Тетушка против

Глава 35

Интересно, все мужчины становятся невыносимыми перед женитьбой? Рауля так сильно мотало от непонятной злости к страсти, от замкнутости к какой-то щемящей тревоге, что Маргарет за одно утро укачало, как на корабле.

Поэтому, как только они вышли от Констанции, она поспешила попрощаться:

— Простите, ваша светлость, но у меня важные дела.

— Ваша светлость, — с досадой передразнил он, — вам не кажется, что пора называть меня по имени?

— Послезавтра, — ответила она резко.

Тайное венчание на рассвете, и без того казавшееся призрачным, после представления Констанции и вовсе таяло в дымке пугающего будущего. Маргарет все время казалось, что вот-вот случится нечто ужасное и все ее мечты окажутся растоптанными.

— Так что у нас за дела? — спросил Рауль, когда она уже сделала несколько шагов по направлению к центру города.

— У нас? — она скептически оглядела парчовые переливы жилета и благородный бархат кафтана. — Извините, ваша светлость, но вы совершенно не годитесь для тайной слежки.

— Для чего? — сдавленно спросил он, и очередная тень легла на его лицо. — Пруденс, за кем вы собираетесь следить? За новым простаком?

— За каким еще простаком? — не поняла она. — За мерзавкой Манон, конечно.

— Простите, но я все еще не могу сообразить, о ком идет речь.

— Манон, — повторила она, переминаясь и торопясь, — безрукая служанка, которую подсунул нам Лафон. Это она распустила слухи о том, какая мегера ваша экономка.

— А, — его взгляд прояснился, — моя мстительная Пруденс во всей красе. Подождите меня минутку.

— Но я правда спешу!

— Одну короткую минуту, — потребовал он и направился к экипажу, где старик Жан дремал на козлах.

Маргарет застонала. Утреннее время, когда прислуга отправляется по всяким поручениям, таяло на глазах. Но стоило ли из-за одной болтливой девицы нервировать и без того нервного графа?

Прохаживаясь туда-сюда под сенью старого каштана, она пыталась навести порядок в мыслях. Но образ Пеппы, врывающейся на венчание, так и стоял перед глазами, яркий и реалистичный. Да нет, она бы не пошла на такое безумие!

— Ну, Пруденс, мы можем идти, — раздалось у нее над ухом. Она развернулась, да так и остолбенела.

Рауль в поношенном кафтане, широком ему в плечах и груди, зато коротком в рукавах, в мешковатом жилете, из которого испуганно выглядывал батист дорогой рубашки, в стоптанных высоких сапогах, чьи голенища болтались вокруг шелковых чулок, являл собой чудное зрелище сбежавшего из бродячей театральной труппы шута. Особенно впечатлял помятый кучерский картуз на смоляных локонах и слабый, но устойчивый запах конюшни, сена и кожи.

— Ваша светлость? — с запинкой выдохнула она. — Вы раздели Жана???

— Потому что вы невозможная женщина, — огрызнулся он, свирепо и брезгливо запахивая на себе длинный кафтан, скрывающий его собственные роскошные кюлоты. — Если уж вам приспичило за кем-то следить, значит, будем следить. Черт меня забери, если я пропущу это.

И, поскольку она так и глазела на него, не в состоянии двинуться с места, Рауль раздраженно буркнул:

— Что? Приличный костюм оставил вас совершенно равнодушной, а теперь вы вдруг впечатлились?

— Очень, — признала она. — Никогда еще вы не впечатляли меня так сильно!

И это было истинной правдой. Капризный модник, готовый в погоне за куртуазностью почти на все, добровольно сменил парчу и бархат на поношенные тряпки… Неведомая сила бросила Маргарет вперед, ее рука сама по себе ухватила Рауля за лацканы кафтана и увлекла глубже в тень каштана. Там, между чужим забором и мшистым стволом дерева, она поцеловала его — часто и много, гладко выбритый подбородок, губы, скулы, лоб.

— Боже мой, — Рауль, моментально увлекшись, тут же обвил ее талию обеими руками. — Вы бы сразу сказали, что вас так будоражит дешевое тряпье!

— Вы, — ответила она горячо, — меня будоражите вы.

***

Она предполагала, что Манон вернулась в резиденцию герцога Лафона, как только их с братом выставили от Флери, но Маргарет не хватило времени в этом убедиться. Поэтому она решила положиться на удачу, тем более что Рауль так своевременно выдернул ее из особняка на Закатной улице и спас от навязчивости Соланж.

Ей всегда нравился огромный фонтан с дельфинами, украшавший площадь, возле которого спасались от зноя все скучающие кумушки, без устали разнося сплетни.

Но соваться туда вместе с Раулем, который одновременно выглядел пародией как на графа, так и на простолюдина, представлялось решительно невозможным. Да и Манон, несмотря на ее неуместное высокомерие, вряд ли пользовалась парадным входом, а сновала, как и все остальные, через боковой тупичок для прислуги.

