Тетушка против

Глава 10

Рауль любил карточные игры и общество красивых легкомысленных женщин, потому что и то, и другое действовало на него как пузырьки шампанского. Дарили щекотно-забавные ощущения в животе и воздушность в голове. За неиссякаемое стремление к развлечениям при королевском дворе его прозвали разгульным Флери, и Рауль гордился этим прозвищем.

В Арлане на привычный образ жизни уже не хватало денег, и с каждым годом ставки становились ниже, а женщины проще. Казалось, все веселье осталось позади, а впереди маячили только скучная семейная жизнь, повседневная экономия и неумолимо приближающаяся старость.

Однако в это утро, глядя прямо в сужающиеся от раздражения светло-карие глаза Пруденс Робинсон, Рауль подумал, что хорошее настроение можно почерпнуть где угодно.

Эта женщина гневалась часто, и никак не удавалось предугадать, что именно разозлит ее в следующее мгновение, а еще она издавала весьма выразительные фырканья, способные передать богатое разнообразие смыслов. Лишенная даже малейшего пиетета перед знатью, Пруденс отличалась крестьянским трезвомыслием, граничащим с цинизмом. Рауль сомневался, что она сможет оценить его искусство игры на гитаре или стихи, которые он сочинял в приступах редкого вдохновения, зато она в состоянии была найти оливки к мясу или достать из ниоткуда мешок яблок. Из людей подобного сорта получались безупречные экономки и выносливые солдаты, но природа не одаривала их ни богатой фантазией, ни способностью к созиданию.

Если подумать, за всю жизнь Рауль никогда не вглядывался в кого-то, похожего на Пруденс. Его окружали кокетки и повесы, скучнейшие аристократы и задорные трубадуры, и всех их объединяла удивительная легковесность. На прислугу же он и не думал обращать внимание.

И вот — Пруденс Робинсон рядом с утра и до вечера, изо дня в день. Компаньонка по поиску сокровищ, которых скорее всего не существовало на самом деле. И, положа руку на сердце, следовало признать: если ты собираешься лазить по темным склепам, а из подвала на свет выбирается мертвая служанка, то лучше пережить это все рука об руку с выносливым солдатом, нежели с одухотворенной и изнеженной красавицей.

Рауль прекрасно выспался несмотря на то, что диван в будуаре Жанны не стал с позапрошлой ночи удобнее. Глэдис Дюран больше не тревожила его покой, за что сегодня он был особо расположен к Пруденс. Если бы у него были лишние деньги, он бы выдал ей щедрое вознаграждение, но мог только помочь с подносом, уворачиваясь от сердитых взглядов.

К чести его сестер, они не проронили ни слова, пока он, как неумелая горничная, расставлял по столу тарелки с омлетом и булочками. Пруденс меж тем снова отправилась на кухню и вернулась оттуда с невероятной роскошью — горячим шоколадом и конфитюром. Давненько семейство Флери не получало настолько роскошного завтрака.

— Боже мой, — простонала Соланж, восхищенная. Совершенно забыв про опостылевшие яйца, она сразу потянулась к чашке, исходящей паром.

— Где вы раздобыли шоколад? — спросила Жанна, которая распоряжалась остатками денег их семьи и вряд ли выделяла средства на такие излишества.

— Практичная хозяйка всегда найдет, что поставить на стол, — спокойно ответила Пруденс.

— Это невероятно! — воскликнула Соланж, попробовав. — Как вы добились сочетания благородной горечи и сладкой пряности? А эти дымные нотки? Очень экзотично!

— Тайный рецепт монашеского ордена, который мой отец с риском для жизни раздобыл за морем, — с будто бы затаенной иронией, которую, наверное, уловил только Рауль, отозвалась Пруденс. Соланж приняла ее ответ за чистую монету и закатила глаза, демонстрируя полный восторг, а Жанна сделала глоток шоколада с настороженной недоверчивостью, будто ожидая подвоха. Однако выражение ее лица очень быстро сменилось на одобрительное.

Сестры приступили к завтраку, а Рауль так и стоял с пустым подносом, не решаясь сесть в присутствии Пруденс. Он чувствовал себя невероятным остолопом и, конечно, помнил об их договоренностях не раскрывать ее подлинной личности, но не мог ничего с собой поделать.

