Твоя далекая звезда (Отпуск в тридевятом царстве) (СИ)

Глава 22

За четыре месяца Джелайна сильно изменилась. Куда только подевалась хрупкая, бледная, полупрозрачная фарфоровая статуэтка? Теперь ее лицо стало обветренным из-за постоянного пребывания на холоде, руки загрубели. Подсохшая царапина на скуле, потрескавшиеся губы, некогда безупречно белоснежные, а теперь ставшие самыми обычными зубы — все это вдребезги разбило прежнюю неприступную утонченность, но удивительным образом сделало женщину живой, реальной, земной. Узкие рукава платья то и дело обрисовывали рельеф тугих мускулов на тонких руках. Сейчас, без мешковатого плаща, перемены стали гораздо заметнее. Повадки всегда готовой к прыжку и осознающей свою ловкость рыси… Бенвор исподволь наблюдал за Джелайной весь вечер, не переставая удивляться тому, как органично эти перемены вписались в смутно запомнившийся тусклый образ — проявились, словно загар наутро, и придали ему законченность. Только теперь он убедился в эффективности, казалось бы, бессмысленного наслоения навыков у TS-проекций. Стоило лишь привести слабое исходное тело в нужное состояние — и оно автоматически превращалось в боевую машину.

Олквин вспомнил про Уокера — и ужаснулся, представив себе возможности шестисотлетнего совершенства, которому даже не требовалось постоянное восстановление формы. Оставалось только надеяться, чтобы его двойник и дальше не надумал появиться в этом мире.

— Вы меня напугали, — повторил Бенвор, выкладывая на стол привезенные из Олквинау книги. — Платусс сказал, что вас здесь нет, и я решил: все, забрали домой. А вы, оказывается, тренировались.

— Что поделаешь? — хмыкнула Джелайна. — Мне топтать землю этой утопии как минимум половину тысячелетия, так что нужно быть готовой ко всему.

— Вот как, — протянул Олквин. — Что же убедило вас окончательно?

— Климат, — ответила она. — В Англии последних столетий зимы мягкие, морозов почти не бывает. А тут, насколько я успела узнать, зима всегда долгая и часто снежная. В Европе такие были именно в позднем средневековье.

— Я сожалею, — тихо произнес капитан. — Но мое предложение остается в силе.

— Да я и не волновалась, что вы можете передумать, — лукаво улыбнулась Джелайна. Бенвор недоуменно вглядывался в ее лицо, пытаясь отыскать признаки печали, неизменно охватывавшей гостью раньше.

— Похоже, вы смирились, — без удивления констатировал он.

— Выбора нет, — пожала она плечами. — Зачем лишний раз нагонять на себя депрессию? Не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней. Я собираюсь обставить по отсчету всех рейдеров. Можно будет незаметно шагать из века в век под защитой ваших потомков. Можно жить, каждые лет десять переезжая с места на место, меняя имена и стараясь не привлекать внимания. А можно позволить взять верх авантюрной жилке и стать в этом мире легендой, войти в его историю, наследить по максимуму… Что бы выбрали вы, капитан?

— Ну, тут я вам не советчик, — рассмеялся Олквин, все еще чувствуя удивительное умиротворение от того, что все складывалось именно так, как ему и хотелось. — Может, вы все-таки напутали, и у нас тут не Англия?

— Все, довольно, — отрезала Джелайна. — Это у вас проблемы, а не у меня. У вас война, торговая блокада, запутанная политика и застой прогресса. Я заинтересовалась последним. Почему так вышло?

Бенвор уселся поудобнее, предвкушая новый рассказ.

— Я еще в первый день кое-что заподозрила, а потом порасспрашивала отца Паритэна, и докопалась до любопытных вещей. В вашем королевстве религиозному культу отведено поистине ничтожное место…

— И из-за этого застой? — удивился Олквин.

— Дело, в общем-то, не в самой религии. В моем мире христианство впервые попало в Англию с римскими легионами. У вас существуют летописи о нашествии армии алатинов. Очевидно, это одно и то же. Завоеватели принесли сюда свою письменность, которая существует и поныне. Вы используете алатинскую систему счета.

