Умри за меня

Пролог

В первый раз, когда я увидела статую в фонтане, я не знала, что это был Винсент. Теперь, когда я смотрела на две соединенные фигуры небесной красоты — красивый ангел с его твердыми чертами лица, смотревший на женщину, которая качала колыбель, был самой добротой и светом — я не могла не заметить символизма. Взгляд ангела казался отчаянным. Даже одержимым. И нежным. Как будто он искал ее, чтобы помочь себе, а не наоборот. И вдруг, имя Винсент завертелось в моей голове: mon ange. Мой ангел. Я задрожала, но не от холода.

Жанна сказала, что встреча со мной была подстроена Винсентом. Я дала ему «новую жизнь». Он все еще ждет меня, чтобы спасти свою душу?

Глава 1

Большинство шестнадцатилетних, которых я знаю, мечтали бы жить в другой стране. Но переезд из Бруклина в Париж после смерти моих родителей был чем угодно, только не воплощением мечты. Это было похоже на кошмар. Я могла жить где угодно, правда, и мне было бы все равно.

Я не замечала ничего вокруг. Я жила прошлым, отчаянно цепляясь за каждый клочок памяти из моей прошлой жизни. Это была жизнь, которую я принимала как должное, думая, что так будет вечно.

Мои родители погибли в автокатастрофе, через десять дней после того, как я сама получила права. Через неделю, на Рождество, моя сестра, Джорджия, решила, что мы переедем из Америки к родителям отца во Францию. Я еще не пришла в себя, чтобы смирится с этим.

Мы переехали в январе. Никто не ожидал, что мы сразу же пойдем в школу. Так что мы просто проводили время, каждая по-своему, отчаянно, пытаясь, справится. Сестра наглухо отгородилось от горя, гуляя каждую ночь с друзьями, которых знала еще с наших летних наездов. Я же наоборот страдала агорафобией.

Иногда я всё же выходила из квартиры улицу. И тогда же я ловила себя на том, что мне хочется бежать обратно в наш безопасный дом. Прочь от гнетущего внешнего мира, где у меня было такое чувство, что небо давит на меня. В другие дни, я просыпалась, и мне еле хватало сил, чтобы позавтракать и дойти обратно до кровати, где я хотела провести остаток своих дней убитая горем.

Наконец, наши бабушка с дедушкой решили, что мы должны провести несколько дней в их загородном доме.

— Сменить обстановку, — сказала Мами.

Я бы сказала, что разница в обстановке минимальна, по сравнению с разницей Нью-Йорка и Парижа.

Но как обычно, Мами была права. Весна, проведенная там, сделала наш мир лучше, а к концу июня мы стали отражением прошлого, достаточно оправившиеся, чтобы вернутся в Париж к «реальной жизни». Если конечно жизнь снова сможет быть «реальной». По крайней мере, я начинаю всё сначала в месте, которое люблю.

Нигде мне не хотелось быть так, как в Париже в июне. Даже притом, что я проводила там каждое лето с тех пор, сколько себя помню, мне недоставало так называемой «Парижской суеты», и прогулок по городу. Свет здесь совершенно другой. Как если бы прямо из сказки вытащили волшебную палочку. Её взмах заставит вас почувствовать абсолютно все, что может с вами случиться в любой момент, и вы этому даже не удивитесь.

Но на этот раз все было иначе. Париж был таким же, как всегда, но я изменилась. Даже светящийся городской воздух не мог проникнуть в пелену тьмы, которая, кажется, прилипла к моей коже. Париж называют Городом огней. Но для меня он стал Городом Ночи.

Я провела лето в основном сама по себе, как отшельник: съедала завтрак в темной, заполненной антиквариатом, квартире Папи и Мами и проводила утро в одном из маленьких темных Парижских кинотеатров, где круглосуточно показывали классические фильмы, или посещала один из моих любимых музеев. Когда я возвращалась домой, то читала весь оставшийся день, ужинала и лежала в кровати, уставившись в потолок, а мои редкие сны были напичканы кошмарами. Вставала. И всё повторялось.

В мое одиночество вторгались только электронные письма от моих старых друзей.

— Как жизнь во Франции? — спрашивали они.

Что я могла им сказать? Депрессия? Пустота? Я хочу, чтобы мои родители вернулись? Вместо этого я лгала. Я говорила им, что счастлива жить в Париже. Всё хорошо, потому как французский Джорджии и мой был совершенным, благодаря тому, что мы знакомились со множеством людей. Что я не могу дождаться, когда пойду в школу.

Моя ложь не особо производила на них впечатления. Я знала, что они жалели меня, и хотела их убедить, что я в порядке. Но каждый раз, перед тем, как нажимать «отправить», я перечитывала сообщение, понимая, какая огромная разница между реальной жизнью и той, которую я выдумывала для них. И это вгоняло меня в еще большую депрессию.

Наконец, я поняла, что не хочу ни с кем разговаривать. Однажды ночью в течение 15 минут я сидела, положив руки на клавиатуру, отчаянно выискивая что-то, что-то более позитивное, что могла бы сказать моей подруге, Клаудии. Я удалила сообщение, и глубоко вздохнув, полностью удалила свой адрес электронной почты из интернета. Gmail спросил меня, уверена ли я.

— О, да, — сказала я, нажимая красную кнопку.

Огромный груз упал с моих плеч. После, я закрыла свой ноутбук в ящике, и не открывала его, пока не начался учебный год. Мами и Джорджия воодушевили меня выбраться из дома и познакомиться хоть с кем-нибудь. Сестра пригласила меня погулять с ее друзьями, позагорать на пляже рядом с рекой, или пойти в бар, послушать живую музыку, или в клуб, где они танцевали по выходным ночи напролет. Через некоторое время приглашения прекратились.

— Как ты можешь танцевать после того что случилось? — однажды я спросила Джорджию, когда та сидела на полу спальни и красилась перед позолоченным зеркалом в стиле рококо, которое она стянула со стены и облокотила о книжный шкаф.

Моя сестра была безумно красивой. Ее светлые волосы были подстрижены, как у феи, что удивительно красиво сочеталось только с такими, как у нее, поразительно высокими скулами. Ее кожа цвета персика со сливками была усыпана мелкими веснушками. Как и я, она была высокой. Но, в отличие от меня, она имела сногсшибательную фигуру. И я бы убила за ее кудряшки. Она выглядела на 21, хотя лишь через пару неделю ей будет 18.

Она повернулась ко мне.

— Это помогает мне забыть, — сказала она, накладывая новый слой туши.

— Помогает чувствовать себя живой. Мне так же грустно, как и тебе, Кэти-Бин. Но это единственный известный мне способ справится.

Я знала, что она говорит правду. Я слышала, как она ночами рыдала в своей спальне, её сердце было разбито.

— Подавленное состояние не принесет никакой пользы, — тихо сказала она. Ты должна больше времени проводить с людьми. Чтобы отвлечься. Посмотри на себя, — сказала она, положив тушь и притянув меня к себе.

Она повернула меня лицом к зеркалу. Увидев нас вместе, вы никогда не подумали бы, что мы сестры. Мои длинные каштановые волосы были безжизненными, а моя кожа, которая благодаря генам моей матери никогда не загорает, была бледнее обычного. А мои сине-зеленые заспанные глаза с тяжелыми веками, были совершенно не похожи на страстные глаза моей сестры. «Миндалевидные глаза» так их называла мама, к моему большому огорчению. Я бы предпочла, форму глаз, вызывающую восхищение прохожих, а не напоминающих форму ореха.

— Ты великолепна, — заключила Джорджия.

Моя сестра… моя единственная фанатка.

— Да, скажи это толпе парней выстроившихся за дверью, — сказала я и, состроив гримасу, отошла от нее.

— Ты не найдешь парня, проводя все время в одиночестве. И если ты не прекратишь ходить по музеям и киношкам, ты превратишься в одну из женщин 19 века из твоих книг, которые всегда умирали от чахотки или водянки или чего-то в этом роде.

Она повернулась ко мне.

— Послушай, я перестану приставать с просьбами пойти со мной, если ты выполнишь одно моё желание.

— Зови меня просто, Фея крестная, — сказала я и попыталась улыбнутся.

— Возьми свои книжонки, и выйди посидеть в кафе. На солнце. Или в лунном свете, мне все равно. Просто посидеть на открытом воздухе, и вдохнуть выхлопные газы в свои пустые, зачахлые легкие девятнадцатого века. Выйди в люди, ради Бога.

— Но я вижу людей, — начала я.

— Леонардо Да Винчи и Квентин Тарантино не в счет, — перебила она.

Я промолчала. Джорджия встала и перекинула ремешок своей миниатюрной, шикарной сумочки через плечо.

— Это ведь не ты умерла, — сказала она. — Мама с папой умерли. И они хотели бы, чтобы ты жила.

Глава 2

— Куда ты идешь? — спросила Мами, высунув голову с кухни, когда я открыла дверь.

— Джорджия сказала, что мои легкие нуждаются в Парижском грязном воздухе, — ответила я, перекидывая сумку через плечо.

— Она права, — сказала бабушка, подойдя ко мне.

Ее лоб едва доставал до моего подбородка, но ее идеальная фигура и бессменные трехдюймовые каблуки делали ее намного выше. Немного старше семидесяти, Мами выглядела моложавой, и от этого казалась на десять лет моложе.

Когда она была студенткой института искусств, то встретила моего дедушку, успешного продавца антиквариата, которому она напомнила древнюю статую принцессы. Теперь она проводила свои дни, реставрируя картины, на крыше, в своей стеклянной студии.

— Давай, иди! — сказала она, стоя передо мной, полная торжества, — Иди-иди. Маленькая Катя станет украшением этого города.

Я поцеловала бабушку в ее мягкую, пахнущую розами щеку, и, взяв свою связку ключей со стола, прошла через тяжелые деревянные двери и спустилась по мраморной винтовой лестнице, на улицу. Париж разделен на 12 окрестностей или районов, каждый из которых назван своим номером. Наш, седьмой, это старый, богатый район. Если вы хотите жить в престижном районе Парижа, вам не следует селиться здесь. Но так как мои бабушка с дедушкой живут в пятнадцати минутах ходьбы до бульвара Сен-Жермен, который оккупировали кафе и магазины, и от него отделяют только пятнадцать минут ходьбы вдоль реки Сены, я не жалуюсь.

Я вышла за дверь, на яркий солнечный свет и обошла старый парк, находившийся перед домом. Наполненный древними деревьями, с россыпью зеленых деревянных лавочек, за несколько секунд он создавал впечатление, что Париж не столица Франции, а маленький городок.

Спускаясь по улице дю Бак, я прошла несколько магазинов — дорогого шмотья, мебельных салонов, и антикварных лавок. Я даже не остановилась, проходя мимо кафе Папи, которое у него с того времени, когда мы были еще детьми. Здесь мы сидели, и пили мятную воду, пока Папи болтал с кем-нибудь из посетителей. Последнее, что мне сейчас нужно — это сидеть с кем-нибудь из его друзей или даже с самим Папи, на его террасе.

Я должна была найти другое кафе. Я обдумывала идею о еще двух местных кафе. Первое находилось на углу, с темным интерьером и рядом столиков выставленных на улице, прямо на тротуаре. Это было сложнее, чем мне казалось. Но, когда я зашла внутрь, то увидела множество стариков, сидящих тихо на их стульях возле бара с бокалами красного вина перед ними. Они медленно оглянулись, чтобы осмотреть вошедших, и когда увидели меня, так удивились, как будто я была одета в костюм гигантского цыпленка. С тем же успехом, могли повесить на двери табличку «только для стариков», подумала я и поспешила ко второму варианту: оживленное кафе в нескольких кварталах, вверх по улице.

Благодаря своему стеклянному фасаду, кафе Сент-Люси выглядело просторнее. На улице было солнечно, и все двадцать пять столиков на террасе были постоянно заняты. Я направилась к пустому столику в дальнем углу, и поняла, что это мое кафе. Я чувствовала, что принадлежу этому месту. Я сунула сумку с книгой под стол и села спиной к зданию. С этого места открывался вид на всю террасу, а также улицу и тротуар за ее пределами.

Как только я села, я сказала официанту, что хочу лимонад и достала экземпляр «Век невинности» в мягкой обложке, которую я выбрала из летнего списка литературы, для школы, в которую начну ходить в сентябре.

Окруженная запахами крепкого кофе, я углубилась в далекий мир моей книги.

— Еще лимонада?

Голос с французским акцентом, проплывший по улицам Нью-Йорка девятнадцатого века грубо вернул меня обратно в Парижское кафе. Мой официант стоял около меня, держа свой круглый поднос, чуть выше своего плеча и выглядел как кузнечик, у которого запор.

— Ох, да, конечно. Гм… знаете, наверное, я возьму чай, — сказала я, понимая, что если он вмешался, значит, я читала в течение часа.

Во французском кафе существует негласное правило, что человек может сидеть за столиком весь день, до тех пор, пока заказывает хоть один напиток в час. Это как аренда столика.

Я без энтузиазма огляделась вокруг прежде, чем посмотрела вниз страницы. После того, как перелистнула две страницы, я заметила, что кто-то смотрит на меня с другого конца террасы.

И весь мир замер, когда наши глаза встретились. У меня было странное чувство, что я знала этого парня.

Я чувствовала, что встречалась с этим незнакомцем раньше, мне казалось, что я провела с ним часы, недели и даже годы. По опыту, это было односторонним явлением: он даже не заметил бы меня.

Но только не в этот раз. Я могу поклясться, он чувствовал тоже самое.

Он не отводил глаз, и я поняла, что он уже какое-то время смотрит на меня. От него захватывало дух. От его длинных волнистых темных волос, которые были зачесаны назад, открывая широкий лоб. Его оливковая кожа заставила меня предположить, что он либо много времени проводит на улице, либо откуда-то, где южнее и жарче, чем в Париже. И глаза, которые смотрели на меня, были синие, как море, с густыми черными ресницами. Мое сердце вырывалось из груди, и казалось, что кто-то выжал весь воздух из моих легких. Несмотря ни на что, я не могла отвести взгляд.

Прошло несколько секунд прежде, чем он повернулся к двум своим друзьям, которые громко смеялись. Все трое, были молоды и красивы, сияющие на вид. Их харизма была оправдана тем, что каждая женщина, здесь, попала под их чары. Если они и заметили, то виду не подавали.

Первый парень был поразительно красив, сложенный как камень, с короткой стрижкой и темной шоколадной кожей. Уловив мой взгляд, он обернулся, и сверкнул понимающей улыбкой, как будто знал, что я не смогу ему противостоять. Встряхнув с себя вуайеристский транс, мои глаза метнулись к моей книге на несколько секунд, после чего я осмелилась поднять взгляд, но он не смотрел.

Рядом с ним, отвернувшись от меня, сидел мускулистый, загорелый парень, с бакенбардами и вьющимися каштановыми волосами, и рассказывал историю, которая заставила двух других зайтись хохотом.

Я изучала того, который первым привлек мое внимание. Хотя он был на несколько лет старше меня, я не дала бы ему больше двадцати. Он откинулся в своем стуле, и стал похож на обходительного француза. Но что-то холодное и жесткое в его лице давало понять, что его доброжелательная поза была лишь фасадом. Не то чтобы он выглядел жестоким. За этим стояло больше, чем казалось… он был опасен.

Хотя он и заинтриговал меня, я сознательно стёрла из своей памяти лицо черноволосого мальчика, будучи убежденной в том-то, что он выглядит совершенным плюс опасным, не могло привести ни к чему хорошему. Я взяла книгу и переключилась на более надежную Ньюленд Арчер. Но я не смогла удержаться, и окинула их быстрым взглядом, когда официант принес мне чай. Печально, но я не могла вдуматься в книгу.

Спустя полчаса, его столик опять привлек мое внимание. Я могла почувствовать, как женщины напряглись, когда трое парней прошли по террасе. Как будто группа моделей Армани шла к кафе, на ходу срывая с себя одежду.

Пожилая женщина за соседним столиком наклонилась к подруге и сказала:

— Здесь стало жарковато.

Подруга хихикнула в знак согласия, принялась обмахиваться пластиковым меню и строить парням глазки. Я с отвращением покачала головой. Невозможно, что ребята не почувствовали десятки глаз сверлящие им спину, когда они уходили.

Подтверждая мою теорию, черноволосый оглянулся и, увидев, что я смотрю на него, самодовольно улыбнулся. Кровь прилила к моим щекам, и я спрятала лицо за книгой. Я не стала доставлять ему такого удовольствия: видеть, как я краснею.

Я пыталась разобрать хотя бы слово на странице в течение нескольких минут прежде, чем окончательно сдалась. Моё внимание было рассеянным, я заплатила за напитки, оставила на столике чаевые, и пошла прочь на рю де Бак.

Глава 3

Жизнь без родителей легче не стала.

Я чувствовала себя заточенной в глыбе льда. Только холод шел изнутри. Но я цеплялась за него изо всех сил. Кто знает что произойдет, если я позволю льду растаять и снова начну чувствовать? Я бы растворилась в депрессии и снова стала ни дееспособной. Как впервые месяцы, после смерти родителей.

Я скучала по папе. То, что исчез из моей жизни, было невыносимым. Он был красивым французом, который всем нравился, как только они заглядывали в его зеленые, всегда улыбающиеся, зеленые глаза. Когда он смотрел на меня, его лицо светилось выражением чистой любви, и я знала, что независимо от того, какие бы глупые поступки я ни совершала в жизни, у меня всегда будет один поклонник в этом мире, подбадривая меня.

Что касается мамы, то её смерть разорвала моё сердце на части, как если бы она физически моей частью, которую оскальпировали. Она была родственной душой, «родственным духом», как она имела обыкновение говорить. Не то что бы мы всегда ладили. Но теперь, когда её не стало, мне пришлось научиться жить с большой, горящей дырой, всё что осталось во мне от неё.

Если бы я, возможно, избегала действительности в течение только нескольких часов ночью, возможно часы моего бодрствования были бы более терпимыми. Но сон был моим личным кошмаром. Я лежала в постели до тех пор, пока его мягкие пальцы не смели с моего лица оцепенение, и думала, наконец-то! А спустя полтора часа я снова просыпалась.

Однажды ночью я копалась в своей голове, лежа на подушке, глядя прямо в потолок. Мой будильник показывал час ночи. Я подумала, о длинной ночи, которая меня ждёт впереди, и выползла из кровати, выискивая одежду, которую надевала накануне и накинула ее. Выйдя в коридор, я увидела свет, выходящий из-под двери в комнате Джорджии. Я надавила на нее и повернула дверную ручку.

— Эй, — прошептала мне Джорджия.

Она, полностью одетая, лежала на кровати, положив голову у ее подножия.

— Только вернулась, — добавила она.

— Ты тоже не можешь уснуть, — прокомментировала я. Это был не вопрос. Мы знали друг друга слишком хорошо.

— Почему бы тебе не прогуляться со мной? — спросила я. — Я терпеть не могу просто лежать без сна в своей комнате всю ночь напролет. Только июль, а я уже успела прочитать все свои книги. Дважды.

— Ты с ума сошла? — сказала Джорджия, перевернувшись на живот. — Сейчас середина ночи.

— Ну, вообще-то, только начало. Сейчас час ночи. Люди все еще на улицах. И, к тому же, Париж

— самый безопасный город на земле, — закончила Джорджия мою мысль. — Любимое выражение Папи. Ему следует найти работу, связанную с туризмом. Ладно. Почему бы и нет? Я тоже не усну в ближайшее время.

Мы на цыпочках спустились в переднюю и, с тихим щелчком, легонько открыли дверь и закрыли за собой. В коридоре мы остановились, чтобы обуться, а затем вышли в ночь.

Полная луна нависла над Парижем, расписывая улицы серебристым свечением. Не говоря друг другу ни слова, мы с Джорджией направились к реке. Река была центром всей нашей деятельности с тех пор, как мы приезжали сюда еще детьми, и наши ноги сами вели нас туда.

На набережной мы спустились по каменным ступеням к дорожке, которая тянется через весь Париж вдоль воды, и отправились на восток по неровной брусчатке. Только очертание массивного Лувра было видно на противоположном берегу.

Никого не было в поле зрения, ни внизу, на набережной, ни вверху, на улице. В городе было тихо, за исключением плеска волн и звука проезжающих время от времени машин. Мы, молча, шли несколько минут, пока Джорджия внезапно не остановилась и не схватила меня за руку.

— Смотри, — прошептала она, указав на пересечение Моста Карусели выше нашей дорожки, где-то на пятьдесят футов вперед.

Девушка, которая выглядела примерно нашего возраста, балансировала на широкой каменной периле, опасно склоняясь над водой.

— О, Господи, она собирается прыгнуть! — выдохнула Джорджия.

Мои мысли путались, пока я пыталась оценить расстояние.

— Мост недостаточно высок для того, чтобы она разбилась насмерть.

— Это зависит от того, что под водой — какая там глубина. Она уже на самом краю, — ответила Джорджия.

Мы были слишком далеко, чтобы увидеть лицо девушки, но ее руки были обернуты вокруг ее живота, когда она взглянула вниз, на холодные, темные волны.

Мы тут же посмотрели на туннель под мостом. Даже днём от него бросало в дрожь.

Бездомные спали под ним, когда на улице было холодно. На самом деле я никогда никого не видела потому, что я проносилась сквозь его гнилую сырость, чтобы скорее оказаться на противоположной солнечной стороне. Но старые грязные тюфяки и перегородки, сделанные из картонных коробок, говорили о том, что для нескольких несчастных душ, тоннель был лучшей Парижской недвижимостью. И теперь из его таинственной темноты доносились звуки драки.

Движение было и на самом верху моста. Девушка, всё так же стояла неподвижно на перилле, но теперь к ней приблизился человек. Он шел медленно, осторожно, стараясь не напугать её. Когда он был от девушки в двух шагах, он предложил ей свою руку. Я смогла расслышать его тихий голос — он уговаривал её спуститься.

Девушка оглянулась, чтобы посмотреть на него, и человек поднял вторую руку и протянул обе руки к ней, умоляя её, чтобы она отошла от края. Она покачала головой. Он сделал к ней еще один шаг. Она обняла себя и прыгнула.

Это на самом деле был не прыжок. Это было больше похоже на падением. Как если бы она предлагала свое тело в жертву гравитации и, будь, что будет. Она пролетела дугой вперед и через секунду ударилась головой о воду.

Я почувствовала, что кто-то тянет меня за руку и поняла, что мы с Джорджией вцепились в друг друга, когда наблюдали за этой ужасной сценой.

— О, Боже мой, о, Боже мой, о, Боже мой, — повторяла Джорджия с каждым вздохом.

Движение на верху моста отвлекло моё внимание от залитой лунным светом поверхности воды, на которой я пыталась найти хоть какие-нибудь следы девушки. Человек, который пытался уговорить ее спуститься, уже стоял на краю моста, его широко распростертые руки, предавали его телу форму креста. И он мощно бросился вперед. Время, казалось, остановилось, — он завис в воздухе, словно гигантская хищная птица между мостом и черной поверхностью воды.

И в эту долю секунды, свет светофора от края воды скользнула по его лицу. Увиденное потрясло меня. Это был тот парень из кафе Сент-Люси.

Что это было? Что он здесь делал, пытаясь отговорить девочку-подростка от попытки самоубийства? Он знал ее? Или он был только прохожим, который решил принять участие?

Его тело прошло сквозь поверхность воды и, исчезло из вида.

Из-под моста донесся крик и из мрачной темноты туннеля появились сгорбленные силуэты.

— Что за…?! — воскликнула Джорджия.

Её прервала вспышка света и лязг металла, две фигуры возникли из темноты. Мечи. Они дрались на мечах.

Мы с Джорджией, казалось, вспомнили одновременно, что у нас есть ноги и побежали обратно к лестнице, с которой мы сюда пришли. Прежде, чем мы успели до неё добраться перед нами, из темноты, материализовался человек. У меня не было времени, чтобы закричать прежде, чем он схватил меня за плечи, чтобы, помешать мне, сбить его с ног. Джорджия застыла на месте.

— Добрый вечер, дамы, — раздался ровный баритон.

Мои глаза пытались перефокусироваться с лестницы, которая была нашей целью, на человека, который не давал нам её достичь.

— Отпустите, — удалось мне пробормотать сквозь страх и он немедленно ослабил хватку.

Отступая, я оказалась в нескольких дюймах от еще одного знакомого лица. Его волосы были скрыты под плотной черной шапочкой, но я узнала его где угодно. Это был мускулистый друг парня, который только что нырнул в Сену.

— Вам не следует гулять здесь поздно ночью без провожатых, — сказал он.

— Там что-то происходит, — задыхаясь, сказала Джорджия, — Драка.

— Полицейская операция, — сказал он, поворачиваясь, и легонько подталкивая, нас в сторону лестницы.

— Полицейская операция с мечами? — спросила я недоверчиво, когда мы выбрались на улицу.

— Бандитизм, — кратко сказал он, уже поворачиваясь, чтобы спуститься вниз по лестнице.

— Я хочу, чтобы вы были как можно дальше, — бросил он через плечо, спускаясь по лестнице.

Он бросился к туннелю, как только из воды недалеко от берега появились две головы. Я почувствовала облегчение, когда увидела их живыми.

Парень, который выдворял нас прочь, подоспел как раз, когда пловцы достигли земли и вытянул прыгунью на безопасное место.

Стон боли расколол ночной воздух и Джорджия схватили мою руку.

— Давай выбираться отсюда.

— Подожди, — колебалась я, — Разве мы не должны что-нибудь сделать?

— Что, например?

— Например, позвонить в полицию?

— Они и есть полиция, — сказала она неуверенно.

— Ага, как же. Уж на кого-кого, а на полицию они точно не похожи. Могу поклясться, что узнала тех двух парней, они из нашего района.

Секунду мы стояли, беспомощно глядя друг на друга, пытаясь осмыслить то, что мы сейчас видели.

— Ну, может быть наш район под наблюдением специального отряда спецназа — сказала Джорджия, — Ты знаешь, Катрин Денёв живет как раз на этой улице.

— Ага, точно, типа у Катрин Денёв есть своя собственная команда крутых парней ОМОНа с мечами, которые бродят по окрестностям и отлавливают охотников на знаменитостей.

Не в силах сдерживать себя мы рассмеялись.

— Нам должно быть не до смеха. Это серьезно! — хихикнула Джорджия, вытирая слезу, скатившуюся по щеке.

— Знаю, — вздохнула я, успокоившись.

Внизу у реки девушка и её спаситель исчезли, а вдалеке раздавались звуки боя.

— Смотри, в любом случае, всё закончилось, — сказала Джорджия, — Уже поздно что-либо предпринимать, даже, если бы мы захотели.

Мы направились к пешеходному переходу, как вдруг две фигуры бросились по лестнице следом за нами. Я увидела их приближение своим периферическим зрением и схватила Джорджию за руку, чтобы оттащить её с дороги. Они пробежали мимо нас, всего в нескольких дюймах, двое огромных мужчин в черной одежде в шапках натянутых низко на их лица. У одного из-под пыльника сверкнул металл. Прыгая в машину, они с рёвом завели двигатель. Но прежде, чем уехать, они очень медленно подъехали ко мне с сестрой. Я чувствовала, как они смотрели на нас сквозь затемненные окна.

— На что уставились? — выкрикнула Джорджия, и они укатили.

Ошеломленные, мы на мгновение остановились.

На перекрестке зажегся зеленый свет и мы с Джорджией, рука об руку, вышли на улицу.

— Странная ночка, — сказала она, наконец, нарушая тишину.

— Слабо сказано, — ответила я, — Нам стоит об этом рассказать Мами и Папи?

— Что? — рассмеялась Джорджия, — И разрушить иллюзию Папи о безопасности Парижа? Они тогда никогда нас снова не выпустят на улицу.

Глава 4

Когда на следующее утро, я вышла на улицу в успокаивающий своей безопасностью дневной свет, события прошлой ночи казались нереальными. Там не было ничего того, что мы видели в новостях. Но мы с Джорджией не могли взять и просто так выкинуть, увиденное, из головы.

Мы обсуждали это много раз, хотя так и не поняли того, что там произошло. Мы строили свои догадки, начиная от прозаических вещей, таких, как ролевые игры фанатов фэнтези и, заканчивая, более драматургическими (вызывавших смех) сценариями о девицах и рыцарях из прошлого.

Хотя я и продолжила своё чтение в кафе Сент-Луиса, но больше не видела ту мистическую компанию великолепных парней. После двух недель в том кафе, я уже знала всех официантов в лицо так же хорошо, как и владельцев, и многих постоянных посетителей: маленькие старушки с их йоркширскими терьерами, размером с кружку, которых они всегда носили в сумочках и кормили со своих тарелок. Бизнесмена в дорогом костюме, который мог бесконечно долго разговаривать по телефону, и взгляд каждой симпатичной девушки, сопровождающей его. Влюбленные парочки всех возрастов, тайно держащихся за руки под столами.

В один субботний полдень я втиснулась за свой столик на террасе, в дальнем левом углу, и принялась за чтение «Убить пересмешника». Хотя я перечитывала ее в третий раз, некоторые отрывки все еще вызывали у меня слезы. Как тот, который я читала сейчас.

Я воспользовалась своим излюбленным способом — «вдавливанием — ногтя — в — ладонь», который обычно помогал мне сдержать свои слезы на публике, если вдавить достаточно сильно, до боли. К сожалению, сегодня он не сработал. Я могла бы сказать, что мои глаза становились красными и стеклянными. То, что нужно, подумала я — расплакаться на глазах у постоянных посетителей в моём излюбленном кафе, осматриваясь, чтобы понять, не обратил ли кто на меня внимания.

И он был здесь. Сидя через несколько столиков, наблюдая за мной так же напряженно, как и в первый раз. Это был парень с темными волосами. Такое ощущение, что та сцена с прыжками в реку, чтобы спасти чью-то жизнь, была ничем иным как ирреальным сном. Он был здесь, средь бела дня, попивая кофе с одним из своих приятелей.

Почему? Я почти сказала это вслух. Почему я должна демонстрировать свои переживания из-за прочитанного в книги, пока парень слишком симпатичный, чтобы быть истинным французом, уставился на меня на расстоянии десяти футов?

Я схватила свою закрытую книгу и положила немного денег на стол. Но как только я направилась к выходу, пожилые женщины за столиком рядом с моим встали и начали возиться со своим ворохом сумок с покупками. Я в нетерпении заёрзала, пока одна из них не обернулась.

— Прости, дорогая, ещё минутку. Просто обойди нас.

И она меня практически толкнула в сторону, где сидели парни. Я едва сделала шаг от их столика, как позади себя услышала низкий голос.

— Ты ничего не забыла? — спросил кто-то по-французски.

Я повернулась и увидела парня, стоящего в нескольких дюймах от меня. Он был даже более красивым, чем казался издалека, хотя его внешность источала всё такое же холодное безразличие, которую я заметила, когда первый раз его увидела. Я не обратила внимания, на внезапный толчок в груди.

— Твоя сумка, — сказал он, протягивая мне мою сумку с книгой, которая балансировала на ремне и двух его пальцах.

— Хм, — сказала я, отпрянув от него.

Увидев на его лице кривую усмешку, я взяла себя в руки. Он думает, что я полная идиотка, которая забывает свои сумки.

— Как любезно с вашей стороны, — сухо сказала я, забирая сумку. Я попыталась сохранить хоть какую-нибудь уверенность, которая во мне еще осталась.

Он отдернул руку, заставляя меня хватать воздух.

— Что? — спросил он развеселившись.

— Почему ты сердишься на меня? Я тебя чем-то задела?

— Нет, конечно, нет, — в ожидании, я раздражено фыркнула.

— И… — сказал он.

— И… ну, если все нормально, тогда я просто заберу свою сумку, — сказала я, протягивая руку.

На этот раз её ремни оказались в моей руке. Он не отпустил.

— Как насчет обмена? — предложил он, и уголки его рта подергивались в улыбке, — Я отдам тебе сумку, если ты скажешь мне своё имя.

Я недоверчиво уставилась на него — а затем я почувствовала рывок сумки, как только он её отпустил. Всё её содержимое вывалилось на тротуар. Я тряхнула головой в недоумении.

— Отлично, большое спасибо!

Я изящно, насколько смогла, опустилась на колени и начала заталкивать обратно в сумку мою помаду, тушь для ресниц, кошелек, телефон и как оказалось миллион ручек и клочки бумаги. Я оглянулась и увидела, что он рассматривает мою книгу.

— Убить пересмешника. На английском! — прокомментировал он с ноткой удивления.

А затем с легким акцентом, но на прекрасном английском он сказал, — Отличная книга — даже если ты видела фильм… Кейт?

Я открыла рот.

— Но… откуда ты знаешь моё имя? — удалось мне произнести.

Он показал другую руку, в которой было моё водительское удостоверение, с убийственной фотографией. Моё унижение было таким, что я не могла смотреть ему в глаза, хотя я чувствовала, как его пристальный взгляд обжигает меня.

— Слушай, — сказал он, наклоняясь ближе, — Мне и вправду жаль. Я не хотел, чтобы ты уронила свою сумку.

— Винсент прекрати бравировать своим безупречным знанием языка и помоги девушке собрать всё что осталось, — сказали они по-французски.

Повернувшись, я увидела друга моего мучителя — парня с вьющимися волосами, который протягивал мне расческу, с ухмылкой, исказившей его лицо с небольшой щетиной.

Не обращая внимания на руку Винсента, которую он протянул, чтобы помочь мне встать, я поднялась на ноги и отряхнулась.

— Держи, — сказал он, протягивая мне книгу.

Я забрала и смущенно кивнула.

— Спасибо, — отрывисто сказала я, и, стараясь не бежать, поспешно вышла из кафе на улицу.

Пока я ждала зеленый свет на пешеходном переходе, я совершила ошибку и оглянулась назад. Оба парня провожали меня взглядом. Друг Винсента что-то сказал ему и покачал головой. Я подумала, что даже не могу представить, что они говорят обо мне и простонала.

Становясь такой же красной, как стоп-сигнал, я пересекла улицу, уже не оглядываясь.

На протяжение следующих нескольких дней я видела лицо Винсента повсюду. На углу продуктового магазина, выходя из метро, сидя на террасе в любом кафе, куда бы я не шла. Конечно, когда мне удавалось лучше рассмотреть каждого из этих парней, оказывалось, что это не он. К моему большому раздражению, я не могла перестать думать о нем, и, что еще более досадно, мои чувства были разделены поровну между осторожностью и бесшабашностью.

Честно говоря, я была благодарна за такое отвлечение. Хоть раз было о чём подумать, кроме роковой автокатастрофы и что, чёрт возьми, я собиралась делать со своей жизнью. Я думала, что до аварии, у меня было довольно хорошее представление, но сейчас моё будущее — это огромный знак вопроса. Это поразило меня, поэтому зацикленность на этом «загадочном парне», возможно, даст мне передышку от моего замешательства и горя. И, в конце концов, я решила, что не возражаю.

Почти неделя прошла со времени нашего противостояния с Винсентом в кафе Сент-Луи, и хотя мои занятия чтением в этом кафе вошли в привычку, я не видела следов пребывания ни его, ни его друзей. Я устроилась за угловым столиком, который уже считала своим. Добив еще один томик Вортона из школьной программы (видимо мой будущий учитель английского его большой поклонник), я заметила пару подростков, которые сидели через террасу от меня.

Девушка с коротко остриженными светлыми волосами и застенчивым смехом, так естественно склонялась к парню рядом с ней, что это заставило меня думать, что они пара.

Но после того, как я посмотрела на него, я поняла как они были похожи, хотя его волосы были золотисто-рыжие. Они должны были быть братом и сестрой. Я знала, что права, как только эта мысль появилась у меня в голове.

Девушка вдруг подняла руку, чтобы отвлечь своего брата от разговоров и начала осматривать террасу, будто ища кого-то. Её глаза остановились на мне. На секунду она заколебалась, а потом решительно махнула рукой в мою сторону. На моем лице читался вопрос. Она кивнула, а потом подозвала меня к себе.

Интересно, что ей может быть от меня нужно. Я поднялась и начала медленно пробираться к их столику. Она встала, встревоженная, чтобы поторопить меня.

Как только я оставила свой безопасный уголок у стены и отошла от стола, за мной раздался оглушительный грохот, и я была сбита с ног на землю. Я почувствовала острую боль в колене, подняла голову и увидела кровь на земле под моим лицом.

— Mon Dieu! — крикнул один из официантов и кинулся через перевернутые стулья и столы, чтобы помочь мне встать.

От шока и боли на моих глазах навернулись слёзы.

Он вырвал из-за пояса своего фартука полотенце и приложил к моему лицу.

— Вам нужно всего лишь наложить небольшой шов на бровь. Не волнуйтесь.

Я посмотрела вниз на жгущую ногу и увидела, что мои джинсы порваны и сквозь дыру выглядывает колено.

Как только я проверила себя на наличие еще каких-либо травм, я вдруг поняла, что в кафе наступила полная тишина. Но вместо того, чтобы всем смотреть на меня удивленные лица посетителей кафе смотрели позади меня.

Официант прекратил прикладывать полотенце к моей брови и бросил взгляд через моё плечо и расширил глаза от удивления.

Проследив за его взглядом, я поняла, что мой стол был уничтожен огромным куском резной кладки, упавшим с фасада здания. Моя косметичка лежала по одну сторону, а моя копия «Дома веселья» торчала из-под огромного камня, застрявшая в точности на том месте, где я сидела.

Если бы я не отошла, то была бы уже мертва, и моё сердце застучало так быстро, что в груди стало больно. Я повернулась к столику, за которым сидели брат с сестрой. За исключением бутылки «Перрье» и двух полных стаканов стоявших посередине, столик был пуст. Мои спасители исчезли.

Глава 5

Я была так потрясена, что не могла оставить всё как есть. Наконец, после того, как я позволила персоналу кафе извести на меня половину их аптечки, я настояла на том, что остальное могу сделать дома самостоятельно и, покачиваясь, пошла домой, как будто мои ноги были резиновыми. Когда я добралась, меня вышла встречать Мами.

— О, моя дорогая, Катя! — вскрикнула она, когда я рассказала, что произошло и уронив свою любимую косметичку Эрме на пол, она бросилась обнимать меня.

Затем, подобрав наши вещи и проводив меня в дом, она уложила меня в постель и настояла, на том, что со мной надо обращаться так, будто я паралитик, а не её слегка поцарапанная внучка.

— Так, Катя, тебе удобно? Если хочешь, я могу принести ещё подушек.

— Мами, со мной всё хорошо, правда.

— Твоё колено всё еще болит? Я могу положить на него еще чего-нибудь. Может его нужно приподнять?

— Мами, они обработали его миллионом разных штук из их аптечки в кафе. Это просто царапина, честно.

— Ох, моё дорогое дитя. Подумать только, что могло бы произойти.

Она прижала мою голову к своей груди и начала гладить мои волосы, и тут во мне что-то дрогнуло, и я разрыдалась. Пока я рыдала, Мами держала меня и успокаивала.

— Я плачу, потому что я просто слабая, — возразила я сквозь слёзы, хотя на самом деле — потому что она обращается со мной как мама.

Когда Джорджия вернулась домой, я слышала, как Мами сказала ей про мою «неудавшуюся смерть». Через минуту моя дверь распахнулась, и вбежала сестра, бледная, как привидение. Она тихонько присела на краешек моей кровати, смотря на меня широко открытыми глазами.

— Всё хорошо, Джорджия. Я просто немного поцарапалась.

— О, Кэйти-Вин, не дай Бог, с тобой еще что-нибудь случится… Ты всё, что у меня осталось. Помни это.

— Я в порядке. И ничего со мной не случится. Теперь я буду держаться подальше от разрушающихся зданий. Обещаю.

Она выдавила улыбку и протянула свою руку к моей, но взгляд оставался обеспокоенным.

На следующий день Мами запретила мне выходить из дому, настаивая на том, что бы я отдохнула и оправилась от травм. Я послушалась, чтобы поднять ей настроение и полвечера провела, читая, в ванной. Я сидела, дрожа как лист, и была там до тех пор, пока не позволила себе раствориться в теплой воде, а книге успокоить мои нервы.

Я не понимала, как куску, отвалившемуся от здания, не хватило совсем чуть-чуть, чтобы меня уже не стало, пока не приняла ванну с обжигающе горячей водой несколько раз, чтобы успокоить нервы. В конце концов, я заснула в небольших клубах пара, поднявшихся над водой вокруг меня.

Когда я пошла в кафе на следующее утро, оно было закрыто и тротуар возле здания, был огорожен желтой пластиковой полицейской лентой. Рабочие в ярко-синих комбинезонах возвели леса, для строителей, которые укрепят фасад. Мне придется найти другой место для моих чтений на свежем воздухе. Я почувствовала укол разочарования, потому что это единственно место, где у меня был шанс увидеть объект моей недавней одержимости. Кто знает, сколько времени пройдет прежде, чем я снова столкнусь с Винсентом? Моя мама начала водить меня по музеям, когда я была еще маленьким ребенком. Когда мы приезжали в Париж, она, Мами и я отправлялись каждое утро, как говаривала моя мама, вкусить немного красоты. Джорджия, которой было уже скучно, как только мы подходили к первой картине, как правило, предпочитала оставаться с отцом и дедом, которые сидели в кафе и болтали с друзьями, деловыми партнерами или со случайными прохожими. А я вместе с Мами, мамой прочесывали музеи и галереи Парижа. Так что для меня не было большим сюрпризом, когда Джорджия выдала мне расплывчатое объяснение, что у неё уже есть планы, когда я попросила её пробежаться по музеям несколько дней спустя.

— Джорджия, ты всё время жалуешься, что я некогда не провожу с тобой время.

Так вот я тебя приглашаю!

— Ага, это примерно тоже самое, как, если бы я позвала тебя на ралли монстров-грузовиков. Спроси меня еще раз, если планируешь сделать что-нибудь действительно интересное.

Чтобы показать свою доброжелательность, она дружески пожала мою руку прежде, чем закрыть дверь своей спальни перед моим лицом. Туше.

Я в одиночестве отправилась на другой конец города, подальше от дома, в окрестности Ле Марэ. Петляя сквозь крошечные средневековые улицы, я, наконец, пришла к месту моего назначения: дворец, который был построен как музей Пикассо.

Помимо вселенной, которую мне предлагали книги, тихое пространство музея было моим любим местом, куда можно было пойти. Моя мама говорила, что в глубине души я эскапист… что я предпочитаю воображаемые миры реальным. Это правда, я всегда была способна выдернуть себя из этого мира и погрузить в другой. Я почувствовала, что готова для успокаивающего сеанса арт-гипноза.

Пока я шла сквозь гигантские, стерильно белые, двери музея Пикассо, я чувствовала, как мой пульс замедляется. Я позволила теплу и покою этого места укрыть меня, как мягкому одеялу. И, как вошло у меня в привычку, я шла до тех пор, пока не увидела первую картину, которая привлекла моё внимание. Я села напротив неё.

Позволила цветам пропитать кожу. Замысловатая композиция витой формы напомнили мне то, что творилось у меня внутри и моё дыхание замедлилось, когда я начала осматриваться. Другие картины в комнате, охранник, стоявший у двери, запах свежей краски в воздухе, вокруг меня, даже прохожие туристы растворились в сером фоне, который окружал этот квадрат цвета и света.

Не знаю, как долго я сидела прежде, чем вышла из транса и услышала низкие голоса позади себя.

— Иди сюда. Только взгляни на цвета.

Долгая пауза.

— Какие цвета?

— Вот именно. Как я тебе и говорил. Он переходит от яркой, дерзкой палитры, как в Авиньонских девицах, например, к серо-коричневой монотонной картинке-загадке всего за четыре года! Вот выпендрёжник! Пабло всегда должен быть лучшем во всём к чему приложил руку и как я сказал однажды Гаспару, это меня раздражает…

Я повернулась, любопытно посмотреть на происхождение этого фонтана знаний и замерла. Всего в пятнадцати футах от меня стоял кудрявый друг Винсента.

Теперь, увидев его прямо перед собой, я поняла, насколько привлекательным он был. В нём было что-то суровое — непричесанные, неряшливые волосы, щетина и большие грубые руки, которыми он жестикулировал, говоря о живописи. По состоянию его одежды, которая была перепачкана краской, я предположила, что он художник.

Об этом я думала всего секунду. Потому что после, всё, что я могла видеть, так это человека, стоящего рядом с ним. Парень с волосами цвета вороньего крыла. Парень, который поселился в тёмных уголках моего разума, сразу же, как только я его увидела. Винсент.

Почему надо было западать на самого невероятного, недоступного парня в Париже? Он был слишком красив и слишком надменным, чтобы когда-нибудь обратить на меня внимания. Я оторвала взгляд, наклонилась вперед и оперлась лбом на руки. Что не принесло ничего хорошего. Образ Винсента навсегда врезался в мой разум.

Я поняла, чтобы ни было с ним, он казаться еще холоднее, почти опасным, всё это только подогрело во мне интерес, а не отпугивало. Что со мной не так? Я никогда не западала на плохих парней — это специализация Джорджии! Мой желудок запротестовал, как только я подумала, набраться смелости, подняться и поговорить с ним.

Но у меня не было возможности проверить себя. Когда я подняла голову, их уже не было. Я быстро подошла ко входу в следующую комнату и заглянула туда. Там было пусто.

И тогда я чуть не выпрыгнула вон из кожи, когда услышала позади себя низкий голос:

— Привет, Кейт.

Винсент склонился надо мной и его лицо оказалось на добрых шесть дюймов над моим. Я от волнения прижала руку к груди.

— Спасибо за сердечный приступ, — ахнула я.

— Так это у тебя в привычках, оставлять свою сумку для того, чтобы завязать разговор? Он усмехнулся и кивнул в сторону скамейки, на которой я сидела. Под ней лежала моя сумка с книгой.

— Не проще было бы просто подойти к парню и сказать привет?

Благодаря лёгкой насмешке в его голосе, вся моя нервозность улетучилась. Она сменилась вспышкой гнева, которая удивила нас обоих.

— Отлично! Привет, — прорычала я, и моё горло сжалось от ярости.

Пройдя к скамейки, я взяла свою сумку и вышла из комнаты.

— Подожди! — крикнул он, подбегая ко мне и подстраиваясь под мой темп.

— Я не так себе это представлял. Я имел в виду…

Я остановилась и посмотрела на него в ожидании.

— Извини, — сказал он и сделал глубокий выдох, — Я никогда не славился умением вести блестящие беседы.

— Так почему не поусердствовать? — бросила я ответ.

— Потому что. Ты — ну я не знаю — забавная.

— Забавная? — я произнесла это медленно, по слогам и уставилась на него с видом: ты точно больной.

Мои руки автоматически легли на бедра.

— Итак, Винсент, ты хотел только оскорбить меня или что-нибудь еще в этом духе?

Винсент приложил руку ко лбу.

— Слушай, извини. Я — идиот. Мы можем… Мы можем всё начать с начала?

— Начать сначала? — с сомнением спросила я.

Он секунду колебался, а потом протянул руку.

— Привет. Я — Винсент.

Я прищурилась, оценивая его искренность.

Я схватила его за руку и пожала немного грубее, чем хотела.

— Я — Кейт.

— Очень приятно, Кейт, — сказал Винсент, явно смущённый.

Наступило непродолжительное молчание, в течение, которого я продолжала пристально смотреть на него.

— Итак… Ты сюда часто приходишь? — неуверенно пробормотал он.

Я не смогла сдержаться от смеха. Он улыбнулся, явно с облегчением.

— Гм, да вообще-то. У меня что-то типа пунктик на музеях, не только по Пикассо.

— Пунктик?

Английский Винсента был настолько хорош, что можно было легко забыть, что это не его родной язык.

— Это значит, что я люблю музеи. Очень, — растолковала я.

— Понятно. Ты любишь музеи, не только Пикассо в частности. Поэтому… ты просто приходишь сюда, когда хочешь побыть одна?

Я улыбнулась ему, мысленно добавляя очки за старания.

— Куда пошел твой друг? — спросила я.

— Он ушёл. Жюль не очень любит знакомиться с новыми людьми.

— Очаровательно.

— Значит, ты британка? Американка? — сказал он, меняя тему разговора.

— Американка, — ответила я.

— А девушка, которую я видел рядом с тобой?

— Сестра, — сказала я медленно, — Ты следил за мной?

— Две симпатичные девушки переехали в мой район — что же мне оставалось делать?

От его слов меня накрыло волной восторга. Значит, он считал, что я симпатичная. Но Джорджию он тоже считает симпатичной, напомнила я себе. Волна исчезла.

— Эй, в кафе музея есть эспрессо-машина. Не хочешь ли выпить немного кофе, пока будешь рассказывать мне какие еще «пунктики», которые у тебя есть?

Он прикоснулся к моей руке. Волна снова вернулась. Мы сели за крохотный столик перед дымящимся капуччино.

— Итак, когда я открыла своё имя и гражданство перед незнакомым человеком, что бы тебе еще хотелось узнать? — спросила я, помешивая пену в своем кофе.

— О, не знаю… размер обуви, любимый фильм, спортивный разряд, самый неловкий момент, порази меня.

Я засмеялась.

— Гм, размер обуви десятый, Завтрак у Тиффани, вообще нет каких-либо спортивных способностей, и слишком длинный список неловких моментов, которые можно перечислять до закрытия музея.

— Это всё? Всё что я получу? — подразнил он.

Я почувствовала, что моя оборона тает от его удивительного обаяния и явного отсутствия опасности с его стороны. Благодаря поощрениям Винсента, я рассказала о своей прежней жизни в Бруклине с Джорджией и моими родителями. О том, что мы проводили лето в Париже, о своих прежних друзьях, с которыми я к настоящему времени потеряла все контакты. Про мою безграничную любовь к искусству, про моё отчаяние, когда я поняла, что у меня нет таланта для его создания.

Он подталкивал меня для получения еще большей информации, и я восполняла его пробелы знаний, в еде, фильмах, книгах и обо всем, что есть на свете. В отличие от большинства парней, которых я знала у себя дома, он, казалось, интересовался каждой деталью.

Я ему не сказала только, что мои родители умерли. Я упомянула их в настоящем времени и сказала, что мы с сестрой переехали к нашим дедушке с бабушкой, чтобы учится во Франции. Это была не совсем ложь. Но я не хотела рассказывать ему всю правду. Я не хотела, что бы он меня жалел. Я хотела выглядеть как любая другая нормальная девушка, которая не провела последние семь месяцев, изолируя себя во внутреннем мире горя.

Его стремительные вопросы лишили меня возможности взамен что-нибудь спросить. Поэтому когда мы, наконец, ушли, я упрекнула его в этом.

— Ладно, сейчас я чувствую себя абсолютно беззащитной — ты знаешь почти всё обо мне, а я ничего о тебе.

— Ха, это часть моего коварного плана.

Он улыбнулся, а музейный охранник запер позади нас дверь.

— Как иначе ты снова согласилась бы со мной встретиться, если бы я выложил все на стол в первый наш разговор?

— Это не первый наш разговор, — поправила я его, стараясь игнорировать тот факт, что он, кажется, кое о чём спрашивает меня.

— Ладно, мы говорили первый раз без моего неумышленного оскорбления тебя, — поправил он.

Мы шли через сад музея к зеркальным озерцам, где кричали дети, отмечая тот факт, что в шесть часов вечера все также жарко и солнечно. Дети восторженно плескались в воде. Винсент шёл, немного сгорбившись, засунув руки в карманы. Впервые я почувствовала в нём крошечный намёк на уязвимость. И им воспользовалась.

— Я даже не знаю сколько тебе лет.

— Девятнадцать, — сказал он.

— Чем ты занимаешься?

— Я студент.

— Серьезно? Потому что твой друг говорил что-то о том, что ты из полиции.

Я не могла удержаться от сарказма в своем голосе.

— Что? — воскликнул он, придя в ступор.

— Мы с сестрой видели, как ты спасал ту девушку.

Винсент тупо уставился на меня.

— Девушка, которая спрыгнула с моста Карусель, пока там дралась банда.

Твой друг выпроводил нас и сказал, что это была полицейская операция.

— Он выпроводил? — пробормотал Винсент и выражение его лица стало таким же жестким, как когда я увидела его в первый раз.

Он засунул свои руки обратно в карманы и продолжил идти. Мы приближались к остановке метро. Я замедлила шаг, чтобы выгадать побольше времени.

— Так что вы ребята, копы под прикрытием? — во что я не верила ни секунды, но старалась, чтобы сказанное прозвучало искренни.

Его внезапная перемена в настроение заинтриговала меня.

— Что-то вроде того.

— Что-то вроде команды спецназа?

Он не ответил.

— Кстати, это было очень смело, — настаивала я, — твоё погружение в реку. Кроме того, какое имело отношение девушка к бандам, дерущихся под мостом? — спрашивала я, копая дальше.

— Гм, я не должен говорить об этом, — сказал Винсент, изучая бетон в нескольких дюймах от своих ног.

— О, да. Конечно, — согласилась я, — Просто ты слишком молод, чтобы быть копом.

Я не могла перестать весело улыбаться.

— Я уже говорил… Я студент, — сказал он с неопределенной улыбкой.

Сказать-то он мог, только я не купилась.

— Ага. Ладно. Я ничего не видела. Ничего не слышала, — театрально сказала я.

Винсент рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

— Итак… Кейт, что ты делаешь на этих выходных?

— Гм… планов нет, — сказала я, про себя проклиная мои покрасневшие щеки.

— Хочешь чем-нибудь заняться? — спросил он, с такой очаровательной улыбкой, что моё сердце замерло.

Я кивнула, так как не могла говорить.

Приняв моё молчание за нерешительность, он быстро добавил:

— Не как официальное свидание или что-то вроде того. Просто потусоваться. Мы можем… прогуляться. Побродить по Марэ.

Я снова кивнула, а затем справилась с собой и выдавила:

— Это было бы здорово.

— Хорошо, как насчет в субботу, во второй половине дня? Дневной свет. Общественное место. Прекрасное безопасное место для встречи с парнем, которого ты почти не знаешь.

Он поднял руки, как бы показывая, что ему нечего скрывать.

Я рассмеялась.

— Не переживай. Даже, если ты из спецназа, я тебя не боюсь.

Как только я это произнесла, то поняла, что я боялась. Чуть-чуть. Я еще раз подумала, что, если он так влияет на меня. Возможно, со смертью моих родителей у меня пропало чувство самосохранения и это был намёк на риск, которому я себя подвергаю. Или возможно, меня привлекала аура недостижимой отчужденности, которую он источал. Может для меня было вызовом — кем бы он ни был. Какая бы ни была причина, она сработала. Мне очень понравился этот парень. И я хотела еще раз его увидеть. Днем, ночью, мне всё равно. Я приду.

Он поднял бровь и усмехнулся.

— Не бойся меня. Как… забавно.

Я не смогла удержаться от смеха.

Кивая на бульвар в другом направлении, он сказал:

— Жюль наверное ждёт меня. Увидимся в субботу. Встретимся с тобой снаружи на станции метро дю Бак в три?

— В субботу в три часа, — подтвердила я прежде, чем он повернулся и зашагал прочь.

Не думаю, что будет преувеличением, если я скажу, что всю дорогу до дома мои ноги не касались земли.

Глава 6

Винсент ждал меня у входа в метро. Моё сердце сжалось, когда я подумала (уже не впервой), почему такой великолепный, чтобы быть настоящим парень заинтересовался такой простушкой (ладно, может симпатичной, но ни такой красивой как он) — мной. Когда я подошла и увидела, как оживилось его лицо, моя неуверенность пропала.

— Ты пришла, — сказал он и наклонился, чтобы поприветствовать меня воздушными поцелуями в обе щеки, которыми славятся европейцы.

Всё-таки я вздрогнула, когда его кожа прикоснулась к моей, и мои щеки были теплыми еще добрых пять минут после.

— Конечно, — сказала я, держась за каждую толику своих запасов «крута и уверенна», хотя, сказать по правде, я чувствовала себя немного нервно.

— Итак, куда мы направляемся?

Мы начали спускаться в метро.

— Ты бывала в Виладж Сен-Поль? — спросил он.

Я помотала головой.

— Что-то не припомню.

— Прекрасно, — сказал он.

Кажется, он был доволен собой, что не давало никаких объяснений. Мы почти не разговаривала в поезде, но не из-за отсутствия тем для разговоров. Я не знаю в культуре ли дело или потому, что в самих поездах так тихо, но как только люди доходили до машины от платформы, он замолкали.

Мы с Винсентом стояли друг напротив друга, держась за стальные поручни для равновесия, и рассматривали пассажиров, которые в свою очередь рассматривали нас. Я не упоминала, что разглядывание людей — это национальная французская забава.

Когда мы повернули за угол и поезд дернулся в сторону, он обнял меня за плечи, чтобы я устояла.

— Мы еще даже не добрались до места, а ты уже действуешь? — рассмеялась я.

— Конечно нет. Я джентльмен до мозга костей, — ответил он тихим голосом. Я бы в любое время бросил бы своё пальто поверх лужи для тебя.

— Я ни кисейная барышня, — возразила я, когда поезд остановился.

— Уф — ну и хорошо, — сказал он, изображая поддельный вздох облегчения. — Тогда, как насчет того, чтобы открыть для меня дверь?

Я усмехнулась и щелкнула металлическим рычагом дверной задвижки и ступила на платформу.

С остановки Сент-Поль мы оказались прямо перед массивной классической церковью, которая называлась церковь Святого Павла.

— Я бывала здесь, когда была ребенком, — сказала я Винсенту, пока разглядывала декоративный фасад.

— Правда?

— Ага. Когда приезжала навестить бабушку с дедушкой на лето, я играла с девочкой которая жила здесь.

Я показала на строение с несколькими дверьми.

— Её отец рассказывал нам, что в средние века на этой улице проходили состязания. Мы с Сандрин обычно сидели на ступеньках церкви и делали вид, что мы в центре средневекового турнира.

Я закрыла глаза и вернулась на десять лет назад, вновь переживая звуки и краски нашего воображаемого турнира.

— Знаешь, я всегда думала, что, если парижские призраки за все столетия могли материализоваться все разом, то ты оказался бы в окружении интереснейших людей.

Я остановилась, вдруг смутившись, что рассказывала детали об одном из моих воображаемых миров парню, которого едва знаю.

Винсент улыбнулся.

— Если бы я вызвался состязаться, ты бы повязала мне на руку знак своей благосклонности, прекрасная леди?

Я сделала вид, что роюсь в сумке.

— Кажется, я не могу найти свой кружевной платок. Как насчет салфеток?

Смеясь, Винсент обнял меня за плечи и крепче прижал к себе.

— Ты потрясающая, — сказал он.

— Это определенно прогресс по сравнению с «забавная», — напомнила я ему, ни в состояние помешать моим щекам краснеть от удовольствия.

Мы направились в сторону дороги, ведущей к реке. На полпути, Винсент прошел через большой деревянный проём четырёхэтажного здания, таща меня за собой.

Как и многие многоквартирные парижские дома, этот был построен вокруг внутреннего двора, защищенного от улицы. Самые скромные дворы были размером с очень большую кровать, с необходимым количеством места, чтобы вместить мусорные баки. В других по больше, были деревья и скамейки, которые создавали, по дальше от улиц, для жителей тихий приют.

Этот двор был огромным, здесь были и магазинчики и даже открытое кафе, разбросанных среди квартир первого этажа, чего я никогда прежде не видела.

— Что это за место? — спросила я.

Винсент улыбнулся и, дотронувшись до моей руки, указывая на открытую дверь на противоположной стороне двора.

— Это только начало, — сказал он. Здесь примерно пять таких, связанных друг с другом дворов, отгороженных от улицы. И ты можешь бродить сколько захочешь, не видя и не слыша, что творится снаружи. Это всё художественные галереи и антикварные магазины. Я подумал, тебе понравится.

— Понравится? Да я в восторге! Это невероятно! — сказала я, — Я не могу поверить, что не бывала здесь прежде.

— Это место в глуши, — Винсент, казалось, был горд своим знанием удаленных мест Парижа.

А я была просто счастлива о того, что он взял меня с собой, чтобы вместе их исследовать.

— Скажу, — согласилась я, — что он почти полностью скрыт от внешнего мира. Итак… Ты бывал здесь раньше. С чего начнем?

Мы прогуливались через магазины и галереи битком набитых всем, от старых плакатов до древних голов Будды. Для города, где полно летних туристов, в магазинах на удивление было мало посетителей и мы блуждали по ним, как будто это были наши собственные личные находки сокровищ.

Когда мы мельком просмотрели антикварный магазин одежды, Винсент остановился перед стеклянной витриной с драгоценностями.

— Эй, Кейт, может, ты сможешь мне помочь. Мне нужно купить подарок для кое-кого.

— Конечно, — сказала я, изучая витрину, когда владелец снял для нас крышку.

Я дотронулась до симпатичного серебряного кольца с цветами, которые изгибались наружу.

— Что бы ты предпочла для своего возраста, — спросил он, касаясь старинного кулона с драгоценностями в виде креста.

— Моего возраста? — рассмеялась я, — Я всего на три года младше тебя. А может и того меньше, в зависимости от того, когда у тебя день рождения.

— В июне, — сказал он.

— Хорошо, тогда на два с половиной.

Он рассмеялся.

— Ладно, ты меня подловила. Я просто не уверен в том, что бы ей понравилось, а её день рождения скоро.

Я почувствовала, как кто-то ударил меня в живот. Что за идиоткой я была: совершенно неправильно поняла его намерения. Очевидно, что он видел во мне просто друга… друга с достаточно хорошим вкусом, чтобы помочь выбрать подарок для его девушки.

