Университет, второй курс
Полина
Если честно, то ни в какой клуб я и не собиралась. Лишних денег нет совсем, и без того кручусь, как белка в колесе. Комнату в общаге хоть и выделили, но работу все равно пришлось найти. Еда, проезд, вещи кое-какие. На развлечения совсем ничего не остается. Ни денег, ни времени.
Но этот раз был особенный — день рождения у моей соседки по комнате Маши Строкиной. Я отправилась туда сразу после смены в кафе. Девчонок еще не было, Машка написала, что они немного задержатся.
Возле клуба толпился народ. Я решила отойти в сторону, чтобы меня было лучше видно. Встала как раз у светофора рядом с пешеходным переходом. На телефон снова прилетело сообщение. Отвлеклась.
"Уже подъезжаем. Лизке стало плохо, перебрала немного. Пришлось в чувство приводить)))"
Улыбаюсь и поднимаю голову. Светофор загорается красным. Вскользь задеваю взглядом остановившуюся навороченную тачку, из которой долбит музыка. И уже собираюсь отвернуться, но вдруг заднее стекло медленно опускается.
Из меня, как будто, весь воздух выбивает. То ли от ветра, то ли от волнения руки предательски дрожат.
Весь остальной мир растворился, превратился в размытое пятно. Звуки стихли. Только это лицо в окне. Только я напротив.
Ян смотрит так, будто приведение увидел. Не верит. И я не верю. Дурацкий сон. Мой кошмар наяву.
Все такой же красивый до чертиков. Только стрижку сменил. Теперь волосы по бокам коротко подстрижены, а наверху, наоборот стали длиннее. Пшеничные пряди небрежно перекинуты на одну сторону и немного назад.
Я не видела Яна Марека с того самого дня, как забрала документы из гимназии, мама получила расчет у его отца, и мы уехали в неизвестном направлении.
И к встрече с ним оказалась совсем не готова, ведь думала, что он укатил учиться в Лондон, как и хотел. Может, и так оно и было, а в Москву вернулся на время. На выходные, например. Не знаю и знать не хочу.
Светофор моргает красным, переключаясь на желтый.
— Сема, паркани за остановкой — говорит Марек водителю.
Совсем не узнаю его голос. Более низкий, хрипловатый, чужой. Тачка заморгала поворотником, и я срываюсь с места. Просачиваюсь сквозь толпу в надежде затеряться.
Спешно прохожу фейс-контроль и на ватных ногах ищу туалет. В руках подрагивает телефон. Пишу девчонкам, что замерзла и буду ждать их внутри. Наконец, нахожу нужную дверь и замираю у раковин напротив широкого зеркала. Непрошенные воспоминания с небывалой силой вырываются из памяти, заполняя меня собой.
Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Боже мой, как я его ненавижу! Так же сильно и отчаянно, как раньше любила.
Жмурюсь, не хочу вспоминать. Не нужно, нельзя! Но меня, точно во временной воронке, закрутило.
Перед глазами предательски всплывает картина, как Ян прижимает меня спиной к своей груди и нежно, раскурочивая все внутри, покрывает шею поцелуями. Меня трясет, как в лихорадке, и слезы подкатывают задушенным воплем к горлу. Я уже знаю, что это первая и последняя наша ночь. Кожа горит в местах, где пальцы задевают оголенную спину, пока он расстегивает пуговицы одну за другой, а потом бережно спускает почти невесомую ткань до самой поясницы.
"Не бойся, я буду нежно"
"Я же вижу, ты хочешь"
" Не закрывайся"
"Ну, же, посмотри на меня"
"Расслабься…"
Наполняю ладони холодной водой и ополаскиваю щеки, чтобы отпустило. Но не тут то было…
Вспоминаю, когда впервые увидела его и в ту же минуту пропала. Это, как вспышка, как электрический заряд, простреливший тело от макушки до кончиков пальцев. Бедное сердце оказалось совсем не готово к такому. Мне было пятнадцать.
В то время мы с мамой, наконец, убежали от отца. Жить с ним стало невыносимо. Папа пил, поколачивал ее, да, и мне временами доставалось. Несколько месяцев скитались по съемным комнатам в коммуналках. Мама подрабатывала то тут, то там, но денег катастрофически не хватало. Я пошла учиться в старенькую школу, где штукатурка на головы сыпалась.
А потом мама устроилась уборщицей в крупную компанию. Там волей случая как-то пересеклась с самим генеральным директором. Уж не знаю, что она ему рассказала, но тот проникся нашей историей и предложил маме должность домработницы в его в загородном доме, а заодно и крышу над головой.
