Твоя поневоле

Глава 1. Часть 1

Она узнала о нём всё - кроме того, каков он был на самом деле.

М.Митчелл "Унесённые ветром"

– Попробуйте ещё эти: тонкие нотки чайной розы и цитруса – отлично освежает в зной.

– А вот это терпкое – это что?

– Это полынь, – и, заметив мой нахмуренный взгляд, продавец-консультант спохватывается, – но аромат настолько невесом, что различить его в общем коктейле вытяжек и масел просто невозможно. Видите, вы даже не поняли, что это такое.

– Полынь, – скептически морщусь и ещё раз втягиваю аромат с полоски-тестера. В целом неплохо, но не хочется вонять как деревенское поле. Как-никак я ежедневно общаюсь с массой людей: одежда, причёска, аромат – моя визитная карточка. Это раньше я могла не работать, качать зад под присмотром личного тренера, пить кислородные коктейли и несколько раз в год отдыхать на лучших курортах мира, теперь об этом можно забыть – я самая обычная ломовая лошадь, пашущая по двенадцать часов в день, чтобы заработать себе и сыну на достойную жизнь.

– Можно? – не дожидаясь ответа, поднимаю край рукава бежевого пиджака и распыляю тонкую струю на запястье.

Если за пару часов мои обонятельные рецепторы не вычленят чудо-ингредиент, то, может, вернусь за этой мега-популярной новинкой грядущего лета.

Подцепив ворох бумажных пакетов, выхожу наконец из бутика парфюмерии, ещё раз нюхаю запястье и на автомате бросаю взгляд на часы: Бог мой, почти восемь, пора ехать домой!

Четырёхчасовой марафон по магазинам на десятисантиметровых каблуках… Мне определённо есть чем гордиться.

Когда тебе восемнадцать, ты скачешь словно гнедая кобылица, не зная отдыха и сна, но когда размениваешь четвёртый десяток – подъём на девятый этаж с двумя пакетами из «Магнита» после подобного шопинг-марафона – уже достижение.

«Магнит»! С этими тряпками совсем забыла купить Мише его любимые крекеры!

Не раздумывая, спускаюсь на эскалаторе на нулевой этаж и ещё сорок минут убиваю в продуктовом. Тележка полна наполовину – за каким чёртом мне столько еды, если уже завтра вечером я буду на другом континенте? Кто будет есть все эти обезжиренные йогурты и мюсли? Двухлетний мальчик? Шестидесятипятилетняя женщина?

Моя мама не фанат здорового питания – жареные на масле котлеты и ядреная аджика – да, но это вот всё однозначно на выброс.

Кусаю изнутри щёку и мысленно ругаю себя за необдуманное расточительство. Не в моей ситуации выбрасывать деньги на ветер. По-хорошему, мне и в отпуск за свой счёт лететь сейчас накладно, ещё и за границу, но последние месяцы дались мне непросто, слишком разительно изменилась моя, казалось бы, отлично устроенная жизнь. Шмякнуться со всей дури с высоты птичьего полёта на зловонное дно с дерьмом – это, скажу я вам, тот ещё стресс.

Мне катастрофически необходим этот отпуск, мне нужно выдохнуть. Увы, после лазурных вод Мальдив перейти одномоментно на каменистый пляж Геленджика было бы ещё большим стрессом, поэтому я полазила по туристическим сайтам и урвала последнюю горячую путёвку в Турцию. «Олл инклюзив», три звезды. Господи, в чём я так провинилась?..

Соберись, дура.

Даю себе мысленную оплеуху и раскладываю продукты по пакетам. Всё так, как должно быть. Я сама сделала этот выбор. И он был верным. Я научусь жить иначе, другие же живут. У меня есть Мишка, а остальное – пыль.

К бумажным пакетам с тряпками присоединились пакеты с продуктами. Всё вместе по три в каждой руке – ну, и чем не ломовая лошадь?

Полиэтиленовые ручки врезаются в ладони, тяжесть неимоверная. Вот тут-то и сказались четыре часа на каблуках – ноги еле держат. Поскорее бы добраться до подземной парковки и закинуть это безобразие на заднее сиденье «Крузера Прадо» – его последний роскошный подарок на мой прошлый день рождения. Увы, скорее всего, с авто мне придётся тоже попрощаться, ибо тянуть самой этот агрегат мне уже не под силу. Зато его можно выгодно толкнуть на авторынке, купить себе небольшую малолитражку, а остальное отложить на чёрные дни. Чувствую, они не за горами.

Преодолев дребезжащий эскалатор, ступаю наконец на недвигающуюся поверхность, и тут, по закону нелепого жанра, каблук попадает в выщербленную прорезь между двух плиток, и я, выронив пакеты, как поверженный солдат лечу плашмя на пол. По кафелю врассыпную разбежались апельсины, один йогурт лопнул и разлился белоснежной липкой лужей. Конечно, рука угодила именно туда.

Быстро – пожалуй, даже слишком – принимаю обратно вертикальное положение и вытираю ладонь о выпавшую из пакета новую, купленную только что футболку. Чёрт с ней, унести бы поскорее отсюда ноги и не быть эпицентром позора.

А если бы это была «Мега», что недалеко от дома? Тогда свидетелями моего стыда могли стать знакомые. Например – Аристова. Да я скорее продам дьяволу душу и задницу, чем допущу подобное. Успею ещё наслушаться насмешек о несчастной брошенке.

Опускаюсь на корточки и принимаюсь проворно собирать разбросанные всюду продукты и замечаю, что делаю я это не одна.

Часть 2

Сначала я вижу его руки – красивые, покрытые сеточкой вен мужские руки, с длинными музыкальными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Рука берёт упаковку мюсли и кладёт в пакет. Затем поднимает коробку фигурного печенья и отправляет туда же.

Я медленно поднимаю глаза, вижу его, и первая мысль – как же он хорош и… молод. Гладко выбритые щёки, ровный прямой нос, настолько идеальный, что не будь его обладатель парнем, я бы непременно решила, что над ним поработал пластический хирург. Но что особенно выделяется на его лице – нет, не губы, которые чуть пухлее, чем подобает мужчине, не крошечный шрам под левым глазом, – это сами его глаза: ясные синие озёра, в которых плещется оценивающий интерес, азарт и та самая жажда жизни, что бывает только в молодости. Когда черпаешь эту жизнь горстями, а тебе всё мало и мало…

Глазеть так долго на постороннего человека – признак плохого тона. Опускаю свои самые обыкновенные карие и бурчу:

– Спасибо за помощь, но я сама справлюсь.

– Мне несложно, – и тут же, обращаясь к кому-то за моей спиной: – Аккуратнее, не раздавите наш апельсин.

Наш?!

Снова поднимаю на него округлившиеся глаза, и он, едва уловимо подмигнув, продолжает методично складывать продукты по пакетам.

Подмигнул? Серьёзно? Мне?! Да он не далее как только позавчера закончил институт! А у меня, между прочим, уже первые мимические морщины под глазами консилером замазаны.

Нет, если не рассматривать так пристально его однозначно молодое лицо, то в целом он выглядит явно старше своих лет.

Он сидит на корточках, но даже с этого ракурса видно, что парень очень высокий. Судя по размеру стильных кроссовок – а там все сорок шесть смело – метр девяносто, не ниже. Крепкие плечи обтягивает тонкий свитер очень хорошего качества – уж в чём в чём, а в тряпках я разбираюсь. Джинсы по-модному чуть подвергнуты на щиколотках, но ровно настолько, что это не выглядит раздражающе.

Холёный. Красивый. Но непростительно молод. Двадцать три, двадцать четыре – не больше.

– Вот, кажется, всё, – он засовывает последнее яблоко в пакет и по-хозяйски берёт мои сумки.

– Эй, вообще-то, это мои покупки! – возмущаюсь, но его нахальный жест не остаётся неоцененным. Так дерзко, совсем по-мужски. Такими темпами далеко пойдёт.

– Помогу донести их тебе до машины.

– Тебе? Мы уже на «ты»?

– Хорошо, помогу «вам». Хотя, судя по возрасту, на «вы» ты не тянешь, – и осмотрел меня так, что к щекам прилил жар.

Никаких лобызаний глазами сисек и слюны до пола: быстрый выверенный взгляд чётко по стратегически важным местам любой женщины – губы, грудь, бёдра, ноги. Но то, как он это провернул, заставило меня, тридцатиоднолетнюю, рожавшую и уже много на своём веку повидавшую, впасть в ступор. Я смутилась.

Я смутилась от взгляда вчерашнего студента!

Оставив попытки отобрать сумки, равняюсь с ним, и таки-да – глазомер меня не подвёл – высокий, не то слово.

– А на сколько тяну? Сколько ты мне дашь?

Наташа, ты что, блин, творишь?!

Он снова одаривает меня беглым, но продолжающим изучать взглядом, и красивые губы трогает совсем не детская улыбка.

– А сколько мне дашь ТЫ?

Щёки не просто горят – они пылают. Против моей воли, вопреки всему. Я далеко не кисейная барышня и не краснею от слов «секс», «член» или «минет», но от взгляда этого парня я залилась, словно девственница из сороковых в первую брачную ночь.

– Моя машина там, на подземной парковке, – игнорирую вопрос, впрочем, как и он мой, и намеренно опережаю его на два шага.

Мне нужно остыть и дождаться, когда сойдёт эта проклятая краска. Но как тут остыть, когда я буквально физически ощущаю его взгляд на своей заднице? Он смотрит на неё, оглаживает каждую округлость по отдельности.

Клянусь, я это чувствую, и это самое странное, что случалось со мной в жизни.

Он идёт сзади, но я ощущаю тонкий аромат его парфюма, слышу шорох шагов, и кажется, воздух приобретает плотность. Становится густым, тягучим как патока.

Подмышки и ложбинка между грудей становятся влажными, и если прямо сейчас посмотреть в зеркало, уверена, зрачки заходят за радужку.

Наташа, твою мать, похотливая ты дура, прекрати немедленно! Он воспитанный молодой человек, просто помогает тебе донести тяжёлые сумки до машины. И только! А тебе пора бы уже как следует потрахаться и перестать надумывать себе то, чего нет. Ещё пара месяцев воздержания, и ты не сможешь спокойно покупать огурцы.

Когда-то в моей жизни был секс – качественный, но нерегулярный. А сейчас нет и его. Не то чтобы я голодной мартовской кошкой провожала взглядом каждого носителя пениса, но я, слава Богу, здоровая и уж точно не фригидная, и иногда при виде красивого мужчины у меня возникают естественные, заложенные природой желания. Молодой парень, шагающий позади, определённо разбудил во мне женщину. Спина сама по себе стала ровнее, походка сексуальнее.

Что это? Последний шанс запрыгнуть в вагон отъезжающего поезда? Доказать себе, что после родов, болезненного расставания и рухнувшей ниже плинтуса самооценки ты всё ещё можешь быть желанной и привлекательной даже для мужчин гораздо младше себя?

На минус первом темно и значительно прохладнее, чем наверху, и я явственно ощущаю, как под тонкой тканью блузки напряглись соски. Или это от скользящего по спине взгляда?

Это странно. Это ново и так… волнующе.

Кусая губы, чтобы они ненароком не растянулись в глупой улыбке, нашариваю в сумочке ключи и, вытянув руку, пикаю брелоком. Совсем неподалёку чёрный внедорожник приветливо мигает фарами и издаёт писк, который, кажется, заполонил собой всю сонную парковку.

– «Крузер»? Хороший выбор, у моего отца такой же.

То, что у его отца тачка за семь миллионов, меня нисколько не удивило. Брендовые тряпки и часы этого парня стоят дороже, чем годовая пенсия моей мамы. Явно же, что он не сам на это всё заработал.

Часть 3

– Как тебя зовут? – спрашивает он, прилежно пристёгиваясь ремнём безопасности.

Сука! На нём даже ремень смотрится сексуально.

Перевожу взгляд на его обтянутые джинсами бёдра и тут же со всего маху даю себе мысленную затрещину.

– Наташа, – вставляю ключ зажигания, и «Крузер» отзывается грозным рыком. – А тебя?

– Кай.

Кай. Мальчик небесной красоты, которого поработила озабоченная ледяная королева…

Давлю улыбку и осторожно, чтобы никого не задеть, выезжаю со стоянки. Лицо беспристрастное, ни за что не скажешь, что минуту назад я смаковала в воспоминаниях полоску его оголённой кожи. Спасибо работе – приходится общаться с разными придурками, сохраняя при этом доброжелательную мину.

После темноты подземной парковки яркость и шум московских улиц кажутся безобразно вульгарными, и опять-таки в первую очередь я думаю, как выгляжу при свете только опускающихся на город вечерних сумерек. Надеюсь, не менее выгодно, чем он.

Да, я сижу и бесстыдно кошусь на своего молодого попутчика.

Чётко очерченные скулы, длинные, совсем по-девичьи загнутые ресницы. Выражение лица расслабленное, как и поза: одна рука лежит на колене (увы, не моём), локоть второй свешен из открытого окна. Лёгкий майский ветер треплет его тёмные волосы, и я жалею, что нельзя взять и сбросить десяток лишних лет. Где я без детей, вереницы проблем и прочего дерьма. Мы могли бы поехать с ним куда-нибудь в клуб или домой, чтобы, не успев захлопнуть за собой дверь, начать неистово трахаться прямо у порога…

Дохлые крысы! Опарыши! Помои!

Да сколько можно?! Прекрати уже думать о сексе! Хватит! Нужно срочно на что-то переключиться. Например, на…

– Ты не куришь? – нарушает тишину Кай, и его тембр новыми толчками адреналина стучит в ушах.

– Нет, – выходит хрипло. Прочищаю горло и нарочито сосредоточенно смотрю на дорогу.

Он точно всё понял. Я безбожно выдаю себя с потрохами.

– Можно? – спрашивает он и достаёт из кармана пачку «Парламента».

Нет! В моей машине не курят! А Игоря бы вообще инфаркт стукнул!

– Кури, – стараюсь, чтобы голос звучал обыденно, но получается как-то фальшиво.

Кай чиркает зажигалкой и, прикрыв пламя рукой, с наслаждением затягивается.

Как же он её держит… сигарету. Расслабенно и так эротично.

Представляю, как он пропускает между средним и указательным пальцем прядь моих волос, а потом наматывает на кулак и…

Господи, да что это за наваждение-то такое! Может, в латте, что я перехватила в «Кофейнице», какой-то шутник вместо сахара добавил горсть «шпанских мушек»?

