В недрах ангелы не живут

Олимп дал добро

Так всегда получается, когда стремишься к лучшей жизни. Убирая все препятствия на своем пути, не замечаешь, как заодно бросаешь часть лучшего, что имел, а не найдя светлого будущего, уже некуда вернуться. Может, стоит порой обойти завал или наклонить голову? В погоне за мечтой мы не замечаем земного счастья, которое всегда было рядом.

Архимед не задержался в каюте надолго. Нервно ворочаясь с боку на бок, так и не смог уснуть от угрызений совести, что он один за всех принял решение сохранить корабль, обрекая на долгую мучительную жизнь себя и Хакера, если, конечно, повезет выжить. Виртуальным проще, сохранятся в полном здравии или в спящем режиме, о нас немного попереживают запрограммированной логикой, не более.

Тайком он проник в запасную рубку, еще до маневра отключив ее от корабельной сети, чтобы никто не смог помешать его плану. Присев за ручное управление, подкорректировал немного курс на тайфун.

– Негоже скрывать от друзей такое великое событие, – возник в полумраке из гибука призрак железного человека в белом балахоне.

– Тёма, не мешай, я должен это сделать.

– Но если немного иначе, – с нажимом на последнее слово и с таким же нажимом слабого луча севшей батареи он передвинул рычаг автопилота на пульте, – то а-адской пе-ре-груз-ки моно избежать. Я его сейчас подкорректирую.

– Я прошу, не мешай.

– Зря ты не ввел в курс дела меня, вместе мы лучше сумеем проложить курс. Программы Хакера слабее в вычислениях, миллионными долями не стоит пренебрегать в космических масштабах, они дают нам шанс выжить, пусть и продлят наше пути…

– Прекратить! Я приказываю! – взревел Архимед, увидев отклонение курса корабля автопилотом.

Тёму от приказа вновь перемкнуло, ипостась зависла, растворяя края виртуального балахона. Этим воспользовался Архи, снова взяв управление на себя и заблокировав автопилот варварским способом, разбив пульт. На экране вспыхнули сполохи, невидимые человеческому глазу – взаимодействия магнитных полей Ио и Юпитера.

Через пять минут изрядно тряхнуло, словно попали в воздушную яму, корабль резко просел на сотню километров вниз. Архимеда прижало к потолку.

– Пристегиваться надо, – Тёма попытался вернуть друга, но силы луча оказалось недостаточно.

Продолжая снижение в «глаз», встречные потоки ионизированного газа упругой липкой массой оттягивали предсмертную агонию борьбы звездолета, создавая отталкивающий эффект. Скорость падения значительно уменьшалась, в неравном бою с гравитационными силами Юпитера. Температура выросла до придела прочности корпуса, казалось, что газовый гигант, словно через сито, а не через экстрадированную, слоеную в атом твердыню корабля, горячим туманом проник внутрь. За полчаса падения «батарейка» Азимова показала подзарядку в пять процентов. Архи вернулся на место и занес палец над клавиатурой, досчитал до ста. В это время магнитное поле вихря протуберанца ударило по звездолету, меняя направление полета на противоположное, только хвостом вперед. Гравикомпенсаторы взвыли, удержав пилота в сознании. И снова падение в открывшийся спокойный глаз тайфуна. Архимед словно этого ждал, с улыбкой на лице надавил красную кнопку инаголяции материи, направляя полученную порцию дармовой энергии со всем содержанием топливных баков на коллайдер. Серая несформировавшаяся точка ЧД вспыхнула прямо по курсу в укромном пространстве бешеной стихии и растворилась легким помутнением в глазах, перегрузка превысила все допустимые нормы, и сознание с легкостью покинуло бренное тело, но перед этим Архимед успел оттолкнутся одной ногой от «берцовой кости мамонта» в мире струн, намереваясь перешагнуть шар удивительных шестеренок Юпитера. Сил не хватало. И вдруг из полумрака возникла женская рука. Она, ухватившись за щиколотку волосатой ноги, выдернула его из тянущихся щупалец к маленькому голубому с отливом перламутра мячу.

. . .

– Архи, любимый, очнись, – виртуальные слезы заливали глаза Софии, нависшей над ним.

С другой стороны горе-пилота материализовалась Софья, стоя на коленях, сочно приложила ему пощёчину.

– А вот так тебе нравится?

– Лучше любимый, дорогой, – прошептал он в ответ.

– Что ты творишь, – разошлась Софья не на шутку. – Хакера почти размазало в его хрустальным гробу, все кости сломал, месяц придется собирать заново. Себя отключил, кровоизлияния в мозг получил, еще чуть-чуть – и печень разрушил бы. Сердце остановил на пять минут, я думала, дебилом вернешься, хотя такое сделать может настоящий чокнутый.

– И я вас люблю, – превозмогая боль во всем теле, ответил он и расплылся в улыбке. – Если еще раз приласкаешь, то мозг точно в кашу превратится. Скажи Теме, чтоб через оборот вокруг Юпитера в нужный момент снизил орбиту и повторил это.

Взглянув в обезумевшие глаза Софии, добавил: «Ладно, можете гравинаторы не выключать, думаю, энергии хватит и без того на очередной маневр».

– Тёма, ты куда смотрел?! – виртуалки в один голос обрушили гнев на него.

– Я что, я ни чего, – пожал он плечами. – Они меня игнорировали. Я знал, что он сделал гравитационный маневр со спутником Матидой на пару, и устремился к Амалтеи, и что энергии не хватит дотянуться до нее, и что корабль ляжет в дрейф к Земле, и что полет составит триста двадцать три года. Но подпитку от Ио, его пинч-эффекту ионизированной плазмы я не предал значения, так как мы его проскочили бы за пятнадцать минут, но Архимед выставил курс почти вертикально к планете, и за счет этого мы находились в нем более двух часов падения, и возникшая ЧД смогла пропустить нас через Юпитер, и с ускорением ушли от него. На данный момент мы прошли апогей и снова возвращаемся на Юпитер, его просьба более чем актуальна.

– Мы выживем и вернемся домой еще молодыми, – хриплым голосом дополнил Хакер. – Вы уж его не сильно пинайте, я для него проводил расчеты, когда раскусил его маневр, вы бы на такой маневр не согласились, зная, что биологическая жизнь может превратится в биологическую массу в 95% в виде блина толщиной в микрон.

– А я думал, что только я сумел разгадать его, – вздохнул Тёма. – Старею. Кстати, Архи, ты еще с нами? Зачем такой долгий путь выбирал кораблю, в триста лет, если что пойдет не так, ложась на орбиту Земли по спирали? Можно было сократить на сотню лет, учитывая долголетие Старомира, криокамеры…

– Как сказал Хакер, вернемся молодыми, – оборвал на полуслове Тёму Архи. – Жизнеобеспечение на корабле отключилось бы через семьдесят лет, остальной путь лежать в «гробу» не по мне. Пан или пропал. А запустить по спирали вас хотел, чтобы не дремали, а просканировали и связались с остатками роботов-рудокопов в поясе астероидов, делая десятки витков вместе. Может чего и приняли бы на борт. Вы все мне долдоните, остановись, остановись, племена не успевают за тобой, так вот и было бы трехсотлетнее затишье.

– Идиот, и выходки у тебя идиотские, – встряла София, – Мог бы для начала меня стереть из гибука, чтоб не обрекать на вековое оплакивание тебя в хрустальном гробу. И с ума не сойдешь – программа не даст, и умереть никто не поможет – все виртуалы.

– Надумала кому морали читать, он Солнечную систему не жалел, когда ЧД творил.

– А что такого? – недоуменно словно напроказивший ребенок повел плечами Архимед. – Она помогла нам пройти Юпитер.

– А если бы черная дыра втянула планету, она газовая? – Тёма от негодования чуть не выпал из монитора, – хватанула легкой материи и затем…

– Ну схопнулся Юпитер, и что? Какая разница, в каком виде он будет находиться в Солнечной системе, масса и ее гравитация останется неизменна, ход планет не нарушится. А вот без звездолета человечеству не видать будущего.

– Вот так всегда, человек решает за всех. Жить другим видам или нет. Сначала Уран отдала найдийцам, теперь Юпитер вздумал в расход пустить. На тебя планет не напасешься.

– Ты не обобщай, хотя и в словах Архимеда есть доля истины, Земля и без его участия сменит солнечный рай на огненный ад, – заступилась за него Софья.

– Все же планетами я не стал бы разбрасываться, – не унимался Тёма. – Солнечные батареи от разнообразной техники достали бы из трюма. Сам бы в криокапсуле пролежал бы весь путь, не тратя на жизнеобеспечение.

– И прилететь на Землю раньше на сто лет, чтоб вывалиться из лифта дряхлым стариком и умереть. Давайте уже несите меня в хрустальный гроб, пока совсем не околел. Думаю, до Земли встану на ноги.

– После второго маневра я все же дополню корабль солнечными батареями, – с упрямством произнес Тёма. – Мы оторвемся от Юпитера со второй космической 54км/сек по прямой и прилетим домой за пять с половиной месяцев. Кстати, неплохая мысль оставить вас в капсулах, это сократит полет на двадцать один день, и не постареешь.

Гравитация звездолета отключилась, и Софья, бесцеремонно ухватив за волосы безбашенного пилота, полетела по коридору к дальнему лифту. Архи, кряхтя, дотянулся левой рукой до личбука и установил свое пробуждение «Выйти из гибернации по восстановлению опорно-двигательного аппарата».

Вся жизнь – коматоз

(Жизнь существует везде, просто формы разные)

Как бы ни был прекрасен наш подводный мир, но я в нем оказался лишний. Надоело жить – тонуть, воскресать – жить и снова тонуть. Почему у меня не получается просто жить или уйти в глубины в грезах и мечтах, покончить раз и навсегда, оборвать все одним махом. Не помню прошлого, нечего надеяться на будущее. Ат нет, спасают, обрекая на последующие муки скитаний.

Трудно жить беспризорнику, без родительского островка, пещерки, не жизнь, а мука. Добродетели из Сейма афалий выдадут, копье, ласты – и свободен, да, еще персональную медузу, дыши ее жабрами. При хорошем уходе за медузой она разрастется на добрых десять метров. Чем не остров? Но есть опасение, что отберут бомжи или бандгруппировка, тебе подсунут крохотную, лишь бы не сдох. Смерть афалии – это самый великий грех, на что не идут даже отморозки, нас мало. И снова нехватка кислорода заставляет бороться за жизнь, всплывать под ледяной небосвод, искать воздушный пузырь, чтоб отдышаться, прихватить в про запас в мешок. От этого челночного подъема за кислородом и погони за уплывающей медузой получаешь обмороки, теряешь сознание и медленно погружаешься в глубины светлых вод. Ослепительный свет и возрастающая жара возбуждают трепет перед встречей с центром Мира, мозг от избытка СО₂ рисует сказочные миражи. Все мифические грезы сплетаются в дивный мир, населенными такими же существами, как и ты, средь цветущих водорослей, под ногами твердая земля и много-много воздуха. Воздуха без воды! Один кислород вперемежку с запахами цветов, вокруг волшебные моллюски с огромными пестрыми крыльями, как у ската, плавают в своем воздушном океане…

И снова тебя подбирают спасатели, ты оживаешь, но теряешь память прошлых лет. Вроде и взрослая особь сообщества, но детство прошло как в тумане, с огромными провалами. И почему бог Юпитер создал нас такими не приспособленными к жизни, почему у нас нет жабр, как у рыб, зачем нам жить в воде без них? На что оказалась способна Природа, так создать этот дивный симбиоз – дышать вонючим кислородом из внутренних полостей медуз, который они выделяют после поглощения углекислого газа из вод или твоего выдоха, и быть привязанный к ней всю жизнь. За это ты их обязан кормить, помогать испражняться, охранять от нападений злобоежей.

Повезло малькам, кто попал к богатым афалиям на воспитание. Они расположились на склонах гор, построив дома с воздуховодом протянувшихся отдельных пещер, в которых находится очистительная система из десятков медуз, передвигаются в водах на электрических скатах. Некоторые из них выстраивают плавающие острова с подогревом, на поверхности воды в воздушных полостях ледяного свода неба. Вершители судеб имеют металлические гидропланы. Правда, они совсем не экономичны, требуют колоссальных затрат, но кто может устоять перед соблазном осуществить мечту, когда деньги жмут? Лучше помогли бы нам, коматозникам, хотя нужно ли? Медузу дают, копье, ласты, что еще надо. Если мы не хотим или не умеем работать на общество, все ждем халявы, когда правительство сделает очередную подачку. Нет, если хочешь жить, то необходимо рассчитывать на себя, а государство пусть ученых поддерживает, им некогда добывать себе пропитание, растить медуз, защищаться…

Благодаря им мы все живем, а не выживаем, как в начале начал, открыли огонь, изобретают технику. И главное, за что им большое спасибо, – ультразвуковая коррекция барабанных перепонок и дефибрилляция гортани: после этих процедур мы легко общаемся под водой и с точностью до полуметра вычисляем расстояния эхолокацией. Контактные линзы из пленок глаз морганов накладываются на твои глаза и срастаются на всю жизнь, дают возможность воспринимать инфракрасное излучение, ведь любое тело имеет свою температуру, и, как следствие, заметно в любой обстановке. До них этим занимались шаманы, смертность и уродства было повсеместно, а сейчас единицы, например – я.

На работу коматозников не берут, работодателю приходится периодически их спасать, лечить. Пробовал притереться к свободным искателям, снова не задача – над уродцами бесполыми постоянные издевки. Волосы до пояса, ладно, можно состричь, но жалко, груди перекачанные, словно наполненные водой, вздутыми буграми торчат вперед, меж ног ничего не болтается, перепонок нет, уши торчком, короче, где я был, когда Юпитер делил красоту? Приходится носить тугие повязки на груди и на поясе, что б не так выделяться из общества. Кстати, может, таких мутантов много средь афалий? Ведь повязки носят многие, особенно пожилые и старатели в опасных районах жарких вод, где кишат гистамины.

