— Ну, что, тварь, ты закрылась? Выходи по-хорошему, либо я разобью дверь, а потом твою никчемную башку! — шипит Эдик.
Я забилась чуть ли не под ванну, сжалась и представляла себя маленьким комочком, который никто не увидит и не заметит. Пройдут мимо.
Удар в дверь заставил содрогнуться меня всю.
«Не получится», — поняла я.
— Открывай, сука! — удар.
Еще чуть-чуть, и дверь соскочит с петель, или он вырвет ручку с замком.
Я начала подвывать, уже сейчас ощущая боль физически, хотя меня никто еще не трогал. Но ощущение неизбежного не покидало меня.
Еще удар, и дверь срывается с петель.
— Падла, сама теперь будешь платить за сломанную дверь! — хватает меня за руку и тащит в комнату.
Я сопротивляюсь, но это бесполезно. Эдик выше меня на полголовы и профессиональный боксер. Но инстинкт самосохранения не позволяет сдаваться без боя, цепляюсь за косяк. Его взгляд, обращенный ко мне, полон ненависти. Бьет по рукам. Я плачу. Плачу и начинаю умолять.
— Эдичик, миленький, отпусти. Прошу, отпусти! — кричу я.
— Заткнись, сука. Просто заткнись, а то будет еще хуже.
«Куда же хуже? Это и есть худшее, что с тобой происходит!» — хотелось кричать ему.
Он хватает меня за волосы, в затылок вгрызаются его пальцы, причиняя мне нестерпимую боль. Опять начинаю выть. Удар. Щеку обжигает огонь. Хватаюсь за нее ладонью.
— Где деньги? — орет он мне в лицо, брызжа слюной.
Да что с ним происходит? Неужели это все из-за денег?
Я пытаюсь ответить, но от боли только вою.
— Отпусти! — хватаю его руки и пытаюсь прижать волосы в его кулаке к своей голове. Ощущение, будто он хочет снять с меня скальп.
— Где деньги? — бешеный взгляд прожигает меня.
— Я тебе… уже все отдала, — заикаясь, выговариваю я.
— Ты что мне п@здишь? Я в твоей сумке нашел вот это! — машет у меня перед глазами квитанцией.
Вспоминаю, в какой сумке. И когда он успел в ней порыться, ведь я только пришла? Я закрываю глаза.
«Дура, какая дура, почему не выкинула? Забыла, вот теперь расплачивайся, забывашка». Наверное, это та сумка, с которой я уже не хожу больше двух недель. Вот где он ее нашел.
— Эдик, — вою в ответ, — это было две недели назад. Посмотри на число!
Но вижу, что ему все равно. У него уже взгляд одержимого и уверенного в том, в чем он себя убедил.
Неожиданный удар. Этот мудак ударил меня в живот. Сгибаюсь пополам и начинаю кашлять. Валюсь на бок и сжимаюсь калачиком.
— Пока живешь со мной, все, что твое — мое. Усекла? Мразь.
Я лежу, не дыша. В коридоре идет активный поиск.
«Сейчас найдет аванс, который мне сегодня дали», — стон безысходности рвется наружу, но я его проглатываю. А слезы боли не могу удержать внутри, они текут по щекам.
«За что? — плачет внутри меня моя душа. — За что?»
Слышу, как он начинает смеяться. Видимо, нашел желаемое. Урод.
— Ты у меня просто золото, — присаживается возле меня на корточки. — И это, слышь, не обижайся. Дверь я завтра сам починю. Смотри на меня, — опять проскальзывают злые нотки в голосе.
Поднимаю глаза на него.
— Приду, скорее всего, с пацанами, так что прибери здесь, да и сама умойся. А то выглядишь, как шмара, — сплюнул он на пол.
Он уходит. Я не шевелюсь, боюсь разогнуться, боюсь боли.
Дверь хлопнула, заставив меня вздрогнуть. Медленно отвожу колени от живота. Нет, боли нет. Спасибо, Господи.
Оглядываю себя. Водолазка испорчена. Пятна крови забрызгали всю грудь, хотя вероятно можно еще что-то сделать. Снимаю, иду в ванную, застирываю мылом в холодной воде. Смотрю в зеркало, оцениваю ущерб. Из носа струйкой течет кровь, зажимаю его пальцами, закидываю голову назад. Щека горит, но синяка, скорее всего, не будет. Эдик знает, как бить. Затылок ноет. Кровь останавливается через несколько минут.
Осматриваю брюки — не пострадали. Поэтому снимаю их аккуратно, вешаю на вешалку в коридоре. Оглядываюсь вокруг. Все разбросано и грязно. Бардак.
Внутри опустошение. Я в шоке. Не могу поверить, что это происходит со мной. Разве я заслужила, чтобы меня избил парень, муж моей сестры?
«Уйду. Прямо сейчас».
Иду в комнату. Достаю сумку, кидаю все вещи подряд, которые попадаются под руку. Сейчас еще припрется со своими друзьями-алкашами. Те — с подругами, и будут они устраивать оргии всю ночь.
Надеваю снятые брюки обратно, свитер, пальто. Обуваюсь и выхожу. На улице промозглый ветер дует в лицо, треплет волосы. Но мне все равно, я ничего не чувствую. Только горечь от произошедшего, она, словно яд, отравляет мой здравый рассудок.
Я иду в темноте быстрым шагом, не разбирая дороги. Мой мозг затуманен обидой и болью разочарования. Разочарования в двух годах жизни, что я прожила под одной крышей с человеком, который в одночасье сломал что-то устоявшееся внутри меня. Я выхожу на мост. Мост — это хорошо. Порывы ветра просто швыряют меня из стороны в сторону. Я держусь за ограждение. Сумка через плечо. Облокачиваюсь на перила. Холодные порывы начинают отрезвлять мозг, смотрю вниз. Как же там темно и, наверное, страшно. Вот только что, мне кажется, я побывала в такой же темноте. Нагибаюсь ниже.
«Ну батя, ну приколол».
Я заходил в здание «МедОк» с головой, напоминающей кирпич. Тяжесть просто и похмелье, которое никогда не волновало меня до этого дня. Вот же пацаны. Закатили, такую вечерину, еле выполз оттуда. При воспоминании о вчерашнем комок тошноты подкатился к горлу. Или, может, это от того, что лифт набирал высоту. Но стоило только дверям разъехаться в разные стороны, я опрометью бросился в кабинет.
— Доброе утро.
Я только кивнул и даже не посмотрел, кто это.
Туалет меня спас. Вышел через пять минут, немного придя в себя. Фу, сука, больше не буду пить с ними — здоровья никакого не хватит. Открыл окно, подышал в него ещё минут десять. Немного полегчало. Кожаный диван привлек мое внимание, и я повалился на него. Вот батя, раньше не было его тут.
«Интересно, чем на нем можно заниматься в свободное от работы время».
В штанах тут же напряглось. Бля. Ну вот что ему надо-то? Только ночью зажигал с какой-то телкой, она меня вымотала. А ему хоть бы что. Посмотрел на ширинку и тяжко вздохнул.
