Трасса длиною в жизнь (СИ)

========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========

- Виктор Щевлёв, - молодой брюнет в бело-красной куртке с символикой Toro Rosso уверенно протянул мне руку.

Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.

Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.

Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».

Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.

У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.

- Присаживайтесь, - заметив, что клиент стоит неподвижно уже несколько секунд, я торопливо пожал протянутую руку и указал на кресло. Затем продолжил привычно мягко, - моё имя Андрей Андерсен. Знаю, фамилия странная. Вам удобно будет называть меня Андрей?

Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.

- А могу я называть вас Виктор?

Снова лёгкое движение плеч.

- Да. Можете, - так же отрывисто и легко, как будто мгновенно принятое, но нелёгкое решение.

- Вы будете кофе?

Щевлёв кивнул.

Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.

- Жарко, - сказал Виктор, когда две чашки опустились на стол.

- Вам неуютно здесь? – спросил я.

- Нет. Просто можно снять куртку?

Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.

- Конечно, - сказал я и чуть улыбнулся. – Вы не на работе, Виктор.

Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.

- Начнём? – спросил Щевлёв.

Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.

- С чего мне начать?

- Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.

Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.

- Сны, - сказал он, и я вздрогнул. Про сны Хорнер не говорил ничего – что, впрочем, было неудивительно. С первого взгляда было видно, что владелец относится к своим гонщикам как к породистым скакунам, но не более. То, что при этом Щевлёв готов был говорить с человеком, рекомендованным Хорнером, само по себе удивляло.

«Или он готов говорить с кем угодно?» - промелькнула у меня в голове внезапная догадка.

- Что вам снится? – спросил я вслух.

Виктор облизнул губы.

- Рёв.

- Рёв?

- Рёв мотора. Колёса крутятся бешено, будто вот-вот сорвутся с оси. Скорость. Это не кошмар, доктор. Эта часть мне нравится. Скорость. Свобода. Движение. Затем… удар. И пламя.

- Вы боитесь аварии?

- Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.

Виктор резко открыл глаза.

- Тишина, понимаете доктор?

Я медленно кивнул.

- Ни черта вы не понимаете, - Щевлёв усмехнулся и, потянувшись за чашкой кофе, опустошил её наполовину. – Тишина… - повторил он и замолчал.

- У вас были аварии в последнее время?

Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.

- Нет, - сказал он. – Я выиграл последний заезд. Да и до этого… Знаете, было по-разному. Но аварий не было, нет.

Я просто кивнул.

- Давно вас преследуют сны?

Виктор пожал плечами.

- Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.

- Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?

- Познакомиться? – Щевлёв приподнял брови, - Ах да, вы называете это так.

Он усмехнулся.

- Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.

- Вы так считаете.

- Да… Я считаю так.

Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.

- Могу я закурить?

- Если не трудно, откройте форточку.

Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.

- С чего мне начать? – спросил Виктор.

- Начните с начала. Так всегда проще.

Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.

- А где оно, начало, доктор?

- Там, где вы начали испытывать боль.

Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.

- Тогда я начну издалека.

***

Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.

У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.

Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.

Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.

Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.

Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.

Чтобы победить, надо быть готовым умереть.

Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.

Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.

В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.

- Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.

Мальчишка ошарашенно сидел на пятой точке и растерянно моргал.

Говорят, в первую очередь в таком случае замечаешь глаза. Нет, глаза я разглядел потом. Светло-зелёные, как весенняя листва, с вкраплениями охры. Первым, что я заметил, был кровоподтёк на скуле, уже начавший подсыхать.

- Эй, мелкий, приём, - я пощёлкал пальцами у него перед глазами, - тебя в кювет не занесло?

Мальчишка моргнул, и вот тут я заметил глаза. Заметил и чертыхнулся.

- Не сильно задел? – спросил я уже спокойнее, - а-ну, покажись.

Я попытался приподнять его лицо, чтобы разглядеть кровоподтёк, но он отшатнулся от меня как от чумного. Прямо так и пополз назад на своей пятой точке, продолжая испуганно моргать.

Я только хмыкнул и пожал плечами. Ну, не хочет человек, чтобы ему делали добро. Что я, бэтмен, что ли?

Короче, в школу я всё-таки опоздал. На линейке решил уже не светиться, а вот на классный час пошёл – в основном поболтать с пацанами, которых не видел уже три месяца. Перездоровался со всеми, получил по шее от Марьи Никифоровны и со спокойной душой отправился домой. Точнее – сначала в курилку на заднем крыльце школы. Только успел выйти, как вижу - на другом конце двора стоит это чудо. Хлопает глазами и прижимает к груди сумку, которую должен был бы нести через плечо. И смотрит. Куда смотрит? Не пойму.

- Это кто? – сам тогда не понял, зачем спросил у Пашки, с которым мы шли курить. Павел – человек, которого тогда я считал лучшим другом. Мы с ним вместе ходили по всем секциям со второго класса. Точнее, обычно сначала в секцию шёл я, а следом и Павел. И кеды как у меня у него тоже всегда появлялись у первого во дворе.

- Это? – Павел недоумённо посмотрел на меня, потом на чудо, а затем снова на меня. – Это Спидозный. Ты чё, Вить? Мы же вместе его на той неделе гоняли.

Я хмыкнул. Почему-то стало неприятно.

Я его не помнил. Вот совсем. Травли я сам никогда не затевал. Это больше любил делать Пашка. Но вот участвовал без зазрения совести – считал, что слабаки своё заслужили. Тех, кто нам попадался, было немало. Но вот этого Спидозного я не помнил в упор.

- И что… правда… спидозный?

Пашка пожал плечами.

- Да почём я знаю. Говорят, они все, гомодрилы, заразные.

Вот тут уже мне стало неприятно вконец. Сам не знаю почему.

Вспомнилось, как два часа назад этот парнишка сидел передо мной на асфальте, широко расставив для опоры руки и ноги. Вспомнился кровоподтёк на лице – как я понял теперь, уже тогда он был чуть поджившим – и внезапно пообожгло пониманием, что было в этих зелёных глазах – страх.

Я повёл плечами, отгоняя картинку, но получилось плохо.

Вот он стоит передо мной, в светлых джинсах с дырками на коленях, местами запачканных грязью – будто и не думал отчищать. В такой же светлой, кремового цвета водолазке, обтягивающей живот и грудь без всякого признака мышц. И я никак не мог поверить, что мы в самом деле гоняли его где-то две недели назад, и тем более не мог понять – зачем.

А Спидозный будто бы заметил мой взгляд. Посмотрел на меня. Глаза его тут же расширились, наполнились уже знакомым мне страхом, затем какой-то странной мольбой, и тут же он опять отвернулся.

- Иди, кури, я подтянусь, - бросил я Пашке и сделал шаг с крыльца.

Тогда я не заметил, что Пашка посмотрел на меня как на психа – а стоило, наверное, заметить.

- Иди, сказал! – прикрикнул я, кивая ему на угол школы, и, дождавшись, когда он отправится в нужном направлении, сам спустился и подошёл к мальчишке. Спидозным его называть не хотелось, и почему-то про себя я продолжил называть его Чудом, не совсем ещё понимая, что бы значила такая странная кликуха.

- Искал? – спросил я, подходя вплотную.

- Нет! – парнишка торопливо отвёл глаза и тут же поправил сам себя. - Да!

- Так нет или да?

- Вот, - он порылся в сумке и извлёк откуда-то предмет, в котором я опознал через пару секунд суппорт для голеностопа. Я нахмурился и бестолково похлопал себя по карманам. Не хотел я утром нервировать отца и говорить, что пойду на тренировку с больной ногой, потому тихонечко запихнул эту штуку в сумку и пошёл по своим делам.

– Выпало, - пояснил он, увидев, похоже, что я не спешу брать у него защиту.

А я смотрел то на суппорт, то на его зелёные глаза. Странно, что я не видел его до сих пор. Просто представить себе не могу, как. Такая нетипичная внешность для мальчишки, волосы светлые, почти белые, завязаны в какой-то узел на затылке, но явно должны доставать до середины шеи. Я бы понял, если бы его прозвали альбиносом. За то и чморить могли. Но, что б его, вдруг он правда спидозный? Хорошо, что я утром так и не дотянулся до его синяка, думал я тогда.

- Не надо, - сказал я, в конце концов, так и не решившись, - у меня ещё есть.

Развернулся и рванул к курилке, краем глаза заметив, как опустились его руки и поникла голова.

Тренировка оказалась сорвана, потому что даже я не был таким дебилом, чтобы приходить на неё без защиты и с растянутой ногой. Пацаны пошли после уроков пить пиво, но и с ними я не пошёл – режим. Завалился домой и весь вечер смотрел телек, но в голову постоянно лезли эти глаза и волосы, скрученные узелком, не по-мальчишечьи и не по-девчачьи, вообще непонятно как. Эта водолазка – которая, если подумать, тоже должна была уделаться в дерьмо ещё с утра, но почему-то осталась чистой, в отличие от штанов.

«Может, он потом уже где-то навернулся?» - подумал я. Ну не может человек весь день ходить по школе в таком виде.

Отец пришёл поздно, я как раз разогревал ужин. Поели мы молча, потому как я всё никак не мог прийти в себя, а уже перед сном я спросил:

- Пап, а правда, что все гомики – спидозные?

Отец посмотрел на меня тяжело и грустно и сказал:

- Долбоёб ты, Витька. Когда уже это пройдёт, не дождусь никак.

Мне почему-то стало обидно, но в тот день я так и не понял почему.

***

- Мой отец был геем, - Виктор затянулся в последний раз и отбросил сигарету в окно. Пачка в его руках была пуста. – Я узнал об этом два года назад.

Он посмотрел на пустую пачку и отправил её следом за окурками.

- Вы поэтому запомнили этот день?

Виктор покачал головой.

- Я… нет. Вы всё поймёте. Если ещё не поняли. Только больше я не могу. Горло… как наждаком.

- Хорошо, - согласился я и посмотрел на часы. Времени в самом деле было много. – Во сколько вам удобно встретиться завтра?

- А мы должны встречаться каждый день?

- Боюсь, что да. У нас мало времени.

- Это точно, - он усмехнулся, - завтра… у меня дела. Вы можете подъехать на трек? Скажем, в три?

- Да. Нет проблем, - я покосился на журнал с записями, хотя и так помнил, что на три у меня семейная пара с двадцатилетним стажем.

Он подошёл и протянул мне руку, а затем чуть отодвинул её назад, будто не был уверен, что хочет продолжать.

- Скажите, Андрей, а вы верите, что все геи?..

- Нет, - я с трудом сдержал нервный смешок.

- Хорошо, потому что я тоже… один из них.

Он протянул мне руку и посмотрел с каким-то вызовом, а меня будто бы отпустило. Я крепко сжал его ладонь.

- Это хорошо. Поверьте, это очень хорошо.

========== Глава 2 ==========

Я приехал к половине третьего и долго наблюдал, как Виктор копошится под капотом своего железного зверя. Никогда я не увлекался гонками, а вот теперь неожиданно обнаружил, что меня привлекают эти стремительные формы, скрывающие в себе мощь и скорость в одно и то же время.

Впрочем, куда больше меня привлекал темноволосый парень, мельтешивший вокруг гоночного автомобиля в одних только перепачканных маслом свободных штанах.

Заметил он меня, когда я успел основательно насытить свой не совсем духовный голод, разглядывая его подтянутый торс и то и дело попадавшиеся мне на глаза босые пятки.

Он кивнул мне и потянулся за тряпкой через капот, чтобы вытереть масло с ладоней, а я едва не взвыл, наблюдая за этим плавным движением по-звериному гибкого тела.

- Разве у вас нет автомеханика? – спросил я, глядя, как он вытирает руки. Пальцы у него были неожиданно аккуратные. Впрочем, почему неожиданно? У таких мужчин обычно всё одинаково хорошо.

Виктор усмехнулся.

- Вообще – есть, - сказал он, - но я сам люблю покопаться в содержимом своей малышки. Меня это успокаивает.

- Малышки, - я поднял брови.

- Да, - ещё одна усмешка, и чуть склоняется вперёд голова, он будто готовится защищать свои слова, - многие считают, что автомобиль - мужское начало, а мне хватает тестостерона вокруг.

- Главное, чтобы это помогало вам побеждать.

- Это точно, - Виктор усмехнулся и отбросил тряпку, - вы подождёте, пока я переоденусь?

- Само собой.

- Потом можно посидеть в кафе при входе, туда пускают только своих, так что шумно не будет.

Я кивнул и вслед за Виктором побрёл к выходу из гаража. Он был прав на все сто, с тестостероном у него всё было в порядке и без того, чтобы давать героические имена своему члену или окружать себя его компенсаторами. Я не смог бы назвать его бруталом, но от одного вида его бугристой, хоть и узкой спины, определённо ныло под ложечкой. И ещё кое-где тоже основательно ныло.

- У вас сейчас много поклонниц? – спросил я, когда мы уже выруливали к раздевалке.

- Что? А… Наверное, я не считаю. А почему вы спросили?

- Вы выглядите как человек, привыкший к вниманию.

Виктор хмыкнул.

- Издержки профессии. Войдёте или подождёте меня на этаже?

Я поколебался, затем уверенно загнал соблазн поглубже внутрь и твёрдо сказал:

- Я подожду.

Виктор спорить не стал.

***

Два дня я Максима не видел.

Да. Его звали Максим. Я об этом узнал чуть позже, но не буду забегать вперёд.

Два дня у меня начинались с утренней пробежки, потому что нога уже пришла в норму, и я выбегал из дома около шести, чтобы до занятий успеть навернуть по району пару кругов, а вот на третий мне не повезло. Пошёл дождь, что меня, конечно, не особо волновало, но в итоге я навернулся прямо в лужу и оказался в грязи от пяток до макушки. Обычно я переодевался в школьной раздевалке, чтобы не тратить время – тем более после уроков форма всё равно была нужна – а в тот раз выходило, что за формой всё равно придётся бежать домой. Времени к тому же было уже почти восемь, так что к тому моменту, когда я доскакал до квартиры, забросил грязные тряпки в стиральную машину, немного отмылся и откопал себе свежие спортивные штаны в нашем обычном домашнем беспорядке, была уже почти половина.

