Аннотация к книге "Твой шёпот в Тумане"
Три сестры, три сироты и одна судьба на всех - сгинуть в забытой деревеньке на краю мира у туманной стены, где мертвых куда больше, чем живых.
Старшая сестра рискует жизнью, чтобы прокормить семью, средняя - стремиться на юг, веря, что там ее ждет лучшая доля, а младшая - просто хочет жить, даже когда вокруг только голод, безнадежность и вечный страх.
Но для трех связанных судеб все меняется, когда в деревню приходят захватчики - северяне.
В тексте есть:
истинная пара, сильная героиня, властный герой
Пролог
Тяжелый туман стелился под ногами. Ночной мрак слабо освещал молодой месяц, но того света, что проникал на землю через редкие облака, хватало чтобы бредущий по разбитой деревенской дороге человек мог хоть немного ориентироваться в пространстве.
Шатаясь, он кутался в окровавленную старую куртку, подбитую кроличьим мехом, и все еще зажимал рану, хотя кровь в ней уже свернулась. Белеющие пальцы стягивали ворот, пытаясь сохранить ускользающее тепло. Мужчина еще не осознал, что это остывает его тело. Ноги несли его вперед, и как безумец, придерживаясь за заборы чужих домов, он стремился туда, где его ждут и любят.
Его зрение угасало, и теперь он скорее искал свой дом по запаху. Вишня. Мелкие розовые цветки на высоком раскидистом дереве делали его родное жилище узнаваемым даже ночью. Он вдыхал воздух, пропуская его через нос, и все пытался уловить сладкие нотки, которые бы подсказали ему, что его цель достигнута.
А желал он не многого. Замутненный разум шептал только одно:
"Вернуться к своим девочкам"
Даже умерев, он не мог простить себе того, что оставил дочерей совсем одних и, повинуясь своей последней мысли, своей боли и страху мертвый отец пытался вернуться домой. Туда где за бедным накрытым цветной скатертью столом сидят его красавицы и ждут, поглядывая в окошко.
Томмали наверняка разогревает уже в какой раз суп на затопленной печи. Лестра по своему обычаю плетет пояски из кожаных лент, а малышка Эмбер… его Эмбер опять болеет. Мужчина разжал правую руку, в которой все еще был холщовый мешочек. Да. Вернуться домой и принести траву, помогающую справиться с лихорадкой. Дойти и отдать это Томмали. Она запарит ее, напоит Эмбер и болезнь отступит.
Мертвое сердце кольнула острая боль. Оно еще раз встрепенулась в попытке ожить и замерло.
Мужчина остановился и затряс головой. Разум угасал, воспоминания стремительно исчезали, таяли, как утренняя дымка.
Он вернется домой. Он дойдет к своим любимым девочкам. Защитит. Не оставит.
И отец снова пошел вперед, ориентируясь на запах. Ему нужно туда, где витает аромат вишни. Вот впереди очертания родного забора и крыши. Спотыкаясь и заметно шатаясь, он пошел дальше.
Знакомо скрипнула калитка. Свет в окне. Так было заведено: пока кого-то не было дома, свечу на подоконнике не гасили. И огонек светил, указывая путнику, что его ждут и любят.
Пройдя через незапертую деревянную калитку, мужчина добрел до сарая и упал на небольшой холм земли с торчащей доской, на которой было вырезано только лишь имя "Итэр". Его сын, не проживший и месяца, но, тем не менее, любимый и такой желанный. Скоро они будут вместе. Подняв грязную руку, мужчина провел дрожащими пальцами по дощечке, пытаясь удержать остатки воспоминаний.
Его мальчик. Такой крошечный, с чубчиком редких темных волос. Так похожий на него.
Позади скрипнула входная дверь, заставив мужчину замереть и вспомнить о травах. Он дошел. Теперь нужно отдать. Эмбер.
В серых затуманенных глазах окончательно погасла жизнь.
— Папа, - тихий шепот снова разбудил его сознание. - Папочка, это ты?
— Томмали, - выдохнул мертвяк и повернулся на спину. Его старшая доченька замерла в каком-то шаге от него со свечкой в руках. Холодный ветер трепал длинное серое платьице. Совсем взрослая. Невеста. А он не увидит ее в свадебном платье. Скупая слеза скатилась по серой щеке.
— Папа, почему ты лежишь? - в тонком голосе слышался страх. - Папочка, поднимайся.
Мужчина поднял руку с зажатым в ней мешочком, но тот выпал из ставших непослушными пальцев.
— Прости, милая, я не мог вас бросить. Не мог не вернуться домой, - его слова становились все невнятнее. - Завари и напои Эмбер. Береги ее, Тома. Береги их обеих.
— Папа, - свеча выпала из дрожащих рук девушки и погасла, покатившись по земле. - Папа, нет. Я прошу тебя, нет. Ты не можешь, папа. Ну, пожалуйста.
Обезумевшая дочь бросилась на грудь мужчины и, не обращая внимания на уже свернувшуюся кровь, тихо ударила по ней кулачками.
— Папочка, - умоляла она, - борись.
— Поздно, милая, - промычал он. - Добей меня и похорони рядом с матерью.
— Нет, я не смогу, папа, - рыдая, она, обхватив его заросшее щетиной лицо, заглянула в родные любимые глаза. - Как же мы? Что будет с Лестрой и Эмбер. Папа не бросай нас.
Обняв, она прижалась к мертвому телу, ища утешение и привычное тепло.
— Ты справишься, - отец тихо погладил свою дочь уже остывшей рукой по волосам. - Ты сильная, Томмали. Ты моя гордость!
Его голос звучал все тише.
— Я не смогу, папа, - подняв лицо, она умоляюще взглянула в его глаза.
— Сможешь, а сейчас неси вилы, - приказал он.
— Нет, - девушка в ужасе покачала головой и трусливо глянула на освещенное окно, боясь увидеть там сестер.
— Не дай мне превратиться в безумца и навредить вам, - настойчиво зашептал мужчина, теряя остатки разума, но хватаясь за ускользающие мысли. - Сделай, что я прошу, дочь. Я хочу быть рядом с вами, вот здесь в этой земле. Не отказывай мне в этом, Тома. Не обрекай на участь скитальца. Я хочу быть тут, понимаешь, с вами, мои малышки, с женой и любимым сыном. Прошу, Тома.
Кивнув, девушка поднялась. На трясущихся ногах отошла от отца на шаг. В ее глазах было осознание и ужас.
Папы больше нет.
Сгорбившись, Тома сделала, что велели, и вынесла стоящие в сарае вилы, но добить родного человека рука не поднималась. Размазывая слезы по лицу, она смотрела не отрываясь на отца и не могла решиться. В его глазах угасал огонек разума. Зарычав на нее, мертвый попытался подняться.
Поднявшись на пригорок и обойдя заброшенный полуразобранный дом, я остановилась и с замиранием сердца глянула вниз на линию леса. Я и так знала, что там увижу, но каждый раз наивно закрывала глаза и просила богов, чтобы ну хотя бы сегодня туман был спокоен и сыт. Но, нет! Сизые тонкие прозрачные щупальца огибали деревья, частично скрывая их кроны от человеческого взора.
Туман искал новую жертву.
В голове возникла трусливая мысль: повернуть домой и сказать сестрам, что идти в лес сегодня опасно. Что туман слишком близко, деревьев не видать толком. Тихо и птицы не поют. Но представив их реакцию, я лишь тяжело вздохнула. Нам нужно есть. А в погребе шаром покати. Только плесень по углам.
Как и туман, жители нашей деревни вечно были голодны, так как достатка давно ни у кого не водилось. Даже до войны мы жили бедно, а теперь уж и подавно за гранью босой и голодной нищеты.
Оглянувшись, я безошибочно нашла крышу нашего дома. Ветхая, облупленная, в залатанных дырах, но с все еще целым дымоходом, из которого не вырывался дым. Топить было нечем. И еще одна причина, по которой я должна была идти в лес.
Обязана и это даже не обсуждалось. Если не я, то этого не сделает никто.
Спрятав на мгновение лицо в руках, я, прикусив от страха губу, все же сделала шаг вперед. Так надо. Лес - последний кормилец. Там хворост, там расставленные мною петли на зайца и силки на птиц. Там есть хоть какая-то еда.
Спускаясь, как можно медленнее с пригорка, заметила вдалеке со стороны леса бредущих мужчин. Опознать односельчан с такого расстояния было сложно: мы все по весне носили одинаковые пошитые стариком Тарко черные кожухи. Даже на мне сейчас был такой же кафтан, подбитый заячьим мехом. Но моё внимание привлекло то, что нес один из мужчин на руках.
И это было точно не убитое животное.
Зажмурившись, приказала себе не приглядываться. Я узнаю обо всем по приходу домой. Если в деревне очередное горе - моя сестра Лестра быстро собирает сплетни. А после весь вечер будет обмусоливать подробности чужого несчастья.
Я знала это наверняка.
После смерти родителей она только и твердила о том, что нужно уходить на юг. Что все умные люди так уже давно сделали и, наверняка, живут где-нибудь счастливо и сытно. Что в селении нашем совсем нет женихов, и в перспективе остаться старыми девами и сгинуть в тумане.
Она твердила это без устали. При каждом удобном случае: когда кто-то не возвращался домой, когда мертвые в деревню забредали, когда еда заканчивалась, и этих "когда" было десятки.
Только вот не желала принимать к сведению Лестра лишь одну деталь - наша младшая сестра Эмбер была больна. Она-то на улицу лишний раз не выходила. Куда ей осилить путь на юг, а бросить ее одну в полуразвалившемся доме я никогда не смогу. Я не сумею жить и радоваться, зная, что погубила родного человека.
Что в родительском доме осталась умирать родненькая душа.
А Лестра могла. Каждое утро просыпаясь, я проверяла, не сбежала ли она. Ведь ее уход значительно ухудшил бы и без того тяжелую жизнь. Хотя в глубине души я понимала, что она вправе уйти и поискать лучшей доли.
Кто-то просвистел за моей спиной. Оглянувшись, заметила, как из леса выскочили мальчишки.
— Мертвяки? — в ужасе прокричала вопрос.
— Нет, — прогорланил в ответ один из мальчуганов, наш сосед. — Но туман сгущается, мы видали тени.
— Но мертвяков нет? — обеспокоенно уточнила я.
— Не видали, — прокричал он и рванул в сторону дома.
В его руках я заметила тушку зайца. Значит, зверь все же есть.
Ускорив шаг, я уходила вглубь леса, безошибочно находя свои тропы. Прошло всего пара минут, как я набрела на первую петлю - пуста. Обречено я спешно отправилась дальше, стараясь не соприкасаться со щупальцами густого белого тумана, которые, извиваясь, следовали за мной, поджидая удобного случая, чтобы выпить из меня жизнь до дна.
Вторая петля добычи также не принесла. Пустыми оказались и силки.
Насобирав немного черемши в плетеную корзинку, что взяла с собой, принялась искать толстые сухие ветви для растопки печи. Поленья у нас были, а вот щепы и веток, чтобы огонь разыгрался, увы, нет.
Углубляясь в лес, торопливо связывала найденный хворост в вязанку. Находя опавшие ветви, перебивала их небольшим топориком пополам, а то и на три - четыре части и вновь закидывала увесистую связку на плечи.
Тяжело, конечно, но такая тяжесть была только в радость. Хоть дом немного протопить.
Удача нашла меня лишь на пятой предпоследней петле. В ней оказался довольно упитанный еще живой заяц. Замахнувшись палкой, я сделала то, что и до этого много раз. Но слезы все равно покатились градом с моих глаз. Я не могла лишить жизни живое существо и остаться безучастной к этому. Мое сердце так и не очерствело.