— Гмм, — сказала я, закрывая свои глаза и стараясь скрыть своё смятение.

Я заставила их обратно открыться и посмотреть в витрину.

— Я думаю, это зависит от её вкуса. Она носит более женственную, цветастую одежду, или она больше… ммм… носит джинсы и футболки как я?

— Определенно, не цветастую, сказал он, сдерживая смех.

— Ну, думаю вот этот правда симпатичный, — сказала я, указывая на кожаный шнурок с единственным серебряным каплевидным кулоном на нём.

Мой голос дрогнул, когда я безуспешно попыталась проглотить комок в горле.

Винсент наклонился ближе к кулону.

— Думаю, ты права. Идеально. Кейт, ты гений.

Он достал ожерелье из витрины и передал его лавочнику.

— Я просто подожду тебя снаружи, — сказала я и вышла, пока он шарил по карманам в поисках бумажника.

Возьми себя в руки, отругала я себя. Всё казалось, слишком замечательным, чтобы быть правдой. Он был всего лишь дружелюбным парнем. И кто сказал, что я симпатичная. Но кто может запросто вот так тусоваться с симпатичными девушками, покупая старинное украшение для своей девушки. Интересно, как она выглядит. Мои руки были сжаты в кулаки так крепко, что ногти оставили следы на ладонях. Боль принесла облегчение. Она немного ослабила жжение в груди.

Винсент вышел из магазина, засовывая небольшой конверт в карман джинсов, пока закрывал дверь позади себя. Увидев моё лицо, он резко остановился.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего, — сказала я, мотая головой.

— Мне просто нужно немного воздуха.

— Нет, — настаивал он, — Тебя что-то беспокоит.

Я решительно покачала головой.

— Ладно, Кейт, — сказал он, беря меня под руку, — Не хочу давить на тебя, чтобы ты рассказала.

Прикосновение его руки к моей наполнило меня теплом, но я мысленно оттолкнула его. Я так привыкла обороняться, что это уже было на уровне рефлексов.

Мы вышли из одного двора в другой и шли молча несколько минут, пока не остановились посмотреть на витрины магазина.

— Итак, — сказала я, в конце концов.

Я знала, что не должна была этого говорить, но не могла ничего с собой поделать.

— Кто твоя девушка?

— Извини? — сказал он.

— Твоя девушка. Для которой ты купил ожерелье.

Он остановился и посмотрел на меня.

— Кейт, ожерелье для друга… который является девушкой. Очень хорошего друга.

В его ответе звучала неловкость. Я на секунду задумалась, если это правда, то надо дать ему презумпцию невиновности, решила я.

Винсент изучал моё лицо.

— Ты подумала, что я попросил твоей помощи для выбора подарка моей девушке? И это тебя расстроило…

По его улыбке на губах я поняла, что он собирался сказать то, что могло бы смутить меня, и поэтому я пошла прочь.

— Подожди, Кейт! — сказал он, догоняя и хватая меня за руку.

— Извини.

Я решила изобразить беспечность.

— Ты сказал мне, что это не будет не свиданием, когда приглашал меня. Почему меня должно волновать, есть ли у тебя девушка?

— Именно, — сказал он, изображая серьезный вид, — Да, мы с тобой просто друзья… для дружеских прогулок. Ни больше, ни меньше.

— Точно! — согласилась я, и сердце мое болезненно сжалось.

Он расплылся в огромной улыбке и, наклонившись, поцеловал меня в щеку.

— Кейт, — прошептал он, — ты слишком доверчива.

Глава 7

У меня было ровно три секунды, чтобы насладится значением сказанных им слов, прежде, чем он приобнял крепкой рукой мои плечи и повел меня к выходу.

— Что — начала, было, я, но его суровое выражение лица остановило меня, и я последовала его примеру — идя уверенно, но не очень быстро, направляясь к двери.

Оказавшись на улице, он направился к метро.

— Куда мы идём? — спросила я, задыхаясь от быстрого темпа.

— Я кое-кого увидел, с кем бы мне не хотелось сталкиваться.

Он незаметно достал свой сотовый и быстро набрал номер. Не дождавшись ответа, он сбросил и набрал снова.

— Ты не хочешь мне объяснить, что происходит? — спросила я, сбитая с толку его внезапной переменой.

Принц Очарование вдруг превратился в парня Секретный Агент.

— Мы должны найти Жюля, — сказал Винсент, разговаривая скорее с собой, чем со мной, — Его художественная студия прямо за углом.

Я остановилась и, поскольку он не выпускал мою руку, то потянула его назад.

— От кого мы убегаем?

Винсенту потребовалось большое усилие, чтобы успокоиться.

— Кейт, пожалуйста, позволь мне объяснить все позже. Это очень важно, поэтому мы ищем одного из моих… друзей.

Прекрасные ощущения пятиминутной давности исчезли. Сейчас хотелось ему сказать, что дальше пусть идёт без меня. Но вспомнив, как я проводила свои последние дни, я решила бросить осторожность (и скуку) по ветру и последовать за ним.

Он привел меня к жилому зданию, которое так и источало очарование старого Парижа, почти как церковь Святого Павла. Мы поднялись по тесной извилистой деревянной лестнице на второй этаж. Винсент стукнул один раз в дверь, прежде чем её открыть.

Стены студии были полностью увешаны картинами, вплоть до потолка. Картины в стиле ню висели рядом с геометрическими городскими ландшафтами. Зрительная перегрузка цвета и формы ошеломляла так же, как сильный запах растворителя.

В дальнем углу комнаты поперёк дивана задрапированного в изумрудно зеленую портьеру лежала потрясающе красивая женщина. Одетая в крошеный халат, который едва прикрывал её, возможно под ним она была голой.

— Привет, Винсент, — крикнула она через всю комнату низким прокуренным голосом, который не очень шел её соблазнительному образу, было бы лучше если бы он шел в паре еще с каким-нибудь.

Друг Винсента, Жюль вышел из крошечной ванной, которая была сразу за диваном. Вытирая тряпкой капающие кисти, он сказал, не поднимая глаз,

— Винс, чувак, я здесь только начал с Валери. Жан-Батист дозвонился до тебя?

— Жюль мы должны поговорить, — Винсент сказал с такой настойчивостью, что заставило Жюля вздернуть голову вверх.

Он удивленно посмотрел на меня, а потом, увидев лицо Винсента, и его собственное потемнело.

— Что происходит?

Винсент откашлялся и бесстрастно посмотрел на Жюля. Он осторожно подбирал слова.

— Мы с Кейт гуляли в Сент-Поль Виладж и я кое-кого там увидел.

Кодовое слово «кое-кого» что-то означало для Жюля, его глаза сузились

— Снаружи, — сказал он, искоса посмотрев на меня, и вышел за дверь.

— Кейт, мы сейчас вернемся, — сказал Винсент, — О, а это Валери, одна из моделей Жюля.

И представив нас таким образом, он последовал за Жюлем на лестницу, дверь за ним хлопнула.

Джентльмен, даже в критической ситуации. Я подумала, потрясающе с какой невозмутимостью он представил меня Обнаженной девице прежде, чем оставить нас вместе наедине.

— Привет, — сказала я.

— Бонжур, — скучающе ответила она.

Взяв книгу в мягкой обложке, она откинулась назад, чтобы почитать. Я задержалась у двери, разглядывая картины, пытаясь расслышать, что происходило снаружи. Их голоса звучали приглушенно, но я смогла разобрать несколько слов.

— … ничего бы не смог сделать без подкрепления, — говорил Винсент с сожалением в голосе.

— Теперь я с тобой. Амброуз может стать третьим, — ответил Жюль.

Воцарилось молчание, а затем Винсент заговорил с кем-то по телефону. Повесив трубку, он сказал,

— Он в пути.

— Какого черта ты привел её с собой? — недоверчиво спросил Жюль.

— Я не на дежурстве двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Она со мной, потому что у нас было свидание.

Низкий голос Винсента легко проник сквозь тонкую деревянную дверь.

Он назвал это свиданием, я подумала об этом с таким удовольствием, какое только можно извлечь в данных обстоятельствах.

— Именно поэтому её не должно быть здесь, — продолжил Жюль.

— Ж-Б только сказал, что мы не можем приводить людей домой.

— … я не понимаю, почему она не может прийти сюда.

Их голоса становились тише. Я подвинулась ближе к двери, не сводя глаз с Валери, которая глянула на меня и снова вернулась к книге. Ей, очевидно, было наплевать, что я подслушивала.

— Чувак, где бы мы подолгу не жили, там запрещены… свидания или что-нибудь в этом роде. Ты знаешь правила. В любом случае, свидание окончено!

Я представила, как повисла многозначительная тишина между двумя парнями, которые смотрели друг на друга. А когда дверь открылась, и вошел Винсент, он выглядел виноватым.

— Кейт, извини, мне нужно кое с чем разобраться. Я провожу тебя до метро.

Я ждала от него объяснений, но их не последовало.

— Да всё нормально, — сказала я, стараясь выглядеть, как будто мне всё равно.

— Но не стоит беспокоиться и провожать меня до метро. Я доберусь самостоятельно. Прогуляюсь до рю де Розье, сделаю какие-нибудь покупки или что-нибудь вроде того.

Он, казалось, испытывал облегчение, как будто это был тот ответ, на который он надеялся.

— По крайней мере я спущусь с тобой.

— Нет, правда, всё нормально, — сказала я, чувствуя, как закипаю внутри себя.

Что-то явно происходит, о чём я ничего не знаю. А еще грубое требование Жюля, чтобы я ушла. Не говоря уже о том, что Винсент трусливо сдался.

— Я настаиваю, — сказал он, открывая дверь, и следом за мной вышел в коридор.

Жюль стоял, скрестив руки на груди, сердито глядя на нас.

Винсент проводил меня вниз по лестнице во двор.

— Извини, — сказал он, — Здесь кое-что происходит. Нечто, с чем я должен разобраться.

— Ты имеешь в виду полицейские дела? — сказала я, не в силах скрыть сарказма.

— Ага, что-то вроде того, — сказал он уклончиво.

— И ты не можешь об этом говорить.

— Нет.

— Ладно. Ну, думаю, я еще увижу тебя в нашем районе, — сказала я с улыбкой, стараясь скрыть своё разочарование.

— Скоро увидимся, — сказал он и протянул свою руку за моей.

Хотя мне было с ним не очень весело, его прикосновение бросило меня в жар.

— Обещаю, — добавил он, выглядя так, как будто хотел сказать больше.

Затем пожав мою руку, он повернулся, чтобы зайти обратно в здание. Моё плохое настроение слегка улучшилось от его жеста и я побрела через ворота, чувствуя себя не совсем брошенной, но не очень довольной от того, как всё обернулось.

Я пошла на север, пытаясь решить посетить ли магазины на рю де Розье или прогуляться под тенистыми аркадами, которые окружают площадь семнадцатого века под названием площадь Вогезов. Я еще даже не была на полпути квартала, когда решила, что моё сердце не причём. Я хотела знать, что происходит с Винсентом. Любопытство убивало меня, и если я не собираюсь получить хоть какие-нибудь ответы, то мне просто необходимо пойти домой.

Я остановилась у стойки с крепом (французский блинчик) снаружи кафе Домэ и ждала, пока продавец выкладывал тесто на горячий круговой гриль. Я ничего не могла сделать, но как бы мне хотелось, чтобы Винсент был здесь со мной, стоял за крепом, пока я наблюдала, как люди спускаются и выходят из метро через дорогу. Как будто вызванные моим желанием, я заметила Винсента, приближающегося ко входу вместе с Жюлем. Они начала спускаться по лестнице.

Я подумала, что это мой шанс узнать, что происходит и что это за полицейский фарс. Винсент говорил, что он кое о чём должен был позаботиться. Основываясь на его поведении в Сент-Поль Виладж, было похоже, что он должен был о ком-то позаботиться. Я хотела знать, кто же это был. Я рассудила так, что, если я продолжу видеться с Винсентом или как бы не называлось то, чем мы занимаемся, я в любом случае должна быть в курсе о любой таинственной деятельности, в которую он был вовлечен.

— И вуаля, мадемуазель, — сказал продавец, протягивая мне завернутый в салфетку креп.

Я показала на мелочь, которую оставила на стойке и, сказав,

— Мерси, — бросилась в сторону входа в метро.

После того, как я проскочила турникет, я заметила ребят, направляющихся в туннель к поезду. Когда я добралась до подножья лестницы, то увидела, что они уже на пол пути. Прежде, чем они смогли бы меня заметить, я проскользнула на одну из пластмассовых скамеек вдоль стены.

И тогда я увидела человека.

Всего в двух шагах от Винсента и Жюля, находился человек лет тридцати, подтянутый, в темном костюме, стоявший на краю платформы, и державший в одной руке портфель, а другую руку прижимая к опущенному лбу. Выглядело так, как будто он плакал.

За все годы, что я ездила в парижском метро, я повидала разных странностей: бомжей мочившихся в углах. Безумцев кричавших о преследованиях правительством. Шайки детей, предлагавших помочь туристам с багажом, а затем их обворовывающих. Но я никогда не видела взрослого человека, плачущего на публике.

Из туннеля раздался свистящий порыв воздуха, который предшествует приходу поезда и мужчина поднял голову. Спокойно, положив портфель на землю, он присел на корточки, и с помощью одной руки, чтобы удержаться на краю платформы, спрыгнул на рельсы.

— Боже мой! — я почувствовал, что слова, вылетевшие из моих уст, сорвались в крик, и судорожно оглянулся по сторонам, чтобы увидеть, заметил ли еще кто-нибудь.

Жюль и Винсент повернулись в мою сторону, даже не замечая человека на рельсах, хотя я неистово жестикулировала руками в его сторону. Не говоря ни слова, они кивнули друг другу, прежде, чем каждый начал быстро двигаться в противоположном направлении. Винсент подошел ко мне и, взяв, меня за плечи, попытался оттащить от рельс.

Борясь с ним, я быстро повернула голову, чтобы увидеть, как Жюль спрыгнул с платформы на рельсы и выталкивал рыдающего человека с рельс. Когда приближающийся поезд был в футе от него, он посмотрел на Винсента и слегка кивнув, прикоснувшись указательным пальцем ко лбу в небрежном салюте.

Звук был ужасным. Раздался оглушительный визг тормозов, слишком поздно, чтобы избежать катастрофы, а потом громкий стук плоти и костей о металл. Винсент фактически не позволил мне увидеть катастрофу, но момент предпоследней секунды, засел в моей голове: спокойное лицо Жюля, кивающее Винсенту, пока поезд мчался на него.

Я почувствовал, как мои колени подогнулись и резко упала вперед и только руки Винсента удержали меня от падения. Крики раздавались со всех сторон, со стороны рельс раздавался сильный мужской плач. Я почувствовала, что меня кто-то поднял и побежал. А потом стало тихо и темно, как в могиле.

Глава 8

Я очнулась от запаха крепкого кофе и подняла голову с колен. Я была на улице, сидя на тротуаре, прислонившись спиной к стене здания. Винсент присел передо мной, держа чашку эспрессо в нескольких дюймах от моего лица, размахивая им как нашатырём.

— Винсент, — сказала я, не задумываясь.

Я произнесла его имя так естественно, как будто говорила его всю жизнь.

— Итак, ты следила за мной, — сказал он мрачно.

Голова закружилась, и в затылке появилась пульсирующая боль.

— Ой, — простонала я, отклоняясь назад, массирую затылок рукой.

— Выпей это и положи свою голову обратно между колен, — сказал Винсент.

Он поднёс чашку к моим губам и я выпила её залпом.

— Так-то лучше. Я только отнесу чашку обратно, в соседнее кафе. Не двигайся, я сейчас вернусь, — сказал он, когда я закрыла глаза.

Я не могла сдвинуться, даже, если бы захотела. Я даже не чувствовала ног. Что случилось? Как я здесь оказалась? И тогда ко мне вернулась память, обрушившаяся на меня всем своим ужасом.

— У тебя хватит сил, чтобы взять такси? — Винсент вернулся и присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с моим.

— У тебя просто был шок.

— Но… твой друг, Жюль! — сказала, я не веря.

— Да, я знаю.

Он нахмурился.

— Но сейчас мы ничего не можем сделать. Мы должны увести тебя отсюда.

Он встал и подозвал такси. Подняв меня на ноги и, поддерживая меня своей сильной рукой за плечи, он взял мою сумку и проводил меня к ожидавшей нас машине.

Винсент помог мне сесть, и, плюхнувшись рядом со мной, назвал водителю адрес улицы не далеко от моего дома.

— Куда мы идём, спросила я, вдруг разволновавшись.

Я мысленно себе напоминала, что нахожусь в машине с кем-то, кто не только видел смерть своего друга от мчащегося поезда, но и выглядел так спокойно, как, если бы это происходило каждый день.

— Я мог бы отвезти тебя домой, но предпочел, чтобы ты оставалась со мной пока не успокоишься. Это всего в нескольких кварталах.

Я, возможно, скорее бы «успокоилась» в собственном доме, нежели в твоём. Но мои мысли прервались, когда до меня дошёл смысл его слов.

— Ты знаешь где я живу? — тяжело дыша, спросила я.

— Я уже сознался, что следил за нашими новыми соседями, приехавшими американками. Помнишь? — он одарил меня обезоруживающей улыбкой, — Кроме того, кто за мной следил сегодня в метро?

Я покраснела, как подумала о том, сколько раз он смотрел на меня, пока я бродила не обращая внимания, что за мной наблюдают.

Я потом я вспомнила Жюля в метро и меня передернуло.

— Просто не думай. Не думай, — прошептал Винсент

В этот момент, я поняла, что меня раздирают противоречивые чувства. Я была напугана и озадачена безразличием Винсента к смерти Жюля, но я отчаянно хотела, чтобы он утешил меня.

Его рука лежала на его колене и у меня возникло жгучее желание схватить её и прижать к своему холодному лицу. Держаться за него и постараться не утонуть в море страха, в которое грозилось поглотить меня. Судьба Жюля отозвалась громким эхом аварии моих собственных родителей. Я ощутила, что смерть последовала за мной через Атлантику. Она шла за мной по пятам, угрожая забрать всех, кого я знала.

И Винсент как будто услышал мои мысли, его рука скользнула на сидение и вытащила мои пальцы, которые были зажаты между коленями. Как только он положил мою руку в свою, я тут же почувствовала себя в безопасности. Я откинула голову на изголовье сидения и закрыла глаза, чтобы ехать так оставшийся путь. Такси остановилось перед десятифутовой каменной стеной с массивными железными воротами. Их перекладины были закреплены на черных металлических листах, который загораживали любой обзор того, что было внутри. Толстые виноградные лозы глицинии свисали по краям стены и из-за ограды виднелись пара величественных деревьев.

Винсент расплатился с водителем, потом обошел такси и открыл передо мной дверь. Он провел меня до колонны со встроенной в неё системой аудио-видео системой безопасности.

После того, как он набрал код на клавиатуре системы безопасности, замок щелкнул. Он надавил на ворота одной рукой, а другой мягко потянул меня за собой. Я осмотрелась вокруг и ахнула.

Я стояла в каменном дворе части отеля, одного из таких городских замков, которые строили себе богатые парижане, в качестве городского жилья в семнадцатом-восемнадцатом столетиях. Этот был построен из массивных камней медового цвета и заканчивался черной шиферной крышей со слуховыми окнами, равномерно расположенных вдоль ее длины. Единственный раз, когда я действительно видела одно из таких зданий вблизи, когда мама взяла меня с собой на экскурсию.

Посередине двора стоял круглый фонтан, высеченный из гранита, с бассейном, достаточно большим, чтобы переплыть его в несколько гребков. В водяных брызгах стояла фигура ангела в натуральную величину, несущая в своих руках спящую женщину. Её тело было видно сквозь платье, которое так тонко выполнил скульптор, что тяжелый камень преобразился в прекрасный флёр. Хрупкая красота женщины была уравновешена мужской силой ангела, который нес её, а его массивные крылья защищали их обоих. Это был символ красоты и опасности, который охватывал зловещей аурой двор.

— Ты здесь живешь?

— Это не мой собственный дом, но да я здесь живу, — сказал Винсент, ведя меня через двор ко входной двери.

— Давай, проводим тебя внутрь.

Вспомнив, причину, по которой мы были там, в моих ушах снова раздался звук удара тела Жюля о груду металла.

У меня потекли слёзы, которые я старалась сдерживать. Винсент открыл декоративно вырезанную дверь и привел меня в огромный вестибюль с двойной лестницей, завершающей любую стену к балкону, выходящему на комнату. Кристальная люстра размером с Volkswagen Beetle нависла над нашими головами. Мраморный пол был застелен персидскими коврами с каменными цветами и виноградными лозами. Что это за место? думала я.

Я последовала за ним через еще одну дверь в маленькую, с высоким потолком комнату, которая выглядела так, будто ее не трогали с семнадцатого века и села на старинный диван с жесткой спинкой. Держа голову руками, я наклонилась вперед и закрыла глаза.

— Я сейчас вернусь, — сказал Винсент, и я услышала, как закрылась дверь, когда он вышел из комнаты.

Спустя несколько минут я почувствовала себя лучше. Положив голову на спинку дивана, я начала изучать эту впечатляющую комнату. Тяжелые занавески загораживали дневной свет. Люстра тонкой работы, в которой, похоже, первоначально были установлены свечи, чье место занимают вместо электролампы в форме пламени, давала достаточно света, чтобы осветить стены комнаты, заполненную картинами. На меня смотрела дюжина лиц хмурых средневековых французских аристократов.

Дверь для прислуги, спрятанная в стене, распахнулась и через неё прошел Винсент. Он поставил передо мной массивный чайник в виде дракона и такую же кружку, а рядом тарелку с тонкими, как бумага, печеньями. С серебряного подноса разносился аромат крепкого чая и миндаля.

— Сахар и кофеин. Лучшее лекарство в мира, — сказал Винсент, когда сел в мягкое кресло в нескольких шагах от меня.

Я пыталась приподнять тяжелый чайник, но руки у меня так тряслись, что мне удалось стукнуть его о чашку.

— Позволь, я налью, — сказал он, наклонился и налил, — Жанна, наша экономка, заваривает лучший чай. Или так я слышал. Я, собственно, больше кофеман.

Я побледнела от его болтовни.

— Ладно, прекрати. Просто перестань.

Мои зубы стучали и я не могла сказать что это: мои расшатанные нервы или пробуждающийся страх, от того, что было что-то во всём этом неправильное.

— Винсент… кем бы ты ни был.

Прежде, чем продолжить, до меня вдруг дошло, что я в его доме и даже не знаю его фамилии.

— Только что погиб твой друг, а ты говоришь со мной о — мой голос сорвался — о кофе?

Его лицо говорило, что он готов защищаться, но он продолжал молчать.

— О, Господи, — прошептала я и снова разрыдалась, — Что с тобой?

В комнате было тихо. Я слышала как на огромных напольных часах, стоящих в углу тикают секунды. Мое дыхание выровнялось, и я вытерла глаза, пытаясь, успокоится.

— Это правда. Я не очень хорошо демонстрирую свои эмоции, — наконец согласился Винсент.

— Не показывать эмоции это одно. Но сбегать после того, как ваш друг был сбит поездом метро?

Тихим, тщательно взвешенным тоном он сказал,

— Если бы мы остались, то должны были бы говорить с полицией. Они должны были бы нас обоих допросить, как и всех свидетелей, которые остались. Я хотел избежать этого — он замолчал на секунду — любой ценой.

Винсент спрятался под холодной маской или мне так показалось. Я оцепенела, когда до меня дошел смысл его слов.

— Так ты, — задыхаясь, сказала я — ты что преступник?

Его темные, задумчивые глаза так и тянули меня к нему, хотя мой разум говорил мне — беги.

Как можно дальше.

— Кто ты? Тебя разыскивают? за что разыскивают? Ты украл все картины, что висят в этой комнате? — я осознала, что кричу и понизила голос, — Или и того хуже?

Винсент откашлялся, чтобы потянуть время.

— Давай просто скажем, что я не тот, парень которого твоя мать хотела бы видеть рядом с тобой.

— Моя мама мертва. Отец тоже.

Слова сорвались с моих губ, прежде чем я смогла их остановить. Винсент закрыл глаза и прижал руки ко лбу, как будто страдал от боли.

— Недавно?

— Да.

Он кивнул так, как будто всё это имело смысл.

— Мне жаль, Кейт.

Каким бы плохим человеком он не был, он переживал за меня. Эта мысль пришла настолько неожиданно, что я не смогла сдержаться. И мои глаза наполнились слезами. Я взяла чашку и поднесла её к губам.

Горячая жидкость проскользнула из горла в живот и её действие не заставило себя ждать. Мои мысли прояснились и я странным образом, почувствовала, что уже лучше контролирую ситуацию. Он знает, кто я, а я ничего не знаю о нём.

Казалось мои откровения, его взволновали. Я подумала, что Винсент, либо из-за всех сил сдерживает себя или что-то скрывает. Я решила воспользоваться его минутной слабостью, чтобы хоть что-нибудь выяснить.

— Винсент, если ты в таком… опасном положении, то зачем ты попытался со мной подружиться?

— Я уже говорил тебе, Кейт, я видел тебя по соседству — он тщательно подбирал слова, — и ты мне показалось человеком, которого мне хотелось бы знать. Возможно, это была плохая идея. Но очевидно, я не подумал.

Пока он говорил его голос из теплого превратился в обжигающе холодный. Я не могла сказать, был ли он рассержен на себя за то, что втянул меня во всё это или на меня за то, что завела разговор об этом. Уже не важно. Причина его внезапного отстранения был той же: я дрожала, чувствуя, как будто кто-то прошел по моей могиле.

— Я готова идти, — сказала я, неожиданно встав.

Он встал на ноги и кивнул.

— Да, я провожу тебя домой.

— Нет, всё нормально. Я знаю дорогу. Я бы… предпочла, чтобы не провожал.

Говорила моя рациональность часть разума. Часть, которая говорила мне выбраться из этого дома как можно скорее. Но другая часть меня пожалела о тех словах, которые только что произнесла.

— Как пожелаешь, — сказал он и повел меня обратно через большой коридор, и открыл дверь во двор, — С тобой точно будет всё в порядке? — настаивал он, загородив собой дверной проём, в ожидании ответа, прежде чем он позволит мне уйти.

Я поднырнула под его руку, проскочив всего в нескольких дюймах от его кожи.

Моей ошибкой было вдохнуть его запах. От него пахло дубом и травой и лесными пожарами. Он пах, как воспоминания. Как годы и годы воспоминаний.

— Ты снова выглядишь слабой.

Его броня треснула ровно настолько, чтобы показался проблеск озабоченности.

— Я в порядке, — ответила я, пытаясь выглядеть уверенной. Но затем, увидев, как он стоит спокойно и собрано, я перефразировала свой ответ.

— Я-то в порядке, а вот ты не должен бы

Ты только что потерял друга в ужасной аварии, а стоишь тут, как будто ничего не произошло. Мне плевать, кто ты или что ты сделал такого, что заставило тебя так сбежать. Но если на тебя это никак не подействовало… то с тобой точно не всё в порядке.

На темном лице Винсента мелькнули эмоции. Он выглядел расстроенным. Что ж хорошо.

— Я тебя не понимаю. И не хочу понимать

Мои глаза сузились от отвращения.

— Надеюсь, что больше никогда тебя не увижу, — сказала я и направилась к воротам.

Я почувствовала, как сильная рука схватила меня за руку, я повернула голову и увидела, что Винсент стоит в дюймах позади меня. Он наклонился и его рот оказался рядом с моим ухом.

— Кейт, вещи не всегда такие, какими кажутся, — прошептал он и осторожно отпустил мою руку.

Я побежала к воротам, которые уже были распахнутыми, чтобы выпустить меня. Как только я оказалась снаружи, дверь начала закрываться. Громкий звук, который походил на фарфор, разбивавшийся о мрамор, распространился в доме. Я остановилась и оглянулась на массивные металлические ворота. Моя интуиция подсказывала мне, что я сделал что-то не так. Что я неправильно поняла характер Винсента. Но всё указывало на то, что он был преступником. А из дома доносились звуки ударов, возможно даже имеющие насильственное происхождение. Я покачала головой, как можно было потерять способность мыслить просто из-за красивого лица.

Глава 9

В течение следующих нескольких недель, я не могла остановиться: всё проигрывала снова и снова события того дня в своем уме, как испорченная пластинка. Со стороны я, наверное, выглядела прежней. Я вставала, читала книги в выбранном кафе, ходила время от времени в кино, и пыталась присоединиться к разговорам за обеденным столом с Джорджией, дедушкой и бабушкой. Даже, если, они, казалось, знали, что я была встревожена. У них не было причин приписывать моё плохое настроение, чему бы то ни было.

Каждый раз, как только Винсент возникал в моих мыслях, я старалась выкинуть его из головы. Как я могла так ошибиться? То, что он был частью некой преступной сети, приобретало все больше смысла, когда я вспомнила ту ночь на реке. Должно быть, это были бандитские разборки. Меня мучила совесть. Даже, если он был плохим человеком, в конце концов, он спас девушку.

Но каким бы не было его прошлое, я не могла принять его холодную отстраненность, после того, как Жюль попал под поезд. Как можно уйти с места гибели друга, чтобы обеспечить собственную безопасность? При мысли об этом, меня пробирало до костей. Особенно зная, что я уже что-то значила для него.

Как он флиртовал со мной в музее Пикассо. Его напряженное выражения лица, когда он схватил меня за руку во дворе у Жюля. Комфорт, который я почувствовала, когда он в такси положил свою руку на мою. Эти мгновения постоянно возникали в моих воспоминаний, напоминая мне почему он мне понравился. Я отбрасывала их снова и снова, ненавидя себя за то, что была так наивна.

Наконец, однажды, ночью в моей комнате Джорджия приставила меня к стенке.

— Что с тобой? — спросила она, с присущим ей тактом.

Она села на ковёр и небрежно облокотилась на бесценный имперский комод, который я никогда не использовала, боясь сломать ручки.

— Что ты имеешь в виду? — ответила я, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Я имею в виду, что, чёрт возьми, с тобой случилось? Я твоя сестра. Я знаю, когда что-то не так.

У меня было сильное желание поговорить с Джорджией, но я не могла даже представить с чего начать. Как я могла ей рассказать, что парень, которого мы видели, прыгающего с моста, на самом деле преступник и я болталась с ним, пока не увидела его, уходящим с места гибели его друга, не проронившим и слезинки.

— Хорошо, если ты не хочешь говорить, мне придется начать угадывать, но я вытащу это из тебя. Ты переживаешь из-за новой школы?

— Нет.

— Из-за друзей?

— Каких друзей?

— Вот именно!

— Нет.

— Парни?

Что-то в моем лице должно быть выдало меня, потому что она наклонилась ко мне, скрестив ноги в позе «рассказывай дальше».

— Кейт, почему ты не рассказала мне… кем бы он ни был… прежде, чем всё так далеко зашло.

— Ты мне не говоришь о своих парнях.

— Это потому что их слишком много.

Она рассмеялась и, вспомнив, о моём плохом настроении, добавила:

— Кроме того, ни с кем из нет ничего серьезного, чтобы об этом упоминать. Пока.

Она выжидала. Я не смогла сорваться с крючка, без вариантов.

— Ладно, есть парень, живущий по соседству, мы тусовались с ним несколько раз, пока я не узнала нечто плохое о нем.

— Что именно? Он женат?

Я не могла не рассмеяться.

— Нет!

— Наркоман?

— Нет. В смысле, я так не думаю. Больше похоже… — я наблюдала за реакцией Джорджии, — Больше похоже, что у него проблемы с законом.

— Типа преступник или что-то вроде того.

— Да.

— Я бы сказала, что это плохо, — задумчиво призналась она, — Звучит так, что он больше подходит мне, вообще-то.

— Джорджия! — выкрикнула я, бросив в неё подушку.

— Извини, извини. Мне не следовало шутить по этому поводу. Ты права. Звучит так, что он не подходит на роль хорошего парня, Кейти-Бин. Так почему бы тебе не похвалить себя за то, что всё не зашло слишком далеко, прежде чем ты это выяснила, и продолжать свой весёлый путь в страну парней.

— Я просто не могу поверить, что так ошиблась в нем. Он казался таким совершенным. И таким интересным. И…

— Красивым? — перебила меня сестра.

Я упала на кровать и уставилась в потолок.

— О, Джорджия. Не красивый — Великолепный. Поразительный, аж сердце замирает. Но теперь это уже не имеет значения.

Джорджия стояла и смотрела на меня сверху вниз.

— Извини, но так не пойдет. Как было бы приятно видеть тебя развлекающейся с каким-нибудь горячим французом. Я не буду здесь сидеть и слушать тебя, как только решишь снова начать жить, дай мне знать. Здесь вечеринки почти каждую ночь.

— Спасибо, Джорджия, — сказала я протягивая руку, чтобы дотронуться до её руки.

— Всё что угодно для моей сестрёнки.

А потом я даже не заметила, как закончилось лето и пришла пора снова ходить в школу.

Мы с Джорджией свободно говори по-французски. Папа всегда говорил с нами на нём, и мы проводили много времени в Париже в течение наших каникул, так что французский давался нам также легко, как и английский.

Поэтому мы могли пойти во французскую школу.

Но французская система образования настолько отличалась от американской, что нам пришлось бы сдать такое невероятное количество недостающих зачетов, чтобы получить высшее образование.

Парижская американская школа одна из таких странных мест, где иностранцы собирались вмести в некий оборонительный круг, делая вид, что они всё ещё дома. Я видела это местом заблудших душ.

Моя же сестра видела здесь возможность завести как можно больше международных друзей, чтобы она могла приезжать к ним, в их родные страны на школьных каникулах. Джорджия рассматривала друзей как одежду, которую можно при случае поменять одну на другую — не видя в этом ничего такого. Просто она к ним не слишком привязывалась.

Что касается меня, будучи младшей, я знала, что всего на всего два коротких года с этими людьми, некоторые из которых оставили бы всё, чтобы вернуться на родину до конца учебного года.

Так, пройдя через массивные парадные двери в первый день в школе, я направилась прямо в офис, чтобы получить свое расписание, а Джорджия направилась прямо к группе пугающего вида девушек и начала болтать так, как будто она знала их всю свою жизнь. Игральные кости нашего социального статуса были брошены в первые пять минут.

Я не была в музеях с тех пор, как видела Винсента в музее Пикассо, поэтому я испытала трепет, когда подошла к Помпиду Центру, однажды днем после школы. Мой учитель истории раздал нам задания по событиям двадцатого века, происходивших в Париже, и я выбрала беспорядки 1968 года.

Скажите май 68 и любой француз сразу же подумает о глобальной забастовке по всей стране, которая завела экономику Франции в тупик. Я сосредоточилась на том времени, когда целую неделю шла ожесточенная борьба между полицией и студентами Сорбонны. Мы должны были делать свои задания от первого лица, как будто мы сами были участниками тех событий. Так вместо того, чтобы читать книги по истории, я решила искать в современных газетах того времени, чтобы найти, как соотнести произошедшие события к себе.

Необходимые мне материалы находились в большой библиотеке, расположенной в Центре Помпиду на втором и третьем этажах. Но, так как на других этажах размещался Парижский Национальный музей современного искусства, то я планировала совместить выполнение домашней работы с созерцанием, вполне заслуживших этого, произведениями искусства.

Разместившись в одной из просмотровых кабин библиотеки, я просматривала катушки микрофильмов с записью самых богатых на события дней беспорядков. Прочитав, что 10 мая был днем ожесточенного столкновения между полицией и студентами, я просмотрела первую полосу того дня, сделала кое-какие заметки, а затем пропустив заголовки начала читать передовицу. Трудно было себе представить что подобное насилие происходило всего за рекой в латинском квартале, в пятнадцати минутах от того места, где сижу я.

Я достала катушку и заменила её другой. Беспорядки возобновились 14 июля, в день независимости Франции. Многие студенты, а также туристы, посетивших Париж в праздники, были доставлены в близлежащие больницы. Я сделала заметки с нескольких первых страниц, а затем щелкнула назад на две страницы, к некрологам и соответствующим им черно-белым фотографиям. А там был он.

На первой половине первой страницы. Это был Винсент. Его волосы были длиннее, но выглядел он в точности, так же, как и месяц назад. Моё тело окаменело, когда я прочитала текст.

Пожарный Жак Дюпон, девятнадцати лет, родившиеся в Ла Боле, Пэ де ла Луаре, был убит при исполнение своих обязанностей прошлой ночью в здании, где был пожар. Предполагают, что пожар был спровоцирован коктейлем Молотова, брошенным студентами-бунтовщиками. Жилое здание 18 по улице Шампольон было в огне, когда Дюпон и его коллега, Тьери Симон (дата смерти, секция S) ворвались в здание и начали выводить людей, которые укрылись от беспорядков в расположенной рядом Сорбонне. Застрявший в ловушке под горящими бревнами, Дюпон скончался прежде, чем его смогли доставить в больницу и его тело доставили в морг. Двенадцать жителей, в том числе четыре ребенка обязаны своей жизнью этим героям.

Этого не может быть, подумала я. Если только конечно это ни его отец, который зачал сына незадолго до смерти… (Я посмотрела на некролог) девятнадцать. Что не может быть не невозможным…

Так как мои рассуждение зашли в тупик, я направилась к следующей странице и пролистала до Ss в поисках Симона. Это был: Тьери Симон. Парень с развитой мускулатурой, который увел нас от драки на реке. Тьерри на фото выглядел массивным Афро, но с той же уверенной улыбкой, что он одарил меня в тот день на террасе кафе. Это определенно был тот же парень. Но больше чем сорок лет назад.

Я закрыла глаза, ничему уже не веря, а затем открыла их для того, чтоб прочитать абзац про выстрел в голову Тьери. То же я прочитала и про Жака, за исключением того, что здесь говорилось о его возрасте, двадцать два, и месте рождения, Париж.

— Не понимаю, — прошептала я, и, молча, нажала на кнопку для печати обеих страниц.

После того, как я вернула катушки с микрофильмами на стойку регистрации, я вышла из библиотеки как в тумане и помедлила прежде, чем ступить на эскалатор, ведущий на следующий этаж. Я собиралась сидеть в музее пока не пойму, что делать дальше.

Мои мысли дергались в десятки разных направлений, когда я проходила через турникет и по огромной галерее с высоким потолком, со скамьями, размещенных в середине зала. Сев, я положила голову на руки, пытаясь очистить своё сознание.

Наконец я подняла глаза. Я находилась в зале посвященному одному из моих любимых живописцев начала и середины двадцатого века Фернану Леже. Я изучила двумерные поверхности, заполненные яркими основными цветами и геометрическими формами, и поняла, что прихожу в норму. Я бросила взгляд на угол, где висела моя любимая картина Леже: на ней выглядевшие статично солдаты первой мировой войны сидели за столом, курили трубки и играли в карты.

Перед картиной спиной ко мне стоял молодой человек. Он наклонился поближе, внимательно всматриваясь в композицию. Он был среднего роста с коротко стриженными волосами и в грязной одежде. Где я видела его раньше? Может это был кто-то из школы.

Потом он повернулся, и я открыла рот от удивления. Человек, стоявший через галерею от меня, был Жюлем.

Глава 10

Моё тело больше меня не слушалось. Я встала и направилась к фантому. Или у меня нервный срыв, подумала я, который начался еще в библиотеке, или парень, стоявший передо мной — призрак. Оба объяснения казались более вероятным, чем то: что Жюль действительно выжил в лобовом столкновении с поездом метро и по-видимому не пострадал.

Когда я была от него всего в нескольких шагах, он заметил меня и на секунду заколебался. А затем он повернулся с совершенно пустым взглядом на своём лице.

— Жюль! — выпалила я.

— Здравствуйте, — спокойно сказал он, — Я Вас знаю?

— Жюль, это я, Кейт. Помнишь, я приходила в твою студию вместе с Винсентом? И я видела тебя в тот день на станции метро… в день катастрофы.

Выражение его лица изменилось от озадаченного до весёлого.

— Боюсь, Вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Тома и я не знаю никого, кого бы звали Винсентом.

Тома… я хотела пнуть его, чтобы встряхнуть.

— Жюль. Я знаю, это ты. Ты участвовал тогда в том ужасном, несчастном случае… чуть больше месяца назад?

Он покачал головой и пожал плечами, как бы говоря, извини.

— Жюль, ты должен мне рассказать, что происходит.

— Слушайте, гм, Кейт? У меня нет ни малейшего представления, что происходит, но позвольте мне помочь Вам присесть. Вы должно быть перевозбудились или перенапряглись.

Он взял меня за локоть и повел обратно к лавке.

Я выдернула свою руку и встала перед ним, сжимая кулаки.

— Я знаю, что это ты. Я не сумасшедшая. И я не понимаю, что происходит. И я обвинила Винсента в бессердечности за то, что он бежал с места, где ты погиб. И вот теперь выясняется, что ты жив.

Я осознала, что начинаю повышать голос, когда увидела голову охранника смотревшего в нашу сторону.

Я сверлила Жюля яростным взглядом, когда к нам подошёл человек в форме и спросил — Какие-то проблемы?

Жюль спокойно посмотрел охраннику в глаза и сказал:

— Нет проблем, сэр. Похоже, что она приняла меня за кого-то другого.

— Я не ошиблась! — прошептала я себе под нос, затем оставила его и быстрым шагом пошла к выходу.

Оглянувшись, я увидела, как Жюль и охранник смотрят мне вслед, я вышла из музея и побежала вниз по эскалатору. Было только одно место, куда я могла пойти.

Поездка на метро обратно в свой район казалась бесконечной. Но вот, наконец, я выбежала из метро на солнечный свет, который шел на убыль, и направилась на улицу рю де Гренель. Остановившись перед массивными воротами, стены которых были украшены виноградной лозой, я позвонила в дверной замок. Над моей головой зажегся свет и я посмотрела в камеру видео наблюдения.

— Oui? спросил голос, через несколько секунд.

— Это Кейт. Я… — я замолчала, мгновенно растеряв всю свою смелость.

Но, вспомнив о моих последних безжалостных словах, сказанных Винсенту, я заговорила с новой решимостью.

— Я подруга Винсента.

— Его нет.

В нижней части клавиатуры, через динамик, проскрипел мужской голос.

— Мне нужно с ним поговорить. Не могла бы я оставить сообщение?

— У Вас нет номера его телефона?

— Нет.

— И Вы его друг? — прозвучал скептически голос.

— Да, то есть, нет. Но мне нужно с ним поговорить. Пожалуйста.

Наступила тишина, а потом я услышала щелчок, который означал, что ворота не заперты. Ворота медленно открывались внутрь. По ту сторону двора, стоял человек в дверном проёме. Моё сердце упала, когда я разглядела, что это был не Винсент.

Я быстро пошла по двору к человеку, пытаясь сообразить по дороге, что ему сказать, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Но когда я подошла к нему, я не знала что сказать. Хотя он выглядел лет на шестьдесят, его бледно зеленые глаза выглядели гораздо старше.

Его длинноватые седые волосы были напомажены и зачесаны назад, а на лице выделялся крючковатый внушительного вида нос. Я сразу признала в его лице и манере одеваться, французскую аристократию.

Я уже встречала подобный тип людей в антикварном магазине Папи. Я узнала бы его, потому что в любом французском замке или музее висят портреты людей с похожими чертами лица. Старинные семьи. Старинные деньги. Должно быть, этот дом-дворец принадлежит ему.

Его голос прервал меня в середине моих рассуждений.

— Вы здесь, чтобы увидеть Винсента?

— Да… Я хотела сказать, да, монсеньор.

Он одобрительно кивнул, когда я начала вести себя так, как подобает вести себя с человеком его возраста и положения.

— Итак, как я уже сказал, с сожалением должен сообщить, что его здесь нет.

— Вы знаете, когда он вернётся?

— Думаю через несколько дней.

Я не знала, что сказать. Он повернулся, чтобы уйти и я почувствовала себя совершенно неуклюжей, и выпалила:

— А, могла бы я, по крайней мере, оставить сообщение?

— И что за сообщение это будет? — спросил он, поправляя свой шелковый галстук-шарф завязанный на шее его безупречной белой хлопковой рубашки.

— Не могла бы я… не могла бы я написать? — пробормотала я, борясь с желанием просто уйти, — Извините, что отнимаю у Вас время, сэр, но Вы не возражаете, если я напишу ему записку?

Он поднял брови и мгновение внимательно меня изучал. А затем, открыв дверь позади себя, пропуская меня внутрь, сказал,

— Хорошо.

Я вошла в роскошный холл и подождала, пока он закрывал за нами дверь.

— Следуйте за мной, — сказал он, ведя меня через боковую дверь в ту же комнату, куда приносил мне чай Винсент. Он указал на стол со стулом и сказал,

— Вы найдете писчую бумагу и карандаши в ящике стола.

— Спасибо, у меня есть с собой, — сказала я, похлопав себя по сумке.

— Не хотите ли, чтобы я послал за чаем?

Я кивнула, думая, как бы выиграть несколько минут, чтобы придумать, что написать.

— Да, благодарю.

— Тогда Жанна принесёт Вам ваш чай и проводит Вас. Вы можете оставить ей указания относительно Винсента. Au revoir, мадемуазель.

Он кивнул мне, а затем закрыл за собой дверь. Я вздохнула с облегчением. Я достала ручку с блокнотом, вырвала лист бумаги и сидела целую минуты, прежде, чем начать писать.

Винсент, начала я. Я начинаю понимать то, о чём ты некогда говорил, что вещи не всегда такие, какими кажутся. Я обнаружила твоё фото и фото твоего друга на странице некролога за 1968 год. А сразу же после, я встретила Жюля. Живого. Я не могу понять, что всё это значит, но я хочу извиниться, за то, что я тогда наговорила — после того, как ты так хорошо со мной обращался. Я сказала, что не хочу никогда тебя снова видеть. Я беру свои слова обратно. По крайней мере, помоги мне разобраться, чтобы я не попала в психушку до конца своих дней, бессвязно крича о мертвых людях. Твой ход. Кейт.

Я сложила записку и стала ждать. Жанна так и не пришла. Я смотрела, как пролетали минуты на напольных часах, становясь более нервной с каждой минутой. В конце концов, я начала волноваться, возможно, я должна пойти и найти Жанну. Может она ждет на кухне с моим чаем. Я вышла в фойе. В доме стояла тишина.

Однако я заметила, что дверь напротив меня приоткрыта. Медленно подойдя к ней, я заглянула внутрь.

— Жанна? — тихо позвала я.

Ответа не было. Я толкнула дверь и вошла в комнату почти в точности такую, из которой вышла. Здесь была точно такая же дверь в углу, через которую Винсент принес мой чай. Вход для прислуги, подумала я.

Открыв её, я увидела длинный тёмный коридор. Моё сердце подскочило, я подошла к стеклянной двери, сквозь которую падал свет. Она распахнулась в большую, просторную кухню. Там никого не было. Я с облегчением вздохнула и поняла, что боялась снова нарваться на хозяина дома.

Решив кинуть записку в почтовый ящик на входе, я поспешила обратно по туннелю, похожему на выход в открытый космос. Теперь, когда свет кухни был за моей спиной, я увидела несколько дверей, вдоль длинного коридора и заметила, что одна была слегка приоткрыта. Изнутри падал теплый свет. Может это комната экономки.

— Жанна? — позвала я, понизив голос.

Ответа не было.

На мгновение я остановилась, пока не почувствовала, что меня тянет вперед непреодолимая сила. Что я делаю? — подумала я и шагнула в проём. Как и в других комнатах, тяжелые шторы закрывали дневной свет. Освещение шло только от нескольких небольших ламп расставленных вокруг на низких столиках.

Я вошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь. Я понимала, что веду себя безрассудно. Рациональная часть моего мышления отключилась, я была как на автопилоте, вторглась в чужой дом, чтобы удовлетворить своё любопытство. Пока я осматривалась, ощущала, как из-за адреналина, мою кожу покалывают миллионы иголочек.

Справа от меня между книжными шкафами находился серый мраморный камин. Над камином висели перекрещенные мечи. На других стенах висели фотографии, некоторый черно-белые, некоторые цветные. Все они были портретами.

Казалось, в коллекции нет смысла, последовательности. Некоторые люди на фотографиях были пожилыми, другие молодыми. Некоторые фотографии выглядели так, будто их повесили пятьдесят лет назад, другие же совсем недавно. Единственное, что их связывало, была искренность: человек не знал, что его фотографируют. Странная коллекция подумала я, переводя свой взгляд на другую часть комнаты.

В углу стояла огромная кровать с балдахином, завешанная полупрозрачной белой тканью. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть. Сквозь прозрачную ткань я смогла увидеть человека, лежащего на кровати. Моё сердце замерло.

Не смея дышать, я отдернула занавес.

Это был Винсент. Он лежал на спине поверх покрывал, полностью одетый, руки по бокам. И он не выглядел спящим. Он выглядел мертвым.

Я подняла руку и коснулась его руки. Она была холодной и твёрдой как у манекена в магазине. Отшатнувшись, я закричала,

— Винсент? Он не двигался.

— О, Боже мой, — прошептала я, в ужасе, а затем я посмотрела на фотографию, стоявшую на столике рядом с кроватью.

Это была я.

Моё сердце остановилось, я прижала руку к горлу и попятилась, пока не ударилась плечами о мраморный камин, и в ужасе закричала. И тут дверь распахнулась и включился верхний свет. В проеме стоял Жюль.

— Привет, Кейт, — сказал он грозно, а затем свет погас. Он кивнул и сказал, — Похоже, Винс, игры кончились.

Глава 11

— Тебе придется пойти со мной, сказал Жюль с мрачным выражением лица.

Когда я осознала, что не в состоянии двигаться, он взял меня за руку и повел к двери.

— Но Жюль! — сказала я, успокоившись на столько, чтобы заговорить, — Винсент мёртв! Жюль повернулся и посмотрел на меня.

Я, должно быть, выглядела, как жертва аварии. Я поняла, что именно так и выглядела. Мой голос дрожал.

— Нет, не мёртв. С ним всё в порядке.

Он взял меня за руку и потащил в коридор. Я отдернула руку.

— Послушай меня, Жюль, — сказала я, начиная говорить истерично, — Я дотронулась до него. Его кожа холодная и твердая. Он мёртв!

— Кейт, — сказал он почти сердито, — я не могу тебя сейчас всего рассказать, — Но тебе придется пойти со мной.

Он нежно взял меня за запястье и повёл по коридору.

— Куда ты меня ведешь?

— Куда же мне её отвести? — спросил он себя.

Это не выглядело так, когда люди задают себя вопрос, уже зная заранее на него ответ. Это звучало так, будто он не знал ответа и ждал, что кто-нибудь другой ответит.

Мои глаза расширились. Жюль спятил. Может он повредил голову при крушении в метро. Может он был душевнобольным преступником и убил Винсента, а потом оставил его в его же постели и сейчас он меня куда-нибудь ведет, чтобы тоже убить. Я уже начинала переставать контролировать свои мысли: я как будто находилась в одной из кровавых сцен фильма ужасов. Потрясающе. Я пыталась выдернуть свою руку из его тисков, но он только крепче её сжал.

— Я отведу её в комнату Шарлотты, — сказал он, отвечая на свой собственный вопрос.

— Кто такая Шарлотта? — спросила я, дрожащим голосом.

— Я не пытаюсь напугать её! — сказал Жюль, останавливаясь.

Он повернулся ко мне, выглядя раздраженным.

— Слушай, Кейт. Я знаю, что у тебя случился шок, но твое пребывание в той комнате, полностью твоя вина. Не моя. А сейчас я собираюсь тебя отвести куда-нибудь, где ты могла бы успокоиться и я не собираюсь обижать тебя.

— Могу я просто уйти?

— Нет.

Слеза скатилась по моей щеке. Я не могла сдержаться. Я была слишком сбита с толку и испугана, чтобы успокоиться, и в ужасе. Из-за всего этого, я расплакалась у него на глазах: последнее, чтобы мне хотелось, это выглядеть слабой в его глазах. Я уставилась в пол.

— Ну, что теперь? — спросил он, резко отпуская мою руку, — Кейт? Кейт? — его грубое поведение смягчилось, — Кейт.

Я встретилась с ним взглядом, пока вытирала слёзы трясущимися пальцами.

— О, Боже мой, я напугал тебя, — сказал он, первый раз посмотрев на меня по-доброму.

Он отступил.

— Я всё сделал неправильно. Я такой идиот.

Будь осторожна, сказала я себе, он может просто притворяться. Но его раскаяние выглядело правдоподобным.

— Ладно, давай я тебе объясню, — он поколебался, — столько, сколько смогу. Я не собираюсь тебя обижать. Кейт, я клянусь. И я обещаю, что с Винсентом будет всё хорошо. Это не то, чем кажется. Но мне просто нужно поговорить с другими — с другими людьми, что живут здесь — прежде, чем я смогу позволить, тебе уйти.

Я кивнула. Жюль говорил намного разумнее, чем несколькими минутами ранее. И он выглядел таким виноватым, что мне почти (но не совсем) стало его жаль. И даже, если я захочу сбежать, я не смогу пройти мимо ворот с системой безопасности.

Он протянул руку, на этот раз мирно, как если бы он хотел в знак примирения положить её на моё предплечье, но я отпрянула.

— Ладно.

— Вот и хорошо, — успокоился он, подняв руки вверх, показывая мне, мол «я сдаюсь», — Я больше к тебе не прикоснусь.

Теперь он выглядел действительно расстроенным.

— Я знаю, — сказал он, говоря в пустоту, — я полный придурок, — и зашагал по коридору в фойе, — Кейт, пожалуйста, следуй за мной, — сказал он подавленным голосом.

И я пошла за ним. Какой у меня мог быть еще выбор? Он провел меня вверх по винтовой двойной лестницей на второй этаж и по коридору.

Открыв дверь в тёмную комнату, и включив свет, он остался стоять в коридоре, когда я вошла.

— Устраивайся поудобней. Я тут отойду на кое-какое время, — сказал он, не глядя мне в глаза.

Он потянул и закрыл за мной дверь. Замок защелкнулся.

— Эй! — закричала я, хватаясь за дверную ручку и поворачивая её.

Она определенно была заперта.

— Я должен был запереть её. Мы не можем просто позволить бродить ей по дому.

Жюль снова говорил сам с собой, пока звук его шагов удалялся.

И я больше ничего не могла поделать, разве что, выпрыгнуть из окна второго этажа и перелезть через ворота. Этого просто не случится, подумала я, и смирилась с мыслью, что я не могу ничего поделать и остается только сидеть и ждать, когда кто-нибудь придет и отопрёт дверь.

Для тюремной камеры, вы могли бы подыскать что-нибудь и похуже, подумала я, осматриваясь вокруг. Стены были покрыты узорчатым розовым шёлком, тяжелые портьеры мятного цвета, были закреплены по обе стороны от окна, верхние стёкла которого были в форме сердец. Вдоль стен комнаты стояла мебель, выкрашенная в нежный цвет. Я села на мягкую шелковую кушетку.

Прошло много времени, прежде, чем меня перестало трясти и я позволила себе растянуться на кровати и положить голову на подушку, оторвав ноги от пола. Я закрыла глаза только на секунду, но стресс и страх так подействовали на мой разум, что я отключилась.

Должно быть, прошло уже несколько часов к тому времени, когда я проснулась. Через окно, я смогла увидеть, как к ночному небу приближается рассвет, и на одно безумное мгновение, я подумала, что вернулась снова в свою бруклинскую комнату.

Затем мои глаза метнулись наверх к большой люстре с рукоятками, заканчивающимися невероятно тонкой работы стеклянными цветами. Потолок был раскрашен под небо с облаками, на котором пухленькие ангелочки держат в руках охапки лент и цветов.

Какое-то мгновение, я не знала, где нахожусь. Потом, вспомнив, я села.

— Ты проснулась, — сказал голос с другого конца комнаты.

Я осмотрелась, чтобы найти его источник. Это была девушка из кафе со стриженными светлыми волосами, та, что спасла мне жизнь, не дав раздавить меня падающему камню. Что она здесь делает? — подумала я.

Он сидела в кресле, подобрав ноги, рядом с богато украшенным каменным камином. Медленно и не уверенно она опустила ноги и осторожно пошла в мою сторону.

Свет от люстры, сиявший в её волосах, делал их похожими на расплавленную бронзу. Её щеки и губы были цвета бархатистой розовой розы, то растёт в загородном саду Мами. Высокие скулы подчеркивали её красивые глаза, а их радужка была завораживающего зеленого цвета.

Теперь девушка стояла рядом со мной и протягивала руку, чтобы взять мою.

— Кейт, — сказала она робким голосом, пожав и отпустив мою руку.

— Я Шарлотта.

Я сидела на краю кушетки, глядя на неё с благоговением.

— Ты та, кто спасла мою жизнь, — пробормотала я.

Смеясь, она пододвинула кресло, чтобы сесть напротив меня.

— Это была не совсем я, — улыбнулась она, — Я имею ввиду, что это была я, но не я отвечаю за спасение твоей жизни.

— Это всё довольно сложно, — сказала она, скрестив игриво ноги.

На шее у неё висел кожаный шнурок с серебряным кулоном в виде капли.

Так вот, кто та девушка, с которой Винсент был так близок, с отчаянием подумала я, мои глаза смотрели, то на ожерелье, то на её прекрасное лицо. Она была примерно одного со мной возраста, но помладше. Винсент говорил, что она была просто другом. Я не могла не задаваться вопросом, насколько они близки.

— Добро пожаловать в мою комнату, — сказала она.

Моё сердце упало. Она живет в этом доме?

— Она потрясающая, — удалось мне выдавить из себя.

— Я люблю окружать себя красотой, — сказала она, на мгновение смущенно заулыбавшись.

Ни её мальчишеская стрижка, ни длинная, худая фигура, одетая в обтягивающие чёрные джинсы и выцветшую полосатую майку не могли скрыть её поразительной красоты. Хотя, похоже, что она-то как раз пыталась сделать именно это. Ей даже и не стоит пытаться, от неё захватывает дух, подумала я, мысленно сдаваясь, когда поняла, что никогда не смогу тягаться с Шарлоттой.

Я не могла говорить, ревность сдавила мне горло, от мысли, что эта девушка может видеть Винсента каждый день. Зная, что она просыпается в этой прекрасной комнате, в том же доме, где находился Винсент.

И тогда я вспомнила, что увидела на кровати внизу и попыталась перестать быть такой мелочной. И хотя Жюль сказал, что он не мертв, как по мне, так он выглядел определенно мёртвым. Я не знала, что дальше и думать. Но ревность к этой девушке, точно мне ничем не поможет.

— Что случилось с Винсентом? — спросила я.

— Ах, вопрос на миллион евро, — тихо сказала она, — И единственный, на который меня просили не отвечать. Очевидно, парни не доверяют мне. Осмотрительность и такт, не самые сильные мои качества. Тем не менее, они попросили меня побыть с тобой, в случае, если ты испугаешься и попытаешься сбежать, как только проснешься.

она помедлила, выжидая. Итак… ты собираешься взбрыкнуть и сбежать?

— Нет, сказала я, потирая лоб. Я имею в виду, я так не думаю.

А затем, испугавшись, я выпалила:

— Мои бабушка с дедушкой! Они будут волноваться! Меня не было всю ночь!

— Нет, не будут, — сказала она улыбаясь, — Мы отправили сообщение с твоего телефона, что ты проведешь ночь у подруги.

Моё облегчение сменилось испугом.

— Так я не могу уйти? Ты меня держишь в плену?

— Звучит несколько мелодраматично, — сказала она.

Её глаза смотрели так, будто она привыкла много брать и мало отдавать взамен. Глаза пожилой женщины, в которых живет дух маленькой девочки.

— Ты видела то, чего не должна. И теперь мы должны решить, как поступить в такой ситуации. Понимаешь… как устранить возможные последствия. Кейт, ты та, кто надкусила яблоко. Хотя искуситель и красив, поэтому не могу сказать, что осуждаю тебя.

— Ты не собиравшийся делать мне больно? — спросила я.

— Ты ответила на свой вопрос, — сказала она и дотронулась до моей руки.

Теплый ручей умиротворения, казалось, разлился от ее прикосновения, и я прониклась спокойствием.

— Что ты делаешь? — спросила я, глядя на то место, где она прикоснулась к моей коже.

Если бы я не была так спокойна, я уверена что вскочила бы на ноги, обеспокоенная странностью ее жеста. Она ничего не сказала, но уголки ее губ слегка изогнулись и она убрала руку.

Я уверенно посмотрела ей в глаза и спросила:

— Никто не собирается причинить мне вред?

— Я прослежу, чтобы до подобного не дошло.

В дверь постучали. Шарлотта поднялась

— Пора.

Она протянула руку, чтобы повести меня к месту назначения. Я не могла с собой ничего поделать, и снова взглянув на кулон, и застыла в нерешительности.

— Что случилось? — спросила она и дотронулась до серебряной слезы.

Она увидела что-то в моем лице, потому что выражение ее лица изменилось.

— Винсент сказал мне, что ты выбрала мне ожерелье.

— Я рада, что ты помогла ему с выбором — никогда не знаешь, что парням может взбрести в голову.

Она улыбнулась и дружелюбно пожала мне руку.

— Кейт, Винсент мне как брат. Между нами абсолютно ничего нет… кроме длинной истории и занудных подарков на дни рождения. Ты прервала мою полосу неудач. Это первый раз за все годы, когда он дарит мне что-нибудь, помимо его любимых CD.

