Тайный наследник для миллиардера

Глава 1

— Это не ребенок, а настоящий монстр! — полушепотом делится с нами Альбина, детсадовский методист. — У нее ни одна нянька дольше двух недель не выдерживает. Ну все теперь, кабздец нам, девочки.

Мы, я и Лизка, наш хореограф, смотрим туда, куда показывает Альбина. Я никакого монстра не вижу, вижу маленькую девочку со светлыми пышными волосами, заплетенными в две косички. Она стоит возле воспитателя и исподлобья следит за бегающими детьми.

— Почему сразу монстр? — заступаюсь за девочку. — Просто недолюбленный ребенок.

— Ой, Полинка, молчи! — машет рукой Альбина и с приклеенной улыбкой кивает поздоровавшейся с ней мамочке. — У тебя все хорошие, тебе всех жалко. А эта девчонка всего лишь разбалована до невозможности.

— Ты сама сказала, у нее нет матери, — возражаю, тайком разглядывая девочку, — может поэтому отец и растит ее как принцессу. Но без мамы и принцессам плохо.

— Ладно тебе, Альбина! — поддерживает меня Лиза. — Представляю, если бы ты была дочкой Тимура Арсанова. Своей короной все деревья вокруг бы посносила!

Мы с ней прыскаем в ладони, но Альбина не обижается.

— Ну уж нет, девочки, я на такое не подписывалась! — решительно мотает она головой. — Вы Арсанова видели? Имя ему Тестостерон, на кой мне хотеть к нему в дочки? Я не против сразу в кровать, но там в очередь станешь и не дождешься. Хоть бы в первую сотню втиснуться! Я слышала, абонементы в спортивный клуб, куда ходит Тимур, перепродают за бешеные деньги.

Сама не знаю, почему, но мне становится еще жальче маленькую дочку Арсанова.

— Иди в няньки к малой Арсановой, Альба, — советует Лизка, — а сама к папаше подкатывай. Он на тебя западет и женится, как в том турецком сериале, помнишь, ну как его? Забыла название.

— Ага, — мрачнеет Альбина, — думаешь, Арсанов смотрит турецкие сериалы? Это у турков в кино богатые мужики на няньках женятся, а в жизни такие сумасшедшие папки еще хуже своих деток. Чуть что, под зад коленом и привет.

Она осматривает меня с головы до ног.

— Вот Польку к ним можно. Она у нас бывшая модель, мечта любого отца-одиночки!

Я модель не бывшая, а несостоявшаяся — это раз. У меня есть свой сын — это два. Но я не вступаю в спор, ясно же, что Альбина болтает просто так. Предпочитаю сменить тему.

— Что с ее мамой? — спрашиваю. — Она умерла?

— Да нет, живая вроде, — пожимает плечами Лиза. — Может, свинтила от них?

— От Арсанова? Девочки, не смейтесь! — фыркает Альбина. — От таких по своей воле не уходят. Подозреваю, он сам ее выпер и материнских прав лишил. У Сони по документам нет матери, я лично видела. И нигде о ней никаких упоминаний, я весь интернет прошерстила. Про самого Арсанова инфы полно, про жену его — ни полслова.

Соня. Ее зовут Соня, София. Если бы у меня была дочь, я бы тоже назвала ее Софией.

— Может, он дочку у любовницы отобрал? — интересуется Лиза.

— А кто его знает, — вздыхает Альбина, — такой может все. Но как будто жена была, в интернете написано, в браке с такого-то года по такой, потом развод. Долго женат был, лет семь или восемь. А развелся четыре года назад. Выходит, как дочка родилась, так и развелся.

— Вполне возможно, кстати, — задумчиво говорит Лиза, — если у них детей столько лет не было.

— Да, так бывает, — соглашаюсь с ней, — когда у людей все есть, миллионы есть, квартиры, машины и дома, а детей нет.

— Если бы миллионы! — невесело вздыхает Альба. — Арсанов миллиардер. Уже год как.

— Я смотрю, тебя замкнуло на Арсанове, — толкает ее локтем в бок Лизка.

— Ну да, — подхватываю я, — изучила все начиная от жизнеописания и заканчивая состоянием счетов. Иди к нему биографом, Альбиш!

— Ой, девочки, — мечтательно закатывает глаза Альбина, — да я к нему и в уборщицы пошла бы. Обожаю таких мужчин. Он на тебя только смотрит, а ты уже течешь…

Мы обе переглядываемся и давимся от смеха.

— Чего вы? — подозрительно щурится Альба. — Пошлячки две. Таешь, я хотела сказать. Таешь, как мороженко.

Болтаю с коллегами в ожидании начала рабочего дня, а взгляд без конца возвращается к девочке. К Соне.

Она не подходит к детям, по-прежнему стоит возле воспитательницы и настороженно смотрит по сторонам из-под светлой челки. Точно так же ведет себя мой сын, когда напуган или расстроен. Может, поэтому меня это волнует?

Не отец девочки точно. Я незнакома с Тимуром Арсановым, о знакомстве с ним не мечтаю в отличие от Альбины. И больше, чем уверена, что даже если он со мной заговорит — в теории все возможно, ведь я буду заниматься с его дочерью иностранными языками, — то забудет о моем существовании, как только я исчезну из поля зрения.

Коллеги оставляют в покое Арсанова, а мне не дает покоя его дочь. Смотрю на поджатые губки и растерянный взгляд девочки — слишком взрослый взгляд для ребенка ее возраста.

Пусть меня простят отцы всего мира, но представить, как это без папы, я могу. Я сама выросла без отца, с отчимом, который отцом мне так и не стал. Мы с Бодькой тоже живем вдвоем почти пять лет, с самого его рождения.

Глава 2

— Проходите, Ольга Ивановна вас ждет, — в приемной меня встречают с улыбкой, а я так и не придумала, зачем могла понадобиться главному врачу центра репродуктивной медицины «Эдельвейс».

Прохожу в кабинет, сажусь в удобное кресло. Смотрю вокруг с интересом и некоторым опасением. Сама не знаю, что ожидаю увидеть. Колбы с заспиртованными человеческими зародышами? Или замороженные эмбрионы?

Но ничего такого здесь нет, обычный кабинет руководителя с дорогим интерьером. Здесь во всей клинике так — много белого глянца и стекла. Везде стерильная, безупречная чистота, поверхности сверкают в прямом смысле слова.

О том, что я в кабинете главврача, говорят разве что рекламные буклеты с логотипом клиники и несколько постеров с детьми.

— Здравствуйте, Полина, я очень рада, что вы откликнулись на мою просьбу, — Ольга Ивановна выглядит так же безупречно, как и ее клиника. — Вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить?

— Если честно, то нет, — признаюсь чистосердечно, — не имею ни наименьшего понятия.

— Тогда я, с вашего разрешения, поясню. Наш центр славится не только технологиями, — она глянула на меня как будто я заваливаю экзамен, — наша клиника делает все, чтобы каждый пациент получил желаемый результат в максимально полном объеме. Вы догадываетесь, что я имею в виду?

— Нет, — честно отвечаю я.

Я правда не догадываюсь. Я пришла сюда три дня назад, заполнила анкету, меня поблагодарили и отправили домой. Сказали, что позвонят.

Позвонили вчера и сказали, что меня хочет видеть главный врач клиники. Причину не назвали, я и не расспрашивала. Хотя…

— Может, вам нужна модель для рекламы «Эдельвейса»? — осеняет меня, но Ольга Ивановна отрицательно мотает головой.

— Нет, не для рекламы. Вы же понимаете, что клиенты «Эдельвейса» — это очень и очень состоятельные люди? — смотрит на меня выжидающе и повторяет с нажимом: — Очень и очень!

— Конечно.

— А теперь представьте, что эти люди хотят воспользоваться услугами нашего центра. И услуги эти связаны не только с оплодотворением. Помимо этого, у нас действует программа суррогатного материнства, и спектр предоставляемых услуг в этой сфере весьма широк.

Я помалкиваю, потому что до сих пор не могу понять, к чему она клонит.

— Поверьте моему опыту, Полина, у людей, которые хотят воспользоваться услугами суррогатной мамы, требований столько, что мы иногда впадаем в ступор. Но несмотря на это, стараемся всех их удовлетворить. Этого требует престиж и деловая репутация, даже если мы, — тут она прокашлялась, — как бы выразиться поделикатнее, не всегда следуем установленным ограничениям. Зато и контракты такие имеют стоимость на порядок выше…

— Что вы хотите мне предложить? — перебиваю увлекшуюся Ольгу Ивановну.

— Я хочу предложить вам стать суррогатной мамой, — она мигом переключилась и даже тон сменила на более деловой. — С самой высокой оплатой контракта в истории нашей клиники.

