Что за пожар, куда едем? Кать, слушай, — понизив голос и прикрывая трубку рукой, заговорил он, — Галка эту девчонку вчера притащила… ну, которую она искала. Она бойкая такая, мы с Димкой ей сейчас про нашу семью рассказываем…

_ Я рада, — прервала его дочь, — только ты мне это по дороге расскажешь… Давай, быстренько гладь шнурки, пей сырые яйца — я уже выезжаю.

— Про сырые яйца — не понял, — растерялся Виктор.

— Пап, все, — нетерпеливо произнесла Катя, — я договорилась: нас ждут в студии, твою песню будем записывать.

— А… — раскрыл и забыл закрыть рот Виктор. С ума сойти! Так она что, на этом несчастном семейном банкете не шутила насчет его вокальных и прочих данных, а заодно и о том, что ему необходимо развивать и демонстрировать свой талант?…

— Ага, — подтвердила Катя, — На настоящей аппаратуре, профессиональной. Прикинь? Ну что, я молодец?

— Кать, ты что… не шутишь? — беспомощно забормотал Рыбкин, — Значит, издеваешься? На фига это…

— Все, все, некогда болтать, готовься. Через час заскочу. — Она повесила трубку, а вконец обалдевший отец отправился собираться на профессиональное прослушивание.

— Ты, Вить, не сомневайся, — как могла, подбадривала его Тамара Кирилловна, узнав о Катином звонке. — Все в этой жизни нужно попробовать. Ну запишут тебя на этот магнитофон — с тебя же не убудет!

— Как же, «не убудет», уже убыло… Такое настроение хорошее было… Черт! — Виктор отшвырнул щетку, которой чистил туфли.

— И даже не думай! — бросилась к нему Тамара, — Все уже, решил ехать — так поезжай!

— Мать, никуда я не денусь, не дергайся. Катька уже в машине ждет, так что обложили со всех сторон, как волка! Ну семейка…

— Главное, Вить, не нервничай, это самое главное, — напутствовала его Тамара Кирилловна.

— А ты бы на моем месте — не нервничала? — огрызнулся он, — И вообще, чего вы налетели на меня, как мухи? Вы, случайно, не забыли, сколько мне годков? Звезду они из меня делают!

В дверь настойчиво позвонили.

— Катя, наверно. Надоело в машине ждать, — предположила Тамара.

— Все. Пошел я, — Виктор вздохнул, как ведомый на заклание агнец, и распахнул дверь.

— Добрый день, — сказал всем сразу Вадим Горин. — Галя дома? У меня для нее новости.

Рыбкины дружно и мрачно молчали, но тут в прихожую вышла Галина собственной персоной, и Вадим радостно сообщил:

— Галя, я нашел одну наводку — теперь уже точно найдем твою Сашу!

Из-за Галиной спины нерешительно выглянула маленькая девочка.

— Вадик, познакомься, — представила ее Галина, — это Сашенька, дочка моя…

Семейство расхохоталось и так, смеясь, вывалилось, наконец, из квартиры, оставив дома только Горина, Галю и Сашу.

— А можно, я телевизор посмотрю? — спросила девочка.

— Конечно, Сашенька, — Галя пошла на кухню мыть посуду.

— Ну и что ты собираешься делать? — вздохнув, поинтересовался Вадим, следуя за ней.

' — А что давно собиралась: буду Сашу удочерять, — не отрываясь от своего занятия, пожала плечами Галя, — Конечно, лучше было это сделать пять лет назад, когда она была маленькой. Не сложилось… но теперь точно получится. Неспроста же я ее снова встретила.

— Я хотел бы тебе помочь, — тихо сказал Горин, — Давай поженимся. Я не просто так предлагаю. Галь, я серьезно! — настойчиво добавил он, поймав ее убийственно ироничный взгляд.

— Вадик, я тебе очень благодарна за твое предложение, но я не могу принять такую жертву, — хмыкнула та. — Ты же все понимаешь. И я понимаю. Ты, наверное, не знаешь, но с тех пор, когда я к тебе приставала с женитьбой, многое изменилось. Сейчас ребенка можно усыновить и без штампа в паспорте. Так что, сам видишь…

— Ну хоть чем-то я могу помочь?

— А как же, еще бы, — охотно согласилась Галина. — Вот, например, нам с Сашей надо в больницу на обследование поехать. Если не очень занят, можешь нас подвезти.

— Без проблем! — с энтузиазмом откликнулся Горин. — Когда подать машину?

— О времени поездки вам будет сообщено дополнительно, — улыбнулась Галя.

Пока Вадим всячески обхаживал Галину, Таня Разбежкина дожидалась его в офисе.

— Горин не приходил? — спросила она у Жанны, войдя в приемную.

— Пока не снизошел. Наверное, важными делами заниматься изволят, — со всей возможной язвительностью отозвалась та.

— Вот черт, а мне уйти надо. А он поговорить со мной хотел, — огорчилась Таня.

— Имей в виду, когда Горин придет, он сначала будет говорить со мной, а уж потом — с кем захочет! — заявила Жанна. — Иначе я разнесу весь этот офис к чертям собачьим!

Тут, наконец, появился Вадим, который до того, как увидел супругу, пребывал в довольно приподнятом настроении.

— Жанна, — сухо произнес он, — нам с Таней нужно поговорить.

— Нет уж, мой разговор важнее! — рявкнула та, направляясь в сторону кабинета.

— Ты слышала, что я сказал?! — сорвался Горин.

— А ты хочешь услышать, что я скажу? Тогда иди в кабинет, а то ведь мне стесняться нечего, могу прямо здесь все выложить!

— Да, ты можешь, — вздохнул Вадим и развел руками, глядя на Таню: — Это может быть надолго.

Усевшись в его кресло с видом хозяйки, Жанна заявила:

— Тебе не надоело резину тянуть? Горин, спрашиваю четко и ясно: согласен расстаться по-хорошему? Половину фирмы мне — и расходимся, как в море корабли!

— А ты уверена, что тебе полагается половина фирмы? — вкрадчиво спросил Вадим, садясь напротив.

— Конечно, нет. Мне больше полагается, да уж ладно. Ну, поговорим как цивилизованные деловые люди? По закону жена имеет право на половину совместно нажитого имущества. В данном случае — на половину фирмы.

— Боюсь, — заметил Горин, — что в суде тебе это трудно будет доказать.

— Что ты, какой суд? — изумилась Жанна. — Зачем нам все это? Стоит мне показать твою черную бухгалтерию — и останешься ты, Вадик, без штанов. И хорошо еще, если на свободе.

— А мне кажется, что как раз это — не совсем цивилизованное решение. Кроме того, ты же понимаешь, что тогда тебе ровным счетом ничего не достанется.

— Ну что ж поделаешь! Зато какое моральное удовлетворение! Да и не верится как-то, что вместо того, чтоб распилить пополам, ты захочешь потерять все. И только ради того, чтобы мне ничего не досталось? Брось, Горин, ну не совсем же ты ку-ку. Ты знаешь, где меня найти. — Она с достоинством покинула кабинет, уверенная, что сумела оставить за собой последнее слово.

Вадим вышел следом за ней.

— Нет, ты представь, а? Половину фирмы ей подай! Ничего, да? — протирая платком взмокшую лысину, пожаловался он Тане. — Слушай, я с тобой об этом посоветоваться хочу, прямо не знаю, что делать.

— Вадим, — отозвалась Разбежкина, — мы обязательно поговорим и что-нибудь придумаем, но только не сейчас, ладно?

Я очень спешу. Ты только не обижайся, для меня это, правда, очень важно. Аты поговори с Игорем, он наверняка поможет.

Игорь не заставил себя дожидаться и сразу появился в кабинете Вадима, как ходячее воплощение службы спасения.

— Привет. Татьяна позвонила — говорит, у тебя какие-то проблемы?

— Проблемы… — протянул Горин. — Я бы дорого дал, чтобы это были просто проблемы, это дефолт какой-то. Станция Березай, кому надо — вылезай. Кому не надо — тоже пошел вон…

— Мне нравится твое настроение. Это не заразно? — с тревогой спросил Гонсалес, — Ну, что случилось?

— Такая ерунда… именно эта банальность и убивает. В общем, начало — как в сказке: в некой строительной конторе жил-был человек, довольно молодой, достаточно привлекательный. Ну, само собой, успешный и обеспеченный. И все у него было хорошо, пока не надумал он жениться. И кто сказал, что браки заключают на небесах? — с досадой продолжал Вадим, вскакивая и начиная нервно бегать по кабинету. — Вот меня точно жениться черт дернул. Главное, что обидно, — столько лет этого избегал… знал ведь, что она вовсе не Василиса Прекрасная! И похоже, мне из этой сказочки без потерь не выбраться.

— Да, — согласился Игорь, выслушав его горькие сетования, — история, как ты сам заметил, довольно банальная. Именно поэтому уже давно существуют проверенные средства. Мне Танюшка сказала, что жена тебя раскулачить хочет, — так?

— Раскурочить! — поправил Горин. — А что за проверенные средства?

— Однажды мой знакомый ловко вышел из такой же неприятной истории, — стал объяснять Гонсалес. — Очень просто: оформил все проекты и договоры своей компании на другую фирму.

— На чью?

— Своего приятеля. И все, дело в шляпе: его благоверная вместо половины фирмы получила половину пустышки, — закончил Игорь.

— Подожди: оформил договоры — и что? — удивился Горин.

— Он все слил, а когда жена пришла имущество делить, за фирмой числились два каких-то мелких проекта, а офис они просто арендовали. У кого? Само собой, у его приятеля, которому он все сдал.

— Да, повезло мужику, — согласился Вадим, задумавшись об услышанном.

— Кто тебе мешает сделать так же?

— Погоди минутку. Что ты конкретно имеешь в виду?

— Все дела, контракты, активы и так далее — в общем, все можно перевести на новую фирму, — предложил Игорь.

— Думаешь, сработает? — усомнился Вадим.

— А как может не сработать? Эта схема — не сложнее кирпича.

— Боюсь, ничего не получится. Жанна будет меня топить, а я и вас за собой на дно утяну, — с унылым видом отказался Горин.

— Ну, извини, — развел Игорь руками. — Я предложил, что мог. Другого варианта, к сожалению, у меня нет, — он сделал вид, будто собирается уходить.

— Да погоди ты, — поспешно остановил его Вадим, — я же просто варианты просчитываю.

— Вариантов всего два — да или нет, — жестко произнес Гонсалес, — Сидим тут, как две старухи на завалинке: получится — ой, не получится. Я тебе говорю, все проверено…

— Присядь еще на минутку. Думаешь, так уж просто: вот так раз — и отрезать?

— Да что отрезать, что?! — раздраженно воскликнул Игорь. — Ты же к новой фирме отношения не имеешь. Не фактически, а по бумагам. Документация по ней для Жанны недоступна, да и нет там никакой двойной бухгалтерии. Пока. Как она сможет навредить? А «Горинстрой» можно и прикрыть.

— Совсем? — испугался Вадим. — Дожил до праздничка: сам себя должен обанкротить! Знаешь, умом-то я все понимаю, а все равно тяжко.

— Умом, сердцем, печенкой-селезенкой… — вздохнул Гонсалес, — А по-моему, чем угодно, хоть аппендиксом, только не дарить половину твоей жене. Странный ты человек, Вадим: кажется, мне за тебя обидно больше, чем тебе самому. Да подари ты своей Жанне всю фирму — и дело с концом! Так что делать будешь? Делить? Или действуем по моему варианту? Тот способ, который я предлагаю, самый простой и надежный. Переводишь все договоры и счета на новую фирму — и все.

— Время поджимает, — с тревогой посмотрел на него Вадим — Жанна сидеть сложа руки не будет. Не сегодня завтра начнет действовать. Да и кто будет заниматься документами? Надо же сделать так, чтобы она ничего не заподозрила!

— Если ты в принципе согласен, я прямо сейчас распоряжусь. У меня есть специалист, который может подготовить все за сутки.

— Специалист — это хорошо… Хотел бы я знать, как ты меня кинешь, — цепко глядя на него, заметил Горин.

— В свое время узнаешь. Видел бы ты себя со стороны… И откуда в тебе столько подозрительности? Вроде бы вырос при родной советской власти! Неужели Жанна так тебя запугала? Да не смотри ты на меня, как Ленин на буржуазию. Ладно, ты подумай своей большой мудрой головой — зачем мне тебя кидать? И как бы я мог это сделать? Ты подскажи, я попробую… Ты знаешь, что мы с твоим вице-президентом — госпожой Разбежки-ной — равноправные партнеры? Или Тане тоже не веришь?

— Я, как лучший друг Штирлица, незабвенный Мюллер, никому не верю. В том числе и самому себе. Даже со своего стакана каждый день снимаю отпечатки пальцев.

— Я тебя уговаривать не собираюсь… В конце концов, тебе решать, и решать быстро. Это как раз тот случай, когда время — деньги. И деньги немалые, как тебе известно, — тут Гонсалесу пришло сообщение на мобильный телефон, он быстро прочитал текст и поднялся, — Извини, у меня срочная встреча.

— Наверное, ты прав, это самый надежный выход… Твой специалист сможет завтра со мной встретиться? — спросил Горин, очевидно приняв окончательное решение.

— В девять утра тебя устроит? — едва скрывая удовлетворение, предложил Игорь.

Горин кивнул:

— Вполне. И давай прямо здесь.

— А если Жанна его увидит? — удивился Гонсалес, — Смотри, она и его захочет распилить пополам.

— Жанна? В девять утра? С тех пор как мы с ней расписались, она так рано не приходит.

— Рисковый ты мужик, молодец! — восхитился Игорь, поднимая вверх большой палец.

На том и распрощались, ко взаимному удовлетворению сторон.

После чего Горин позвонил Жанне:

— Привет, это я… У меня серьезный разговор. Я думал, тебе будет интересно узнать, что я решил, — прости, если ошибся. Я перезвоню.

— Нет-нет, ну что за мелкие обиды между своими? — поспешно отозвалась Жанна. — Итак, Горин, ты принял историческое решение? Внимательно слушаю.

— Да, я все обдумал и, в принципе, готов согласиться на твои условия.

— А без принципов, по-простому? — потребовала уточнений Жанна.

— Я сказал — согласен. Какой смысл тянуть…

— Никакого. Ты прав как никогда. Хотя, честно говоря, мне жаль, что мы с тобой не сойдемся в поединке. А может, все-таки сразимся? Ты же знаешь, я буду достойным противником.

— Жанна, у меня мало времени. Давай обсудим, что и как. Особых условий у меня нет, но есть одна просьба… Надеюсь, ты к ней отнесешься с пониманием.

— Сделать памятную доску «Здесь работал Вадим Горин»? Я подумаю, — хмыкнула Жанна.

— В общем, — игнорируя ее идиотские приколы, продолжал Вадим, — мне кажется, тебе не стоит появляться в офисе, по крайней мере, первое время. Все решения по руководству фирмой лучше принимать, так сказать, дистанционно.

— И не надейся, — отрезала она. — Я буду приходить на работу каждый день. У меня рефлекс выработался за многие годы. О, и костюмчик заодно обновлю… Горин, ты бы упал, если бы меня в нем увидел.

— Пусть теперь другие падают, — мрачно бросил Горин.

— И то верно, спасибо за идею. Поскольку ты торопишься, для экономии твоего времени: Горин, я сниму тебя с поста президента компании при первой возможности. Ты мне веришь? Ну все, спасибо за хорошие новости!

— Я тебя обожаю, дорогая, — проворчал Вадим, разъединяясь, — Но хорошо смеется тот, кто смеется без последствий.

— Здрасте… Вызывали? — Нина робко заглянула в кабинет следователя. — Перепелкина…

— А, проходите, проходите. — Костенко жестом указал ей на стул, и Нина присела, с тревогой глядя на следователя.

— Итак, Нина Степановна, есть новости по делу вашего мужа, — тот выглядел подозрительно довольным, что не предвещало для Нины ничего хорошего. — Во-первых, появилась новая информация о мотивах преступления. А во-вторых, — он порылся в папке и достал какой-то листок, — готовы результаты вскрытия. Мне почему-то кажется, Нина Степановна, что вам будет очень интересно ознакомиться с ходом расследования. Я угадал?