Она засмеялась, и ревность, которая жгла меня изнутри, немного ослабла. Она, конечно, говорила о нём, как о брате. Я взяла её за руку.

Когда мы шли к двери, я заметила, что стены были увешены множеством фотографий, которые я видела в комнате Винсента. Но эта коллекция была выполнена в крашеном дереве и эмалированной раме и была прикреплена к стене лентами.

— Кто эти все люди? — спросила я.

Она небрежно глянула в том направлении, куда смотрела я и, выведя меня за дверь, сказала,

— Эти? Ну, Кейт, хоть я и не несу ответственность за спасение твоей жизни, этих людей спасла я.

Глава 12

Шарлотта повела меня вниз, через коридор для прислуги в комнату Винсента. Она постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, провела меня прямо к кровати Винсента. Я запнулась, когда увидела его сидящим, облокотившимся на подушки. Он выглядел очень слабым и бледным, как полотно. Но он был живой. Мое сердце выпрыгивало из груди — не столько от волнения из-за того, что вижу его живым, сколько из-за страха. Как такое вообще возможно?

— Винсент? — осторожно спросила я, — Это ты? — что прозвучало немного глупо.

Парень был похож на него, но он возможно был одержим… Я не знаю, кем-то вроде пришельца или типа того. Сейчас всё было довольно странным для меня, чтобы верить почти всему.

Он улыбнулся, и я поняла, что это был действительно он.

— Ты не… но ты был мертв! — я должна была остановить поток лишенных смысла слов.

— Что, если я скажу тебе, что у меня просто очень глубокий сон? — он говорил очень медленно своим низким голосом и с большим усилием.

— Винсент, ты был мертв. Я видела тебя. Я дотрагивалась до тебя. Я знаю…

Мои глаза наполнились слезами, когда я вспоминал морг Бруклина и тела моих родителей, лежащих на носилках:

— Я знаю, как выглядит смерть.

— Подойди сюда, — сказал он.

Я медленно двигалась к нему, не зная, чего ожидать. Не спеша, он поднял свою руку и дотронулся до моей ладони. Он не был так холоден, как раньше, но и человека в нем пока не ощущалось.

— Видишь? — сказал он, уголки его губ изогнулись вверх, — Живой.

Я отшагнула назад, выдергивая свою руку из его.

— Я не понимаю, — сказала я недоверчиво, — Что с тобой?

Он безропотно посмотрел на меня.

— Мне жаль, что я втянул тебя. Это было эгоистично. Но я не думал, что всё обернется такими последствиями. Я не думал… совсем. Очевидно.

Моё чувство обыкновенного волнения вытеснило подкравшиеся ощущение страха: что же будет дальше. Я не представляла какого рода откровения он собирается выложить. Но голосок голос внутри меня сказал, — Ты знала. И я поняла, что я действительно знала.

Я знала, что-то изменилось в Винсенте. Я почувствовала это еще до того, как увидела его фото в некрологах. Всё выглядело как совсем небольшое отклонение от нормы, но слишком неясным для меня, чтобы держать руку на пульсе. Поэтому я его проигнорировала. Но сейчас я собиралась всё выяснить. Дрожь предвкушения заставила меня содрогнуться. Винсент увидел меня дрожащей и нахмурился.

Нас прервал стук в дверь. Шарлотта встала, чтобы открыть её и отошла в сторону, пока, один за другим люди входили в комнату.

Жюль подошёл ко мне первым и мягко коснувшись моего плеча, спросил,

— Ты чувствуешь себя лучше?

Я кивнула.

— Мне так жаль, как я раньше справлялся с ситуацией, — сказал он с раскаянием. Это была поспешная реакция. Я старался отгородить тебя от Винсента как можно скорее. Я был груб с тобой. Я не подумал.

— Правда, все нормально.

Знакомая фигура подошла к нему сзади и шутливо толкнула его в сторону. Мускулистый парень с реки повернулся к Жюлю и сказал,

— Пытаешься заграбастать её себе? — а затем, наклонившись до уровня моего роста, он протянул руку, — Очень рад знакомству с тобой, Кейт. Я — Амброуз, — сказал он баритоном, который был такой же густой как патока.

Затем, перейдя на прекрасный английский с американским акцентом, он сказал,

— Амброуз Бейтс из Оксфорда, штат Миссисипи. Приятно встретить соотечественника на этой земле ненормальных французов.

Явно наслаждаясь тем, что удивил меня, Амброуз громко рассмеялся и, похлопав меня по руке, прежде чем сесть рядом с Жюлем на диван, дружески мне подмигнул.

Ко мне подошел человек, которого я прежде никогда не видела и нервно поклонился.

— Гаспар, — просто представился он.

Он был старше остальных, ему было около сорока. Высокий и худой, с глубоко посаженными глазами и копной, плохо подстриженных черных волос, торчавших во все стороны. Он повернулся и пошёл к остальным.

— Это мой брат близнец, Чарльз, — сказала Шарлотта, которая осталась стоять рядом со мной, когда все представились.

И она потянула вперед свою рыжею копию. Кланяясь и притворяясь, что целует мне руку, он саркастически сказал,

— Приятно вас снова видеть, теперь уже ни под каменным дождем.

Я неуверенно ему улыбнулась.

Я не знаю было ли это моё воображение, или все действительно сделали шаг назад, но внезапно показалось, что единственными людьми в комнате были я и человек, с которым я уже встречалась. Это был аристократический джентльмен из вчера — хозяин дома. Хотя все остальные встретили меня довольно дружески, мой хозяин не улыбался.

Стоя передо мной, он чопорно поклонился.

— Жан-Батиста Гримода де ла Реиниэра, — сказал он, глядя мне в глаза с каменным лицом, — Хотя все мои близкие могут здесь находится, это мой дом и я, со своей стороны считаю, что Ваше присутствие здесь очень неразумно.

— Жан-Батист, — подал голос Винсент позади меня, — Это было не преднамеренно.

Он откинулся на подушку и закрыл глаза, казалось, он вложил всю свою энергию в эти пять слов.

— Вы, молодой человек… Вы тот, кто нарушил правила, приведя её в наш дом, в первоисточник. Я никогда не позволял кому-либо из вас приводить сюда своих человеческих возлюбленных, а Вы проигнорировали мой запрет самым вопиющим образом.

Я почувствовала, что мои щеки пылают от его слов, но не была уверена, с чем это связано: с тем, где говориться «человек» или с той частью, где говорится «возлюбленных». Больше ничего не имело смысла.

— А что мне оставалось делать? — спорил Винсент. Она только что увидела смерть Жюля! У неё случился шок.

— Это была твоя личная проблема, которую нужно было решить. Вам не следовало приводить её в первоисточник. А теперь нам придется подчищать за Вами.

— Ах, успокойтесь, Ж-Б, — сказал Амброуз и откинувшись назад небрежно положил руку по всей длине спинки дивана, — Это не конец света. Мы её проверили, она точно не шпион. Плюс она точно не первый человек, кто будет знать, что мы такое.

Старик бросил на него испепеляющий взгляд.

Тот, кто представился Гаспаром заговорил робким голосом.

— Если мне позволено будет уточнить… отличие в том, что каждый взаимодействующий с нами человек был… хм… были индивидуально выбраны из семей, которые служили Жан-Батисту на протяжение поколений.

Поколений? — с отчаянием подумала я. По моей спине пробежал холодок.

— В то время, как я Вас, — продолжал Жан-Батист с нескрываемым отвращением, — знаю менее, чем день, а Вы уже вторгаетесь в линую жизнь моих близких. Вам здесь очень не рады.

— Цыц! — воскликнул Жюль, — Не сдерживайте своих истинных чувств, Гримод. Вам старожилом действительно нужно научится открываться и выражать себя.

Жан-Батист вел себя так, как будто он ничего не слышал.

— Ну и что же нам делать? — спросила Шарлотта, обращаясь к хозяину.

— Ладно, достаточно. Все, — сказал Винсент неглубоко дыша, — Вы мои близкие. Кто проголосует, чтобы рассказать Кейт?

Амброуз, Шарлотта, Чарльз и Жюль подняли свои руки.

— И что прикажете делать? — Винсент задал вопрос Жан-Батисту и Гаспару.

— Это твоя проблема, — сказал Жан-Батист.

Несколько секунд он смотрел на меня, затем, повернувшись на каблуках, быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Глава 13

— Итак, — сказал, посмеиваясь Амброуз, потирая руки, — Право большинства. Давайте начинать вечеринку.

— Вот, — сказала Шарлотта, стягивая пару больших подушек с дивана на пол.

Садясь на одну из них по-индийски, она улыбнулась мне и похлопала, приглашая, на другую.

— Всё хорошо, — успокоил меня Винсент и отпустил мою руку.

— Кейт, — сказал Жюль, — ты понимаешь, что всё о чём здесь будет сказано, не должно выйти за пределы этих стен.

Винсент произносил слова медленно и чётко:

— Жюль прав. Кейт, как только ты обо всём узнаешь, наши жизни будут в твоих руках. Я ненавижу давить на кого-нибудь — брать на себя ответственность, но ситуация зашла слишком далеко. Даешь ли ты обещание хранить наш секрет? Даже, если ты — это звучало так, как будто у него перехватило дыхание, — решишь сегодня уйти и больше никогда не возвращаться.

Я кивнула. Все ждали.

— Я обещаю, — прошептала я, лучшее, на что я была способна с комом в горле, размером с грейпфрут.

Здесь происходило нечто очень странное и у меня было мало зацепок, чтобы догадаться, что именно. Я знала, что легкомысленное употребление слова Жан-Батистом «человек» и очевидное воскрешение Винсента и Жюля, говорило, что я сильно влипла. Я не знала во что именно, но явно во что-то такое, от чего можно описаться.

— Жюль… ты начнешь, — сказал Винсент, закрыв глаза и выглядевший больше мертвым, нежели живым.

Жюль оценил ситуацию и решил сжалиться.

— Может будет проще, если мы позволим задавать Кейт вопросы, которые она хочет задать.

С чего бы начать? — подумала я, а потом вспомнила, что заставило так всё закрутиться в первоисточнике.

— Я видела фотографию, твою и Винсента в газете за 1968 год, в которой говорилось, что вы погибли при пожаре, — сказала я, поворачиваясь к Амброузу.

Он кивнул мне с улыбкой, подстёгивая меня.

— Итак, как вы можете быть здесь и сейчас?

— Ну, я рад, что ты начала с такого простого вопроса, — разминая свои мощные руки, а затем, наклонившись ко мне, — И ответ будет… потому что мы зомби! — и он издал ужасный стон, растягивая свой рот, оскалив зубы, и скрючив руки.

Видя ужас на моём лице, Амброуз начал сильно бить и шлёпать себя рукой по колену.

— Шучу, — посмеиваясь, сказал он, а когда успокоился, спокойно посмотрел на меня, — Ну, нет, серьезно. Мы зомби.

— Мы не зомби, — сказала Шарлотта, в её голосе звучало нарастающее раздражение.

— Я полагаю, правильный термин был бы, гм, нежить, — сказал Гаспар, дрожащим голосом.

— Призраки, — сказал Чарльз, озорно ухмыляясь.

— Эй парни, прекратите её пугать, — сказал Винсент, — Жюль?

— Кейт, всё немного сложнее, чем выше сказанное. Мы зовем себя ревененты (воскресшие).

Я их всех оглядела, одного за другим.

— Ruh-vuh-nahnt, — медленно произнес Жюль, очевидно, решив, что я не поняла.

— Я знаю это слово. Оно означает «призрак» по-французски, — мой голос дрогнул.

Я сижу в комнате с чудовищами, подумала я. Беззащитная. Но я не могла позволить себе сейчас психануть. Что они сделают со мной, если психану? Что сделают, даже если не психану? Если только они не были монстрами, которые могут стирать людям воспоминания, поэтому меня посвятили в их тайну.

— Если обратиться к корню слова, то оно на самом деле означает «тот, кто вернулся» или «тот, кто пришел обратно», — продолжил педантичный Гаспар.

Хотя в комнате было тепло, я дрожала. Они все выжидающе уставились на меня, как будто я была научным проектом их группы: Взорвусь я или нет? Чарльз прошипел,

— Она психанет и сбежит, как я и говорил.

— Она не собирается психовать и сбегать, — возразила Шарлотта.

— Так, ладно, все вон, — голос Винсента прозвучал сильнее, чем это звучал до сих пор, — Без обид, но я предпочел бы поговорить с ней сам. Вы ребята, только всё больше запутываете.

спасибо вам за ваши голоса доверия, но пожалуйста… идите.

— Невозможно.

В комнате воцарилось молчание, все смотрели на Гаспара. Его голос прозвучал уже не так властно и он начал грызть свой ноготь.

— Я хочу сказать, если мне позволят, — пробормотал он смущенно, — Винсент, ты не можешь информировать человека, я имею ввиду, Кейт, самостоятельно. Нас всех затронуло это нарушение. Нам всем нужно знать, что она знает… а чего нет. И мне придется полностью отчитаться перед Жан-Батистом, после. Прежде, чем ей будет позволено уйти.

Моё напряжение ослабло лишь на долю секунды. Они собираются меня отпустить. Понимание этого, стало моим светом в конце внушающего ужас темного туннеля.

— Я могу, гм, так же напомнить, что ты очень слаб, чтобы даже сидеть, — продолжил Гаспар, — И справишься ли ты с объяснением, того, что так важно для всех нас, в твоем-то состояние.

Молчание длилось целую минуту, пока все смотрели на Винсента. Наконец он вздохнул.

— Хорошо. Я понял. Но ради Бога, постарайся сдерживать себя.

Он посмотрел на меня и сказал,

— Кейт, пожалуйста сядь со мной. По крайней мере, у меня будет некая иллюзия, что я контролирую ситуацию.

Встав, я подошла к кровати, и увидела с каким усилием Винсент поднял руку, и крепко сжал мою. В то мгновение, когда наша кожа соприкоснулась, я почувствовала тоже умиротворение, когда до меня дотронулась Шарлотта в её комнате. Меня захлестнуло поток спокойствия и безопасности, как будто ничего плохого не случится, пока Винсент будет держать мою руку, На этот раз я уже знала, что это какой-то сверхъестественный фокус.

Я осторожно села на край кровати, наблюдая за лицом Винсента, пока садилась.

— Мне не больно, — успокоил он меня, продолжая держать мою руку, когда я села рядом с ним.

— Хорошо, во-первых, ты ко мне прикасаешься, — сказал Винсент, чтобы все в комнате расслышали, — Итак, я не призрак.

— И не настоящие зомби, — сказал Чарльз с улыбкой, — иначе он бы уже съел твоё лицо.

Винсент его проигнорировал.

— Мы не вампиры или оборотни или еще кто-нибудь, кого тебе следует бояться. Мы ревененты. Мы не люди, — он помолчал, собираясь с силами, — но мы на собираемся вредить тебе.

Я постаралась взять себя в руки, прежде чем произнесла в комнате, таким ровным голосом, на который была способна,

— Значит вы все… мертвы. Но вы выглядите живыми. За исключением тебя, — сказала я с сомнением, пока смотрела на Винсента, — Хотя ты выглядишь лучше, чем прошлой ночью.

Винсент был серьезен.

— Жюль, не мог бы ты рассказать Кейт свою историю? Возможно, это лучший способ всё объяснить. Гаспар прав, я не смогу справиться сам.

Жюль пристально смотрел на меня и не отводил взгляда.

— Ладно, Кейт. Я знаю, что это звучит невероятно, но я родился в 1897 году. В деревушке недалеко от Парижа. Мой папа был врачом, мама акушеркой. У меня проявился талант к живописи, поэтому в шестнадцать лет они отправили меня учиться в Париж. Моё обучение прервалось, когда меня призвали на войну в 1914. Я сражался с немцами два года, пока в сентябре 1916 года меня не убили в атаке. Верденское сражение. И это мог бы быть конец моей истории… если бы я не очнулся спустя три дня.

В комнате было тихо, пока пыталась упорядочить всё, что услышала в своей голове.

— Ты очнулся? — наконец я с собой справилась.

Парень, на которого я смотрела, выглядел не старше двадцати, но настаивал, что ему больше ста лет.

— Технически, он «ожил», — предложил Гаспар, держа тонкий палец на верху, демонстрирую свою точку зрения, — не «очнулся».

— Я вернулся к жизни, — уточнил Жюль.

— Но как? — спросила я в недоумении.

Винсент сжал мою руку, поддерживая мою смелость.

— Как ты мог вернуться к жизни, разве только ты в действительности не умер первый раз?

— О, я был мертв, здесь без вопросов. Ты не можешь выжить, когда тебя разрывает на части.

Улыбка Жюля уступила сожалению, когда он увидел, как я побледнела.

— Дайте девушке передохнуть, — сказал Амброуз. Мы вывалили на неё всё сразу.

Он посмотрел на меня.

— Это такой особый… как бы мне его назвать? Чтобы не звучало слишком похожим на Сумеречную зону, «закон мироздания», верно? Он говорит о том, что, если вы умрёте вместо кого-то, то при определённых обстоятельствах вы вернетесь к жизни. Ты был мертвым в течение трёх дней. А затем ты очнулся.

— Ожил, — поправил Гаспар.

— Очнулся, — настаивал Амброуз, — и, не считая того, что голоден, как черт, в остальном с тобой всё по-прежнему как было.

— За исключением, того, что после всего этого ты не спишь, — добавил Чарльз.

— Ты когда-нибудь слышала о синдроме расстройства сна, дружище? — спросил Амброуз, раздраженно сжимая руки.

— Кейт, — тихо сказала Шарлотта, — смерть и воскрешение очень тяжело отражается на человеческом теле. Это своеобразное выпинывание нас в другой жизненный цикл.

— Оживление, вообще-то, хороший способ определить это. Нас так оживили, что когда мы очнулись, то мы действуем больше трех недель без остановки. А после наше тело отключается, и мы спим три дня как убитые. Как спал Винсент.

— Ты хочешь сказать, что мы мертвы три дня, — начал поправлять её Чарльз.

Шарлотта прервала его.

— Мы не мертвы. Мы называем это — быть в спячке. Наше тело как бы находится в зимней спячке, но наш мозг всё еще активен. А когда наше тело просыпается, мы возвращаемся к абсолютно нормальной жизни более, чем на три недели, за исключением того, что мы не спим.

Чарльз пробормотал,

— Ага, точно.

— Ну, можно сказать, что мы дали представление о нашей истории, — вежливо сказал Гаспар.

— Ты был… в спячке вчера? — спросила я Винсента.

Он кивнул

— Три дня почти истекли, — сказал он, — Теперь со мной будет всё в порядке почти месяц.

— Что до меня, так ты не выглядишь так, что с тобой всё в порядке, — ответила я, глядя на восковую бледность его кожи.

— Должно пройти несколько часов, чтобы оправится от спячки, — сказал Винсент, слабо улыбаясь. Для человека, это как операция на открытом сердце. Тебе не можешь просто вскочить с кровати, когда проходит анестезия.

Это имело смысл. Если продолжать следовать его аналогиям с человеком, то я смогу лучше переварить этот причудливый сценарий. От того, как они спорили, становилось понятно, что им явно не привычно объяснять своё сложившиеся положение. Это была для меня возможностью всё выяснить. Я повернулась к Жюлю.

— Тебе больше ста лет.

— Мне девятнадцать, — сказал он.

— Значит, ты никогда не состаришься? — спросила я.

— О нет, мы стареем, с этим всё в порядке. Взгляни на Жан-Батиста — он умер в тридцать шесть, а сейчас ему шестьдесят! — сказал Чарльз.

— А сколько бы ему было на самом деле, если бы он… ну, ты понял, — подбирала я слова.

— Двести тридцать пять, — ответил Гаспар, без колебаний, и, глядя на остальных, продолжил, — Можно мне?

Чарльз кивнул, остальные молчали.

— Поле того, как мы оживаем, мы стареем с той же скоростью, что и все остальные. Тем не менее, когда мы умираем, в последствии оживления, мы воскрешаем в том же возрасте, в котором умерли первый раз. Жюль умер, когда ему было девятнадцать, поэтому каждый раз, он начинает с девятнадцати. Винсенту было восемнадцать, когда он умер, но пока он еще не умирал, сколько прошло? Около года? — он адресовал свой вопрос Винсенту, но я оборвала его.

— Что значит, каждый раз, когда ты умираешь? — спросила я.

Меня вновь окатила волна ледяного ужаса. Винсент крепче сжал мою руку.

— Скажем так, есть много людей, которых нужно спасти, — сказал Жюль подмигивая.

Я уставилась на него пытаясь понять, о чём он говорил. Затем мои глаза расширились.

— Человек в метро! — воскликнула я, — Ты спас ему жизнь!

Он кивнул.

— Но как — я хочу сказать — вырвалось у меня, не в состоянии сформулировать мысль, потому что мой разум одновременно накрыло дюжиной.

Я вспомнила ныряние Винсента за девушкой и Шарлотту, которая меня спасла от смерти под камнями.

— Ты погиб кого-то спасая и вы продолжаете делать это и после смерти, — сказала я наконец.

Может я констатирую очевидное, о у меня в голове всё наконец встало на свои места.

— Это смысл нашего бытия, — сказал Винсент. Мы обязаны нашим существованием, благодаря этой миссии.

Я уставилась на него. Я даже не знала, как реагировать. Я была опустошена.

— Я думаю, пора заканчивать это собрание вопросов и ответов, — сказал Винсент другим, — У Кейт, уже перегрузка от избытка информации. И я слишком устал, чтобы продолжать.

— Ты не можешь рассказывать ей, — начал Гаспар.

— Гаспар! — крикнул Винсент, и от изнеможения закрыл глаза.

— Я… клянусь, что больше ничего не скажу Кейт… ничего важного… без согласования с вами. Вот вам крест.

Винсент начертил Х на груди и пристально посмотрел на парней.

— Ну, тогда, — сказал Амброуз, вставая, — теперь когда мы закончили с запугиванием человека — я здесь говорю о Кейти-Лу — он подошел и ласково потрепал меня по плечу — время пожрать, — и он вышел из комнаты.

Когда остальные ушли, Шарлотта мягко дотронулась до моей руки.

— Пойдем, позавтракаешь с нами. Тебе вероятно в любом случае не разрешат сразу уйти, — она глянула на Винсента.

— Который сейчас час? — спросила я, понимая, что не имела представления сколько я проспала.

Шарлотта посмотрела на свои часы.

— Почти семь.

— Семь утра? — спросила я, удивившись что смогла заснуть в этом доме при таких обстоятельствах. Спасибо, но я останусь и поговорю с Винсентом.

— Ты должна поесть, — сказал Винсент мягко. В любом случае Жан-Батист будет штурмовать эту дверь через несколько секунд, как только Гаспар ему всё доложит.

— Позволь мне остаться с тобой до тех пор, — попросила я.

— Я приду, когда Жан-Батист выпнет меня, — сказала я Шарлотте.

— Лады, — сказала она с многозначительной улыбкой, и закрыла за собой дверь.

Я повернулась к Винсенту. Но прежде, чем я открыла рот, чтобы заговорить, он сказал их за меня.

— Я знаю, — сказал он., — Нам нужно поговорить.

Глава 14

Мы были предоставлены сами себе. Наконец-то. И вот, что должно называться ужасной ситуацией — я одна в старом замке, сижу рядом с кем-то, кто, как оказалось, был монстром — ну, ладно, это вовсе не страшно. Невероятно, что может быть более странным.

Я сидела на его пастели, напротив этого парня, лицом к лицу, который казалось, был на краю смерти. Даже не смотря на его слабое самочувствие, он всё равно был прекрасен. У меня были все основания испугаться, но вместо этого я был охвачена странным волнением. Я чувствовала, что хочу защитить его.

— Итак… — сказал Винсент.

— Итак… ты бессмертен?

— Боюсь, что так.

Он выглядел усталым и обеспокоенным, и впервые, очень уязвимым. Я внезапно почувствовала, что вся власть в моих руках. Которой, я полагаю, буду распоряжаться в отношении нас.

— Что ты из-за всего этого чувствуешь? — спросил он.

— Хм… сложно это всё сразу принять, но это определенно многое объясняет.

Я почувствовала как его пальцы переплелись с моими.

— Причина, по которой я не боюсь, в том, что ты держишь мою руку?

— Что ты имеешь в вид? — спросил он с нервной улыбкой.

— Это одна из ваших супер сил, не так ли? Что это? Успокаивающее прикосновение или что-то вроде того?

— Супер сила! — усмехнулся он, — хм… да, мисс Проницательность. Как ты догадалась?

— Шарлотта уже его на мне опробовала. И я сомневаюсь, что я могла пройти через всё это на этой весьма информативной встрече без нескольких хитов, полученных от вас.

Уголки его губ слегка изогнулись. Он ослабил хватку своих пальцев, а затем взял меня за запястье.

— Понятно. И нет, даже, если я к тебе прикасаюсь, я не всегда делаю «Успокаивающее прикосновение», как ты это назвала. Это происходит не каждый раз, когда я тебя трогаю. Мне пришлось тебя коснуться. Но на данный момент, мне кажется, ты отлично справляешься сама.

Я глянула на прикроватный столик и заметила, что мое фото было смещено ниже.

выше находилось письмо, которое я написала ему днём ранее. Казалось уже год прошел, с того времени, как я его писала.

— Ты получил мою записку, — сказала я.

— Ага. Это помогло объяснить, почему ты так упорно преследовала меня, — он рассмеялся, — Я до сих пор не могу поверить, что Жан-Батист впустил тебя. Это не только моя вина, когда я привел тебя сюда первый раз, но и его, что он позволил тебе найти меня. И я определенно не позволю свалить эту вину на мои плечи. Я никогда не пойму, как тебе удалось его убедить, чтобы он пустил тебя пройти внутрь.

Смех Винсента звучал очень похоже на победный.

— Ты потрясающая, — сказал он, его глаза излучали тепло.

Я сидела там и грелась в этом тепле, пока он не закрыл глаза и не откинул голову обратно на подушку.

— Ты как? — спросила я, забеспокоившись.

— Да я в порядке. Я просто чувствую себя очень уставшим. Не возражаешь, принести мне кое-что со стола? — он кивнул в сторону складного столика, установленного рядом с изголовьем его кровати, на котором было масса фруктов и орехов.

Я взяла тарелку с содержимым, а потом села обратно с этим рядом с ним.

— Спасибо, — сказал он, снова дотронувшись до моей руки, прежде чем взять фрукт и затолкнуть его в рот.

— Так значит, ожерелье предназначалось Шарлотте, — сказала я, с безразличным лицом.

Он усмехнулся.

— Видишь? Девушка — друг. Не моя девушка. Просто кто-то, кого я знаю вот уже… последние пятьдесят лет?

— Неважно, — быстро сказала я, смутившись.

— Конечно, нет, — сказал Винсент, с поддельно серьезным выражение лица и кивнул.

Я посмотрела вниз на свои руки.

— Ты сказал, что восстановление займет какое-то время. Короче, когда ты будешь на ногах?

— Всё зависит от того, в каком мы находимся состоянии, когда впадаем в спячку. Я не был ранен и ничего такого, поэтому к вечеру буду как новенький. Даже лучше.

Я бы сказала, что он, пытался разрядить атмосферу, но выглядел он таким усталым, что я не могла не почувствовать к нему жалость.

— О, Винсент.

— Кейт, всё, правда, не так плохо. Вообще-то хорошо бы немного поваляться… чтобы немного подзарядиться, потому что потом я не буду спать несколько недель.

Мой хмурый взгляд заставил его остановиться.

— Нам не нужно сейчас об этом говорить. Хотя бы не беспокойся обо мне. Я тот, кто должен беспокоиться о тебе.

— Как — как ты?

Я закатила глаза и рассмеялась.

— Ну, если ты не делаешь всякие успокаивающие штуки и я не убегаю как ненормальная с криками из твоего дома, думаю, что я вполне себе неплохо.

— Потрясающая, — снова сказал он.

— Ладно, заканчивай с лестью, — поддразнила я, — Оставь это для своей следующей жертвы, которую ты беспомощную затащишь в своё логово.

Смех Винсента был прерван звуком открывающейся двери. Я повернулась и увидела Жан-Батиста, вошедшего в комнату и Гаспара, идущего по его следу.

— Кейт, найди Шарлотту и остальных, — тихо сказал Винсент, — но как я уже говорил, ты не можешь уйти, не повидавшись со мной. Пожалуйста.

Гаспар проводил меня до открытой двери.

— Они на кухне, — сказал он, указывая в дальний конец коридора.

Затем он оставил меня в проходе и закрыл за собой дверь. Я последовала в направление распространения восхитительных запахов свежего хлеба в сторону кухни, но остановилась в нерешительности перед дверью, которая могла открываться туда-сюда. Нервно вздохнув, я толкнула дверь и вошла внутрь. Вся шайка сидела за огромным дубовым столом. Все как один смотрели на меня и ждали, что я сделаю.

Амброуз растопил лёд.

— Входи, человек! — сказал слегка приглушенным голосом из Стар Трек, с набитым ртом.

Шарлотта и Чарльз рассмеялись, а Жюль махнул рукой мне на пустой стул рядом с ним.

— Итак, ты пережила гнев Жан-Батиста, — сказал он, — Очень храбро.

— Очень глупо было приходить сюда, — добавил Чарльз, не отрывая глаз от своей тарелки.

— Чарльз! — возмутилась Шарлотта.

— Но это так! — сказал Чарльз, защищаясь.

— Дорогая, что ты будешь? — вмешался материнский голос над моим плечом.

Я обернулась и увидела пухленькую женщину средних лет в переднике.

У неё были нежно-розовые щеки, а её седеющие светлые волосы были собраны в пучок.

— Жанна? — спросила я.

— Да, милая Кейт, — ответила она, — Это я. Я всё слышала о вашем насыщенном вечере от других. Я сожалею, что не смогла познакомиться с Вами раньше, но, в отличие от остальных здесь присутствующих, мне нужен хороший ночной сон.

— Значит, ты не… — я заколебалась

— Нет, она не одна из нас, — ответил Жюль, — Но семья Жанны служит Жан-Батисту на протяжении…

— Более двух сот лет, — сказала Жанна, закончив его фразу, пока перекладывала гору жареных яиц на тарелку Амброузу.

Он одарил её очаровательной улыбкой и сказал,

— Жанна, выходите за меня, — а потом наклонился, чтобы поцеловать её руку, держащую сервировочную ложку.

— И не мечтай, — она рассмеялась и игриво похлопала его ложкой по руке.

Поставив кулаки на бедра, она посмотрела в потолок, как будто пытаясь вспомнить стихотворение, которое она когда-то запомнила.

— Мой пра-пра-пра-прадедушка (плюс несколько) был камердинером у Месье Гримода де ла Реиниэра и пошел на войну с ним, когда тот сражался за Наполеона. Моему предку было пятнадцать на тот момент. Монсеньор спас его, оттолкнув от летевшего на мальчика ядра, от чего погиб сам. Это хорошо, что у мальчика хватило решимости довезти тело Монсеньора обратно из России к месту погребения, поэтому он был там спустя три дня, когда Монсеньор очнулся и был в состоянии о нем позаботиться. И вот с тех пор моя семья с Монсеньором.

Она рассказывала эту удивительную историю так, как бы она описывала свой поход на рынок в то утро. Для неё это, наверное, было естественно, воспитавшие её мама с бабушкой, рассказывали ей ту же историю. Но я чувствовала себя совершенно разбитой, пока мой разум пытался снова и снова прокрутить последствия.

— Жанна, спасибо. Кейт снова выглядит почти нормальной, пока не начинает говорить, — сказал Жюль

— Со мной всё в порядке, — возразила я, улыбаясь ей.

— Я буду только немного хлеба и кофе, спасибо.

Жанна положила коробочку с кофе в высокотехнологичную кофе-машину и включила её, прежде, чем подбежать к духовке, принимая поднос с круассанами.

— Я ухожу, — сказал Чарльз, задвинув стул под стол, и легко стукнувшись кулаками с Жюлем и Амброузом, он вышел из кухни, даже не взглянув на меня.

Я посмотрела на остальных.

— Что я такого сказала?

— Кейт, — сказал посмеиваясь Амброуз, — ты должна помнить — несмотря на то, что телу Чарльза должно быть восемьдесят два года, уровень его зрелости застрял на пятнадцати.

— Я пойду с ним, — прощебетала Шарлотта, казалось она была смущена грубостью её брата-близнеца. Пока, Кейт.

Она наклонилась, чтобы расцеловать меня в обе щеки.

— Я уверена, что мы скоро увидимся.

— Итак, что теперь? — спросила я, когда дверь за ней закрылась.

Я, как ни странно, чувствовал, что разрываюсь между желанием вернуться в дом моих бабушки и дедушки и увидеть мою настоящую, живую, дышащую семью и желанием остаться здесь, среди этих людей, которые, всего после нескольких часов знакомства со мной, уже, казалось бы, приняли меня. Или, по крайней мере, большинство из них. И не важно, что они не были людьми.

Прежде, чем кто-нибудь что-нибудь успел ответить, через дверь пролезла голова Гаспара с прической в форме дикобраза.

— Кейт, ты можешь идти. Но Винсент просил тебя к нему зайти по дороге.

И он быстро растворился в коридоре.

Когда я поднялась на ноги, Жюль встал и сказал,

— Хочешь, я провожу тебя домой?

Амброуз кивнул, и с полным ртом сказал,

— Проводи ее домой.

— Нет, всё в порядке, я сама могу добраться до дому.

— Тогда я провожу тебя до дверей, — сказал Жюль, задвигая свой стул под стол.

— Жанна, всего хорошего. Спасибо за завтрак. Пока, Амброуз, — сказала я, в то время как Жюль, вежливо открыл дверь для меня, чтобы пропустить меня первой, и пошел со мной по длинному коридору к двери Винсента.

Когда я зашла, он закрыл за мной дверь и остался ждать в коридоре.

— И что же они говорят? — спросила я, подойдя к кровати.

Винсент был бледнее и выглядел слабее, чем прежде, успокаивающе улыбался.

— Все нормально, Я пообещал, что буду полностью за тебя отвечать.

Хотя, я и не знала, что всё это значит, но я разрывалась, думая, что мне не нужна приходящая няня с одной стороны, хотя с другой стороны мне нравилась мысль, что Винсент будет меня опекать.

— Теперь ты можешь идти, — продолжил он, — но, как уже говорил Жан-Батист, ты не можешь о нас никому рассказывать. Не то чтобы они тебе поверят, в любом случае, но мы стараемся, оставаться, под радаром насколько это возможно.

Я вопросительно взглянула на него.

— Ты слышала о вампирах? — спросил он, загадочно улыбаясь.

Я кивнула.

— Слышала об оборотнях?

— Конечно.

— А ты когда-нибудь слышала о нас?

Я покачала головой.

— Вот, что, милая Кейт, называется «стоять под радаром». И это мы умеем.

— Усекла.

Я взяла его протянутую руку.

— Могу я снова тебя увидеть через несколько дней? — спросил он.

Я кивнула, внезапно не уверенная, в том что могло быть в будущем. Задержавшись у двери, я сказала,

— Позаботься…, — а потом сразу же почувствовала себя глупо.

Он был бессмертным. Ему не о чем беспокоиться.

— Я имела в виду, отдохни, — поправила я себя.

Он улыбнулся, забавляясь моим замешательством, и отдал мне честь.

— Миледи, — Жюль вышел вперед, поклонился, как швейцаром в фильме «Торговец слоновой костью», и положил мою руку на свою руку.

— Так ли? — я не могла не засмеяться

Он очень старался, чтобы компенсировать мои огорчения. Вернувшись в большое фойе, я подобрала свою сумку. Когда я вышла на улицу, он дотронулся до моей руки и сказал,

— Слушай, Извини, я был груб до сегодняшнего дня, знаешь… в моей студии и музее. Я клянусь, тут не было ничего личного. Я просто пытался защитить Винсента и тебя… и всех нас. Сейчас, конечно, уже слишком поздно для этого, но, пожалуйста, прими мои извинения.

— Я всё понимаю, — ответила я ему, — Что тебе еще оставалось делать?

— Уф — она простила меня, — сказал он, кладя руку на сердце, очевидно к нему вернулось его игривое настроение.

— Итак. Ты уверена, что с тобой всё будет хорошо? — спросил он меня, подходя ближе с таким видом, что мне даже показалось, что это больше, чем дружеская забота о моём благополучии.

Он увидел, что я читаю его лицо и кокетливо улыбнулся, приподнимая одну бровь, как бы задавая вопрос.

— Со мной всё будет в порядке, правда. Спасибо тебе, — ответила я, краснея, и перешагнула через порог на мостовую.

— Винс придет тебя навестить, как только сможет, — сказал он, засовывая руки в карманы джинс и кивая на прощание.

Я помахала ему рукой в ответ и медленно вышла со двора на улицу, с таким чувством, будто у мне всё привиделось.

Глава 15

Выходные прошли как в тумане, моё тело было в одном месте, а мои мысли возвращались к дому на улице рю де Гренель.

Я не знала, чего ожидать от Винсента. В понедельник, когда мы с Джорджией пошли в школу, я заметила конверт, прикрепленный на входной двери и моим именем, написанным красивой старомодной прописью. Я открыла его и достала листок белого толстого картона, на котором было написано размашистым почерком: Скоро. В.

— Кто такой В? спросила Джорджия, приподняв брови.

— А, просто парень.

— Что за парень? — спросила она, остановившись, как вкопанная, и хватая меня за руку, — Преступник?

— Да, — рассмеялась я, высвобождаясь из её рук и потянув по направлению к метро, — За исключением того, что он не преступник. Он…

Он — ревенент, некто вроде нежити-ангела-хранителя, который бегает и повсюду спасает людей.

— Он просто зависает с какими-то сомнительными людьми.

— Гмм… Я думаю, мне нужно с ним познакомиться. Джорджия, ни за что. Я даже не знаю, собираюсь ли я с ним еще встретиться. Всё, что мне от тебя нужно, чтобы ты ничем не мешала и ничего не усложняла, прежде чем я действительно решу, что он мне нравится.

— О, да он тебе правда нравится.

— Ну ладно, он мне нравится. Я имею в виду, что собираюсь с ним встретиться.

Она скептически на меня посмотрела.

— Джорджия, я не могу объяснить. Давай просто не будем об этом говорить. Я обещаю, что дам тебе знать, если что-нибудь произойдет.

Мы, молча, шли пару секунд, а потом она сказала,

— Не беспокойся, я не буду пытаться увести его у тебя.

Я ударила её своей сумкой и мы сбежали по ступенькам в метро.

Винсент говорил, что хочет увидеть меня «через несколько дней», но прошло уже четыре дня, и я начала думать когда, если я вообще его когда-нибудь ещё увижу. Может передумал на счет меня, когда окреп. Или может Жан-Батист заставил его передумать. Я просто думала о его записке и надеялась, что он появится.

После того, как во вторник прозвенел последний звонок, я вышла из школьных ворот и направилась к автобусной остановке. Я притормозила, заметив знакомую фигуру, стоящую через улицу. Это был Винсент.

Его темные волосы блестели под сентябрьским солнцем и он излучал энергию и жизнь. Он выглядел каким-то совершенным мифологическим созданием. Он и есть некое совершенное мифологическое создание, напомнила я себе. Я почувствовала, как перехватило дыхание. Несмотря на то, что его глаза прятались за стеклами темных очков, я видела как его губы, изогнулись в улыбке, когда он увидел меня, идущей через ворота.

Рядом с ним был припаркован старинный красный Веспа и когда я перешла к нему через улицу, он подал мне соответствующий шлем. После четырехдневного ожидания, я почувствовала облегчение, когда охватила его руками.

Я засомневалась, вспоминая, как он выглядел, последний раз, когда я его видела последний раз, и отступила на шаг. Он был на пороге смерти. Лёжа в своей постели почти безжизненный, как в сцене из старинного черно-белого ужастика. И вот теперь он здесь, по прошествии четырёх дней, и каждая клеточка его тела пышет здоровьем. Что со мной? Я должна убегать от него так быстро, как только умею, а не наоборот. Монстр, не человек, напомнила я себе.

Он увидел, что я остановилась, и хотя он наклонился, чтобы поприветствовать меня, он сделал шаг назад и ждал, когда я сделаю шаг первой.

— Эй. Выглядишь гораздо лучше… более живым, — сказала я, напряженно ему, улыбнувшись, пока внутри меня шла битва между импульсивностью и осторожностью.

Он усмехнулся и потёр рукой затылок, его лицо выражало нечто средние между робостью и виноватым видом.

— Ага, побродим, поболтаем… — его голос оборвался, когда он увидел моё озабоченное выражение лица.

Решайся, подумала я, подталкивая себя к действию. Протянув руку, я взяла запасной шлем из его рук.

— Итак, восстать из мертвых… лучший фокус вечеринки, — сказала я, натягивая шлем.

На лице Винсента сразу же появилось облегчение.

— Да, надо как-нибудь показать тебе, как это работает, — рассмеялся он и, перекинув ногу через скутер, подал мне руку.

Я неуверенно взяла её. Она была теплой. Мягкой. Смертной. Я устроилась позади него и все свои сомнения затолкнула обратно в дальние уголки своего сознания.

— Куда мы едим? — спросила я, когда, наконец позволила себе ощутить азарт, который из-за всех сил пытался вырваться на свободу.

— Просто небольшая поездка по городу, — сказал он, когда завел Веспу и выехал на улицу.

Держась за Винсента, я чувствовала, словно я на небесах, а проезжая на стареньком Веспе через Париж, я думала, что это лучшее приключение за последние годы. Мы пересекли мост над Сеной в Париже и срезав через город поехали вдоль набережной. В осеннем свете мерцала вода.

После двадцати минут езды, мы приехали к Иль Сен-Луи, одному из двух естественных островов в середине Сены, которые связаны с материком мостами, и мостиками друг с другом.

Винсент привязал на замок скутер к воротам, а затем, взяв меня за руку, повел по длинному пролету каменных ступеней к кромке воды.

— Слушай мне жаль, что я не смог прийти раньше, — сказал он, прогуливаясь со мной за руку по причалу, — Я должен был выполнить работу для Жан-Батиста. Я пришел, как только смог.

— Да всё нормально, — ответила я, воздерживаясь от расспросов.

Я бы предпочла забыть обо всех странных событиях, будто из романов фэнтези, которые произошли на прошлых выходных. Я хотела притвориться, что мы всего-навсего парень с девушкой, которые проводят день у воды. Но у меня было такое мучительное чувство, что мечта не продлится долго. Когда мы по узкому тротуару подошли туда, где заканчивается остров, перед нами открылась большая вымощенная терраса.

— Здесь летом всегда многолюдно, но никто и не думает приходить сюда, другое время года, — Он весь наш, — сказал Винсент и повел меня на северную сторону.

Спустившись к краю террасы, он расстелил своё пальто на камне и протянул ко мне руку, чтобы усадить. У меня было такое чувство, что мы кроме нас на Земле никого больше не было. Этот рыцарь в сияющих доспехах перенес меня на свой маленький островок покоя в центре шумного города и хотел провести со мной несколько сказочных моментов. Это не могло быть настоящим.

Мы наблюдали, как крошечные волны искрились и вспыхнули как зеркала на солнце, на поверхности быстрой реки голубовато-зелёного цвета. Гигантские пухлые облака плыли по широкому небесному простору, которые редко можно заметить, прогуливаясь среди городских зданий. Волны громко плескались у основания стены, когда мимо проезжали лодки, звуки их ударов нарастали. Я закрыла глаза и позволила безмятежности этого места течь через меня.

Винсент коснулся моей руки, разрушая чары. Он морщил лоб, подбирая слова. Наконец он заговорил.

— Ты знаешь, что я такое, Кейт. Или, по крайней мере, ты знаешь основное.

Я кивнула, гадая, что же будет дальше.

— Дело в том, что… я хочу узнать тебя. Я чувствую к тебе то, чего у меня не было долгое, долгое время. Но, учитывая то, чем я занимаюсь, — он помолчал, — Это сложно.

Видя его мученическое выражение лица, я чувствовала, как прикасаюсь к нему, утешаю его, но вместо этого я использовала каждую унцию, из оставшихся, своего самообладания, чтобы усидеть на месте и держать язык за зубами. Он, очевидно, думал о том, что собирался сказать, и я не хотела его отвлекать от этого.

— Ты только что прошла через огромную потерю. И последнее, что я хотел бы сделать — сделать всё еще более болезненным для тебя, чем уже есть. Если бы я был обыкновенным парнем, живущий обычной жизнью, я бы даже не стал заговаривать с тобой об этом. Мы могли бы вместе тусоваться, понять куда это нас приведет, и, если бы это сработало, было бы здорово. Если нет, то каждый бы пошел своим путем.

— Но я не могу пойти на это с чистой совестью. Не с тобой. Я не могу позволить кому-то, кто, как я чувствую, мне глубоко не безразличен, начать это путешествие, не зная о последствиях. Зная, что я другой. Поэтому я понятия не имею, что всё это может значить, если зайдет дальше…

Он, казалось, был напуган своими словами и тем, что решил их вот так высказать.

— Я ненавижу даже то, что приходится говорить с тобой об этом. Всего слишком много и всё случилось слишком быстро.

Он на мгновение замолчал и посмотрел вниз на наши руки, которые разделяли всего несколько дюймов гальки.

— Кейт, я не могу удержаться от желания быть с тобой. Поэтому я всё это выкладываю перед тобой, чтобы ты всё взвесила и решила, что ты хочешь. Я хочу попытаться. И понять, что у нас выйдет. Но я могу уйти прямо сейчас, если ты дашь мне слово-то, что ты знаешь останется только при тебе. То, что дальше будет с нами, зависит от тебя. Тебе не обязательно решить всё прямо сейчас, но было бы неплохо знать как ты относишься к тому, что я сказал.

Я подобрала свои ноги, которые болтались на краю причала, и обняла их.

Я, молча раскачиваясь взад и вперед несколько минут и сделала то, что редко себе позволяла. Подумала о родителях. О своей матери. Она дразнила меня за импульсивность, но всегда говорила мне следовать за своим сердцем.

— У тебя добрая душа, — однажды сказала она, — Я бы не сказала такого Джорджии, и Бога ради не говори ей этого. Но у неё нет такой интуиции, как у тебя. Такой способности видеть вещи такими, какие они есть. Я не хочу, чтобы ты боялась пройти мимо тех вещей, которые действительно хочешь от жизни. Потому, я думаю, ты хочешь правильные вещи.

Если бы она могла бы только видеть то, чего я хотела сейчас, она взяла бы свои слова обратно.

Переведя взгляд от проходящих мимо судов на Винсента, сидевшего неподвижно рядом со мной. Я изучала его профиль, пока он смотрел на воду, погруженный в свои мысли. Это даже не выбор. Какого я пытаюсь обмануть? Я приняла решение еще в первый раз, когда увидела его, и неважно, в чём мой разум пытался убедить меня с тех пор.

Я наклонилась к нему. Дотронувшись до него, я обхватила своими пальцами его руку, проведя ими по его теплой кожи. Он повернул голову и посмотрел на меня с такой тоской, что у меня ёкнуло сердце. Я слегка коснулась своими губами бронзовой поверхности его щеки и собрала все силы для того, чтобы сказать слова, которые, я знала, должна была сказать.

— Винсент, я не могу. Я не могу сказать да.

В его глазах читалась боль, даже отчаяние, но не удивление. Мой ответ был таким, какой он ожидал.

— Но я и не говорю нет, — продолжила я, и заметно расслабился, — Мне нужно кое-что сделать, если мы собираемся видеться друг с другом.

Он издал низкий, сексуальный смех.

— Значит, ты выдвигаешь требования, не так ли? Ну, что ж давай их выслушаем.

— Я хочу неограниченный доступ.

— Звучит интересно. К чему именно?

— К информации. Я не могу с тобой встречаться, если не понимаю, с чем имею дело.

— Ты хочешь знать всё прямо сейчас?

— Нет, но я не хочу думать, что ты что-то еще от меня скрываешь.

— Справедливо, пока это распространяется в обоих направлениях.

Легкая улыбка приподняла уголки его совершенно вылепленных губ. Я отвела взгляд прежде, чем растеряла всю свою храбрость.

— Мне нужно знать, когда я не буду тебя видеть какое-то время. Когда у тебя этот «смертельный сон». Чтобы я не волновалась, что ты не убежал из-за моей «смертности» или моих бесконечных расспросов.

— Согласен. Всё довольно легко планировать, когда всё идёт нормально. Но, если что-то случится… из ряда вон…

— Что, например?

— Ты помнишь, что говорил, как мы остаемся молодыми?

— О, верно.

Перед моим взором предстала ужасная картина, в которой Жюль бросается под поезд.

— Ты имеешь в виду, когда вы спасаете кого-то.

— Тогда, я уверен, что ты получишь весточку от меня через кого-нибудь из моих близких.

Я вспомнила, как он произнес слово, которое уже употреблял раньше.

— Почему ты говоришь «близкий»? — Потому что мы так называем друг друга, — Звучит, как будто мы в средневековье, ну ладно, — сказала я скептически.

— Что-нибудь еще? — спросил он, с каждой секундой всё больше походившего на школьника в ожидании, что он вот-вот понесёт своё наказание.

— Да. Это не должно произойти прямо сейчас, но… но тебе придется познакомиться с моей семьёй.

Меня изумило, что Винсент рассмеялся с удовольствием и облегчением. Наклонившись, он обнял меня и сказал,

— Кейт, я знал, что ты старомодная девушка. Девушка всего моего сердца.

Я позволила себе на несколько секунд раствориться в его объятиях, а затем отстранилась и приняла наиболее серьезный вид, какой только могла изобразить.

— Винсент, я ничего не обещаю. Только следующее свидание.

Вдруг я почувствовала себя прежней — меня до бруклинской аварии — наблюдавшей снаружи за новой мной, той, которая еще год назад не могла представить, что можно так мгновенно повзрослеть. За мной, которая, пострадала в этой трагедии. Я удивлялась самой себе, как сидя рядом с таким, захватывающим дух, парнем, я говорила с ним, так предусмотрительно. Как же я превратилась так быстро в такого уравновешенного человека? Как я могла сидеть там, стоически, устанавливая, условия для того, чего хотела больше всего на свете?

Самосохранение. Мне на ум пришло это слово, и я знала, что поступаю правильно. Всё моё существо было разодрано в клочья, когда я потеряла родителей. И я не хотела влюбляться в Винсента, рискуя также потерять его. В глубине души я знала, что едва выжила, поле того, как не стало родителей. Я другого раза я могу не пережить.

Глава 16

— Давай пройдемся, — сказал Винсент и помог мне подняться на ноги, протягивая мне руку, чтобы я удержалась.

Мы гуляли и наблюдали за тем, как мимо нас бороздили лодки по темно-зеленой воде, оставляя пенистый следы за собой и отправляли большие раскатистые волны, которые ударялись о камни под нашими ногами.

— Ну, и как ты… умер? Я имею в виду в первый раз, — спросила я.

Винсент откашлялся.

— Могу я тебе попозже рассказать свою историю? — спросил он, испытывая неловкость. — Я не хочу показаться тебе еще более странным, говоря о том, каким я был прежде, не имея шанса показать тебе, какой я сейчас.

Он мне неловко улыбнулся.

— Это означает, мол, мне нечего рассказать тебе о своем прошлом? — я повернулась назад.

— Нет, — простонал он. — Тем более, что я едва начал узнавать тебя.

Он остановился.

— Только, пожалуйста, не спрашивай меня пока. О чем угодно, только не об этом.

— Хорошо, как на счет того… почему ты хранишь мою фотографию возле своей постели? — я споткнулась.

— Это навело на тебя ужас? — спросил он, рассмеявшись.

— Да, вроде того, — признала я. — Не смотря на то, что я видела её около секунды после того, как обнаружила тебя мертвым в кровати, так что градус ужаса был уже довольно высок.

— Ну, мы с Шарлоттой должны были за неё побороться, — сказал он. — Ты заметила фотографии на моих стенах?

— Да. И на шарлоттиных тоже. Она сказала, что спасла всех этих людей.

Он кивнул.

— Они наше спасение. И поле того, как мы спасли тебя, мы оба претендовали на твою фотографию.

— Как это, — спросила я озадаченно.

— Ну, ты помнишь тот день в кафе, когда ты чуть не стала частичкой истории Парижа? — я кивнула.

— Шарлотта помахала тебе, именно поэтому ты вовремя встала и избежала падения на тебя камня. Но я тот, кто сказал ей о том, что произойдет.

— Ты был там? — спросила, остановившись как вкопанная и уставившись в упор на него.

— Да… духом. Вне тела, — сказал Винсент и притянул меня к себе.

— Духом? Я думала, ты сказал, что вы не призраки.

Винсент положил свою руку на мою и я начала ощущать как будто в меня попадали мини дозы транквилизаторов.

— Прекрати со своими «успокаивающими прикосновениями», просто объясни. Я справлюсь.

Винсент оставил мою руку в своей, но теплое неясное ощущение ушло. Он виновато улыбнулся, словно его застукали за списыванием на экзамене. Я почувствовала, что довольно хорошо со всем справляюсь, без лишних подбадриваний себя. Кроме того, узнав, что парень, который мне нравиться бессмертен, я думала, что вполне спокойно усвоила уроки о том, как это всё сверхъестественное работает. Я не сходила с ума. Особо. Ладно, за исключением того, случая, когда я видела, как погиб Жюль. И нашла некролог с фотографиями. И наткнувшись на «мертвого» Винсента в его постели. Все, из которых были абсолютно чётко сводящими с ума случаями, успокоила я себя. Винсент говорил, поэтому я попыталась сосредоточится.

— Вернемся к разговору о духе. Но то, что я говорил обо мне с Шарлоттой и Чарльзе — это что-то вроде наших методов работы, как ревенантов. Мы обычно перемещаемся по трое, когда «дозорничаем»… так мы это называем, когда мы… мм….патрулируем. Таким образом, если что-то происходит…

— Как тогда с Жюлем в метро?

— Именно. Затем остальные предупреждают Жан-Батиста, который должен будет убедиться, что мы получим тело.

— И как он это делает? У него есть связи с городским моргом?

Я сказала это в шутку, но Винсент улыбнулся и кивнул.

— И в полиции, среди других организаций.

— Удобно, — сказала я, стараясь не выглядеть удивленной.

— Очень, — согласился он. — Они, возможно, считают, что Жан-Батист какой-то бандит или некрофил, но то количество денег, которое он платит за нужные ему услуги, кажется, заставляет людей забыть свои вопросы.

Я молчала, думала о том, как сложен, должно быть, весь «нежить, спасающая жизни» бизнес. И вот я вломилась на их тщательно спланированную вечеринку без приглашения. Не удивительно, что меня не было в списке приглашенных Жан-Батистом.

— Шарлотта объяснила, что, когда мы в спячке, наши тела мертвы, но наш мозг все еще активен.

Я кивнула.

— Она всё немного упростила. На самом деле в первый из трех дней нашей спячки мы мертвы и телом и разумом. Всё отключено, как, если мы были любым другим трупом. Но на второй день мы переключаемся в другой режим — мы мертвы только «телом». Если мы были ранены, после нашей последней спячки, наше тело начинает излечивать себя, а наш разум просыпается. На два дня наше сознание может вроде как… покидать наши тела. Мы можем перемещаться. Мы можем друг с другом разговаривать

Я не могла в это поверить. Были ещё «правила ревенентов» Куда уж может быть еще странней, думала я.

— Плавающие снаружи своего тела? Теперь я понимаю, почему Чарльз сказал, что ты были призраками.

Винсент улыбнулся.

— Когда наш разум покидает тело, мы называем это — парящий.

— Парящий в смысле «летающий»?

— Именно. И пока мы парим, у нас возникает как бы совершенное шестое чувство. Это не совсем предсказание, но мы можем почувствовать, когда что-то должно произойти, и это поможет остальным спасти кого-нибудь. Это как заглянуть в будущее, но только то, которое происходит близко к нашему непосредственному местоположению, и лишь минуту или две в прошлое, где мы.

В яблочко… это еще страннее.

Винсент должно быть почувствовал сомнение с моей стороны и правильно, потому что я была потрясена. Он потянул меня к каменной скамье рядом с набережной и сел рядом со мной, давая мне время, чтобы переварить всю эту невероятную историю. Перед нами вдоль реки на поверхности воды отражались здания.

— Кейт, я знаю, это звучит странно. Но это один из тех даров, которым мы обладаем как ревененты. Только одна из наших «супер сил», как ты выразилась. Как тогда, когда ты увидела меня и Жюля в метро: нас вообще-то там было трое. Амброуз был парящим, и дал нам знать, прежде чем человек спрыгнул. Жюль сказал, что возьмет всё на себя, пока я заслонял тебя от наблюдения за ним.

Винсент улыбнулся немного смущенной улыбкой.

— Также, Амброуз был причиной, по которой мы столкнулись с тобой в музее Пикассо. Он увидел тебя снаружи и предложил Жюлю войти нам внутрь и преподать урок кубизма.

— Но как Амброуз узнал, кто я такая? — спросила я недоверчиво.

— Это была идея Амброуза, заставить меня столкнуться с тобой, в шутку. Я рассказывал другим о тебе, еще даже когда мы не спасли тебя в кафе.

Он поднял сухой листок и начал крошить его между пальцами.

— Ты рассказывал? — я открыла рот от удивления.

— О чем ты говоришь?

— Эх… Ты же не думаешь, что я тебе расскажу? — он лукаво улыбнулся. — Я не могу выдать все свои секреты за один раз. Позволь мне сохранить хотя бы толику достоинства!

Я закатила глаза и ждала, что будет дальше. Но я была в тайне в восторге от подобного откровения.

— В любом случае, в тот день тебя чуть не раздавила падающая кладка. Я был парящим и с Шарлоттой и Чарльзом, и увидел, что здание рушится за минуту до того, как это произошло. Я сказал Шарлотте, что тебе нужно передвинуться и она жестом попросила тебя подойти. Вот почему мы ода претендовали на твою фотографию для нашей «стены славы».

Он улыбнулся и перевел свой пристальный взгляд от уже изодранного листа к моим глазам, оценивая мою реакцию.

— Но зачем фотографии? Они — я вздрогнула — «трофеи»?

— Нет. Это не то, чтобы мы злорадствуем или соревнуемся. Это гораздо глубже, — сказал Винсент и его улыбку сменила неловкость.

— Трудно не заработать своего рода… одержимость… нашими спасенными, особенно теми за которых мы умираем. Неоднократно умирать не так-то легко. И поэтому очень хочется знать, что произошло с человеком, за которого ты, в последствие умер. Изменил ли предсмертный опыт их жизнь. Была ли принесенная тобой жертва для них, их семей, людей, которые их знали, была эффектом бабочки и так далее.

Он неловко рассмеялся.

— Если мы не действуем осторожно, то получается, будто мы преследуем их. Такое случается. Это лёгкая ловушка для тех, кто не знает. К счастью, Жан-Батист уже пару сотен лет держит нежить у себя на коротком поводке. Он заставляет нас придерживаться плана тройной разведки. — Винсент усмехнулся. — Мы можем вернуться и сфотографировать наших спасенных, после того как спасем их. Тогда мы можем дважды в виде парящих проверить их, но другого способа контакта не рекомендуется. После этого, мы можем удовлетворить наше любопытство, погуглив их, чтобы сердцу было спокойнее.

— Так значит Амброуз наплевал на правила, когда столкнул нас в одной комнате музея.

Он улыбнулся.

— С правилами и так уже была лажа. Как я уже говорил, моё увлечение тобой началось задолго до того инцидента с обрушением здания.

Винсент избегал смотреть мне в глаза.

Бросив остатки изуродованного листа в воду, он протянул руку и накрыл её своей. Я услышала предупреждающий звоночек у себя в голове, пока я фильтровала информацию, которую мне выдал Винсент. И вдруг что-то щелкнуло.

— Винсент, то есть, ты говоришь, что, не смотря на то, что не погиб из-за меня, ты становишься «одержимым», после того, как спас мне жизнь?

— Более одержимым, — кивнул Винсент, продолжая отводить взгляд.

— Так, если одержимость неизбежна, то, что делает меня отличающимся от любого другого тобой спасенного? Возможно причина, что я нравлюсь тебе, состоит в том, что я только, оказывается, живу с тобой через улицу и пересекаюсь с тобой чаще, чем остальные. Ты спас меня, но вместо того, чтобы исчезнуть из твоей жизни как все остальные, я продолжаю появляться и разжигаю твою одержимость. Откуда ты можешь знать, что это всё не из-за твоей одержимости?

Он молчал.

— Не можешь, не правда ли? — я в замешательстве покачала головой.

Мой живот от отчаяния скрутило.

— Мне было интересно как такой как ты мог влюбится в такую как я. Когда ты пришел к мысли, что я не просто глупая обожательница, как в первые пару раз, когда я тебя увидела и как ты смотрел на меня, будто я девушка твоей мечты.

И это был ответ. Это не имеет ко мне никакого отношения. Это просто своего рода неестественная склонность к спасенным, которая прилагается к тому, чтобы быть ревентами.

Я знала, что это не могло быть правдой, подумала я про себя.

Винсент опустил голову на руки и сидел так около минуты, потирая виски, прежде чем заговорить.

— Кейт, я спас сотню женщин и никогда такого не чувствовал ни к одной из них. Я заинтересовался тобой прежде, чем спас твою жизнь. Я признаю, что часть со спасением сделала тебя более незабываемой. Это в своём роде укрепило моё желание познакомиться с тобой. Может быть, я вёл себя как придурок, когда мы первый раз разговаривали, но с тех пор как я позволял что-нибудь испытывать к кому-нибудь прошло много времени. Я просто не практиковался быть человеком. Ты должна мне верить.

