Тетушка против

Глава 08

— Что вы думаете про клад, который якобы закопал наш великий предок-завоеватель? — спросил Рауль за ужином. — Это правда?

— Ничего он не завоевал, — тут же возразила Соланж, — а просто ограбил парочку соседей.

— Как ты смеешь! — ахнула Жанна. — Честь рода — это все, что у нас осталось.

— Разумеется. Наш замок ведь совершенно случайно стоит на бесплодной глиняной земле. Ой, простите, я ошиблась. На самом деле мы здесь потому, что возвышенность — стратегически выгодное место. А то вдруг соседи бы вернулись за награбленным, а у прапрапрадеда — укрепленные стены.

— Что ты об этом знаешь? — заинтересовался Рауль, который всю жизнь пропускал мимо ушей родительские рассказы о деяниях предков.

— Я ведь младшенькая, — объяснила Соланж. — Ты уже кутил в столице, Жанна пряталась от всего мира среди своих кукол и игрушечных замков, мама умерла, а папа вдруг спохватился, что я последняя, кому он еще может успеть рассказать фамильные сказки. И он пичкал меня ими до тех пор, пока я не заливалась слезами и не умоляла отпустить меня в сад…

Шаркая ногами, в столовую вошла Мюзетта с блюдом, на котором посреди оливок гордо возлежала утка. В прежние времена Рауль ни за что не позволил бы такой неопрятной старухе подавать на стол. Как же они докатились до всего этого?

— Пруденс нашла небольшую оливковую рощу на южном склоне, — сообщила Мюзетта, начиная разделывать птицу. — У нее полно глупых идей в голове. Шатается по окрестностям без всякого дела и называет это прогулками! Вот уж бесполезнее занятия не найти.

— Не больно-то она вам по душе, — заметила Жанна. Даже подобные мелочи занимали ее теперь, хотя в городе она не всегда могла вспомнить имена собственных горничных.

Хитрая, много повидавшая на своем веку служанка бросила на графа осторожный взгляд и уклонилась от прямого ответа:

— Сиделки все себе на уме. Возьмите беднягу Глэдис, что ходила за старым графом, страннее особы не сыскать было.

— Экономка Глэдис Дюран? — встрепенулся Рауль.

— И экономка тоже. Она тут, почитайте, разве что дымоходы не чистила. Ну до чего суетливая была особа! — Мюзетта неодобрительно поджала губы и шмякнула солидный кусок на тарелку Соланж. — Тоже все бегала повсюду, покуда не сгинула на болотах.

— Она пропала до смерти отца или после? — спросил он.

— Исчезла из замка в ту самую ночь, когда вашего батюшку удар хватил, — не задумываясь ответила служанка. — И все заботы о больном графе упали на мои плечи. Лежачим он был вдвое сварливее.

— Это правда, — печально вздохнула Жанна. — Недели, когда папа не вставал с постели, тянулись невыносимо медленно.

— Исчезла, да не совсем, — голосом, которым пугают непослушных детей, произнесла Соланж. — Нянюшка сказывала, что Глэдис Дюран спятила, совсем спятила. Якобы ее видели на Пестрых болотах, где она бродила простоволосой и что-то бормотала. А сердце ее будто бы светилось во тьме кроваво-красным.

— Да что всех слушать! Деревенские олухи только болтать и горазды, — вспылила Жанна.

— Спорим, что злая ведьма Дюран бормотала проклятия, — не унималась Соланж. — Маленькой я боялась, что она меня сожрет — ну, из-за всех тех кабанов, которых они с папой сжигали в печи.

Жанна так резко взмахнула вилкой, что кусок утки сорвался с зубцов и, очертив широкую дугу, упал возле окна. Все проводили его взглядом.

— Ты была еще ребенком, — яростно проговорила она, — и понятия не имеешь, о чем говоришь! Какие еще кабаны?

— Дикие.

— Мюзетта, разве в нашем замке сжигали диких кабанов? — обратилась Жанна к служанке, явно рассерженная подобной нелепицей.

— Не в замке, — безмятежно поправила ее Соланж, — а в алхимической лаборатории прапрапрадедушки Кристофа. Отец нашел ее прямо за склепом и пытался восстановить.

— Господи, — выведенная из себя Жанна резко вскочила, вилка со звоном упала на тарелку, грубо отодвинутый стул пронзительно взвизгнул. — Слышать не могу подобных глупостей! Алхимическая лаборатория, ну надо же! Наш доблестный предок Кристоф Флери прославился ратными подвигами, а не тем, что мешал дерьмо со ртутью.