Нина осторожно кивнула.

— Как установила медэкспертиза, смерть произошла от удара по голове тяжелым предметом… Эксперты исключили вариант, что травма, повлекшая летальный исход, могла быть получена в результате падения. — Он пристально взглянул на Нину, пытаясь понять, дошел ли до нее смысл сказанного, и подвел предварительный итог: — Так что ваш бывший муж погиб не в результате случайности, никто его не толкал…

— Если бы люди от толчков умирали, Москва бы уже пустая была, — согласилась Перепелкина.

— Тем не менее такое бывает. Криминалистике известен случай, когда семилетняя девочка убила своего отца. Непредумышленное убийство: пришел человек домой, присел на корточки — шнурки развязывал. Она кинулась сзади ему на шею, он качнулся вперед… А там ботинки с коньками. Упал горлом на конек. А мужик был крупный, сильный… вроде вашего Перепелкина.

— Бедный ребенок, — ахнула Нина. — Зачем вы такие страсти рассказываете?!

— Ну, это еще не самый тяжелый случай. Как видите, при соответствующих обстоятельствах мужчину под силу завалить даже ребенку, не говоря уже о взрослой женщине… — Следователь снова выдержал паузу.

— На меня намекаете? — догадалась Нина. — Если вы так уверены, что я убила, чего ж не арестуете меня?

— Мы задерживаем подозреваемых, когда для этого есть основания. Так вот, Нина Степановна, в нашем деле появилось еще одно «но»… Значит, вам неизвестно, чем погибший занимался в последнее время?

— Да откуда?! Мы и виделись с ним… я уж и не вспомню, когда, но давно, — горячо проговорила Перепелкина.

— Я вам сейчас изложу факты, просто факты. А вы, как умная женщина, скажете, что вы об этом думаете. Первое: на месте преступления, рядом с трупом, был обнаружен брелок. Его не смогли опознать друзья пострадавшего. Второе: бабушка-соседка видела человека, который быстро выбежал из квартиры вскоре после того, как было совершено убийство. Третье, самое интересное… — Костенко помолчал, снова заглянул в папку и перевел на Нину насмешливый взгляд. — Что вы знаете про кассету, которой Перепелкин пытался кого-то шантажировать?

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Нина побледнела, ее глаза округлились. С трудом взяв себя в руки, женщина выдавила:

— Генка? Шантажировал? Нет, ничего не знаю.

— Ну как же так, Нина Степановна? — покачал головой следователь. — Вы подумайте, может, вспомните что-то?

— Да говорю же, после возвращения я с Перепелкиным не общалась, — продолжала она настаивать на своем.

— Вы срок получили за нанесение тяжких телесных? Я ничего не путаю?

— Так это когда было? — вскинулась Нина. — Меня еще осудить не успели, как мы с Геной развелись. И все! Больше я с ним и не общалась.

— Да, не повезло вам, — посочувствовал следователь. — Хотя, если честно, Перепелкину не повезло еще больше: в прошлый раз вы его только ранили, а сейчас… профессиональное мастерство растет.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну хорошо, давайте вернемся к кассете. Как вы думаете, кого мог шантажировать Геннадий?

— Да никого он не мог шантажировать! У него на такое ума не хватило бы. Какой из него шантажист?! — принялась защищать бывшего, а теперь еще и покойного мужа Нина.

— Вот и я так думаю, — подхватил Костенко. — Слишком простым был Перепелкин для таких дел. Тут ведь надо уметь ходы наперед просчитывать… А хотите, я расскажу вам, как было на самом деле? Ну, чего испугались? Боитесь, что станете героем моего рассказа? Так рассказывать — или нет?

Женщина нерешительно кивнула.

— На мой взгляд, в этом деле все предельно просто. Каким-то образом — пока не говорим, каким именно, — вам в руки попала кассета, содержащая компромат на состоятельного человека. Так? — Нина не издала ни звука. — Хорошо, продолжим. — Костенко помолчал, закуривая. — Вы, не будь-дурой, сами в это дело лезть не стали, а дали наводку недотепе Перепелкину: он работать не очень любил, а деньги — совсем наоборот. Вот вы этим и воспользовались. Он получил деньги, но… не захотел с вами делиться.

— Неправда, — вскакивая, вне себя выкрикнула Нина.

— А что вы так разволновались? Присядьте! Это же всего лишь версия, — успокаивающе проговорил следователь. — Вы решили, что это — ваши деньги. Ну как же, ведь и кассету достали вы, и операцию разработали тоже вы. Короче, отнять деньги, которые вы уже считали своими, вы поручили своему любовнику. Кстати, его имя мне известно. Знаете, как мы его вычислили? Помните брелок, который нашли возле трупа? Мы вышли на его владельца, им оказался некто… — Костенко сверился со своими записями, — Дмитрий Рыбкин.

Нина вздрогнула, как от удара током.

— Вижу, это имя вам известно. Оказывается, этот Рыбкин когда-то был привлечен за мелкое хулиганство, очень давно, еще до службы в армии. Дело тогда замяли, а пальчики-то у нас остались. Вот все и связалось в один клубочек. Так что, гражданка Перепелкина, больше не надо рассказывать сказки. Мой вам совет: пишите чистосердечное признание — потом мне еще спасибо скажете, — Он положил перед Ниной чистый бланк.

— А мне не в чем признаваться, — мрачно отозвалась Нина, — Вы, конечно, складно все рассказывали. Только я к этому никакого отношения не имею. Ни в чем я не виновата.

— В таком случае, гражданка Перепелкина, вам придется задержаться в этих гостеприимных стенах, — Костенко спокойно поменял один бланк на другой.

— Надолго? — обреченно спросила Нина, опуская голову.

— Минут на десять, вы же не очень торопитесь? Будете сидеть до тех пор, пока я не докажу вашу вину! Зря не написали чистосердечное. Ну, нет — так нет. Можете позвонить своему адвокату.

— У меня нет адвоката… — прошептала Перепелкина. — А можно подруге позвонить? — с надеждой спросила она.

— Вообще-то, не положено, — проговорил Костенко, словно раздумывая, — Но, так и быть, один короткий звонок. Только не вздумайте предупреждать подельника, не усложняйте себе жизнь. Если Рыбкин ударится в бега, мы его все равно поймаем, а вам намного хуже станет.

Нине бы и в голову не пришло звонить Димке. Она поспешно набрала Танин номер.

«Абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее…» — услышала Нина, и у нее окончательно упало сердце.

Таня в это время садилась в машину. Она только что вышла из дома Бариновых после разговора с Сергеем, и у нее хватало собственных причин для тяжелых переживаний. Достав из сумочки письмо, Таня разорвала его на множество мелких клочков и отрывисто велела водителю:

— Поехали.

Как только машина тронулась с места, она вытащила мобильный телефон и увидела на дисплее надпись: «Звонков без ответа — 1». Набрав неизвестный ей номер, Таня испытала новый шок, услышав в ответ:

— Следователь Костенко у аппарата. Алло, я вас слушаю.

— Мне звонили с этого номера… — растерянно объяснила Таня.

— А, понятно. Вы знакомы с Ниной Степановной Перепелкиной?

— Да, конечно. Скажите, что происходит? — нервно спросила Разбежкина.

— Вообще-то, все уже произошло, а я теперь разгребаю последствия. Нина Степановна Перепелкина задержана по подозрению в убийстве.

— Вы с ума сошли, — закричала Таня, — она ни в чем не виновата!

— Вот как? А ее любовник, Дмитрий Рыбкин?… Что же вы замолчали? Судя по всему, вам знакомо это имя?

У Тани не нашлось ни слов, ни сил, чтобы ответить.

Катя теперь уже и не знала — хорошая была идея насчет прослушивания, устроенного ею для отца, или не очень. Правда, Виктор, хотя и страшно нервничал, все-таки сумел сделать запись, но вот каков оказался результат, оставалось абсолютно неясным. Сам Рыбкин был стопроцентно убежден в собственном провале, а Кате не удавалось дозвониться до продюсера и узнать, как же, в действительности, обстоят дела.

Поэтому немудрено, что донельзя расстроенный Виктор, покинув студию звукозаписи, отправился снимать стресс проверенным и надежным способом, а именно — напился до положения риз. В таком-то состоянии Катя и доставила его домой на своей машине. Слава богу, верный Мишка Никифоров помог — одной ей было бы не справиться с пьяным папашей и Димой, лишь ненамного отставшим от брата по части заливания горя алкоголем.

Но если Рыбкины полагали, что провал Виктора как певца — это худшее, что могло с ними случиться, и на сегодняшний, по крайней мере, день лимит неприятностей исчерпан, то они жестоко ошибались. Не успели все четверо вывалиться из машины, как к ним подошли двое милиционеров, похоже уже давно дожидавшихся возле подъезда.

— Кто здесь Рыбкин? — спросил один из Ментов.

— Нас, Рыбкиных, много, на нас вся Россия держится! — воинственно сообщил Виктор.

— Ну, если она держится так же крепко, как ты стоишь на ногах, то всем нам крупно повезло, — презрительно хмыкнул второй мент, — Дмитрий Рыбкин — кто?

— Дмитрий — это он, — указал старший Рыбкин на своего братца. — А я — Виктор, что означает победитель!

— Да мы уж заметили, — Менты, отстранив Мишу, крепко подхватили Диму за руки, — Значит, пройдемте. В смысле, поедете с нами.

Открыв заднюю дверцу «уазика», они затолкали туда слабо сопротивлявшегося Димку.

— Простите, а что случилось? — наконец опомнился Миша.

— Родственник ваш задержан по подозрению в убийстве, — снизошел до объяснений один из ментов.

— Да что вы такое говорите? Мы с Димой целый день были вместе, он никуда не отлучался, даже на минутку! — возмутилась Катя.

— Девушка, преступление совершено не сегодня, — бросил мент, и, прежде чем Рыбкины успели хоть что-то сказать или сделать, «уазик» сорвался с места.

— Опять вы? — возмущенно спросила Туся, которую оторвал от сервировки обеденного стола очередной визит следователя Хомского. — Я же вам русским языком сказала: ничего говорить не буду! Что вы ходите, честных людей от дела отрываете? Лучше бы преступников ловили!

— Так я как раз за тем и пришел, — улыбнулся Хомский, — Я сегодня не к вам: будьте добры сообщить о моем приходе своему хозяину, Баринову Олегу Эдуардовичу.

Олег Эдуардович уже час беседовал с незваным гостем, и Хомский все больше и больше убеждался в том, что этого человека крайне сложно хоть чем-то смутить, а тем более — напугать.

— А что вы скажете об этом? — Он положил перед Бариновым очередной лист финансовой экспертизы.

— А нужно что-то говорить? — Олег Эдуардович мельком взглянул на этот документ, похоже впечатленный не больше, чем рядом предыдущих. — Все очевидно: фирма не выполнила обязательства, договор был расторгнут, они выплатили неустойку.

— Хорошо, к этому мы еще вернемся. Вы мне лучше скажите… Сейчас, секундочку! — Хомский снова начал копаться в своих бумагах.

— Послушайте, — вздохнул Баринов, — мы ведь оба прекрасно понимаем* откуда дует ветер. Слава богу, я не первый год на этой должности, всякое повидал. И всяких. И жалобы на меня писали, и проверок было — не сосчитать, но ни разу ничего не нашли. И сейчас ничего не найдете, вы уж простите… И не потому, что искать не умеете. Просто дело белыми нитками шито: кому-то хочется меня свалить!

— Вы же знаете, — пожал плечами Хомский, — мое дело маленькое: поручили — расследую. Меня интересуют лишь факты, а все эти лирические отступления — от них мне, вы уж тоже меня простите, пользы никакой.

— Вы правы, — согласился Олег Эдуардович, — лирика тут ни к чему. Перейдем к фактам. Вот только где они, эти факты? — Он скептически оглядел гору бумаг на столе. — Ну, предъявите мне неоспоримые доказательства моей страшной вины.

— Всему свое время. Сами знаете, такие дела не скоро раскручиваются…

— Еще скажите: русские медленно запрягают, зато ездят быстро, — усмехнулся Олег, — Только, мне кажется, иногда запрягают медленно, а потом вообще никуда не едут. Расчет понятный: пока вы копаться будете, меня так в грязи изваляют — не отмоешься. Чиновник-взяточник — для журналистов сахарная косточка.

— Ну так, значит, в ваших интересах помочь нам как можно быстрее во всем разобраться и покончить с этим. А вы сотрудничать не хотите, — почти угрожающе произнес Хомский.

— А сотрудничать — это как, простите? Собственноручное признание — и конец делу? Нет, пожалуй, на это я не пойду… так сказать, из принципа. Все-таки доказательства нужны. Придумал! — воскликнул он. — Давайте я какой-нибудь компромат сам на себя сварганю. Что-нибудь вроде кассеты с записью: как я за взятку отдаю заказ нужному человечку? У вас же такой кассетки нет, правда?

— Да, — вынужден был согласиться следователь, — очень жаль, что нет такой кассеты, она бы могла облегчить нам задачу… И признательные показания, насколько я понимаю, вы давать тоже не хотите.

— Не могу оболгать честного человека, — вздохнул Баринов. — И без меня охотников — пруд пруди. Прав был старичок Конфуций: очень трудно поймать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Я вам сочувствую: вы слепое орудие в чужих руках… И ладно бы — справедливого возмездия…

— А можно обойтись без философии? — раздраженно прервал его Хомский.

— Да, конечно, — охотно согласился Олег Эдуардович, — Факты, только факты и ничего, кроме фактов.

— Не понимаю я, — чтобы прекратить бесполезный разговор, заметил следователь, — вроде все у таких, как вы, есть… Деньги, власть, все прочее… А собственные жены в прокуратуру стучат. И вы не один такой… Почему?

— Ну, про других не знаю. А эту я сам сотворил, — вынужден был признать Баринов, — Наверное, слишком баловал, слишком многое позволял. Вот… теперь на ваши вопросы отвечаю!

На не самые приятные вопросы следствия в тот день приходилось отвечать не только Олегу Эдуардовичу.

Рыбкины, Миша Никифоров и Таня Разбежкина очень беспокоились за судьбу Нины и Димы. Перепелкина, как назло, выкинула очередной фортель, решительно отказавшись от адвоката, которого нанял для нее Игорь, и, что делать в такой ситуации дальше, Таня просто не представляла. А Димку должны были вот-вот привезти в отделение на опознание.

— Так в чем их обвиняют все-таки? — спрашивал Виктор у Тани: он был до такой степени растерян из-за ареста брата, что соображал совсем плохо, особенно после вчерашней пьянки.

— В убийстве Генки, ее бывшего мужа, — терпеливо объяснила Разбежкина.

— Димка — и убийство? — ахнула Катя.

— Я не верю, — в ужасе проговорила Тамара Кирилловна, — Стырить чего — за Димкой такое водилось, да и то — давно это было. Но убить? Он же от вида крови чуть в обморок не падает… Да и зачем ему убивать? Он этого Генку не знал сто лет — и как-то ничего, жил!

В этот момент из подъехавшей милицейской машины вывели Диму, и брат с матерью тут же попытались пробиться к нему, но их оттеснили менты.

— Держись, братишка, мы тебя вытащим! — крикнул Виктор, — Ты, главное, ничего не подписывай!

Дима только и успел, что бросить в их сторону отчаянный взгляд перед тем, как его затолкали в отделение.

Тамара Кирилловна не выдержала этой душераздирающей сцены и расплакалась.

А Димка вскоре уже сидел среди нескольких похожих на него парней и с нарастающим ужасом ждал опознания.

— Ух ты, как в кино! — восхитилась сухонькая старушка, от которой сейчас напрямую зависела его судьба.

— Колосова Полина Андреевна, — официально обратился к ней следователь Костенко, — напоминаю вам об ответственности за отказ отдачи показаний и за дачу ложных показаний. Распишитесь, пожалуйста… Вот здесь.

Бабулька, преисполнившись важностью своей высокой миссии, не спеша подписала документ, проговаривая вслух, чтобы, не дай бог, не ошибиться, свою фамилию:

— Ко-ло-со-ва. А дальше чего?