Я искала в его лице хоть какой-нибудь намёк на обман. Он, казалось, был абсолютно искренним.

— Винсент, тогда ты должен быть со мной честен, — сказала я. — Если ты внезапно осознал, что есть, такие же, как и я, спасенные, с которыми ты сблизился, я хочу знать об этом немедленно.

— Кейт, я буду честен. Я никогда не солгу тебе. Или утаишь от меня то, что я должна знать.

— Даю слово.

Я кивнула.

Солнце уже садилось и в зданиях над нами стал появляться свет и его отражение мерцало как огоньки пламени.

— Кейт, что ты чувствуешь?

— Честно?

— Честно.

— Страх.

— Давай я отведу тебя домой, — сказал Винсент, с сожалением в голосе.

Он поднялся на ноги и притянул меня рядом с собой.

Нет! подумала я. И произнесла громко, запинаясь, — Нет… еще нет. Давай не будем так заканчивать сегодняшний день. Давай сделаем что-нибудь еще. Что-нибудь обычное.

— Ты имеешь в виду нечто, помимо разговоров о смерти, летающих духах, и одержимых бессмертных?

— Это было бы чудесно, — сказала я.

— Как насчет ужина? — сказал Винсент.

— Давай, — кивнула я. Только дай-ка я скажу Джорджии, что я не буду есть дома.

Я достала свой сотовый из сумки и набрала текст: ужинаю не дома: Пожалуйста скажи М и П, что буду не слишком поздно.

Винсент взял мою руку и переплёл свои пальцы с моими, посылая маленькие ударные волны через моё сердце. Мой телефон зазвонил, когда мы добрались верхушки лестницы. Это была Джорджия.

— Да?

— Итак с кем ты собираешься ужинать?

— Почему ты так хочешь знать? — улыбнулась я, поглядывая на Винсента.

— Давай скажем так, что я беру на себя роль твоего законного опекуна, серьезно, — промурлыкала она.

— Ты не мой опекун.

Джорджия рассмеялась.

— С кем ты?

— С другом.

— В?

— Вообще-то да.

— О, Боже мой, куда вы собрались? Я приду и сделаю вид, что была поблизости и смогу на него посмотреть.

— Ни за что, кроме того, я еще не знаю, куда мы собираемся.

Винсент одарил меня лукавой улыбкой.

— Джорджия? — спросил он.

Я кивнула и он потянулся к телефон.

— Здравствуйте, это Джорджия? Говорит Винсент. Мне следовало обсудить это свидание с Вами прежде, чем приглашать Вашу сестру? — он рассмеялся, и я была уверенна, что обаяние Джорджии уже распространилось и на него.

Наконец, он сказал,

— Нет я не думаю, что у нас сегодня в планах встреча с «народом», но я уверен, что мы скоро столкнемся друг с другом.

— Почему нет, спросите Вы? — он подмигнул мне и я вздрогнула.

Это было невероятно, как он влиял на меня. В опасном смысле.

— Вы должны будете спросить свою сестру. Она здесь у нас командует.

Глава 17

Мы сидели друг на против друга за крохотным столиком в, подобном пещере, ресторане Марэ. Десятки мерцающих свечей освещали пространство вокруг нас. Наши ноги были переплетены под столом, мои покоились между его, и ощущение прикосновения его тела, доводило мою кровь до состояния медленного кипения с того момента, когда мы сели и до того пока мы ушли.

Я пыталась бороться с чувством, что мы с Винсентом пара. Это была наше первое настоящее свидание, в конце концов, и, даже, после того как Винсент всё честно рассказал всю правду о своей сущности монстра, я все равно ничего о нём не знала. Еще не настало время, чтобы понизить мою самозащиту. Я решила сохранить существующий порядок вещей.

— Ты говорил со мной на английском весь день и не сделал ни одной ошибки, — я похвалила его, пока мы дожидались свою еду.

— Когда ты спишь так мало как мы, у тебя остается очень много времени на такие вещи как книги и фильмы. Я предпочитаю читать книги на языке оригинала и смотрел фильмы без субтитров. Так мне удалось выучить свои любимые: английский, итальянский и кое-какие из скандинавских языков.

— Ладно, это начинает меня пугать.

— Я уверен, будь у тебя достаточно десятилетий, чтобы поработать над этим, то ты бы точно меня превзошла, — он ответил, его глаза были яркими в мерцающем свете свечей.

Официант поставил перед нами наши тарелки.

— Bon appétit, — сказал Винсент, дожидаясь пока я возьму свои вилку с ножом прежде, чем прикоснуться к собственным.

— Итак, ты ешь обычную пищу, — заметила я, наблюдая, как Винсент отрезает кусок от своей утиной грудки.

— Что? Ты ожидала от меня, что я закажу сырые мозги? Я думал, что мы будем держаться подальше от мистической темы разговоров сегодня вечером, — сказал он с усмешкой.

— Я не каждый вечер ужинаю с бессмертным, — пошутила я. — Дай мне немного отдышаться.

— Мы едим обычную пищу. Мы пьём обычную воду. Мы не спим, за исключением того, когда мы в спячке, что на самом деле нельзя считать сном. В остальном всё, тоже самое, как у всех… — его глаза сощурились, а на лице появилась сексуальная улыбка.

— Это я слышала.

Я покраснела и сосредоточилась на своем столовом серебре.

— Кейт?

— Ммм?

— Какое твое полное имя?

Я встретилась с ним глазами.

— Кейт Бомонт Мерсье Бомонт — девичья фамилия моей матери.

— Французское.

— Да.

— У меня французские корни по обе стороны семьи. Так или иначе, это по-южному добавлять свои девичьи фамилии к именам своих детей. А мама выросла на юге. Вообще-то в штате Джорджия.

— Теперь всё встало на свои места.

Винсент улыбнулся.

— А твоё?

— Винсент Пьер Генри Делакруа. У нас во Франции дают два вторых имени. Пьер — это имя отца, а Генри было именем деда.

— Звучит очень по аристократичному.

— Может да, может нет, — рассмеялся Винсент. — Но моя семья ничто по сравнению с семьёй Жан-Батиста. Легко понять его происхождение.

— Жан-Батист, — пробормотала я. — Кажется, я ему не очень понравилась.

Лицо Винсента потемнело.

— Я хочу, чтобы ты знала, несмотря на то, что Жан-Батист мне как семья, на мое мнение о тебе его никак не повлияет. Если ты хочешь ему понравиться так же как мне, то рискну тебя успокоить, так и будет. Ты должна заслужить его доверие… а он его так просто не раздает. Но до тех пор, пока ты со мной. Он будет уважать мой выбор и вести себя впредь культурно.

Увидев сомнение на моём лице Винсент быстро добавил,

— Конечно в том случае, если мы будем продолжать встречаться. Что, я надеюсь, так и будет.

Я кивнула, показывая, что поняла и Винсент, кажется, с облегчением понял, что я никуда не сбегу после его убедительной речи и сменил тему.

— И так вы с сестрой очень близки?

— Да, она меня даже не на целых два года старше, поэтому мы всегда шутили, что мы близнецы. Но мы абсолютно разные.

— Насколько?

Я откусила кусок и думала, как бы описать мою сестру, общительную бабочку, и чтобы это не выглядело, будто она поверхностная.

— Джорджия — абсолютный экстраверт. — Не то чтобы я была сверх застенчивым существом, но я не возражаю проводить время наедине с собой. Моя сестра может быть с людьми двадцать четыре часа, семь дней в неделю. В Нью-Йорке её все знали. Ей всегда удавалось найти лучшее вечеринки и быть в окружении своей свиты: музыкантов, Ди-джеев, художников.

— И дай-ка я угадаю… ты была слишком занята чтением и хождением по музеям, чтобы присоединиться к ней.

Я рассмеялась, когда увидела кривую усмешку Винсента.

— Нет, я иногда с ней ходила. Но я не была, как Джорджия, в центе внимания. Я была просто сестренкой Джорджии, которую она брала с собой. Она заботилась обо мне. Она всегда напоминала кому-нибудь из своего окружения убедиться, что я хорошо провожу время.

Я не стала упоминать, как она всегда подсовывала мне кавалера: роскошных хипповых парней, которые с энтузиазмом брали на себя задачу развлекать сестру Джорджии. С несколькими из них подобные ситуации переросли в нечто большие. На самом деле, не особо-то и большее, но, если один из этих парней появлялись на вечеринке, куда мы Джорджией приходили, я знала, что со мной потанцуют, посидят рядом и может быть позже, ночью, даже поцелуют в каком-нибудь тёмном углу комнаты. Джорджия называла их — мои «мальчики для вечеринки».

Сейчас, когда я сидела с Винсентом за одним столом друг напротив друга, который значил больше, чем жизнь, все те казались призраками. Тенями по сравнению с ним.

— Я переживала, как она справится с тем, что сошла со своего престола «королева ночной жизни», когда мы переехали, — продолжала я, — но я недооценила её. Она уже на пути к достижению того же статуса здесь.

— Другой город, тоже место действия?

— Она практически каждый вечер отсутствует, так что даже Папи с Мами не могут заставить остаться её дома. Но в отличие от Нью-Йорка я не хожу с ней.

— Знаю, — сказал он, нанизывал картофель на свою вилку, а затем остановился и быстро взглянул, чтобы понять, заметила ли я его промах.

— Что? — спросила я удивленно и тогда, я вдруг вспомнила слова Амброуза: Мы её проверяли и она не шпионка.

— Ты следил за нами! — я одновременно смутилась и была польщена. Я вытащила свои ноги и его и оставила их на своей стороне под столом.

— Никто не следил за Джорджией, только за тобой. И это был ни я. В конце концов, через день, когда мы поговорили в музее Пикассо. После этого я почувствовал, что должен оставить тебе некоторую частную жизнь. Это были Амброуз и Жюль; как только они узнали, что я… заинтересовался тобой, они настояли на том, чтобы убедиться, что ты нам не опасна. Хотя, я никогда в тебе не сомневался. Честно.

— Опасна? — спросила я испуганно.

Винсент вздохнул.

— У нас есть враги.

— В каком смысле? — Давай сменим тему, — сказал Винсент.

— Последнее, чтобы мне хотелось, так это вовлекать тебя в нечто, что может подвергнуть тебя опасности.

— Ты в опасности? — спросила я.

— Нам не часто приходиться связываться с ними. Но, когда это всё-таки происходит, каждая сторона в конце концов пытается уничтожить другую. Поэтому, так как ты просила меня быть честным, я вынужден сказать — да. Но у меня есть опыт нескольких десятилетий, чтобы защитить себя. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась.

Я неожиданно вспомнила свою прогулку с Джорджией вдоль набережной ранним утром.

— В ту ночь я видела, как ты сиганул в Сену за той девушкой. Под мостом дрались люди. На мечах.

— Ну, тогда, значит, ты уже видела их. Это были нума.

Даже одно это слово звучало зловеще. Я вздрогнула.

— Кто они? — Они такие же, как мы, только наоборот. Они ревененты, но их судьба не в том, чтобы спасать жизни. Они их уничтожают.

— Я не понимаю.

— Мы бессмертные, пока мы умираем, спасая чью-нибудь жизнь. Они выигрывают своё бессмертие, отбирая жизни. Похоже, вселенной нравится, что бы всё было в равновесии.

Он горько улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что они воскресшие убийцы? — я чувствовал, как холодное лезвие паники прошло от моего живота к сердцу.

— Не просто убийцы. Все они подводили кого-нибудь к смерти.

Я резко вдохнула.

— Что? Погоди минутку. Ты хочешь сказать, что любой, кто умер после того, как его кто-то предал смерти, возвращается плохим бессмертным парнем?

— Нет, не совсем. Только некоторые. Такие как мы. Не каждый, кто умирает, спасая кого-то, воскрешает. Я объясню это как-нибудь в другой раз — это сложновато. Всё, что тебе нужно знать — это то, что нума плохие. Они опасны. И они никогда не умрут, потому что они продолжают убивать. Чему способствует их направление работы: они — в основном прославленные мафиози, контрабандная проституция и наркосиндикаты, а для того, чтобы иметь юридическое лицо для своих дел, они владеют барами и клубами. Не удивительно, что в их мире возможность для смерти и подведению к ней происходят достаточно часто.

— И это… они дрались под мостом в ту ночь? — Винсент кивнул. — Девушка, которая прыгнула. Она связалась с ними. Они привели её к решению убить себя, а потом пошли за ней, чтобы убедиться, что она последует своему решению.

— Но она выглядела такой юной. Сколько ей было?

— Четырнадцать.

Я вздрогнула.

— Так вот почему вы были там? — спросила я.

— Чарльз и Шарлотта прогуливались с парящим Жюлем. Жюль увидел всё прежде, чем это должно было произойти и поспешил домой за мной и Амброузом. Когда мы добрались, близнецы сдерживали несколько нума под мостом, пока девушка… Ну, ты видела, что произошло. Я добрался до ней как раз перед тем, как она прыгнула.

— Вы разобрались… с плохими парнями? — я не хотела произносить слово, которое оказывала на меня такой дестабилизирующий эффект.

— С двумя из них, да. Пара других убежали.

— Итак, ты не только спасаешь людей. Ты ещё убиваешь.

— Нума — не люди. Если у нас есть возможность уничтожить злого ревенета, мы так и поступаем. Люди всегда могут измениться, вот почему мы избегаем их убийства, если можем. Всегда есть возможность искупить всё в будущем. Но не нума. Они встали на свой путь, когда были еще людьми. Однажды став ревенентами, они потеряли всякую надежду на спасение.

Итак, подумала я, Винсент был убийцей. Убийца плохих парней, но всё равно убийца

Я не знала, что я чувствовала по этому поводу.

— А девушка, которая сбросилась с моста?

— С ней всё хорошо.

— Ты одержим ей? — Винсент рассмеялся.

— Теперь, насколько я знаю у неё всё хорошо, нет.

Под столом, он затащил мои ноги между своими, и ко мне вернулось тепло.

— Я просто везунчик, что ревененты не могут читать мысли других, потому что Жан-Батист убил бы меня, если бы узнал, что я рассказал тебе о нума.

— Нарушение безопасности? — рассмеялась я.

Винсент улыбнулся.

— Да, но я тебе доверяю Кейт.

— Здесь без проблем, — сказала я.

— Ты, наверное, уже знаешь благодаря вашей шпионской сети, но мне некому рассказывать, даже если бы захотела. Не похоже, чтобы толпа моих друзей дожидалась услышать последние сплетни о нежити.

Винсент рассмеялся.

— Нет. Но у тебя есть я.

— Тогда я буду осторожной, чтобы не проболтаться о монстрах, окружающих тебя. Как так получилось, что мы только и делали, что разговаривали в течение двух часов, а я всё еще о тебе ничего не знаю? — жаловалась я, когда мы покинули ресторан.

— Что ты имеешь в виду? — сказал он, заводя скутер. — Я рассказал тебе миллион всего о нас.

— О вас, как о группе много, но о себе лично, ничего, — перекрикивала я шум двигателя. — Ты не позволил задать мне хоть какие-нибудь вопросы, что ставит меня в невыгодное положение.

— Садись, — сказал он, смеясь.

Я забралась позади него и обхватила его руками, чувствуя себя почти в блаженстве. Мы пересекли реку и поехали к нашей части города. Ветер нещадно трепал мои волосы, там, где заканчивался шлем, а теплое тело моего… потенциального парня прижималось ко мне, и мне захотелось, чтобы мы ехали до тех пор пока не добрались бы до Атлантического океана, а это больше четырех часов езды. Но когда по другую сторону Сены показался Лувр, Винсент притормозил и съехал к набережной. Прежде, чем взять меня за руку и повести меня к реке, он выключил байк и повесил замок.

— Ладно, спроси меня что-нибудь, — сказал он.

— Куда ты меня ведешь? — Винсент рассмеялся.

— Ты могла задать один вопрос и ты использовала его, что бы спросить это? Хорошо, Кейт. Благодаря тому, что ты была так терпелива, я отвечу. Мы вышли к Пон де Арца (мост искусств) — деревянный пешеходный мост, ведущий через реку — и начали переходить его.

Город светился как рождественская елка, а его мосты освещенные прожекторами, казались величественными и таинственными. Недалеко мерцала Эйфелева башня, а под нами в водовороте воды сияло отражение воды. Мы дошли до середины моста. Винсент осторожно подвел меня к перилам и, встав позади меня, обнял меня и прижал ближе к себе.

Я закрыла глаза и вдохнула, чувствуя как мои лёгкие заполнил прекрасный морской запах, который я вдыхала годами, приходя сюда, чтобы успокоиться. Мое сердце замедлилось и ускорилось, когда Винсент стал разминать мои плечи.

Мы стояли там, глядя на Город Огней вместе в течение нескольких эйфорических мгновений, прежде чем он наклонился, опустив голову, и прошептал,

— Ответ на твой вопрос, куда я тебя привел будет… в самое красивое место в Париже. С самой красивой девушкой, которой я имел счастье попасться на глаза, и, которая, я отчаянно надеюсь, согласиться встретиться со мной снова. Как можно скорее.

Я посмотрела через плечо и увидела его искреннее выражение лица. Он медленно меня повернул лицом к себе. Он смотрел на меня целую минуту своими большими темными глазами, как будто старался запомнить каждый дюйм моего лица. Затем он поднял руку, чтобы смахнуть прядь волос с моего лица, назад, заправляя его нежно за ухо, и поднял мои губы к своим.

Наша кожа едва соприкоснулась. Он не решался, как, если бы знал чего хотел, но боялся напугать меня. Наши губы соприкоснулись и я почувствовала как внутри меня зазвучал аккорд, а моё тело запело в тон чистой музыкальной ноте. Я медленно подняла свои руки, чтобы обвить их вокруг его шеи, боясь, что чары вдруг могут разрушиться. Но как только мои губы еще раз встретились с его, магия усилилась и мелодия переросла в крещендо, заглушив все остальные.

Париж растворился. Плеск волн, под нами, гул машин, по обе стороны реки, шепот пар, проходящих мимо нас рука об руку… Они все исчезли и остались только мы с Винсентом, единственные люди на земле.

Глава 18

Что-то зашелестело в ногах моей постели. Я заставила себя открыть один глаз и сквозь дымку прерванного сна увидела сестру, которая уселась на край моего матраца. Она выглядела слишком возбужденной для этого времени суток. Или была всё еще ночь? Приподняв одну бровь, она скомандовала,

— Расскажи мне всё! — а, затем, пытаясь казаться настроенной решительно, выдернула покрывало, которое я сунула под голову. — Если не расскажешь, то я не допущу, чтоб вы снова увиделись.

Застонав, я протерла свои затуманенные глаза и оперлась на локти.

— Который час? — зевнула я, замечая, что Джорджия была полностью одета.

— У тебя ровно пятнадцать минут, чтобы собраться в школу. Я позволила тебе поспать

Я посмотрела на часы и поняла, что она была права. В панике я сбросила одеяло и начала скакать по комнате, хватая лифчик и трусики из ящиков и копаться в стопке чистой одежды, сложенной на стуле.

— Я подумала, раз ты вчера так поздно вернулась, тебе возможно потребуется дополнительный сон, — проворковала она.

— Джорджия, огромное спасибо, — простонала я, надев чистую красную футболку через голову и рылась в своем шкафу в поисках пары джинс. А потом, вдруг вспомнив о прошлой ночи, я застыла на кровати в сидячем положении.

— О, Боже мой! — сказала я и почувствовала, как мои губы застыли в мечтательной улыбке.

— Что произошло? Он поцеловал тебя?

Должно быть, моё сияющее лицо обо всем ей сказало, потому что моя сестра вскочила и сказала,

— Вот что, я должна встретиться с ним!

— Джорджия прекрати, ты смущаешь меня. Дай мне немного времени, чтобы понять хотя бы, нравиться ли мне этот парень, — сказала я, просовывая ноги в штанины и пританцовывая, натягивая их на бёдра.

— Мы уже через это проходили, — сказала моя сестра, хватая меня за плечи и на мгновение всматриваясь в моё лицо. — И я с сожалением должна сообщить Кейти-Бин, что судя по тому как всё выглядит, слишком поздно думать об этом.

И она, пританцовывая, вышла из комнаты, смеясь и хлопая в ладоши.

— Рада была развлечь с утра пораньше, — проворчала я и, наклонившись, быстро завязала шнурки.

День прошёл быстро — я впала в мечтательное состояние, как только заходила и садилась в класс, я проводила час, думая о предыдущем вечере. Всё казалось слишком прекрасным, чтобы быть настоящим: Винсент, признавшийся в своих чувствах у реки, ужин при свечах, а затем… моё сердце екало, когда я думала о поцелуи на мосту искусств. И как потом он отвез меня домой и еще раз поцеловал перед моим домом. Поцелуй был короткий, но потрясающе нежный. Взгляд полной преданности, который я увидела в его глазах, когда он меня взял на руки, потряс меня.

Я даже не знала, нужно ли мне этого бояться или ответить тем же. Но я не могла позволить себе ответить взаимностью. Я не могла позволить себе утратить бдительность.

В обед я достала телефон, чтобы проверить сообщения. Джорджия всегда присылала мне в течение дня несколько дурацких сообщений, и конечно уже было два сообщения от неё. В одном она жаловалась на своего учителя физики, а второе, очевидно, отправленное с её телефона: люблю тебя, детка. В.

Я ответила: Я думала, что сказала убираться тебе прошлой ночью, ты подонок — французский преследователь.

Немедленно пришел её ответ: Как же! Свекольный цвет твоих щек свидетельствовал об обратном… лгунья! ты запала на него.

Я простонала и собралась убрать телефон, когда увидела третье сообщение от неизвестного. Нажав на него, я прочла: Я могу забрать тебя из школы? В том же месте, в тоже время? Я написала в ответ: Откуда у тебя мой номер? Позвонил на свой с твоего телефона, пока ты была в уборной ресторана прошлым вечером. Я же предупреждал тебя — мы сталкеры! Я рассмеялась и поблагодарила свою счастливую звезду, что ревененты не могут читать мысли, хотя вспомнила, что он мог наблюдать за мной в другие дни, паря по городу как всевидящий дух. Трижды — да. Увидимся, написала я, и весь оставшийся день делала вид, что интересуюсь тем, что происходит на уроках.

Он ждал меня, когда я выходила из ворот. Мой пульс ускорился, когда я увидела его, небрежно прислонившегося к дереву, рядом с автобусной остановкой. Я не смогла помешать широкой улыбке, растянуться на моём лице.

— Привет, бесподобная, — сказал он, протягивая мне шлем, когда я подошла к Веспе.

Он стянул очки и наклонился, чтобы поцеловать меня в обе щеки. И, что незначительные жест, который повторяется десятки раз в день во Франции, каждый раз, когда вы говорите привет или до свидания, каждый раз, когда знакомитесь с кем-то, или сталкиваетесь с другом — эти два маленьких поцелуйчика, которые являются частью приветствия, вдруг принял совершенно другой для меня смысл. Как будто в замедленном движение, щека Винсента соприкоснулась с моей, и я разучилась дышать.

Он отстранился немного, и наши глаза встретились, он наклонился к моей другой щеке и коснулся губами моей кожи. Я открыла рот, чтобы вздохнуть, пытаясь послать кислород моему мозгу.

— Хмм, — сказал он с блеском в глазах. — Это было познавательно.

Его улыбка оказалась заразительной и я обнаружила, что тоже смеюсь, когда взяла шлем из его рук и одела на голову, благодарной за возможность спрятать своё лицо, пока успокою себя.

— Так как сегодня не по сезону холодно, я интересуюсь, не хочешь ли немного лучшего горячего шоколада в Париже, — сказал он и перекинул ногу через байк.

— Итак, теперь ты соблазняешь школьниц горячим шоколадом? Вы плохой человек — Винсент Делакруа, — рассмеялась я, когда он завел мотор.

— Так что заставляет тебя принять моё предложение? — крикнул он сквозь шум Веспы, когда мы отъехали.

— Умышленная доверчивость, — сказала, складывая свои руки вокруг его теплого тела и закрывая глаза от восторга.

Глава 19

В тот вечер, после ужина, Джорджия загнала меня в угол моей комнаты.

— И куда же ты исчезла после школы? Я ждала тебя.

— Винсент забрал меня поле школы и отвез меня в кафе «два маго».

У Джорджии расширились глаза.

— Вы виделись с ним два дня подряд?

— Ну, сегодня не долго, всего пятнадцать минут. Мне пришлось торопиться, так как надо подготовиться к завтрашнему тесту.

— Не важно! Ну и дела, это становиться серьезным! — она устроилась поудобнее на краю моей кровати.

— Итак. Рассказывай о своем экс-криминальном загадочном парне.

— Ну, — сказала я, соображая, что я действительно могла рассказать. — Он студент.

— Где учится?

— Гм, вообще-то я не знаю.

Джорджия посмотрела на меня с сомнением.

— Что изучает?

— А… литературу? Кажется, — рискнула я.

— Ты даже не знаешь что он изучает? Так о чём вы ребятки говорите?

— О, о разном. Ну, знаешь, искусство, музыка…

Нежить, бессмертные, злые зомби. Вот что, я могла рассказывать Джорджии о нём.

Джорджия какое-то мгновение пристально смотрела на меня, а затем выкрикнула,

— Прекрасно, если ты не хочешь мне о нем рассказывать, это нормально. Ты тоже немного знаешь о моей жизни, но это не из-за того, что я пытаюсь исключить тебя из своей жизни. Я перестала спрашивать тебя, потому что знаю, что ты скажешь — нет.

— Хорошо Джорджия. С кем ты встречаешься?

Моя сестра помотала головой.

— Я ничего тебе не скажу, пока ты не расскажешь что-нибудь мне взамен.

Я потянулась к её руке и умоляюще сказала,

— Джорджия я не пытаюсь умышленно исключить тебя из своей жизни. Ты же знаешь, мне было трудно… ну, со всем этим справиться. Но я, наконец, встаю на ноги и обещаю, что приложу больше усилий.

— Тогда пойдешь со мной на этих выходных?

Я помолчала.

— Ладно.

— С Винсентом?

— Гм…

Джорджия бросила на меня взгляд, который говорил: Видишь?

— Хорошо, хорошо, мы пойдем с Винсентом. Но Джорджия, пожалуйста, не в клуб.

Мрачное настроение Джорджии мгновенно испарилось и она радостно подпрыгнула на моей кровати.

— Никаких клубов, прекрасно. Как насчет ресторана.

— Конечно.

— Я заценю того, кого он приведет. И мне бы понравилось, если бы он оказался живчиком.

— Я ему сейчас позвоню. Можно немного личного пространства, пожалуйста?

— Хорошо, — согласилась Джорджия, наклонившись и поцеловав меня в лоб.

Она пошла к двери, а потом обернулась.

— Спасибо, сестренка. Правда. Так здорово, что ты вернулась.

Уличные фонари только что зажглись, когда мы подошли к станции метро.

Винсент и Амброуз, который стоял, опираясь спиной на журнальный киоск, и болтали, выпрямился, когда они увидели нас. Моё сердце растаяло от умиления, когда ко мне подошел Винсент и расцеловал в щеки, а потом повернулся к Джорджии и одарил её самой лихой улыбкой.

— А ты должно быть законный опекун Кейт… Я хотел сказать, сестра. Джорджия, верно?

Джорджия рассмеялась и кокетливо воскликнула,

— Ты только посмотри на себя! Кейти, точно знает, кого выбирать!

Она выглядела так, будто хочет тут простоять всю ночь, уставившись ему в глаза.

— Джорджия! — воскликнула я, качая головой.

Не обращая на меня внимания, она посмотрела за плечо Винсента на Амброуза и кокетливо ему подмигнула.

— Не беспокойся, Кейти-Бин. Похоже, Винсент с собой кое-кого привел, чтобы я не скучала. А ты должно быть…

— Амброуз. Очень рад познакомиться с милой сестрой Кейт, — сказал он по-французски, посмотрев на меня искоса.

Я всё поняла. Если она узнает, что он был американцем, она начнет задавать вопросы. Может быть слишком много вопросов, хотя я была уверена, что у него есть история для прикрытия.

— Итак, куда вы нас, леди, поведете?

— Я подумала, не пойти ли нам в ресторанчик, я знаю один, в четырнадцатом округе, — сказала она.

Винсент с Аброузом переглянулись, как зазвонил телефон Джорджии.

— Извините, сказала она и ответила на звонок.

— Не наш любимый район, — сказал Амброуз понизив голос.

— Почему? — спросила я.

— Это как бы «их» территория. Знаешь, тех людей, о которых я тебе рассказывал. Из «другой команды» — сказал Винсент, взглянув на Джорджию, чтобы убедиться, что она ничего не слышала.

— А что они могут сделать с нами на улице, в оживленном районе, когда с нами двое людей? — спросил Амброуз.

Он на мгновение уставился в пространство, а потом кивнул и повернулся ко мне.

— Жюль, сказал предать тебе, привет, красавица.

— Эй, поосторожней! — сказал Винсент.

— Он сказал, что ничего не может с собой поделать, — сказал Амброуз, толкнув Винсента.

— Жюль — парящий… здесь? прямо сейчас? — сказала я изумленно.

— Ага, — сказал Винсент.

— Мы, конечно, сегодня не на официальном задание, но он настоял на том, чтобы пойти с нами. Сказал, что не хочет пропустить всё веселье.

— А я могу с ним поговорить? — спросила я.

— Когда мы парим, мы можем слышать только других ревенетов — не людей. Жюль может слышать, что ты скажешь вслух, но ответить он может только через меня или Амброуза, — сказал Винсент.

— Но ты должна быть осторожной.

Он указал в сторону Джорджии, которая оторвалась от телефона.

— Плохо, — сказала она.

— У меня есть пара друзей, которые должны были присоединиться к нам, но они не смогут прийти.

— Ну, так? — спросил Амброуз, держа официально свою руку для Джорджии.

Она рассмеялась и, взяв его под руку, они направились вниз по лестнице.

Как только мы оказались за пределами их слышимости, я сказала,

— Привет Жюль!

Винсент рассмеялся и сказал,

— Похоже, кто-то слегка влюблен.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Жюль хочет, чтобы я сказал тебе: как не стыдно тебе было влюбиться в такого зануду как я. Он хотел бы оказаться на моём месте и показать тебе как хорошо может обходиться с дамой опытный мужчина.

И он произнес в воздух.

— Ага, как же, приятель.

— На сколько ты меня старше, на двадцать семь лет? Ну, сейчас нам обоим девятнадцать, так что отвали.

Я быстро прикинула в уме. Жюль говорил мне, что родился в конце девятнадцатого века. Тогда Винсент, должно быть, родился в 1920. Я улыбнулась и приберегла эту информацию на будущее. Раз Винсент мне ничего не рассказывает, может быть я смогу сама что-нибудь выяснить.

Мы вышли из метро, рядом с разросшимся монпарнасским кладбищем и пошли по пешеходной улице, которая была забита барами и кафе. Мы остановились перед рестораном, перед которым была толпа где-то из двадцати человек.

— Вот он! — сказала с энтузиазмом Джорджия.

— Джорджия, посмотри, сколько людей ждут. Пройдет вечность прежде, чем мы сможем заполучить столик.

— Немного веры в свою старшую сестрёнку, — сказала она. — Мой друг работает здесь. Бьюсь об заклад, что мы немедленно получим столик.

— Вперед. Мы будем ждать тебя здесь, — сказала я, уводя Винсента и Амброуза через улицу, подальше от толпы.

Мы прислонились к стене закрытого магазина и наблюдали за тем, как Джорджия прокладывала себе путь через толпу людей.

— Твое описание сестры было прямо в точку.

Винсент рассмеялся, обвил меня рукой и нежно прижал к себе.

— Моя сестра феномен, — сказала я, наслаждаясь объятием.

Амброуз стоял по другую сторону от меня, наблюдая за толпой и кивая какому-то ритму в своей голове, когда вдруг остановился и пристально посмотрел на Винсента.

— Вин, Жюль говорит, что видит Человека неподалёку. Всего в нескольких кварталах.

— Он знает, что мы здесь? — спросил Винсент.

Амброуз покачал головой.

— Я так не думаю.

Винсент убрал свою руку и сказал,

— Кейт, мы должны убираться отсюда. Сейчас же.

— А Джорджия! — сказала я, глядя через стеклянную дверь.

Я могла видеть сестру внутри, болтавшую с хозяйкой.

— Я заберу её, — сказал Винсент и начал пробираться через толпу.

И в этот момент, двое мужчин, которые шли мимо, врезались в Амброуза, неистово толкая его к стене. Он застонал и попытался ухватиться за них, но мужчины, увернулись от него и быстро пошли прочь, а он повалился на землю.

— Эй! Стоять! — закричала я им, когда они повернули за угол. — Кто-нибудь, остановите их! — крикнула я в толпу людей через улицу.

Люди обернулись и посмотрели в том направлении, куда я показывала, но мужчины исчезли из виду. Всё случилось так быстро, что никто даже не обратил внимания.

— Винсент! — закричала я в толпу.

Винсент обернулся и увидев, что я напугана, начал пробираться обратно ко мне.

— Амброуз, как ты? — спросила я, присев на корточки рядом с ним.

— Тот парень… начала было я и остановилась, увидев, что его рубашка разодрана от шеи до груди и вся в крови.

Он не двигался. О, Боже мой, пожалуйста пусть он будет жив, думала я.

Я видела столько насилия за последний год, сколько не видела за всю мою жизнь. Я вопрошала, уже не в первый раз, почему я? Девочки-подростки не должны быть в таких близких отношениях со смертностью, подумала я с горечью, пока я не почувствовала, что меня захватывает чувство паники, поднимавшиеся откуда-то из живота. Я опустилась на колени рядом с его неподвижным телом.

— Амброуз, ты меня слышишь?

Кто-то из толпы направился к нам.

— Эй, он в порядке?

Только тогда Амброуз вздрогнул и, опершись на обе руки, начал подниматься с земли. Когда он поднялся, он запахнул свою куртку, которая очень хорошо скрыла кровь на его рубашке, хотя на земле была уже довольна большая лужа.

— О, Боже мой, Амброуз, что произошло? — спросила я.

Я протянула руку, чтобы поддержать его, и он тяжело навалился на меня.

— Это не Амброуз. Я — Жюль.

Слова срывались с губ Амброуза, но глаза слепо уставились вперед.

— Что? — спросила я озадаченно.

Наконец Винсент до нас добрался.

— Это Амброуз, — сказала я. — Его ранили то ли ножом, то ли выстрелом, или что-то такое. И он бредит. Он только что сказал мне, что это Жюль.

— Мы должны вытащить его отсюда, пока они не вернулись с подкреплением за его телом, — сказал мне Винсент тихим голосом, а потом сказал громче: — Он в порядке, он в порядке … спасибо! — небольшой группе людей, которая пришла к нам на помощь.

Он схватил Амброуза за руку и перекинул себе на плечи.

— А как же Джорджия? — выдохнула я.

— Кто бы не ранил Амброуза, он видел, что ты стояла рядом с ним. Быть здесь для тебя очень опасно.

— Я не могу бросить свою сестру, — сказала я, поворачиваясь, чтобы пробраться к ней сквозь толпу.

Винсент схватил меня за руку и притянул обратно к себе.

— Когда они напали, она была внутри ресторана. Она в безопасности. Пойдем со мной! — скомандовал он и, взяв другую руку Амброуза, протянул её через мою спину.

Он шел, но, но казался очень слабым. Мы добрались до конца квартала и Винсент поймал такси и усадил нас внутрь прежде, чем хлопнуть дверью.

Я выглянула на улицу, как только мы отъехали. Никаких признаков Джорджии.

— Он в порядке? — спросил водитель, глядя в зеркало заднего вида, оценивая массивного человек свалившегося на его сиденье.

— Пьяный, — просто ответил Винсент, стягивая свитер, пока говорил.

— Ну, убедитесь, что он не заблюёт моё такси, — сказал водитель, качая головой от отвращения.

— Что случилось? — тихо на английском спросил меня Винсент, глянув на водителя, понимает ли тот о чём говорят.

Он протянул свой свитер Амброузу, который расстегнул куртку и засунул его под рубашку. Он прислонил голову к сидению перед ним.

— Мы просто стояли там, когда подошли двое парней и толкнули его к стене. Они сбежали прежде, чем я поняла, что происходит.

— Ты видела, кто это сделал? — спросил он.

Я помотала головой. Амброуз сказал,

— Это были двое из них. Я не увидел заранее, что это должно было случиться, иначе я бы вас предупредил.

— Все в порядке, Жюль, — сказал Винсент, успокаивающе положив руку на спину Амброуза.

— Почему ты только что назвал его Жюлем?

— Амброуза здесь нет. Это Жюль, — сказал Винсент.

— Что? Как? — спросила я, охваченный ужасом, я отпрянула от резкого падения тела рядом с собой.

— Амброуз либо без сознания, либо… мёртв.

— Мёрт, — ответил Амброуз

— Он собирается… вернуться к жизни? — спросила я в ужасе.

— Цикл перезапускается, когда нас убивают. День спячки начинается с той секунды, когда мы умираем. Не беспокойся, Амброуз вернется к жизни через три дня.

— А что сделал Жюль? Вселился в него?

— Да. Он хотел, чтобы Амброуз смог выбраться оттуда прежде, чем вернуться наши враги, чтобы забрать тело.

— Ты тоже так можешь, я имею ввиду, вселяться в кого-нибудь?

— В других ревенетов, да, при определённых обстоятельствах.

— Например?

— Например, если их тело в достаточно хорошей форме, чтобы двигаться, — Видя моё недоумение, он пояснил. — если они не расчленены и трупное окоченение еще не наступило.

— Фу… — я поморщилась.

— Ты спросила! — он глянул на водителя, который, судя по отсутствию у него интереса, не обращал внимания на суть нашего разговора.

— Как насчет людей? — спросила я.

— Если они живы, да, но только с их разрешения. И принимая во внимание, что это очень опасно для человеческой психики, иметь сразу два активных разума, — сказал он, потирая лоб. — Они сходят с ума, если это долго длится.

Я вздрогнула.

— Кейт, не думай об этом. Это редко случается. Мы такое проделываем в самых экстремальных ситуациях. Как в этой.

— Что… навел ужаса на тебя, моя дорогая Кэйтс? — слова срывались с губ Амброуза.

— Да, Жюль, — ответила я, сморщив нос.

— Честно могу сказать, что прямо сейчас у меня мороз по коже.

— Круто, — сказал он, и губы Амброуза изобразили улыбку.

— Жюль, плохое время для шуток, — сказал Винсент.

— Прости, чувак. Всё же не так часто мне удается проделать магические фокусы для человека.

— Ты можешь просто сосредоточиться на приостановление кровотечения, если это вообще возможно? А то водитель с ума сойдет, если мы испортим его сиденье, — прошептал Винсент.

— Так, если они его уже убили, зачем тем парням хотеть возвращаться за телом? Зачем его убивать один раз, если они знают, что он оживет через три дня? — спросила я Винсента, не обращая внимания на их сюрреалистический разговор.

Винсент, казалось, взвешивал, все за и против, стоит ли мне говорить. А затем, посмотрев на тело Амброуза завалившегося на меня, он прошептал,

— Это единственный способ, которым нас можно уничтожить. Если они убьют нас и сожгут наше тело, то мы исчезнем навсегда.

Джорджия была в ярости. И я не винила её. К тому времени, как мы добрались до дома Винсента, я получили сообщение на сотовый.

Джорджия: Где вы, ребята?

Я: Амброуз заболел. Пришлось везти его домой.

Джорджия: Почему на зашли и не забрали меня?

Я: мы попытались. Не смогли пробраться сквозь толпу.

Джорджия: Я прямо сейчас всерьёз ненавижу тебя, Кейт Бомонт Мерсье.

Я: мне так жаль.

Джорджия: Встретила нескольких друзей, которые спасли меня от полного унижения. Но я всё еще ненавижу тебя.

Я: прости.

Джорджия: Ты НЕ прощена.

Мы с Винсентом попытались помочь Амброузу, но он выпрямился, после того, как вылез из такси и стряхнул наши руки.

— Я сейчас держу его. Чёрт, этот парень такой тяжелый. Как он вообще может передвигаться с таким количеством мышц по всему телу?

Когда мы добрались до двери, Винсент повернулся ко мне, на его лице написано было противоречие.

— Я, пожалуй, пойду домой, — сказала я, опередив его.

Он вздохнул с облегчением.

— Я могу пойти с тобой, если ты подождешь несколько минут, чтобы мы всё уладили.

— Нет, со мной всё будет в порядке. Правда, — сказала я.

И как ни странно, я имела в виду именно это. Пройдя через весь этот ужас и странность вечера, я чувствовал себя на удивление хорошо. Я могу с этим справиться, подумала я про себя, когда вышла из ворот и направилась к дому своих бабушки с дедушкой.

Глава 20

Джорджия дулась, что было не очень приятным зрелищем. Хотя я уже извинялась миллион раз, она по-прежнему не разговаривала со мной.

Дома было довольно не уютно. Мами с Папи старались игнорировать тот факт, что что-то произошло, но на пятый день после моего непростительного преступления, Папи потянул меня и сказал,

— Почему бы тебе не прийти сегодня ко мне на работу? Он взглянул на задумчивый силуэт Джорджии и многозначительно посмотрел на меня, как бы говоря, что не могу здесь говорить. Прошли уже месяцы с тех пор, как вы остановились у нас, и у меня появилось много товара, который ты еще не видела.

После школы я направилась прямиком в галерею Папи. Прогулки по его магазину был сродни походу в музей. В его приглушенном свете, древние статуи выстроились друг против друга по обе стороны комнаты, а в витринах были выставлены артефакты в виде керамики или драгоценные металлы.

— Ma princesse, — закричал Папи, когда увидел меня, разрушая напыщенную тишину комнаты.

Я поморщилась. Это прозвище дал мне папа, которым меня никто не называл с тех пор, как он умер.

— Ты пришла. Итак, что нового мы для тебя приглядели? Его, для начала, — сказал он, указывая на статую в натуральную величину атлетически сложенного юноши с выставленной вперед одной ногой и сжатым кулаком, опущенным вниз, прижатым к его боку.

Другая рука и нос отсутствовали.

— Ах, мой курос, — сказал Папи, подойдя к мраморной статуе.

Пятый век до н. э. Настоящая ценность. В настоящее время греческое правительство даже не выпускает такие ценности из страны, но я купил его у швейцарского коллекционера, чья семья приобрела его в девятнадцатом веке.

Он провел меня мимо усыпальницы усыпанной драгоценностях, находящейся в витрине.

— Ты никогда не догадаешься, со сколькими подделками тебе приходится сталкиваться.

— Что это? — спросила я, остановившись перед большой черной вазой.

Её поверхность была разрисована дюжиной людей красноватого цвета в драматических позах. Две группы в доспехах лицом друг к другу, а в середине обнаженный свирепого вида человек, стоявший во главе каждой армии. Они держали свои копья наготове, собираясь, бросить их друг друга.

— Обнаженные солдаты. Интересно.

— А, амфора. Она где-то на сто лет моложе куроса. Демонстрирует битву двух городов, ведомую их нумина.

— Кем?

— Нумина. В единственном числе нумен. Вид Римского божества. Они наполовину люди, наполовину боги. Могут быть ранены, но не убиты.

— Итак, раз они боги то дерутся голышом? — спросила я.

— Нет необходимости в доспехах? По мне, так они выглядят выпендрежниками.

Папи усмехнулся. Нумина, подумала я и пробормотала себе под нос,

— Звучит как нума.

— Что ты сказала? — воскликнул Папи, его голова дернулась, он оторвал взгляд от вазы и уставился на меня.

Он выглядел, будто кто-то ударил его.

— Я сказала, что нумина похоже на нума.

— Где ты слышала это слово? — спросил он.

— Я не знаю… по телевизору?

— Очень в этом сомневаюсь.

— Папи, я не знаю, — сказала я, отводя взгляд от его буравивших меня глаз, и, шаря по галереи, в надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы выручить меня бы в этой ситуации. — Возможно, прочла об этом в старинной книге.

— Гмм… — он кивнул, нерешительно приняв моё объяснение, но продолжая смотреть на меня с тревогой.

Довериться Папи, который слышал про всех древних богов и чудовищах когда-либо существовавших. Я должна была рассказать, что Винсент ревенент, или, в конце концов, злобное подразделение ревенентов, не были «под радаром», как им казалось.

— Спасибо тебе за приглашение, Папи, — сказала я с облегчением, меняя тему. — Ты хотел еще о чём-то поговорить? Кроме статуй и ваз.

Папи слабо улыбнулся.

— Я попросил тебя прийти, чтобы привлечь к работе вас с Джорджией. Это просто перестрелка, — сказал он, взглянув на вазу, — или полномасштабная война? Наверное, это не мое дело. Мне просто интересно, когда вы планируете пойти на перемирие и восстановить покой в семье. Если всё пойдет так и дальше, то мне придется уехать в срочную непредвиденную деловую поездку.

— Прости Папи, — сказала я. — Это полностью моя вина. Знаю. Джорджия сказала, что ты и некие молодые люди оставили торчать её в ресторане.

— Да. Было что-то вроде экстренной ситуации и нам пришлось уйти.

— И у тебя не было достаточно времени, чтобы забрать Джорджию с собой? — спросил он скептически.

— Нет.

Папи взял меня за руку и осторожно повел меня обратно, в сторону выхода из магазин.

— Не похоже на тебя, ты так обычно не поступаешь, princesse. И твоё сопровождение повели себя не по-джентльменски.

Я кивнула головой, соглашаясь, но я не могла ничего сказать в своё оправдание. Мы подошли к двери.

— Поосторожнее с тем, с кем ты выбрала проводить время, chérie. Ни у кого нет такого доброго сердца как у тебя.

— Прости, Папи. Я улажу всё с Джорджией незамедлительно.

Я обняла его и вышла из темной комнаты, моргая от солнечного света. И после того, как я купила букет гербер у флориста по соседству, пошла домой, отчаянно надеясь помириться с сестрой. Не знаю, то ли из-за цветов, который свершили чудо, то ли он была просто готова простить и забыть. Но на этот раз мои извинения сработали. Речь Папи, вместо того, чтобы отговорить меня от встречи с Винсентом, только усилила моё желание его увидеть. Прошли долгие пять дней, и хотя мы планировали увидеться на выходных и общались смсками и по телефону, казалось, что прошла вечность. После завершение моей миротворческой миссии с Джорджией, я подняла телефон, чтобы позвонить ему. Но прежде, чем закончить набирать номер, я увидела его имя, появившиеся на моём экране, и телефон начал звонить.

— Я только что собиралась тебе позвонить, — сказала я, смеясь.

— Ага, конечно, — его бархатистый голос донесся с другого конца линии.

— Амброуз проснулся? И как он? — спросила я.

По моей просьбе он давал мне полный отчет о восстановлении своего близкого. На следующий день после поножовщины, его рана начала затягиваться и Винсент заверил меня, что всё как обычно, Амброуз будет как новенький, когда очнется.

— Да, Кейт. Я же говорил, с ним всё будет в порядке.

— Да, я знаю. Мне всё еще сложно во все это поверить, вот и всё.

— Ну, ты можешь сама его проведать, если захочешь приехать. Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де Маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.

— Конечно. У меня есть несколько часов перед ужином.

— Заеду за тобой в пять?

— Прекрасно.

Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.

— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.

— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.

Стоял первый холодный день октября. Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улице начинает холодать. Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грел меня изнутри.

— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.

Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году. Винсент откинулся на своём сидении.

— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.

Я приподняла свои брови и он рассмеялся.

— Ладно, просто добрая Кейт. В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.

— На какой вопрос?

— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.

Я на мгновение задумалась. Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер. В первый раз. Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.

— Ладно. Когда ты последний раз умирал?

— Год назад.

— Как?

— Помощь при пожаре.

Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.

— Это больно?

— Что?

— Умирать… Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любой другой раз. Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь… Это больно? Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.

— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро или задохнулась под грудой горящей древесины.

По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди… или ревененты… неважно… испытывают боль смерти ни один раз, а многократно. Из-за выбора.

Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке. Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.

— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасаете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала. — Вы умираете от старости?

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.

— Потому, Кейт. Это как принуждение. Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение. «Благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе. Против нашей природы этого не делать.

— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист… Как? на протяжении тридцати лет?

— Чем дольше ты ревенет, тем проще удается этому сопротивляться. Но даже с пару сотней лет у него под каблуком, это требует от него гигантских усилий самоконтроля. Однако у него на это есть веские причины. Он не только приютил наш маленький клан, но и поддерживает другие группы ревенентов по всей стране. Он не может умирать направо и налево и продолжать управлять, это накладывает большую ответственность.

— Ладно, — согласилась я. — Я поняла, что у вас есть принуждение к смерти. Но это не объясняет почему, в период между всеми умираниями, ты делаешь такие вещи, как, например, ныряние в Сену, после попытки самоубийства. Очевидно же, что ты не умрешь от этого.

— Ты права, — сказал Винсент. — Случаи, когда мы и действительно умираем, спасая кого-то, редки. Один… самое большее два раза в год. По большей части мы в основном предупреждаем хорошеньких девушек, чтобы те, не погибли под обломками обрушившегося здания.

— Очень учтиво, — сказала я, пихая его. — Но это именно то, что я имела в виду. А какое за это вознаграждение? Или это тоже принуждение? Винсент, похоже, смутился.

— Что? Это действительно вопрос.

— Мы все еще говорим про двадцать первый век, — сказала я, оправдываясь.

— Да, но мы выходим немного за рамки первоначального вопроса.

Пока он изучал моё упрямое выражение лица, зазвонил его телефон.

— Уф, звонок меня спас, — сказал он, подмигивая мне, и ответил.

На другом конце линии я услышала пронзительный голос в панике.

— Жан-Батист с тобой? Хорошо. Шарлотта, просто постарайся успокоиться, — утешал он. — Я сейчас буду.

Винсент достал бумажник и положил на стол немного мелочи.

— Чрезвычайная семейная ситуация. Я должен идти, нужна помощь.

— Я могу пойти с тобой? Он помотал головой, пока мы вставали, чтобы уйти.

— Нет. Произошел несчастный случай. Это может быть, — он замолчал, подбирая слова, — неприятно.

— Кто?

— Чарльз.

— А Шарлотта с ним?

Винсент кинул.

— Тогда я хочу пойти. По её голосу было слышно, что она очень расстроена. Я могу помочь ей, пока ты не разберешься с… не важно, что тебе там нужно сделать.

Он посмотрел на небо, как будто ждал божественного вдохновения, которое подскажет, как объяснить это мне.

— Все не так как обычно. Как я уже говорил, обычно мы умираем вместо кого-то только один, может быть два, раза в год. Это, считай, случайность, что Жюль и Амброуз оба умерли, как только мы с тобой начали встречаться.

Мы дошли до скутера. Винсент разблокировал на нём замок и одел шлем.

— Это же твоя жизнь, правильно? И ты обещал ничего не скрывать от меня. Так может, это то, что мне следует увидеть, если я захочу понять, что на самом деле значит встречаться с ревенентами.

Внутренний голос говорил мне, чтобы я всё бросила, пошла домой и держалась подальше от «семейных» дел Винсента. Но я его проигнорировала. Он прикоснулся пальцем к моему упрямо сжатому рту.

— Кейт, я, правда, не хочу, чтобы ты шла со мной. Но, если ты настаиваешь, я не собираюсь тебя останавливать. Я надеялся, что пройдет больше времени, прежде, чем ты увидишь худшее, но ты права — я не должен укрывать тебя от нашей действительности.

Натягивая свой шлем, я уселась на скутер позади него. Винсент завел двигатель и поехал к реке. Мы проехали мимо Эйфелевой Башни и остановились в скверике перед Королевским мостом. Я знала это место, потому что, это — конец маршрута экскурсионных лодок прежде, чем они возвращаются в центр Парижа.

Одна из таких экскурсионных лодок была вытащена на берег, а перед ней была взволнованная толпа людей, которая что-то высматривала из-за защитного ограждения полицейских барьеров. Две машины скорой помощи и пожарная машина были припаркованы на лужайке рядом с рекой, их мигалки горели.

Винсент прислонил скутер к дереву, не потрудившись даже привязать его и, держа меня за руку, побежал к ограждению, чтобы поговорить с полицейским, который стоял за этим ограждением.

— Я член семьи, — сказал он полицейскому, который даже не шелохнулся, но кинул вопросительный взгляд на своего начальника.

— Дайте ему пройти. Это мой племянник, — раздался знакомый голос, и Жан-Батист зашагал сквозь орды парамедиков и отодвинул заграждение, давая нам возможность пройти.

Винсент крепко обнимал меня рукой за талию, давая понять, что я с пришла с ним.

Теперь, когда у нас перед глазами никто не маячил, я увидела на берегу реки три тела. Одно достаточно далеко от других. Это был маленький мальчик, возможно пяти-шести лет, а он лежал на носилках обернутым в одеяло. В его изголовье сидела женщина и тихо плакала, вытирая его мокрые волосы полотенцем. Через секунды, два парамедика по бокам помогли ему маленькому и дрожащему подняться до сидячего положения, спиной к двум другим тел, и начали задавать вопросы ему и женщине. С ним, очевидно, всё было в порядке. В отличие от тела, лежавшего в нескольких ярдах в стороне.

Это была маленькая девочка, возможно, того же возраста, что и мальчик. Её голова лежала в луже крови. Рядом с ней сидела обезумевшая от горя женщина и кричала что-то неразборчивое.

О, нет, подумала я. Я не знала, как я собираюсь справляться в этой ситуации. Здесь требовались все мои силы, чтобы оставаться спокойной и не разрыдаться самой. Я знала, что помощи никакой не последует, если я начну терять самообладание.

И наконец, в десяти футах было еще одно, третье тело — это был взрослый. Я не могла сказать, кто это был: мужчина или женщина, потому что лицо было всё в крови. С тела свисало одеяло скорой помощи, в тепле которого уже никто не нуждался. Должно быть, оно скрывало окровавленное тело, подумала я, а потом я перевела глаза на девушку, сидящую на коленях рядом с ним.

В отличие от других выживших, у Шарлотты не было истерики. Она горько плакала, но язык её тела говорил о поражение, а не о шоке. Её руки были поверх одеяла, вдавливая труп своего брата вниз, как будто она пыталась удержать его от взлета в воздух. Она огляделась вокруг, когда Винсент позвал её по имени и, увидев нас, встала.

— Шарлотта, всё будет хорошо, — прошептал Винсент, как только обнял её. — Ты знаешь это.

— Я знаю, — всхлипывала она. — Но от того не становится легче…

— Шшш, — оборвал её Винсент, крепко прижав её к себе, прежде, чем отпустить и мягко передать её мне.

— Кейт пришла побыть с тобой. Она может сейчас же отвести тебя домой на такси, если ты хочешь.

— Нет, — Шарлотта покачала головой, одновременно потянувшись, чтобы схватить мою руку, как будто это была сетка безопасности.

— Я подожду пока, вы парни, не доставите его в скорую.

Винсент повернулся ко мне.

— С тобой всё будет нормально? — пробормотал он.

Я кивнула и он оставил нас, а сам пошел к Жан-Батисту.

Двое мужчин подошли к третьей машине скорой помощи, которая только что приехала. Из такси со стороны пассажирского сидения вышел Амброуз, который выглядел сильным и здоровым, как модель с рекламной листовки спортзала.

Шарлотта села обратно на землю и начала водить рукой под одеялом Чарльза, как будто пыталась согреть его трением.

— Итак, — сказала я мягко, — если ты не хочешь рассказывать об этом, так и скажи. Но что произошло?

Она глубоко вздохнула, искаженное лицо дало мне представление, как бы она выглядела, если бы она была в своем истинном возрасте. Она подняла дрожащую руку и указала на пустую туристическую лодку.

— Лодка. Её арендовали для празднования детского дня рождения. Мы с Чарльзом прогуливались неподалеку, и с Гаспаром, который был парящим и он дал нам знать прежде, чем двое детей вывалились. Чарльз спрыгнул в воду и вытащил мальчика сразу же после того, как тот ушел под воду. Он вытащил ребенка на берег, где я делала ему дыхание рот в рот. Потом он вернулся за маленькой девочкой, которую затянуло под мотор лодки. Он пытался вытащить её, но мотор уже убил её. А затем добрался и до него.

Пока она рассказывала о том, что произошло, в её голосе звучала такая беспомощность. А, как только она закончила говорить, она снова начала тихо плакать, и её плечи вздрагивали под моей рукой.

Я ощутила, как у меня на глазах наворачиваются слёзы и больно себя ущипнула. Держи себя в руках, подумала я. Шарлотте не нужны твои рыдания прямо рядом с ней.

Я взглянула на берег реки, из воды вышли два полицейских водолаза. Парамедик, стоявший рядом с Амброузом, тоже из заметил и быстро зашагал в их сторону.

Я начала догадываться что происходит, когда он подошел к ним и они передали ему некий объект. Шарлотта почувствовала, как напряглось моё тело и перевела взгляд на водолазов

— О, хорошо. Они нашли её, — сказала она монотонно, когда парамедик потянулся за пластиковым пакетом, заполненным на половину кровавой водой.

В этот раз я не смогла сдержать слёз, и хотя очертания были размыты, я поняла, что у он держал в руках. Моё тела пришло в оцепенение, а дыхание оставило мои легкие так резко, как будто меня пнули в живот. В мешке находилась человеческая рука.

Глава 21

Последний раз, когда я видела Чарльза, когда парамедики застегнули его в мешке для трупов. Мне привиделось, что мешков будто стало два. И сейчас это были мои собственные родители, которых я видела в мешках. Я пересекла Атлантику, а вернулась обратно в то время в нью-йоркский морг, и ведь даже года не прошло.

Они даже не показали мне моего папу. Но я настояла на том, чтобы увидеть свою маму, у которой была сломана «только» шея, и выглядела она более презентабельно, чем мой искалеченный отец. И я снова оказалась в той комнате, уставившись на покрытые коралловым лаком ногти на голых ногах моей мамы. Рядом со мной стояла плачущая Джорджия, когда я вырвала прядь своих волос и вплела их в мамины. Я знала, что она будет кремирована и хотела, чтобы моя частичка была с ней. На этой мысли мои воспоминания закончились, но я всё еще стояла посреди ослепительно белой комнаты, не желая оставлять там маму.

— Кейт. Кейт? — сильные руки развернули меня напротив лица Винсента в сантиметре от моего собственного.

— Ты как?

Я кивнула, как в тумане.

— Почему бы тебе не поехать на «скорой», а я поеду домой на скутере и встретимся с тобой там?

Я снова кивнула, и пыталась держать себя в руках, пока я втискивала себя между Шарлоттой и водителем в кабине автомобиля.

Когда мы добрались до дома Жан-Батиста, Жанна встречала нас у входной двери. Она забрала у меня Шарлотту и повела наверх в её комнату, всё выглядело так, что стало ясно: они уже проходили через это раньше. Сквозь окно в зале я видела, как Жан-Батист вручает пачку банкнот водителю скорой помощи, а Жюль затащил объёмный мешок с телом через переднюю дверь и осторожно положил его у двери. Я, шатаясь, добралась из прихожей до комнаты Винсента, где упала лицом вниз на его кровать и позволила себе разрыдаться.

Я знала, что не должна была оплакивать смерть Чарльза. Но от этого я только заводилась. Или больше походило на то, что меня бумерангом отбросило назад. И теперь я чувствовала, что нахожусь снова на краю бездны, от которого с трудом уползла несколько месяцев назад. Меня охватило непреодолимое желание наклонится вперед всего на сантиметр и погрузиться с головой в её спокойную темноту. Мысль покинуть разуму мое тело, была заманчивой. И мне не придется ничего разгребать из того, что твориться вокруг. Кто-то присел на кровать, но я спрятала лицо в подушку. Откуда-то сверху раздался любящий голос Винсента.

— Все нормально, Кейт. Я знаю как это тяжело, видеть нечто вроде этого, и я хотел, чтобы ты не видела. Ты просто должна помнить, что это не взаправду — смерть и для неё была причина. Чарльз спас жизнь маленькому мальчику, в замен отдав свою собственную. На время.

Его слова влетали мне в уши, но не задерживались в моем разуме. Я не могла разобрать, что он говорит. Это всё просто не вязалась с тем, чему меня когда-либо учили или с моим жизненным опытом. Я не могла взять и отключить свои чувства, зная, что кого-то покалечило лодочным мотором — даже, если он был только «временно» мертвым.

— А Чарльз… начала я.

— Все в порядке, тело Чарльза вернули в его комнату. Через несколько дней он будет в отличной форме. Шарлотта сейчас тоже в порядке, раз она вернула его сюда, обратно домой и может наблюдать за его выздоровлением. — Он замолчал. — Ты единственная, за кого я беспокоюсь.

Я пыталась осмыслить и принять для себя то, что я видела и то, что он сказал, но внутри меня всё этому противилось. Я отстранилась от Винсента и вытащила свою руку из его руки. Я не могла взглянуть на него.

— Как ты можешь так жить? — спросила я наконец, дрожащим голосом.

— Ну, у меня было много времени, чтобы привыкнуть к этому, — сказал он, закусывая нижнюю губу.

— Вот именно как долго? — мой голос казался пустым.

Я знала, что Винсент что-то утаивает от меня по каким-то причинам, но меня возмущало, что я так мола знаю о нём.

— Ты хочешь услышать всё сейчас? — спросил он, вздохнув.