Вот и сейчас, не успел впасть в кому да погрузиться в предсмертные грёзы, как снова лапают мое тело вездесущие стражи без стыда и совести. Убедятся, что еще жив, реанимировать будут, сдавят грудную клетку, и кислорода в рот, далее тошнота до желчи, судороги суставы скрючат, бр-р.

– Да пошли бы вы все! – вырвалось из моих уст, когда глоток кислорода, принесенного спасателем, растворился в крови и достиг мозга.

– Вот те раз, я его с преисподней вернул, а он меня посылает, – страж весело пропищал ультразвуком.

Я медленно открыл глаза и увидел принца на белом скате. Он, словно небожитель в радужном ореоле, сиял своими серебряными доспехами в лучах Центра Мира.

– Извини, это я про себя, тебе, конечно, спасибо, но если честно, уже порядком надоело умирать и оживать. Уже и со счета сбился, сколь раз это было, – с горечью на душе высказался я.

– Шестой раз за двадцать циклов лично я вытаскивал тебя с того света.

– Обалдеть, я даже тебя не помню.

– Вот видишь, как везет тебе, куда ни кинь, все свежие новости, – рассмеялся заразительным смехом Страж. – Ну, не вешай нос, в твоих глазах такая скорбь, хоть самому в бездну лезть вместо тебя. Давай, я тебя на скате покатаю.

– Тебе все одно придется меня везти в Город за снаряжением, – ехидно ответил ему я.

– Логично, – призадумался, – тогда прокачу так, что никогда не забудешь.

С этими словами он приложил меня к скату и перетянул ремнями меж ног и через плечи, зацепив карабином за серебряные кольца пирсинга ската.

– До следующего коматоза, – вновь уколол спасателя, – и то, если успеешь спасти.

– Не-е-ет, такое не забудешь, ты мой постоянный клиент, и тебе полагается приз, внеплановую экскурсию на моем крейсере.

С этими словами мы в штопоре ушли на глубину, по очереди дыша из мундштука. До чего же вкусный кислород ската, нет гнилостного рыбьего запаха. И как после такого я вернусь к медузе? Мурашки пробежали по телу. Раздумья о своей никчемной жизни прервали горячие воды глубин. Десять километров преодолев за пятнадцать минут, мы попали, казалось, в парную. Обжигая тело, превратив нас в вареных раков, когда мы влетели в коралловый лес, мой мир фантазий предстал наяву. На огромной скорости проносились под их кривыми разноцветными ветвями, особенно было круто плыть под широчайшим карнизом вверх тормашками, свет из Центра Мира прямыми лучами освещал его причудливо от инфракрасного до ультрафиолетового, чего не увидишь на поверхности в наших обитаемых водах. Все освещение от ядра тверди поглощается в толще воды, и мы видим в основном инфракрасное от тепла объектов и в свете снующих тысячи моллюсков-фонариков. Эти дивные создания всегда стремятся отплыть друг от друга подальше, словно одноименные полюса магнитов. Отпочковавшись от матери, молодая особь также стремится к уединению, равномерно распределяясь по всей толще воды. Эта хитрая странность их поведения помогает освещать весь водный мир до самого горячего водораздела.

Здесь в дополнение ко всему видимому спектру добавился флуоресцентный, от радиоактивного Ядра Тверди. Хрусталик морганов помогал воспринять все, что светится, все краски Вселенной, частично воспринимал даже близкое рентгеновское излучение.

Но хорошего много не бывает, закончился кислород в «сумке» ската, болон сжатого воздуха (НЗ Стража) также на исходе, пора на поверхность. Здесь внизу, воды горчат и пагубно действуют на жабры обитателей верхних слоев океана, поэтому и гонял Страж своего питомца на большой скорости, не давая ему открыть жаберные крышки для выработки кислорода. Повернули в обратный путь из-под карниза и неожиданно встретились с хозяйкой глубин, это была саламандра. Огромная огненно-рыжая ящерица, подняв гребень, преградила дорогу, по глазам читалось, что она давно не вкушала деликатесов из холодных вод. Страж сделал резкий маневр вниз и вправо, держась одной рукой за ремень, второй стреляя из помпового ружья, отравленная стрела которого просто отрикошетила от чешуйчатого тела монстра. Еще несколько пируэтов высшего пилотажа, «пилот» умудряется заряжать оружие и сделать десяток выстрелов, которые не дали положительных результатов. Учитывая большое сопротивление наших тел воде, хозяйка легко села нам на хвост, точнее скату, еще секунда – и он будет откусан.

– Бей током! – вскричал я.

– Нельзя, ты можешь умереть, ты находишься на самом «конденсаторе», и весь разряд пройдет через тебя.

– Меня просто не возьмешь, я уже битый всем, что создано в мире.

– Нет, если и выживешь, то потеряешь сознание, а кислород на нуле. Утонешь или проглотит эта тварь.

Я ни слова не говоря отцепил один ремень и с копьем наперевес скользнул по телу ската в пасть рептилии. Саламандра уже готовилась сомкнуть челюсти на хвосте ската, как я свалился на ее голову и, держа перед собой копье, вогнал в глотку, сам оседлал рептилию задом наперед, надежно уцепившись за гребень. В принципе, по-другому и не могло быть, гребень оказался с зазубринами, как пила, и они со всего маха влезли мне в тело от шеи до паха. Мой ультразвук вынес мозг скату, и он взбесился. Одно серебряное кольцо вырвалось по-живому из крыла, и Страж налетел на меня, добавил мне приятных ощущений. Мы втроем висели на ремне, привязанном к моему поясу, который захлестнул петлей саламандре клыки в стиснутой пасти.

– Вот теперь нам …опа, – с восторгом от боя произнес Страж. – Уже в глазах темнеет.

– Не паникуй, лучше слезь с меня и ползи к своему питомцу, у вас, говорят, ментальная связь, – скомандовал я, – почувствовав тебя, он должен одуматься, и остановится, пропустит воду к жабрам. Один глоток кислорода, и будешь жить, а мне коматоз не в новинку.

Оттолкнул его от себя вверх по ремню, одновременно стараясь незаметно умыкнуть нож напарника.

– Я тебя не брошу, я втянул в передрягу, так вдвоем и выбираться будем, – произнес сердито он, перехватив мою руку в сантиметре от цели. – Ему нельзя дышать в бездне, это болезненно для него.

– Болезненно не смертельно, и если не поторопишься, то и ему нужен будет спасатель. Хвост синеет – признак кислородного голодания…

– Откуда такие познания? – удивленный взгляд пробил насквозь меня, заставив внутренне напрячься.

– Довольно! – громко выкрикнул я. – Марш наверх! Так мы никогда не выберемся от сих.

Несмотря на солидный вес балласта, скат уверенно шел за карниз, ему, как и нам, не хватало кислорода. Страж медленно по тонкому ремню добрался до переднего края крыла ската. Прилег и стал поглаживать его по носу и ноздрям, передавая свое спокойствие. Не сдержался, припал к дыхательному шлангу (точнее, не знаю, как назвать, ведь этот щупальца-воздуховод все ж живой отросток) и сделал легкий вздох, кислорода не оказалось.

Скат поначалу стал успокаиваться, приоткрыл жаберные крышки, пропуская воду, но конвульсивный вздох симбионта из его пустой полости и периодическое мелькание рептилии на хвосте заставило с новой силой устремиться вверх, выйдя из-под карниза. Он понимал, что кислорода негде брать, и нужно пять-шесть минут, чтоб доплыть до ближайшего спасательного поста или прокачать воду и насытить сначала свой организм, затем уже выдать О₂ в меха, но второй вариант был более долог.

– Обрезай саламандру! – кричал я. – Скат боится ее. Вот и летит.

– Нет, он почувствовал, что мне нужен кислород.

– Успокой его, он остановится и откроет жабры.

– Тревога за меня не дает ему это сделать. Он безумен, ему самому необходим кислород, надо ждать, когда у него затуманится мозг, тогда включится инстинкт самосохранения, ему тяжело.

– Режь поводья! Пусть эта рыжая бестия возвращается к себе в преисподнюю.

– Обрезая саламандру, потеряю тебя, это не достойно звания… – произнес он, теряя сознание.

Уйти в глубины одному в сознании, оставив спасателя без оного, просто безрассудно, он не вернется в наш мир, если не избавится от балласта саламандры, не хватит сил ската. Глаза туманились, в полудреме выпутался из петель ремня. Я «шел» по канату на руках, оттолкнулся ногой от пысы саламандры. И вдруг она в предсмертных судорогах решила ответить на мою наглость, раскрыв пасть. Ремень освободился, и скат прибавил немного скорости. Попутно из пасти рептилии вышел литр кислорода, он, попав меж моих, поднялся чуть выше колена, далее скорость сдувала вниз. Я раздвинул ноги, и он достиг промежности и, маленькими пузырьками отрываясь от повязки, уносился прочь течением. На что способно тело, чтоб выжить! Даже и не думал, что так смогу свернуться. Позвоночник хрустнул, и на подсознательном уровне моя голова возникла меж ног, кусая воздушный пузырь раскрытым ртом. Выпрямился, вновь боль в позвоночнике объявила о возвращении позвонков на место. Собрался с мыслями, простился с Миром, решил идти следом за монстром, но подкрепленный непредвиденным кислородом, вовремя заметил, что Страж лежал на скате прижатым к нему моим ремнем, стоит мне его ослабить, и он последует за мной в глубины, пришлось ползти дальше. Вот хвост нашего лайнера. Взяв его рукой, подтянулся и попал под существ. В двух метрах вверху от меня находились надежно прикрытые жаберные створки. Снизу не достать.

– Страж! – из последних сил взвыл я. – Страж! Мне нужна твоя помощь.

Все было тщетно, его сознание не было тренировано голоданием. Снова длительный путь в тумане по спине ската. На полном ходу пронзили огромную стаю гистамин, их мягкие и продолговатые тела, словно испражнения группы афалий, окатили до пят своими внутренностями, разбившись о наши головы.

Добрался до подобия головы ската, потухшие его глаза прикрыты, взгляд сквозь тонкую щелку был устремлен вперед, не обращая внимания на преграды и возню на спине. Заглянул через край крыла вниз, жаберные створки так же далеки. Захлестнул руку Стража своим ремнем, чтоб не потерялся, когда ремень ослабнет без моего веса, сам скользнул вниз, стопой зацепился за кромку крыла, на мгновение тормознул, это дало возможность сосредоточиться, и проследовал дальше. Вот жаберная крышка, пролетая мимо, с оставшийся силой врезал в нее, она, как пружина, вогнулась, и приложенная сила заставила ее сделать колебания и открыться, запуская живительную воду. Скат встрепенулся, выходя из оцепенения, пропустив воду через жабры, он интуитивно продолжил хлопать крышкой. Мне было все равно, после увиденного мной мира фантазии я погружался в мир виртуальных грез, которые вдруг сменились кошмаром.

– Я забыл вставить мундштук Стражу в рот! – раздался мой отчаянный крик в глубинах мирового океана, эхом отразившись в моей черепной коробке.

. . .

– Ну сколько можно издеваться надо мной, – не раскрывая глаз, произнес я. – Вы меня доведете до сумасшествия. Второй раз за цикл.

– А говорил, что забудешь, – его белозубая улыбка снова зависла надо мной. – Я обещал, что не забудешь никогда.

– Это точно, только я уже не понимаю, где реальность, а где фэнтези, в моей голове все клубком. Зря ты рисковал, мне это как дежавю.

– Я здесь ни при чем, я сам очнулся, получив глоток кислорода уже в судорожных сокращениях мышц, слава богу, что это произошло в мелком воздушном пузыре на скале в ямке, из которой я потом пять минут пытался вытянуть голову, чтоб не оставить уши. Скат, пристроив меня, сам соизволил нырнуть за тобой и, заглотив руку по локоть, вытащил сюда. Коматоз, конечно, был у тебя еще тот. Думал, что не вернешься.

– Вернуться мало, главное, в здравом уме, – улыбнулся ему в ответ. – Я сам доставал одного такого, который чуть не удавил меня, затем, не справившись с ориентацией в пространстве, снова ушел в глубины.

– В моей практике не единичны случаи. Ну, хватит о плохом, тебя надо подлечить, во, но как тебя саламандра припечатала, рваная рана через все тело, может, и загноится, нужен воздух Города.

– Ерунда, заживет, но без снаряжения не выживу, давай в ближайший опорный за ним.

– А мы где! Это мой схрон, стражи все имеют такие, и не один. Сейчас выпишу все полагающее.

– И что, у тебя здесь есть ферма медуз? – мое удивление не имело границ. – Я находил ваши тайники, вам Город их закладывает, но чтобы стражи сами выращивали медуз.

– Да, ляпнул не подумав, за медузой смотаем на ближайшую ферму.

Снова уцепившись за ската, направились в родные прохладные воды, под ледяной свод. Получив все причитающееся, я разместился на солидной медузе, которую Страж выторговал у ближайшего фермера за смехотворную сумму, и мы, пожелав друг другу поменьше коматоза и коматозников, разошлись в разные стороны.