Поэтому Маргарет решительно прошла мимо фонтана, свернула в узкий закоулок с хозяйственными постройками: низкими сараями с рассохшимися дверями да навесами для телег и пустых бочек. Из приоткрытых дверей конюшен пахло кисловатой смесью конского навоза и влажной соломы.

Втянув Рауля в глубокую тень низкой аркады зернохранилища, Маргарет положила руку ему на грудь, призывая к неподвижности. Он обреченно глянул на почерневший камень стены с пятнами сырости и ржавыми кольцами для привязи лошадей, поморщился с искренним страданием, бледнея от общей неприглядности запахов и видов.

— Ближе, Пруденс, — прикрывая глаза, потребовал он, — мне надо чувствовать вас, чтобы пережить этот душераздирающий опыт.

Посмеиваясь, она послушно придвинулась спиной к его груди, стараясь прижиматься не слишком сильно, чтобы ненароком не вжать его в грязный камень. Рауль немедленно обнял ее, уткнулся носом в ее макушку, да так и замер.

Слуги герцога сновали туда-сюда без устали. Вот прошла девица с зеленью, приехал и уехал поставщик вина, пробежал мальчишка-посыльный и наконец выплыла сама Манон, держа в руках плетеную корзину, прикрытую тканью, из-под которой выглядывали алхимические кристаллы.

— На подзарядку в лавку Диро, она тут ближайшая, — шепнула Маргарет. — Вперед, ваша светлость.

Выждав несколько минут, они выбрались из тупичка — мерзавка остановилась возле фонтана, болтая с горничными из других домов. Ну ничего, недолго ей осталось трепать языком!

Манон даже не повернула головы, увлеченная своим рассказом — долетели слова «злобная» и «фурия», — когда Маргарет с Раулем неторопливо, под ручку, проплыли мимо, вышли на улочку Старых камней, где раскинулись дорогие лавки с нарядно оформленными витринами. Это был престижный квартал, куда приходили за покупками только те, кому денег девать было некуда. Сама Маргарет бывала здесь редко, только если Пеппа настаивала на гребнях из черепахового панциря, веерах из слоновой кости или пуговицах из золоченной бронзы, а уж кристаллы и вовсе предпочитала заряжать в западной части города, где алхимики сохранили остатки совести.

— Что теперь? — спросил Рауль. — Только не говорите мне, что и правда собираетесь поколотить девицу.

— Я не из тех женщин, кто опускается до рукоприкладства, — оскорбилась Маргарет, достала из кармана изящную пудреницу, купленную у пройдохи с бегающими глазами и заполненную специальным порошком от матушки Люсиль. Выглянула из-за угла, убедилась, что Манон уже прощается с собеседницами, и аккуратно положила безделушку на булыжную мостовую. Осмотрелась и решительно направилась к ближайшей скамейке, которую заботливый хозяин магазинчика шелков выставил у своей двери, давая покупателям местечко для отдыха под широким навесом.

— Если вдруг выйдет приказчик и попытается прогнать вас, — наставительно сказала она Раулю, торопливо шаркающему слишком большими для него сапогами, — скажите, что вы мой носильщик.

— Я? — поразился он.

— Выглядите вы… кхм… не слишком презентабельно для здешних мест.

— В жизни не думал, что услышу такое! Пруденс, что вы со мной творите, это же уму непостижимо.

Она улыбнулась ему, усаживаясь и с удовлетворением отмечая, какой прекрасный отсюда обзор. Рауль подумал, гордо расправил плечи и встал за ее спиной с видом почтительного слуги.

Манон появилась медленно, первым делом остановилась у сверкающей витрины ювелира, ее лицо стало мечтательным. Поглазев на эту роскошь, она сделала еще один шаг вперед, увидела пудреницу, замерла, а потом быстро и воровато подняла ее, тут же открыла, движимая жадностью и любопытством. Маргарет знала, что мерзавкиному взору открылся притягательный перламутр ароматного порошка. Манон бездумно поднесла находку к носу, желая понять, чем именно она наполнена, вдохнула, а потом подпрыгнула, услышав голос галантерейщика:

— Эй, девушка. Вы же из дома его сиятельства? Не заберете партию платков, которую заказывал ваш хозяин?

Торопливо захлопнув пудреницу, Манон сунула ее в корзину и повернулась к галантерейщику, чтобы ответить ему. Открыла рот — и оттуда не вылетело и звука. Она снова попыталась что-то сказать, но не смогла этого сделать.

По ее лицу разливался ужас, она уронила корзину — кристаллы рассыпались по мостовой, — обхватила горло руками, не понимая, что происходит.

Маргарет довольно засмеялась, больше и не думая скрываться. Девица дернулась, оглянулась на этот смех — и новый ужас, на этот раз понимания, исказил ее хорошенькую мордашку. Рот открылся в беззвучном крике, тело сотряслось от отчаянных, но неслышимых рыданий, галантерейщик бестолково захлопотал вокруг, не зная, как помочь.

— Доктора? Успокоительных капель? Платок? — суетливо вопрошал он, еще не догадываясь, что не получит внятного ответа.

