Тетушка против

Глава 14

Даже Глэдис Дюран не напугала его так сильно, как этот подвешенный на крюк человек. Раулю очень хотелось зажмуриться или отвернуться, но он не мог отвести глаз от ужасающего зрелища.

Натянутая как пергамент кожа плотно облегала поджарую фигуру, похоже, мужскую. Она была серо-коричневого цвета, покрытая прожилками, напоминающими кору дерева с налетом то ли соли, а то ли белого кристаллического порошка. Внизу, под головой этой странной мумии, стоял большой керамический таз, покрытый толстым слоем пыли и засохшей бурой жидкостью.

Отчего-то Рауля больше всего ужасало отсутствие запаха смерти. От Глэдис тянуло гнилостно и дурно, как и положено с мертвецами, но в лаборатории пахло лишь затхлостью и резкими алхимическими реактивами.

— Это невероятно, — забормотал Бартелеми, сильно напоминавший сейчас сумасшедшую версию себя самого, — естественная мумификация исключена — условия не те. Значит, алхимия? Консервация? Минерализация? Мне нужно его измерить, чтобы определить степень усыхания… Когда лабораторией пользовались в последний раз?..

Ничего не ответив, Рауль потрясенно шагнул вперед, привлеченный тусклым блеском серебра на костлявом пальце подвешенного. Потертый ободок с глубокими царапинами был покрыт бурыми корками, темно-багровый неограненный гранат так часто отвлекал его от уроков, а по внутренней стороне бежала надпись «стойкий в трудностях». Рауль знал это наверняка, потому что обладатель этого кольца не уставал повторять, что сей девиз довел его семью до службы в чужих домах.

— О, Люка, — прошептал он.

— Ваша светлость? — позвала Пруденс встревоженно.

— Люка Сен-Клер, мой гувернер. Он был таким гордецом, этот заносчивый энциклопедист. Все-то ему было интересно, до всего было дело…

Голос дрогнул, и Рауль замолчал. Он вспомнил душные часы в классной комнате, солнце, заглядывающее в окна, зовущее на пруд искупаться или наловить ужей, чтобы подсунуть их в спальню Жанны. Вспомнил подвижный чуть кривоватый рот Люки, из которого вылетало множество непонятных слов, вспомнил их долгие и бессмысленные споры о том, что не нужна юному графу Флери никакая наука.

Потом он уехал ко двору, а Люка остался в замке, в надежде уложить в головы Жанны и Соланж хоть какие-то крупицы знаний помимо танцев и хороших манер.

Рауль никогда не интересовался, что случилось с его гувернером, потому что был уверен — он отправился в новый дом к новым ученикам.

Тут новая мысль тошнотой и спазмом скрутила живот — эту лабораторию использовали отец и Глэдис Дюран. Это при отце с Люкой случилось… вот это.

Зажав рот рукой, Рауль стремительно понесся прочь, к солнцу и свежему воздуху, но не успел добежать до сада, и его вырвало прямо к каменным ногам одного из бесчисленных Флери. Согнувшись пополам, он едва не уронил кристалл света, бессмысленно таращась на извергнутый завтрак, а потом раздался сдвоенный крик, заставивший его содрогнуться всем телом.

На мгновение — длинное, как сама жизнь, мгновение — всем его существом овладело желание убраться отсюда прочь, из этого склепа, из этого замка, вернуться в Арлан и никогда не вспоминать о произошедшем. Но ведь кричала Пруденс, румяная, крепкая, упрямая, несносная Пруденс — и мир пришел в движение, когда Рауль понесся по склепу снова, но не на свободу, а обратно в зловещую лабораторию.

— Что случилось? — закричал он с порога.

Непривычно бледная, почти белая Пруденс ответила:

— Бартелеми случайно разбил одну из склянок, и оно… оно…

Рауль и сам теперь разглядел: бешеная кувшинка из болота выбралась из мешка, ее мясистый корень, похожий на сплющенного червя, впитывал лужу пролитого раствора. Листья-ловушки расправились, обнажив острые, загнутые внутрь шипы-клыки.

Растяпа-алхимик прижался к стене, тяжело и загнанно дыша. Он не сводил взгляд с кровавого цветка. А из центра розетки уже выполз толстый усик-щупальце, извиваясь во все стороны, будто принюхиваясь и оглядываясь. Наконец, оно определилось с добычей, шипы завибрировали, издавая высокий, хищный вой, и щупальце устремилось к подвешенному телу.