— А теперь посмотрите на этих людей и скажите, узнаете ли вы кого-нибудь из них. Если да, то кого именно вы узнаете, а также где и при каких обстоятельствах видели этого человека раньше. Торопиться не надо, смотрите внимательно.

Бабулька двинулась вдоль шеренги парней, внимательно разглядывая каждого и сокрушенно комментируя:

— Ой, господи, совсем еще мальчишки. Как же вас угораздило в милицию-то? Натворили чего?

— Вы смотрите, смотрите, если кого узнаете, просто покажите на него, — нетерпеливо проговорил Костенко.

— Мамочки, на кого ж ты похож? — Бабка покачала головой, останавливаясь напротив Диминого соседа. — Это ж на улицу страшно выйти! Ты когда последний раз стригся, милый? А это что понацепил? Стыд и срам! Во, и этот не лучше. Вот! Один в один! — Она указала пальцем прямо на Диму, и тот почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Это конец… Ему уже мерещились нары, этап и зона, окна в клеточку, друзья в полосочку, но тут старушка повернулась к следователю: — Вылитый Ванька, мой внук. Прическа такая же. Этот хоть одет прилично, а мой… такой оболтус: понацепит эти свои джинсы, все драные, рваные, как на помойке нашел, — и к своей Светке. Я говорю: оденься прилично, а то ни одна порядочная девка за тебя замуж не пойдет. «Отстань, говорит, ба, ты ничего не понимаешь!» Я не понимаю, видал?

— Так, Полина Андреевна, — еле сдерживаясь, проговорил Костенко, который секунду назад полагал, что дело раскрыто, — я вам задаю четкий прямой вопрос, а вы на него так же четко и прямо отвечаете, только «да» или «нет»! Понятно?

— А чего ж тут непонятного? — поджала губы бабулька. — Только «да» или «нет».

— Ну и слава богу. Итак, вы кого-нибудь из этих четверых, здесь сидящих, видели раньше? Внимательно смотрите.

— Да чего мне на них любоваться? Я уж и так насмотрелась! — Она осуждающе покачала головой, — Нет, с такой молодежью хорошей жизни никогда не построим.

— Вы — видели — кого-то — из этих — людей? — отчеканил Костенко.

— Может, и видела — много кто за день промелькнет, — продолжала откровенничать бабка.

— Я спрашиваю: есть ли среди этих четверых человек, которого вы видели выходящим из квартиры гражданина Перепелкина в ночь убийства? — Следователь ее уже просто ненавидел.

— Не, тот совсем другой был, — отмахнулась Полина Андреевна, — И постарше, и в плечах пошире. Да ты сам погляди, — кивнула она в сторону Димы, — разве такой мальчонка может человека убить? Он же мухи не обидит. Да и с мужиком взрослым — разве ему справиться?

На лице Костенко отразилось сильнейшее разочарование.

— Значит, не судьба нам на Танькиной свадьбе погулять. Мать, скажи — обидно, — вздохнул Виктор.

— Витя, ты про что? — возмутилась Тамара Кирилловна. — У тебя брат в тюрьме, ему такое грозит, такое… А ты про свадьбу… — Она снова принялась плакать, закрывая руками лицо, — Сыночек мой, Димочка! — отчаянно запричитала Тамара.

— Шеф, свободен? — весело постучал пальцем по стеклу машины сыночек Димочка, — И я — свободен. Мама!.. Витька!..

Несмотря на все треволнения, Таня прямо из отделения отправилась в офис.

— Что ты ищешь? — спросил Игорь, глядя, как она лихорадочно просматривает одну папку за другой.

— Где бумаги к завтрашнему заседанию?

Гонсалес молча пододвинул к ней пачку документов.

— Слава богу! — воскликнула Таня, тут же принимаясь перечитывать их.

— Ты чего такая дерганая? — не выдержал Игорь.

— Да вот, — призналась Таня, — волнуюсь. Можно сказать, начало жизни новой компании — хочется, чтобы все прошло без сучка без задоринки.

— Знаешь, что нужно, чтобы не было этих самых сучков и задоринок? В общем-то, мелочь. Нужно, чтобы руководитель компании был спокоен и уверен в себе, — заметил Гонсалес.

— Нет, — вздохнула Таня, — какое там спокойствие? Я бумажки перебираю, а в это время моя лучшая подруга сидит в камере. Причем из-за меня.

— Ничего себе. Так это ты ее подговорила мужа убить?

— Даже в шутку так не говори! — возмутилась Таня. — Нина к убийству отношения не имеет. Конечно, глупостей она наделала, но ведь все это ради меня. Ей хотелось вывести на чистую воду тех, кто меня тогда посадил. А я, к сожалению, не смогла ее удержать. Вот я на сто, нет, на двести процентов уверена, что ее просто подставили.

— А я точно так же уверен, что все это — случайность. Ну подумай: кто мог знать, что она в последнюю секунду передумает и не улетит? Да она сама этого не знала! Спасем мы твою Нину, вот увидишь. С таким-то адвокатом. Уж он найдет, за что зацепиться.

— Не найдет, — мрачно возразила Разбежкина. — Нина отказалась от адвоката.

— Почему? Она сказала, почему? — пристально глядя на нее, спросил Игорь.

— Не знаю. Нина не сказала, почему, да мы и не успели ни о чем поговорить: меня и адвоката сразу выставили…

— Ладно, не забивай себе голову, это не так важно, — Гонсалес подошел к ней и присел на корточки, глядя на Таню снизу вверх. — Думай только о хорошем… Думай о том, что скоро мы станем семьей. Ты станешь моей красавицей женой, а я — самым счастливым на свете мужем. А на этот пальчик, — нежно касаясь губами Таниного безымянного пальца, продолжал он, — мы наденем волшебное колечко, которое тебе стоит только повернуть — и все будет по-твоему.

— Извини, — она вдруг убрала руку, — но свадьбу надо отложить. Игорь, я серьезно.

— Прости, — Гонсалес поднялся, — не понимаю: почему?

— Да просто потому, что я не могу. Ты же не хочешь, чтобы этот день мне запомнился, как… ну, не траурный, но очень печальный. Брат и лучшая подруга — в тюрьме, какая же тут свадьба? Ты же знаешь, как все мои к этому готовились, хотели пир устроить на весь мир… А получается, Димка с Ниной в беде, а у нас с тобой — пир во время чумы?

— Я, кажется, понял: ты ищешь повод, чтобы не выходить за меня, — резко произнес Игорь. До сих пор Таня ни разу не видела его таким раздраженным. Но, кажется, ее слова переполнили чашу даже ангельского терпения. — Вот дурак! Это же было ясно с самого начала! В последний момент что-то обязательно случается — не одно, так другое… И всегда: «Ах, давай отложим, сейчас не время»… Таня, надо было честно сказать, что у тебя не времени нет, а желания. И не пришлось бы постоянно поводы искать, изворачиваться. Просто скажи: я тебя не люблю! — с горечью закончил он.

— Ты правда, думаешь, что я ищу повод отложить свадьбу? — удивилась Таня, с укором глядя на него, — А я-то думала, ты понимаешь, что я не из тех, кто фигу в кармане держит. Если бы я не хотела за тебя замуж, я бы тебе так и сказала! Игорь, есть вещи очевидные, которые нельзя делать потому… что делать нельзя. Как можно веселиться, когда близкие люди в беде?!

— Прости, Танюш, — вздохнул Гонсалес, — Сам не знаю, что несу. Просто я так долго ждал этого… А что, если… Никаких торжеств, это само собой, но, может, все-таки распишемся? Потихоньку, просто зарегистрируемся — и все? Ну раз уж назначено… А после, когда все наладится, отметим по-настоящему, как хотели, — он снова обнял невесту. — Что скажешь?

— А вас, товарищ Гонсалес, иногда посещают хорошие мысли, — подумав, улыбнулась Разбежкина. — Давай так и сделаем.

Игорь на радостях принялся ее целовать, но вдруг словно спохватился:

— Слушай, пока я от счастья совсем голову не потерял, — он достал из стола листок бумаги и ручку, положил перед Таней, — подпишите, сударыня, — и забудем о делах.

— Это что, брачный контракт? — засмеялась Разбежкина.

— Вот еще, глупости, — отмахнулся Гонсалес. — Я своей жене доверяю. Обычная генеральная доверенность.

— Я и забыла… — протянула Таня, вновь делаясь серьезной.

— Завтра столько всяких бумаг подписывать, тебя не будет, придется за двоих отдуваться, — объяснил Игорь.

— А почему меня не будет? — насторожилась Таня.

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился жених, — Чтобы я свою невесту накануне свадьбы работать заставлял? Тиран я или деспот? Ты кого предпочитаешь? Давай подписывай, и пойдем поедим, наконец, а то у меня с утра маковой росинки во рту не было. Я тут такой ресторан нашел… м м м, аж слюнки текут… Танюш, чего «зависла»? Обычная доверенность — что тебя смущает?

— Мне все-таки надо поговорить с Гориным, — Она отодвинула бумагу в сторону.

— Зачем? — поднял брови Игорь. — Разве не вы здесь самый главный начальник, Татьяна Петровна?

— Может, я и начальник, но решать должен хозяин — деньги-то его, я ими только распоряжаюсь, — Таня решительно подняла телефонную трубку, но Игорь не позволил ей позвонить: забрав трубку, положил на место:

— Во-первых, его сегодня нет и не будет. А во-вторых, скажи, пожалуйста: ты меня в чем-то подозреваешь? Может, ты думаешь, что я пытаюсь действовать за его спиной? Или хочу тебя подставить?

— Нет, но… — неуверенно произнесла Таня.

— Так вот, Горин в курсе, — сухо сообщил ей Гонсалес. — Мы с ним все подробно обсудили. Кстати, он хочет слить все старые проекты в нашу фирму — догадываешься, почему?

— Подальше от любящей жены? — сообразила Таня.

— Именно! В том числе мы говорили и об этой чертовой доверенности, из-за которой мы до сих пор сидим здесь голодные, — и он дал добро… Никто не покушается на твое право подписи, — принялся он уговаривать невесту, — Я просто хочу немножко облегчить тяжкую участь работающей замужней женщины. Ну вдруг, не дай бог, Надюшка заболеет — .и тебе надо будет посидеть с ней, а тут вдруг надо срочно что-то подписать? А если тебе, тоже не дай бог, надо будет поехать к маме — что ж, работа будет стоять? Вот для чего нужна доверенность. Ну, что не так? Горин согласен, это в его интересах. Танюш, какие сомнения, если шеф сам об этом просил?

— Меня Горин ни о чем не просил, в том-то и дело.

— Тогда позвони ему и спроси, если мне не веришь, — сдался Игорь, теперь уже сам протягивая ей трубку.

— Игорь, извини, дело не в тебе, просто я должна… — Таня набрала номер, выслушала ответ, разочарованно вздохнула: — Недоступен. А нельзя это отложить до завтра?

— Да запросто, — легко согласился Гонсалес, — Только что изменится завтра? Горин подтвердит тебе, что я действую на пользу нашему делу. Танечка, милая, я сейчас умру с голоду.

— Знаешь, я чего-то не понимаю, — Таня снова перечитала документ, — Зачем ради одного совещания оформлять генеральную доверенность, которая действует целый год?

— Ну ты и зануда! — ахнул Гонсалес. — Зануда и вредина! И на этой женщине я чуть не женился!

— Я просто хочу разобраться, — Таня не поддержала его шутливого тона.

— Я тебя понимаю: один раз ты уже обожглась, поэтому теперь и дуешь на воду, — вздохнул Игорь. — Но это всего-навсего доверенность, ее можно в любой момент отозвать. Знаешь, если тебе так тяжело — не подписывай. Черт с ней, с доверенностью. Я просто хотел как лучше…

Таня кивнула и решительно поставила свою подпись.

Татьяна Баринова и Сергей вернулись домой после небольшого похода по магазинам.

— Раньше я так быстро не уставала, — пожаловалась супруга, — А теперь два шага сделаю — и уже сил никаких. Что же дальше-то будет? В машине укачивает, пешком еле хожу по такой жаре…

— Совсем необязательно самой по магазинам ездить, — заметил Никифоров, впрочем, без особого сочувствия в голосе.

— Так захотелось чего-нибудь вкусненького, а чего именно — я не знала, — Она вдруг пошатнулась, и Сергею пришлось поддержать жену и помочь ей сесть. — Голова вдруг закружилась…

— Что-то она у тебя все время кружится. Сходи к врачу, пожалуйста, УЗИ сделай или что там еще, не знаю. Хочешь, я с тобой поеду? — предложил Сергей.

— Не надо, это нормально при беременности. И мне уже лучше. Я только-только у врача была, мне теперь не скоро. Кстати, мой доктор считает, что слишком часто делать УЗИ ни к чему, — улыбнулась Татьяна, радуясь тому, что добилась- гаки повышенного интереса к своей персоне. — А давай лучше поедим. У меня такой зверский аппетит — сама себя боюсь, — Она достала из пакета баночку маленьких огурчиков, протянула мужу: — Открой. Зелененькие… мой любимый цвет. Солененькие — мой любимый вкус.

Достав один огурчик, она принялась смачно им похрустывать, а второй протянула Сергею:

— Хочешь?

— Не хочу, да и ты не увлекайся. Сама же говоришь — ноги отекают. А после огурчиков пить захочется, — Никифоров взглянул на часы, — Ну, я поехал.

— Куда это? — насторожилась Баринова.

— Тебе к доктору не скоро, а мне велено явиться на очередной осмотр сегодня.

— В таком случае, я тебя отвезу, — немедленно вызвалась Татьяна, не намеренная отпускать его от себя ни на шаг.

— Тань, незачем тебе лишний раз выхлопными газами дышать, — возразил Сергей, в планы которого ее присутствие как раз не входило. — Ты погуляй, поешь или поспи, а лучше — все вместе. Думай о ребенке, а о себе я как-нибудь сам позабочусь, договорились? Сейчас такси подъедет. Я быстро: одна нога здесь, другая — там… и снова здесь.

Баринова открыла было рот, чтобы возразить, но тут в гостиную вошла ее мамаша. Выглядела Яна на этот раз нелучшим образом: опухшее от слез лицо казалось почти незнакомым.

— Мам, это еще что такое? А если краска потечет? — удивленно воскликнула Татьяна.

Яна опустилась на диван, продолжая рыдать. Воспользовавшись моментом, Никифоров потихоньку улизнул, а Татьяна присела рядом с матерью:

— Ну, что случилось? Ты меня пугаешь!

— Да что с ней могло случиться? — проговорила Туся. — Деньги небось кончились. Или снова какую-то пакость задумала.

— Прекрати! — оборвала ее Татьяна и снова обратилась к матери: — Мам, все, хватит, возьми себя в руки. Здесь тебя никто не обидит.

— Такую обидишь, — заметила Туся, — Она сама кого угодно со свету сживет, — и, поймав укоризненный взгляд Татьяны, добавила: — А ты спроси ее, спроси свою мамочку, что она тут затеяла.

— Знаешь, Туся, всему есть предел, — угрожающе произнесла Татьяна.

— Правильно, пожалей ее, приласкай, — не обращая внимания на эту реплику, продолжала домработница, — Мало тебе, что она тебя бросила? Мало, что только по телефону иногда интересовалась, как ты здесь живешь, как здоровье? А теперь вот останешься на улице без дома и без копейки денег. И за это знаешь кому спасибо надо будет сказать?

Татьяна в изумлении уставилась на мать, которая сидела, разом постаревшая и ничем не напоминавшая прежнюю хозяйку жизни.

— Мне нужно поговорить с Олегом, — еле слышно произнесла Яна.

— Только попробуй, — предупредила Туся.

— Я тебя очень прошу, прекрати! — крикнула Татьяна.

— Нет уж, я скажу. Мы тебе не говорили, не хотели расстраивать… а ты знаешь, что она на твоего отца донос написала? К нему теперь следователи ходят, допрашивают. А у него сердце больное. Убить его хочешь и все денежки захапать? — Туся с ненавистью повернулась к Яне, — Видишь, молчит! Признает, значит. Если что, она и тебя не пожалеет!