— Пруденс, — будто издалека услышал он собственный голос, — позавтракайте с нами, пожалуйста, — после чего его тело, безо всякой поддержки разума, вышло в коридор, а рот крикнул: — Мюзетта, еще один прибор!

Вернувшись обратно, он увидел три женских лица, обращенных к нему с совершенно разными выражениями. Соланж излучала проказливое любопытство, Жанна — привычную усталость от эксцентричности ее родни, Пруденс — насмешку. Она неспешно обошла стол, уселась подальше ото всех и дождалась, пока Мюзетта с грохотом обронила перед ней тарелку. Нет, что-то надо делать с прислугой, подумал Рауль, старуха с каждым днем становится все несноснее. Ах, если бы у него был хоть какой-то доход!

Едва за служанкой закрылась дверь, как Пруденс произнесла:

— В ваших подвалах покоится маленькое состояние.

— Что? — резко переспросила Жанна, а Соланж со звоном обронила ложечку.

— Состояние? — пискнула она.

— Маленькое, — веско повторила Пруденс. — А именно — тридцать семь бочонков отличного крепленого сладкого вина.

— И сколько, по-вашему, удастся за это выручить? — быстро спросила Жанна.

— По пятьсот золотых за бочонок, если продавать один-два в год, и я почти уверена, что можно продать все сразу герцогу по триста пятьдесят за бочонок.

— Это же почти тринадцать тысяч, — с невероятной скоростью сосчитала Соланж и вскочила на ноги, не в силах сохранять неподвижность. — Мы же сможем снять приличный особняк в Арлане, и обновить гардероб, и новый выезд… Мы можем вернуться в свет!

— На полгода? — хмыкнул Рауль, нисколько не впечатленный. Эта сумма была крохотной каплей в огромном море потребностей семьи Флери, и годовой доход Жозефины, составляющий шестьдесят тысяч золотых, казался ему куда заманчивее.

— А хоть бы и на полгода, — воодушевилась Соланж. — Нам ведь всего-то и надо, что продержаться до твоей женитьбы, а дальше и тревожиться не о чем.

Рауль, огорченный этой бестактностью, взглянул на Пруденс, но она невозмутимо намазывала конфитюр на булочку и не обращала на них никакого внимания.

— Прежде всего, — подала голос как обычно трезвомыслящая Жанна, — надо эту сделку с его сиятельством заключить. Пруденс, вы уверены, что вино достойное? Вы разбираетесь в этом вопросе?

— Как и любой человек, который управляет приличным домом, — пожала плечами она. — Я распоряжусь, чтобы вам подали мускат на пробу.

— Хорошо. И мы завтра же отправимся в Арлан, правда, Рауль?

— Нет, — ответил он, — я все еще привязан к этому замку.

— Ради бога, — возразила взволнованная Соланж, чье воображение уже унесло ее в жизнь, полную балов и красивых нарядов. — Что за глупость — торчать тут безвылазно! Эта гадкая тетушка даже не узнает о твоей отлучке.

— Речь идет всего лишь о моей чести, — вспыхнул Рауль.

— Жанна, да скажи ты ему!

— Наш брат прав, — рассудила старшая сестра. — Нельзя рисковать женитьбой на шахте, полной кристаллов, из-за жалких бочек с вином.

— Значит, мы поедем к герцогу с тобой вдвоем, Жанна, — немедленно нашла выход Соланж.

— Ничего подобного, — отрезала та. — Это же совершенно неприлично. Чтобы наносить визиты мужчинам, нужно быть вдовами!

— Так что же, следует закопать какого-нибудь бедолагу, лишь бы ты не навлекла на себя осуждение замшелых кумушек? Меня ждет роскошный зимний сезон, во время которого я обязательно сделаю блестящую партию. Так что припрячь-ка ты, моя дорогая, бесполезную фамильную гордость Флери и вели Жану закладывать экипаж!

— Рауль, да скажи ты ей!

Он не сразу понял, чего ждет от него Жанна, так как засмотрелся на неторопливо завтракующую Пруденс. В ее движениях не было суеты, она принимала пищу основательно и спокойно, как человек, который знает, что ему предстоит долгий день.

— Что?.. — рассеянно переспросил Рауль.

— Эта девчонка собралась вести дела с герцогом, как обычная торговка!

— Соланж имеет право устроить свою судьбу.

— Нам ни к чему выставлять себя на посмешище, ведь твоя женитьба поможет поправить положение.