Утрамбовав всё необходимое в сумку, я рванул по лестнице вниз и… вылетев из подъезда, заранее заорал матом, едва успев заметить, что несусь прямиком на него.

Заорать я успел, но вместо того, чтобы рвануть куда-то с моего пути, он повернулся и захлопал глазищами, я же разогнался так, что затормозить уже не мог и снова врезался в него. Сумка полетела в лужу, рассыпая чистую одежду и учебники.

Я выругался ещё раз, даже не пытаясь встать. Копчик ныл, а штаны снова были в грязи, так что первый урок мне явно не светил.

- Что б ты сдох, - бросил я в сторону пытающегося подняться на ноги парня, - как тормоз, чес слово.

- Прости, - он всё-таки встал и бросился было собирать мои учебники, но замер на полпути и с опаской посмотрел на меня.

- Да уж давай, исправь свою ошибку, - брякнул я, не сразу сообразив, что именно вызвало его ступор. Он торопливо собрал мои вещи и вручил сумку мне. Я же только теперь встал и направился обратно к дому. – Чтоб когда вернусь, тебя здесь не было, - бросил я через плечо. Третьего купания за день я бы не пережил абсолютно точно.

Естественно, я опоздал. Получил к тому же выговор и испорченное настроение. Будучи выгнанным с первого урока литературы, я решил на второй уже не ходить, а там уже и отсиживать остальные три настроение у меня пропало.

Я вышел из школы и, устроившись с тыльной стороны крыльца, закурил, разглядывая светившее на небе по осеннему неяркое солнышко.

Сидел я так, по-видимому, довольно долго, потому что в конце концов за дверями школы зазвенел своим сорванным голосом допотопный звонок, и на улицу потянулись другие пацаны.

На первой перемене курить шли только самые потерянные. Те, кому уже было реально надо. Курили бегом и тут же неслись обратно, чтобы успеть зажевать. Я не сильно удивился, увидев, что среди компашки, показавшейся в дверях, в первых рядах нёсся Пашка. Давно было ясно, что серьёзным спортсменом ему не быть, потому что единственное, что он начал делать раньше меня – это курить. Тому, что следом вынесло Белобрысого, Тёму и Серёгу, я тоже не удивился. Куда более странным было то, что последние двое почти вынесли под руки Максима.

Максим брыкался и извивался, глаза его были полны ужаса, но весом он был наверное раза в полтора меньше любого из пацанов, а уж вдвоём они могли из него верёвки вить.

Весёлый гогот прервался, когда ребята свернули за угол, и Пашка едва не столкнулся лбом со мной.

- Норрис. А ты чё тут делаешь?

Я затянулся и отбросил окурок. Судя по горке на асфальте – далеко не первый, хотя сам я и не замечал, как успевал раскуривать одну за другой.

- Стою. Курю. А это чё?

Пашка загоготал, и хохот его подхватили все трое. Все трое, кроме, естественно, Максима.

- А это Спидозный. Мы его сейчас лечить будем.

Я посмотрел на Максима, на секунду встретился взглядом с его глазами цвета весенней листвы, а в следующий миг он отвёл взгляд. Почему-то стало противно, и тут же я сам разозлился на себя за эту слабость.

- А я посмотрю? – спросил я.

- Да можешь поучаствовать.

Максима швырнули на землю. Я как-то очень хорошо запомнил, как ударились об асфальт его голые коленки в дырявых джинсах. Там, где камень порвал кожу, моментально выступили красные капли.

- Рот открыл, - потребовал Пашка на правах инициатора.

Максим стиснул зубы.

- Норрис, помоги ему, а?

Прицокнул языком. Я тогда любил не столько насилие, сколько блеснуть своими навыками, потому, шагнув вперёд, нажал ему на челюсть давно изученным приёмом, и зубы тут же разомкнулись.

Откуда не возьмись взявшийся Белобрысый с охапкой грязных листьев в руках затолкал их в открывшийся рот.

- А ну жуй лекарство, педик, - прикрикнул Пашка.

Максим противиться не стал. Я с непонятным мне самому ужасом смотрел, как он прожёвывает грязные листья и, видимо, глотает их.

Мне стало тошно. И опять же я сам не мог понять почему.

Я посмотрел на часы.

- Лана, пацаны, мне на химию надо попасть.

- Ага, - Пашка только кивнул, полностью поглощённый своим развлечением.

Я свернул за угол, с трудом сдерживая желание побежать, бегом рванул к входу в школу. Впервые в жизни мне больше хотелось оказаться на уроке, чем в курилке, и я готов был выслушать любые упрёки от учителей, только бы не находиться сейчас там, рядом с Пашкой.

Остаток дня у меня перед глазами стояло бледное лицо Максима и его с трудом, против воли, сжимающиеся челюсти.

Шесть уроков я отсидел и задержался в столовой, почему-то опасаясь выйти из школы и увидеть там Пашку, ждущего меня на тренировку.

И всё же Пашку я увидел – иначе, наверное, не пошёл бы в тот день вообще никуда.

- У меня формы нет, - сказал я мрачно.

- Забежим, мою запасную возьмём, - Пашка жил в соседнем доме от нашей секции, - а с твоей чё?

- Мокрое всё. Забей.

Мне стало легче. Мне всегда было с Пашкой легко. С ним можно было не думать, и это расслабляло, так что, не прекращая ржать, мы добрели до его дома, а потом и до подвальчика, где занимались тхэквондо; и о Максиме я вспомнил только когда Пашка свернул к себе домой, а я направился к себе.

Почему-то снова стало паршиво. Ужасно захотелось зайти и извиниться, а ещё забрать свой суппорт, сказав, что он мне вдруг понадобился позарез. Собственно, я и сам не знал, чего от него хочу. Может быть просто посмотреть на него и убедиться, что он ещё жив. Но адреса у меня не было. Я знал почти всех парней во дворе, кроме него, и хотя кто-то другой наверняка знал и его имя, и этаж, на котором он живёт, спросить я стеснялся – он же был «Спидозным», а мне не хотелось, чтобы так думали и обо мне.

Утром я специально вышел из дома попозже. Полчаса крутился под носом у отца, который только и ждал, когда я свалю. Спросил, что помогает от отравлений и, получив в награду долгий задумчивый взгляд и пачку имодиума, всё-таки поплёлся вниз, всячески притормаживая и морально приготовившись к тому, что сейчас снова сяду в лужу.

Я почти угадал. Максим сидел под дверью. Правда, на сей раз он был во всём чёрном, но волосы всё так же были скручены в узел за спиной.

- Эй, - окликнул я его.

Максим дёрнулся и, сев на асфальт, пополз прочь. Я продолжал удивляться его какой-то… чудоковатости, что ли. Ну прёт на тебя такой баран как я. Что можно придумать глупее, чем ползти от него чуть ли не карачках? Если уж драпать, то в полный рост и бегом. А если принимать бой, то стоять на месте и смотреть твёрдо, даже если откровенно знаешь, что тебе наваляют.

В общем я только покачал головой.

- Вот, - протянул я ему.

Он проследил взглядом за моей рукой, достававшей из кармана имодиум, и как-то обмяк.

- Это я так, на всякий случай.

- Для профилактики? – спросил он устало.

- Ну… и это тоже.

Максим уже немного взял себя в руки. Встал и теперь отряхивал штаны. Надо сказать, чёрное ему хоть и шло заметно меньше, но тоже смотрелось комильфо. Как с картинки. Узкие такие брючки на узких бёдрах и опять водолазка, такая же узкая, только ещё и покороче, так что при некоторых движениях между ней и брюками мелькала полоска белой кожи.

Он закончил отряхиваться и замер.

- Послушай, Норрис…

Я поморщился. Кликуху эту придумал мой долбоёб Пашка, когда я пять раз из пяти кинул его на маты. У любого отмороженного придурка хватало мозгов называть меня только по имени, потому что Пашка – это Пашка. А за козла и врезать могу. И вот этот красавчик, как оказалось, мозгов не имел совсем.

- Слушай, Спидозный, - перебил я его, - я на тебя полдня тратить не собираюсь. Бери колёса и гони мой суппорт.

- Твоё – что? – растерялся он.

- Суппорт. Ну, давай, вспоминай. Ты мне его на днях вернуть хотел.

Максим продолжал стоять и молча хлопать глазами.

- У меня нет, - сказал он растерянно и отступил на шаг назад.

- А у кого есть? – я, напротив, шагнул вперёд.

- Я не выкидывал! Он дома, я же не знал… Ты сказал…

Он умолк, что-то увидев в моих глазах.

- Адрес, - сказал я ровно тоном, которому очень трудно возразить.

- Я вынесу, - попытался отмазаться он, - подожди тут.

Отмазаться не получилось. Едва он шмыгнул в подъезд, я набрал код и рванул за ним. Нагнал его на третьем этаже, ковыряющим ключом в замке.

Едва завидев меня, он отпрыгнул и вжался спиной в стену.

Я поднял брови и остановился.

- Нашёл, - сказал я спокойно.

И тут произошло то, чего я не мог понять, потому что передо мной, как никак, был мальчишка – пусть и какой-то странный, со смазливой мордашкой и длинными, как у девчонки, волосами.

Максим сполз по стене вниз, уронил лицо на колени и заплакал. Плакал он громко и навзрыд, а я стоял, смотрел и не мог понять, что должен делать.

В конце концов я развернулся и молча пошёл по лестнице вниз.

«Да ну его к чёрту, этот суппорт», – подумал я. И опять на душе было гадко, как в сортире. Хотя что я сделал, я не понимал.

***

Я слушал внимательно, не пытаясь делать вид, что записываю.

Когда Виктор замолк, я глотнул кофе, показывая, что размышляю, хотя всё, в принципе, было ясно и так.

- У вас комплекс вины. Это действительно иногда мешает взрослому человеку выполнять свою работу на все сто. Но вы должны понимать, что вы давно уже не тот мальчишка, который травил в школе аутсайдеров. Уверен, этот Максим сейчас такой же самостоятельный и успешный человек, как и вы.

- Уверены? – Виктор посмотрел на меня с презрением и усмехнулся. – Ничего вы не поняли, доктор. Думаете, можно узнать человека, задав ему пару вопросов.

- Нет, - я спокойно покачал головой, - я как раз думаю, что чтобы разобраться в чужой душе, требуется очень много времени. Это ваш шеф считает, что я чудотворец. Это не так. Я не могу вас вылечить. Я лишь могу помочь вам разобраться в себе.

Виктор долго смотрел на меня, а затем кивнул.

- Вы правы, - сказал он, - это мне не помешает.

- Простите, я сейчас нарушу правила, но я должен спросить. Вы уверены, что ваша проблема растёт из школьных лет? Хотя в журналах популяризируется мнение, что все проблемы надо искать в глубоком детстве, на самом деле это не всегда и не совсем так. Многие комплексы мы приобретаем, уже создавая собственную семью.

- О, нет, доктор… Дело не в комплексах. Но будьте уверены, корень моей проблемы там. А если и нет… Значит я не умею рассказывать правильно. Чтобы вы поняли, я должен вам объяснить, как всё это началось.

Я кивнул и посмотрел на часы.

- Да, уже поздно, - подтвердил он. – Я должен попытаться выспаться. Вы не посоветуете мне ничего на этот счёт?

- Я пропишу таблетки, но не стоит злоупотреблять. С вашей профессией, мне кажется, использование любых психотропных препаратов может обернуться неожиданными последствиями.

Виктор кивнул.

- Я всё понимаю. Просто иногда мне кажется, что я всё такой же дурак.

========== Глава 3 ==========

Крутило меня всю следующую неделю. Перед глазами поочерёдно стояли то его глаза, то израненные асфальтом коленки.

Я бесился. Не знаю на кого больше – на него или на себя. Не мог понять, какого чёрта он позволяет им это всё. И тем более не мог понять, почему меня так бесит его беспомощность.

Очередной фрик. Да треть школы были такими.

Правда – тут же поправлял я себя – далеко не у всех такие глаза.

На этой мысли меня обычно стопорило и уносило в сторону, потому что она создавала ещё один вопрос – какого чёрта меня вообще интересуют глаза этого мальчишки?

Страшная мысль холодком пробегала по основанию черепа – мне ни разу за все годы не понравилась девушка.

- Пап, а геи – это плохо? – спросил я, не выдержав собственного морального прессинга.

Отец удивлённо посмотрел на меня.

- Геи – это бывает, - сказал он философски.

- То есть, если бы я вдруг… ну, просто вдруг… оказался геем… Тебе было бы пофик?

Я догадывался, как сильно рискую, задавая подобный вопрос, но всегда можно было списать его на мою обычную подростковую дурость – на неё отец мог списать вообще что угодно.

Он долго изучающе смотрел на меня и произнёс фразу, которую я не забуду никогда:

- Вить, ты мой сын и у тебя семнадцать наград, которыми я могу хвалиться перед коллегами. Чтобы меня поразить, тебе надо рассказать мне, что ты трахаешь овечек. Всё нормально, пока все участники процесса довольны. И презики никто не отменял – потому что да, даже геи могут болеть СПИДом.

Меня тогда больше всего удивило то, что он запомнил - что я ляпнул ему первого сентября. И потом, когда я понял истинный смысл всей фразы, мне было очень стыдно за тот, самый первый вопрос.

А ещё после этого разговора я резко успокоился, потому что за всю мою тогдашнюю жизнь не было случая, чтобы мой батя не знал, что делать или сделал что-то не так. И какую бы ересь ни несли пацаны в школе, его мнение значило для меня куда больше.