— Я же просил тебя больше не появляться. Что тебе еще надо? — войдя в гостиную, спросил Яну Олег Эдуардович.

Но та вместо ответа лишь продолжала лить слезы.

— Ишь, артистка, — съязвила Туся. — Небось перед дверью лука нанюхалась.

— Да, актерское мастерство растет на глазах у изумленной публики, — вздохнул Олег Эдуардович. — Я и не думал, что за тобой и такие таланты водятся. Послушай, у меня дела, и, как ты догадываешься, дела эти возникли по твоей милости. Итак, либо ты переходишь к другому жанру, со словами, либо я ухожу. Что, деньги кончились?

— Мне не нужны деньги, — наконец отозвалась Яна.

— Я не ослышался? Вот уж, действительно, поразила! А что тебе нужно?

— Ничего… У меня опухоль, — прошептала она, поднимая на него полные отчаяния и ужаса глаза.

— Что у тебя? — с саркастической усмешкой спросил Олег Эдуардович и осекся, поняв смысл сказанного женой.

— Мам, ты уверена? — тихо спросила Татьяна.

— Врачи уверены… Ничего не болело, пошла к врачу вообще по другому поводу. А он отправил на УЗИ. И вдруг обнаружили в груди… опухоль. И она растет. Знаешь ведь, как бывает? Думаешь, что это может произойти с кем угодно, только не с тобой. Я, как узнала, думала, с ума сойду…

— Мам, — Татьяна попыталась как-то утешить мать, — а почему ты думаешь, что все так плохо? Может, еще обойдется.

— Ну, вообще-то, опухоли сами по себе не исчезают, если, конечно, не нарваться на шарлатанов: они и голову готовы удалить, если запахнет деньгами, — произнес Баринов, — Ты правильно сделала, что приехала. Нельзя терять ни дня, надо срочно найти хорошую клинику.

— Олег, — отмахнулась Яна, — я в эти новомодные клиники не верю: сервис — да, ничего не скажешь, а лечение… Может, и правда каждому по делам его воздается? Потрепала я вам нервы, а теперь расплачиваюсь. Так что, дорогие мои, недолго вам осталось меня терпеть.

— Что ты мелешь? — возмутилась Туся. — Недолго! Кто тебе сказал?

— Перестань, Яна, сейчас знаешь какие лекарства есть? Ого! — подхватил Баринов, — Так что выражение «здоровье не купишь» уже устарело. Все у тебя будет: любые лекарства, лучшие врачи, самая лучшая клиника.

— Олег, ну что ты про деньги? — покачала головой Туся. — Человеку забота нужна, уход.

— Уход… Это забавно. Еще совсем недавно вы мечтали, чтобы я ушла, и как можно дальше. Желательно, навсегда, — пролепетала Яна, оглядывая их всех по очереди.

— Ну, молодец, ну, умница. Сравнила! — ахнула Туся, которая перед лицом такой страшной беды забыла про свою неприязнь к Яне, — Ты же тогда… Сейчас медицина — не то что в наше время. Я вот по телевизору видела…

— Тем более, — перебила ее Татьяна, — ты же еще не знаешь, что это за опухоль? Может, вообще ничего страшного…

— Они так на меня смотрели… Я сразу все поняла по их лицам. Сказали, что болезнь прогрессирует, настаивали, чтобы я в клинику срочно легла, — проговорила Яна, — Олег, мне страшно…

— Ну-ну, бояться пока нечего, — Баринов взял жену за руку, — Таня, сходи в кабинет за телефонной книжкой. Она в столе, в правом ящике.

— Неужели будешь помогать? После всего, что я сделала? — недоверчиво спросила Яна.

— Да, знаешь ли, решил сразить тебя своим благородством. Говорят, совершенно убойное оружие… Правда, сам я никогда им не пользовался. Как раз на тебе испытаю.

— Олег, прости меня, пожалуйста. Я так виновата перед тобой. Перед вами… — У Яны на глаза снова навернулись слезы. — Я бы на твоем месте… после всего, что я тебе сделала… такую, как я… поганой метлой…

— Да я бы с удовольствием, — улыбнулся Олег Эдуардович, обнимая ее, — но у нас нет поганой метлы… я уже проверил. Видишь, опять тебе повезло: если б на моем месте была ты — сама себя выгнала бы…

— Прости меня, дуру. Я все отыграю назад, все исправлю, — вдруг очень спокойно и твердо произнесла Яна, глядя ему в глаза.

— Ну, это вряд ли, чудес не бывает, — вздохнул Олег Эдуардович.

В доме Рыбкиных после всех пережитых потрясений царила идиллия: Надя с Сашей строили дом из кубиков под присмотром Галины и Вадима Горина.

Вообще-то, Горин зашел сообщить не самые лучшие новости относительно Саши. Ему доподлинно удалось узнать, что это совсем не та девочка, которую несколько лет назад, совсем еще крошкой, мечтала удочерить Галя Рыбкина. Саша оказалась старше на два года, и у нее вроде как даже имелись какие-то родители. Но это известие нисколько не смутило Галю: «Саша — моя доченька», — твердо сказала она, выслушав Горина, и было ясно, что этого решения она не изменит ни при каких обстоятельствах.

— Чур, это мой домик, я с Галей в нем буду жить, — заявила Саша.

— Так нечестно, мы вместе строили! — возмутилась Надя.

— Кто первый занял, того и домик! — отозвалась ее новая подружка, уже успевшая прекрасно адаптироваться в семье Рыбкиных и чувствовавшая себя здесь настоящей хозяйкой, — А еще у меня платье новое есть, мне Галя вчера купила. И туфельки, как у принцессы, и книжка с картинками… и еще много-много чего, — похвасталась она. — Хочешь, покажу?

Дети умчались в соседнюю комнату, и Галя вздохнула:

— Вот ведь, простые детские радости, а все в первый раз. У ребенка, наконец-то, будет настоящее детство. Есть что надеть, что покушать, кому поплакаться, когда больно. А ведь это — такие малости… Только бы получилось ее удочерить, больше мне ничего и не надо.

— Галя, я узнавал насчет удочерения… Оказывается, все не так просто… — осторожно заметил Вадим.

— Вадик, не пугай меня… Я хочу, чтобы Саша была со мной!

— Да не волнуйся ты так, все у нас получится. Просто я говорю, что могут быть проблемы… некоторые… временные. Ты даже не думай об этом, я сам все улажу. В конце концов, кто здесь мужчина? '

— Я и сама справлюсь, но… спасибо тебе.

— А знаешь, я сейчас смотрел на них… смешные такие девчонки. И подумал: хорошо, когда есть такой маленький человечек — дочь. И жена. Такая, как ты. — Он потянулся к Гале, чтобы поцеловать ее, но из прихожей вдруг раздался грохот и звон разбитого стекла.

Галина и Вадим опрометью бросились туда.

— Господи, дети, вы целы? — воскликнула Галя, увидев осколки зеркала и насмерть перепуганную Сашу.

— Ага, первые потери, чего и следовало ожидать, — вздохнул Вадим.

— Что вы там раскурочили? — выбежала в прихожую Тамара Кирилловна. — Мое любимое зеркало! Висело, никого не трогало…

Саша немедленно спряталась за Галиной спиной, а Надя вступилась за подружку:

— Она не нарочно!

— Тамара Кирилловна, вам давно пора здесь интерьерчик обновить, — начал Горин.

— Ба, мы сейчас все уберем! — Надя уже успела сбегать за веником и совком и принялась убирать следы разгрома.

— Зеркало-то — бог с ним, дело наживное, да ведь примета плохая, — не унималась Тамара Кирилловна.

— Мам, ну не надо, — умоляюще проговорила Галя и обратилась к девчонкам, дружно подбирающим осколки: — Не трогайте, порежетесь!

— Главное теперь — в осколки не смотреться, — строго произнесла Тамара. — А ну, брысь отсюда, вы свое дело уже сделали!

— Теперь ты не захочешь, чтобы я была твоей дочкой? — потерянно спросила Саша у Гали.

— Вадик, Надюша, пойдите в комнату, мы с Сашей сами справимся, — попросила та и, оставшись с девочкой наедине, обняла ее: — Ну разбила и разбила, подумаешь. Ты же не нарочно? Там, наверное, гвоздь плохой — вот оно и грохнулось.

— Нет, это я задела, — честно призналась Саша. — Мячиком. Я всегда все порчу, от меня одни неприятности.

— Это кто тебе такие глупости сказал? — возмутилась Галя, — Вообще-то, ты — вся в меня, — вздохнула она. — Я страшно неловкая и сама все ломаю. Ну, помогай, держи совок.

— А бабушка сильно рассердилась?

— Нет, не сильно. Она вообще добрая. Так, ворчит для виду. Только ты меня не выдавай, что я тебе это сказала. И вообще, по-моему, зеркало бьется к счастью, — постаралась Галя успокоить Сашу.

— Нет, это посуда к счастью, а зеркало — к беде, — возразила девочка.

— Да ерунда все это, — отмахнулась Галя. — Я в приметы не верю, а ты?

— А я верю. Вот если что-нибудь разобьешь — обязательно отлупят! Ты не отдашь меня в детский дом?

— Конечно, не отдам, вообще никому не отдам, — Галя крепко прижала девочку к себе, — Вот так вот обниму — пусть попробуют оторвать! Я буду тебя любить, даже если ты перебьешь хоть всю посуду в доме.

— А если я разобью люстру? Тоже будешь любить? — недоверчиво спросила Саша.

— Тоже, — кивнула Галина.

— А если я разобью… все-все-все? Не нарочно, конечно!

— Все равно, буду любить, и все тут!

Тут кто-то позвонил в дверь.

— Иду, иду! — крикнула Тамара, — Зеркала бить — есть кому, а дверь открыть…

На пороге стояла Вера Кирилловна.

8

Тамара Кирилловна провела сестру на кухню и принялась угощать ее разносолами собственного приготовления.

— Том, угомонись, — улыбнулась Вера, — Присядь, поговорим.

— А чего «присядь»? — заворчала Тамара. — И угостить толком нечем. Сама виновата: позвонила бы, я б к твоему приезду приготовилась, и встретили бы честь по чести…

— Ну, прости. Я ведь приболела, сказала Танечке, что на свадьбу не приеду, а потом не выдержала. Решила сюрприз сделать.

— Получилось. А Таня так и не знает?

— Еще нет. Позже позвоню, пусть спокойно работает, освободится — тогда и увидимся. Ой, кто это здесь меня щекочет? — наклонилась она к Надюшке. — Ласточка моя! Ты хорошо себя вела?

— Очень хорошо, — хмыкнула Тамара. — Вот, сегодня вместе с Сашей зеркало кокнули. А вообще-то, у тебя не внучка, а золото.

— А Саша — она кто? — не поняла Вера.

— Моя новая подружка, — выпалила Надя.

— Надюш, — попросила Тамара Кирилловна, — иди со своей подружкой поиграй. — Девочка тут же сорвалась с места и убежала, — Тут у нас такие новости, только успевай рассказывать. Галя-то моя девочку решила удочерить, Сашу эту. Ладно бы младенца, — она понизила голос до шепота, — а то такую большую…

— Из детдома? — спросила Вера.

— Еще того чище. На улице подобрала.

— Смелая у нас Галочка. А ты не против?

— А меня здесь очень спрашивают, — отмахнулась Тамара, но ее лицо озарилось невольной улыбкой: — Пускай живет. Я люблю, когда народу много, — весело, всегда что-нибудь случается. Главное, чтобы Галя не ошиблась. Это ведь не котенок — на всю жизнь.

— А как Витя, Дима?

— Всего и не расскажешь. Витя с Аней вроде расстались, а вроде и встречаются — шут их знает. Димка — это вообще отдельная история. Столько дров наломали, паразиты, яблоку упасть негде. Потом расскажу. Зато Миша с Катей по новой сошлись, на почве аварии. Беда — она ведь всегда объединяет. — Тамара сообразила, что сболтнула лишнее, прикусила язык, да поздно.

— Какой аварии? — насторожилась Вера.

— Ты про что? Какой аварии? — Тамара сделала вид, будто не понимает, о чем речь.

— Танечка?… — в тревоге ахнула Вера.

— Манечка! — передразнила сестра. — Иди позвони, Таня на работе. Только уж тогда сюрприза не будет: сразу все бросит, примчится!

— Ну и денек сегодня. Столько всего навалилось, ужас, — вздохнула Таня, подходя к подъезду вместе со своим женихом. — Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Не хочется с тобой расставаться, — вздохнул Гонсалес, обнимая ее, — Ну ладно, буду всю ночь мечтать о завтрашнем дне.

— Хочешь, останься у меня, — предложила Таня.

— Танечка, я бы с радостью, но завтра — совещание, — печально развел руками Игорь, — Материалов надо подготовить — кучу. И потом, твоя мама скоро приедет. Они ведь уже выехали. А вы с ней не виделись давно, все равно ведь болтать будете полночи.

— Ты, как всегда, прав, — согласилась Таня.

— Сладких снов, малышка, — попрощался Гонсалес и поспешно направился к своей машине, как-то странно улыбаясь.

У него предстояло еще одно свидание, оговоренное заранее, — на сей раз с Ритой. Не хотелось опаздывать, к тому же у Игоря имелся повод кое-что отметить.

— Ну что ж, поздравляю тебя с удачей, — подняла бокал Рита, когда они уже сидели за столиком в ресторане, — Ты в нее всегда верил.

— Риточка, — наставительно заметил Гонсалес, — только слабые люди верят в удачу, а сильные верят в себя. Вот за что надо пить!

— Честно сказать, — вздохнула Рита, — я даже немного тебя ревную: как ты радуешься своей женитьбе.

— Не смеши, я радуюсь совсем по другому поводу. Вот, полюбуйся! — Игорь показал ей подписанную Таней доверенность. — Это мой счастливый билет в светлое будущее и настоящий повод для праздника! Малыш, с этой доверенностью и штампом о женитьбе в паспорте — вся фирма у меня в руках, а Танечка, — он нехорошо усмехнулся, — на коротком поводке со строгим ошейником. Хочешь жить, как говорится, умей втереться. С этой бумажкой я — король: еще несколько необходимых процедур — и все будет мое!

— Ловко, — согласилась Рита. — Ну, за твой гениальный план! — Выпив и закусив сочной свежей ягодой клубники, она, будто между прочим, спросила: — А зачем тебе тогда жениться?

— Ты же не хочешь, чтобы я исполнял смертельный номер без страховки? — поднял брови Гонсалес, — Татьяна — мой страховой полис.

— Расскажи о ней, — ревниво попросила Рита, — Мне интересно.

— Да она тебе в подметки не годится. Особенно в постели. Можешь считать, что я отношусь к Татьяне, как к зубной щетке, — пока нужна, пользуюсь, а потом выкину.

— Ну, ты крутой! — восхитилась Рита, — Никак не пойму, ты такой умный или такой хитрый? А вообще, такого подлеца еще поискать… Здорово же ты ее охмурил!

— Ерунда, — отмахнулся он, — проще простого: одинокая мамаша, мужика сто лет не было… Удачно все сложилось, фирма на ладан дышит, я по уши в долгах, и вдруг — такой подарок судьбы.

— Это ты про кого? — уточнила Рита.

— Про тебя, зая… и про твоего добренького мужа, — ухмыльнулся Гонсалес, — Это ведь редчайший случай, когда большая польза — я имею в виду от твоего мужа — сочетается с таким огромным удовольствием. — Он погладил Риту по бедру.

— Не заводись, — остудила она его пыл, — Ты мне не ответил: зачем жениться, если и так получил все, что хотел?

— Все, да не все. Понимаешь, если бы Танечка не собралась за меня замуж, доверенности у меня не было бы. Правильно, она у меня есть, но Разбежкина может ее в любой момент отозвать. Нам это надо? А так она занята приготовлениями к свадьбе, потом займется обустройством семейного гнездышка. У меня есть время все завершить, понимаешь? Хотя, — задумчиво проговорил он, — что-то в ней есть, в моей женушке… сам пока не понял.

— Заинтриговал — хочу на нее взглянуть, — воспользовалась моментом Рита, чтобы высказать то, что давно крутилось у нее на языке, — На свадьбу пригласишь?

