Ночной город не спит. Декабрь в Москве давно перестал быть снежным месяцем, несмотря на ежегодные обещания холодной зимы. Никому нет веры. И синоптикам прежде всего. Слякотно, сыро, но не холодно. Оно в принципе и хорошо, но, когда зимой моросит дождь и сверкают в ночном чёрно-оранжевом небе Москвы молнии, значит такая зима - одно название.
Боковые стёкла в жёлтеньком «Рено», который везёт меня по залитому оранжевым светом фонарей МКАДу забрызганы мелким дождём. Капельки трясутся на скорости от встречного ветра, собираются в маленькие извилистые ручейки и скатываются струйками вниз.
В тёплом салоне играет уютная расслабляющая музыка. «Релакс ФМ». Это я попросила водителя – хмурого небритого толстяка – сменить волну. До того, как я села в такси, в нём играла какая-то отвратительная примитивная попса. Из тех, что нередко крутят и на музыкальных телевизионных каналах. Два притопа, три прихлопа, жуткий по глупости текст. Как люди вообще добровольно слушают подобное?
Парень, который ждёт меня сейчас на восемьдесят втором этаже в одной из высоток Москвы-Сити – приятен в общении и очень хорош собой. Смазливый, белокурый атлет с ровным загаром, всё, как я люблю. Самое то, чтобы провести приятную чувственную ночь. К тому же он очень богат, а это значит, что кроме его компании и шикарного вида с высоты на ночную Москву меня ждут изысканный алкоголь, приятная обстановка и вполне может быть – несколько интересных бесед об искусстве. Надо отдать мажорам должное – они по воле родителей нередко получают хорошее образование, даже когда их больше интересуют ночные покатушки на спортивных машинах, кокс и элитные стриптизёрши. Мне, в отличие от них приходилось добиваться всего самой, и, в отличие от них, за моей спиной обшарпанная общага, бюджетное отделение средненького российского вуза и много часов самостоятельного домашнего обучения.
По их меркам я зарабатываю крохи, но у меня нет никакого желания меряться с ними доходами. Главное для меня – искусство, я рисую картины и успешно их продаю. А ещё пишу статьи для журналов и сайтов и перевожу с английского и немецкого. Я – фрилансер, и занимаюсь тем, чем всегда хотела. Я не содержанка и всё, что меня интересует – взаимное чувственное удовольствие на одну ночь. Изначально в этом мы с ними схожи, потому что изначально они тоже хотят трахнуться всего разок. Но после проведённой вместе ночи – нередко желают продолжения. Однако условия ставлю я. Именно потому, что не завишу от них. И мне это очень нравится.
Почти все мужчины, с которыми я имела удовольствие заниматься сексом, сочли меня довольно жёсткой по характеру, даже своенравной особой. Это не совсем так, но основания для подобного представления обо мне у них, конечно, есть. Я не веду себя дерзко, но самодостаточна, решительна и с некоторых пор не трачу время на разные сюси-пуси. Все эти позы «ложечки», телячьи нежности и прочие голубковые воркования – это не моё. Пускай намотает мои длинные волосы на кулак и хорошо отымеет меня сзади, так чтобы я вопила от восторга и кайфа. Мне это не сложно – с активными сексуальными парнями я без особых затруднений достигаю оргазма. Впрочем, благодаря чувственности и чувствительности к ласкам, мне очень нравится и сам процесс. А ещё я очень люблю уходить тогда, когда в их взглядах уже заметна начинающаяся влюблённость в страстную девушку. Это, безусловно, моя компенсация за прошлую боль. Ведь до своего двадцатилетия я была совсем другой – нежной, заботливой, верящей в любовь и… ранимой.
Иногда я вспоминаю о нём. Думаю, как он сейчас живёт. После того как он, мой бывший жених, лишивший меня, влюблённую в него дурочку, девственности, обрюхатил мою сестру – я перестала общаться с ними обоими. Знаю только, что они развелись, почти сразу после того, как она забеременела от него второй раз. Она узнала о его многочисленных изменах от подруг, а я – от матери, которая в очередной раз проводила меня с матерком, когда я приезжала в отчий дом за документами. Мои пьющие родители меня любили ровно так, как любят алкоголики менее любимую дочь. Они вообще хотели сына. Но оба раза родились дочки. Старшая – Маша, моя сестра и я – Милана. Младший, никому не нужный, ребёнок. Но теперь я достаточно взрослая, чтобы ограничивать общение с родителями только финансовой помощью. Я по ним не скучаю и мне даже не очень важно, что они пропивают большую часть полученных от меня денег. Когда-то было важно и я предпочитала покупать им продукты, одежду и мебель, но после очередной матерной отцовской тирады о том, что я не дочь, а говно, я предпочитаю не общаться с ними. Высылаю деньги, поздравляю с праздниками по телефону и читаю редкие смски о том, что сестра – умница, подарила им внуков, а я, непутёвая дочь, в свои двадцать пять даже выйти замуж не соизволила.
А я не хочу замуж. С меня хватило «серьёзных отношений». Я год отходила после того, как поняла, кем оказался в действительности мой жених. И пара последующих более-менее серьёзных романов, самый долгий из которых длился три месяца, меня в нежелании связываться с мужчинами только убедили. Того, с кем я хотела быть – я не видела ни в одном из множества промелькнувших в моей взрослой жизни лиц. И вообще предпочитаю быть одной – в щебетании и зависти подруг я тоже не нуждаюсь. Работа даёт мне чувство осмысленности жизни, а те сексуальные отношения, которые я выстраиваю на один раз с понравившимися мне мужчинами – её вкус. В конце концов, в современном мире самодостаточная женщина вполне может быть счастливой и без присутствия мужика рядом. Да, я сплю дома одна. Но зато у меня тёплая широкая постель, красивое накрахмаленное бельё и мягкие, уютные одеяла. И секс у меня бывает почаще, чем у многих замужних. Причём он куда качественнее, чем у них. С предвкушением кайфа, соблазнением и ярким удовольствием от контакта с красивым, ухоженным и желающим произвести на меня впечатление, мужчиной.