— Да, вы говорили, неудобную, — вспомнил Бенвор. — А как у вас?

— Наша Европа давно перешла с римских цифр на арабские. Мы изучим их, если хотите, — успокоила Джелайна враз подобравшегося капитана. — Цифры пришли с континента, из далеких земель на юго-востоке. Из разных стран в Англию попали хорошая сталь, порох, стекло, специи, благовония, кофе, чай, сахар, бумага, шелк… — женщина развела руками. — У вас ничего этого и в помине нет. У нас кое-что принесли с собой крестоносцы. А вот в вашем мире не было вооруженных походов в дальние земли под знаменами христианства. Ну, может, и были, но без вашего участия. Вы вообще никогда не воевали на чужой территории, только на своей.

Олквин заставлял себя не перебивать, надеясь, что о подробностях параллельной истории расспросит как-нибудь потом.

— Вот я и подумала, — уставившись на горящую свечу, произнесла Джелайна. — А что, если именно с той поры и пошло расхождение с нашим миром? Сильная церковь не поддерживала королевскую власть. Не было Крестовых походов, Столетней войны с Францией, или Лувеньоном, как она у вас называется. Не произошло учреждения парламента и образования сильной морской державы. Вместо этого Хорверолл распался и попал в блокаду скандинавов. То есть, бангийцев, — поправилась она. — Викинги завоевывали Англию и раньше, но у вас процесс что-то затянулся.

— А это могло продолжаться до двадцать первого века?

— О, нет. Только если и весь остальной мир застрял так же прочно. Изоляция изоляцией, но даже с трудом сохранившиеся первобытные пигмеи в диких джунглях моего мира догадываются о том, что огромные стальные птицы, летающие высоко в небе, сделаны человеческими руками.

Стальные птицы стали последней каплей в чаше терпения Олквина.

— Все, хватит, — загорелся он, разворачивая заветный список. — Если причина отставания прогресса и была вашим заданием по моему миру, то решение вы нашли. Теперь я буду задавать вопросы, интересные мне.

Женщина взяла у него пергамент и внимательно просмотрела.

— А вы не размениваетесь на мелочи, — одобрительно усмехнулась она. — Что ж, я попытаюсь научить вас всему, что приведет к ответам. Но за два месяца мы успеем совсем немного.

— Сколько успеем, — подхватил Бенвор. — Если не будет нападения из Анклау, я постараюсь вернуться как можно раньше, и продолжим.

Время — коварная вещь. Позднее Олквин недоумевал: почему прежде ему казалось, что два месяца — это много? В ожидании время тянулось, словно застыв на месте, а теперь понеслось стремительно, как горный ручей.

Поначалу Джелайна по утрам привычно уходила в лес. Она сильно сократила тренировки, но уже через неделю Бенвор, видя, как медленно они продвигаются, попросил ее пока забросить их совсем. Конечно, Джелайна не обязана была посвящать целые дни исключительно ему одному, но она согласилась.

Занятия с ней были полной противоположностью нудным монастырским урокам, где мальчиков заставляли лишь бездумно заучивать наизусть. Джелайна старалась, чтобы Бенвор понял суть, а не вызубрил. И это оказалось намного лучше, потому что осмысленное запоминалось само.

Удивительное устройство в голове, обеспечивающее Джелайне абсолютную память на работе, пригодилось и теперь. Благодаря ему она последовательно вспоминала все, чему учили ее саму, и капитану оставалось только удивляться, как много всего открыли ученые ее мира за последние столетия. Когда-нибудь, наверное, и в его мире тоже родятся свои Галилей, Ньютон, Декарт, Бойль, Дарвин и остальные. Джелайна уверяла, что это произойдет обязательно — при любых темпах прогресса развитие человеческой мысли во всех утопиях идет с одинаковой закономерностью.

В особенно хорошем настроении женщина соглашалась рассказывать интереснейшие истории из жизни своего и чужих миров. И Бенвор постепенно научился улавливать подходящие моменты. Это оказалось нетрудно — от настроения Джелайны непонятным образом стало зависеть его собственное самочувствие. Однажды Олквин признался ей в этом, на что женщина туманно заметила, что тоже постоянно ощущает его ауру, после чего надолго задумалась. Бенвор не стал уточнять, но догадался, что речь шла об упомянутом в ее откровениях живом тепле, которое окутывает ее рядом с ним и его двойником. Влияло ли ее настроение на Уокера? Возможность такой взаимосвязи с двойниками из разных миров казалась Олквину просто мистикой.