Маргарет спокойно поднялась, сделала знак Раулю следовать за ней и неспешно направилась дальше вдоль лавок, после следующего поворота дорога вела к Закатной улице.

— Вы лишили ее способности говорить? — спросил он угрюмо. — Не слишком ли это жестоко?

— Способности молоть чушь, — отрезала она, крайне довольная собой. — Не тревожьтесь так уж сильно, через три месяца это пройдет. Надеюсь, она как следует выучит урок: прежде чем чернить кому-нибудь доброе имя, следует подумать о последствиях.

— Порой я вас действительно боюсь, — задумчиво проговорил он.

— Пожалуй, к поверенному нам лучше поехать завтра, — примирительно заметила Маргарет, тревожно понимая, что ей не нравится его тихое осуждение. Когда это ей стало так важно, что о ней думают?

— Пожалуй, — согласился Рауль и надолго замолчал, погрузившись в явно невеселые мысли.

Она шла рядом с ним и кипела от злости. С ранней юности привыкнув бороться за свое существование, не позволять вытирать о себя ноги и давать сдачи, Маргарет всегда была уверена в своем праве на ответный удар. И вот теперь, вплотную приблизившись к тридцатипятилетию, столкнулась с последствиями своих решений. Сначала взбрыкнула Пеппа, а теперь и Рауль явно не разделял ее понимания справедливости.

Да просто не надо было его с собой брать! Что этот избалованный, красивый мужчина, не привыкший к трудностям, мог понимать в выживании?

— Пруденс, — он резко остановился уже у самых ворот особняка, схватил ее за локоть, пристально вглядываясь в глаза. — Вы совершенно точно уверены, что не хотите мне ничего рассказать?

— Что рассказать? — недоуменно переспросила она.

— Ну, может, вы скрываете от меня свое прошлое? Боитесь поделиться? Не доверяете?

Да что на него сегодня нашло? С утра не в себе человек!

— Вы же… вы придумываете причины, чтобы отменить помолвку, — осенило ее. — Вот откуда такие странности! Можете не беспокоиться на этот счет, скандалов я устраивать не буду.

— Что за бред, Пруденс! — вспылил он, но поспешила к дому и не стала дальше слушать, а он не стал ее останавливать.

***

До позднего вечера Маргарет, ни разу не присев, металась по дому, пытаясь сделать множество дел одновременно. Она то бралась обучать свое крестьянское семейство, то проверяла швей, то лично хваталась за уборку, и к ночи так умаялась, что едва приползла в свою каморку у лестницы.

После приступа щедрости Рауля здесь стало тесно, многие свертки так и лежали неразобранными. Расчесывая волосы после тайного мытья в господской ванной (которой тишком пользовались и другие слуги), Маргарет вдруг поняла, что едва ли не плачет. Этот чертов граф превратил ее в сентиментальную идиотку!

Рука бессильно упала вдоль тела, гребень тихо ударился о пол. Стало одиноко и холодно, в груди образовалась дыра размером в бесконечность, и она поглощала последние силы и надежды.

В глаза бросился светлый лен ночной сорочки, искушающе выползший из оберточной бумаги. Будто во сне, Маргарет достала сорочку целиком, погладила вышивку — белое на белом, неброское изящество, на которое ей всегда было жаль денег. Как всегда в минуты отчаяния, включилась особая безжалостность по отношению к самой себе, захотелось наказать себя за глупые мечты, ведь они никогда ни к чему хорошему не приводят.

Маргарет медленно надела рубашку, обволокла усталое тело утраченной любовью. Это она ее растоптала, дав повод Раулю разочароваться в своей Пруденс? Или он испугался сложного брака с экономкой, который не принесет ему ни малейшей выгоды? Опомнился наконец, и был совершенно прав. Его будущее теперь сулило некоторую обеспеченность, ну, если Бартелеми не подведет. Так к чему себя связывать лишними узами, когда вот-вот все придворные кокетки станут доступны?

Она осторожно заплела косу, легла в постель и укуталась в одеяло, мечтая побыстрее заснуть, а проснуться уже без дыры в груди.

Маргарет переживет эту ночь, и множество других ночей, и однажды встретит старость, ни о чем не жалея. Она не предаст окончательно Пеппу и не предаст себя, сохранив достоинство. Будет черстветь день ото дня, пока окончательно не утратит душевную чувствительность.

Все к лучшему — хватит с нее любви, от нее слишком больно.

Но сон не спешил ее спасти, и, глядя в темноту, она вспомнила о нежном лунном блеске легких кружев, о том, как приятно было ими любоваться и как чудесно к ним прикасаться. Небольшой сундук из темного дерева стоял сейчас в пустой комнате и как будто ждал, когда его откроют. Он много лет хранил в своем чреве истинные сокровища, и пора было извлечь их на свободу.

Тихо встав, Маргарет накинула шаль, нацепила легкие домашние шлепанцы, активировала специальный тусклый ночной кристалл света и неслышно выскользнула из своей комнаты.