Безусловно, я понимаю, что моя внешность должна соответствовать моим запросам и потому я держу себя в тонусе. Неухоженной неряхой не бываю даже дома наедине с собой и о салонах красоты знаю не понаслышке. Трачу значительную часть заработка на стильную и качественную одежду и прекрасно себя чувствую не только в кедах, но и когда встаю на высокие каблуки. Крашусь по минимуму, губы предпочитаю не красить вовсе, но вся моя косметика – от ведущих фирм производителей. И что для меня очень важно – я заработала на неё сама. Подарки и деньги от мужчин я не принимаю. Несмотря на их частое желание. Только цветы. Цветы моя слабость – и это единственный подарок, который я не считаю попыткой меня купить. Так что теперь некому попрекать меня деньгами.
Водитель плавно выкручивает руль – мы крутимся вдоль круглой полосы, приподнятой над МКАДом транспортной развязки, сворачиваем на проспект маршала Жукова, едем по нему с уже меньшей скоростью, пересекаем Москва-реку и выезжаем на Звенигородское шоссе. Москва-Сити совсем рядом – уже хорошо видны высоченные, светящиеся небоскрёбы. Звенигородское шоссе сменяется 3-ей Магистральной, пересекаем 3-е кольцо и подъезжаем к одной из высоток. Я хорошо знаю этот маршрут, но конкретно в этой башне я ещё не бывала.
Оплата безналом и поэтому я просто благодарю водителя, выхожу из «Рено» и ставлю в мобильном приложении пять звёздочек, отмечая хорошую езду, приятную музыку и чистоту в салоне. Для таксистов это очень важно – повышает их рейтинг, а мне совсем несложно.
Жёлтый автомобиль уезжает, а я задираю голову и смотрю на верхние этажи загораживающей небо сверкающей голубыми огнями громады. Сегодняшний мой парень живёт на восемьдесят втором этаже и отсюда совершенно непонятно, где находится этот этаж.
Я одета так, как мне комфортно, но при этом вполне соответствую обычной одежде живущих здесь людей. А поскольку я приехала сюда провести ночь с понравившимся мне мужчиной, а не на светский раут, в высоких каблуках нет никакой нужды - я всё равно разуюсь, как только войду в его квартиру.
Прежде всего я идеально проэпилирована. Чистая кожа после душа легко пахнет любимым мною ароматом от Эсте Лаудер, который я редко в таких случаях заменяю каким-либо другим – он придаёт мне уверенности в себе. Свежий, цветочный и… очень сексуальный. Безо всей этой ванильной слащавости, которой любят прыскаться многие мои ровесницы, находящиеся в поиске жениха.
Сексапильность – штука неуловимая, и менее всего ей на пользу какой-нибудь убойный парфюм, бьющий с порога в нос. Сочетание естественности, грациозности, обаяния и утончённости действует на мужчин очаровывающе, а именно такого эффекта мне нравится достигать больше всего. Под воздействием женской сексапильности даже грубоватые мужланистые бруталы нередко превращаются в джентльменов, а я люблю, когда мужчина относится ко мне одновременно, и с уважением, и с желанием за мной поухаживать. Пускай относится к женщине, которая соизволила нанести ему сексуальный визит, со вниманием и трепетом. В конце концов, никаких денег за секс он мне не платит, а это значит, что мы на равных.
У меня красивые струящиеся и блестящие волосы чуть ниже плеч, подстриженные каскадом. Никакой чёлки, я их не люблю. Выглядят волосы действительно роскошно и что немаловажно, естественно, но на самом деле это результат именно ухоженности. И дело даже не японских средствах по уходу за волосами, но прежде всего во внимательном и бережном к ним отношении. Я не натираю их бешено друг об друга, когда мою голову, не жгу их плойкой и не перебарщиваю с лаком.
Разумеется, на мне красивое и тактильно приятное кружевное бельё. Оно дорогое, но оно того стоит. И надеваю я его даже больше для себя, чем для мужчины – оно тоже придаёт мне уверенности в себе. Всё-таки я буду находиться не у себя дома, а это значит, что некоторое волнение неизбежно.
В этот раз я надела английский пуловер спокойного льняного цвета, уходящего в лёгкий беж. Он вязаный, тоже очень приятный наощупь и хорошо сочетается с подчёркивающей форму бёдер белой юбкой до колен. А обута я в стильные бежевые ботинки со шнуровкой и средним по высоте каблуком. Они красивые и удобные. И поскольку на дворе вроде как зима - на мне лёгкий белый пуховик средней длины. Так что я ни вблизи, ни издали не напоминаю девочку по вызову, а для меня это важно. Некоторые мужчины остались без секса со мной именно потому, что в своё время так и не поняли, что взаимоуважение и чувство такта в общении со мной – вещь обязательная.
Молодого человека, с которым я договорилась сегодня утром о встрече, зовут Данилой, он владелец нескольких бизнесов и инвестор. Красивый, обаятельный парень с неплохим чувством юмора. Лёгкий в общении, не перебарщивающий с комплиментами и знающий, чего хочет. Мы познакомились на корпоративной вечеринке модного журнала об искусстве, для которого я иногда пишу статьи на внештатных условиях. Они неплохо и вовремя платят, и я работаю с ними уже более двух лет.