Впрочем, о чем бы ни рассказывала Джелайна, капитан всегда внимал ей с одинаковым удовольствием, легко погружаясь в яркую воображаемую реальность, создаваемую умением женщины превращать любую тему разговора в захватывающее повествование. Он так привык слушать ее, что иногда делал это даже во сне. Перегружаемый информацией мозг выдавал по ночам жутко запутанные видения, и лишь знакомый голос, ставший таким привычным, спасал от зарождающихся кошмаров, легко расплетая смысловую паутину и раскладывая все по полочкам. Даже когда он сам мысленно задавал себе вопросы, ответы на них звучали в его сознании голосом Джелайны.

Олквин привык к голосу, но лицо женщины продолжало вызывать его неослабевающее любопытство так же, как и в первый день. Он смотрел на нее постоянно, но ее облик ускользал сразу, стоило лишь отвести взгляд. Капитан пытался запомнить ее черты, и вскоре обнаружил, что их можно ненадолго запечатлеть по отдельности. С этого момента он стал присматриваться к мелочам — к тому, как Джелайна поднимает брови, меняет направление взгляда, сдувает с глаз русую челку, прикусывает губу, улыбается или хмурится. Это особенно занимало его, когда женщина увлекалась, и ее мимика становилась очень оживленной. Она вся словно светилась изнутри в такие минуты. Иногда Бенвор ловил себя на том, что неотрывно любуется Джелайной во время занятий. И однажды понял — неуловимая для невнимательного взгляда, несомненная гармония этого странного лица раскрывалась только в непрерывном движении.

Олквин будто очнулся, когда до него дошло, что уже больше минуты стоит тишина, а лицо Джелайны застыло и вновь стало невыразительным. Женщина молча смотрела на него, поджав губы. Юноша расправил плечи, чувствуя себя так, словно вынырнул из глубины, и снова может дышать и отчетливо слышать.

— Похоже, вам это совсем не интересно, — тихо сказала она. — Давайте сделаем перерыв.

— Нет-нет, — торопливо ответил Бенвор. — Продолжайте.

— А уже все, — хмыкнула Джелайна. — Вы можете повторить мою последнюю фразу?

Капитан напряг память, но последним отчетливым впечатлением было лишь то, как женщина прищурилась, прежде чем умолкнуть. Вздохнув, он опустил голову.

— Мы занимаемся ежедневно по двенадцать часов, — произнесла Джелайна. — Не пора ли сжалиться над собой и признать, наконец, что впихнуть в два месяца материал нескольких лет попросту невозможно? Даже я едва выдерживаю, а ведь мне не привыкать к многочасовым урокам.

— Так вам тяжело? — спохватился Олквин. — Почему же вы не сказали сразу?

— Тяжело вам, — покачала головой Джелайна. — Может, хватит мучить себя в таком темпе?

— Я не устал, — тут же возразил он. — Просто отвлекся.

— Последние дни вы отвлекаетесь почти постоянно. Вы нормально спите?

— Нет, — нехотя сознался Бенвор. — Откуда вы знаете?

— Это синдром хронической усталости. Скоро вы сорветесь. Так больше нельзя, нужно чем-то разбавить умственную нагрузку. С завтрашнего дня я продолжу тренировки. Советую и вам присоединиться, пока мозги окончательно не закипели.

Капитан невольно согласился с этим. Жизнь сейчас такая: неизвестно, что будет завтра. Кто знает, может, ему скоро придется участвовать в сражении? А у него за полтора месяца спина закостенела.

Джелайна встала из-за стола и направилась к лестнице. Внимание Олквина привлек шум у двери: Даина с кем-то спорила.

— …милорд запретил его беспокоить, — ворчала экономка.

