Тетушка против

Глава 40

Женские слезы — беспощадное оружие, перед которым Рауль всегда был бессилен. Поэтому он плелся к экипажу виконтессы Леклер с энтузиазмом висельника. С чего это Жозефине приспичило разговаривать именно с ним? Не логичнее было бы излить весь гнев на тетушку?

Он понимал, что такого рода мысли нисколько его не красят, но непременно бы увильнул от утомительных объяснений с бывшей невестой, если бы не Пруденс. Она мало того, что крайне непреклонно свела брови, но еще и велела угрожающе: «И будь любезен раскаяться так, чтобы Пеппе стало легче». Какова задачка, а?

Не дожидаясь помощи лакея, Рауль рывком открыл дверь экипажа и, лишая себя нового витка страданий, нырнул внутрь.

К его великому облегчению, Жозефина не плакала. Осунувшаяся, с припухшими покрасневшими глазами, сейчас она казалась бледной тенью беззаботной красавицы, и его сердца невольно коснулась жалость.

— Доброе утро, — опасливо сказал Рауль, устраиваясь как можно дальше от поникшей несчастной фигурки, закутанной в темный плащ. Ему не часто доводилось бросать женщин, обычно со временем они сами от него отлипали, осознав, насколько бесполезен этот красавчик. Вот почему он понятия не имел, как следует себя вести.

Жозефина посмотрела на него в упор — и впервые стало заметно фамильное сходство. Нет, она не напоминала Пруденс ни чертами лица, ни разрезом глаз, но вот этот взгляд — прямой, требовательный и строгий — ему определенно был знаком.

— Почему, — спросила она, чеканя слова, — вы женились на этой женщине?

— Влюбился, — бесхитростно ответил он.

— Глупости, — отрезала Жозефина. — Когда бы вы успели… да и с чего вдруг? Тетушка Маргарет не из тех женщин, что кружат мужчинам голову.

— Ваша тетушка Маргарет невероятна, — Рауль помнил наказ Пруденс каяться, но все внутри него протестовало против этого. Поэтому он придерживался правды, надеясь, что все само собой образуется.

Она одарила его еще одним пронзительным и недоверчивым взглядом.

— Невероятно скучна, вы хотите сказать? Невероятно бедна? Я ведь помню ваше признание, милый мой, о том, что вы позарились лишь на мое состояние. Неужели тетушка разбогатела, а я об этом ничего не знаю?

— Увы, — он развел руками, — в ее карманах по-прежнему пусто. Не передать, как меня это огорчает.

— Я схожу с ума, — вдруг горько и тоскливо произнесла она. — Как только виконтесса Леклер сообщила мне об этой нелепице, так я все думаю и думаю: почему тетушка Маргарет? Может, она как-то заставила вас? Приворожила? Обманула?

— Никогда в жизни я столько не бегал за женщиной.

— Тогда… вы совсем не представляете, что она собой представляет. Вас ведь так просто обвести вокруг пальца, а она умеет подчинять себе других.

— Жозефина, вы совершенно напрасно придумываете одну причину за другой, — вздохнул Рауль. — Пруденс — это просто Пруденс. Порой она смотрит на меня, как на пыльный угол, и явно мечтает схватиться за швабру. Порой замирает и так откровенно пялится, будто я какая-то там картина. И она правда верит, будто из меня может выйти толк. Это обескураживает, раздражает и… словом, даже хочется пойти и сделать что-то полезное. Кажется, за годы кутежей я изголодался по здравому смыслу.

— Это самое неромантичное, что мужчина может сказать о женщине, — медленно произнесла она. — Бог мой, вы так несуразны, что, кажется, действительно влюблены.

— А я говорил, — обрадовался он: это же чистая мука — объяснять Пруденс словами.

Жозефина устало прикрыла глаза, на ее бледном лице читались глубокое непонимание, досада и злость.

— Но она же теперь графиня, — пробормотала она едва слышно, и столько детского удивления было в ее словах, будто она увидела говорящую статую или летающую лошадь.

— Так и есть, — кивнул он не без гордости. Хотя бы титулом ему удалось поделиться с женой, раз пока ничего другого у него не было. Этот разговор тяготил Рауля, и он попытался завершить его побыстрее: — Жозефина, я с удовольствием передам Пруденс ваши поздравления и пожелания долгой и счастливой жизни в замужестве. Ей будет приятно узнать, что вы рады за нее.