А на следующий день я опять увидел Максима живьём. И снова целых два раза. Странно, но он если уж попадался мне на глаза, то маячил где-то рядом весь день, и в первый раз я увидел его утром в раздевалке. Он раздевался, стоя прямо у вешалки. В школу он пришел в бежевом пальто до колена, а на шее у него был пушистый белый шарф. Волосы на сей раз были распущены, и я прямо-таки залюбовался этой красотищей. Двигался он как-то… не по-земному. Будто не руки у него были, а крылья. Ломкими такими движениями накинул на крючок пальто – пальто, я заметил, было дорогое, такое даже мне было бы жалко вешать вот так запросто. А может, именно мне, потому что у самого у меня дорогих вещей не было отродясь. Затем медленными круговыми движениями размотал шарф и принялся заталкивать его в рукав. Тоже варварство, если подумать, но тогда так делали все.

Я вроде бы и хотел подойти к нему, спросить, всё ли в порядке и куда он пропал, и в то же время не мог сдвинуться с места. У меня такое чувство бывало разве что когда я видел директрису с нашим журналом наперевес.

А он не заметил меня. Я уверен, что именно не заметил, а не сделал вид, потому что иначе он не сдержал бы дрожи, это я уже понял. Он жутко боялся меня. Так же, как и я боялся его, только совсем по другим причинам. И его, сказать честно, были куда обоснованней.

Он повесил пальто и вышел, придерживая руками перекинутую через плечо сумку, и вид его спины, обтянутой серой водолазкой, перекрыл для меня все женские задницы, которые я когда-либо видел. Сердце гулко стучало несколько минут, пока Пашка не врезал мне со всей дури по плечу и не вернул в мир живых.

- Пойдём после уроков педика Спидозного лечить? – спросил он, весело ухмыляясь.

Я чувствовал, что надо что-то сказать, потому что вряд ли моя физиономия в тот момент могла сойти за покер-фейс Чака Норриса, но язык отказал наотрез, и всё, что я смог выдавить из себя, было короткое:

- Посмотрим.

Мне надо было подумать, и я думал весь день, уверенно получая пару за парой от самых въедливых преподов, но придумать ничего не мог.

Если бы я не пошёл, то просто сошёл бы с ума, гадая, что придёт им в голову на этот раз. Пашка был дурной, но заметил я это почему-то только тогда, когда увидел, как он кормит листьями Максима.

Пашка, мой лучший друг со второго класса, был реальным долбоёбом, которого надо было изолировать от общества. Я ещё не был готов сказать ему это в лицо, потому что восемь лет совместной жизни – это очень много, особенно, когда ты не прожил и двадцати, и ты не помнишь, что с тобой было раньше шести. Мне казалось, что Пашка был со мной всегда. Или я с ним. Чёрт его знает.

А вот Максима я знал вторую неделю, точнее и вовсе тогда ещё не знал. И хотя я уже догадывался, что во мне так переклинило, всё ещё не был уверен, что это у меня надолго.

Я очень жалел тогда, что не поговорил обо всём об этом с отцом, а ограничился всего парой дурацких вопросов. Он-то уж наверняка знал, что мне делать.

Но с этой гениальной идеей я припоздал, и оставалось прокручивать собственные варианты.

Если бы я не пошёл, всё было бы хреново, и я даже не знал бы, насколько. Если бы пошёл… Всё в общем-то тоже было бы хреново. И больше того, мне пришлось бы во всём этом дерьме участвовать.

Простой и действенный вариант - предупредить Максима - мне в тот момент в голову не пришёл, да и не знал я, в каком классе он учится и где его искать.

Я думал долго, но принял решение, когда увидел, как Максима волоком тащат по двору за школу. Обернулся и увидел в дверях Пашку, призывно свистящего мне.

- Пошли, - я одним махом уронил в сумку все учебники и выбежал из класса.

Когда мы пришли, «лечение» было уже в разгаре. Белобрысый держал в руках сумку Максима, а Ванёк из «Б» вытаскивал оттуда тетради одну за другой, наугад вырывал листы и, скомкав, запихивал Максиму в рот. И так мне стало вдруг тошно от этой картины, что я едва не свалил оттуда прямо так, ничего и никому не объясняя. «Ну что в нём такого, что меня крутит?» – думал я и не находил ответа.

Я бы, наверное, всё-таки ушёл, но Ванёк выдернул из сумки очередную тетрадь, и вместе с ней вылетел и раскрылся, падая на землю, откидной блокнот . На открывшейся странице был рисунок. Видимо, предполагалось, что это будет портрет, но пока я мог разглядеть только глаза и краешек чёлки. И что-то цепануло меня в этом наброске, сделанном обычной шариковой ручкой, видимо, в промежутке между решением задач. Я сам рисовал на полях всякую дребедень, но это было совсем не то. Мне почему-то очень не хотелось в этот миг, чтобы кто-то из парней увидел этот рисунок. Он был откуда-то не из их мира, как и весь Максим с его чёртовыми водолазками и пастельными оттенками. Я вдруг заметил, что на нём нет ни пальто, ни шарфа, и от этого внезапно мне стало чуть легче – я не хотел, чтобы они ставили его на колени таким, каким я видел его сегодня утром. Чёрт, я вообще не хотел, чтобы они ставили его на колени, чтобы касались его, чтобы просто смотрели на него.

Но всё, что я осмелился сделать в этот миг - это тихонько поддеть блокнот ногой, задвигая его за крыльцо чёрного входа, а затем, улучив момент, подобрать и спрятать у себя под курткой.

- Всё, - сообщил я через некоторое время. – Надоело. И на тренировку опоздаем. Паш.

- Ок, - Пашка небрежно махнул парням рукой, - мы с вами, пацаны.

- Вали уже, - весело крикнул Ванька и, больше не глядя на то, что творилось у крыльца, я развернулся и пошёл прочь.

С каким-то трудом мне давалось в тот день слушать бесконечный трёп Пашки и совсем невесело было от его дебильных шуток. Рука всё время тянулась проверить, на месте ли блокнот, и в то же время я совсем не хотел, чтобы Пашка заметил эти мои потуги. Раздевался скомкано, стараясь успеть перепрятать эту вещицу, всю тренировку думал только о том, чтобы никто не залез в шкафчик – абсурд само по себе, ребята спокойно оставляли в раздевалке мобильники, и ни у кого пока ничего не пропало, а я боялся за дурацкий блокнот ценой в три рубля.

Так же опасливо я одевался и при первой же возможности отделался от Пашки, соврав, что отец просил по дороге захватить продуктов. В продуктовый, впрочем, я на самом деле пошёл. Мне отчего-то неловко стало за мой имодиум и, поломав голову над тем, что можно купить парню, чтобы не выглядеть при этом ни гомиком, ни идиотом, я решил остановиться на мороженом и двух бутылках пива. Ради налаживания контакта я готов был нарушить режим.

Припёрся я к дверям своего совсем ещё незнакомого знакомого через полчаса и долго звонил, но реакции добиться никак не мог. Я уже решил было, что его правда нет дома и, вознамерившись ждать до самого утра, откупорил первую бутылку пива, когда за дверью послышались шаги и осторожное:

- Кто?

Я тут же вскочил со ступенек, куда пристроился было, и заорал:

- Я!

Наступила тишина. Надо было бы как-то его позвать, но я вдруг понял, что не знаю его имени. Звать же его Спидозным явно было совсем уныло. Так ничего и не придумав, я перехватил пиво и мороженое одной рукой, а другой достал из-за пазухи блокнот и помахал им перед глазком.

Тишина никуда не делась.

- Ты тут? – спросил я.

- Чего ты хочешь? – ответил он тихо.

- Отдать, бля, ну что я ещё могу хотеть?

Ещё несколько секунд тишины, а потом дверь приоткрылась – щель между полотном и косяком, правда, перекрывала цепочка – и в той же щели показалась голова Максима. Волосы его снова были завязаны в узел, ещё более небрежный, чем обычно, а вот место водолазки теперь занимало что-то просторное и бесформенное – к моему немалому разочарованию.

- Я спрашиваю, что ты за блокнот хочешь? – сказал он так же спокойно, хотя в глазах я отчётливо видел искорки страха.

Я уже чуть было не ляпнул, что вообще-то ничего, но в последний момент вспомнил, что благими намерениями выстлана дорога в ад, и ответил:

- Пусти к себе перекантоваться на пару часов.

Я импровизировал. Но, как оказалось, удачно.

Максим поколебался, закрыл дверь – в эти несколько секунд я ощутил, что несусь с небес в эту самую преисподнюю, – а затем снова открыл её, но уже без цепочки.

- Отдай блокнот, - попросил он, протянув перед собой руку. Рука у него была такая же странная, как и всё в нём. Тоненькая косточка на плоском запястье и, как я узнал уже потом, очень сухие ладони.

- Сначала пусти, - потребовал я.

Максим вздохнул и отошёл в сторону, позволяя мне войти. Ничего хорошего он явно не ждал.

***

Виктор прокашлялся, прикрывая рот краешком ладони. Как по мне, так и у самого у него руки были весьма странные - не такие, какие бывают у грубых мужчин. Да он и не был грубым, так что мне было даже странно слушать, как он рассказывает о своей жизни, будто обычный дворовый мальчишка.

- Устал, - сказал он, - сколько ещё у нас времени?

В этот раз мы снова встречались в моём кабинете, за окнами уже темнело, но я не хотел его прерывать. Даже не потому, что сроки наши были так ограничены – просто мне нравилось слушать, как он говорит. Записей на тот вечер у меня больше не было, так что я попросил:

- Продолжайте. Если хотите, я сделаю кофе.

Виктор благодарно кивнул и, не спрашивая разрешения, закурил. Курил он много, так что я чувствовал, что к концу нашего лечения я сам надышусь дымом на три года вперёд.

- С тринадцати лет, - ответил он на мой невысказанный вопрос, поймав мой взгляд на своей сигарете.

- Пашка?

- Он, долбоёб. Знал бы, что за дерьмо… - Виктор зажал сигарету в зубах и махнул рукой.

- Вы так прониклись сочувствием к этому парню?

Виктор дёрнулся, и я с удивлением понял – в самом деле ещё не отболело.

- Да, проникся, - ответил он резко. – Я… Ладно. Я продолжу, хорошо?

Я поставил перед ним чашку и кивнул.

***

- Я - Витя, - сказал я, останавливаясь за дверью и разглядывая коридор. Две комнаты, но свет горел только в одной, и, судя по разбросанным на кровати журналам, она принадлежала подростку.

- Максим, - произнёс он осторожно. Он вообще тогда всё время был таким… осторожным… как косуля, которая вот-вот удерёт в лес.

- А предки где? – спросил я.

- Нету… - он покосился на другую дверь. Нету и хорошо. В тот момент меня особенно и не волновало, как это их «нету».

- Может, заберёшь, а то неудобно как-то, - я ткнул подбородком на две бутылки пива и мороженое в пластиковом контейнере, по моим тогдашним представлениям – верх роскоши и джентльменства.

Он посмотрел на мою ношу и отступил на шаг назад.

- Ну, Макс не тор…

Я увидел, как он съежился и замолк. Глубоко вдохнул, приучая себя к мысли, что общаюсь с болезненным.

- Максим, забери, пожалуйста, - сказал я, старательно выговаривая каждое слово и отслеживая интонации.

- А не боишься? – спросил он осторожно.

- Чего? – я хлопнул глазами, чувствуя, что этот тупняк заразителен. Ну или мы с ним просто говорим на разных языках.

- Ну так я же… - он усмехнулся, - спидозный.

- А это правда? – спросить меня подмывало уже давно, а тактичностью я не отличался никогда.

Максим хлопнул глазами. Видимо, такого вопроса он не ожидал.

- Нет, - выпалил он.

- А чего тогда мозги делаешь?

Максим открыл рот и закрыл обратно. Потом молча взял у меня из рук продукты и понёс на кухню.

- Это куда? – спросил он из полумрака.

Я нащупал выключатель, прошёл следом и опустил на стол блокнот.

- Я не смотрел, - торопливо добавил я, увидев, как Максим бросается к нему и прячет в первый попавшийся шкаф. На самом деле посмотреть хотелось, но как-то так меня приучили, что в чужих дневниках копаться нельзя. А ведь рисунки в блокноте – это почти дневник. Я скорее ощущал это, чем понимал, и позднее оказался прав.

- Так куда это? – повторил он, стараясь поскорее отвлечь меня от мыслей о блокноте.

- Не знаю, - я пожал плечами, - а где сидеть будем?

Он непонимающе посмотрел на меня. Потом на пиво с мороженым.

- Ну я типа решил, что в гости с пустыми руками не ходят, - пояснил я, решив не изобретать велосипед.

Максим посмотрел на меня и, повернувшись бочком, будто собирался драпать, спросил:

- А ты чего вообще пришёл?

Я пожал плечами.

Не знал я, зачем пришёл. То есть, конечно, версия была, но такая тупая, что я ещё не готов был произнести её ни про себя, ни тем более вслух. А объяснение «мне понравилась твоя спина» звучало бы совсем уж дебильно.

- Я проверить хотел, - прорвало меня наконец, - всё ли у тебя в порядке.

Кажется, мой ответ напугал Максима куда больше, чем могло бы напугать признание про мои извращённые мысли относительно него.

- Скажи честно, - сказал он неожиданно довольно жёстко, хотя до того, чтобы дать отпор, тут было ещё далеко.

- Я тебе честно сказал, - я изобразил обиду и тут же понял, что промахнулся, - бля, Максим… ну не еби мозг. Ну пришёл вот, видишь. Захотелось мне. И блокнот вернуть. Если так напрягаю – могу уйти.

Я повернулся к двери и внезапно ощутил, что на локоть мне легла его рука. Хватка была не сильная, но такая тёплая, что я стремительно таял.

- Подожди… не надо. Я не понимаю просто.

Я вздохнул и повернулся к нему.

- Я тоже. Мне просто противно было смотреть, как они тебя… И тошно, что я стою и смотрю. Но я же не знаю тебя, понимаешь? Так может они за дело, чего я буду лезть?

Он долго молчал, а потом сказал:

- Понимаю, - и что-то потухло в его волшебных глазах.