— Я должна услышать это сейчас же, — ответила я тихо.

— Я родился в 1924.

Я подсчитала.

— Тебе восемьдесят семь.

— Нет, мне девятнадцать. Я умер в 1942, когда мне было восемнадцать. Прошел год, когда я погиб, спасая кого-то, поэтому сейчас мне девятнадцать. А самое большие, мне было двадцать три. Я никогда не был женат. У меня никогда не было детей. Со мной никогда не происходило ничего, что заставило меня ощущать себя старше, чем мой нынешний возраст.

— Но ты видел, как прошли восемьдесят лет. У тебя было восемьдесят семь лет жизни.

— И это ты называешь жизнью, — сказал он, качая головой.

— Но это альтернатива.

— Я должен быть кем-то вроде ангела-хранителя с желанием погибнуть, а взамен я получаю некий вариант бессмертия.

В его голосе слышался оттенок горечи. Может сожаления. Он попытался улыбнуться, а затем с мольбой посмотрел на меня.

— Пожалуйста, Кейт. Может достаточно правды на сегодня? Для тебя и так был достаточно тяжелый день, и без моих научно-фантастических рассказов, который могут тебя расстроить.

Я кивнула. Он пропустил свои пальцы сквозь мои волосы и заправил одну прядь мне за ухо. Я вздрогнула от его прикосновения.

— Кейт, в чём дело? Пожалуйста, скажи мне.

Мои мысли метались в разные стороны. Наконец, я посмотрела прямо на него, заставляя себя быть решительной, чтобы сказать эти трудные слова.

— Я должна быть честной. Я никогда не влюблялась так прежде. Я никогда… Я подняла глаза к потолку, для того, найти хоть что-нибудь, что мне поможет набраться мужества и продолжить, ничего не найдя, я глубоко вздохнула, прежде чем встретиться с ним взглядом. У меня никогда не было такого сильного чувства к кому бы то ни было. И если я позволю себе сохранить эти чувства к тебе…

Лицо Винсента было спокойно, но в глаза были полны отчаяния, пока он ждал приговора, которое, он понимал, обязательно последует.

Я заставила себя продолжить.

— Я не могу представить, как переживать то, что произошло сегодня, постоянно. А когда настанет твоя очередь, все будет только хуже. Я не смогу спокойно смотреть как ты снова и снова умираешь. Это слишком сильно напоминает мне смерть родителей.

Я задыхалась от своих слов и начала плакать, а Винсент подошел ко мне, но я вытянула руку, останавливая его.

— Если бы я в итоге полюбила тебя, то я не смогла бы так жить. В вечной агонии. Понимания, что ты воскреснешь, или как там это называется, может оказаться недостаточно, чтобы снова и снова переживать твою смерть. Ты не можешь просить меня об этом. Я не смогу так жить.

Я резко поднялась на ноги и, утирая слёзы, побрела к двери. Он проследовал за мной, тихо прошел по коридору в прихожую и неподвижно встал, как я взяла свою куртку со скамейки и начала бороться с дверной ручкой. Винсент открыл для меня дверь и, положив руки на мои плечи, осторожно развернул меня к себе.

— Кейт, пожалуйста, взгляни на меня.

Я не могла поднять свои глаза и посмотреть ему в лицо.

— Я понимаю, — сказал он.

Наконец, я подняла глаза и посмотрела ему прямо в глаза.

Его глаза были холодными. Пустыми.

— Прости за ту боль, которую я причинил тебе, — прошептал он, и сбросил руку с моего плеча.

Я развернулась и пошла, пока у меня всё ещё оставались силы уйти от него, а когда ворота за мной захлопнулись я побежала.

Глава 22

Я добралась до своей комнаты, не увидевшись ни с бабушкой и дедушкой или с Джорджией по дороге, и заперлась у себя. Я свернулась калачиком в углу кровати, время, казалось, остановилось. Я чувствовала, как меня разрывает между уверенностью, что я всё сделала правильно, и мучительным сомнением, что в течение десяти минут я разрушила малейшие шансы, которые, возможно, имели надежду на светлое будущие. На любовь.

Хотя я знала его не долго, я чувствовала, что если всё продолжалось, я бы влюбилась в Винсента. В этом не было никаких сомнений. И если это принять за отправную точку, я понимала, что это не был всего лишь легкомысленный романчик. Мое сердце было бы уничтожено. Я была в этом уверена.

И испытывая всё это к нему, я не могла рисковать, с болью смотреть, как его неоднократно ранят, убивают или даже уничтожают. Он говорил, что это возможно: его бессмертие имеет свои ограничения.

Потеряв маму с папой, я отказываюсь терять кого-нибудь еще из тех, кого люблю. Старое изречение звучало уже по-другому. Оно должно было звучать так: лучше не любить совсем, чем полюбить и потерять любовь. Я сделала всё правильно, успокаивала я себя. Так почему я чувствую, что совершила самую большую ошибку в своей жизни?

Я закуталась в одеяло коконом и медленно погрузилась глубже в свои страдания. Я позволила боли, поглотить меня. Я это заслужила. Мне не следовало никогда открываться.

Спустя несколько часов, постучала Мами, сказав, что пора ужинать. Какое-то мгновение я успокаивала свой голос, а потом прокричала,

— Мами, я не голодна. — Спасибо! — через несколько минут послышался тихий стук в дверь.

— Можно нам войти? — послышался голос Джорджии с другой стороны, и не, дожидаясь ответа, моя сестра с бабушкой зашли на цыпочках в мою комнату.

Сев по обе стороны от меня они обняли меня и ждали.

— Всё из-за мамы с папой? — наконец спросила Джорджия.

— Нет, на этот раз дело не в маме с папой, — пробормотала я, усмехнувшись, — во всяком случае не только в маме с папой.

— Из-за Винсента? — спросила она.

Я со слезами на глазах кивнула.

— Он… Винсент, — я почувствовала, как Мами с Джорджией переглядываются поверх моей головы, — сделал нечто, что причинило тебе боль? — сказала Мами, пробегая пальцами вверх и вниз вдоль моей спины.

— Нет, это была я. Я просто не могу…

Как я смогу им всё объяснить? Что я не могу позволить себе быть рядом с ним. Это было слишком рискованно.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, — сказала Джорджия. — Ты просто боишься кого-нибудь снова полюбить. Вдруг они тоже исчезнут.

Я положила голову Мами на плечо и вздохнула,

— Всё очень сложно.

Приглаживая мои волосы рукой, и поцеловав меня в макушку, она спокойно ответила, — Это всегда сложно.

— Я купила груду романов на английском в книжном магазине, а теперь они нашли прибежище в темной пещере моей спальни, сказала Мами, — пока я была все выходные в зимней спячке.

Она всё поняла и после того, как оставила блюдо с водой, чаем, фруктами и разными видами сыров и печенья на моем туалетном столике, оставила меня в покое.

Я провела оставшуюся часть дня, погрузившись в чужую историю. В редкие мгновения, когда я откладывала книгу, моя собственная боль возвращалась и обжигающе ранила. У меня было такое ощущение, что я являюсь мишенью циркового метателя ножей.

Если я ни о чем не думала, то могла избежать поражения лезвием, пролетавших со свистом в моей голове.

Время от времени я проваливалась в сон, но тут же просыпалась, от мучительных снов, которые в мгновение растворялись, не оставив и следа.

Я не могла заставить себя иногда не оглядываться, интересно, вдруг я увидела бы Винсента, притаившегося в тени. Приходил ли он посмотреть на меня, когда был парящим? — думала я. Я знала, он мог парить вокруг моей комнаты при всех. А может и нет. Может для него, это был как раз тот случай, когда «с глаз долой из сердца вон» и мой выплеск эмоции был достаточно эффектным, чтобы остановить его от попыток увидеть меня снова.

Именно этого я хочу, — говорила я себе. Разве нет? Если я позволю себе думать, это будет конец. Так что я отключила мозг, и отдала бразды правления телу, без вмешательства разума.

В целом казалось, что я справилась с поставленной задачей. Я не могла жить без него.

Я была замкнутой. Так сказать, самодостаточной… Может быть, я не была счастлива, но я не была печальной. Я была просто… здесь.

Школа была долгожданным облегчением. Она помогла; дни протекали в немом однообразии.

Наконец, вернувшись однажды домой, я поняла, прошло уже почти две недели, как я ушла от Винсента. Мне казалось, что прошли месяцы. Я уже поздравляла себя с завершением марафона, хотя едва-едва миновала стартовую линию.

Как-то, поднявшись по лестнице метро на своей улице, я была удивлена, увидев знакомую фигуру, прислонившуюся неподалеку к телефонной будке. Это была Шарлотта. Когда она увидела меня, ее красивое лицо просветлело.

— Кейт! — крикнула она, подпрыгнув и наклоняясь, чтобы поцеловать меня в обе щеки.

— Шарлотта. Какой сюрприз! — я улыбнулась, с любопытством осматриваясь вокруг, на случай, если с ней еще кто-нибудь был.

— Жду Чарльза. А вот и он, — сказала она, взглянула на лестницу подземки, которая находилась позади меня.

Подошел Чарльз, его руки и ноги были целы и невредимы; он выглядел здоровее, чем когда-либо и веселее. Он нахмурился, когда заметил меня.

— Что этот человек здесь делает? — спросил он.

— Гм, у меня есть имя. И отвечая на твой вопрос, я живу здесь, — ответила я, защищаясь. — Ты не единственный человек в Париже, который пользуется rue du Bac Métro.

— Нет, я хотел сказать, что ты делаешь здесь с Шарлоттой.

— Я просто с ней столкнулась.

Случайно.

Почему я оправдываюсь перед этим наглым парнем? — задавалась я вопросом, недовольная собой.

— Я подумал, раз ты бросила Винсента, мы тебя больше никогда не увидим.

— Ну, — растягивая на своем лице фальшивую улыбку, — вот она я. — Что ж, Шарлотта, рада была тебя повидать. Надо идти.

Я развернулась и пошла прочь, но Чарльз прокричал мне в след.

— Тебе просто недостаточно того, что ты можешь получить о нас, мертвых парней, а? Чего же ты хочешь теперь? Ты хочешь, чтобы мы снова спасли твою жизнь? Или ты собираешься завести нас в смертельную ловушку, как ты завела Амброуза?

— О чем ты говоришь? — закричала я, развернувшись к нему.

— Ни о чём. Я ничего не говорил. Просто забудь, что я сказал, — сплюнул он.

Сунув руки в карманы штанов, он повернулся и зашагал прочь. Шарлотта виновато посмотрела на меня.

— Что это было? Что я такого сделала? — выдохнула я.

— Ничего, Кейт. Ты ничего не сделала.

— Не беспокойся, это всё заморочки Чарльза.

— И всё же, почему он напал так на меня? — я все еще находилось в шоке.

— Эй, ты не хочешь спуститься к реке? — спросила она, не обращая внимания на мой вопрос. — Я вообще-то надеялась, что в какой-то момент столкнусь с тобой, всё-таки мы соседи и всё такое. Конечно, не то чтобы я тебя не видела поблизости. Я просто не думаю, что было бы уместно бегать за тобой по улице.

— Не говори мне, что ты преследуешь меня, — сказала я полушутя.

Шарлотта не ответила мне, но улыбнулась как кошка.

— Что? Ты следила за мной?

— Не волнуйся, Винсент не просил меня об этом. Просто следить за людьми часть того, что мы делаем, и иногда мы не можем остановиться, трудно не следить за людьми, которые нам интересны.

— Я тебе интересна?

— Да.

— Почему?

— Давай-ка посмотрим. Ну, ты первая девушка, в которую влюбился Винсент, с тех пор, как стал ревенентом. Поэтому ты уже по определению, нам всем интересна.

— Я не могу говорить о… нем, — начала я протестовать.

— Хорошо. Мы будем полностью избегать тему о Винсенте. Обещаю.

— Спасибо.

— И ты мне интересна еще потому, что… — Впервые она выглядела младше пятнадцатилетнего возраста своего тела. — Я отчасти надеялась, что мы станем подругами. Конечно, прежде, чем ты ушла. Немного одиноко тусоваться всё время с парнями. К счастью есть Жанна, иначе я бы уже совсем пропала.

Моё лицо, должно быть, выражало недоумение, потому что она тут же пустилась в объяснения.

— Не то, чтобы я не могла пойти и завести дружбу с кем-нибудь из людей. Они бы многое не понимали. Но раз ты уже знаешь, кто мы такие…

Я мягко прервала её:

— Шарлотта, мне невероятно льстит, что ты хочешь со мной дружить. Ты мне, правда, тоже нравишься. Но я всё еще так расстроена из-за Винсента, что, если мы начнем с тобой тусоваться, а потом столкнемся с ним, мне будет очень тяжело.

Она отвела взгляд в сторону и небрежно кивнула головой, как бы отдаляясь от меня.

— Я думала, что вы зависаете с Чарльзом большую часть времени, — сказала я.

— О, он последнее время много проводит времени наедине с собой, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал легкомысленно, но у неё не очень получалось.

Её голос дрогнул, когда она продолжила,

— Так что с недавнего времени я по большей части занимаю себя сама, к чему не очень-то привычна.

Её попытка выглядеть храброй была разрушена слезой, которую я заметила, скатившуюся по щеке. Она отвернулась.

— Подожди! — сказала я, хватая её за руку и, потянув её назад, чтобы посмотреть ей в лицо.

Она смахнула еще одну слезу, уставившись в землю.

— Извини, кое-что… в последние время было трудным.

Похоже, не только у меня одной проблемы, подумала я. Моя решимость пала, когда я увидела печаль на её лице.

— Ладно, хорошо. Давай прогуляемся к реке.

Её опустошенные глаза встретились с моими и у неё появился проблеск улыбки на лице. Она взяла меня за руку и мы вместе пошли по улице. Пока мы спускались к воде, я указала на антикварный магазин, который торговал чучелами.

— Мы с мамой всегда здесь прогуливались, — сказала я. — Он как зоопарк, за исключением того, что все животные умерли. Сейчас я даже не могу пройти мимо него, чтобы не подумать о маме. Я осмелюсь туда зайти только в том случае, если, прямо здесь случится ядерная катастрофа и чучела белок окажутся в самом центре событий.

Шарлотта рассмеялась — это был тот ответ, на который я надеялась.

— Я себя также чувствовала, когда мои родители погибли. Всё мне напоминало о них. Еще много лет Париж казался мне городом призраком, — сказала она, пока мы спускались по ступенькам к набережной.

— Твои родители погибли? Раньше тебя? — спросила я, и пустота в моём сердце снова напомнила о себе.

Мы проходили мимо длинной вереницы плавучих домов, которые были пришвартованы к берегу. Шарлотта кивнула.

— Это была вторая мировая война. Во время оккупации. Мои родители руководили подпольной печатью из нашей квартиры, неподалеку от Сорбонны, где преподавал отец. Немцы нашли их и застрелили. Мы с Чарльзом той ночью были в доме у тёти, иначе, скорее всего они убили бы и нас. Мы гордились своими родителями и хотели пойти по их стопам. Поэтому, когда мы услышали об облавах…

Она замолчала, а потом объяснила,

— Когда полицаи окружили евреев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря.

Я кивнула, показывая, что понимаю, о чём она говорит, и она продолжила,

— Мы укрывали некоторых друзей из школы и их родителей в нашей квартире, в комнате с фальшивой стеной, где была спрятана типография. Мы получали достаточно продовольственных карточек, чтобы прокормить и одеть всех нас шестерых, больше года, пока сосед всё не понял и не сообщил о нас.

Я замерла как вкопанная.

— Кто мог так поступить? — сказала я, ошеломленная.

Она пожала плечами и продолжила, взяв меня за руки и увлекая за собой. Мы смогли благополучно переправить семью в другое укрытие, но нас с Чарльзом поймали на следующий день и расстреляли.

— Я с трудом могу поверить, что это произошло здесь, в Париже.

Шарлотта кивнула.

— Они говорят, что тридцать тысяч наших «партизан» были расстреляны во время оккупации. По крайней мене, это официальная цифра. Некоторые были на самом деле преступниками. Но остальные были случайными прохожими, которых брали в заложники, а потом убивали, чтобы отомстить их соотечественникам за попытки сопротивления.

— Это было храбро с вашей стороны, твоей и Чарльза, помочь той семье.

— Да ладно, разве ты бы не сделала тоже самое? Разве ты смогла поступить бы по-другому?

Мы дошли до каменной скамьи и сели.

— Я не знаю, — наконец ответила я.

— Мне хотелось бы надеяться, что я поступила так же как ты. Но, на самом деле, не там много таких храбрых людей, как ты. Может поэтому ты стала одним из них. Я имею в виду — ревенентом, — сказала я.

— Жан-Батист так же думает. Что спасение жизней в нас уже изначально запрограммировано. Это заложено природой. Кто знает? — она замолчала, о чём-то раздумывая. — То, что я действительно теперь знаю, что могу сопереживать боль других, пережив подобную, когда моих родителей убили, из-за того, что те пытались спасти других людей. Что делает наше бремя постоянного риска своей жизнью легче.

Я кивнула и посмотрела, как она задумчиво ковырялась в ногтях.

— Так что произошло с Чарльзом? — наконец спросила я.

— Это часть всё той же истории, — сказала она. У него выдалось тяжелое время, связанное с тем несчастным случаем на лодке, что он не смог спасти девчушку. За последние пару недель он… — Она взвешивала как много можно мне рассказать и добавила, — стал одержим этим.

— Может со временем всё пройдет? — спросила я.

Она пожала плечами.

— В итоге я всё рассказала Жан-Батисту сегодня утром. Он собирается поговорить с Чарльзом.

— Может это поможет, — согласилась я.

Она покачала головой, показывая, что не особо в это верит.

— Давай сменим тему.

— Ладно, — сказала я, хватаясь за новую тему разговора.

— Итак, чем же плохо жить в одном доме с крутыми парнями? Исключая Гаспара и Жан-Батиста, которых, я думаю, можно назвать крутыми в своём роде…

Я умолкла. Она расхохоталась.

— Да они определенно не крутые, — согласилась она. — Там так много тестостерона витает в воздухе, что я не перестаю удивляться как у меня еще усы не выросли только от того, что я вдыхаю его.

Теперь была моя очередь смеяться. Такое чуждое мне ощущение, как будто я вдруг заговорила на китайском. Я не чувствую себя естественно, но это не означает, что это плохо.

Шарлотта посмотрела на меня с кривой усмешкой, гордая, что пробилась сквозь мою оборону.

— По правде говоря, — призналась Шарлотта, — они все как семья мне. Мы живем вместе на протяжении десятилетий. Ревенентам в деревнях приходиться постоянно переезжать, чтобы местные жители не узнали в них тех, кто погиб, спасая чью-то жизнь. Они постоянно переезжают из одного деревенского дома Жан-Батиста в другой. Большинство из них это устраивает, но это не для меня. Все эти люди мне как семья и я не могу их оставить.

— А ты когда-нибудь… — я замолчала, не зная, на сколько далеко я могу зайти.

— Что? — спросила Шарлотта заинтриговано.

— У тебя есть парень?

Шарлотта вздохнула.

— Поэтому для меня так же трудно завести парня, как и подруг. Думаю, что поначалу я еще могла бы как-то оправдаться за исчезновение на три дня каждый месяц, но долго бы так продолжаться не могло. Исчезать на несколько дней, когда я бы погибала. Нет, это бы просто не сработало. И я не могу заводить обычных отношений, как поступают Жюль с Амброузом.

Когда я влюбляюсь, меня это убивает.

— Так ты уже влюблялась?

Она залилась краской и посмотрела на свои руки.

— Да. Но он не знает… он не чувствует того же.

Её слова были еле различимы.

— Тогда почему ты не встречаешься с ревенетом?

Она наклонилась вперед и на её губах появилась грустная улыбка. Обхватив себя руками, она смотрела на воду.

— Нас вокруг не так много, поэтому выбор довольно ограниченный.

Я не знала, как отреагировать, поэтому взяла её за руку и ободряюще её сжала.

Она улыбнулась, а потом добавила,

— Я лучше пойду домой. Из-за Чарльза. Спасибо за беседу. Я не могу даже передать, как здорово потусоваться с девчонкой.

Я подумала о том же. Я завела не так много друзей здесь, в Париже. И если подумать, это означало проводить время с тем, кто являлся практически членом семьи Винсента, я должна была признать, что мне очень понравилось быть с Шарлоттой.

— Обязательно повторим, — пообещала я.

Внутренний голос говорил, раз я дружу с Шарлоттой, то рано или поздно я столкнусь с Винсентом. Я велела ему заткнуться. И подумала, неужели боль в моем сердце никогда не утихнет. Должна, решила я. Чем больше времени я проведу подальше от Винсента, тем лучше я себя буду чувствовать. Я была в этом уверена.

Глава 23

На следующей неделе вместо наступления улучшения, я почувствовала себя еще хуже, и к пятнице ужасное отчаяние начало меня поглощать. Так я провела все выходные, на протяжении которых, я не делала ничего, чтобы могло отвлечь меня.

В обед я достала свой телефон, чтобы посмотреть свои ежедневные смски от Джорджии: Видела наряд, сама знаешь про какую шлюху я. Исчисления отстой. Хочешь вечером куда-нибудь пойти?

Я помедлила, а потом заставила себя ответить на последнее сообщение: Куда? Она немедленно не ответила: Встретимся после школы. В четыре часа Джорджия ждала меня у ворот, на лице которой было написано абсолютное изумление.

— Не может быть, Кейти-Бин… Ты и вправду хочешь пойти со мной?

— Зависит, — сказала я небрежно, стараясь не выказывать в каком отчаяние я находилась. — Куда ты собираешься?

— В одном неформальном клубе танцевальная вечеринка. Его владелиц мой хороший друг.

Она одарила меня озорной улыбкой. Моя сестра неисправимая кокетка.

— Я серьезно, это крутое местечко, оно состоит из лабиринта старых винных погребов, который проходит под несколькими зданиями в районе Оберкампф. Там всегда полно музыкантов и художников, тебе понравится.

Несмотря на то, что мое сердце не настроено было клубиться, это была первая попытка за выходные. Вообще-то, надо быть реалисткой, за месяц.

— Я пойду, — сказала я. — В каком часу ты собираешься идти?

— Около девяти.

Мы доехали до города на автобусе, а потом пересели на метро. Уже на нашей улице я сказала Джорджии,

— Думаю, я еще не хочу идти домой. Пожалуй, я поброжу. Не уходи без меня.

— Я заберу твой наряд, — сказала она, улыбаясь и направилась на нашу улицу.

Я повернула в другую сторону и прокладывала свой путь мимо оживленного бульвара Сен-Жермен, прошла сквозь небольшие извилистые улочки пересекающиеся неподалеку от реки На оживленном перекрестке стояло кафе с большой террасой, куда меня в детстве водила бабушка за восхитительным tarte tatin — запеченный яблочный пирог, который подается перевернутым, с карамельной глазурью.

Кафе называлось Ла Палетт, как палитра художника, его имя, восходит к тем временам, когда оно было притоном для местных художников и скульпторов. Кафе было слишком далеко, чтобы выбрать его в качестве постоянного, но точно стоило разового посещения. На улице дул холодный порывистый ветер, как правило, в такую погоду всегда людная терраса была почти пуста.

Я протолкнулась через входную дверь в теплое, вкусно пахнущее кафе. Мой взгляд поймал официант и махнул рукой в сторону пустого столика, спрятанного в почти скрытой нише за дверью. Замечательно. Анонимность то, что мне сегодня было нужно.

Я уселась, бросая свою сумку под стол и начала рассматривать посетителей кафе, пока ждала официанта, который должен был подойти к моему столику. В одном из углов шумно болтала группа студентов. За несколькими столиками сидели бизнесмены с напитками поверх их документов. Производящая впечатление женщина около тридцати сидела одна. Я сфокусировалась на ней. Густые светлые, почти белые, волосы рассыпались по плечам, а ее высокие скулы и голубые глаза делали её похожей на скандинавку.

Из бара кафе к ней подошел человек, спиной ко мне. Он сел напротив неё, подняв чашку с кофе и залпом, осушил её. Затем он потянулся, чтобы взять её за руку, которая изящно лежала на столе.

Он ей что-то сказал, и она оторвала взгляд от него и уставилась на столешницу. Я видела, как потекла слеза по её прекрасной щеке и мужская руку поднялась автоматически, чтобы смахнуть её. Он убрал свободно висевшую прядь её платиновых волос за ухо, движением, которое я узнал. Моё сердце остановилось, внезапно я всё поняла.

Меня охватил леденящий душу холод, я схватила свою сумку и столкнула стеклянную солонку на пол, которая с грохотом разлетелась вдребезги. Женщина перевела не меня взгляд и что-то сказала своему спутнику. Он развернулся в моем направлении и застыл, а его красивое лицо омрачило опустошение. Мои инстинкты меня не подвели. Это был Винсент.

Сразу же передо мной нарисовался официант, держа в руках щетку и совок для мусора.

— Простите, — выдавила я из себя и, схватив со стула куртку, я оттолкнула его и запинаясь покинула кафе.

Я бежала всю дорогу до дома, чувствуя, как моё лицо онемело, как будто его накачали новокаином.

Я бросила Винсента, а не наоборот, напомнила я себе. Почему бы ему не найти кого-нибудь еще? Меня посетила мысль, что он, возможно, лгал мне, о том, что у него никого не было со времен детского увлечения. Возможно, он встречался с этой роскошной блондинкой всё время. Хотя моё разбитое сердце говорило мне, что это неправда. Винсент не стал бы лгать мне. И Шарлотта не стала бы лгать, когда сказала, что я была первой девушкой, в которую влюбился Винсент, с тех пор как стал ревенентом.

К сожалению, признавая, что нет его вины, и я была той, кто ушёл, но от этого менее больнее не становится.

Когда я добралась до дома, я прошла к комнате Джорджии и без стука вошла.

— Пошли, — сказала, запыхавшись, я.

Она улыбнулась и протянула мне короткое кружевное платье.

Глава 24

Около девяти мы вышли из дома и забрались в машину, ждущую нас снаружи. Я втиснулась на заднее сиденье к двум девушкам, которых узнала, они учились с нами в одной школе. А Джорджия плюхнулась на переднее сидение и чмокнула красивого парня в губы, которого я никогда не видела.

Я знала, что это было в духе Джорджии, сказать привет парням, которые ей понравились, поэтому я решила, что расспрошу о подробностях позже. Она всех представила.

— Лоуренс — британец, Магс — ирландка, Ида — шведка; а это моя сестра, Кейт, которая остро нуждается хорошо повеселиться этой ночью. И я возложу на вас ответственность, если она уйдет домой, так и не повеселившись.

Она покрутила ручку радио, Лоуренс привез нас к реке и мы вышли из машины.

Бар находился в не очень обжитом районе в восточной части Парижа. Это место пользовалось популярностью у художников, моделей, музыкантов, которые еще не достигли успеха.

За последние несколько лет, здесь появилось несколько модных баров, поэтому тротуары были заполнены небольшими группками ультрамодных людей, куривших снаружи и дорожащих от холода.

Мы остановились в переулке перед зданием, которое, казалось, трясло от грохота музыки, звучащей внутри. На входе стоял огромный вышибала, одетый только в джинсы и майку, которая плотно обтягивала его внушительные грудные мышцы. Лоуренс, перекрикивая грохот музыки, что-то прокричал, и громила открыл дверь, чтобы впустить нас внутрь.

Танцпол был довольно большим, но в высоту всего около восемь футов.

Будка DJ стояла на одной стороне, а бар, освещенный по всей длине флуоресцентными лампами, в противоположной. Всё помещение было отделано грубым камнем, по которому были хаотично расставлены бетонные колоны, подпирающие потолок. Белые прожектора, установленные по углам, придавали неровным каменным стенам вид жутких декораций.

— Выпивка! — крикнула Джорджия и мы направились к бару.

Со своеобразным британским акцентом Лоуренс спросил, чего бы мне хотелось, и заказал нам обоим Колу.

— Я сегодня за водителя, — сказал он, подмигнул мне и улыбнулся.

Мы чокнулись бокалами, а затем развернулись и откинулись спиной на стойку бара.

— Так ты и Джорджия? — спросила я Лоуренса, заполняя пробелы в своих знаниях о нём.

— Неа, — ответил он, улыбнувшись, и на его щеках появились ямочки. — Мне нравятся парни.

— Понятно, — сказала я, потягивая напиток через трубочку, и мы продолжили разглядывать клуб.

Я никогда не устану удивляться таланту Джорджии находить новые крутые места, чтобы потусоваться. В середине танцплощадки танцевали красивые люди, в то время как по её краям столпились худышки с опущенными плечами с задумчивым видом. Я заметила известную молоденькую актрису, сидящей в углу с толпой поклонников, которые старательно делали вид, что не заискивали перед ней. А в нише на груде подушек, я увидела певца из модной британской группы.

Моя сестра стояла в нескольких футах от меня, целую парня, похожего на модель, в щеку, когда я заметила, как массивная фигура медленно, но неуклонно продвигалась через весь клуб в нашу сторону. Пока он пробирался сквозь толпу, люди хлопали его по спине. Когда он оказался в нескольких футах от нас, Джорджия поставила свой стакан на барную стойку и подняла руки вверх, в то время, как он поднял её за талию.

— Джорджия, моя сексуальная южная красотка, — сказал он, опуская её на пол.

Я улыбнулась. Это было спорным утверждением, мы вообще-то никогда не жили на юге. Джорджия провела всего-то каких-то дюжину дней в родном мамином штате развивая протяжный акцент, за который Скарлетт О'Хара дала бы только свою нижнюю юбку. Когда она была в настроении, она использовала свое протяжное произношение, наряду со своим именем, чтобы показать, что мы происходили из куда более «экзотического» места, чем Бруклин. Иностранцы, по крайней мере, те, кто говорил достаточно хорошо на английском, чтобы заметить акцент, заглатывали наживку.

Мужчина наклонился, чтобы поцеловать её в губы. Уже одно то, что этот поцелуй длился на секунду дольше, чем все остальные её поцелуи, которые она раздавала налево и направо, могло означать, что это мог быть кто-то особенным. Взяв его за руку, она подтащила его и поставила передо мной. Наконец, получив возможность хорошенько его рассмотреть, я увидела, что в нем есть всё то, что всегда искала Джорджия. По крайней мере, по пяти из шести пунктам. Он выглядел нечто среднее между серфингистом и американским футболистом: открытые всем ветрам светлые волосы и загорелая кожа, но достаточно мощный, чтобы в одиночку прорвать рубеж обороны. Его карие глаза были такие светлые и прозрачные, что они были похожи на замороженный ирис. И потому как он держал Джорджию, подтверждало, что они были парочкой.

— Наконец-то мы встретились! Кейт, сестренка Джорджии. Наслышан о тебе. Джорджия, а ты мне не говорила, что она такая хорошенькая.

Растягивая слова, моя сестра сказала:

— А почему я должна была говорить что-то подобное? — Повернувшись ко мне, она сказала, — Кейт, это Люсьен. Он владелец бара.

— Рада с тобой познакомиться, — сказала я.

Он сжал плечи Джорджии и наклонился, чтобы что-то шепнуть ей на ухо. Затем вытянувшись во весь рост, он сделал сигнал бармену указывая в сторону нашей компании.

— Милая Джорджия Браун, — присвистнул Лоуренс, который стоял рядом со мной. — Бесплатная выпивка всю ночь. У твоей сестры волшебное прикосновение.

— Я в курсе, — согласилась я, наблюдая за тем, как Люсьен целует руку моей сестре, прежде чем отвлечься на взбешенного менеджера.

Перед тем, как растворится в толпе, он улыбнулся и подмигнул мне.

В клуб вошла группа потрепанного вида парней и направилась в нашу сторону. Лоуренс наклонился ко мне и сказал:

— Банда не дремлет. Эти ребята новая крутейшая группа в городе.

— Ну, тогда они наверняка друзья Джорджии, — вздохнула я.

Он улыбнулся и кивнул, и они подошли.

Один из них подошел к Джорджии и не слова не говоря, потащил её на танцпол. Она наклонилась и что-то прокричала ему на ухо, а потом, улыбнулась мне, в то время как один из его друзей подошел и взял меня за руку.

— Алекс, — прокричал парень, убирая свои длинные волосы, которые лезли в его глаза.

Мы танцевали рядом с Джорджией и её другом следующие пару песен. У Алекса были ясные голубые глаза и кокетливая улыбка, такой парень, безусловно, может заставить моё сердце биться вновь. Потому как он мне улыбался, стало понятно, что он не прочь побыть моим мальчиком для вечеринки. Он был красив. И он был человеком. Так почему же я не могу расслабиться и получать удовольствие? Наконец, я наклонилась к Алексу, чтобы сказать, что собираюсь взять попить. Он посмотрел на меня с сожалением и послал мне сексуальный воздушный поцелуй, когда я уходила.

Я мысленно ругала себя, но отчетливо понимала, что больше ничего другого сделать не в состояние. Не сегодня ночью. Не до тех пор, пока лицо Винсента не исчезнет из моей больной головы.

Лоуренс ушел к тому времени, как я подошла к бару, но увидев меня, бармен автоматически налил мне бокал колы.

Я взяла его и пошла к гигантской кожаной подушке у стены, чтобы присесть на неё. Прислонившись спиной к холодному камню, я прищурилась, и наблюдала в течение нескольких минут за волнообразными движениями танцующей массы прежде, чем закрыть глаза. Я позволила музыке погрузить мой мозг в некое подобие транса. Несколько секунд спустя, я услышала низкий, ровный голос, который сказал:

— Устала? Открыв глаза, я увидела, что Люсьен подтащил еще одну подушку и сел рядом со мной.

Я улыбнулась ему. Он не выглядел сейчас таким крутым, как будто он собирается выгнать толпу прихлебателей, но в нем ясно читалось некое пренебрежении к окружающим. Пребывание владельцем одного из самых модных баров не могло не сказаться на его эго, подумала я про себя.

— Не то, чтобы устала, просто нетанцевальное настроение.

— Так, может у сестры Джорджии есть парень? Ого, этот парень действует без обиняков.

— О, нет, — сказала я. — На данный момент нет.

— Ну, — сказал он, потирая руки для пущего эффекта. — Это хорошие новости для моих друзей!

— Гмм. Я… не особо в этом заинтересована.

— Но ты не будешь возражать против встреч с людьми.

Он приподнял густые светлые брови.

— По правде говоря…

Не желая выслушивать мой ответ, он взял мой пустой стакан и направился к бару, вернувшись уже с полным.

— Приходи с Джорджией на вечеринку, которую я буду устраивать через пару недель.

Кого там только не будет. — Он присел на корточки и протянул мне стакан. — И ты приходи!

Он играючи похлопал меня по плечу, на что я неожиданно среагировала — я отпрянула.

И я могла с уверенностью сказать, потому, как он напрягся, что он обратил на это внимание. Да что с тобой такое? Ругала я себя, удивленная своей реакцией. Он просто пытался быть дружелюбным, — но я должно быть совсем растеряла навыки общения с людьми.

Прежде, чем я могла хоть что-нибудь сказать, чтобы замять мой непреднамеренный холодный приём, он повернулся, чтобы поговорить с кем-то, жаждущим его внимания. Я отпила колы и проверила телефон: еще не было и полуночи.

Я поднялась на ноги и, протискиваясь между танцующими, подошла к Джорджии. Она улыбнулась сочувствующей улыбкой, а я покачала головой.

— Джорджия, извини. Я просто не могу. Пойду домой, — крикнула я, стараясь перекричать музыку, махнув в сторону выхода, на тот случай, если она не расслышала меня.

Она кивнула.

— А ты сможешь нормально добраться одна?

— Я возьму такси.

Джорджия обняла меня, а затем, что-то сказала парню, с которым она танцевала. Улыбаясь, он взял меня за руку и повел через весь зал к выходу.

Пока я получала свою куртку он достал телефон и вызвал мне такси, вышел со мной на улицу и ждал вместе со мной пока такси не притормозило у обочины.

— Спасибо, — я крикнула ему вслед.

Махнув рукой, он уже возвращался обратно в клуб.

Когда я открыла дверь такси, я оглянулась и посмотрела в переулок, то увидела Люсьена, который разговаривал снаружи по сотовому. Он поднял глаза и поймал мой взгляд, и я помахала ему рукой на прощание. Он самоуверенно улыбнулся и помахал мне в ответ.

Рядом с Люсьеном стоял, стройный рыжеволосый парень, который повернул голову, чтобы посмотреть кому тот машет, но быстро отвел взгляд. Мое дыхание участилось, но я продолжала смотреть, пока отъезжала машина. Мне было достаточно всего секунды, чтобы узнать в парня с озлобленным взглядом на его лице. Это был Чарльз.

Глава 25

Я не слышала, во сколько Джорджия вернулась домой той ночью и проспала до позднего утра.

Когда я проснулась, в моей душе зародилась надежда. В полудрёме, предо мной всплыло лицо Винсента, которое я видела днем. Когда он осматривал кафе с задумчивым выражением лица, и меня переполняли тоска и чувство гордости. Темный, красивый парень был моим. От этой мысли меня окутало восхитительное чувство, и я медленно открыла глаза. А потом мой разум дал сердцу под дых. Винсент не был моим. Он принадлежал кому-то другому. И я погрузилась обратно в черную дыру грусти и сожалений, которая была моей тюрьмой на протяжение последних трёх недель.

Решив выйти из дома, я подумала позавтракать в кафе Сент-Люси, которое как я заметила накануне, снова открыто.

Проходя мимо гостиной, я заметила Папи в его кресле, читающим газету и каждой своей частичкой напоминал мне отца, только эта версия была старше. В свои семьдесят один у него не было и намеку на лысину. Джорджия унаследовала его благородный черты лица, который, к сожалению, прошли мимо меня. Он погрузился в свои бумаги.

— Как дела у моей принцессы? — спросил он, поднимая свои очки для чтения на лоб.

— Прекрасно, Папи. Я собираюсь выйти и позавтракать с Джей. Ди.

Я показала свою копию «Над пропастью во ржи», прежде чем запихнуть её в сумку. Он поймал своей рукой мою и положил её на ручку кресла рядом с ним, выражаясь дедушкиным языком, это означало: задержись на минуту. Папи мягко сказал:

— Мами сказала, что переживает за тебя. Хочешь поговорить?

Я покачала головой и благодарно ему улыбнулась.

— Ты же знаешь я всегда рядом, когда бы я тебе не понадобился, — сказал он, натянув очки обратно на нос.

— Спасибо, Папи, — прошептала я, сжав его руку прежде, чем развернуться и уйти.

Я никогда не смогу поделиться с ним своими проблемами. Даже, если бы у меня только что случился разрыв с постоянным человеческим парнем, Папи вряд ли смог понять бы.

Он с Мами жили в идеально работающем сказочном мире. Они по-прежнему были безумно влюблены и жили, наслаждаясь друг другом. У них была обычная жизнь. Стабильная жизнь. У них было всё, чего бы хотелось и мне.

Владелец кафе встретил меня лично и усадил меня в углу у входа, где я получила некое подобие уединенности.

Я пила свой кофе со сливками и заедала круасанами, полностью растворившись в своей книге. Прошло, наверное, около получаса, прежде чем я поняла, что стул напротив меня занят. Напротив меня сидел Жюль с игривой улыбкой, а его каштановые глаза искрились весельем.

— Итак, мисс Америка, думала, что можешь исчезнуть и просто бросить всех нас. Не судьба.

Я чуть не рассмеялась от радости, увидев его, но изобразив неприступность, спросила:

— Да что с вами такое, мертвые парни? Вы что за мной следите? Вчера ночью я видела Чарльза, а вот сейчас тебя!

— Ты видела Чарльза?

— Да, он был в том клубе, в который я ходила неподалеку от Оберкампф

Мой голос замедлился, когда я увидела изумление на лице Жюля.

— В каком клубе? — Если честно, я даже не знаю его названия.

— На нем не было таблички с названием или что-то в этом роде.

— Он что-нибудь сказал тебе?

— Нет, я как раз уходила, когда увидела его, стоявшего снаружи. Зачем он туда пошел?

Жюль обдумал всё, что я ему сказала, и перевел разговор на другую тему.

— Итак… когда ты вернешься?

Моя улыбка погасла.

— Жюль, я не могу.

— Чего ты не можешь?

— Не могу вернуться. Я не могу позволить себе быть с Винсентом.

— А как тогда, насчет того, чтобы быть со мной? — видя, как он кокетливо мне подмигнул, я рассмеялась. — Ты не можешь меня винить за попытку, — сказал он, протягивая руку через стол и переплетая свои пальцы с моими.

Я смущенно улыбнулась и сказала,

— Ты не исправим.

— А ты краснеешь.

Я закатила глаза к потолку и сказала:

— Жюль, будучи молодым, стильным художником, я уверена, что толпы девушек ломятся в твою дверь.

— Ага, мы мертвые парни действительно имеем успех у девчонок.

Он отпустил мою руку и откинулся на свой стул с нахальным выражением лица.

— На самом деле, раз ты категорически отказала в моих знаках внимания, я без стеснения заявляю, что у меня есть несколько подружек, которых я чередую, чтобы быть уверенным, что это не выльется в нечто серьезное.

— Одна из них та, едва одетая модель, которую я видела в твоей студии в тот день?

— Это чисто профессиональные отношения. В отличие от того, что могло бы возникнуть между нами, если бы ты только дала мне шанс.

Он изобразил поцелуй.

— О, Жюль. Прекрати! — простонала я и, дурачась, ударила его по руке.

— Ой! — сказал он, потирая место удара. — Проклятье, ты не только хорошенькая, но еще и можешь драться!

— Если ты собираешься сидеть здесь и издеваться надо мной, то можешь вставать и идти обратно в чудаковатый морг, в которым вы все живете, — сказала я.

— Оооо! Она осмелилась отослать бедного зомби-мальчика обратно, устыдившись себя! А что, если у меня новости?

Я посмотрела на него.

— Какие новости?

— Новости, что Винсент тоскует без тебя. Что он безутешен.

Сейчас Жюль говорил серьезным тоном.

— Теперь он не только физически «ходячий труп»… а и эмоционально.

Мой желудок скрутило, но я приложила усилия, чтобы мой голос звучал ровно.

— Слушай, Жюль, мне, правда, жаль. Я хотела попробовать, но после того, как увидела Чарльза, которого доставили домой в мешке для трупов…

Я замолчала. Жюль уставился на меня, в его глаза читался вызов. Это придало мне силы.

— Я не могу позволить себе влюбиться в Винсента, потому что это бы мне бы пришлось иметь дело с постоянным упоминанием о смерти. Мне хватило одного раза в прошлом году.

Он кивнул.

— Я знаю об этом. Я очень сожалею по поводу смерти твоих родителей.

Я глубоко вздохнула, а моё больное сердце окаменело, когда я заговорила.

— Кроме того, я не думаю, что ты был честен по отношению ко мне. Я видела вчера Винсента в очень трогательной сцене с роскошной блондинкой.

Жюль вел себя, как будто меня не слышал. Переворачивая салфетку для столовых приборов, он достал из кармана рубашки угольный карандаш и начал что-то чертить на нём. Он говорил и рисовал.

— Винс хотел, чтобы я присмотрел за тобой. Он не смеет сам к тебе приблизиться. Он говорит, что не хочет причинить тебе еще больше боли. Видя, вчера как ты выбежала из Ла Палетт, он боялся, что возможно ты сделаешь неправильные выводы. Которые ты, по всей видимости, и сделала.

Я почувствовала, что сейчас вспылю.

— Жюль, я видела то, что видела. Куда уж очевиднее?

Жюль перехватил мой взгляд.

— Кейт, ты точно не глупа, так что я предполагаю, что ты невероятно слепа. Женевьева одна из нас. Она наш старинный друг, которая нам как сестра. Винсент влюблен, но не в неё.

У меня перехватило дыхание. Удовлетворенный тем, что привлек моё внимание, он продолжил говорить, при этом спокойно вернулся к своей работе, пристально сконцентрировавшись на наброске.

— Он пытался кое-что выяснить. Найти выход из сложившейся ситуации. Он просил меня передать тебе это.

Жюль окидывал меня взглядом сверху вниз, а потом вновь возвращался к бумаге.

— Неплохо, — сказал он.

Он вырвал кусок квадрата, а затем, вставая, протянул его мне. Это был набросок: я, сидящая здесь в кафе. Я выглядела как Венера Боттичелли, излучая спокойствие и естественное очарование.

— Я выгляжу красивой, — сказала я, в восхищении, переводя взгляд от рисунка на его серьезное лицо.

— Ты прекрасна, — сказал он, наклоняясь и мягко целуя меня в лоб, прежде чем повернуться и решительно выйти из кафе.

Глава 26

Когда на следующий день я вернулась с очередного читального сеанса, из кафе Сент-Люси, из квартиры вышли Мами с посетителем. Большинство её клиентов-торговцы картинами и кураторы музеев — заходили в будние дни в течение рабочего дня. Если кто-нибудь приходил на выходных, можно было с уверенностью сказать, что это частный коллекционер.

Хорошо одетый человек стоял в коридоре спиной ко мне, держа в руках большой, узкий, обернутый в коричневую бумагу сверток, наблюдая за тем, как Мами запирает за ними парадную дверь.

— Вы можете вызвать лифт, а я отнесу картину наверх по лестнице, сказала она мужчине, когда тот повернулся.

Это был Жан-Батист.

— О! — вскрикнула я.

Я застыла как вкопанная, на моих глазах будто произошло лобовое столкновение двух миров: клан нежити, с которым я чуть было, не связалась и моя собственная нормальная смертная семья.

— Моя милая девочка, я напугал тебя. Прими мои извинения! — его голос звучал спокойно и монотонно, словно он читал по бумажке.

Он был одет точно так же, как при первой нашей встречи, в дорогой костюм и кружевной шелковый шарф на шее. Седые волосы были тщательно набриолинены и зачесаны назад, открывая его аристократическое лицо.

— Катя, милая, это мой новый клиент: Господин Гримод де Ла Ренье. Господин Гримод, моя внучка Кейт. Ты как раз вовремя вернулась домой, дорогая.

— Не могла бы ты отнести эту картину наверх в мою студию? Я боюсь, что она слишком габаритная, чтобы поместиться в лифт.

Жан-Батист от нечего делать продолжал смотреть на меня, пока Мами открывала дверь маленького лифта.

Я почувствовала, как мой гнев усилился, когда он приподнял аккуратную бровь. Его вторжение мой мир я расценивала как некое оскорбление.

Как во многих парижских домах, наш лифт был крошечный. Он едва вмещал двоих, понятно, что о третьем человеке или о картине и речи быть не могло.

Я осторожно подняла за края бумаги, в которую была завернута картина, и на начала подниматься. Мой путь лежал через три лестничных пролета. Картина была размером в половину моего роста, но так как рамка была снята, она не была тяжелой.

Я как раз поднялась наверх, когда Мами открыла дверь студии, оживленно болтая с Жан-Батистом, пока они входили. Я стояла позади него, крепко сжимая сверток, и гадала, что же «дяде» Винсента понадобилось здесь, в моем доме. Сначала Жюль, теперь Жан-Батист! Подумала я. Как я могу двигаться дальше, если «семья» Винсента так и норовит появиться в моей жизни?

После разговора с Жюлем мои эмоции и так были на пределе, но я решила придерживаться моего первоначального решения — я бы подвергла своё сердце риску, продолжая встречаться с Винсентом.

Когда я прошла в дверь я вдохнула и наполнила свои легкие успокаивающим запахом красок и лаков. Студия Мами всегда было одно из самых моих любимых мест, где я с удовольствием зависала. Шесть комнат для прислуги, которые занимали весь верхний этаж нашего здания, были объединены, чтобы создать одно большое пространство. И большая часть потолка была заменена стеклянной крышей, сквозь которую комнату заливало солнечным светом.

Текущие реставрационные проекты Мами были расставлены на мольбертах по всей комнате. Картины старых мастеров, потемневших от времени: стадо коров, пасущихся на лугу, стояла напротив яркого полотна постимпрессионизма — девушки, танцующие в зале канкан, задирающие нижние юбки. А на соседнем полотне, казалось, что шокированная, увиденным, испанка, одетая во всё черное, стыдливо прикрывает веером свои губы.

— Давайте взглянем на неё, — сказала Мами, забираю у меня свёрток и кладя его на большой стол, стоявший по среди комнаты.

Она осторожно развернула картину и снова подняла её, чтобы хорошенько рассмотреть. Это был портрет в натуральную величину (до талии) молодого человека, одетого в наполеоновскую солдатскую униформу и высокую черную шляпу с перьями. Очевидно, что натурщиком был сам Жан-Батист.

— О да, конечно же, семейное сходство очевидно, — сказала Мами в восхищении, переводя взгляд от картины на своего клиента и обратно.

Подавшись вперед, он дотронулся до разреза в картине, на уровне лба молодого человека.

— Вот здесь порез, — сказал он.

— Ну, раз, разрез ровный, это будет легко исправить. Нужно просто поставить заплатку с обратной стороны полотна, а здесь даже можно ничего и не трогать. Как вы говорите, получился порез?

— Я не говорил, но это был нож.

— Ой! — вскрикнула Мами от удивления.

— Здесь не о чем волноваться. Внуки, знаете ли, разбушевались. С этого-то момента я перестану им во всём потакать, — сказал он, спокойно глядя на меня, пока говорил.

— Хорошо, не могли бы Вы подождать меня здесь, я оставила свою книгу с квитанциями в квартире. Кейт, не могла бы ты сделать чашечку кофе господину Гримоду? — она кивнула в сторону кофейника, который стоял в углу стола и вышла за дверь, оставив её открытой.

Я и пожилой ревенет стояли неподвижно, пока не услышали звук старинного лифта, шатающегося от движения. А потом он шагнул ко мне.

— Что Вы здесь делаете?

— Нам нужно поговорить, — сказал он, его властный голос действовал мне на нервы. — Жюль сказал мне, что ты видела Чарльза. Пожалуйста, скажи мне, где.

Я решила, чем скорее я скажу Жан-Батисту, то, что он хочет услышать, тем скорее он уйдет.

— Он стоял около клуба, в который я ходила неподалеку от Оберкампф. Это было в пятницу, около полуночи.

— Кто был с ним? — несмотря на то, что казалось будто лицо у него застыло, я видела, что уголки его губ дернулись, что все явно было не так хорошо.

— Было похоже, что он пришел туда один. Но зачем?

Он глянул в направлении двери, прикидывая, наверное, сколько времени он может говорить со мной.

— Я пришел сюда по двум причинам. — Он говорил тихо и быстро. — Первая, чтобы спросить про Чарльза. Он исчез несколько дней назад, после того он с неприязнью взглянул на свой портрет, — как продемонстрировал свои навыки по метанию ножей. А вторая причина, я должен был нанести, не привлекая внимание, визит твоей семье. Мне нужно было посмотреть, как ты живешь.

Мой гнев вернулся в туже секунду.

— Вы что шпионите за мной? Что значит «как я живу»? Есть ли деньги у моих дедушки с бабушкой? — я в отвращение помотала головой.

— Да они у них есть, но не столько сколько их у Вас. Всё равно я не понимаю, какое это имеет значение.

Я пошла от него по направлению к двери.

— Остановись! — приказал он и я замерла. — Деньги для меня не имеют значения. А вот личность. Твои бабушка с дедушкой достойные люди и надежные.

— Что, достойны того, чтобы починить Вашу картину?

— Нет. Вполне достойны, чтобы заслужить моё доверие. Если понадобиться когда-нибудь раскрыть себя.

Когда смысл его слов стал до меня доходить, моя спина напряглась. Он, оказывается, следил за моей семьей, чтобы выяснить достаточно ли я хороша для Винсента. Его должно быть еще не уведомили, что все определенно и бесповоротно закончено.

— Такой необходимости не возникнет. Не беспокойтесь, господин Гримод, я больше не намерена тревожить вашу устроенную драгоценную жизнь.

Тут я в ужасе почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза, и я, сердясь на себя за это, её стерла.

Резкие черты его лица смягчились. Дотронувшись слегка своими пальцами до моей руки, он сказал:

— Но милое дитя, ты должна вернуться. Ты нужна Винсенту. Он безутешен.

Я посмотрела вниз и покачала головой. Жан-Батист взял меня за подбородок своими идеально наманикюренными пальцами и поднял его, наши глаза встретились.

— Он готов пойти на любые жертвы, лишь бы быть с тобой. Ты не должна ничего ни нам, ни ему, но я очень прошу тебя, выслушай его.

И моя решимость начала таять на глазах.

— Я подумаю над этим, — наконец, прошептала я.

Он удовлетворенно кивнул.

— Благодарю.

Его голос дрогнул, когда он произносил эти слова, должно быть такое можно редко от него услышать. Он быстро пошел к дери и начал спускаться по лестнице, когда я услышала шум поднимающегося лифта. Из него вышла Мами вошла, глядя в свой блокнот, а потом подняла глаза на меня и прошла через дверной проем. Оглядывая, в замешательстве пустую студию, она спросила:

— Ну и куда он делся?

Глава 27

Шел дождь. Очень сильный. Я наблюдала за дождевыми каплями, которые били в моё окно и рикошетом отлетали в ручей, образовавшимся на моём балконе.

Я думала о Винсенте, с тех пор как поговорила с Жан-Батистом несколько часов назад, сравнивая услышанное с тем, что мне сказал в кафе Жюль. Винсент пытался разрешить ситуацию. Найти решение. Может я должна дать ему возможность всё объяснить, а может я только подвергну своё сердце еще большей боли?

Что лучше, думала я, сидеть в безопасности и страдать в одиночестве, или рискнуть и начать уже жить? Несмотря на то, что меня раздирали противоречивые мысли, я была уверена, что не хочу, чтобы моя жизнь была похоже на то, что творилось последние три недели: серые будни, в которых не было ни света, ни тепла.

Я подошла к окну и посмотрела на потемневшее небо, в надежде, а может ответ на мой вопрос напечатан обыкновенными буквами на дождевых облаках. Мой взгляд скользнул ниже, к парку, и я увидела фигуру человека, прислонившегося к воротам парка. Он стоял под проливным дождем, без зонта, глядя на моё окно.

Я вышла на балкон. И тут же попала в порыв холодного ветра, под проливной дождь, но я смогла разглядеть лицо человека, стоявшего тремя этажами ниже. Это был Винсент. Наши глаза встретились.

Я на мгновение заколебалась. А должна ли я? — спросила я себя, прежде чем поняла, что уже всё решила. Нырнув обратно в комнату, я схватила полотенце со стула и пока вытирала им лицо и волосы, искала свои резиновые сапоги. Достав их из под кровати, я выскочила в коридор, натыкаясь на Мами, которая вышла из кухни.

— Катя, куда ты? — спросила она.

— Мне нужно выйти. Я позвоню, если задержусь, — сказала я накидывая куртку и хватая зонтик.

— Хорошо, родная. Только будь осторожна. Снаружи потоп.

— Мами, я знаю, — сказала я, хватая её и крепко обнимая, прежде чем скрыться за дверью.

— Что на тебя нашло? — услышала я, прежде, чем дверь захлопнулась и я бросилась вниз по лестнице.

Оказавшись снаружи, я завернула за угол здания по направлению к парку, а потом резко остановилась. Он был там. Стоял под проливным дождем и смотрел на меня с таким выражением лица, которое заставило меня замереть. На его лице читалось неимоверное облегчение. Как, если бы он посреди пустыни наткнулся на водоем с кристально чистой водой. Я узнала его, потому что чувствовала то же самой. Я выронила зонтик и бросилась к нему. Его сильные руки подхватили меня и оторвали от земли, отчаянно обнимая.

— О, Кейт, — выдохнул он, прижавший своей головой к моей.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Пытаюсь быть ближе к тебе насколько это возможно, — сказал он, целуя мои щеки, по которым стекали дождевые капли.

— Как долго… начала было спрашивать я.

— Это вошло немного в привычку. Я просто смотрю, пока ты не гасишь свет. Я никогда бы не подумал, что ты увидишь меня, — ответил он, опуская меня. — Но давай уведем тебя из-под дождя. Ты вернешься со мной? В мой дом, где мы сможем поговорить?

Я кивнула.

Он подобрал мой зонтик и всю дорогу держал его над нами, обнимая меня за плечи и прижимая меня к себе.

Когда мы зашли в неравномерно освещенное фойе, я посмотрела на Винсента и ахнула. Он исхудал. Потерял вес, а под ввалившимися глазами были темные круги. Я не обратила на всё это внимания в Ла Палетт, будучи слишком занятой другим (например, роскошной блондинкой-ревенентом). Но стоя здесь, всего в пару футах от него, невозможно было не заметить его изможденное состояние.

— О, Винсент! — сказала я, потянувшись руками к его лицу.

— Я не очень хорошо себя чувствовал, — объяснил он, перехватывая мою руку, прежде, чем я успела дотронуться до него, и вкладывая её в свою.

Как только его кожа коснулась моей, мои внутренности превратились в теплое тягучие месиво.

— Давай пойдем в мою комнату, — сказал он и провел меня по коридору для прислуги, и через дверь в его комнату.

Шторы были настежь распахнуты. В камине светились угли и в комнате пахло костром.

Я стояла и смотрела, как Винсент подкинул несколько щепок, чтобы снова разжечь огонь. Он сложил несколько журналов, прежде чем повернуться ко мне.

— Ты замерзла? — спросил он.

— Я не знаю холод ли это или нервы? — призналась я, протягивая руку, чтобы показать ему как меня трясло.

Он тут же протянул руки, чтобы обнять меня.

— О, Кейт! — выдохнул он, целуя меня макушку.

Я ощутила его трепет, когда его губы прикоснулись к моим волосам. Он обхватил мою голову своими руками, и его слова полились на меня потоком.

— Я не могу передать словами, как я боролся на протяжение последних нескольких недель. Я пытался исчезнуть из твоей жизни, отпустить тебя. Я хотел, чтобы у тебя была возможность жить обычной жизнью, безопасной. И я почти убедил себя, что поступил правильно, пока не пришел увидеть тебя.

— Ты приходил меня увидеть? Когда? — спросила я.

— Начиная с прошлой недели. Я должен был убедиться, то с тобой всё в порядке. Я наблюдал за тем, как ты приходила и уходила несколько дней. Не похоже, что тебе становилось лучше. Вообще-то ты выглядела ужасно. А потом, когда Шарлотта подслушала в кафе твоих сестру с бабушкой, я понял, что я был не прав, позволив тебе уйти.

— Что она слышала? — спросила я, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой.

— Они очень переживали из-за тебя. Они говорили, что у тебя депрессия. О том, что они должны сделать, чтобы помочь тебе. О том, что Джорджии стоит увезти тебя обратно в Нью-Йорк.

Увидев моё потрясение, Винсент усадил меня на диван и сел рядом со мной. Его пальца рассеяно перебирали мои, пока он говорил, и эти движения заставляли меня чувствовать более уравновешенно.

— Я поговорил об этом с Гаспаром. Он знает о нас столько же, а может даже больше, чем Жан-Батист. О нас, как о ревенентах. Мне, кажется, я пришел к решению, с которым мы могли бы жить. От тебя многого не потребуется. Это почти нормальная жизнь. Ты можешь выслушать? Я кивнула, стараясь сдержать зародившуюся надежду.

Я понятия не имела, что он собирается сказать.

— Я прошу у тебя прощения, что многого не рассказывал о себе с самого начала. Я просто не хотел тебя пугать. Я думал, что это воздвигнет преграду между нами. Поэтому я хочу начать с нуля. Первое — моя история. Как я уже говорил, я родился в 1924 году в небольшом городке в Бретани. Наш городок был оккупирован вскоре после того, как вторглись немцы в 1940. Мы даже не пытались им сопротивляться. У нас не было оружия и все произошло слишком быстро, чтобы подготовить оборону.

Я был влюблён в девушку по имени Элен. Мы выросли вместе, а наши родители были лучшими друзьями. Прошел год с момента оккупации, когда я попросил её выйти за меня. Нам было только семнадцать, но возраст, казался, не так уж важен в непредсказуемости войны, в которой мы жили. Моя мать просила нас подождать, пока нам не исполнится восемнадцать, мы вняли её просьбе.

Наш город находился во власти немецкого гарнизона, который находился по близости, и мы должны были обеспечивать их провиантом и другими запасами. А так же… другими, неофициальными услугами.

Я могла слышать, как гнев набирал силу в голосе Винсента, пока он рассказывал, но я молчала, понимая, как тяжело возвращаться к этим воспоминаниям.

— Мы с родителями ужинали в доме Элен в тот вечер, когда двое пьяных немецких офицеров вломились в их дом, требуя вина. Отец Элен объяснила, что они уже передали все содержимое их винного погреба в армию, и им нечего было предложить.

— Это мы еще посмотрим! — сказал один из них, и, вынув оружие, они приказали Элен и её младшей сестренке раздеться.

Их мать с криками бросилась на офицеров, пытаясь протестовать происходящему.

Они застрелили её, а потом повернулись и застрелили мою мать, которая вскочила, чтобы защитить свою подругу. Моего отца убили следующим. Отец Элен бросился за дверь к охотничьему ружью, которое там прятал, но прежде, чем он успел прицелиться, один из немцев отобрал его и выстрелил отцу Элен в ногу. А другой офицер выпустил несколько пуль в меня, когда я попытался броситься на него.

Они держали нас живыми, истекающими кровь и прикованными наручниками к дверям, так, что мы могли только наблюдать. Они… напали… на Элен и её сестру. Элен боролась. Они её тоже застрели.

В голосе Винсента слышен был надлом, но глаза оставались твердыми, как кремень.