– Хороший парфюм, – оборачивается он на меня и, прикрыв глаза, втягивает носом воздух. – Цитрус, чайная роза и… полынь?..

Дерьмо духи. Брать не буду.

– Кай, а сколько тебе лет? – спрашиваю до того, как успеваю проанализировать вопрос. Слова сами вылетают из моего рта и рассыпаются похотливыми горошинами по салону.

Он раздумывает лишь секунду, а потом улыбается. Слишком явно, не скрывая того, что он всё понимает.

– Двадцать.

Двадцать?! Вот дьявол! Всё ещё хуже, чем я думала! Не двадцать три. Да даже не двадцать один!

Получается, только что я мысленно трахала парня, который по законам некоторых стран вообще является несовершеннолетним. Просто отлично.

Но ведь это нечестно! Он выглядит старше!

А потом следует вопрос, слышать который мне совсем не хочется. Даже узнав в далёкие восемнадцать, что на моём лобке завелись «маленькие друзья», я не стушевалась так сильно, как сейчас:

– А сколько тебе?

Ну вот что я ему должна ответить?

«Мне почти как тебе, только на одиннадцать лет больше?»

Или что когда тебе перерезали пуповину, я уже училась курить за гаражами?

– Двадцать шесть… Пять. Двадцать пять.

Ну а что? Никто и никогда не даёт мне мой возраст.

Уголки его губ едва заметно взмывают вверх.

– Я так примерно и думал, – он делает последнюю затяжку и тушит окурок в девственно чистой пепельнице.

По шкале идиотских ситуаций эта тянет на все девять баллов. Я везу домой парня, который ещё три года назад бегал в школу с ранцем, флиртую с ним, сбрасываю пяток ненужных лет и встроенным глазомером оцениваю размер его пениса. Молодец, Наташа, ты на правильном пути грехопадения.

А то, что в одном из пакетов лежит купленный только что крем от первых мимических морщин, всего лишь досадное недоразумение.

Снова бросаю на Кая беглый взгляд и хочу выть от несправедливости. Он выглядит старше! Он молод для меня, но он не сопливый тинейджер! Да, ещё не мужчина, но уже далеко не юнец.

Не бывает у юнцов таких развитых бицепсов и такого опытного взгляда! Его взгляд… он слишком осмысленный, слишком умный. Словно он прожил жизнь и даже немного от неё устал.

А может, он меня обманул? Этакий парень-кокетка, решивший не открывать свой истинный возраст.

Нет, однозначно здесь что-то нечисто. Он врёт.

– Ты замужем? – спрашивает он, сцепляя в замок длинные пальцы.

Я уже говорила о своей фантазии, связанной с ними? Добавьте туда ещё две.

– Нет, – и зачем-то добавляю: – И не была.

– А как зовут твоего сына? – его следующий вопрос, и внутри меня всё холодеет от ужаса.

Откуда… Откуда он, мать твою, узнал, что у меня есть сын? Откуда?!

От шока едва не забываю притормозить на красный и давлю на тормоз в опасной близости от впереди стоящего БМВ. Сзади раздаётся возмущённый гудок.

– Я просто увидел среди покупок подгузники для мальчиков и крошечные носочки с трансформерами, – с улыбкой добавляет он, и я снова начинаю дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Во-от, ты делаешь успехи.

Совсем мозг поплыл.

– Его зовут Миша… Его отец… мы не были расписаны.

Ну и вот зачем я сказала до этого, что никогда не была замужем? Шкала идиотских ситуаций прыгает до цифры десять и мигает предупредительным красным. Всё, дальше уже некуда. Тупик.

Часть 4

* * *

Я не могу поверить своим глазам. Откуда в телефоне незнакомого парня из торгового центра фотография моего сына? Это что, шутка такая?

А может, это не Миша? Просто малыш из интернета, который похож…

Стараясь не отвлекаться от дороги, снова кошусь на фото: непослушные тёмные вихры, курносый носик. Это определённо мой ребёнок. На нём клетчатая рубашка с коротким рукавом и синий комбинезон с вышитым на нагрудном кармане слоником. Этот комбинезон подарила моя мама, и в нём я Мишу сегодня к ней и привезла.

В нём и в клетчатой рубашке с коротким рукавом…

Тело пробивает дрожь, настолько мощная, что зубы начинают стучать друг о друга. Я едва не съезжаю в кювет, но каким-то чудом умудряюсь остаться на дороге.

– Откуда у тебя это фото? – хриплю чужим подорванным голосом. Сладкую истому флирта выталкивает в открытое окно всепоглощающая паника.

Кай (а Кай ли?) подносит телефон ближе к своим глазам и улыбается.

– Славный у тебя сын. Похож на тебя.

– Откуда оно у тебя? Пожалуйста, скажи! Откуда у тебя это фото?!

Времени до его ответа проходит не больше пары секунд, но за этот короткий период я успеваю перебрать в голове всевозможные варианты, где самым уместным было то, что он как-то нашёл мою страничку в социальной сети (как? когда?) и зачем-то скачал себе фотографию Миши.

Стоп! Моя страница в соцсети закрыта! И там точно нет фотографий сына!

– Сфотографировал, – лаконично отвечает он и, чуть приподняв бёдра, засовывает телефон в карман узких джинсов. – Не волнуйся, я не психопат и не извращенец, и не охочусь за чужими детьми, – «успокаивает» он и кивает на дорогу: – Вот здесь скоро налево поверни.

Цепляюсь за руль, как за спасительную соломинку, и пытаюсь что есть сил мыслить здраво.

Отбрось панику, соберись же!

Сфотографировал. Допустим. Где? На детской площадке? Как вариант. Мама вечно отпускает Мишу бегать одного во дворе, а сама тем временем треплется с соседками на лавочке. Сотню раз я просила её так не делать, нет, тысячу – но слова мои всегда улетают в пустоту.

Моя мама женщина волевая и своенравная, дочь генерала, и класть она хотела на какие-то запреты. С ней ни один мужик так и не смог ужиться. Да и кто потерпит, когда твою мошонку держат в железном кулаке? Самым стойким оказался мой отец, но и он ушёл, едва мне только исполнилось четыре…

Бросаю быстрый взгляд на своего попутчика и продолжаю сыпать догадками.

Допустим, Кай незаметно сделал фотографию Миши во время прогулки. Но зачем? Слово с сотней знаков вопроса.

Что ему может быть от меня нужно? Деньги? Очень смешно. Кроме квартиры и «Крузера», подаренных Игорем, у меня нет совсем ничего ценного. Побрякушки? Вряд ли парня в «Армани» и будильником «Брайтлинг» на запястье интересует скудная горсть бабских украшений.

Что ещё… Секс? Ну тут вообще можно в голос поржать. Он себя в зеркало давно видел? Ему даст любая, стоит ему только поманить пальцем. Да что любая – я сама недолго бы ломалась. Только зачем ему я, рожавшая дама на одиннадцать лет старше? Это я должна бегать за ним и умолять меня помацать.

А может, он хочет взять ипотеку по сниженной ставке и не хочет стоять в очередях? Оттрахать банковского сотрудника – отличная идея сэкономить время.

Бред! Бред! Всё это полнейший бред!

Нужно срочно позвонить маме и узнать, как там Миша. Ведь если она не звонит, значит, с ним всё в порядке… Верно?!

Господи, а если бы это был не Кай, а какой-нибудь извращенец?

Мышцы рта сковало ледяной судорогой.

А что я знаю о Кае? Что? Я даже не уверена, что его зовут Кай.

Я вижу его красивое лицо, атлетическую фигуру и отличные манеры – он прекрасно воспитан, это видно по тому, как он держится, как говорит. Гены ничем не вытравить. Родословная – это клеймо. Этот парень явно отпрыск какого-нибудь бизнесмена и пианистки-дочки-композитора-внучки-ректора. Но даже принц Уимблдонский может быть безжалостным убийцей и психопатом.

Я не знаю, кто он.

Я не знаю о нём вообще ничего. Но знаю, что в его телефоне фотография моего сына, и это очень и очень дерьмово.

Так, спокойствие. Я старше! Я явно умнее. На моей стороне перевес в пользу жизненного опыта, которого у него пока нет и быть не может. Я обязана оставлять рассудок холодным.

– Здесь повернуть? – спрашиваю нарочито безразлично и дрожащей рукой (надеюсь, он не видит) тянусь в карман пиджака. Мне нужно как-то незаметно набрать маме и задать единственный вопрос: где Миша. Больше меня ничего сейчас не волнует.

Стучу ладонью по карману. Неудобно вывернув руку, щупаю ткань второго. Телефона нет.

Блядство! Я же точно оставляла телефон там! Я делаю так всегда! Наверное, в этот раз зачем-то положила его в сумку. Или ещё чего хуже – выронила, когда летела ласточкой в свободном полёте у эскалатора торгового центра.

– Ты не это ищешь? – с лёгкой улыбкой спрашивает Кай, и я замечаю между его большим и указательным пальцем зажатый телефон. На этот раз точно мой. С трещиной на корпусе – следствие моей жопорукости. А говорят ещё, что на эти стёкла китайцы дают пожизненную гарантию.

– Можно мне… – тяну руку, но Кай отрицательно машет головой и поджимает губы.

– Прости. Но разговаривать за рулём небезопасно. Мы же не хотим разбиться, верно? – и безапелляционно кладёт айфон в свободный карман своих ультрамодных джинсов.

То, с каким лицом он это сделал, всколыхнуло в моей душе новую волну. Она захлестнула собой первую волну вожделения и накрыла даже волну страха. Волна ярости. Жгучая, раздирающая грудную клетку зазубренными щупальцами.

– Что ты, мать твою, творишь, мальчик? – шиплю сквозь стиснутые зубы и с силой давлю на клаксон, прогоняя с дороги зазевавшуюся бабку с допотопной сумкой-тележкой. – Я не знаю, чего ты хочешь, но ты круглый идиот, раз полез во всё это.

– Не нервничай, Натали. Смотри, ты сама не заметила, как разогналась до ста, – тоном строгого дядюшки-брюзги высказал недовольство Кай, и густые брови вновь сошлись на переносице в причудливый домик. – Тебя дома ждёт сын, не забывай. Ой, – снова поджимает губы, – уже не ждёт.

Часть 5

* * *

Мы едем уже достаточно долго и в полной тишине. Со стороны может показаться, что парень и девушка торопятся домой после тяжёлого трудового дня, или едут в гости навестить маму, или, как вариант, к дьяволу в преисподнюю на поздний ужин.

МКАД позади, и мне становится ещё тревожнее. Куда мы едем? К кому? Зачем?

Может, он торговец незаконно изъятыми органами на чёрном рынке?

Милый мой, знал бы ты, сколько я пила, учась в институте, ты бы ни за что не позарился на мою печень и почки.

Я правда недоумеваю: нет ни единой, хотя бы более-менее разумной догадки. Ну нет у него причины красть моего сына и что-то делать со мной! Нет её!

Кай кажется абсолютно расслабленным. Спокойное лицо, сосредоточенный взгляд. Единственное, что косвенно выдаёт его нервозность – он курит одну за одной. Хотя, может, он просто много курит, и ему нужны новые лёгкие. Мои, например.

– Ты не замёрзла? – обернувшись ко мне, задаёт вопрос впервые за долгое время гробового молчания.

– Что? – отрываю взгляд от дороги и не верю своим ушам.

– Если тебе холодно, я закрою окно.

Да твою же ты маму, а! Он что, издевается? У меня сын неизвестно где, неужели он думает, что сейчас меня волнует что-то ещё?! Да хоть пусть земля разверзнется, планету накроет цунами, оживший Брежнев перейдёт дорогу – мне всё равно! Я хочу знать, где Миша и что с ним!

И что с мамой? Сильно сомневаюсь, что она вот так просто отдала ребёнка незнакомому парню. А если бы Миша пропал, она бы мне весь телефон оборвала. Но телефон молчит.

Во рту в который раз появляется привкус железа, и ладони потеют так, что скользят по кожаной обшивке руля. По очереди отнимаю ладони от баранки и вытираю о юбку. Всё это происходит под неусыпным контролем Кая. Это ещё раз доказывает, что его умиротворение напускное – он следит за мной, за каждым моим движением.

Он охотник. Я жертва. 

Почему же не звонит мама?! Почему?! Я как минимум задерживаюсь, она должна позвонить и спросить, когда я буду. Она знает, что я ни за что не улечу отдыхать, не поцеловав перед этим сына.

Чёрт! Мой отпуск! С этими перипетиями я совсем забыла, что завтра в семь сорок пять у меня самолёт до Анталии!

Тут меня неприятно озаряет, что слишком уж как-то всё вовремя и гладко для него. Я исчезну ровно в тот момент, когда, по идее, и должна исчезнуть. Я улетела в Турцию, ни у кого не возникнет вопросов, куда это я запропастилась. Ни у кого, кроме мамы, ведь Миша должен быть все восемь дней у неё, и если он сейчас не с ней…

Почему она не звонит??!

Меня снова озаряет, в который раз за эту короткую, и в то же время самую длинную поездку в моей жизни.

Может, она не звонит потому, что всё в порядке? Миша с ней, и они вместе ждут моего возвращения…

Эта мысль понравилась мне больше всех. Пусть это будет правдой! Господи, пожалуйста, пусть!

Звонок мобильного разнёсся по салону как звук реактивного двигателя. Оборачиваюсь на Кая, смотря с голодным вожделением на выпуклость в его штанах. Совсем не ту, о которой фантазировала раньше, кажется, в какой-то другой, беззаботной жизни.

Поделом тебе, Наташа! Так тебе, похотливая дура, и надо! Не поведись ты на свои блядские инстинкты и не посади этого волка в овечьей шкуре в свою машину, этого всего бы просто не было! И тут же понимаю, что если ему действительно что-то от меня нужно, он нашёл бы способ забрать это в другой подходящий момент.

– Мой телефон звонит, – разлепляю губы, гипнотизируя заветный прямоугольник в его штанах.

Он словно нехотя снова приподнимает свой шикарный зад и достаёт из переднего кармана узких джинсов мой мобильный. Долго смотрит на экран, словно раздумывая, говорить ли.

– Это твоя мама.

Господи, спасибо! Спасибо! Значит, она как минимум жива!

– Я могу ответить? – спрашиваю без особой надежды, но он вдруг согласно кивает:

– Почему нет? Но учти, Натали, не вздумай как-то выдать меня и наши маленькие планы. Помни – твой сын у меня.

