Тысяча причин сказать "Да"

Глава 25.

Ксюша.

– Мам, перестань! Ты просто ищешь всевозможные предлоги для моего отъезда.

Я уже хотела было раскрыть чемодан, чтобы выложить упакованные мамой вещи, но она вырвала его у меня из рук, пряча себе за спину.

– Да поверь ты мне. Это правда! Он использовал тебя, поспорил. Вы же дети ещё, о какой любви может идти речь? Неужели ты не замечала всего того вранья, что он медленно вешал тебе на уши? У вас гормоны, переходный возраст и среди всего этого нет места любви! Да уже все вокруг об этом знают…

Неужели она думает, что я ей поверю? А даже если правда, то откуда она об этом узнала? И кто эти все?!

– Мам, давай ты хоть раз оставишь меня в покое. Я сама разберусь…

– Как же ты не понимаешь?! Я же хочу, чтобы тебе было только лучше, а ты упрямо стоишь на своем! Он же сто процентов не раз врал тебе, говорил, что любит, а на самом деле…

И тут пазл начал складываться. Резкая перемена настроения, внезапные тёплые чувства ко мне и грустный взгляд, при малейшем моем предположении... Он врал… Он так явно врал, а я не видела.

А сегодня? Видела же, как он обжимается с Кирсановой… Ослепленная любовью дура!

Парень стоял в нескольких метрах от меня и, кажется, не дышал. Эти яркие когда-то глаза потускнели, а уголки губ подрагивали то ли в подобии улыбки, то ли из-за злости.

Мама скрестила руки на груди и победно улыбнулась. Она добилась того, чего хотела так долго. Растоптала мои чувства, но унизила при этом сама себя. Хотела, чтобы я её возненавидеть? Она этого добилась!

– Нет… Это не правда… Ты врёшь! – прошептала я, надеясь, что парень хоть как-то оправдается.

Но гробовое молчание заставило усомниться в собственных словах. Неужели всё это время меня обманывали?

– Кирилл…

Парень вздрогнул, как от пощечины, но взгляд не отвёл.

– Ксюш… Я хотел…

Он не сказал «нет», а это может означать только одно… Какая же я дура… А ведь я с самого начала знала, что так будет и все равно доверила ему свое сердце.

Я решилась, и, вырвав чемодан из рук родительницы, вышла из квартиры, оставляя подозрительно молчавшую мать и парня, который вышел следом за мной.

Не дождавшись лифта, я рванула пешком и лишь закрыв за собой дверь подъезда смогла выдохнуть. Я сбежала. Сбежала от неё, от него и самое главное – от самой себя. Я не хочу его видеть, слышать или чувствовать. Не хочу! Но его рука снова на моем плече, и она снова сжимает его до еле заметной боли, как несколько секунд назад он сжал в железных тисках моё сердце.

– Ксень, постой… Дай мне объяснить!

Не хочу, но если запрещу, то буду грызть сама себя за то, что не выслушала.

«А ну-ка взяла себя в руки, сделала лицо кирпичом, заглушила просящиеся наружу слезы и слушай, чтобы в конце концов разочароваться в нем до конца!» – твердило что-то внутри, от чего становилось так тошно…

– Говори, – прошептала я и смотрела куда угодно, лишь бы не на парня.

Парень глубоко вздохнул и резко выдохнул, после чего поток его эмоциональной речи было не остановить.

– Да, я обманывал тебя. Но это было в самом начале наших отношений! Тогда я ходил за тобой везде, а ты не замечала. Я поспорил, что смогу влюбить тебя в себя и не влюбиться при этом сам, но проиграл. Я влюбился. В такую хрупкую и одновременно сильную Ведьмочку. В ту, которая, может уложить меня на лопатки с одного удара. В ту, без которой мне уже даже дышать не хочется. – Парень остановился, тяжело выдохнул и продолжил дрожащая голосом, заставляя меня содрогаться от каждого слова: – Я люблю тебя! Возможно, я не нравлюсь тебе так же сильно, как ты мне, но прошу – прости меня. Я виноват и хочу все исправить…

Лучше бы он сказал мне об этом раньше. Возможно, сейчас бы никому не было так больно. Возможно, я бы сбежала от него раньше или была бы ослеплена своей любовью настолько, что закрыла бы на все глаза.