Кабинет отца сейчас уже не был похож на кабинет середнячкового бизнесмена. Теперь это был кабинет солидного миллионера. Вся мебель из красного дерева. Но поразили меня больше всего стол и кресло. Они были огромные. Тут же захотелось опробовать. Вот сколько меня на было? Четыре года? Четыре года я учился в Одессе. А батя так и не дал мне закончить нормально универ. Сказал, что здесь доучусь. Тем более, осталось немного, и нужна практика, если я хочу быть хорошим экономистом. Да, я, а не он. Батя хотел меня в мед сунуть. Но я упирался как мог. Мед — это вообще не мое.
Бля, нахрен я ему сдался? Вот есть же помощник, пусть он и разгребает эти его миллионы, а я бы еще спокойно потусил два года со своими. Преемник ему, видите ли, нужен, ха-ха-ха, очень смешно. Мне-то всего двадцать один, какой преемник? Сам он на Родос свинтил, а я тут впахивай. П@здец, красава.
Нет, в кресле мне все-таки хотелось посидеть, и уж если быть честным перед самим собой, то и почувствовать себя миллионером тоже хотелось, но твою же мать, не сегодня. Моя голова. Она гудит, как паровоз. Нужно срочно отыскать аптечку.
«Стоп».
Я увидел на столе телефон. Нажал кнопку.
— Эй, там есть кто?
Идиот. Ухмыляюсь сам себе. До двери трудно дойти.
— Доброе утро, Константин Ильич.
Ептыть, я аж подавился комком слюней.
— Чего ты сейчас сказала?
В ответ тишина. Забыл нажать на кнопку. Нажал.
— Как тебя там, слушай…
— Алина, — перебивает.
Она меня начала раздражать.
— Стоп, — сказал грубее, чем надо, — я говорю, ты слушаешь. Во-первых, чтобы больше я не слышал этого «Константин Ильич», — я скривился, — а во-вторых, принеси мне аспирина.
— Поняла, извините, — голос такой подавленный.
Мне стало как-то не по себе из-за того, что ей нагрубил, она же не виновата, что у отца такое дебильное имя. Я покачал головой. Зайдет — извинюсь.
Сел в кресло и замер, будто кол, во рту пересохло, а глаза въелись в фото напротив меня. Фея. Моя фея. Адреналин саданул в башку. Как ни готовился, как ни старался ее забыть, а не смог. Она меня преследовала четыре года, не отпуская, ее глаза, запах — она вся преследовала меня.
И что же теперь, она стоит рядом со Стасом, и у нее на руках крошечный комочек с белыми волосами и голубыми глазами. Девчонка так похожа на нее, но вот цвет глаз и волос — Стаса. Глаза огромные, небесно-голубые, маленькие ручки обнимают Варю за шею. Улыбается. А Варю обнимает Стас. Стас, а не я. Рядом отец и Вероника с огромным животом. Но теперь-то она уже родила, вот отец и слинял на Родос. Решили с малышом жить там. Я бы тоже был не против, но. Но туда к маме приезжает Варя, а я для нее теперь враг. Враг, которого не позвали на свадьбу. Враг, который чуть не погубил ее жизнь.
Я так увлекся самокопанием, что не заметил, как открылась дверь. Шевеление заставило оторваться от фотографии. Я медленно поднял глаза.
Туфли на каблуках черного цвета, тонкие щиколотки и икры обтянуты капроном, юбка-карандаш, тоже черная, округлые бедра, тонкая талия, серая водолазка и маленькая грудь под ней. У меня встал. Сука. Но ошибка этой девахи, пардон, секретарши, скорее всего была в том, что, когда я поднял взгляд выше, она облизала свои пухленькие губы и прикусила нижнюю.
Мне хватило десяти секунд для того, что выйти из-за стола, забрать у нее таблетки, швырнуть их на диван, прижать ее к себе и вдохнуть в легкие воздух, лишь для того, чтобы задохнуться и потерять рассудок. Варька, Варька пахла именно так, этот запах не выветрился из меня даже спустя столько времени.
Я прижал ее к стене возле двери. Повернул защелку, замок закрылся. Развернул девицу к себе спиной и уперся в ее зад членом, она застонала. Не сопротивлялась.
«Так почему же не облегчить себе жизнь на целый день?»
Попытался поднять ее юбку на бедра, но не получилось. Сука, разодрал нахрен этот разрез гребаный внизу, раздвинул ее ноги коленом. Она вся плавилась у меня в руках, словно пластилин.
«Сколько ей лет?» — проскользнула мысль, но ее выбило из головы, когда она потерлась своим задом о мой член.
Я целовал ее лицо, ее волосы, шею. Мало, мало открытого тела. Она упиралась руками в стену и пыталась вжаться в меня, я был на грани. Беру ее за руку, поднимаю рукава к локтям, от соприкосновения голых тел становится жарко.
— Твою мать, — сказал вслух, воздух вокруг нас замер.
Она поворачивается, смотрит большими карамельными (карамельными!) глазами на меня, и я перестаю дышать. Мне снится сон? Оживший кошмар? Передо мною стоит точная копия Вари, только волосы светлее. Те же глаза, тот же нос и губы, и подбородок.
Хочу поцеловать ее, но перевожу взгляд на ее руки, а они синие.
Она замечает мой взгляд, одергивает рукава, опускает юбку, но не краснеет, как было с Варей, нет, она становится белая, как смерть.
— Прости… простите, — заикается она. — Извините, — пятится к выходу, а в глазах застыли слезы.
Она уходит. А я стою и не могу пошевелиться. Как же так? На автомате подхожу к дивану, беру таблетки, наливаю воды в стакан и бросаю их туда. Они начинают шипеть, растворяясь. Химия. А моя память подкидывает картинку из прошлого.
Четыре года назад.
Звоню в дверь. Раз, два, три… десять. Я точно знаю, что она дома. Как только приехал с соревнований, тут же примчался к отцу, здесь живет она, девочка мой мечты, моя маленькая фея.
Мне никто не открывает. Достаю ключи. Я их нашел, когда в первый раз встретился с ней. Тогда-то и попал в плен этих карамельных огромных глаз на бледном хорошеньком личике. Тогда я в нее и влюбился. Правда еще не мог себе признаться в этом. Но случая не представилось отдать ключи обратно Варе, точнее, я почему-то тянул, не отдавал их. И вот теперь они мне пригодились.
Захожу в квартиру. Тишина, и лишь в ванной шумит вода. Меня пробило током. Током страха. У Вари погиб парень, и я зашел спросить, все ли у нее в порядке.
Подбегаю к ванной, распахиваю дверь. Варька сидит возле стены, смотрит в одну точку и что-то шепчет себе под нос.
— Варя! — зову ее.
Она не слышит, что-то бубнит. Подсаживаюсь ближе.
— Не хочу без тебя, не могу без тебя, не хочу без тебя… — повторяет, как заевшая пленка.
В моей груди залегают страх и обида. Почему обида? Я не мог понять. Вроде бы и знал, что любит другого, но так убиваться?
— Варя, — трясу ее за плечи.
Она славливается. Смотрит на меня сосредоточенно, потом начинает рычать и протягивает к моей шее руки.
— Ненавижу!
Я охренел.
— Ненавижу, это ты во всем виноват! Это из-за тебя Стас умер! — она начинает душить меня.
Я пытаюсь оторвать ее от себя, но она оказывается неожиданно сильной.
На не сгибающихся ногах я доползла до шкафа, придерживая сзади рукой разорванный разрез юбки. Тело горит. Особенно те места, которых касались его руки.
