Рауль вернулся домой только под вечер в роскошном безлошадном экипаже герцога Лафона, или же «кристальной коляске», как их называли нынче. Вместе с ним ехали взбудораженная удачной продажей вина Соланж и встревоженная Жанна, которая не находила себе места, узнав о том, что алхимик все еще шныряет по замку.
Угрюмо откинувшись на мягком сиденье, Рауль ощущал себя как в бархатном аду. Его душил тяжелый сладковатый запах дорогой парфюмерной воды, которой был пропитан салон — что-то алхимическое, неестественное, лишенное природной тонкости. Сочетание яркого, давящего пурпура (Лафон не уставал намекать на родство с королевской семьей) и золота вызывали приступ мигрени — какая безвкусица!
Все в этом экипаже кричало о роскоши и приверженности к алхимии, которая в свое время и принесла Лафонам богатство и титул. Дед нынешнего герцога, жалкий торговец свинцом, в порыве вдохновения вложил все свои скудные сбережения в покупку нескольких заброшенных копий у самых гор. В одной из штолен его рабочие вышли на жилу странного голубого минерала, чье необычное свечение быстро вошло в моду и добралось до самого королевского двора. Это случилось во времена Гийома Восьмого Деятельного и его разнообразных странных идей о равенстве всех сословий. Так Лафоны стали официальными поставщиками королевского двора, а отец Люсьена Филиппа умудрился случайно спасти малолетнего принца, нынче занимавшего престол. Это стало его самой выгодной инвестицией: преисполненный благодарностью его величество не только даровал титул, но издал особый эдикт, где признавал Лафона братом по крови наследника, а весь род — ответвлением королевского древа.
Однако за одно поколение нельзя обрасти благородным достоинством, и как бы герцог ни пыжился, его торгаши-предки кричали о себе в каждой позолоченной завитушке, в каждом вышитом изображении алхимической саламандры на многочисленных подушечках.
— Его щедрость не ведает границ, — щебетала Соланж. — Ты знаешь, сколько золота он отвалил за вино? И даже выделил нам свой экипаж, чтобы увезти бочки! И даже разрешил забрать своих лакея и горничную, потому что, — тут она покатилась со смеху, — стоило ему увидеть, в каком виде ты заявился, так, клянусь, он буквально остолбенел. Ах Жанна, как тебе только удалось сохранить серьезный вид! Мне казалось, я лопну, пытаясь сдержать хохот.
— Потому что мне не было смешно, — обронила та холодно. — Рауль, как ты посмел выйти из дома в таком плачевном виде?
— Я Флери, — равнодушно пожал он плечами, — могу разгуливать по городу хоть в кальсонах, и это станет примером для подражания.
Жанна хмуро глянула на него.
— Очень глупо было с твоей стороны пожаловать к Лафону. Что, если Жозефина Бернар, а еще хуже, ее злобная тетушка узнает про эту вылазку в город? Не знаю, что за срочное дело привело тебя на порог к его сиятельству, — тут ее голос похолодел еще сильнее. Сестрица осталась крайне возмущенной тем, что разговор с герцогом прошел за закрытыми дверями, — но ты поставил свою помолвку под угрозу.
— Ах, это, — вздохнул Рауль. — Свадьбы не будет, я ее отменил.
Сестры изумленно воззрились на него.
— Но почему? — резко спросила Жанна.
Вот был бы у него внятный ответ — он бы непременно им поделился. Что на него вообще нашло, когда он перечеркнул все свои планы безо всякой надежды на благосклонность Пруденс?
Возможно, она просто выступила воплощением его собственного внутреннего протеста? Что ж, Рауль и до их знакомства признавал: женитьба на красивой дурочке — не самая удачная из его затей, но в целом ему было все равно, как жить. А потом почему-то перестало.
В любом случае, он разорвал помолвку прежде, чем был прочитан ордонанс, и нисколько не жалел об этом. Да, сделка, заключенная с Лафоном, злила его неимоверно, но даже она была лучше Жозефины Бернар в женах.
— Я решил принять предложение герцога поступить к нему на службу, — ответил он мрачно.
Это известие вызвало у сестер совершенно противоположные реакции. Младшая, взвизгнув, восторженно захлопала в ладоши, а старшая презрительно скривила губы.
— Прекрасно, — оживленно проворковала Соланж, поглаживая стоявшую рядом с ней массивную шкатулку из черненого дерева с неизменной позолотой и изображением герцогской короны на крышке, — этих денег нам хватит, чтобы продержаться до моего замужества. Как это прекрасно, Рауль, что мы все вернемся к светской жизни. Признаюсь, загородная скука сводила меня с ума.