Я уговаривала себя, что это для сестер. Что это для Эмбер. Что ей нужно регулярно питаться. Этого зайчика хватит на пару дней. Но мои руки, как и прежде, тряслись, а горло сжимали спазмы рыданий. Я чувствовала себя чудовищем. Убийцей. Чем-то грязным и недостойным. И никакие уговоры не оправдывали того, что я делала. Да, деревенские девушки должны быть привычны к такому делу, но папа всегда баловал нас и ограждал от любой смерти.
Утирая слезы грязными ладонями, я засунула еще теплую тушку в холщовый мешок и уложила на дно корзины. Подняла тяжелые дрова и поплелась проверять последнюю петлю.
Она оказалась пуста.
Возвращаясь домой, я постаралась скрыть все следы слез с лица. Я не желала показывать сестрам насколько мне трудно. Со смертью папы именно я заняла место главы семьи, но бремя это оказалось слишком тяжелым. Покажи я свою слабость, так Лестра тут же заведет песню о том, что нужно уходить на юг, а Эмбер, чувствуя свою вину, просто накроется одеялом с головой, отвернется к стене и пролежит так пару дней, не вставая.
Все чаще я ловила ее взгляд на нашем сарае. В итоге, опасаясь, как бы младшая сестричка не смалодушничала и не наложила на себя руки, закрыла его на тяжелый засов.
Наша семья трещала по швам, и страшнее всего мне было осознавать, что рано или поздно наступит момент, когда мне придется выбирать: уйти с Лестрой в поисках иной жизни, или остаться здесь с Эмбер и обречь себя, скорее всего, на смерть. Ведь туман придет когда-нибудь и за мной. Он всех нас заберет.
Туман вечно голоден, как и мы.
Возвращаясь, я стала замечать, как смолкли и без того редкие трели птиц, а потом и вовсе за спиной треснула ветка. Пусть и не совсем близко, но все же. Не думая и не гадая, я сорвалась на бег. Конечно, пробираться по лесу с тяжелой корзиной, в которой лежала драгоценная добыча и с большой связкой толстых ветвей на плечах, было сложно, но страх гнал меня вперед и шептал - не жаловаться и не останавливаться, чтобы я не увидела и не услышала. И я бежала, спотыкаясь и сбивая пальцы на ногах.
Темнело быстро. Небо затягивали тяжелые тучи. Зацепившись ногой за хвост странного идола змеелюда, затянутого туманной дымкой, приостановилась, разглядывая его. В нашем лесу встречались такие резные деревянные статуи, но никто не знал, откуда они и для чего установлены здесь.
Позади снова хрустнула трухлявая ветка.
Это придало мне скорости. Мелькнула мысль - скинуть дрова, но первая упавшая на лицо капля дождя, заставила резко передумать. Крыша дома протекает, сквозняк со всех щелей в стене. Дом нужно отапливать, иначе Эмбер заболеет и зайдется кашлем.
Я неслась вперед, стараясь внимательно смотреть, куда наступаю, потому как, упав, я могла уже и не встать живой.
Запыхавшись я, наконец, добралась до тропинки, ведущей в старую часть нашей некогда большой деревни. До войны в ней проживало около тысячи человек. Крестьяне, охотники, мастера. Мы и поля сеяли, и урожай собирали, и в лес большими группами ходили. Мертвяки нас боялись. Носа из тумана не показывали.
Мой отец отличным дровосеком был, уважаемым человеком. Мама обладала целительным даром, поэтому к нам в дом постоянно кто-то приходил. У кого рана, у кого хворь: мама никому не отказывала. В благодарность денег не брала, вот и несли нам гостинцы всякие, чаще съестные.
А потом на наше княжество напали соседи. Прииски им княжеские приглянулись. На южной стороне этих зелень уголь буквально под ногами валялся: только лопатой копни и в ведро засыпай. Пока жив был старый князь - жили мы в не худо, а как схоронили его, так взял власть в свои руки зять его. И начались наши беды.
Сначала перестали привозить продукты в обозах, что раньше были положены северным селеньям. Затем пришла весть о войне. Всех мужчин увели, оставили только стариков, мальчишек, да убогих. Мало, кто вернулся домой. А те, что нашли тропинку обратную, молчали о том, что видали и где были, и наотрез отказывались уходить на юг, даже когда пришел лютый голод.
Папа слушать не желал о том, чтобы покинуть наше село.
Он злился, стоило Лестре или маме завести об этом разговор.
За моей спиной снова послышались неясные шаги и хруст ломающихся сухих ветвей. Обернувшись, я заметила маячившие тени. Перехватив удобнее вязанку и крепче сжав плетеную ручку корзинки, быстро, насколько могла, побежала мимо пустых заброшенных домов. Тут уже лет пять как никто не жил. Те немногие, что еще не покинули эти места, предпочли перебраться в дома в стороне от начала леса.
Пробегая по размытой дороге мимо пустых полуразобранных строений, я держалась подальше от открытых ворот и проемов дверей, зная, что и там можно встретить нежданного гостя. Мертвяки настолько свободно себя здесь чувствовали, что нередко забирались в такие дома.
Добравшись до первой жилой улицы, наконец, перешла на шаг и выровняла дыхание. Нужно быстрее домой. Дождь усиливался, а простыть я никак не хотела. Спеша по дороге, заметила скопление народа и среди них знакомую черноволосую головку.
Лестра!
Завернув к соседскому дому, я направилась узнать, в чем там дело и почему сестра торчит здесь под дождем. Но по мере приближения все вопросы отпали сами собой. Я видела заплаканные лица соседей и понимала, что в отличие от меня, кто-то сегодня живым домой не пришел. У самого крыльца ветхого домишки, в котором проживали отец с двумя дочерьми, увидела страшную, но уже привычную картину. Пожилой мужчина, сгорбившись, сидел на ступеньках, а перед ним, прямо на земле, лежала его старшая дочь Ганья. И спрашивать ни о чем не нужно было и так понятно, что ее разодрали. Второй девушки, Нании, видно не было.
— Пропала, — тихо шепнула, подошедшая сзади Лестра, — все утро их искали. Ганью нашли у самых первых деревьев: чуть-чуть домой не добежала, а сестры ее и следов нет.
— Жаль, — выдохнул я.
— Что жалеть?! Убираться отсюда надо, пока до нас не добрались, — завелась сестра.
— Не начинай, Лестра, здесь не место и не время, — я пыталась оборвать начинающуюся ссору.
— А когда время? Как меня найдут под деревом каким, или, что еще хуже, вовсе не сыщут? Буду мертвяком по туману шастать, — сестра все-таки завела свою любимую "песню". Я отчасти понимала ее: она увидела мертвой подругу. Они еще малышками с Гиньей и Наньей по деревне бегали, яблоки у соседей таскали из садов. А теперь одна из них пропала, а вторая вот располосованная лежит. Но все же, это не причина идти у чувств на поводу и не слушать доводы разума.
—Хватит, Лестра, — тихо прошептала я. — Ты даже в лес не ходишь.
— Я может, и не хожу, зато туман к нам очень даже приходит, — зашипела она в ответ, поглядывая на тело подруги. — И в последнее время все чаще. Нужно идти на юг и все тут!
— Эмбер больна, — шикнула я.
Лицо сестры исказил не свойственный ей гнев, и я поняла, что в этот раз простой ссорой не обойдется.
— Эмбер, по-хорошему, могла бы давно сделать одолжение и отправиться в мир иной и прекратить сидеть грузом на наших шеях. Здесь ее ждет только смерть, а там есть шанс ей выжить.
Услышав такое, я впилась взглядом в ее лицо. Всяко бывало, но чтобы Лестра младшей сестре смерти желала! Это уже переходит все границы. Тем более что она не меньше меня за младшенькой нашей ухаживала. Видимо смерть Ганьи остатки разума ей вышибла.
— Думай, что говоришь, — прошипела теперь уже я.
— А я думаю и понимаю, что единственная причина, по которой я должна оставаться посреди медленно умирающей деревни - это обреченная сестрица, которая только и делает, что спит и ест. Какой смысл цепляться за ее жизнь, если она все равно обречена. И ты обречена и я тоже. Но почему я должна похоронить себя здесь рядом с ней, если есть шанс, для всех нас.
В растерянности, я оглянулась. На нас с сестрой ожидаемо никто не смотрел. Все уже привыкли к сложному характеру Лестры и не реагировали на нее.
— Эмбер - наша сестра, часть нашей семьи. Она слаба и не дойдет до южных деревень. Ты хочешь, чтобы она испустила дух на наших руках в дороге, — шепотом немного зло процедила я.
— Нет больше никакой семьи. Мама умерла, отец тоже. Есть только упрямая, как ослица, ты и чахлая Эм. А я не собираюсь здесь более оставаться. Я ухожу, Томмали, с вами или без вас.
— Никуда ты не пойдешь, - моё терпение лопнуло. - Там опасно, там озверевшие от войны люди, кучи бездомных, там…
Сестра отвернулась он меня.
— Там хоть живые, а тут деревня призраков. Дай нам всем шанс! Какая разница умрет Эм здесь или попытается дойти до южных деревень. А вдруг она сможет?!— прошептала она и бодро направилась к нашему дому.
Вздохнув, я поплелась вслед за ней, таща на себе дрова и корзину с зайцем.
Ну как с ней быть?! Она уже взрослая, всего на три года меня младше. Мое слово уже ничего для нее не значит. Как ей объяснить, что там, на юге, иной враг, который пострашнее порождений тумана может быть. Как рассказать Лестре, не покидавшей пределы этой деревни, что в иных местах голод не самое страшное. Что невинную девушку могут и снасильничать, и в рабство продать, особенно, если поймут, что за ее спиной ни рода, ни семьи, ни отца.
Я сама-то о тех ужасах только лишь со слов отца знаю: выпивал он порою ягодной настойки, когда раны, полученные в битвах, воспалялись, да пьяный рассказывал маме, что видел, и что творилось, когда они в деревни входили. И про то, как девушек молоденьких портили, как местных вырезали в хмельном угаре.
Наслушавшись рассказов, я поняла одно - хорошо там, где нас нет. А мертвые в тумане - не самое страшное, что бывает на свете.
А теперь как объяснить все Лестре? Как?
Отпустить?! Попадет ведь. Она даже здесь в родном гнезде проблем не видела. А там? Что будет, когда она столкнется с трудностями? Сердце разрывалось от боли. Но есть еще и Эмбер. Ей только девятнадцать лет исполнилось. Да не ребенок и в ее возрасте мама мною беременна была. Но из-за болезни она такая худенькая, что внешностью за подростка сойдет.
Как же сохранить семью? Как сохранить то, чего уже и нет?
Дождь сменил интенсивность и неспешно окроплял дорогу, дома и заборы. Омывал молоденькую листву на деревьях и молодую поросль травы.
Войдя в наш двор, я скинула ветви возле ветхой двери. Еще в том году по осени она перекосилась и теперь неплотно прилегала к косяку. Дом разваливался на глазах, а я не имела понятия, как его чинить. Как заделать дыры в крыше? Как и чем замазать появившиеся щели в стене? Того, что я делала, было недостаточно: дом нуждался в капитальном ремонте. Еще одной зимы в нем мы могли и не пережить.
Позади меня раздался скрип.
Испугавшись, я резко обернулась, готовая сорваться на бег в любой момент. Калитка еще раз качнулась, издала скрип и упала. Вот и всё! Я тяжело выдохнула. Теперь и двор нараспашку.
Поджав губы, вошла в дом.
По единственной жилой комнате вихрем носилась Лестра и сгребала вещи в разложенную на полу штопаную простыню.
— Что ты делаешь? — пройдя в комнату, я выхватила из кучи вязаный отцовский свитер и теплые гамаши, которые носила Эмбер.
— Собираюсь в дорогу, — с вызовом выкрикнула сестра и продолжила обчищать небольшой комод.
— А зачем тебе и наши вещи? — откровенно злясь, поинтересовалась я.