Быстро киваю и тяну руку к орущему телефону, но он отстраняется, предупреждая:

– Ничем, Наташа. Ни намёком, ни прямо. Ты поняла меня?

Киваю головой как китайский болванчик, не отрывая взгляд от мобильного.

– Смотри на меня, когда говоришь, и включи громкость, – он протягивает мне аппарат, и я, не веря своему счастью, быстро выхватываю его у него из рук и, конечно же, роняю.

Позабыв о безопасности, наклоняюсь и шарю рукой по полу. Автомобиль виляет, где-то сбоку раздаётся возмущённый гудок.

Есть!!!

Выныриваю из-под приборной панели и судорожно принимаю вызов.

– Мам!

– Громкость, – шепчет он одними губами, и я послушно исполняю его просьбу. По салону раздаётся привычно ворчливый голос мамы. Она всегда разговаривает так, словно возле лица летает рой мух и невероятно её раздражает.

– Наташа! И где тебя носит?!

– Мама, где Миша? – наплевав на обещание и осторожность, выпаливаю единственно волнующий сейчас вопрос.

– Здрасьте! Так подружка твоя какая-то с работы забрала! Часа два назад ещё. Сказала, что у тебя дела неотложные нарисовались, – и тут же с претензией: – И какого это рожна я от чужого человека узнаю, что ты мальчишку с собой взять решила на юг свой? Ты же хотела одна отдохнуть!

Бросаю быстрый взгляд на Кая. Он весь подобрался, словно бойцовский питбуль перед нападением. Быстрым движением облизал губы и проговаривает по буквам:

– Молчи.

Что делать? Что делать?!! Что же, блядь, делать?!

Может, заорать, где я, и пусть срочно звонит в полицию? Я успею, точно!

…но что-то твёрдое, уткнувшееся мне в ребро, сразу сузило круг выбора ответа до единственно верного:

– Я… передумала, мам. Решила взять Мишу с собой, ему же полезен морской воздух.

Кай посылает мне одобрительный знак глазами и слегка послабляет давление.

Пистолет? Нож? Но откуда? Его джинсы такие обтягивающие, что спрятать там что-то толще билета на трамвай просто невозможно! 

Часть 6

– Садись, – командует Кай и мягко подталкивает меня на пассажирское кресло. – И пристегнись.

Какой законопослушный гражданин. Просто завидное послушание. Украсть чужого ребёнка? Пожалуйста! Главное, на красный не ехать.

Падаю на ещё не остывшее от тепла его тела кресло. Втягиваю носом воздух: так и есть, моя машина пропахла им – табак и цитрус. Тяну на себя ремень безопасности и пристёгиваюсь, как он велел. Вернее, пытаюсь пристегнуться – дрожат руки.

Он по-хозяйски опускается на место водителя, и я не могу не отметить, что эта машина идёт ему гораздо больше, чем мне. Грозная, большая, брутальная. Молодой гибкий зверёныш, проглоченный зверем.

Куда мы сейчас поедем? Мы уже чёрт знает где! На дворе ночь, и через какие-то шесть-семь часов у меня рейс.

Где мой сын?..

И надеюсь, он пошутил, что завяжет мне глаза? Это же… это же дикость!

Он улыбается, словно подслушивает мои мысли, садится удобнее. Серо-голубая, почти совсем уже летняя ночь съела дневные краски, всё вокруг обезличенное и такое же серое. Опускаю взгляд и вижу в его руке чёрную шёлковую ленту. Такие практикуют адепты БДСМ. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Просто знаю.

– Кай, это глупо… – пытаюсь воззвать к благоразумию, но он только лишь хмурится.

– Так надо.

– Ты хочешь меня убить?

Его лицо расплывается в мягкой улыбке, белоснежные зубы сверкают в густой темноте.

– Зачем мне тебя убивать? Если бы я хотел это сделать, ты бы здесь не сидела. И зачем мне было бы оставлять столько следов, если я просто мог подстеречь тебя у входной двери твоей квартиры и без лишнего шума перерезать сонную артерию? Знаешь, через сколько в этом случае наступает смерть? Через двенадцать секунд. Двенадцать секунд, и человека, который ходил, дышал, любил – больше не существует…

– И ты решил, что это слишком гуманно, и решил прежде меня помучить?

Он снова улыбается и вставляет ключ зажигания. Обернувшись на меня, опаляет потемневшим взглядом:

– Ты сама будешь просить меня тебя помучить.

А каким тоном он это произнёс… Похотливый щенок. Не слишком ли много ты на себя берёшь?

Он пододвигается ко мне ближе и, удерживая в руках концы ленты, выверенным движением оборачивает полоску шелка вокруг моей головы. Так, будто проделывал это сотню раз.

Прохладная ткань плотной вуалью обволакивает глаза, лишая меня способности видеть. Мир стал абсолютно чёрным, но мне не страшно. По крайней мере, не страшнее, чем было до. Если бы он хотел меня прикончить, ему было бы плевать, вижу я, куда еду, или нет. По крайней мере, в фильмах всё именно так.

Рукава его свитера касаются моего лица, я ощущаю тонкий аромат цветочного кондиционера, чувствую, как его пальцы аккуратно убирают мои волосы и проворно связывают концы ленты в тугой узел.

Если бы мы были парой, я бы, возможно, не отказалась поиграть в закованную пленницу сексуального маньяка. Но сейчас мне даже не надо играть. Я и есть пленница. А вот кто он – это я, видимо, выясню совсем скоро.

Закончив с лентой, он убирает от меня руки, и в салоне повисает гробовая тишина. Слышно, как вне предела нашего микро-мира стрекочут сверчки, как стонет остывающий мотор, и в колосьях пшеничного поля гуляет хулиган-ветер.

Кай смотрит на меня. Я это чувствую. Ощущаю его дыхание на своей щеке, его блуждающий по моему лицу взгляд, и тело сковывает неуместное волнение.

Телу плевать на страх, тело не слушает разум, оно живёт своей обособленной жизнью. Оно живёт инстинктами, заложенными в нас природой.

– Уже поздно, надо ехать, – изрекает Кай и отстраняется. Раздаётся короткое жужжание мобильного, и сквозь прорези возле носа я вижу слабое свечение.

Может, это его подружка решила пожелать спокойной ночи, или друзья-мажоры пригласили в какой-нибудь ночной клуб, или пришло сообщение о том, что в бутик Дольче привезли новую коллекцию портмоне из кожи питона. Кто знает, чем живут и дышат современные красавцы-психопаты…

– Не волнуйся, твой сын уже сладко спит. С ним всё в полном порядке.

Раздаётся рык заведённого мотора, автомобиль плавно выезжает на трассу и бесшумно мчится навстречу неизведанному.

* * *

Я не знаю, сколько мы едем. Время сухими песчинками просачивается сквозь пальцы, я ничего не вижу и, кажется, полусплю. Тревога сменилась равнодушным спокойствием, я словно впала в анабиоз. Какой смысл рвать жилы, если сейчас у меня всё равно нет шансов его переиграть… Если бы не Миша, я бы, может, воплотила в жизнь идею со шпилькой в яремной вене, но у него мой сын, и в первую очередь я должна думать о нём.

Конечно, проще всего было бы обвинить маму, что она отдала внука в руки первой попавшейся девицы, назвавшей себя моей подругой. Но я не могу этого сделать, потому что Мишу действительно несколько раз забирали мои подруги, которых она не знает. Правда, предварительно я всегда звонила и предупреждала, что во столько-то заедет Ирма или Вика…

Неожиданно мысли переключаются на эту девушку, в чьих руках сейчас мой ребёнок.

Кто она? Её он тоже запугал? Или она его добровольная подельница? Потрахивает её в благодарность за исполнение незаконных поручений?

Безумие, но мысль, что у него есть подружка – задела. Невесомо царапнула, как бывает, когда встречаешься с одноклассницей, которую не видела сто лет, и не можешь не отметить, что выглядит она лучше тебя.

Ну, конечно, у него есть подружка. Такие парни не могут быть одиноки. У них всегда есть выбор, всегда есть кому набрать и отыметь с присущим его молодости азартом. В двадцать мы с моим парнем могли сутками не выбираться из постели, Вадим Привольнов – с ним я тогда встречалась. Он никогда не заморачивался с прелюдиями, и уж тем более его не волновало, что именно мне нравится в сексе. Хотя, что говорить – в двадцать в сексе тебе нравится сам секс, и зачем прелюдии, когда ты, ещё не замученная тяготами быта, заводишься с пол-оборота от одного только прикосновения к заднице.

Часть 7

– Приехали, – говорит Кай, и позвоночник сводит ледяной судорогой.

Куда? Куда мы приехали?! Может, мы стоим на краю песчаного карьера, и через мгновение я полечу вниз? Или на берегу глубокого озера, чтобы скоро меню ракообразных пополнилось свежей утопленницей?

Промелькнувший в голове вариант с красной комнатой мистера Грея понравился мне однозначно больше остальных. Господи, моя нездоровая тяга видеть в дерьме что-то условно положительное меня скоро доконает…

Раздаётся хлопок двери – он вышел из машины. И вот тут мне стало даже более неуютно, чем было раньше. Когда он сидел рядом, я по крайней мере осязала, с какой стороны ожидать подвох, а сейчас понятия не имею, где он, что у него на уме.

Но гадаю я недолго: справа открывается дверь, и в салон залетают звуки ночи – шелест листвы, пение цикад, хруст гравия под подошвой его стильных кроссовок. Он наклоняется надо мной, его лицо так близко, что я ощущаю тепло выдыхаемого им воздуха, и обонятельные рецепторы улавливают аромат цитруса и табака. Запах, пробуждающий где-то там, в самом эпицентре гипоталамуса, какие-то неподобающие ситуации мысли…

Что за извращённая игра восприятия? Почему именно этот мальчик-психопат пахнет так, как нравится моему телу? Почему оно не ненавидит его, хотя по всем пунктам должно бы? Почему так?

Он расстёгивает ремень безопасности и берёт меня за руку, помогая выбраться из машины. Так галантно, словно мы ступим сейчас как минимум на красную ковровую дорожку.

И как? Скажите, как можно его ненавидеть? Если бы он ударил меня, оскорбил, похотливо домогался – это было бы сделать совсем не сложно, но его вежливое, даже какое-то нежное отношение обескураживает и мешает мозгу правильно оценивать ситуацию.

Мой мозг упорно не хочет принимать действительность! Он судорожно ищет во всём происходящем подвох и пока не находит.

Чикатило был прекрасным семьянином, Анатолий Сливко – заслуженным педагогом и любимцем детей, Тед Банди – само обаяние. На свете мало психопатов, глядя на которых можно безошибочно сказать, что они психопаты.

Он тонко манипулирует тобой, Наташа, помни об этом. Помни и будь начеку.

– Устала? – спрашивает Кай, неторопливо ведя меня, словно слепую, вдоль какой-то тропинки. Каблуки стучат по каменной дорожке: что-то выложенное гладким булыжником – тонкие шпильки всё время застревают в прорезях между.

– У меня в семь утра самолёт, там высплюсь, – гордись мной, Игорь, я всё ещё пытаюсь шутить.

Я слышу, как он улыбается. Моя ладонь утопает в его руке, и мне это приятно. Чёрт возьми, мне приятно! Мой долбаный мозг воспринимает всё словно игру. Не удивлюсь, что когда он снимет с меня повязку, я увижу своего сына, маму, подруг, и они дружно закричат «сюрпри-из!», осыпая меня разноцветным конфетти.

– Боюсь, с отпуском придётся немного повременить, – словно извиняясь, изрекает Кай и сбавляет темп. – Осторожно, тут ступеньки.

Я это уже и без тебя поняла, капитан очевидность. Плакал мой отпуск и выброшенные на ветер деньги.

Воздух здесь невероятно свежий, без примесей выхлопных газов и прочей городской вони. Что это – загородный дом? Дача? А может, мы на кладбище? Удобно прикончить человека и спрятать труп там, где его не будут искать.

Не отпуская моей руки, Кай поворачивает ключ, и мы переступаем порог чего-то, судя по спёртому запаху, явно необжитого. Надеюсь, что не склепа имени меня.

Под ногами скрипят половицы, я не вижу, но чувствую, что здесь очень темно. Кай идёт очень тихо, практически бесшумно, тогда как грохот от моих каблуков разносится по невидимому помещению тревожным эхо.

– Лестница, – ставит в известность он, и я, медленно переступая со ступени на ступень, поднимаюсь… куда? Возможно, в своё последнее пристанище.

Я не знаю его! Он не похож на маньяка, но я его совершенно не знаю! Не знаю, что за мысли ворочаются в его голове, но интуитивно чувствую, что лучше его слушаться. Рано, очень рано поднимать панику, пока что мои силы явно в меньшинстве.

Может, там, наверху, он позволит мне снять наконец-то повязку, и мне удастся отыскать хоть какое-то подобие оружия. Чугунный подсвечник, кочергу для камина или, на худой конец, автомат Калашникова, под завязку набитый патронами.

Преодолев длинный коридор, пропахший рассохшимся деревом, мы остановились. Раздаётся щелчок дверного замка, я переступаю порог какой-то комнаты, судя по глухому эху от каблуков – значительно меньшую по размеру, чем была первая, там, внизу. А спустя несколько шагов туфли и вовсе увязли в ворсе толстого напольного ковра.

– Сейчас я сниму твою повязку, но очень прошу, Натали, без глупостей, ладно?

– Я похожа на дуру?

Неосмотрительная оплошность, Наташа. Не дерзи. Будь умнее.

– Нет, ты не похожа на дуру, – мягко говорит он и становится позади меня. Так же тесно, как там, у дороги. Рука аккуратно перекидывает мои волосы через одно плечо, и проворные пальцы вцепляются в тугой узел. – Ты не дура, но ты напугана. А страх не товарищ разуму.

А впрочем...

– Ещё чего! Хрен там я напугана, понял? Я раздражена! Я злюсь, потому что ты посмел украсть моего ребёнка, и я точно знаю, что ты не сделаешь ему ничего плохого. А знаешь почему? Да потому, что если с его головы упадёт хотя бы один волос, я собственноручно отрежу твой хер и выброшу на корм бродячим псам. А потом тебя найдёт отец Миши и разделается с остальным!

За спиной раздаётся смех. Сначала он сдержанно хмыкает себе под нос, а потом смеётся в голос. И его смех, такой задорный, живой, никак не вяжется с заточками и разговорами о перерезанных артериях. Так смеются молодые парни – хозяева жизни, у которых вся эта жизнь впереди, но не которые крадут чужих детей и планируют прикончить украденную ранее с парковки женщину.