Жизнь приняла спокойное размеренное течение, словно двигаешься в траурной процессии. Резкий выпад копьем, и рыбка у тебя на обед, лежи дальше, кислорода тьма. Медуза, выданная Стражем, оказалась королевской, за сорок циклов она имела уже более семи метров, еще немного, и можно будет ее продать выгодно в Городе. Там такие очень нужны, они выделяют много кислорода и выдерживают холодные воды. А мне она особо и не нужна, нет, конечно, я не против оставить себе, но она такая медлительная, путешествовать невозможно, только в течениях. На ее плечи так и норовят присесть нахлебники, двум десяткам помог пополнить запасы воздуха, а последний вообще отказался уплывать, спецом отпустил свой кислородный мешок к небосводу, надеясь отсидеться на плечах моей медузы. Я как дурак повелся, прихватив свой мех, умчал за него, словив под самым льдом, вернулся – никого нет. Самозванец в это время изменил направление, решил угнать мой островок, видно, не раз получалось это делать. На последнем дыхании я настиг его. Вначале отдышался, выслушивая тысячи причин его бегства, затем приступил к воспитанию на физическом уровне. Хоть он и был на ласты больше ростом, но гибкостью тела не обладал, десяток уколов копья охладили его пыл, второй десяток заставил просить пощады. Наполнил ему мех, отправил на все четыре стороны. Вроде все успокоилось, циклы вновь замерли на месте, ловля рыбы на обед, ужин, и сон, раскинувшись на огромной живой шляпе, благодать убила во мене прежнего скитальца в поисках приключений. Депрессия и лень объединились и решили меня добить, раз коматоз не может. Ближайшая перспектива продажи медузы затягивалась. Вот стоило мне подумать о продаже, как беда за бедой, купил жеребца, а он с …

Плыву себе, никого не трогаю, дремлю воткнувшись в щупальце-воздуховод, как вдруг медуза стала сворачиваться, еле успел подхватить копье, и то, догнав в пяти метрах ниже. Кислородный мешок почувствовал свободу, незамедлительно поспешил уйти к небосводу, и, к дополнению ко всему, навстречу мне из глубин поднимался злобоеж. Он оказался молодой, длинна шипов достигала около полуметра, но хвост еще не укоротился, поэтому он сохранил большую скорость и маневренность. Сложив шипы, превращаясь в охапку хвороста с хвостом-ластом в два метра, игнорируя мое присутствие, ускорился к медузе. Я имел небольшое преимущество, мое копье из шипа взрослого злобоежа достигало полтора метра, но что оно могло сделать одно против 600 противника.

Злобоеж не ожидал, что получит сопротивление, наткнувшись на шип соплеменника. Надувшись как шар, лавируя хвостом, он ловко кружил на месте, не давая мне сосредоточиться для атаки, затем резко выпустил воду, словно реактивный двигатель, и хвостом, который в свою очередь преобразился в тонкое полотно пилы, стремительно налетел на медузу, вскрывая её желудок. Этот произвол надо было как-то остановить, чтоб не остаться без кислорода, но как? Впереди зубастая-клыкастая пасть, по бокам шипы, хвост-пила, настоящая машина смерти. Несколько моих выпадов с шипом в руке пустили красную струйку из его хвоста, ответная атака пустила уже из меня струйку крови. Бой затягивался, но более одиннадцати минут интенсивной борьбы я не смогу без кислорода, а мешочек-то ушел к небосводу, к медузе не подойдешь, ее сразу прихлопнет злобоеж, да она сама, изменив шапку-гриб на обтекаемую форму кальмара, включила реактивную тягу, дала ходу от побоища, успев уплыть довольно далеко.

Медленно, но уверенно, здравый смысл, наверное, в сотый раз решил уйти от меня. Но меня так просто не возьмешь, вся моя жизнь – борьба за выживание, и я предпринял последнюю атаку. Наши шипы вошли в тела друг другу, но, в отличии от злобоежа, мой шип длиннее, сумел пробить его воздушный пузырь и выпустил кислород. О₂ с шипением вырвался наружу и, собравшись в шарик, медленно (в связи с малой гравитацией в 1,32 м/с²) проплыл мимо моих рук по шипу злобоежа, задержался слегка на его кончике, мне осталось просто наклонить голову и ткнуть в него нос, втянуть в легкие. Чистый кислород делает свое дело быстро, он вернул меня в боевое состояние. Освобождаться от иголок злобоежа я не стал, превозмогая боль я все дышал и дышал, насыщая кровь живительным газом. В отличие от медузного, вкус газа напоминал земляничную лиману, растущую на самом низменном плато. Когда-то приходилось собирать ее, на рынке она стоила баснословных денег, из-за короткого времени хранения и опасности погружений в двадцать пять километров, а так себе водоросль как водоросль.

Злобоеж также замер, полагая, что на шипах я умру скорее, как любая его добыча, из-за раздутого брюха он не видел, что я делал. Слегка подергиваясь, я хитрил, распустил пояс и шарфик на груди, перехватил ими его жесткие плавники на спине и боковой нижний, сделал себе надежное крепление. Злобоеж почувствовал мое ослабление, сдулся и сложил шипы, надеясь увидеть меня мертвым. В это время я, схватившись за повязки, притянул его к себе, не давая снова поднять шипы, губами прильнув к отверстию с выделяющимися кислородом и кровью. После десятиминутной карусели мой противник сдался, соглашаясь на роль нового симбионта афалий.

Далее в мою жизнь пришло разнообразие – покалывая копьем, я с трудом уговорил его плыть в нужном мне направлении, вдогонку уплывшей медузе. Необузданная лошадка, увидев ее, с новой силой предприняла атаку, не обращая внимания на мои покалывания шипом. Но подплыв поближе, он равнодушно отвернулся от нее, это была великая тайна злобоежей. Почему он ее не атаковал до конца?

Злобоеж, выбившись из сил, потеряв изрядно крови, ослабел так, что я решил привязать его в себе. С ним было даже удобно, он плавает быстрее, чем медуза, кислород из пробитой дыры выходил завидной порцией, плюс ароматизированный дорогим запахом. Впрочем, он ему не нужен, как и скату, пока не спит, а мне его порции хватает довольно прилично, но все же приходилось обращаться и к проверенному вонючему. Если отгодовать до взрослого возраста, можно путешествовать даже без медузы, главное, суметь его выходить и приручить. Но что-то он стал сдавать… И чем его кормить? Рыба нас обходила стороной. На свой страх и риск потерять его отплыл в сторону и подбил пару крупных рыб, но пленник есть отказался, пришлось отдать их медузе.

Пока я ломал голову, что делать, загадка решилась сама собой. Проплывая мимо меня, дикая ядовитая медуза норман вызвала большой интерес моего монстра, он вяло рвался в атаку. Поддавшись любопытству, я подплыл к жертве, злобоеж хвостом вперед разрезал ее пополам и заглотил содержимое ее желудка. После этого он набросился на стайку рыб, которая быстро ретировалась стороной. Любопытство захватило меня, раз ему нравятся медузные отходы, надо предоставить возможность поесть вдоволь. Опустились глубже в более жаркие воды, ведь норманы не плавают в одиночестве. Точно, как и предполагал, под нами находилась огромная плантация водорослей. Отвязав неокрепшего своего ручного монстра, нырнул вниз, прошуршав по зарослям, расцарапав тело мелкой наждачкой листвы, выгнал десяток медуз. Одна из них была огромна, и через желейное тело просматривался полный желудок. Пленник, уже не бросаясь с голодухи, медленно как бы осматривая пациента, поднырнул под брюхо и сделал надрез в боку аккурат напротив желудка. Содержимое вышло густой массой, средь всего было несколько рыбешек. Учитывая регенеративное свойства медуз, она еще долго будет жить, даже рубца не останется от профессионального вмешательства, бывали случаи, что две половинки медузы образовывали две новые особи. Доктор заглотил содержимое, а рыбку оставил на десерт. Жмурясь, долго чавкал, прежде чем проглотить.

Вернулись к своей медузе, после размышлений я вогнал ей в анальное отверстие руку и достал непереваренную рыбу, отдал злобоежу, он с радостью ее употребил.

– М-да, теперь она голодная.

Из-за шляпы сверху выскочила стайка килек, удар пики подцепил три рыбки, затолкал в ее пустой желудок, осмотрелся, больше нет поблизости. Пленник оказался сообразительный, проследив мои действия, решил помочь, на своей скорости раскрывая клыкастую пасть, гонялся за дичью, словно собака на поводке из моих повязок. Через десять минут желудок медузы заполнили под завязку.

Злобоеж под занавес умудрился атаковать метровую акулу.

– Ну как мне ее втиснуть, – глядя в его милые глаза, отпустил добычу. – Медуза не безразмерна, желудок переполнен. В следующий раз помельче лови, хорошо?

Симбионт обиделся, надулся шариком и не реагировал на мое присутствие, всякий раз подымая шипы, когда я пытался погладить его по голове. Зато через полцикла, когда я приступил к опорожнению желудка медузы, злобоежа было не узнать, он выписывал такие восторженные пируэты.

Мы подружились, и я решил отпустить его с поводка. Злобоеж сам следил за полнотой желудка медузы, когда сквозь прозрачное желейное тело цвет содержимого менялся на темно-синий, тыкал меня иглой, чтоб я быстрее угощал его. И сразу уплывал на рыбный промысел, приносил столько, что хватало и мне.

Впоследствии я сделал вывод, что в нашем мире все завязано на симбиозе. В желудке медузы собирается много мелких рачков, скелетов от рыб, которые не могут перевариться, тогда мы прочищаем его, сохраняя жизнь ей и себе. В дикой природе этой процедурой занимаются злобоежи, они не имеют кишечника, и им приходится добывать уже готовую питательную субстанцию. После ее употребления они могут проглотить и живую пищу, пока в желудке находится биоактивная масса медуз, которая продолжает переваривать все содержимое. Чтоб не умереть, они должны постоянно кого-либо съедать, дабы не допустить пустоты желудка. Взамен в благодарность медузам он своей безрассудной агрессивностью рубил все на своем пути, засыпая мелко изрубленной биологической массой всю округу, которая, в свою очередь, оседала на водорослях. Затем поглощалось мелкими ракообразными и мальком, а после окончания замкнутого цикла все попадало в желудок медуз.

Проплывая мимо меня, афалии с удивленными лицами от восхищения вперемешку со страхом спешили уплыть от греха подальше. Путешествуя по течениям, мы приближались к Городу, и здесь случилось то, чего не ожидал. Сотни афалий, заметив, что колючий монстр у меня на привязи, совсем потеряли страх, подплывали так близко, что злобоеж кипел от злости, бросаясь на них, но зевак не уменьшалось, казалось весь город вышел поглазеть на диво дивное. Один зевака на сытой медузе подплыл так близко, что звериный инстинкт колючего монстра не выдержал своего пустого желудка и произвел атаку, разрезав медузу пополам, заодно и наездника. Находящиеся неподалеку стражи кинулись в защиту, выпуская из скатов разряд тока, зеваки замерли от шока, злобоеж отступил за меня, слегка вздрагивая, но сменить свой гнев на милость не желал.

– Не стреляйте! – я перекрыл линию огня арбалетов и помповых ружей. – Эта моя собственность. Опытный образец приручения новой породы в борьбе за выживание. Я провожу исследования…

– Если он твой, то останови его, ты должен ответить за смерть афалии, – ревела толпа.

– Он не желает вам зла, ему надо всего-то покоя. Я просил вас держаться подальше. Уйдите на пару десятков метров, ему чуждо скопление каких-либо существ.

– Так зачем же ты его привел в Город? – задал вопрос блюститель порядка, держа помповое ружье на взводе.

– Тмин, подожди, я отвечу на этот вопрос, – вперед выплыл Страж, расталкивая толпу с противоположной стороны, и с напущенной интонацией, стоя на скате, приклонил колено и добавил, – приветствую тебя, мой спаситель.

Толпа, увидев приклоненного стража, быстро затихла, это был знак большого уважения имеющих заслуги перед обществом. Лишь скрежет клыков злобоежа было слышно на сотню метров.

– Ты!? Вот не ожидал увидеться, – радость перекрыла мое смятение.

– Ну как, счет увеличил? – улыбаясь своей восхитительной улыбкой, медленно повернулся он к толпе. – Перед вами естествоиспытатель природных явлений, исследователь глубокого коматозного состояния. Он работает над скрытыми возможностями афалий в состоянии кислородного голодания, также подбирает разные варианты симбиоза для облегчения нашей жизни.

Толпа сначала затихла, а затем разразилась овациями.

– Но как быть с умершим? – выплыл вперед старик. – Он был мои воспитанником и преемником. Пусть ответит за злодеяния.

Толпа тут же сменила настрой и угрюмо зароптала.

– А кто просил вас окружать и дергать за иголки злобоежа? – повысил голос Страж. – Вы и теперь в присутствии Закона норовите заглянуть ему в пасть.

Молодой афалия, нацепив на палочку мидию, тыкал ею в оскал, находясь в полуметре от ужаса. Злобоежу достаточно одного движения плавника, чтоб увеличить количество жертв. Хвост лихорадочно завибрировал в напряжении. Толпа затихла в ужасе. Я осторожно заплыл снизу и дернул смельчака за ногу, в это время рука Стража метнула светящий шарик на проводе, и разряд ската через него сбил атаку монстра, а молодому афалию вырубило сознание, но в судороге он смачно припечатал ластом мне по физиономии.

– Тихо! Я есть Закон и не потерплю непослушания, – вмешался в разговор доселе молчавший второй страж Тмин. – Если вы не разойдетесь, я применю силу. А вас, – тыкая в меня помповым ружьем, но вспомнив о жесте приветствия своего напарника, слегка наклонил голову, – прошу последовать за мной. Мы с компаньоном организуем коридор безопасности за окраины Города, или у вас иной маршрут?

– Нет, пожалуй, вы правы, общество слишком любознательно, чтоб принять нас к себе, – с трудом сформулировал заумную фразу, как положено для ученых мужей.

Покрикивая на встречных, процессия: страж – я на медузе – злобоеж – страж, медленно продвигалась прочь от Города. Все мои мечты рухнули, а хотелось организовать театральный показ боя «афалия и злобоеж» и по легкому заработать энную сумму.

– Эхе-хе, что такое, не везет, и как с ним бороться, – вздохнул я.

– Что так печально? – услышал я в ответ.

– Да все не складывается жизнь.

– Ничего, не везет в смерти, так повезет в любви, – включил улыбку Страж.

– Ха. Чтоб любить, надо на острове жить, вроде так говорят. Это не про нас, смертных.

– Любовь бывает разная, не обязательно похотливая.

– А ты пробовал эту похоть? Вам стражам доступ на остров свободен, – полюбопытствовал я.

– Не-а, чтоб этим заниматься, надо не лезть в воду много-много циклов, и то не факт, что получится.

– Дивно, променять все красоты океана на какую-то похоть в сыром промозглом шалаше, – встрял в разговор впереди плывущий Тмин. – Ну, вроде, прибыли, здесь ты в безопасности.

– Точнее, общество от твоего питомца, – с лихим разворотом на сто восемьдесят градусов стражи умчали в обратный путь.