И с этими словами она выбежала из столовой, взбешенно стуча каблуками.

Соланж ойкнула и совсем по-детски прижала ладони к щекам, восхищаясь сквернословием старшей сестры.

— Мюзетта, — сказал Рауль, — ступайте на кухню и поужинайте остатками утки.

Та изобразила нечто вроде корявого книксена, забрала поднос и отправилась выполнять поручение. А он вдруг забеспокоился, не подумает ли Пруденс, что ей бросают объедки с хозяйского стола.

С Пруденс — тетушкой Маргарет — все было непонятно. Рауль понятия не имел, как себя вести, чтобы не обидеть ее ненароком и не вызвать подозрений у сестер, поскольку решено было сохранить инкогнито будущей родственницы. Или же — как они теперь оба надеялись — будущей неродственницы. Клад маячил перед ними призрачной надеждой на счастливое избавление друг от друга. Если его все-таки удастся найти, то Рауль увильнет от необходимости жениться на молоденькой глупышке, и в таком случае его сестры никогда не узнают, кто именно скрывался под личиной сиделки Робинсон. Так к чему устраивать переполох?

— Самые яркие кристаллы хранятся в библиотеке, — вдруг сказала Соланж и потянула к себе тарелку Жанны. — В шкафу слева от входа. Когда будешь проходить склеп…

— С ума сошла? Ты думаешь, я туда сунусь?!

— А почему нет? Считай, что это просто старый склад.

— Склад с покойниками!

— И этот народец еще никому не причинил ни малейших хлопот.

Рауль вспомнил мертвую Глэдис Дюран, отвратительные лохмотья кожи, истлевшую одежду, — и аппетит окончательно его покинул.

— Так вот, не забудь кристаллы, — невозмутимо продолжила Соланж, — ведь там что днем, что ночью — темно одинаково.

— Ты там была? Зачем? — изумился Рауль. Даже на похоронах отца он проводил гроб только до дверей склепа, и пусть в те времена он еще не знал, что мертвецы умеют заправлять постели, зато опасался пауков и змей.

— Тайком подглядывала за папой и ведьмой Глэдис — они действительно сжигали в алхимической печи кабанов. Понимаешь, дотла. От них оставался лишь пепел — мне казалось очень странным так бездарно транжирить еду.

— Значит, лаборатория существует на самом деле, — уныло пробормотал Рауль, — и ты не придумала ее, чтобы подразнить Жанну.

— Вход расположен прямо за надгробием прапрапрабабушки Кристин, ты его ни с чем не перепутаешь, оно самое красивое, — сказала Соланж, блестя яркими любопытными глазами. Она казалась такой оживленной в эту минуту — ничего общего с капризной кокеткой, какой Рауль привык ее видеть.

— Кристин? — нахмурился он, вспоминая портреты предков. Кажется, это та самая дама, которая вместе с основателем замка Кристофом возглавляла длинную вереницу разнообразных Флери.

— Пока ее муж грабил соседей, или, если верить Жанне, совершал ратные подвиги, прапрапрабабушка Кристин ткала ковры и ждала его возвращения. Восемь лет одиночества, а потом вспышка счастья, трое детей, родильная горячка и красивое надгробие. Грустная история.

— Невероятно, — выдохнул Рауль, — что ты все это знаешь.

— Кто-то должен напичкать семейными преданиями головы следующего поколения Флери, — засмеялась Соланж.

Он тоже улыбнулся, но несколько натянуто, так как вовсе не собирался обзаводиться собственными детьми. Зато из него может получится хороший дядюшка. Тут он немедленно подумал о тетушке и, извинившись перед сестрой, направился на ее поиски.

***

Жан, тащивший дрова на кухню, на расспросы ответил, что госпожа Робинсон уже поднялась наверх, и это немного расстроило Рауля. Значит, она уже легла, а вторую ночь подряд мешать несчастной женщине спать было бы чересчур по-свински.

Поэтому Рауль как можно быстрее взлетел по ступенькам и торопливо пронесся по коридору, то и дело оглядываясь в сторону крыла для прислуги, дабы убедиться, что Глэдис не бродит без присмотра по замку. Попав в свои покои, он с облегчением задвинул засов, развернулся, да так и обмяк, привалившись спиной к двери.