— Кто там? — окликнул ее Бенвор. Из-за плеча Даины высунулась румяная принаряженная девица. С лестницы донесся тихий звук — то ли отрывистый смех, то ли фырканье. Олквин растерянно посмотрел на Джелайну. Несомненно, гостью давно успели просветить об особенностях здешних нравов. Но как же ему не хотелось, чтобы она с этим сталкивалась!

— Сделайте перерыв, капитан, — выдавила Джелайна, криво усмехнувшись. — Отдохните от занятий. У вас есть все, что нужно, — кивнув в сторону девицы, она убежала. Дверь ее комнаты хлопнула.

Скрипнув зубами, Бенвор принялся машинально складывать исписанные пергаменты. Настроение его разом испортилось, но хуже всего было отчетливое понимание того, что именно на него влияет. Даина нерешительно потопталась на месте и, видя, что хозяин сейчас не занят, ушла на кухню. Девица сделала несколько неуверенных шагов вперед и остановилась посреди зала, снимая блестящую от тающих снежинок теплую накидку. Не обращая на нее внимания, Олквин отодвинул стопку книг и направился к лестнице. Крестьянка пошла вслед за ним. Бенвор обернулся и смерил ее недовольным взглядом. Девушка посмотрела наверх, в сторону жилых спален, и робко улыбнулась. Снова хлопнула дверь. Джелайна с каменным лицом торопливо спустилась вниз, уже в плаще, под которым виднелась черная форма. Не поднимая глаз, она старательно обошла преградившего дорогу капитана, но он поймал ее за край одежды.

— Куда вы? — спросил Олквин. — Уже темнеет.

— Прогуляюсь, — не глядя на него, невыразительно бросила женщина и, аккуратно высвободившись, вылетела прочь. Бенвор взбежал по лестнице, толкнул дверь спальни и схватил первую попавшуюся под руку теплую одежду. Выходя, он снова наткнулся на крестьянку.

— Что, замуж вышла? — процедил он. Девица расплылась в улыбке и кивнула. — Вот и иди к мужу! — прошипел капитан, оттолкнул ее и выбежал на улицу.

Шел сильный снегопад. От городских ворот не уходило никаких свежих следов. Олквин потоптался на месте, вглядываясь в быстро заметаемые ямки, и уже собрался возвращаться ни с чем, когда заметил цепочку отчетливых ребристых отпечатков, тянущуюся вдоль самой стены крепости. Джелайна не пошла через мост, и это было странно — ей пришлось бы перебираться через ров, где снега намело по плечи. Бенвор пошел по следам и наткнулся на женщину у бревенчатой стрелковой башни. Она сидела на корточках, опершись о стену, обхватив колени и плотно завернувшись в плащ.

— Что вы здесь делаете? — не поднимая головы, глухо спросила Джелайна, словно удивившись тому, что Олквин предпочел догнать ее, а не остаться в приятной компании.

— Вы же сами приглашали меня присоединиться, — невозмутимо произнес Бенвор.

— Завтра, — буркнула женщина. — На тренировке. А сейчас я просто гуляю.

— Странная у вас прогулка, — усмехнулся капитан. — У проекций могут отмерзать пальцы?

Джелайна встала, и Олквин увидел, что она дрожит. Эта одежда была слишком легкой для такой погоды.

— Леди, вы замерзнете, — с упреком сказал он. — Вернитесь в дом.

— Зачем вы пошли за мной? Вам нечем больше заняться?

Похоже, она пыталась быть язвительной. Но получилось жалобно, как у обиженного ребенка.

— Я испугался, что вы пойдете в лес, — объяснил Бенвор. — В темноте, в снегопад…

— Ни в какой лес я не собиралась, — фыркнула она и сбивчиво пояснила: — Вышла, а потом подумала: ну, может, найду и себе кого-нибудь, чтобы тоже… отвлечься от занятий.

Ах вот даже как?!

— Боюсь, это пустая трата времени, — мягко заметил Олквин, стараясь, чтобы в голосе не звучала улыбка. Джелайна гневно сверкнула глазами из-под капюшона.

— Ну, спасибо! — отрывисто бросила она и зашагала назад к воротам.