— А вы, считай, покойники. Вас и так прикопают в одеялах. А я еще пожить хочу, — с довольной улыбкой ответила она.
— Лестра, хватит, — не удержавшись, прикрикнула я.
Выхватив у нее из рук простыню, развязала узел и вытряхнула наш общий гардероб.
— Хочешь бросить нас?! — выдохнула я в полном бессилии от понимания, что не послушает она меня в этот раз. — Ну, так и убирайся. Мы с Эмбер и без тебя проживем: на целую тунеядцу меньше будет, — зло выдохнула я. — А вещи тебе ни к чему. Там, на юге княжества, девиц насилуют, там каннибализм. Это у нас лес да зверье с Северной стороны приходит, травы хоть какие-то, а там голая степь и все сожрато. Тебе вещи не пригодятся - тебя и без них оприходуют. А мы тут еще поживем, правда, Эмбер? — только сейчас я глянула на кровать. Там, сжавшись в комочек, лежала наша младшая сестренка. Она молчала, отвернувшись к стене.
— Ага, я тунеядка, значит. А от нее, что толку больше? — прошипела Лестра.
— Больше, — не задумываясь, ответила я, — она и в доме прибирается, и стены изнутри заделывает и рамы уже промазала. Она хоть пытается помочь, в отличие от тебя. Эмбер не ноет, не устраивает скандалов, не качает права и не предает.
Лестра, перекинув толстую смоляную косу через плечо, глянула на младшую. Столько ненависти было в ее взгляде.
— Ну, раз она такая расчудесная, то и померла бы уже и не обременяла собой сестер! — выпалила она.
— Заткнись!!! — выкрикнула я. — Замолчи, Лестра! Не смей, слышишь! Не смей даже говорить такое. Хочешь уйти? — разложив на полу простыню, я, особо не глядя, накидала на нее вещи, какие под руку попали первые. Завязав узелок, я пихнула его в руки сестры. — Убирайся из нашего дома. Уходи! — прошипела я зло. — Выметайся!
— Нет, Томмали, — тихо прохрипела с кровати Эмбер. Она привстала и на ее худое личико с черными болезненными кругами под глазами упала длинная челка. — Она правильно говорит, это я виновата. Это из-за меня!
— Хватит! — рявкнула я. — Никто ни в чем не виноват. Это жизнь. Я не хочу идти в южные селения. Не хочу перебираться в соседние княжества. Я хочу жить там, где и живу.
—Да почему? — взвыла Лестра. — Что ты вцепилась в эти руины. Отец дураком был, а ты еще хуже.
— Нет, он дураком не был, — закричала я, — ты не слышала, что он говорил, что он рассказывал. Да, они людей жрали. Они деревни сжигали.
— Не ври, — подлетев, Лестра зарядила мне звонкую пощечину, — папа такого не делал! Ты врешь все. Там война закончилась, там достаток!
Потерев лицо, я расплылась снисходительной улыбке.
— Достаток, — сладко пропела я, — а где же тогда торговцы, которые привезли бы нам товар? Где княжеские распорядители, которые засеяли бы поля? А где сам князь? Туман разрастается, мертвяки спокойно по деревням гуляют! Раз там все так благополучно, что же он про север не вспоминает? Ты ведь слышала новость? Чуть дальше от нас в тумане брешь. Там странные отряды воинов свободно разъезжают. Ну и где же князь? У нас чужаки под носом, что же он не спешит от пришлых защищаться?
Лестра зло поджала губы, но слов явно не находила.
— А я тебе скажу, — я ткнула в нее указательным пальцем. — Князь наш пусть войну и выиграл, да казну разбазарил. Шатки дела его. Там достаток только в замке их, а вокруг такой же голод. Только еще куча бродяг, бандитов и гуронов водится. Сюда они не идут, что им тут делать? Они южнее промышляют, разворовывают то, что война не уничтожила.
— Глупости, — упрямо выдохнула Лестра. — Ты все врешь. А я все равно уйду!
— Куда? — рыкнула я.
— А, не важно куда, от вас подальше. Надоело мне охранять дом, да травки парить. Я для себя пожить хочу. Для себя, понимаешь!
И я, наконец, все поняла. Никакой юг ей не нужен. Она банально не хочет возиться с больной сестрой, не стремиться брать на себя ответственность. Просто желает избавиться от проблем.
— Ты и меня с собой зовешь, чтобы я тебя там обстирывала да кормила? А ты бы для себя жила, да, — прошептала я.
— Что дошло, — выкрикнула она мне прямо в лицо. — Ты всегда такой была - Святая Томмали. Всех накормит, всем постирает, дом приберет, и про соседей не забудет. Мамина помощница, папина гордость. Дура ты! Все на тебе катаются, а ты и везешь. А я не такая. И гробить себя ради вас, я не буду. Оставайся со своей чехотошной и загибайтесь здесь обе. А я пристроюсь, где потеплее, и заживу в свое удовольствие.
— Ну и убирайся, — севшим голосом пробормотала я, — и не возвращайся.
— Возвращаться?! — Лестра дошла до двери и рассмеялась. — Могилы себе заранее вырыть не забудьте, а то так и спалят тут ваши холодные трупы с домом. Никто ради вас лопатами зазря махать не станет.
С этими словами она вышла и хлопнула дверью. Сверху посыпались кусочки глины, которыми я замазывала щели.
Сев на кровать, уставилась на оставшиеся лежать на полу вещи. Вот и пришел конец нашей семье. Моего плеча несмело коснулась тонкая холодная ручка.
— Она вернется. Остынет и поймет, что наговорила. Эта же наша Лестра. Она это все из-за меня. Прости, Томма, — надрывным от слез голосом прошептала Эм, — прости, сестренка. Я буду помогать тебе, я все-все сделаю. Только прости меня.
Повернувшись, я прижала ее голову к груди. Мне было нечего ей сказать и нечего прощать. Ее вины нет. Никто ни в чем не виноват. Просто такая у нас у всех судьба. А Лестра... пусть идет своей дорогой. Она сделала свой выбор, а я свой.
Сидя на толстом бревне у сарая, все не могла понять: как я позволила уйти сестре, как же не справилась с эмоциями. Своими руками сунула ей узелок с вещами. А теперь уже три дня места себе не нахожу.
Вот где она? Что с ней?
Как и любой одаренный магией житель нашего мира, я чувствовала родных людей сердцем. Я знала, что Лестра жива, но и только-то: невидимая ниточка, соединяющая нас, ослабевала. Хотя связь между нами никогда не была сильной, даже младшую Эмбер я чувствовала острее в десятки раз, и даже могла определить, когда ей становилось хуже. Конечно, тому были свои причины, я ведь фактически растила ее. Но и Лестра мне совсем не чужая.
Но все же связь с ней истончалась.
Я чувствовала свою вину перед младшими сестрами. Обеими. После смерти папы я должна была полностью заменить им родителей: воспитывать их, кормить, одевать, заботиться о безопасности, а я не справилась.
Совсем не справилась.
За два года дом развалился, забор полностью прогнил и нуждался в замене. Калитка и вовсе отвалилась, и все мои попытки приладить ее на место, успехом не увенчались.
Идти кого-то о помощи простить.
Да некого! В деревне мужиков с два десятка наберется, и половина из них еще мальчишки, по сути. Разве что Эгора попросить, соседа нашего. Он хоть и подросток, но малый толковый. В его руках все горит. Если бы не он, вся семья сгинула бы. Их батька вместе с моим в лес ходил, только, в отличие от моего, его так и не нашли. Бродит где по лесу неприкаянный теперь. Так и осталась наша соседка вдовой с тремя ребятишками. И как бы стыдно мне не было это признавать, но Эгор прекрасно справляется с ролью главы семьи. У них и дом крепче, и огород хоть какой-то имеется. А я что ни посажу - все вянет. Словно земля у нас проклятая.
Вздохнув, взяла корзинку и поднялась на ноги.
— Может, не пойдешь? — послышалось за моей спиной. Оглянувшись, увидела вышедшую во двор Эмбер. — Мясо ведь еще есть, а ветки на растопку мы и около леса собрать можем. Я помогу тебе, я уже и оделась.
Взглянув на свою младшенькую сестричку, невольно улыбнулась ей, а у самой комок к горлу подступил. В отцовском свитере и в гамашах она походила на болезненного подростка, а не на молодую женщину. Светлые волосы собраны в худенькие косички. И огромные голубые глаза, в которых и горела жизнь. Эмбер была бы первой красавицей, если бы…
И вот это "если бы" перечеркивало все.
Она нездорова. И хуже всего, видимых причин болезни даже мама найти не смогла. Она пыталась ее лечить, но лишилась сил. Выгорела. А Эмбер так и осталась немощной и слабой.
— Томма, возьми меня хоть раз с собой. Мне надоело быть паразиткой. Я не подведу, правда, — Эм в детской манере сложила сжатые в кулачки руки на груди и просяще посмотрела мне в глаза.
Но, я не могла пойти у нее на поводу.
— У меня осталась только ты, кролик, — я постаралась улыбнуться как можно радостней, но сама почувствовала насколько жалко это вышло. — Там страшно, сестричка, и очень опасно. Здоровые не возвращаются, мужчины погибают, ну, куда ты пойдешь. К тому же и по дому дел много.
Она расстроилась. Огромные васильковые глаза погасли.
— Эмбер, — бросив корзину, я подошла к сестре и прижала ее к своей груди так, как мама делала когда-то. — У нас никого больше нет, а не станет тебя и мне жить незачем. Я эгоистка, милая. Я не могу лишиться семьи. Я никогда не возьму тебя с собой. Не станет тебя и мне из тумана возвращаться будет не к кому. А так я знаю, что дома у окна ждет младшая сестричка. Она зажигает свечу, чтобы я видела, что она не спит. Что она волнуется и верит в меня. Только так я и возвращаюсь, Эм. Только ты меня и удерживаешь.
Плечи сестренки подозрительно передернулись.
— Не плачь, слышишь! С каким сердцем я уйду, зная, что ты плачешь?
Она подняла на меня взгляд. Иногда Эмбер поражала меня своей стойкостью и желанием жить. Просто дышать и радоваться мелочам. Солнцу, ветру, дождю, последней морковке. Бывало, мы с Лестрой злимся, решаем, что на ужин готовить, когда по полкам шаром покати. А Эм спуститься в кладовую, найдет пару картошин и какую-нибудь зелень пересушенную, и начинает рассказывать нам рецепт нового супа. Вроде вода да клубни растолченные в ней, а уже не так печально все кажется.
— Я не буду плакать, правда, - сестра улыбнулась. - Я сильной стану. Я останусь дома и сварю бульон, а ты зелени принеси и черемши побольше. Те кустики, что мы сажали, пропали. Мне кажется, это я на них влияю.
— Что за глупости? — выдохнула я.
— Не глупости, Томма, — оторвавшись от меня, сестра отправилась вглубь огорода, утягивая меня за собой.
Зайдя за сарай, я невольно бросила взгляд на три ухоженные могилки. Родители и младший брат.
— Вот смотри, за этими растениями я ухаживала, — Эм ткнула пальцем в чахлые кустики травы, — а вот к этим специально не подходила, — протащив меня чуть дальше, она указала на два куста щавеля. Видишь, какие они. Это я все гублю вокруг. У меня магия гнилая. Правильно Лестра про меня говорила: я плохая, черная.
Открыв было рот, чтобы возразить, я все же промолчала. Признаться, крыть нечем. Кусты выглядели здоровыми и пышными.
— Я не знаю, что к чему, Эм, но, давай-ка, проведем эксперимент. Не ходи в огород, я сама поделю вечером эти кусты и рассажу. Если приживутся, значит, мы не все знаем о тебе. И видимо, дар твой не закрыт, а просто нами не понят. Но это не говорит о том, что он плохой, сестренка.
— Но ты же видишь, — возразила Эм.