Пруденс сидела за широким отцовским столом, читая очередной толстенный дневник, а Глэдис Дюран мыла высокие витражи, стоя на табурете. Она двигалась неуклюже, рвано, и казалось, что вот-вот сверзится вниз.

— Пруденс? — шепотом позвал Рауль.

Она подняла голову от дневника и спокойно произнесла:

— Глэдис была так любезна, что принесла из подвала оставшиеся дневники. Вот послушайте, что писал ваш отец: Кристин — ключ ко всему. Мы знаем, кто такая Кристин?

— Ее можно как-то утихомирить? — он указал дрожащей рукой на покойницу.

— Неужели так сильно мешает? — нахмурилась Пруденс. — Не можете потерпеть? Ведь никто другой не полезет с мокрой тряпкой к окнам.

— Не могу, — признался Рауль. — Это слишком противоестественно и пугающе.

Несколько секунд она внимательно смотрела на него, будто желая убедиться в серьезности этих слов, а потом фыркнула.

— Ну что же, давайте попробуем. Глэдис, душенька, подите-ка сюда. Ваша светлость, вы не замечаете ничего особенного в вашей служанке?

— Еще более особенного, чем истлевшая плоть? — содрогнулся он.

Покойная экономка с трудом слезла с табурета и направилась к столу. Рауль, еле-еле преодолевая отвращение, вгляделся в нее пристальнее, чтобы понять, о чем толкует Пруденс.

— Да у нее же светится сердце! — осенило его. Красноватое тусклое мерцание едва пробивалось сквозь кости и мышцы, поэтому его было сразу и не увидеть.

— Не совсем, — ответила Пруденс, поднялась, а потом вдруг просунула руку прямо в грудь Глэдис — там что-то омерзительно чавкнуло — и вырвала сердце. Рауль лишь успел зажать себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а покойница пошатнулась и с глухим стуком упала на пол.

— Что? Что вы сделали? — ошеломленно пролепетал он.

Пруденс подошла ближе и показала небольшой красный кристалл неправильной формы. Он еще пульсировал, но постепенно угасал.

— Видимо, это один из тех, которые находят на Пестрых болотах, — задумчиво протянула она. — Что странно — если бы эти кристаллы могли поднимать мертвецов, то не продавались бы за бесценок.

— Да черт с ним, болотом, что нам теперь делать с телом на моем ковре? Оно же его испортит!

Пруденс скептически посмотрела на некогда яркий, но изрядно выцветший с веками ворс, местами пошедший проплешинами. Изломанная, жалкая фигура смотрелась там на редкость неуместно.

— Полагаете, — начало было она, — следует засунуть кристалл обратно и попросить Глэдис отправиться, скажем, в лес?.. Ох!

Тут она вдруг схватила Рауля за руку и торопливо оттащила его подальше от ковра. Изумленный ее твердой и крепкой ладонью, так фамильярно сжимающей его ладонь, он не сразу понял, что опять случилось. А потом обернулся к мертвой экономке и увидел, как над ее телом начала подниматься серебристо-сизая туманная дымка, похожая на испарения на болотах. Потянуло горелым, горьким и — удушающе, резко — гниющими лилиями. Что-то треснуло у Рауля за спиной, он дернулся, совершенно измученный всеми пугающими событиями этого вечера, но это всего лишь Пруденс открывала окна.

— Дышите наружу, — посоветовала она. — Кто знает, не ядовито ли облачко. Я бы не ждала ничего хорошего от существа, умершего… когда, к слову?

— Отца похоронили пять лет назад, — ответил он, послушно запрыгнул на подоконник и протянул руку Пруденс, приглашая ее присоединиться к себе. Она вынула из кармана платья кристалл, который опустила туда в спешке, положила его на поднос для писем, забытый на столе, тщательно вытерла руки белоснежным платком, извлеченным из другого кармана, и только после этого приняла помощь Рауль. Он закусил губу, выдерживая ее вес, но вот — полминуты сопения, — и Пруденс уселась рядом с ним, чуть откинувшись назад, в свежий ночной воздух.

— Боже мой, — прошептал он, уставившись на облачко тумана. Оно оседало на ковре, оставляя маслянистые пятна, похожие на жидкое серебро. По телу Глэдис побежали молочно-белые нити, проступающие под остатками, или вернее, лохмотьями кожи. То тут, то там вспыхивали тускло-голубые и алые импульсы.

— Похоже, вашему ковру недолго осталось, — вполголоса сказала Пруденс. Он ощущал тепло ее близкого плеча, и от этого становилось не так уж и страшно.