— Нас осталось трое, чтобы похоронить убитых. Я предложил остаться и позаботиться об отце и сестре Элен, но вместо этого, они попросили меня уйти и сражаться с нашими захватчиками. Я ушел той же ночью, присоединился к Маки.

— Сопротивление, — сказала я.

Он кивнул.

— Сельская ветвь Сопротивления. Днём мы прятались в лесу, а ночью спускались в немецкие лагеря, воруя оружие, еду и, если была возможность, убивали.

Однажды днём двое из нас были арестованы по подозрению в налете на склад с оружием накануне ночью. Хотя не я участвовал в налете, а мой друг. Я участвовал только в организации. У них ничего не было на нас. Но они были преисполнены решимости, заставить кого-нибудь расплатиться за случившиеся.

У моего друга были жена и ребенок в его родном городе. У меня же никого не было. Я сказал им, что это был я, и они расстреляли меня на городской площади в назидание остальным жителям.

— О, Винсент! — сказала я в ужасе, и закрыла рот руками.

— Всё нормально, — тихо сказал он, убирая мои руки, решительно глядя мне в глаза. — Я же сейчас здесь, разве нет?

И он продолжил:

— На следующий день эта история была уже в газета, и Жан-Батист, который остановился неподалеку в доме своей семьи, пришел в деревенскую «больницу» где меня выставили на всеобщие обозрение. Утверждая, что я — член семьи, он забрал моё тело и ухаживал за ним, пока я не очнулся через два дня.

— Как он узнал, что ты стал… таким как он?

— У Жан-Батист есть «видение» — что-то вроде радара для обнаружения «превратившихся в нежить». Он видит ауры.

— Он что-то вроде тех ребят, которые читают ауры в американской битве экстрасенсов? — спросила я с сомнением

Винсент рассмеялся.

— Ага, что-то вроде того. Он однажды пытался мне объяснить. У аур ревенентов есть свои цвета и яркость. После их первой смерти Жан-Батист может за мили увидеть ревенентов.

Он говорит, что это, как прожектор, направленный в небо.

Вот как он нашел пару лет спустя Амброуза, после того, как весь его американский батальон был зверски убит на поле битвы Лотарингии.

Жюль погиб в первой мировой войне, близнецы во второй, а Гаспар в середине девятнадцатого века во франко-австрийской войне.

— Гаспар был солдатом?

Винсент рассмеялся.

— А что тебя удивляет?

— Разве он не слишком нервозный для участия в сражениях?

— Он был поэтом, которого вынудили стать солдатом, с очень ранимой душой, чтобы осознать то, что он сделал на полях сражений.

Я в задумчивости кивнула.

— Получается, почти все вы умерли во время войн?

— В войну проще всего отыскать людей, которые погибли вместо других. Подобное происходит всё время, но, как правило, остается незамеченным.

— И так ты говоришь, здесь есть люди, погибающие по всей Франции, которые могут вернуться к жизни… при правильных обстоятельствах.

У меня голова пошла кругом. Всё это было немного через чур, даже несмотря на то, что прошло больше месяца, чтобы я могла свыкнуться с мыслью, что мир, в котором я живу, больше не был таким, каким я его всегда знала. Винсент рассмеялся.

— Кейт, подобное происходит не только во Франции. Готов поспорить, что ты прошла мимо порядочного числа ревенетов в Нью-Йорке, даже не подозревая, что пересеклась с зомби.

— Так почему ты? Я хочу сказать, в частности. С уверенностью могу предположить, что большинство спасших жизни пожарных или полицейских не очнутся потом через три дня.

Винсент ответил:

— Мы всё еще не понимаем, почему некоторые люди имеют предрасположенность к тому, чтобы стать ревенентами. Жан-Батист думает, что это что-то генетическое. Гаспар же уверен, что это судьба и некоторые люди были избраны. Никто не обнаружил доказательств в пользу хотя бы одного из предположений.

Я гадала, была ли это магия или природа, которая создала Винсента и остальных.

Теперь мне уже было сложно отделить одно от другого, когда правила, которым меня всю жизнь учили, встали с ног на голову.

Винсент потянулся к столику и налил мне стакан воды. Я приняла его с благодарностью, и, потягивая воду из стакана, я наблюдала, как стопка из журналов уже тлела в камине.

Он сел на пол, прямо передо мной. Диван был так низок, в Винсент высок, что его глаза были почти на одном уровне с моими. И он осторожно заговорил, тщательно подбирая слова.

— Кейт, я пытаюсь разобраться, как нам справиться с этим. Я уже говорил, что однажды дожил до двадцати трех лет. Прежде чем умереть, я пять лет избегал принуждения к этому. Меня попросил продержаться Жан-Батист, чтобы я получил диплом юриста и смог управлять бумагами семьи. Это было тяжело, но я смог справиться. Он подверг меня этому испытанию, потому что знал, что я сильнее остальных. И я видел, как он сопротивляется своим собственным призывам на протяжении тридцати пяти лет. Поэтому я знаю — это возможно.

— Женщина, с которой ты меня видела на другой день в Ла Палетт…

На Винсента было больно смотреть.

— Да, Женевьева. Жюль мне сказал, что она всего лишь друг.

— Я надеялся, что ты поверила ему. Я знаю, как это выглядело… компрометирующе. Но я попросил Женевьеву встретиться со мной в тот день, чтобы я смог порасспрашивать о её ситуации.

— Она замужем. За человеком.

У меня отвисла челюсть.

— Но… как?

— Её настоящая смерть была примерно в тоже время, что и моя. Она только что вышла замуж. И её муж выжил. Поэтому, когда она воскресла, вернулась к нему и с тех пор живет с ним.

— Но ему должно быть…

— Ему где-то восемьдесят. — закончил мою мысль Винсент.

Мой мозг пытался понять, как красивая блондинка может быть замужем за человеком, который годиться ей в прадеды. Я не могла представить какая у неё должна быть жизнь.

— Они всё так же безумно любят друг друга, но жизнь у них тяжелая, — продолжил Винсент.

— Она не в состояние контролировать свой призыв умереть, и её муж поддержал её — следовать своей судьбе, она живет как ревенент. Он гордиться ей, а она в нем души ни чает. Но довольно скоро придет его очередь умереть, а ей остаться одной. Это один вариант, но не тот, о котором я бы осмелился попросить кого-нибудь такое выдержать.

Винсент наклонился и взял мои руки в свои. Они были теплыми и сильными, а от его прикосновения по моему телу прокатилась волна возбуждения и осталась в сердце.

— Кейт, — сказал он, — смогу держаться от тебя подальше. Я влачил бы жалкое существование, но мог бы с этим смириться, если бы знал, что ты счастлива. Но, если ты хочешь быть со мной, я могу предложить такое решение: я буду сопротивляться смерти настолько долго, пока я буду с тобой. Я поговорил с Жан-Батистом, и мы найдем способ, как мне с этим справиться. Я не буду причинять тебе новые психологические травмы, вызванные моими смертями. Я ничего не могу поделать с тем, что меня не будет физически рядом с тобой три дня раз в месяц. Но я могу контролировать всё остальное. И буду. Если ты всё-таки решишь мне дать шанс.

Глава 28

Ну? Что я могла сказать? Я сказала:

— Да.

Глава 29

Мы сидели на полу, прижавшись к друг другу, лицом к огню.

— Ты голодна? — спросил он.

— Вообще-то да, — призналась я, удивляясь самой себе. У меня особо не было аппетита на протяжении… трёх недель.

Пока он ушёл на кухню, я позвонила своей бабушке.

— Мами, не возражаешь, если я пропущу ужин? Я собираюсь поесть вне дома.

— По твоему голосу, правильно ли я предполагаю, что это из-за некоего мальчика?

— Да, я в доме Винсента.

— Что ж, рада за тебя. Я надеюсь, что ты сможешь всё прояснить и присоединиться к нам, в стране живых.

Я вздрогнула. Если бы она только знала.

— Нам о многом нужно поговорить, — сказала я. — Я, может, буду поздно.

— Катя, милая, не беспокойся. Но помни, что тебе завтра в школу.

— Мами, не вопрос.

Моя бабушка надолго замолчала, что я, уж было, подумала, что она повесила трубку.

— Мами? — спросила я спустя несколько секунд.

— Катя, — медленно проговорила она, будто что-то обдумывая.

А затем продолжила уверенным голосом:

— Дорогая, забудь, что я только что сказала. Я думаю, что лучше хорошенько во всём разобраться, чем быть благоразумным и хорошенько выспаться ночью. Винсент живет с родителями?

— Со своей семьей.

— Это хорошо. Ладно, если ты решишь остаться там на ночь, дай мне знать, чтобы я не волновалась.

— Что? — воскликнула я.

— Если есть необходимость сказаться на день больной, то всё в порядке. У тебя есть моё разрешение остаться в доме его семьи… в твоей собственной пастели, разумеется.

— Между нами ничего не произойдёт, — начала возражать я.

— Я знаю.

Я могла услышать, как она улыбнулась в телефонную трубку.

— Тебе почти семнадцать, но ты разумна не по годам. Кейт, я тебе доверяю. Так что разберись со всем и не заботься о том, чтобы попасть домой ради меня.

— Это очень… прогрессивно с твоей стороны, Мами, — сказала я, застывшая от удивления.

— Мне нравится думать, что я иду в ногу со временем, — пошутила она, а затем горячо добавила, — Живи, Катя. Будь счастлива. Рискуй. Веселись.

И она повесила трубку.

Моя бабушка только что разрешила мне переночевать у своего парня. Я решила, что нужен торт с надписью странность дня. Тем более что Винсент дал обещание не умирать ради меня.

Он вернулся с огромным подносом.

— Жанна снова вернулась ради нас, — сказал Винсент, ставя поднос на стол.

Он был завален тонко нарезанной мясной закуской, французскими колбасками, сырами, багетами, и пятью или шестью различными видами маслин. Здесь были бутылки с водой, соком и чайник с чаем. Экзотические фрукты лежали в миске, а крошечные миндальное печенья разных цветов были сложены в пирамиду на тарелки с высокой ножной для тортов.

Я засунула в свой рот кусочек козьего сыра и заела его ломтиком залитого маслом высушенного на солнце помидором.

— Чувствую себя такой избалованной, — сказала я мечтательно, преклоняя свою голову к плечу Винсента.

Было так хорошо прикасаться к нему, после трех недель обниманий только с подушкой.

— Хорошо, это именно то, что хотелось бы мне, чтобы ты чувствовала. Только таким способом я могу скомпенсировать эту неординарную ситуации, который заключается в том, чтобы сделать всё для тебя необычайным образом.

— Винсент, потрясающе просто быть здесь с тобой. Мне ничего больше не нужно.

Он улыбнулся и сказал:

— Ну, это мы еще посмотрим.

Пока мы ели, кое-что всплыло в моей голове из того, о чем говорил Жан-Батист днём ранее.

— Винсент, что случилось с Чарльзом?

Он немного помолчал.

— Что тебе сказал Жан-Батист?

— Что Чарльз бросил нож в его портрет и сбежал.

— Да. Ну, это был конец истории. Всё началось с аварии на лодке и только усугубилось.

— Что случилось?

— Ну, на следующий день после спасения, когда его разум проснулся, Чарльз с Шарлоттой, которая помогла ему, разыскали мать девочки, которая погибла. Он начал следить за ней, будучи парящим, виня себя за то, что не спас её ребенка. Спустя пару дней, после того как он ожил, он начал преследовать её. Оставлять подарки у её двери. Отправлять цветы в похоронное бюро. Он даже присутствовал на похоронах девчушки.

— Очень странно.

Винсент кивнул.

— Шарлотта очень переживала и всё рассказала об этом Жан-Батисту. Он запер Чарльза и запрещал видеться с этой женщиной. Он даже упомянул об отправке близнецов в один из своих домов на юге, что могло помочь дистанцироваться Чарльзу от всего этого, пока голова не встанет на место. И тогда Чарльз взбрыкнул. Он вышел из-под контроля, разглагольствовал, как все это было несправедливо, о том, что он не хочет быть ревенетом вечность, что заставляет приносить себя в жертву ради людей, которых он даже не знает, и быть сосланным, когда он пытается вмешиваться в их жизнь.

Он вменил в вину Жан-Батисту, что тот кормил и заботился о нём, после того, как тот очнулся, а не дал ему умереть, как предназначено природой, после того, как его застрелили. И вот тогда он бросил нож.

— По крайней мере он не бросил его в Жан-Батиста!

— Он вполне мог бы, найти способ навредить ЖБ. Когда он ушел из дома, у Шарлотты случился нервный срыв.

Винсент замолчал.

— Мы были уверены, что он вернется, как только проветриться и выкинет всё из головы.

У него, кажется, был какой-то чип на плече перед аварией с лодкой, — сказала я.

— Ага. Он всегда был самым экзистенциально настроенным из всех нас. Не то, чтобы я не думал о нашей цели пребывания здесь. Ему просто труднее пришлось её принять. Это могло бы многое объяснить, подумала я, чувствуя, небольшую жалось к Чарльзу.

— Когда он ушел?

— Два дня назад.

— Как раз я его тогда и видела, — сказала я. — Ночью в пятницу, чуть за полночь.

— Тоже самое сказал и Жан-Батист.

— Итак… ходила без меня по клубам? — поддразнивая, улыбнулся он.

Я могла поспорить, что он пытался разрядить обстановку, меняя тему.

— Я хотела разогнать танцами свою грусть.

— Сработало?

— Нет.

— Может быть помогло, если бы я был там, — сказал он самодовольно. — Может нам следует сходить как-нибудь ночью потанцевать?

— Я не знаю. Я никогда не видела мертвого парня танцующем. Думаю, ты можешь держаться меня? — пошутила я, в ответ Винсент схватил меня за плечи и, наклонившись, прижал свои губы к моим.

Мои ощущения мгновенно усилились в тех нескольких крошечных миллиметрах нашей кожи, которые соприкасались. А затем он прервал связь, оставив мое сердце колотилось в горле, как будто поцелуй выдернул его из моей груди.

— Полагаю, что это да? — сказала я задыхаясь.

— Я скучал по тебе, — сказал он, наклонившись еще больше.

— Уже поздно. Тебе нужно возвращаться, — сказал Винсент, после пары часов валяний на диване, обнимаясь и наверстывания упущенного.

— Вообще-то у меня есть особое разрешение от Мами, остаться на ночь в доме твоей семьи, если мне нужно время, чтобы всё уладить с тобой.

Я почувствовала, как на моем лице расползлась озорная улыбка.

— Что? — казалось, он выглядел удивленным.

Наконец-то я сказал ему что-то шокирующее, а не как обычно бывает, наоборот.

— Я заполучил твою бабушку на свою сторону? Неужели чудеса никогда не кончаться?

— Я не уверена, что она точно на твоей стороне, она больше на моей стороне. Или может даже на своей. Она не хочет, чтобы я зачахла от горя под её собственной крышей.

Винсент рассмеялся.

— Ну, мне бы не хотелось злоупотреблять доверием Мами. Ты можешь воспользоваться моей кроватью. Мне она всё равно не нужна. — он подмигнул. — Все что угодно, чтобы проводить побольше времени с ma belle Кейт.

Я внутри растаяла. Пока он сосредоточился на том, чтобы снова разжечь камин, я встала и начала бродить по его комнате, осматривая его вещи, в поисках большего количества подсказок, кем же был на самом деле этот загадочный парень.

Когда я подошла к его столику, я замерла. На том месте, где была моя фотография, стоял горшок с цветами.

— Я отдал твою фотографию Шарлотте, — сказал Винсент, вставая позади меня. — Было слишком тяжело смотреть на твою фотографию каждый день, когда понял, что не смогу тебя увидеть в живую.

Я прикоснулась к его руке, чтобы показать, что я не расстроилась.

— Я дам тебе другую. Должна сказать, это был не самый лучший из мои портретов.

— Хорошая мысль, — сказал Винсент и, откапывая на своем столике рядом с кроватью фотоаппарат, и поднял его, как трофей.

— Прямо сейчас? — поморщилась я.

Интересно, я выгляжу такой же уставшей, как себя чувствую.

— Почему нет? — спросил он, вставая рядом, обнимая меня за плечи и держа камеру перед нами.

— Не шевелись. Лучше не моргать, — сказал он, нажимая на кнопку.

Он повернул камеру, чтобы мы могли посмотреть снимок. Моё сердце замерло, когда я увидела своё изображение рядом с этим богоподобным мальчиком. Его глаза были прикрыты, и в тусклом свете комнаты круги под ними, на самом деле делали его более красивым, чем когда-либо, — но с намеком тьмы. А меня… ну, я светилась от счастья. Рядом с ним, я смотрелась так, что я там, где должна была быть. И я это чувствовала.

Мы сидели на пастели Винсента и разговаривали до глубокой ночи. Наконец мои глаза сами начали закрываться и он спросил не хочу ли я поспать.

— Хочу, нет. Нужно, может быть. Очень плохо, что бессонница ревенентов не может передастся мне.

Я улыбнулась, подавляя зевоту.

Он вытащил из шкафа светло голубую с зелёным футболку и бросил её мне через всю комнату.

— Подходит к твоим глазам, — сказал он.

Я закатила глаза на его эффектное замечание, но в глубине души мне было приятно, что он точно знал цвет моих глаз. Футболка была достаточно большой, чтобы прикрыть наполовину мои бедра.

— Идеально, — сказала я, и, подняв глаза увидела, что Винсент уже повернулся лицом к стене.

— Валяй, — сказал он шутливым голосом.

— Что ты делаешь? — спросила я его, смеясь.

— Если мне придется смотреть, как Кейт Мерсье раздевается до нижнего белья в моей собственной спальне, я боюсь, что не смогу ответить перед Мами за то, что может случиться.

Хрипотца в его голосе, заставила меня на секунду захотеть, чтобы он последовал своей угрозе. Натянув футболку через голову, я сказала, — Ладно, я в приличном виде. Он повернулся, посмотрел на меня и присвистнул.

— Более, чем в приличном! Ты выглядишь фактически съедобной.

— Я думала, что ревененты не питаются человечиной, — подразнила я, сама краснея.

— Я не утверждал, что мы не изменяем нашим принципам, когда нас припрёт, — возражал Винсент.

Интересно, все ли наши разговоры будут такими же причудливыми, я с улыбкой помотала головой и выудила свой телефон из сумки.

Напечатала сообщение Джорджии, чтобы та сказала в школе, что я осталась дома по личным причинам и во вторник принесу записку от бабушки.

А вскоре после того, как сидя на кровати, я облокотилась на стену, а голову положила на плечо Винсенту, я заснула.

Когда я проснулась утром. Я была укрыта одеялом, а головой лежала на мягкой пуховой подушке. Винсента не было, но он оставил на столе записку: Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, какая ты милая, когда спишь? Желание разбудить тебя и сказать об этом было слишком заманчивым, поэтому я оставил тебя, не рискуя нарваться на той гнев от недосыпа. У Жанны на кухне есть для тебя завтрак.

Накинув на себя одежду, в которой была накануне, я прошла словно пьяная по коридору на кухню. Когда Жанна увидела как я вхожу, она вскрикнула и подбежав ко мне, зажала мою голову между своими пухлыми руками и сильно расцеловала меня в обе щеки.

— О, моя маленькая Кейт. Хорошо, что ты здесь. Я была так рада, когда Винсент мне сказал, что ты осталась на ночь. И он даже поел этим утром для разнообразия! Я думала, что он был на голодовке, но он так страдал, когда потерял тебя… — она перестала говорить, закрыв рот руками. — Только послушай меня, всё болтаю, а ведь ты только что проснулась. Садись, садись. Я принесу тебе чего-нибудь к завтраку. Кофе или чай?

— Кофе, — сказала я, польщенная её вниманием.

Мы с Жанной болтали, пока я ела. Она хотела знать всё о моей семье, откуда я, и как это жить в Нью-Йорке. Я осталась еще на какое-то время, когда покончила с едой, но не могла дождаться увидеть Винсента. Жанна могла знать, где он.

Убирав со стола мои пустые чашку с тарелкой, она выставила меня из кухни.

— Я уверена, что у тебя нет желания провести весь день здесь со мной. Иди, найди Винсента. Он тренируется в спортивном зале.

— А где спортзал? — спросила я с любопытством, эту сторону жизни Винсента я еще не знала.

— Ну и дурочка же я; я-то уверена, что ты тут всё знаешь, в то время как ты тут была всего пару раз. Он находится в подвале. Как выйдешь из кухни, дверь налево.

Я услышала их прежде, чем увидела. Лязг стали. Тяжелое дыхание, стоны и крики. Всё звучало как спецэффекты звуковой дорожки к фильму про боевые искусства, которая включена на полную громкость в эхо камеру.

Я спустилась к подножию лестницы и открыла рот от удивления, когда осмотрелась вокруг. Комната растянулась по всей длине дома. Каменный потолок был изогнут в бочарный свод. Крошечные окна были вырублены в верхней части стены вдоль всей длины, должны быть они выходили наружу на уровне земли. Солнечные лучи, падающие в комнату под углом, превращали падающие пылинки в зловеще выглядевшие столбы дыма. Стены были увешаны оружием и броней, всем, от средневековых арбалетов, щитов до мечей, с боевыми топорами и пиками. Вперемешку с более современными мечами и набором охотничьих ружей и старых армейских винтовок.

В середине комнаты, Винсент замахнулся массивным, двуручным мечом на другого человека, черные волосы которого были стянуты на затылке в короткий хвостик. Тот парировал, держа в руках также опасно выглядевшее лезвие, чтобы отразить удар. Их скорость и сила изумляла.

Винсент был одет в мешковатые черные штаны для каратэ, но был босиком и без рубашки. Когда он обернулся с мечом, его очень твердые брюшные мускулы и широкая грудная клетка вздымались, пока он поднимал и опускал свое оружие.

Он был рельефный, но не перекаченный как Амброуз. Его тело было совершенным. После нескольких минут откровенной слежки, я ступила в комнату, и другой человек взглянул на меня и кивнул.

— Кейт! — позвал Винсент, подбегая ко мне.

Он взял моё лицо в свои руки и, потный, поцеловал меня в губы.

— С добрым утром, mon ange, — сказал он. — Мы с Гаспаром тут тренируемся. Мы закончим через несколько минут.

— Гаспар! — воскликнула я. — Я даже не узнала тебя!

С его растрепанными волосами вокруг лица, он выглядел почти… нормальным. А в пылу борьбы у него исчезли вся его неловкость и замешательство.

— Пусть внешность Гаспара, безумного поэта, не обманывает тебя, — заявил Винсент, как будто прочитав мои мысли. — Он последние сто пятьдесят с лишним лет изучал оружие, и соблаговолил служить инструктор боевых искусств для нас, молодежи.

Гаспар вложил меч в ножны. Он приблизился и, сделав небольшой поклон, сказал:

— Mademoiselle Кейт. Должен сказать, что это удовольствие видеть Вас снова здесь.

Без меча в руке, он сразу утратил свою спокойную манеру и превратился в нервного человека, с которым я уже однажды встречалась.

— Я хочу сказать… при тех обстоятельствах… то есть, когда Винсент был так безутешен…

— Если ты сейчас остановишься, — рассмеялась я, — я все еще буду в состоянии принять это за комплимент.

— Да, да, конечно.

Он нервно улыбнулся и кивнул в сторону, где на полу лежал меч Винсента.

— Кейт, не хотели бы попробовать?

— А у Вас жизнь застрахована? — рассмеялась я. — Поскольку я вполне возможно могу убить троих из нас, если вы дадите в руки смертельно опасное оружие.

— Возможно, ты захочешь снять свитер, — сказал Винсент.

Я, смущаясь, сняла свитер и осталась только в майке, которая была под ним. Он одобрительно присвистнул.

— А ну прекрати! — прошептала я, краснея.

Гаспар поднял свой меч и его лицо стало спокойным. Он приглашал меня мягким движением подбородка. Винсент встал позади меня, крепко сжимая мои руки в своих. Меч выглядел так, будто был украден из набора, который прилагался к Эскалибуру — вроде такого, под огромной тяжестью которого пошатывается рыцарь, одетый в полную амуницию. Рукоять была сделана в форме креста и была такой длинной, что туда могли уместиться обе руки одна над другой и по-прежнему оставалось более, чем достаточно, места.

Вместе, Винсент и я подняли меч от земли. Затем Винсент отпустил, и меч упал на пол.

— Ёлки-палки, сколько весит эта штуковина? — спросила я.

Винсент рассмеялся.

— Мы тренируемся с тяжелыми мечами, так что, когда мы перейдем к чему-нибудь маленькому и более послушному, нам будет казаться, что у нас в руках перышко. Попробуй вместо этого, — сказал он, срывая со стены небольшую рапиру.

— Ладно, я смогу с ним справиться, — рассмеялась я, проверяя его вес в своей руке.

Гаспар стоял наготове, и я подошла, а за мной встал Винсент, взяв в свою руку мою. Почувствовав его обнаженный торс, плотно прижатый к моей спине и теплую кожу, соприкасающуюся с моими руками, я на мгновение забыла, что собиралась делать, и меч осел на пол.

Заставляя себя, сосредоточится, я подняла его вертикально. Сосредоточься, подумала я. Мне хотелось, по крайней мере, избежать полноценного унижения.

Они показали мне несколько основных фехтовальных движений в замедленном темпе, а потом перешли на более динамичным, движения в стиле боевых искусств налета и — вращения.

Уже после пяти минут я начала задыхаться. Я смущенно поблагодарила Гаспара, сказав, что я лучше посижу оставшиеся время занятия, и начну с нуля в другой раз. Забирая меч из моих рук, Винсент игриво прижал меня к себе и отпустил.

Последующие полчаса я наблюдала со стороны, как они сменяли оружие одно за другим и оба демонстрировали потрясающее мастерство.

Наконец, я услышала шаги на лестнице и в комнату вошел Амброуз.

— Ну, Гаспар, ты наигрался со слабаком и готов сразиться с настоящим мужчиной? — с издевкой сказал он, а потом, заметив меня, продемонстрировал широченную улыбку. — Ну, скажу я вам, Кейти-Лу. Итак нам не удалось прогнать тебя по-хорошему?

Я улыбнулась и покачала головой.

— Нет, не судьба. Похоже, вы увязли со мной.

Он обнял меня, а затем, отстранившись, ласково посмотрел на меня.

— Я и не возражаю. Ты будешь услаждать наш взор.

Тусоваться в доме полным мужчин было бы хорошо для моего самолюбия, подумала я, так или иначе эти люди были формально живыми.

— Ладно, Амброуз, отвали. Возможно ты крупнее меня, но у меня в руках меч, — сказал Винсент.

— Да неужели? — рассмеялся Амброуз, хватая со стены одной рукой боевой топор, который висел на стене на уровне его роста. — Давай посмотрим, на что ты способен, Ромео!

И после этого, мужчины начали трехстороннюю борьбу, которая превзошла всё, что я когда-либо видел в кино — и без всяких голливудских спецэффектов. Наконец Винсент попросил перерыва.

— Не то чтобы я не мог драться с тобой весь день, Амброуз, но у меня свидание, а это плохие манеры, заставлять даму ждать.

— Удобно, как раз тогда, когда ты начал уставать, — усмехнулся Амброуз.

Развернувшись к своему учителю, он замедлил темп до более устойчивого. Винсент взял полотенце со стула и вытер им пот с лица.

— Я в душ, — сказал он. — Буду через минуту.

Он завернул за угол комнаты и вошел в сауну величиной с сосновый ящик, с большим душем, торчавшем сверху.

Амброуз и Гаспар продолжили свою тренировку, тот, что был старше, выглядел так, будто он может продолжать в течение часов без перерыва. Я смотрела, потрясенная, как они остановились и сменили оружие, а затем начали тренироваться в каком-то активном стиле фехтования, пока Гаспар не призвал следовать инструкциям.

Пока я сама не подняла двуручный меч, я и не представляла себе, насколько тяжелыми могут быть боевые искусства. В кино всё выглядело так просто, все эти взлёты на стены и акробатические фехтования.

Но здесь, потея и кряхтя, теряя силу с каждым движением, я поняла, что я была свидетелем поистине захватывающего мастерства. Эти люди были смертельно опасны.

Шум воды в душевой прекратился и Винсент вышел из неё в одном полотенце обернутом вокруг его пояса. Он был похож на божество прямо с картины эпохи Возрождения, его коричневая кожа плотно обтягивала мускулистый торс, а темные волосы ниспадали волнами на его лицо.

У меня было такое чувство, будто это сон. А потом этот сон подошел и взял меня за руку.

— Давай поднимемся? — спросил он.

Я безмолвно кивнула.

Глава 30

Как только мы вернулись в его комнату, Винсент достал чистую одежду из филенчатого шкафа, встроенного в стену. Он усмехнулся, глядя на меня.

— Думаешь понаблюдать? — я покраснела и отвернулась.

— Итак, Винсент, — сказала я, делая вид, что рассматриваю его фото коллекцию, пока слышала, как он одевается у меня за спиной. — Ты сможешь прийти на ужин в эти выходные, чтобы познакомиться с моими бабушкой и дедушкой?

— Наконец спросила она. И, к сожалению, я должен вежливо отказаться.

— Почему? — удивленно спросила я.

Я повернулась и увидела, как он подходит ко мне с веселым выражением на лице.

— Потому что я буду не в том состояние, чтобы знакомиться с твоей семьёй в эти выходные, тем более вести разговоры или даже сидеть, облокотившись на обеденный стол.

— Ой, — сказала я, — а когда ты впадаешь в спячку? — мой голос затих, когда это странное слово слетело с моего языка.

Он взял свой сотовый со стола и открыл календарь.

— В четверг, двадцать седьмого.

— Это день Благодарения, — сказала я. — В четверг и пятницу мы не учимся. Как жаль, что тебя уже не будет рядом.

— Часы тикают для всех, особенно это касается таких как я. Прости.

— Ладно, а что, если успеть до четверга? — спросила я. — Сегодня понедельник. Тогда как насчет завтрашнего вечера?

Он кивнул.

— Это будет считаться свиданием. Итак… я познакомлюсь с твоими бабушкой с дедушкой? Во что мне лучше одеться? — поддразнивал он меня.

— Я думаю, что бы ты не надел, не считая мешка для трупов, на тебе будет смотреться замечательно, — рассмеялась я, и повернулась к его коллекции портретов.

Среди застреленных в голову ангелоподобных детей, солдат с носилками, и юношеского хулиганья, была одна черно-белая фотография девушки-подростка. Её темные волосы были уложены в прическу в стиле сороковых годов и она была одета в платье в цветочек с прямыми плечиками. Обе её руки были подняты с одной стороны, где за ухо была заправлена маргаритка. Её темные губы игриво улыбались. Она была потрясающей.

— Кто это? — спросила я, хотя уже знала ответ, прежде, чем слова сорвались с моих губ.

Винсент подошел позади меня и положил свои руки на мои. От него пахло свежестью, лавандовым мылом и каким-то мускусным шампунем. Я облокотилась на него и он обнял меня.

— Это Элен, — нежно сказал он.

— Она была красивой, — пробормотала я.

Он положил свой подбородок мне на плечо, нежно поцеловав меня.

— Пока я не встретил тебя, я и не помышлял ни об одной женщине, кроме неё. После её смерти, я посвятил свою жизнь мести.

Услышав боль в его голосе, я спросила:

— Ты нашел тех солдат?

— Да.

— Ты их…

— Да, — ответил он, прежде, чем я успела продолжить. — Но этого было не достаточно. Я должен был последовать за каждым жестоким негодяем, кого смог найти и даже, когда худшие из оккупантов и коллаборационистов ушли, этого было бы не достаточно.

Сложно воспринимать Винсента как убийцу, и неважно кого он убивал человека или ревенента. Хотя теперь, когда я увидела, как сражался Винсент, я понимала, что он и его близкие возможно даже способны повести за собой армию.

Но каким человеком нужно быть, чтобы прожить больше полвека, думая только о возмездии?

Круто, вот она опасная грань, которая так привлекала и пугала меня — у неё была причина. Теперь я знаю, что это было.

Я представила его лицо перекошенное от ярости и содрогнулась при мысли об этом.

— Кейт, в чем дело? — спросил Винсент. — Ты бы предпочла, чтобы я снял её фотографию?

Я поняла, что всё еще смотрю на портрет Элен.

— Нет! — сказала я, поворачиваясь к нему лицом. — Винсент, нет. Она часть твоего прошлого. Меня не пугает, что ты всё еще думаешь о ней.

Но как только эти слова слетели с моих губ, я осознала, что лгу Я страшилась этой красивой женщины. Единственной любви Винсента. Даже, несмотря на то, что прическа и одежда надежно её держали в прошлом. Прошло уже семьдесят лет, а он все также хранил её у себя в памяти, и это повлияло на то, что он сделал или не сделал, с тех пор как её не стало.

— Кейт, это было давно. Иногда мне кажется, что это было только вчера, но обычно у меня такое чувство как будто это было в другой жизни. Это и было в другой жизни. Элен больше нет, и я надеюсь, что ты мне поверишь, тебе не составят конкуренцию ни она ни кто-нибудь еще.

Он выглядел так, как будто собирался еще что-то сказать, но никак не мог решиться. Я не стала на него давить. Меня устраивало, что мы закончили с темой об экс-возлюбленных.

Я взяла его за руку и увела от фотографий. И хотя портреты остались позади, мое чувство тревоги никуда не ушло.

— Устраивайся поудобнее. Я сейчас вернусь — сказал он и вышел из комнаты.

Я обратила своё внимания на книжные полки, на которых вперемешку стояли книги на нескольких языках. Большинство на английском. А у нас оказывается похожие читательские предпочтения, подумала я, улыбаясь.

Заметив ряд пухлых фотоальбомов на нижней полке, я достала один и раскрыла. На внутренней стороне обложки было подписано от руки 1974-78. Я захихикала, когда начала пролистывать фотографии, на которых Винсент был одет как хиппи, а волосы были длинными и он носил бакенбарды. Даже, несмотря на этот нелепый вид, он был также красив как сейчас. Этого ничто не могло изменить.

Перелистнув страницу, я увидела Амброуза и Жюля, стоявших вместе с огромным афро. А на другой странице, Шарлотта одета и накрашена в стиле Твигги, на ней было микро-мини платье. Рядом с ней стоял Чарльз, похожий на Джима Моррисона в подростковом возрасте: неопрятные волосы, без рубашки, с рядами ожерелий из бисера. Я не могла не расхохотаться вслух при виде этого великолепия.

— Что смешного? — спросил Винсент, закрывая за собой дверь.

Он поставил бутылку с водой и пару бокалов на стол и повернулся ко мне.

— Ага, ты нашла мой тайный запасник фотографий для шантажа.

— Покажи мне еще, они бесценны, — сказала я, убирая альбом на место.

Я стояла от него всего в нескольких дюймах.

— Не знаю, Кейт. Мне придется проглотить свою гордость, чтобы показать тебе фотографии, на которых я выгляжу как шут гороховый большую часть двадцатого столетия, поэтому тебе это будет кое-чего стоить.

— Сколько? — вздохнула я, завороженная его близостью.

И не осознанно облизнула губы.

— Хмм. Дай-ка подумать, — прошептал он, подняв руки и крепко взял меня за талию.

Его пальцы массировали мою спину, от чего у меня подгибались колени.

— Это будет стоить тебе всего несколько поцелуев…

Он наклонился к моей шее и держал свой рот в дюйме от моего уха, его теплое дыхание касалось моей кожи. Я почувствовала, как по всему телу у меня пробежали мурашки, когда он медленно прижался своими губами к моей шее. Меня бросило в дрожь, и я инстинктивно вдохнула, когда он начал прокладывать дорожку из поцелуев, медленно продвигаясь к моему горлу. Когда он добрался к месту между ключицами, он остановился и сказал:

— Или может здесь…

И я почувствовала нежное прикосновение кончика его языка к коже, где ямка. Я застонала и обернула свои руки вокруг его шеи. Он притянул меня ближе и, поддерживая свой мучительно медленный темп, постепенно продвигаясь, начал целовать мою шею, пока не достиг моего подбородка. Моя голова запрокинулась назад, и он обхватил ее одной рукой, поддерживая меня, пока его губы проделали короткий путь от подбородка к моим губам.

— Или здесь, — сказал он, останавливаясь перед тем, как прикоснуться губами к моим настолько легко, что мое тело затрепетало в ожидании.

Я ждала, но ничего не происходило. Заставив себя открыть глаза, я увидела, что он закрыл свои, нахмурив брови, на лице было выражение концентрации силы воли. Он начал отступать и его хватка ослабла. Я колебалась всего секунду. А затем будто в безумие схватила его лицо и притянула его к себе. Когда наши губы встретились, я растворилась в нём и обняла его за шею. Он споткнулся и чуть поддался вперед, уперев руку об стену, ища опору. Я почувствовала плечами книжный шкаф и прислонившись к нему, потянула Винсента за собой.

— Тпру! — наконец сказал он, сумев освободиться от моих рук.

Он сделал шаг назад, тяжело дыша и держа меня на расстояние.

— Кейт, я никуда не пойду, — сказал он с поддельным выражением упрека на лице. — Я должен предупредить тебя, что моя комната не лучшее место, где можно инсценировать нападение на меня. Я здесь наиболее уязвим, учитывая мою кровать всего в двадцати футах от нас.

Я старалась сосредоточится на его словах, но не могла себя вернуть в реальный мир.

— Ты выглядишь такой соблазнительной, — сказал он, тяжело дыша, — что мне очень нелегко себя сдерживать, чтобы не затащить тебя в пастель здесь и сейчас.

Он отвернулся и быстро отошел от меня, распахнув шторы и открыв окно, впуская внутрь холодный ноябрьский воздух.

Я почувствовала, как его ледяное касание прояснило мой разум и я начала оседать, соскользнула спиной, облокачиваясь на шкаф, вниз.

— Возможно, здесь тебе будет удобнее, — сказал Винсент, подхватывая меня сильными руками и укладывая меня на диван.

Он поставил передо мной стакан воды.

— Кое-что, чтобы охладить Ваш пыл, мадемуазель? — пробормотал он, с улыбкой.

Я благодарно кивнула и сделала большой глоток. Вернув ему стакан, я отвернулась к спинке дивана, пытаясь спрятать своё лицо.

О, Боже мой, что я вытворяла? Думала я, испытывая к себе отвращение, вспоминая как чуть не съела его, когда он ясно дал понять, как собирается вести себя.

— Что такое, Кейт? — Винсент усмехнулся, убирая руки от моего покрасневшего лица.

— Прости, — сказала я надломленным голосом.

Я прочистила горло.

— Прости за то… ммм… что набросилась на тебя в твоей собственной комнате. Я обычно не…

— Всё нормально, — сказал Винсент, с таким видом, как будто он сейчас лопнет от смеха.

— Нет, не нормально. Я обычно не бросаюсь на людей. Я хочу сказать, что я целовалась-то всего с тремя парнями в своей жизни, но это первый раз, когда я вот так не сдержала себя. Я просто немного… смущенна. И удивленна.

Винсент остановился, пытаясь себя контролировать, и расхохотался. Затем он наклонился ко мне, поцеловал меня в лоб и сказал:

— Ну, тогда, Кейт, это хороший сюрприз. Я не могу дождаться, когда мне выпадет следующий шанс. Но не здесь, где-нибудь в более безопасном месте. Например, на Эйфелевой башне с сотней японских туристов вокруг нас.

Я кивнула, в тайне радуясь, что он не хочет торопить события, но в тоже время мне было интересно почему. Винсент прочел мои мысли.

— Это не значит, что я не хочу всего остального… так сказать, развития событий. Поверь мне, хочу.

В его глазах теплился огонёк. Моё сердцебиение сразу же ускорилось.

— Просто не прямо сейчас Я хочу насладиться общением с тобой, не торопя… главное событие.

Он провел пальцем по линии моего подбородка и спустился к шее.

— Ожидание будет забавным, но не простым.

Когда он наклонился и легко прикоснулся к моим губам, я ощутила, что официально выиграла конкурс — Идеальный парень.

Он убрал руки. Хотя в этот момент, я не могла не пожелать, что бы он не был таким совершенством, подумала я. От его прикосновений у меня повышалась температура. Он перестал меня целовать и отстранился.

Пытаясь отвлечь себя и избежать самовоспламенения, я поправила свою одежду и пригладила растрепанные волосы.

— Нам лучше уйти отсюда, пока я не начал игнорировать всё то, что только что сказал. — Я провожу тебя домой, — сказал он, взяв в руки наши пальто и мою сумку.

Открыв дверь, он стал ждать меня.

— Должен сказать, что у меня были подозрения, — сказал он загадочно.

— Какие подозрения? — спросила я.

— Что за фасадом твоего такого взрослого поведения, скрывается дикий зверь, — рассмеялся он.

Закусив губу, я прошла мимо него в коридор.

Глава 31

Вернуться домой в тот вечер было похоже на пробуждение от долгого сна. Когда я была с Винсентом, то подчас забывала о всех странностях, связанных с ревенентами, но меня не покидало ощущение, будто я бродила по фантасмагорическим ландшафтам Сальвадора Дали. Мир Мами и Папи стал замечательным утешением, после двадцати часового пребывания в сюрреализме.

— И? — спросила Джорджия, когда мы сели ужинать. — Каков теперь статус «отношений» с Винсентом? Вам хватило времени на вашей маленькой пижамной вечеринки, чтобы разобраться во всех проблемах? — Она ухмыльнулась мне и положила кусочек хлеба себе в рот.

Мами с укором похлопала её по руке и сказала:

— Катя сама скажет нам то, что пожелает нужным, чтобы мы знали и когда пожелает.

— Мами, всё в порядке, — сказала я. — Джорджия просто не может не влезать в чужую жизнь, например, в мою. Так как у неё нет своей собственной, о которой она могла бы поговорить.

— Ха! — сказала Джорджия.

Папи закатил глаза, очевидно от удивления, когда это его мирный дом успел превратиться в университетский женский клуб.

— Итак? — спросила она, уже более обходительно.

— Похоже, мы всё выяснили, — сказала я, и, повернувшись к Мами, спросила, — Не возражаешь, если он придет к нам завтра вечером на ужин?

— Конечно, нет, — ответила она, широко улыбаясь.

— Э-хей! — крикнула Джорджия. — Кейт больше не чахнет у себя в спальне. Мне следует сходить к нему домой и лично выразить ему свою благодарность.

— Всё, Джорджия, довольно, — сказал Папи.

— Ты можешь поблагодарить его завтра вечером, — сказала я, быстро сменив тему.

Следующим вечером в семь тридцать я получила сообщение от Винсента:

— Добрый вечер, ma belle. Пожалуйста, дай мне ваш код?

Я отправила ему на сотовый четыре цифры с двумя буквами и через минуту в нашу дверь раздался звонок. Я нажала на переговорное устройство, раздался гул открывающейся двери в подъезд.

— Третий этаж, налево, — сказала я по громкой связи.

Мой пульс участился, когда я открыла дверь и стала ждать его в прихожей. Он очень быстро поднялся по лестнице, держа в одной руке огромный букет, а в другой сумку.

— Это для твоей Мами, — сказал он, затем наклонился и чмокнул меня в губы.

Моё сердце заколотилось как бешеное. Винсент, как бы, намекая, приподнял бровь.

— Ты собираешь разрешить мне войти или проверяешь, смогу ли я переступить порог твоего дома без приглашения? — а потом прошептал, — я ревенент, а не вампир, chérie.

Его подначивания заставили меня забыть о моих переживаниях и, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я взяла его за руку и повела его внутрь.

— А вот и Мами, — сказала я, когда она вышла к нам из кухни.

В это утро она сходила в салон красоты и выглядела потрясающе элегантно в шерстяном черно-белом платье и на четырех дюймовых каблуках.

— Ты, должно быть, Винсент, — сказала она, наклоняясь, чтобы расцеловать его в обе щеки, и её духи, обволокли нас запахом гардении, словно нежным объятьем.

Она сделала шаг назад, чтобы взглянуть на него. Казалось, она оценивала его, и по выражению её лица стало понятно, что это был высший бал.

— Это для Вас, — сказал он, вручая ей массивный букет. — О, от Кристиана Торту, — сказала она, заметив карточку флориста. — Как мило.

— Я возьму твое пальто, — сказала я, и Винсент снял свой пиджак, под которым была хлопковая рубашка голубого цвета, заправленная в темные вельветовые брюки.

Мне так и не верилось, что этот потрясающе красивый парень специально приоделся и принес цветы, чтобы произвести впечатление на мою семью. Все это он сделал ради меня.

— Папи, я бы хотела тебе представить Винсента Делакруа, — сказала я, когда мой дедушка вышел из своего кабинета.

— Сэр, очень рад нашему знакомству, — сказал Винсент и они пожали друг другу руки.

Он поднял сумку и сказал:

— Это для Вас.

Взяв её, Папи извлек оттуда бутылку и изумился, когда рассмотрел этикетку.

— Шато Марго 1947 года? Где ты её раздобыл? — Это подарок от моего дяди, который сказал, что уже имел удовольствие познакомиться с вами, сударыня, — сказал Винсент, обращаясь к Мами.

— О? — она выглядела озадаченной.

— Он недавно привез Вам полотно для реставрации. Господин Гримод де ла Ренье.

Глаза Мами расширились.

— Твой дядя Жан-Батист Гримод де ла Ренье? Винсент утвердительно кивнул.

— Я живу с ним с тех пор, как погибли мои родители.

— Ох, — сказала Мами, а глаза её потеплели. — Жаль слышать, что тебя с нашей Катей есть такое общее горе.

Опасаясь, что последуют вопросы в том же направлении, я взяла Винсента за руку и быстро повела его в сторону гостиной.

— Что-нибудь выпьешь? Может шампанского? — спросил Папи, когда мы сели рядом с камином.

— Это было бы чудесно. Спасибо, — сказал Винсент.

— Да, пожалуйста, — сказала я, кивая Папи, и когда он вышел из комнаты в неё вошла Джорджия.

Она выглядела просто сногсшибательно в своем зеленом шелковом платье, а я, в сравнение с ней, в своем простом черном платье выглядела серо. Винсент проявил вежливость и поднялся.

— Джорджия, — начал он, — Я знаю, что Кейт извинилась вместо меня за то, что мы оставили тебя одну в том ресторане. Но я хотел бы сказать тебе лично. Мне очень жаль. Я никогда бы так не поступил, не будь Амброуз в таком плохом состояние. И даже в этом случае, я поступил непростительно.

— Я считаю себя понимающим человеком, — сказала она, с оттенком поддельного южного акцента. — Если бы ты не был, таким, чертовки, симпатичным, я не уверена, что всё бы так оставила. Однако, при данных обстоятельствах… — она замолчала и медленно расцеловала его в щеки.

— Джорджия, ради Бога! Не могла бы ты хоть бы попытаться оставить немного его для меня? — воскликнула я, качая головой недоумение.

— Я расцениваю это как моё прощение, — сказал Винсент, смеясь.

Приём пищи во Франции может длиться часами. И когда приглашают гостей, обычно так и происходит. К счастью, так как сегодня был будний день, мы отвели всего полчаса на каждое блюдо.

Мне не хотелось, чтобы у дедушки с бабушкой было достаточно времени, чтобы они могли зайти дальше вежливой беседы и углубиться в личную информацию о моем загадочном госте.

— Итак, Винсент, смею предположить, что ты студент? — спросил Папи, где-то на полпути поедания закусок.

Винсент ответил, что он изучал право.

— В столь юном возрасте? Я не желаю тебя поддеть, но сколько тебе лет?

Для того, чтобы моему дедушке избавиться от всякого рода предположений, он обязательно задаст прямой вопрос.

— Мне девятнадцать. Но мой дядя нанимал мне преподавателей, чтобы я учился на дому, поэтому я на пару лет опережаю учебную программу.

— Счастливец! — Папи одобрительно кивнул.

После этого, Винсент стал уклоняться от более личных вопросов, задавая свои собственные. Папи с восторгом подробно рассказывал ему о своем бизнесе и путешествиях, в которых он побывал, чтобы забрать особые объекты, которыми он занимался. Благодаря этому, он объездил весь Ближний Восток и Северную Африку. Винсент упомянул о своем интересе к античному и древнему оружию, и наш разговор плавно перетек от главного блюда, как по маслу, в сторону говядины. Мами расспрашивала его о дядиной коллекции картин и, кажется, была поражена его обширными знаниями художников и стилистических периодов.

К тому времени, когда мы добрались до десерта, Винсент и моя семья вместе болтали и смеялись так, как будто знали друг друга много лет. Они с Джорджией подкалывали друг друга и меня. Я заметила, что Мами поглядывала на меня и на Винсента и была довольно тем, что видела.

Наконец, когда мы все расселись по удобным креслам в гостиной с чашками кофе без кофеина и тарелками шоколадных трюфелей, Мами спросила Винсента, не хочет ли он присоединиться к нам за ужином через две недели.

— Девятого декабря будет семнадцатый день рождения Кейт, а так как она отказалась от того, чтобы мы устроили ей вечеринку, мы подумали, что поужинаем дома в неформальной обстановке.

— Да, это очень интересная информация, — сказал Винсент, широко мне улыбаясь.

Я положила голову на руки и покачала ей.

— Я не люблю делать большое событие из своих дней рождений, — простонала я.

Винсент указал на сидящих рядом, и сказал,

— Как жаль, что остальные из нас наоборот любят!

— Значит, решено? — спросила Мами, глядя на меня в поисках одобрения с моей стороны.

Я поморщилась, но кивнула.

— И теперь, когда мы раздаем приглашения налево и направо, Винсент, как насчет того, чтобы пойти со мной и Кейт в пятницу вечером? — спросила Джорджия.

— Я бы с радостью, но у меня уже планы на этот вечер.

Он мне подмигнул.

— Ну, уж точно не с Кейт! — сказала Джорджия. — Она пообещала моему другу Люсьену пойти на вечеринку в его клуб. А из-за того, что я слышала, ты, возможно, захочешь её сопровождать, потому что он пообещал предоставить массу обалденных парней для всех одиноких дам, — Джорджия остановилась на полуслове, увидев, как помрачнело лицо Винсента.

— Ты говоришь о Люсьене Пуату? — спросил он.

Джорджия кивнула.

— Ты его знаешь?

Лицо Винсента за секунду покраснело. Он выглядел так, будто может в любую минуту взорваться.

— Я знаю его. И честно говоря, даже, если у меня не было планов, я всё равно вынужден был бы отказаться.

Я могла с уверенностью сказать, что ему приходилось очень сдерживаться, чтобы выглядеть спокойным.

— Винсент! — прошептала я.

— Что… — он прервал меня, взяв за руку и сжав её не преднамеренно (я на это надеюсь) так сильно, что мне стало больно.

Я подумало, что это не сулит ничего хорошего.

— Кто такой этот Люсьен Пуату? — спросил Папи сурово, глядя на Джорджию

— Он очень хороший друг! — парировала она, глядя на Винсента.

В комнате стало тихо.

Наконец Винсент подался вперед к ней и заговорил самым дипломатичным тоном:

— Я бы не стал говорить, если бы не был на сто процентов уверен, но Люсьен Пуату, Джорджия, не заслуживает даже находиться с тобой в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы быть в числе твоих друзей.

От этих слов у всех отвисла челюсть. Джорджия, казалось, тоже потеряла дар речи. Она выглядела так, будто получила пощечину. А потом ей на спину перевернули ведерко со льдом.

Мами с Папи переглянулись, что ясно дало понять, они сильно обеспокоены ночной деятельностью Джорджии. Джорджия зло взглянула на нас с Винсентом, а потом резко встала и вышла из комнаты. Мами первая нарушила тишину.

— Винсент не мог бы ты пояснить, почему Джорджии не стоит связываться с этим человеком? Винсент уставился на журнальный столик.

— Извините, что такой прекрасный ужин закончился на неприятной ноте. Просто я знаю этого человека и не хочу, чтобы кто-нибудь, кто мне не безразличен имел с ним какие-либо дела. Но я уже достаточно сказал. Еще раз примите мои извинения, что расстроил Вашу внучку в вашем же собственном доме.

Папи помотал головой, подняв руки, как бы говоря, что с этим нет никаких проблем, а Мами встала и начала убирать чашки.

Когда я встала, чтобы помочь ей, она сказала:

— Винсент не переживай по этому поводу. Мы стараемся сохранить определенную степень открытости и честности в этом доме, поэтому твои замечания вполне уместны. Я уверена, что при следующей вашей встрече Джорджия извиниться за свое поведение.

— Я бы не была в этом так уверена, — сказала я себе под нос.

Услышав меня, Винсент мрачно кивнул.

— Я должен идти, — сказал он. — Я уверен, впереди всех завтра ждёт напряженный день.

— Я провожу тебя, — сказала я, намереваясь допросить его, как только мы выберемся наружу.

Папи встал, чтобы подать Винсенту пальто.

После того, как Винсент поблагодарил моих бабушку с дедушкой за этот вечер, он вышел в коридор. Я последовала за ним, беря свою куртку и закрывая за нами дверь.

— Что… — начала было я.

Винсент приложил палец к своим губам и мы продолжали сохранять напряженною тишину, пока не вышли на улицу. Как только за нами захлопнулась дверь, он схватил меня за плечи и пристально посмотрел на меня.

— Твоя сестра в серьезной опасности.

Моё замешательство переросло в беспокойство.

— О чём ты говоришь? Что не так с Люсьеном?

— Он мой заклятый враг. Он глава парижских нума.

У меня возникло такое ощущение, будто кто-то приподнял меня и ударил о кирпичную стену.

— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? — спросила я, отказываясь верить в то, что сказал Винсент.

— Потому что, когда я встретилась с ним…

— Ты встречалась с ним? — задыхаясь от эмоций, спросил он. — Где?

— В клубе, куда мы с Джорджией ходили потанцевать.

— И там же ты видела Чарльза?

— Да, и по правде говоря, Чарльз говорил с ним, когда я уезжала. Я не понимаю…

— Нет. Это ужасно, — сказал Винсент, закрывая свои глаза.

— Винсент, умоляю, расскажи мне, что происходит, — сказала я, и моё горло болезненно сжалось.

Если Люсьен чудовище, то, что это может означать для моей сестры? Я вздрогнула, когда вспомнила о том поцелуи Джорджии с Люсьеном в его клубе. Она точно не знала о его темной стороне. Джорджия не могла видеть дальше собственного носа, когда нужно было проявить хоть какую-нибудь проницательность. Как-то раз мама очень сокрушалась, когда парня Джорджии арестовали за ограбление:

— Она даже не может разглядеть что-то плохое в людях. Твоя сестра не дура, у неё просто нет и капли интуиции.

На этот раз подобный недостаток, может обернуться смертельной опасность, подумала я.

Винсент достал сотовый из своего кармана.

— Жан-Батист? Люсьен забрал Чарльза. Я уверен. Да… буду там через минуту.

— Пожалуйста! Поговори со мной! — умоляла я.

— Я должен вернуться домой. Можешь пойти со мной?

— Нет. — я помотала головой. Я должна вернуться домой и уладить всю ту неразбериху, которую оставил после себя Ураган-Винсент.

— Я должен идти, — сказал он.

— Тогда я провожу тебя до дома, — настаивала я. — и ты можешь мне все рассказать по дороге.

— Ладно, — сказал он, беря меня за руку, когда мы пошли, по освещенной фонарями улице, в направлении его дома. — Итак, Кейт, как ты знаешь, в любой истории есть плохой парень.

— Наверное.

— Ну, в моей истории — Люсьен плохой парень.

— Что ты подразумеваешь под словами: твоя история? — осмелилась я спросить, мне было неспокойно.

— Я хочу сказать, это же касается того, что вы оба находитесь по разные стороны баррикад — добро против зла?

Винсент покачал головой.

— Нет. Я против него. Нас ним связывает давняя история.

— Постой, — сказала я, собирая все части головоломки во едино у себя в голове. — Он один из тех, кого вы ребята постоянно преследуете? Человек или как там его? — я замолчала, размышляя. Это Люсьена ты видел в деревне Сент-Поль… и его Жюль видел поблизости, когда Амброуза ткнули ножом?

Винсент кивнул.

— Кто он? — спросила я.

— Как человек, во время второй мировой войны он был частью французского ополчения или la Milice, вооруженных сил, созданных под немецким контролем, французским правительством, чтобы бороться с Сопротивлением.

— Режим Виши?

Винсент кивнул:

— Помимо поимки и расстрела членов Сопротивления, Milice устраивала облавы на евреев для их депортации. Они известны своими методами пыток: они могли добыть информацию и признания из кого угодно. Если быть до конца честными, они были даже более опасными, чем Гестапо или СС, поскольку они были одними из нас: они знали язык, местность, они были друзьями и соседями людей, которых предали.

Винсент посмотрел мне в глаза.

— Это было мрачное время для нашей страны.

Я кивнула и промолчала.

Мы пересекли улицу, усаженную деревьями, и продолжили путь в направлении его дома.

— Люсьен предал сотни, или даже, косвенно, тысячи своих соотечественников, что привело к их смерти, пыткам и убийствам. Вот его путь в рядах этой организации. Он очень быстро выбился в лидеры в министерстве информации и пропаганды при режиме Виши.

В июне 1944, группа бойцов Сопротивления, переодетых в членов милиции, ворвались в здание Министерства информации, куда Люсьена и его жену поместили ради их безопасности. Это было поздней ночью. Они нашли их в своей кровати и убили.

У меня отвисла челюсть. Было похоже на то, что он рассказывает мне случай из собственной биографии.

— Ты был одним из них? — рискнула я.

Винсент кивнул.

— Вместе с парой других ревенентов. Остальные были людьми, которые не знали, кем мы на самом деле были.

— Но Люсьен тогда был всё еще человеком. Ты говорил, что ревененты стараются не убивать людей.

— Нашим приказом был изловить и взять Люсьена под стражу, пока его не смогут судить власти за его преступления. Но Люсьен убил лично семью одного из нашей группы, поэтому этот человек не смог сдержать себя. Он застрелил их обоих.

Я вздрогнула, когда представила себе эту кровавую сцену. В подобных историях всегда хочется, чтобы от плохих парней избавились. Но думать о том, что расстреляли его жену. В собственной постели. Такое было даже страшно себе представить.

— Люсьен вспомнил наши лица, которые увидел той ночью, и когда он вернулся в качестве ревенента, он выследил нас. Ему удалось убить большинство людей принимавших участие в том расстреле, в конечном итоге он убил и тех двух ревенентов. Остался только я. Нам уже несколько раз приходилось сталкиваться друг с другом, но ему еще ни разу не удалось убить меня. Ни мне ему.

— Тогда почему Чарльз пришел поговорить именно к нему? — спросила я.

— Есть то, что ты должна понять про Чарльза. Он не плохой парень. Он просто запутался. Я уже говорил, что у него ушло много времени, чтобы принять наше предназначение. Это трудное существование, постоянные жизнь и смерть. Когда кого-то спасаешь и видишь, как хорошо сложилась их жизнь, то, понимаешь, что оно того стоило. Но иногда обстоятельства складываются не так, как бы нам хотелось.

Человек, которого ты спас от самоубийства, пытается снова и преуспевает. Ребенок, которого ты спасаешь от передозировки наркотиков, не видит причин лечиться и возвращается к прежнему занятию. Это одна из причин, почему Жан-Батист не хочет, чтобы мы слишком приближались к спасенным нами людям.

Одно из самых ужасных ощущений, когда ты пытался, но потерпел поражение. Чарльз не смог спасти маленькую девочку. Он спас другого ребенка, но не может сосредоточится на этом успехе. Он одержим своей неудачей. И последствиями, с которыми столкнулась мать ребенка.

— У него доброе сердце, — тихо продолжил он. — Может даже слишком. Но это стало для него последней каплей. Я думаю, что есть только одна причина, по которой Чарльз пошел к Люсьену, потому что он больше не может мириться с нашим образом жизни. Он хочет умереть. Если он полностью передает себя в их руки то, всё что им нужно сделать — это убить его и сжечь его тело. А они будут очень счастливы, взяться за это.

— Он покончит с собой? — я остановилась, придя в ужас от того, что Чарльз сам идет в руки смерти.

— Очень похоже на то.

Винсент взял меня за руку и потянул вперед. Мы были уже почти на месте.

— Если Люсьен кровожадный убийца, тогда… как быть с Джорджией?

История про Чарльза была просто ужасной, но всё о чем я могла думать в тот момент так, это об опасности, которая могла ей грозить.

— В каких они отношениях? — спросил Винсент.

— Выглядело так, будто они встречаются.

— Думаешь это серьезно?

— Но не со стороны Джорджии.

Винсент поразмышлял над услышанным.

— Люсьен всегда окружен женщинами, и у него нет оснований кого-нибудь убивать, например, такую, как Джорджия. Если она не позволит втянуть себя в его клан и их деятельность, тогда худшие, что может с ней случиться: он использует и бросит её.

Ну, подумала я, такое утешение, нисколько не утешает. Она может сколько угодно целоваться с этим маньяком, но пока не попадет под его влияние, с ней всё будет в порядке. Не смотря на то, что я была всё еще напугана, слова Винсента заставили меня немного успокоиться. И верно то, что Джорджию никогда никем не была так увлечена, как собой. Мы добрались до ворот Жан-Батиста.

Винсент взял меня за руку.

— Слушай, мне жаль, что из-за меня сегодня вечером между твоими сестрой и бабушкой с дедушкой вышла такая неразбериха. Но я не мог просто сидеть и ничего не сказать, когда услышал упоминание об этом… чудовище.