— Вижу, — согласно кивнула я, — я вижу, что ты не маг земли и не целитель. Но в нашем роду разные маги были.
— Папа маг земли, мама целитель, — прошептала сестренка, — а я не пойми кто.
Я расслабилась и рассмеялась.
— Ну, так и я маг иллюзий, — напомнила я сестре, - мой дар тоже полезным не назовешь. Разве что умыкнуть у кого с огорода немного овощей да травы, прикинувшись бездомной собакой. Но это себе дороже: всех собак у нас еще в том году съели, знаешь, какая охота за мной начнется.
Эмбер тихо засмеялась, зная, что я вовсе не шучу. Последний раз, когда я в образе пса забралась в чужой огород, я еле ноги унесла. Меня саму чуть ужином не сделали. А по деревне потом еще неделю ползали слухи о том, что видали, как пес по огородам на задних лапах бегал и через заборы карабкался.
— Смешно тебе, а я тогда уж и с жизнью простилась. И главное ведь иллюзию не скинешь, сразу увидят, кто в огороде воровством промышлял, а потом репутацию не отмыть, как у кого пару морковок пропадет - мигом к нам бежать с обвинениями будут.
Эмбер рассмеялась еще звонче. А мне стало легче. Раз есть в нашей жизни еще место веселью, то не все потеряно.
Взглянув на небо, я заметила вдалеке надвигающиеся тучи.
— Пойду я, сестренка, а то опять вымокну вся. А ты пока потихоньку вылей воду из ведер и тазов, что за ночь с потолка собралась.
— У нас плесень по стенам,— напомнила мне Эм то, о чем я и думать боялась. Дом разваливался на глазах.
— Я видела. Топить лучше нужно, чтобы просохло.
Сестра встрепенулась.
— Может я все-таки веток у леса пособираю. Томма, это ведь не так опасно, если замечу что-нибудь, то убегу.
Я сурово глянула на нее и придала голосу как можно больше строгости.
— Эм, там, в тумане, и сама не поймешь, как забудешься. Там голоса и образы, там тени, за которыми приходят мертвые.
— Но, как же ты… - она пыталась настоять на своем.
— Я не знаю, милая, — перебила я ее и пожала плечами, — просто везет и все.
Развернувшись, я пошла уверенным шагом к своей корзине. Это пустые разговоры, и чем дольше мы будем развивать их, тем более богато будет работать фантазия сестры. Еще и правда, возьмет да и пойдет мне помогать. Где ее потом искать? Да и как она тащить-то ветки собралась? Она полупустое ведро еле поднимает. Подхватив корзинку, я обернулась и щурилась, наблюдая, с каким задумчивым видом за мною следует сестра.
— Эмбер, — она подняла на меня взгляд, — хочешь действительно помочь - свари поесть. Я приду голодная.
Она обещающе кивнула.
— Воду вынеси, — она покачала головой еще интенсивнее.
— Попробуй, не переутомляясь, убрать плесень, где можешь, Сходи к соседке, попроси Эгора подчинить калитку.
Сестра просияла, столько заданий она ни разу еще не получала.
— Переверни шкурки, что я выделывала. И еще, у отца где-то удочки были, я их в доме вроде видела. Весна уже в самом разгаре, говорят рыба клевать начала. В общем, найди все, что есть для рыбалки, будем осваивать с тобой новые навыки.
Похлопав в ладоши, Эмбер пританцовывала на месте.
— И главное, — я замолчала, выдерживая паузу, — береги себя и не вздумай работать на износ. Во всем соблюдай меру.
Сестричка опять важно покачала головой. Помощница моя.
Уходила из дома я с легким сердцем. Поднявшись на пригорок, глянула в низину. Туман был не спокоен. Но идти нужно. Не проверю петли на зайца я, их проверит за меня кто-нибудь другой, и останемся мы без мяса.
Войдя в лес, поймала себя на том, что невольно озираюсь, вроде все спокойно, но …
Душу грыз неясный страх. Безошибочно отыскав свою тропинку, я побежала вперед, игнорируя ветки для растопки печи: соберу их потом у кромки леса. Если что, схожу за топором да порублю молодые деревца. Брошу во дворе просыхать. Давно нужно было так сделать, чем бегать тут со связкой на плечах.
Первая и вторая петля оказались пусты, третья порвана.
В нее точно кто-то угодил, но явно не заяц. Вытащив из кармана веревку, я принялась быстро чинить ловушку. Позади послышался неясный шум. Не треск и не шорох, а что-то уловимое одним подсознанием. Медленно обернувшись, всмотрелась в разреженный туман, который походил на легкую дымку. Ничего. Только идол змеелюда.
Вернувшись к петле, я ускорила работу.
Завязав последний узел, подскочила и побежала дальше.
Выйдя на небольшую поляну, остановилась. Весна была холодной, но первые травы уже взошли и игнорировать то, что можно съесть - это глупо. У самых моих ног росла молодая крапива. У деревни ее уже не найти. Всю ободрали, и вырасти не дали. Не теряя времени, я принялась драть кусачее растение голыми руками. Мои ладони давно уже не были нежными и мягкими, постоянная работа сделала свое дело, и сейчас я практически не ощущала жжение.
Большая плетеная корзина наполнилась очень быстро. Чтобы не просыпать траву и донести ее до дому целой, сверху завязала платок, скрывая свою добычу.
Нужно было спешить. Вечерело. Одно радовало - тучи прошли стороною. Пройдя поляну, я вновь углубилась в лес и перешла на легкий бег. Под ногами хрустели ветки, я спешила. Сегодня туман меня не просто пугал, а наводил смертельный ужас.
Четвертая ловушка также была пустая. Сделав привычный крюк, я полезла проверять силки на птиц. Забравшись на толстую ветку, глянула вниз. Краем глаза уловила легкое движения. Я была готова поклясться, что это тень, но странная, белая. И двигалась, будто живая. Замерев истуканом, даже не дышала.
Тени никогда не подходили близко, но они всегда были предвестниками появлению мертвых.
Неупокоенные вечно голодные твари рыскали в поисках живого. Что странно никогда не трогали зверье. Словно неразумные их не интересовали. Я много раз находила в петлях зайцев, а рядом с ними все было истоптано босыми ногами. Живые без ботинок в лес не пойдут и добычу даже чужую не оставят.
Снова послышался легкий шелест, будто ветер гнал листву. Только вот погода стояла спокойная. Полное безветрие. Сглотнув, я встала на ноги и потянулась выше. В силках я нашла крупную птицу. Вот это удача. Птаха была уже мертва, но еще теплая.
Не слезая с толстой ветви и поглядывая вниз, я привязала к ее лапкам веревку. Обмотала тушку тканью и задумчиво посмотрела на подножие дерева, туда, где оставила свою корзину. Нет, птицу в нее не воткнешь, там уже крапива лежит. Трава ценная полезная. Эмбер будет ей рада.
Какой-то неясный холодок прошелся по спине. На мгновение кольнуло в сердце. Моргнув, я сбросила наваждение. Что-то было не так. Лес изменился.
Покачав головой, я попробовала закрепить свою добычу на тонком пояске платья, но он не выдерживал тяжести. Действовать нужно было быстрее. Внутренний голос, некий инстинкт, подгонял меня и буквально вопил пошевеливаться и убираться отсюда подальше. Делать было нечего, я завязала веревку на запястье, зато точно не потеряю добычу, хотя и неудобно.
Слезала с дерева медленно, у меня осталась непроверенной еще одна петля, но внутри все замирало от предчувствия. Нужно было решать: заходить в лес дальше или поворачивать и идти домой. И я почти развернулась, но мысль, что там может быть заяц, что упущу столько мяса, остановила.
Дело получаса. Нужно идти и не вестись на поводу у страха.
Сделав пару шагов вперед, замерла.
Поджилки затряслись. Сердце кололо, ладони потом покрылись.
Да, ну, его этого зайца! Да, ну эти петли и мясо. Птица есть - уже не пустые руки.
Впереди я отчетливо различила тени. Серые, колышущиеся словно на ветру. Молча развернувшись, я со всех ног рванула вперед. Так близко я еще никогда их не видела.
«Томмали, — долетел до меня шелест, — спасайся, милая»
С выпученными глазами, я неслась словно загнанный заяц.
«Томма, доченька, не останавливайся, — шептал кто-то совсем рядом голосом мамы, — беги, что есть силы. Беги вперед и не оборачивайся»
Мама! Сама не заметив, я побежала медленнее. Мама! Там моя мама. Я уже не помнила ее лица, образ стирался из памяти, но голос. Эта была она. Моя мама!
«Томма, убегай, девочка, — твердил голос, — иначе останешься со мной»
Это отрезвило резко. Дав себе мысленную затрещину, я ускорилась. Сбоку громко хрустели ветки. Словно толпа брела, не разбирая дороги. Но выяснять, кто там, я не желала. Сойдя со своей тропы, побежала строго на запад, благо солнце склонялось к горизонту и определить примерно куда бежать, было не сложно.
Я неслась, не разбирая дороги. Тушка птицы больно била по ногам и оттягивала руку. Во второй ладони я крепко сжимала ручку корзины, не желая ее выпускать. Что толку рисковать и заходить в Туман, если придешь домой ни с чем. Ветки хлестали по лицу и цеплялись за одежду, но я упрямо бежала вперед. Так жить мне еще никогда не хотелось.
«Томмали, — шелестел туман, — спасайся, милая. Томмали»
Я знала этот голос, и никогда не забуду его.
Этим голосом мне пели колыбельные песни, утешали, когда я падала и когда обижалась на сестер. Я обожала маму и в день, когда она пропала, пошла в лес со всеми. Впервые. Ее тело так и не нашли, только корзинку и плащ. Ни крови, ни следов. Ничего. Словно она просто растворилась, стоя на месте.
«Обратилась в тень» — подсказал мне внутренний голос.
Еще больше испугавшись, я представляла, что же будет со мной, если туман настигнет, если его обитатели приберут меня к себе. Что будет с Эмбер? Ведь она не смирится, пойдет в Туман искать. Как она будет одна? Именно эти мысли гнали меня вперед.
Там за деревьями на западе начинался забытый тракт: дорога, по которой еще в стародавние времена ходили караваны с Севера на Юг. Тракт был сделан на совесть. Его строители магии не жалели и спустя столько веков дорога все еще была в отличном состоянии. Но главное, вела она в соседнюю с нашей деревню, и там можно будет укрыться. Спастись.
И пусть там уже никто не живет, но и мертвых не наблюдалось. Пережду в какой-нибудь заброшенной халупе, а потом по дальним тропинкам домой добегу. Мне бы из лесу вырваться.
Главное, слушать туман. Но помнить, что мамы нет. Это тень смерть от меня отводит. Это тень.
«Томмали» — шепот из тумана гнал меня вперед.
Выскочив на дорогу, я не сразу поняла, что это огромное мчится впереди прямо на меня, и только громкое ржание и лошадиные копыта у самого лица привели в чувства. Истошно завизжав, я упала на землю и выпустила свою корзинку. Рядом проскакала еще одна лошадь и раздавила ее. Плача от пережитого ужаса и совсем не понимая, что делаю, я поползла вперед. Отцепив платочек, что накрывал уже сломанную корзину, разложила его на земле. Плача и напевая под нос мамину колыбельную, методически складывала на ткань разбросанную крапиву, а мысленно готовилась к смерти.
Никого живого в этой части леса быть не могло, а значит, это порождения тумана пришли за мной.
Но думать о том, что сейчас я проживаю последние секунды жизни, не могла. Я упорно собирала эту ненавистную крапиву и твердила, что вернусь домой. Я не могу иначе.
Я вернусь домой. Там на подоконнике горит для меня свеча.
Теплые слезы скатывались по моим щекам.
— Помоги ей, — раздалось над моей головой.