Ему идёт смех.

– Ты меня развеселила, спасибо.

– Скажешь спасибо, когда пойдёшь шарить по кустам в поисках своего обрубка.

Часть 8

Свет в комнате совсем тусклый, но моим глазам, привыкшим к полной темноте, всё равно стало больно. Жмурюсь, прижав ладонь к лицу. Долго и мучительно моргаю, привыкая, что я снова зрячая. А значит, передо мной открываются удивительные возможности…

Убираю от лица руку и, всё ещё щурясь, осматриваюсь по сторонам. Что за… Комната словно декорация к фильму о средневековье: огромная кровать с добротной дубовой спинкой, резное трюмо – явно прошлого столетия, тяжёлые парчовые гардины и картины в позолоченных рамах. И этот запах – тяжёлый, густой, здесь явно никто не жил долгое время.

Но рассматривать антураж нет времени: первое – найти какое-то средство самозащиты, второе – путь для отступления.

Бросаю быстрый взгляд на огромное окно. Дьявол! За стеклом имитирующие лианы стальные прутья. На трюмо куча баночек с косметикой, на удивление современной и очень дорогой. На полке давно не использующегося камина стоит визуализируемый мной ранее подсвечник-трезубец. Вот оно, оружие!

– Даже не думай, – перехватывая мой взгляд, спокойно произносит Кай. – Этим ты меня не убьёшь, да даже не вырубишь. Это только в кино всё просто, в жизни же, чтобы лишить человека чувств, надо здорово постараться.

Снова мечу быстрый взгляд на окно.

– Ты их ни за что не погнёшь. Да и кричать бесполезно – в радиусе нескольких километров ни одной живой души.

Смотрю на старинное трюмо, тяжёлые стеклянные банки с кремами…

– Брось, Натали, это глупо. Просто расслабься. Ты моя гостья.

– Гостья? – ошарашенно оборачиваюсь и впервые за последние несколько часов – или чёрт знает, сколько мы там ехали – снова вижу его лицо. В тусклом свете алого абажура оно выглядит невероятно красивым. Благородным. Породистым. От недавних эмоций не осталось и следа. Он собран. Устрашающе спокоен.

Он охотник, я жертва. Жертва в его логове. 

– Странный у тебя, однако, метод приглашения, – горько усмехаюсь и с силой отвожу от него взгляд. На него невозможно не смотреть, но и смотреть на него невозможно! Он как последствие жуткой дорожной аварии, тебе до чёртиков страшно, но что-то заставляет тебя оборачиваться вновь и вновь.

Снова окидываю апатичным взглядом странную комнату и понимаю, что я устала. Господи, как же я сегодня устала…

Не сходя с места, выбираюсь из туфель и, оставив их стоять посередине комнаты, на автомате бреду к кровати и опускаюсь на самый её край.

Я устала бороться с ним, с самой собой. Я устала язвить, переживать и просто устала думать.

Ставлю локти на колени и утыкаюсь лицом в ладони. Это всё сон. Ужасный психоделический кошмар, который рано или поздно закончится… Закончится же?

– Кай, я умоляю тебя – отпусти Мишу. Верни обратно моей маме и делай потом со мной всё, что захочешь. Хочешь, оттрахай меня, хочешь – убей, можешь пригласить сюда своих друзей и пустить меня по кругу. Только пожалуйста – не сделай плохо моему сыну. Он ни в чём не виноват. Он такой маленький…

Мои ладони мокрые, я рыдаю, сама того не замечая.

Я слышу его бесшумные шаги, он садится передо мной на корочки и мягко убирает мои руки от зарёванного лица. Он выглядит обескураженным, оскорблённым, может, даже немного напуганным.

– Что ты такое говоришь? Я же сказал, что о нём прекрасно заботятся, он в хороших руках, самых лучших. Вот, – подносит к моему лицу экран включенного мобильного, и с него на меня смотрит мой сын. Он сладко спит, обняв плюшевого мишку, в чужой, незнакомой пижаме с миньонами, в чужой детской кроватке… Над изголовьем светит лампа в виде луны. – Я убью любого, кто посмеет его обидеть, слышишь?

Он пристально смотрит мне в глаза, смотрит горячо и безумно, а меня потряхивает от слёз и нервного перенапряжения. Мои руки дрожат в его руке, я захожусь в беззвучных рыданиях.

Слава Богу! Господи, спасибо, с ним правда всё хорошо.

– И насиловать я тебя не буду, – серьёзно продолжает Кай, не сводя с меня потемневшего взгляда. – Секс не выпрашивают и не берут силой. Я не выпрашиваю и не беру. И уж тем более я не пущу тебя по кругу. Потому что ты только моя. Безраздельно.

Резко прекращаю рыдать и тоже впиваюсь в него не менее обезумевшими глазами. Быстрым взмахом руки вытираю рукавом мокрые щёки.

– Что ты сказал – твоя? Я ТВОЯ? Или мне это послышалось?

– Нет, не послышалось. Моя. Сегодня и всегда, – он опускает голову и ласково целует моё запястье. Очень нежно, едва касаясь губами кожи.

Я ошарашена. Я не могу вымолвить и слова, да я даже не могу пошевелиться. Его слова меня словно парализовали. Я ожидала всего, что угодно, но это…

Осторожно, словно ступая по тонкому льду, вытаскиваю ладонь из его рук.

– Кай, люди не чьи-то, они сами по себе.

– А ты моя.

– Нет!

– Да, Натали.

Он спокоен. Он так ошеломительно спокоен и уверен в том, что произносит. На его лице нет сомнения и страха, он не боится последствий совершенного им поступка. Может, потому что он ЗНАЕТ, что последствий не будет?

Кто он такой, чёрт побери? И почему я?

– Почему я? – произношу вслух, не сводя глаз с идеальных черт.

Он снова берёт мои ладони в свои и решает не утруждаться с ответом. Действительно, зачем тратить силы, лучше приберечь их для исполнения ещё какой-нибудь безумной задумки.

Он сидит на корточках напротив и значительно ниже меня, можно попробовать ударить его коленом в кадык и на какие-то секунды лишить прыти. Хватит ли мне этих сраных секунд, чтобы сбежать? Чёрт знает, что тут за замки и где выход, я же была в непроницаемой повязке… И если я убегу, как тогда узнаю, где Миша? Не сделаю ли я этим поступком своё дерьмовое положение ещё дерьмовее?

И в который раз он словно читает мои мысли.

– Не надо меня бояться и не надо делать глупости. Расслабься.

Расслабиться? Он это серьёзно?! Я неизвестно где, мой сын неизвестно где, отпуск накрылся медным тазом, и ни одна живая душа не знает, где я.

Часть 9

* * *

Раскрываю глаза и долю секунды не могу понять, где я. Но только лишь долю секунды.

Я прикована к кровати в доме психопата-переростка. Мне это не приснилось.

Вывернутая под неестественным углом рука затекла и совсем потеряла чувствительность: пытаюсь пошевелить пальцами, но ничего не выходит. Испуганно скидываю одеяло (откуда на мне одеяло?) и сажусь на край кровати, бездушный металл шаркает по дереву, напоминая, что я пленница.

Двадцать первый век: электронные сигареты, искусственные сиськи, дети из пробирки и прикованная наручниками украденная женщина. Спасибо, что не в сырой темнице и подо мной мягкая кровать, а не пучок сена.

Хватаюсь свободной рукой за одеревеневшую конечность и пытаюсь размять затёкшие холодные пальцы, на запястье ободранный след – спасибо ночной истерике. Сколько же сейчас времени? Смотрю по сторонам, выискивая глазами часы, судя по антуражу комнаты – хотя бы песочные. Но часов нигде нет. Оборачиваюсь к окну и пытаюсь понять, который сейчас час: судя по рассеивающейся серости – около пяти. То, что я проспала до самого утра, хотя думала, что не сомкну глаз, стало для меня неожиданностью. Видимо, стресс, шок и усталость сделали своё дело.

Руку от плеча до кончиков пальцев словно опустили в стекловату: застывшая кровь бежит по атрофированным венам, и это чертовски неприятные ощущения. Содранная кожа щиплет и чешется, а ещё очень хочется в туалет. Какая бы хрень в твоей жизни ни происходила, от естественных нужд никуда не деться.

Ещё раз осматриваю критическим взглядом комнату на предмет подходящего оружия: кроме подсвечника и стеклянных банок с кремом совсем ничего интересного. Вот мерзавец! Мог бы положить под кровать дробовик. Зачем-то наклоняюсь и смотрю под ноги – на толстом ковре стоит пара милых домашних тапочек с пушистыми помпонами. Тапочки. С грёбаными розовыми помпонами! Он издевается?

И вчера их здесь не было! Уж это я бы точно заметила.

Перевожу взгляд на трюмо и замечаю то, чего здесь не было абсолютно точно: на спинку приставленного к комоду кресла небрежно накинут пеньюар из тончайшего бежевого шелка.

Неужели он заходил, когда я спала? Почему я ничего не слышала?

И вообще, что это за будуар он здесь устроил? Шелка, косметика… Он что, действительно думает, что я задержусь здесь дольше, чем на одно сегодняшнее утро? Буду расхаживать по дому в блядском сарафанчике, словно венецианская шлюха, наплевав на сына, который сейчас непонятно где и с кем.

Ну да, почему бы не потусоваться здесь, раз с Турцией пролетела. Турбаза «Грёбаный психопат» всегда к вашим услугам.

Нужно срочно выбираться отсюда, пока и я не поехала мозгами! И ещё мне срочно нужно увидеть Мишу!

При мысли, что мой ребёнок сейчас находится в неизвестных руках, пересыхает в горле и от лица ощутимо отливает краска. Как бы я ни пыталась хорохориться и держать себя в руках – выходит не очень. Я волнуюсь, чертовски, но очень стараюсь оставлять разум холодным. Истеричка-мать, рвущая на себе волосы, явно стратегия провальная. К тому же я видела фотографию Миши, он не выглядел ребёнком, которого обижают… но кто знает, что на уме у этого ненормального с лицом невинного агнца? Может, завтра он достанет дробовик и сделает из моей головы чудный дуршлаг.

Нужно валить отсюда! Найти какой-то выход! Если не получится силой – а Костя Дзю из меня, прямо скажем, так себе, – то нужно обойти его хитростью.

Ты же никогда не считала себя дурой. Думай, Наташа, твою мать, включай уже свои куриные мозги!

В который раз обвожу взглядом свой комфортабельный карцер, в который раз рассматриваю дорогие флаконы помад, духов, кремов…

Крем!

Вскакиваю на ноги и пытаюсь дотянуться до стоящей на самом краю трюмо баночки. К счастью, кровать стоит достаточно близко, и благодаря длинным рукам, а может, бешеному желанию отсюда свалить, цепляюсь кончиками пальцев за стекляшку и, пододвинув ближе, зажимаю добычу в руке. Ну всё, теперь дело за малым.

Сажусь на край кровати и судорожно раскручиваю тугую крышку: та наконец поддаётся и с глухим стуком падает на пол, а затем катится под кровать. Да и чёрт с ней!

Крем такой лёгкий, воздушный и пахнет просто обалденно – опускаю указательный палец свободной руки в невесомое облако и растираю ароматную субстанцию по раненому запястью. Кожа начинает сильно щипать, но это всё мелочи, когда на кону твоя свобода и жизнь твоего маленького сына.

После запястья смазываю всю ладонь, наношу много, не жалея, рука уже лоснится, но я мажу ещё и ещё. Когда ладонь становится неприятно скользкой, вытираю другую руку прямо о покрывало и пытаюсь стянуть железный обруч с руки. Почему-то мне казалось, что с помощью крема всё будет просто и легко, но увы, наручник намертво застопорился у основания кисти, и никакой крем не помог сдвинуть его ниже даже на паршивый миллиметр.

Слишком туго! А ведь если бы я вчера была умнее и не истерила как ненормальная, то шанс выбраться бы был! Вчера Кай пристегнул их совсем слабо, железо едва касалось кожи, а теперь… Да, не факт, что получилось бы, ну а вдруг… но сейчас это точно бесполезная трата времени и драгоценных сил.

Бессмысленно! Вся вот эта моя мышиная возня – предсмертные конвульсии умирающего.

Швыряю на пол наполовину использованную банку и вытираю позорно набежавшие слёзы отчаяния. Хрен там я хоть когда-нибудь выберусь отсюда! Я сдохну здесь, на этой самой кровати!

Мне тридцать один год, и я ничего не могу сделать с двадцатилетним сопляком! Совсем ничего. Я бессильна, словно новорожденный младенец!

– Ублюдок! Сраный молокосос!!! Иди сюда!!! – ору что есть силы, втягивая носом солёную воду и размазывая по щекам слёзы. – Иди сюда! Иди, мать твою, сюда! Хватит дрыхнуть!!! – словно умалишенная стучу наручником по спинке кровати, сдирая по новой многострадальное запястье. Я дёргаюсь в агонии ненависти и бессилия так самозабвенно, что даже не слышу скрежет засова, не слышу, как отворяется дверь. Не слышу, как он входит в комнату и с ледяным спокойствием смотрит на устроенное в честь него представление.

Часть 10

«Ко мне». Так просто. Так буднично.

У меня нет слов. Я растерялась, и, что хуже всего, от недавней агрессии не осталось и следа. Апатия явно не помощник пленнице, но я ощущаю сейчас именно её. Я больше не хочу кричать и ругаться, не хочу тратить нервы. Он пришёл и виртуозно заставил меня устыдиться своих истеричных выпадов. Хотя я имею право злиться и посылать его к чертям! Имею! Но… он пришёл, и внутри меня словно переключился тумблер.

Господи, ещё ранее утро, а я уже снова до смерти устала… И голова раскалывается.

Надавив большим и указательным пальцем левой руки на уголки глаз, покорно признаю своё поражение.

– Мне нужно в туалет.

– Иди, – Кай кивает себе за спину и тушит окурок о ребро зажигалки.

– Я не могу никуда пойти, я словно коза на привязи, – с лязгом приподнимаю скованную руку, и он широко улыбается.

– Ну и сравнение, – не прекращая добродушно посмеиваться, встаёт с пола и подходит ко мне вплотную, но видит, что стало с моей рукой, и улыбка его сползает.

– Ну вот и что ты наделала? – аккуратно убрав железо с ободранной раны, нежно проводит пальцем по запястью. – Больно?

Брови нахмурены тревожным домиком. Это не наигранное беспокойство, он действительно переживает. Он силой затащил меня в этот странный дом, приковал наручником к кровати и переживает о какой-то ссадине!