Ее слепая готовность продать Рауля подороже казалась унизительной, и он сделал несколько глотков горького шоколада, чтобы не позволить обиде завладеть его сердцем.

Самоуважения, вот чего не хватало в подобном раскладе.

— Пруденс, вы ведь служили в доме виконтессы Леклер и что-то понимаете в хорошем тоне, — воззвала Жанна к новому союзнику.

— Нет ничего зазорного в желании заработать, — твердо ответила она. — Куда более жалко рассчитывать на состояние невесты, которое вам не принадлежит.

— Да как вы смеете!

— Вы сами спросили моего мнения, — хладнокровно указала Пруденс.

— Я поеду к герцогу, пусть даже и одна, — угрюмо и упрямо сказала Соланж.

— Изволь, — всем своим видом выражая неудовольствие, решила Жанна, — так тому и быть. Завтра мы с тобой совершим этот постыдный визит.

***

Вино и правда оказалось до того отличным, что Соланж пришлось отбирать у Рауля второй графин, а он только обрадовался возможности напиться.

Пруденс успела проветрить в его покоях, и он наконец-то получил возможность побриться и сменить одежду. Было решено, что они отправятся исследовать устройство склепа завтра, когда сестры уедут в Арлан. А пока она устроилась за рабочим столом, разложив перед собой дневники отца.

— Легенда о кладе передавалась из поколение в поколение, и вымысел перемешался с воспоминаниями, — проговорила она, хмурясь и что-то черкая в собственной записной книжке. — Однако ваш отец считает, что Кристоф Флери действительно часто говорил о спрятанных сокровищах, обычно будучи во хмелю. Его дети не особо прислушивались к этим разглагольствованиям, поскольку дела тогда у Флери шли хорошо и казалось, что сундуки с деньгами никогда не оскудеют.

— Неужели вы действительно разорвали бы нашу с Жозефиной помолвку, вздумай я отправиться к герцогу? — невпопад спросил Рауль, беспокойно кружащий по комнате.

— Само собой разумеется, — без тени сомнений подтвердила Пруденс.

Ее черствость ранила его колко и глубоко: как, после всех испытаний, которые они прошли рука об руку, эта женщина не дает ему ни малейшей поблажки?

— Но почему? — спросил он, остановившись прямо перед ней. — Разве вам не выгодно, чтобы я стал хоть чуть-чуть состоятельнее?

— Мне выгодно, чтобы вы держались от моей племянницы подальше, — без обиняков заявила Пруденс. — Чем больше я узнаю вашу семью, тем меньше вы все мне нравитесь. За завтраком вы обсуждали Пеппу так, будто она курица, призванная нести для вас яйца. Вы должны знать, ваша светлость: я сделаю все, чтобы вы и близко не подошли к моей глупой девочке.

Рауль слушал ее, немея от гнева. Ему и прежде доводилось слышать грубости в свой адрес, но обычно они завершались дуэлями. Что делать, если тебя и твою семью оскорбляет женщина, он понятия не имел.

— Мужчина, не способный собственным трудом прокормить семью, удручает, — безапелляционно завершила свою речь Пруденс и снова уткнулась в дневники.

Собственным трудом? Она предлагает ему работать?

— Я знаю, чего вы добиваетесь, — медленно произнес Рауль, вспоминая о навыках игры в покер и умении держать себя в руках. — Надеетесь, я почувствую себя настолько уязвленным, что разорву помолвку. Так вот, моя милая, этого не случится.

— А что же ваша гордость? — прищурилась она.

— Все еще при мне, — ответил он с неким вызовом. — В браках по расчету нет позора, это древняя и достойная традиция.

На ее лице отразилось многое, но в основном там были задумчивость и решительность.

— Лучше бы нам найти этот клад, — сказала Пруденс мрачно.

— К дьяволу, — он закрыл перед ней дневник. — Вы не отыщете в отцовских каракулях ничего, кроме бредней. Хотите прогуляться?

Ему нужно было проветрить голову, чтобы остыть после ее неприятных слов.

— Конечно, — энергично вскочила на ноги Пруденс, — пора посмотреть на Пестрые болота, не так ли?

Рауль, которого последние дни здорово закалили, даже не вздрогнул. И если у него подкосились колени, то кто заметит?

— Ну разумеется, — ответил он как можно спокойнее. — Куда же нам еще идти.