– И снова один, когда хочется поговорить с нормальными афалиями, так у них служба, а если какой-либо идиот, так сам не знаешь, куда деться, – посмотрел им во след. – Может, и я идиот для них?

Немного поплавал с монстриком, наловили рыбы, накормили медузу, улегся отдохнуть после всех передряг. Сон не давал покоя: «афалия, разрезанная пополам моим злобоежем, в отместку взяла пилу и разрезала мою медузу, кислород весь вышел, и я погружаюсь в глубины…»

Очнулся в горячем поту, в воде это, конечно, не заметно, но жара оказалась наяву, я тонул, рядом со мной погружались дольки королевской медузы, моего лучшего райского островка. Надо мной вдалеке шел тихий бой, моего злобоежа окутала камелия, медленно нарезала его на дольки. Чудно, что не попал в кольцо и я. Все, что я видел во сне, видел сквозь дрему, ну почему я не проснулся раньше? Злобоеж ревностно охранял меня и медузу, это и усыпило мою бдительность, хотя что я мог бы сделать с пятиметровым гибким эластичным ножом. Теперь трепыхаться бесполезно, медузы нет, нет и кислорода, в голове уже возникают радужные леса, плыть куда-либо уже не поможет. Прокричал о помощи так, для успокоения души, зная, что здесь не людные места.

– Не везет мне в смерти… – улыбнулся я, вспомнив белозубого стража. – Стоп, а почему именно белозубый?

Предо мной в глубине сознания я мысленно сбросил с него доспехи – он был весь шоколадного цвета, как камень, выброшенный из вулкана, так же рельефно грубо отесан, одна яркая белая улыбка во мне что-то заводила.

Мысли, мысли, снова туман застилает разум. Возрождается перед глазами дивный мир фэнтези, надеюсь, что это в последний раз. Кислорода в крови не осталось ни крохи, по телу бегут судорожные мурашки, жара нестерпимо возрастает, но кожа ее уже не воспринимает как агрессивную среду. Толчок в зад, удар головой, прилив чистейшего кислорода проник в легкие.

«Успели спасатели, – мелькнула грустная мысль. – Но как? Они покинули меня за цикл ходу».

В надежде увидеть старого знакомого с его незабываемой улыбкой открыл глаза, вокруг никого нет, я приземлился задницей на крохотном выступе скалы, провалившись головой под козырек, в котором образовался пузырь воздуха. В воде возле вулкана мельтешит огромное полчище ракообразных – поглощают минералы, и чистые капельки воздуха от них, словно газировка, поднимаются вверх, заполняя нишу под козырьком с моей головой. В мозгу посветлело, кожа вернула ощущение жары, давление воды затрудняло дыхание, значит, тонул где-то километров десять. Огляделся, в стороне немного выше, метров на триста, снова просматривался пузырь. Не спеша, чтоб не обжечь тело от быстрой смены воды, доплыл до него, отдышался. Эхолокацией просканировал скалу вверх, насколько смог «кричать», и на счастье, еле слышный отряженный сигнал сообщил о пустоте выше на два километра, там вода должна быть попрохладнее, если вулкан не свеж.

В принципе, я мог с одиннадцатиминутной задержкой дыхания, плюс торба воздуха на два вздоха… да, торбы нет. Ладно, добрался бы и так до умеренной, обжитой глубины, только кто даст гарантию, что там обнаружится пригодный для дыхания пузырь или афалий с медузой. В принципе, другого выхода нет, на всякий случай насытил кровь кислородом до опьянения, сделал очередной заплыв повыше.

Здесь меня ожидал большой сюрприз: под нависшим карнизом имелась огромная дыра. Подтянувшись на руках, влез в грот, передо мной предстала целая пещера, по углам валялись кости неизвестных созданий, один скелет напоминал тело саламандры. Видно, она здесь не раз пировала, пока сама не склеила ласты. Местечко оказалось довольно уютным и просторным, заполненным кислородом, разбавленным скверным запахом, но дышать можно, вода при входе умеренно горячая, порядка +20–25^о С. Снизу, откуда я вынырнул, струилась цепочка пузырьков, которые лопались на поверхности воды, подержал пригоршни над ними, вдохнул – он. Колония моллюсков внизу выделяла туман пузырьков, они, собираясь под нижним карнизом в крупные капельки, продолжали путь вверх, пока не достигали этого грота. Сбылась мечта идиота! Мечтал о собственном островке в небесном пузыре, а нашел пещеру с бесплатным подогревом и отличной вентиляцией, да еще с возможностью пройтись ногами по камням, но сил больше не было, борьба с погружением измотала вконец, ничего не хотелось, просто лежать и мечтать, любуясь свечением прозрачных сталактитов, преломляющих свет от плесени глубин.

Как здорово лежать на теплом камне: кожа высохла, стала упругой, зарумянилась от яркого блеска центра Мира. Интересно, что там в глубинах горит, что вода не может потушить его? Вулканы и те, с годами затухают, ученые, поди, все знают, они и огонь смогли развести в небесных пузырях, а до этого все жили одинаково, равными, как предначертано Природой. Правда, вокруг царил хаос, бесконечная борьба за выживание, кто сильнее, тот и прав. На то мы и умные создания (меня, коматозника, это не касается), чтобы взращивать моральные устои, воспитывать в себе и окружающих благородное отношение, выдумывать устройства на свою голову.

Интересно, есть ли конец познаниям афалий, есть ли граница всезнания? Начинать проще, большого ума не надо: убил злобоежа, вот тебе и сотня иголок для копий, затем первый арбалет из жил камелии. А что дальше?

Мысли оборвались, мозг, напрягаясь, с трудом выдал архивные данные, собранные со всех уголков водного мира афалий.

Следующим этап развития афалий – это освоения небесных пузырей под ледяным сводом Вселенной. Накачавши газом шкуры камелии, они всплывали на поверхность огромными шарами, на них укладывали скелеты рыб, переплетали водорослями и насыпали грунт, поверх всего укладывали створки ракушек, вырисовывая дивные узоры. На таких островах собрались Великие Мужи. Появился костер и пошло-поехало. Технический прогресс поднял на более развитую структуру жизни общества афалий. Магов и колдунов заменила медицина и ученые. Научились добывать железо, электричество. Теперь уже доктора принимали мальков у Небесной Матери.

Это какой фантазией должен обладать бог, чтобы сотворить водный мир под небесным ледяным сводом! А вообще, что я знаю о Мире в свои?.. М-да, даже большие циклы жизни не знаю, гребаный коматоз! – с досады сплюнул и повернулся на бок.

По заверениям ученых, толщина воды от пяти над вулканами до пропастей в сотню километров. Местами есть огромнейшие плато, которые располагаются на разных уровнях, поэтому отличаются разнообразием флоры и фауны. Средний уровень обжитого дна – десять-двадцать километров, остальное дно на уровне семидесяти, есть и огромная впадина с глубиной более ста двадцати.

Заканчивает строение твердое ядро Мира, которое плавает шариком в воде и притягивает все, что тяжелее воды. Сила давления с глубиной также растет слабо, что дает возможность афалиям нырять до двадцати пяти и жить на глубинах до пятнадцати километров.

Свет, исходящий из глубин, в основном синий, остальной спектр поглощается толщей воды, но серость, то есть синюжность, плюс возможность видеть в инфракрасном, немного разбавляется свечением минералов под воздействием радиации, исходящей из недр ядра, также участвуют в иллюминации многочисленные фосфористические моллюски, плесень, грибки и т.д. Ледяной небосвод преломляет лучи света, изменяя его спектр. Над Городом куполообразный ледяной свод с примесями солей, при неоднократном отражении лучей, создает белый свет, помогает видеть натуральные цвета предметов, он идет со всех сторон, короче, теней почти нет.

Центр Мира колеблется, смещается по отношению к ледяному небосводу, образуя постоянные течения с экватора к полюсам, преимущественно к южному, плюс вулканы вносят дополнительные потоки. На глубине более тридцати километров существует вода, которая плотнее нашей обычной, ученые, подкрасив ее в сосуде, выливали в океан под небосводом, и она каплей продолжала тонуть много километров. Этот феномен дал объяснение, почему горячая вода не может подняться вверх и растопить ледяной небосвод. Она остается тяжелой, даже если нагрета в два раза больше пресной воды. Конвекция, конечно, смешивает ее, но у самой поверхности ледяного свода концентрация очень ничтожна. Многокилометровая толща воды и повышение температуры к центру Мира не дают изучить подробнее. Ученые спускали батискаф из металла и достали исследователей, сваренных вкрутую, больше попыток не предпринимали. Говорят, что где-то к полюсу ледяной свод спускается на большие глубины. Вода, вращаясь вокруг Тверди в одном направлении, на полюсах образует мощные водовороты, которые засасывают все к Центру Мира.

После создания механического усилителя ультразвука молодой ученый-фантаст афалий Галилей вообще выдвинул самую абсурдную гипотезу, что ледяной небосвод – всего-то ледяная корка толщиной в тридцать-пятьдесят километров, а дальше распространению волн препятствует отсутствие материи, и бог Юпитер не что иное как такой же мир, как и наш, только в тысячи раз больше, если способен удерживать нас от падения в пустоте. И это все согласуется с циклами движения нашего ядра, равными семидесяти двум часам обращения вокруг него. При котором наблюдается изменения расстояния от вулканов до небосвода порядка до четырехсот метров. Это период, когда наш мир стремится убежать от потустороннего мира и, как на резинке, вновь притягивается к нему, в это время свечение недр и небесного свода увеличивается почти в два раза. В его теории все физические законы движения ядра, небосвода, формулы легко и точно ложатся на наш мир. И главный вопрос ученых решается сам собой: почему Центр Мира не падает в одну сторону небосвода, он же не магнит, отталкиваемый со всех сторон.

Стоп!

Наоборот, он притягивает лед по кругу, а вода не дает: если бы космос был цельным массивом, то обязательно притянул бы его к одной стороне.

Я вскочил так, словно током ударили, и не рассчитал с гравитацией, взлетел к потолку и сломал красивый, сверкающий радугой сталактит головой, и эта радуга вошла в мозг, вылетая из глаз.

– Если космос – это плотный бесконечный лед, то сила притяжения у него должна быть сильнее, и мы притягивались бы к нему, а не к ядру. Пусть ядро тяжелее, и оно падает на лед, растапливая его перед собой и создает течения, тогда позади был бы замерзающий к концу хвост, значит, наш мир должен висеть на одном месте или передвигаться с ледяным сводом в пустоте, как у Галилея…

Но боль и шишка на затылке помешала дальнейшему развитию моей гипотезы.

– Что дальше? Факты бурения льда гипотезу не подтвердили, с глубиной (или если быть точнее, с высотой, бурили скважину вверх), лед становится таким холодным, что металлы кристаллизовались и разрушались, и замерзали все известные антифризы, от крови мусорогов до мочи хандровников. При замере температуры на десяти километрах от воды мороз превышал минус пятьдесят градусов.

Ядро, или как называют – Центр Мира, вращается относительно небесного свода, очень медленно, даже циклы никто не знает.

Забыл про отсчет времени:

Год или Большой цикл = 100 циклов (102.8 для ученых);

Цикл = 85 часов (это время, когда Центр Мира делает полный круг колебания относительно небесного свода);

Год = 8760 часов (если поделить на 24 часа получим…).

В принципе, никто не считает ни часы, ни годы, в основном, пользуемся циклами, и то, плюс-минус десяток. Зачем они нам, афалиям, живущим в спокойном мерном подводном мире, еда всегда под боком проплывает, пить в любом уголке Мира, главное, чтоб был с собой всегда кислород, других и нет забот.

Весь мир можно обогнуть за четырнадцать циклов, если попасть в хорошее течение, или на скате, не утомляя его. На ластах без течения уложишься в двадцать восемь. Дрема сделала свое, мысли перешли в стадию сна.

Немного раздумий и крепкий сон после длительного кислородного голодания вернули мне силы и настроение. Теперь у меня был свой тайный мирок, кислород поступал с завидной скоростью, немножко бы уменьшить температуру, и это был бы рай.

Первый раз в жизни поднялся на ноги без поддержки воды, сильно качнуло, чтоб сохранить равновесие, взмахнул ногами, как ластами, в стороны, и опять получил сталактитом по голове. Снова туман в глазах, в дополнение шлепнулся на острые камни попой. Волосы, высохшие, взлетели, словно водоросли-нити, и мягко легли на плечи, грудь. Кожа, избавившись от лишней влаги, сделалась упругой, как у знатных особей.

Вторая попытка увенчалась успехом, ноги быстро привыкли к вертикальному положению тела. По мере продвижения в глубину грота кислород быстро уменьшался, затрудняя дыхание, из расщелины в скале струился вонючий сизый дымок, пару камешков с мокрым илом – и смрадный запах серы из пещеры заменился кислородом, за каменным сводом вверху что-то булькнуло, вероятно, смрад прорывался наружу. Желудок требовал питания, но как уйти отсюда, не теряя райского уголка? Конечно, соседство вулкана райским не назовешь, но это лучше, чем скитаться по Миру, боясь очередной потери сознания.

Сделал заплыв, осмотрел окрестности, собрал рачков: на вкус не то что бы вкусные, но и не мерзкие, горечь со сладостью смешались в кучу. Прихватил со скалы прилипшую камбалу, вынул из нее потроха, и получился довольно приличный мешок для кислорода. Казалось, отплывал недалеко, но попутал пещеры, и к последнему вдоху воздуха из мешка наконец-то попал в свой схрон. Эхолокация могла обнаружить воздушный пузырь тайной пещеры только снизу, а вниз, в пекло, опускаться желания не было.

За второй цикл освоил прибрежные скалы, собрал запас ракообразных и моллюсков, натаскал водорослей, решил обдумать свое положение.

– О чем это я размышлял? Кажись, о строении Мира, а толку? – растянувшись на сухих водорослях, принялся к обсуждению дальнейших действий.

– Что я имею – грот, подходящий для жизни, – подумав, продолжил. – Что имел медузу, жизнь не удалась, злобоежа – привело к гибели особи. Может, хватит экспериментировать, блуждать по течениям. Других городов больше не… стоп, еще есть один маленький возле Лона Матери. Может, проведать, вдруг и мне выделят малька на воспитание.