Данила модно одевается, не выносит деловые костюмы, любит современную электронную музыку и имеет очень немного времени на личную жизнь. Хотя большую часть этого самого времени занимают в его жизни его друзья-приятели и бешеная трата денег, а вовсе не бизнес, который достался ему от отца. По крайней мере такое у меня сложилось впечатление во время наших с ним бесед в ресторане и по телефону. Но мне с ним не работать, а условиям нашей встречи он очень даже отвечает – подкачанный, сексуальный, обаятельный и ухоженный парень с неплохой эрудицией. С некоторыми можно только музыку слушать и кино смотреть, а с ним можно будет и поболтать в перерывах между сексом.
Мы знакомы с ним всего-ничего, чуть больше недели, но он произвёл на меня впечатление уравновешенного, не занудного и безопасного для интимного свидания парня. Мы довольно быстро расставили точки над i, и пришли к тому, что приятная ночь вдвоём – это как раз то, что нужно нам обоим. Мы не будем делать друг другу мозги, а просто хорошо проведём время и разбежимся. В конце концов Москва большая, у нас обоих есть аккаунты и в «Tinder» и в «Badoo» и привязываться друг к другу нам в общем-то нет никакой нужды.
Вообще «Федерация» в Москва-Сити – это не один небоскрёб, а два. «Восток» и «Запад». 96-этажный «Восток» - один из самых популярных. В том числе в отношении продаж апартаментов. Ну, просто потому, что это второе по высоте здание России и Европы. До постройки Санкт-Петербургской башни «Лахта-центр» было первым. Комплекс «Федерация» узнаваем и присутствует на многих фотографиях Москвы-Сити. Я раньше не бывала ни в одной башне, ни в другой, но как пройти – знаю. Данила мне всё объяснил.

От страха я цепенею, что схватившего меня мужчину, похоже, устраивает, потому что он перестаёт меня люто стискивать, а просто крепко держит.
- Вот так, хорошо, - хрипит он снова над ухом.
Я его не вижу, он стоит за моей спиной. От его грубой ладони пахнет каким-то можжевеловым одеколоном или освежителем воздуха, непонятно, а ещё он очень силён – и это вся информация, которой я обладаю на данный момент.
Внезапно передо мной выходит другой мужчина. Он выглядит, как типичный деловой человек – в костюме, дорогом пальто с тонким воротником из чёрного меха. Классическая мужская стрижка с крохотной чёлкой вверх и в сторону. На верхней губе аккуратная полоска усов. Колкий, жёсткий взгляд сверкающих в свете неоновых вывесок глаз из-под кустистых бровей, мясистый нос, тонкая линия чуть искривлённых пренебрежением губ.
Он подходит ко мне, чуть наклоняется к моему лицу и, всматриваясь, щурит глаза. Затем поднимает с асфальта мой смартфон и убирает его себе в боковой карман пальто. После чего принимается меня грязно лапать, ощупывая со всех сторон.
Я снова мычу и пытаюсь отчаянно помотать головой, но стоящий сзади не даёт мне это сделать. Одной рукой он закрывает мне рот, другой крепко держит за талию, с прижатыми к ней руками. Я реально не в силах сопротивляться ему.
- Заткнись, я сказал, - снова хрипит он.
Усатый хватает мою сумочку, отцепляет её от ремешка, который зажат между мной и бугаём сзади, и принимается в ней копаться. Цыкает языком и недовольно качает головой.
- В машину её, - приказывает он.
Огромный мужик сзади принимается тащить меня в сторону, я сопротивляюсь, как могу, но толку от этого – мизер. Он подтаскивает меня к крупному чёрному автомобилю, из которого выскакивает ещё один мужик в костюме – худой, высокий и коротко стриженный. Он быстро обегает машину, открывает заднюю дверь, и бугай заталкивает меня в чёрную дыру тёмного салона, с гладким кожаным сиденьем. Продолжая меня удерживать, резво садится рядом, грубо отпихнув бедром глубже в автомобиль. За ним тут же захлопывают дверь.
Коротко стриженный каланча и усатый мужик в пальто быстро садятся в машину на передние сиденья, первый за руль, второй рядом. Почти одновременно хлопают дверьми, и сразу после этого машина срывается с места, стремительно набирая скорость.
В салоне душновато, сильно пахнет ментоловым ароматизатором и сигаретным дымом. Эти запахи мешаются с можжевеловым амбре от ладони под моим носом, которой грубо обнимающий меня бугай справа продолжает закрывать мой рот, и меня, ослабевшую от страха и напрасных попыток сопротивления, немного мутит.
В зеркало заднего видя я вижу цепкий взгляд худощавого каланчи. После того, как машина выезжает из Делового района, оставляя позади небоскрёбы, усатый оборачивается ко мне:
- Где колье? – и добавляет бугаю: - Убери руку, а то она ответить не сможет.
- Укусишь – врежу, - хрипло сообщает мне бугай и следует приказу усача.
- Прошу вас, отпустите меня, пожалуйста… - испуганно лепечу я, как только он убирает свою огромную грубую ладонь. – Я ничего плохого не сделала…
- Ты не слышала мой вопрос? – щурит глаза усач.
- Произошла какая-то ошибка, - торопливо сообщаю я. – Я не понимаю, о каком колье вы..
- Слушай, ты, - перебивает меня усач. – Дурочку не валяй.