В кабинете повисает тишина. Я поначалу пытаюсь оправиться от шока, а потом начинаю напряженно думать. Ольга не мешает, молча крутит в руках карандаш и наблюдает за мной.

Я на такое не подписывалась. Мало того, я еще даже не решила, собираюсь ли быть донором биоматериала. Думала осмотреться и на месте принять решение. Так что тема суррогатного материнства даже не поднималась.

— А разве наличие одного ребенка не является обязательным условием? — припоминаю что-то знакомое из фильмов и книг.

— Я уже говорила, что мы стараемся удовлетворить любое пожелание клиента, — мягко объясняет Ольга, — и если заказчики хотят, чтобы ребенок был первым, то всегда можно пойти навстречу. Мало того, у нас бывают случаи, когда обязательным условием есть девственность суррогатной мамы перед пересадкой эмбриона.

— И что? — спрашиваю шокировано.

— Мы находим исполнительниц, им хирургическим путем вскрывают девственную плеву и подсаживают эмбрион. В итоге заказчик получает желанного малыша, а суррогатная мама за полученный гонорар покупает квартиру и машину. Полина, — она доверительно наклоняется ближе ко мне, — причины, по которым люди желают воспользоваться чужой маткой для вынашивания своего ребенка, далеко не всегда носят медицинский характер. И, как я сказала, там действует совсем другой ценник. У меня как раз сейчас есть заказчица, которой вы в роли суррогатной мамы подходите идеально. Вот поэтому вы здесь.

— Но… Но… — беспомощно хлопаю глазами, а Ольга Ивановна не сводит с меня внимательного взгляда.

— Вы подумайте, Полина, — она что-то быстро пишет на листке бумаги и двигает по столу ко мне, — здесь сумма, которую она предлагает в качестве гонорара. Сюда не входит содержание и покрытие всех расходов во время беременности.

Смотрю на сумму, написанную на листе, и стены кабинета опасно шатаются, а пол и вовсе исчезает из-под ног.

Этих денег хватило бы на все. Полностью на все обучение. Плюс перелет и несколько месяцев вполне безбедного проживания, это если в кампусе. На остальное я заработаю сама, даже если никогда не стану «ангелом» для «Victoria’s Secret».

От открывшихся возможностей начинает кружиться голова. Но потом приходит мгновенное отрезвление.

Глава 3

Пять отказов подряд на разных кастингах наводят на мысль, что Дарина была права — Роб если и не всесилен, то как минимум у него есть возможность испортить мне жизнь.

— Дочка, ну что там у тебя с работой? — интересуется мама. — Может, пойдешь в супермаркет? Сними корону, ну в кого ты уродилась такая?

— Мам, — возражаю устало, — проблема не в супермаркете. Просто там я никогда не заработаю себе на учебу.

— А она тебе нужна, эта учеба? Кому-то и на кассе надо сидеть. Не всем надо высшее образование, можно быть хорошим сантехником.

— А Даньку ты тоже сантехником отправишь работать?

Мать возмущенно вскидывается.

— Что ты сравниваешь! У него есть отец, а тебе пора за ум браться.

Не дослушиваю и выскакиваю из дома. Иду в агентство, хочу поговорить с Робертом, все же не хочется до конца верить, что он оказался таким мстительным. Тем более, что мстить, если по-хорошему, там должна я.

На ресепшене меня встречает Лео и тревожно вглядывается в мое лицо.

— Что-то ты, подружка, себя ушатала. Под глазами круги, это никуда не годится, Полина.

— Роберт у себя? — спрашиваю приятеля.

— Не было еще, но скоро должен быть, я его тоже жду.

В подтверждение его слов открывается дверь, и в холл входит Роб с незнакомой девицей, повисшей у него на руке. Уговариваю сердце не прыгать и смотрю ему в глаза. Поражаюсь, как этот человек мог казаться мне ближе и роднее всех на свете.

Абсолютно чужие холодные глаза. Правда, на какое-то мгновенье там мелькает прежний, «мой» Роб. Но очень быстро исчезает, и выражение его лица выражает полное равнодушие.

— Полина? Что ты здесь делаешь?

— Я пришла поговорить. Я ненадолго.

Кивком головы он указывает мне в сторону своего кабинета. Идет за мной, девица теряется где-то по дороге.

Заставляю себя не содрогнуться, когда оказываюсь у открытой двери — перед глазами встает картина, которую я увидела здесь в свой последний визит.

— Проходи, Полина, не стой на пороге, — слышу сзади негромкое и понимаю, что я замерла в дверях с закрытыми глазами.

Торопливо прохожу внутрь и поворачиваюсь к бывшему любимому мужчине. Пусть я себя обманываю и где-то в глубине души он все еще любимый, уверена, что сумею с этим справиться.

— За что ты мстишь мне, Роберт? Я не имею к тебе никаких претензий, почему они остались у тебя? — спрашиваю его, а взгляд выхватывает свисающие на лоб темные пряди, прямой нос, очерченные губы.

В груди сжимается — я все еще люблю его, как бы я себя ни обманывала. Он сверлит меня колючим взглядом, от которого хочется спрятаться, и я непроизвольно обхватываю себя за плечи.

— Ты ушла от меня, Полина, — отвечает он, и я понимаю, что он едва сдерживает ярость, — а я тебя предупреждал. Просто так для тебя это не пройдет.

— Чего ты добиваешься? — спрашиваю тихо. — Чего ты хочешь, Роб?

— Чего я хочу? — опасно сужает он глаза. — А ты догадайся. Я столько труда в тебя вложил, столько сил. Ты сама разве не знаешь, с кем Европа работает? Твои параметры — подарок природы, все эти коровы только на Китай да на Сингапур годятся. Я уже все распланировал, со многими договорился. А ты все похерила, все. Ничего не пожалела. Ну пришла, ну увидела, надо было сцену устраивать? Да, я не подумал, что тебе будет неприятно, не догадался дверь закрыть. Так сделала бы вид, что ничего не видела. Я допускаю разумную ревность, но если хочешь достичь чего-то в жизни, ты обязана уметь контролировать эмоции.

— Что…Что ты такое говоришь, Роб? — обрываю его, не в силах больше это слышать. — Ты же знаешь меня! Я тебе сразу сказала, что для меня самое страшное — это измена. И что измену я простить неспособна физически. Ты все это знал. Знал и наплевал.

— Так значит? — цедит он. — Ну что ж, тогда давай, проси прощения за то, что я столько времени на тебя убил. И столько потерял. Как это делать, ты знаешь, ну и видела сама. У тебя неплохо получалось. И тогда я, возможно, передумаю. Давай, чего стоишь?

Он указывает глазами вниз и берется рукой за ремень. Смотрю неверяще в серые, ледяные глаза, и меня окутывает настоящий арктический холод.

Молча разворачиваюсь и выхожу, прикрыв за собой дверь.

— Полина! — слышу вслед яростное, но быстро иду, физически ощущая, как с каждым шагом отдаляюсь от даже самой призрачной возможности вернуться в модельный бизнес.

И когда закрываю дверь, касса супермаркета мне кажется намного ближе и реальнее подиума с фотостудией.

***

Сама не знаю, почему не сплю. Наверное, потому что мозг отказывается отключаться, находясь в постоянном поиске решений и изобретя способы заработка денег.

Я даже попробовала одолжить их у мамы. Но нарвалась на длинную лекцию о том, что в девятнадцать лет мама ни на кого не рассчитывала, только на себя. И мне тоже пора снять корону и поискать более приземленную работу.

Слышу осторожные шаги — кому-то захотелось пить? Но у каждого в комнате есть бутылка воды. Туалет в другой стороне, так что кто-то идет именно на кухню.

Глава 4

— Князева! — слышу удивленный возглас. — Ты что здесь делаешь?

Оборачиваюсь и вижу у входа в клинику Лену Харину, бывшую одноклассницу. Она улыбается и радостно машет, и я тоже машу в ответ, навешивая улыбку. Я внутри напряжена, так что улыбка получается немного натянутой, но Ленка как будто не замечает.

После девятого класса она ушла в медицинский колледж, поэтому я не удивлена, что вижу ее в клинике. Скорее, я не ожидала встретить одноклассницу именно в этом медцентре.

Судя по ее изумленному взгляду, она меня тоже. У нас у обеих не те доходы.

— Я пришла на обследование к… доктору Ермаковой, — заглядываю в напоминалку в телефоне, проверяя, не перепутала ли я фамилию доктора.

— К Татьяна Валериевне? — восклицает Ленка. — Так я у нее работаю медсестрой.

— Ты уже закончила колледж?

— Доучиваюсь. Меня сюда устроила мамина знакомая, я недавно работаю. Можно сказать, сейчас на испытательном сроке. Идем, — кивает она на стеклянную дверь, и мы вместе входим в прохладный холл медицинского центра.