– Больно, – отвечаю, не сводя с него глаз.

Щёлкает замок, и наручник выпускает мою руку из своего плена. Я свободна. Так просто.

– Господи, Натали, снять наручник с помощью увлажняющего крема? Ты серьёзно? – он снова улыбается, но уже недоуменно.

И зачем я только выбросила эту чёртову банку? Я могла бы ударить его ей по голове…

А могла бы?.. Сейчас, когда его пальцы нежно оглаживают раненую кожу, когда он так трогательно чуток, каким не был никто до него прежде…

– Ч-ш-ш, на сегодня крови уже достаточно, – он перехватывает мою руку ещё до того, как я решила занести её для удара. – Иди в ванную, – снова кивает на дверь в углу комнаты и переводит на меня невозможно синие глаза. – Есть хочешь?

– Хочу, – смотрю на него не отрываясь и не могу поверить в то, что произносит мой рот.

– Иди, – он подталкивает меня к ванной и передаёт струящийся пеньюар. – Надень потом это.

Послушно забираю вещь и на ватных ногах плетусь в примыкающую к спальне комнату. Едва переступаю порог, как слышу за спиной поворот ключа.

Зверушка поменяла локацию, но не перестала быть жертвой.

* * *

Долго отмокаю в старинной чугунной ванне на витых ножках и лихорадочно думаю, как быть дальше. Что меня ждёт? Что ждёт моего сына?

Если Каю нужен от меня секс, почему он до сих пор даже не пытался меня к нему принудить? Несмотря на то, что он моложе, он гораздо выше, мощнее и сильнее меня. Он крепкий, полностью сформировавшийся мужчина, ему ничего не стоит взять меня силой.

Почему он этого не делает?

Может, потому что ему нужно не это? Тогда что? Явно не деньги. Если он следил за мной, что несомненно, то знает, что потребовать с меня нечего.

Что же тогда?

Вынимаю из-под облака пены руку и рассматриваю сморщенные от влаги кончики пальцев, тонкий белёсый след от кольца… Когда-то на его месте красовался огромный бриллиант, а потом я сделала свой выбор и не жалею.

Не жалею же?..

Нет. Не жалею. Но если бы Игорь до сих пор был в моей жизни, посмел бы Кай сделать то, что сделал? В том, что он знает мою подноготную больше, чем мне бы того хотелось, сомневаться не приходится. На трюмо среди разномастной элитной косметики я увидела флакон любимых духов, в ванной лежит моё любимое мыло ручной работы и гель для душа с ароматом ванили. Это не совпадение – он знает меня, мои вкусы и привычки. Он точно знал, что за меня некому постоять, когда крал моего сына, когда вёз меня сюда с завязанными глазами. С Игорем всё было бы совсем по-другому…

А было бы?..

За дверью тихо, но я точно знаю, что он никуда не ушёл. Он ждёт меня, чтобы играть дальше в свою сумасшедшую шараду, правилами которой не хочет делиться.

Как вынудить его рассказать мне о том, что же он хочет? В первую очередь не орать и не вести себя словно бешеная кошка. Это точно ничего не даст. Но как не орать, когда внутри всё клокочет от бессилия? Если бы не Миша, мне было бы проще, но я знаю, что мой сын у него, мои руки скованы. Скованы во всех смыслах.

Трогаю раненое запястье – кровь вымылась, кожа на местах порезов неприятно порозовела и припухла.

Это ненормально. Это же явная клиника. Люди не собаки, их не сажают на цепь! Пусть даже приправляя всё это ласковыми улыбками и будто бы искренним участием. Дерьмо под сладким соусом заботы.

Вода совсем уже остыла, и мне пришлось выбираться из ванны. Ступив на выложенный мозаичной плиткой пол, осматриваюсь по сторонам и вижу на старинных латунных крючках мягкие белоснежные полотенца и чудесный банный халат. Перевожу взгляд на плетёную корзину для белья: поверх моих сброшенных тряпок лежит роскошный пеньюар.

Надень потом это.

Хер тебе, понял?!

Стягиваю полотенце и, вытерев насухо тело, влезаю в свои ношенные вещи. Мятые, не первой свежести, но зато это МОИ вещи. И ты не заставишь меня слушаться тебя даже в этом.

На усталом лице ни грамма косметики, мокрые волосы выглядят неряшливо. Да и плевать. Может, увидит, какая я уродина, и наконец отпустит.

На цыпочках подхожу к двери и прислушиваюсь: по ту сторону стоит оглушающая тишина.

Может, он всё-таки ушёл?

Ну уж нет. Настоящий охотник никогда не бросает помеченную своими когтями жертву. Он может ею долго играть, но в конце концов догонит её и добьёт.

Кладу ладонь на дверную ручку и зачем-то давлю вниз, прекрасно зная, что дверь не откроется – я отчётливо слышала поворот ключа, но она на удивление легко поддаётся.

Аккуратно, стараясь не скрипеть, приоткрываю дверь шире и выглядываю в образовавшуюся прореху. В поле зрения Кая нет! Его нет! Он ушёл? Оставив меня непристёгнутой?

Часть 11

– Ты любишь Шопена? – не открывая глаз, тихо спрашивает он. Я вздрагиваю, пытаясь утихомирить взбесившееся сердце, и только сейчас замечаю ползущие из его кармана тонкие проводки наушников. – Это не модно, но я уважаю классику, – продолжает он в пустоту. – Сколько чистоты в этих звуках, сколько искренности и боли. Гениальный музыкант. Гениальная музыка.

– Все гении сумасшедшие, – давлю намеренно равнодушным тоном.

– Верно. Мы такие.

– ВЫ такие? То есть ты причисляешь себя к великим гениям? – беру с трюмо расчёску и тут же прикидываю мысленно, какой урон она может принести здоровью почти двухметрового мальчика-переростка.

Вывод неутешителен.

– А почему бы и нет? – он открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону, и я не могу понять, шутит он или серьёзен. – То есть безумством мы можем быть похожи, а талантами нет?

– И какой же у тебя талант? – веду зубцами по мокрым спутанным волосам, выискивая периферийным зрением подсвечник.

– У меня талант располагать к себе людей, особенно женщин (пф, ну конечно!). А ещё я умный, – ловит мой взгляд, полный ироничного скептицизма. – Нет, серьёзно. Я получил аттестат о законченном среднем образовании в тринадцать лет – учился по ускоренной программе для одарённых детей, и уже в следующем году получу степень бакалавра. Ещё я в совершенстве владею семью языками и у меня феноменальная память, – аккуратно наматывает проводки наушников вокруг плеера. – В восемнадцать я разработал зашифрованную программу против взлома компьютерной системы, её сейчас использует Пентагон. Но, думаю, это тебе малоинтересно.

И всё это так серьёзно. Без бравады и улыбок.

Признаться – я впечатлена. Если он не шутит, то в свои двадцать он достиг гораздо больше, чем я в тридцать один! Но я скорее завяжусь в три узла, чем покажу ему свой восторг.

– Значит, в твоей школе были отличные преподаватели, которые смогли вложить в твою голову азы.

– Я не учился в школе, я учился дома. А преподаватели у меня и правда были самые лучшие. Но дело не в них, дело в этом, – он стучит указательным пальцем по виску и садится на край кровати. – Почему ты не надела то, что я тебе дал?

– Потому что не обязана выполнять твои распоряжения. Хочешь кого-то дрессировать – купи щенка, – шумно бросаю расчёску на комод и смотрю на Кая сквозь отражение в зеркале с неприкрытым вызовом. – Мне удобно в МОИХ вещах. Умник.

– Как хочешь, – безразлично дёргает плечом. – Хотя зря: это очень дорогой шелк из Италии. Привёз специально для тебя. Тебе бы понравился.

– Думаешь, что меня можно купить за брендовое барахло? – глаза сужаются в щёлочки.

Он устало, совсем по-взрослому проводит ладонью по лицу, и красивые губы трогает невесёлая улыбка:

– Я знаю, что тебя можно купить, Наташа.

Забрало сорвано, он сам напросился…

Медленно оборачиваюсь и вкладываю в слова всю свою ненависть:

– Сукин сын! Зажравшийся щенок, погрязший во вседозволенности! Какого хрена тебе от меня надо? Какого хрена тебе надо от моего сына? – хватаю с трюмо флакон духов и швыряю в Кая, разумеется, он уворачивается, и склянка с глухим стуком ударяется о стену. Следом цепляю всё, что попадается под руку: помада, крем, компактная пудра ценой в целое состояние – всё это по очереди летит в него и всё не достигает цели.

Он смеётся, ловко уклоняясь от летящих снарядов, а меня снова накрывает такой волной ярости, что я готова задушить его собственными руками. Дайте только добраться до его шеи. Я убью его. Клянусь жизнью, только бы добраться…

Не думая о последствиях, бросаюсь на него и пытаюсь вцепиться ногтями в лицо, но он быстро подскакивает с кровати и перехватывает мои руки. Легко, словно это две колышущиеся на ветру тростинки.

Тогда в ход идут ноги: со всей своей разъярённой силы подбрасываю колено вверх, целясь в пах, но ему удаётся блокировать и этот удар за какие-то доли секунды.

Я ору, извиваюсь, толкаюсь, пытаюсь укусить его за плечо, а он только крепко держит меня и словно ждёт, когда я выбьюсь из сил… И я выбиваюсь позорно быстро, просто в какой-то момент сдуваюсь, словно пробитый дротиком воздушный шар. Силы покидают меня одномоментно – раз! – и выкачали весь воздух. Я пустая. Остались только слёзы, которые бегут по щекам, не подвергаясь какому-либо контролю.

Роняю голову на его грудь и судорожно всхлипываю, а он гладит меня по голове, словно выжидая, когда тиски истерики отпустят меня окончательно.

Без каблуков я становлюсь рядом с ним ещё ниже, ещё более беззащитной и жалкой, зато он словно исполин – большой, крепкий и сильный. И сила его даже не в мышцах – она в голове. Он не соврал – он действительно умён не по годам. И хитёр. Он умеет контролировать свои эмоции, а я нет! Я намного старше, но не могу руководить своими пустыми мозгами, когда как он отлично игнорирует мои взбрыки и провокации.

Никакой юношеской вспыльчивости и эмоциональных порывов. Он расчётлив, терпелив, вежлив. У него всё под контролем: он сам. Я. Ситуация.

Он охотник. Я жертва.

– Ты скажешь мне, зачем я здесь? – обессиленно шепчу севшим от криков голосом в его футболку.

Он невесомо гладит меня по мокрым волосам, положив подбородок на мой затылок.

– Конечно. Конечно, обязательно. Но не сейчас. Я хочу, чтобы сначала мы узнали друг друга лучше. Без неё.

– Без кого? – поднимаю на него зарёванные глаза и вижу только чётко очерченные губы.

– Без правды, – смотрит на меня сверху вниз. – Боюсь, она тебе не понравится. Поэтому я хочу, чтобы ты узнала, КАКОЙ я, до того, как узнаешь, КТО я.

– А кто ты, Кай?

– Я тот, без кого ты совсем скоро не сможешь.

Он смотрит на меня и действительно верит в то, что говорит. Он безумен! Но разумна ли я, если смотрю сейчас на его губы и хочу до них дотронуться своими?

У него твой сын! А ты - пленница!

Но эти мысли больше не рождают ярость, я истощена. Выпотрошена и выброшена на пустынный скалистый берег.

Часть 12

* * *

– Натали-и…

Кто-то зовёт меня, вытягивая из сладкого плена. Не надо, мне так хорошо… я купаюсь в тёплых золотых лучах, раскинув руки, подставляю лицо солнцу. Как же здесь хорошо…

Это рай?

– Натали…

Неохотно разлепляю веки и вижу перед собой лицо Кая. Оно так близко, что я могу рассмотреть каждую микроскопическую пору на его коже, чуть шероховатый шрам под левым глазом, вижу по отдельности каждую ресницу.

Нет, его глаза не синие. Не чисто синие. От зрачков по радужке расходятся золотые лучи.

Его глаза – солнце.

Он подносит к моим губам руку с зажатой между указательным и средним пальцем сигаретой и медленно вставляет фильтр в мой рот. Я послушно затягиваюсь, ощущая на языке сладковато-травяной вкус.

Марихуана?!

Набираю полные лёгкие дыма и держу в себе, дожидаясь, когда вся нечисть всосётся в кровь, чтобы потом пробраться в голову и на время подчинить себе замутнённое сознание, а когда терпеть уже нет сил, выдыхаю, и Кай услужливо подставляет свой рот, забирая частичку моего кайфа.

Мне так приятно. Господи, как же мне приятна его близость… Пусть он свяжет меня с ног до головы ржавой цепью, лишь бы только никогда не уходил… И он не уходит: его язык размыкает мои губы и пробирается глубже, заставляя окончательно потерять последние крупицы разума. Целуй меня, видишь, я совсем не против… и он целует – неторопливо и исступлённо, касаясь кончиками пальцев моего наэлектризованного бедра.

Я хочу, чтобы он поднялся выше и дотронулся до груди, ощущаю, как завожусь, как напряглись соски, и внизу живота всходит ещё одно обжигающее солнце, даже ярче и мощнее, чем солнце его глаз.

Я хочу его. Он мой кайф. Мой сладкий бред. Моя марихуана.

Горячая ладонь скользит по моему животу, и тело пронзает тысяча смертоносных вольт. Давай же, трогай меня, ласкай, ты же видишь, как я хочу тебя… но рука словно случайно касается соска и тут же возвращается обратно к бедру.

Он специально дразнит меня! Зачем?.. Почему он меня мучает?!

Наплевав на гордость, тянусь к нему сама: кладу свободную от плена «браслетов» руку на его затылок и заставляю проникнуть в себя глубже, пусть пока только в рот и только языком, но как же мне хорошо, я чувствую, что вот-вот испытаю оргазм от одного лишь поцелуя.

Он такой молодой, его тело такое желанное…

Мой рай – он.

Я распаляюсь и не могу больше терпеть: скользнув ладонью по обнажённой мужской груди, бесстыдно забираюсь к нему в ширинку и обхватываю рукой член. Он такой большой… Нет, он огромен! И такой горячий… Он хочет меня. Меня! Не кого-то ещё. Это моё тело его возбуждает!

А я хочу его. Как же я его хочу… Своего сладкого психопата.

– Натали…

– Я умоляю тебя – замолчи! Просто возьми меня. Пожалуйста, Кай…

Я чуть не плачу. Почему ты медлишь? Ты не видишь, как мне плохо без тебя? Как мне тебя не хватает?