«Что же я натворила!»
И как теперь смотреть ему в глаза? В голове куча вопросов к самой себе. И хотелось бы сейчас на них ответить, но не могу собраться с мыслями.
Секунда — расстегиваю молнию на боку, юбка падает к ногам. Вторая — скидываю эту адскую обувь. Третья — надеваю брюки, застегиваю на талии. Оглядываю себя в зеркало, которое приклеено на внутреннюю часть дверки.
«Вот, Алина, как ты к нему должна была зайти — серая мышь. А ты разрядилась».
Сердце стучит, чуть не выпрыгивая наружу. Еще и специально выделила денег на юбку-карандаш и туфли на высоком каблуке. Хотела произвести впечатление на нового босса. Надела, называется, юбку, произвела впечатление. Щеки загорелись, да и вся я горела. Что он обо мне подумал?
Слышу, как поворачивается ручка двери.
— Дома кто есть?
Пал Палыч. Выглядываю из-за двери шкафа.
— Доброе утро, Пал Палыч, — отвечаю.
— Здравствуй, Алиночка.
Я бросаю в шкаф порванную юбку, запихиваю туда же туфли.
«Больше в жизни такие не надену», — думаю про себя.
— Ну, как там наш новый босс? — спрашивает он с усмешкой, хочет пошутить, но мне не до шуток.
— Константин уже на месте, — говорю холодно.
У Пал Палыча брови взлетают вверх.
— Что такое, Алина, обидел, что ли? — волнуется за меня.
— Нет, нет, — исправляюсь, говорю мягче. — Просто я ногу подвернула, вот и… — замолкаю, пусть додумывает сам.
— Ну, ты садись, может, ледик принести?
— Да что вы, не стоит. Все нормально. Если что-то нужно будет, зовите, — вхожу в образ хорошей секретарши и елейным голосом интересуюсь: — Чай, кофе?
Пал Палыч смотрит внимательно. Но, наверное, что-то решает про себя. Кивает головой.
— Чай.
— Как обычно. Черный, две ложки сахара, лимон, — скорее для себя, чем для него, проговариваю я.
— Совершенно верно, — он открывает дверь в кабинет.
— Костик, сколько лет сколько зим!
Дверь закрывается.
Я сажусь на стул и растекаюсь лужицей. Роняю голову на руки. Как, как так получилось? Пытаюсь понять. И вообще, что это было со мной? Откуда это молчаливое повиновение? Вспоминаю, как стонала, Божечки! Как тут оставаться теперь работать? Я так рассчитывала на это место, на то, что Илья меня оставит, ведь сказал, что ему нравится, как я веду дела. Если зарплата стажера такая хорошая, то, как только принесу диплом, насколько она должна будет повыситься? Корпела здесь целый год. А теперь все коту под хвост.
Сквозь свои стенания слышу какое-то движение за дверью кабинета. Встрепенулась, задвигаю кресло ближе к столу. Если бы была возможность, слилась бы с ним. Плюс хотя бы в том, что у моего рабочего стола есть стойка. И я практически спряталась за ней, разложила первые попавшиеся бумаги, уткнулась в них.
— Костик, вижу, ты не завтракал, пошли в буфет, угощу тебя кофе, — это Пал Палыч. — Алиночка, ты не переживай, я сказал твоему начальнику о твоей беде, так что мы тебя решили не беспокоить, сходим в буфет, — он мне подмигнул, — а за одно Константин Ильич посмотрит, как тут что. Как-никак заместитель «главного».
Я киваю молча. Стараюсь не попасться боссу на глаза, отодвигаюсь от стола ровно настолько, чтобы меня видел только Пал Палыч. Но все же выхватываю взглядом фигуру шефа, и мне вдруг становится обидно, что он отвернулся от моего стола и даже не смотрит.
Пал Палыч выходит с Константином за дверь.
Я встаю с места, подхожу к шкафу. Достаю пакет, складываю туда юбку, туфли и аккуратно ставлю на место. Провожу рукой по предплечью.
«И синяки еще заметил», — вздыхаю.
Я еще какое-то время дергалась, когда дверь открывалась и заходил очередной клиент или посетитель, но ближе к обеду меня это так вымотало, что я обессилено села на стул возле столика и решила выпить чаю.
— Алинка! — раздался от двери голос моей «подруги».
Лика. Поворачиваюсь к ней. Как всегда, выглядит сногсшибательно. Блондинка, длинные ухоженные волосы лежат волосинка к волосинке, неброский макияж лишь придает ее облику яркость. Платье обтягивает идеальное тело и грудь третьего размера, которым она постоянно кичится. Одним словом, сто семьдесят сантиметров ходячей сексуальности. Я, признаться откровенно, ей завидовала. Но нет, не ее груди, а тому, как она умеет подавать себя.
Правда, она еще была на пару лет старше меня, но это никак не сказывалось на внимании мужчин, которые в ее сторону кидали голодные взгляды. Меня же просто не замечали, если мы с ней шли рядом.
А что я по сравнению с ней? Метр шестьдесят пять, ну худая, и что из этого? Хоть у меня и миловидное лицо, я это знаю, но вот яркости и сексуальности, как у Лики, нет.
— Алина, ау, ты здесь? — машет она перед моими глазами рукой. — Вернись на базу, космонавт, а то вдруг инопланетянина встретишь?
Я улыбнулась. Ну и юмор.
— Извини, что-то замечталась! — вру я. — Привет!
— Привет. Ты что, чай здесь пьешь? Пойдем в буфет!
«Нет-нет-нет, никаких буфетов!» — кричит мой внутренний голос.
— Ой, Лик, не могу.
Она вопросительно смотрит на меня.
— Правда. Сегодня лодыжку подвернула, — вру напропалую, но лучше ложь, чем идти в буфет.
— Слушай, а как тебе Костик? — вопрос в лоб.
Ну, с нее станется, да и почему ей его не задать? Она ни одного смазливого мужика не пропустит.
— Ну, как… — а действительно, как? Он супер. Или нет, он секси-бой. Но вслух я этого не скажу. Ей отвечаю: — Похож на отца.
— Удивила! — она смотрит на меня, выпучив глаза. — Это мы, вообще-то, все заметили, — кривит рот в улыбке.
Вот когда дело доходит до расспросов, она становится просто фи, какой противненькой.
— Он целый час торчал в буфете, и поверь, по нему не одна я пускала слюнки, — она усмехается. — Даже наша тетя Маша, буфетчица, оценила его упругий зад и рельефное тело.
Она почти облизнулась. Я это видела. Меня прямо ревность какая-то кольнула в районе подмышки, и тут же это место зачесалось. А внутри опять все загорелось, я вспомнила его поцелуи и это самое тело, которое прижималось к моей пятой точке. Твою же мать. Обреченно вздыхаю.
— Нет, подруга, ты че вздыхаешь? Я как будто не с тобой разговариваю, — складывает она бантиком подкаченные губки.
— Ну, что сказать-то? Обычный бабник, наверное. Ну, так про него пишут. Я с ним еще даже не пообщалась, — опять ложь. Исключительно во спасение себя. — Пришел Пал Палыч, и они сразу ушли, он даже не глянул в мою сторону.