— Нет, я не в том смысле… — поспешно добавил Бенвор, поравнявшись с ней. — Просто ни один мужчина в Сентине не посмеет и пальцем вас тронуть. В моих владениях, леди, вы неприкосновенны.

Женщина вздернула подбородок и с вызовом спросила:

— Неужели? А если леди попросит сама, ей откажут?

Широко шагая, Бенвор обогнал ее и встал на пути.

— Ну, попробуйте, — предложил он. — Мне тоже любопытно.

Джелайна в темноте вгляделась в лицо капитана. Ее глаза блестели, отражая слабый свет сумерек.

— Ладно, сдаюсь, шутка была неудачной, — нервно хмыкнула она. Порывисто вздохнув, тихо добавила: — Да плевать я хотела на «кого-нибудь»… — и еле слышно прошептала: — …и вам об этом прекрасно известно.

Голос ее сорвался. Натянув пониже капюшон, она скользнула мимо Олквина, но тот поймал ее за руку и удержал на месте. Джелайна дернулась, пытаясь освободиться, шагнула в сторону и провалилась ногой в ров. Потеряв равновесие, она машинально уцепилась за Бенвора. Не ожидавший этого капитан поскользнулся и полетел в глубокий снег.

Вынырнув из сугроба, Олквин встряхнул волосами, вытер лицо и неожиданно для себя самого рассмеялся. Давненько его не вываливали в снегу… Нашарив рядом в темноте Джелайну, он потянул ее вверх. Женщина не смеялась, она недовольно шипела, держась за затылок.

— Что с вами? — забеспокоился Бенвор, испугавшись, что зацепил ее, когда падал. — Ударились головой?

Он помог Джелайне сесть ровно и, протянув руку, нашел ее холодные пальцы.

— Похоже на то, — мрачно согласилась она. — И, кажется, уже давно.

Все еще пытаясь нащупать у нее шишку, капитан не сразу понял, что она имеет в виду. Взяв голову женщины в ладони, он заглянул ей в лицо. Пушистые снежинки падали на ее волосы, цеплялись за ресницы, и Олквин заметил, что Джелайна тоже рассматривает его. Он уже достаточно изучил мельчайшую мимику этого лица, чтобы различить, даже в сумерках, что ее пристальный взгляд остановился на его губах. Ни секунды не задумываясь, Бенвор наклонился и поцеловал ее.

Женщина вздрогнула и попыталась оттолкнуть его. Но капитан держал ее крепко, и отпускать не собирался. Еще секунда — и она всхлипнула, обвила его руками и ответила с таким неожиданным пылом, что у Олквина перехватило дыхание. Господи, его никогда так не целовали! Так жадно, самозабвенно, взахлеб… будто последний раз в жизни. Выпустив голову Джелайны, Бенвор притянул к себе ее тонкое, сильное тело, и тут же она сама прижалась к нему с отчаянием человека, которому нечего больше терять. Все растаяло, смазалось — и мороз, и снег… и пространство, и время…

Реальность грубо напомнила о себе обрушившимся на головы сугробом. Холодные мокрые комочки тут же пробрались за шиворот. Охнув, Олквин отпустил женщину и принялся торопливо выбрасывать талый снег из-за ворота. Леди в плотно прилегающей форме повезло больше. Лишившись опоры, Джелайна осела в снег, тяжело дыша и ошалело глядя на капитана. Растрепанная, возбужденная, с горящими глазами — сейчас она была хороша, как никогда. Забыв про холод, Бенвор снова потянулся к ней. Женщина отшатнулась, вскочила на ноги и ловко выбралась изо рва. Олквин метнулся следом, чувствуя, как морозом пощипывает губы. Он поймал Джелайну возле самых ворот и прижал к бревенчатой стене. Она стала уворачиваться, не давая ему снова захватить ее врасплох. Бенвор стал покрывать быстрыми мелкими поцелуями ее лицо, шею, забрался рукой под куртку, рванул завязки плаща…

— Перестаньте, — задыхаясь, взмолилась она. — Ну, хватит же!

Олквин до боли стиснул в кулаках металлические пряжки рейдерской формы. Это отрезвило его ровно настолько, чтобы начать понимать, чего все же не стоит делать прямо здесь, на улице. Но женщину из объятий он все равно не выпустил.

