Прошло не меньше часа. В полной тишине слышны были только тихие всхлипывания доньи Каталины и тяжелые вздохи Лауры. Кончита, не поднимая глаз, сгорбившись в неудобной позе, сидела в углу на стуле. Священник беззвучно молился, встав перед висевшим на стене распятием. Дон Хосе, глубоко задумавшись, полностью уйдя в себя, стоял в проеме окна. Верный Серхио вжался в стену, цветом кожи и выражением лица напоминая засохшую мумию. До него дошло, что именно он сделал, и чем могло обернуться (и еще обернется, если станет известно) двухнедельной давности происшествие у дома священника. Марко все не приходил в себя.
Дон Хосе поманил к себе лакея и прошептал ему какое-то распоряжение. Тот, низко поклонившись, беззвучно вышел из помещения. Еще через пять минут в комнату вошли несколько человек. Стараясь не причинить лишних страданий юноше, переодели его в свободную сорочку и уложили на чистую постель. Так же тихо, собрав окровавленные вещи и постельное белье, вышли.
– Кончита и вы, падре, прошу вас следовать за мной в мой кабинет. – дон Хосе хмуро посмотрел на женщину и священника. – Дорогая, тебе тоже стоит пойти к себе. Ты перенесла слишком много волнений сегодня.
Дон Хосе подошел к жене, намереваясь помочь ей встать со стула. Но донья Каталина вцепилась в спинку кровати, не давая поднять себя.
– Нет! Я никуда не уйду. Мой сын лежит здесь, весь в крови и бездыханный. Ты хочешь, чтобы я умерла от неизвестности в своей комнате? Я только что обрела сына. А ты хочешь увести меня отсюда. Нет, я никуда не пойду.
– Сеньора, простите, что я осмеливаюсь сказать вам. – Лаура участливо заглянула в глаза безутешной матери. – Вам необходимо прилечь. Марко не скоро очнется. он потерял очень много крови. Прошлый раз он пришел в себя только под утро. Я останусь рядом с ним. Как только он откроет глаза, пусть даже это будет ночью, я попрошу слугу пригласить вас. Пожалуйста, не переживайте. Теперь все будет хорошо.
Лаура говорила убежденным голосом, хотя внутри себя вовсе не чувствовала своей правоты.
– Видишь, дорогая, тебе все говорят, что необходимо прилечь, немного поспать. Тебе станет легче, и ты сможешь завтра говорить с нашим сыном столько, сколько захочешь. – дон Хосе, ласково взяв жену за руку, потянул вверх.
– Хорошо. Я прилягу. Я прилягу в соседней комнате на диване. Пусть все приготовят. Пусть принесут для меня и для этой девочки домашнее платье. Здесь должно быть чисто. У Марко открытая рана. И пусть Лауру хорошо покормят. И вообще пусть у нее будет своя горничная. Хосе, распорядись. Подумай обо всем… – донья Каталина продолжала еще что-то говорить, к месту и не к месту. Было очевидно, что сегодняшние испытания не прошли для нее бесследно.
Лаура осталась рядом с Марко одна. Она уже перестала плакать. Совершенно бездумно глядя в одну точку, все больше погружаясь в пучину всепоглощающего горя, ничего не замечая вокруг, она гладила и гладила здоровую руку Марко. Богатый дом, знатность и всемогущество маркиза де Васкеса опустили ее на самое дно бездонного колодца безысходности. Если раньше их с Марко разделяла убежденность в кровном родстве, то теперь между ними разверзлась пропасть, через которую ей никогда не перебраться. Лауре хотелось вырвать свое сердце голыми руками и растоптать, не оставив ни капельки крови, хотелось умереть и перестать существовать навсегда.