– Натали!

– Ну, чего тебе? – открываю глаза и вижу перед собой Кая. Но он почему-то намного дальше и в футболке…

Тяжело дыша, опускаю глаза на своё тело: я полностью одета, но грудная клетка ходит ходуном, а сквозь полупрозрачную ткань блузки просачивается тончайшее кружево бюстгалтера и напряжённые соски. Перевожу взгляд на Кая – он сидит напротив и неторопливо курит, а его глаза лучатся неподдельным любопытством.

Не было никаких поцелуев. Не было марихуаны, и никто меня не трогал.

Это был сон. Мне всё приснилось.

Часть 13

Осознание словно откровение. Но… но я же целовала его, я трогала его за… И он сидел всё это время по-турецки напротив и слушал, как я шепчу его имя.

Я же не шептала его вслух, правда?

– Что тебе снилось? – спрашивает он, сбивая столбик пепла в кофейную чашку.

– Как я душу тебя голыми руками, – голос предательски хриплый.

– Меня душишь или мой… – он опускает нахальный взгляд на свою ширинку и манерно затягивается, прищурив левый глаз.

– Ты всегда глазеешь, как спят другие? – сажусь на край кровати, прогоняя остатки сна.

Чёрт знает что, но я никак не могу посмотреть в его глаза. Как будто всё это было по-настоящему. Клянусь, я чувствовала жар его ладони на своей груди. И до сих пор чувствую.

– Ты так долго спала. Я заволновался.

– Долго? Который сейчас час? – бросаю быстрый взгляд в окно.

– Шесть вечера.

– Что?! – подрываюсь, совсем забыв, что сижу на цепи. Запястье больно царапается о наручник. – Я не могла проспать так долго! Это невозможно.

– Но тем не менее, – он приподнимает руку и смотрит на часы. – Шесть ноль две.

– Как Миша? С ним всё хорошо?

– Всё просто замечательно. Сегодня ребёнка развлекали аниматоры. Никаких молочных продуктов. У меня всё под неусыпным контролем, не волнуйся, – его голос мягкий и тягучий, словно цветочный мёд. Всколыхнувшаяся было волна паники превратилась в ровный прибой.

Он не врёт. Я верю ему.

К моему лицу приближается телефон – с него на меня смотрит смеющийся Миша, сидя на плечах у человека-паука. Глазки ребёнка лучатся восторгом. Где бы он ни был, он там по-настоящему счастлив. Это видно, двухлетнего ребёнка невозможно заставить изобразить радость.

Улыбаюсь и провожу пальцем по любимому лицу, сморщенному в смехе курносому носику. Дом, работа, маникюр, гонка по магазинам – в повседневной рутине мы перестаём ценить то, что нам важнее всего. Мы бегло чмокаем ребёнка в щеку и сплавляем воспитателю, прокручивая в уме по дороге на работу вечернюю тёрку с мужем, серию сериала, прикидываем, что же приготовить на ужин (как же достала эта вечная готовка!) и совсем не думаем, что совсем скоро всё может кардинально измениться.

Вот и я не думала…

Я не хотела его рожать. Мишу. Отношения с Игорем всегда были неопределёнными и очень сложными, беременность совсем не входила ни в мои, ни в его планы, мы предохранялись очень тщательно, но случилось то, что случилось. Две полоски, мой шок, его холодная невозмутимость. Аборт. Точка. Он даже записал меня в лучшую клинику, но я ослушалась его – впервые! – и ни разу об этом не пожалела. Я поняла, что не смогу убить собственного ребёнка, и да, я малодушно трусила, что если что-то пойдёт не так, я в будущем больше не смогу иметь детей.

Как же был тогда зол Игорь… Он был разъярён! Кричал, что этот балласт ему не нужен, что его детище – процветающая карьера, орущие младенцы не входят в его тщательно продуманную на годы вперёд смету. Грозился бросить меня и даже исчез на несколько месяцев, но потом приехал как ни в чём не бывало, и всё вернулось на круги своя… Я знала, что нормальной семьи из нас никогда не выйдет, но мне было страшно растить ребёнка одной. Пусть он не будет восторгаться первыми шагами малыша, но он будет помогать нам хотя бы материально. И у ребёнка всё-таки должен быть отец. Даже такой холодный и равнодушный, как Игорь.

Смешно рассуждать об этом сейчас, когда папаша исчез со всех радаров. Пусть с моей лёгкой руки, но всё же… Я наивно надеялась, что инстинкты всё-таки возьмут верх, и он будет хотя бы изредка приезжать, возить ребёнка в парк, на худой конец, просто звонить и интересоваться его здоровьем. Но нет, я жестоко ошибалась. Игорь не соврал – он действительно оказался дерьмовым отцом. Единственная весточка от него – это раз в месяц пополняющийся счёт на довольно скромную, даже по моим меркам, сумму. С его возможностями это больше похоже на подачку. А в этом месяце не пришли и эти крохи. Он окончательно нас оставил.

Поэтому, глядя сейчас, как Кай ласково посмотрел на фото, прежде чем убрать телефон в карман, я подумала, что даже этот ненормальный мальчишка более человечный, чем мой бывший.

Я – узница, но симпатизирую своему похитителю, похитителю своего сына. Я сошла с ума… Господи, я свихнулась.

– Тебе надо поесть, – констатирует Кай и поднимается с пола. – Я приготовил рыбу.

Берёт с комода идеально сервированный серебряный поднос и ставит мне на колени.

Нежнейшее на вид филе, украшенное половинками лайма, с причудливыми узорами соуса по краям тарелки. А этот божественный аромат…

В животе громко заурчало.

– Хочешь сказать, что сам это приготовил?..

– Ну, конечно! – взгляд непонимающий (ну и вопросы!). Словно готовить двадцатилетнему парню как заправскому мишленовскому шеф-повару – это в порядке вещей.

– Врёшь, – с недоверием смотрю на сервировку – вилка слева, нож справа, салфетка в кольце. А ты та ещё шкатулочка с сюрпризом, маленький психопат.

– Может, и вру. Может, в соседней комнате я держу на цепи Гордона Рамзи, – уголки живописных губ ползут вверх.

А щенок умеет шутить. Просто обхохочешься.

Снова кошусь на еду, и в голове что-то щёлкает. Боже мой, вот оно – озарение!!!

Отодвигаю от себя поднос и демонстративно вытягиваюсь на кровати.

– Я не голодна.

– Бурчание твоего живота слышно даже в саду.

– Я не хочу есть, что непонятного? – рычу в ответ и сбиваю ногой поднос. Великолепное кулинарное творение со звоном падает на пол, ковёр ручной работы впитывает разлившийся сливочный соус.

Кай равнодушно смотрит на устроенный мной беспредел, и губы растягивает улыбка.

– Истеричка.

– Сам такой!

Засунув руки глубоко в карманы джинсов, он неторопливо подходит ближе и, склонив голову набок, говорит тихо и невероятно спокойно:

– Если ты думаешь, что твои детские выходки меня разозлят – ты ошибаешься. Если ты думаешь, что выведешь меня этим из себя – ты ошибаешься. Если ты до сих пор считаешь, что я желаю тебе и твоему сыну зла – ты очень сильно ошибаешься. И я не буду принуждать тебя делать что-то против твоей воли, даже не мечтай.

Часть 14

* * *

На улице уже совсем глубокая ночь. Сквозь прореху между плотными портьерами комнату освещает голубоватый свет луны.

Я не боюсь темноты, меня не пугает шуршание за окном и причудливый танец теней на стене напротив. Я боюсь одного – что он не вернётся за мной. Его присутствие вселяет безотчётный страх, но его отсутствие вовсе сковывает горло ледяными щупальцами.

Я уязвима как никогда. Слишком сильно моя жизнь зависит сейчас от него. Если он не солгал и поблизости нет ни одного жилого дома, значит, кричать будет бесполезно – меня никто не услышит. Я просто умру здесь от голода и жажды.

Первое и второе стало нестерпимо сильным – настолько, что я не выдержала и, опустившись на пол, собрала остатки рыбы и быстро затолкала их в рот. Даже холодная она показалась мне невероятно вкусной. Либо Кай бог кулинарии, либо я была настолько голодна, что даже корка хлеба с плесенью показалась бы мне лучшим из лакомств. С питьём всё обстояло гораздо хуже: чашка чая, прежде украшавшая поднос, валялась, расколотая надвое, на полу. Да, расколотая мной же, и еды я лишила себя сама, но всё равно!

Он что, издевается надо мной? Это не смешно! Я хочу пить, я сделала лишь несколько глотков утром прямо из-под крана, и на этом всё. И мне давно уже пора посетить туалет. А ещё увидеть сына и лечь спать в своей постели, но нужно быть реалисткой – пока это фантазии из разряда несбыточных. Я ему для чего-то нужна, и пока он этого от меня не добьётся, он меня не отпустит.

Запускаю руку под покрывало и в миллионный раз трогаю сталь ножа. Обычный тупой столовый нож с зазубренным лезвием, таким даже хлеб толком не нарезать, не то что убить. Вот вилка с тремя острыми зубцами вселяет куда больше уверенности. Если вставить такую в шею – мало не покажется.

И так же в миллионный раз задаю себе вопрос: а смогу ли я это сделать? Решусь ли?

Покалечить человека не так-то просто, особенно если этот человек улыбается словно ангел и приходит к тебе в эротических снах. Когда он привлекает тебя, несмотря ни на что, и отрицать это бессмысленно. Может, это и есть тот самый пресловутый Стокгольмский синдром?

Что со мной не так? То, о чём я периодически думаю – ненормально. И мои мысли относительно него тоже совсем не в порядке вещей. Я это понимаю, и от этого ещё тягостнее.

У него мой сын, это осознание никогда меня не покидает, но я точно знаю, что Кай не сделает Мише ничего плохого. Я просто это знаю, и всё! Что бы ни происходило между нами – ребёнок не пострадает.

Может, психически нестабильный щенок не такой уж и психопат? Подумаешь, посадил на цепь женщину и увёз куда-то её ребёнка… Все мы со своими маленькими странностями.

Улыбаюсь своим полусонно-бредовым мыслям. Чего только не приходит в голову, когда ты лежишь одна, без возможности зайти в сеть, позвонить кому-то, встретиться с подругой. Тебе только и остаётся, что размышлять, вспоминать, додумывать, анализировать. И пока что мой анализ не привёл меня ни к чему. Я долго пыталась строить логические цепочки, кто же такой Кай и что ему от меня нужно, но всё тщетно. Я понятия не имею, кто он, ни единой догадки, да и, по сути, плевать, моя главная цель – вырваться отсюда. Найти способ. И мои хромированные друзья мне в этом помогут. Я не могу упустить этот шанс! Вряд ли он когда-нибудь совершит ещё раз подобную оплошность, собственноручно презентовав мне неплохое, в общем-то, оружие.

Оружие, которое, если потребуется, я обязательно пущу в ход. Я сделаю это! Может, я не самая лучшая на свете мать, но я готова убить за своего сына.

Вдруг слуховые рецепторы вычленили среди ставших уже привычными стонов старого дома новый посторонний звук. Это шаги. Кто-то поднимается по скрипучим ступеням и идёт сюда!

Во рту моментально появился привкус железа, сердце забилось так гулко, что, кажется, не услышать его просто невозможно.

Судорожно нащупываю рукой вилку и перестаю дышать. Шаги стихли, в доме повисла могильная тишина. Тихо так, что я слышу, с каким трудом заледеневшая кровь бежит по венам, как разбегаются в страхе отупевшие мысли, превращая голову в засыпанную всяким хламом пустыню Сахара.

Почему он не заходит? Почему медлит?

И тут сердце совершает кульбит: глухо падает куда-то к желудку и толчком отскакивает, застревая где-то в горле.

А вдруг это не Кай? Вдруг это кто-то другой? Тот, кто может спасти меня!

Первая реакция – закричать, позвать на помощь, обозначить своё присутствие, и сразу же меня озаряет, что это может быть и недоброжелатель. Это может быть кто-то, кто гораздо страшнее мальчишки-психопата. Например, какой-нибудь сбежавший из колонии зек, забравшийся в кажущийся заброшенным дом. И сейчас он рыщет по комнатам в поисках наживы…

Прикрываю рот рукой и беззвучно молюсь, чтобы это был Кай. Лучше он, пожалуйста, пусть это будет он! По крайней мере, если бы он хотел меня изнасиловать или убить, он бы уже это сделал.

Гремит засов, скрипит открывающаяся дверь. Смыкаю веки, будто сплю, и слышу невесомые, словно парящие по воздуху шаги.

Поступь хищника.

Это он. Кай. Я чувствую его запах. Господи, я помню, как он пахнет…

Пружинит матрас – он сел на край кровати. Я ощущаю бедром тепло его тела и боюсь даже пошевелиться. И он сидит не шевелясь, и я уже начинаю сомневаться, что страшнее – безумный красавец с непонятными намерениями или изголодавшийся по женскому телу сбежавший арестант. С тем хоть было бы понятно, что именно ему от меня нужно, мысли Кая же для меня словно космос, неизведанная планета. Чёрная дыра.

– Я знаю, что ты не спишь, – его хриплый шепот кажется оглушающим за столько долгих часов абсолютной тишины.

– Я и не делаю вид, что сплю, – отвечаю так же хрипло.

– У тебя глаза закрыты.

– Я просто не хочу тебя видеть.

Он улыбается. Я не вижу этого, так как мои веки плотно сомкнуты, но отчётливо ощущаю его улыбку.

– Не соскучилась?

Часть 15

Неожиданно Кай нависает надо мной и, переместив массу тела влево, падает на кровать рядом. Я далеко не малышка, но рядом со мной он кажется сбитым с ног Гулливером. Большим, мощным, но кажущимся сейчас почему-то совсем неопасным.

Стискиваю кулак, до боли сжимая своё сомнительное оружие.

Вот он – идеальный момент! Приставь чёртову вилку к его шее и потребуй ключ от наручников. Ну же, Наташа, чего ты медлишь! – подстрекает внутренний голос, но я всё равно медлю. Я по-прежнему боюсь пошевелиться.

Или не хочу?..

Шуршит подушка – он повернул ко мне голову. Я всё ещё лежу с закрытыми глазами. Я не хочу на него смотреть. Пробовать искренне его ненавидеть куда проще, если не видеть.