- Да нихрена ты не понимаешь, - взорвался я. – Я познакомиться хочу. Ну… вот. Всех во дворе знаю, а тебя нет.

- А чего раньше-то не хотел? – усмехнулся он одним уголком губ, и я понял, что глаза – это ещё лёгкая кавалерия. Что со мной сделала эта улыбка - я не могу описать. Выстирала и вывернула наизнанку.

- Да я тебя и не видел никогда.

Он посмотрел на меня с таким недоумением, что из его взгляда выветрилось даже разочарование.

- Я тут два года живу, - сообщил он.

Я развёл руками. Ну два. Ну дурак. Дальше-то что?

Усадил он меня в своей комнате. Я с любопытством разглядывал плакаты с дорогими машинами на стенах. Никогда бы по его виду не подумал, что он увлекается гонками. А он резал мороженое на письменном столе и раскладывал по блюдцам. Пиво он тоже поставил на стол, но, отводя глаза, пить отказался. Мне показалось, что если я буду настаивать, он уступит, но настаивать я абсолютно не хотел.

- А чаю дашь? – спросил я, и он торопливо кивнул. Вернулся с заварочным чайником и кипятком, а потом ещё раз сбегал за чашками. Чашки у него были не такие, как у нас. У нас всё разномастное и битое, может потому, что нам с батей на это всё попросту пофик. А у него всё было красиво. И не только чашки, если уж так говорить. Комната тоже была отделана как-то со вкусом, так что приятно просто посидеть, даже на кровати среди журналов.

Чай пили молча. Я продолжал разглядывать машины, которыми никогда в общем-то не увлекался, а он, заметив мой взгляд, начал тыкать в них пальцами и объяснять, что здесь, где и зачем. Как оказалось, он собирал плакаты с гоночными автомобилями.

- Никогда бы не подумал… - не выдержал я.

- Что? – он испытующе посмотрел на меня.

- Ну, что ты…

- Что педик увлекается гонками?

Ложка с мороженым замерла у меня в руке.

- А это правда? – выпалил я.

- Да.

Он спокойно смотрел на меня, а я молчал.

- А что я буду скрывать, - пояснил он, - все и так уже знают.

- Ну, мог бы соврать.

- А я не хочу, - он отвернулся и уставился в окно. Чувствовалось, что мороженое больше не лезет ему в горло.

- А ты уже пробовал?… – продолжил я со свойственным мне тактом.

- Слушай, отвали, а? – не сдержался он наконец, - Что тебе надо, а? Перекантоваться два часа? Перекантовался уже. Или вали, или давай, говори напрямую. Что там, меня скрытой камерой снимают? Или на сто рэ поспорил, что я тебе отсосу? Так хрен тебе…

- Уймись! – я сам не заметил как встал, только как его тонкие тёплые плечи оказались в моих руках, и ощущение это было таким опьяняющим, что на пару секунд я забыл, что хотел сказать. А он уставился мне в глаза своими очумелыми, испуганными глазами. – Я познакомиться пришёл, - повторил я упрямо, - я же уже говорил. На седьмом этаже живу. Витёк. И мне плевать, гей ты или нет. Пока все участники процесса получают удовольствие, остальное значения не имеет.

Я врал. Откровенно. Потому что, если уж говорить начистоту, мне было ни разу не пофик. Я был рад, едва не прыгал от счастья, когда он заявил, что гей. Это решало всё. Во-первых, теперь было понятно, что никаких таких чёрных дел за ним нет. Скорее всего его вкусы были единственной причиной его травить. Иногда нам хватало и меньшего. А во вторых, теперь я не чувствовал себя идиотом, который пялится на спину незнакомого парня, пока другие заглядывают девчонкам под юбку. Если я и был неправильным, то нас тут таких было уже двое.

========== Глава 4 ==========

Щевлёв продолжал курить как паровоз. Пожалуй, это было единственным, что мне в нём не нравилось. Он должен был бы немного успокоиться, но казалось, с каждым днём ему становилось всё хуже.

- Как сон? – спросил я. Наша четвёртая встреча проходила в парке, я решил, что немного свежего воздуха ему не повредит, но теперь сомневался, что хоть какой-то воздух пробивался сквозь окутавшие его кольца табачного дыма.

- Всё так же, - сказал он ровно.

- Понятно.

- Я продолжу?

- Да.

Говорил он так, будто был пьян. Будто всё это теснилось в нём давным-давно, а я всё никак не мог понять, какое значение для взрослого и успешного человека могут иметь эти детские воспоминания. Я бы понял, если бы он был одним из тех, кого мучили сверстники. Понял бы, если бы у него была неблагополучная семья. Но всё у него было в норме, кроме, разве что, одного – Щевлёв был геем и, похоже, влюбился в одноклассника. Что ж, от этого пока никто не умирал. Ну, может быть, почти никто.

***

Он стоял у меня перед глазами. Собственно, он стоял у меня перед глазами всё время, пока я не видел его живьём – и поэтому не видеть его живьём я попросту не мог. В школе я его отыскать даже не пытался, трусливо пряча от себя тот факт, что где-то там, быть может, мои же друзья доводят его до тихого безумия. А вот после тренировки сразу же бежал к нему домой, прихватив с собой коробку мороженого.

С ним было легко. Это ни в какое сравнение не шло с тем, как я привык проводить время с Пашкой, и Пашка со своими тупыми шуточками быстро оказался забыт.

Максим рассказывал мне об автомобилях, о гонках, о командах… а я не переставал удивляться тому, сколько может скрываться за тихой и такой незаметной оболочкой. Хотя теперь уже я с трудом мог бы назвать его незаметным. Вечера с ним светили мне как солнышко в пасмурном осеннем окне.

Отец удивлялся, куда делся запах сигарет – а я почти перестал курить, потому что боялся пропитать запахом табака обои в его квартире.

Я узнал, что его мать уехала на полгода заграницу, а где отец - он говорить не хотел. Как он живёт один, мне было непонятно, зато я понял, почему он так боялся показывать мне свою дверь.

- Меня только дома не трогают, - сказал он тихо, когда я преодолел какую-то невидимую преграду недоверия, прочно отделившую его от мира. – Ты извини, что я так…

А мне было нечего ответить, потому что он боялся не зря. Я был одним из тех, кто вполне мог превращать его повседневную жизнь в ад.

- Почему ты терпишь-то? – не выдержал я. Это была какая-то защитная реакция, попытка спастись от чувства вины.

Он поднял бровь и насмешливо посмотрел на меня.

- А ты не заметил, что их всегда больше, а, Вить?

- Да ёп… Ну меня же не трогают.

Максим пожал плечами и, откинувшись на подушку, уставился в потолок. Он любил говорить так, лёжа на спине и глядя вверх, будто бы и не со мной, и иногда от этого мне становилось обидно. Я чувствовал себя лишним, какой-то заменой того, кого в самом деле хотят видеть.

- Я не хочу об этом говорить.

Мне оставалось только вздохнуть и сменить тему. Если честно, я тоже не хотел. Мне было с ним хорошо. А что было снаружи – значения не имело.

Очень удобная позиция, да? Только это нихрена не так. Притворяться удавалось лишь до тех пор, пока в очередной раз в столовой меня не подцепил недовольный Пашка.

- Колись, кого ебёшь?

Я покосился на друга и опять уткнулся носом в чашку. После Максима общение с Пашкой показалось мне похожим на нырок в деревенский туалет за монеткой. И вроде знал я его сто лет… А никогда такого не ощущал.

- Тетрадку по алгебре.

Пашка довольно заржал.

- Чё, правда что ль?

- Да. Отец хочет, чтобы я к поступлению готовился.

Пашка хмыкнул.

- Ты попал.

- Да как бы… Паш… Уже и тебе пора.

Пашка посмотрел на меня как на психа.

- Я в физкультурный пойду.

- Ну-ну.

Спорить я не стал, хотя испытывал большие сомнения, что его с распростёртыми объятиями ждут хоть бы даже и в физкультурном.

- Спидозного лечить пойдёшь?

Я вздрогнул.

- Когда?

- После пятого. На большой перемене.

- Паш…, а зачем?

- Как зачем? Оборзел совсем, пидор грёбанный.

Продолжать расспросы смысла не было.

- А почему так рано? – спросил я задумчиво.

- А он потом домой сваливает. Он из «В»-шки. Ты скажи, идёшь или нет? А то чё-то совсем из жизни выпал.

- Иду.

Не пойти я по-прежнему не мог, вот только что мне делать там, тоже не представлял.

Помог мне случай – хотя чёрт его знает, помог ли. Пашка прокололся на самостоятельной по физике и был оставлен работать над ошибками. Пашка и физика были вещами несовместимыми, поэтому ни на «лечение», ни на тренировку его можно было не ждать.

Спустился вниз я один и невольно бросил взгляд на забытый на вешалке белый шарф. Вешалка была уже почти пустой, и знакомого песочного пальто на ней не было – только этот вот одинокий шарф.

Я взял его и хотел было спрятать за пазуху, но почувствовал исходивший от него запах и на несколько секунд полностью выпал. Чем он таким пах – ума не приложу. Я таких трав и названий никогда не знал. Где он вообще берёт эти шмотки свои? Тоже вопрос.

Задавать их себе я не стал, сделал над собой усилие и спрятал шарф, а сам рванул в курилку.

Успел я не слишком вовремя, но всё-таки успел. Сумка Максимкина была уже выпотрошена, и двое дебилов пихали ему что-то в рот.

- А ну разбежались нахер, - рявкнул я.

Белобрысый непонимающе посмотрел на меня.

- Куда без Пашки начинать?

Белобрысый и Серёга переглянулись.

- Ваще правда, - сказал Серёга неуверенно.

Я подошёл вплотную и понял, что меня сейчас вырвет. Пацаны явно шли по нарастающей. В руках у них были комья земли, в которых что-то копошилось. Захотелось взять обоих за шкирку и приложить о кирпичную стену. Поборовшись с собой секунду, я подошёл к Белобрысому и исполнил свою мечту.

- Я, блядь, сказал – нахер отсюда, - повторил я, встряхивая его на последок, – или оглохли?

- Тихо, Норрис…

Серёга уже понял, что его занесло, но отступить не успел. Я выпустил Белобрысого и врезал ему, не особо разбираясь куда попадаю.

- Блядь, во отмороженный-то, - пробормотал Белобрысый, - Серёг, валим, а?

Мешать я не стал. Только замер, глядя сверху вниз на Макса, стоящего на коленях. Песочное пальто его было испачкано в грязи, но на губах играла улыбка, от которой мне опять стало неимоверно стыдно.

Я бросил косой взгляд на угол школы.

- Учебники сам соберёшь? – спросил я, не глядя на него.

Краем глаза я видел, как гаснет улыбка.

- Подставляться не хочешь? – спросил он.

- Незачем это, - ответил я уклончиво. – Они мои друзья.

Губы Макса презрительно дрогнули. Он принялся торопливо ссыпать учебники в сумку.

- Шарф вечером отдам, ок? – спросил я, всё также не двигаясь – задний двор отлично просматривался из окон.

- Знаешь, что? – выдал он вдруг. - Подавись, я новый куплю. А то заражусь ещё.

- Чё? – не понял я и всё-таки обернулся к нему.

- Ничего. Друзья они… - передразнил Максим, - да ты такое же дерьмо, как они. Только они хоть не врут.

Он перекинул сумку через плечо и спокойной, но быстрой походкой направился к воротам, а я так и стоял, разинув рот и глядя ему вслед.

***

Тренировка вышла тоскливая. Ни Пашки, ни Макса. Меня поставили в спарринг к какому-то незнакомому парнишке, который всё время падал, почти что даже без моей помощи. А когда вернулся в раздевалку и стал одеваться, обнаружил выпавший из рукава белоснежный шарф, который всё так же пах чем-то вкусным.

Я зарычал и ударил кулаком по стене. Абсолютно, на самом деле, неспортивно. Хотел было убрать шарф в сумку, но опять почему-то не смог и вместо этого сунул его за пазуху так, чтобы чувствовать этот нежный аромат.

К дому я прискакал за пятнадцать минут и уже у Максимкиной двери понял, что забыл купить мороженое. Назад бежать было поздно, и я просто стал звонить в дверь как бешеный. Звонил долго, минуты три.

Макс не открывал, и я принялся стучать в дверь кулаками.

Дверь оставалась всё такой же неподвижной, и я приник к ней ухом, вслушиваясь, но шаги различить не удалось.

Посидел немного на ступеньках, размышляя, и снова принялся колотить в дверь, но безо всякого успеха.

Тогда я устроился на ступеньках и стал ждать.

Ну, если подумать, с чего я вообще решил, что он дома? Могли у Максима быть какие-то дела помимо меня? Да наверняка могли. Вон хоть бы и журналы свои о гонках пошёл покупать.

Я посмотрел в маленькое окошечко между лестничными пролётами.

На улице давно стемнело. И если он на самом деле попёрся куда-то за журналами, то какие-нибудь уёбки в лёгкую могли поймать его и… Что - я и знать не хотел. Ну нельзя было его бить, просто нельзя. Меня можно и Пашку можно, мы хоть в ответ врезать можем. И любого слабака в школе можно, а его – ну никак нельзя.

Сидел я долго. Даже не подумал подняться к отцу и предупредить, что я тут застрял – боялся упустить момент, когда Максим будет заходить в квартиру.

Мысль о том, что он попросту не хочет меня видеть, тоже приходила мне в голову. Я прокручивал наш короткий дневной разговор и всё думал, был ли я прав.

В голове так и звучал голос моего мудрого папаши: «Долбоёб ты, Витька. И когда уже вся дурь из тебя выйдет, не дождусь никак».

Всё. Походу вышла. По крайней мере, так мне казалось в тот момент.

Вспоминалась его улыбка, медленно и неловко расцветавшая на бледных губах и быстро гаснущая – как звёздочка на рассвете. Как изменилось его лицо за эти несколько секунд – вот только что передо мной стояло моё солнышко, к которому я так привык, а уже через несколько секунд – малознакомый серый парнишка.

