Тетушка против

Глава 26

Как же Рауль соскучился по городу! Он шел по Арлану, улыбаясь, и только отсутствие трости слегка портило ему настроение. Разумеется, Пруденс, далекая от нюансов мужских туалетов, просто не подумала о ней, зато она купила гитару, и укрыла его шерстяным платком, и перевязала раны, и…

И можно ли второй раз (или в третий уже?) очароваться женщиной, если она раздобыла тебе превосходного камердинера, да еще так быстро? Посмеиваясь над собой, Рауль был вынужден признать: дело не в Теодоре, как бы хорош он ни был. Дело в самой Пруденс. Каждый раз, получая решительный отказ, он твердо намеревался забыть о своем увлечении, как о пустой забаве. И каждый раз возвращался на извилистую дорожку своей непостижимой влюбленности, беспомощный и упрямый.

Жестокие слова, так легко слетавшие с уст этой женщины, проникали все глубже и ранили все больнее. Но каким-то таинственным образом гнев и обида растворялись — снова и снова! — стоило Пруденс сделать мимолетный жест, крохотный шаг навстречу ему. Разумеется, хлопоты о хозяйском удобстве входили в число ее обязанностей, но даже самая превосходная экономка не проявит столько внимания и аккуратной, почти невесомой заботы.

Он все же нравился ей — уверился Рауль утром, сидя в кровати и поглаживая колючую шерсть крестьянского платка. Что бы она ни говорила, как бы язвительно ни защищалась — вот оно, доказательство. И даже если он себе все придумал, то попробовать завоевать Пруденс еще раз определенно стоило.

И как он мог решить, что сдастся без боя? Сейчас, когда ужасы замка остались позади, а Арлан лениво благоухал последними всполохами лета — геранями, розами и иссопом, — последние недели казались всего лишь затянувшимся дурным сном. Рауль был счастлив бесславному концу их фамильной вотчины, похоронившей под своими завалами все зловещие тайны жестоких предков.

Как всякий человек, заглянувший в лицо смерти и оставшийся в живых, он испытывал эйфорию. Увернулся — снова! — и теперь впереди у него много самых разных дней, и он непременно получит все, что только захочет. От предвкушения легко кружилась голова.

Полуденная жара уже спала, но улицы все еще казались сонными. Откуда-то из открытого окна доносился перезвон клавесина, у фонтана голуби клевали упавшие каштаны, мимо спешила молодая дама в кринолине цвета увядшей розы, за которой горничной несла увесистые свертки, скучающие кучера чистили сбруи или натирали до блеска бока кристальных колясок.

Приближалось время прогулок и визитов, так что Рауль изредка с кем-нибудь раскланивался, беззаботно сообщая каждому желающему, что их семейство вернулось в город для подготовки к сезону. Очевидно, Жозефина не стала распространяться о расторжении помолвки, поэтому ни сочувствие, ни расспросы его не преследовали.

Особняк герцога, каменный памятник его безвкусице, располагался в самом центре. Прежде там находилась ратуша, но Лафон снес старинное здание, соорудив на его месте нечто до крайности раздражающее. Рауля всегда бесило сочетание вызывающей роскоши и провинциальной нелепости, но самодовольный хозяин на полном серьезе гордился и барочными завитками на фасаде, и громоздкими классическими колоннами, и стрельчатыми окнами. Особенно ужасающим казался фонтан-монстр: каскад с дельфинами, каждый величиной с лошадь. Хотя благодаря чрезмерно упитанным бокам они больше походили на свиней и изрыгали воду в чашу, окруженную гипсовыми лягушками в коронах. Таким образом Лафон намекал на родство с венценосной семьей.

Отвернувшись от этого убожества, Рауль вошел внутрь и велел лакею доложить о себе.

Лафон принял его с неприличной быстротой. Он был еще по-утреннему небрежно одет и выглядел будто после долгой попойки и бессонной ночи.

Однако некоторым доводилось встречать гостей и в ночной рубашке, так что пристало ли пенять за неряшливый вид?

— Мой дорогой граф, — радушно раскрыл объятия герцог, — как вы вовремя! Я уж намеревался послать за вами.

— Правда?

— Его величество отказал мне в просьбе сочетаться браком с моей дорогой Полин, — признался герцог трагично.

Ну разумеется, отказал, мысленно ухмыльнулся Рауль, ведь ты собрался жениться на цветочнице!

Первая герцогиня, прекрасная Элеонор, происходила из весьма древней семьи, и его величество лично выступил ее посаженным отцом на свадьбе. Не мог ведь Лафон действительно надеяться, что его глупая затея с разводом и простолюдинкой-невестой получит одобрение при дворе.

Сам Рауль на этот счет не волновался. Будучи наследником одного из великих двенадцати вассалов, он освобождался от необходимости просить разрешения на брак с кем бы то ни было.

— А я рассчитывал на совершенно другой результат… Ведь покойный Гийом Восьмой издал особый эдикт, признающий весь наш род ответвлением королевского древа. Вот тебе и названый дядя по крови! Прошу вас, — Лафон подался вперед, обдавая Рауля запахом свежего перегара, и умоляюще заглянул ему в глаза. — Всем известно, как вы дружны с его величеством. Устройте эту свадьбу, и я вам клянусь — вы не будете ни в чем нуждаться.

