Трижды замужем (СИ)

ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ

Сколько помню себя, рядом был Паша. Мы вместе ходили в детский садик, в школе сидели за одной партой и уже не обращали внимания, когда нам кричали:

— Жених и невеста, тили, тили тесто…

Мы «тили это тесто» после девятого класса. Мною двигало чистое любопытство, что же такое необыкновенное происходит между мужчиной и женщиной. Мои одноклассницы были столь же неопытны, как и я, литературы на эту тему никакой не было, в кинофильмах даже поцелуи показывали со спины. С кем-то поделилась на ушко старшая сестра, тётя или более опытная подружка. Мужская пиписечка, похожая на жирненького червячка, неожиданно превращается в грозное оружие, рвущее нежную женскую плоть в первую брачную ночь. Жуткие подробности о лужах крови и адской боли.

Одним прекрасным летним деньком, когда мама и папа отправились на работу, мы с Пашой решили дойти до конца. Всё оказалось не так страшно: и не очень болело и кровища не текла, но и ничего особенно приятного я тоже не почувствовала. Всё же я постонала, поойкала, чтобы Пашка проникся важностью момента и надолго запомнил, зараза, что он со мною сотворил. Паша потом целовал мои щёки и заплаканные глазки, и твердил, что большего удовольствия в жизни не испытывал.

Родители пронюхали о наших проказах и не могли дождаться, пока мы окончим школу, чтобы нас поженить. Я привыкла к нему, как к школе, как к парте, как к портфелю с учебниками, только книги я любила больше. А ещё больше я любила Альберта Романовича, нашего математика. Мужчину лет тридцати пяти сутулого, с огромным носом, плешью, просвечивающейся в растрёпанных волосах, и грустными глазами. На рубашке у него вечно не хватало пуговиц, в брюках он, похоже, спал. Он был такой худой, что у меня возникло подозрение, будто кроме стакана полу тёплого какао и медового пряника из школьного буфета, он больше ничего не ел.

Но во время урока он преображался совершенно. Глаза сияли, мел был похож на дирижёрскую палочку. И, слушая как он диктует: «Из пункта А в пункт Б отправился…», я прикрывала глаза и представляла, что он — пункт А, а я — пункт Б и чётко видела, что и куда направилось… Звучал его голос:

— Марчук, не спи на уроке, — и, вздрогнув, я приходила в себя.

Я мечтала о нём ночами и пресный секс с Пашой становился ярче и содержательней, когда я представляла Альбертика на месте своего партнёра.

Окончив школу, мы поехали поступать в Киев. Он — в политех, я — в Киевский государственный институт культуры им. Корнейчука на библиотечный факультет. После второго курса летом поженились.

Каждой зимой во время каникул у нас в школе устраивался вечер встречи студентов с выпускниками. Я решила на сей раз свой шанс не упустить и за три дня до встречи, отправившись утром в школу, дождалась начала уроков и выкрала из учительской ключ от медпункта. Сделав оттиск на кусок пластилина, вернула его на место и заказала себе запасной ключ.

Вечер протекал по давно намеченному сценарию. Выступала директриса, потом наша бывшая классная руководительница. Каждый из студентов тоже что-то рассказывал о своих успехах в учёбе. Наконец, торжественная часть окончилась, заиграла музыка, народ повеселел. Альберт Романович вышел из актового зала и направился в сторону учительской за своим пальто. Я догнала его уже почти у самого выхода.

— Альберт Романович, вы уже домой?

— А, это ты Марчук, или ты уже теперь Стеценко? Да, пора.

— Подождите, я откопала в библиотеке старый учебник по математике, хочу Вам показать.

— Слушай, Наташа, я устал, давай завтра. Или дай мне его с собой, я дома посмотрю и тебе верну.

— Нет, ну пожалуйста, пять минут. Только здесь темно, пойдёмте, я знаю местечко.

Учитель тяжело вздохнул:

— Хорошо, только давай быстро.

Я отправилась в сторону медпунка, он шёл за мной, опустив голову и не глядя по сторонам тяжёлой походкой уставшего человека.

«Ничего, — подумала я, — сейчас я тебя взбодрю.» Открыла дверь своим ключом, мы вошли и я закрыла нас изнутри. Альберт Романович потянулся к включателю:

— Давай, показывай скорей.

— Подождите, не включайте свет.

Медпункт освещался слабым светом луны и отблеском искрящегося от мороза снега. Он стоял и оторопело смотрел, как я стягиваю с себя платье, лифчик, расстёгиваю сапоги, снимаю чулки и пояс вместе с трусиками. Стоя перед ним босыми ногами на холодном линолеуме, обнажённая, ждала от него решительных действий.

— Наташа, ты что делаешь? — голос у него сел. — Быстренько оденься.

Подойдя к нему вплотную, взяв его ладони в свои, положила на мою упругую, прохладную, с маленькими розовыми сосками грудь.

— Наташа, — он шептал, но руки не снимал, — Наташа, я не могу, я твой учитель… Да и ты замужем.

— Ты мне уже не учитель, я своего мужа не люблю и жить с ним не буду… — и сжала его ладони своими.

И он дрогнул. Сбросив пальто, рванул на себе рубашку. Последние пуговицы с обиженным всхлипом оторвались и разлетелись в стороны. Мы повалились на клеёнчатую кушетку, которая нужно сказать, с честью выдержала обрушившееся на неё испытание.

Когда наши пункты А и Б наконец слились в одно целое, я взвизгнула от восторга — сбылись мои мечты — Альбертик был моим. Мы подходили друг другу, как пробка к бутылке, как сосиска — к булочке, как патрон — к нагану.

Не знаю сколько времени прошло, но бушевавшее во мне пламя потихоньку утихло, мы оделись и, крадучись, выбрались со школы.

Дома меня ждал Паша:

— Ты где была, я всю школу перевернул.

— Я была с другим мужчиной, а что? Паша, давай разведёмся.

— С кем ты была, с Бугаём?

Миша Бугаенко, по кличке Бугай, был наш одноклассник, к которому Паша меня ревновал с первого класса. Мишка толкал штангу, весил сто тридцать килограмм и состоял из сплошных железных мускулов. Навряд ли Паша пойдёт выяснять с ним отношения.

— Да, с ним, — Альбертика не выдам я ни за что, даже если меня будут пытать, как «Молодую гвардию». Он был женат и не в моих планах было разрушать его семью и выходить за него замуж.

Развели нас без всяких проблем, у нас не было ни детей, ни совместно нажитого имущества. Родители поворчали, поворчали и смирились.

Оставшиеся десять дней каникул мы встречались с Альбертиком всё в том же медпункте, куда пробирались потихоньку по вечерам. Связь со мной разбудила в нём первобытные страсти, напомнила моему учителю, что он ещё и мужчина совсем не старый. Я с радостью откликалась на все его сексуальные фантазии и мы улетали в блаженстве в страну Эроса. Проснувшись поздним утром, машинально завтракая, думала лишь о том, что вечером опять буду трепетать в его объятиях. Ходила я вся в засосах: на шее, груди, попке и внутренней стороне бёдер, лелеяла и гордилась ими, как медалями за боевые победы и очень переживала, когда они прошли.

Альберт и внешне изменился. Перестал сутулиться, стал причёсываться, носить белые рубашки и отглаженные брюки. Никто не понимал причины столь разительных перемен.

Я уехала на учёбу. У Альберта и его жены через девять месяцев родилась первая долгожданная дочь.