Тяжелый резковатый голос отдал приказ и умолк. Рядом со мной присел незнакомый мужчина со странной внешностью. Его глаза горели красным огоньком, а волосы серы, как зола. Замерев, я совсем неприлично уставилась на него. Воин же спокойно собирал мои росточки.
— Что у нее там? — другой голос заставил меня вздрогнуть, он казался более мягким, но, в то же время, безразличным.
— Крапива обычная, вард Сай, — мгновенно отозвался тот, что помогал.
Вокруг нас полукругом остановились всадники. Вскинув голову, я уставилась заплаканными глазами на тех, что меня окружили. Десяток мужчин. Огромные широкоплечие в черных подбитых мехом добротных кафтанах. Впереди стояли двое. Их красивые ухоженные лошади пританцовывали на месте. На теней или мертвяков они совсем не походили.
— Откуда ты? — спросил один из них: блондин с длинными собранными в косу волосам и необычными ореховыми глазами. В них медленно разгорался красный легко различимый огонек. — Я спросил, откуда ты?
В ответ я лишь моргнула, хотела хоть что-то вымолвить, но волна мгновенного облегчения заполнила душу дикой надеждой, что смогу пережить сегодняшний день. Не сдержав эмоции, снова залилась слезами.
— Интересно, что это с ней? Из леса как сумасшедшая вылетела, чуть под твоего коня не упала, — второй мужчина - пшеничный блондин - осмотрел меня с ног до головы. — Значит, местных тут намного больше, чем сказал Каил. Плохо наши искали, и видно, не там глядели, — протянул он и спешился.
Подавив очередной поток рыданий, я вытерла лицо рукавом. Мужчины не сводили с меня взгляд. Словно диковинку увидели. Они казались суровыми, собранными и высокомерными. И чем больше я наблюдала за этими людьми, тем четче осознавала, что они неправильные. Движение, внешность даже манера говорить. Все иное, хоть и язык наш, а словно акцент какой. Тянули они буквы как-то вычурно.
Подойдя ко мне, пшеничный присел и, ухватив меня за подбородок, повернул к себе лицом. Вглядевшись, вызывающе ухмыльнулся и погладил мою скулу большим пальцем.
— Брат, да она сияющая, — и вовсе рассмеялся он, заметя, что я покраснела от смущения. — Может, заберем ее, а? Уверен, кому-нибудь да приглянется.
Услышав такое, я дернулась, как от удара, и, освободившись от захвата незнакомца, медленно отползла в сторону.
— Девушка, я еще раз спрашиваю, откуда ты? — тот важный пепельноволосый блондин, что остался сидеть верхом, кажется, терял терпение.
Мне нужно было отвечать, но я бестолково моргала и непроизвольно оглядывалась на лес. Тени были все еще там. Поджав губы, перевела взгляд на чужаков.
— Из деревни, — тихо призналась я, — проверять ловушки в лес пошла.
Пшеничный слабо кивнул.
— А что тебя там так напугало? — прямо спросил он.
— Тени, — выдохнула я и указала пальцем в лес.
Воин проследил за моим жестом и ухмыльнулся.
— Смотри-ка, Вульфрик, неприкаянные. И много их тут? — это он спросил у меня. В ответ я слабо кивнула.
Мужчины, как по команде, уставились на лес. Тени шелохнулись и стаяли одна за другой. Мне стало совсем жутко. Кто же это такие, что их даже порождения Тумана боятся?
— Отпустите меня, пожалуйста, — тихо прошептала я.
— Не бойся, — воин, что до этого молча, собирал мои ростки крапивы, завязал платок и передал его мне, — сами не тронем и этим не оставим.
Жестом он указал на лес. Мне стало чуть спокойнее.
Подняв голову, я заметила на себе заинтересованный взгляд гиганта с пепельной косой. Он явно что-то обдумывал. Подавшись вперед, в очередной раз оглядел меня и чудно принюхался. Затем быстро тряхнув головой, вернул лицу выражение полнейшего равнодушия.
И мне это не понравилось.
Я вообще не понимала, что это за люди и откуда они могли взяться на этой дороге. Но проявлять любопытство побоялась. Ясно же, что не простые воины. Слишком грозные и высокомерные. Может те самые пришлые, о ком так упорно ходили сплетни.
— Ладно, потом разберемся, — пшеничный вернулся к своему гнедому коню и одним красивым движением забрался в седло. — Къерн, возьми девчонку и отвези куда скажет. Жалко, все-таки сияющая.
Я совсем не поняла, что он имел в виду, но не это сейчас было важным. Кажется, смерть в этот раз обошла меня стороной. Пока я заторможено оглядывалась вокруг, сидя на земле и прижимая к груди узелок с крапивой и тушку птицы, воин встал и свистом призвал своего коня: того самого, что растоптал корзину.
Ни слова не говоря, мужчина подхватил меня за талию и усадил в седло. Испугавшись, я вскрикнула и неуклюже качнулась.
— Ты смотри, и у этой беда с лошадьми, — посмеялся пшеничный, второй воин одарил меня тяжелым нечитаемым взглядом. Смутившись, я отвела глаза. Красивые они были мужчины, но жуткие очень.
Вскочив в седло, мой назначенный провожатый осторожно придержал меня.
— Рассказывай, куда вести, девочка? — раздалось над моим ухом.
— В деревню, — тихо ответила я.
— В какую? — усмехнулся пшеничный. — Их тут как минимум две.
Моргнув, я призадумалась. Почему две?
— Три, — неуверенно пробормотала я, — одна прямо по этой дороге, она заброшенная давно. Вторая чуть южнее, но там мало кто из живых остался. Несколько семей. И третье селенье - наше, оно северней. У нас еще человек сто наберется. Хотя большинство домов пустые. Все ушли с этих мест. Кого война забрала, кого голод, а кто на юг подался.
Глянув на воинов, я еще раз поразилась тому, насколько они не похожи на наших мужчин. Все блондины разных оттенков, лица гладкие, в глазах красные угольки.
Уже стемнело, когда мы подъехали к заброшенной деревне - Сердвинки. Это поселение некогда процветало. В нем проживало несколько тысяч человек. Именно сюда приезжали княжеские обозы с продовольствием, кибитки торговцев и даже лавки лекарей. По субботам на центральной деревенской площади устраивали представления, танцы, гуляния по поводу и даже без...
А потом пришло известие о войне.
Здесь, около деревенских врат, которые давно уже прогнили и упали, забирали наших отцов и братьев в княжеские войска. Отсюда уходили группами люди на юг. Деревня быстро опустела. А потом и вовсе умерла. Оставшиеся люди переселились к нам потому, как и лес ближе, и умертвия с тумана приходят реже.
Но вот сейчас пустующей деревню Сердвинки никак не назовешь.
Здесь кипела работа. Огромные широкоплечие мужчины возводили заборы, отстраивали заново дома. Таскали бревна и доски. Где-то в глубине селенья пела свою музыку пила. Раздавался методичный стук молотков.
А я же от удивления, кажется, разинула рот.
Ведь всего три недели назад сюда ходили мальчишки с нашей деревни и никого не обнаружили. А сейчас… Я сглотнула и до меня, наконец-то, дошло, что имели в виду эти воины, произнеся фразу: «теперь это наши земли». И с этим пониманием вернулся страх.
Грядет война! Как только до князя дойдут слухи, что на его земле чужаки отстраивают деревни, сюда пригонят войска. Наш правитель просто не может такое проигнорировать. Ведь это ничем не прикрытый захват земли.
И еще страшнее мне стало, как только я сообразила, что мы, местные, периодически встречаем маленькие княжеские отряды разведчиков. Еще бы о них не знать: эти твари в человеческом обличии грабили наши огороды и, не скрываясь, поглядывали на женщин. Может, и насиловали кого, но кто же в таком сознается. И не сегодня так завтра кто-то из этих лазутчиков донесет об отряде пришлых людей.
Да, может, силы князя невелики. Возможно, он настолько слаб, что боится переворота. Собственно поэтому и рыскают его люди, выведывают, где неспокойно. Но я была отчего-то уверена - людей у князя все же поболее, чем этих северян.
Зажмурившись, я дрогнула от страха.
— Чего ты? — тихо спросил мужчина за моей спиной.
— Сюда придет войско. Вы всех нас погубите, — выдохнула я.
Мужчина тихо засмеялся, словно я шутку какую выдала.
— Нет, не погубим, девочка. Вардан Бессон силен и славен своими вардами и воинами. Мы не просто древние - мы Иные. У братьев Бессон договор с сильнейшими варданами Севера. То, что ты видишь - лишь верхушка дрейфующей льдины. Мы ждем вашего князя.
Я сглотнула. Ждут они, а отрываться эти звери на нас будут.
— Но мы…— пропищала я.
— Защитим, — перебил меня мужчина. — Мы не знали, что местных много. Нам сообщили о нескольких семьях и не более.
Ага, защитят они. Нужны мы кому. Уж, не обманывали бы лучше. Совсем меня за дурочку что ли держат?! Слабо верилось в это "защитим", никто никогда о местном населении не думает.
Власть, деньги земля - вот что важно, а люди - это восполняемый ресурс, который можно пустить в расход.
В душе царила такая неразбериха. Нужны мы этим пришлым. У них там, на севере, наверное, и своих людей хватает. Никто не станет рисковать воинами ради горстки женщин да детей.
Проехав мимо некогда пустующей деревни, мы двинулись дальше. Варды же с остальными мужчинами неспешно въехали в новенькие врата и скрылись из виду. Только вот тот, что с косой до пояса все же обернулся и проводил нас тяжелым немигающим взглядом, от которого я поежилась.
Темнело быстро, а на сердце разгоралось волнение. Ведь там дома Эмбер: я представляю, что она сейчас чувствует, какой страх переживает.
Благо воин, которому поручили доставить меня домой, явно спешил выполнить свою задачу. Его конь бежал рысцой, и не снижал темпа даже в темноте.
Когда показался одинокий дом у небольшой речки, где мы по обычаю собирали полезные травы, я выдохнула.
Тут много лет назад поселилась большая семья. Они держались немного обособлено ото всех и вели замкнутый образ жизни. Мать, отец, четверо детей подростков. Вроде еще пара человек: мы видели их так редко, что и не знали, кто кому и кем приходится. Семью у нас прозвали - отшельниками, и уже не обращали внимания на их странности. Живут люди и ладно.
До нашей деревни отсюда осталось минут десять пешим ходом, а на лошади и того быстрее.
Миновав одинокостоящий дом, я почувствовала облегчение.
Скоро я вновь окажусь в родных стенах.
— Что устала? — тихо поинтересовался мужчина. — Страху, поди, натерпелась в лесу?
Я закивала головой. Уж чего-чего, а ужасу мне сегодня за глаза хватило.
— Я в тумане голоса слышала, — не знаю, зачем призналась ему.
Мужчина напрягся и чуть сильнее сжал поводья.
— У тебя батька или брат есть? — спросил он, немного помолчав.
— Да — уверенно, не моргнув и глазом, соврала я.
И моей лжи было объяснение. Отец всегда говорил, что если за спиной девушки нет мужчины, то ею каждый попользоваться может. Ведь спрашивать за ее честь и невинность никто не станет. Поэтому сейчас, не задумываясь, я обманула, и стыдно за это мне не было. Этот мужчина, как ни крути, - незнакомец. И что там у него на уме вертится, только ему одному и известно.
— У нас есть работа, но только для мужчин, — услышала я от воина, — оплата, правда, пока продуктами: хлеб, сыр, вяленое мясо. Скажи своим мужикам, пусть приходят. А сама в лес не иди! Голоса это плохо, неприкаянные тебя заприметили, так просто уже не оставят. Они до магии голодные: простых людей могут и стороной обойти, а наделенных даром выпивают враз. А ты сияющая!
Я испугалась. Ведь те, кто даром магическим обладал, чаще в лесу и пропадали.
— А что это значит сияющая? Ваши командиры тоже меня так назвали, — поинтересовалась я, вглядываюсь в темную дорогу впереди.