— Предлагаете мне отправиться в столицу? — поразился он. — К королю?

— Нет-нет, не так далеко. В следующем месяце весь двор сам прибудет в Лазурную гавань.

— Действительно?

Вот что значит торчать в древнем замке — да он же совершенно выпал из светской жизни!

Лазурная гавань — королевская резиденция на побережье — много лет стояла забытой. Предыдущий король, Гийом Деятельный, обожал наезжать туда ради соколиной охоты, свежих трюфелей и молодого вина. Но его сын, Гийом Мечтательный, крайне не любил покидать столицу. Лону природы он предпочитал дворцовые своды, а азарт загонщика испытывал исключительно в погоне за юбками.

— Говорят, — понизив голос, будто опасаясь чужих ушей в собственном доме, сообщил Лафон, — что этой осенью его величество изволит хандрить и желает скрыться от промозглой столичной погоды, нуждаясь в морском воздухе и смене впечатлений.

Чрезвычайно взволнованный такими известиями, Рауль торопливо пригубил вина, скрывая свои чувства.

— А еще говорят, — голос герцога стал еще тише, — что в прежние времена его величество не брал себе новых фавориток, пока вы их не… кгхм, кхм… не проинспектируете…

— Ваше сиятельство, — укоризненно протянул Рауль, — вам ли верить слухам!

— Врут, стало быть, — закивал Лафон, розовея ушами. — Но могу ли я рассчитывать на вас? Ведь вас так долго не было в столице, а вокруг его величества столько лиц, готовых ему услужить…

Забыл ли Гийом своего разлюбезного наперсника? Весьма сомнительно. А вот поводов для неудовольствия у него и правда было хоть отбавляй.

— Мой замок сгорел прошлой ночью, — медленно протянул Рауль, тонко и многозначительно улыбаясь, — и мы с сестрами остались ни с чем. Уверяю вас, я-то могу предстать перед моим королем хоть в рубище, но ведь нынче я состою в вашей свите…

— Конечно-конечно, — всполошился Лафон, совершенно запутанный и сложными улыбками своего собеседника, и странными намеками. — Я с удовольствием решу ваши затруднения. Подумайте, какая это блестящая возможность представить сестер ко двору, вспомнить с его величеством былые денечки, а заодно решить наше маленькое дельце.

— Новый выезд, полный гардероб, украшения… — небрежно перечислил Рауль. Лицо Лафона вытянулось: кажется, только сейчас он понял значение слов «остаться ни с чем».

— Да-да, — уже кисло, без прежнего энтузиазма промямлил герцог. — Боже, что же случилось с замком?

— Он развалился, — пожал плечами Рауль. — Такова поступь времени — рано или поздно от древних сооружений остаются одни руины. Уверен, его величество найдет эту историю чрезвычайно занимательной, он всегда ценил мой дар рассказчика…

— Сколько вам нужно? — сдался Лафон и на мгновение вызвал горячее понимание у Рауля. Участь всех влюбленных мужчин одинакова: они готовы на все, чтобы порадовать своих женщин.

Какое своевременное предложение! Даже если затея и не увенчается успехом — а скорее всего, так и будет, ведь Гийом на редкость упрям, — то Рауль хотя бы поправит свои дела за чужой счет.

Тепло улыбнувшись — мол, все ради вас, дорогое сиятельство, — он кротко назвал баснословную сумму.

***

Покинув Лафона с неприметным, но весьма тяжелым саквояжем в руках, трепетом и смутной тревогой, Рауль некоторое время просто стоял, глядя на струи воды, исторгаемые чудовищными дельфинами, и прикидывая, как же ему поступить. Известие о скором прибытии двора вызвало в нем сложные чувства. Одно было ясно наверняка: надо всеми силами держать Пруденс подальше от придворных сплетников и не позволить его бесстыдному прошлому смутить ее покой. Она и без того смотрит на него как на беспечного ветреника, ни к чему усугублять положение.

Потом он медленно пересек площадь, свернул в тенистый переулок и вошел в ничем не примечательное скучное здание, где располагался частный банк. Положив большую часть золота на хранение, он обменял другую часть на векселя, не забыв рассыпать монеты по карманам.

Еще полгода назад, получив ни с того ни с сего такую приятную сумму, Рауль провел бы несколько упоительных ночей в игорных домах, а потом закатил бы буйную пирушку, не забыв пригласить красоток полусвета. Шампанское текло бы рекой, а женский смех ласкал слух, и, проснувшись через неделю в мучительном похмелье и с пустыми карманами, Рауль бы счел, что нашел превосходное применение случайному капиталу.

Жанна давно предупреждала его, что их наследство стремительно тает, но поверить в такое у него никак не выходило. Сколько он себя помнил, деньги находились всегда — продавались какие-то земли или фамильные украшения, и жизнь так или иначе возвращалась в привычное русло.

Разорение настигло его как гром среди ясного неба, но и тогда Рауль не стал устраивать из этого трагедии, выбрав самый легкий путь — выгодную женитьбу.