Вокруг все та же стерильная чистота и глянец. Мне нужно в регистратуру, хотя здесь это, скорее, ресепшн — стильная стойка с улыбающимися девушками-администраторами.

— Поль, я пойду, — торопится Ленка и добавляет, понизив голос: — Давай не показывать, что мы знакомы. У нас все помешаны на конфиденциальности. А после смены можем встретиться и поболтать.

Согласно киваю и направляюсь к администраторам. Конфиденциальность — это как раз то, что мне нужно. Я предварительно подписала целый пакет документов, на это ушло полдня. И одним из первых было как раз обязательство о неразглашении договоренностей.

Оформляю карточку и иду в кабинет доктора. Ермакова мне нравится, ее подход точно такой, как и у психолога, с которым мы начали работать: все процедуры, которые нужно пройти — всего лишь рядовое рутинное обследование. И любые мысли о предполагаемом ребенке от себя лучше отгонять.

По результатам обследования будет видно, подошла я им или нет. Пока ничего для меня незнакомого не происходит — анализы, ультразвуковое исследование, походы по врачам. Но здесь это организовано так удобно, что я не испытываю никакого дискомфорта.

В университете началась сессия, но график посещений клиника полностью подстраивает под меня. И скажу честно, если бы я в самом деле нуждалась в их услугах, о таком сервисе можно было бы только мечтать.

— Как тебя взяли на работу, если ты еще не закончила колледж? — спрашиваю Ленку, втягивая через трубочку молочный коктейль.

У меня сейчас специальная диета, нельзя ничего «цветного». Помидоры, морковка, клубника, — под запретом, цитрусовые тоже. А мне, как назло, ужасно хочется апельсинов.

Мы сделали заказ, а пока они готовятся, пьем молочные коктейли. Ленка клубничный, я просто белый, без добавок. Диета…

— Я уже вот скоро получу диплом, — живо делится одноклассница. — Я у них проходила практику, и меня взяли на испытательный срок. Если все будет нормально, после дипломирования меня возьмут на постоянку. Сначала я была на подхвате, ну сама знаешь, подай-принеси, разложи по полочкам. Теперь уже во все вникла, втянулась, и с доктором мне повезло, Ермакова норм тетка. Попалась бы выдра какая-то, было бы мне весело. Но я бы и выдру терпела за такую зарплату.

Слушаю внимательно и не перебиваю. Моя задача повернуть разговор так, чтобы Лена мне рассказывала, а я слушала. Чем больше она говорит, тем лучше, и тем меньше шансов у меня проболтаться.

У нас получилось встретиться только через несколько дней, как раз сегодня я была записана на последний час приема доктора Ермаковой.

Мы сохраняем режим секретности. После приема я дождалась Харину за воротами клиники, и мы отправились в «Джанни» есть пинцу с грушей и горгонзолой.

Траттория «Джанни» покорила меня итальянской кухней и демократичными ценами, а еще мне нравится, что там упор делается на здоровую еду.

— Чем тебе обычная пицца не угодила? — ворчит Ленка. — Я вот с баварскими колбасками люблю.

Представляю, сколько калорий в лоснящихся жиром колбасках, и вздрагиваю. Модельный бизнес приучил считать калории и постоянно ограничивать себя в еде. Так что баварскими колбасками меня можно накормить разве что под пытками. Или под наркозом.

— Пиццу делают из пшеничной муки, — объясняю, — а в тесто для пинцы добавляют еще соевую и рисовую. Оно дольше вызревает, потому там меньше глютена.

— А мне и с глютеном нормально, — отмахивается Ленка, — но с грушей тоже интересно.

Я заказала салат с авокадо, печеными овощами и моцарелой, а она — теплый салат с телятиной. Приносят блюда, и у меня текут слюнки.

— С грушей так вкусно! — восторгается Ленка с набитым ртом. — Никогда бы не подумала!

— Я очень люблю Италию, итальянскую кухню и итальянскую моду, — киваю тоже с набитым ртом.

Стараюсь не думать, что сложись у меня по-другому, контракты с итальянскими Домами моды были бы гораздо большей реальностью, чем мое неправильное материнство…

Стоп, Полина, ты заходишь на запретную территорию. Никакого материнства, это работа, за которую тебе платят деньги.

Глава 5

— Ваши заказчики отказались от ребенка, Полина. Так бывает, никто от этого не застрахован. Ничего смертельного не произошло, жизнь на этом не останавливается. Да и ребенок не ваш. Не стоит принимать неудачу так близко к сердцу.

Я сижу в том же кабинете, что четыре месяца назад, в удобном кресле в кабинете главврача медицинского центра «Эдельвейс». Ольга Ивановна говорит без остановки, а я тупо смотрю на руки и боюсь поднять глаза. Потому что тогда точно разревусь, а я не хочу, чтобы она меня утешала.

Я не думала, что мне будет так жаль. До слез, до боли в груди. Больно и страшно от того, что он чувствует. Не мой, ничей, никому не нужный ребенок. Да, ребенок, живой малыш, а не «плод с хромосомной патологией».

— Это точно, Ольга Ивановна? — почти шепчу, чтобы не сорваться на крик. — Это не может быть ошибкой?

— Зачем тебе это, Поля? — внезапно говорит она не сухим и профессиональным, а очень сочувствующим и доверительным тоном. — Тебе девятнадцать лет, девочка! Заказчики отказались проводить биопсию ворсин хориона плода и другие исследования. Все они предполагают прокол матки, а это может повлечь осложнения, так что никто не хочет рисковать.

— Разве лучше сразу убить? — все же поднимаю глаза, и они сразу затуманиваются.

— Поля, хромосомные пороки нельзя вылечить. Влияние, которое они оказывают на развитие плода, необратимо. Все, точка, — теперь голос Ольги звучит устало, — перестань себя накручивать. Чему тебя учил психолог? Представь, что там ничего нет. Кусок плоти. Тебе просто надо пройти одну неприятную процедуру и все. Тебя почистят под наркозом, ты ничего не почувствуешь.

Я закрываю глаза. Как это не почувствую? Если меня сейчас будто по сердцу скребут металлическим скребком, раздирают в клочья.

— Конечно, это не очень хорошо, что твоя первая беременность заканчивается абортом. Но это и не приговор, Полина. Срок пока допустимый, но любое промедление будет чревато тем, что позже многие клиники просто откажут тебе.

В ответ на мой удивленный взгляд она поясняет уже вполне официально.

— У нас в договоре прописано не суррогатное материнство, а стандартное ЭКО. Мы разрываем договор, и дальше ты сама распоряжаешься тем, что внутри тебя, поэтому можешь воспользоваться услугами любой клиники. Компенсацию от заказчицы ты получишь в полном объеме и оплачивать аборт уже должна будешь сама. Деньги за первый триместр ты получила. Если решишь остаться у нас, мы рады будем тебя принять. Но ты должна понимать, что времени у тебя впритык, так что смотри, Поля. Выбери любой удобный день, и твоя врач выпишет тебе направление.

Из кабинета главврача выхожу на деревянных ногах и иду по коридору на автопилоте.

Нет, нет, нет. НЕТ.

Я не могу в это поверить.

Неправда, это не кусок плоти. Я знаю, я чувствую.

Боже, почему это случилось именно со мной?

Поднимаю глаза к потолку и срываюсь на бег. Сама не знаю, куда бегу и зачем, а на выходе чуть не сбиваю с ног Ленку.

— Полина, — она хватает меня за плечи и заглядывает в лицо. Наверное, вид у меня неважный, потому что она берет за плечи и встряхивает. — Что с тобой?

— Все, Лена, все кончено, — говорю, всхлипывая, а потом начинаю рыдать.

— Так, пойдем, — она тянет меня за руку на улицу.

Там я перестаю биться в истерике. Не знаю, то ли потому, что вокруг люди, то ли успокаивает деловой, сосредоточенный вид Ленки. Она по-прежнему держит меня за руку, как маленькую, и заводит в первую попавшуюся кофейню.

Кофейна маленькая, внутри всего несколько столиков, но заняты только те, что на улице. Лена усаживает меня за самый дальний столик и просит у баристы воду.

— Держи, — достает из сумочки блистер с таблетками, — это на травах, тебе уже такое можно.

Трясущейся рукой заталкиваю таблетку в рот и когда запиваю, зубы стучат о стакан.

— А теперь говори!

Вместо ответа протягиваю телефон, на экране которого копия результатов УЗИ. Лена внимательно вчитывается в заключение, увеличив картинку.

— Ну, Полинка, — поднимает она глаза, — это пока не приговор, можно же перепроверить. Конечно, УЗИ-маркеры говорят о патологии, но не надо так убиваться, ошибки возможны.