— Флери на побегушках у этого выскочки? — яростно прошипела Жанна. — Я еще понимаю — служить королю, раз уж тебе так приспичило, но Лафону? Право, Рауль, ты огорчаешь меня.
— Ну перестань, — взмолилась Соланж, — зато мы снова будем жить в Арлане. По правде говоря, Жозефина Бернар — не лучшая партия в этом городе. Заполучив благосклонность герцога, Рауль сможет претендовать на руку кого-то побогаче!
— Хватит меня продавать, — устало попросил он.
— Но, братик, — цинично ответила Соланж, — мы ведь все выставлены на продажу.
— Кроме меня, — отрезала Жанна. — Я скорее уйду в монастырь, чем выйду замуж за человека без титула.
— И сможешь там только работать без пострига, — съязвила Соланж, — потому что я не выдам ни монетки на вступительную дотацию.
— Почему ты решила, что можешь распоряжаться всей выручкой за вино?
— С того, что ты даже ехать к Лафону не хотела! Смиритесь с тем, что я самая практичная из вас.
— Согласен, — кивнул Рауль. — Соланж, ты единственная, кто смотрит на вещи трезво. Даже чересчур трезво, как по мне.
Жанна отвернулась к окну, не желая продолжать беседу с такими бестолковыми родственниками.
***
Едва экипаж остановился у дверей замка, как с запяток спрыгнул мальчишка-лакей, вместе с сестрой-горничной доставшийся Флери от герцога, и открыл дверцы для господ.
Рауль подозревал, что излишне молодые слуги были плохо обученными и бесполезными, ведь с хорошими никто не расстанется так просто. Однако они согласились ехать в эту глушь, и это перевешивало все их недостатки.
В холле обнаружилась Пруденс, яростно сражающаяся с паутиной, заполонившей все углы. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она прикрыла свое простое платье грубым фартуком, а волосы чепцом. Рауль припомнил скромный саквояж, с которым эта женщина прибыла, и задумался о том, есть ли у нее возможность раздобыть себе еще одежды.
Обернувшись на шум, Пруденс опустила палку с намотанной на нее тряпкой и изобразила короткий книксен.
— Вот вам, — сказал Рауль и подтолкнул вперед горничную, — распоряжайтесь.
— Я личная прислуга, а не уборщица, — пискнула та.
— Я тоже сиделка, а не уборщица, — проинформировала ее Пруденс, — за мной, девочка.
И направилась в сторону кухни.
— Я буду у себя, — крикнул Рауль, — загляните ко мне, когда найдете на меня время.
— Всенепременно, ваша светлость, — пообещала она.
— Ты прямо стелешься перед ней, — заметила Соланж, ухмыляясь. Мальчик-лакей стоял за ее спиной с тяжелой шкатулкой и изо всех пытался держаться прямо и отстраненно.
— Первым делом — выдвори отсюда этого алхимика, — велела Жанна нервно. — Где он, к слову, пропадает?
— В нашей лаборатории, я полагаю.
Она так смертельно побледнела, что сомнений не оставалось: Жанна была посвящена в некоторые особенности увлечений их отца.
— Ты с ума сошел, — пролепетала она.
— Я же говорила, что у нас есть лаборатория, — обрадовалась Соланж, — а ты спорила.
— Пойдем-ка со мной, дорогая сестрица, — Рауль подхватил Жанну под локоть и увлек на второй этаж, в свои покои, подальше от любопытных ушек Соланж.
— Что ты знаешь о кончине Люки Сен-Клера? — спросил он, как только закрыл за ними дверь.
Она удивилась, похоже — искренне. Жанна вообще не обладала талантом к вранью.
— Почему — кончине? Он просто в один прекрасный день сбежал из замка.
— Пропал, как Глэдис Дюран? — усмехнулся Рауль.
Она утомленно потерла виски руками.
— Раньше нее, — припомнила, морщась. — За неделю или за две.
— Так чем именно вы тут занимались вместе со спятившим папашей?
— Он вовсе не спятил, — возразила Жанна и тут же поправилась: — не совсем, по крайней мере. Замок ветшал и обваливался, а отец мечтал воссоздать алхимические растворы, какими Кристоф укреплял стены. Беда в том, что в те времена не велось никаких записей и рецепта не сохранилось. А нанимать кого-то из гильдии нам было не по карману.
— Но при чем тут Люка?
— Люка… — она помедлила, подбирая слова. — Люка был папиной правой рукой. Ты помнишь его — умный, любознательный, энергичный. Конечно, его манили старинные тайны! Мы знали одно: в составе раствора что-то от кабанов, что-то от лилий, что-то от мертвецов.