— Чтобы всю операцию сорвать? И что на это скажет «наш муж»?

— Может, я, наоборот, пользу принесу? — настаивала Рита. — Только придумай мне хорошую легенду. А давай я буду твоей двоюродной сестричкой. Из провинции. Ой, — Танечка, здрасте! — принялась она ерничать, изображая наивную провинциалочку. — Мой братик так много о вас рассказывал: вы вся такая из себя умница, красавица, и в руках-то у вас все горит, да никогда не пригорает…

— Господи, где ты набралась этой дури? — рассмеялся Игорь. — Да она тебя вмиг раскусит — ока же сама из какой-то глухой деревни.

— Какая прелесть! — растрогалась Рита, — А, ну тогда… Ты же у нас испанских кровей? Отлично! Буду твоей тетушкой, донной Розой из… Барселоны… Что, опять не нравится? Ну, тогда сам придумай.

— Уже придумал, — посерьезнел Гонсалес. — Ты никуда не идешь. Свадьбы не будет — распишемся и пообедаем с ее родственниками. Тоска смертная. Я бы и сам не пошел, да, боюсь, заметят.

— Хочу посмотреть, как вы будете целоваться, — не сдавалась Рита.

— Надеешься узнать что-то новое? Поверь, этого лучше не видеть: я еле сдерживаюсь, чтобы не зевнуть. Зато как только я покончу с нудными формальностями, мы с тобой сможем, наконец, заняться любимым делом. Вот это, — мечтательно протянул он, прикрывая глаза, — будет настоящий медовый месяц, — и тут же, словно опомнившись, взглянул на часы: — Ухты, времени-то… Давай, Ритуль, допивай газировку — и поскакали. Прошу, мадам, — Гонсалес протянул ей руку, но женщина не спешила вставать.

Но лишь только он отвернулся, чтобы взять со спинки стула пиджак, Рита вскочила и направилась к выходу — одна.

— До встречи на свадьбе, дорогой! Вот уж оторвемся! — крикнула она Игорю напоследок.

Вроде бы не так уж долго не виделись Таня с матерью, а встрече обе обрадовались так, словно прошла целая вечность. Вера Кирилловна сидела на кухне в Таниной квартире и с любовью смотрела на дочь.

— Худенькая какая. Что, времени нет поесть… я уж не говорю — приготовить?

— Мамочка, ну что ты в самом деле? И ем, и готовлю. Просто забот и проблем хватает — так все и уходит… ничего не откладывается, — улыбнулась Таня, — Хорошо, что ты приехала, я так соскучилась. Вроде бы уже большая девочка, а мамы иногда так не хватает: поговорить, поплакаться…

— Платье купила? — спросила Вера.

— Мы с Игорем решили не делать пышной свадьбы. Просто распишемся, и все, — сообщила дочь, — Мы оба не любим эту показуху. Эти дурацкие машины с лентами и куклами… и обязательно гудеть, чтоб все видели: вот он я какой весь из себя — купец третьей гильдии. Если честно, я вообще хотела свадьбу отложить, — она заметила напряженный взгляд Веры Кирилловны и добавила: — Я знаю, про кого ты думаешь, но Сережа ни при чем. Да, он спас меня в аварии, большое ему спасибо…

— В какой аварии? — несколько фальшиво удивилась мать.

— Мам, ты что? — не поверила ее игре Таня, — Я же знаю: если ты с тетей Томой повидалась — значит, все тебе уже известно. Я что, не знаю своих родственников? Да они же, как партизаны, только наоборот: их надо пытать, чтобы они молчали и не выбалтывали все подряд!

— Ну, — сдалась Вера Кирилловна, — вывела ты меня на чистую воду. А что ты сказать-то хотела? Про Сергея?

— Он все узнал, — с досадой сообщила Таня, — И просто замучил меня из-за Нади: хочет, чтобы я подтвердила его отцовство.

— А что ж ты? Самое главное — и не рассказываешь? — подалась к ней Вера, но тут, легок на помине, явился Никифоров.

Таня открыла ему дверь и молча посторонилась, пропуская в квартиру. Встала, скрестив на груди руки и всем своим видом показывая, что никто в этом доме не рад его визиту.

— Когда-то мы на этой кухне с Мишкой строили грандиозные планы, — вздохнул Сергей.

— Можно ближе к делу? Мне ребенка укладывать надо. Закрой, пожалуйста, дверь. Я не хочу, чтобы Надя слышала. Так что тебе нужно?

— Ничего. Просто зашел попрощаться. Мы скоро уезжаем, — сообщил Никифоров, — Отдых может затянуться. Пока Таня не родит.

— Ну что ж, обмениваться адресами, думаю, нет смысла, — заметила Таня, изо всех сил стараясь не показать своей растерянности, — Тем более что привычки читать письма у нас нет… Спасибо, что зашел. Счастливого пути… и счастья в личной жизни, как говорится. Желаю тебе стать хорошим отцом своему ребенку. Это непросто, но, может быть, у тебя получится.

— Спасибо за напутственную речь, но, вообще-то,»планирую стать отцом своему ребенку намного раньше, чем ты думаешь, — жестко ответил Никифоров. — Неужели ты подумала, что я поверю этому липовому свидетельству о рождении?

— Я его показала, чтобы ты, наконец, оставил нашу семью в покое! — отрезала Таня.

— И это было ошибкой: я окончательно понял, что ты в панике. Именно потому, что Надя — моя дочь. А теперь, когда у тебя с этим Игорем все на мази, я стал тебе очень мешать. Не волнуйся, — добавил он, — про подделку документов никто не узнает. Не буду же я портить жизнь матери моего ребенка.

— Сереж, ты не устал? Какого ребенка?! — с досадой воскликнула Таня.

— Я и раньше это чувствовал, — игнорируя ее возмущение, отозвался Сергей, — а когда сравнил фотографии: свою детскую и Нади… Теперь я уверен на двести процентов.

— Слушай, — Таня отвернулась к окну, — у тебя же брат — психолог. Может, со своей навязчивой идей обратишься к нему?

— Есть и другой способ. И ты вынуждаешь меня им воспользоваться.

— Хочешь сходить к гадалке?

— Ты попала почти в точку. Хочу провести экспертизу по установлению отцовства, — произнес Никифоров, глядя на нее в упор, — Конечно, процедура не из дешевых и займет какое-то время. Ну что ж, я и больше ждал, еще потерплю. А что касается расходов…

— Никаких расходов не будет: я не дам согласия. Это исключено!

— А твоего согласия не очень-то спросят: тебя суд заставит, — возразил Сергей, — Объясни, чего ты так испугалась? Если Надя — не моя дочь, значит, бояться нечего. А если моя, то я имею право быть ей отцом, а уж знать об этом — тем более. Имей в виду: я не отступлю, пока не узнаю правду.

— Не надо ничего проверять, — помолчав, глухо ответила Разбежкина, — Я скажу тебе правду, но с одним условием: ты оставишь нас в покое. И больше никогда не потревожишь ни меня, ни Надю.

— Так, значит, она…

— Да, — кивнула Таня, — Надя — твоя дочь.

— Я так и знал, с самого начала, как только ее увидел. Я это почувствовал, понимаешь? Это нельзя объяснить… Господи, Таня… Почему ты не сказала сразу?! — Сергей, казалось, был вне себя: Танино признание отнюдь его не успокоило, наоборот, до предела накалило и без того непростую ситуацию.

— Я написала тебе письмо, если ты не забыл.

— Это проклятое письмо! — воскликнул Никифоров, — Разве можно такие вещи доверять бумаге? Какой же я дурак, столько времени потеряно! Ну, ничего, все можно наверстать… Главное — теперь я знаю… Тань, я еще никогда не был так счастлив: у меня даже голова кружится…

— Ты хотел узнать — я тебе сказала, — ледяным тоном отозвалась Таня. — Но это ничего не меняет: скоро Игорь удочерит Надю, и вся эта история закончится. И чтобы не было никаких вопросов, мы даже поменяем ей отчество. Так что тебе лучше не вмешиваться, а жить своей жизнью. Кажется, ты куда-то собирался уехать?

— Ты что говоришь? Ты в своем уме?! — закричал Сергей. — Я хочу встречаться со своей дочерью. И чтобы она, когда захочет, могла видеться со мной и называть меня папой. Меня, понимаешь? А не Игоря!

— Это невозможно, — твердо сказала Таня, — Надя не знает, что ты ее отец. И не узнает никогда. Ты меня слышал? Поезд ушел. Ты мог все изменить — быть рядом с нами, с Надей все эти годы, но своим шансом не воспользовался. Так что давай, не будем все сначала…

— А я бы как раз очень хотел все начать сначала… Вернее, заново, — продолжал настаивать Сергей, решив во что бы то ни стало добиться желаемого, — Разве это не естественно — быть со своей дочерью? Тань, как бы ты ни старалась, уж поверь, я найду способ видеться с Надюшей. Объясни мне, кому от этого будет хуже? Сама ведь говоришь: есть вещи, которые нельзя изменить, так что рано или поздно правда все равно всплывет.

— Кверху брюхом, — вырвалось у Тани.

— Что? Да как угодно. Пусть лучше Надя узнает правду от нас — и как можно скорей! Кто Надюшке скажет — ты или я? — будто об окончательно решенном деле спросил Никифоров.

— Сказать-то можно, это не проблема. Думаю, Надюшка даже обрадуется, — неожиданно, как ему показалось, сдалась Таня. Сергей облегченно улыбнулся, однако она еще не закончила и жестом остановила его, когда он попытался что-то произнести: — Она ведь еще маленькая, не понимает, что никакой ты ей не папа. Потому что папа — это больше, чем дядя, который появляется раз в неделю, рисует картинки и играет с ребенком в игрушки… Да, ты ее биологический отец, можешь гордиться. Только что ты скажешь, когда она спросит: где ты был, папочка, все эти годы? Почему тебя не было рядом, когда я родилась, когда плакала по ночам, потому что у меня болели зубки, когда меня задирали мальчишки в детском саду?

Сергей снова открыл рот, чтобы произнести нечто в свое оправдание, и опять Таня не позволила ему вставить ни слова:

— Ах да, ты же не знал. А точнее, не хотел знать. Наша судьба в буквальном смысле была у тебя в руках… И ты ее… сломал — разорвал, как то письмо. Мыс Надей остались на одной половинке, а ты на другой — вместе не склеить.

— Знаешь, мне кажется, я уже заплатил и за это письмо, и за все остальное… Зачем вообще было его писать — почему просто не сказать так же, как сейчас… глаза в глаза? — горько спросил Никифоров.

— Трудно было поймать твой взгляд, ты ведь в тот момент на другую смотрел, к свадьбе готовился.

— Ты писала: «Если со мной что-нибудь случится…» Что ты имела в виду? Что могло случиться? — помолчав, задал Сергей новый вопрос.

— Понимаешь, — старательно подбирая слова, объяснила Таня, — это же первая беременность была… мне все время плохо было, на сохранении лежала. Слава богу, все обошлось. Но тогда я страшно боялась и хотела подстраховаться на всякий случай… Чтобы ребенка совсем уж сиротой не оставлять в случае чего… Вот и написала то злосчастное письмо. Я ведь тогда над ним несколько дней сидела, каждую строчку вымучивала, напишу — зачеркну… С одной стороны, надо тебе все рассказать, мало ли что со мной случится… А с другой — обида душит так, что дышать невозможно. Так хотелось обрубить все концы, забыть и никогда тебя больше не видеть… Придумать красивую сказку про папу-летчика, геройски погибшего при выполнении боевого задания… Так вот, — проглотив непрошеные слезы, подвела она жестокий итог, — пойми: кое-что мы изменить не можем: Надя — не твой ребенок и никогда им не будет. Поверь, я не пытаюсь тебе отомстить, дело не в нас с тобой, а в том, что так лучше для нее. Я столько сил потратила, чтобы у ребенка была настоящая семья, мама и папа…

— То есть отчим, — не преминул вставить Никифоров.

— Не всякий отчим — эго плохо, и не всякий отец — хорошо, — отрезала Таня. — Мы с тобой это знаем, правда? И запомни, пожалуйста, раз и навсегда: Игорь станет Надиным папой, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Будем считать, договорились. Так будет лучше для всех. Пойдем, открою тебе дверь и закрою — в последний раз.

— Лучше для всех? Только не для меня, — с горечью прошептал Никифоров, положил на стол фотографию, на которой был запечатлен вместе с Надей, и только после этого вышел.

«Вот и все, — думала Яна, — вот и все…» Странно: она поймала себя на мысли, что совсем не боится. Неужели на человека так действует осознание собственной смертности? Почему-то раньше она никогда не задумывалась над тем, как и зачем живет. Или теперь правильнее говорить — жила?…

Яна пару часов назад забрала свое заявление из прокуратуры. Все равно с таким приговором, как у нее, шансов на долгую спокойную жизнь практически никаких. Плачь не плачь, кричи не кричи — ничего не изменишь. Еще несколько месяцев, может быть, года полтора, мучительное, выматывающее лечение, скорее всего, безрезультатное, тяжелая операция, которая непременно изуродует тело, превратив ее, Яну, в жалкую калеку, — было бы за что цепляться. А так хоть одно доброе дело сделала в жизни, отвела дамоклов меч, ею же самой подвешенный над головой мужа.

И почему она прежде не понимала, что Олег, на самом деле, человек по-своему уникальный? Зачем-то портила ему жизнь, вымогала деньги, в то время как сама столько лет развлекалась, бросив на его полное попечение единственную дочь… А эта ее дикая выходка — притащить в дом молодого щенка-любовника… И после всего именно муж проявил к ней сочувствие и обещал всяческую поддержку и помощь, касающуюся лечения! Ей, предательнице, он простил все, что она совершила! Невероятно…

Конечно, только Олег способен на подобное благородство. В отличие от весьма серьезных людей, которые тут же связались с Яной после того, как она забрала заявление, и потребовали немедленно вернуть долг. Пятьдесят тысяч долларов плюс немаленькие проценты. Смешно: откуда у нее такие деньги? Все, полученное за свое предательство, она уже практически промотала. Опять обращаться к Олегу? Ни за что. Это ее вина и только ее проблема. Да и что они могут с ней сделать, чем угрожать, что отнять? Жизнь? Смешно! От этой жизни и так почти ничего не осталось. Может, оно и к лучшему: у самой-то смелости не хватит прекратить собственные мучения, так уж человек устроен — до последнего, хрипя, цепляется за каждый вдох. А эти люди, сами того не ведая, окажут ей большую услугу — вместо многомесячных страданий подарят относительно быструю смерть. Лучше от чужой руки, чем от рака.

А Олег и Татьяна ничего не узнают. От нее — никогда.

Не успела Таня выпроводить Никифорова и прийти в себя после тяжелого разговора, как, к ее немалому изумлению, вернулся Игорь. Удивилась она даже не столько тому, что он вообще приехал вопреки собственным словам, что всю ночь будет готовиться к завтрашнему совещанию. Но у Гонсалеса был какой-то непривычный, потерянный вид, будто он хочет сказать ей что-то важное и не слишком приятное и не знает, с чего начать.

— Я тебя таким еще не видела, — призналась Таня, пристально глядя на него и чувствуя нарастающую тревогу.

— Танюша, — проговорил Гонсалес, — ты знаешь: я тебя не только очень люблю, но и безмерно уважаю.

— Так, вступление хорошее, — Таня натянуто улыбнулась, — И эго уважение мешает на мне жениться?

— Танюша, — вздохнул он, — все на самом деле серьезно. Я бы очень не хотел, чтобы из моей прошлой жизни, когда я тебя еще не знал, что-то переползло в наше с тобой будущее. Понимаешь, я нормальный здоровый мужик… И не могу сказать, что монах…

— Игорь, я об этом всегда догадывалась. Попросту говоря, у тебя была так называемая личная жизнь, — проговорила Таня.

— Тань, я должен сказать…

— Боже мой, неужели у тебя была любовница?

— И довольно долго, — кивнул Гонсалес. — И я, и она с самого начала знали, что эта связь ничем не закончится. Поэтому я надеялся, что расставание пройдет безболезненно, но оказалось, что она другого мнения.