— Не командиры, девочка, а варды, — поправил меня воин.
— Варды, — послушно повторила я уже слышанное слово.
— У вас князья, у нас варды, — услышала я от мужчины, — а сияющая - это девушка наделенная даром. У нас на Севере маги в основном мужчины древней и иной крови, а женщины почти всегда пустые. Пару лет назад к нам пришла девочка красивая с ваших мест. На кухне работала. Сияющая, как и ты. Избранная нашего вардигана оказалась. Вот она и рассказала о вашем мире и о бедах, что его разъедают.
Я удивлено глянула на мужчину.
— Ваш князь женился на южанке, на кухарке? — выдохнула я.
— Не князь, а вардиган - это главный среди вардов и геров, — моя бровь поползла верх от непонимания. — Наши мужчины, в отличие от ваших, как мы заметили, женятся по зову сердца на той, что душу задела. А ваши глядят на род, да на количество монет в приданом.
— Так всегда было, — пожала я плечами. — Простые девушки ищут женихов из деревенских парней, а княжеские дочки из богатеев равных по положению.
Мужчина хмыкнул и чуть откинулся назад.
— Вот уж чего понять не могу, зачем копить денег, зарабатывать положение, чтобы потом жениться на девице, при виде которой молоко киснет. Коль уж имеешь богатство да власть, так и выбирай по сердцу. Зачем брачный союз, если не любишь? — слышать такое от мужчины было немного странно.
— Брак устраивают, чтобы положение укрепить, богатства размножить… — начала было я.
— Вот этого и не понимаю, — возмутился мужчина, перебивая, — главное в жизни что?
Я пожала плечами и тихо выдохнула:
— Семья?!
— Вот именно - семья, — его лицо сделалось еще серьезнее. — В семье главное любить друг друга. Ради своей избранной мужчина северянин, и неважно Иной он или Древний, горы свернет, в могилу живым ляжет, зубами врага грызть будет. Так что нет у нас договорных браков.
— Значит, женщин вы цените? — смущенно шепнула я.
— Своих, да, — прямо ответил он, — до чужих дела нет. В некоторых варданах у нас тоже неспокойно: древние роды вырождаются и совсем не слышат зова крови. Превращаются в вас, — он произнес это «вас», как плюнул, — там власть к рукам прибирают наши племена Снежных. В тех местах творятся бесчинства: женщины приходят в наши земли сломанные и изувеченные. Так быть недолжно.
— Но вы же только что сказали до чужих женщин дела нет, — припомнила я его же слова.
— Все правильно, важна одна.
Я совсем запуталась и непонимающе уставилась на этого необычного мужчину с горящими глазами. Он улыбнулся.
— Мы однолюбы, — засмеявшись, уточнил он, — потому и важна одна.
— А остальные?
— Ценим. Заботимся. Бережём, — немного пафосно произнес он. — Надругательств не допускаем, так что зря ты испугалась нас сегодня, но твой страх понятен. Нам известно, что творится в ваших землях. У вас свободных женщин много в деревне?
Мужчина внимательно вглядывался в оконные и дверные проемы пустых заброшенных домов, тускло освещенных неполной луной. И это не могло от меня укрыться. Видимо, он понимал, что нас могут встретить совсем нежеланные гости.
— Женщин немало, — честно призналась я, — мужчин война да туман прибрали.
Мужчина хмыкнул, но более ничего не спросил. Завернув за полуразрушенный дом, мы выехали на нашу улицу. Вдали прямо посреди дороги светился одинокий огонек, и чем ближе мы к нему подъезжали, тем больнее на сердце становилось. У наших свалившихся ворот маячила одинокая тощая фигурка с маленькой свечкой в руках.
— Эмбер, — тихо позвала я.
Ответом мне было громкое отчаянное рыдание.
Не успел мужчина снять меня с седла, как ко мне подскочила зареванная, трясущаяся сестренка и буквально повисла на мне.
— Я по соседям бегала, — всхлипнула она, — но никто искать не пошел. Сказали, сегодня Туман особенно голоден. Тени бродят, — Эмбер давилась словами. — Я их просила, но никто не согласился. Не ходи туда больше, Томма, не ходи.
Я погладила сестренку по голове. А у самой ком в горле застрял.
— Я должна туда ходить, кролик. Видишь - живая я, меня выручили и даже домой привезли. Не плачь, лучше поблагодари моего спасителя, а то, что он о нас подумает.
Эм оторвалась от меня и глянула на моего провожатого, а потом, удивив даже меня, бросилась тому на грудь и разревелась еще больше. Мужчина впал в ступор, а потом как-то по-отцовски улыбнулся и чуть приобнял ее, успокаивающе проведя ладонью по спине. Было видно, что такое ему в новинку. В глазах разгорелся красный огонек и, может мне показалось, но воин был смущен.
— Спасибо, — шептала Эмбер, — я вам так благодарна. Вы наш герой. Спасибо вам.
Не удержавшись, я потянулась и поцеловала воина в щеку, окончательно его добив.
— Девочки… — как-то растеряно промямлил он, — ночь на дворе. Холодно, а на вас одежка тонкая. Заболеете.
— Да, конечно, — Эмбер, наконец, отклеилась от смущенного мужчины. И снова обняла меня, совсем как ребенок.
— В туман не ходите, — еще раз напомнил мужчина, — скажи отцу и брату пусть завтра с утра приходят на работу. С пустыми руками не уйдут. А где они, собственно?
Эм странно замерла, а потом тихо шепнула:
—За сараем, они не могут сейчас прийти.
Я мило улыбнулась. Да мы с Эм были очень похожи: обе синеглазые блондинки, только на личике сестры свои следы оставила болезнь.
Вскочив в седло, мужчина кивнул нам на прощание и исчез во тьме ночи.
— Томма, а он кто? — выдохнула Эм. — Странный такой.
— Северянин, сестренка, я на них выскочила, когда убегала от Тумана. Они, действительно, странные, и еще совсем непохожи на княжеских воинов. И правда, пошли в тепло, пока ты не простыла.
Переступив через валявшуюся калитку, мы отправились в дом. Вход слабо освещал факел, висевший над дверью. Взявшись за ручку, услышала скрип петель. Раньше я как-то игнорировала то, что дверь нуждается в починке, а сейчас меня это встревожило. Здесь у нас, у самого тумана, все быстро приходило в негодность. Дома, если их постоянно не латать, сгнивали за пару лет. Заборы и того быстрее. Все говорили, что это проклятье этого места, что даже трава здесь чахнет скорее. Вот так и наш дом всего за каких-то два года, пришел в запущение.
— Надо ее смазать, — негромко пробурчала я, осматривая петли и косяки. — И порог снизу обновить, а то щели уже большие, все тепло выдувает.
— Я говорила с Эгором, — защебетала Эм, — он пообещал подчинить калитку, как время будет, и дверь заодно глянет.
Проскользнув вперед меня, сестренка быстро поставила кастрюлю на растопленную печь. Я осмотрелась: в доме было убрано, в углу ведро с водой и тряпкой. В печи трещали угольки.
— Эмбер, ты молодец, — вполне заслужено похвалила я сестру. — Даже Лестра такую чистоту не поддерживала.
— А она ее никогда и не наводила. Я всегда убирала за себя, и ее работу выполняла. А не говорила тебе, потому как боялась, что ругать станешь меня и ее.
Услышав такое, я на мгновение дар речи потеряла. Если Эм убиралась, то чем тогда моя средняя сестричка все это время занималась?! Мысль о Лестре кольнула сердце. Переживала я за нее, хоть и непутевая, но своя же. Нечужая.
— Ты молодец, Эм, — еще раз похвалила я сестру.
— Томма, мне помощь никто не согласился, — Эмбер опустила взгляд на пол, ее пальцы предательски дрожали. — Эгор вот только сам домой вернулся. Мы с тетей Талией всех соседей обежали. Просили, чтобы сходили на ваши поиски. Все двери захлопнули. Все! Эгор пришел весь исцарапанный, еле ноги передвигал. Он через болота пробирался.
На глазах сестры снова выступили слезы.
— Успокойся, Эм, я жива, — прошептала я.
— Им всем плевать на нас, — выпалила она, — папа всегда ходил на поиски. Ты никогда не отказывала, а они двери перед нами закрывали.
— Надо бы Талии сказать, что жива я.
Словно читая мои мысли, в дверь глухо постучали. Непроизвольно я вздрогнула, хотя раньше за мною такого не водилось.
— Эмбер, милая, открой, — услышала я голос соседки.
Моя сестренка озабочено глянула на меня и помчалась к двери с несвойственной ей прытью. Дверь скрипнула и в дом вошла молодая женщина со своими детишками. Позади медленно, чуть хромая буквально затащился ее старший сын.
— Я тут решила, что мы с Эгором сходим к лесу. Может, где и найдем Томму… — начала было Талия, но осеклась, глядя на меня в упор.
— Живая! — выдохнула она и села на ближайший стул. — Хвала богине Эртвине. А уж думала все, пропала ты, сгинула.
Отвязав с запястья веревку, на которой все еще болталась птица, положила всю свою добычу на стол. Мой взгляд упал на тот мешок, что дал мне воин.
— Как спаслась-то? — устало прохрипел Эгор.
— Я к забытому тракту побежала, — принялась я рассказывать свою историю, — решила, что по дороге быстрее передвигаться. Прикинула, если до Сердвинки доберусь, схоронюсь там, на чердаке где.
— И что? — поторопил меня с ответом сосед. Доковыляв до стола, он буквально упал на крепкий табурет.
— Выбежала на дорогу и чуть под копыта воинов северян не попала
— Ох ты Богиня Великодушная, не тронули хоть? — Талия буквально впилась взглядом в моё лицо, ее младшие дочери притихли и глазели на меня большими глазками, будто я им сказку страшную рассказываю.
— Нет, — я улыбнулась, — я с их вардами разговаривала, это как князья наши. Страшные они
— И странные, — вмешалась в наш разговор Эмбер, наливая мне суп. — У того, что Томму домой привёз, глаза, как у кота, в темноте горели.
Все непроизвольно подались вперед.
— Значит, не врут мужики с Вотчиков, северяне появились и спокойно здесь разъезжают.
Я хмыкнула и, щурившись, глянула на соседа.
— Они Сердвинки отстраивают. Я своими глазами видела, как забор вокруг деревни городили, врата уже есть. А мне сказали, что работа для мужиков есть - платят снедью.
Взяв птицу, я скинула ее в ведро. Ощипаю чуть позже. Крапиву в узелке тоже убрала. Развернув холщевый мешочек, я вынула его содержимое: целую головку сыра, хлеб кусками и перевязанные плетеной веревкой полоски копченого мяса.
— Хорошая добыча, — хмыкнул Эгор.
— Это нас тот воин, что Томму привес, угостил, — похвасталась Эмбер, и тут же зашлось кашлем.
Бросив и сыр, и мясо, я подошла к сестре и, обняв за плечи, отвела к постели.
— Хватит хозяйничать, садись и отдыхай, — строго приказала я.
Вернувшись, решительно разделила снедь на две равные половины. Одну часть сложила обратно в мешок - это для Талии и детей. Протянув ей еду, натолкнулась на благодарный взгляд.
— Не жалко? — шепнула женщина.
Мне стало даже смешно, слышать ее вопрос.
— Ты сюда пришла оставить детей и идти искать меня. Ночью, рискуя собой. Не пожалев младших своих. Так что, нет, не жалко нисколечко. А завтра я накину иллюзию и пойду с Эгором на работу к ним.
Парень задумчиво глянул на сыр и хлеб. В нашей деревне это была роскошь: муки тут уже пару месяцев никто не видал. Я знала, что он пойдет со мной. Эгор даже в столь юном возрасте был хитрым и смышленым малым. А ему всего-то пятнадцать годков.