Она сходила к себе и вернулась в темном и крепком дорожном платье, будто собиралась в дальнее путешествие. В руках у Пруденс был добротный посох, а за плечом болтался холщовый мешок.

Рауль, который за время ее отсутствия успел только накинуть поверх рубашки шелковый жилет, изумленно застыл.

— Пруденс, душа моя, — спросил он обескуражено, — мы действительно собираемся на легкую прогулку в окрестностях замка или я что-то упустил из ваших, безусловно, грандиозных планов?

— Сапоги для верховой езды, ваша светлость, тут подойдут куда лучше, — уведомила она его сухо.

— Вы ведь даже не шутите, — недоверчиво осознал он и отправился в смежную комнату, где Жанна распорядилась разместить его одежду и обувь.

Рауль натянул сапоги, сменил парчовый жилет на суконный, натянул на кудри треуголку из фетра, подумал и оторвал от нее пышные перья, после чего счел, что готов ко всему.

— А мне посох не полагается? — иронично спросил он, когда они спускались по лестнице. Из гостиной доносилось меланхоличное музицирование Жанны, в кабинете Соланж и Жан громко обсуждали, как заставить их экипаж выглядеть приличнее.

— А зачем вам посох? Разве вы протянете мне его, если я застряну в трясине? — недоверчиво уточнила Маргарет.

Целый ворох чувств взметнулся в груди Рауля от ее слов. Был страх: она собирается застревать в трясине? Был гнев: неужели можно подумать, что он бросит живое существо на неминуемую погибель и даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь? И было умиление: Пруденс взяла с собой посох, чтобы подать его Раулю в случае нужды.

— Знаете что, — сказал он и забрал у нее тяжелую вещицу из полированного дерева, — однажды я вас действительно удивлю.

— Вот бы нет. Терпеть не могу сюрпризы и ошибаться в людях.

— Значит, вы намерены придерживаться того нелестного мнения, которое успели составить? Не больно-то благородно с вашей стороны, Пруденс, но допустим. Будет ли мне позволено спросить, каких избранников вы рассматриваете для себя?

— Простите? — не поняла она.

Он открыл перед ней дверь на задний двор, и они вышли под осеннее будто чуть рыжее солнце. По заросшему саду пролегла неуверенная тропинка — должно быть, именно отсюда Пруденс выходила накануне, когда нашла оливковую рощицу. Пробираясь через высокую траву, Рауль обрадовался, что оставил парчовые туфли с малахитовыми пряжками дома.

— Будь вы на моем месте — неужели отказались бы от влюбленного в вас молодого и красивого жениха, хорошо обеспеченного?

Пруденс вдруг оступилась, неуклюже попытавшись ухватиться за воздух. Рауль торопливо подхватил ее под локоть, и она взглянула не него — с недоумением.

Ха! Не ожидала, что он протянет ей руку помощи?

— Молодой, красивый, влюбленный, богатый жених, — проговорила она с расстановкой. — Появись он на моем пороге — пришлось бы отправлять за доктором, ведь это означало бы, что у меня начался горячечный бред.

— Да, — согласился он, — по-настоящему богатых семей в наших краях не больно-то много. Понимаю ваши сомнения, всегда кажется, что можно выловить рыбку пожирнее. Скольким вы уже отказали?

Пруденс вдруг расхохоталась, да так громко, что с ветки ближайшего дерева вспорхнули мелкие птицы. Это был искренний, не особо мелодичный или очаровательный хохот, отчего-то он вызвал у Рауля воспоминания о соленых морских брызгах и гуле прибоя.

— Ну, давайте посчитаем, — весело предложила она, по-прежнему опираясь локтем на его ладонь. — Сколько же было претендентов на мои руку и сердце? Что вы скажете, если я назову цифру «десять»?

— Что вы безжалостная. Впрочем, это для меня не новость.

Она бросила на него очень странный, внимательно-подозрительный взгляд, а потом расхихикалась, на этот раз тихо и ехидно, себе под нос.

— Да, ваша светлость, вы действительно куда добрее меня, — загадочно обронила она.

Они миновали заросший сад и через арку в толстой крепостной стене выбрались на лысую глиняную площадку.

— Вы вообще знаете, куда нам идти? — спросил Рауль, оглядывая бескрайние просторы перед ними.

— Само собой разумеется, — уверенно ответила Пруденс и первой зашагала вниз.