— Что вы творите? — пискнула Джелайна. — Я на двенадцать лет старше вас!

— И что с того? — севшим голосом возмутился Бенвор.

— А по нашим законам вы вообще еще несовершеннолетний. Я не могу…

— К черту ваши идиотские законы! — не выдержал капитан. — Я воюю с тринадцати лет!

Нелепая причина упрямства женщины, идущая вразрез с ее откровенным влечением к нему, разозлила Бенвора. После полутора месяцев одной лишь умственной нагрузки тело все настойчивее требовало физической компенсации. И отступать так просто юноша был не намерен.

— Я не имею права вмешиваться в вашу жизнь, — отстраняя его руки, пробормотала Джелайна.

— Но моя жизнь и так необратимо изменилась, когда вы появились здесь, — возразил Олквин.

Женщина замерла, глядя на него широко открытыми глазами. Неожиданно она ахнула и зажала рот рукой.

— Что? — насторожился капитан. Джелайна помотала головой и попятилась от него вдоль стены.

— Он что… проверяет вас мной?! — ошеломленно предположил Олквин. Джелайна повернулась и убежала прочь. Капитан остался стоять, привалившись к стене.

Немыслимое, самонадеянное коварство двойника просто не укладывалось у него в голове. Ладно, какой-то там Бенвор Олквин из утопии — понятно, что для Уокера он был никем, просто одним из зеркальных отражений в бесконечной веренице идентичных миров. Но поступить так с любимой женщиной, которая доверяла ему…

Почему ему раньше казалось, что он в состоянии понять Уокера? Душа этого страшного человека теперь представлялась темной, как зимняя ночь, и такой же холодной. Что привлекло двойника в Джелайне, зачем она ему нужна? Зачем мучить ее своей скрытностью, бросать одну в незнакомом мире, устраивать непонятные испытания с непредсказуемыми правилами? Зачем привязывать к себе, а потом цинично провоцировать? Какая-то извращенная логика, форменное издевательство.

Вылившееся в злобу напряжение нашло подходящее направление для ненависти. Хуже всего Бенвору было оттого, что он точно знал: Джелайна все равно простит Уокера, что бы тот ни сделал. И Олквин не мог и не хотел винить ее за это — она была всего лишь женщиной, впечатлительной и легко ранимой, а ее единственная настоящая жизнь терпеливо дожидалась по ту сторону бескрайней бездны.

Сентин казался вымершим — все попрятались от мороза. Бенвор быстрым шагом пересек крошечные улочки и, войдя в дом, увидел крестьянку. Она все-таки осталась ждать в тепле у камина, надеясь, что капитан скоро вернется. У Олквина аж в глазах потемнело, когда он представил себе, что Джелайна опять ее встретила.

Если бы эта девка не приперлась сюда сегодня, то ничего из того, что произошло за последний час, не случилось бы. Если бы чертов Уокер не забросил в его мир удивительную женщину из параллельного будущего, то крошечная вселенная Бенвора так и осталась бы если не простой, то по крайней мере привычной и понятной. А что теперь творится с его жизнью?!

Злость на Уокера была масштабной, но заведомо бесполезной. А вот настырная девица, из-за которой испортились отношения с Джелайной, неосмотрительно оказалась в пределах досягаемости.

Олквин решительно шагнул к ней. Кому-то же все равно придется за все отдуваться…

— Как тебя зовут? — хмуро бросил он. А какая, к черту, разница? — Иди за мной, — не дожидаясь ответа, приказал он и пошел к себе. Девушка послушно заторопилась следом.

Бенвор швырнул в угол теплый плащ, стащил рубаху, сел на кровать и принялся снимать сапоги. Покосился на девицу — та спохватилась и стала поспешно раздеваться.

— Серебра не получишь, — с мрачным злорадством предупредил он. Крестьянка замерла, не поняв сразу, о чем идет речь.

— А! — дошло до нее. — Ну и ладно!

Олквин бесцеремонно схватил ее за распущенные волосы и толкнул на кровать. Быть с ней ласковым он не собирался. Другим неповадно будет.