И вот сегодня, к своим тридцати семи годам, он впервые задумался о том, как бы не промотать полученное от Лафона за неделю.

Но душа по-прежнему требовала неистового кутежа, и противостоять этому зову Рауль никак не мог. Поэтому он поймал на улице мальчишку-посыльного и отправил его в особняк на Закатной, чтобы предупредить домашних не ждать его к ужину и вообще сегодня не ждать. Возможно, и завтра тоже. После этого, по-прежнему пешком, вернулся на площадь, прошелся вдоль ряда встрепенувшихся кучеров и вкрадчиво предложил самому солидному из них, широкоплечему здоровяку средних лет:

— Милейший, не желаете ли прокатиться до Пор-Луара? И обратно, само собой.

— Так это же, — удивился здоровяк, — восемь часов только в одну сторону.

— А вы куда-то торопитесь? Ночлег я вам обеспечу.

Кучер почесал в затылке, окинул опытным взглядом добротный, но простоватый наряд Рауля, отметив отсутствие шпаги и трости, крякнул и назвал вполне приемлемую сумму.

— Надеюсь, заряда у ваших кристаллов хватит? — забираясь в коляску, спросил Рауль.

— Уж не извольте беспокоиться, довезем в лучшем виде.

***

Широко раскинувшийся на побережье портовый Пор-Луар бурлил днем и ночью. Здесь всегда можно было найти товары на любой вкус и кошелек: экзотический шелк, расшитый драконами, попугаев для зверинца, акварельные миниатюры с пикантными сюжетами или мумифицированные головы дикарей. Продавцы давно привыкли к странным запросам моряков, купцов и путешественников всех мастей. В отличие от тихого Арлана, расположенного вдалеке от торговых путей, тут царили куда более свободные нравы. В родном городе Рауля легко мог узнать любой приказчик, и сплетни о том, что граф Флери завел любовницу, которой лично выбирает корсеты, стремительно запрудили бы улицы. Это известие превратилось бы в главный скандал, и Пруденс вряд ли простила бы новый урон своей репутации.

В Пор-Луаре же он станет всего лишь очередным покупателем, заботливо подбирающим наряды для оставшейся дома жены. Да, это выглядело чрезмерно интимным и не слишком приличным, однако не бросало столь явный вызов общественной морали.

Рауль прибыл в никогда не спящий город поздно ночью, из открытого окна пахло морем, рыбой и дегтем. Вдалеке скрипели мачты и кричали ночные птицы, лаяли собаки, из кабаков неслись пьяные песни.

Его здесь знали как господина Вальмора — веселого кутилу, приезжающего время от времени сыграть в фараон или квинту с моряками и авантюристами, посетить кабаре или посмеяться над уличными комедиями, заглянуть к салонным куртизанкам, а то и вовсе в бордель, напиться вдрызг на подпольных дегустациях контрабандного рома, закусив сырыми моллюсками.

Вполголоса объясняя дорогу до меблированных комнат, которые обычно занимал по прибытии, Рауль прикидывал: сразу после завтрака обменять векселя на деньги в местном отделении банка, всенепременно заглянуть к старику Готье в переулке Судьбы — бывший корабельный плотник вот уже тридцать лет торговал трофеями с разбитых судов. Может, там удастся раздобыть настоящую пиратскую шпагу с историей… скажем, капитана Черная Смерть, который грабил только злодеев…

Моргнув, Рауль понял, что засыпает на ходу, но, к счастью, светлые стены пансиона уже виднелись в конце улицы, а значит, встреча с мягкой постелью ожидалась совсем скоро.

***

День прошел в суматохе торговых лавок и магазинов готового платья. Рауль придирался, ругался, требовал лучшую шерсть и тонкий батист, щупал китовый ус в кринолинах и очерчивал в воздухе широкие изгибы для корсетов. «Утренний туман» или «пламя граната»? Серо-голубое с чайками по подолу или терракотовое с золотой нитью у горловины?

Ему хотелось всего самого яркого, нарядного, дорогого. Шелковых алых чулок, например. Глубоких декольте. Кружев и лент. Но он и так ходил по тонкому льду: посмотрите на него, взрослого мужчину, тайком скупающего нижнее белье для женщины, которая его за это отругает!

Темно-синий шелк — для гостей, зеленая шерсть — для прогулок, кремовый плотный хлопок — для дома. Серый бархат плаща, кашемир теплой шали, а еще панталоны, нижние юбки, сорочки…

«Пруденс меня убьет», — отчетливо понял он, глядя на то, как приказчики носят к коляске футляры с корсетами. На мгновение ему захотелось и самому убежать в пираты, лишь бы увильнуть от ярости этой женщины — уж лучше бороздить моря под черным флагом, любой разумный человек согласится.

Стоит ли так спешить обратно? Ведь в этом городе столько заманчивых местечек, там можно скоротать день-другой, заливая в себя вино для храбрости.

— Да и к черту все это, — буркнул Рауль, забрался в коляску, где ему едва-едва осталось места, и велел угрюмо: — Домой, да побыстрее.