Таня отвернулась к окну, не в силах справиться с волнением. Такое ведь уже было, было в ее судьбе! Тогда Сергей, тоже накануне свадьбы, признался в своей измене, в том, что у него была другая женщина… И все рухнуло, стремительно и необратимо понеслось под откос. Жизнь, обещавшая стать прекрасной, превратилась в ад, боль, отчаяние. Просто потому, что глупая девчонка-максималистка, не умеющая прощать, перечеркнула разом две любови… и до сих пор платит за это! Неужели она ничему не научилась? Неужели снова повторит совершенную однажды роковую ошибку?

— Наша кухня сегодня… как называется комнатка, куда приходят на исповедь, — исповедальней? — Она повернулась к Игорю, — Сергей приходил и тоже говорил о прошлом. Ладно, проехали. Спасибо тебе за честность, за то, что все сказал, — Она заставила себя улыбнуться: — Ты все сказал? В глаза смотреть!.. А что касается женщин из твоего прошлого, меня это не пугает и не удивляет. Странно было бы, если бы такой видный мужчина жил отшельником. Пусть только попробуют нам помешать — мы с ними справимся!

— Отпущение грехов состоялось? — с невероятным облегчением спросил Гонсалес, и Таня вместо ответа поцеловала его.

Не сговариваясь с женой, Олег Эдуардович пришел к тому же самому выводу, что и Яна. Как ни старайся, коготок увяз — всей птичке пропасть. И ни к чему теперь дергаться, надеяться, что произойдет невероятное чудо, и его вдруг оставят в покое. Дело-то даже не в этом дурачке Хомском, со всеми его филькиными грамотками, явно взявшемся за дело, которое ему не по зубам. И не в том, что Яна накатала свое заявление. Просто если кто-то решил его, Олега Эдуардовича Баринова, свалить, вытряхнуть из министерского кресла — эти люди ни перед чем не остановятся и, в конечном счете, добьются своего. Когда он был моложе и злее, к нему не совались, а если бы и попробовали, то весьма пожалели бы об этом. А теперь Баринов вдруг перестал находить смысл в этом противостоянии. К тому же он и без всякой Яны прекрасно знал, кто конкретно стоит за происходящим. Оставалось только позвонить… и разрубить гордиев узел одним точным ударом.

Машина Олега Эдуардовича остановилась на лесной дороге. Почти сразу же подъехала вторая, и оттуда вышел очень хорошо знакомый Баринову человек.

— Ну, здравствуй, Ваня! — поприветствовал его Олег. — Или тебя теперь Иван Ивановичем надо величать?

— Здравствуйте, Олег Эдуардович.

— Сколько лет, сколько зим. А ты вроде не очень рад? — продолжал веселиться Баринов, — Ну, давай сразу к делу, чего зря время тянуть. Слушай меня внимательно: я ухожу с должности, а ты перестаешь под меня копать. И от семьи моей отвязываешься. Все понятно?

— Понятно, да не совсем, Олег Эдуардович, — спокойно ответил его визави, — Я же вас не первый год знаю.

— Перестань, я темнить не собираюсь, играю открыто. Могу расписку написать. Бумажкам теперь веры больше. А тебе я когда-то на слово поверил… Да не сомневайся, сказал уйду — значит, уйду.

— С чего вдруг? — спросил Иван.

— Устал я, Ваня, выдохся как-то. Думал, на старости лет отдохну, а проблем и забот меньше не становится. Дочь у меня беременна, жена больна. Дай Бог на ноги ее поставить… Вот мне чем надо заниматься, а не этими… разборками. Что смотришь, как следователь по особо важным делам?

— Олег Эдуардович, — осторожно проговорил Иван, — как же я могу поверить? Жена вас подставила, а вы из-за нее от такой должности откажетесь…

— Совсем недавно, — вздохнул Баринов, — я и сам так думал, кто бы мне сказал — в лицо рассмеялся бы. Но все течет, сказал древний мудрец, все утекает… А главное — жизнь утекает. И потом, ты самое главное упустил. Я скоро дедом стану. А это дороже всяких должностей. Так что будем считать, что прежнюю жизнь я отрезал. Буду внука нянчить, гулять с ним, книжки читать. Как думаешь? Вижу, никак не думаешь. Ладно, пойдем. Чтобы ты окончательно успокоился, вот, гляди, отступные плачу, — он достал из машины дипломат и, открыв его, вытащил толстый желтый конверт, — Сто тысяч американских рублей — хватит? Вряд ли моя благоверная от вас больше получила…

— Не возьму, Олег Эдуардович! — отстраняя протянутую руку с конвертом, покачал головой Иван. — Вы уж меня совсем за подлеца держите… Точно решили уйти?

— В понедельник напишу заявление по собственному желанию, — кивнул Олег.

— Ну, тогда будем считать, что это, так сказать, небольшая компенсация за моральный ущерб. Для компенсации ущерба материального здесь, конечно, маловато…

— А ты не горюй, Ваня, — прищурился Баринов, — Обещаешь, что оставишь меня в покое?

— Не сомневайтесь, — заверил тот.

— Тогда квиты. Ну, бывай! Еще что-то сказать хотел? — удивился Олег, видя, что Иван продолжает стоять рядом с его машиной в нерешительности, — Ну?

— Если б я узнал, что жена меня в чем-то обманывает, я бы ее своими руками… — тихо сказал Иван.

— А ты не зарекайся, Ваня, — усмехнулся Баринов, заводя мотор.

Утром следующего дня настроение у Гонсалеса было исключительно лучезарным.

— Если вы, Татьяна Петровна, готовы, прошу на выход. Автомобиль у подъезда, — галантно произнес он, обращаясь к невесте.

— Благодарю вас, голубчик! — подыграла она. — Смотри, привыкну к персональному водителю — придется тебе профессию менять.

— Вообще-то, я на это и надеюсь, — кивнул Игорь. — Вот тогда мы все время будем вместе.

— Мы и так весь день вместе, — заметила Таня.

— А скоро будем — и всю ночь. Кстати, я сегодня почти не спгщ, представлял, как у нас все будет.

— Ты что, серьезно так волнуешься? — удивилась Таня, — А я почему-то — ни капельки.

— Ну, это понятно: у тебя есть я, тебе есть на кого опереться, а ты представь мое положение: ни помощи, ни дельного совета ждать не от кого, — пожаловался Гонсалес.

— Эй, водитель, вы не увлекайтесь разговорами. А то мы на работу не попадем… Во всяком случае, сегодня, — предупредила Разбежкина.

— Так и задумано, моя госпожа! — подтвердил он, — Во всяком случае, вы точно не попадете.

— Что ты еще придумал? — насторожилась Таня.

— Потерпи — узнаешь. Ты же любишь сюрпризы? Пожалуйте на выход, — Игорь остановил машину и подал ей руку.

Она с изумлением уставилась на вывеску салона красоты — одного из самых дорогих и престижных в Москве.

— Ну как? Нравится? — донельзя довольный собой, спросил Игорь.

— Еще бы. Только зачем ты меня сюда притащил? Тебя что-то не устраивает в моей внешности? — поинтересовалась Таня.

— Разбежкина, на комплименты напрашиваешься?! Не замечал за тобой такого. — Игорь, подхватив ее под руку, провел внутрь салона, и к ним тут же бросился администратор:

— Добрый день и добро пожаловать в наш салон!

— Надеюсь, моя невеста не будет разочарована? — спросил Игорь.

— Мы сделаем все возможное, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Конечно, такую красавицу трудно сделать еще лучше, но мы попробуем. У нас есть специальная программа для невест. Вот, посмотрите, пожалуйста. — Администратор протянул Тане красочный буклет.

— Я должна провести здесь целый день? — растерялась она. — Игорь, это невозможно!

— Я вас уверяю, вам не захочется от нас уходить. Эффект от процедур — потрясающий! Советую начать с нашего мастера, она немного поработает над вашей головой… — Администратор подозвал женщину-мастера, и Таня окончательно поняла, что придется смириться и терпеть.

Игорь отправился в офис, а она без особого энтузиазма села в кресло, отдаваясь на волю художественной фантазии своей мучительницы.

Рядом, в свободное кресло, уселась маникюрша, очевидно, пока ничем не занятая, в ожидании очередного клиента.

— Представляешь, — заговорила она огорченно, — приходил тот красавчик, который частенько бывал в том салоне, где я раньше работала, — и опять на меня даже не посмотрел.

— Какой красавчик? — уточнила парикмахерша, колдуя над Таниной головой.

— Ну, Игорек… Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Он сегодня был в такой обалденной рубашке… У Игорька — хороший вкус, — продолжала маникюрша, — но эта брюнетка, которую он приводит, — это же конец света! А уж выпендривается… Людей вокруг ну ни в грош не ставит: хочется ей целоваться — так при всех и целуется. На прошлой неделе, представляешь, он ее ведет, а она прямо вешается ему на шею… Впрочем, я думала, когда перейду работать сюда, поближе к дому, больше эту сладкую парочку не увижу. Нет, против Игорька-то я ничего не имею, но эта его пассия! — Она закатила глаза. — Ты не замечала, что у любого классного мужика баба — обязательно стерва, да еще какая?!

Парикмахерша принялась делать болтливой коллеге отчаянные знаки заткнуться — она заметила в зеркале, как потемнели Танины глаза, но маникюрша продолжала болтать.

— А почему вы так решили? — спросила Таня насчет «стервы».

— Так у нее это на лбу написано. Вот зачем ему такая? Нормальных девчонок, что ли, нет? У этой, что в Игорька вцепилась, все какое-то ненастоящее…

— Тебя там клиенты не ждут? — нетерпеливо намекнула парикмахерша на то, что пора бы уже и заткнуться.

— Не, — любуясь собственным отражением в зеркале и решительно не замечая никаких намеков, отмахнулась маникюрша, — у меня через полчаса наращивание. Да, и взгляды, и жесты… Я не удивлюсь, если у ней и грудь силиконовая. Натуральной таких размеров не бывает. А Игорек! Я прямо обмираю, когда его вижу. Представляешь, поговорила с ним всего один раз — и то минут пять, не больше, пока он свою мымру ждал, — и сразу поняла, какой он необыкновенный. У нас даже профессии в чем-то схожие: я — маникюрша, он — архитектор, то есть мы оба несем в мир красоту.

— Да уж, насчет того, чтоб нести, — тут тебе равных нет, — обреченно проворчала парикмахерша.

— А правда, — подхватила Таня, — вы не боитесь так о клиентах говорить? Вот я здесь сижу и все слышу. Вам не приходит в голову, что у этого Игоря могут быть отношения с другой женщиной, например со мной?

— Ну не знаю, — скептически пожала плечами маникюрша, — И потом, он всего три дня назад привозил свою на коррекцию ногтей. Ну точно. Я как раз в том салоне последний день работала, перед тем как сюда перейти. Куда бы она за три дня подевалась?

— Может быть, вы что-то путаете и та вульгарная ненатуральная особа была здесь вовсе не три дня назад, а… скажем, значительно раньше? — как можно более доброжелательно, будто от нечего делать поддерживая ни к чему не обязывающую женскую болтовню, спросила Таня.

— Вы меня разыгрываете? — обиделась маникюрша, — Уж Игорька-то я ни с кем не спутаю. Говорю же, я как раз последний день там работала, злая была, как черт, — хотела отдохнуть перед тем, как начать пахать на новом месте, так администратор уперся, иначе, мол, по белой ведомости со мной расплатится. Забудешь такое, как же!

Таня сдернула пеньюар и решительно встала. До маникюрши, кажется, что-то начало доходить, но было слишком поздно.

— Вообще-то, да, мне нравится совсем другой Игорь, я все время болтаю, как… — забормотала она какую-то жалкую чушь, пытаясь исправить ситуацию.

— Всего вам доброго, — отчеканила Таня с каменным лицом, — приятно было побывать на вашей радиостанции, — и она поспешно покинула салон.

Если она полагала, приехав в офис, застать Игоря врасплох, то ошиблась: он ожидал ее появления. И когда Таня ворвалась в кабинет с видом разъяренной фурии, он встревоженно поинтересовался:

— Милая, что случилось? Мне позвонили из салона, сказали, что ты отказалась от процедур. Я думал заехать за тобой часа через четыре, к этому времени твой путь должен быть усеян телами мужчин, сраженных неземной красотой.

— За падающими телами дело не станет, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, пообещала Разбежкина, — но для начала я хотела бы от тебя кое-что услышать.

— Все что угодно, — лучезарно улыбнулся Игорь, сохраняя полное спокойствие, — я перед тобой — душа нараспашку.

— Да? — воскликнула она, обескураженная такой откровенной наглостью, — Почему же ты не сказал мне всей правды? Я сижу, вся такая из себя невеста, и слушаю, как обсуждают любовницу моего жениха. Нормально, да?!

— Успокойся, это какое-то недоразумение, — единственное, что по-настоящему напрягало сейчас Гонсалеса, — это то, заметит или нет Разбежкина одну из папок, лежащих у него на столе, никак не предназначенную для ее глаз.

Но ей было точно не до папки.

— Нет, настоящее недоразумение — это наша свадьба. Ну я идиотка! — кричала Таня. — Захотелось большой и чистой любви — получай! С коллекцией барышень в придачу!

Она схватила со стола ту самую папку, но Игорь поспешно взял ее из Таниных рук.

— Это что? — несмотря на свое состояние, Разбежкина все-таки обратила внимание на его суетливость.

— Список моих любовниц. Неполный, конечно, только первый том, — Гонсалес швырнул злополучную папку в ящик стола, от греха подальше.

— Ты молодец, что не теряешь чувства юмора в сложных жизненных ситуациях. Но мне хотелось бы услышать от тебя другое, — проговорила Таня, немного успокоившись.

— Танечка, а что делать, как не шутить, когда слышишь чепуху? — грустно спросил Гонсалес.

— Это, по-твоему, чепуха?! — снова завелась Таня, испепеляющее глядя на него.

— Прости, другого слова не подберу. И много моих любовниц насчитала эта… ценительница прекрасного?

— Знаешь, мне хватило. И еще надолго хватит.

— Танюша, послушай. Это ж. е совершенно очевидно: твоя маникюрша просто позавидовала твоему будущему счастью. Бывают такие стервозные бабы, которых хлебом не корми, дай наговорить другому гадостей. Она увидела, как мы пришли в салон, оценила, насколько ты прекрасна, — и не удержалась от того, чтобы изгадить тебе настроение. Сама-то, понятно, жуткая кикимора с неустроенной личной жизнью, других радостей у нее нет, кроме как на ходу сочинять всякий бред — авось сработает! Ну а то, что она знает, как меня зовут, — еще бы, ты же ко мне по имени обращалась, у таких вечно ушки на макушке. Остальное — дело техники… Нет, Танюша, я рассказал тебе обо всем, что заслуживало внимания.

— И ничего на черный день не оставил? — вздохнула она, чувствуя, что просто нс в силах на него злиться. Да и не может человек, у которого рыльце в пушку, сохранять такое спартанское спокойствие, так разумно и логично объяснять ситуацию! Он бы занервничал, начал запинаться, а с Игорем ничего подобного не произошло.

— Немножко обидно, когда открываешь человеку душу, а он слушает каких-то идиоток, — грустно сказал Гонсалес. — Может, ты права, и мы действительно поторопились. Если ты принимаешь за чистую монету такое…

Он сел и отвернулся, в глубокой задумчивости глядя в окно.

Таню захлестнуло чувство Вины. Вот опять она поддалась своей дурацкой ревности, а ведь клялась себе, что больше такого не допустит! Она шагнула к Игорю и положила руку ему на плечо. Он никак не отреагировал на ее примирительный жест.

— Ты сам посуди, что я могла подумать, когда такое услышала? — чуть не плача, проговорила Таня.

— Откуда я знаю, что ты могла подумать? Судя по всему, что угодно.

— Я садилась в это кресло — у меня в душе все пело, а встала — как помоями облитая… Ну; Игорек, прости, пожалуйста. Мне очень-очень стыдно. Я просто не знаю, что на меня нашло, когда эту девицу услышала.

— Ну, — начал он оттаивать, — хоть что-то радостное: ревнуешь — значит, я тебе не совсем безразличен. — Игорь обнял Таню за талию.