Я не заметил, как уснул, прислонившись виском к грязной стене, и проснулся от того, что в глаз мне светил тусклый солнечный лучик, ползущий по лестничной клетке.

Хотел было встать и пойти опять наяривать ему в звонок, да ноги так затекли, что я еле поднялся. Хорошо, что мороженое не взял, а то сидел бы сейчас как дурак с коробкой талого молока.

Кое-как поднявшись, я потянулся и шагнул к двери, и тут же она со скрипом отодвинулась, а Максим, только что собиравшийся выскочить мне навстречу, чертыхнулся и подался назад.

Я с реакцией, выработанной годами тренировок, просунул ботинок в щель между дверью и стеной и тут же больно получил металлическим полотном по щиколотке.

- Уй, бля… - выдохнул я.

- Не матерись, - машинально выдал Максим. Он вообще не любил, когда матерятся. Я прямо-таки поражался иногда его капризности, при том, что сам он мог в случае чего спокойно запилить тот ещё словесный оборот.

Я добавил к ноге ещё и локоть. Макс покосился на непрошенную преграду, вздохнул и отпустил дверь.

- Я шарф принес, - сказал я тихо и достал из-за пазухи белый свёрток.

Макс поколебался пару секунд, но шарф всё-таки взял.

- Макс, прости.

Он скрестил руки на груди, прижимая ими шарф, и сам опёрся плечом о дверной косяк. Смотрел так на меня какое-то время, и я явно видел, что он дуется. Никогда раньше я такой внимательностью, кстати, не отличался.

- Да нормально всё, - сказал он со вздохом и отвёл взгляд.

- Ма-акс… - позвал я.

- Вить, ну ясно всё, они твои друзья, а я… Ты меня и не знаешь совсем.

Теперь уже вздохнул я.

- Макс, да мне кажется, знаю. Просто я не думал, что это так важно для тебя. Я же их прогнал…

Макс поджал губы.

- Я этого две недели ждал. Честно, как дурак. Всё думал, каждый раз, как меня тащили, вот придёшь ты…

Макс закусил губу.

- Дурак я. Не обращай внимания. Ты ж не бэтмен.

Мне вдруг стало очень стыдно за то, что я не бэтмен. А потом до меня вдруг дошёл полный смысл его слов.

- Подожди, так они что тебя… каждый день? – спросил я.

- Ну, не каждый… Иногда я вообще в школу не хожу.

- А почему ты ничего не говоришь? – спросил я всё так же ошалело.

Максим поморщился.

- А что я говорить должен? И кому?

- Ну… мне.

- И что?

Он отлепился от стены и посмотрел на меня в упор. И правда, что?

- Не знаю, - признался я честно.

- Ладно, пошли, - сказал он вдруг. – Или боишься со спидозным засветиться?

- Куда? Не, не боюсь, - торопливо добавил я, хотя никакой уверенности не испытывал.

- Не в школу. Не дёргайся. Покажу сейчас.

Мы спустились вниз, и я с удивлением увидел, как он опускается на корточки почти у самой двери подъезда.

- Смотри там, чтобы нас дверью не пришибли, - бросил он через плечо.

Я только кивнул и расправил плечи, демонстрируя, что ни одна железная дверь на свете мне не страшна.

- Кс-кс, - тихо позвал Максим, и я увидел, как из-под куста опасливо выбирается рыженький котёнок с огромными зелёными глазами. – Басик, не бойся, это Витька. Он долбоёб, но не очень опасный. Витька, это Басик. Пс-пс.

Я не понял, к кому были адресованы последние слова, но на всякий случай присел на корточки рядом с ним. Максим достал из кармана какой-то пакетик и принялся насыпать Басику еду.

- А чего ты его домой не заберёшь? – спросил я удивлённо.

- Он боится, - сказал Максим шёпотом, - в руки не идёт. Но если его всё время кормить, думаю, он привыкнет, и можно будет забрать.

Я навсегда запомнил его профиль в ту секунду, когда я повернулся к нему лицом. Всё небо за его спиной было залито солнечным светом, и я видел только его контуры – точёный, чуть вздёрнутый нос, редкие пушистые ресницы и прядь волос, выбившаяся из узла и упавшая ему на лоб.

Я не удержался и, протянув руку, коснулся его где-то в районе спины. Он не вздрогнул, как я ожидал, хотя это было первое прикосновение между нами за всё время, что я его знал.

- А ты привыкнешь? – спросил я и, пользуясь тем, что он не отталкивает мою руку, погладил его вдоль спины.

Он серьёзно посмотрел на меня.

- А я уже привык, - сказал он, - только знаешь, Вить, если берёшь котёнка к себе – хотя бы на месяц – потом он уже не приживётся на улице. Его съедят.

Я не ответил, так и не поняв тогда, что он имел в виду. Ему пришлось потом ещё долго втолковывать мне в голову эту простую вещь.

А тогда он просто встал и пошёл к дому, напоследок припечатав меня фразой, от которой я не мог отойти весь остаток дня:

- Никого нельзя предавать. Даже котят. И не только потому, что из них могут вырасти злые коты.

Весь день мне было как-то паршиво – так паршиво, как никогда не было до встречи с ним, – а вечером я не выдержал и вывалил это всё отцу. Конечно, не так напрямую, ведь стучать так же плохо, как предавать.

- Бать, вот почему бывает так, что человека бьют, а он не сопротивляется?

- Потому что он слабее, - отец пожал плечами.

- Ну, меня же не бьют.

Отец покосился на меня.

- Ну так тебе попробуй дай по мозгам, потом свои не соберёшь.

- Ну вот и я про то. Почему он не отвечает?

Отец пожал плечами.

- А кто бьёт-то?

Я засопел.

- Ну, предположим, мои друзья.

Отец, до тех пор сосредоточенно жаривший картошку, повернулся ко мне.

- Вить, значит, хреновые у тебя друзья.

Продолжать разговор мне не хотелось, и я встал было, чтобы уйти в комнату, но всё-таки остановился.

- Ну, а делать-то что?

Отец пожал плечами, и на пару секунд я испугался, что у него может не быть ответа, но потом он всё-таки заговорил.

- Поищи в интернете про правила общежития в волчьей стае.

- Типа мы стая? – усмехнулся я довольно.

- Это вам комплемент, - отрезал он, - со стороны такие, как вы, больше походят на стадо баранов.

Я не обиделся. Батька всё же умный. Не даром он у меня – программист.

***

Он отбросил окурок и потянулся к пачке сигарет, но та оказалась пуста.

Я с облегчением вздохнул.

- Вить, не надо так курить.

Он бросил на меня быстрый взгляд, и я осёкся, поняв, что только что перешёл на фамильярность. Чёрт его знает, что со мной. Вроде достаточно откровений выслушал и всегда держал себя в руках.

- Да. Ты прав, - сказал он неожиданно спокойно. – Докурил. Можно бросать, - и усмехнулся.

- Ты к нашим встречам так же относишься?

- Что? Нет, - он вмиг стал серьёзным. – Я хочу на трек. Просто я знаю, что если выйду на него сейчас – то не справлюсь. А жить я тоже хочу.

Я вздохнул.

- Странная фобия.

- Понимаешь, - сказал он задумчиво, - у меня просто такое чувство, что всякий раз, когда всё на мази, кто-то окунает меня головой в дерьмо. И вот прямо сейчас у меня всё лучше некуда. Так может надо остановиться, пока я не полетел вниз?

«Тогда Дженсен оставит меня без штанов»,- подумал я, но промолчал.

- Сначала надо понять, в чём твоя проблема, - сказал я вслух.

- Да… проблема. Будешь мороженое? – он кивнул на лоток, стоявший в стороне.

- Не люблю.

Виктор усмехнулся.

- А я с детства не ел. Пойду, побалуюсь. И продолжим.

========== Глава 5 ==========

О законах стаи я прочитал. И заодно уловил, что мы, действительно, скорее стадо. Однако смысл того, что пытался донести до меня отец, был понятен.

Батя всегда говорил со мной вот так, никогда не поучал и не принуждал. Просто выдаст что-то, от чего мозги скручивает в трубочку и: «ищи в интернете». А в те времена, кстати, с интернетом было не так уж легко.

Одним словом, пытался он до меня донести, что подобные аморфные общности, не имеющие легальной структуры, всегда подчиняются вожаку - и именно в этом вся их сила. То есть, дать по морде заводиле - и остальные уползут в своё логово задком. Вот только - кто у нас вожак? При размышлении об этом меня ждал неприятный сюрприз. По всему выходило, что вожак у нас Пашка. Дорогой мой и добрый друг Павлик. Только Павлик хоть и бегал со мной по секциям, никогда особо успехами и силой не блистал. То есть не очень мне было понятно, с какой бы стати всем нашим трём параллелям ему подчиняться. Как-никак, шестьдесят человек. Минус, допустим, девчонки, которые в наших играх не участвуют. Дальше еще пара десятков аутсайдеров… и вот тут в голове у меня щёлкнуло. В нашей дружной компании всего было человек пять. Пашка, Белобрысый, Серёга, Ванёк и я. Да ещё пяток тех, кто вечно за нами шастал, но сам булками шевелить боялся. Итого, скажем, десять человек. И чморим мы народу в два раза больше, чем нас тут самих.

А почему? Вопрос. На него я ответа не знал и думать не стал. Куда больше меня заинтересовало то, что, собственно, в этой могучей кучке делал я.

Я, наверное, единственный среди нас пятерых, а то и десятерых, не пил. Это, конечно, было не круто, но мне поперёк никто ничего не говорил. Прогуливал и курил я, конечно, наравне со всеми, но вот в забавах наших, в общем-то, выполнял странную роль. Звали меня обычно тогда, когда надо было бить морду. Почему? Опять же, вопрос. Вот ведь скажем, в те две недели, что я отсиживался у Максима, меня никто ни разу не позвал его «лечить». Даже Пашка не особо приставал. Да и вообще плохо помню чтобы меня куда-то звали – и в общем-то никогда этому не удивлялся. Знают же, что пить с ними мне скучно.

Тогда какого чёрта я вообще делаю в этой «стае» или «стаде», как верно сказал мой отец?

Хотел бы я теперь заодно спросить у него, что такое «друг», но решил, что звучать это будет совсем уж по-детски. Подумал и додумался припереться с этим вопросом к Максиму.

Ну, то есть, по идее я просто принёс мороженое. На деле - пришёл проверить, ничего ли ему не сделали. Так и спросил с порога:

- Ты как?

Максим захлопал глазами.

- Нормально, а.. А, ты про это.

Макс отвернулся.

- Ну, давай, говори, - я выложил мороженое на стол и подошёл к нему, но он снова отвернулся и двинулся в комнату. Он так шёл и шёл, явно рассчитывая, что в конце концов я отстану, но в итоге просто уткнулся носом в окно, а я так и остался стоять за спиной.

- Да всё хорошо, - сказал он.

- Что они сделали? – спросил я.

Макс постоял так, а потом резко развернулся.

- Блин, Вить, ну тебе так надо это знать? Может, я не хочу…

Он глубоко вдохнул и снова отвернулся к окну.

- Мак-сим, - упрямо произнёс я по слогам, - Макс, ты не поверишь, но я волнуюсь.

Он снова рвано вздохнул, и тут я понял, что он с трудом сдерживает слёзы. В этот момент я как-то совсем не подумал, что передо мной парень. Да и был он мало похож на любого из нашей компашки. Так что я просто обнял его за плечи и замер так. Он был неимоверно тёплый. Сквозь мягкую домашнюю толстовку прощупывалась каждая косточка, и мне захотелось ощутить их по-настоящему, пальцами, а может даже языком… Хотя я слабо понимал ещё, зачем мне всё это нужно.

А потом он повернул голову, и его мягкие губы оказались совсем рядом с моими, а горячее дыхание коснулось моего лица, и я окончательно перестал понимать, где я и что со мной. Так длилось несколько секунд, я всё стоял и не мог шевельнуться, а потом мы оба резко отодвинулись в разные стороны, и я вдруг обнаружил, что джинсы мои натянуты до предела, и судорожно попытался понять, успел ли он это ощутить. Я же только что обнимал его… и от мысли этой внутри разливалось незнакомое тепло.

Впрочем, ему, похоже, было не до того – его собственные щёки подозрительно разрумянились, а всего остального под толстовкой было не разглядеть.

- Я чаю налью, - торопливо сообщил я.

Он кивнул, но с места не двинулся.

На кухне Максим появился только минут через пять, когда чайник уже закипал.

- Дай я сам.

Я без возражений уступил ему возможность хозяйничать, а сам уселся на стул у окна и стал смотреть, как его тонкие руки порхают над столом. Рукава он засучил, и я мог видеть запястье правой руки с аккуратной острой косточкой и маленькую бледно-голубую венку, бьющуюся на левой. При виде него в голове постоянно мелькали обрывки каких-то стихотворений с уроков литературы, и хотелось сравнивать его с чем-то неземным.

- О чём задумался? – спросил он, усаживаясь напротив.

Я хмыкнул. Не рассказывать же ему про все «эти чудные мгновенья», которые проплывали у меня в голове…

- Максим, как думаешь, что такое дружба?

Теперь уже Максим хмыкнул и покраснел.

- Ты у меня зря спрашиваешь.

- Ну, а у кого?

- Не знаю, - его острые плечи поднялись и опали, - у Воронцова своего спроси.

- Это я спрошу, - идея мне почему-то не понравилось. Показалось, что меня послали. - Ты мне скажи.

Максим вздохнул.

- Я не знаю… Для меня дружба, это когда человек не предаст.

- Мы с тобой друзья? – вырвалось у меня.

- Вот это ты точно зря спросил, - голос его стал резким, а сам он отвернулся.

- Почему? – обиделся я, - Думаешь, я тебя предам?

Максим закусил губу.

- Я надеюсь, что нет.

- Тогда почему?