После этих слов я разразился диким смехом, представив себя, уродца, рядом с самым чудесным созданием Вселенной – детенышем.

– А что!? У меня теперь есть кислородный мирок с большим количеством пищи, бр-р, не очень вкусно, но много. Целый дом, где можно ходить ногами, кстати, ласты можно снять, – с этими словами я плюхнулся на камни и содрал ласты. – О-о! Без них приятнее ходить. Интересно, вообще снимает их кто-нибудь когда-нибудь за всю жизнь, кроме, конечно, тех, кто живет в городе? Кислород превышает норму, так что никто не скажет, что я коматозник. Можно устроиться на любую работу. Анализ крови, наоборот, приведет работодателя в замешательство, подумают, что я высший чин, с тайной проверкой пожаловал. Ха-ха. Будем менять жизнь! – рассуждая сам с собой, я бродил по кругу пещеры, строя заоблачные планы, и если я предоставлю свое жилье, то…, его сразу кто-нибудь отберет, а то просто меня убьют. Злобоеж мне в зад! Придется хранить тайну. Набросаем план:

Хорошенечко запомнить пещеру на много километров.

Найти высокооплачиваемую работу, кровь позволяет.

Отловить и приручить ската (до работы добираться).

Купить баллон с насосом для кислорода и арбалет.

Гм-м… Что на пятое? Полюбопытствовать, посмотреть полюс с водоворотом.

. . .

Первый пункт выполнил вскоре. Отплывая все дальше и дальше, запоминал место пещеры на горе и расположение вулкана в водах океана. Конечно, горы перемещались по отношению к ледяному небосводу или, наоборот, небосвод, но за свою жизнь, путешествуя по течениям, не единожды умудрился обогнуть Центр Мира, подсознательно запоминая рельеф Неба и Тверди средних глубин мирового океана. С двумя торбами воздуха и накачкой крови кислородом я обследовал радиус в часе плавания от пещеры. Поднявшись в жизненные воды, то есть 14–18⁰С, просканировал склон горы: предо мной оказалось обитаемое плато. На чистых плантациях низкорастущих водорослей размещалась ферма по разведению лангустов. Полакомиться не успел, фермер с арбалетом на шее выплыл навстречу, пришлось включать дурака, переводя разговор в мирное русло.

– Извините, я нечаянно выплыл на вашу ферму.

– Ты кто такой, или чей будешь? – холодным вопросом встретил старик, мой смиренный вид заставил его руки опустить арбалет.

– Меня зовут, кхм, – заикнулся я (имени мне не дали, воспитателей у меня не было).

– Кхм? – удивленно переспросил фермер.

– Нет, я не знаю, как меня зовут. Я, я коматозник и уродец, – не сдержав нахлынувших эмоций от постоянных придирок окружающих к моей персоне, выпалил с мощным ультразвуком.

– Ну-ну, прекрати, коматозники тоже нормальные особи, как и все, просто им меньше везет по жизни. А насчет уродства готов поспорить, твои густые длинные нити шерсти при покачивании волн завораживают меня, старика, а что до гениталий, – фермер скосил взгляд вниз. – То это пережитки древних времен, когда скалы торчали из воды и афалии ходили по земле ногами.

– Ой! Как интересно, вы первый афалий, кто захотел со мной беседовать о высоком. Мы жили на островах? – нарочито взволновано произнес я, ослабляя суровость старика. – Так вот почему у нас нет жабр и ультразвуковую коррекцию делать приходится.

– Браво. Для коматозника это большие познания. Кстати, меня зовут Валерион.

– Я часто, точнее, когда выпадаю из мира сего, вижу Твердый Мир, воздушный мир. Я думал, это из-за нехватки кислорода, может, это память предков, а может, я жил в нем в детстве.

– Жить-то вряд ли, это было миллионы циклов назад, когда афалии отказались жить парами, по начертанному Природой, занимались только блудом. Господь разгневался, сбросил светило с небосвода наземь, оно пробило твердь и расплавило, образуя огромный шарик. Вода равномерно растеклась по нем, затопив все, но кипучая твердь до сих пор порой прорывается вулканами. Небеса остыли, превратившись в лед. От такого переустройства Мира слабейшие особи одного пола исчезли, оставив на вымирание вторую половину, – резко оборвал слова фермер. – Блудствуйте! Если сможете. Но детей вам не видать, – словно на митинге, он с новой силой вскрикнул, задрав голову вверх.

– Так откуда я появился? И другие младшие особи? – в недоумении я взглянул на печальный вид старика.

– Бог, смиловавшись над нами, раз в цикл из пещеры небесного свода ближе к южному полюсу, из Лона Матери, посылает нам малька для поддержания популяции афалий, видно, не пришло время искупления греха. Сейчас там обосновалась клиника, медперсонал дежурит круглоциклично, ведь младенец проходит многокилометровый туннель, прежде чем попадет в относительно теплые воды. Многие взрослые афалии годами стоят в очереди, в том числе и я стоял, на получения права воспитать ребенка, – старик тяжело вздохнул и с горечью в устах продолжил. – Мне уже не получить, не воспитать себе преемника. Боже, смилуйся! Верни вторую половину особей, верни возможность растить детей.

– Миллионы лет…. За это время Центр Мира может остыть, постоянно охлаждаясь водой, тогда и закончится Искупление, – предположил я.

– Это вряд ли. По преданиям, бог Юпитер терзает душу нашей Тверди, не давая ей остыть, этим он терзает и наши души.

– Разве боги есть?

– Бог был всегда и будет навеки. Вот мы создаем свой мир, зачем?

– Чтоб лучше жить.

– Зачем? – вопросительно взглянул Валерион в мои глаза. Острый пронизывающий взгляд, казалось, прошел насквозь, подавляя мои намерения сказать пакость в ответ. – Потому что мы строим его не только для себя, мы строим для будущих поколений.

– Зачем? – задал я его же вопрос.

– Не знаю. В поколениях наше будущее, чтобы достойно заняли наше место, и мы не только строим наш огромный мир, но и воспитываем его, лелеем, – помолчав, продолжил. – Так же с нами поступает Бог, он нас создал, как детей, и растит для настоящей взрослой жизни.

– И когда она начнется? Может, мы уже, наоборот, угасаем, раз нас наказал он, свергнув в пучину вод с тверди.

– Теперь мы пока копаемся в песочнице. Мы родились в большом мире, теперь проходим детский сад, и это наш маленький мир для маленького народа. Вот когда мы возмужаем, нам предстоит познать ледяной небосвод.

– Добраться до бога Юпитера? Разве это не кощунство?

– Скорее, это последнее испытание. Мы должны проникнуть через холод и предстать в поклоне перед Всевышним.

Незаметно для себя мы подплыли к его домику. В нем, в клети, плавали три медузы, выпуская пузыри кислорода под потолок. Весь домик представлял собой шарообразную чашу, сложенную из камня с круглым потолком, по нему была натянута шкура камелии, которая не пропускала кислород наружу, посреди комнаты был сооружен постамент, на который Валерион любезно предложил влезть.

– Круто! – воскликнул я, когда прилег на верхнем камне, очутившись в воздушном пузыре.

– Я сам придумал, – заливаясь краской, произнес старик. – Правда пришлось много лангустов отдать, чтоб мне на гидроплане приволокли эту большую каменную плиту.

– На гидроплане?! – восхитился я. – Это что, миллиардеры работали на простого фермера?

Вслед мною сказанному старик рассмеялся от души.

– Я фермер не совсем простой, – произнес старик, прищурив глаз. – Мои лангусты самые вкусные под Сводом. Их поставляют самому Верховному.

Видя мое удивленное, перекошенное лицо, добавил: «Еще я нелегально плачу начальнику базара мзду. А он, в свою очередь, не подселяет ко мне конкурентов, а давеча разрешил выкупить все плато. За деньги можно сделать все, правда, потом пришлось голодать с полгода, пока восстановил поголовье лангустов».

– Да-а. Все одно этого стоит, – не скрывая зависти, произнес я. – Теперь и обсохнуть можно. И… – оборвал фразу, вспомнив свой грот.

– Что «и»?

– А почему ты не захотел обтянуть и стены шкурой, жил бы, как на острове. Ногами ходил бы по тверди.

– Такое пробовали многие. Во-первых, надо больше медуз, а это существенно увеличивает размер дома, и строить надо в два яруса, плато ровное каменное, камней не соберешь здесь на поверхности, снова возить за десятки километров, денег не хватит. Во-вторых, медуз надо кормить, мне одному это не под силу. В-третьих, и это самое главное, воздух застаивается, и в нем заводятся болезнетворные бактерии, плесень, требуется постоянная уборка, содержание дорогих моллюсков-санитаров.

После дружественной беседы старик взял меня в компаньоны, дал мне имя Софэлл, в честь бога светлых недр, откуда я к нему и приплыл.

Время потекло быстрее и интереснее, по очереди гонятся за лангустами, поворачивать стада назад на поле. К концу Большого цикла, когда вода заметно холодала, они норовили сбежать на глубину. Теперь, когда мы взялись за фермерство вдвоем, дежурили по очереди, загонять их в каменные ниши на время отдыха больше не приходилось. Поголовье увеличилось в три раза, на рынке они выглядели намного солиднее соседей, их охотнее раскупали и действительно часть поступала в дворец Сейма.

Вскоре собрав денег, купили арбалеты, также получили разрешение на помповое оружие, оно считалось особо опасным, ношение допускалось строго охране и спасателям. Так как фермер относится к категории охраны и ведет отшельнический образ жизни, Валериону выписали его, но получить все как-то не получалось, маломальские зацепки оттягивали сроки выдачи.

– Хондровники! – разбудил возглас фермера.

– Лечу! – крикнул я в ответ, поворачиваясь на другой бок, – достали они, пять набегов за мою смену, помощи я не просил, а ему помогай, сам дрых аж стены тряслись, а теперь засуетился.

– Софэлл! – донеслось снаружи. – Их сотни!

Хондровники часто наведывались за лакомством, но это были группы по три, максимум семь, – юркие шерстяные чулки длиной в полтора метра с хвостом и короткими лапками. Имея длинный хвост-ласт, словно молнии, проносились над стадами. Подводил их лишь малый рот с короткими зубками, на скорости не успевали надежно ухватить жертву, а медленнее плавать не давали мы: наши стрелы из арбалета успевали достичь цели.

– Софэлл! Гибук тебя!

Меня словно током пробило из глубин сознания. Я выплыл наружу и тут же был сбит десятком агрессоров, которых гнал на меня Валерка (так я звал старика, считая, что имя Валерион слишком важное для простого фермера). Хондровники шли по дуге, и я пошел на перерез, немного не успел. Увидев меня, они изменили направление, плавно ушли в сторону и снова вышли курсом на стадо. Я снова пошел кратчайшим путем.

– Валерка! Давай за мной и ближе к центру встречай.

Фермер не внял моим словам, продолжал гоняться следом, пытаясь достать их стрелами.

Оценив обстановку, я рванул в гущу лангустов и прилег на дно, и не ошибся: туча хондровников растянулась ковром и стремительно шла на снижение. Два выстрела арбалета принесли положительный результат, далее дистанция сократилась, и я быстро поднялся с двумя копьями в руках, правое сразило одного в глаз, левое прихватило сразу два, третий сорвался, меня развернуло, и в это время получил десяток ударов в спину, унеся с собой.

– Гибук! – я выдал писком ультразвуковой волны слово, поднявшее меня с постели. – Вас побрал!

Нападавшие впали в ужас, увлекая за собой всю округу.

Я лежал в сотне метров от сражения с распростертыми руками, держа копья с результатом охоты, дожидаясь, пока отойду от контузии. От ультразвука такой силы мой мозг забыл все звуки мира. Надо мной завис Валерион, то размахивая руками и крутя пальцем у виска, то хлопая себя по ушам, видимо, и ему досталось.

– Что такое гибук? – шепотом спросил его, боясь ощутить боль барабанных перепонок.

– Не знаю, – последовал ответ, словно из глубины.

– Но ты его кричал, когда звал на помощь.

– Я? Я матом крыл, признаюсь и прошу прощения, обстановка страшная была, я …

Далее слушать его не хотел, такое родное забытое слово, и так потерять смысл… Я протянул ему руку, и он потащил меня в дом, под нами лежало полсотни лангустов с разорванным панцирем изнутри.

– Ты что, совсем спятил, – немного успокоившись, фермер приступил к нотациям. – Ты мог свой мозг взорвать, как лангустов, надо быть осторожнее со своим объемом легких, такие аккорды выдавать.

– Посмотрел бы я на тебя, как ты закричал, если в тело одновременно вогнать тысячи иголок, – огрызнулся я в ответ и повернулся на спину, выставляя на показ вспухшие раны от ядовитых зубов. – Если снять кожу, то можно мальков ловить вместо сетей.

Тело покрылось десятком поцелуев с сотнями дырок-точек, образовывая подобие губ вздутыми колбасками.

– Сочувствую, – вздохнул Валерион, – но ничем помочь не могу, за четыре цикла пройдет. Ты больше это слово не кричи, слишком резонансное.

– Это как?

– Есть слова под запретом, хоть и не матерные, но приносят больше беды, чем брань. Частота в ультразвуковом диапазоне резонирует с жидкостью, и она вскипает. Я, произнеся слово «е…ь», вреда не принес, только морально пал. В твоем случае переделанное слово с твоим тембром голоса дезориентировало врага, ты бы видел, как они метались, врезаясь в скалы, друг в друга, часть ушла в пропасть, они словно ослепли.

– Вероятно, лопнули глаза, – предположил я.

– Точно, ближайшие к тебе лангусты тоже взорвались.

– Валерка, ты собери их, может, на базаре продашь по дешевке, мы столько не съедим.

– Хорошо, ты отдыхай, набирайся сил, хондровники за циклы будут оплывать нас. А лангусты сами в пещеру спрятались, пока не проголодаются, не вылезут. – Остановился, призадумался. – Валерка, хм, звучит как-то странно, по-дружески. Можно и так.