И меня снова как прорывает.

— Ты просто не все знаешь, Лена, — плачу я, — это не мой ребенок. Я не за ЭКО сюда пришла, Я суррогатная мама.

— Что? — ей кажется, что она ослышалась. — Но ты шла по программе ЭКО, и договор у тебя такой же.

— Нет, я вынашиваю чужого ребенка для одной богатой бездетной пары. И теперь они от него отказались. Сначала заказчица позвонила, потом главврач сообщила. Клиника расторгает договор, и я должна сделать аборт. А мне жалко, — шепчу я, глотая слезы, — ты не представляешь, как мне его жалко…

Ленка смотрит на меня круглыми глазами и несколько раз открывает рот, как будто что-то говорит. Но на самом деле не произносит ни звука. Трет подбородок, рассматривает потолок, потом снова смотрит на меня. И наконец заговаривает.

— Поль, я, конечно, не знаю, но… — она как будто сомневается в чем-то, покусывает губы, а потом решается. — Не знаю, какие там у вас договоренности, но на сто процентов уверена, что Татьяна делала тебе процедуру забора яйцеклеток. Я лично относила потом материал в лабораторию.

Глава 6

Три месяца спустя

— Тимур Демидович, звонила ваша жена. Я сказал, что вы заняты, как вы и просили.

Арсанов закрыл крышку ноутбука, потер глаза и положил ноутбук рядом на сиденье. Он даже в машине старался не терять время. Хорошо, что машины сейчас такие вместительные, можно удобно сесть и вытянуть ноги. Особенно когда стоишь в пробке в центре почти шестнадцатимиллионного Стамбула.

— Спасибо, Костя, я потом сам с ней свяжусь, — отбил звонок и положил телефон рядом с ноутбуком.

Говорить с Ниной не хотелось. О чем говорить? Он заранее знает, как начнется их разговор, что Нина скажет, и чем все закончится. Сначала она начнет просить, предлагать дать их браку шанс. Потом примется угрожать и намекать, что у нее есть компромат и что, если она заговорит, Арсанов, сядет в тюрьму.

А после того, как Тимур равнодушным тоном спросит, куда прислать журналистов с группой адвокатов, начнет плакать. Все-таки, хорошо, что она не знает его личного номера, а служба безопасности свою работу выполняет неукоснительно.

Она всегда такой была, Нина, но раньше Тимур не так хорошо разбирался в женщинах. Да и кто в них хорошо разбирается в двадцать лет?

Он слишком рано женился — никакой любви, обычный договорной брак, защищающий интересы обеих семей. Первое время на отсутствие детей внимание не обращали, но, когда прошли годы и пошли разговоры о наследнике обоих семей, вдруг оказалось, что наследника нет.

Не получается с наследником. Не помогли ни походы по врачам, ни бесконечные обследования, ни лечение. Лечили Нину, с Тимуром все оказалось в порядке.

Он смотрел на идущий, едущий, бегущий за окнами его автомобиля Стамбул и думал, каким был бы их брак, если бы у них с Ниной были дети. Таким же сухим и полуофициальным или все же ребенок принес бы в него хоть немного тепла? Пусть не любви, пускай привязанности.

И сам усмехнулся своим мыслям.

Нина и привязанность? И взбредет же такое в голову. Иногда Тимуру казалось, что его жена сделана из камня. Но ведь говорят, что материнство меняет женщин, гормональные изменения, все такое…

Его внимание привлекла девушка. Она шла по тротуару, придерживая рукой аккуратный круглый живот. В другой руке девушка несла букет ромашек.

Беременные с ромашками не то зрелище, на которое обычно залипал Арсанов, а тут выходит залип. Очень высокая, худая, с прямой спиной и прямыми длинными волосами. Таких называют «модельного типа». Все эскорты таким типом забиты. И конечно не это его привлекло.

Ее лицо. Она улыбалась так безмятежно и светло, что Тимур не мог отвести взгляд. Она его притягивала будто магнитом.

Тем временем девушка ступила на пешеходный переход, и следом раздался визг тормозов. Тимур матернулся и выскочил из машины.

— Куда вы, Тимур Демидович? — растерянно крикнул водитель, но тот лишь отмахнулся. Растолкал толпу, собравшуюся вокруг сидящей на бордюре девушки, с другой стороны подбежал насмерть перепуганный водитель.

Тимур спросил по-турецки, как она себя чувствует, нужна ли медицинская помощь. Девушка заговорила с акцентом, вставляя английские слова. Нет, ничего не нужно, полицию тоже не нужно, хоть полиция уже тоже пришла.

— Не бойся, сынок, все хорошо, — вдруг тихо сказала девушка на его родном языке и украдкой погладила живот.

— Землячка, что ли? — удивленно прищурился Тимур. — Встать можешь? Руку давай.

— Могу. Спасибо, — она поднялась с бордюра, опираясь на предложенную руку.

— Тебя как зовут?

— Полина.

— Ты не знаешь, как турки агрессивно водят, Полина?

— Знаю, — она совсем по-детски шмыгнула носом.

Полиции Полина сказала, что претензий к водителю у нее нет, но те настаивали на медосмотре. Арсанов вызвался отвезти ее домой, а если будет необходимость, доставить в клинику.

— Мне далеко, я на окраине живу, я там квартиру снимаю. В пригороде дешевле, — запротестовала девушка, но Тимур молча взял ее за руку и отвел к машине.

— Сядь. Меня водитель отвезет в офис, а дальше автомобиль свободен до вечера. Если тебе куда-то нужно, скажи.

— Нет, спасибо, не нужно. У меня с утра были сьемки, они уже закончились. Я как раз собиралась домой.

Только сейчас Арсанов заметил, что она без цветов.

— Где твои ромашки? — спросил он, открывая дверцу.

— Под колеса упали.

Полина позволила усадить себя на заднее сиденье. Тимур сел к водителю. Уже перед самым офисом заметил цветочный ларек. На витрине стояли ромашки — яркие, крупные. Арсанов остановил водителя.

— Саня, тормозни, я сейчас.

Подошел к ларьку, продавец выжидательно улыбался.

— Мне ромашки заверните вон в ту бумагу. Только быстро, — убедительно постучал по часам.

— Вам сколько ромашек? — переспросил продавец, все так же улыбаясь.

— Все, — нетерпеливо ответил Арсанов. — И побыстрее.

Девушка только ахнула, когда он положил ей на колени огромный букет. Длинные ресницы запорхали, карие глаза изумленно смотрели то на букет, то на Тимура.

Глава 7

Четыре месяца спустя

— Ваша жена, Тимур Демидович, сама звонит… — его безопасник выжидательно остановился на пороге, и Тимур сначала даже не поверил. Так не бывает.

Несколько месяцев безрезультатных поисков, и вдруг сама?

А потом затеплилась слабая надежда. Может, Нине наконец-то надоело от него прятаться, и она решила дать согласие на развод? Между ними никогда не было особой любви, но они всегда умели договариваться, даже в постели.

Взял телефон и нажал «Принять».

— Тимур? — голос холодный и выдержанный, как обычно. Как будто они виделись несколько часов назад, а не несколько месяцев. — Мне сказали, ты меня ищешь?

Он едва сдержался, чтобы не выматериться в трубку. Сам же сказал, цивилизованно…

— Здравствуй, Нина. Да, ищу. Я подал на развод, и, если ты… — начал он было, как тут из динамика ясно донесся детский плач.

Тимур даже на экран посмотрел, он не ошибся? Он говорит со своей женой? Плач как будто утих, может, ему показалось?

— Послушай, — снова заговорил, и снова ему в ухо заплакал ребенок. Насколько Тимур разбирался в детях, совсем маленький ребенок.

По крайне мере такие режущие слух крикливые звуки издавали новорожденные. Он видел в фильмах, иначе откуда ему знать, как плачут дети вживую?

— Кто это у тебя кричит, Нина? — спросил. — Ты не дома?

— Это плачет твоя дочь, Арсанов, — не меняя тона, ответила почти бывшая жена. — У тебя теперь есть дочь, Тимур, ей сегодня ровно неделя. Ты все еще хочешь со мной развестись?

Он замолчал, сжимая в руках телефон, сердце бешено забилось где-то под кадыком. Нина тоже молчала, зато ребенок кричал, не переставая, выворачивая наизнанку все, что копилось у него все эти годы в самой глубине. За грудной клеткой, в районе солнечного сплетения.

— Почему… — воздуха не хватало, получилось хрипло и натужно, — почему она плачет?

— Тебя это не должно интересовать, Арсанов, — ответила Нина, и Тимуру захотелось ее убить. От охватившей ярости разом вернулся голос.

— Почему ты мне не сказала? — теперь он не собирался сдерживаться. Какая тут уже, к гребням, цивилизация? — Какое ты имела право скрывать от меня ребенка?