- Я не валяю…
- Хочешь сказать, что ты оставила его там? – усмехается он.
- Я не понимаю, о чём вы! – плаксиво выкрикиваю я.
Нервы уже просто на пределе… Мне кажется, что от страха я сейчас просто описаюсь.
- Не ори, – отвечает усач. – Колье ещё утром было у Степанова. Это сто процентов. У нас стояла прослушка его телефона. Мы отследили твой звонок ему, когда вы договорились о встрече. Ты поднялась в квартиру и спустя несколько минут он рухнул на припаркованную у дома тачку. После чего ты выбежала из подъезда. Хочешь сказать, что колье оставила там? Где его запросто найдёт полиция? Ты кого лечишь, дура?!
- Я… - чуть не плача, говорю я, - Я… Я не знаю, о чём вы…
- Вот хитрая сука, а! – мотнув головой, восклицает усач. – Ладно, хуй с ним, приедем – всё расскажет, как миленькая. Кому передала и когда успела.
- Иваныч, - обращается к нему бугай. – А ты хорошо в сумке посмотрел?
- Блядь, не беси меня, - отвечает ему усач.
- Прости, Иваныч… - хрипло бормочет бугай. - Я просто… Мало ли… Не увидел, может…
Усач молча усаживается ровно и смотрит перед собой.
Мне так страшно, что не передать. Сердце бешено колотится в груди, перед глазами всё плывёт и от охватившего меня ужаса мне реально трудно дышать…
- Вы ошиблись, поверьте мне… - тихонько говорю я, изо всех сил стараясь не расплакаться. - Пожалуйста, отпустите меня…
- Заткнись, нахер, - не оборачиваясь, цедит усач. – Ты даже не представляешь, как ты встряла, воровка.
Спустя минут двадцать этой кошмарной поездки в их машине, мы приезжаем в какой-то заброшенной, заросшей лесами и бурьянами местности, к распахнутым высоким металлическим воротам в высоком заборе, за которыми виднеются какие-то массивные складские помещения . Вход в ближайщее с двух сторон освещён фонарями. Охранник в форме пропускает машину, в которой мы едем и она подъезжает к этому ближайшему складу. От страха я уже не в силах даже шевелиться.
- Посидите с ней здесь, - приказывает усач, когда машина останавливается.
Он открывает дверь и выходит. Я вижу, как он отходит в сторону, на ходу вынимая мобильный телефон, и прислоняет его к уху.
- Отпустите меня, пожалуйста... - шепчу я.
- Рот закрой! - рявкает на меня бугай справа. Да так резко и громко, что я вздрагиваю.
У него крупное продолговатое лицо с массивным подбородком, выдающимися вперёд надбровными дугами, на которых кустятся чёрные брови и ястребиным носом. И стрижка ёжиком. Страшный такой, ужас...
Я действительно боюсь описаться от страха. Меня реально трясёт. Бугай не обращает на это никакого внимания. Он смотрит то вперёд, то в сторону. Короткостриженный за рулём - то наблюдает за разговаривающим на улице усачом, то за мной, поглядывая в зеркало заднего вида. Вскоре тот возвращается к машине, садится на своё место и захлопнув дверь, говорит:
- Заводи. Едем в аэропорт. Босс сказал: везти её к нему. Иначе траблы могут быть с полицией. Её вот-вот в розыск объявят. А если они её сцапают - доступа к ней не будет. Не выясним ничего.
У меня сердце падает куда-то вниз, когда я это слышу.
Короткостриженный заводит машину и принимается разворачиваться.
- Послушайте, - пищу я, стараясь говорить с ними, как с адекватными людьми, - Я не та, кто вам нужен! Это точно! Я Данилу даже не знаю толком... Я просто приехала к нему в гости и всё! И...
Короткостриженный водитель коротко, будто филин в ночи, хохочет.
- И он решил после твоего приезда выпасть из окошка небоскрёба, ага, - говорит усач. - Какое интересное совпадение.
- Но это действительно совпадение! - пищу я тоненьким, как у Пятачка из советского мультика, голосочком, потому что ещё чуть-чуть - и я разрыдаюсь.
- Не, подруга, - качает головой усач. - Не прокатит. Мы не знаем, кто ты такая, подослана ли была или работаешь на себя, но, уж поверь мне, мы это выясним. Ты нам всё расскажешь. Точнее, уже не нам.
И тут меня прорывает. Заливаясь слезами, я начинаю тихонько подвывать, потому что я совершенно не понимаю, что мне теперь делать и как убедить их в том, что я вообще ни при чём, что Данила покончил с жизнью и что я не знаю ни о каком колье.
Бугай справа сильно, до боли, стискивает мою руку и злобно цедит мне почти в самое ухо.
- Слушай, заткнись нахер, а? Ты достала уже скулить.
Усач оборачивается ко мне, теребит меня за плечо и протягивает сверкающую в свете мелькающих, проносящихся мимо фонарей, бронзовую флягу.
- На, глотни, - почти дружелюбно говорит он. - Это вискарь. Полегчает мальца.
Бугай отпускает мою руку и я дрожа пальцами, принимаю флягу и делаю пару глотков. Алкоголь обжигает губы, рот и горло, но мне действительно становится немного легче.
Забрав флягу, усач говорит:
- Ты ведь не оставила колье там, верно? Потому что, если оставила, это, прости, пиздец. Его найдёт полиция и тогда у тебя будут большие проблемы. И как бы насрать, но не только у тебя. Понимаешь?
- Я не знаю, о каком колье вы говорите, - всхлипываю я.