— Да, ты был прав. И совсем не важно, как ты это сказал, при всех или с глазу-на глаз: реакция Джорджии была бы в любом случае точно такой же.

— Ты должна поговорить с ней, — настаивал он. — Даже, если с Люсьеном всё зашло не слишком далеко, она общается с опасными людьми.

Я ему кивнула.

— Сделаю, что смогу.

Опасность, постоянно скрывалась в тени для Винсента и его близких. Но теперь, когда опасность грозила одному из членов моей семьи, она, казалась, стала еще более реальной. Это заставляло меня чувствовать себя ближе к нему. Теперь у нас был общий враг. Но я надеюсь, что Джорджия всё-таки послушается меня и избавит себя от этой опасности.

— Что ты сейчас собираешься делать? — спросила я.

— Я собираюсь забрать остальных и начать выслеживать Люсьена, — голос Винсента стал на октаву ниже, а глаза вспыхнули гневом.

Он выглядел смертельно опасным.

— Ты же будешь осторожным, ведь так? — спросила я, страх сжал меня в свои тиски, когда я поняла, что это могло означать.

— Я бы уничтожил его сегодня же, если бы мог. Но есть причина, по которой я пока не могу его убить. Если он не хочет быть найденным, мы его не найдем. У него на руках все козыри.

Когда он увидел моё выражение лица, он смягчился.

— Кейт, не переживай. Попытайся прийти завтра после школы.

— А ты завтра всё еще будешь жив, после школы?

— Да, — сказал он одними губами, но глаза говорили совсем другое:

Он сделает всё возможное, чтобы уничтожить врага. Было предельно ясно, что его собственная безопасность явно не на первом месте.

— Прости, что мне приходиться вот так оставлять тебя, — сказал Винсент, привлекая к себе и прижавшись своими губами к моим.

Казалось, что в каждой точек нашего соприкосновения во мне загорались огненные искры. Я задумалась, неужели опасность так возбуждает? Я бы предпочла, чтобы он был в целости и сохранности, нежели чувствовать своими нервными окончаниями празднование четвертого июля. Но поскольку мне нечего было сказать, я ухватила его покрепче и ответила на его поцелуй. Слишком скоро он отстранился.

— Я должен идти.

— Я понимаю. Спокойной ночи, Винсент. Пожалуйста, будь осторожен.

— Доброй ночи, mon ange.

Я тихо постучалась в дверь в спальню Джорджии. Через секунду дверь распахнулась настежь, а моя сестра стояла на пороге и выглядела как фурия.

— Что, черт возьми, это было? — сердилась он, захлопнув за мной дверь.

Я присела на край ее кровати, а она легла животом вниз на белый пушистый ковер, лежавший посреди комнаты, и уставилась на меня.

— Мне жаль, что Винсент поставил тебя в неудобное положение перед Папи с Мами. Но из того, что он мне рассказал о Люсьене — это действительно плохие новости.

Джорджия чуть ли не плюнула мне в ответ:

— Да неужели? И что же он сказал?

— Он сказал, что у Люсьена что-то вроде… организация мафиозного типа, — я попыталась вспомнить, как Винсент описал нума тем вечером в ресторане Марэ. — а все его коллеги вовлечены во все виды незаконной деятельности.

— В какую, например?

— Проституция, наркотики.

— О, дай мне передохнуть! — Джорджия закатила глаза. — Ты же видела Люсьена. Он предприниматель. У него бары и клубы по всей Франции. С чего бы ему нужно было заниматься подобными вещами? — Джорджия посмотрела на меня с неприязнью.

— Я, правда, не думаю, что Винсент стал бы такое выдумывать, — ответила я.

— Да ну? — едко спросила она. — Так он его знает?

— Нет, не знает, — соврала я.

Последнее, что мне было нужно, это влезать в разборки между Винсентом и Люсьеном, еще и Джорджию в них втянуть.

— Он просто знает о его репутации. — я замолчала, соображая, как далеко я могу зайти. — Он сказал, что даже поговаривают, что компаньоны Люсьена участвуют в убийствах.

Секунду Джорджия выглядела потрясенной, а потом она покачала головой.

— Уверена, что в мире, в котором вращается Люсьен, обязательно творятся какие-нибудь темные делишки. Но это всё в теории. Но предположить, что он имеет дело с убийцами… Извини, но мне в это не верится.

— Это нормально, — сказала я. — Ты не обязана этому верить. Но ты будешь снова с ним видеться?

— Кейт, мы всего пару раз встречались. Это несерьезно. Мы виделись-то только на публике. Я уверена, что он встречается с другими, и я так делаю. Ничего страшного!

— Ну, раз ничего страшного и есть, пусть и маленький, но шанс, что он не тот за кого себя выдает то, почему бы тебе просто… ну знаешь… бросить его? Джорджия, прошу тебя. Я не хочу за тебя переживать.

На долю секунды, после того, как услышала мой умоляющий голос, она выглядела неуверенной, но потом на её прелестном личике появилось упрямое выражение.

— Я не должна с ним снова встречаться, но я собираюсь с ним еще раз увидеться. Я не верю ни единому слову, которые вы с Винсентом сказали про него. И почему это ты со своим новым парнем решили проявить участие к моей личной жизни?

Я не знала, что еще я могу сказать, чтобы заставить её передумать. В любом случае, что я могла ответить? Причина, по которой мой парень ненавидит твоего в том, что Винсент хороший зомби, а Люсьен зомби плохой. Я могла только надеяться, что у неё пропадет интерес к Люсьену прежде, чем случиться что-нибудь плохое. Сейчас она точно была не в себе. Её светлые веснушки превратились в красные пятна. Я знала свою сестру, и когда она выглядела вот так, как сейчас, разговаривать с ней дальше было просто бесполезно.

Я начала вставать, но она вскочила и подтолкнула меня к двери. Открыв её, она указала в коридор.

— Иди.

Глава 32

На следующий день Джорджия ушла в школу, еще до того как я спустилась к завтраку. На кухне сидел Папи, не отрываясь от своей газеты, он устало спросил:

— Девочки это у вас четвертая мировая война или уже пятая? Я не видела ее и между уроками, а после них она исчезла.

Моя сестра меня избегала и это ранило. Но я знала, что поступила правильно, предупредив ее о Люсьене. Винсент сказал, что с ней возможно ничего и не случиться Но при таких обстоятельствах «возможно» звучало очень размыто.

По дороге домой, я решила зайти к Жан-Батисту, еще на улице я отправила СМС Винсенту, и когда я подошла, ворота сразу открылись. Он уже ждал меня, с тем же озабоченным видом на лице, который у него был, когда он ушел от меня вчера вечером.

— Есть новости? — спросила я, когда мы вошли в его комнату.

— Нет.

Он наклонился вперед и открыл дверь, вежливо стоя в стороне, давая мне пройти. Есть некоторые преимущества, когда встречаешься с парнем из другой эпохи, подумала я. Хотя я и сторонник равенства полов, но проявления рыцарства я очень высоко ценю.

— Мы всю ночь вели поиски. Такое ощущение, что все нума в городе просто растворились. Мы обошли все бары и рестораны, которые нам известны, их можно пересчитать по пальцам, а нашли там только служащих-людей, а тех и след простыл.

— Это может представлять реальную опасность, не так ли? — я попыталась представить, что будет, начнись противостояние между добрыми и злыми ревенентами.

Как нежить прыгает, размахивая мечами посреди напуганных посетителей бара.

— Если бы они там были, то это действительно могло быть опасным. Но они не посмели бы напасть на нас, если бы вокруг были люди.

Я представила, как Амброуз размахивает мечом всего в нескольких футах от людей, и заподозрила, что Винсент несколько приуменьшил всю опасность ситуации, которая может возникнуть, чтобы не волновать меня.

— И никто не попал в наше поле зрения, чтобы мы могли допросить. У них нет, в отличие от нас, постоянного места жительства. Поэтому нет никакой возможности узнать, где они базируются.

— Как справляется Шарлотта? — спросила я.

— Не очень, — ответил Винсент. — Она прямо сейчас с остальными, в поиске.

— Почему ты не с остальными?

— Сегодня «важная ночь» и я уже начинаю чувствовать слабость. Я бы не особо помог, если бы мы, вообще, хоть что-нибудь нашли.

— Итак, когда начинается… твоя спячка? — спросила я.

— В течение ночи, — ответил он. — Вечер я начинаю с ничего неделания, и заканчиваю его просмотром фильмов и загрузкой организма калориями, так как я не способен ни на что-либо еще.

Он махнул рукой в сторону журнального столика, на котором стоял чай и всякие мини-пирожные. Я с изумлением посмотрела на него.

— Жанна?

— А кто еще? — ответил он с усмешкой. — Каждый раз, когда ты приходишь, она ведет себя, как будто нас посещает королевская особа.

— Так и должно быть, — сказала я, приподнимая подбородок чуть выше, прежде чем броситься на диван, хватая шоколадный мини эклер. — Итак, где телевизор? — спросила я.

— О, я смотрю кино в нашем проекционным зале Амброуз большой фанат кино, и он убедил Жан-Батиста устроить здесь наш собственный кинотеатр. Он находится в подвале, рядом с тренажерным залом

— Я бы с удовольствием на него взглянула, — сказала я.

— Возможно, у меня есть один или два твоих любимых фильма, которые ждут тебя внизу. Мы могли бы даже заказать пиццу и поужинать Это свидание?

— Настоящие свидание! Я согласна! — я почти взвизгнула от восторга, а затем, пытаясь умерить свой энтузиазм, продолжила, — только, конечно, при условии, что ты составишь такую скучную компанию, как утверждаешь. В противном случае, я бы просидела здесь всю ночь, глядя тебе в глаза

Винсент помолчал, с подозрением глядя на меня несколько секунд, а потом усмехнулся и спросил:

— Сарказм?

— Да, — рассмеялась я. — Ты довольно быстро соображаешь, для старика.

— Черт возьми, а я-то думал, что наконец-то встретил настоящего романтика, — пошутил он, а затем заколебался.

На его лице появилось серьезное выражение.

— Кстати, говоря о скучной компании, ты не возражаешь поговорить о том, что мы будем делать, пока я буду в отключке?

— Конечно, — сказала я, гадая, что за этим последует.

— Завтра я буду мертв и телом и разумом. Я бы предпочел, чтобы ты не видела меня, пока я не способен общаться. Но начиная с утра пятницы, мой разум очнется. У тебя не возникнет ощущения, что я преследую тебя? Тебя не смутит, если я приду и посмотрю на тебя… пока буду парящим?

— Хмм… Это наверное самое странное, что мне когда либо предлагали, — рассмеялась я. — Даже не знаю… А ты можешь как-нибудь дать мне знать, что ты рядом? Например, написать мне сообщение в духе призраков? Или передвинуть мою пишущую ручку

Он покачал головой.

— Только, если рядом будет кто-нибудь из тех, кто могут слышать меня, например, Шарлотта или Жюль.

Вспомнив о беспорядке в своей спальне, который я надеюсь он всё-таки не видел, будучи парящим, я продолжила:

— То есть ты собираешься просить кого-нибудь об одолжении, быть провожатым? Винсент улыбнулся, в уголках его глаз была видна усталость.

— Ну, да, если кто-нибудь согласился быть провожатым, то и я бы смог прийти. А я хотел бы прийти и посмотреть на тебя, пока буду в спячке.

— Тогда, почему бы мне не прийти сюда? — спросила я. Кто бы ни был в это время в вашем доме, он сможет мне «переводить».

— Если ты не возражаешь, то это было бы просто замечательно, — сказал Винсент.

Я заметила, что он оперся рукой на диван.

— Винсент, с тобой все в порядке? — спросила я.

— Да. Хотя, я начинаю чувствовать слабость. Ничего особенного.

Он глубоко вздохнул и сел рядом со мной на диван.

— Итак, завтра я не прихожу, но с удовольствием увиделась бы с тобой в пятницу. Договорились, я приду утром. Завтра в Штатах день Благодарения, поэтому школы будет закрыта в четверг и пятницу. Я только возьму с собой своё домашние задание и сделаю его здесь.

Мы заказали пиццу и, устроившись на диване, стали ждать, когда её доставят.

— Как всё прошло вчера вечером с Джорджией? — спросил он.

Я старательно избегала этого вопроса, надеясь, что не придется говорить Винсенту о том, что я потерпела поражение.

— Мы друг с другом не разговариваем, — призналась я.

— Что случилось?

— Я не стала говорить ей, что ты знаешь Люсьена. Я побоялась, что она может что-нибудь сказать ему. Я просто сказала, что ты наслышан о его репутации, и известно, что он и его сподвижники замешаны в кое-каких уголовных делах. Она на это не купилась. Она хочет, чтобы мы держались подальше от её дел.

— Ты расстроена, — сказал он, обнимая меня.

— Да, я расстроена, … но не из-за наших с Джорджией противостояний. Здесь нет ничего необычного. Я расстроена, потому что боюсь за неё. Она сказала мне, что они виделись-то всего пару раз. Но я не могу не волноваться.

— Ты сделала всё что смогла, — сказала Винсент. — Ты не можешь контролировать свою сестру. Попробуй выкинуть это из головы.

Легче сказать, чем сделать.

После того, как наша пицца была доставлена, мы отправились вниз по лестнице в просмотровый зал и плюхнулись на огромный потертый кожаный диван, смотреть «Завтрак у Тиффани», который Винсент вытащил из своей огромной коллекции фильмов. Сидя вот так в полутемной комнате и жуя кусочки грибов с пармезаном, я наконец почувствовала, что мы с Винсентом делаем что-то нормальное, как обычная пара… Вот, если бы еще не думать о том, что произойдет с ним после полуночи.

Я ушла около девяти. Он настоял на том, чтобы проводить меня. И мы гуляли по потемневшим парижским улицам черепашьем шагом. Он выглядел таким слабым, как будто ему на самом деле восемьдесят семь лет. Сложно было поверить, что это всё тот же парень, который свободно владел мечом, весившим как диван, всего несколько дней назад.

Когда мы подошли к моей двери, он медленно и нежно меня поцеловал и, повернувшись, зашагал обратно.

— Будь осторожен, — сказала я, не зная правил поведения, как прощаются с человеком, который собирается пробыть трупом следующие три дня.

Винсент подмигнул и послал мне воздушный поцелуй, и, повернув за угол, исчез.

Глава 33

Мами спросила у нас, хотим ли мы традиционный ужин на день Благодарения, но ни я, ни Джорджия не высказали подобного пожелания. Всё, связанное с Америкой, напоминало мне о доме. А дом напоминал мне о родителях. Я спросила Мами, не могли бы мы провести этот день, как и любой другой, и она согласилась.

Поэтому я провела день Благодарения в собственной постели за чтением, стараясь не думать о своем парне, который лежал трупом в своей кровати через несколько кварталов от моего дома.

В пятницу утром, я за пять минут добралась от нашей квартиры до дома Жан-Батиста. Подойдя к массивным воротам, я набрала код системы безопасности, который мне дал Винсент и наблюдала за тем как они начали открываться.

Оказавшись у входной двери, я не была уверена как стоит поступить: постучаться или просто войти внутрь. Как только я поднесла руку к двери, она распахнулась, а на пороге стоял Гаспар, нервно потирая руки.

— Мадемуазель, Кейт, — сказал он и слегка поклонился. — Винсент предупредил меня о твоём приходе. Входи, входи.

Он даже не пытался расцеловать меня в обе щеки, как принято, и, боюсь, что у него и так было предынфарктное состояние уже от одного моего присутствия, поэтому я не настаивала.

— Есть новости? — спросила я.

— К сожалению, нет, — сказал Гаспар. — Пойдем на кухню. Винсент говорит мне, чтобы я предложил тебе кофе.

— Нет, нет, я только что позавтракала. Я в норме.

— А, ну тогда ладно. Винсент говорит, что, если ты готова вернуться в его комнату, то он готов помочь тебе с твоим… тригом? — Гаспар выглядел смущенным.

— С тригонометрией, — сказала я, рассмеявшись, а потом я сказала в воздух, — Спасибо, Винсент, но я оставила её дома. Сегодня ты сможешь поглядывать через моё плечо за английской литературой и историей Европы.

Гаспар рассмеялся нервным смехом.

— Винсент говорит, что я единственный, кто может помочь тебе с этим. Да, да, это правда, я видел лично кое-какие события. Но я не хочу наскучить тебя своими рассказами.

Понимая, что помогать подростку с его домашкой по истории, это последнее, как бы он хотел провести своё утро, поэтому, к его видимому облегчению, я вежливо отказалась.

— Шарлотты нет, но я дам знать, как только она вернется, — сказал он, оставляя меня перед дверью в комнату Винсента.

— Спасибо, — ответила я.

Комната Винсента выглядела точно так же, когда я увидела её первый раз. Окна и занавески были закрыты. Огонь в камине не горел. А Винсент лежал холодным на кровати.

Я поежилась, когда увидела его неподвижное тело за прозрачным балдахином. Дверь за мной захлопнулась и я, положив свою сумку на диван, подошла к кровати.

Он лежал совершенно неподвижно, лишенный жизни. Меня поразило, как он разительно отличался от просто спящего человека, когда его грудь в вечном движение, а дыхание входит и выходит через рот. Отдернув занавески балдахина, я осторожно опустилась на кровать и пристально посмотрела на него. Он был великолепен, даже мертвым.

— Ладно, я чувствую себя глуповато, разговаривая с тобой вот так, — сказала я в пустую комнату. — Как будто ты сейчас выскочишь из своего шкафа и начнешь безудержно хохотать.

В комнате стояла тишина. Поколебавшись, я провела своими пальцами по его холодной руке, стараясь не шарахнуться, почувствовав, его безжизненную кожу. Потом, еще медленнее, я наклонилась и дотронулась до его рта большим пальцем. Кожа была холодной, но мягкой и меня взволновало это прикосновение к его совершенным губам. Приободрившись, я погладила его густые волнистые волосы прежде, чем слегка прикоснуться своими губами к его. Я ничего не почувствовала. Винсента здесь не было.

— Могу ли я воспользоваться возникшей ситуацией, — прошептала я, гадая, если он был здесь слышал ли он меня, — тем более, что ты не можешь возразить, даже, если бы хотел?

Хотя в комнате стояла тишина, меня охватило странное ощущение — будто в моей голове появились слова, словно их кто-то туда вписал.

Казалось, что затрачены огромные усилия. По смещению огромной тяжести. А затем в моей голове медленно появились два слова: Я весь твой.

— Винсент, это был ты? — спросила я, вздрогнув.

Такое ощущение, что я — дерево, на которое нанизали миллион рождественских огоньков и их все включили одновременно.

— Хорошо, если это был ты, то это меня немного напугало. Но это ничего. А, если это был не ты, тогда я наверное полностью потеряла рассудок, потому что гуляю с мертвым парнем. Большое спасибо, что подвергаешь сомнению моё здравомыслие, — сказала я, пытаясь изобразить сарказм, но не очень успешно, потому что была несколько ошеломлена.

Я почти смогла уловить ощущение веселья заполнившие комнату, но оно было таким слабым, поэтому я решила, что всё себе придумала.

— А сейчас ты из меня делаешь параноика, — сказала я. — Поэтому, прежде, чем я начну слышать тот же голос, что призвал Жанну Д'Арк, я пожалуй, сделаю свою домашку по истории.

Тишина.

Оставив балдахин открытым, так чтобы я могла видеть его, я села на диван, извлекая книги из своей сумки и раскладывая их по кофейному столику. И тогда я заметила конверт на его прикроватном столике.

Я увидела своё имя, написанное красивым почерком Винсента, и вытащила лист плотной бумаги. Он был теснен рамкой из листьев и лиан, а внизу посередине стояли инициалы VPHD.

Кейт, началось оно. Я не всегда могу хорошо выразить то, что хочу сказать тебе. Поэтому, я воспользовался тем, что не будет никакой возможности ответить тебе, когда ты будешь читать эти строки, и, соответственно, что-либо испортить. Я хочу тебя поблагодарить за то, что дала мне шанс. Когда я впервые увидел тебя, то я подумал, что нашел что-то невероятное. И с тех пор всё чего я хотел, это быть с тобой, насколько это возможно. Когда я думал, что потерял тебя, я разрывался между желанием вернуть тебя и тем, что было бы лучше для тебя — желанием, чтобы ты была счастлива. Когда я увидел тебя такой несчастной по прошествии нескольких недель, пока мы были врозь, это дало мне мужества бороться за нас… найти способ, чтобы всё получилось. А, увидев, как ты снова счастлива в те дни, когда мы снова были вместе, заставляет меня думать, что я всё сделал правильно. Кейт, я не могу обещать, что это будет обычная жизнь. Я хотел бы переделать себя в нормального человека и быть им для тебя, всегда, без этих травм, которые определили всю мою жизнь — ходячего мертвеца. Поскольку это невозможно, я могу только заверить тебя, что я сделаю всё что в моих силах ради тебя. Дать тебе гораздо больше, чем мог бы дать обычный парень. Я понятия не имею, чтобы это означало, но я смотрю вперед и надеюсь выяснить это с тобой. Спасибо, что ты здесь, моя красавица.

Mon ange.

Моя Кейт.

Весь твой, Винсент.

Что бы вы сделали, после того, как прочли самое романтичной любовное письмо — единственное любовное письмо, если уж на то пошло, которое вы когда-либо получали?

Я подошла к кровати и, забравшись на матрац, села рядом с телом Винсента. Я обхватила его холодное лицо своей тёплой рукой, а затем, поглаживая его волосы своими пальцами, я начала плакать.

Я плакала о потере моей прежней жизни. По тем дням, когда я могла просыпаться в своей прежней комнате, спускаться вниз по лестнице и видеть мать с отцом, которые сидели за столом и ждали меня к завтраку.

Я плакала, потому что никогда не увижу их снова, а моя жизни никогда не будет прежней. Я думала, как после всех этих потерь, я нашла кого-то, кто любил меня.

Он не говорил об этом вслух, но я видела любовь в его глазах и прочла в тех словах, что он написал. Мой привычный мир исчез. Но у меня появился шанс стать счастливой в совершенно новом. Этот новый мир, возможно, больше подходит для научной фантастики или фильмов ужасов, но также в нем я смогу найти нежность, дружбу и любовь.

Не смотря на то, что всё еще тосковала по своей прежней жизни, я понимала, что мне дан второй шанс. Он был прямо здесь, как будто у меня перед глазами весит спелый плод. Всё что нужно сделать — протянуть руку и взять его. Но сначала мне нужно было отпустить то, за что я так неистово цеплялась: прошлое. Мне была предложена новая жизнь в обмен на старую. Это как дар. Я почувствовала себя как дома. И я всё отпустила. А потом я рыдала до тех пор, пока мои опухшие веки не закрылись и я заснула.

Когда я час спустя проснулась, то несколько секунд не могла понять, где нахожусь. И тогда я почувствовал холодное тело Винсента рядом со мной. Меня охватило всеобъемлющие ощущение покоя, которое заставило чувствовать себя сильнее, чем когда-либо прежде. Я услышала шум и обернулась, чтобы посмотреть. В дверь просунулась голова Шарлотты.

— Я уже заходила, но ты спала. Теперь проснулась?

— Да, — сказала я, поднимаясь и сползая с кровати.

— О, славно.

Она проскользнула внутрь и закрыла дверь.

— Ты плакала, — сказала она, расцеловав меня в щеки.

Я кивнула:

— Сейчас со мной всё в порядке. Но ты сама выглядишь взвинченной.

Шарлотта, обычно излучавшая сияние, выглядела болезненной, а вся жизнь, которая так и била вокруг неё ключом, исчезла. Она выглядела грустной и измученной.

— Это из-за Чарльза, — сказала она.

— До сих пор ни слова? — спросила я, потянув её, чтобы усадить рядом с собой на диван.

Она отрешенно покачала головой.

— Я пыталась дозвониться до него миллион раз. Оставила ему кучу сообщений. Мы взяли все места под наблюдения, которые контролируют нума, заплатили нашим осведомителям, даже обыскали старый склад, где как мы думали, они могли бы его держать. И мы ничего не нашли.

— Мне жаль.

Не зная, что сказать, я, пытаясь утешить, погладила её по плечу.

— Кейт, он мой близнец. Мы никогда не разлучались, за исключением того, когда мы впадаем в спячку. У меня такое чувство, будто я потеряла половину себя. И я, правда, очень боюсь за него.

Я кивнула: — Винсент рассказал мне, что он предполагает.

— Я просто не понимаю, — прошептала она, качая головой.

Она наклонилась ко мне, и мы обнялись.

— Винсент оставлял нас одних последние несколько минут, но сказал, что сейчас он хочет участвовать в разговоре.

— Ладно, — сказала я.

Она кивнула, слушая его, а её глаза наполнились слезами.

— Что он сказал? — спросила я.

— Он сказал, что все мы здесь потерянные души. Это хорошо, что мы нашли друг друга.

— Я думаю, Винсент прав. Несмотря на то, что я не ревенент, я тоже так считаю.

Я достала салфетки из своей сумки и одну протянула ей. Она промокнула глаза, а потом удивленно посмотрела на меня.

— Винсент сказал, что разговаривал с тобой этим утром и ты его слышала!

— Значит мне это не почудилось! — сказала я, ошарашено. — Спроси его, что он сказал.

— Он сказал тебе, я весь твой.

— Точно! — сказала я, вскакивая с дивана, взглянув на его тело, пока в миллионный раз осознала, что его там не было. — Но как такое возможно? — спросила я её.

— Он как-то говорил мне, что ревененты, когда они парящие, могут общаться только с другими ревенентами.

Шарлотта выслушала Винсента, а потом сказала:

— Он говорит, что он с тех пор изучал этот вопрос. Это большая редкость, но говорят, что бывали случаи, когда люди жили вместе с ревенентами на протяжении многих лет. Мы знаем единственного ревенента, который так может — это Женевьева. А её муж может получить представление о том, чего она хочет, но не может по-настоящему слышать, что она говорит.

— Но мы вместе всего несколько недель, а не лет, — сказала я с сомнением. — Как это может сработать у нас?

— Он говорит, что понятия не имеет, но хочет еще раз попробовать, — сказала взволнованно Шарлотта.

— Хорошо, — сказала я, подходя к кровати.

— Нет, иди сюда, — сказала Шарлотта. — Вид его тела тебя будет только отвлекать. Он сказал, чтобы ты закрыла глаза и выкинула всё из головы, как ты обычно поступаешь в музее.

Я улыбнулась, вспомнив в каком трансе я была, вызванным искусством, когда он меня увидел в музее Пикассо. Я закрыла глаза и медленно задышала, позволяя спокойствию комнаты проникнуть в моё тело.

Постепенно я начала испытывать прежнее ощущение. Кто-то пытался писать буквы в моем разуме.

— Что ты слышишь? — спросила она меня.

— Я ничего не слышу. Я вроде как вижу что-то… как кто-то пишет слова.

— Он сказал, что ты пытаешься визуализировать. Прекрати использовать своё внутренние видение, а использую свой внутренний слух. Как будто ты пытаешься расслышать мелодию, которая играет где-то далеко. Постарайся обострить и настроиться на него.

Я сосредоточилась, и начала различать какой-то шелестящий звук, как будто ветер колышет листья, или это было что-то вроде помех.

— Он говорит, чтобы ты перестала так стараться и просто была собой, — сказала Шарлотта.

Я расслабилась, и эти помехи превратились в шум, похожий на то, как ветер подхватил и понес полиэтиленовый пакет.

И тогда я услышала. Мост Искусств.

— Мост Искусств? — произнесла я вслух.

— Ты имеешь в виду мост через Сену? — спросила, смутившись, Шарлотта, а потом кивнула. — Винсент говорит, что на этом месте произошло очень важное событие.

Я рассмеялась:

— Гм, да. Мы тогда впервые поцеловались.

Грустное лицо Шарлотты повеселело.

— О, Боже мой, я всегда знала, что Винсент будет жутким романтиком, когда встретит правильного человека.

Она откинулась на диван, скрестив руки на сердце.

— Кейт, тебе так повезло.

Мы тренировали еще около получаса наши навыки общения между нежитью и людьми, пока Шарлотта давилась от смеха над моими вопросами, не имеющих смысл, и глупыми упражнениями Винсента.

— Прочь… от моих отцов? — спросила я растерявшись.

— Нет, Ночь живых мертвецов! — покатилась со смеху Шарлотта.

Наконец я научилась читать большинство фраз правильно, хотя голос Винсента, когда он их произносил, так и не услышала. Было больше похоже на то, как будто слова появлялись из неоткуда. И всего несколько слов за один раз.

— Может, пообедаем? — наконец спросила я.

— Точно! Отлично! Винсент говорит, что как раз время обеда и Жанна нас уже ждёт.

Когда мы зашли на кухню, Жюль с Амброузом уже вовсю наворачивали жаренного цыпленка с картофелем, а Жанна сидела рядом, поглощенная их кратким пересказом об их утренней поисковой вылазке. Она сразу же подскочила, как только увидела нас с Шарлоттой, вошедших в комнату, и указала на места уже приготовленные для нас.

— Эй, парни, Винсент может говорить с Кейт. Ну, знаете… пока он парящий, — сказала Шарлотта, при этом она выглядела очень довольной собой.

Все застыли и уставились на меня, но через секунду Жанна ожила и произнесла:

— Нисколько этому не удивлена. Я всегда вам говорила, что могу чувствовать всех вас, пока вы летаете вокруг, когда вы парящие. Я даже могу сказать вам, который из вас находиться здесь. Но мне никто никогда не верил.

— Это невозможно! — воскликнул Амброуз в изумлении, а потом сказал в воздух, — Винсент, без вариантов!

— Не то, чтобы совсем невозможно, — ответил Жюль. — Винсент говорил мне, что изучал записи Гаспара, примеры отношений ревенента с человеком и нашел несколько недоказанных случаев взаимодействия.

— Знаю, — ответил Амброуз. Он мне это тоже говорил. Но это только слухи — бред сумасшедших. Цель Винсента выйти за рамки и испытать это на себе.

Любопытно. И я спросила:

— Что еще за «слухи»? Есть что-нибудь, что мне нужно знать? — Амброуз запихнул французское жаркое в рот и начал жевать его, хитро улыбаясь. — Ты считаешь, что все страшные истории о призраках, Кэти-Лу, все странные старые бабушкины сказки, все эти сказки, которые ты когда-либо слышала, и конечно не забыла… все они с чего-то начинались, а может в них есть зерно истины. Так что радуйся, что ты не втрескалась в вампира.

Он запихнул еще в рот еды, а потом встал, потягивая свои внушительные грудные мышцы и бицепсы, и сказал:

— Жюль… хочешь прогуляться по дикой стороне?

Жюль вытер свой рот салфеткой и, встав, понес свою тарелку в раковину:

— Жанна, спасибо. Как всегда, все очень вкусно.

Жанна лучезарно улыбнулась.

— Винсент ты с нами?

В моей голое появились слова: тебе не будет одиноко?

Я улыбнулась:

— Нет, нет, иди с ребятами. Похоже, им нужна нянька, — ответила я с усмешкой.

— Не может быть… он только что говорил с тобой? — сказал Амброуз и разинул рот.

Я кивнула и улыбнулась.

— Счастливчик, — сказал мне Жюль, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеки. — Чего бы я только не отдал, чтобы быть в твоей голове.

И вместо обычных воздушных поцелуев на этот раз, он нежно поцеловал меня в обе щеки.

— Жюль! — ахнула я, чувствуя, что краснею.

Он стоял, глядя в пространства, и поднял руки, делая вид, что сдается.

— Ладно, ладно, чувак, руки прочь, я понял! Но к нам же в дом не так часто заглядывают молоденькие хорошенькие человечки. На самом деле, никогда.

Он развернулся, чтобы уйти, а потом обернулся и сказал мне через плечо.

— Пока, Кейт, и просто запомни… я полностью доступен в ближайшие несколько дней, Винсенту в любом случае пока нездоровится.

Он подмигнул.

Мое лицо вспыхнуло и я отвернулась, старательно не глядела на него пока он не вышел из комнаты.

— О чем это он? — спросила заинтересованно Шарлотта.

— Честно, понятия не имею, — простонала я.

Глава 34

— Ты останешься на ужин? — спросила Жанна, когда мы с Шарлоттой вышли из кухни.

— По правде говоря, я не думала об этом, но было бы чудесно увидеть Винсента, — имею в виду, услышать Винсента, — я замолчала, качая головой, осознавая странность, которую я только что сказала, — когда ребята вернуться. Да, я останусь, спасибо!

Она удовлетворенно кивнула и вернулась к своим занятиям.

Мы вышли из кухни и пошли по коридору.

— Шарлотта, я собираюсь позаниматься, — сказала я, открывая дверь в комнату Винсента.

— Лады, — беспечно сказала она. — Но, если зависать с мертвым парнем окажется слишком утомительным, не стесняйся, воспользуйся библиотекой наверху.

или моей комнатой. Я буду внизу, тренироваться.

— Ты тоже имеешь дело с оружием? — спросила я.

Она гордо кивнула и сказала:

— У парней верхняя часть тела сильнее, чем моя, но я быстрее и меньше, поэтому несмотря на то, что я тоже могу держать меч так же хорошо, как любой из них, я больше сосредоточилась на каратэ.

— Ого! Респект!!! — сказала я.

— Хочешь пойти? — спросила она.

— Нет, нет. Я позанимаюсь в комнате у Винсента. Я себя чувствую комфортнее, находясь рядом с ним, — сказала я. — Даже, если его и нет… рядом.

Что напомнило мне:

— Он же не может быть в двух местах одновременно?

— Неа, он не следил за тобой, когда бродил с ребятами. Если он только сам их не оставит, чтобы вернуться домой. Но он так не поступит.

Она сжала мою руку своей прежде, чем вернуться обратно в коридор и исчезнуть спускаясь вниз по лестнице.

Я позвонила Мами, чтобы дать ей знать, что меня не будет к ужину.

— Джорджия тоже занята, — сказала она, — поэтому мы наверное воспользуемся предоставленной нам с Папи возможностью и сходим куда-нибудь.

— Если, когда ты вернешься домой, нас всё еще не будет, не жди нас, ложись спать! — я рассмеялась, её голос звучал так по-девичьи.

Я провела вторую половину дня за изучением Первой Мировой Войны, которая казалась теперь более интересной, потому что я знала того, кто в ней участвовал. Часы пролетали незаметно и я переключилась на английскую литературу, которая, я должна признаться больше походила на удовольствие, чем на работу. Что до комментария Шарлотты, то тело Винсента лежало всего в нескольких футах от меня, пока я читала и нисколько меня не отвлекало. Мне было спокойно. У меня снова возникло такое впечатление, что я — сирота, лишенная своих корней и перевезенная жить в чужую страну — наконец, почувствовала себя дома. Я чувствовала себя в центре. Всего.

Когда я закончила главу о писателях викторианской эпохи, я услышала рингтон телефона Винсента, который доносился со стороны кровати. Как странно подумала я. Все, кто знал Винсента достаточно хорошо, чтобы звонить ему, должны были знать, что он в спячке. Я проследила за тем, откуда раздаётся звук, открыла маленький ящичек в его тумбочке и достала оттуда телефон.

В телефоне высветилось имя: ЧАРЛЬЗ. Биение моего сердца участилось, когда я нажала на кнопку телефона, чтобы ответить.

— Чарльз? Это Кейт. Как ты? Все тебя ищут? На другом конце линии раздался звук рыданий.

— Винсент здесь?

— Нет. Он в спячке. Где ты?

— Он в спячке, — повторил Чарльз, и потом его рыдания стали прерывистыми, он задыхался от плача.

Понизив голос, он сказал:

— Послушай. Скажи моим близким, что мне очень жаль. Я не хотел, чтобы всё вот так случилось…

Его голос был отрезан металлическим звуком лезвия, вынутом из ножен. Послышался грохот от удара о землю, падающего телефона, а потом наступила тишина.

— О, Боже мой, Чарльз! Чарльз! — кричала я в трубку, а потом низкий голос, начал говорить тихим ледяным голосом.

— Передай Жан-Батисту, если он хочет получить тело Чарльза, он должен будет прийти и забрать его.

— Что вы с ним сделали? — заорала я в телефон, в моём голосе слышалась паника.

— Мы будем ждать в катакомбах. В полночь, молодой Чарльз превратиться в дым.

Звонок оборвался.

Дверь распахнулась и в комнату ворвалась, с безумным видом, Шарлотта. Она посмотрела на сотовый в моей руке и закричала:

— Что? Что случилось?

— О, Шарлотта.

Я почувствовала, как кровь отлила от моего лица, когда я протянула ей телефон:

— Звони парням. Скажи им, чтобы сейчас же были дома.

— Что с Чарльзом? — спросила она, начиная дрожать.

Я кивнула.

Она пролистала контакты Винсента и набрала номер.

— Жюль, немедленно возвращайся. Из-за Чарльза.

Она нажала отбой и сказала:

— Они уже почти дома. Придут прямо сюда. Кейт…

Она искала в моем лице, хоть какую-нибудь причину на надежду.

Мне нечего было ей дать.

— Он мертв, — сказала она.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Да.

— И нума его заполучили.

— Да.

Шарлотта опустилась на пол и обняла свои колени. По её бледным щекам текли слёзы. Я присела рядом и обняла её, как вдруг дверь рывком распахнулась и в комнату ворвались Жюль с Амброузом.

— Что случилось? — спросил Жюль и бросился вниз перед Шарлоттой.

— Спроси Кейт, — прорыдала она. — О, Амброуз, — сказала она, протягивая свои руки к человеку, присевшему, рядом с ней.

Он присел, обхватив её своими сильными руками, ближе притягивая её к себе. Это было в первый раз, когда я видела воздействие двоих из них друг на дуга, и даже, несмотря на тот ужас, который творился, у меня в голое мелькнула смутная догадка. Между Шарлоттой и Амброузом что-то было. Он обращался с ней бережно, как будто она была очень хрупкой. А она как губка впитывала его поддержку.

Это он был той неразделенной любовью, про которую она тогда говорила у реки. Тот, кто не чувствовал того же. Она говорила не о человеке. Она говорила об Амброузе. Как только эта мысль возникла у меня в голове, я уже знала, что это правда.

— Кейт? — спросил Жюль, отрывая меня от своих мыслей.

— Чарльз позвонил на телефон Винсента, — сказала я. — Он спросил Винсента, а когда я сказала ему, что он в спячке, он попросил меня сказать вам, что он очень сожалеет. Он не хотел, чтобы всё случилось именно так. А потом… я услышала звук похожий на лязганье меча.

Шарлотта застонала, и Амброуз крепче её обнял.

— Кто-то поднял телефон и сказал, что, если вы хотите заполучить тело Чарльза, то у вас есть время до полуночи, чтобы забрать его из катакомб.

— Катакомбы! — сказали Жюль с Амброузом недоверчиво.

— Предполагается, что мы везде смотрели. — голос Амброуза был пропитан ядом.

Шарлотта еще сильнее зарыдала.

— Шшш, — прошептал Амброуз, склоняя голову ниже, так что его лицо касалось её щеки. — Всё будет хорошо.

— Винсент говорит, что мы должны рассказать всё Жан— Батисту с Гаспаром, — сказал Жюль.

И в туже секунду я поняла, что и Винсент был в комнате, я услышала слова: Я здесь. Всё в порядке.

Зная, что он рядом, я с облегчением вздохнула.

Когда мы вышли в коридор и спустились вниз по лестнице, я увидела Гаспара, выходящим из комнаты, говоря:

— Ладно, ладно, Винсент, я поторапливаюсь. Что за переполох? — а потом, увидев перекошенное лицо Шарлотты, он прошептал, — О, Боже, да, ясно, — и он открыл дверь, которая была напротив него и повел нас внутрь.

Вся группа подалась в комнату, которая была настолько шикарной, что, казалось, будто мы попали в версальский замок. В одном конце комнаты с потолка свисали бархатные портьеры, которые переходили в балдахин над кровать. Стены сплошь были увешены зеркалами и картинами, а на огромном гобелене, висевшим над кроватью и занимавшим большую часть стены, была изображена сцена охоты. Жан-Батист сидел посреди комнаты за столом из красного дерева ручной работы и что-то писал ручкой.

— Да? — сказал он спокойно, и, закончив, писать предложение, посмотрел на нас.

Я дословно повторила всё, что только что рассказала остальным несколькими минутами ранее.

— А второй человек, который взял телефон, представился? — спросил Жан-Батист.

— Нет, — ответила я.

Я заметила, как остальные настороженно переглянулись.

— Возможно, это мог быть Люсьен? — спросил он.

— Я только однажды говорила с ним, в шумном клубе. Я не могу сказать наверняка.

— Скорее всего, это ловушка, — сказал Гаспар, заламывая руки.

— Конечно, это ловушка, — сказал Жан-Батист.

После мгновения тишины, я увидела, как он кивнул и сказал:

— Понятно.

Поднявшись из-за стола, он прошел через всю комнату и подойдя ко мне, сказал:

— Винсент сказал, что у твоей сестры сегодня в планах посетить мероприятие, которое вечером устраивает Люсьен.

Я совсем забыла про вечеринку.

— О, Боже мой-точно, — бледнея, выдохнула я, когда подумала об опасности, которой она может себя подвергнуть. — Это большая вечеринка будет проходить возле площади Денфер-Рошро. В месте, под названием, Иуда.

— Денфер? — Амброуз зло усмехнулся. — Именно так, они сейчас её называют. Её прежнее название было d’Enfer — Адова площадь. Прямо над катакомбами. Идеальное место для демонов, чтобы открыть там заведение.

— В этом есть смысл, для Люсьена и его клана, устроить пристанище среди мертвых, — добавил Жюль. — Возможно половина, находящихся там костей, их заслуга.

Глава 35

Я бывала уже в катакомбах, на экскурсиях для всех желающих. Они состояли из ряда средневековых шахт, расположенных под городом, и в них было полно костей парижских мертвецов, накопившихся за столетия.

Париж заселялся в течение многих тысячелетий, поэтому понятно, что к семнадцатому столетию, кладбища города были переполнены. В некоторых отчетах говорилось о трупах, которые плавали по городу, когда Сена выходила из берегов. Наконец, правительство признало негодными маленькие городские кладбища, тела выкопали из могил и кости были перенесены в поземные пещеры, прямо под улицами Парижа.

Стены катакомб были выложены костями своих древних горожан, разложенных декоративным образом: в форме сердца, креста и других форм. Это было самое ужасное зрелище, которое мне приходилось когда-либо видеть. А помыслить о том, что там действительно, кто-то может проводить время…

Я вздрогнула, силясь представить, каким же чудовищем нужно быть, если тебя тянет в подобное место.

— Он не сказал, куда именно в катакомбах нам идти? — спросил Жан-Батист. — Туннели растягиваются на мили вокруг.

Я помотала головой.

Гаспар вышел из комнаты, а потом вернулся, держа в руках, большой сверток пергамента.

— Здесь карта канализации и катакомб, — сказал он.

— Ладно, — сказал Жюль. — Так как Люсьен хочет встретиться с нами в катакомбах, во время вечеринки, которую он утраивает, я думаю, что, есть вход через клуб, которым он владеет. Почти в каждом подвале по соседству есть лестница, ведущая вниз в катакомбы. Один из нас должен будет следить за этой точкой доступа.

— Я тоже хочу пойти.

Собравшиеся замолчали, и все в изумление уставились на меня.

— С чего ради? — спросил Жан-Батист.

— Моя сестра в опасности, — мой голос дрогнул от волнения.

Жюль нежно приобнял меня:

— Кейт, твоей сестре ничего не угрожает. Люсьен со своей компашкой будут ловить вечером рыбу покрупнее. Они будут думать только о том, как уничтожить нас. Последнее о ком они будут думать, это о какой-то девушке.

Амброуз кивнул:

— Кайти-Лу без обид, но с твоими боевыми навыками ты будешь больше мешать, чем помогать. — он взглянул на Жан-Батиста. — К тому же, мы не можем оставлять тело Винсента в одиночестве, если нума знают, что он здесь.

Жан-Батист посмотрел на Гаспара и кивнул.

— Я останусь, — согласился Гаспар, а затем развернул карту на столе.

Все столпились и смотрели через его плечо, каждый внес что-то в разработку плана.

— Жанна уже приготовила на кухне ужин, — наконец, сказал Жан-Батист. — Вы должны что-нибудь съесть или, по крайней мере, взять с собой. Вам понадобятся силы, чтобы драться.

Приняв здравое предложение, собравшиеся вышли из комнаты.

Собрание заняло не больше часа. Но было уже около девяти и назначенное время неумолимо приближалось.

Жюль остановился рядом и вышел вместе со мной из комнаты.

— Винсент просит, чтобы я поговорил с тобой, потому что возможности вашего общения все еще ограничены.

Я кивнула.

— Он говорит, что должен пойти с нами. Нам нужна его помощь, чтобы найти Чарльза.

Он говорит, что хочет, чтобы ты вернулась домой к своим бабушке с дедушкой и ждала там.

— Нет, — упрямо сказала я, а потом повторила тоже самое в воздух. — Винсент, нет. Я безумно переживаю за всех вас и Джорджию, поэтому я хочу быть здесь, когда вы вернетесь.

Жюль выслушал, а потом сказал:

— Он согласен, что с Гаспаром тебе будет так же безопасно, как если бы ты была у себя дома. Но он не хочет, чтобы ты волновалась о Джорджии. По крайней мере, не сегодня ночью. Пока она будет на вечеринке, она будет в безопасности. Они не будут драться с нами на глазах у сотни людей.

Верь мне, появились слова в моей голове.

— Я верю, — сказала я.

В следующие полчаса наступил управляемый хаос. Жанна разложила еду и поставила её на стол, а затем исчезла вниз по лестнице, в подвале. Я пошла за ней в тренажерный зал по совместительству, оружейная палата, и наблюдала за тем, как она открывала и закрывала двери шкафов. Она доставала ящики с тяжелыми инструментами, открывала их и раскладывала содержимое на полу, с той же легкостью, с которой она по обыкновению вынимала круассаны из духовки.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила я.

— Нет.

— Готово, — сказала она и достала огромный чехол для контрабаса.

Его открыли, демонстрируя содержимое. Он был пуст, со встроенными отделениями, которые разделялись внутри велюром. Таких отделений было дюжина. Увидев форму и размеры оружия, развешенного по стенам, было не трудно догадаться для чего этот чехол предназначался.

Первой вниз спустилась Шарлотта и начала снимать оружие со стен. Выбрав пару мечей, кинжал, некие странные ниндзя-штуковины, похожие на металлические звезды, и еще что-то, (чьи названия я не смогла бы сказать, если бы пришлось), она начала складывать их в чехол из-под электрогитары.

Раздевшись до нижнего белья (лифчик и трусики), она начала одеваться, слой за слоем. Сперва в плотно облегающую черную рубаху с длинными рукавами, потом черные кожаные брюки, заправленные в высокие сапоги. Жанна помогла ей одеть нечто напоминающим бронежилет, а поверх она натянула темный свитер. Завершила она свою униформу, темным меховым жилетом с вязанным капюшоном. Она выглядела, как женщина, сражающаяся по правую руку от Аттилы, вождя Гуннов. Она выглядела смертельно опасной.

Её переодевание заняло всего пять минут, и к тому времени как она закончила, по лестнице уже спустились Амброуз с Жюлем, чтобы упаковать оружие в собственные чехлы.

У Амброуза был чехол из-под контрабаса и он заполнял его настоящим боевым арсеналом из топоров, булав, мечей и другими опасного вида лезвиями. Жанна оценила прикид мальчиков и, потирая свои руки, с гордостью взглянула на каждого. Было похоже, как будто любящая бабушка собирала своих внуков в школу.

— Итак, все эти приготовления только ради того, чтобы пойти войной против нума? — спросила я Шарлотту, которая уже встала рядом со мной.

Страх начал сжимать мой живот, как будто маленькая анаконда обернулась вокруг моих внутренностей. Я не боялась за Винсента, сомневаюсь, что, будучи парящим, он мог пострадать от Люсьена или его подельников. Но увидев пуленепробиваемый жилет и несколько слоев защиты на одежде, довели до моего сознания, что мои новые друзья собираются подвергнуть себя смертельной опасности.

— Смотрите кто уже готов. Как обычно, — насмешливо обратилась Шарлотта к Амброузу с Жюлем, а потом повернулась, чтобы ответить на мой вопрос. — Нет, Кейт, дело не только в нума. Спасение жизни, это не только прыжки под пули или вынимание самоубийц из под колес поездов. Мы были в спецназе, выступали в качестве телохранителей, служили в антитеррористических подразделениях…

Она рассмеялась, увидев сомнение на моем лице.

— Да, даже я. Это было лет семнадцать назад, косметика и правильная стрижка могут прибавить возраст и я буду выглядеть старше своих лет.

Жюль закреплял арбалет и стрелы в большом кейсе, а сверху положил кинжалы и мечи. Он оторвался от своего снаряжения и, заметив мой взгляд, подмигнул мне.

— Почему, вы ребята, не используете пистолеты? — спросила я, пораженная таким небрежным отношением.

— Мы используем огнестрельное оружие, — ответила Шарлотта, — когда, предполагается, что мы будем сражаться с людьми, я уже упоминала о подобных случаях… охрана и тому подобное. Но пули не убивают ревенантов, — она помолчала — или таких как мы.

Прежде чем я успела спросить, чтобы выяснить, кого она подразумевает под «такие как мы», Амброуз, зашнуровывающий массивные ботинки со стальными носами, выкрикнул:

— И плюс, Кейти-Лу, ты должна признать, что… рукопашный бой только для крутых.

— Это не ко мне, — рассмеялась я.

Очевидно, он любил подраться.

— Сколько раз вы противостояли Люсьену и его банде? — спросила я.

— И не сосчитать. Это часть нескончаемой битвы, — ответила Шарлотта.

— Ну, тогда это означает, что вы выиграете, раз вы всё еще живы.

Никто не ответил. А потом Жюль нарушил молчание.

— Скажем так, обычно нас бывало намного больше.

Мои внутренности так сильно сжались, что я не могла дышать.

— Их тоже было намного больше, — сказал Жан-Батист, входя вместе с Гаспаром в комнату.

Шарлотта, Амброуз, и Жюль встали, будто по стойке смирно, в то время как Жан-Батист ходил взад и вперед между ними, проверяя их снаряжение и оружие.

— У нас всё готово, — наконец сказал он, одобрительно посмотрев, на всех трех и кивнул.

Он взял две обычных на вид трости из подставки для зонтов и бросил одну Гаспару. Молниеносным движением Гаспар вынул шпагу из трости и осмотрел её лезвие.

Они, безусловно, были похожи на мини-армию, во главе со свирепым генералом. Но по отдельности они вполне могли бы сойти за музыкантов одетых для выступления, как, если бы у их группы были предпочтения в одежде из кожи.

Они прошли через двойные двери в конце гимнастического зала и вышли на задний двор, где стояло несколько машин, мотоциклов и скутеров. Жан-Батист забрался в темно-синий седан, а Жюль и Шарлотта взяли темно-красный 4x4. Амброуз прикрепил свой футляр к огромному Дукати и с ревом завел мотоцикл.

Как только двигатели всех транспортных средств были включены, я сцепила руки на груди и сжала зубы. Это не моя война, а их, подумала я. Но я не могла избавиться от ощущения беспомощности — как беспомощная барышня, которой я никогда не хотела быть.

Я услышала слова Винсента: когда всё закончиться, я вернусь к тебе.

— Будь осторожен, — пробормотала я.

До меня донеслись слова: со мной ничего не может случиться, моё тело здесь, с тобой.

— Тогда позаботься об остальных, — сказала я.

До свидания, Кейт, mon ange.

Машины начали плавно выезжать одна за другой из ворот в темную ночь. И они исчезли.

Глава 36

Гаспар извинился и сказал, что он будет наверху, в библиотеке. А мы с Жанной, молча, поднялись по лестнице и вернулись на кухню. Я наблюдала за ней, когда она начала убирать остатки еды. Должно быть, она многое повидала за эти годы. А мне нужно отвлечься.

— Расскажи мне о Винсенте.

Жанна сунула полотенце в свой передник.

— Давай-ка я сначала сварю тебе кофе, — сказала она. — Если ты собираешься дождаться их возвращения то, тебе понадобятся силы.

— Жанна, это было бы замечательно. Спасибо. А ты будешь ждать со мной?

— Нет, дорогая, мне надо идти домой. Меня ждёт моя семья.

У неё есть семья, подумала я, не понимая, почему это меня удивило. Она тоже делила своё время между нежитью и живыми. Я впервые почувствовала некую связь с ней.

Она поставила на стол кофе с кувшином молока и селя рядом со мной.

— Итак, что же я могу рассказать тебе о Винсенте? — вслух размышляла она. — Ладно, мне было шестнадцать лет, когда я начала помогать матери в этом доме, за мной были стирка и глажка. Это было где-то, — она прикинула в уме, — тридцать девять лет назад.

Она откинулась на спинку стула, сощурив глаза, как будто пыталась увидеть то время.

— Винсент был таким же, как сейчас. Плюс, минус год. И они все следуют веяниям моды того времени, чтобы не выделяться. Поэтому, когда я первый раз его увидела, его волосы были чуть длиннее. О, я подумала, что он был очень красив.

Она наклонилась ко мне с блеском в глазах.

— Всё таким же остался. Даже, несмотря на то, что он всего лишь подросток, а я уже бабушка четырех внуков.

Она откинулась назад, улыбаясь себе.

— Как бы то ни было, тогда здесь было больше ревенентов. Они жили по всему Парижу, в домах, которые были в собственности у семьи Жан-Батиста. Теперь, конечно, поскольку ревенентов осталось здесь в Париже не так много, он сдает в аренду те дома. Наживает состояние из своего недвижимого имущества.

Она вздохнула и на мгновение замолчала.

— Короче, я знаю Винсента с 1970 года и он всегда был… замученного вида мальчик. Думаю, он уже рассказал тебе про Элен?

Я кивнула и она продолжила.

— Ну, после ее смерти — и, конечно, своей собственной, — он, похоже, эмоционально закрылся. После того Жан-Батист нашел его, он взял на себя роль солдата. Согласно тому, что я слышала, для Винсента ничего не было слишком опасного. Он буквально бросался в опасность с головой. Как будто спасая сотни незнакомцев он восполнил бы потерю одного человека, которого не смог спасти. Всё так и шло. Он походил на робота мщения. На прекрасного, заметь, но всё еще робота…

Она моргнула и многозначительно уставилась на меня.

— Несколько месяцев назад он пришел домой, а в его глазах была жизнь. Я не могла даже представить, что же могло с ним случиться. А с ним случилась ты.

Она наклонилась вперед, и, потерев щеку краем руки, улыбнулась.

— Ты красивая девушка. Ты дала моему Винсенту новую жизнь. Он может быть силен духом, но у него нежная душа. И ты тронула его. Всё время как я его знаю, его мотивами были месть и преданность, может именно поэтому он один из немногих остался в живых. Но теперь у него есть…

Она остановилась, обдумывая то, что собиралась сказать:

— Ты, — её улыбка была полна сочувствия. — Дорогая Кейт, для тебя, эти отношения не будут легкими. Но наберись мужества. Он того стоит.

Жанна положила фартук на ручку духовки, поцеловала меня и принялась собирать свои вещи.

— Я тебя провожу, — сказала я, осознав, что собираюсь остаться в этом огромном доме, не в одиночестве, а в компании 150—летнего ревенента и мертвого тела своего парня.

— С тобой всё будет хорошо? — спросила Жанна.

— Да, — солгала я. — Без проблем.

Мы подошли к гранитному фонтану в центре двора, и сев на его край, я помахала на прощание Жанне, выходящей за ворота. Ворота бесшумно закрылись. Я посмотрела на статую в фонтане: ангела держащего женщину.

В первый раз, я не знала, что это был Винсент. Тогда я еще ничего не слышала о ревенентах — ни от тех, кто подводит к смерти, ни о тех, кто посвящает себя спасению чужих жизней. Даже тогда, фонтан уже казался мне действительно жутковатым.

Теперь, когда я смотрела на две соединенные фигуры небесной красоты — красивый ангел с его твердым чертами лица, смотревший на женщину, которая качала колыбель, был самой добротой и светом — я не могла не заметить символизма. Ангел был ревенентом, но он был добрым или злым? А женщина в его объятьях спала или была мертва? Я подошла ближе.

Взгляд ангела казался отчаянным, даже одержимым и нежным. Как будто он искал ее чтобы помочь себе, а не наоборот. И вдруг, имя Винсент завертелось в моей голове: mon ange. Мой ангел. Меня передёрнуло, но не от холода.

Жанна сказала, что встреча со мной переродила Винсента. Я дала ему «новую жизнь».

Он все еще ждет меня, чтобы спасти свою душу?

Я посмотрела на женщину. Благородные черты ее лица излучали силу, и лунный свет отражался от ее кожи на лице ангела. Этот свет казался ослепительным. Я видела уже прежде такое выражение лица, как у этого ангела: такое выражение лица было у Винсента, когда он смотрел на меня.

Меня переполняли эмоции: от того, что Винсент нашел во мне то, что искал; страх не оправдать его ожидания; что я не достаточно сильна, чтобы нести это бремя. Всё вместе. Но еще сильнее было желание дать ему то, что он хотел. Существовать для него. Может моя судьба заключается в том, чтобы помочь понять Винсенту, что в его жизни может быть нечто большое, чем месть. В ней может быть любовь.

Я почти бегом вернулась в комнату Винсента, и улеглась рядом с ним на кровати. Его лицо ничего не выражало, а его изящное тело было только пустой оболочкой.

Я постаралась представить его таким, каким описала его Жанна … жестокого, мстительного солдата. И хотя на ум тут же пришла его сексуальную улыбку с полузакрытыми глазами, которой он всегда улыбался, я так же легко могла представить его беспощадным мстителем. В нем было что-то опасное, как и во всех ревенентах.

Одно только понимание того, что прямо за углом с нами может произойти какой-нибудь несчастный случай, заставляет быть людей более осторожными. Винсент и его коллеги ревененты подобной осторожностью не обладали. Полное отсутствие страха быть покалеченным или даже погибнуть, давало им безрассудную самоуверенность, что волновало и пугало, одновременно.

Я провела пальцем по его лицу и подумала о том, как первый раз увидела его таким, как сейчас. Его мертвое тело тогда меня отпугнуло, но сейчас я чувствовала, что моя уверенность крепнет и я могу справиться с чем угодно, что бы меня не ждало дальше. Чтобы быть с Винсентом, я должна быть сильной, мужественной.

Я услышала мелодию звонка на сотовом, пришла смска. Я спрыгнула с кровати и схватила телефон. Оно было от Джорджии:

Ушла с вечеринки. Мне нужно поговорить с тобой как можно скорее.

Я: У тебя всё нормально?

Джорджия: Нет.

Я: Где ты?

Джорджия: Рядом с домом Винсента.

Я: Что? Как ты узнала, что я здесь?

Джорджия: Ты мне сказала.

Я: Нет, не говорила.

Джорджия: Мне нужно тебя увидеть. Какой код?

Зачем она это делает? И что я могу сделать? Очевидно, я ей нужна, но я не могу просто взять и назвать ей код.

Я: Не могу тебе его дать. Выйду на улицу, чтобы поговорить.

Раздался звонок в дверь. Я побежал по коридору к входной двери и нажала кнопку на экране видеокамеры. Камера включилась и я увидела свою сестру.

— Джорджия! — крикнула я в микрофон. — Что ты здесь делаешь?

Когда она услышала мой голос, она выкрикнула:

— О, Боже мой, Кейт, я очень, очень сожалею!

— Что случилось? — спросила я, в моем голосе появилась паника, когда я увидела страх и боль на её лице.

— Прости, прости! — причитала она, поднимая в ужасе ко рту свои дрожащие руки.

— За что? Джорджия? Скажи мне! — крикнула я.

— За то, что привела меня, — сказал низкий голос, и Люсьен вышел, чтоб его было видно. У горла Джорджии он держал нож.

— Открой ворота или я убью её.

Его зловещие слова подействовали на меня так, будто Люсьен стоял рядом со мной, а не через двор за закрытыми воротами.

— Кейт, прости, — Джорджия тихо плакала.

Я нажала на кнопку — открыть ворота. Позади меня по ступенькам начал сбегать Гаспар.

— Не вздумай! — крикнул он.

— Но он убьет мою сестру!

— Я дам тебе три секунды, прежде чем перерезать ей горло, — раздался голос Люсьена по громкой связи. — Три…

— У меня с собой только рапира… жди здесь, пока я схожу за оружием, — крикнул Гаспар, сбегая по лестнице, мчась прямо ко мне.

— Два…

Я с отчаянием посмотрела на Гаспара и нажала на кнопку. Ворота открылись.

— Гаспар, запри за мной дверь и не впускай его внутрь. Ты должен защищать Винсента! — крикнула я.

А потом я выскочила наружу, дверь за мной захлопнулась, и я повернулась лицом к дьяволу.

Глава 37

Люсьен стоял во дворе прямо передо мной, приставив нож к спине Джорджии.

— Добрый вечер, Кейт, — холодно произнес он.

Его лицо говорило, что он смертельно опасен, и он казался в два раза больше, когда вот так навис надо мной. Как вообще Джорджия могла увидеть в этом отвратительном чудовище, который стоял рядом со мной, что-то привлекательное.

— А теперь будь умницей и впусти меня внутрь.

— Я не могу, — сказала я. — Заперто. Я не смогу ничего сделать, пока ты не отпустишь Джорджию.

Я почувствовала, что выиграла первый раунд, но я даже понятия не имела, что будет дальше.