Меня же пообещал пристроить в элитную частную гимназию, которую посещает их сын, потому что прописки у нас не было. Да, и школа в ближайшем к их коттеджному поселку населенном пункте ничем не отличалась от моей предыдущей, судя по описанию. Хотя если бы я знала, что меня ждет, не раздумывая отправилась именно туда.
Так мы и попали в семью Филипа Марека. Так я и увидела Его.
Нас заселили в небольшую комнату для обслуживающего персонала, находящуюся в дальнем крыле огромного дома, внешне напоминающего стеклянную башню из кубиков. На радостях мы сразу же принялись раскладывать свои скромные пожитки. В комнатке было душно, я подошла к окну, чтобы открыть створку, и зависла. Словно солнечный удар в самый жаркий летний день.
До этого момента я вообще на мальчишек не обращала внимания. Да и они, надо сказать, тоже. Кому какое дело до долговязой, конопатой и плоской, как доска, девчонки.
Но в этот раз…
Ян в одних шортах бросал мяч в кольцо на заднем дворе. Расстояние до площадки было небольшим, и мне удалось его хорошо рассмотреть.
На вид мой ровесник. Высокий, гибкий с уже проявляющимися мышцами на руках и прессе, но при этом еще по-мальчишески стройный. Пшеничного цвета волосы взмокли и беспорядочными прядями падали на лоб. До того красивый, что у меня участился пульс, и ладони вспотели.
Я не заметила, как со спины подошла мама, проследила взглядом туда, где играл Ян Марек, тяжело вздохнула, цокнула языком и задвинула перед моим носом шторы.
— Даже не мечтай, Полька. Не для тебя он.
Как будто, я и сама не знала, что не для меня. Но сердцу не прикажешь. Сердце уже трепетало.
А вечером того же дня Филип познакомил нас со своей семьей. Его жена Елизавета Александровна, хрупкая блондинка с серыми глазами, оказалась удивительно красивой женщиной. К тому же еще и доброй. Встретила нас радушно, и никакого там надменного, брезгливого выражения на лице.
Что не скажешь про их сына, Яна. Он сидел за столом рядом с маленькой девчушкой с такими же, как у него пшеничными волосами, собранными в два хвостика. Она улыбалась, отчего на ее румяных щечках появились милые ямочки.
А вот Ян совсем не улыбался. У него вообще было такое выражение на лице, будто перед ним пустота. Абсолютный ноль. Глаза, как у отца светло-голубые. Похожи на небо. Похожи на вселенную.
С его сестренкой, Амелией, которую в семье все коротко называли Лили, я в первый же вечер нашла общий язык. Позже мы часто играли на заднем дворе, я помогала собирать малышке пазлы, заплетала колоски и читала сказки. Мне нравилось с ней возиться. Лили была очень смышленой и не по годам развитой девчушкой. Елизавете Александровне даже нравилось, как мы с ней поладили. Что не сказать о ее сыне.
Наверное, Ян не взлюбил меня сразу же. С первого дня. А уж, когда узнал, что я в один с ним класс ходить буду, вообще скандал отцу устроил.
— Пап, ты серьезно? Какого хрена вообще? Ты что, платить за нее собрался?
— Да, собрался. И тебя это не касается — прикрикнул на него отец.
— Тогда я не буду там учиться.
— Ну, поговори мне еще здесь!
— Да, пошли вы! Благодетели, вашу мать!
Я же, с каждым днем тонула в своей симпатии все сильнее и сильнее. Мне нравилось в нем все: походка, улыбка, голос, как морщит лоб, когда что-то не нравится, как взъерошивает пшеничные волосы. Я могла бы перечислять до бесконечности.
В школе Марек сразу обозначил, чтобы я с ним не общалась, не лезла, ничего не спрашивала и вообще не замечала. В первый же день возле раздевалки зажал, ухватившись руками за лацкан форменного пиджака.
— Даже дышать в мою сторону не смей. Ни разговаривать, ни смотреть. Усекла, моль?
Я с ним и так не разговаривала. Не могла. У меня в его присутствии язык к небу прилипал. А вот насчет не смотреть — это никак не удавалось. Не получалось. Глаза сами выискивали светлую макушку.
Как-то раз Марек выходил из кабинета и специально задел меня плечом, склоняясь к уху.
— Хватит на меня пялиться. Бесишь — прошипел в ухо, обдавая дыханием с привкусом мяты.