Тихо распахнулась дверь. В комнату вошла опрятно одетая горничная, держа в руках поднос с едой. Почти бесшумно накрыв маленький столик, она, молча, поклонилась и также тихо вышла. Несмотря на то, что Лаура лишь рано утром легко позавтракала в доме падре де Калво, есть ей совсем не хотелось. Настолько сильны были ее переживания, что она даже не поинтересовалась, что принесла ей незнакомая девушка. Еще через несколько минут опять открылась дверь, и эта же девушка разложила на стуле светлое свободное платье. Возможно, что в этом доме такие платья носят как домашние, но Лауре еще никогда не приходилось надевать столь дорогую одежду. Горничная стояла возле платья, явно ожидая, когда сеньорите будет угодно переодеться. Лауре стало неловко, но она не посмела перечить словам доньи Каталины и стала, стесняясь своего наряда, снимать с себя накидку. Горничная очень ловко помогла ей раздеться, обтерла ее полотенцем, смоченным душистой водой, пахнущей пионами и розами, и быстро облачила в принесенный наряд. Затем взяла в руки дорогой гребень, собираясь расчесать прекрасные волосы Лауры. Но та, слабо улыбнувшись, отказалась, сказав, что сама позже причешет себя. Горничная присела в глубоком поклоне и подвела Лауру к столику с накрытым ужином. И вновь, Лаура не посмела отказаться. Не зная порядков в этом доме, она вела себя послушно и скромно.
В это время дон Хосе де Васкес хмурясь, молча, вышагивал из конца в конец по своему кабинету. Падре Бенито терпеливо ждал, что скажет хозяин. Кончита опять скрючившись, села на стул у двери. Если бы она могла, то бежала бы из этого дома на край света, лишь бы не испытывать душевные муки, сковавшие грудь железными кольцами.
– Кончита, расскажи мне все. Все с самого начала. Ничего не утаивая, всю свою жизнь, свои страхи, свои желания. – дон Хосе уперся тяжелым взглядом в лицо бедной женщине. – А вы, падре, слушайте ее внимательно. Вместе со мной слушайте. Раз вы знаете всю историю из уст Марко, значит, сможете дать мне знать, где Кончита умолчит или допустит неточность. Я не прошу вас пересказывать мне рассказ моего сына. Я сам поговорю с ним и все узнаю. Но я хочу понять, почему эта женщина, женщина из хорошего сословия, умеющая читать и писать, ни разу за двадцать лет не написала мне. Не написала единственному другу ее мужа. Не попросила помощи или защиты. Я ведь не простой крестьянин или бедняк. В моих руках и власть, и богатство, которые я употребил на поиски ее и Марко. Я всегда мог бы их спасти и защитить. Но отчего-то ее гордость или другая причина не позволили ей обратиться ко мне даже с самой маленькой весточкой. Я слушаю тебя, Кончита. Оправдывайся, если сможешь.
По щекам Кончиты непрерывно текли слеза за слезой, но она их не замечала. Подняв голову, она пристально смотрела в глаза дона Хосе и мочала. Так продолжалось долгих полчаса. Он тоже не отводил глаз, пытаясь совладать с холодной яростью, бушующей внутри оскорбленного сердца.
– Знаешь, Хосе, – тихо заговорила Кончита. – Мне больно, но я расскажу тебе все. С самого начала. Я не собираюсь оправдываться. Что сделано, то сделано. Назад не вернешь. Пройденный путь, уже пройден. Впереди только неизведанная дорога. Ты вправе и не вправе обижаться на меня.