— Ну уж нет! — воскликнул Рауль, и без того сраженный участью Луки. Оглядевшись, он не нашел ничего, что могло бы сойти за оружие, поэтому просто прыгнул к кувшинке и принялся давить ее толстыми подошвами ботинок.

Она погибала с шипением, с багряно-черными пузырями, но черт побери… это же было всего лишь растение, а не чудовище! Перебитые стебли удушливо пахли гнилыми лилиями. Растоптанный цветок выглядел так невинно, будто совсем недавно не щелкал плотоядно клыками.

— Вот так-то, — удовлетворенно сказал Рауль, для верности растаптывая все, до чего мог дотянуться.

Тут Бартелеми негромко охнул и сполз спиной по стеночке, потеряв сознание. Пруденс фыркнула.

— Ваша светлость, — заговорила она довольно спокойно, — мы могилку-то где копать будем? Полагаю, вы намерены предать земле вашего гувернера до того, как сестры вернутся от герцога.

— Выходите за меня! — выпалил он, совершенно искренне и бездумно. Вот она, женщина, готовая разделить с ним все тяготы бытия, не дрогнув и не растерявшись.

Пруденс посмотрела на него с жалостью.

— Вы, мой дорогой граф, всегда так нервно реагируете на потрясения? Как это с таким-то безрассудством вы все еще не женаты на какой-нибудь пронырливой дамочке?

— Я до смерти боюсь пронырливых дамочек, — признался он. — Больше них только пауков да вот теперь болотных кувшинок. И дернул меня черт притащить сюда алхимика!

Она покосилась на обмякшее тело Бартелеми и задумалась.

— Завтра сюда нагрянет целая гильдия, — озабоченно проговорила Пруденс. — Это вам не милая домашняя лаборатория, где варят зелья для хорошего урожая и отраву от клопов. Здесь, ваша светлость, у нас мертвый гувернер, а это уж совсем другой расклад. Не знаю, какие темные ритуалы практиковал ваш батюшка и, признаться, знать не хочу. Но то, что неприятностей вам теперь не миновать — это уж наверняка. Если только…

— Если только мы не найдем способ заткнуть ему рот, — закончил за нее Рауль.

Они уставились друг на друга, пытаясь осмыслить происходящее.

— Насколько я знаю эту породу, — размеренно, почти равнодушно, заметила Пруденс, — деньгами его не пронять. Да у вас их все равно кот наплакал. А мы готовы подумать над тем, не притопить ли алхимика в болоте?

— Господи боже, — ужаснулся Рауль. — Надеюсь, вы шутите… Вы же шутите, правда? — встревожился он, поскольку она оставалась совершенно серьезной. — Нет-нет-нет, Пруденс, я понимаю, что у вас сложилось превратное мнение о моей чертовой семейке, но я к выкрутасам отца не имею ни малейшего отношения, уж поверьте.

— Жадным — мзду, идейным — идею, — безо всякого выражения и вроде как невпопад ответила она, и пустота в серых глазах подсказала ему, что все-таки эта непоколебимая женщина глубоко ошеломлена и, может, даже напугана.

— Вот что, — решил Рауль, — давайте-ка для начала я выведу вас на свежий воздух, а потом займусь Бартелеми.

Но Пруденс покачала головой, подошла к алхимику, присела около него и похлопала его по щекам.

— А? Что? — испуганно встрепенулся он, распахнул глаза, оглядел лабораторию и застонал, будто надеялся, что пробудился от кошмара, но все равно оказался в нем.

— Вам надо выпить, — заявила Пруденс твердо, — к счастью, у нас есть отличное вино. Пойдемте со мной, я о вас позабочусь.

— Но мне надо спешить в гильдию, — пролепетал Бартелеми. — Доложить наставнику…

— Конечно-конечно. Вы обязательно доложите. Возможно, завтра. Эта лаборатория ждала вас несколько лет, ничего с ней не станет за несколько дней. Или месяцев… Вы сможете сделать карьеру, обследовав ее самостоятельно безо всякой спешки.

— Я? — разинул рот Бартелеми.