– Не хочешь спросить, где я был? – тихо спрашивает он, и я чувствую шлейф дорогого коньяка. Мои ноздри трепещут, выискивая в коктейле истинно мужских ароматов нотки запаха женщины и, к своему позорному облегчению, я их не нахожу. Терпкий парфюм, кожа куртки, алкоголь, сигареты…

Он был не с женщиной. И тут же дико злюсь на саму себя! Ну какая мне разница, с кем он был! Но вот, выходит, есть она, эта разница…

– Мне плевать, где ты там был, – открываю глаза и смотрю на своего похитителя. В комнате совсем темно, я вижу только лишь слабый силуэт его лица и горящие каким-то странным блеском глаза. Хотя что тут странного – он выпил, и это может быть для меня как минусом, так и плюсом.

– Прости, пришлось немного задержаться. Ты, наверное, хочешь есть и пить, – шепчет, не сводя с меня пристального взгляда.

– Я хочу увидеть своего сына и хочу домой, – отвечаю ему в тон.

– Извини, это пока невозможно, – он подносит руку к моей щеке и, как и тогда в машине, нежно убирает выпавшие локоны. – Мягкие такие.

– Кто?

– Волосы, – подносит прядь к лицу и, прикрыв глаза, вдыхает её аромат. С наслажденим вбирает его в себя. Он пьян и расслаблен. Он потерял бдительность.

Крепче сжимаю вилку и не могу переселить себя! Не могу!!! Я не могу наброситься на него!

Рука словно онемела, на лбу выступила испарина волнения.

У него твой ребёнок! Он посадил тебя на цепь, как дворнягу! Запихни свои сраные эмоции куда подальше. Спасайся! Борись! Убегай!

– Дай мне её сюда, – снова шепчет он, так и не открывая глаз.

– Дать что?

– Вилку. Ту, что держишь в руке. Дай мне её, – мягко, так обволакивающе. Я словно с головой погрузилась в сахарный сироп и не хочу из него выбираться.

Но откуда он… Он не мог её увидеть!

– Отдай, Натали. Ты же понимаешь, что этим ты меня всё равно не убьёшь, – его шепот скользит по позвоночнику колючими мурашками. – Давай.

Из темноты выныривает его ладонь, и я словно под гипнозом вкладываю в его руку оружие.

– Теперь нож.

– Нет, не отдам, – пытаюсь вяло сопротивляться, но он касается губами мочки моего уха.

Его губы – крылья бабочки. По телу проходит ток.

– Давай. Осколком чашки, что валяется на полу, ты могла бы меня хотя бы оцарапать. Но этим… – его горячее дыхание скользит по шее, приподнимая волоски на всём теле.

Он снова тянет руку, и к вилке с лёгким звоном присоединяется нож.

Дура, сама же лишила себя пусть призрачного, но всё-таки шанса на спасение. И пусть бы у меня точно ничего не вышло, но я обязана была попытаться. Какая же я дура… Надо слушать свой мозг, а не вагину, но почему рядом с ним второе становится первым, а первое и вовсе уходит в утиль за ненадобностью. Особенно сейчас, под покровом ночи. Сейчас, когда всё кажется каким-то ненастоящим, игрой воображения. Эти блики на стенах, мои наручники, пьяный мальчик-мужчина рядом…

– Кай… Тебя же правда зовут Кай?

– Правда.

– Зачем я тебе? – вопрос, вот уже сутки не дающий мне покоя.

– За тем же, зачем и я тебе – чтобы любить друг друга.

Я смеюсь, и смех мой напоминает завывания душевнобольной. Горло без капли воды словно дерёт наждаком, но я не могу остановиться. Это тихая истерика.

– Любить? Ты серьёзно?! – выплёвываю сквозь хохот. – Думаешь, путь к сердцу женщины лежит через наручники? Или я настолько отстала от ритма современной жизни, что цветы и романтика уже прошлый век, и в моду вошла шоковая терапия? Не сдохла в первые сутки заточения – баба к браку готова!

– Говорю же – мне не доставляет радости видеть тебя скованной, но иначе у нас просто ничего не выйдет. Нам нужно было это уединение. Пусть принудительное, но всё же. Я хотел узнать тебя ближе и хотел, чтобы в первую очередь ты узнала меня.

– Господи, ты издеваешься, скажи? – сажусь, смотря на него сверху вниз. – Какое "любить друг друга"? Это какой-то бред! Да даже начнём с того, что я для тебя старая. Ста-ра-я! Мне тридцать один, тебе всего лишь двадцать. Улавливаешь разницу?

– Не недооценивай себя. Ты прекрасно выглядишь.

– Я и без тебя знаю, что прекрасно, но, для справки – я родилась, когда ещё СССР не развалился! У меня ребёнок, пенсионные отчисления, гора разного дерьма за спиной, а у тебя ещё молоко на губах не обсохло! Если ты вымахал под два метра и выглядишь старше, это не означает, что ты взрослый. Ты слишком молод! Молод для меня, да и вообще… Не знаю, какой кашей забита твоя голова, но она явно пригорает. Вот это всё, – трясу прикованной рукой, – это ненормально. Это незаконно. Тебя за это могут посадить. Ты это понимаешь?

– Конечно.

– Вот это и пугает, Кай. Это и пугает.

Запал иссяк, я снова сдулась.

Он садится рядом со мной, и через несколько секунд в его руке уже тлеет сигарета.

– Дерьма за спиной у тебя и правда немало. Другой на моём месте мог бы тебя даже убить. Тебе повезло, что я не другой.

По позвоночнику снова ползут мурашки, но вот только в этот раз вызвало их совсем другое чувство.

Поворачиваю на него голову и просто не могу поверить услышанному.

– За что я здесь? Что я сделала тебе такого ? Я даже по ночным клубам не хожу, вероятность того, что когда-то я тебя грубо отбрила, можно исключить. Тогда что? Наступила на ногу в очереди на кассе в Ашане? Чтобы желать кому-то смерти, нужно очень сильно для этого кому-то насолить. Оченьсильно , понимаешь? Не знаю, по каким критериям ты меня выбрал – но это ошибка.

Часть 16

Затащить его в постель… Как же просто! Почему я сразу не догадалась?!

Озарение оказалось настолько мощным, что даже запульсировало в висках.

Гонимая потоком мыслей и адреналином, быстро, словно за мной кто-то гонится, моюсь пахучим гелем для душа и, поскальзываясь, выбираюсь из ванны. Беру с полки косметическое масло и тщательно втираю в гладкие ноги. Хвала тому, кто придумал электроэпиляцию – на стратегически важных местах ни единого волоска.

Я должна выглядеть крышесносно, сногсшибательно соблазнительно! Этот щенок обязан потерять голову! Он должен захотеть меня, и я сделаю всё, чтобы это произошло. Уж этот шанс я точно не могу упустить.

Закончив с ногами, мажу лицо увлажняющим кремом и дотошно расчёсываю мокрые волосы. Жаль, что здесь нет декоративной косметики, а раз её нет, ставку делаем не на физиономию. Да и кому она нужна в двадцать лет, когда есть сиськи? Пусть не самые бодрые, но всё-таки довольно неплохие. Да и если что, всегда можно повертеть задом – зад у меня точно что надо. Спасибо Ренату за часы упорных тренировок.

Схватив свой пиджак, вытаскиваю из кармана любезно подсунутые мне трусики. Будто знал, паршивец… Оторвав бирку зубами, натягиваю кружевные невесомые стринги на предмет своей гордости. Сели просто идеально.

То, что мелкий засранец с точностью ювелира знает мои размеры, немного напрягает, но размышлять об этом мне сейчас некогда – мозг лихорадочно складывает хаос мыслей в чёткую последовательную концепцию.

Шаг за шагом.

Всё получится. Несомненно. По-другому просто не может быть. Господи, ну почему я не подумала об этом раньше? Почему? Это же так элементарно! Сейчас бы уже сидела дома со своим сыном.

Вытерев полотенцем запотевшее зеркало, критичным взглядом оцениваю фигуру. Совсем недурно, а если учесть, что там ещё свет приглушённый…

– Натали? – раздаётся по ту сторону двери, и я замираю. И снова это чувство, как будто он знает, о чём я думаю.

– Не волнуйся, я не утопилась.

И вот кто меня за язык тянул? Словесная перепалка явно не самая лучшая прелюдия.

Взгляд падает на брошенную утром шелковую сорочку. Недолго думая, срываю бирку с неё тоже и легко ныряю в струящуюся ткань. Боже, как какая-то тряпка может кардинально поменять мироощущение человека… Секунду назад я была среднестатистической матерью-одиночкой, слегка, что уж душой кривить – не самой первой свежести, а сейчас я бомба. Богиня. Покровительница ночи.

Моя грудь, окутанная ажурной сеточкой, кажется сочнее и выше, талия тоньше, а ноги бесконечно длинными.

Он не сможет устоять. Главное, устоять самой…

Осторожно давлю на ручку и приоткрываю дверь: Кай сидит на кровати и курит. Совсем рядом, на краю трюмо, стоит мой поздний ужин. Я не вижу, что там, мой взгляд сконцентрирован только на Кае, его изучающих мою фигуру глазах.

Я смотрю на него и не могу понять, нравится ли ему то, что он видит. Он кажется слишком бесстрастным, слишком равнодушным…

Самооценка словно на добросовестно смазанных лыжах по снежному склону катится вниз.

Ему должно нравиться, без вариантов! Он обязан потерять голову! Только так я смогу выбраться отсюда.

Ну же, посмотри на меня...

Он делает последнюю затяжку и тушит окурок о ребро зажигалки – искры вместе с пеплом падают на ковёр, но его не заботит, случится ли по его вине пожар, потому что долгожданный мною огонь осторожно разгорается в его взгляде.

– Ты красивая, – шепчет он, и вдоль позвоночника тянется караван колючих мурашек.

– Я знаю, – оживаю и, немного подумав: – Ты тоже.

– Я знаю, – соглашается он без какого-либо бахвальства и манит меня взмахом руки: – Иди сюда.

Там, в ванной, я была преисполнена решимости обвести его вокруг пальца, заставить приспустить в штаны и скулить от желания меня трахнуть. Ведь я знаю, что несмотря на моё ворчание по поводу собственных комплексов (порой заметных только мне одной) я нравлюсь мужчинам: мне оборачиваются вслед, со мной активно знакомятся, меня хотят. Тот же Игорь мог выбрать себе абсолютно любую, но он столько лет был со мной – и он любил моё тело.

Я красивая! И, конечно же, совсем не старая. Но… почему сейчас, когда этот полупьяный мальчишка зовёт меня к себе, ноги словно приросли к полу?

Ты должна соблазнить его. Должна! Соберись же!

Делаю деревянный шаг. Ещё один. Ещё. Тёплые ладони ложатся на мои бёдра и плавно скользят выше под шёлк сорочки…

– Очень красивая.

Как же сладко...

Я понимаю, что должна что-то сделать, что именно сейчас в ход должен пойти шаг номер один, но мой мозг словно атрофировался. Кристаллизовался под вуалью его опаляющего взгляда.

Его руки огибают мои покрывшиеся мурашками ягодицы и возвращаются обратно на бёдра, а я стою и явственно ощущаю себя пятнадцатилетней девственницей рядом с опытным мужчиной.

Бог мой, да когда он ещё ходил в детский сад, я уже занималась сексом, так почему застыла сейчас словно истукан и не решаюсь что-то предпринять?

Ответ прост: я боюсь саму себя. Боюсь потерять голову. Этот чёртов мальчишка словно гигантский магнит.

Смотрю на него сверху вниз: в тусклом свете старинного абажура его ресницы отбрасывают длинную тень на лицо, губы словно пылают.

Какой же он всё-таки красивый. Невероятно.

Кладу руки на его обтянутые чёрной футболкой плечи и осторожно, словно преодолевая минную тропу, провожу ладонями по крепкой шее, колючим щекам, запускаю пальцы в волосы. Он словно огромный урчащий кот наклоняет голову набок и, с наслаждением прикрыв глаза, трётся виском о моё запястье. Его руки по-прежнему лежат на моих бёдрах, он поглаживает большими пальцами кожу чуть выше коленей, отправляя в мозг разрушающие своей мощью эротические импульсы.

Между ног, словно бутон лотоса, распускается желание, настолько сильное, что подавляет собой все остальные инстинкты. Господи, он же ещё ничего не сделал, совсем ничего, а соски уже такие твёрдые, что даже больно.

Часть 17

Маленький психопат, что же ты со мной делаешь…

Ключ... Мне нужен ключ... 

Какой ключ?.. Ключ от чего?! 

Наручники... Ключ... Наручники от ключа...

Господи, я схожу с ума. Нельзя было этого делать. Надо прекратить всё, пока не поздно.

Уже поздно.

Нет, не поздно. Ключ от наручников! Мне он нужен!

Кай рвано дышит через нос, колючая щетина царапает мои щёки, а язык медленно трахает мой рот. Я не убегаю, нет, я как блудливая кошка трусь промежностью о его эрекцию и не могу остановить этот танец безумства.

Желание настолько сильное, настолько устрашающе мощное. Оно ослепляет, оглушает, начисто лишает рассудка. Смысл моей жизни сосредоточен сейчас между его и моих ног, я впиваюсь ногтями в его гладкую спину и позорно выгибаю свою, когда он запускает ладонь под сорочку и проводит большим пальцем вдоль позвоночника.

– Хочешь меня? – шепчет в мои губы, прекрасно зная ответ.

– Хочу…

Он улыбается. Он пьян, возбуждён и доволен.

– Я же говорил, что будешь хотеть.

– Су-ука-а… – пытаюсь оттолкнуть его ослабевшими руками, но он перехватывает моё запястье и, чуть втянув живот, помогает моей руке проникнуть под ремень своих джинсов.

Прикосновение – новый спазм, я вся живая эрогенная зона.

Я чувствую подушечками пальцев нежную кожу напряжённой плоти, я хочу обхватить его член ладонью, целиком, хочу почувствовать его мощь. Я хочу почувствовать её внутри себя…

– Ключ в кармане куртки, – шепчет он, едва касаясь губами мочки моего уха. Шепчет так тихо, что мне это как будто кажется…

Смысл сказанного доходит не сразу, а когда мозговой центр складывает буквы в слова, а слова в предложение, меня словно окатывает ледяной водой.

Он знал. Он знал всё с самого начала!

Вытаскиваю руку из его штанов и с размаху влепляю звонкую пощёчину. Как и всего лишь какой-то час назад, Кай просто поворачивает голову в сторону и улыбается. Его губы горят, по виску течёт капля пота, он тяжело дышит и крепко прижимает меня к себе, великодушно позволяя сидеть на своей эрекции.