— Ну он и придурок. Хотя сегодня на тебя даже смотреть-то, если честно, не хочется, — она обвела меня взглядом. — Ты хоть бы принарядилась, что ли? — грустно так смотрит на меня.
Вот блин, если бы ты только знала, как я принарядилась. Внизу живота заныло, как только вспомнила свою разодранную юбку.
— Так, ладно, с тобой тухляк, по ходу. Пойду Таньку позову. Ты, если что, свисти, может, я пригожусь, — подмигивает мне, делает оборот вокруг оси своими бедрами и, покачивая ими из стороны в сторону, удаляется, оставляя меня мучиться ожиданием до конца рабочего дня.
«Пал Палыч, мудак, — я злился на него с каждой минутой все больше и больше. — Нахер, он меня притащил в этот буфет?»
Нет, конечно, понятна его стратегия, так сказать, познакомить заочно со всем коллективом. Поэтому продержал меня здесь почти два часа. Я уже объелся, обпился и чуть не обоссался после выпитого кофе.
Сначала все было вроде ничего, он стал для меня кладезем информации, рассказывал, как тут все устроено, что вообще отец «взращивает» на территории «МедОка» — как я понял, он за эти годы подмял под себя все фирмы и стал монополистом в своей области. Ну, что ж, беспроигрышный вариант. Купить и подмять под себя все, что движется — это мы проходили в универе, знаем. В отцовском штате собрана команда лучших менеджеров, которая беспрекословно выполняет пожелания «главного». Вот так. Теперь я, получается, за главного. Но что я могу?
Пал Палыч меня успокоил.
— Ты не дрейфь. Сегодня пойдешь домой, выспишься, и вот, кстати, пока не забыл, — достал он ключи. — Там стоит машина — подарок тебе от отца, — улыбнулся в тридцать два металлокерамических зуба.
«Стопудово не его», — хмыкаю про себя.
— Только не гоняй. Адрес вот, — он вынул из нагрудного кармана ручку и написал что-то на салфетке.
— Пал Палыч, — поднимаю брови. Вбиваю адрес в поисковик, он выдает карту, делаю скрин. — Вот и все, — показываю изображение.
— Вот же, — хлопает себя по колену друг отца. — Теперь буду знать, ты мне еще разок покажи, как фото делать.
Я ему киваю и чувствую, что вокруг нас начинает происходит движение сначала воздуха, а потом живых масс. В буфете уже поприбавилось народу, я как-то сразу не обратил внимания.
Оглядываю контингент — ага, бабы одни, ну и есть пара пацанов, те только заходят в буфет. Они все уставились на меня.
— Коллеги! — громогласно произносит Палыч. — Позвольте представить, Константин Ильич, наш новый начальник и босс.
«Бля!»
Встаю.
— Привет всем! — поднимаю в приветствии руку.
На меня все таращатся, будто увидели большую сосиску без кожуры.
— Здрасте! — ответили они слаженным хором.
Я просто оху@ел, вот это батя их выдрессировал. Как в школе.
— Ну, что застыли, народ? Давайте, расходитесь, — Палыч всех попытался привести в движение. И это у него получилось только с третий попытки.
К обеду публика немного сменилась, стали подтягиваться телки помоложе да поэффектнее. Одна так и вообще была за гранью. Шикарная блондиночка. С такой задницей и такими сиськами надо не в офисе сидеть, а сниматься топлес для каких-нибудь журналов.
Я, видимо, на нее слишком долго смотрел, потому что Палыч шикнул, привлекая мое внимание.
— Ты смотри, это Лика Шаталова. Тут за ней много кто увивается, но эта птичка, знаешь ли, высоко метит. Отца твоего пыталась соблазнить.
Я на Палыча посмотрел с изумлением.
— Хочешь спросить, почему не уволил? Так под этой блондинистой шевелюрой знаешь, какой ум? Позавидовать можно. Она — начальник отдела маркетинга. Ценный экземпляр, да и не вешается в открытую, и когда говоришь «фу», с первого раза понимает. Но ты будь с ней осторожен.
— Да мне-то что. Мне еще служебки не хватало. Достало бы сил разобраться, во что меня впутал отец, — удрученно сказал я.
А тем временем меня уже раздели взглядами, оттрахали, одели и опять те же самые процедуры, наверное, повторили все особи женского пола. Но ноль. Мне было похер. А вот Палыча это напрягало. Он весь издергался.
— Так, ты не удручайся, на это тебе отец оставил в помощницы Алину, она тебя введет в курс дела.
Теперь напрягся я. Вот чего-чего, а этого мне хотелось сейчас меньше всего. Мне и так перед девчонкой было стыдно, а теперь придется еще с ней бок о бок работать.
— Пал Палыч, а может кто другой? Отец говорил про помощника, я думал, это будешь ты.
— О, нет, Костя, мне уже не хочется играть в эти игры, да и знаешь, стар стал. Твой отец нашел прекрасного помощника, точнее, помощницу тебе, так что цени.
— Буду, — буркнул я себе под нос.
К нам то и дело начали подходить разные сотрудники фирмы. Они задавали вопросы, на которые Палыч отвечал развернуто и доступно, это, я так понял, для меня. Поэтому внимал. Но эта блондинистая зараза все время крутила своей задницей возле буфета, чем меня отвлекала.
— Лика! — неожиданно подозвал блондинку Палыч.
— Здравствуйте, Пал Палыч, Константин Ильич, — протянула она мне руку.
Я ничего лучшего не придумал, как просто потрясти ее. Лика посмотрела с усмешкой. Коза.
— Что-то Алины не видно, ты бы поднялась, спросила, все ли у нее в порядке, а то девочка ногу подвернула.
«Еще ее тут не хватало», — подумал я. Надо валить.
— Бедняжечка, конечно, схожу к ней. Пал Палыч, Константин Ильич, — это она сказала так, будто лизнула меня.
Да что же меня сегодня прет-то? Надо, надо сходить в клубец и телку подцепить, да так, чтобы не в угаре с ней пехтаться, а в состоянии адеквата, может, тогда такие глупости не будут в голову лезть.
— …вот я об этом и говорил.
«О чем?» — не понял я.
— Ты о чем, Пал Палыч?
— Да о том, что теперь она на тебя глаз положила, только держись.
Мы допили кофе.
— Все, хватит. Нет больше сил здесь сидеть, пойдем, — хлопнул меня по плечу Палыч, поднимаясь из-за стола.
— Ты на машине? — спрашиваю его.
— Ага, тебя подбросить?
— Да, до дома. Отосплюсь, а потом поеду в гараж.
Мы уже выходили за двери буфета, когда…
— Его задница, как орех, — сказал женский голос с придыханием.
Я еле сдержался, чтобы не сказануть что-то в ответ, но даже поворачиваться не стал. Сзади послышались смешки.
«Вот же курицы».
***
Упругие струи воды долбили по моей коже.
«Господи, как хорошо…»
Упираясь в стену руками, я наслаждался процессом.
Наконец-то добрался до квартиры. Спасительный душ смывал с меня грязь вчерашнего вечера, и становилось легче. Как я вчера мог встрять в такое дерьмо?