— Давайте поговорим об этом в спокойной обстановке, — не предложила, а скорее велела Пруденс, ловко помогла ему встать и вдруг заговорщически улыбнулась Раулю. Эта короткая и, пожалуй, в какой-то мере озорная улыбка ослепила его, на секунду заставив окаменеть. А потом он бросился на помощь, провожая пошатывающегося Бартелеми к выходу.

В замке Пруденс проявила чудеса расторопности, будто по волшебству достав откуда-то сыр и мягкие, ароматные груши. Она подала вино и сама же разлила его по тяжелым старинным кубкам, которые Рауль прежде и не видел. Возможно, их ставили на пиры самого Кристофа.

Все это — и фамильное серебро, и парадные скатерти из тонкого отбеленного льна, и салфетки с монограммами Флери, и роскошный кувшин из стекла с филигранью — кричало о знатности древнего рода и заставляло мальчишку, выросшего в бедности, робеть и терять почву под ногами.

— Надеюсь, вы умеете пить, — шепнула Пруденс Раулю на ухо.

— Даже не сомневайтесь, — ухмыльнулся он. Эту науку при королевском дворе осваивают одной из первых. — Где вы все это откопали? — спросил он, указывая на стол.

— Поручила Мюзетте разобрать серванты, — ответила Пруденс. Бледность и медлительность покинули ее, и теперь она выглядела как обычно. — По правде говоря, я хотела занять ее, а окна буфетной очень удачно выходят на подъездную дорогу, а не в сад. Подумала, что нам ни к чему лишние глаза.

Бартелеми залпом выпил целый кубок, закашлялся до слез и снова потянулся за кувшином.

— Кровавые кувшинки — порождение Пестрого болота, — пробормотал он. — В учебниках написано, что они совершенно безобидны, просто… подвижные. Про клыки там не было ни слова.

— Клыков и не наблюдалось, пока вы не разбили ту склянку с раствором, — напомнила Пруденс. — Это потом кувшинка взбесилась.

— Повезло, — произнес Рауль, наученный горьким опытом, — что взбесилась кувшинка, а не Люка.

— Ну что вы, — с развязной снисходительностью, подпитанной крепленым вином, протянул Бартелеми. — Мертвецы тихие.

— Действительно, — согласился Рауль, которого терзал страх, как бы Люка вслед за Глэдис не вернулся к своим обязанностям. Это будет совершенно из ряда вон.

— Понимаете, — продолжал Бартелеми, — ваше болотце хорошо исследовано. Кристаллы, которые там находят, — всего лишь минерализованная органика…

— Что, простите? — резко перебила его Пруденс, так и замерев с ложкой меда, которым поливала груши.

— Трупы птиц и животных, — пояснил Бартелеми, чей язык начал чуть-чуть заплетаться, — и, может, даже людей…

— Кристаллы? Те самые, которые крестьяне таскают на рынок?

— Известное дело.

Рауль вспомнил пестрые штуковины, небрежно разбросанные в комнате Глэдис, и снова ощутил тошноту.

— Вот как, — поджав губы, чопорно сказала Пруденс, и ее лицо явно выражало неодобрение. — От чего же зависит их цвет?

— Понятно, что от состава… Кристаллизация — сложный и долгий процесс, который занимает десятилетия. Кровь, кварц, медные и железные примеси, растительность, все это влияет… Боже, теперь мне придется возвращаться на болота! — вдруг вскричал Бартелеми, да так неожиданно, что Рауль дернулся. — Вы же истребили мою кувшинку! Как теперь мне восстановить состав раствора, которым укреплял свои стены Кристоф Флери? Вряд ли мастер зачтет мумию вашего гувернера! К счастью, я не ограничен во времени…

Рауль незаметно переглянулся с Пруденс, желая убедиться, что она тоже заметила, как изменилась риторика их гостя. Он больше не собирался нестись с докладом в гильдию, а планировал основательно окопаться в замке, соскребая со стен и столов лаборатории всякие там частицы и обследуя остатки пепла в алхимической печи.

Страшно представить, к каким открытиям все это может привести. Образ отца, безобидного чудака, приобретал все более жуткие очертания. Неужели это он убил и повесил вниз головой Люку? Обошелся с ним, как с одной из туш животных?