Фермер растворился за вуалью дверей. Я немного покачался на каменном ложе, опухшее тело отдавало болью, никак не найдя удобную позу, решил уплыть к себе в пещеру, понежиться на теплых камнях, насытиться кислородом. Пока Валерка собирал потрошёных, я промелькнул в пещеру, отловил самых крупных.

– Спишем на набег, – хихикнул про себя.

Ушел в глубины. Пока лечился, преобразил пещеру, убрал острые камни, вымыл пол, удалил часть сталактитов, на стенах нарисовал «картины», натягал водорослей. Они высохли, и их аромат заполнил пещеру, мягкая подстилка приятно обнимала мое тело. Снова погружался в грезы фантазий, но с одной отличительной чертой – это было в сознании!

Мечты, которым было суждено сбыться, только я об этом пока не знал.

. . .

Однажды, возвращаясь с рынка, старик поделился новостью.

– У меня достаточно средств на плот и выкуп места в пузыре города, – как-то без восторга, но с горящими глазами азарта выпалил фермер.

– Так это здорово! Плывем, посмотрим местечко твоей мечты, – радостно воскликнул я.

– Нет, пока нет, – грустно осадил Валерион. – Понимаешь, мне выдели место на одного афалия, но без тебя не хочу уплывать отсюда. Я буду блаженствовать, ходить босиком по островку… нет. Без тебя я никуда переселяться не буду. Ты для меня как воспитанник, привык я к тебе.

– Я буду навещать тебя и пройдусь по твоему острову.

– Тебя не пустят в Пузырь, – опустив голову, произнес старик.

– Потому что я уродец, – улыбнулся я в ответ. – Мне не привыкать. Ты будешь числиться фермером, а я останусь у тебя работником, арбалет у меня не отнимут, с ним выживу легко, не такое переживал, а если что, буду кричать «гибук».

– Это невозможно, жить там, работать здесь, думаешь, я просто так построил здесь домик. В Пузыре все работают на поддержание его в жизнеспособном состоянии. Ведь Твердь всегда медленно поворачивается под небосводом, и Городу в последние годы приходится постоянно сдвигать воздушный пузырь, чтоб не отстать от горы с пищевой базой. Вулкан и так убежал достаточно далеко, и если Городу не поспешить за ним, то наступит голод, точнее, придется перейти на исключительно рыбные блюда.

– Вот гибук мне в зад, а я как-то и не думал, ведь за годы Город может оказаться на другой стороне Ядра, и доставка всех продуктов будет занимать ужас, сколько времени.

– Угу, ему приходится все время топить лед по ходу движения и замораживать позади себя.

– Огнем они быстро управятся.

– Не так-то просто, – фермер откусил кусок сушеного лангуста. – Огонь, как живое существо, ему кислород подавай. Куда денется сгоревший газ из пузыря? Так, за пару циклов в нем не останется кислорода, заменит его углекислый газ.

– Тогда как? – удивился я.

– Для этого они содержат сотни скатов, которые разрядом тока расщепляют воду на водород, и им уже топят лед, вновь образуя воду. Еще стражи возят в мешках глубинную горячую воду, а когда остывает, возвращают назад, откалывают глыбы льда впереди и перевозят их назад по ходу. Есть десятки других необычных способов.

– Та цепочка из десяти воздушных полостей есть брошенные пузыри Города?

– Да, раньше подготавливали полости заранее и перевозили туда Город. Сейчас мы успеваем ледяной свод протаивать, не прибегая к разборке Города.

– Круто! До чего дошел прогресс, – я встрепенулся от блуждающих мыслей. – Но это твоя мечта, и ее необходимо осуществить, ради чего живут особи? Если не к чему стремиться в жизни, пусть даже к недостижимому, тогда остаётся один путь – путь к Центру Мира. Я уже раз двадцать к нему падал, здесь все-таки лучше, когда есть занятие.

– Нет, без тебя я не уйду. Я подсчитал, поработаем пятьсот циклов, и мы оба сможем ходить ногами по острову, за деньги можно все.

– Ладно, не горюй напарник, – дружественно похлопал его по плечу. – Плывем за мной, я открою свою великую тайну.

Не дожидаясь ответа, прихватил мешок, устремился в глубину. Фермер, отпустив ската, плыл следом и пищал что-то об опасности. Вода теплела с каждым гребком, недалеко проплыла стая гистамин. В глубине промелькнул силуэт саламандры или акулы.

– Стой! – закричал Валерион.

– Не-ет, только вперед! Ха-ха.

Вот и пещера. Проплыл немного ниже и, сделав кульбит через голову, устремился под козырек, набирая скорость. Вылетел из воды, словно пробка, приземляясь на край скалы на ноги. Фермер посчитал мой маневр за уход от опасности, приналег на ласты и налетел на меня, сбив с ног, мы упали на мягкое ложе из водорослей. От прикосновения тел меня бросило в дрожь, словно ощутил легкий удар электрического ската. Наши взгляды встретились, снова вызывая волну мурашек, будто попал в восходящий поток газовых пузырьков. С большой неохотой мы отстранились друг от друга, сдерживая дрожь в конечностях.

– Софэлл, ты и впрямь не такой как все, – залившись румянцем, произнес Валерион. – Твоего заряда электричества хватит для отпугивания злобоежей.

– Нет, это вы сами щекочете меня.

– Ух ты! Ни фига себе! Это и есть твоя тайна? – старик быстро переключился на пещеру, оторвав взгляд от меня.

– Да, тайная пещера, полная кислорода.

– Странно, как ее до сих пор не обнаружили искатели?

– Она сверху не видна, а поднимавшиеся пузырьки газа, пригодные для дыхания, смешивались здесь с газами из расщелины в скале, выпускающей сероводород. Когда я залепил ее, все пришло в норму. Ниже на пару километров есть колония ракообразных, они грызут минералы и отложения органики. Плюс регулярное подкармливание «моей» ненужной органикой. Они хотели уже уйти, оставить пещеру без кислорода. Не порядок, – улыбнулся в ответ я. – Она, кстати, пришлась им по вкусу.

– Мудро! – восхитился старик, похаживая по гроту, слегка пошатываясь в стороны. – Сбылась мечта. Я могу ходить, как древние из легенд, без варьятского1 Города.

– Но это ведь не многокилометровый пузырь с такими же размерами острова. А как же техника, дома…

– Это еще лучше. Здесь тепло, кислород чистый, без загрязнений, – резко остановившись, взглянул на меня. – Ты позволишь посещать иногда твою Тайну?

– Да-да, конечно. Я для этого и привел тебя сюда, – скороговоркой выпалил за один выдох. – Ты помог с работой, вернул к жизни, из коматозника превратил меня в снова нормального афалия.

– Тогда зачем мне убогое место на поверхности? Я отдаю все сбережения тебе. Ты сможешь выкупить мою ферму, как положено по закону, ведь ты не был моим воспитанником, все одно мне некому ее оставить. Сам циклов пару тысяч поживу на иждивении у тебя, – хитро подмигнул Валерион.

– Ну уж нет, сидеть не дам, будешь батрачить, как моллюск, – рассмеялся я в ответ.

– Погоди. Ты говоришь, что ниже есть ракообразные, которые выделяют кислород за органику?

– Да, а что?

– Так если их кормить побольше, то они разрастутся и увеличат добычу кислорода. Еще лучше забрать их на ферму, органикой мы обеспечим сполна, – глаза старика светились ярким зеленым светом.

– Без минералов и жары они умирают, а на пещеру хватает с избытком, – не понял восторга мысли старика.

– Ты не о том думаешь. Наполненные мешки камелий на пять тысяч литров или даже на все двести, я видел такие на базаре, мы сможем торговать им. Это еще большая прибыль, чем лангусты.

– Воздух не очень-то и прибыльно. Город имеет десятки тысяч медуз, дыши не хочу, а возить его в сторону от города и продавать по глотку – гиблое дело, – возразил я. – Под самым небосводом висят дежурные шары стражей, при необходимости можно и бесплатно глотнуть кислорода.

– Снова ты не понял. В городе есть лаборатория, которой нужен чистейший кислород. Они держат специально сотню электрических скатов для очистки.

– А ты уверен, что наш кислород чист?

– А ты не знаешь, как определять состав? – удивился Валерион. – Хрусталик моргана, что вживляется при рождении, служит как индикатор. При нормальном содержании глаза голубые, нехватка – карие. Газ медузы разбавлен азотом и гелием на 45 % плюс 3 % примесей, ската – только азотом на 15%. А ты думал, как наниматели узнают содержание О₂ в крови и каким газом ты дышишь?

– Но у тебя они зеленые, – перебил я старика.

– То-то, это и есть воздействие чистого кислорода!

– Круто!

– Завтра плывем на базар покупать мешок.

Олимп передумал

Через недельку стеклянная крышка открылась, освободив больного.

– Тёмыч, вот что я подумал, – обратился Архимед по корабельной связи. – В межпланетном лайнере дыра в борту, она ведь никак не повлияет на скорость полета, если лететь в скафандре?

– Тебе еще лечиться месяц надо, а ты берешься за безумные проекты, – возмутился он в ответ.

– Не, ну правда, затолкаю баллонов с кислородом побольше, энергии для аппарата хватит с лихвой, не «Азимов» весь тащить, да еще с непонятными сущностями, которые отбирают у него энергию.

– Э-э, харэ, – возмутился Тёма. – На себя любимого посмотри, и хлеба дай, и воды, и воздух, который норовишь испортить, когда никого нет рядом…

– Все, все, – Архи оглянулся краснея. – Шуток не понимаешь. Я предлагаю сгонять в Киев на внутрисистемном лайнере, и назад к вам, думаю, так быстрее будет, чем просто прозябать в этом гробу. Рассвет нуждается в срочной помощи.

– И как ты ему поможешь? Точнее, в чем?

– Там змеюка с полными баками, может, уже приступил заглатывать планету.

– Энергии у него, по моим прикидкам, не более двух третей, – призадумался Тёма. – Мы перекрыли ему доступ вовремя, плюс потратился на нас, пуляя лучами.

– Сколь у него глайдеров? Две эскадрильи истребителей мы отправили в неизвестном направлении.

– Ладно, почти уговорил, – Тёмыч заговорчески подмигнул. – Только с одним условием, меня берешь с собой и прихватишь пару рассветовских спутников, они должны влезть в лайнер.

– Думаешь свою сеть сварганить?

– Блин, как ты догадался?

– Я и сам хотел тебе предложить. А где наши дамы, что-то не слышно?

– Они решили навести порядок в файлах, столь информации накопили, что в гибук назад не могут влезть, вот и гоняют гексабайтовый корабельный мозг, споря, что нужнее, лишь бы время убить, не засыпая. Так это они еще не примерялись к нему, там пока я сижу. Если берешь меня с собой, я еще втихаря подкину чего-либо, так они зависнут на месяц. Гибук останется в моем распоряжении, и, как следствие, – я в твоем.

– Лады, – они ударили по рукам. – Ты лучше сделай маленькую ссылочку, что гибук на запасном мостике, и все, пульт-то разбит.

– Красава! За пару недель мы вернем Азимова на Землю, и мне будет чем заняться. – Призавис, уставившись в Архи. – Ты сам как? Земное притяжение выдержишь?

– А здесь какое? Я думал, на корабле все условия земные.

– Софья понизила гравитацию на двадцать процентов.

– Так вот почему мне хочется воздух портить. Такое было со мной на Рассвете.

– Это Софьины витамины гудят, и чужая рассветовская пища, гравитация не при чем, нечего расслабляться. Хотя в скафандре можешь.

– Да пошел ты.

– Сам пошел, в восьмой хозблок, там есть сварочник и титановые плиты, думаю, они помогут защитить внутренности от прохождения земной атмосферы. Хотя наружную температуру щиты сократят всего на… – Тёма призавис.

– Зачем садить лайнер на планету, еще разломается, вызовешь глайдер с Тибета и доставишь на орбиту энергию.

– Тогда проблем нет, дуй в ангар, готовь аэроплан. Постой, это оттянет время возврата «Азимова».

– Ну и пусть, мы будем на Земле при своих интересах.

– Согласен.

Архимед отключил видеосистемы трансляторов, поставив их запуск по прибытии на Землю, вырубил жизнеобеспечение корабля, Хакеру в капсуле оно не надо, а сам в скафандре. В хозблоке обвешался всем, что попало под руку, порой застревая в дверных проемах, двинулся к внутрисистемному лайнеру.

– Ну и ленивый ты, однако, – подколол его Тёма, – Не мог дважды слетать.

– Тёма, если ты в течение минуты не взломаешь коды замков на крепежах лайнера, то я вспомню свое варварское прошлое, – Архимед, перекидывая с руки на руку кувалду, сострил в ответ. – Раз, два, … давай сам обратный отсчет, у тебя более зловеще выходит.

– Я думаю, что вообще ничего не выйдет, кодов доступа для активации планетолета нет никаких.

– Значит, считать до трех не буду.

Архи размахнулся, намереваясь обрушить тридцать два кило на замок. В это время Тёма отключил гравитацию, и Архи взлетел к потолку, сотрясая воздух крепкими словцами.

– Тёмыч, сука, ты меня совсем убить решил?

– Я не придумал ничего другого, как можно за мгновение остановить твою летящую кувалду, – весело ответил он. – Если нет внешних протоколов к замкам, то должны быть внутренние. Ты не пробовал просто открыть шлюз?

Архи с потолка нырнул меж балок-распорок вниз к лайнеру. Прижал рукав скафандра к наборной панели, и шлюз разошелся по сторонам.

– Гибук тебе в зад! Что ж у тебя мысли приходят апосля? Тормозить стал не по-детски, случайно вирус не подхватил от белорусок? Как там ее? Маркиза, кажись.

– Попрошу забыть это, а то не долетишь до Земли-матушки, – Тёма проскрипел железными зубами. – А держать интригу до последнего от тебя учусь.

– Так ты спецом заставил меня летать с кувалдой. Еще раз, собака ты женского пола.