Несмотря на жестокую реальность, я по-прежнему вжимаю промежность в его член, ощущая себя при этом втоптанной в грязь. Использованной. Если бы меня пустила по кругу рота дембелей, я бы и то не чувствовала себя настолько униженной.

Он знал, что я блефую. Знал – и с удовольствием мне подыграл.

– Лучше убей меня, – закрываю глаза и обессиленно опускаю руки. – Убей, правда. Ты УЖЕ поимел меня, что тебе ещё от меня нужно?

Ребро ладони случайно касается чего-то инородного на его боку, и я опускаю глаза – над ремнём джинсов аккуратно приклеена широкая полоска пластыря.

– Бешеная кошка поцарапала, – он тоже смотрит на пластырь, и его лицо озаряет неуместно счастливая улыбка.

Безумец. Сумасшедший мальчик-мужчина.

Его руки умело скользят по моим бёдрам, животу, груди, лицу. Ласково гладят меня по влажным волосам. Так, словно совсем ничего не произошло. Словно не его член упирается сейчас через джинсы в мою вагину.

– Не пытайся больше меня обмануть, хорошо? Ты серьёзно думала, что я словно сопляк потеряю бдительность, и мы поменяемся местами? Хотела приковать меня наручниками к кровати, украсть мой телефон и удрать?

– Хотела. И хочу! – отпираться нет смысла.

– То, что хочешь – это я вижу. У меня все джинсы из-за тебя теперь мокрые.

– Ублюдок, – мои губы тоже растягиваются в безумной улыбке.

Разве сумасшествие заразно?

Видимо, да.

Он утыкается лицом в моё плечо и, подцепив губами спущенную лямку, возвращает её на законное место. Очередной сеанс укрощения строптивой закончен. И победу ожидаемо снова одержал он.

Кто его этому научил? Кто научил его так тонко манипулировать желанием женщины?

Он не просто красивый псих, он опасно красивый псих. Его эротический магнетизм – самое страшное оружие.

– Есть хочешь? Или как утром – всё на ковёр?

Перевожу взгляд на поднос – там две тарелки с жареным стейком, миска с салатом и заварник, расписанный гжелью.

– Почему две порции?

– Терпеть не могу есть один.

А потом мы сидим друг напротив друга: я на краю кровати с подносом на коленях, он с тарелкой в руках на полу, и, глядя друг на друга, молча поедаем свой поздний остывший ужин.

Часть 18

* * *

Рука затекла так, что кажется, будто произошла безвозвратная атрофия мышц. Я выйду отсюда калекой! Умалишённой седой калекой!

Я проснулась сильно не в духе, так что снова готова рвать и метать. После того, как мы вчера поужинали, Кай снова прицепил меня к кровати, объяснив это тем, что так надо.

Так. Мать твою. Надо.

Грёбаный извращенец!

Может, он действительно ловит кайф, ощущая себя властным господином? Быть может, он прямо сейчас смотрит на моё беспомощное положение и дрочит? А что – установил где-то скрытую камеру и наслаждается своей безумной игрой.

И вдруг всё-таки нет никакого сакрального смысла моего тут нахождения, и я действительно здесь случайно? Например, я похожа на его бывшую-суку, и он решил выместить злость на той, которая так похожа? Или, допустим, на его мать, которая его избивала, или бросила, или занималась непотребством при маленьком сыне. Судя по тому, что он однозначно поехавший – это совсем не исключено. Чужая душа – потёмки, а душа Кая и вовсе густые непролазные дебри.

Ясно одно – я устала. Я хочу домой. Я хочу обнять своего ребёнка! Мне до смерти надоела эта унизительная роль собаки на привязи.

– Кай! Кай!!! – кричу в пустоту странной доисторической комнаты, и голос мой впитывает лепнина на потолке, ковёр ручной работы, тяжёлые портьеры, которые он любезно раздвинул, позволив мне любоваться густой зеленью за окном и пробивающимися сквозь её кружево робкими лучами солнца.

– Кай, ты оглох?! Я хочу в туалет! Сними уже эти сраные наручники! – кричу уже громче, и ответом мне снова становится лишь звенящая тишина.

Время часов восемь утра – не больше. Он там преспокойно дрыхнет, когда я сижу на цепи, словно провинившаяся бешеная шавка. А я себя сейчас такой и чувствую – я в бешенстве! Он заставил меня вчера ощутить себя круглой идиоткой, а я очень не люблю, когда меня держат за дуру.

Он видел, как я хочу его, и он хотел меня не меньше, но намеренно лишил обоих этого удовольствия. Из какой хреноматрицы сделан этот психопат?! Его выдержка не просто железная, она железобетонная!

Да, если бы всё произошло, сегодня я бы об этом страшно жалела, но, видит Бог, если бы он был вчера чуть настойчивее, я бы не удержалась и точно пересекла грань. Мы бы однозначно переспали. Но вместо оргазма он решил унизить меня, заставил припомнить брошенную когда-то в порыве злости фразу. Он упивался своим положением доминанта. А эта ситуация с ключом…

Самоуверенный породистый щенок! Кем он себя только возомнил?!

– Кай!!! Кай! Ты что, реально оглох?! – ору уже что есть силы, грохоча браслетом наручников о спинку кровати. – Выпусти меня! Я хочу видеть своего сына! Я хочу с ним поговорить, прямо сейчас! Ты меня слышишь?!

Равнодушная могильная тишина.

Ещё один извращённый метод моей дрессировки? Сделать вид, что я пустое место. Ноль. Призрак. Ничто.

В голове сквозь злость и пылающую кроваво-алым ярость мелькает мысль: а может, его просто нет дома, поэтому он не слышит? Уехал куда-то, а я как дура надрываю горло?

Затыкаюсь и прислушиваюсь к звукам на улице. Затем сажусь и, вытянув шею, пытаюсь рассмотреть в окно, что же это за местность и такая ли она пустая, как он о том говорит?

И вообще, с чего это вдруг я так с ходу ему поверила? Может, это обычный дачный посёлок, и по соседству милая пара седовласых пенсионеров окучивает грядки, и стоит мне лишь погромче попросить помощи, как она тут же подоспеет?

Почему я не использовала самый логичный метод своего спасения, как элементарный крик о помощи?

– Лю-юди-и! Помоги-ите-е!! Лю-юди-и! Я здесь! Помогите мне! Кто-нибудь! Меня приковали наручниками к кровати и куда-то спрятали моего сына! Помогите! Помоги-ите-е! Спасите меня, чёрт возьми! Господи, ну хоть кто-нибудь!!! – долблю наручниками о кровать и ору во всю силу лёгких. Срывая голос и ощущая себя по-настоящему безумной.

Я не знаю, сколько я бьюсь так в бесполезной агонии, но чувствую, что даже если меня никто не услышит, я хочу излить то, что накопилось внутри. Прокричать, исторгнуть, выплюнуть из себя этот сжигающий нутро яд.

– Сволочи. Долбаные мрази. Ну почему вы все такие глухие? – уже без эмоций шепчу осипшим голосом, утирая свободной рукой льющиеся ручьём слёзы бессилия. – Доволен, малолетняя скотина? – кручу головой, выискивая глазами невидимую камеру. – Ты доволен, да?

И похрену, что никакой камеры нет, учитывая его способность читать мысли на расстоянии, он должен сейчас как минимум подавиться моей желчью.

– Давай. Приходи. Приходи к мамочке. Уж сегодня я точно без какого-либо сожаления оторву твой хер к чертям собачьим. Да, меня проклянут твои сопливые фанатки, писающие кипятком от твоей смазливой рожи, но, клянусь, я оставлю на ней свою уникальную метку.

Смахиваю ладонью всё ещё льющиеся слёзы и краем глаза замечаю в окне едва уловимое движение.

Что за?..

Галлюцинации?..

Перевожу ошарашенный взгляд на прореху между тяжёлыми занавесками и вижу сквозь пыльное стекло огненно-рыжую макушку какого-то мальчишки…

Часть 19

* * *

В немом изумлении мальчик смотрит на меня, я на него, и только я выхожу из анабиоза и пытаюсь что-то сказать, как конопатое лицо исчезает, скрываясь за карнизом.

– Мальчик! Мальчик!!! Постой! Эй! Вернись! Вернись же!

Поднявшись на колени, кричу, надеясь снова увидеть в окне маленькое солнышко. Лучик моего спасения. Я зову его очень долго, но его больше нет. Он ушёл. Он испугался и ушёл.

Только сейчас до меня доходит, что именно увидел ребёнок: рыдающая полуголая тётка, прикованная наручником к кровати. А если он ещё слышал, что я тут кричала…

Господи! Бедный малыш. Ему же лет десять, не больше.

Внутри меня просыпается мать, и я ощущаю огромный груз ответственности за неокрепшую детскую психику.

Да, разумеется, это вышло неспециально, я и подумать не могла, что где-то поблизости есть дети. Да я даже не могла помыслить, что где-то здесь вообще есть хоть какие-то люди! Я так долго кричала, так долго звала на помощь – и ни единого намёка на то, что была услышанной. И тут такое…

Кто он? Откуда? Слышал ли он мои крики? И что именно он слышал? Расскажет ли он об этом своим родителям? Он слишком маленький, он не может быть здесь совсем один.

А вдруг он в свойственной всем детям манере решит промолчать? Например, от страха, что его будут ругать за то, что он заглядывает в чужие окна?

Нет, он должен кому-то рассказать. Он – моё призрачное спасение!

А если… если он беспризорник? Или ребёнок алкоголиков, которым нет дела, где и как проводит время их чадо? Может, мальчишка ошивался здесь в надежде обчистить, казалось бы, пустующий дом, и увиденное его совсем не шокировало, потому что он в своей маленькой жизни видел вещи и похлеще.

К тому же я как-никак, но всё-таки одета, а наручник сквозь пыльное стекло он вообще мог не увидеть.

Кто же он такой?!..

Размышляя об этом, я просидела так ещё несколько часов (или минут?), а потом услышала торопливый топот ног и поворот ключа.

Кай буквально вбегает в комнату – взмыленный и явно рассерженный. Синие глаза пылают гневом, таким я его ещё не видела.

Не говоря ни слова, он рывком раскрывает верхний ящик комода, достаёт оттуда шёлковый халат, совсем слегка уступающий в скромности сорочке, и бросает мне его на колени.

– Одевайся! Быстро!

– Как? – тяну руку с браслетом, и он, выругавшись под нос, лезет в задний карман джинсов, извлекая оттуда крошечный ключ. Не слишком ласково схватив моё предплечье, освобождает от наручников и сам торопливо продевает мои руки в прорези халата.

– Ты хоть иногда думаешь своей головой? Хотя бы иногда? Стоило мне уехать на какие-то пару часов закупить продуктов, как ты тут же воспользовалась моментом и наворотила дел.

– Да что случилось?! – на моей талии руками Кая туго затягивается шёлковый пояс. Признаться – мне до чёртиков страшно видеть его вот таким.

– Ты что, звала на помощь? – смотрит пристально мне в глаза, и в его зрачках плещется неприкрытое недовольство. – Звала, зная, что здесь никого поблизости нет?

– Выходит, что есть! – шиплю, набираясь решимости. – Ты обманул меня!

– Нет, Натали, здесь никого нет! За хренналион километров нет ни одного жилого дома! – словно на непослушном ребёнке поправляет на мне халат: одёргивает полы, целомудренно прикрывает грудь.

– Но этот мальчишка же откуда-то здесь взялся!

– Этот мальчишка оказался здесь совершенно случайно! Его родители – путешественники, они проезжали мимо по трассе, у них лопнуло колесо, и пока рукодельный папаша ставил запаску, мальчишка выпросил велосипед и поехал кататься по тропинке. Прямиком к нашему дому. Потом он услышал какие-то крики, бросил велосипед, перелез через забор и забрался по пожарной лестнице на второй этаж. И увидел тебя! Он ничего не понял, но наручники всё-таки заметил.

– Снова врёшь? – щурюсь, пытаясь прочесть в его глазах блеф.

– Нет. Я не вру. Я вообще никогда не вру! Но мне не нужны эти проблемы, понимаешь? И тебе они тоже не нужны, – он стискивает руками мои плечи и тоном, от которого у меня по спине поползли мурашки, шепчет: – Его родители сейчас здесь, на улице, за дверью. Сейчас ты спустишься и со смущённой улыбкой скажешь им, что мы молодожёны, практикующие БДСМ.

– Чего-о? Ты совсем рехнулся? – дёргаю плечом, пытаясь вырваться из его мёртвой хватки, но он лишь сильнее стискивает пальцы:

– Ты сейчас пойдёшь и скажешь это, Натали, – медленно, чуть ли не по слогам.

– Нет! Как только я перешагну порог этой комнаты, я сразу же побегу звать на помощь! – смотрю на него не менее жёстко. В крови плещется ядом адреналин, я чувствую свою власть. Наконец-то мы поменялись местами.

Он отпускает мои руки и нарочито безразлично дёргает плечом:

– Делай как знаешь, но не забывай, что у меня твой сын. Всего один звонок…

Вот сейчас он точно блефует! Я знаю это, чувствую, вижу по его глазам. Просто бьёт сразу туда, где точно больно.

А вдруг всё-таки нет? Вдруг?! Проверять, рискуя жизнью Миши? Без вариантов.

Он снова положил меня на лопатки. Он охотник. Я жертва. У него мой ребёнок. Он прав.

– Пошли. Я скажу всё, что ты хочешь, – цежу сквозь зубы и решительно иду на выход. Сейчас я увижу, что же за пределами моей клетки…

– Подожди, – он ловит меня за руку и поворачивает к себе. Взгляд снова стал другим: раздражения больше нет, есть какая-то нерешительность и даже… испуг?

Психопат напуган? Но чем?

– Возможно, сейчас ты узнаешь… догадаешься, кто я. Но все вопросы потом, хорошо? После того, как они уйдут. Я всё тебе расскажу, и ты поймёшь меня. Должна понять. Но всё это потом, после.

Он быстро облизывает красивые губы и тяжело дышит через нос. Он взволнован. Он уязвим. Глаза лихорадочно мечутся по моему лицу.

ЧТО ЖЕ ТАМ ТАКОЕ, ЗА ЭТОЙ ДВЕРЬЮ?

– Хорошо, – медленно киваю, пугаясь его нового. Меня не радуют эти метаморфозы. Ох как не радуют. – Я поняла. После того, как они уйдут, ты мне всё расскажешь.