Дома Ян тоже старался со мной не пересекаться и очень ревновал к Лили. Я прямо чувствовала, как его распирает от злости, когда мы проводили время вместе.
А еще была она. Ева Никольская. Его девушка. Безумно красивая, как кукла Барби. Точеная фигура, фарфоровая кожа, белокурые волнистые волосы и огромные серые глаза. Идеальная для него. Не то, что я — угловатая, нескладная каланча с острыми коленками и веснушками на носу.
С Евой Ян был знаком с самого детства, их отцы вели совместный бизнес. Но я уже застала тот период, когда они стали встречаться. Сцена в бассейне никак из памяти не стирается.
Ева в спортивном черном купальнике игриво брызгала ему в лицо водой, пока Ян не утащил ее под воду, а затем выныривая посадил Никольскую на бортик, а сам остался в воде между ее разведенных ног. Ева склонилась, зарываясь руками в его потемневшие от влаги волосы, засмеялась, а потом сама поцеловала. Я видела Яна со спины и с трудом сдерживала немой крик, разрывающий меня изнутри на части.
Не мой. Не мой. Не мой.
Как же было больно…
Травлю начала именно Ева. До этого меня просто не замечали, как еще один стул в кабинете или горшок с цветком. Мебель. Ничто.
Но в один совершенно обычный день она при всех заявила, что я влюбилась в ее парня. Высмеивала так, будто постыдней ничего на свете быть не может. А Марек просто обнимал ее и смотрел на меня очень внимательно, как-будто раздумывал о своем, а потом оскалился. Нагло, надменно, унизительно.
Хотелось закричать ему: "Ну, же посмотри, это правда. Ты мне нравишься. Безумно. И мне не стыдно!". Но я была слишком слабой.
Поэтому не стала оправдываться, не стала опровергать и отнекиваться, просто выбежала из кабинета. Струсила.
Их смех до сих пор в моих ушах стоит.
Но я простила ему даже это.
Я ему многое прощала — издевки, подколы, насмешки, откровенное хамство.
Однажды Марек подловил меня в своей комнате, перестилающей у него белье. Обычно я это делала в его отсутствие. И в тот раз Ян тоже должен был уехать на тренировку. Но он вернулся раньше запланированного, к тому же еще и пьяный.
Закрыл на замок дверь, развалился в кресле, вытянув перед собой ноги, и наблюдал. В какой-то момент Марек просто оторвался от кожаной спинки, чтобы стянуть с себя футболку. Я обернулась и застыла не в силах оторвать глаз. Он стал еще красивее, крепче. Глупое сердце грохотало по ребрам. Ян тем временем ехидно уставился и расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах.
— Что, правда, влюбилась?
Я зажала уголок наволочки в руках, больно впиваясь ногтями в мякоть ладони. И снова смолчала.
Ян не прерывая зрительного контакта дернул за собачку до упора и откинулся головой на кресло.
— Ну, давай, люби — кивнул в район паха.
Я отчаянно замотала головой. Только на это сил и хватило.
— Как же так, моль? Какая-то у тебя выборочная любовь получается.
Он был пьян. Очень пьян. Глаза мутные, точно не в себе.
— Я знаю, что ты не такой — дрогнувшим голосом ответила ему и положила подушку к изголовью, собираясь покинуть его комнату.
Но Ян перехватил меня возле двери и, сжимая за локоть, одним рывком развернул к себе. Навис сверху. Я всегда была высокой, но он все же оказался выше.
Сжал за плечи и тряхнул, прислонившись к моему лбу. Никогда еще до того момента я не была к нему настолько близко. Даже родимое пятно на щеке рассмотрела. И все время взгляд возвращался к его соблазнительным четко очерченным губам.
— А какой я по-твоему?
— Добрый. Хороший. Я же вижу, как ты общаешься с Лили, как заботишься, оберегаешь. С ней ты настоящий, а остальное — все напускное.
Ян смерил меня тяжелым взглядом и в недоумении сморщил лоб, но я знала, что ничего плохого он мне не сделает. Страшно не было, только очень томительно. Странно. Будто, в животе гул, и мурашки по телу.
— Ты, бл*дь, блаженная просто — оттолкнул от себя и слегка мотающейся походкой вернулся к кровати. Плюхнулся, зарываясь в подушку и оттуда пробурчал. — Вали из моей комнаты, я спать хочу.
Воспоминания, воспоминания, воспоминания… Ужасные, стыдные, прожигающие насквозь.