— Гаспар, я знаю, ты там, — крикнул Люсьен. — Немедленно выходи или на твоих руках будет кровь двух людей.

Прежде, чем он закончил говорить, дверь распахнулась и вышел Гаспар, держа в руках перед собой шпагу.

— Нет, Гаспар, не надо! — завопила я.

Что он делает? — подумала я, с диким приступом страха. Он должен был запереться в доме, защищая Винсента. Только я несу полную ответственность за свою сестру.

Гаспар не обратил на меня никого внимания. Подойдя ближе, он спокойно произнес:

— Люсьен, ты отвратительная пиявка, что привело твой гнилой труп на наш скромный порог в этот прекрасный вечер? — к нему снова вернулось то благородство, которое я видела в день спаринга с Винсентом.

Нервный, заикающийся поэт превратился в грозного воина.

Люсьен шагнул к нему, а я схватила Джорджию за руку и потащила её в сторону:

— Давай убежим, — прошептала я, не сводя глаз с мужчин.

— Кажется, сегодня ты очень нуждаешься в оружие, ты — жалкое оправдание для бессмертия, — прорычал Люсьен.

— Что-то подсказывает мне, мой клинок очень похож на нож для резки хлеба, который ты таскаешь с собой, мерзкий червяк, — сказал Гаспар, и сделал выпад в сторону Люсьена, оставив тонкий парез на щеке великана.

Несмотря на показавшуюся струйку крови, Люсьен даже не вздрогнул.

— Похож, говоришь, возможно, ты жалкая пародия на Лазаря — защитничка, именно поэтому я прихватил запасной.

Он достал из-под куртки пистолет и решительно выстрелил Гаспару между глаз. Старший ревенент пошатнулся и отступил на несколько шагов потому что в его лоб попала пуля. А потом, как при замедленной съемке, она вылетела обратно и упала, подпрыгнув, со звоном, на мостовую. Но Люсьену хватило этих пару секунд, чтобы оглушить Гаспара и прыгнуть на него, придавив к земле.

Я схватила Джорджию за руку и мы с ней побежали воротам.

— Остановитесь или я пристрелю вас обеих, — сказал Люсьен, направляя пистолет в нашу сторону, сев на тело Гаспара, которое пыталось отбиваться.

Мы застыли.

— А теперь вернитесь. Вы пойдете со мной.

Он наблюдал, не шелохнувшись, пока мы не подошли.

— Ближе, — скомандовал он.

Когда мы уже были на расстояние вытянутой руки, он убрал пистолет в кобуру.

А потом, взяв свой огромный нож, он взмахнул им в воздухе, прежде чем опустить его, как мачете, на шею Гаспара. Мы с Джорджией, одновременно, оглушительно закричали, и, вцепившись в друг друга, со слезами от ужаса, спрятались в объятьях друг друга.

— Вы дамы несколько щепетильны, не так ли? Ну, то ли еще будет. А теперь, вы — обе, внутрь, — сказал он, вынимая из кармана платок и вытирая лезвие, прежде чем наставить его на нас.

Я не могла заставить себя оглянуться и посмотреть на Гаспара, поэтому я послушно вошла в фойе. Люсьен быстро огляделся по сторонам.

— У них здесь прекрасный вид.

Его глаза пронзительно на меня посмотрели.

— А теперь покажи мне, где он.

— Кто? — спросила я, мой голос дрожал.

— А ты как думаешь? Твой дружок, — усмехнулся он, подходя ко мне ближе и проталкивая Джорджию между нами.

— Его, его здесь нет, — сказала я запинаясь.

— Ооо, как мило. Пытаешься защитить своего зомби-парня. Но я-то знаю, Кейт, что ты лжешь. Чарльз сказал мне, что он в спячке. А мои коллеги только что сообщили, что Жан-Батист и компания, включая призрак Винсента, все явились на мою маленькую тусовку в катакомбы. Так что давай оставим эти игры и займемся делом.

— Я не отведу тебя к нему, — сказала я, отступая назад, чтобы не столкнуться с Джорджией, которую он толкнул прямо на меня.

— О, нет, ты отведешь, — сказал спокойно Люсьен, поднимая нож.

Его клинок сверкнул в свете люстры. Джорджия выкрикнула:

— Не говори ему, Кейт. Он сказал, что собирается убить его.

— Сука, — прорычал Люсьен и, схватив Джорджию за волосы, потянул её голову назад и поднес нож к её горлу.

Я покачала головой и прошептала:

— Да я скорее умру, чем отведу тебя к Винсенту.

Но, увидев панику в глазах Джорджии, я почувствовал, как что-то проскользнуть внутрь меня.

— Отлично, — сказал Люсьен. — Я надеялся забрать Джорджию в целости и сохранности, после того, как нанесу вам визит, но я готов полностью пересмотреть свои планы.

Сверкнул нож, когда он им провел по шеи Джорджии. Она закричала, но он не отпустил её волосы.

— Джорджия! — закричала я, увидев как из пореза, который он сделал, медленно начала сочиться кровь.

— Чем дольше я буду ждать, тем глубже буду резать, — сказал он. — Милая, тебе же совсем не больно, не так ли? — спросил он, посмотрев на Джорджию и целуя её в щеку.

Он посмотрела на меня с выражением безумного страха и я крикнула:

— Ладно, ладно. Просто остановись, и я отведу тебя к нему.

Люсьен кивнул, выжидая, но продолжал держать нож около шеи Джорджии.

Мои мысли метались из стороны в сторону, пытаясь, придумать, чтобы могло сбить его с намеченного пути. Я могла отвести его наверх в любую другую комнату, но что это даст? Только еще больше его разозлит.

— Шевелись! — требовательно прикрикнул Люсьен, а я, ведя его через дверь в коридор прислуги, соображала, как бы найти способ выиграть время.

Я шла медленно, как только могла, но не могла придумать план, который бы не заканчивался перерезанием горла моей сестры, или, что скорее всего, убийством нас обеих. Я ничего не могла сделать, кроме, как молча умолять Винсента, чтобы он вернулся, прекрасно понимая, что это невозможно: он на другом конце города, помогает своим близким. Я провела их через дверь в комнату Винсента, и отступала, давая возможностью зайти Люсьену. Он выпустил Джорджию и быстро направился к кровати, и рассмеялся, когда подошел к ней.

— О, Винсент. Ты выглядишь лучше, чем когда-либо, — сказал он. — Любовь, кажется, преобразила тебя. Как грустно, что так не может дальше продолжаться.

Оглядев комнату, он обратил внимание на камин.

— Сядьте, — сказал он, указывая нам ножом на диван.

Он начал складывать дрова на растопку в очаг и поднес к ним спичку.

Моя сестра закрыла лицо руками и, опустив голову на моё плечо, начала плакать.

— Кейт, прости, я не должна была верить ему.

— Шшш. Теперь это уже не важно. Ты как? — прошептала я. — Дай, я посмотрю твою шею.

Она подняла голову и я прикоснулась к её ране на шее. Оказалось, что это не более, чем царапина.

— Всё не так уж плохо, — сказала я, вытирая кровь с пальца.

— Да кого, вообще, волнует моя царапина? — прошептала она. — Нам никогда не выбраться отсюда живыми. Мы только что видели, как он кого-то убил. И что, вообще, такое с Винсентом? Почему он не двигается?

— Он вроде как… в коме, — ответила я.

— Что произошло? — спросила она испуганно.

— Джорджия — сказала я, глядя на неё в упор, — разве Люсьен ничего не сказал тебе, когда привел тебя сюда? Ты не знаешь… что они такое?

Она в недоумении покачала головой. Теперь уже не было возможности, скрыть это от неё. А, видя, что мы можем и не пережить этот вечер, я уже не видела смысла скрывать то, что сейчас и так очевидно.

— Джорджия они не люди… Винсент и Люсьен.

— Тогда, что они?

— Это сложно объяснить, — начала я, а потом, увидев как слезы наворачиваются в её глазах, я вздохнула и сказала, — Они зовутся ревенентами, они нежить.

— Я не… Я не понимаю.

— Джорджия, сейчас это не важно, — настаивала я, грубо хватая её за руки и заставляя посмотреть мне в глаза.

Я произносила слова медленно, не столько для себя, сколько для неё:

— Меня не волнует что такое Винсент. Мы не можем позволить Люсьену уничтожить его.

Её глаза изучающе посмотрели на мое лицо. На этот раз я не сожалела, что она читает меня как открытую книгу. Недоумение и страх исчезли с лица Джорджии, на их смену пришла решимость. Моя сестра всегда была там, где она была мне нужна, и сейчас она была со мной. Несмотря на безумие прозвучавших слов из моих уст, она ни секунды не сомневалась во мне.

— Что мы можем сделать? — прошептала она.

Я покачала головой и посмотрела, как Люсьен использует кочергу, чтобы разложить вокруг бревна. Огонь разгорелся и взмыл вверх. Комнату заполнил запах горящей древесины.

— Он собирается, попытаться сжечь тела Винсента, — прошептала я в ответ. — Мы не должны ему позволить это сделать.

Как будто, захотев подтвердить, всё, что я сказала, Люсьен обернулся.

— Какая жалость, что придется избавиться от тела старинного врага, не дав ему возможность увидеть собственными глазами, как я убью его девушку. Было бы весьма кстати. Месть за то, что на моих глазах пристрелили мою жену.

— Твое знакомство с Джорджией не было совпадением, не так ли? — спросила я, вдруг осенило меня.

— Конечно, нет. Это не совпадение, — ухмыльнулся он, а Джорджия резко втянула в себя воздух. — Я, девушки, видел вас вместе у реки несколько месяцев назад, после того, как Винсент спас ту жалкую девчонку-подростка, которая прыгнула с моста.

— Ты один из тех, кто сбегал на машине, чуть не сбив нас! — ахнула я.

— Искренне Ваш, — Люсьен искоса посмотрел и поклонился. — Ну, а когда я увидел Винсента, выносящим тебя на руках из метро, после того, как он предотвратил второе самоубийство, устроенное мной, я подумал, что ты должна быть кем-то особенным для него.

А дальше было очень просто всё разузнать про тебя, учитывая тот факт, что твоя тусовщица-сестра была постоянным посетителем нескольких моих ночных клубов. Что тоже не было случайностью, потому что она не особо разборчива насчет мест, куда она часто ходит и людей, с которыми общается.

Я заметила, как Джорджию уязвили эти слова, а Люсьен усмехнулся, наслаждаясь её реакцией.

— Ты использовал меня, чтобы добраться до Кейт, — пробормотала она, пораженная сделанным открытием.

Люсьен улыбнулся и пожал плечами.

— Дорогая, без обид.

— Но как ты узнал, что я сегодня вечером буду здесь? Как ты понял, что нужно привести Джорджию, чтобы попасть внутрь?

— Я знал, что Чарльз говорил по телефону с человеком. А кто еще из людей может ответить вместо Винсента? Потом я узнал твой голос. И мне на ум пришла замечательная идея!

Он жестом указал на комнату и тело Винсента.

— Как ты думаешь, стал бы я успешным бизнесменом, если бы не мог воспользоваться возможностью, открывающуюся прямо передо мной?

— О, даже не знаю, — сказала я, чувствуя к нему отвращение. — Ложь, мошенничество, убийства… должно быть поэтому, я думаю.

— Ах, какая лесть. Это как музыка для моих ушей.

Он хрустнул костяшками своих пальцев и прошел мимо нас к кровати, а потом, наклонившись, взял окоченевшие тело Винсента на руки и стал говорить с ним, как, если бы он был там.

— Как жаль, что ты пропустишь кровавую бойню в собственной спальне. Это всё напоминает мне о моей собственной смерти. Но поскольку твой дух будет где-то в другом месте, когда я уничтожу твое тело, у тебя будет целая вечность, чтобы полетать вокруг и поразмыслить над этим.

Сделав небольшое усилие, из-за тяжести мертвого тела, он начал двигаться по направлению к камину.

— Нет! — закричала я, вскакивая и становясь между Люсьеном и огнем.

— И что ты, девочка, собираешься делать? Пнешь меня по ноге?

И тут Джорджия вскочила с дивана и бросилась на него, вцепившись в его руки. Она издала яростный крик, когда набросилась на него и попыталась его замедлить. Я подбежала к нему и попыталась его оттолкнуть подальше от огня. Но, даже, отдавая этому все свои силы, он не сдвинулся с места.

— Ну, прямо-таки точная копия моей могилы, не считая, этих припадочных принцесс Диснея, — рявкнул он раздраженно, и положил тело Винсента на ковер.

Потом он обернулся и взмахом своей мощной руки отбросил Джорджию назад. Она приземлилась на край кровати, а её голова ударилась о её деревянный каркас. Он подошел к ней и, остановившись, пока она встретила с ним взглядом, сказал:

— Мне жаль, что приходиться это делать, — и наступил ей на руку.

Прежде чем она закричала, я услышала отвратительный хруст костей.

— На самом деле, мне не жаль, — сказал он, поворачивая голову, чтобы посмотреть как она корчится от боли.

Боль, наверное, была настолько мучительной, что её глаза закатились, и она упала, потеряв сознание.

Подняв тяжелую железную кочергу, лежавшую рядом с камином, я подбежала к нему и обрушила её со всей силы ему на спину.

— Черт побери, девочка, дай-ка это мне, — крикнул он, и вырвал оружие из моих рук, отбросив его, как спичку в дальний угол. — Если уж тебе приспичило побарабанить почему-нибудь, ты можешь помочь отрубить голову твоему дружку.

Подняв руку, он достал один из мечей, висящих над камином. Второй меч упал на пол. Я рванулась к нему и подняла его за рукоятку, пятясь назад под его тяжестью.

Люсьен стоял, держа в руке меч, над телом Винсента и смотрел на меня весело улыбаясь. Я собралась с силами и подняла клинок, и покачиваясь вцепилась в него.

— Не приближайся к нему, — сказала я.

— А то, что? — выплюнул он. — Если ты вдруг захотела умереть, прежде чем увидишь, как я обезглавлю твоего парня, надо было всего лишь попросить. Но я надеюсь, ты позволишь мне сперва немного размяться. Годы прошли с тех пор как, я собственноручно убивал женщин.

Он рассмеялся мне и сделал выпад, клинок попал прямо в моё плечо. Небольшая струйка крови просочилась сквозь мою рубашку и побежал вниз по моей руке. Мгновение я смотрела на него, чувствуя отвращение. А потом я обернулась и посмотрела на тело Винсента, которое безжизненно лежало на полу, и мое бессилие отступило. Собрав все свои силы, я подняла меч.

— То-то же! — насмешливо произнес он. — Тебе придется приложить больше усилий, чтобы поднять его.

Он играл со мной. Я должна быть ему благодарна — если бы он приложил малейшие усилие, я была бы уже мертва. Но вместо того, чтобы испугаться, его высокомерие вызвало во мне ярость.

Гнев питал меня. Я замахнулась на него массивным оружием, а он проворно отскочил в сторону. Мой клинок ударил по терракотовой плитке на полу, разбив его пополам, а большой глиняный осколок отлетел в воздух.

Его меч сверкнул в свете огня и я почувствовала жжение на своей ноге. Я посмотрела вниз и увидела, что мои джинсы разрезаны, а по ноге чуть ниже бедра, текла кровь.

— Сейчас это становится даже забавным! — сказал Люсьен, его глаза горели. — А ты даже храбрее, чем твоя сестра. Никогда бы не подумал. Было бы жаль убить тебя раньше, так и не узнав, какой мужественной ты можешь быть. Возможно, ты составишь мне компанию, конечно с головой Винсента в придачу, когда я вернусь домой, мы можем немного позабавиться.

Я попыталась поднять меч, но запнулась. Мои руки меня не слушались. Я вложила всю свою энергию в тот единственный удар, а мои мускулы были как резина.

— Всё будет кончено буквально за считанные секунды. Если ты шевельнешься, я всажу этот меч в твою хорошенькую голову, — предупредил он, а затем повернулся и стал передвигать тело Винсента.

На другом конце комнаты начала стонать Джорджия. Теперь её глаза были полуоткрыты, но она по-прежнему лежала без движения на полу.

Я боролась с накатившей волной отчаяния и вдруг осознала, что мне всё равно убьет он меня или нет. Я буду сражаться с ним, даже ценой собственной жизни, даже, если это, в конце концов, ничего не изменит. Потому что лучше погибнуть сражаясь, чем пережить этот кошмар и жить долго, жизнью наполненной сожалением, где только память о Винсенте поможет как-то держаться.

Взывая к каждой частице своих сил, я подняла меч. Как вдруг я услышала щелчок и слова: я вернулся.

Мои глаза расширились, тогда я осмотрела комнату, и успокоила себя, что голос звучит внутри меня.

— Винсент, — прошептала я.

Кейт, скорей. Ты позволишь мне войти?

— Войти? — какие-то доли секунды я отчаянно ломала голову, а потом, поняв, о чем он просит, сказала. — Да.

И вдруг мое тело больше не было моим собственным. Было такое чувство, что у меня на затылке открылась дверца и через неё влился мощный поток энергии, наполняя меня, пока я не почувствовала, что меня вот-вот разорвет.

Несмотря на то, что я оставалась всё еще в сознание, мои конечности сталь двигаться вне зависимости от моих желаний. И я с легкостью подняла огромный меч, подняв его высоко вверх. Он застыл там на секунду, пока я не опустила его вниз, мощным взмахом и не отсекла Люсьену левую руку.

Он гневно зарычал и бросил меч, перекрывая рану правой рукой. Развернувшись на пятках, он в шоке уставился на меня. А затем он бросился на меня. Его раненая рука болталась на боку, а на пол лилась темная кровь.

Я по-кошачьи отпрыгнула в сторону, подняв меч вверх в вертикальное положение, и присела на секунду, прежде чем бежать к Люсьену, который пошатнулся, встав рядом с мечом, который упал на землю. Подняв своё оружие вверх, я размахнулась, чтобы ударить с правой стороны. Он завопил и развернулся, с мечом в руке.

Секунду, он стоял и непонимающе смотрел на меня, пока из раны в боку хлестала кровь. Затем, шатаясь, он бросился на меня, но в последнюю секунду потерял равновесие, так как споткнулся о тело Винсента. Он оказался справа от меня. И я сделала еще выпад, целясь в его голову, но он пригнулся, чтобы не попасть под удар.

Он отпрыгнул в сторону, согнувшись и прищурившись, посмотрел на меня и его глаза расширились от удивления.

— Винсент. Ты в ней? — спросил он недоверчиво.

Я поняла, что смеюсь и мой рот произнес моим голосом слова Винсента.

— Люсьен, мой старинный враг.

— Нет, — сказал Люсьен, качая головой и держа меч, обороняясь, оставшейся рукой. — Это невозможно. Ты же в катакомбах.

— Похоже, здесь ты ошибся, — сказал через меня Винсент. — Ты никогда не был самым умным зомби на кладбище.

Люсьен взревел и бросился на меня, но я проворно отскочила в сторону, а он споткнулся и врезался в кровать.

— Так чего именно ты хотел здесь добиться? — прозвучал мой спокойный голос. — Ты собирался отрубить мою голову и вернуть её Жан-Батисту, а потом перебил бы остальных моих близких?

— Я просто заканчиваю некое незавершенное дело, — прошипел Люсьен. — Меня не особо заботят твои сородичи, хотя, теперь, когда ты упомянул об этом. Наверное, это должно быть забавным, устроить небольшое барбекю из ревнентов. Я убью Кейт, а твою голову использую в качестве растопки.

— Вот эта часть — «убью Кейт», по-моему, здесь у тебя возникли некоторые сложности, — услышала я собственный голос, и бросилась на него, чувствуя силы в моем теле, в несколько раз превышающие мои собственные.

Люсьен поднял свой меч, чтобы встретить мой, но я действовала быстрее, чем он успевал реагировать.

— А это за всех тех невинных, которых ты предал смерти, — сказала я, всадив глубоко меч в уже раненный правый бок.

Его меч с грохотом упал на пол, а он с рёвом, пошатнулся в сторону огня. Кровь капала прямо в огонь. Упав на колени, он схватил кинжал, который оставил у камина. Затем он вскочил на ноги с невероятной скоростью и швырнул в мою голову нож. Я отскочила в сторону, но недостаточно быстро, и лезвие угодило точно в моё правое плечо.

Я не закричала. У меня не было на это времени. Перекинув меч в правую руку, я левой рукой вынула из своего плеча нож. А затем, не раздумывая, я бросилась на него с нечеловеческой силой, и всадила кинжал через его глаз глубоко в мозг.

— А это за всех моих близких, которых ты уничтожил, — услышала я свой голос.

Оставшийся глаз Люсьена закатился и он, разинув рот, навалился на меня.

Все происходило, как в замедленной съемке. Я повернулась и отскочила к журнальному столику. Держа меч обеими руками, я взмахнула им высоко в воздух и обрушила его на шею Люсьена мощным горизонтальным ударом.

Я почувствовала, как чисто сработало лезвие, и его голова отлетела, описав кровавую дугу на полу. Обезглавленное тело секунду оставалось неподвижным, а потом рухнуло на пол.

— Гори в аду! — сказал Винсент, когда я подняла голову Люсьена и подошла с ней к камину.

Тут дверь распахнулась, и ворвался Амброуз, крича, как сумасшедший и размахивая одной рукой с боевым топором. На другой его руке была глубокая рваная рана, а его одежда была вся разодрана и в пятнах крови. По лицу из раны тёк кровавый ручеек.

Он посмотрел безумными глазами на обезглавленное тело Люсьена, а затем на тело Винсента, лежавшие около камина. Он взглянул на меня, стоявшей в нескольких футах от него, непринужденно держащей меч в одной руке и голову Люсьена в другой. Он, молча, кивнул и я кивнула в ответ. Повернувшись к пылающему огню, я швырнула изуродованную голову в пламя.

— Тело, — сказала я, схватив труп Люсьена за руки, а Амброуз за ноги, и бросили его, слегка качнув, на горящие поленья.

— Винсент, это ты? — спросил Амброуз, отступив и посмотрев на меня.

Моя голова кивнула.

— Ну, так-то лучше, потому что если бы это в одиночку проделала Кейти-Лу, то я бы форменно перепугался.

Я улыбнулась ему, а он недоверчиво покачал своей головой.

— Давай-ка Вин, выбирайся оттуда, ты меня пугаешь, — сказал он.

Готова? — спросил меня Винсент.

— Да, — ответила я, с сразу же почувствовала вихрь, покидающей меня через затылок, энергии.

Моё тело будто сдулось, как воздушный шар, и Амброуз шагнул вперед, чтобы подхватить меня, когда я начала падать. Он аккуратно усадил меня на землю.

— Кейт! Ты как? Тут же раздались слова Винсента.

Я кивнула:

— Я в порядке.

Твой разум. Никакой неразберихи? Паники?

— Винсент, я точно такая же как и прежде, за исключением того, что наверное, не буду в состояние двигаться в течение недели, я очень истощена.

— Потрясающе.

— Снаружи тело Гаспара, — сказала я, поворачиваясь к Амброузу.

— Мы видели, Жан-Батист забрал его. С ним всё будет в порядке.

— А что с остальными? — спросила я, глядя на его окровавленную рубаху.

Он кивнул.

— Мы все вернулись.

Я вздохнула с облегчением.

— А Чарльз?

— Мы забрали его тело, — ответил Амброуз, а потом, махнув в сторону кровати, спросил, — Что твоя сестра здесь делает?

— О, Боже мой, Джорджия, — я заплакала и посмотрела на свою сестру.

Я из последних сил подползла к ней и коснулась её бледного лица.

— Ты как, в порядке? — спросила я её.

— Думаю, да, только больно двигаться, — ответила она слабым голосом.

— Ей нужна помощь, — сказала я немедленно Амброузу. — У неё, наверное, сотрясение — она сильно ударилась головой и была какое-то время без сознания. И я уверена, что у неё сломана также рука.

Амброуз склонился над ней и осторожно развернул её, параллельно земле, так, чтобы не задеть за её шею.

— Нам нужно отвезти её в больницу, — сказала я.

— Она не единственная, кому нужна медицинская помощь, — ответил Амброуз, указывая на моё плечо.

Я посмотрела на свое плечо и увидела свою рубашку, пропитанную кровью. Хоть я и не чувствовал её раньше, сейчас же жгучая боль пульсировала в моей руке. Я ухватилась за своё плечо, а потом так же быстро отдернула руку, морщась от боли.

В коридоре послушался топот бегущих ног, я взглянула на дверной проем, в котором показался Жюль.

— Кейт? — спросил он с тревогой в голосе.

— С ней всё нормально, — отозвался Амброуз. — Порезаны плечо и немного нога, но она жива.

Жюль оглядел комнату, и, увидев тело Винсента недалеко от камина, с облегчением упал на колени. Держась руками за голову, он тихо сказал в воздух:

— Винс, дружище, я так рад, что ты всё еще здесь.

Резкий, едкий дым повалил из трубы, когда пламя охватило тело Люсьена. Поглядев в ту сторону, Амброуз сказал:

— Нам нужно выбраться отсюда, если мы не хотим задохнуться от дыма.

Жюль поднялся на ноги и открыл окно, а затем присел на корточки рядом с нами.

— Как она? — спросил он, кивая в сторону Джорджии.

— Жива, — сказала я.

— А ты как? — спросил он, беря в свои руки моё лицо.

Слёзы застилали мне глаза.

— Нормально, — сказала я, и быстро вытерла слезы.

— О, Кейт, — сказал он, наклоняясь ко мне и заключая в свои объятья.

Это то, что мне было нужно: человеческое прикосновение. Ладно не человеческое, неважно. Поскольку Винсента рядом не было, чтобы обнять меня, Жюль сделал даже больше, чем любая приемлемая замена.

— Спасибо, — прошептала я.

— Больница, — просто сказал Амброуз и поднялся, чтобы достать из своего кармана сотовый.

Он отошел в сторону и сделал звонок, а Жюль перестал меня обнимать и последовал за ним.

Я взглянула на сестру. Её как будто оглушили.

— Мы едем в больницу. Всё будет хорошо.

— Где он? Люсьен? — спросила она в оцепенении.

— Мертв, — просто сказала я.

Она посмотрела на меня и спросила:

— Что произошло?

— Как много ты видела? — спросила я её.

Она мне слабо улыбнулась и сказала:

— Достаточно, чтобы понять, что моя сестра в одиночку, может надрать мечом ублюдку задницу.

Глава 38

Остальные вернулись домой, как раз тогда, когда подъехала скорая. Амброуз вызвал медиков, с которыми они постоянно имеют дело. Те согласились доставить нас в частную клинику без заполнения отчета для полиции. Парамедики не хотели тревожить шею Джорджии, поэтому ей пришлось одеть шейный бандаж и отнести в машину на носилках. После того, как они временно перевязали мои раны, мы с Жюлем забрались назад и сели рядом с ней.

Я задавалась вопросом, что парамедики думают о нас: две девочки-подростка с хрупким телосложением, которые выглядят так, будто участвовали в бандитской разборке, а Жюль был одет как один из героев Матрицы. Я была на сто процентов уверена, что, если бы им не заплатили, мы были бы уже на полпути в полицейский участок для допроса.

Хоть я и умирала от желания узнать, что произошло в катакомбах, мы не разговаривали, потому что один из санитаров сел сзади рядом с нами. Он задавал очевидные вопросы. И посмотрев на Жюля в ожидании одобрения, я ответила, что Джорджия просто сильно ударилась головой о деревянный каркас кровати и кто-то наступил ей на руку. Так же сказала ему, что порезы на моем плече и ноге были ножевыми ранениями. Я уповала на то, что ему будет достаточно знать основные факты, без подробностей. И, судя по его удовлетворенному кивку, так оно и было.

Когда мы добрались до клиники, Джорджию сразу же осмотрели и пришли к выводу, что с ней всё в порядке, за исключением несколько сломанных костей в руке, которые были зафиксированы. Рана на моей ноге была не глубокой, но на плечо потребовалось наложить дюжину швов. После проверки моей руки на подвижность, доктор сказал — мне повезло, что лезвие не задело нервы. Он провел стандартный осмотр, посветил фонариком в глаза, проверил кровяное давление и тому подобное.

Наконец он вздохнул и сказал:

— Мадемуазель, похоже, что у Вас состояние чрезмерной усталости. Ваше кровяное давление угрожающе низкое. Вас немного трясет, ваша кожа пепельного цвета, а зрачки расширены. Вы принимаете какие-нибудь медикаменты или наркотики?

Я покачала головой.

— Когда Вы пострадали, то принимали участие… в интенсивных физических упражнениях?

— Да, — сказала я, интересно, что он бы он подумал, узнав, что это были за физические упражнения.

— Вы чувствуете слабость, усталость, или тошноту? Я кивнула.

На самом деле, после того, как Винсент покинул мое тело, я чувствовала себя как тряпичная кукла, у которой едва хватает сил, чтобы ходить. Понимание того, что наше с сестрой благополучие целиком и полностью зависит от моей способности переставлять свои ноги, была единственной причиной, которая заставляла меня как-то держаться.

— Вам нужен отдых. Вашему телу необходимо восстановиться, из-за всего того, через что Вам пришлось пройти. У Вас с Вашей подругой — он кивнул в сторону кровати, на которой лежала Джорджия, — был довольно насыщенный вечер. Отдыхайте и восстанавливайте свои силы, или Вам, в конечном итоге станет еще хуже.

Он махнул рукой в сторону Жюля и, понизив голос, сказал.

— Вы можете отвечать мне, кивая или качая своей головой. Должен ли я позволить Вам покинуть клинику с этим человеком?

Мне вдруг стало понятно, каким опасным Жюль казался окружающим в своих остроносых ботинках, кожаных штанах и в своем темном многослойном защитном одеяние.

Я прошептала:

— Это был не он. Он наш друг.

Доктор на мгновение посмотрел мне в глаза, и потом, наконец, кивнул мне и разрешил отойти от его стола.

Пока Жюль разговаривал с врачом и протягивал ему деньги за оказанное лечение, я прошептала:

— Винсент? И тут же послышался ответ, — Да.

— Ты был здесь всё время?

Как я мог оставить тебя в такое время?

Я закрыла глаза и попыталась представить, как он обнимает меня.

Мы вернулись к ним домой. Такое ощущение, что мы попали в генеральный штаб после сражения. По всему дому были слышны приглушенные перемещения из комнаты в комнату, как люди ходили туда-сюда и помогали, в основном, с обработкой ран.

Я объяснила Джорджии, что нам придется провести ночь в доме у Винсента. Мы не можем вернуться к себе домой в таком виде. Я отвела её наверх и помогла ей улечься в кровать Шарлотты, подозревая, что тело Люсьена всё ещё горит в комнате Винсента. Хотя даже, если это было уже не так, я не могла себе вообразить, чтобы заставило меня вернуться туда, где произошла та кровавая бойня.

Всё еще молчаливая по причине шока, Джорджия тут же заснула, как только её голова коснулась подушки.

Моё плечо снова начало гореть, как только анестетик закончил своё действия, который мне вкололи, когда зашивали рану. Я направилась вниз по лестнице на кухню, чтобы запить водой таблетки от боли, которые мне выписали.

Больно? Прозвучал голос Винсента в мой голове.

— Не особо, — солгала я.

Жюль прошел через вращающиеся двери, уже больше похожим на себя, в рваных джинсах и, облегающей тело, футболке. Он одарил меня улыбкой, в которой читалось, и нежность и уважение.

— В доме собрание, — сказал он. — Жан-Батист хочет чтобы ты была там.

— Он хочет? — спросила я, удивившись.

Жюль кивнул и подал мне чистую футболку.

— Я подумал, может, ты захочешь выглядеть более презентабельно, — сказал он, указывая на мою окровавленную одежду.

Он повернулся спиной, пока я быстро переоделась и бросила испорченную одежду в мусорное ведро. Мы вместе прошли по коридору и через фойе вышли в огромную комнату с высоким потолком и окнами в два этажа. В воздухе висел тяжелый запах кожи и увядших роз.

В дальнем конце комнаты около внушительного камина стояли кожаные диваны и кресла. Рядом с камином, в котором уже разожгли огонь, на диване лежала Шарлотта, а Амброуз растянулся перед камином на персидском ковре. Он переоделся в чистые футболку и джинсы, и хотя раны были вымыты и крови негде не было видно, он был перебинтован так, что вполне мог сойти за мумию.

Он перехватил мой взгляд и сказал:

— Не волнуйся Кэти-Лу, осталось всего пару недель до спячки, после которой я буду как новенький.

Я кивнула, стараясь придать своему взволнованному лицу более спокойное выражение.

— Вот и они, — сказал Жан-Батист, расхаживая взад и вперед перед камином, держа в руках кочергу как трость. — Мы ждали, когда вы с Винсентом вернетесь, прежде, чем начать, — сказал он, указывая своими глазами мне на стул.

Я села.

— Нужно принять ряд решений, и не необходимо поэтому, услышать, что произошло, во всех подробностях, от каждого. Я начну.

Он поставил кочергу у камина и остался стоять, убрав руки за спину, глядя на всех как генерал на своё войско, который ведет разбор полётов.

Шарлотта, Амброз, и Жюль начали рассказывать свою часть истории, а Жан-Батист переводил для Винсента.

Когда они отправились вместе с Винсентом, который должен был помочь разыскать тело Чарльза, в катакомбы, то оказались в ловушке, которую им устроила небольшая армия нума. Армия без лидера. Услышав комментарий одного из своих захватчиков, он поняли что происходит: Люсьен запретил нума убивать кого-нибудь из ревенентов, пока он не вернется обратно с «головой». Заподозрив, что речь шла о его собственной голове, Винсент тут же исчез. Ревененты воспользовались заминкой нума, чтобы убить их и бросились к выходу, скорее помчавшись назад на помощь Винсенту.

— Не похоже, чтоб за нами следили, — сделал вывод Жан-Батист. — Кейт, — обратился он любезно ко мне, — не будешь так добра, продолжить с этого места свой рассказ?

Я рассказала собравшимся, что произошло, начиная с телефонных сообщений моей сестры, и до того момента, когда появился Винсент и взял под свой контроль моё тело.

— Невозможно! — воскликнул Жан-Батист.

Я взглянула на его перекошенное лицо.

— Ну, это точно была не я, кто отсёк нуме-гиганту голову четырехфутовым мечом.

— Нет, не то невозможно, что Винсент управлял тобой. Невозможно, что пережив такое, твой рассудок остался не тронутым.

Жан-Батист замолчал на какое-то время, а потом кивнул.

— Если ты говоришь, Винсент, что так и было. Но я просто не представляю, как возможен подобный опыт для человека, а пройти через такое и остаться в своем уме, как, кажется, получилось у Кейт. Кроме как нескольких древних и необоснованных слухов, нет абсолютно никаких прецедентов.

Он снова замолчал, слушая.

— Только то, что ты можешь с ней общаться, когда ты паришь, не означает, что всё остальное возможно, или безопасно, — проворчал старший ревенент. — Да, да, я понимаю… у тебя не было другого выхода. Верно, если бы не ты, вас обоих бы уже не было.

Он вздохнул и повернулся ко мне.

— Итак, ты убила Люсьена?

— Да, то есть я хочу сказать Винсент… гм, нож мы всадили ему сквозь глаз, глубоко в голову. Только один этот удар должен был его убить. По крайней мере, он выглядел мертвым. Затем мы мечом отрубили ему голову.

— А его тело?

— Мы сожгли его в камине, — заговорил Амброуз. — Я проследил за всем, когда они уехали в больницу. Ничего не осталось.

Жан-Батист явно расслабился и на секунду застыл, держась за лоб, прежде чем обернуться к собравшимся.

— Теперь понятно, что план состоял в том, чтобы с помощью приманки увести нас, включая парящего Винсента, подальше от нашего дома, тем самым расчистить путь Люсьену, который должен был прийти сюда и избавиться от тела Винсента. Хорошо зная нашего старинного противника, он вероятнее всего планировал вернуться обратно с его головой, чтобы сжечь её у нас на глазах, прежде, чем нас также уничтожить. Я думаю, что это единственная причина, почему нас тут же массово не убили как только мы прибыли в катакомбы.

В комнате стояла тишина.

— Я предпочел бы, чтобы Чарльз был здесь, чтобы присоединиться к нашему разговору, — он помолчал, и глубоко вздохнув — но, в силу обстоятельств, я оставляю за тобой, Шарлотта, сообщить новость своему брату, что я попросил вас обоих, уехать.

Глава 39

Все в шоке смотрели друг на друга.

— Что? — пробормотала Шарлотта, качая головой, не понимая.

— Это — не наказание, — пояснил Жан-Батист. — Чарльзу нужно уехать отсюда, из Парижа, из этого дома. Подальше от меня. Ему потребуется некоторое время, чтобы привести голову в порядок. А в Париже, произошедшая битва, это как... — Он подбирал нужное слово, — объявление войны, вот чем, все может обернуться, и здесь будет не безопасно для тех, кто еще не разобрался в себе.

— Но… почему я? — спросила Шарлотта, быстро бросив взгляд в сторону Амброуза.

— Ты сможешь жить отдельно от своего близнеца? Она опустила голову.

— Нет, думаю, что нет.

Когда Шарлотта начала плакать, его лицо смягчилось. Он подошел и сел рядом с ней на диван, проявляя свою нежность, что, несмотря на мой небольшой опыт общения с Жан-Батистом, было ему не свойственно.

Держа её руки в своих, он сказал:

— Моя милая девочка. Это всего на несколько месяцев, пока мы не выясним, что клан Люсьена собираются делать без него. Будут ли нападать на нас? Или отсутствие их предводителя вынудит их уйти в подполье на время? Мы просто не знаем. А присутствие Чарльза, растерянного и нерешительного, делает нас слабее, когда мы должны быть сильнее. Ты знаешь, у меня по всему миру есть дома. Я предлагаю тебе выбрать, куда вам ехать. И вы вернетесь. Я обещаю.

Шарлотта наклонилась вперед и всхлипывая обняла Жан-Батиста за шею.

— Шшш, — сказал он, поглаживая её по спине.

Когда она успокоилась, он снова встал и, обращаясь Амброузу и Жюлю, сказал:

— Когда Гаспар сможет общаться, я посоветуюсь с ним насчет наших дальнейших планов. Мы должны пригласить еще кого-нибудь на замену Шарлотте с Чарльзом в это опасное время. Можете высказывать свои предложения.

— А теперь, Кейт, что касается тебя, — сказал Жан-Батист, поворачиваясь ко мне.

Я сидела с прямой спиной в своем кресле, не зная, что меня ждет, но готовилась к худшему. Он не смог прогнать меня; я не буду жить под его крышей. И он не сможет помешать мне видеться с Винсентом; Я не отступлюсь. Несмотря на то, что никогда еще в своей жизни я не чувствовала себя такой слабой физически, моя воля была сильна как никогда.

— Мы должны тебя поблагодарить. Ты защищала одного из наших близких, рискуя собственной жизнью.

Я сидела потрясенная, и, наконец, сказала:

— Но… как я могла поступить иначе?

— Ты могла забрать сестру и сбежать. Винсент был единственным за кем пришел Люсьен.

Я покачала головой. Нет, не могла. Я предпочла бы умереть, чем оставить Винсента одного, когда его хотели уничтожить.

— Ты заслужила моё доверие, — официальным тоном подытожил Жан-Батист. — Впредь тебе будут здесь рады.

Тут высказался Жюль:

— Ей и раньше были здесь рады.

Амброуз, соглашаясь, кивнул.

Жан-Батист снисходительно посмотрел на них.

— Вы оба знаете, что я из кожи вон лезу, чтобы защитить нашу группу. И хотя я доверяю всем вам, но я не всегда доверю вашим решениям. Кто-нибудь еще позволил себе привести любимого человека в этот дом?

В комнате было тихо.

— Ну, вот теперь я даю свое официальное приглашение.

— И для того, чтобы получить его, потребовалось-то всего-навсего отрубить голову злобному зомби, — саркастически пробормотал Амброуз.

Жан-Батист не обратил на него никого внимание и продолжил.

— Однако, я был бы признателен, если бы ты нашла способ объяснить это своей сестре, что помешает ей иметь доступ ко всем нашим секретам. И, если у тебя есть хоть малейшие подозрение, что она находится в контакте с кем-нибудь из товарищей Люсьена, я бы попросил тебя тут же мне об этом сообщить. В любом случае, она не будет допущена в этот дом для нашей же безопасности. Я понимаю, что всё случилось против её воли, но её присутствие только усилило брешь в нашей безопасности, которая у нас когда-либо возникала с нашими воротами.

Я кивнула, думая, что Джорджия чуть не послужила концом нашей с Винсентом истории… всех нас.

Глава 40

— Оле! — выкрикнул Папи, когда со звуком выстрела пробка вылетела из бутылки, от которого мы все подпрыгнули.

А, затем, он аккуратно разлил шампанское в высокие рифленые бокалы. Он поднял свой бокал, чтобы произнести тост, и мы последовали его примеру.

— Я хотел бы пожелать счастливого семнадцатилетия своей принцессе, Кейт. Надеюсь, что это семнадцатый год будет для тебя волшебным!

— Именно так! — поддержала Мами, чокнувшись своим бокалом с моим. — О, где мои семнадцать лет, — вздохнула она.

— В этом возрасте я встретила вашего дедушку. Правда следующий год или около того, он, казалось, не обращал на меня никого внимания, сказала она, делая вид, что заигрывает.

— Это была часть моего плана, — ответил он, подмигнув мне. — А, кроме того, я уже наверстал упущенное с тех пор, не так ли?

Мами кивнула и, наклонившись к нему, нежно поцеловала, прежде чем чокнуться бокалами.

Я наклонился, чтобы коснуться своим бокалом Папи, а потом повернулась к Джорджии, которая держала свой фужер в левой руке, потому что правая всё еще была в гипсе.

— С днем рождения, Кейти-Бин, — сказала она, тепло мне улыбаясь, а потом, как будто смутившись, уставилась в стол.

С тех пор, как произошел «несчастный случай», как его называли дедушка с бабушкой, Джорджия уже не была прежней. Учитывая, что была зима, мои раны было легко спрятать под одеждой, Джорджии же пришлось объяснять, что случилось с её рукой.

Она сказала, что оказалась в самой середине драки в ночном клубе, её сбили с ног и чуть не затоптали. Папи с Мами были настолько потрясены, что запретили посещать ей любые бары или клубы. Как ни странно, она, казалось, и не возражала. И теперь проводила свои вечера сравнительно тихо, ужиная у друзей или ходила в кино с небольшой компанией. После того, вечера, она неистово клялась, что будет держаться подальше от мужчин, потому что больше не доверяла своим инстинктам. Но я-то знала, что это продлиться не долго.

Она несколько раз приходила поздно ночью ко мне в комнату. И будила меня, либо вся в слезах, либо не могла справиться с один из своих кошмаров. Она хотела всё знать о ревенентах. И я ей всё рассказала. Мне было наплевать на запрет Жан-Батиста — я знала, что могу ей доверять.

Теперь, когда между нами не было секретов, Джорджия относилась ко мне с вновь вернувшимся уважением, а к Винсенту, как будто он достал луну с неба.

— За счастливый год для нас обеих.

Я улыбнулась ей, а затем повернулась к Винсенту, который ждал своей очереди. Он появился этим вечером в винтажном черном смокинге, и я чуть не упала в обморок, когда открыла дверь.

— Гм, я разве забыла предупредить тебя, что моя семья не будет одета в вечерние наряды? — попыталась сострить я, потрясенная его внешним видом.

Он выглядел, как кинозвезда старомодного кино, а его темные волосы были зачесаны назад от его четко очерченного лица.

Он только загадочно улыбался и ничего не говорил в ответ.

Теперь наши бокалы соприкоснулись и он наклонился, чтобы целомудренно поцеловать меня в губы, прежде чем сказать:

— Счастливого дня рождения, Кейт.

Его глаза озорно блеснули, когда он посмотрел на меня тем взглядом, который всегда заставлял меня млеть: как если бы я была съедобна, он едва мог сдерживаться, чтобы не надкусить.

— Вам, ребятки, лучше уже идти, — наконец сказала Мами.

— Куда идти? — спросила я озадаченно.

— Благодарю, что держали в секрете мои планы проведения дня рождения, — сказал Винсент моей семье.

Потом, развернувшись ко мне, он сказал:

— Во-первых, тебе понадобиться это, — доставая из-под стола большую белую коробку.

Краснея, я развязала ленточку и открыла упаковку. Внутри я увидела, аккуратно сложенные несколько слоев ткани шелка темно-синего цвета, вышитой в азиатском стиле крошечными серебреными и красными цветами и листьями. Я ахнула:

— Что это?

— Ну, доставай! — сказала Мами.

Я потянула за ткань, чтобы поднять ей вверх. Это было потрясающе красивое платье без рукавов, с лифом в стиле ампир и с завязками на шее. Я чуть не выронила его, оно было таким изысканным.

— О, Винсент, у меня никогда нечего подобного не было, даже близко, как это красивое платье. Спасибо! — я поцеловала его в щеку.

— Но, когда я буду его надевать? — сказала я, положив платье обратно в коробку.

Он просиял.

— Сегодня, для начала. Давай иди и переоденься. Джорджия сказала мне твой размер, так что должно подойти.

Джорджия как прежде самодовольно ухмыльнулась. Приятно, на секунду было увидеть её прежнее «я».

— Я пойду с тобой, — сказала она, и мы вдвоем вернулись в мою комнату.

— И когда же он спросил тебя об этом? — пристала я к ней с расспросами, стаскивая свою одежду и натягивая платье через голову.

Джорджия застегнула лиф на спине и завязала платье вокруг моей шеи под волосами.

— Я думаю, — сказала она, закручивая мои волосы и цепляя к моей голове заколки, делая простую, но элегантную прическу.

— Неделю назад, — ответила она. — Он позвонил мне из нереально офигенной дизайнерской студии и спросил, какой у тебя размер. Похоже, я угадала, — сказала она, оглядывая платье с завистью.

Она дотронулась шрама на моей руке и исчезла в своей комнате, вернувшись с тонкой как паутина накидкой на плечи.

— Она прикроет твой шрам, — сказала она, одобрительно кивая. — Боже мой, эта вещь потрясающая.

Она провела своими пальцами по шелку, когда мы посмотрели на моё отражение в зеркале.

— Ого, я не могу поверить, что отражающаяся в зеркале и та что меньше двух недель неплохо подражала Уме Турман из фильма «Убить Билла» одна и та же девушка, — сказала она.

Я обняла её, когда мы вышли из комнаты. Винсент ждал меня в прихожей.

Огонь в его глазах, когда он посмотрел на меня, говорил о том, какой именно он меня видит.

— О, дорогая, ну, разве ты не красавица!, — сияя, воскликнула Мами, протягивая мне длинное черное пальто. — Тебе это понадобиться, чтобы не замерзнуть. Оно всегда мне было велико, но тебя, я уверена, идеально подойдет, — пробормотала она.

— Ты просто красавица, прямо как твоя мама, — эмоционально прошептал Папи, расцеловав меня в щеки и пожелав нам хорошо провести время.

Джорджия махнула нам рукой, закрывая за нами дверь. Мы спустились по лестнице.

Как только мы вышли на улицу в морозный воздух, я очень обрадовалась, что Мами дала мне это пальто. Оно было настолько теплым, что я могла не застегивать его, чтобы не прятать платье.

Пройдя пол квартала, Винсент остановился, повернулся ко мне и прошептал:

— Кейт, я чувствую, — он замолчал, будто не мог найти подходящих слов, — эта такая честь быть с тобой. Мне так повезло. Спасибо тебе.

— Что? — недоверчиво спросила я.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, я приподняла свой подбородок.

Когда наши губы встретились, мое тело прильнуло к его. Я почувствовала его сердцебиение рядом с моим, а по моему тело начало разливаться тепло, когда я ответила на его поцелуй.

Винсент нежно держал мое лицо, в то время как его губы становились более настойчивыми. Тепло внутри меня превращалось в поток лавы. Наконец, прервав наш поцелуй, он нежно обнял меня.

— Остальное, позже, — пообещал он. — Когда мы не будем стоять посреди улицы.

Он посмотрел на меня, как будто я была его собственным личным чудом и крепко обняв меня за плечи, и мы пошли к реке.

Оказавшись у реки, мы стали спускаться по длинной лестнице к набережной. Я рассмеялась, когда узнала знакомую фигуру, стоявшую в нескольких ярдах.

— Что ты тут делаешь, Амброуз, в самый разгар моего дня рождения?

— Так задумано, Кейти-Лу. Всего лишь часть плана, — сказал он, и наклонился, чтобы расцеловать меня в щеки. — Дай-ка, сейчас посмотреть на тебя.

Он сделал шаг назад и присвистнул, когда я приспустила пальто на руки, чтобы продемонстрировать своё платье.

— Вин, да ты счастливчик, — сказал он, шутливо ударяя Винсента в плечо.

Винсент потер ушибленное место, и, рассмеявшись, сказал:

— Ну, спасибо, это как раз то, что мне нужно, телесные повреждения, когда я пытаюсь произвести впечатление на свою девушку.

— О, вы будете впечатлены, — Амброуз улыбнулся. — Лучше бы так оно и было! — и он поманил нас к воде одной рукой. Взгляните-ка, для чего я был нянькой последние полтора часа.

На волнах покачивалась небольшая ярко-красная шлюпка.

— Что это? — воскликнула я.

Винсент только улыбнулся и сказал:

— В обычной ситуации я бы сказал «Дамы первые», но не в этом случае…

Он спустился по крутым ступенькам в сторону причала и прыгнул, ловко вскочив в лодку. Амброуз помог мне преодолеть полпути, а затем мои руки подхватил Винсент и я осторожно ступила на качающиеся судно.

Амброуз помахал нам, прежде чем уйти.

— Напиши мне, дружище, как я тебе понадоблюсь, — крикнул он, когда уже поднимался по ступенькам наверх.

Винсент расцепил весла и погрёб на запад к мерцающим огням Музея д'Орсе.

— Возьми одеяло, — сказал он, на груду меховых одеял, которыми было устлано всё дно лодки.

Он подумал обо всем.

— Как, как ты раздобыл лодку? Это вообще законно? — сказала я, запинаясь.

Винсент кивнул:

— Законно, как и любая сделка Жан-Батиста. Но отвечая на твой вопрос, да, лодка зарегистрирована на город. Мы не будем схвачены никем из речных копов.

Он хохотнул себе под нос, а потом сказал:

— Итак, когда ты хочешь получить свои подарки?

— Винсент, ты издеваешься? Мне не нужно больше подарков. Это самый невероятный подарок, который я когда-либо получала. Прогулка на лодке по Сене? В изумительном шелковом вечернем платье? Я, должно, быть сплю!

Я смотрела на огни, мерцающие в тюильрийском саду, пока мы проплывали мимо монументальных зданий с греческими колоннами, нависшим над левым берегом. Огромные статуи богов и богинь, по бокам здания. Сегодня вечером, рядом с Винсентом, я чувствовала, что я именно там, где и должна быть.

— Открой свои подарки, — настаивал он, сексуально улыбаясь. — Они под покрывалом.

Он снял свое тяжелое пальто и продолжил грести.

Я пошарила под покрывалом и выудила два пакета, завернутых в серебристую бумагу.

— Сперва открой большой, — спокойно сказал Винсент.

Он даже не запыхался от гребли.

Я осторожно открыла его и увидела, завернутую в слои ткани, крошечную сумочку, сделанную из шелка расписанную в азиатском стиле, так же как и моё платье. С обеих сторон к ней крепились длинная цепь. Застежка была сделана из двух металлических цветов эмалированной в красный и серебристый в тон ткани, из которой была сделана сумочка.

— О, Боже мой, Винсент, она великолепна, — выдохнула я, пробегая по сумочке пальцами.

— Открой, — сказал он.

Блеск в его глазах говорил о том, что он наслаждается происходящим так же, как и я. А может даже больше.

Я осторожно нажала на два цветка, которые разъединились, открыв сумочку и я достала небольшую пачку билетов. Подняв их вверх, к свету уличных фонарей на берегу реки, я увидела логотип Opéra Garnier. Я вопросительно взглянула на Винсента и он сказал:

— Ты говорила мне, что тебе нравились танцы. Это билеты в Opéra Garnier на весь сезон, где проходят все спектакли балета и современного танца. Я забронировал отдельное ложе для нас на весь сезон. Вот для чего платье, но до первого балетного спектакля еще пара недель, а я не хотел, чтобы ты ждала столько времени, чтобы одеть его.

Я не знала, что сказать. Мои глаза наполнились слезами. Винсент перестал грести.

— Кейт, что такое? Ты расстроена? Ты сказала, что хотела бы ходить на обычные человеческие свидания, поэтому я подумал, что это хорошая идея.

Наконец, обретя дар речи, я сказала:

— Нет ничего обычного в билетах на весь сезон и отдельной ложи в Opéra Garnier. Или купить сшитое на заказ это платье для меня, чтобы я могла его одевать на эти спектакли. Нет, Винсент, — я покачала головой. — «Обычное» — это слово сюда не очень подходит.

Черты его лица смягчились, когда он понял, что я не расстроена — просто ошарашена.

— И каким словом это можно назвать? Необычное?

— Необыкновенное, удивительное. Полная противоположность обычному.

— Хорошо, милая Кейт, как я уже говорил однажды, я прошу тебя обменять свою обычную жизнь на нечто экстраординарное. Поэтому я хочу сделать всё экстраординарным способом.

— У тебя хорошо получается.

— У тебя остался еще один, — сказал он, кивая в сторону не распакованной коробки.

Я вскрыла обертку и вытащила коробочку, размер которой предполагал, что там может лежать браслет или ожерелье. Я с тревогой взглянула на Винсента.

— Винсент, а не слишком рано для подобных подарков? — спросила я, мне стало не по себе.

— Я надеюсь, что немного тебя знаю, — сказал он, явно наслаждаясь моим дискомфортом. — Ты полагаешь, что я хочу напугать тебя, тем, что так скоро дарю ювелирное украшение? Поверь мне, это не то, что ты думаешь.

Я медленно открыла коробочку. Внутри лежала карточка. Небольшая, на которой было написано в старомодной манере: Для Кейт Бомонт Мерсье, уроки фехтованием, которые буду преподавать лично, Гаспар Луи-Мари Табард.

Количество уроков определил В. Делакруа: такое количество, которое Вам окажется по силам.

— О, Винсент! — воскликнула я, подаваясь вперед, чтобы обнять его, в процессе чего чуть не опрокинув лодку. — Это замечательно.

Я уселась обратно и покачала головой, смотря на него с изумлением. Он рассмеялся и выровнял лодку.

— Ты само совершенство, — вздохнула я, и он одарил меня своей обворожительной улыбкой, которая легко могла вышибить меня с края лодки в воду.

— Этот подарок больше, чем благодарность — ты спасла меня от превращения в бесплотный дух, который парил бы вокруг вечность, — объяснил он.

— Но ты единственный, кто всё сделал, — запротестовала я.

— Мы не могли бы пройти через это вместе, не будь у тебя такой сильной воли. А теперь у тебя появятся навыки, чтобы соответствовать ей. Я надеюсь, что тебе никогда не придется использовать их в реальной жизни, но поскольку ты согласилась разделить, по крайней мере, небольшую часть моей жизни, — он одарил меня осторожной улыбкой, — я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы ты могла справиться с чем угодно, что могло бы препятствовать тебе.

Слезы, которые я еле сдерживала, стали стекать по моим щекам.

— Кейт! Ты не должна плакать, — сказал он, фиксируя весла в их кольцах.

Он соскользнул со своей скамьи и уселся на дне лодки передо мной. Мы проплывали под мостом Александр III, самым красивым мостом в Париже, с каменными гирляндами драпированными через всю арку и лампами из бронзы и стекла, расположенных на самом верху. Но я едва могла разглядеть его роскошную красоту, которая поглотила нас, а потом выпустила с другой стороны. Потому что всё, на чем я могла сосредоточиться — это мальчик, который сидел передо мной.

Я закрыла глаза, от переполнявших меня эмоций, голова шла кругом. Он хотел быть со мной. Настолько, чтобы изменить свою жизнь ради меня. Настолько, чтобы вступить в неизвестное будущее. Ради меня. Я любила его. Я очень глубоко прятала в себе эти три слова, для своей же собственной безопасности. Но я это сделала только из самосохранения, а моё сердце было отрыто. Я опасалась, что любовь сделает меня уязвимой. Но вместо этого, я почувствовала, что стала только сильнее.

— Кейт, ты как? — он стер слезы с моего лица.

Аккуратно потянув платье до колен, я сползла вниз, чтобы сесть перед ним. Он взялся руками за мои щиколотки и обернул мои ноги вокруг своих бедер. Я сидела плотно между его ног и наши лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Он обнял меня и положил мою голову ему на плечо. И я закрыла глаза.

Я позволила пониманию того, что я любила его, заполнить меня нарастающим теплом, пока вся поверхность кожи не начала гореть.

Наша лодка покачивалась около угла набережной, и я открыл глаза, чтобы увидеть Эйфелеву башню, которая была вниз по реке от нас, украшенная миллионом крошечных огней и сверкающих, как рождественская елка. Она отражалась и мерцала в воде как, вселенная крошечных кристаллов.

— О, Винсент, смотри! — воскликнула я.

Он улыбнулся и кивнул, ему не нужно было поворачиваться, потому что он видел отражение в моих глазах.

— Твой последний подарок, — сказал он. — Вот что мы пришли посмотреть. С днем рождения Кейт. Mon ange.

В его шепоте было столько тепла. Я не была уверена. Может мне всё это привиделось. Он выдохнул, — Моя любовь.

Хоть я и сидела в лодке, плывущей по Сене, среди миллионов горящих точек, в сопровождение первого парня, которого я когда-либо любила, я не могла не думать о наших шансах. Фортуна, обыденность, судьба… ничего из этого не было на нашей стороне. Всё было против нас, чтобы мы были вместе. Всё, что я знала, что началось нечто хорошее. Пламя было зажжено. И вся вселенная наблюдает за тем, не погаснет ли оно. Все, что я могла сделать, это задержать свое дыхание. И ждать.

Благодарности

Есть много людей, которые помогли мне сюда попасть. И я хотела бы их поблагодарить.

За энтузиазм, доверие и ноу-хау, которая превратила мою историю в книгу, я глубоко благодарна своим редакторам Таре Вэикум и Кэтрин Ондер. Они терпеливо направлял «Умереть ради меня» к его завершению и мне очень повезло работать с ними обоими.

Я в огромном долгу перед моим агентом Стейси Глик — сверхчеловек, который заставил проявить интерес издательства к «Умереть ради меня», который превзошел все мои ожидания. Благодарность Стейси, за то, что верила в меня с самого начала.

Спасибо Мириам Годерик, за то, что она не нажала «удалить», когда получила моё письмо по электронной почте. А Лорен Е. Абрамо, которая продала права в иностранные издательства, еще задолго до того, как книга поступила в продажу.

Dystel & Goderich рулят! Моим друзьям Мэгс Харнетт и Натали Кузен, которые услышали мою первоначальную задумку и приложили сверхчеловеческое самообладание, чтобы не показать мне своих истинных чувств, когда я сказала, что хотела бы написать историю о любви зомби. Спасибо вам обоим.

Моя бесконечная любовь и благодарность к Сен-Лорану Кровоточащие Уши, aka мой муж, который мне оказывал огромную поддержку и позволял читать свои первые заметки каждый день во время его обеда. И за то, что попытался скрыть свое разочарование из-за того, что в конце так и не появились плохие парни на скоростных катерах.

Спасибо за то, что у вас есть вера в меня, mon amour.

Так же, моя подруга Клаудиа Депкин, которая достойна канонизации. Она смогла подняться и, я бы ни за что сама не осмелилась её просить об этом, и воспылать желанием и энтузиазмом слушать черновой вариант книги. Ее ежедневные комментарии были неоценимы и ее неослабевающая поддержка помогла мне продолжать.

Спасибо тем друзьям, которые позволяли мне скрываться в их свободных домах в течение драгоценного времени, которое я потратила на сочинительство: Николя Мерсье и Пауль Кригер за их квартиры на пляже в Трувиле и замок в Saintes; Кэсси Брин Мичалик за ее предоставления вида с крыши её квартиры в Париже; парню за его дома в Луаре; и моему свекру, Жан-Пьеру, и Кристин за их дом в пяти минутах ходьбы от моего.

Спасибо моему другу Мэггс Харнет за чтение, мысли и ценные комментарии. Так же моей сестре Гретхен Сколери, моим друзьям Ким Леннерт, Джеймсу Кидду и Сандрин Хости, и моей кузине Дайан Санфилд за их мысли к этой рукописи.

Моему ветерану — писателю свояку Меттью Рандаццо V, который оказал огромную помощь в авторских правах на публикацию. Его совет и поддержка, несмотря на расстояние, невозможно переоценить. И огромная благодарность моему другу детства Лу Андерс, редактору Pyr Books, за его энтузиазм и пристального внимания к моим «правилам ревенентов», чтобы удостовериться, что мои монстры имеют смысл.

Спасибо Терри Джонсу за юридическую консультацию. Биллу Брайну а мозговой штурм.

«Olivia» за то, что высказывала свое мнение и стала первым настоящим поклонником книги.

Мелисса Рандаццо, которая отвечала за моё хорошие настроение. И моей свекрови, которая была уверена, что рано или поздно меня опубликуют.

И, наконец, но не менее важно, спасибо преданным читателям Chitlins And Camembert. Ваша постоянная поддержка и энтузиазм, с которыми вы к моему произведению, дали мне уверенность, что эту историю стоит опубликовать.