— Знаешь, когда я подумала, что ты меня обманываешь… — прошептала она.

— Знаю, все знаю. Ясно, откуда твое недоверие: ты просто не можешь забыть Сергея, — вздохнул Гонсалес.

— Может, хотя бы о нем не будем? — умоляюще проговорила Таня.

— Занозу вытаскивать больно, но нужно. Знаешь, есть старинная притча: два монаха и женщина подошли к ручью. Обет запрещал монахам касаться женщин, но пожилой взял женщину на руки — и перенес через ручей. Пошли они дальше, и только у самого монастыря молодой монах спрашивает старшего: «Как же ты мог нарушить обет?» И знаешь, что ответил старший?

«Я перенес женщину — и забыл о ней, а ты до сих пор несешь ее с собой».

— Ты хочешь оставить меня у ручья? — грустно улыбнулась Таня.

— Нет, я тебя никогда не оставлю. Ты просто сама брось ненужный груз, а я перенесу тебя на другой берег. Доверяй мне — и все.

— Я буду стараться, — горячо пообещала Таня, — Ой,- вспомнила она, — я же маму обещала отвести в магазин! Так хочется, чтобы она тоже была нарядной. Мама этого дня, по-моему, больше, чем я, ждала! Отвезу ее в лучший магазин, а потом в самый лучший салон красоты. Конечно, не в тот, куда ты меня так удачно свозил. Ну и себе, может быть, что-нибудь этакое сделаю. Но главное — мама, у нее не так уж много радостей в жизни… Ладно, побежала, а то не успею обернуться!

— Буду скучать! Уже скучаю! — крикнул Игорь ей вслед и, выждав минут пять после Таниного ухода, набрал телефонный номер, — Алло! Салон красоты? Это Игорь Гонсалес… Я выяснил, по какой причине моя невеста отказалась от ваших услуг! Ваши работники перемывают косточки клиентам и обсуждают их личную жизнь. Я за это вам плачу?! Да, представьте себе…'. Если вы не можете найти управу на слишком длинные языки своих сотрудниц, то я их лично укорочу! Я ваш салон разорю, к чертовой матери! — в бешенстве, раздувая ноздри, проорал он. — Уррроды!..

Вот и настал исторический день, когда Таня и Игорь должны были наконец сочетаться законным браком.

Гонсалес проснулся, схватил с прикроватного столика часы:

— Черт, — воскликнул он, освобождаясь из объятий сладко спящей Риты, и вскочил, — В кои-то веки собрался жениться…

— Куда моя подушечка уходит? — капризно надула губы Рита.

— Твоя подушечка торопится на собственную свадьбу, — сообщил Игорь, торопливо одеваясь.

— Ну, — протянула она, — еще пять минут холостой жизни…

— Не могу, моя радость, мальчишник закончился. У нас с тобой еще будут пять минут — и не раз, — пообещал Гонсалес.

— Что, боишься, на первую брачную ночь сил не хватит? — съязвила Рита.

— Вот нахалка! — возмутился он, — А кто ночью пощады просил?

— Я тебе льстила, — ухмыльнулась Рита.

— Не только нахалка, но и подлюка — идеальное сочетание!

— Подонок, — не замедлила она вернуть комплимент, — Но такой замечательный… Ну не торопись, нельзя с женой быть пунктуальным, а то привыкнет — потом хлопот не оберешься.

— Еще столько дел! Костюм забрать, букет, то-се. Ты же знаешь, что от этой женитьбы мое будущее зависит… и не только мое.

— Да никуда она не денется, твоя Танечка, — проворчала его подружка.

— А может, действительно задержаться? — наклонившись к Рите и целуя ее, в шутку засомневался Гонсалес.

— Обещаю, что не пожалеешь, — тут же подхватила она.

— Я пошутил. Чао, крошка! — Игорь поспешил удалиться, пока она не придумала еще что-нибудь.

— Ну и подонок… Просто прелесть, — промурлыкала Рита, поворачиваясь на другой бок и снова сладко засыпая-, она не сомневалась, что еще успеет подготовиться к торжественной церемонии.

А Гонсалес, усевшись за руль, позвонил невесте:

— Танюшка, милая, доброе утро… Ну, что ты, я давно проснулся, уже успел переделать кучу дел. Слушай, если б я знал, что свадьба — это такие хлопоты, я бы еще сто раз подумал. Я тебя не разбудил? Надюшка разбудила? Ей не говори, но сама запомни: эту почетную, хотя и нелегкую обязанность я закрепляю за собой пожизненно. Вот видишь, какие мы разные? Ты спала, а я, между прочим, глаз не сомкнул, о тебе думал. Мне казалось, эта ночь никогда не кончится. Ладно, милая, прости, тороплюсь, у меня сегодня свадьба… Ах, я и забыл на радостях, что с тобой. Ну, готовься, скоро приеду и назову тебя своей второй половиной, конечно — лучшей. Пока!

Ненадолго застряв в первой пробке и придумывая, чем бы себя развлечь, Игорь набрал еще один номер:

— Привет, крошка. Все еще дрыхнешь?… Да кто тебя трогал, кто к тебе приставал? Поменьше эротических фильмов надо смотреть! Завтра увидимся… Ну ты даешь, когда же сегодня? — Услышав ответ, он в полной мере осознал смысл старой истины: «Не буди лихо, пока оно тихо», — Не вздумай… Не вздумай прийти, я тебя очень прошу! И ты обещала! Я тебе потом расскажу, хотя там и рассказывать-то нечего будет. Даже без драки, скорее всего, обойдется. Скучища! Ну, пока, целую в носик. Не скучай, развлекайся.

— «Не скучай…» Вот умный какой! — проворчала Рита, разочарованно глядя на умолкнувший телефон. — Он там будет кобелировать, а я — с тоски подыхай. Я же у тебя послушная: ты сказал «развлекайся» — буду развлекаться, — теперь уже она, в свою очередь, придумала, с кем поговорить: — Алло! Ир, ты? Привет, это Рита. Слушай, у тебя, случайно, окошка сегодня нет для меня?… А пораньше? Ну очень надо. Свадьба у меня!.. Ну, в смысле, не у меня, а у подруги. Но я должна выглядеть лучше невесты. Соорудишь что-нибудь в стиле «умереть — не встать»?… Ах-ах, оставьте скромность другим, кто не умеет творить чудеса, как ты! Ой, спасибо, я твоя должница. Лечу, — Рита наконец встала с постели, грациозно, по-кошачьи потягиваясь. — Нет, Игорек, твоя свадьба скучной не будет…

Анна и Константин, разумеется, гоже собирались на торжество. Прихорашиваясь перед зеркалом, Анна думала о том, почему у них вдруг все пошло совсем не так, как они оба ожидали. Вроде бы она постаралась разорвать все ниточки, связывающие ее с прежней жизнью, развелась, они с Константином наконец вместе, и никто им не мешает строить собственное общее счастье… Но как бы не так. Все чаще Анна замечала, что ее любимый человек становится с ней холоден, а то и откровенно груб. Она многое списывала на его депрессию. После того как первый роман Устинова раскритиковали в прессе, Константин будто с цепи сорвался. Обиженный на весь мир, он срывал свои обиды на Анне. Правда, потом извинялся, старался загладить свою вину, но… не проходило и нескольких дней, как все начиналось сначала.

И она чувствовала, что совсем запуталась — в этих отношениях, да и в себе самой. Вот почему ей так хорошо в компании Виктора? Они пару раз встречались — правда, всего лишь как старые друзья, сходили в кино, Витька даже тайком от Тамары Кирилловны притащил ее домой, и Анна с удовольствием съела невозможное количество вкуснейших горячих рыбкинских пирожков, по которым, оказывается, успела соскучиться. Раньше, особенно в последнее время, Витька так ужасно ее раздражав, а теперь оказалось, что за двадцать лет они сделались такими родными…

Анна боролась с собой, ее возмущало собственное поведение, эта жуткая неопределенность, то, что она ведет себя так, будто сама не знает, чего хочет. Но если бы Костя был с ней хоть чуть-чуть мягче! Если бы он не проводил столько времени над своими рукописями и, как когда-то, был способен говорить о чем-то еще, кроме себя, любимого, и своих бессмертных, но не оцененных по достоинству шедевров!..

— Я так давно не гуляла на свадьбе… — вздохнула Анна.

— Лет двадцать? — усмехнулся Константин.

— Причем наша Тамара Кирилловна — настоящий монстр в таких делах. Ей вообще тамадой надо быть, у нее талант. Мне даже немного жаль бедного Игоря, они его замучают своими обрядами, а уж конкурсами просто добьют, — улыбнулась она.

— Напьются и давай бить друг другу морды — вот и все конкурсы, — пробормотал Устинов, на которого любое упоминание о Рыбкиных действовало, как красная тряпка — на быка. — Что я, не знаю ваших семейных праздников?

— Вот именно, не знаешь. Поэтому не надо про них говорить, — резко оборвала его Анна.

— Из всех родственников моей жены больше всего мне нравлюсь я, — попытался пошутить Константин.

— Ну хоть кому-то нравишься, и то хорошо. Только какая я тебе жена? — вырвалось у Анны. — И кто ты такой, чтобы судить?

Извини, — опомнилась она, — не хотела тебя обидеть. Но ты плохо знаешь Рыбкиных: они совсем не такие, как ты думаешь.

— Да я о них вообще не думаю. Мне, слава богу, и без них есть на чем голову сломать, — криво усмехнулся Устинов, — Анечка, я не хочу ссориться из-за них, давай найдем более серьезный предлог. Они для меня совершенно посторонние люди. Ну, что, может, нам поселиться всем вместе и жить одной большой дружной семьей?

— Когда-то примерно так и было, помнишь? Трудно поверить, что в то далекое время мы с тобой ни разу не поссорились, — грустно вздохнула Анна.

— Ань, ты чего, обиделась, что ли? Ну извини, я, наверное, действительно слишком многого от тебя требую…

— Я хотела кое-что важное тебе сказать, — решилась она. — О твоей новой книге…

— Рад встретить в твоем лице единственную поклонницу моего творчества. Ну, и что там с моей книгой? — Устинов подобрался.

Анне было непросто подобрать правильные слова. Дело в том, что, видя, как сильно он переживает из-за своих неудач, она подумала, что имеет смысл самой поговорить с издателем и выяснить, какие именно моменты не устраивают того в творчестве Константина. Пришлось выслушать немало неприятного, однако Анне было трудно не согласиться с замечаниями издателя. И теперь ей хотелось как можно мягче высказать его пожелания Устинову, высказать якобы от своего имени. Она представляла себе, в какую ярость придет Константин, узнав, что она с кем-то говорила за его спиной, неважно, что делалось это из самых лучших побуждений.

— Понимаешь, — начала она, — когда ты мне давал читать отрывки, у меня складывалось впечатление, что автор — очень умный, образованный человек.

— И на том спасибо, — поклонился Устинов.

— Я не то имела в виду. Твой роман, он… Он очень хороший, но… как бы это сказать… он от ума, от разума, а не от сердца, — тихо произнесла Анна.

Черт возьми, она едва удержалась от того, чтобы не провести параллель с песнями бывшего мужа. Витька, конечно, никакой не поэт, и строчки у него корявые, и рифма явно страдает, но он на том банкете по случаю помолвки Кати и Миши пел душой, а книгам Устинова именно этого не хватало.

— Почему-то некоторые считают, что актер должен быть глуповат и необразован — тогда он легко принимает любую форму, то есть свою роль, — ровным голосом, в котором, однако, прорывались нотки нешуточной обиды, проговорил Константин. — Я думал, на писателей это не распространяется, но, может быть, я плохо знаю жизнь… Выходит, Евгений Замятин был прав: «Не читайте рукописи жене, читайте только очень близким людям». Хотя ты сама сказала: какая ты мне жена?! Теперь все критики, — продолжал он, нервно расхаживая по комнате, — Сам двух слов связать не может, а любого другого на косточки разберет.

— Костя, прости, если я тебя обидела, — убито прошептала Анна.

— Обидела? — Он насмешливо взглянул на нее. — Чем же? Откровенная глупость может быть неотразима в женщинах, так что отдаю тебе должное: ты — само очарование.

— За что ты меня оскорбляешь? За то, что хотела помочь?…

— Чем? — окончательно вышел из себя Устинов, — Ну чем ты можешь мне помочь? А, я все понял: в семье Рыбкиных ты впитала все достижения мировой культуры и литературы, в частности. Тогда — конечно, о чем речь? Скажи на милость, как ты можешь судить о моем творчестве, если в жизни не написала ни слова? Ни-че-го! Тоже мне, литературный самородок!

— Когда мне понравился твой первый роман, — не сдавалась Анна, — ты с удовольствием слушал, как я тебя хвалю. Почему же так злишься, если про новую книгу хоть слово скажут «против шерсти»? Ты так в себе не уверен? Что на тебя нашло?

— А потому, что я ненавижу, когда дураки с умным видом начинают рассуждать… — Он захлебнулся собственной горечью.

— Дураки — это кто? — холодно уточнила Анна.

— За примером далеко ходить не надо, достаточно вспомнить вашу суперсемейку неудачников! — Как многие слабые люди, Устинов, будучи не в силах отстоять свою позицию более цивилизованными способами, принялся «переводить стрелки», оскорбляя других. — Мамаша от нечего делать сует свой нос во все дыры, Галина, как маньячка, только о том и грезит, как бы выскочить замуж… Младшенький — бездельник и клептоман… А про старшего братца я уж и не говорю!

— Хватит, — оборвала его Анна. — Хотя, нет, можешь продолжать. Очень интересно послушать, что ты скажешь обо мне.

— Аня, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. — Константин понял, что зашел слишком далеко, и попытался отыграть назад, но поздно, — Но если тебе не нравится, что я пишу…

— Мне не нравится, как ты себя ведешь. И чем дальше — тем больше не нравится, — возразила Анна, уже понимая, что на Танину свадьбу ей придется идти одной.

Татьяна Баринова в этот день тоже места себе не находила. Нет, конечно, у нее и в мыслях не было очутиться в числе Таниных гостей. Ее беспокоило другое. Во-первых, им с Сергеем не удалось уехать за границу, как она планировала. Он и сам не слишком туда рвался, да и у Татьяны возникли проблемы, требующие ее присутствия в Москве: мать проходила мучительное обследование, готовилась к операции, и она повсюду сопровождала Яну. Так что поездку пришлось отложить на неопределенный срок.

Единственное, на что согласился Сергей, — это поехать в подмосковный санаторий. В одиночестве. И это было бы тоже неплохо, если бы произошло хотя бы на день раньше. А так его предполагаемый отъезд по времени точно совпадал со свадьбой Разбежкиной и Гонсалеса. Честно говоря, Баринова вовсе не была уверена в том, куда он в последний момент решит отправиться.

Словно подтверждая ее самые худшие опасения, Никифоров ни свет ни заря собрался уезжать.

— Сереж, ты куда в такую рань? — перехватила его Баринова практически у дверей: похоже, он вообще намеревался ускользнуть по-английски, не попрощавшись, — Мы же договорились: в санаторий я тебя отвезу.

— Не хотел тебя будить, ты так сладко спала, — отмазался Сергей, надеясь развеять ее подозрения.

— Сереж, мы же договорились, что поедем вместе после обеда, — напомнила супруга. — Или ты хозяин слова: сам дал — сам обратно взял?

— Я решил к Мишке заехать попрощаться, — объяснил Никифоров, что, отчасти, было правдой.

— Попрощаться? Так ты, может, не в санаторий, а на Луну собрался? Ладно, так и быть, отвезу тебя к твоему любимому братику. Подожди меня минут пятнадцать-двадцать, я мигом, — не сдавалась Татьяна.

— Тань, я уже вызвал такси. Извини, я тороплюсь, давай лучше…

— Ну, — заколебалась она, — если ты на самом деле так торопишься… А вообще, чего это ты так летишь?

— Просто решил выехать пораньше, пока пробок нет. У Мишки сегодня сумасшедший день, ему в загс ехать… и все прочее, так что проводить меня он не сможет, — объяснил Никифоров, как ему показалось, достаточно логично.

— Так бы сразу и сказал, что на свадьбу собираешься, — мрачно проговорила Татьяна.