- Ну нахера вот эту игра в партизанку, а? - вздохнув, восклицает усач. - Всё равно ты всё расскажешь. Кто тебя нанял, кому колье передала, всё. Всё, понимаешь?
- Да не знаю я о каком колье вы говорите! - кричу я.
- Затнись, нахер! - дёргая меня за руку, рявкает бугай. - Или я тебя сам заткну!
- Ты полегче с ней, - говорит усач. - Босс сказал: чтобы с неё ни волоска ни упало. Доставить в целости и сохранности.
- Куда доставить? - едва ли не шёпотом от испуга, спрашиваю я.
- В Швейцарию, - усмехнувшись, отвечает усач.

Это настолько неожиданно, что я даже опешиваю.
- А… А зачем? – осторожно спрашиваю я.
- Узнаешь, - фыркает усач, и снова поворачивается лицом к дороге впереди.
Некоторое время мы едем молча.
- Ты бы музыку какую включил, - хрипит бугай. – А то, бля, тоска. Не выкинься этот придурок, сейчас бы в бильярд играли.
- На бильярде, - отзывается короткостриженный за рулём. – Играют на бильярде, а не в.
- Да мне похер, Вась, «на» или «в», - раздражённо говорит бугай. – Мне по факту с этой козой кататься туда-сюда – вообще не в кайф. Ты включишь музыку, нет?
Усач останавливающим жестом поднимает левую руку:
- Погоди с музыкой. Мне звонок сделать надо.
Короткостриженный молча кивает.
Мы несёмся по освещённому фонарями ночному шоссе с редкими встречными машинами. По обе стороны – чёрные стены леса.
Усач «Иваныч» поворачивается к нам.
- Только предварительно осмотри её, - кивает он на меня бугаю. – Мало ли, прослушка. Вряд ли, конечно, но перестрахуемся.
- Нет у меня прослушки, - устало говорю я.
Слёзы высыхают на щеках.
- Тебя не спрашивал никто, - говорит усач. – Сопротивляться не рекомендую. Мы это всё равно сделаем, а вот если ты будешь строить из себя хер знает чё, могут быть синяки и ссадины. И нас за это не похвалят и тебе это вряд ли понравится. И на этом основании, предлагаю тебе просто пойти нам навстречу и понять, что ничего личного тут нет. Это просто мера предосторожности. Ты поняла?
Вздохнув, обречённо киваю.
Бугай хватает меня и разворачивает лицом к себе.
Я сглатываю и устало закрываю глаза.
Бугай облапывает меня, заставляет привстать, снять куртку, тщательно ощупывает её, особенно карманы, воротник и рукава, заглядывает под пуловер, водит по моему телу своими грубыми шершавыми ладонями в поисках «жучков», ощупывает ноги, заставляет снять обувь и носки, копается в них.
Иваныч будит меня перед тем, как самолёт идёт на посадку. Когда я открываю глаза, то не сразу понимаю, где нахожусь, и отпрянываю от склонившегося ко мне усача.
- Спокойнее, - усмехается он. - Приведи себя в порядок, поешь, выпей чего-нибудь. Скоро приземляемся.
- Пристёгиваться надо? – спрашиваю я спросонья.
- Не обязательно, - отвечает Иваныч.
Он уходит, а я отправляюсь в туалет. Выйдя спустя несколько минут, вижу, что Иваныч, развалившись на диванчике, пьёт из бокала коньяк - бутылка "Hennessy XO" рядом на столике - и курит сигару.
- А разве тут можно курить? – обеспокоенно спрашиваю я.
- Можно, - отвечает Иваныч. - Они отключают датчики дыма на время курения. Коньяк будешь?
- Нет, спасибо. Я лучше соку.
- Выбирай, - с барской щедростью машет в сторону другого столика Иваныч.
"Интересное кино", - думаю я. - "Едет к начальнику и бухает. Видимо, Ковальский относится к такому вполне лояльно».
Иваныч будто мои мысли читает:
- Чё ты на меня так смотришь? Я меру знаю.
Я ничего не отвечаю. Вошедшая стюардесса спрашивает меня, хочу ли я перед приземлением что-нибудь выпить, я выбираю апельсиновый сок и спустя минуту пью прохладный напиток, в котором плавает пара кусочков льда.
Самолёт садится плавно и тут никто не аплодирует. Некоторое время он скользит по посадочной полосе, замедляя ход, а после останавливается.
- Слушай внимательно, - говорит мне Иваныч. – Сейчас самое сложное – это выход с территории аэропорта. Делай всё то же самое, что и в Домодедово. Эти документы ими не раз проверены, всё будет в порядке.
Так и происходит. Документы проверяют, меня бьёт мандраж, мне говорят «Добро пожаловать» и я бреду в сторону ожидающего меня Иваныча.
- Под руку меня возьми, - говорит он.
Я послушно делаю, как он сказал.
- Попробуешь сбежать – догоню в два счёта. И расположение моё потеряешь. Поняла?
- Поняла, - тихо говорю я.
- Ну вот и умница, - одобряет Иваныч.
Мы проходим через здание аэропорта и выходим на улицу. Здесь тоже нет снега и тоже пасмурно. Мимо проходят люди в куртках и плащах.
- Нам вон туда, - показывает рукой Иваныч. – Серебристый «BMW» видишь? Это за нами.
В машине нас ждут двое мужчин. Один остаётся за рулём, другой, широкоплечий светловолосый парень с причёской «каскад», одетый в серый костюм, завидев нас, выходит навстречу и галантно открывает передо мной дверь. Я благодарю и сажусь в машину. Он закрывает за мной дверь, и садится с другой стороны. Иваныч размещается впереди, рядом с водителем.