Ее губы горько скривились, но она нашла в себе силы мужественно ответить:

— Что ж, передайте. Добавьте также, что я высоко оценила, как ловко она расстроила мою помолвку, чтобы выйти за вас самой. Это потрясающий в своей подлости поступок.

Рауль едва успел подавить разочарованный вздох. Да, девчонка не в состоянии принять никаких объяснений, поскольку рана ее все еще кровоточит. Пруденс права, они не уживутся в крохотном Арлане, потому что Жозефина никогда не простит свою тетушку и будет без устали колоть ее тысячью ядовитых упреков при каждом удобном случае.

Переезжать же в Пор-Луар, куда его жену вело чувство вины, не хотелось. Шумный портовый город находился слишком далеко от тихих болот, где зрело будущее состояние Рауля. Представлением его величеству Жозефину явно не пронять, она слишком разъярена. Что оставалось? Поднять ставки.

— Позвольте мне предложить вам кое-что куда интереснее, чем такой беспечный муж-повеса, как я, — произнес он, весело понимая, что втягивается в новую и довольно безнадежную авантюру.

— И что же? — презрительно усмехнулась она. — Деньги? У вас их нет, а я богата. Новый жених? Сама справлюсь.

— Как насчет того, чтобы сиять при дворе?

Жозефина подняла на него глаза, в которых загорелся жадный интерес.

— Чтобы стать фрейлиной, нужно иметь титул, — напомнила она резко. — Хватит ли на это вашего влияния?

— Признаться, как только новости о моей свадьбе достигнут ушей его величества, он вряд ли будет настроен пристраивать моих безродных племянниц, — весело ответил Рауль. — Но кто знает, чем закончится наша встреча. По правде говоря, тут всего два варианта: или ссылка, или победа. Вы выиграете в любом случае.

— Если вы выбьете для меня место фрейлины, тетушка Маргарет будет в ярости, — медленно проговорила она, явно восхищаясь таким развитием событий. Сейчас месть ее привлекала больше, чем яркое будущее.

— Еще в какой, — ухмыльнулся он. — Пруденс считает двор рассадником порока и распутства, она будет уверена, что вы себя там обязательно погубите.

— Надеюсь, вам хорошенько влетит от нее.

— Можете на это рассчитывать.

— Что же, — Жозефина впервые улыбнулась, робко и нервно, — удачи вам, Рауль. Вы правы, меня обрадует и место при дворе, и ваша ссылка.

— Я напишу вам, — поклонился он и с облегчением выскочил из экипажа.

Торопясь вернуться к Пруденс, Рауль улыбался. Ему всего-то и нужно, что выдержать гнев короля, походатайствовать за молодую мещаночку, получить разрешение на брак герцога Лафона с его цветочницей, уладить дельце с кристаллами…

Какое захватывающее приключение!

***

От денег, полученных у Лафона, остались сущие слезы. Рауль едва наскреб на покупку нового безлошадного экипажа и наём возницы, а от камеристки Пруденс отказалась сама с решительностью, порадовавшей снова обнищавшего мужа.

Он отправил Жана за Бартелеми, и юный алхимик вернулся в Арлан крайне недовольный тем, что его отвлекают от дел.

— Жиль, конечно, отгонит всех любопытных, — бурчал он, перетаскивая из старого экипажа в новый ящик с быстро портящимися продуктами, переложенными кристаллами, — но ведь эксперименты еще не завершены. А тут тащись черт знает куда…

— Потерпите, дружище, — Рауль хлопнул его по плечу. — Скоро вы вернетесь на дорогое вашему сердцу болото.

— Но ночевать сегодня буду в конюшне. Страх как не хочется попадаться на глаза вашей старшей сестре, она смотрит на меня, как на мышь в погребе.

— Моя милая Пруденс тоже на меня так смотрела поначалу.

— Ничего подобного, — донеслось до него возмущенное. Она стояла рядом, наблюдая за погрузкой их багажа.

— Смотрела-смотрела, — с удовольствием припомнил Рауль.

— Женщины со сложным характером не по мне, — тихонько признался Бартелеми. — Но вот ваша младшая сестра…

— Тщеславная и капризная?

— Зато красивая!

Рауль хмыкнул.

— Эта красота достанется тому, кто предложит за нее больше денег. Что ж, у вас будет хороший стимул сделать нас богатыми.

— Да как вы можете, — вспыхнул Бартелеми, — клеветать на родную кровь!