После двух часов ремонта лайнер с заштопанной дырой, вобрав два десятка кислородных баллонов, был готов к полету. Тёмыч, оставшись в гибуке, отключил гравитацию, отталкиваясь лучом, влетел в транспорт и подключился к квазимозгу лайнера.

– Архи, мы заливаем полные баки?

– Конечно, быстрее долетим, а че?

– Тогда звездолет обесточим.

– А кому она здесь нужна, для Хакера оставь. Пусть корабль летит железной болванкой по инерции.

– А девчонки?

– Меньше болтать будут, – рассмеялся Архи. – Представляешь, болтают, бегают по рубке и вдруг бац, в ящик.

– Ты, может, после этого и выживешь, ногами сбежишь, а мне получать за двоих? – тяжело вздохнул. – Хотя такой сценарий стоит посмотреть.

– Сливай все, главное, успеть сбежать. Деревню наведывать не будем, – решил Архимед, садясь в кресло капитана. – Столько расспросов и предложений мы не осилим к самому подлету «Азимома».

– В принципе, я с тобой согласен, на самом Рассвете наша помощь не требуется, воевать придется в космосе, и снова без оружия. – Тёмыч снова встрепенулся. – А как ты собираешься разоружить «Питона»? Допустим, два глайдера с пушками запустим, что дальше? Они даже не долетят до него.

– Прокрути запись и высчитай, сколько энергии у него осталось, до самой малой капли, – Архимед отключил автопилот. – Мы просто вынырнем возле него из гипера, поглотим часть его огневой мощности и снова уйдем. Так будем прыгать до тех пор, пока змий не пойдет на компромисс, растратив всю энергию, или самоликвидируется. В отличие от «Агата» он нам не очень важен, жаль, конечно, терять артефакты прошлого.

– Как вариант приемлемо, хотя прыгать придется раз пять, и это минимум. – потянулся к автопилоту. – Это ты нечаянно его отключил?

– Нет, просто летя по прямой, зачем тратить энергию на аппаратуру?

– Это крохи, хотя по капле дождя река получается.

– Слушай, Тёмыч, давай, я попробую сценарий Рассвета. – вдруг озарился улыбкой Архимед.

– В смысле?

– По прибытии на Землю я запускаю систему на экобазе и выдаю энергию в ГИПС. Ты перекрываешь его своим спутником или лайнером, затем по каналу настраиваешь прием-передачу всем нашим точкам энергопотребления. Далее в космос навстречу звездолету…

– Попробовать можно, вот только есть высокая вероятность, что первоначальная часть уйдет в сеть, да и экобаза может нас не принять на довольствие.

– Не впервой рисковать, – звонко ответил Архи.

– Лучше не надо, последствии можем не расхлебать.

– А как же твое противоядие? На Рассвете помогло, всю сеть очистил.

– Так, Архи, не пори горячку, – осерчавши, произнес Тёма. – Давай по порядку, сначала возвращай «Азимова», а я останусь на орбите, продолжу настройки своей сети. Даже всемогущие интеллектуалы – Лидеры Рассвета с их продвинутыми технологиями – не трогали старое дерьмо, параллельно вели свою.

– Блин, снова гонять тысячи раз Земля – Азимов.

– Сам напросился, никто тебя не вынимал из криокапсулы, можешь снова залечь. Хотя не торопись, – остановил вылет лайнера Тёмыч. – Придется подождать еще недельку.

– Что случилось?

– Твоя неполная ЧД не отпускает.

– Как? – Архимед подавился слюной.

– Она нарушила временной континуум и замедлила нашу распаковку в пространстве. Я говорил, что нельзя шутить с потусторонним миром, он не предсказуем.

– Не мог сразу сказать, штурман хренов. – Архимед откинулся на спинку кресла. – Сколько ждать?

– Вечность.

– Чего?! – Архимеда словно током ударило.

– Зато границу горизонта событий мы можем наблюдать воочию в открывшемся шлюзе звездолета, и главное – изнутри. Видишь, космос стал линзированный? Мы не смогли ничего вынести из твоего маневра, только переместились подальше от планеты и попали в точку Лагранжа, меж Европой и Юпитером. Да, еще целую твою задницу.

– Пошел ты.

– Сам такой.

Звездолет накрыла тишина ожидания.

Не везет в любви. Может, повезет в смерти?

Завтра лучше бы не наступало. Валерион уплыл на базар, а на меня свалилась неведомая болезнь. Кровь хлынула вместо мочи. Боль живота и вялость тела выбила из рабочего состояния. Чтоб не пугать старика, решил уплыть в пещеру на отдых. Цикл еще только начался, лангусты в пропасть не сбегут, пока фермер не вернется, ничего экстраординарного не произойдет.

Прихватив один не полный мешок, нырнул в глубину. Постоянные спазмы мешали нормальному погружению. В дополнение ко всему на запах крови собрались сотни гистамин-прилипал. Превозмогая боль и слабость, все же мне удалось оторваться от преследователей, но навстречу, будто по сигналу, двигалась туча собратьев.

Гистамины – это прозрачно-розовые черви, голова имеет ротовое отверстие с тремя толстыми губами, челюстей нет, после рта сразу горло. Тело длинною чуть больше ладони, толщиной в три пальца плавно переходит в длинный хвостик-жгутик с мелкими зубчиками, и все это заканчивал хвостовой плавник. Они все время норовят прилипнуть к медузам, присасываясь мощными губами, прорывают кожу и проникают внутрь. В полости живота окукливаются, питаясь плотью носителя, стараясь переродиться и выйти из кокона сияющей огненно-рыжей саламандрой, но в случае с медузой у них что-то не получалось. Они прилипают ко всем, у кого кожа нежная и тонкая. Любимая жертва –раненая. Прилипая к открытой ране, вокруг рта отращивают коготки-крючки, которые надежно закреплялись на теле. Носитель, медленно умирая, носит паразита-куколку. Порой они пробуют проникнуть в анальное отверстие афалии, но, не имея скелета и мощной мускулатуры, их стремление равняется нулю. Случаи все же бывают, но это, скорее, исключение, чем закономерность. Это больше всего относится к богатым, островным афалиям, которые могут заниматься сексом, но они на глубины и не погружаются, если только ради экстрима.

С трудом отбиваясь от прилипал, отрывая их на ходу, дотянул до пещеры. В глазах мутнело, наступала стадия коматоза. Вот передо мной и земля появилась, цветущая, с благоухающей травой, и я вылезаю из речки, облепленный тиной, стряхиваю все на песок. Меня ласкает ветерок. Мотылек, вспорхнув с цветка, присел мне на колени, затем перелетел выше… Судорожная дрожь в теле, как от соприкосновения с Валеркой, заставляет лечь и раскинуть конечности. В ноздри ударяет запах чужого тела. Ноги немеют, стон экстаза вырывается из груди. Вдруг спазм живота возвращает меня из блаженства в состояние нестерпимой боли. Просыпаюсь в пещере, вода кипит преследователями, вокруг на камнях валяются раздавленные сородичи. Едва успеваю ухватиться за кончик хвоста гистамина, хорошо, что он еще не успел его отбросить, и вырываю его из себя, от боли теряя сознание.

. . .

Вернулся на ферму через цикл вполне здоровым. После краткого выдуманного объяснения мы принялись претворять план по доставке кислорода в действие. Приобрели кубовый мешок, переместились в грот, но как загнать в резиновый мешок воздух, никто не подумал. Я лазил внутрь, растягивал, но пока вылезал, воздух выходил следом. Фермер пытался надуть кубометр, потом бросил занятие: до мозгов дошло, что в мешок попадала половина его СО₂. Растянули, поскользнулись и сошлись лбами. В конце концов вставили распорки из ребер саламандры (хорошо, что не выкинул). Но на этом мучения не закончились, вытолкнуть шар вниз под карниз не хватало собственного веса. Пришлось снова посетить базар и выложить круглую сумму на жестяную десятиметровую трубу.

Привязав к концу трубы мешок, выставили ее за карниз в потоке струи кислорода, газ устремился вверх, растягивая мешок камелии. Вдруг от возросшей подъемной силы упоры, удерживающие трубу, треснули.

– Софэ, отвязывай трубу, идем на экстренный подъем, – крикнул старик и сам нырнул с карниза. – Ого, шар десять кубов вместил.

Я еле успел ухватиться за трубу, как нас оторвало, и начался головокружительный подъем. Давление воды уменьшалось, воздух расширился, из трубы появились пузыри. Валерион, испугавшись за потерю кислорода, быстренько перетянул входное отверстие мешка шнурком.

– Поспешил ты, однако, вон оно как раздувает шар, на все пятнадцать кубов потянет вместо рекомендованных двенадцать, – озадачил я старика.

– Вижу. Узел в складки въехал, уже не развяжу.

– Ух ты, здорово бабахнет, двумя коматозниками прибавится.

– Не болтай под руку.

– Ха-ха. Купился, оболочка лопнет и все, воздух поднимется бесформенным пузырем, – рассмеялся я.

– Зря смеешься, кожа камелии выдерживает до четырех атмосфер, плюс у нас к тридцати раздуло…

Дальше я не дал договорить старику, схватив его за плечо, потащил в сторону. – Потом догоним, бросай!

Но было поздно, мы уперлись в небосвод. Шар выдержал, остановив раздутие на сорок пять кубов, формой напоминал дирижабль. С трудом проталкивая, упираясь ногами в лед, стараясь огибать острые наросты в мелких газовых пузырях, медленно, но уверенно шли на Город. Увидав нас с невиданным размером меха, проплывающая мимо парочка афалий-стражей присоединились к нам.

– О-о! Старый знакомый, – в слабом свете блеснула знакомая улыбка. – Ты снова хочешь уничтожить Город, монстрами не получилось, так бомбой.

– Приветик! – у меня вновь внутри что-то дернулось, сердце увеличило частоту сокращений. – Бога ради, я вот чистый кислород нашел, и все для вас, для Города, стараюсь.

– И где ты все это берешь…?

– Не говори, – буркнул Валерион, перебивая Стража.

– Я имел ввиду идеи, такие все разные. В голове у тебя целая научная лаборатория.

– После каждого коматоза новая идея, – ответил я. – Видно, в мозгу коротят извилины.

– Тмин, давай поможем, – обратился знакомый страж к напарнику. – А то они и к концу цикла не вылезут из этой ямы.

Только сейчас я заметил, что мешок прижат к ледяной шапке в ложбине, и сколько мы с фермером не толкали, работая ластами, мы не тронулись с места.

– А он не бахнет? – с опаской произнес Тмин.

– Подумаешь, выпадем в коматоз, вернемся с новыми идеями, – рассмеялся Страж. – Кстати, коматозник, после твоего спасения меня, я внес в устав стражей проходить тренировку глубокой кислородной голодовки. Верховный даже предложил взять тебя в инструкторы, если найду. Ты как, согласен?

– Не-а, у меня новый бизнес, да и наплавал я уже свое, пора и осесть, – весело произнес я, хотя душа так рвалась в Город, тем более быть инструктором самих стражей.

– Это вы самая живучая особь, прошедшая тридцать семь стадий коматоза? – Тмин, узнав, кто перед ним, поменялся в лице. – О вас даже книгу написали, со слов свидетелей стражей, что документально подтверждено.

– Собственной персоной, и имя ему Софэлл, – вместо меня произнес фермер. – Так поможете?

– Пожалуй, можно добавить еще десяток, которые вытаскивали, не ваши стражи, плюс два после последней встречи с… с вами, – и я, не соблюдая этикета, тыкнул пальцем в своего знакомого, не зная имени.

Вдохновленный Тмин нырнул меж небосводом и оболочкой, упершись в шероховатые участки льда, вдавился в пузырь, мешок пошатнулся и вышел из ямы. Далее он заплыл вперед и копьем стал разбивать подозрительные наросты.

Но все бы ничего, но у меня без приключений не бывает. Ухватившись за хохолок, я тянул как мог. Складки шкуры немного разошлись и освободили концы узла, при неоднократном моем подергивании шнурок развязался, и наш продолговатый дирижабль на реактивной тяге рванул с места в противоположную сторону от Города. Я, как платочек на ветру, трепыхался в струе, еле держась за край мешка. Находящийся впереди шара старик сполз к небосводу, слегка впечатался в расплавленный от трения лед. И пока Валерион опомнился, слегка приморозил одежду и короткие волосы, благо, что Тмин остался не удел, расчищая уже ненужный путь, а то пришлось бы фермеру живьем скальп сдирать, благо, что кислорода хватало: он растекся по небосводу крупными пузырями.

Мой Страж, который так и не захотел мне назвать свое имя (для себя назову Принцем на белом скате), попал в мертвую зону обтекания, то есть в самый центр давления, и вдавился в дирижабль, из оболочки торчали одни ноги. По мере того как давление падало, растянутая оболочка не спешила сжиматься, пока имелось избыточное давление, и он все глубже входил в него. Меня сначала забавило это, но потом понял, что он остался без воздуха. Короче, с кем , от того и наберешься, коматоз ему был обеспечен, но вот надолго ли? После минуты полета мы врезались в сталактит, и нас развернуло, и каково было Валерке, у которого только оттаяли волосы, как вновь налетел на него дирижабль, прихватив с собой Тмина, который попал в ловушку к Принцу.

– Вот вам мое первое практическое занятие о влияние кислородного голодания, для принятия решений в стрессовых ситуациях! – прокричал я, заходясь от смеха.

– Какие решения? – услышал в ответ. – Если попал в резиновый шланг, дышать медленнее и спокойнее?

– Вот вы и не правы. Горемыки мои несчастные, вы находитесь в коконе кислородного баллона и умираете от его недостатка. Чудно как-то, вы это не находите? – продолжил подколки в их адрес. – Сделайте прокол и дышите себе спокойно.

Смех над своей глупостью раздался впереди. Струя ослабла, и я просунулся внутрь, чтобы нормально дышать и сохранить стратегическое сырье, затыкая дыру собой. В это время шар слегка дрогнул: это Принц, полоснув ножом, вместо рекомендованной мной малой дырки проделал брешь в половину роста. Он провалился внутрь, далее, не имея опоры, влетел головой в хохолок мешка, стукнувшись со мной лбами. Тмин напротив от внезапно заткнутого хохлом воздуха нашел новое отверстие, под давлением, как из пушки, вылетел наружу и скрылся из виду. Дирижабль, получив новое отверстие. сменил направление на противоположное, поглотив нас в свое чрево.