В роду Флери никто не брезговал охотой, у них были не бог весть какие богатые на дичь земли, но все же всегда находилось, на кого спустить борзых собак. В юности и сам Рауль садился в седло, чтобы загнать косулю-другую или отправлялся с ружьем к реке, чтобы подстрелить диких уток.

Но он никогда не любил убивать людей, даже если того требовала честь. Кроме той, самой первой дуэли, когда он, пылкий мальчишка, мечтавший прославиться при дворе, застрелил противника, его пули или шпага не наносили больше смертельных ран.

Бартелеми все жаловался и жаловался: на злых учителей, на свою несчастную участь, на невезение, на нежелание снова спускаться к болоту — пока его голова не упала на стол, а из горла не вырвался хриплый храп.

— Какой хлипкий голубчик, — хмыкнула Пруденс, — нынешняя молодежь только и горазда, что ныть и ныть… Все-то им сложно, все-то им трудно!

Рауль пообещал себе, что постарается ныть в ее присутствии как можно реже, чтобы не удостоиться такого же пренебрежительного отношения, и поднялся на ноги. При мысли о том, что ему предстояло сделать, дурнота снова подкатила к горлу.

— Займите чем-нибудь Мюзетту, — попросил он, — пока я не разберусь с Люкой.

— Мюзетта дрыхнет без задних ног в буфетной, — ответила Пруденс, тоже вставая. — Порошок маркизы Теней действует одинаково что на служанок, что на алхимиков. Видите ли, ее я тоже угостила вином.

— Но ведь это… — растерялся Рауль.

— Снотворное, — спокойно закончила за него она.

— Откуда?

— Из личных запасов.

— Вы страдаете бессонницей, Пруденс? — удивился Рауль. По его мнению, она совершенно не похожа была на неврастеничек, которые не могут сомкнуть глаз до рассвета, терзаясь сомнениями и сложностью бытия.

— Ну разумеется, нет, — оскорбленно поджала губы она. — А вот нянюшке Латуш, в ее-то почтенном возрасте и с ее-то несносным характером, порой требуется хорошая доза успокоительного.

С нянюшкой Латуш он был знаком, старушка служила им с Жозефиной наперсницей и нередко приносила надушенные, кокетливые любовные записки.

Сглотнув, Рауль уставился на свой кубок.

— Не переживайте, — утешила его Пруденс, — вам я ничего не подсыпала. У нас впереди множество хлопот, так давайте поторопимся.

Однако он не сдвинулся с места, переводя взгляд с недопитого вина на Бартелеми, а потом и на стоявшую перед ним особу. Как она только осмеливалась принимать подобные решения?

— А своему будущему мужу, начни он путаться у вас под ногами, вы тоже подсыпете какого-нибудь порошка? — беспокойно спросил Рауль.

— Да сдался вам мой будущий муж, — разозлилась она. — Откуда бы ему взяться, скажите мне, наконец! Разве вы не видите, что я не из тех женщин, которые выходят замуж?

По его убеждению, Пруденс как раз относилась к тем женщинам, которые просто обязаны были выйти замуж. Да, временами она по-настоящему пугала, но это был скорее трепет восхищения, а вовсе не желание бежать прочь, сверкая пятками. Ее упорный отказ осчастливить кого-то из претендентов вызывал у него гнев. Что за гордыня! Что за предубеждения!

Оставаясь свободной, Пруденс представляла собой опасность — ведь каждому нормальному мужчине захочется покорить эту полную соблазнов крепость. И сколько глупостей можно натворить, пытаясь снискать ее расположение! Бросить к ее ногам все, что у тебя есть, и раздобыть любыми способами то, чего нет.

— Ваша светлость, — она вдруг, смягчившись, тронула его за рукав, и Рауль едва не выругался от того, как она крутит им, легко и в то же время жестоко. — Пойдемте. У нас лишь несколько часов, чтобы похоронить Люку и навести порядок в лаборатории. Мы же не хотим, чтобы Бартелеми нашел там что-то воистину ужасное. Нам следует позаботиться о репутации вашей семьи.

Он бессильно перехватил ее руку и наклонился, коснувшись ее губами.

— Спасибо, — проговорил едва слышно, не находя больше в себе сил к какому-либо сопротивлению. Да что же Пруденс с ним делает!