— Я пыталась с тобой договориться.

— Мы обсуждали в основном финансовые и имущественные вопросы. Не помню, чтобы там что-то было о ребенке.

— Ты решил пустить меня по миру.

— Я всего лишь отказался вытаскивать из долговой ямы твоих родственников, спустивших состояние на сомнительные проекты.

— Прибыльные, Арсанов, прибыльные проекты. Но кризис…

— Кризис ни при чем, — перебил ее Тимур, — я предупреждал, чтобы твой брат не связывался, я уговаривал твоего отца, я отказался быть вашим поручителем…

И снова его оборвал плач ребенка. Его дочери. Боги, неужели это правда?

— Извини, Арсанов, мне нужно ее кормить, — торопливо заговорила Нина, — присылай своих адвокатов.

Тимур осекся, понимая, что просто не в состоянии сейчас нажать на отбой.

— Нина, — сказал хрипло, — можно я приеду?

Теперь она замолчала.

— Нет, Тимур, — ответила после продолжительной паузы, — не нужно. Мне сейчас не до тебя. Я столько пережила, у меня такой сложный период…

— А я не к тебе хочу приехать, — перебил Тимур. — Я хочу видеть свою дочь.

И не только видеть. Потому что ему пока не отшибло память, и он прекрасно помнит те последние редкие ночи, проведенные вместе. И помнит, что тогда никто не забывал о защите. Поэтому он сделает тест ДНК, чтобы убедиться, что это действительно его дочь.

А дальше уже будет действовать по обстоятельствам.

***

Тимура разбудил плач Сонечки. Он спросонья потупил пару секунд, глянул на часы — начало второго. Это что же, поспал всего полтора часа? А ведь с утра совещание, осталось еще провтыкать тендер.

Сначала надеялся уснуть — все-таки с ней Нина, — но плач только нарастал. Не выдержал, поднялся, натянул домашние шорты и пошел к ребенку.

Нину с Соней Тимур поселил в их бывшей спальне, сам перебрался в кабинет. Он сразу предупредил жену, что теперь их отношения ограничиваются только ребенком, хоть та и делала попытки к сближению.

Однажды пришла к нему в одной прозрачной сорочке, он как раз вышел из душа. Подошла, стянула с бедер полотенце и опустилась на колени.

— Твой хозяин меня к тебе не пускает, а я так по тебе соскучилась, дружочек!

— Дружочек не скучает, ему общения хватает без тебя. И вообще, он собирается спать, — ответил за него хозяин, надел на жену свой халат и выпроводил за дверь.

— Я так и знала, что ты тягаешься по своим шлюхам, — крикнула Нина, уперевшись в дверной косяк.

— Я не буду с тобой спать, Нина, — устало ответил Тимур, — мы это уже обсуждали. Наш брак себя изжил. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь съехать хоть завтра.

Глава 8

— Вы в курсе, что Тимур Демидович может вас посадить? – Костя грозно навис над насмерть перепуганной девицей.

Перегнул. Та некрасиво скривила толстые губы и разрыдалась.

— Не надо, пожалуйста, только не в тюрьму! У меня двое детей!

Арсанов недовольно посмотрел на безопасника. Теперь жди еще полчаса, пока та успокоится.

Всю последнюю неделю они только и делали, что угрожали судом, тюрьмой или денежной компенсацией всем участникам этой чудовищной фальсификации. Владелице клиники — подружке Нины. Докторше, которая уволилась и уехала работать по контракту в Германию. Лаборантке, которая ушла в декрет. Второй.

Но Тимур знал, что на самом деле ничего никому не сделает. После того, как тест ДНК показал, что Нина не является биологической матерью Сонечки, он с Широкшиными заключил негласный договор.

Нина рассказывает всю правду, дает согласие на развод и пишет отказ на ребенка. И конечно же отказывается от совместного с Арсановым имущества в пользу дочери. Иначе он пригрозил дать пресс-конференцию и донести до общественности правду.

Широкшины сразу на все согласились, и Тимур вздохнул с облегчением. Он не желал, чтобы его имя и имя его дочери обсасывалось бульварной прессой и полоскалось на телевидении. Соня его дочь, и он должен ее защитить. И никто не должен ничего узнать.

Нина была в буквальном смысле раздавлена, когда Арсанов бросил ей в лицо результаты обследования Сони с отметкой второй группы крови. Крестная вызвала ее в кабинет и обстоятельно все объяснила.

Та даже отпираться не стала, только повторяла растерянно:

— Как же так, не может быть! Этого просто не может быть…

Но Тимур все равно заставил ее сделать тест, с которым пошел на переговоры к Широкшиным.

Нина подробно все рассказала — как она искала суррогатную мать, как изображала беременность. Она специально делала фотосессии с накладным животом, даже в ванной в лепестках роз умудрилась сфотографироваться. Потому и пряталась от Арсанова по заграницам, чтобы он ничего не узнал.

«Рожала» Нина в частном роддоме у родного дяди. У Широкшиных большая семья, и прикрыть зад его бывшей жене желающих хватало. Бывшей, потому что Тимур сразу подал на развод.

Суррогатную мать, которая родила Соню, нашли быстро. Арсанов, когда ее увидел, чуть дара речи не лишился — здоровенная деваха ростом с него. Он не страдал сексизмом, но метр девяносто пять для женщины как-то чересчур.

По документам в «Эдельвейсе» Лида Швец числилась как донор биоматериала, и Арсанова бросало в дрожь, когда он представлял, что его Сонечка будет на нее похожа.

— У меня малой болеет, ему операция нужна. Вот я и согласилась, — рыдала Лидия, и Тимур дал знак Косте прекращать допрос.

В конце концов виновница здесь только одна, Нина. Остальные, вольные или невольные, всего лишь исполнители.

Лида сдала ДНК-тест, который показал, что биологически она Соне никто, и Тимур на радостях оплатил ее младшему сыну операцию. Лидия выносила его дочь, он даже почувствовал к ней что-то похожее на признательность.

А потом снова начал трясти Нину и ее подружку Ольгу, но те твердо стояли на своем. Яйцеклетки донорские, программа донорства яйцеклеток в клинике абсолютно анонимна, искать биологическую мать Сони бесполезно.

— Ну найдешь ты ее, и что? — спросила Ольга, когда он вволю наорался и наматерился у нее в кабинете. — Будешь взывать к ее материнским чувствам? Ты уверен, что твоя дочь кому-то нужна, кроме тебя? У донорши вполне может быть трое детей, любящий муж, а яйцеклетки она сдала, чтобы купить новый телевизор. Тебе станет легче, если ты об этом узнаешь?

— Я хочу знать, кто она, — уперевшись руками в стол, ответил Тимур. — Хочу убедиться, что с наследственностью моей дочери все хорошо.

— У нее и так все хорошо, Тимур, у нас все доноры перед забором биоматериала проходят полное обследование. Мы сами не знаем, чью яйцеклетку использовали. Думаешь, если бы Нинкины подходили, мы бы стали рисковать?

— Но группу крови же прохлопали, — буркнул Тимур.

— Сама не знаю, как так получилось, — неверяще развела руками Ольга, — кто-то явно ошибся при маркировке. Человеческий фактор, что поделать, разгильдяйство еще никто не отменял.

— Ждешь, что я тебе посочувствую?

— Нет уж, обойдусь.

Арсанов мысленно представил, как по кирпичикам разбирает здание медцентра, выдохнул и ушел. Дочь дороже. Она не должна ничего узнать, никогда. Как и ему незачем знать, как именно добывала его биоматериал Нина.

Они оба обследовались в этом центре, и спермограмма в протокол обследования тоже входила. А может, бывшая жена собирала использованные презервативы, прятала в морозилке и потом везла в лабораторию в сумке-холодильнике. Вот это его точно не интересовало. Больше интересовало, как такое вообще с ним могло произойти.

Тимур не мог поверить, что женщина, с которой он прожил восемь лет, способна на такой бессердечный поступок. Он испытывал невыносимое, жесточайшее чувство вины перед своим ребенком, особенно когда видел молодых мам с детьми. И когда видел, с какой нежностью и любовью те берут на руки своих малышей.

Глава 9

Наши дни

— Полина Арсанна, здрасьте!

— Здрасьте!

— Драсти, Полина Арсанна!

Ко мне подбегают поздороваться тройняшки Савицкие, ой, нет, теперь уже Тагаевы*. Совсем недавно у детей нашелся отец, как выяснилось, родной. Я его видела несколько раз, он забирал ребят из детсада. Меня, как и всех нас в саду, впечатлило поразительное сходство отца и сыновей Тагаевых.