— Догадались по рисунку на стене? — усмехнулся он.
Она понуро кивнула.
— Пепел кабанов или их кровь? Сухие или только срезанные цветы? В каких пропорциях? Ох, эта задача оказалась слишком сложной для нас, и даже Люка с его выдающимся умом не мог найти верный состав.
— Рад тебе сообщить, что юный алхимик Бартелеми Леру бьется над тем же вопросом. Алхимический раствор Кристофа Флери — тема его выпускного экзамена.
— Должно быть, наставник не хочет, чтобы мальчик окончил обучение, — пожала плечами Жанна, — раз дает невыполнимые поручения.
— Когда ты в последний раз была в лаборатории?
— Давно. Наверное, за год до папиного удара. Мы с ним ужасно поругались из-за всех этих экспериментов. Видишь ли, тогда умер наш садовник, и Люка с отцом… — она осеклась, а потом решительно продолжила: — они разрезали его грудь и запихали туда один из болотных кристаллов.
— И тогда садовник встал и отправился подстригать кусты? — заинтересовался Рауль.
Жанна отшатнулась от него, как от опасного сумасшедшего.
— Да ты-то где набрался этих сказок? — воскликнула она. — Конечно, нет. Он остался лежать, где лежал, только искромсанный… Этого надругательства над покойником я уже не смогла перенести и заявила отцу, что не потерплю подобного в нашем замке. В конце концов, Соланж была еще подростком! Что, если бы она увидела нечто подобное? А он разозлился, конечно. В общем, получился знатный скандал.
— Но зачем отец проделал эту штуку с кристаллом?
— Затем, что в старинной замковой балладе поется о мертвых защитниках замка. И встанут они плечом к плечу с живыми, и будут полыхать болотными огоньками их сердца… Господи, да бредни все это! Я тебя умоляю, хоть ты не верь во всю эту чушь.
— Не буду, — кивнул Рауль. — Не волнуйся о Бартелеми, Жанна, он грезит открытиями, а не докладами в гильдию.
— Если ты так говоришь, — без особого воодушевления отозвалась она. — Но ты все равно приглядывай за мальчишкой. Кто знает, что он найдет!
***
Пруденс явилась только через час, уже избавившись от фартука и чепца и попытавшись заправить пушистые волосы в строгую прическу.
— За что вы меня так ненавидите? — с порога спросила она.
— Простите? — удивился Рауль, бережно отставляя гитару.
— Надо приложить много усилий, чтобы найти двух таких неумех, каких вы притащили в замок.
— Мне вручил их Лафон.
— В качестве шпионов, — безапелляционно заявила Пруденс.
— Что? — недоверчиво вскинул он бровь, потом подумал, что ведет себя слишком уж по-графски и она не виновата в его дурном настроении, вернее виновата, но не очень, и торопливо добавил: — Да вы присаживайтесь!
Пруденс устало и без всякой элегантности плюхнулась на древнюю скамью, которой кто-то из предков Рауля пытался придать удобства, обив голубым бархатом с соломой внутри.
— Лафон то и дело подсовывает своих слуг в богатые или знатные дома Руажа, он просто помешан на том, что о нем говорят или думают. Никогда не видела человека, настолько одержимого стремлением везде сунуть свой нос. Так что, ваша светлость, даю руку на отсечение: эти неумехи отправлены сюда не просто так.
— Вы шутите, — недоверчиво присвистнул он.
— Ах, если бы! Но ведь я сама несколько раз выдворяла слуг, бегающих с донесениями в герцогский особняк. Да бросьте, весь Арлан об этом судачит не первый год, неужели вы не слышали?
— Прежде я никогда особо не интересовался Лафоном, — признался Рауль, для которого герцог во втором поколении действительно казался не больно-то интересной персоной.
— Вас погубит не бедность, а гордыня, — сделала печальный вывод она.
— Да бог с ним, с Лафоном, — Раулю так не терпелось похвалиться своими достижениями, что он даже не стал соблюдать политесы с плавной сменой темы разговора. — Я рад сообщить вам, что ваше поручение выполнено: королевский интендант завтра же отправится с инспекцией в горные районы. Уверяю вас, его поездка продлится не менее года, а за это время мое письмо успеет дойти до столицы и вернуться сюда новым назначением для Воклюза.
Пруденс ахнула так громко, что это одновременно и польстило ему, и обидело.
— Что же вы, — спросил Рауль, с удовольствием разглядывая ее ошарашенное лицо, — совершенно в меня не верите? По-вашему, я совсем ничего не стою?
— Невероятно, — произнесла она с той приятной всякому мужчине долей восхищения, которую он и не надеялся от нее добиться. — Как у вас получилось?