Очень скоро мы выезжаем на шоссе и мчимся по нему с большой скоростью. Вдалеке видны горы с заснеженными вершинами, по обе стороны – бескрайние серые луга с пожухлой травой, да редкие невысокие деревья.
В салоне тишина – музыки нет и все молчат. С того момента, как Иваныч поздоровался с этими двумя, и они ответили ему приветствием, никто и слова не проронил.
Спустя примерно полчаса машина сворачивает на небольшую асфальтированную дорогу, и немного попетляв среди заросших деревьями подножий гор, направляется по прямой к высокому трёхэтажному бело-коричневому особняку с крышей из чёрной черепицы в аутентичном для сельских домов Швейцарии стиле. По периметру его окружает высокий кованный забор, за которым растут деревья.
Ещё через пять минут подъезжает к тяжёлым металлическим воротам. Они развигаются в стороны и машина заезжает на территорию дома по выложенной крупным плоским камнем дороге.
- Выходим, - говорит Иваныч, когда машина останавливается.
Мы выходим из машины, и я робко смотрю на дорогую дверь, по бокам которой располагаются две рельефные белые вазы с розовыми и красными цветами. Входить в дом Иваныч явно не собирается, что и подтверждает скупо брошенной фразой:
- Ждём здесь.
Меня опять начинает трясти. Вся эта история такова, что я не могу предсказать,что будет дальше, а это меня порядком нервирует. Положение, в котором я оказалось - завидным мне не кажется однозначно. Впервые за несколько последних лет я совершенно не управляю своей судьбой.
Этот огромный особняк, судя по тому, как он выглядит, судя по ухоженному перед домом английскому газону и пейзажу вокруг - стоит бешеных денег. И владелец его - явно не Иваныч. Но неужели Ковалевский приказал привезти меня к нему домой? Зачем я ему здесь?
Мои раздумья прерывает тихий рокот мотора поодаль. Затем я вижу, как открываются ворота и во двор въезжает красивый синий автомобиль представительского класса - такие оттенки в автомобильном бизнесе редки. Автомобиль останавливается рядом с нами. Водитель выбегает из него и спешит открыть заднюю дверь, откуда выходит красивый импозантный мужчина лет тридцати-тридцати пяти.
Ковалевский.
Он высокий - не меньше метра восьмидесяти пяти. Одет в тёмно-серый костюм с жилетом и длинное чёрное пальто. Ухоженный, с приятной щетиной, немного хмурый, явно уверенный в себе. Его походка, пока она направляется к нам, однозначно сообщает и мне и всем вокруг, что хозяин здесь - он. Это неоспоримо. Просто понятно издалека.
- Здравствуйте, Валерий Палыч, - подобострастно тает Иваныч.
Даже забавно. Был такой крутой, а стал такой зависимо-заискивающий. Впрочем, "забавно" накладывается на нехилый такой мандраж - моя участь напрямую зависит от этого сурового властного мужчины и я хорошо это понимаю.
- Это она? - кивает он в мою сторону.
- Так точно, - заявляет Иваныч. - Она.
- Полиция, охрана в аэропорту?
- Никаких проблем, Валерий Палыч, - чеканит Иваныч. - Всё в полном порядке.
- Хорошо, - холодно одобряет Ковалевский.
Водитель спешит открыть перед ним дверь дома. Перед тем, как войти, Ковалевский кивает нам и Иваныч шипит мне:
- Вперёд.
Я захожу в дом и чувствую аромат персиков. Он такой насыщенный, будто недавно здесь разломили пару спелых плодов. Кругом мрамор, дорогая, судя по всему, итальянская мебель, вазы с цветами и икебанами, картины на стенах и гипсовые скульптуры.
Теперь я понимаю, почему для срочного перелёта моей скромной персоны был организован дорогущий рейс в частном самолёте. Не могу сказать, что от этого понимания мне становится легче.
- Послушайте, - в очередной раз пытаюсь достучаться до своего похитителя я. - Я понимаю, что вы очень огорчены... раздосадованы... Но поверьте мне, я не имею ни малейшего отношения к этому колье. Ни малейшего. Я о нём впервые узнала от вашего... сотрудника. Понимаете, ситуация совсем-совсем не такая, какой вы её видите. Я просто приехала к знакомому парню... А потом...
- Зачем? - сухо спрашивает Ковалевский, продолжая сверлить меня взглядом.
- Что зачем?
- Зачем ты к нему приехала?
Этот допрос порядком действует мне на нервы. При том, что у меня и без того была не самая спокойная ночь.
- По личным причинам, - говорю я.
- Мне повторить вопрос?
- Я приехала к нему переспать с ним. Довольны?
Выражение лица Ковалевского не меняется, но в глазах будто появляется больший интерес. Он очень красивый мужчина и эта недельная щетина ему очень идёт. При других обстоятельствах, я, возможно, стала бы флиртовать, видя такой взгляд такого мужчины, но сейчас мне совершенно точно не до флирта.
- Как давно ты знаешь Степанова?
- Несколько дней.
На губах Ковалеского появляется подобие улыбки, от чего я напрягаюсь ещё больше - мне эта улыбка, похоже, не сулит ничего хорошего.
- Как вы познакомились?
Я рассказываю. Потом говорю:
- Как видите, мои отношения с ним не имеют никакого отношения к вашему колье.
Мою фразу он игнорирует.
- Как ты вошла к нему?
- Он оформил на меня карту.
- Что произошло в квартире, когда ты к нему поднялась?