Конечно, эта история ошеломила всех. Анастасия, как и я, была матерью-одиночкой, и откуда взялся этот их Тагаев, как он их нашел, я понятия не имею.

— Слушай, Полька, может и тебе вашего папашу поискать? Гляди, и он у вас не на паперти с протянутой рукой стоит, — не могла успокоиться Альбина, но я тему развивать не стала, и она от меня отлипла.

Отец тройняшек Тагаевых в самом деле оказался миллиардером, оказывается, чудеса происходят не только в кино.

Слухи ходили разные, как будто Анастасия когда-то давно его спасла, а он ее так оригинально отблагодарил. Но я слухам не верю и сплетни не слушаю, обычно там правды ровно половина, если не меньше. С Анастасией мы общаемся только когда это касается ее детей, и спрашивать у нее, как и что было, мне неудобно.

Ко мне тридэшки ходят на занятия, в этой троице самая прилежная и старательная их сестренка. Тридэшки — потому что тройняшек зовут Данил, Давид и Дианка, их все называют «три-Д», даже они сами.

— Полина Арсанна, а Бодька сегодня есть? — спрашивает один из мальчишек Тагаевых, нетерпеливо перекатывая в руках мяч.

Не буду угадывать, кто именно, Данил или Давид, их из нас, сотрудников сада, никто различить не может. А теперь они еще и пострижены одинаково — очень коротко, как и их отец. Мы просили Анастасию надевать им разные по цвету футболки, но парни приловчились носить их по полдня по очереди, а потом меняться.

Зато нам повезло, что у этих хитрых чертенят есть сестра, и мы вовсю этим пользуемся.

— Есть, — нарочно избегаю имени, — бегите к группе, мальчики, Богдан там на площадке.

Парни срываются с места, а я обращаюсь к девочке.

— Ди, детка, скажи брату, чтобы не бил по мячу ногой. Богдану неудобно будет его ловить.

Малышка послушно кивает и бежит за братом.

— Давид, Давид! Полина Александровна просила, чтобы ты не буцал мяч!

Бинго! Значит, с мячом это Давид. Вот так и приходится выкручиваться. Кстати, у него сегодня белые шнурки на кедах, а у Данила синие. И если не акцентировать внимание, эти два сорванца не догадаются переобуться.

— Бодька, лови, — кричит Давид, и у меня привычно сжимается в груди.

Мой сынок тоже хотел бы побегать с мячом, но он сидит в инвалидной коляске под деревом и с тоской наблюдает за несущимся на него Тагаевым. Я специальную заказала, детскую, самую удобную и современную. По стоимости она равна подержанной машине, но на ребенке экономить у меня и в мыслях нет.

Мяч летит под дерево, Богдан ловит его обеими руками, привстав в коляске. Нельзя, ему категорически нельзя опираться на правую ногу! Иначе показатели ухудшаться, и операция может не дать полной подвижности. А мы о ней оба мечтаем, и я, и Богдан.

Ноги — это его слабое место. Бодька родился с дисплазией тазобедренных суставов, и я почти до года носила его в специальном приспособлении — стременах.

— Это не болезнь, Полька, это деффект в развитии суставов, и он поддается исправлению, — утешала меня Ленка, которая стала крестной Бодьки. — Так что если не будешь раскисать, наша бусинка еще так будет бегать, что мы вдвоем не поймаем.

Кстати, она оказалась права.

— Это может быть наследственное, — объяснил затем мне врач-ортопед, — у вас или у его отца были похожие проблемы?

И вот здесь для меня начиналось самое мучительное. Я ничего не знаю об отце своего сына. Нет, не так. А вот так: НИЧЕГО.

Признаюсь, я очень надеялась, что Бодька будет похож на отца, вот как мальчики Тагаевы на своего папу-миллиардера. Ну ладно, пусть не одно лицо, но хотя бы какие-то черты, чтобы я пусть косвенно, но смогла познакомиться с отцом своего ребенка.

Но сын оказался моей копией, даже ямочки ему мои достались. Когда он был совсем малышом, его часто принимали за девочку.

Иногда мелькала мысль прийти в «Эдельвейс» и поговорить с главврачом, Ольгой Ивановной. Я даже как-то ее озвучила, но тут уже воспротивилась Ленка.

— Ты что, совсем с ума сошла, Полинка? — она разве что пальцем у виска не покрутила. — Там наверняка такие деньжищи были заплачены, чтобы никто ничего не знал. А ты в самое змеиное гнездо лезть собралась! Если эта Анна узнает, что ты оставила ребенка, еще отберут у тебя нашего буську!

Я только вздохнула — подруга безусловно была права, «Эдельвейс» мне стоило обходить десятой дорогой.

— Идемте, девочки, рабочий день начался, — позвала Лиза.

У меня первый урок у самой старшей группы, но перед тем, как войти в здание садика, я невольно оборачиваюсь на Соню, которая нерешительно застыла посреди дороги. Воспитательница берет ее за руку и ведет в группу.

Глава 10

Вхожу, и сразу вижу Соню. Девочка сидит на кровати, прижав к себе игрушечного зайца, и при виде ее маленькой хрупкой фигурки вдруг сжимается сердце. Как будто это я там сижу на кровати, и как будто это мне так горько и одиноко.

Вот только откуда я знаю, что она сейчас переживает? Не могу объяснить, просто чувствую, и все.

— Сонечка, — говорю негромко, стараясь не напугать девочку, — ты почему здесь сидишь?

Она не отвечает и продолжает сидеть, не поднимая головы, но я вижу, как она напряжена. И мне вдруг хочется ее обнять, до зуда в ладонях. Девочка кажется нескладной и неловкой с длинной тонкой шеей и руками, тоже длинными и тонкими. Как веточки.

Но обниматься это непрофессионально, за время работы в детском саду я научилась прятать эмоции, поэтому подхожу и присаживаюсь на корточки.

— Там такие вкусные оладьи с вареньем. Ты любишь клюквенное варенье?

Соня молчит и лишь сильнее прижимает к себе зайца.

— Давай ты пойдешь со всеми на улицу? — стараюсь, чтобы голос звучал бодро. — Там можно побегать и поиграть.

— Не хочу играть, — вдруг отвечает Соня совсем тихо, — я хочу домой. Зачем он меня сюда привел?

«Он» — это, наверное, ее отец, тот самый миллиардер Арсанов, о котором вздыхает Альбина.

— Твой папа хочет, чтобы тебе было не скучно, солнышко, — продолжаю уговаривать малышку, осторожно поглаживая острые плечики. — Здесь много деток, с ними веселее, чем одной дома.

— Мне не скучно, — мотает головой девочка, — а они все злые!

— Они не злые, они просто тебя не знают, — пробую ее утешить, но она вскидывает узкое личико с большими глазами и восклицает с неожиданной для маленькой девочки горечью:

— Злые! Они все дразнятся! Потому что я длинная, и шея у меня как у жирафа!

— Это кто тебе такое сказал? — спрашиваю изумленно.

— Все говорят, — полушепотом договаривает Соня, — потому что я выше всех!

Я так теряюсь, что первое время даже не могу сообразить, что сказать. Сразу вспоминаю себя — все те же проблемы и переживания. «Дылда», «швабра», «жираф» — как меня только не называли! Я всегда была выше всех девочек, только в агентстве моделей почувствовала себя человеком. И от этого становится еще жальче Сонечку.

— Смотри, я тебе что-то покажу! — достаю телефон и листаю галерею. Нахожу нужный снимок из прошлой жизни, где я иду по подиуму на кастинге для «Victoria’s Secret». Соня косится на экран, и когда я разворачиваю к ней телефон, изумленно распахивает глазки.

— Это вы-ы-ы?

— Да, — киваю, испытываю непонятную гордость, — а вот еще смотри.

— Такая красивая, — завороженно разглядывает снимки Соня.

— И ты такой будешь, когда вырастешь, — говорю убежденно. — Знаешь, какой нужен рост, чтобы стать «ангелом» от «Victoria’s Secret»? Сто восемьдесят один сантиметр. И ноги должны быть длинные, почти в полтора раза длиннее туловища. Понимаешь?

Девочка недоверчиво разглядывает свои ножки — они у нее тоже длинные и тонкие. А потом с сомнением поднимает глаза на меня.

— А я точно вырасту?

— Точно, — отвечаю уверенно, — и он и все еще тебе завидовать будут. Девчонки так точно! Давай руку, пойдем гулять, — разворачиваю ладонь и когда в нее несмело ложится маленькая ладошка, внутри неожиданно все замирает.

Мы выходим в игровую, Жанка смотрит на меня с благодарностью. Перехватывает Соню, а я помогаю Богдану пересесть в кресло. Девочка пристально наблюдает за нами, но когда я ловлю ее взгляд, отворачивается.