- Ну… Потому что не предаёт не только друг. И вообще, что ты до меня докопался? Ты не видишь, дружба не моя тема!

- Извини, - я поймал его ладонь, лежащую на столе, и накрыл своей. Не знаю зачем. Просто это было так приятно – касаться его. А он не отодвинулся, и мы оба замолчали, глядя друг на друга. Так и сидели, пока на стене не щёлкнули часы, возвещая об окончании часа.

- Мне надо к контрольной готовиться, - сказал я неуверенно. Пашка всегда ржал надо мной, когда я выдавал что-то подобное посреди веселья.

- А чего с собой не принёс? Мне же тоже надо.

- Серьёзно?

- Ну да. Я если что тоже в школе учусь, а не только журналы читаю.

Я невольно улыбнулся.

- Так я притащу сейчас, подождёшь?

Максим пожал плечами, и я принял это за знак согласия. Весь вечер мы просидели над учебниками, а перед уходом, стоя в прихожей, я вдруг понял, что должен сделать.

- Я завтра утром зайду, - сказал я.

Максим хлопнул глазами.

- Зачем?

- Басика покормим и пойдём. Только мне на пробежку сначала надо. В восемь нормально будет?

- Да я раньше и не выхожу, - сказал он растерянно и пояснил, - народу много, Басик боится.

- Вот и отлично.

Не придумав ничего лучше, я неловко пожал ему руку и стремительно смылся восвояси.

Больше я никуда не отпускал его одного. Даже на маленьких переменах старался смотреть, чтобы всё у него было нормально.

Пашка зыркал на меня ошалевшим взглядом, но до поры до времени спрашивать о чём-то опасался.

В конце концов спрашивать и не пришлось, но это было уже потом, а тогда стоял октябрь. За окнами неторопливо холодело. Пользуясь тем, что наша дружба с Максом вышла за пределы его квартиры, я таскал его гулять по району – оказалось, он любит парки и природу, особенно осенью.

- Нарисовать бы, - сказал он как-то, глядя на пруд, расстилавшийся перед нами.

- А что мешает? – спросил я.

Он неловко пожал плечами.

- Ну… Ты разве будешь сидеть и ждать, пока я тут наиграюсь?

- Почему нет, - я пожал плечами. «Главное, что ты со мной» - хотел было ляпнуть я, но сдержался. Только добавил, - неси завтра свой блокнот.

С тех пор он сидел, рисовал, а я смотрел на него на фоне осеннего леса. Так продолжалось, пока дни оставались достаточно долгими, чтобы мы могли гулять после моих тренировок, но потом нам всё же пришлось перебраться обратно в его квартиру. Теперь там казалось тесно и душно, но выбирать было не из чего.

А в начале ноября я опять потянул ногу, только на сей раз куда серьёзнее. Произошло это утром во время пробежки, и вместо первого урока мне пришлось идти в травмпункт, где меня долго ковыряли палочкой, проверяя на предмет вывихов и переломов. Вырвался из рук врачей я только к десяти, когда полным ходом шла первая большая перемена. Рванул сразу же к классу Максима, но там его не было. Я вообще не знал, пришёл ли он в школу, но подумал, что всё же вряд ли он будет сидеть дома и ждать меня как девица у окна; так что не найдя его в классе, я решил сразу проверить курилку.

Не ошибся. Я аж зубами скрипнул. Пашка, Белобрысый и Ванёк обступили его со всех сторон. Я рванул к ним, едва не навернувшись по пути и кое-как затормозив в последний момент.

- Пашка, - выдохнул я. Как-то сразу абсолютно ясно стало, кто тут вожак и без кого не обходилась ни одна травля.

Пашка повернулся ко мне.

- Витька… Вот чёрт, женишок нашего болезного.

- Пашка, в сторону отойдём, - я кивнул ему на дальний угол школы.

Пашка обвёл взглядом приспешников и, хмыкнув, пошёл за мной. Я изо всех сил старался не хромать, потому как если бы мой дружбан заметил эту маленькую слабость, с большим шансом там бы мне и пришёл трындец.

- Ну, - спросил Пашка, останавливаясь у самого угла.

Я всё ещё тяжело дышал, но старался не подавать виду.

- Паш… Не трогай его. Как человека прошу.

- Вить, ты башкой где-то ударился?

- Ты слышал меня, Паш. Оставьте в покое его, или мне с тобой по-другому придется говорить. А ты знаешь, чем это закончится. Только матов там не будет.

Пашка секунду смотрел на меня, а потом заржал.

- Ёб… Витька, это что ль твоя тетрадка по алгебре?

- Дебил, заткнись, - я как-то даже не очень разозлился. – Я тебя просто попросил как друга. Знаешь, что эт такое, друг?

Пашка покачал головой.

- Это тот, кто не предаст. Вот и подумай.

Пашка присвистнул и покрутил у виска.

- Ладно, – сказал он, - забирай своего болезного, ток смотри не заразись. Я тебя как друга… предупредил.

Я кивнул и, бросившись назад к Максиму и окружившим его пацанам, принялся помогать ему собирать сумку. Мы всё время сталкивались пальцами, и от моей помощи, похоже, было только хуже, но я старался как мог.

- Ты чё ему сказал? – спросил Максим, улучив момент.

- Давай, давай, - поторопил я его, помог застегнуть сумку и, подтолкнув, заставил встать на ноги. Оглянулся напоследок на Пашку и ошалевших пацанов.

Пашка прищурился и кивнул, а я, придерживая Максима за плечи, вывел его за ворота, свернул вместе с ним под арку ближайшего дома и только тут, не выдержав, прижал к себе.

Максим дрожал. Я слышал, как бьётся его сердце напротив моей груди, и тонул в этом ритме. Слов у меня не было.

***

Он действительно больше не курил. Вместо этого его пальцы без конца нервно ёрзали по чашке кофе, стоявшей на столе.

- Я почти не переживал о своей ориентации, - сказал он задумчиво. - В том смысле, что мне это никогда не казалось неправильным. Просто естественным и всё. А может, дело в том, что я сразу встретил Максима, и он был такой… хрупкий… Я совсем не чувствовал, что влюбляюсь в парня. Меня куда больше волновало то, что я собираюсь пойти против толпы. Вот это было действительно страшно. Я понимал, что каким бы Чаком Норрисом меня не считали, я не справлюсь, скажем, с пятью… Ну или даже с тремя… Я тогда только начинал понимать, как всё это работает, и потому без конца совершал ошибки.

- Но сейчас вы понимаете, что были не правы? - мягко сказал я.

- Да.

========== Глава 6 ==========

Наша шестая встреча снова проходила на треке. Первые полчаса Виктор не вылезал из-под своего автомобиля, а потом, извинившись, снова повёл меня к раздевалкам.

- Это успокаивает, - сказал он, будто извиняясь. – Раньше успокаивала скорость, а теперь… короче, никак.

Я кивнул.

- А разве Дженсен не боится, что вы что-нибудь не то накрутите в его автомобиле? Странно, что к нему вообще подпускают кого-то.

- А… ну, во-первых, диверсию может устроить и механик. Да и накосячить тоже. И если механики за безопасность отвечают кошельком, то я – головой. Во-вторых, это не командный автомобиль. Я собираю его потихоньку в свободное время и обкатываю. Всё думаю, может, что полезное в голову придёт. Я же сам работал в автомастерской до того, как попал в большой спорт. Но до этого мы ещё дойдём.

Мы снова спустились в кафе, но на сей раз он не стал брать кофе.

- Смешно, когда здоровый мужик пьёт зелёный чай, да? – спросил он и усмехнулся.

- Не очень, - я попросил налить мне то же самое, - знаете, Виктор… у меня такое чувство, что у вас очень специфичные представления о том, что такое «здоровый мужик».

Виктор усмехнулся.

- Мачо-мэн, - произнёс он, будто повторяя чьи-то слова, и задумчиво посмотрел на меня.

- Вроде того, - я кивнул.

- Не знаю, вам видней. Мне продолжать?

Нам принесли заказ. Я кивнул, и он заговорил.

***

К началу ноября я уже решил было, что друзья мои меня напрочь забыли. Пашка больше не звал меня никого лечить. На тренировки мы ходили по отдельности, потому что после школы я провожал домой Максима. Сидели тоже порознь, потому как Пашка нашёл себе напарника получше – а вернее, напарницу. Ольга Муравьёва отвечала всем его представлениям о том, как должна была выглядеть «хорошая тёлочка», и к тому же отлично знала физику, что избавляло его от необходимости торчать после уроков на дополнительных занятиях.

Я же всё больше заглядывался на одиннадцатый «в» и даже спрашивал у батьки, нельзя ли туда перевестись.

Отец, кстати, отреагировал спокойно, попросил только досидеть не нарываясь до конца полугодия, а там переходить куда припечёт.

Максима больше не трогали. Я поразился тому, насколько лучше выглядит его лицо, когда он абсолютно спокоен. У меня и раньше от него дух захватывало, а теперь и вовсе хотелось вырезать и повесить на стенку. В этих своих стремлениях я, кстати, кое-что предугадал в его судьбе.

В парк мы ходили всё реже, потому что на улице становилось всё холодней, а вот рисовать он не перестал.

- Мне практика нужна, - сообщил он как-то, когда мы сидели у него дома, - а тут рисовать нечего от слова совсем. Разве что обои эти в цветочек.

Обои у него были вовсе не в цветочек, а под натуральный камень, но идея была понятна.

- И что ты предлагаешь?

- Ну… Я бы тебя нарисовал.

Я покраснел. В первый раз в жизни, наверное.

- Да что тут рисовать, - пробормотал я и отвернулся.

Макс закусил губу.

- Не будешь смеяться? – спросил он.

Я пообещал, что не буду, и он извлёк из стола уже знакомый мне блокнот, а затем пролистал и, открыв на одной из страниц, протянул мне.

Я тогда едва не разинул рот от удивления, потому что с рисунка на меня смотрел…я. Или не я? У этого «Я» так же топорщились волосы на макушке, зато лицо было не в пример умнее, чем я привык видеть в зеркале. И в глазах было что-то такое, что у меня у самого сердце замирало, а затем пускалось вскачь.

- Круто, - выдохнул я, - а где ты так… Ну, наловчился?

Максим коротко улыбнулся и снова стал серьёзным.

- Так я же в художке учился. До девятого класса. А потом ну… в общем вышло так. Это отец всё хотел, чтобы я рисовал, а мамке было в общем пофик, и она дальше платить не стала.

Я покачал головой в очередной раз, подумав о том, какая странная у него семья.

- А мать вернётся к новому году, да? – спросил я вдруг.

Он отвернулся.

- Я надеюсь.

Видимо, поймав мой удивлённый взгляд, Максим продолжил.

- Ну… Она часто задерживается там, у себя… заграницей. Но обещала, что на праздники прилетит.

Что-то в его истории не клеилось, но ясно было одно: ни откуда она не прилетит. Хотя говорить об этом Максимке почему-то не хотелось.

- Она деньги присылает постоянно, - добавил он, будто пытаясь оправдаться или кого-то оправдать, - и шмотки. Вон, из Парижа.

Я хмыкнул.

«Что это за работа такая в Париже?» - хотел я спросить, но вовремя прикусил язык.

- Наверно, тоскливо вот так… одному? – спросил я всё же. Я представить себе не мог, что однажды вечером лягу спать один, в пустой квартире. Многие об этом мечтают, а я вот уже тогда понимал, сколько батька на самом деле мне даёт.

- Да нет, - фыркнул он, - всё нормально. Я вот Басика скоро домой заберу.

Он улыбнулся. Басик в самом деле последнее время выныривал почти что без всякого страха и иногда даже лизал Максиму пальцы, хотя в руки себя взять по прежнему не давал.

- Слушай, не съезжай с темы. Рисовать будем или что?

Я улыбнулся и кивнул.

- Ну рисуй. А мне что, так неподвижно и сидеть?

- Ну, сядь вон за комп, поковыряйся там. Как раз лицо сосредоточенное будет. Мне такие нра… - он запнулся, - садись, короче. Я за карандашами схожу.

Он действительно исчез и вернулся с карандашами, и рисовал меня пару часов. Сеансы такие у нас бывали примерно раз в неделю, а остальное время мы проводили как раньше.

Ближе к середине ноября Пашка всё-таки вспомнил о моем существовании. Поймал он меня после тренировки, вспотевшего и уставшего, когда я готовился со всех ног рвануть к своему Максимке.

- Витёк, разговор есть.

Я с тоской оглянулся на дверь.

- Да покурим щас, не дёргайся. Пошли, там и поговорим.

Стараясь не показать разочарования от внезапной задержки, я поплёлся за ним.

- Слышал, что вчера на перекрёстке было?

Я не слышал ничего, но на всякий случай кивнул.

- Белобрысому теперь месяц с гипсом ходить. Вот уроды, да?

Я промолчал. До меня начинало доходить.

- Кто? – спросил я.

- Да долбоёбы из тридцатой.

Я кивнул.

- И когда?

- Ну… хотели сегодня. Ближе к девяти.

Я вздохнул.

- Не, ну если ты не можешь, то мы ещё не назначили.

Я задумался. В сущности, мне было всё равно. Завтра я точно так же собирался идти к Максиму и точно так же не хотел тратить вечер на разборки, так что я кивнул и согласился.

- Позвонить только дашь? – спросил я и тут же осёкся, поняв, как глупо будет выглядеть, если я отпечатаю на мобильном у Пашки номер Максима. Он уже хотел согласиться и полез за мобилой, но я торопливо добавил, - а хотя не надо. Так догадаются.

- Вот это точно, - Пашка хохотнул. – Ну чё, по пивасику и пошли?

Я поморщился. Перед драками я тем более не пил.

- Пошли, - согласился я вслух.

К девяти все были основательно хорошие и, пошатываясь и подвывая нестройно «Районы, кварталы…», направились к перекрёстку. Место было хорошее – мне оттуда домой добираться минут пять. Хоть что-то в этом вечере шло как надо.