Аккуратно обхватив моё лицо ладонями, Кирилл поцеловал меня. Нежно, спрашивая разрешения или одобрения. Но я не ответила. Обида даёт о себе знать, и я докажу, что его чувства ничего не стоят. Докажу, что он завтра же найдёт себе другую, а я буду забыта. Сделаю ему больно так же, как и она сделал мне… Права была Кирсанова, ох, как же она была права…

– Ксень…

– Шилов, я спешу. Надеюсь, что ты найдёшь себе кого-нибудь ещё и будешь счастлив. – Я замолчала, принимая для себя одно из самых важных решений и на первом же слове голос, кажется, сорвался на писк. – П-помнишь ты спрашивал у меня, смогу ли я простить предательство?

Парень медленно кивнул, громко сглатывая, а я решилась оборвать нашу, хоть еще и не до конца окрепшую, но связь.

– Я соврала. Я никогда не смогу простить…

Кирилл побледнел. Таким я его видела впервые и лучше бы этот момент никогда не настал. Я хотела прижаться к нему, утешить и извиниться за все то вранье, которое вылила на него несколько секунд назад. Но я должна быть сильной, должна перестать думать о других и должна жить дальше несмотря ни на что.

– Я не верю ни единому твоему слову… – прошептал парень, хватая меня за плечи и снова вглядываясь в глаза. – Я не смогу без тебя. Я не могу тебя отпустить!

Как же больно все это слушать. Хочется заставить его молчать, не слышать всех этих теплых слов и оставаться безразличной. Только так я смогу отказать ему, сделать вид, что ничего не чувствую и послать куда подальше.

Но как только я хотела высказать ему все, что думаю, с неба посыпались хлопья снега. Никогда я еще не видела снег в начале ноября. Так красиво и так грустно в такой печальный момент. Впервые я рассталась с парнем. Впервые я забыла обо всех тех причинах, из-за которых сказала ему «Да». И впервые я видела слезы, стоящие в глазах парня…

Пусть знает какого это, когда плюют на твое существование и в упор не замечают. Пусть знает какого это, когда ты любишь, а тебя нет. Думал я ничего не чувствую? Ты ошибся, мальчик. И эта ошибка выйдет боком нам обоим, ведь я никогда не смогу забыть свою первую любовь, как бы не старалась. А он не сможет забыть меня, ведь я уйду, гордо подняв голову и последнее слово останется исключительно за мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Прощай… – еле выдохнула я в последний раз взглянув на него и развернулась, чтобы уйти.

Пусть самый красивый парень, припорошенный снегом, останется в прошлом. Пусть непрошенные слезы прольются по его щекам так же, как и по моим. И пусть он не останавливает меня, чтобы я не последовала за ним в бездну…

– Ксюша, доченька, посмотри на меня…

Голос мамы буквально сдавливал мне горло, заставляя задыхаться, а скулы начало сводить от еле сдерживаемых слез. Нет, перед ней я плакать не стану! Не покажу, что я слабая. Она только и ждёт, когда я прогнусь, но этому не бывать! Я не позволю добить себя. Не сейчас, когда мы сидим в такси и направляемся сквозь метель, неизвестно откуда взявшегося снега, в сторону аэропорта.

– Прости меня, – пискнула она, накрывая мою ледяную ладонь своей.

Эта женщина просит у меня прощения?! Господи, что еще сегодня может произойти необычного?

– Мне не за что тебя прощать…

– Нет, есть за что! Это ведь я… только я виновата в произошедшем! Я же не знала, что ты так отреагируешь. Если бы ты понимала, что… – Но я оборвала её, договаривая так и не произнесенные слова.