Подавая на стол, Даина, против обыкновения, не смотрела на господина и не говорила ни слова. О причине ее осуждающего молчания легко было догадаться. Крестьянка, имени которой Бенвор так и не узнал, вчера ушла от него вся в слезах. Олквина раздражало, что экономка дуется из-за какой-то глупой девки, и поэтому он тоже молчал.

— Погоди, — наконец, проронил он, когда Даина собралась выйти. — Почему леди не идет завтракать?

— Леди давно поела на кухне и ушла, — сухо ответила экономка. Бенвор бросил на нее угрюмый взгляд.

— Что, уже успели перемыть мне косточки?

— Воля ваша, милорд, — безучастно отозвалась Даина. — Как можно?

Капитан решил поехать верхом, чтобы дать как следует размяться коню, которого полтора месяца выгуливал только конюх. Дорогу замело, но мягкий снег легко разлетался в стороны. Олквин отыскал в натоптанной с утра колее знакомые ребристые отпечатки и пустился по ним. Вскоре следы исчезли в густом лесу, и Бенвору пришлось вернуться на дорогу. Он доехал почти до самой границы, а потом завернул к реке. Бриста стояла, скованная льдом, и вряд ли в ней можно плавать. Капитану пришлось возвращаться в Сентин ни с чем.

В ожидании Джелайны Олквин стал просматривать заготовленный ею учебный план. Как все-таки мало они успели пройти! Сколько впереди интересного и важного. Бенвора снедало беспокойство, смешанное с раскаянием — а вдруг она не захочет продолжать занятия? От этой мысли ему делалось почти так же горько, как и тогда, когда он ошибочно решил, что Джелайну забрали домой.

Задумавшись, Бенвор едва не пропустил ее возвращение. Дверь открылась почти неслышно, да и Джелайна, когда хотела, могла перемещаться бесшумно. Ее выдала скрипучая ступенька лестницы. Олквин вскочил и побежал следом, но женщина уже скрылась в своей комнате. Бенвор прислонился к двери и постучал.

— Леди, откройте.

Конечно, он не рассчитывал, что она тут же послушается, и не ошибся. В комнате слышался лишь легкий шелест одежды. Тихо прожужжала «молния» застежки, неожиданно вызвав у Бенвора совсем не те мысли, которыми он настраивал себя с самого утра. Перед глазами снова встали хрупкие плечи женщины в жарко натопленном доме… и ее горящие глаза в окружении белого снега…

— Я хочу извиниться… за вчерашний вечер, — выдавил Олквин и смущенно добавил: — Наверное, у меня действительно закипели мозги.

— Ну, теперь-то, я надеюсь, вам полегчало? — язвительно донеслось из-за двери. Бенвор стиснул зубы, снова мысленно обругал некоторых личностей и как можно мягче сказал:

— Мне бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя виноватой.

— Какая проницательность, — мрачно заметила Джелайна. — Именно так я себя и чувствую.

— Не надо, прошу вас, — забормотал Олквин, прижавшись лбом к двери. — Мне невыносима мысль, что вы можете от меня отдалиться. Обещаю — отныне все будет только так, как вы захотите. Только не забрасывайте наших занятий. Вы нужны мне. Пожалуйста, скажите, что не сердитесь.

Он услышал шорох приблизившихся шагов. Но женщина не стала открывать, а отрывисто ответила:

— Я не сержусь. Я просто идиотка. Мне следовало оставаться сдержанной, и ничем — ни словом, ни даже взглядом — не вмешиваться в ваш жизненный уклад. Вас назвала несовершеннолетним, а сама веду себя, как ревнивая девчонка.

Такого Бенвор не ожидал. Но Джелайна, запинаясь, продолжила:

— Все это… словно дежа вю. Видимо, все дело в вашем сходстве. Наверное, подсознательно я до сих пор полагаю, что у меня и на вас тоже могут быть какие-то права. Умом я понимаю, что все совсем не так, но это все равно причиняет мне боль. Простите меня, это выше моих сил.

Олквин отошел от двери и спустился вниз. Безмысленно прослонявшись по залу, он сел возле камина и уставился в огонь.