Тут же в мыслях возник образ Алины. Ее волосы, намокшие, струятся под натиском воды по спине, она стоит ко мне задом, ее кожа соприкасается с моей… бля. Ну не дрочить же в самом деле. Переключаю кран в противоположную сторону. И взбрыкиваю от неожиданно холодной воды, чуть не разбив дверь душевой кабины. Выключил воду, выскочил на свободу, хватаю полотенце и начинаю растираться. Есть, эффект достигнут, кровь побежала по венам. Меня бросило в жар. Провожу пятерней по волосам, зачесываю назад. Поворачиваюсь к зеркалу. Ох и лицо. Сразу видно, что бухал вчера, красные глаза выдают с головой. Открыл шкафчик, а там стоят глазные капли. Закапал. Может, сойдет краснота, ведь еще за машиной ехать.
В коридоре звонит телефон. Фил.
— Здорово, брат! — слышу в трубку. — Ну, как ты, не помер после вчерашнего?
— Ды, как слышишь, жив.
— Отлично. Слушай, мы тут с Ником решили в кафе затусить, ты как, нас поддержишь?
Секунда на раздумье.
— Во сколько?
— Часа через полтора. Рядом со вчерашним клубом есть кофейня, вот в ней.
— Заметано.
В трубке короткие гудки.
Вот и отдохнул. Вот и полежал. Пришлось в ускоренном темпе собираться. Вывернул сумку с вещами на кровать. Разбирать было некогда. Футболка, толстовка, джинсы. Все это скоро отойдет на второй план, в приоритете будут пиджаки и костюмы. Да уж, придется еще в ТЦ сегодня какой-нибудь заглянуть. Прикупить на первое время одежду. Поэтому и надел спортивку, решил напоследок себя побаловать.
Телефон, ключи. До гаража минут двадцать ходьбы. Мне не помешает. Как раз развею туман в голове.
Хорошо, что сразу к бате приехал, а то от дома нужно было бы пиликать либо на такси, либо в маршрутке. Да еще бы и мать щас там подприсела на мозг, и ни о каком кафе речи бы не могло идти, пока не выспросила бы все. И пришлось бы отвечать. От нее парой фраз не отделаешься. Так что, пока батя на Родосе и раз он меня выцепил, буду жить у него. Ничего, перетерпит.
Прохладный ветер обдувал лицо. Я натянул капюшон. Осень, хоть только начало октября, а ветер пробирает до костей. Ускорил шаг и уже через пятнадцать минут открывал ворота гаража.
Свет включился автоматически.
— Оху… — моим глазам предстал белый мерин AMG C204.
Я батю уже давно просил прикупить мне машинку, ну типа, может, на День рождения или на Новый год. Ха, а что, поверил бы в деда Мороза. Мы даже как-то в салон ездили к Палычу, смотрели, что там можно подвыбрать, но потом отец как-то резко передумал, да и я уехал, так что осталась моя жопец без машины. Палыч тогда все советовал мне к спорткарчикам присмотреться. Но моей мечтой был белый мерин. Правда не знал, как батю утоптать, а тут на тебе.
Подошел к авто, провел любовно по ее корпусу. Твою же мать, какой кайф я испытал, а это еще даже внутрь не садился. Открыл дверь. Запах кожаного новенького салона меня поглотил, словно дорогая туалетная вода. У меня аж голова закружилась.
Завел. Сижу, наслаждаюсь звуком мотора, а конкретно — тишиной.
Из гаража выехал минут так через двадцать, пока всю машину не облизал, выезжать не хотелось. Теперь хоть есть отмаз для пацанов. Бухать — нет, я за рулем.
— Батя, — поднимаю руку, — вери гуд. Ты просто супер, — отсалютовал ему заочно.
Хочу нажать на газ, почувствовать мощь машины, но в черте города сдерживаю себя. Прекрасно знаю, что могут быть последствия, да и со стражами порядка как-то не хочется в первый свой выезд вести разговоры по поводу чего можно, а чего нельзя. Единственный косяк — нет музыки любимой, надо заморачиваться, загружать. Но этот косяк исправлю в скором времени.
Смотрю на часы. Пацаны уже должны подтянуться. Фил, конечно, стал крутым чуваком — мало того, что играет в команде пляжного волейбола на профессиональном уровне, так еще и серфингом не бросил заниматься в отличие от меня. Девушку еще не завел постоянную, ну а смысл. Каждый выезд по соревнованиям — новый трах. И по ходу не один. Я улыбнулся. Он себе не изменяет. Всегда любил погульбанить с телками разных пород, а тут такой размах. Куда они там ездили? Вспоминаю, что говорил что-то про Бразилию. Вот попробовал и толстоляхих бразильянок по ходу дела, надо бы спросить. Мне смешно, кому они могут нравиться-то? Ох, Филлипок наш. Качаю головой.
А Никита, он, мне кажется, так и встречается с Олькой. Она наша одноклассница. Так сказать, со школьной скамьи вместе.
Подъезжаю к кофейне. Они сидят за столиком возле окна. Ха, вот нисколько не удивлен. Ник притащил-таки Ольку. Паркуюсь ровно напротив них. Слежу за тем, как они что-то горячо обсуждают. Потом взгляд Фила задерживается на моей машине. И я открываю дверь. Выхожу. Вот у них были рожи, просто пипец. Я еле сдержался, чтобы не заржать на улице. Машу им рукой, и постепенно их вытянутые физиономии собираются в исходное положение, но вот блеск восхищения, да и зависть в глазах, можно увидеть даже через стекло.
Я медленно захожу в кафе. Я вообще-то всегда любил похвалиться вещами, которые дарил мне отец. Особенно после того, как они разошлись с матерью. Всегда делал акцент на том, что его дорогие подарки компенсируют недостаток внимания родителя. А что? У них полноценные семьи, а у меня нет. Так что пусть жуют.
— Отпад машинка, — вместо приветствия выдыхает Фил.
— Улет просто, — это уже Ник.
— Клевая тачка, Костя, — Оля.
— Ага, батя подогнал, сказал, за то, что с места сдернул, — вот же я хвастун, но ептыть, как приятно.
После часового обсуждения моей машины мы плавненько так перешли к обсуждению планов на выходные. Эта банда правда захотела вспомнить старые добрые, когда в клубешнике нас не было только пару дней, а все остальные наши. Но я сказал, что батя меня порвет на лоскутки, и тачку не хотелось бы терять. Так что сабантуй решили перенести на выходной.
На тачке не предложил прокатнуться, сам еще не погонял. Тем более, зная их, все-таки решил себя обезопасить, а то точно домой мог бы добраться только к утру.
Урчание мотора мне ласкало слух. Я вжался вглубь кресла и почему-то вспомнил про Алину. Время… ни хрена, время — седьмой час. Во сколько же заканчивается рабочий день? Вот тебе и «главный», не знающий, до скольки работает его фирма. Я же у Алины так и не попросил прощения. Ладно, была не была, все равно мне некуда торопиться.
По дороге к «МедОк» заехал в цветочный магазин. Какой букет купить? Стою, шарю глазами по витрине.
— Помочь? — спрашивает миловидная такая тетка.
Меня поразил ее причесон.
«Ну и начес», — присвистнул про себя.
Он чуть ли не в потолок упирался. Видимо, я неприлично долго смотрел на ее волосы, потому что она начала их поправлять. Я отвел взгляд.
— Ага, если можно, помогите девушке выбрать букетик, — блин, первый раз покупаю цветы для девушки со смыслом.