Пацанов из тридцатой оказалось двенадцать на восемь наших. При чём вот тут-то я и начал задумываться о том, что же такое «друзья», потому что как только удача повернулась к нам задом, Ванька и Серый рванули наутёк проулками.

Я так не умел, так что приходилось вовсю нарушать основные заповеди восточных единоборств, выворачивая чужие руки и ломая колени в этой свалке.

Подходили ко мне, впрочем, неохотно. И всё же уличный бой - это не поединок в спортзале, и через полминуты после того, как Пашка окончательно осел на землю где-то на краю видимости, мелькнуло зелёное стекло, и затылок мне распорола злая боль. Как я понял уже лёжа на земле, остальные давно либо свалили, либо валялись так же как мы, а нас теперь сосредоточенно допинывали берцами.

Не знаю сколько времени прошло, прежде чем взвыла сирена и вдалеке показались красно-синие огни милицейских автомобилей, победители принялись стремительно рассасываться по подворотням.

Тут уже и я понял, что надо делать ноги, потому что ментам пофик, кто начал, кто закончил и, не обращая внимания на оставшегося валяться на поле боя Пашку, пополз к тёмному промежутку между домами, то и дело безуспешно пытаясь встать на ноги.

В конце концов я всё-таки поднялся, только голова кружилась неимоверно и ни одной мысли в мозгу не осталось. Всё болело, но попытавшись сосредоточиться, я стал вспоминать, что же собирался делать после разборки.

«Макс», - проплыло в голове вялой, то и дело гаснущей бегущей строкой, и, пригибаясь и стараясь не попасться на глаза снующим тут и там ментам, я побрёл к нашему дому. Заполз на третий этаж, позвонил в дверь и привалился к стене.

Максим открыл почти сразу же. Он, наверное, выглядел обиженным – уж по крайней мере точно не был мне рад – но, едва заметив моё состояние, выругался, подставил плечо и потащил в прихожую.

- Свет… - выдавил я. Яркий свет действительно неприятно резал по глазам.

- Вот долбоёб, - пробормотал он удивлённо, усаживая меня на стул на кухне, - терпи теперь, чё.

Макс потянулся к шкафчику и достал зелёнку, а затем вернулся ко мне и брезгливо потянул носом.

- Я не пил, - я попытался мотнуть головой для пущей убедительности, но от этого стол и стулья окончательно затанцевали ламбаду у меня в голове.

- Ври больше.

Я обиделся, потому что на самом деле не пил, но промолчал.

Максим стал что-то там шевелить у меня в волосах, от чего голова взорвалась новой болью.

- Витька, чёрт… - он уселся на корточки напротив, - слушай, тут врача надо. Я могу залить, но шрам останется. Ты не дури…

Дурить я особо не собирался.

- Я вызову сейчас, ты тут посиди?

Я попытался кивнуть и тут же об этом пожалел.

Когда он уже выходил в коридор, я поймал его за руку и вяло попросил:

- Отцу позвони…

Я ещё успел подумать, что у него, наверное, нет моего телефона, но сказать ничего не успел. На этом мой вечер закончился, потому что стол устал танцевать и провалился в туман.

Очнулся я в больнице. Головой вертеть всё ещё было трудновато, но кое-как обшарив взглядом палату, я увидел на стуле у кровати невыспавшегося отца.

- Пап… привет.

Папка подпрыгнул на стуле и посмотрел на меня.

- Очнулся, сволочь, - пробормотал он.

Я улыбнулся. Ругает, значит любит.

- Не будь у тебя шва на макушке, я б тебе сам так врезал, что на скорой пришлось бы увозить, - припечатал он меня.

Я вздохнул и прикрыл глаза. Голос его наждаком резал слух, но я терпел это, как неизбежную расплату.

- Тебя, блядь, для того по секциям таскали, чтобы ты чужим пацанам мозги выбивал? Или чтоб ты свои об асфальт вытряс? А? Отвечай?

Ответа он ждать, впрочем, не стал.

- Хорошо ещё, что в ментуру не загребли, как Пашку, недоносок малолетний. Я б тебя вытаскивать не стал – отсидел бы тридцать суток как миленький, в назидание потомкам.

Я молчал и старался не двигаться, чтобы не усугублять своё состояние.

Отец орал ещё что-то долго и увлечённо, из чего я понял, что до конца месяца мне не видать ни друзей, ни пива, ни даже секции. Насчёт секции он правда быстро передумал, заявив, что я туда буду ходить не пять дней в неделю, а семь, чтоб из меня всю дурь тренер выбил.

Наконец он выдохся и, сев ко мне на кровать, посмотрел на меня устало и грустно.

- Болит? – спросил он сочувственно.

- Да не… не очень… Когда света нет и не орут.

Последнюю часть фразы отец пропустил мимо ушей. Я заметил, что сам он выглядит хуже некуда, будто три дня не спал, а когда спросил, оказалось, что так оно и было.

- Мне на смену в шесть, - добавил он, - я Пашку попросил, он с тобой посидит. Кстати, что это за пацан прибегал, когда тебя пристукнули?

Я попытался сообразить, о чём речь.

- Максим? – спросил я.

- Ну да, так кажется. С третьего этажа. Я у вас в компашке таких вроде не видел.

- Ну… да. С третьего этажа, - я почему-то смутился, - а что тут такого? Во дворе познакомились.

Отец хмыкнул и посмотрел на меня с насмешкой.

- Про презервативы не забудь.

- Пап, я не…

- Угу, мачо-мэн. Я тебя понял.

Ответить я не успел, потому как в дверях показался Пашка – с такой же начищенной мордой как была, наверное, и у меня.

- Ну чё, стареть стал, Норрис? – протянул он с порога.

Я фыркнул и покосился на отца. И так-то я не был особо рад, что батя додумался Пашку сюда приволочь. Вот что б ему было Максима не попросить, раз уж он и так всё понял? Боевой же настрой моего другана тем более не мог меня обрадовать.

- Ладно, я пошёл, - сказал отец и поднявшись, по очереди пожал руку мне и Пашке, а затем исчез за дверью.

- Я ж тебе говорил, заразишься, - сообщил Пашка, ухмыляясь, и опустился на пустующую соседнюю койку.

- Пошёл ты, - вяло ответил я. Этому объяснять что-то про шум было бесполезно.

- Наших почти всех замели, - сообщил он.

Я отвернулся к двери. Мне, честно, было не очень интересно. Мне вообще интересно перестало быть ещё тогда, когда Серёга с Ванькой доблестно ушли переулками. Гнилая какая-то дружба получалась, и я бы лучше посидел один или с Максом в парке, и обдумал это всё, разложил по полочкам. С Максом вообще очень хорошо думалось, и он никогда не мешал это делать глупым трёпом.

А тут я обернулся к этой самой двери и увидел, как мелькнули в коридоре светлые волосы и кремовая водолазка, по диагонали пересечённая спортивной сумкой.

Я аж рот открыл от удивления. Глюки или что? Этого я понять пока не мог.

Пашка продолжал трепаться и рассказывать, кто сколько синяков унёс домой, а я всё пялился на дверной проём в надежде, что там промелькнёт ещё что-нибудь, принадлежащее Максу.

Сердце стучало, перекрывая собой шум в голове и голос Пашки. Я пытался отвлечься от его нудных сплетен и сообразить, может ли там в коридоре в самом деле быть Макс? По всему выходило, что может, он же меня сюда и отправил, и отца притащил. А чего не зайдёт тогда? Тоже, в общем-то, было понятно. Не может же он ко мне сунуться, пока тут Пашка разоряется.

С другой стороны, вовсе и не факт, что это не мои воспалённые мозги рисуют мне картину из моей же мечты. В конце концов, такие парни как Макс по ночам сидят дома, а не шляются по чужим больницам.

Я долго колебался между этими двумя вероятностями и в конце концов решил, что лучше уж буду сидеть один всю ночь, чем стану слушать Пашкину болтовню, пока Макс боится приблизиться к палате.

- Паш, слушай, - перебил я, - у тебя там дел никаких нет? Ну, там, Ольга, может, ждёт?

Пашка замолк.

- А что? – спросил он с подозрением, приготовившись к ссоре.

- Да башка трещит, - признался я примирительным тоном, - поспать охота. Ты иди, не майся… если надо будет кому морду набить, позовёшь.

Подвоха в последних словах Пашка не различил. Я и сам до конца не понял, почему мне так захотелось это ляпнуть.

Он попросту встал, пожал мне руку и, бросив напоследок: «Ладно, не хворай. Я позвоню», - исчез, наконец, в тумане.

Я перевёл дух. Несколько секунд лежал неподвижно в тишине, а потом в проёме показалось моё чудное виденье в кремовом свитере. Плотно закрыло за собой дверь и скользнуло ко мне на кровать.

- Ты как? – спросил Макс.

Я глубоко вдохнул и, поймав его руку, широко улыбнулся.

- Вообще отлично.

- Врёшь ведь.

Вообще-то не врал. При виде его мне сразу стало как-то легко и почти не больно.

- Макс, ты сам как? – спросил я и, заметив, что он отводит взгляд, тут же крепче сжал его руку. – Слушай, может, не ходи в школу пока, а? Ну, заболей, типа. Я батьку попрошу, он тебе записку напишет.

Он, похоже, колебался.

- Не могу, контрольная послезавтра, - ответил он наконец.

- Послезавтра… - протянул я. – А меня когда выпустят?

Он пожал плечами.

- Говорят, хорошо бы до конца недели полежать.

- Не, не буду до конца недели. Скажу, что у меня тоже контрольная.

Макс хихикнул.

- Вот тебя точно за психа примут и никуда не пустят.

- Пускай принимают. А пустить придётся. Сам уйду.

Макс вздохнул и улыбнулся.

- Какой же ты дурак, - сказал он с каким-то даже умилением.

- Сам такой, - ответил я и перевернулся на бок, демонстрируя обиду.

Максим подсел поближе.

- Тебе принести что-нибудь? Там внизу автомат с газировкой есть.

- У меня денег нет.

- Да забей, у меня есть.

Я обдумал его предложение, но всё-таки ответил:

- Не. Не надо. Посиди со мной лучше.

Максим кивнул и провёл рукой по моему виску. Я невольно скривился.

- Болит всё-таки, - сказал он.

- Руку вот так подержи, - я чуть поправил его ладонь, прижимая ею бинт.

Макс несколько минут посидел как я его попросил, а потом скинул ботинки и, забравшись на кровать, переложил меня так, чтобы моя больная голова оказалась у него на коленях.

- Вот так? – уточнил он, снова прикладывая руку к моему уху так, что пальцы оказались где-то у самого центра боли.

- Да, вот так, - подтвердил я и закрыл глаза. От его свитера пахло не так дурманяще, как от шарфа. Просто лесом и немножко ментолом. Я уткнулся носом в мягкий трикотаж и через какое-то время уснул.

Контрольную мы пересдавали вместе, в понедельник. Не потому что Макс побоялся пойти в школу, а потому что он так и просидел всю неделю у меня в палате. Батя приходил два раза, но убедившись, что тут всем хорошо и без него, оставлял нам булочки и апельсины, а сам исчезал. Пашка больше не пришёл.

========== Глава 7 ==========

Мы стояли и смотрели, как за стеклом проносятся по треку гоночные автомобили. Виктор приник лбом к стеклу, и мне казалось, что он весь сейчас там, где колёса взрезают дорожную пыль и скорость стучит в висках.

- Не могу, - прошептал он. – Знаете… Я начинал на улицах. Там куда сложнее, нет никаких гарантий, что тебя вытащит бригада спасателей. Но мне никогда не было страшно. Может, потому, что я знал, зачем это делаю… Потом были настоящие гонки. Казалось, что всё так легко… И вот теперь я просто не могу.

- А вы садились за руль после победы? – спросил я просто, чтобы разговорить его ещё чуть-чуть. В этот день он был молчалив и никак не хотел говорить даже о том, что обычно так интересовало его – о прошлом.

- Да… Пробовал. Сел и понял, что просто не могу. Дженсен был в бешенстве. Я пришёл и сказал ему, что не буду участвовать в гонках… А он пришёл к вам.

- Да.

- Знаете, я его понимаю на самом деле. У нас тут у всех свои тараканы, а ему просто нужно делать деньги. Но это понимание не помогает. Я всё равно не могу.

- Вам снова снилась авария? – спросил я.

Он покачал головой.

- Хуже. Мне снился Макс. Он… улыбался. Улыбался как тогда. После больницы.

- Расскажите.

***

Из больницы я вышел в состоянии какой-то странной эйфории. На асфальт падал мокрый снег, всё вокруг было серым и промозглым, а я улыбался как идиот.

Максим, естественно, помог мне добраться домой. Прощаться с ним не хотелось. Мы стояли на лестничной площадке, и я всё думал, что же такое пытаюсь и не могу ему сказать.

- Макс, спасибо, - выдал я наконец. – Ты ведь не обязан был приходить.

Максим улыбнулся и наклонил голову набок так, что волосы с одной стороны коснулись плеча, и криво улыбнулся. Я в очередной раз залюбовался им. Я не приглядывался к парням, но среди девчонок таких красивых не видел точно.

- Мне понравилось, - сказал он тихо.

Мы снова замолкли.

- Вить, у меня ноги мёрзнут, - пожаловался он, и я усмехнулся.

- Да иди, я ж не держу…

И опять замолчали.

- Я в воскресенье зайду за тобой?

- Зачем?

- Ну, сходим куда-нибудь. Хотя ладно, не обращай внимания, - я тут же почувствовал себя идиотом.

- Нет, ты зайди, - перебил он меня. – Я просто не знаю куда. На улице же холодно.

- Разберёмся, - я усмехнулся и, сжав напоследок его руку, понёсся к себе на седьмой этаж.

«Что я только что сделал?» - билось в голове. – «Я что, пригласил парня на свидание?»