Выводим детей во двор, и пока отвлекаемся, к Соне подбегает Ваня и выхватывает у нее зайца.

— Жирафа, — кричит он, — длинная жирафа!

— Иван! — сердито говорит Жанна. — Немедленно отдай Соне игрушку и извинись. Ты что себе позволяешь?

Но система «икудза» подсказывает Ванечке, что он может отрываться на полную катушку.

— Дылда! — кричит Ваня, отскакивая подальше, и я вижу за его спиной коляску Богдана.

Мы с Жанкой не успеваем опомниться, как мой сын въезжает Ване в зад, подбивая под коленки, и тут же отъезжает обратно. Иван, не удержав равновесие, с размаху садится на асфальт, а Бодька наклоняется и забирает из его рук зайца.

Подъезжает к Соне и протягивает игрушку. Та моргает и прячет руки за спину.

— На, возьми, — говорит мой сын. А у меня нет слов. У Жанки, по-видимому, тоже.

— Ну слов же нет никаких кроме матерных, — возмущенно качает она головой. — И какой же паразит этот Ванечка!

Жанна помогает ревущему Ивану встать с асфальта и строго его отчитывает, а я тем временем наблюдаю за Соней и своим сыном. Девочка берет зайца из его рук, а потом вскидывает голову.

— Я тебя не просила!

К ним подбегают мальчики Тагаевы.

— Зачем ты с ней связываешься, Бодь? — спрашивает Данил, ему вторит Давид:

— Она вредина!

— Ну и что, если вредина, — пожимает плечами мой сын, — а зачем он дразнится?

Глава 11

— Сонечка, ты какое мороженое будешь? — спрашиваю девочку. — Выбирай.

Мы гуляем в парке. Арсанов как раз где-то в воздухе, а может уже приземлился. Он позвонил из самолета, снова извинялся, что вылет задержали. Обещал сразу из аэропорта приехать за Соней.

Но я в любом случае не стала бы ждать его дома. Сегодня суббота, мы с детьми выспались, я накормила их завтраком и вывела на прогулку. Арсанову написала в мессенджере, что мы ушли гулять, пускай ищет нас в парке.

Обожаю выходные, когда можно целые дни проводить со своим ребенком. И хоть сегодня мы с сыном не одни, с нами Соня, на удивление она не мешает ни мне, ни Богдану.

Я взяла девочке в прокате роликовые коньки, и они с Богданом устроили настоящие гонки на парковой аллее. А потом запросили мороженого.

— Я буду дыню и клубнику, — выбирает наша маленькая гостья.

— Мамина доця! — с довольным видом выдает продавщица мороженого, кивая на Соню. — Вас обеих хоть сейчас на обложку журнала!

Мы с Соней переглядываемся, я подмигиваю девочке.

— Что я тебе говорила? Видишь, даже не приходится ждать, когда вырастешь!

— И я хочу мороженое, — влезает Богдан между мной и Соней. — Мам, возьмешь мне шоколадное?

— Ой, у вас двойняшки! Какая прелесть! — всплескивает руками мороженщица. — У меня у сестры двойня, это так мило!

Она обращается к детям:

— Вы с братиком на двоих мамины ямочки поделили?

Присматриваюсь внимательнее. А она права, между детьми и правда что-то есть общее — да хоть те же ямочки. Пытаюсь представить, как это, когда кроме сына есть дочка, и внутри царапает непроходящее чувство вины перед Бодькой, которое я не могу заглушить все эти годы.

Мой сын родился из-за моих непростительных амбиций. Из-за меня он лишен нормальной семьи, братьев и сестер. Из-за меня мой такой ранимый, добрый и справедливый ребенок никогда не узнает, кто его отец. Потому что я захотела на нем заработать.

Никогда не признаюсь ему, как именно он появился на свет. Я придумала красивую историю любви, где мы с его отцом очень любили друг друга, а потом он погиб на задании. Потому что был тайным разведчиком.

Сама понимаю, как это глупо звучит, но мой сын не должен знать, что от него отказались, и что для своих родителей он был всего лишь бракованным материалом. Еще и украденным. У меня.

Прогоняю тяжелые мысли — лучше подумаю о том, как хорошо прошли вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Соня попросилась спать со мной, но, когда пришло время наших с Бодькой полежалок, я немного застопорилась.

— Мам, мы с тобой полежим? — привычно спросил сын.

— Конечно, сынок, — ответила я ему и погладила вихрастую макушку, — конечно полежим.

— А ты любишь полежалки? — повернулся Богдан к Соне.

— Это как? — с любопытством спросил девочка.

— Это когда мы с мамой лежим, и я ей рассказываю, что делал днем.

— Нет, — покачала головой Соня, — папа говорит «спокойной ночи», и все. Он много работает. А бабушка, когда остается ночевать, она читает мне книжку и засыпает раньше меня.

— Мам, а давай Соня посмотрит на наши полежалки! — воодушевился Богдан.

В итоге мы улеглись все втроем на диван в гостиной, — я посередине, Бодька с Соней по бокам, — и мы целый час болтали, пока дети не уснули.

Я не стала переносить сына в его комнату, он упросил меня оставить его с нами. А я полночи лежала без сна. Вслушивалась в сопение двух носиков с двух сторон, захлебываясь от переполнявшей щемящей нежности к обоим детям.

Утром дети баловались и обливались в ванной водой, а за завтраком Соня сидела грустная и расстроенная.

— Что с тобой, Сонечка? — спросила я у девочки, подсовывая ей ближе ежевичное варенье. — Тебе не нравятся блинчики?

— Нравятся, — вздохнула она.

— Соне понравилось жить у нас, — заявил Богдан. — Давай ее оставим, мам?

— Я по папе соскучилась, — снова вздохнула девочка.

— Ну твой папа у нас, наверное, не захочет жить, — заметил мой здравомыслящий сын.

— Конечно не захочет, — рассмеялась я. Еще бы. Миллиардер Арсанов в съемной двушке это уже не сюр, а полный трэш. — У нас мало места.

— У нас много, — вдруг сказала Соня, — целый большой дом.

— Это ваш дом, Сонечка, — сказала я, наливая какао с молоком. — Лучше ты будешь приходить к нам в гости, а Богдан будет приходить в гости к тебе. Если твой папа разрешит.

После завтрака дети стали собираться на прогулку, а я сделала себе самую любимую и практичную прическу — собрала на макушке волосы в пучок, скрутила в узел и закрепила шпильками.

— Я тоже такую хочу, — указала на мою голову Соня.

— У тебя такие красивые волосы, Сонечка, — я расчесывала ее мягкие гладкие волосы и получала необъяснимое удовольствие. А еще сожаление. Бодьке не требовались косички и хвостики.

— Я теперь точно, как вы! — радостно сказала девочка, когда мы обе стали перед зеркалом и сравнили прически.

Глава 12

Арсанов с мрачным видом рассматривает моего сына, сидящего в коляске, а я не могу отойти от шока.

Миллиардер Тимур Арсанов, отец Сонечки — мой загадочный незнакомец с ромашками??? Разве так бывает???

От волнения кружится голова, во рту становится сухо. Не могу поверить. Я просто не могу в это поверить!

Мужчина из моих ночных снов и тайных желаний. Мужчина, которого я представляла в таких горячих мечтах, что никому бы не посмела в этом признаться. Наверное, даже самой себе, потому что знала — у него есть дочь, а значит есть и семья. Но…

Он Тимур Арсанов. Боги! Хоть бы не свалиться в обмороке прямо здесь на аллее парка. Не хватало еще детей перепугать.

Наши встречи мне всегда казались неслучайными. Он появлялся каждый раз, когда нам с Бодькой очень нужна была помощь. И каждый раз уезжал, не представившись, а я потом мучилась и терзалась тем, что не спросила, как его зовут. Долго, до следующего случая.

С последней такой встречи прошло больше трех лет.

Я понимала, что «мужчина с ромашками» далеко не беден, и дело не только в его дорогущих авто. И не скорость, с которыми он их меняет. Похоже, Арсанов питает слабость к большим автомобилям. Как и я. Мне всегда хотелось научиться водить вот такой танк.

Не у каждого владельца дорогого автомобиля есть собственный водитель, а у моего — ну ладно, не моего, у «мужчины с ромашками» — есть. Его Саша зовут, я еще с первого раза запомнила.

Странно, я знаю, как зовут водителя, а как зовут владельца огромного внедорожника, не знала до этого момента.

Но даже в самых смелых фантазиях я не могла представить, что нас с Бодькой подобрал под дождем и подвез к самому дому настоящий миллиардер. И что это он отвозил меня в роддом, а потом прислал огромный букет ромашек. Мне тогда завидовало все отделение. И что он же вытащил меня из-под колес автомобиля в Стамбуле.

И как мне теперь себя с ним вести?