— Какие она любит цветы?
— В том-то и проблема, что не знаю.
— А вы знаете, — она так глубоко задумалась, ну, думаю, ща выдаст… — как она пахнет?
Херь. У меня задергался глаз. Это она зачем ща спросила, чтобы у меня вызвать всю ту картинку перед глазами, которая была утром? Так она у меня и не исчезала. Хотелось наорать на нее.
— Цветами, —выдавил я из себя, еле сдерживаясь.
Она, наверное, увидев мой недовольный взгляд, запричитала:
— Вы возьмите тогда розы. Беспроигрышный вариант.
«А то я, сука, без тебя не знаю», — понял, что многого в этом деле не добьюсь, решил взять розы. Прикинул, сколько. Если бы мне подарили двадцать одну, то я точно бы не обиделся.
Она упаковывает двадцать одну красную розу в белую упаковку.
И вот я первый раз, точно, как в первый класс, нахожусь в таком нетерпении и ожидании, будто перед первым свиданием вслепую. Как она отреагирует на букет, не пошлет ли меня вместе с ним? У меня такое впервые.
Девятнадцать тридцать.
Уже полчаса торчу возле двери фирмы. Смотрю на окна кабинета. Свет погас три минуты назад. Как же утомительно ожидание, мать его. Пока я разбирал по частям существительное, дверь здания открылась. Оттуда вышла девушка, и только когда проходила мимо, узнал в ней Алину. Она прям тенью шла по стене. Неужели так все плохо?
Я тут же открыл дверь.
— Алина!
Она замерла и не двигается. П@здец, приплыли. Я че, монстр, что ли?
— Садись, подвезу домой. Как ты с вывихнутой ногой будешь добираться? — давлю на ее же отмаз.
Она медленно поворачивается ко мне. И сердце тут же ускоряет ритм. Ее глаза делаются немного больше, и сейчас мне кажется, они вообще расплывутся по лицу, столько изумления вижу в них. Начинаю смеяться, она такая забавная и милая, и напоминает мне тушканчика.
— Садись, говорю, что я тебя, упрашивать буду?
И здесь она меня просто поразила. Она мне показала «фак» и пошла дальше. Я выпал в осадок. Она показала мне средний палец, совсем сдурела. Я ее начальник, я купил ей эти гребаные цветы для того, чтобы она разбрасывалась такими хамскими жестами. Мне опять стало смешно.
Завожу машину, опережаю ее. Выхожу и жду. Она замедляет шаг, но все равно идет ко мне. Смотрит строго перед собой. Я преграждаю ей путь. Упирается в меня.
— Пропусти, — зло говорит.
— Давай подвезу, — не сдаюсь, хочу, чтобы мы все точки расставили над “i” сразу и не возвращались больше к сегодняшнему утру. Хочу перед батей не опозориться, и чтобы этого не произошло, нужно договориться с моей секретаршей. А она уперлось.
— Слушай, Алин, давай по-хорошему, а. Я тебя подвожу домой, меня больше не гложет совесть, и живем дальше, мать ее, дружно. Потому что Палыч сказал, что ты должна мне во всем помогать, — наклоняюсь ближе, стараюсь все сказать на одном дыхании, чтобы не дышать ею, — и мы оба прекрасно знаем, что утреннее недоразумение, — делаю акцент на этом слове, — послужило твой травме.
Смотрю на ее реакцию с высоты ста восьмидесяти сантиметров. Она почти на голову ниже меня, хотя с утра я этого не заметил. Сейчас на ней были брюки и туфли на невысоком каблуке, плащик, зонтик в одной руке, сумка — в другой. И выглядела она после моих слов немного подавленной, что ли. Обидел ее, но сейчас это сработало, как и должно было, на все сто. Она поплелась к открытой двери.
Выходя на улицу, Алина куталась в осенний плащик. Осень вступала в свои права, не спрашивая, хотят ли этого люди. А Алина не хотела, она любит тепло, любит, когда солнышко греет ее кожу. И чтобы ветер не сильно забирался своими холодными щупальцами под одежду, касаясь ее кожи, она жалась к стене. Там было меньше завихрений.
Весь день она промучилась зря. Костик так и не появился на работе. Но это и к лучшему. Она сегодня переспит с этой мыслью, осознает всю необратимость ситуации и будет шагать дальше. Ну, по крайней мере, до конца практики. Точно постарается перетерпеть все это.
— Алина!
Во рту пересохло мгновенно, ноги застыли на месте, отказываясь делать хоть какие-то попытки продолжать путь. Девушка остановилась, как вкопанная. Что дальше? Мозг попытался найти пути избежать этой встречи, но тщетно.
— Садись, подвезу домой. Как ты с вывихнутой ногой будешь добираться? Садись, говорю, что я тебя, упрашивать буду? — она обдумывала дальнейшие действия лишь секунду, но то, что произошло дальше, стало для ней самой шоком. Поддавшись импульсу, она показала Косте «фак» и быстрым шагом направилась к автобусной остановке.
Белый мерседес. Может он ее смутил, может то, как этот мажор, сидя в кожаном салоне автомобиля, нахально на нее смотрел. А может, она боялась, что не сможет ему отказать, лишь только почувствует его запах.
Боковым зрением Алина увидела, как машина проехала вперед и остановилась. Костя вышел и преградил ей путь.
Она задерживает дыхание и зло шепчет:
— Пропусти.
Но он не отходит. Задерживать дыхание больше нет сил, девушка выдыхает воздух, освобождая легкие. Кислород вперемешку с ароматом Костика действует, будто наркотик.
Он ей что-то говорит, даже приводит правильные доводы, но она уже и так бы согласилась, потому что его близость просто отупляет, лишает ее возможности думать рационально.
Она выхватывает из его диалога только последнее предложение:
— Мы же оба прекрасно знаем, что утреннее недоразумение послужило твоей травме.
На это ей следовало взбрыкнуть, ну или хотя бы дать ему по голове зонтом или сумкой, но она не могла, не могла противостоять тем бабочкам, которые порхали при виде него у нее в животе. Она разворачивается и идет к машине.
«Доеду до дома и даже спасибо ему не скажу», — вот ее здравый смысл говорил сейчас правильные вещи. Она так и сделает. Даже в сторону его не посмотрит.
Радовало одно, что хотя бы он за собой чувствует какую-то вину, не сваливает все произошедшее только на нее.
«Вот видишь, какой хороший мальчик», — включилась ее фантазия, как только она села в машину, и ее окутал восхитительный запах роз.
Розы были ее любимыми цветами. Ее так и подначивало обернуться и посмотреть, откуда же исходит такой аромат.
Костя сел в машину и тут же протянул руку назад, при этом задев ее бедро. В машине повисло напряженное сопение. Хотя Алина вообще перестала дышать. Костя протянул ей букет, не сказав ни слова. Она взяла его и тоже ничего не сказала. Лишь взглянула на него украдкой. Но тут же ее взгляд попал в плен его голубых глаз, и она уже смотрела, не отрываясь.
Желание, вот оно какое — это ток, проходящий через все тело, это когда тебе хочется, чтобы именно этот мужчина прикоснулся к тебе, именно он стал твоим первым и единственным. В ней разгорался огонь, заставляя пламенеть низ живота. Дыхание участилось, и сердце пустилось в дикий пляс. В его глазах отражались ее, и Алина поняла, что пропала. Что бы он сейчас ни сделал, она не сможет сопротивляться.