– … любви в нашем возрасте не бывает. Ты так много раз это говорила…

– Я врала…

Я недоумевающе взглянула на все ещё молодую женщину, хоть и с небольшими морщинками вокруг глаз, сидящую рядом со мной.

– Любовь есть всегда. Как бы ты не старалась выгнать её из своего сердца, она все равно будет возвращаться, не спрашивая разрешения.

Впервые мама притянула меня к себе и обняла, положив свою голову мне на макушку, и я не смогла сдержать потока рвущихся наружу слез. Так тепло рядом с ней, так хорошо… Сейчас она как никогда кажется такой родной, губы – горячими, а ладони – нежными и согревающими...

– Когда я встретила твоего отца, то сразу поняла: я влюбилась. Красивый, высокий, умный, интеллигентный… Он и сейчас такой…

Мама мечтательно улыбнулась, и маленькая слезинка скатилась по её щеке.

– Мам, ты чего? – Я поднялась и заключила её лицо в свои ладони, стирая такой сильный поток слез, который она пыталась сдержать грустной улыбкой.

Резко зазвонил телефон. Даже гадать не нужно, кто звонит. Надпись над номером «Кирилл» и наша совместная фотография ещё никогда не приносила мне столько боли, как сейчас…

Быстро отключив аппарат, я засунула его на дно своего рюкзака и вновь развернулась к матери.

– Прости меня…

– Давай потом об этом. Расскажи, что было дальше, – прошептала я, усаживаясь на свое место и обнимая, впервые открывшуюся для меня, маму.

– Я не хотела его любить. Огрызалась, злилась, ругалась, а он терпел и любил. Каждый день комплименты, цветы, лучшие ночные прогулки… А потом новость о месте Прима-балерины и беременность. Тогда я просто не знала, что мне делать. Либо лишиться карьеры, к которой я так долго и упорно шла, либо ребёнка. – Мама замолчала, глубоко вдыхая и так же медленно выдыхая, сильнее стискивая меня в своих объятиях. – Но от детей не отказываются. Отказываются от жизни, но не от своего создания. Когда передо мной стоял выбор, твой отец сделал все, чтобы я выбрала лучшее. И теперь ты сидишь рядом со мной, и я невероятно счастлива.

Никогда ещё я не видела такой счастливой улыбки своей матери. Глаза лучились счастьем и блестели от слез, а губы дрожали, показывая белоснежные ровные зубы.

– Прости меня. Я всегда тебя любила и хотела как лучше. Хотела, чтобы ты не отвлекалась от учёбы и уж точно не влюблялась. Чтобы не страдала и не ревела ночами в подушку, как я когда-то. Чтобы в будущем не стояла перед таким же тяжелым выбором, особенно учитывая современных мужчин. Но я не смогла…

– Мамочка, ты чего? Да если бы не ты, я бы не узнала, что он меня обманывал! Хотя нет, узнала бы, но только поздно.

Объятия – это все что нужно двум страдающим женщинам. Мы молча доехали до аэропорта, молча отправили вещи на погрузку и все также молча зашли в самолёт. Но как только мы заняли свои места, то нашу болтовню было уже не остановить.

О споре парней она узнала от Кирсановой-старшей, когда та в очередной раз решила поглумиться надо мной и восхвалить свою дочь, а я в свою очередь поделилась с ней всем, что накопилось за эти семнадцать лет. Рассказала и про Васильева, и про работу в магазине, и про неудавшиеся отношения с Кириллом. В который раз она убедилась в искаженном сознании и озлобленности современной молодежи. Ни себе ни людям называется…

– Знаешь, возможно, он говорил правду, там… внизу. Когда ты привела его вчера домой, он так искренне счастливо смотрел на тебя. Такой взгляд я видела только у одного мужчины в своей жизни и это был твой отец. Такой же искрящийся и тёплый…

– Да ладно тебе! Какой там тёплый. Так, тепленький… – прошептала я, глядя на открывающийся вид из иллюминатора.