Кончита опять замолчала, собираясь с мыслями, потом прикрыла глаза и тихим глухим голосом стала рассказывать, словно пересказывала давно прочитанную книгу, силясь припомнить забытые эпизоды: "В тот страшный день, ты знаешь в какой, я тоже стала легкой добычей пиратов. Я тогда уже была как два месяца беременна. То, что я тогда испытала, не забыть, не вычеркнуть из памяти. Но злодейка – судьба не позволила мне умереть рядом с любимым. Словно в насмешку, они бросили меня, чуть живую, на еще теплый труп моего мужа и ушли. Там меня и подобрал Сантос. Он сунул мне в руки плачущего малыша и пинками погнал к морю. Я думала, что пираты убили всех. Что только мы трое спаслись. Я прижимала к себе Марко и брела по пояс в воде, пытаясь вымыть все мерзости из себя и снаружи и внутри. Помню, что мы заночевали в какой-то пещере на берегу моря. Потом Хосе ушел и вернулся только на следующий день. Марко все время плакал от страха и голода. Я тоже плакала от горя, от страха, от боли. Когда я захотела вернуться домой и сказала об этом Сантосу, он избил меня. На мне не осталось живого места. Кулаками и пинками он погнал нас к какому-то кораблю. На следующий день мы оказались на Корсике. Я спросила, где и на что мы будем жить? Он привел нас в какую-то давно заброшенную хижину не далеко от моря. Я ничего делать не умела, ты сам знаешь, в моей прошлой жизни меня обучали всему, что должна знать образованная девушка. Но как живут обычные бедняки, я и понятия не имела. А Хосе сказал, что если мы не хотим сдохнуть от голода, то я должна идти и зарабатывать себе на кусок хлеба сама. Сначала надо мной все смеялись. Смеялись над моим нелепо богатым платьем, над моей беспомощностью. Я с трудом выносила насмешки и постепенно стала напоминать крестьянский скот, тупой и безропотный. Какие-то люди жалели меня и Марко. Мне давали скудную еду. Я обменяла свое свадебное платье на обноски и кучу тряпья, когда поняла, что скоро буду рожать. Повитухе, что принимала роды, я отдала свое последнее кольцо – подарок Леандро. На этом связь с моей прошлой жизнью закончилась. Дальнейшее представлялось мне сплошным кошмаром. Если бы не Марко, мы бы с Лаурой и вовсе не выжили. Ему было тогда почти четыре года, когда родилась Лаура. Он пошел по домам, выпрашивая для нас хлеб и молоко. Каждый день, чтобы не видел Хосе, он тайком приносил нам еду. Через месяц после родов, я уже стала потихоньку вставать и смогла ходить на поденную работу. Хосе отнимал у меня все, до последнего сантима. Я хочу навсегда забыть эти годы. Сколько мы всего перетерпели и вынесли… если бы не Марко, нас бы не было в живых. Он ходил помогать пастуху, он занимался с Лаурой круглосуточно. Все эти годы они были неразлучны, как будто намертво пришитые друг к другу. Марко сначала звал своих маму и папу, но постепенно стал их забывать, а когда родилась Лаура, он учил ее называть меня мамой и сам стал называть меня мамой. Хосе строго – настрого запретил мне рассказывать Марко правду. Однажды я заметила, что он принес мальчику огромный пиратский нож и стал его дразнить и обучать драться на ножах. Когда же я узнала, зачем ему это, то пришла в ужас. Тогда же я узнала, что дон Хосе Викторио де Васкес жив.
– Почему ты мне не сказал этого тогда? Он бы спас нас всех. – спросила я брата.
– Заткнись! Не называй при мне его спасителем! Он убил моего сына. Слышишь? Бросил его на камень головой. И мой сын умер! Теперь я научу его сына убивать всех без разбора. И когда он вырастет, то убьет своего отца! Вот будет потеха!
– Ты сумасшедший? Разве так можно? Верни ему сына. Он озолотит тебя. Ты сможешь начать новую жизнь, богатым. Ты ведь любишь деньги. Любишь больше всей нашей жизни.
– Верно. – он усмехался. – Деньги я люблю больше всех вас вместе взятых. Но месть еще больше кажется мне сладкой. А вас я просто продам, когда мне это покажется выгодным. Ты не уродина и дочь твоя, "сучье отродье", тоже вырастет красавицей. За вас мне дадут хорошие деньги. Не мешай мне. Но если ты раскроешь свой поганый рот и хоть когда-нибудь расскажешь этому маленькому ублюдку, кто он на самом деле, я сделаю с тобой и твоей дочерью такое, отчего даже мраморная статуя святой девы Марии поседеет. Ты все поняла?
В тот день он избил Марко до бессознательного состояния, а мне запретил даже близко подходить к нему. Только маленькая Лаура обмывала ему кровь и плакала. А я молила Святую деву Марию о смерти и о спасении.