- Дверь была открыта. Я позвонила, зашла. Там был бардак. Раскиданные вещи. Я увидела Данилу. Он стоял у разбитого окна. С кочергой от камина. Был пьяный. В крови.
- Почему он был в крови?
- Я не знаю, он мне не сказал. Похоже, он подрался. А может, его били. Я не знаю.
Ковалевский допивает алкоголь и ставит бокал на столик.
- Дальше, - говорит он.
- Ну, он стал говорить, что попал. Что вышли сроки. Я поняла, что он собирается выпрыгнуть в окно, потому что он встал к разбитому окну спиной и расставил руки.... - при воспоминаниях об этом, мне снова стало трясти. - Было понятно, что он собирался покончить с собой. Я попыталась отвлечь его разговором, но он... просто... упал спиной в эту дыру в окне...
- Дальше.
- Дальше я просто убежала... Запаниковала, мне было очень страшно, я не понимала, что происходит. Вызвала лифт, спустилась, прошла мимо охраны и вышла на улицу. Потом вызвала такси, чтобы уехать домой. А потом... на меня напали ваши люди. Посадили в машину и...
- Вернёмся к твоему пребыванию в его квартире, - негромко, но жёстко перебил он. - Как долго ты там находилась?
- Минут десять, не больше. Как только он упал, я убежала.
- Почему ты не вызвала полицию?
- Я испугалась.
- Чего?
- Того, что меня арестуют.
- За что?
- Послушайте, я не агент 007, у меня нет опыта поведения в таких ситуациях. Я просто сильно испугалась, вот и всё.
Ковалевский открывает лежащую на столике деревянную коробку, достаёт из неё тонкую сигару, откусывает щипчиками кончик, затем раскуривает. Смотрит на пламя в камине. Молча курит. Кондиционер быстро рассеивает дым, но до меня всё равно доносится запах табака.
- Вы меня отпустите? - с надеждой спрашиваю я.
Ковалевский переводит на меня хмурый, сосредоточенный взгляд.
- Ты плохо понимаешь ситуацию и своё положение в ней.
Не могу сказать, что я сильно мандражирую в его присутствии - наверное потому, что он какой-то выдержанный, спокойный и, в отличие от своих подчинённых, не орёт на меня и не обзывается, но от сочетания его взгляда и его слов мне становится откровенно не по себе.
- Вас не затруднит разъяснить её мне? - прошу я.
Сизый дым от сигары в пальцах Ковалевского плавно, струясь, поднимается вверх и рассеивается в воздухе.
- Если исходить из того, что ты говоришь правду, то есть большой риск, что тебя устранят, как только ты вернёшься в Москву. Так же есть вероятность, и большая, что по прилёте в аэропорт тебя арестуют. Причём дополнительно предъявят обвинение в незаконном пересечении границы. Это также создаст проблемы мне, потому что на допросе полиции ты им всё выложишь. Но первое - вероятней, потому что не факт, что в данном случае полиция сработает оперативнее. Пока что для них ты тут - другой человек и ищут они тебя в России, а не здесь. Скорее всего, уже побывали у тебя дома.
Страх во мне нарастает так стремительно, что я не в силах произнести ни слова. Мне реально становится дурно. Похоже, Ковалевский понимает это, потому что отложив сигару в пепельницу, встаёт, наливает в пустой бокал янтарной жидкости из пузатой бутылки и, подойдя, протягивает его мне.
- Благодарю, - одними губами шепчу я, и в несколько глотков опустошаю бокал. Судя по всему, это бренди.
Ковалевский подходит к окну и задумчиво потирает пальцами щетинистый подбородок.
- И что же мне теперь делать? - тихо спрашиваю я.
Ковалевский молчит.
- Пожалуйста, ответьте мне, прошу вас, - прошу я.
Он возвращается в кресло, берёт кочергу и ворошит в камине угли. Затем снова берёт в руки сигару, набирает в рот дыма, выпускает его, и, глядя на меня, говорит:
- У меня нет оснований тебе верить. Потому что свидетелей того, что произошло в квартире, как я понимаю, нет. Оснований не верить тебе у меня тоже нет - ситуация, которую ты описала, вполне вероятна. В любом случае, я тебя никуда не отпущу. Потому что, как минимум - ты хорошая приманка для вора.
- Для какого, - я сглатываю, - вора?
- Хороший вопрос, - задумчиво произносит Ковалевский.
- А почему я, - снова сглатываю - несмотря на бренди, в горле какая-то неприятная сухость, - приманка?
Состав сопровождающих меня мужчин не меняется. Те же двое в машине и Иваныч, задержавшийся на крыльце. Ковалевский что-то говорит ему, пока я сажусь на заднее сиденье привезшего меня сюда автомобиля. Иваныч задерживается и приходится подождать. Двое в машине молчат и смотрят в стороны, будто меня и нет.
Наконец Иваныч кивает в ответ на очередную беззвучную для меня реплику деловито сложившего на груди руки Ковалевского, и идёт к автомобилю. Садится и приказывает водителю:
- Синий дом.
Водитель молча кивает и тихонько утапливает педаль газа. Автомобиль степенно, неторопливо выезжает за ворота.
Снова те же пейзажи за окнами. Стараюсь ни о чём не думать - устала бесполезно трепать себе нервы. Сейчас от меня всё равно ничего не зависит. Я однозначно в их власти. И, как я поняла, слово Ковалевского здесь - железобетонный закон. Как он скажет, так и будет. По его общению со мной, я не поняла толком, как он ко мне отнёсся. Нельзя сказать, что безразлично, но и назвать это отношение "с интересом" я бы тоже не смогла. Похоже, он просто привык скрывать свои эмоции. И, надо сказать, у него это хорошо получается. В любом случае, я ожидала худшего. Хамства, наездов, агрессии. Но нет. Он даже произвёл на меня впечатление довольно приятного человека, несмотря на всю эту спокойную холодность и отстранённость.