— Соланж заверяет меня, что в нашем фамильном склепе расположен вход в алхимическую лабораторию, где отец и Глэдис зачем-то сжигали кабанов. В дневниках, которые вы читали, нет никаких объяснений этой дикости?

— Алхимическая лаборатория? — повторила Пруденс. — Восхитительно. Вот откуда этот запах тухлых яиц — это же сера! И наверняка ртуть, видите этот перламутр на ковре?

— Вы что же, еще и алхимик?

Она одарила его высокомерным взглядом.

— Как вы знаете, семья моей племянницы владеет шахтой. Разумеется, я изучала некоторые аспекты обработки кристаллов, чтобы меня не обдурили ушлые фабриканты…

Тихий треск не позволил ей договорить. Тело Глэдис покрывалось пепельно-серыми ячейками, похожими на пчелиные соты.

— Боже мой, — повторил Рауль обессиленно.

Пруденс же, наоборот, выглядела собранной и крайне заинтересованной. Она наблюдала внимательно, вытянув шею, и казалась такой напряженной, что он вдруг испугался, как бы она, зазевавшись, не вывалилась из окна. Поэтому Рауль вытянул за ее спиной руку, уперся ладонью в холодный камень, образуя хоть какую-то защиту от кувырка в темноту. Ощутив движение рядом с собой, она скосила глаза в сторону, а потом повернула лицо к Раулю — так близко, что он увидел и мелкие морщинки вокруг светло-карих глаз, и крохотную родинку под левой бровью, и мягкие завитки снова распушившихся волос.

Слишком близко— смущенно осознал он, и немедленно его обожгли воспоминания о ее крепкой ладони. Что бы сказала на все это Жозефина!

А Пруденс ему улыбнулась — мягко, одними кончиками губ, и в этой улыбке читалась явная благосклонность к защищавшей ее руке. Рауль как можно незаметнее перевел дух, боясь коснуться ее лица дыханием, а потом поспешно отвернулся, уставившись на то, что оставалось от Глэдис.

С тихим потрескиванием она будто бы превращалась в скульптуру, на вид хрупкую, похожую на темно-серый минерал с редкими вкраплениями блестящих алых и изумрудных крупинок.

— Вы успели поужинать? — вдруг спросил Рауль, привыкший всегда спасаться от неловкости светскими разговорами.

— Ну разумеется. Не думаете же вы, что мы сидели и ждали, не пошлет ли ваша светлость на кухню утку, — язвительно ответила Пруденс так, будто он отправил им отраву.

Его вдруг задела эта язвительность, как будто то мгновение, когда они близко-близко смотрели друг на друга, было призвано что-то смягчить в их сердцах. Однако этого не произошло, и разочарование, смешиваясь с едким запахом серы и лилий, вызывало першение в горле.

Кашлянув, Рауль заметил прохладно:

— Стоит ли извиняться за то, что мне хотелось порадовать вас вкусной едой?

— Но, ваша светлость, радовать вас — моя забота, — отозвалась она, не скрывая ехидства.

Смирившись с тем, что эта женщина предпочитает вести себя отстраненно и насмешливо безо всяких на то причин, он опустил ресницы, пытаясь сосредоточиться на пении ночных птиц в саду.

Неужели Пруденс все еще злится на него за то, что он осмелился сделать предложение ее наивной Пеппе? Она осуждает его за корысть в этом деле? Но ведь всякий разумный человек предпочтет выгодную сделку невыгодной! Какой прок жениться на девушке, которая беднее тебя? Если, конечно, ты не герцог Лафон, который может себе позволить и не такое, уж у него-то денег куры не клюют. Если бы у Рауля было такое состояние — он бы уж точно…

Треск усилился, и Рауль торопливо распахнул глаза, чтобы увидеть, как с тонким стеклянно-пронзительным дребезжанием тело Глэдис рассыпается на микроскопические осколки. Шипели, испаряясь, клочья сизых паров.

И спустя несколько мгновений на ковре остались только горки темного песка.

— Хм, — подала голос Пруденс. — Тут понадобятся совок и метелка. Что вы говорили о склепе? Туда мы ее и насыпем.

— Сейчас? — слабо, но без особого сопротивления спросил Рауль, начиная привыкать в царившей вокруг дьявольщине. Он только беспокойно взглянул на крупную луну, которая бесстыже и ярко светила круглыми боками.

Близилась полночь. Самое время для прогулок по склепу, конечно же!