Тень. Человек без лица (СИ)

Глава 1

Аврора

Смотрю на своё тело со стороны. Оно лежит на больничной койке и как бы сливается с белой обстановкой вокруг. Постельное бельё, стены, свет дневных ламп и даже цвет моей кожи — всё белое. Пытаюсь понять, что происходит.

Смотрю на свою руку и провожу ею из стороны в сторону. Такое чувство, что картинка расслаивается. Как будто за моей рукой движется несколько слоев, делая движение более размазанным. И при этом никаких ощущений. Нет ни боли, ни страха. Ничего… Неужели я умерла?

И тут я слышу голос. Мужской. Сильный, властный, требовательный.

— Нет, второй раз ты у меня не умрешь.

Я чувствую толчок. Такое чувство, что кто-то толкнул меня в спину. Поворачиваю голову и вижу незнакомый мне образ девушки. Я не знаю кто она и что хочет. Она стоит в углу комнаты, ничего не говорит, а только поднимает руку и машет указательным пальцем, а в голове мысль, как будто не моя: «Рано. Возвращайся». Резкий рывок, словно меня дернули за руку.

Как мне больно… Все тело ломит, ноет и гудит. Оно как колода. Сухость во рту. Пытаюсь проглотить хоть что-то, а во рту пустыня. Я слышу свой стон. Начинаю хныкать, как маленький ребёнок. Боже, меня что переехала фура или сбил поезд? Пытаюсь разлепить глаза, но режет этот противный белый свет…

Облизываю губы, а они такие сухие и потрескавшиеся, что только натяни и начнут кровоточить. Чувствую, как губ касается трубочка для питья. Быстро хватаю ее и делаю спасительный глоток. После чего трубочка исчезает.

— Ещё…, - тяну я.

— Хватит, — сказал, как отрезал. Это тот голос из сна…, или не сна.

Пытаюсь открыть глаза, чтобы посмотреть на этого смельчака.

Я сама почти врач и знаю сколько можно пить пациенту, который приходит в себя, но… это же им, а я не могу терпеть… Хочу пить! Набравшись сил, распахиваю глаза и пытаюсь сфокусировать зрение… А на глазах, как на зло пелена.

-Очухалась? — спрашивает меня мужчина.

Тянусь рукой к глазам, пытаясь их протереть. Он стоит в нескольких шагах от меня и что-то пишет в своем блокноте. Навела резкость. Да, он также хорош, как и его голос, под стать хозяину… Было бы странно увидеть перед собой маленького, кругленького и плешивого мужичка…. Он — всё, наоборот. Высокий, широкоплечий. На нём врачебный халат, но он не скрывает накачанные рельефы его тела. Коротко стриженный, с трехдневной щетиной, да и на лицо смазлив…

— Где я? — и это мой голос? Как собака гавкнула из будки…

— Может быть в раю? — говорит он усмехаясь.

— Нет, это точно не рай, — он только удивленно вскидывает брови, — вы непохожи на ангела.

— Почему? — он что, обиделся. Потому что его «почему», прозвучало с именно таким нотками.

— У вас глаза блядские…

Если можно удивиться на удивление, то это оно. И тут он захохотал, так от души… Да, и ангелы так не смеются.

Отсмеявшись, он вытянул фонарик из кармана и начал светить мне в глаза.

— Да, наверное, я переборщил с препаратами…, - говорит сам себе под нос, как будто я тут тело бездыханное. Потом делает смешную рожицу и сообщает, — ну, жива и отлично. Если что, я не анестезиолог, так что рассчитывал дозу на глаз. Без обид, — и поднимает две руки вверх, как будто сдается.

— Вы кто?

— Я-то знаю кто я, вот кто ты, остается вопросом? Ты помнишь, что с тобой случилось до того, как ты сюда попала.

Пытаюсь ковыряться в памяти, но, то ли мозгу лень работать, то ли я действительно не помню, ничего путевого не всплывает.

Он поднимает покрывало и начинает что-то там осматривать. Приподнимает повязку на боку, берет ватку и обрабатывает. Пытаюсь приподнять голову и глянуть, что он там делает, на что он, несильно, толкает рукой мою голову, чтобы она опять приняла горизонтальное положение.

— Имя-то хоть помнишь? — спрашивает он между прочим. — А то записал тебя Машей Ивановой.

— Почему Маша Иванова?

— Можно и по номеру… Ты у нас восемьсот тридцать вторая… Ну. Так что с именем, Маша Иванова.

— Помню, — отвечаю ему. Но тебе не скажу... Во-первых, я хрен знает где, во-вторых, он хрен знает кто…, - Ефросинья, — ляпаю первое, что приходит в голову.

— Ага, — задумчиво протягивает он, — юбка синя, кстати, морда тоже… Кто ж тебя, детка, так приложил-то.

Молчу, пялюсь на него и молчу.

— Ну, а я тогда Афанасий, семь на восемь, восемь на семь…

Невольно улыбаюсь. Вот вспомнить, что случилось не могу, а дурацкая песенка всплыла в голове.… Да и он знает ее, забавно.

— И, походу, сейчас придет санитарка, звать Тамарка?

— Нет, вынужден тебя расстроить, никто не придет, — как-то он быстро перешел с шутливого тона, на серьёзный.

Выражение его лица стало хищным, скулы заострились, а серые глаза, стали свинцовыми… Улыбающимся милахой он нравился мне больше.

— Вы не ответили, где я?

— Так и ты молчишь, как Зоя Космодемьянская… И давай на ты, хорошо. Я видел тебя всю и везде, мыл и убирал тут за тобой, — краска стыда приливает к моим щекам. Как-то необычно начинать знакомство с мужиком, причем красивым, который обсмотрел тебя везде и выносил за тобой писюшки…, - вот, хоть щеки порозовели, а то была похожа на труп. Ладно, лежи и не вставай. Я пойду по делам, вернусь и покормлю тебя. Может, когда ты поешь, вспомнишь кто ты такая, а, Ефросинья? И не бегай тут…

— Ага, смешно, — говорю в ответ, — я-то и встать, наверное, не смогу.

— Вот и отлично. Не стоит беспокоить моих пациентов, — говорит он многозначительно. — А то, не дай Бог, встанут и уйдут.

— Так я в больнице? — чуть ли не кричу ему вслед.

— В морге, — бросает он через плечо. Выходит и закрывает дверь.

А у меня, вместо какой-то нормальной, человеческой реакции, опять в голове всплывает народное творчество:

Стою на асфальте я, в лыжи обутый.

То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый.

И больше ничего. Никаких мыслей. А только этот дурацкий стишок, как заезженная пластинка, по кругу…

А потом ветер начинает завывать у меня в голове, такой сильный, с вьюгой… Прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить, что было до моего пробуждения в морге.