Марко было уже пятнадцать лет, когда счастливый случай помог нам на короткое время забыть все невзгоды. Как-то они с Хосе спасли на море графиню де Нево. Она оказалась благодарной, хорошо нам заплатила. Хосе Сантос забрал все деньги и исчез из наших мест на целых полгода. Мы стали хорошо жить. Марко возился с быками у одного богача, мы с Лаурой вышивали для графини де Нево ленты и наряды. Она хорошо платила. Однажды я рассказала ей часть нашей истории и попросила написать вам, дон Хосе, письмо, чтобы вы смогли взглянуть на Марко. Если бы я сама это сделала, а Сантос бы об этом узнал… мне было даже страшно подумать о последствиях. Но счастью не было суждено случиться. В самый неподходящий момент вернулся мой брат и приказал собираться в дорогу. Марко не хотел ехать. Он потребовал, чтобы Лаура осталась с ним на Корсике. Хосе расхохотался и в самых грязных выражениях рассказал Лауре, что намерен сделать со мной, а потом продать как рабыню. Лаура испугалась за меня и упросила Марко ехать с нами. Лучше бы она этого не делала. То, что случилось со всеми нами в Мексике, это только моя вина. Если бы они тогда остались на Корсике, я бы открыла Марко всю правду. Он бы смог позаботиться о Лауре. Но и тогда Сантос строго следил, чтобы я ничего не рассказала мальчику.
Наша жизнь в Мексике, это череда одних бед и неприятностей. И опять Марко спас нас всех. Этот мальчик как-то сразу стал взрослым. Он никогда не роптал и нам не разрешал. У нас всегда была еда, а когда мы перебрались в Чильпансинго, то появились и хорошенький домик, и хозяйство. Там мы были очень счастливы. Правда, совсем недолго. Когда Лауре исполнилось семнадцать лет, в нее влюбился очень знатный, очень богатый человек, дон Алонсо. Он потребовал, чтобы Лаура вышла за него замуж. Марко этого бы не вынес. Я видела, что дети любят друг друга, но не как брат и сестра, а как настоящие влюбленные. Тогда я уже сознательно не сказала им, что между ними нет кровного родства. Лаура совсем не пара Марко Хосе де Васкесу, высокородному родственнику самого короля. Как им это объяснить? Что я могла сделать? Я молчала и терпела. А они гибли. Дон Алонсо завалил Лауру подарками, к которым она не притрагивалась ни за что. Если бы преподобный падре Пио ди Кармона не спас нас всех тогда, скорее всего, Марко бы убил дона Алонсо и сам бы погиб, но Лауру он никогда бы ни отдал и не отдаст никому. Теперь, когда она знает правду, только всевышний может найти выход. Ты все можешь, Хосе. Но даже ты не в состоянии ничего изменить. То, что случилось, уже не перепишешь. Я все сказала.
– Это так? Падре? – дон Хосе, слушая Кончиту, бледнел все сильнее и сильнее, не в силах поверить, что такое в жизни этой женщины вообще возможно, повернулся в сторону священника.
– Это так, сеньор. Только сеньора Кончита не рассказала всех мерзостей о своем брате и о том, что с ней сделали пираты и разбойники. Но ее увечья говорят сами за себя.
– Что же, ты права, Кончита, из прошлого ничего изменить нельзя. Но я докажу тебе, что будущее может быть счастливым или хотя бы спокойным. Ты, Кончита, останешься жить с нами, в нашем доме. Я постараюсь убедить короля, дать свое согласие на брак моего сына и твоей дочери. Хотя, не стану от тебя скрывать, что это почти невозможно, что это очень трудно. Его Величество в вопросах крови и происхождения непреклонен. Но ведь и нам не привыкать к трудностям. Верно?
Кончита слабо улыбнулась. Ни она, ни ее погибший муж, не могли претендовать на высокий титул или богатство, позволяющее купить этот титул. При всей своей красоте, Лаура оставалась незавидной невестой для сына знатного маркиза.