— Ах, мой мальчик, — Рауль развел руками, — чтобы отказаться от собственных принципов, надо влюбиться без памяти. Вот моя милая Пруденс…

— Пруденс да Пруденс, — проворчала Жанна, появляясь вместе с Соланж в саду. Они выходили по визитам и только вернулись. — Ты похож на взбесившегося попугая, братец!

Бартелеми проворно юркнул за экипаж.

— Мы никогда в жизни не получали столько внимания, — оживленно похвасталась Соланж. — В каждой гостиной все только о тебе и расспрашивали.

— Могу себе представить, что вы наговорили, — удрученно заметил Рауль, а Пруденс едва-едва ухмыльнулась с тайным превосходством. Она бы в жизни в этом не призналась, но он все же заметил: ей невероятно льстили слухи о том, что граф Флери гонялся за своей экономкой с пылом отчаянно влюбленного юнца.

— Я не позволила Соланж болтать лишнее, — с достоинством уведомила их Жанна. — Да и кому захочется объявлять о том, что родной брат растерял остатки разума.

— Ну растерял и растерял, — Рауль открыл перед сестрами дверь в особняк, пропуская их внутрь. — Подумаешь, велика ценность.

Все-таки он правильно сделал, что не уведомил домашних, к кому собирается, иначе об этом бы уже шептался весь город. А вдруг беседа с его величеством закончится дурно?

Однако больше всего его страшил вовсе не король, а Элен Флурье. Как она-то встретит Пруденс и сможет ли удержаться в рамках приличий, без скабрезных намеков? Мало ему головомойки, которая светила из-за фрейлинства Жозефины, так еще и непристойное прошлое норовило выскочить из-за угла.

***

В дороге Рауль неистово страдал, до того ему мешал Бартелеми. Он пытался отправить его на козлы к вознице, но невоспитанный мальчишка жаловался то на дождь, то на ветер, то на холод, чем совершенно выводил из себя.

Поместье Флурье раскинулось в живописной долине, одетой по осеннему времени в золото и пурпур. Холмы пылали всеми оттенками меди, рубинов и золота, а от еще не убранных лоз доносился одуряющий запах спелого винограда. Узкие и темные полосы дубрав, очерчивающие горизонт, таили в себе изобилие дичи.

Это был край плодородия, лишенный южной ажурности, но полный солидного процветания.

— Наверное, именно о таких виноградниках ты мечтала, — заметил Рауль, когда Пруденс прильнула к окну, с интересом разглядывая пейзаж.

— Конечно, нет. Я мечтала о крохотном клочке земли, который принадлежал бы только мне.

— Зато теперь у вас есть чудные болота, — жизнерадостно вставил Бартелеми.

— К слову о болотах, — Пруденс развернулась к нему, — а нельзя ли сделать земли вокруг замка более плодородными?

— Глину-то? — он вытаращил глаза. — Это же сколько нужно червяков, чтобы прорыхлить такую тяжелую почву, к тому же пропитанную консервирующими растворами.

— И сколько нужно червяков? — невинно уточнила Пруденс.

— Мириады, — не моргнув глазом, ответил Бартелеми. — Крошечных, неутомимых тружеников, чья пищеварительная система сможет переработать мертвую глину, превратив ее в жирную землю… Не представляю, как таких вывести… Тут нужна высокая алхимия, а я даже экзамена не сдал. Обратитесь в гильдию, они сдерут с вас много денег, и, может быть, что-то предложат взамен.

— К дьяволу этих зануд из гильдии, — отмахнулась она, — справляйтесь сами. Все равно нам нужно строить какой-то домик на болотах, не спать же вам и дальше на земле.

— Мне сдали отличный сарай в деревне… а если взять глину с того самого же холма, воду из болот, ивовые листья и кровь кабанов… нет, быков… и эссенцию тучности цыплят…

Рауль слушал их рассеянно, экипаж уже выехал на прямую, как стрелу, аллею, ведущую к особняку Флурье. Их тут никто не ждал, и надеяться на особо теплый прием не приходилось.

Так и вышло: их встретили королевские гвардейцы с алебардами.

К дверце экипажа подошел офицер, довольно молодой, но с холодным непроницаемым лицом. Его рука выразительно лежала на эфесе шпаги.

— Прошу прощения, господа, — громко сказал он, — поместье находится под охраной его величества. Будьте любезны представиться.