Костя нажал на газ, и машина понеслась по улицам со скоростью, которая явно была превышена. И ехал он не к ней домой. Возмутиться, сказать, чтобы не смел… А хочет ли она этого? Разве об этом она весь день мечтала? Нет, совсем нет.
«Золотая бухта» предстала перед ней во всей своей красе. Роскошные дома, ухоженные лужайки, заборы. Парковка. Костик выходит из машины, огибает капот, открывает дверь с ее стороны. Сердце пропускает удар. Он подает руку, и она вкладывает в его горячую ладонь свою холодную.
— Замерзла? — шепчет он ей в волосы.
Опять ток по телу, опять томление внизу живота, нет сил отказаться, и нет возможности.
Он ведет ее в подъезд, в лифт. Ни звука вокруг, только искры страсти между ними. Алина хоть и не знаток этого всего наяву, но она сто раз переживала это во сне, видела в фильмах, читала в книгах.
Поцелуй заставил ее задохнуться. Его горячие губы приникли к ее губам. Голова закружилась. Лифт остановился. Костик, не выпуская Алину из объятий, открыл дверь. И уже в коридоре начался головокружительный танец страсти. Цветы полетели на пол. Костя прижался к ней всем телом и начал целовать с остервенением, сминая ее губы своими. Его руки хаотично заскользили по ее телу, пытаясь освободить ее от одежды. Алина сцепила на его затылке пальчики, зарывшись ими в волосы и отдаваясь всем ощущениям с полным наслаждением. Ее тело откликалось на все его требования.
Верхняя одежда уже раскидана по полу, остались только водолазка и брюки, а на нем — джинсы и футболка. Молчание. Все и так понятно без слов. Он возьмет ее всю, потому что хочет, а она не сможет ему отказать, потому, что не может. Молчаливый диалог глаза в глаза закончен. Дальше только действия. Костик подхватывает ее под попку, она обвивает его ногами, он целует ее лицо, шею. Они заходят в душ. Он включает воду. Помогает ей раздеться. Когда водолазка освободила ее руки, он с такой нежностью коснулся тех мест, где виднелись синяки, что у Алины перехватило дыхание.
— Больно? — шепчет он, целуя ее запястья.
Она отрицательно качает головой, потому что сказать точно ничего не получится. У нее пересохло во рту. Он расстегивает на ней брюки, они падают к ногам, и она остается в одном белье.
«Хорошо, что надела новый комплект, как чувствовала».
Он проводит кончиками пальцев по линии кружева на лифе, не отрываясь, смотрит ей в глаза. Она, смущаясь, опускает взгляд. Он медленно расстегивает застежку и освобождает грудь. Щеки Алина покрывает румянец. Костик стягивает с себя футболку и прижимается к ней.
Стон. Это Алина стонет, прижимаясь к нему теснее. Хочется прижаться, слиться с ним, но разве можно еще ближе? Костик снимает джинсы и трусы, остается перед ней раздетый, она на него не смотрит. Не может опустить взгляд — это запредельно неудобно. Ее стеснение его не смущает. Он залазит под воду, тащит ее за собой. Струи воды тут же омывают все ее тело.
Она поднимает на него глаза и с ожиданием смотрит. Он берет гель для душа, выливает себе на руки. Алина отмечает, что запах мягкий, цветочный от Костика пахнет не так. Гель женский. Ее кольнула ревность, но его руки на ее теле тут же прогнали все мысли, он начал растирать ее… взрыв! Нет, так нельзя. Она больше не сможет терпеть эту пытку. Низ живота уже в таком напряге, что чувствуется боль, нужно что-то большее. Что же он медлит? Тем временем, ее трусики уже сняты и валяются на полу, а его руки путешествуют без преград по всему ее телу. Костик повернул Алину спиной к себе и прижался к ее попе своим членом, она выгнулась ему навстречу, неосознанно начала тереться об него. На этом душ закончился. Две минуты, и весь гель смыт, а она замотана в полотенце. Вцепившись в Костика, Алина наслаждалась его близостью.
Кровать. Она упала на кровать, Костик навис над ней. Раздвинул рукой ноги в стороны и, не медля больше, резко вошел в нее.
— Твою мать, Алина! — прошептал он, глядя на нее. — Прости, прости.
По ее щеке скатилась одинокая слезинка.
— Прости, — повторяет он, начинает целовать.
Пытается отстранится, но она обвила его бедра ногами, заставляя остаться на месте.
— Мне не очень больно, — шепчет она в ответ, прижимает его к себе, целуя со всей страстью, что сейчас затаилась у нее внизу.
Костик заводится сразу. Сначала медленно потом, с нарастающим темпом доводит ее до вершины оргазма. Она хватает его за плечи, за шею. Потом резкий толчок, и ее естество сжимает его член так, что он не успевает выйти, кончает в нее.
— Алина, Алиночка, — шепчет он ей в шею.
Когда я понял, что Алина девственница, со мной случился шок. Я просто охерел. Зачем же она тогда поехала? Или нет, зачем она позволила… и ничего мне не сказала! Все же говорят, что это больно. Мне приходилось трахаться с двумя такими, так там был полнейший финиш. Чуть ли не эпопею устраивали, облачаясь в белые шелка. Я вспомнил на секунду Касандру и ее белые шелковые простыни и белое белье. Сука, она меня тогда хотела подставить, да сама немного облажалась.
Внимательно наблюдаю за Алиной. Она неуклюже сползает с кровати, кутается в полотенце. Потом бросает взгляд на мое, я смотрю тоже. На нем остались капельки крови. На ее лице тут же вспыхивает румянец. Она пытается выдернуть из-под меня полотенце.
— Алина… — хочу извиниться за это.
— Костя, молчи. Сейчас просто молчи, — говорит она, наконец, вытаскивая полотенце, пришлось привстать.
«Почему молчать?»
Она выходит из комнаты. Я встаю, одеваюсь.
«Как это понимать?»
Футболка, джинсы.
Если она девственница, то я такую вот, как она, вижу впервые. Она настолько секси, что я просто схожу от нее с ума. Вот и сегодня не смог устоять. Ведь хотел просто извиниться. А вышло совсем все по-другому.
Выхожу из комнаты. Смотрю в коридор — вещей нет. В квартире тишина. Хотя нет. Прислушиваюсь. В ванной слышится голос. Подхожу к двери и слышу, как она с кем-то разговаривает по телефону. Прислоняюсь, чтобы лучше слышать. Чертов подслушиватель. Но любопытство — не порок, так вроде.
— Эдик, что ты кричишь?
Эдик? Я прямо-таки чуть ухо не отдавил себе, с такой силой прижался.
— Ну, пусть остынет, я приду разогрею! — начинает повышать тон, поэтому слышимость охеренная. — Да что ты? Где, где. У подружки. Ну извини. В следующий раз обязательно позвоню.
Я аж дышать перестал. Отскочил от двери. Пошел на кухню, включил чайник.
А я тут, сука, уже понадумал себе всякого романтического говна. Это что же значит, у нее есть парень, а она трахается со мной? И чего она хочет? Вопросов много, но ответы-то где найти? И самый главный вопрос — какого хера она дала себя трахнуть, если у нее есть парень?