— Просто поболтали с его сиятельством о том о сем.
— Ваша светлость, — строго проговорила Пруденс, — перестаньте морочить мне голову.
— Ну, — он устало прикрыл глаза, вытянув ноги и откинувшись на спинку. — Возможно, ваша идея о службе у герцога не лишена смысла.
Воцарилось молчание, такое долгое и глубокое, что Рауль, встревожившись, выпрямился и увидел, как Пруденс, стиснув руки, торопливо моргает, надеясь стряхнуть с ресниц мелкие слезы. Она казалось такой расстроенной, что у него что-то случилось с сердцем. Его будто в кипятке ошпарили.
— Пруденс? — позвал он и сам не понял, как оказался рядом с ней.
— Вы же не хотели, — обвиняюще воскликнула она, ткнув пальцем ему в грудь, — работать! Вы же презирали честный труд! И что теперь? Где все ваши дурацкие принципы, которые меня так бесили? Как вы только посмели взять и ни с того ни с сего измениться!
— Вы несправедливы ко мне, — обороняясь, он бережно обхватил ее палец. — Я могу меняться хоть каждый день, приди мне такая охота.
— Теперь я обязана вам, — неохотно признала она. — Ну что вам в голову взбрело выполнять мою глупую просьбу? Этот Воклюз того не стоит.
— Он — нет, — согласился Рауль, проглотив «а вы — да». Ему не хотелось еще больше расстраивать эту женщину, а в том, что он не в состоянии предугадать ее реакций, у него уже были возможности убедиться.
Пруденс еще немного посидела, моргая, а потом вырвала свой палец и сложила руки на коленях. Она казалась усталой, разбитой и потерянной.
— Спасибо, — тихо проговорила она. — Признаться, вам удалось сбить меня с толку. Я не привыкла к тому, что мои желания исполняются. Это очень незнакомое ощущение.
— Мне нужно будет явиться на службу. Месяц — это все, что я выторговал у Лафона. Еще несколько недель сельского уединения, Пруденс, а потом вам придется взять на себя обязанности по поиску и обустройству особняка в городе.
Она встрепенулась, с готовностью кивнула и даже попыталась улыбнуться.
— Я найду вам самый лучший особняк по самой низкой цене, — заверила его с горячей убежденностью. — Вот увидите, мы позаботимся о Соланж! Не успеете и глазом моргнуть, как она заполучит себе хорошего мужа.
— Нисколько не сомневаюсь в вашей компетенции в этой области, — галантно ответил он и с ужасом увидел, как ее серые глаза вновь наполняются слезами.
— И совершенно напрасно, — вопреки всякой логике возразила Пруденс. — Есть много причин, по которым я не решилась отдать вам Пеппу, и только одна, перечеркивающая их все. Вы хороший человек, ваша светлость.
Теперь настала его очередь для затяжного молчания. Хороший человек! Эта оценка перечеркивала все шансы Рауля на романтические отношения с Пруденс. Женщины не любят хороших людей, они любят порочных дьяволов и коварных соблазнителей! Попав в категорию «хороший человек», он все равно что повесил на себя табличку «скучный».
— Послушайте, — благожелательно заговорила Пруденс, не замечая его досады и склоняясь ближе. Она буквально излучала желание отплатить добром за добро. — Мы должны как следует обдумать слова Бартелеми о том, что гильдия алхимиков ищет старинный замок под свою школу. Но прежде хорошо бы здесь как следует прибраться. И начать следует с комнаты вашего гувернера. Я пыталась вызнать у Жиля, где именно Лука Сен-Клер прятал слова в камень, но куда там! Дурачок только пел про Глэдис и бульон.
— Простите? — нахмурился Рауль. — О чем вы говорите, Пруденс?
— А вас ведь любят в деревне, — пробормотала она, явно погруженная в собственные размышления. — Для чего вы притащили прислугу от Лафона вместо того, чтобы дать работу кому-то из здешних крестьян?
— Я ничего не понимаю, — вздохнул он.
— Да что тут понимать! Батюшка-то ваш был истинным чудовищем. Впрочем, правильно, что из города. Мало нам разных слухов… И нашего юного алхимика, думается мне, лучше не брать в комнату Люки. Сначала мы осмотрим ее сами.
— Как он, кстати? — Рауль наконец-то вычленил из ее слов хоть что-то понятное. — Нашел что-то интересное?
— Бартелеми? — переспросила Пруденс. — Но я не знаю, не видела его с самого утра.
— Он что же, — не поверил Рауль, — даже к обеду не приходил?
Она помотала головой, и на ее лице явственно проступила тревога.
Не сговариваясь, они оба вскочили и бросились к склепу.