- Значит, слушай сюда, Милана, - оборачивается вдруг ко мне Иваныч, и первая моя реакция - удивление, что он знает моё имя, а вторая - всё объясняющее воспоминание о прослушке. - Правил всего два. Ты ведёшь себя тихо и не пытаешься сбежать. Будешь их придерживаться - всё будет пучком. Нет - пеняй на себя. Всё поняла?
- Да... - тихо говорю я.
- Я не слышу! - рявкает Иваныч.
- Да, я же сказала, - немного громче говорю я.
- Ну, вот и хорошо, - удовлетворяется моим ответом он.
Затем снова поворачивается к водителю:
- У супермаркета тормозни.
Водитель молча кивает. И этот безмолвный кивок Иваныча вполне устраивает. Если бы я так сделала в ответ на его распоряжение, он бы, наверное, стал бы на меня орать. А тут вон - вполне всё окей.
Мы едем минут двадцать. Проезжаем мимо нескольких деревенек и какого-то несерьёзного перелеска. Затем заезжаем на гору и кружим по серпантину. Съезжаем вниз и оказываемся в небольшом посёлке с красивыми аутентичными домишками. Вдали светится вывеской супермаркет - какое-то незнакомое название на немецком, мне оно ни о чём не говорит. Мы подъезжаем к магазину и Иваныч берёт с собой парня, ехавшего со мной рядом. Водителю приказывает следить за мной, как за собой. Тот снова молча кивает. Болтать - у них тут точно не в тренде.
Минут двадцать, наверное, Иваныч с помощником отсутствуют. Затем выходят и направляются к машине. У парня - четыре набитых продуктами пакета. Иваныч - налегке. Видимо, не царское это дело - пакеты носить.
Парень, имени которого я не знаю, закидывает пакеты в открытый водителем багажник, затем легонько хлопает крышкой и садится в машину рядом со мной. Ни одного слова - водитель молча даёт по газам и, спустя несколько минут, мы снова выезжаем на шоссе.
Ещё минут через десять в полной тишине машина сворачивает в лес, а затем петляет по извилистой дороге и выезжает через очередной перелесок к двухэтажном синему с чёрными полосами домику у подножья большой горы. Рядом блестит водная гладь длинного, заросшего у берегов камышами, озера. Тут нет ни домов по соседству, ни забора вокруг. Просто дом с покатой крышей и тёмными окнами в траве на фоне огромного горного кряжа.
Машина останавливается и мы выходим. Иваныч достаёт из кармана ключи и снимает с двери тяжёлый амбарный замок. Затем опускает вниз широкую железную планку и отпирает дверь уже другим ключом. Открывает её и жестом зовёт меня. Я послушно выхожу из автомобиля. Здесь очень свежо. Над головой покрикивают летящие в сером небе птицы. Пожухлая серая трава позади машины примята двумя полосами - следами колёс.
Следом за мной идёт подчинённый Иваныча. Несёт пакеты со снедью. Видимо, это всё мне. Если так, они явно рассчитывают на то, что я проведу здесь не одни сутки. Грустно, но какие у меня варианты? Хорошо хоть голодной не оставляют.
- Иди за мной, - через плечо бросает мне Иваныч и исчезает в темноте прихожей. Судя по щелчкам, он поднимает вверх рубильники. Его помощник складывает пакеты у порога, достаёт из пачки сигарету, отворачивается, и закуривает, глядя вдаль. Я ему интересна примерно так же, как содержимое этих пакетов.
Захожу внутрь. Легонько тянет сыростью, но в целом пахнет скорее приятно, чем наоборот - влажным деревом и чем-то цитрусовым.
Небольшой коридорчик справа освещается из дверного проёма. Иваныч исчезает там и я иду следом. Передо мной открывается крохотная комнатка с белыми обоями без рисунка, раскладным серым диваном, небольшим письменным тоже серым столом у стены с какими-то фотками в рамках и серым же угловым шкафом. Шторы закрывают широкое окно и потому тут довольно сумрачно. Иваныч включает свет в торшере и становится более-менее уютно.
- Здесь будешь жить, - говорит Иваныч.
Я оторопело оглядываюсь. Дверь только одна - та, в которую мы вошли. Помощник Иваныча заносит в комнату пакеты и молча выходит.
- Значит, здесь всякая жрачка, - кивнув на пакеты, говорит Иваныч. - Чё-то надо готовить, чё-то нет. Туалет и кухня на этом же этаже. Плита рабочая, вода есть. С голоду не помрёшь. Выходить на улицу запрещено. Входную дверь закроют и тебя будут охранять. Что-то понадобится - нажимай вот эту кнопку, - Иваныч показывает на тёмно-серую круглую кнопку у дверного проёма на высоте моего лица. - Всё поняла?
- Да, - говорю я.
Иваныч молча кивает и тяжело шагая, выходит из комнаты. Подхожу к окну и отодвигаю в сторону серую штору. Иваныч даёт распоряжения своему помощнику. До меня доносятся фразы: "Без повода не общаться" и "Ставить в известность". Затем помощник уходит в сторону и скрывается из виду, а Иваныч садится в машину. Тихонько хлопает дверь и, спустя несколько секунд, автомобиль уезжает и скрывается вдали за деревьями.