Я сейчас чувствовал себя каким-то использованным, что ли. Бля, я понял. Наверное, она хочет залететь и потом заставить меня на себе жениться. Но со мной это не прокатит, могла бы догадаться.
Шуршание в коридоре заставило меня отвлечься от раздумий. Выхожу, смотрю на нее. Мышь. Она серая мышь, которая стоит на пороге и переминается с ноги на ногу. Смотрю ей в глаза, и меня затягивает в них. Мотнул головой, отгоняя наваждение. А губы… перевожу взгляд на них. Она опускает голову.
— Мне нужно домой, — говорит таким голоском, будто овца блеет.
— А тебя там что, кто-то ждет? — задаю так интересующий меня вопрос.
— Да, ждет! — она бледнеет.
Куда еще сильнее-то? Но это видно, в коридоре включен свет, и я стою достаточно близко, чтобы разглядеть, как венка у нее на виске выделяется сильнее.
— А кто? Или это секрет?
«Зачем тебе это надо?» — мысленно затыкаю себе рот. Если она мне сейчас соврет, она просто опустит себя в моих глазах.
— Мама, — п@здит и не краснеет.
Я поворачиваюсь к ней спиной. Беру телефон, а у самого челюсть сжалась так, что захрустели зубы. Брехливая сука.
Набираю номер такси, называю адрес. Через через секунду приходит смс, что машина назначена.
— Ща приедет машина. Жди, — не поворачиваясь, иду на кухню. Не хочу смотреть больше на нее.
Все-таки придется отцу сказать, что не получится у меня с его секретаршей найти общий язык.
Звонок на городской телефон. Я перекрестился, что он стоит на кухне. Поднимаю трубку.
— Квартира четыреста пятнадцать, — грубый мужской голос.
— Да.
— Приехало такси, пропускаю.
— Спасибо.
Выхожу в коридор. Алина собрала цветы, положила на комод и стоит возле двери, жмется.
— Цветы забери. Это тебе.
Она берет их.
— Извини, Костик, я не хотела…
Так и хочется сказать ей: «Чего, п@здить ты не хотела?»
— …чтобы у нас так все вышло…
У «нас»? Да нет никаких «нас»-то. Хотелось посмеяться ей в лицо. А собственно, что я так завелся-то?
Смс. Водитель ожидает.
— Да ладно, забей. Все нормуль, и это, я поговорю с отцом, чтобы тебя перевели в другой отдел, если тебе неудобно со мной будет работать, — жестоко, понимаю, что сейчас жестчу, но не могу с собой ничего поделать.
Она поднимает на меня глаза, полные изумления.
— Нет.
Что, я не понял?
— Не звони Илье… Мне до конца практики осталось несколько месяцев. Я к тебе не буду заходить в кабинет. Буду все по телефону рассказывать, — в глазах слезы.
Меня передернуло. И смотрит не в глаза. Куда-то в район подбородка.
— Да ладно, успокойся. Нет, значит нет, — бля, почему соглашаюсь? Но не могу смотреть на женские слезы. — Иди, тебя там такси ждет, адрес сама скажешь.
— Спасибо.
Дверь за ней захлопывается. Я вздрагиваю, будто от пощечины. Внутри пустота. Лицо горит. Чувствую себя засранцем. Захожу в ванную, чтобы умыться. Засовываю голову под ледяную струю. Беру полотенце и понимаю по запаху, что это Алинино. Вдыхаю полной грудью. Сука. В голове проносятся картинки. Ее приоткрытые губы и «мне не больно» и «Эдик» — это разносится жаром по моим венам. Почему-то так хочется стереть это слово с ее языка. Да пошла она. Дура. Пусть сама с этим живет. Это не я изменил, а она.
Выхожу из душа. Ревность? Да ну нахрен.
***
Я вышла из подъезда, не помня себя. Слезы давили в груди. Сердце готово было разорваться.
«За что он так со мной?»
«Потому что ты повела себя как шлюха», — мой внутренний реалист меня просто добивал. И правда, как шлюха. Но как по-другому?
Разве можно устоять перед парнем, которому во сне отдавалась уже не первый раз, который в твоем сердце поселился еще год назад, и фотками которого забит телефон? А тут он появляется в реале и смотрит на тебя не как на девку, которая не подходит ему по социальному статусу, да и вообще не подходит, а как на ту, которую желают, которую хотят. Еще эти цветы… Хотела от обиды выкинуть их в урну, но потом пожалела. Они же не виноваты, что их даритель — придурок.
Такси меня довезло до дома, я полезла за кошельком, расплачиваться, но, увидев в зеркало заднего вида осуждающий взгляд, замерла.
— Поездка оплачена, — сказал водитель, а глаза его будто продолжили мой внутренний монолог: «Шлюха».
Я задохнулось от слез, которые не хотела ему показывать. Выскочила из машины. Спальный район и старые пятиэтажки, освещаемые уличными фонарями, вызвали-таки мои слезы наружу. Я расплакалась. Повернулась в сторону детской площадки и пошла на лавку. Слезы текли холодными ручейками по лицу. Не так я хотела, чтобы было в первый раз, ох, не так. Еще хотел позвонить Илье… У меня защемило сердце.
— Так, Алина, надо потерпеть, а то так и будешь жить с Эдиком, а с его-то поползновениями и замуж за него выйдешь.
От этой мысли мой живот скрутил спазм. Дыши, дыши. Успокоиться нужно, успокоиться. А то ща начнет придираться. Он вообще в последнее время какой-то странный стал. Постоянно контролирует, где я, что я, с кем я. Достал. Что я ему, сестра, что ли? Вообще живу, потому что сам согласился. Да и не его одного эта квартира, они с Наташей ее вместе покупали. И наша с ней мама тоже давала деньги. Вспомнила про Наташу, и снова навалилась грусть. Бедная сестренка. Как же так получилось, что Димке уже два годика, а она его теперь никогда не увидит? Комок опять застрял в горле. Но нет, нет. Дышу. Слезы загоняю обратно в душу. Достаю из сумки влажные салфетки, протираю глаза. Ветер к вечеру поднялся еще сильнее. Он тут же холодом сковал кожу. Я прикрываю глаза, пусть. Пусть прогонит влагу.
Посидев еще немного, поднимаюсь домой. Только засунула ключ, дверь распахивается, и на пороге появляется Эдик. Пьяный вдрызг. Перегаром несет за версту.
— Ну, что? Нашалавилась? — брызжет слюной мне в лицо.
Я в непонятках стою, хлопаю глазами. Что такое-то творится? За что мне это сегодня?
— Эдик, ты чего? — не понимаю я.
Он хватает меня за локоть, затаскивает в квартиру, закрывает дверь. Кивает на цветы.
— Кто подарил? — как-то злобно спрашивает он, и я понимаю, что правду лучше не говорить.
— Да сама купила. У девчонки завтра День рождения, хочу подарить!
Он так пристально смотрит мне в глаза, что реально становится страшно.
— Это вместо того, чтобы давать Димке денег на каши и подгузники, ты тратишься на вот эту х@йню для какой-то девчонки? — он выхватывает цветы и бросает на пол. — Аля, ты что, вообще оборзела?