Наверное, надо что-то сказать умное, я ведь учительница его дочки. Или не очень, чтобы не оттолкнуть.

Да хоть что-то сказать, чтобы он не решил, что я слабоумная.

Лучше, конечно, чем-то сразить наповал. А ведь он прогнал жену, давно еще, как только родилась Соня. Запоздало ругаю себя на чем свет стоит. Ну почему я не слушала, что о нем говорила Альбина?

И почему я не оставила распущенными волосы? Они у меня красивые, шелковистые. Сдался мне этот пучок. Еще и Сонечке такой же накрутила. А вдруг он рассердится?

Господи, Полина, да открой уже рот и выдай хоть что-нибудь, пока тебя не записали в идиотки!

Например, что рада его видеть. Или что удивлена. А может, лучше правду? Что я в шоке. Полном.

Но я слишком долго выходила из ступора, и Арсанов меня опережает.

— Бодька? — хмуро указывает он на сына кивком головы.

— Бодька, — отвечаю растерянно, все еще прижимая ладони к щекам.

Спохватываюсь, опускаю руки, а потом прячу за спину, потому что от волнения не знаю, куда их деть. В последний раз такое со мной было в университете на экзамене.

— Я Богдан, — поправляет Бодька, сурово сведя брови на переносице. Это невероятно, но сейчас оба мужчины, большой и маленький, до смешного похожи друг на друга.

— Я знаю, — Арсанов садится перед коляской на корточки и протягивает руку моему сыну, — а я Тимур. Давай знакомится.

— Это мой папа! — хвастливо заявляет Соня и с довольным видом обнимает Арсанова за шею.

— Откуда вы знаете маму? — мой сынок все еще смотрит насторожено, а я понимаю, что не знаю, как обратиться к Тимуру.

— Я и тебя знаю, — отвечает ему Арсанов и, прищурившись, переводит взгляд на меня. — Вы ему не рассказывали о «мужчине с ромашками», Полина?

Пока я соображаю, что он обращается ко мне, пока разлепляю пересохшие губы, проходит целая вечность.

— Не рассказывала, — получается, наконец, у меня выдавить и для верности мотнуть головой. — Но мы так давно с вами не виделись, что я…

— Вы меня забыли? — его взгляд как будто тяжелеет.

— Нет, что вы! — я даже пугаюсь и снова торопливо мотаю головой. Несколько раз. — Разве вас можно забыть?

— Я рад, что сумел произвести на вас впечатление, Полина, — очень серьезно говорит Арсанов, а я краснею до кончиков волос.

— Я не это имела в виду, — заверяю поспешно, но видя как снова мрачнеет Арсанов, безнадежно машу рукой. — Простите меня. Я несу какую-то чушь. Но я действительно не могу поверить, что вы Арсанов.

Поворачиваюсь к притихшим детям.

— Сынок, папа Сони однажды подвозил нас с тобой домой, он увидел нас на остановке, ты тогда был совсем маленький. А перед этим отвозил в роддом. И каждый раз покупал тебе ромашки.

— Зачем? — сын снова нахмуривает брови. — И почему он не сказал, что он папа Сони?

— Потому что мы тогда были незнакомы с Сонечкой. Но он говорил, что у него есть маленькая дочка, такая как ты, — присаживаюсь я рядом с ними.

— Не каждый раз, — вдруг говорит Арсанов и поворачивает голову. Наши лица оказываются непривычно близко. — В последний раз я не купил ромашки, Полина. И очень долго об этом жалел.

Глава 13

Тимур полночи не спал, в самолете тоже не мог уснуть. Думал, отоспаться дома, как раз Соня нагулялась, набегалась в парке и после обеда быстро уснула на широкой отцовской кровати.

Но теперь сон не шел, хоть умри. Спать хотелось, глаза резало, будто их засыпало песком, а уснуть не получалось.

Тимур повернулся на бок, подложил под голову локоть и уставился на дочь, сопящую рядом. Она маленькой часто с ним засыпала, пока мать не настояла, чтобы он отселил Соню в детскую. Тимуру было дико жаль дочку, но он понимал, что так правильно.

Он не мама. И заменить ребенку маму не сможет, даже если вывернется наизнанку.

Протянул руку и погладил светлую челку. Его девочка с этим пучком на голове выглядела старше и в самом деле пугающе походила на Полину.

Полина… Он закрыл глаза, внутри разлилось тепло, разогналось по венам, и отозвалось жаром внизу. Черт знает что с ним творится с той самой минуты, когда он узнал в детсадовской учительнице английского ту, «свою», Полину.

Она стала потрясающе красивой, Арсанов чуть дар речи не потерял, когда ее увидел. А потом второй раз онемел, когда увидел Бодьку в инвалидном кресле.

Девушка с ромашками. А она его, оказывается, называла мужчиной с ромашками. С приветом он, а не с ромашками. Идиот. Феерический дебил.

Всю дорогу домой Арсанов не переставал себя ругать. Ну почему он не поддался импульсу и не догнал Полину, когда подвозил их с Бодькой под дождем? И почему не взял у нее номер телефона?

Он постарался осторожно выпытать у дочери, что случилось с Богданом. Почему мальчик в инвалидной коляске.

— У него ножка не туда приросла, — поделилась дочь. — Нужно делать операцию. Бодька ходит, пап, он на костылях дома ходит. И в садике. Ему только на ножку ступать нельзя.

Арсанов облегченно выдохнул. Если дочка не напутала, значит все поправимо. Он боялся услышать что-то из разряда тех страшилок, когда у детей проявляются разные генетические заболевания. В свое время Тимур достаточно позагонялся на эту тему.

Полина ясно дала понять, чтобы он при парне не задавал лишних вопросов, и Тимур вовремя притормозил. Она сама ему потом все расскажет, при личной встрече. Насколько он понял, Полина сейчас одна, а может и была одна все это время. Но при детях такого не спросишь.

Тогда он еще больший идиот, что не остановил…

Соня во сне всхлипнула, Тимур по старой привычке покачал ее за плечо. И снова подумал о Полине.

Думать о ней было непривычно и… приятно, он уже и забыл, что так может быть с женщиной. Не животный секс, когда берешь и через пять минут после ее ухода уже не помнишь, как зовут. А вот так, когда повторяешь ее имя про себя, перекатываешь на языке, как послевкусие после глотка дорогого вина.

Тимур не слишком любил эскортниц, но все же отдавал им предпочтение. Было еще несколько краткосрочных связей, которые длились не дольше месяца.

Когда Соня подросла, он пробовал начинать отношения в разное время. Но девушки как сговорились, они почему-то все сразу списывали его дочь со счетов.

«Тимур, давай родим с тобой маленького пупсика, тебе же нужен наследник!» — плюс-минус риторика у всех была одинаковой. Арсанов просто охреневал.

Конечно, он бы хотел сына, какой нормальный мужик от такого откажется? Но во-первых, у него уже есть Соня. А во-вторых, сын должен стать продолжением отношений, а не их целью.

Тимур расставался с девушками без сожаления, а те потом недоумевали и поливали его грязью в соцсетях. Один раз пришлось даже службу безопасности подключать.

Кстати, надо бы дать задание своим парням пробить Полину. Кто она, чем занималась до того, как стала учить детей в саду английскому языку. Слишком красивая она для обычной учительницы.

Когда Тимур впервые встретил ее в Стамбуле, девушка сказала, что приехала на съемки. Значит работала моделью, вот это, кстати, ей гораздо больше подходит. И Соня ему сообщила, что идет в модели.

— Я когда вырасту, стану моделью, как Полина Александровна, — заявила за обедом, как раз когда принесли горячее.

Арсанов не возражал. Пусть идет. Он только за будет, если это поможет его девочке почувствовать себя уверенней.

Ему его ребенок всегда казался самым красивым, но он знал, как дочь комплексует из-за своего роста. Она и впрямь была почти на голову выше сверстников, а еще очень худенькой и угловатой. Большой рот, большие глаза. Слишком длинная шея.

Мать заставила Тимура сводить дочь к доктору, там какое-то светило принимало, профессор. Он начал задавать вопросы, на которые у Арсанова ответов не было.

— Кто у вас в семье такой высокий?

— Я, — ответил Тимур, — сто девяносто пять сантиметров.

— У вас кость широкая. А узкокостные в вашей семье есть?

Тимур ушел и больше по врачам не ходил. Откуда ему знать, кто был в их семье? Но встретив Полину, Тимур увидел в ней выросшую Соню. Пускай причиной послужила одинаковая прическа, во многом проглядывало удивительное сходство.

Все то короткое время, что они разговаривали, Тимур разглядывал девушку и откровенно ею любовался. Изящной шеей, длинными пальцами с красивыми ногтями. Женственными изгибами хрупкой фигуры.