Я, если честно, и девчонок-то пока никуда не приглашал, так, болтал с теми, кто обычно с нами тусовался. Пашка вроде тоже Ольгу никуда особо не звал, заходил только к ней домой после уроков, как…

Я покраснел. Не, не думаю, что он заходил к ней так же, как я к Максу.

В общем, весь вечер голова у меня работала с трудом, а отец косился на меня с подозрением.

- Бать, - не выдержал я, - куда можно ну… человека… пригласить в воскресенье? Вот в такую слякоть, - я кивнул за окно.

Отец хмыкнул.

- В кино своди.

Идея мне понравилась. Я заполз в интернет и стал искать куда бы пойти.

Вообще я хотел сводить его на что-то про гонки, но в ближайшем кинотеатре шли только «Матрица» и «Техасская резня бензопилой». Мне показалось, что второе немного не в его духе, и я выбрал Матрицу.

Воскресенье началось в принципе неплохо, я зашёл за ним, и мы стали спускаться вниз. Я заметил, что весь он выглядел как-то особенно. Пальто и шарф были теми же, но волосы он распустил, и пахло от него ещё более удивительно, чем обычно.

Мы купили билеты и уселись ждать начала на диванчике перед входом в зал. Обсудили Киану Ривза и кто что слышал об этом фильме, а потом я повернулся к выходу из кинотеатра и увидел в дверях Пашку с Муравьёвой.

Я покосился на Макса.

Он проследил за моим взглядом и встал. Даже такой чурбан как я не мог не заметить, что он весь на нервах.

- Хочешь домой пойти?

Я молчал.

- Ну, или там, отлить приспичило?

Я молчал.

Макс смотрел на меня.

Пашка с Муравьёвой неуклонно приближались.

- Пошли просто в зал, - сказал я и, не давая ему времени опомниться, дёрнул за руку и потащил внутрь. Свет уже потух, и в зале было темно, так что мы спокойно пробрались на свои места и стали смотреть фильм.

Я был уверен, что конфликт не исчерпан, но когда мы выходили из кинотеатра, Максим снова был абсолютно спокоен.

- Может, прогуляемся? – предложил я, потому что расставаться с ним снова не хотелось. И вообще весь день казался каким-то бестолковым. Какого чёрта мы вообще пошли на этот фильм и потратили там почти три часа? Максима я всё это время как будто не видел, не говорил с ним и не чувствовал его. Мне явно хотелось чего-то другого.

Макс пожал плечами. Я взял его за руку и потащил по улице в сторону реки. Максим всё как-то грустнел, хотя явно старался не теряться и активно поддерживать разговор.

А потом мне в голову пришла идея поиграть с ним в желания, и он довольно легко согласился.

После того как мы узнали всю правду о том, что он любит клубничное мороженое, а я лимонное, а также разобрались, кто во сколько перестал писаться в постель, он стал казаться ощутимо спокойнее. Мы снова общались как хорошие друзья, и я решил перейти к самому интересному.

- Правда или желание? – спросил я.

- Правда, - сказал он уверенно.

- Как все узнали, что ты гей? Или ты сам сказал?

Максим закусил губу и поймал мою руку, будто проверяя на что я готов, чтобы узнать.

Я в ответ крепко сжал его пальцы, показывая, что шутить не собираюсь.

- Понимаешь… - сказал он медленно, - был один парень, который мне очень нравился. Я долго думал, решался… Я ж понимал, чем это закончится, не дурак. Просто… мне как-то даже казалось, что он мне тоже немного отвечает, и вот… я решил. Записку ему написал. На День Святого Валентина через коробку передал. И подписался. Это в прошлом году было.

- И? – спросил я. – Он растрепал?

- А я не знаю, - Макс пожал плечами. - Мне просто тоже на следующий день подбросили записку. Мол, так и так, всё понятно, приходи завтра за школу. Ну, я и пришёл…, а там эти… долбоёбы ваши.

Он попытался забрать у меня руку и отвернуться, но я не пустил.

- А почему ты не отрицал?

Он резко вскинул на меня злой взгляд.

- А я не люблю оправдываться, Вить. Особенно, когда смысла нет. Им же всё равно, что я скажу, им развлекуха так и так. Так я хоть унижаться не хочу.

Я отвернулся и вздохнул. Логика казалась мне бестолковой. Как будто так унижаться ему не приходилось… С другой стороны, что бы я делал на его месте? Фик его знает. Всем же морду не набьёшь.

- Давай свой вопрос, - предложил я тихо.

Макс посмотрел на меня.

- А тебя это напрягает? – спросил он и торопливо добавил, - ты сам напросился.

Я задумался. Вообще-то что-то меня явно в этой истории напрягало.

- Да, - сказал я, и рука Макса в моей ладони вздрогнула, - меня знаешь, что напрягает… Что ты кому-то признавался, а он оказался мудаком. Я бы хотел знать, как его зовут, но это уже следующий вопрос.

Он внимательно посмотрел на меня, а затем сказал спокойно:

- Я не отвечу.

- Почему?

- А зачем тебе?

- Морду бы набил.

- Вот потому и не отвечу, - он усмехнулся, крепче сжал мою руку и отвернулся. – Давай вопрос. Только другой. Не надо про геев и всё такое.

- Хорошо, - я задумался и решил, что нужно немного притормозить. – Ты был на море?

Улыбка Максима потеплела.

- Да. Раньше каждый год. Пока отец… ну… вообще с отцом был. В Греции. Там красиво.

Я хмыкнул.

- А я не был никогда.

- Почему?

- Ну… ты мог заметить, что у батьки с деньгами не очень. Он вообще какой-то такой… не запаривается. И меня приучил, что человеку в жизни много не надо. Хотя иногда, конечно, хочется и мир посмотреть, и… на свидание пригласить нормально.

Макс фыркнул.

- Да брось. Деньги ничего не решают. Главное, чтобы интересно было. Я, например, клубы какие-то или кафе дорогие особо и не люблю.

Я пожал плечами, и какое-то время мы шли молча.

- Правда или желание? – спросил он.

- Желание, - ответил я почему-то. Мне, наверное, вполне хватило откровенностей про отца.

Он как будто только этого и ждал.

- Хочу Новый Год встречать с тобой.

Я резко остановился, и когда наши руки натянулись, он тоже был вынужден встать и обернуться ко мне. Посмотрел секунду, а потом отвернулся.

- Да я так просто. Давай лучше вопрос задам.

- Нет, я хочу, - сказал я твёрдо и стиснул его ладонь.

- Ну, а как же…

- Если у батьки смена будет, я обязательно к тебе приду.

- Я ж не пью даже. Тебе скучно не будет?

Я покачал головой и неожиданно понял, что улыбаюсь.

- А твои, - я прокашлялся, - твоих родителей не будет?

Макс покачал головой и снова потянул меня вперёд.

- Уверен?

- Да. Уже уверен. У мамки дела.

- Так ты что, совсем один будешь?

Он пожал плечами.

- Тогда я точно приду, - сказал я твёрдо, - а если даже не приду, то ты сам к нам приходи. Ты бате понравился, так что он рад будет.

- Да какой там понравился, - фыркнул он, - он меня видел-то три минуты.

- Не скажи! Он у меня всё видит. Так что будем ждать.

Максим смутился и опустил нос.

- Ладно, давай уже вопрос.

- Где твой отец? – спросил я о том, что вертелось на языке.

Максим помрачнел резко. Он ничего не сказал, только немного ускорил шаг.

Я не повёлся на провокацию и, не выпуская его руки, показал, что быстрее мы не пойдём.

- Давай лучше желание? – сказал он, останавливаясь на углу улочки, утыкавшейся носом в набережную.

Я подошёл ближе.

- Давай, - сказал я, - но желание будет равноценным.

Макс посмотрел на меня с подозрением.

Я сжал кулак в кармане, заставляя себя решиться.

- Хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Макс резко рванул руку и явно хотел слинять куда-то далеко вперёд, но я не пустил, и ему опять пришлось остановиться.

- Не надо, - попросил он.

Я шагнул к нему, надеясь, что он не воспользуется этим, чтобы ещё раз попытаться сбежать.

- Мы договорились. Или ответь на вопрос.

Макс в эту минуту стоял ко мне спиной. Он казался какой-то лунной тенью на фоне искрящихся отблесков реки. Он повернул ко мне лицо, и меня как током ударило от понимания, что своим условием я причинил ему какую-то непонятную мне, но невыносимую для него боль.

- Вить, зачем тебе, а?

Я молчал.

- Любопытно, как парни целуются? Так я думаю, что тут всё так же, как и у девчонок.

Вообще он попал в точку. Мне было любопытно. Только не как целуются парни, а как целуется лично он. Я смотрел на его губы в полумраке и никак не мог заставить себя не думать о том, какие они на вкус.

Я приблизился к нему вплотную, так что моё дыхание коснулось его щеки, а сам я ощутил его. Он почему-то не отстранился, только вяло попросил:

- Вить, ну не надо…

- Не буду. Это же твоё задание.

Я замер выжидающе. Мне хотелось именно этого. Чтобы он поцеловал меня сам, а не просто потерпел, когда я буду касаться его губ. Что бы это за интерес был - целоваться в одиночку?

- Не выполнишь - не сможешь задать следующий вопрос.

- Вить… Это… Ты не понимаешь. Что толку целоваться вот так, на заказ?

Он был прав. Я не понимал. Мне просто хотелось его губ.

Я стоял и ждал. Наконец он решился и, опустив руки мне на плечи, коснулся моих губ своими.

И замер.

«И это всё?» - подумал я разочарованно. Просто невесомое касание сухой кожи к коже.

А в следующую секунду его язычок проник между моих губ и обвёл их изнутри. Один этот момент показался мне таким острым, что я улетел. А он продолжил, скользнув глубже, заставил меня разжать зубы и толкнулся внутрь, чтобы тут же исчезнуть. Я ощутил стремительно наполнявшую меня пустоту и попытался догнать его, но не успел – он снова двинулся навстречу, а столкнувшись с моим языком, ускользнул от него дразнящим движением и обвёл по кругу. Я выдохнул ему в рот, полностью теряя контроль, притянул его к себе и снова попытался поймать его язык, но тот опять ускользнул - и ускользал раз за разом. Мне хотелось большего, несмотря на то, что в моих руках сейчас было всё, о чём я только мог мечтать до сих пор – его тёплые плечи, его пьянящие губы, его дыхание, совсем рядом с моим. И я не знаю, сколько мы стояли так, потому что для меня это время пролетело как один миг, а потом Макс отстранился, заставляя меня вынырнуть из его тёплых глубин на холодный, саднящий кожу воздух.

Он смотрел на меня, и я не мог прочитать его взгляд.

До тех пор я целовался дважды, но оба раза казались какими-то куцыми и показушными, по сравнению с тем, что произошло между нами. Мы будто слились в одно целое, чтобы распасться, расцепиться на две части, и это ощущение потери едва не заставило меня взвыть.

- Мой вопрос, - сказал он, всё ещё тяжело дыша.

Я ошалело кивнул.

- Если придётся выбирать между мной и Пашкой, кого ты выберешь?

Я молчал.

- Вить.

- Давай лучше желание.

Максим усмехнулся.

- Хорошо. Вот тебе желание. Не надо меня провожать.

***

Виктор вытащил стаканчик с кофе из кофейного автомата и поднёс к губам. Обжёгся и тут же поморщился.

- Понимаете, он всегда был таким… Как вам сказать… Всё или ничего. Ну откуда такие требовании у мальчишки, которого мучила половина класса? Он бы должен быть скромным и забитым, но нет. Он боялся – да. Стыдился – да. Но он всё равно делал только то, что хотел. Он меня этим выбешивал иногда – и… не знаю. Заводил. Вот эта его манера ускорить шаг, бросить взгляд через плечо, изогнуться при этом так, что яйца сводит, и сбежать, ничего не говоря. А я не понимал. Реально не понимал, что он от меня хочет. Меня как-то минули все эти игры в любовь-морковь, да и пацаны наши не больно-то были романтичны. Он меня заставил за год пройти полный круг.

Виктор потёр лоб.

- Опять я завелся. Не в том смысле, - уточнил он тут же, и я ответил на усмешку, хотя меня его преданность этому неизвестному Максиму как-то не особо радовала. Становилось ясно, что все мои гормональные скачки тут не к месту.

- Почему вы так уходите туда? – спросил я, хотя, строго говоря, должен был бы задавать этот вопрос себе, а не ему.

Виктор недоумённо посмотрел на меня.

- Видите ли… Когда вы говорите, у меня такое чувство, что вы снова мальчишка. Не уверен, что это для вас хорошо.

Виктор снова осторожно потянул кофе.

- Не знаю, - сказал он, - может, дело в том, что я и хочу попасть туда, а? В те дни, когда всё это только началось. Или когда ещё не началось? – он поморщился, - как посмотреть.

- Что – это?

Виктор помотал головой.

- Я не могу объяснить. Это надо знать целиком, чтобы понять. А я и знаю – но всё равно понять не могу.

Я подавил вздох.

- Вы тогда отпустили его?

- Что? Ночью? Конечно, нет. Но я потом расскажу, уже шесть.

Я кивнул и протянул руку.

- Да. Меня ждут.

Он сдавил мою ладонь быстро и крепко и так же отпустил.

========== Глава 8 ==========

Я, конечно, всё равно поплёлся за ним. Тем более, что идти нам было в одну сторону. Но после того дня мы с ним не общались неделю – вернее сказать, не разговаривали, потому что я всё равно каждый день следил, чтобы с ним ничего не случилось, караулил его между уроков и после них.

В общем-то, он не выдержал уже на третий день. Заметив меня, начинал подозрительно улыбаться, но не подходил. Я улыбался в ответ, но решил держать марку до конца. Он меня отшил – ему и извиняться.

В пятницу нас ожидал сюрприз, который на меня не произвёл особого впечатления – а вот его всерьёз испугал. Это я видел в его глазах, когда нас централизовано грузили в автобус – новый физрук, сменивший внезапно ушедшего на больничный Фёдора Иваныча, решил приучать нас к плаванию.