— Граф Рауль Флери с супругой… Передайте карточку дворецкому маркизы Флурье… старый добрый Ансельм еще служит здесь?

— Вы не входите в свиту, — нахмурился офицер.

— Прошу прощения, — перед офицером пронырнул кругленький, как тыква, низенький Ансельм в безупречно пошитом камзоле глубокого серого цвета. Он заглянул внутрь и расплылся в широкой улыбке.

— Ваша светлость! Давненько вы нас не навещали.

— Моя светлость с супругой, — повторил Рауль, желая сразу обозначить свой новый статус.

— Конечно-конечно, — улыбка Ансельма не погасла. Он кинул цепкий взгляд на Пруденс и снова обратился к Раулю:

— И вы желаете…

— Увидеть его величество.

— А он вас, конечно, ожидает.

— Конечно, нет.

— Да-да, — дворецкий кивнул. — Я все мигом устрою. Только вы уж не обессудьте, ваша светлость, но придется подождать. Внутрь вас эти бравые ребята пока не пропустят.

— Мы разомнем ноги, — решила Пруденс и протянула руку офицеру. Тому ничего другого не оставалось, кроме как помочь ей выйти.

Холодный ветер мигом взметнул ее юбки, и Рауль торопливо схватил тяжелый теплый плащ и выскочил следом. Закутал свое сокровище потеплее, прекрасно представляя, что Ансельму понадобится время, чтобы добиться аудиенции. Бартелеми, наоборот, закрылся изнутри, не желая впускать в салон сквозняки.

Офицер отошел на несколько шагов, поближе к своим сине-серебряным гвардейцам.

— Ты помнишь? — шепнул Рауль на ухо Пруденс. — Верь только мне и ничего не бойся.

— Что самое страшное может случиться? — негромко спросила она.

— Опала.

— Ты и так давно покинул двор.

— Нас отправят в какую-нибудь глухомань.

— Мы там и живем.

— На север.

— Сменим климат.

— Будем жить в какой-нибудь халупе.

— Выжили же в жутком замке.

— Люблю тебя.

Пруденс смутилась, как смущалась всегда от его признаний, и он не сдержал смеха. Что за женщина! Ее не тревожит гнев короля, но нежные признания легко выводят из душевного равновесия. Она только открывала для себя любовь, и Рауль, ее единственный проводник на этом тернистом пути, внимательно прислушивался к ее настроениям, откликам и впечатлениям. Порой ему казалось, что он и сам становился неопытным любовником, замирая от ее открытий, порой ловил себя на том, что слишком осторожничает, а порой ликовал от скупых и будто случайных откровений. Нет, она еще не поборола свою чопорность настолько, чтобы открыто говорить о любви, и Рауль учился читать ее чувства по поступкам, а не словам.

Ансельм вернулся довольно быстро, не прошло и получаса, привел с собой королевского камер-юнкера, который быстро шепнул офицеру несколько слов.

Алебарды разомкнулись, и Рауль с Пруденс шагнули по ступеням парадной лестницы.

— Граф Флери, — не без ядовитости проговорил камер-юнкер, с которым они вечно цапались в прошлом и, очевидно, все еще не пережили некоторой ревности друг к другу, соперничая за королевские милости. — Его величество с великим трудом, надо признать, вспомнил, кто вы такой, и проявил милость, допуская вас до себя. Прошу вас и вашу супругу следовать за мной.

— Там у меня еще алхимик в экипаже, — дружелюбно сообщил ему Рауль, — вы уж накормите и обогрейте человека, его величество может пожелать его увидеть.

Камер-юнкер высоко задрал бровь, демонстрируя недоверие к такому нелепому предположению, и отступил, позволяя Ансельму указывать дорогу.

Дворецкий затарахтел, как куропатка в брачный период:

— Его величество славно поохотился с утра, а потом мы ему подали наши легендарные трюфели, и сейчас он отдыхает перед ужином… А каких улиток мы подадим вечером! Повезет вам, если вас пригласят за стол, но я для вас все равно припасу… Посмотрите, мы обновили гобелены… Сюда-сюда, ваши светлости, в большой салон. Прежде его величества вас примет маркиза Флурье. Она, знаете ли, крайне заинтригована вашим визитом.

Рауль скуксился. Все-таки хитрая лисица Элен не смогла удержаться, чтобы не запустить свои зубки в такую лакомую добычу, как графиня Флери.