С него вырастит достойный мужчина, жаль, что моей Эмбер он не подходит. Не видела я в глазах парня интереса к ней. Да и она на него, как на брата меньшого, смотрела.
Я перевела взгляд на двойняшек, что жались к Талии, и голодными глазами поглядывали на холщевую сумку в маминых руках. Бедные дети не знали, ни что такое сладость, ни как леденец на палочке выглядит. Война забрала у них все: детство, радость, отца. Порою я задумывалась, зачем вообще рожать дите, если не можешь даже накормить его досыта. Потому и не понимала я Лестру и ее жгучее желание выскочить замуж. А для чего? Чтобы смотрели голодными глазами. Чтобы сын вместо того, чтобы с девчонками на лавочке дружить, в Туман уходил за куском мяса. А потом ждать его у калитки и молится всем известным богам, чтобы живого вернули.
Нет, не хотела я ни мужа, ни детей.
Я не желаю дочерям и сыновьям своей судьбы.
Талия, пригладив девочек по голове, глянула на сына.
— Пойдешь? — негромко спросила она.
— А чего бы ни пойти, — отозвался он. — Даже если не заплатят, так хоть ноги унесу. Все безопаснее. А с тебя иллюзия не спадет?
Я криво улыбнулась. Глупый вопрос.
— Ну, мало ли что, — парень улыбнулся в ответ, — а то поползут потом россказни, как мужик бабой обратился. Пса дворового в твоем исполнении до сих пор помнят. Целая деревенская легенда получилась.
Ну да. Я стыдливо отвела глаза. Мой отец никогда не трепался по поводу дара своих дочерей. У нас-то в основном маги земли рождались, да так - стихийники слабенькие. А я вот уникальна в своем роде. Конечно, иллюзионисты в нашем роду встречались, но род их деятельности не располагал к лишней болтовне. Дед мой на дороге грабил обозы богатеев княжеских. Батька его домушничал.
О таком как-то на лавочках не трепятся. Одни соседи и знали, и то, потому что предки наши ближайшие в одной банде разбойничьей состояли.
Да и мне хвалиться нечем. Чего скрывать, обносила я периодически чужие огороды. В нашем-то шаром покати. Ну, не смотреть же мне, как сестры с голоду животами маяться. А если в лесу пусто или петли мои обшарят чужие. Да, и такое бывало. Редко я на чужие грядки покушалась, но бывало, и мне за это совестно.
Много не брала, по чуть-чуть, но воровство его как не отбеляй, а все ровно грязное дело.
Эмбер снова закашлялась, и это как-то привело всех в чувство и вывело из думок. Все же ночь на дворе. Все уставшие.
— Пойдем мы, — Талия устало поднялась. — Девочкам спать уж давно пора, да, и Эгора потрепало сильно. Рада я, что ты, подруженька, жива здорова. Я уж думала все, нет тебя больше. Не усидела дома. Как Мово своего схоронила, так нет мочи на туман смотреть.
Я слабо улыбнулась и кивнула. Талия была всего на восемь лет меня старше. Они с будущим мужем с самого детства под ручку ходили. Я еще девчонкой подглядывала за ними, да дразнила «женихом и невестой». Эгора она рано родила: свадьбу только сыграли, а через месяц и сынок уже появился. Мама бегала, роды принимала, а я помогала, как могла. И ведра с водой, и простыни чистые подавала.
Никто тогда и знать не знал, что так судьбы наши сложатся. Что сын ее ради меня в туман соберется. Что общее горе у нас будет на две семьи.
— До завтра тогда. Ты выспись хорошо, — Эгор устало поднялся и, хромая, неспешно пошел на выход. — Другим-то будем говорить?
— А чего нет-то, — пожала я плечами, — кусок хлеба всем нужен.
— Значит, с утра обегу всех, — Эгор вздохнул. — Кстати, я дочь Торгаса нашел.
— Нанью, — удивилась я, — и как умерла? Хоть не мучилась?
— Живая, — он улыбнулся, просияв лицом, — мы с ней вместе по болотам уходили. Она, считай, сутки там хоронилась. Говорит, голоса они с сестрой услышали, но не послушали. В общем, сами виноваты. Но старик их хоть отошёл немного от горя.
— Я голоса тоже сегодня слышала, — призналась я, — это тени. Они совсем рядом были. Голосом мамы звали.
— С каждым днем все страшнее и страшнее, вовремя северяне пришли, — Талия покачала головой и поднялась со стула.
— Не скажи, — неуверенно ответила я, — княжеские лазутчики про них прознают и нагрянут сюда, разбираться кто такие.
Талия на мгновение призадумалась, а потом вскинула на меня испуганный взгляд.
— Чердак нужно в порядок привести, лестницы отладить, да подлатать, — услышала я от Эгора. — Если что, прятаться туда, да сидеть, как мышам. С этими подонками шутки не шутят.
Я согласно кивнула, и тут же вспомнила в каком состоянии наша крыша. Там дыра на дыре. Все прогнило.
Соседи неспешно покинули наш дом. Эмбер сидела, укутавшись, на кровати и не сводила с меня глаз.
— Сильно испугалась? — вопрос как-то сам вырвался.
Она кивнула, по щеке скатилась слезинка.
— Думала, если к утру не придешь, сама уйду в туман, чтобы с тобою там быть. Вместе-то оно все лучше, правда.
От ее слов мне сделалось страшно. Что стало бы с ней, пропади я? Талия бы в семью приняла, только у нее самой голодных ртов.
Подойдя к кровати, я обняла сестренку. Хотелось сказать что-то ободряющее, да слов не находилось.
— Ты же больше не пойдешь в лес, правда? — выдохнула она.
— Я больше не стану так рисковать, — искренне пообещала я, — я буду прислушиваться к своему внутреннему голосу. Хворост собирать только у кромки леса, петли на зайца перенесу ближе.
Установив очередной толстый чурбак на колоду, я замахнулась и опустила на него топор. Перевернув, с силой приложила обухом об пень. В сторону отлетело два полена. Проделав те же действия с поленьями, снова установила на колоду чурбак. Но замахнуться не успела.
— Дрова заканчиваются, — раздалось за моей спиной. Оглянувшись, я заметила стоящую в дверном проеме Эмбер. — А тепло все не приходит.
— Ты зачем так рано поднялась, Эм? Чего не спится? — откликнулась я.
Да, насчет дров она была права. Дровница была практически пуста. А погода все не устанавливалась. Но, сейчас мне как-то не до этого. Лес под боком: сходим с Эгором потом, порубим деревца, да, притащим, чтобы просыхали.
— Там еще суп есть, может, поешь прежде, чем уходить? — поведение Эмбер казалось странным. Нет, она и раньше проявляла заботу, но чтобы встала в такую рань.
— В чем дело, Эм? Что не так? — прямо спросила я.
— Боюсь, что ты не придешь,— честно созналась сестра.
Я невольно улыбнулась. И вот кто из нас старший?!
— Эмбер, — мне нужно было ей что-нибудь сказать ободряющего, только вот слов не находилось. — У нас у каждого своя судьба. Что на роду написано, то и будет.
— Какая судьба, Томма, — сестра эмоционально вскинула руки и сложила их в свойственной ей манере на груди, — нет никакой судьбы. Есть Туман, есть твое решение.
— А еще есть - голод и холод, сестра. Есть ответственность перед близкими, — не удержавшись, возразила я.
Ее лицо исказил гнев. Первый раз я увидела на лице нашей милой Эм эту эмоцию. И она ее не красила. Скорее демонстрировала ее истинный возраст.
— И еще есть три могилы, — Эмбер ткнула за сарай, — а в одной из них даже тела нет. От нашей мамы и следов не осталось. Ты помнишь, как они ушли, Томма? — сестра была возбуждена и невероятно зла. Такого я за ней ни разу не наблюдала. — Помнишь, как искали маму? А ведь она могла не идти за травами в тот день. Я вчера стучала в дверь Эдии. Той самой Эдии, ради которой наша мама пошла в лес. Чтобы ее спасти. Она погибла из-за долга целителя. А что сделала в благодарность Эдия? Знаешь? Нет. А тебе скажу. Она хлопнула дверью перед моим лицом и сказала, что у нее дети. Дети! А что у мамы не было детей? А папа. Ты помнишь, сколько раз он ходил в лес, в туман: днем, ночью, чтобы найти, спасти кого-то из соседей. Он рисковал собой, зная, что у него дома три дочери. Но он ставил чужие жизни выше нас. Сколько ночей мы провели у окна и все-таки потеряли его. Мы всех потеряли, Томма. Всех! Туман отнял все.
Я поджала губы, не желая этого слушать, но Эмбер продолжала.
— Помнишь, как однажды папа пропал почти на неделю? Ты помнишь ради кого он пошел тогда в лес, на болота? Ради сына Ториса он это сделал. И что? Их дом был первым, куда я с Талией побежала. Они даже слушать не стали: ни он, ни его сын, из-за которого, между прочим, погиб дядя Мово - муж Талии, отец Эгора. Вот он этот ваш хваленый долг.
— Ты не права, Эмбер, — тихо пробормотала я, но сама понимала - есть зерно истины в ее словах.
— Нет, я права, — она упрямо выдвинула подбородок вперед, — папа и мама погибли потому, что ставили чужое благополучие выше своих собственных детей.
— И что ты предлагаешь? — прямо спросила я. — Ради чего весь этот разговор?
Эмбер кивнула и улыбнулась, словно она ждала этого вопроса.
— У тебя есть дар, — она посмотрела мне прямо в глаза, — другие не брезгуют вытаскивать добычу из твоих ловушек. Другим можно рвать твои силки и петли, так почему же тебе нет?
— Нет, — перебила я ее, — это не честно и подло.
Эм развела руки и буквально возвела очи к небу.
— Подло?! А по отношении ко мне вчера они все не подло поступили? Ты бы наверняка собралась и побежала искать пропавших. Эгор вчера на себе тащил Нанью, а ее отец нас с Талией на крыльцо не пустил. Это ли не подлость, Томма? Что? Умирая, мне про долг и честь рассказывать будешь? Ладно, если как мама уйдешь, а если вернешься такой, как отец. Что ты мне будешь говорить? Ты помнишь, как он умер, Томма? Я не ты, я такое сделать не смогу. Хоть раз вспомни о долге передо мной, перед собой! Хоть ты, наконец, поставь остатки нашей семьи выше всей этой давно никому не нужной чести.
Я начинала злиться и закипать, но при этом понимала, что сестра правильно говорит, но ведь себе на горло не наступишь. Не этому меня родители учили.
— Ты просишь меня переступить через себя, — я с трудом верила, что моя всегда такая тихая сестра вдруг проявляет такой характер. Это что же вчера такого случилось, что она так изменилась?!
— Я прошу тебя просто остаться живой. Ну, по огородам же ты шастаешь. Что стоит сунуться в чужие ловушки? Я не желаю рыть для тебя могилу, Томма, — прошептала она. — Я не хочу хоронить тебя. Ни тебя, ни Лестру. Я надеюсь, что она вернется. Живая. Да, она поступила гадко с нами, но она моя сестра. Я не хочу терять вас. Пожалуйста, прекрати играть благородно и по правилам: обноси чужие петли и силки, как это давно уже делают все остальные.
— Ты не понимаешь. В огородах нет тумана, Эм. А в лесу мы все жизнью ради куска мяса рискуем. И забрав чужое, я могу обречь кого-то на гибель.
Эм хотела возразить, но позади нас послышались приглушенные голоса и во двор вошел Эгор и Талия. Парень все еще чуть прихрамывал после вчерашних приключений, но выглядел значительно лучше. Взъерошив короткие русые волосы, он оглядел наш двор.
— Что-то у вас даже трава не растет. А у нас об нее тяпку сломаешь: прет быстрее урожая.