Жизнь давно научила его, что есть некое злое равновесие. Полтора чудесно проведенных месяца обязаны были завершиться чем-нибудь плохим. Бенвор то и дело забывал старую аксиому, но реальность неизменно напоминала о ней самыми неподходящими способами. Олквин знал, что многие люди считают его жизнь достойной зависти. Ну, как же: красавчик, единственный и усердно протежируемый брат обласканного властями придворного, успешный карьерист, везунчик на поле брани… Ирония была в том, что судьба действительно часто предоставляла капитану блестящие возможности — но при этом постоянно подсовывала совсем не то, чего бы ему хотелось. То, что окружающим казалось большой удачей, для Бенвора выглядело несколько по-иному. Нет, он понимал, что ему грешно быть недовольным, и гордился тем, что имел. Большинство не имеют и гораздо меньшего. И все же он часто задумывался о том, что мелкой междоусобной военной славе предпочел бы больше времени на занятия науками, самостоятельности с ранней юности — живых родителей, а лицемерной благосклонности монарших особ — свободу выбирать собственный путь.

Олквин вспомнил свой девятый день рождения. Праздники были самой большой радостью, потому что его на несколько дней забирали из монастыря домой. Барон подарил младшему сыну меч — маленький, облегченный, но настоящий, железный, очень острый. Верные друзья по детским играм — сын пекаря Тиви Хоркан и пасынок бондаря Воллан Уилкас — взирали на меч с восхищенным благоговением. А Бенвор едва не плакал. Меч был великолепен, но мальчик знал, что в его жизни и так будет много оружия. А в тот раз ему больше всего на свете хотелось получить в подарок «Атлас десяти королевств» с цветными рисунками-картами. Атлас стоял в лавке иноземного купца и стоил даже меньше меча, но отец рассудил, что будущему рыцарю без надобности дорогущая книга, написанная на языке, которого никто не понимает. Потом началась торговая блокада, и больше Бенвор никогда не видел ничего подобного.

В монастыре в него вдолбили, что долг превыше всего, и каждый получает то, что заслужил, так что глупо было жалеть о том, что судьба охотно предлагала синиц в руках, ведь журавлями в небе она дразнила лишь затем, чтобы потом щедро осыпать драными перьями и глумливо расхохотаться в лицо.

Когда на улице раздался шум и голоса, а в дверь ввалился уставший солдат в покрытой инеем одежде, Олквин даже не удивился. Все было закономерно.

— Пакет для господина капитана! — отчеканил гонец. Бенвор взял у него послание, кивнул в направлении камина, и парень бросился отогреваться. Вскрыв письмо, Олквин поднялся по лестнице и снова постучал в запертую дверь.

— Леди, — позвал он. — Я уезжаю в столицу.

Послышались торопливые шаги и дверь распахнулась. У Джелайны были чуть покрасневшие, испуганные глаза.

— Как, уже?! — с отчаянием воскликнула она, но странно — от одного вида ее искреннего огорчения в душе Бенвора разлилось удивительное умиротворяющее тепло.

— Служба… — пожал он плечами, комкая письмо. Женщина заметила пакет с гербовой печатью.

— Война? — тревожно спросила она.

— Еще не знаю, — ответил Олквин. — Но вызывают срочно. Я напишу вам сразу, как прибуду.

Джелайна долго смотрела на него, словно пытаясь запомнить каждую черточку.

— Храни вас Бог, — вымолвила она. — Я не умею молиться, но попытаюсь.

— Тогда лучше пожелайте мне удачи, — криво усмехнулся Бенвор. — Ведь если меня убьют, кто же станет о вас заботиться?

Джелайна порывисто вздохнула, шагнула вперед и прильнула к Олквину, спрятав лицо у него на груди. Бенвор обнял ее, снова ощущая, как растекается по жилам то самое забытое ощущение уюта. Если в прошлый раз он уезжал из Сентина с неохотой, то теперь у него вообще не было сил тронуться с этого места.

— Вы будете ждать меня? — шепнул он. Джелайна быстро закивала, не поднимая лица. Олквин счастливо улыбнулся, прижавшись щекой к ее теплой макушке.

— Это так хорошо, когда дома ждут.