— Если бы собирался — сказал бы. Нотам как-нибудь и без меня обойдутся, — бросил Никифоров, — Меня никто не приглашал.

— А если бы пригласили?

— Даже если бы умоляли, — заверил ее Сергей как мог горячо и прижал к себе. — Что толку горевать о прошлом? Его не вернуть… да я и не хочу. У нас с тобой маленькая, но семья… а скоро она станет побольше.

— Спасибо тебе, — растроганно прошептала жена.

— Это тебе спасибо. Знаешь, говорят: «Ребенок рождает своих родителей». Я на себе почувствовал: так и есть. — Никифоров взглянул на часы, — О, мне пора! И чтоб никакой тоски, мне нужен здоровый ребенок. Толстый, румяный, и чтобы все время орал, не давал родителям покоя!

— Я поняла. Сереж, только позвони сразу, как доберешься, — попросила Баринова.

— Я понял, — улыбнулся Никифоров и, вскинув на плечо дорожную сумку, поспешно вышел.

Его брат в это самое время вынужден был терпеть бесконечные Катины сетования по поводу ее внешности. Именно сегодня красавицу-модель, совсем недавно сделавшую достаточно успешную карьеру в Европе, не устраивало в себе самой буквально все.

— Душераздирающее зрелище! — едва не рыдала она, разглядывая свое отражение в зеркале, — Больше в жизни не пойду в этот салон: посмотри, что они сделали с волосами?

— А мне нравится, — попытался поднять ей настроение Миша, допустив типичную мужскую ошибку: когда женщина недовольна собой, убедить ее в обратном практически невозможно, только сам рискуешь попасть под раздачу.

— Это потому, что ты ничего не понимаешь в красоте! — заявила Катя. — Налысо, что ли, побриться? Сразу станет легче жить!

— А уж какой фурор на свадьбе произведешь — ни в сказке сказать ни пером описать, — подхватил Миша, не возражая даже против такого экстремального варианта: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.

— Так, — примеряя стильную шляпку, проговорила Катя, видимо все-таки решив повременить с прической а-ля Бритни Спирс, — хотя бы этого кошмара не будет видно. Дурацкая шляпа, совсем не подходит! — почти сразу же снова расстроилась она, — Это не тот стиль!

— Кать, — вздохнул Михаил, — если ты на чужую свадьбу третий день собираешься и все собраться не можешь, представляю, сколько ты будешь готовиться к своей. Не завидую твоему жениху.

— И правильно, не завидуй: я на свою свадьбу вообще ничего надевать не буду… по той простой причине, что никакой свадьбы не будет! — отшвырнув в сторону шляпку, воскликнула девушка.

— Ой, Кать, не зарекайся, — ухмыльнулся Миша, — И я тебя умоляю, не сходи с ума, ты выглядишь — супер, просто с жиру бесишься.

— Вот именно. Я поправилась на целых два килограмма, скоро вообще ни во что не влезу! — Катю его слова окончательно добили, — Ничего не подходит. — Она в полном отчаянии рухнула в кресло. — Выгляжу как чучело.

Миша молча примерил шляпку на себя — и в таком виде отправился открывать дверь на звонок, к немалому изумлению старшего брата, никак не ожидавшего от него подобных экзерсисов.

— Мне тоже не подходит: маловата, — несколько смущенно заметил Миша, избавляясь от кокетливого головного убора.

— А праздновать будете в кафе Рыбкиных? — как бы между прочим спросил Никифоров через некоторое время, помогая Кате упаковывать подарок.

— Нет. Таня с Игорем решили устроить обед на свежем воздухе, — сообщил Миша.

— А где?

— А зачем тебе? — насторожился брат, — Ты ведь туда не собираешься?

— Миш, — изумился Сергей, — объясни мне, с каких порты стал таким мнительным? Если это такая страшная тайна, то, конечно, лучше не рассказывай.

— Это не тайна. И если тебе так интересно — пожалуйста, могу рассказать: после загса мы едем на природу, в парк. Сокольники, шатры и комары — вот и вся программа. Доволен?! Может, что-нибудь Тане передать? — спросил он тихо.

— Издеваешься? — вскинулся Сергей. — Что я могу попросить ей передать? Дружеский привет? Добрые пожелания?

— А почему бы и нет? Вы расстались пять лет назад. У нее давно своя жизнь, она выбрала не тебя, а другого. И ты должен уважать ее выбор. Во всяком случае — смириться, — твердо произнес брат.

— Тогда просто передай, что я желаю ей, наконец, стать счастливой. Если сможет. Ладно, не обижайся, наверное, ты прав. Пока, — вымученно улыбнулся Сергей.

— Даже чаю не попьешь?

— Побыл в санатории. То, что доктор прописал: медовый месяц в одиночестве.

— Нам тоже пора выезжать, загс на Ленинском, а там пробки часто бывают, — спохватился младший Никифоров.

— А чего ж они, если такие счастливые, регистрируются в каком-то занюханном загсе, а не в грибоедовском? — не преминул съязвить Сергей. — Ну ладно, отвечать необязательно. Кстати, когда вы там должны быть?…

Таня Разбежкина стояла перед зеркалом, уже полностью готовая к торжественной церемонии. Вера Кирилловна любовалась дочерью: и правда, в свадебном платье Таня была исключительно хороша.

— Поправилась, что ли? Вот здесь жмет, — пожаловалась Таня, — А здесь? Смотри: когда руку поднимаю, видишь — немного морщит?

— Танюш, — вздохнула Вера, — это тебя на нервной почве морщит. А платье просто идеально сидит.

— Мам, а может, ну его, это платье? — вдруг пришла Тане в голову свежая мысль. — Надену костюм, у меня же есть: юбка и пиджак…

— Танечка, — ахнула мать, — да что на тебя нашло? Как будто не замуж идешь, а… а на эшафот, — И в самом деле, особой радости Танино лицо не выражало, а огромные глаза смотрели печально и строго, почти обреченно.

— Вера Кирилловна, умеете вы найти точное слово. — Дочь заставила себя, наконец, улыбнуться, — Ты не помнишь, что в русской классической литературе все невесты перед свадьбой нервничают? Так положено.

— А я тебе сейчас капелек накапаю, — предложила Вера.

— Мам, не надо никаких капелек, они меня не спасут. Меня никто и ничто уже не спасет, — вырвалось у Тани, и если она почему-то думала, что пошутила, то на самом деле ее слова прозвучали совершенно невесело — ни по тону, ни по содержанию.

— Тань, ты что, сомневаешься? — У Веры опустились руки.

— Рубикон перейден! — отозвалась дочь, — Мамуль, не волнуйся, все хорошо: я уже все выбрала и для себя, и для Нади.

— Может, голову из-за Игоря ты и не потеряла, так ведь это, пожалуй, к лучшему, — заметила Вера Кирилловна.

— Да уж, — согласилась Таня, — розовые очки я давно не ношу: «добрые» люди их разбили. Зато я доверяю Игорю, как самой себе, на сто процентов… ой, мам, это что?! — Она якобы в испуге принялась ощупывать свое лицо.- …Я снова в розовых очках?

— Хороша, — входя в комнату и придирчиво разглядывая невесту, оценила Тамара Кирилловна. — Ну просто красавица. Вот бы и Галочку хоть когда-нибудь в таком платье увидеть…

— А как же? И на ее свадьбе обязательно погуляем, — уверенно проговорила Вера. — Замуж-то выскочить — дело нехитрое. А вот человека надежного найти — задачка посложней.

— И не говори, — подхватила сестра. — У Танюшки не жених, а просто клад. Что ни говори, а настоящего мужика сразу видно: воспитанный, не хвастун, не командует, — Она суеверно трижды сплюнула через левое плечо.

— Немедленно пропустите меня к невесте, иначе я будут жаловаться в Организацию Объединенных Наций! — весело закричал Гонсалес, приехавший за Таней.

Он появился в комнате в сопровождении Виктора, Димы и Вадима Горина. Все четверо так и застыли на пороге при виде невесты.

— Ну, чего встал, как столб? — первым опомнился старший из братьев Рыбкиных. — Давай целуй невесту, так уж и быть!

— Горько! Горько! — подхватили остальные.

Игорь вручил Тане шикарный букет, и они под общий возбужденный гомон поцеловались.

— Значит, так, — распоряжалась Тамара Кирилловна, когда вся компания вышла из подъезда на улицу, — Таня, Галочка и Саша едут с Вадиком, а нас с Верой Витя повезет.

— А я с кем? С мамой? — спросила Надя.

— Нет, Надюша, ты с нами сядешь, — баба Тома взяла ее за руку.

— Таня, а букет где? — вспомнила Галина.

— Ой, я его в комнате забыла, — воскликнула невеста.

— Я схожу, — вызвалась Тамара.

— Да ты три часа будешь ходить, — возразила Галя, — Вон, Димка сбегает!

— Ты-то ничего не забыл? — спросил Виктор у Игоря.

— Все свое ношу с собой. Кольца на месте… — похлопал себя по карманам Гонсалес.

— Вообще-то, кольца должны быть у свидетеля, — заметил Виктор. — А у вас как-то не по-людски. Давай мы с Галкой будем свидетелями?

— Держи крепче и больше не теряй, — запыхавшийся Дима отдал Тане букет и принялся обходить машины со стороны капотов.

— Чего ты там увидел? — заворчал Виктор.

— Наоборот, не увидел: к бамперу надо привязывать кукол и медведей! — по-детски обиженно сообщил Дима.

— Кончай дурью маяться, — произнес брат, — Таня говорит — это мещанство. Садись давай в машину!

— Не тянется наш народ к прекрасному. Нет, не тянется, — посетовал Дима, выполняя указание.

— Скажите, пожалуйста, во сколько регистрация Гонсалеса и Разбежкиной? — спросила Рита, подходя к сотруднице загса — солидной даме бальзаковского возраста.

— Да уже скоро, — заученно улыбнулась та.*- А вы гость? Ой, такая пара чудесная! Я на них внимание обратила, еще когда они заявление подавали. Невеста — настоящая красавица, просто прелесть, да и жених ей под стать. Вот про таких и говорят: «Идеальная пара». И фамилия у жениха такая красивая и редкая. Странно, что невеста решила оставить свою. Сравните: Разбежкина и — Гонсалес. Я бы на ее месте…

— Простите, — не сказать, чтобы Рите доставляло неземное удовольствие слушать эти дифирамбы, — а во сколько точно регистрация?

— Через полчаса. Пора бы им уже быть здесь, — забеспокоилась дама. — Вы не знаете, почему они задерживаются?

— Может, передумали? — ухмыльнулась Рита. — Вот был бы номер!.. Кстати, фамилия Гонсалес — самая банальная в Испании. У них там этих Гонсалесов, как у нас — Ивановых. А вот если бы он взял фамилию жены, то был бы единственным в Испании Разбежкиным…

— А вы, собственно, им кто? — холодно поинтересовалась сотрудница загса.

— Я, — уверенно заявила Рита, — почетный гость. Мы с невестой, как сестры! Ладно, раз есть еще полчаса, пойду приведу себя в порядок…

Не успела она удалиться в дамскую комнату, как в загс, наконец, ввалились Рыбкины.

— Я же говорила: бензином воняет, дышать нечем, — выговаривала Виктору Тамара. — Ну, я-то привыкла, а бедный ребенок мучается почем зря!..

Следом появились остальные, в том числе и виновница торжества.

— А где мама и Надя? — спросила Таня, оглядываясь вокруг.

— Надюшка первая в загс побежала, а тетя Вера с ней пошла, — успокоила ее Галя.

— Я вот одного не могу понять: почему раньше на свадьбах невесты всегда в белом были, а сейчас — все цвета радуги? — спрашивал в это время Горин Виктора, с интересом разглядывая молодые пары.

— Раньше на светлое будущее надеялись, а теперь понимают, что надо ко всему быть готовыми, — отозвался тот, не задумываясь.

Гонсалес вошел последним. И был неприятнейшим образом удивлен, увидев, что к его невесте подходит Рита. Только этого не хватало! Он бросился к ним, но поздно: Рита уже раскрыла рот и что-то весело говорила Тане.

— А, привет, Игорек, — помахала она рукой своему любовнику. — Сколько лет, сколько зим! А мы с Танюшей уже познакомились.

— Не знала, что у тебя такая замечательная двоюродная сестра, — несколько напряженно улыбнулась Таня.

— На самом деле троюродная, — поправил Игорь, которому в этот момент хотелось прикончить Риту на месте.

— Я ж тебе говорю, Танюш, он меня стесняется: двоюродная сестра его может скомпрометировать, а троюродная вроде бы уже и не родственница — может творить, что захочет! — расхохоталась Рита, наслаждаясь его замешательством.

— Хорошо, что ты приехала, а то мне было даже как-то неудобно: с моей стороны вон сколько родственников, а с его — вообще никого, словно сирота казанская, — заметила Таня.

— Да тебе его родственники еще успеют надоесть. У него только двоюродных и троюродных сестер знаешь сколько?! — не унималась Рита.

— Правда? А мне Игорь про них ничего не рассказывал, — удивилась Таня.

— Игорь, — возмутилась Рита, — почему ты своей невесте ничего не рассказывал о своих близких?!

— Уймись, а? — прошипел Гонсалес, подхватывая ее за локоть и отводя в сторону, — Тань, извини, мы на минутку.

— Таня, Игорь, вы хотите очередь пропустить? — подошла к ним Галя.

— Познакомься, — представила ей Таня невесть откуда всплывшую новую родственницу, — троюродная сестра Игоря, Рита.

— Очень приятно. А я сестра Тани — Галя…

— Эй, молодожены, вы что, жениться раздумали? — крикнула Тамара Кирилловна. — А ну, быстро на регистрацию!..

Сергей Никифоров появился в загсе бледный как мел и тут же принялся оглядывать толпу женихов, невест, многочисленных гостей, но ни одного знакомого лица не увидел.

— Простите, вы здесь работаете? — бросился он к той же самой сотруднице загса, с которой недавно беседовала Рита.

— А что, на невесту не похожа? — кокетливо улыбнулась та.

— Нет, что вы… я просто давно в загсе не был, растерялся. Как мне тут брачующихся найти?

— Надеюсь, вы не жених? — спросила она. — А то бывает, что женихи и невесты на собственную свадьбу опаздывают. Кого вы ищете?

— Разбежкина, Татьяна Разбежкина!

— Так их уже в зал пригласили. Теперь лучше дождитесь, когда церемония закончится.

— Спасибо. — У Сергея упало сердце.

Он отошел в сторону и обреченно уставился на вход в зал регистрации, откуда доносился марш Мендельсона.

— Дорогие новобрачные. Сегодня самый важный день вашей жизни. От всей души поздравляю вас со вступлением в законный брак и образованием новой семьи. Создавая семью, вы несете ответственность не только друг перед другом, но и перед обществом. И ваш долг — жить в любви и согласии, растить здоровых и жизнерадостных детей, быть верной опорой вашим родителям, — обращалась регистратор к Тане и Игорю, — Перед актом торжественной регистрации брака я должна узнать, является ли ваше желание свободным, взаимным и искренним. Прошу ответить жениха.

— Да, — громко и четко отозвался Гонсалес.

— Невеста?

Таня молчала, будто не слышала или не поняла, что обращаются к ней. Почему-то повернулась к двери, будто надеялась кого-то там увидеть, но… нет. Не увидела.

— Невеста? — повторила регистратор.

— Да, — произнесла Таня.

— Прошу вас подойти к столу и своими подписями скрепить семейный союз… В полном соответствии с действующим семейным законодательством Российской Федерации, в присутствии ваших родных, свидетелей и гостей ваш брак зарегистрирован. Объявляю вас мужем и женой. Молодые, поздравьте друг друга.

Сергей через проем двери бросил на Таню последний отчаянный взгляд, и красавица-невеста вздрогнула, будто что-то почувствовав, резко обернулась…

Но в проеме уже никого не было.

Анна, которая пришла на регистрацию в одиночестве, стояла чуть в стороне и почти не слышала торжественного свадебного марша. У нее в ушах почему-то звучали слова песни, написанной бывшим мужем: «Ты для меня одна…»

КОНЕЦ 2 КНИГИ.