Я смолчала, лишь украдкой глянула на сестру. Что-то с ее даром было не так. Да и знать бы еще, что за магия у нее такая. Спросить бы у кого ведающего, да нет у нас таких.
Выйдя из деревни, мы направились по широкой тропе к Сердвинки. Вперед пустили мужиков из Вотчиков, ну и заодно наших местных. А потом и вовсе решили отстать, чтобы пристально меня не разглядывали. А то поначалу мужики бросали косые взгляды. Но оно и понятно, откуда тут взялся посторонний.
Выглядела я, конечно, удручающе в иллюзии бродяги с большой дороги. Отцовский кожух, косматая нечесаная голова, тщедушное телосложение. Ну, как вроде обычный скиталец, какие время от времени забредали к нам в селенья. Эгор тоже подсуетился и наплел местным мужикам что-то про отшельника, что пришел вслед за северянами да решил рискнуть с работой.
В общем, придумал мне легенду, что бы ни спрашивали потом, откуда мужик-то появился, которого раньше не видывали. Накинув на себя качественно продуманную иллюзию чахлика, я все крутилась перед Эгором, требуя оценить мое актерское мастерство.
— Халтура, — со знанием дела заявил он, — чего ты красуешься и задом виляешь. Где ты видала, чтобы мужик так вышагивал?
Хмыкнув, я поправила волосы и с укором глянула на этого малолетнего критикана.
— Еще и глазками стреляешь, — шикнул он на меня. — Шаг шире, сутулься, и губки не надувай, как девочка, а смачно сплевывай.
— Это неприлично, — возмутилась я.
— И рот на замке держи, — отдернул он меня, — а то мало того, что он бабский, так еще и приличный.
Путь в Сердвинки занимал какой-то час, не больше. Да и сама дорога была более или менее безопасна. Мертвяков здесь, конечно, видали, но редко и по одному. Искать им тут было нечего. Так что, немного расслабившись, мы вырабатывали у меня мужицкую походку: портили мою осанку, шаркали ногами и харкались по сторонам.
Уже на подходе к некогда пустующей Сердвинки мы, не сговариваясь, пошли медленнее. Видимо, не мне одной было боязно.
— Если что не так, сразу ноги делаем, — шепнул Эгор, — кто их знает, кто они вообще такие.
Я сначала согласно кивнула, а потом как-то спохватилась. Ведь не тронули меня вчера, а наоборот проявили невиданную заботу. Чтоб князья наши о безопасности какой-то деревенской бабы заботились. Да никогда не было такого.
— Да, ничего они нам не сделают, — уверено заявила я, — мы им как раб сила нужна. Считай, за кусок хлеба работать согласны.
— В том-то и беда, — Эгор пнул небольшой камешек и остановился. — Поймут в каком мы положении и заставят за горбушку хлеба спины надрывать. А то и за просто так, чтобы можно было воздухом на их земле дышать.
Вот тут мне возразить было нечем. И такое вполне могло быть.
— Поживем, увидим, Эгор, — пробормотала я. — Время покажет.
— Я все-таки надеюсь на них. В лес за мясом и хворостом, конечно, придется ходить, но хоть не так часто.
Я посмотрела на виднеющиеся впереди Сердвинки, потом на соседа. Я была бы счастлива вообще никогда в туман не возвращаться, и если работа здесь сократит эти походы хоть на сколько-нибудь, - я буду горбатить тут спину до изнеможения.
В Сердвинки мы заходили с опаской. Вокруг нас кипела работа. Огромные мужчины, обнаженные по пояс, возводили забор из частокола. Я с жадностью глянула на гору веток, что валялись неподалеку. Столько добра, а не возьмешь. Хворост нам был нужен позарез.
Войдя через большие врата, мы с соседом поразились отстроенным домам. Красивые бревенчатые стены, крыши с черепицей, небольшие заборчики и резные калитки. И всего ведь за пару недель возвели. И в сравнении с этими домами наши казались мне лачугами покосившимися. Это изрядно подпортило моё настроение. Хотелось тоже жить как люди, вот в таких вот шикарных избах.
Пройдясь вдоль всей улицы, мы так и не поняли, у кого спросить о работе. Развернувшись, вновь пошли к центральным воротам. Там я заприметила двух вчерашних князей, или вардов. Мужчины стояли и переговаривались о чем-то.
— Вон тех видишь? — шепнула я Эгору. — Они тут, вроде как, самые главные.
Я неприлично тыкнула пальцем в светловолосых гигантов.
— Они чего братья? — услышала я в ответ.
— С чего взял-то? — не поняла я вопроса.
— Похожи чем-то, — парень пожал плечами.
Я присмотрелась. Действительно, было в лицах вардов что-то неуловимо схожее.
— Пошли у них о работе спросим, что ли, — предложил Эгор.
— Они князья, — возразила я.
— Но мы-то, как вроде, и не знаем об этом. Что они головы нам снесут за спрос-то? — пробурчал он чуть дрогнувшим голосом.
Не дожидаясь моего ответа, сосед пошел вперед. Я вынуждено поплелась следом.
— Про походку не забывай, — шикнул он на меня, оглядываясь, — и глазками не хлопай. А то не поймут.
Скрипнув зубами, я сутулилась и даже чуть не плюнула под ноги, но вовремя спохватилась. Иллюзия иллюзией, а воспитание никто не отменял.
Приближаясь к вардам, я почувствовала странное волнение. Словно предчувствие какое.
— Местные? — не дожидаясь наших вопросов да расспросов, обратился к нам воин с пшеничными волосами. — Долго ходите! С какой деревни пришли?
— Красенки, — ответил Эгор твердым голосом.
— Это самая дальняя от тракта? — уточнил второй вард.
— Да, господин, и самая населенная, — снова без запинки отчеканил парень.
Пшеничный хмыкнул и глянул на меня.
— У вас так заведено, что младший вперед старшего рот открывает.
Я сглотнула. Но упрямо продолжала молчать, личина на мне, конечно, мужика, но голос-то не подделаешь и морок на него не накинешь.
— Полоумный он малеха, — не краснея, соврал Эгор, — недавно пришел в наши места, да поселился в стороночке. Не говорит он почти.
Сглотнув, я инстинктивно спряталась за Эгора.
— Чего это он? — прокомментировал мои действия вопросом вард Сай.
— Я же говорю - головой тронутый, боится внимания. От чужаков, бывает, шугается. С юга он, может, где дубину об него приласкали, вот и чудит. Дурак он, господин.
— Вард, — тут же поправил его северянин.
— А вард - это как командир отряда? — пропищал Эгор, пытаясь отвлечь от моей персоны внимание. — А то девица у нас в деревне сказала, что как князь.
— Девица, говоришь. Русоволосая красавица, что вчера нам попалась? — уточнил вард Вульфрик.
— Ага, — Эгор кивнул, — так и сказала - князи северные.
— А что смущает, парень? — снова хмыкнул северянин. — Что на князей не тянем?
Эгор сглотнул, похоже, уже пожалев о своем длинном языке.
— Князь с простым людом не говорит, — выдавил он из себя.
Вульфрик неожиданно тепло рассмеялся, и в этот момент я почувствовала тонкий аромат свежей древесины и сосновой смолы. Так пах папа. Забывшись, теперь уже я уставилась на мужчину, готовая расплакаться от нахлынувших чувств. Этот запах будоражил душу, выворачивая ее наружу.
— А что у князя вашего язык отвалится, если он с простым людом разговоры вести начнет? — подколол Эгора мужчина.
— Наверное, нет, господин, — смущенно ответил мальчишка.
— Вард, парень. Обращаться ко мне - вард и никак иначе. Ты-то не полоумный вроде, — вард Вульфрик строго глянул на мальчишку. — В общем, сейчас выйдете за врата и налево вдоль частокола. Там отыщите ваших. Сегодня рубите дрова. Пока всю работу не выполните, никто никуда не уходит. Получите, что заработали и вернетесь завтра.
Кивнув, мы снова замерли истуканами.
— Чего стоим? Чего ждем? — приподняв бровь, поинтересовался вард Сай.
Переглянувшись с Эгором, неуверенно развернулись в сторону главных врат и понеслись к ним. Только оказавшись за забором, перевели дух.
— Какие-то они неправильные князья, — пробурчал Эгор.
— Варды, — не задумываясь, поправила я его.
— Ага, варды, — выдохнул он. — Что это за варды, которые до общения с челядью опускаются?! А этот второй такие дыры в тебе прожигал. Может, понял, что с тобой не все ладно?
Я на мгновение призадумалась и качнула головой
— Нет, не мог. А вообще, это северные варды! Может у них так заведено, — неуверенно пробормотала я.
— Все равно жуткие они. Вроде, как и спокойно говорят, а поджилки трясутся.
Я пожала плечами, ничего подобного я не почувствовала. Мне до сих пор мерещился этот неповторимый запах моего счастливого детства. Папа любил строгать по дереву. Он вырезал нам деревянные игрушки: зайчиков, волков, петушков. Каждый раз, принося нам эти фигурки, он улыбался и целовал нас в щечки, говоря, что мы его маленькие красавицы. Я подносила к лицу эти игрушки и слышала запах свежего дерева и смолы.
Запах безвозвратно утерянного счастья.
— Пошли, что ли, — проворчал Эгор, и мы отправиться искать остальных согласных вкалывать за кусок хлеба.
Скажем, работенка оказалась пусть и не легкой, но вполне терпимой. Нам указали на сложенные друг на друга стволы деревьев. И обозначили задачу, порубить на дрова. Просто и понятно.
Получив на руки несколько острых пил и топоров, мы принялись за работу. Мужики распиливали стволы на чурбаны, длинною примерно в мой локоть, а мы с Эгором рубили их на дрова. Девятилетний внук одного из мужиков с Красенок собирал деревяшки и складывал их на телегу, стоящую рядышком.
Так мы, не разгибая спины, пахали в робкой надежде, что нас не обманут и дадут хотя бы по буханке хлеба.
В обед к нам нагрянули с проверкой и не абы кто, а сами варды. Которые, как я подметила, старались вообще все здесь под контролем держать. На мягкотелых князей они вообще не походили.
Осмотрев объем выполненной нами работы, вард Вульфрик уважительно кивнул. Я, быстренько заскочив за телегу, выглядывала оттуда, боясь приблизиться к этому гиганту. Но между тем, его взгляд периодически останавливался на мне.
— Не лодыри, — довольно сделал выводы вард, — пахать умеете. А скажите-ка мне, как тут раньше было. Поля сеяли? Охотой жили? Или дерево заготавливали?
Мужики переглянулись, но никто первым не решался рта раскрыть. Видя это, вард Сай окинул нашу компанию строгим взглядом.
— Когда вард задает вопрос нужно отвечать, — сурово отчитал нас он.
— Сытно здесь никогда не было, — негромко принялся рассказывать старик Малойо из нашей деревни. — Но пока старый князь правил, помощь приходила. Продовольствие возили. Мы им дерево, меха, мясо, а нам зерно, овощи да фрукты. Но и свои поля были. Рожь хорошо росла. В огородах на муку еще и горох высаживали. Сады, какие-никакие, были: вишня черная, ранет да айва северная.
Старик умолк и затравлено глянул на грозного воина, восседающего на огромном жеребце. У его ног сидел огромный черный волк. Возможно, я бы и не заострила на нем внимание, если бы эта зверюга не уставилась так на меня, не мигая. Волк и его хозяин меня нервировали до жути.
Поежившись под пристальным взглядом слишком умных для зверя глаз, я зыркнула на его хозяина. Вард также пристально всматривался в мое лицо. Да что ему от меня нужно. Тем временем в его светлых карих глазах разгоралось красное пламя.
— Вульф, — вард Сай дернул брата за рукав черного кафтана, — поехали на северную сторону. Что-то обоза не видать.
Кивнув, сероволосый северянин нехотя отвел от меня взгляд и, бросив короткое: «накормить», рядом стоящему воину северянину, ускакал.