– Привет, – с перекошенным лицом, но неизменной улыбкой произнес Принц. – Я правильно выполнил распоряжения, мой инструктор?

– Почти …

Договорить я не смог, его тело до того плотно прилегло к моему, что я ощутил легкую дрожь во всем теле, не смотря на разделяющую нас оболочку. Словно тысячи воздушных пузырьков окатывали меня, щекоча все нервные окончания. Подергавшись в резинке, мы не смогли изменить положения, наоборот, наши губы сошлись, получив по молнии в мозг. Молнии экстаза, помутнения сознания наступили задолго до окончания кислорода в крови. Последовавшее притяжение тел уже на духовном уровне не смогли сдержать стенки мешка. Принц выдернул меня из хохолка, и мы выпали внутрь кислородной полости, дирижабль, получив вторую дыру, закрутился, как волчок, на месте.

Не может быть, чтобы мне было так хорошо и так долго. В этот момент Тмин вернулся и ухватился за хохолок, но не удержал с первого раза, и этого было достаточно. Не знаю почему, мы после жарких объятий бросили друг друга и принялись снимать одежду. И в это время шар остановился под воздействием приложенной силы напарника. Я упал на колени и перекатился к хохолку, застряв в дыре. Мой прекрасный Принц, неуклюже перебирая ногами по ватной оболочке, пятясь назад, вылетел в другое отверстие, сшибая друга. Дирижабль приобрёл вертикальное положение с центром тяжести внизу, а соплом вверху, и я исчез в сиянии глубин.

Падение замедлялось, давление воды увеличилось и воздух сжался. Уменьшился в объеме шар и, как следствие, упала подъемная сила. Я уже медленно вытекал из кокона, и реактивный двигатель превращался в парашют, плотно затягивая дыру в эластичной оболочке. На мое счастье, она оказалась в самом толстом месте хвостовой кожи камелии, которая легко сдавила дыру. Что-либо предпринимать желания не было, мысли окутывали, вороша прошедшее испытание.

– Что это было? Эти молнии, дрожь… И почему мы оттолкнули друг друга, когда нам было так хорошо, просто блаженство? – принялся обсуждать со своим двойником в голове.

– Мы оставили друг друга, потому что, потому что… пото… Стоп! Потому что мы стали стягивать с себя одежды, но зачем? Потому что, потому что, у нас-с-с-с, я не помню, но я был не в коматозе, а-а-а экстазе-е-е, – протяжно произнес мысль. – Значит, я хотел чего-то, чего нельзя получить в одежде… – мозг пронзила молния. – Секса, и только его, это есть врожденный инстинкт, я мог и не знать, но он проявил себя без моего согласия.

– Но этим занимаются только на острове великие мужья, а мы, плавающие в водах…

– Но страж часто бывает на острове, и он мог мне не рассказывать правды, а я… Что я, я уродец. Почему он меня захотел? У меня нет даже, чем ответить ему.

– Точно, я получил удовольствие от гистамина, бр-р-р, но мгновение нахождения ее во мне было приятно. Ха-ха-ха!

Мой голос потряс глубины.

– Валерион, ты был прав! Легенды правду говорят. Афалии двуполые, то есть два вида, самец – это все нынешние афалии. А я афалия из прошлого. Я самка! И мне не присущи наружные отметины, как у живородящих самок морганов, цветные пятна на заднице и… Я прощение господне! Ха-ха-ха. Ау, спасатели, стражи, скорее спасайте свое будущее!

Прислушалась. Тишина. Лишь проплывающий в трех километрах злобоеж отозвался на мой ультразвук, издав угрожающий рык, как сопернику, забредшему на его территорию, хотя мы друг друга не видели.

– У них кишка тонка, – возмутилась я.

Хотя была возможность плыть за мной и глотать пузырьки из дирижабля. Тем более, в густых поднимающихся пузырьках плотность ниже, и они могли догнать меня гораздо раньше, на более высоком уровне вод. Затем с остатками воздуха в шаре вернуться назад. Нет, они без своих скатов в глубины не спускаются, они будут искать их в первую очередь, без них пострадавших не вытащить, так прописано в Уставе, но не всегда нужно читать букву закона. Хотя нет, он однажды уже поступил не по закону, объявив всем меня великим ученым.

– Ты сделал великое открытие, и дашь себя убить? – подсознание вступило в защиту жизни перед смертью. Ладно, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Первым делом не спеша освободил руки, далее, перебирая оболочку изнутри, добрался до второй дыры.

– Тьфу ты, я же самка, значит, надо говорить ЛА-А-А, – пропищала я с восторгом, комментируя свои действия в слух.

Я была так рада своему открытию, ведь оно давало осознать свою полноценность в обществе и индивидуальность во всем Мире.

Развязала повязку на груди, и та поспешила выпасть в полном объеме. Я по-другому взглянула на нее, грациозность, стройность тела, плюс эта «отвратительная» грудь заворожила саму себя на минуту, ощущая, как я воспарила из небытия, как рыба-феникс. Но нехватка кислорода вернула к операции спасения утопающей. Далее повязкой перетянула разрезанную Принцем дыру, совершив ошибку: поспешила вылезти из хохолка, который сжался из-за нарастающего внешнего давления. Температура воды достигла порога терпимости, делать вдох, находясь в воде, приходилось с сильным сворачиванием в калачик и последующим выпрямлением тела, это помогало грудной клетке втянуть капельку воздуха. Хотя воздух был сжат так же, как и я, он был в пяти метрах выше, остатком в полтора куба, и по передавленной оболочке дирижабля воздух всасывался очень медленно. Слава богу, погружение остановилось, уравнялись вес и подъемная сила, в голове появились галлюцинации и шум в ушах, вода возле носа окрасилась кровью. Наступил болевой порог давления, глубина достигла предела возможности для афалий: более двадцати пяти километров. В другое время я с удовольствием ушла бы к Центру Мира, но сейчас перерожденная я впервые захотела жить!

После минутной стоянки, воздух, прогревшись, стал расширятся, и я медленно пошла вверх. Скорость снова стала расти, и чем выше поднималась, тем больше становилась разница температур, и вот горячий воздух уже стал сам поступать мне в рот. Придя в себя, налегла на ласты, чтоб ускорить выход в обитаемые воды, воздух остывал и сжимался, давление воды так же падало, что должно раздувать шар, но кто знает эту физику жидкостей и газов, когда-то должен включиться обратный процесс?

– Не везет мне в смерти, повезет в любви… Чьи слова? Принца на белом скате. Эхе-хе, вряд ли и в этом повезет.

Наслаждаться удачному спасению некогда: перемещения на ракетной тяге как в горизонтальной, так и вертикальной плоскости, плюс попала в теплое течение, продрейфовала порядка цикла. Живот требовал подпитки, но на пути ничего не попадалось. Вскоре течение, которое огибало появившуюся из сумерек горизонта скалу, вынесло в тартарары, местность оказалась совсем незнакомая. Нарастающий шум ничего хорошего не предвещал, стая неведомых крылатых с клювом, словно иглы рыб, пронеслась на бешеной скорости. Через минуту они прошлись уже в обратном направлении. Зная их скорость, я умудрилась резко выставить оборванный лоскут оболочки, и одна рыбеха прошила его своей иглой, но хвостовое оперение все же застряло в резине. Добыча оказалась довольно вкусная, тело толщиной в два пальца и длиной по локоть практически не имело желудка, носовая игла в четыре пяди. Позвоночник сросся суставами, превратившись в надежную рукоять и образуя сплошную кость, лишь четверть хвоста имела гибкую форму с ластообразным хвостом. Тщательно обглодав жертву, получила неплохое копье с размах рук.

Гул уже был близко, и мой воздушный шарик сменил направление на вертикальное. Прижимая меня к крутому склону горы, устремился вверх, где творилось светопреставление, появились вспышки, потоки воды разбавлялись горячими газами.

– Вулкан! Извержение! – закричала я, только не знаю кому.

Я его узнала: этот вулкан самый богатый на ископаемые, хотя находится на самом краю обитаемого Мира вблизи южного полюса. На этом вулкане часто добывали железо и серебро, еще черпали из лавы расплавленное олово на вертикальной скале. Оно текло вниз в облаке пара, который уносился прочь, оставляя место для нормальной воды. Странно как-то, кругом вода теплая, но пролетающая лава на глазах превращала ее в кипяток, оставляя шлейф пара. Он устремлялся вверх, конденсировался и снова исчезал из виду. Не подозревая, порой проплываешь через этот столб кипени, и ошпариваешь тело. Жара кипящей воды достала вконец. Получив массу ожогов, бросила это экстремальное занятие, решила, лучше быть просто вольным скитальцем, чем зарабатывать бешеные деньги с покрытым волдырями телом.

Этому решению поспособствовал несчастный случай, когда афалий-напарник, заметив приближение огромного облака пара, выставил черпак, словил содержимое и получил из пара расплавленный груз олова в пару десятков кило, остановить его не смог, как и отпустить инструмент. Веревка захлестнула запястье, он ушел в глубины, летя следом за добычей, обжигаясь в потоке раскаленного пара. Его душераздирающий крик и писк в ультразвуке циклами напролет стоял в ушах, отбил охоту у многих старателей.

Промедление смерти подобно: ухватилась за выступ, который не захотел меня остановить, второй, напротив, тормознул так, что еле удержала шарик. Закрепилась понадежнее. Что делать? Плыть с шариком нельзя, восходящие потоки так и рвут его вверх, бросать тоже нельзя: заплыв в одно дыхание ничего хорошего не даст, если кругом такая муть и круговерть. Мысли, мысли… Правду говорят: если тебя водит водяной, то присядь и переобуй ласты. Шарик, лавируя в потоке, ворошил привязанный к нему огромный камень, но улетать не стремился.

Вот и само решение пришло.

Вытравила немного оболочки, создав длинный пустой рукав, в нем сделала прокол и по камушку стала забрасывать внутрь балласт. Вскоре шар завис уравновесившись. Освободила привязь, взяв его под самую воздушную полость, проколола еще одну дырку для дыхания и спокойно отчалила от горы. Но не тут-то было: пройдя километров пять, течение исчезло, и мне пришлось тянуть балласт на своих ластах, который оказался уже лишний. Спустилась вниз по оболочке, немного разгрузила его. Второй цикл уже пошел к концу, изнемогала на физическом уровне из-за постоянного балансирования между балластом и воздухом. Это требовалось для поддержания уровня плавания. Вдыхая кислород, я уменьшала объем шара, но требовалось и уменьшение балласта. Отвязать груз нельзя, ядовитые газы поднимались к небосводу, растекались на сотни километров аккурат в сторону моего течения. Не имея возможности выспаться, дошла до критической точки.

– Самцы, вы где! Единственная в Мире самк… Стоп! Я единственная. Так это самое страшное в моей жизни – жить среди тысяч особей противоположного пола. Ужас! Они, конечно, все не «рабочие», кроме Города, – запнулась я. – Значит, будем держаться подальше от островных жителей. Путешествие – это моя жизнь. Второй вариант: вернуться на ферму и гонять лангустов, но как это сделать практически, если не знаю даже, где я?

Мимо меня проносились стайки рыб, тыкая наугад своим новым копьем, они сами порой натыкались на ее невидимую тончайшую иглу. Питание кое-как наладила, воздуха еще на цикл хватить, воды навалом, хи-хи. Уже дичать начинаю, надо менять обстановку, но как и в какую сторону? Решение пришло, как всегда, само собой. Внизу исчезло плато, эхолокация говорила, что подо мной бездна, отражения никакого, да и свет приходил в темно-синем спектре без преломления. Верх светился желтоватым светом, тоже без искажений, но вскоре стал приобретать беловатый оттенок. Значит, небосвод предпочел опустится ниже, так как глубину парения я не изменяла, тем более балласт уже забыла, когда уменьшала. Течение увеличилось, исчезла живность, вода часто меняла температуру.

– Вот и сбылась мечта идиота – посмотреть на водоворот и Лоно Матери.

Что до первого, уже попала, но второго после первого уж точно мне не видать. Предо мной появился небосвод, сначала пологий, далее круче уходил в глубину, стремясь соединится с Центром Мира. Я по спирали вокруг сосульки в десятки километров диаметром устремилась к ядру. Скорость нарастала, сосулька уменьшалась и вскоре исчезла, оставив огромную воронку, которая поглощала все. Где верх, где низ? Ориентиры исчезли, кромешная тьма и оглушающий рев, даже страх загнан в пятки, не говоря о душе и храбрости. Что-то прокололо мне ногу насквозь. Это шустрая рыбка-игла, умершая от старости, уходила со мной к праотцам. Получила удар по голове, затем еще и еще. Дышать очень трудно, шар с остатком воздуха мертвой хваткой прижимала к груди, но он с не меньшим желанием хотел свободы. После участившихся хлестких ударов невидимыми предметами я одела оболочку на голову, затем сама влезла по пояс. Тело закручивало в спираль, ноги отставали: этому мешали ласты. Если бы они были на резьбе, даже самой ржавой, все равно открутились бы давно.

Центр воронки вот уже пару километров не сужался до конца, оставляя узкий черный колодец с газовой начинкой. Центробежная сила заставила остатки балласта из мелких камушков рассыпаться по всей поверхности мешка, но сначала, как наждачка, они изрядно почистили мое девичье тело. Одно хорошо, мой кокон растянуло в стороны, и через неплотно прилегающий хохолок до моего тела стал всасываться воздух, раздувая оболочку. Грузы растягивали все шире и шире, превращая бывший дирижабль в летающую тарелку. Воздух был наполнен целым букетом запахов: от протухшей икры до свежего чистого кислорода, но коктейль быстро смешивался. В глубине ядро испускало чистый белый свет. От него стенки колодца с мелкой рябью переливались всеми цветами радуги. На душе становилось спокойно. Вот он какой – переход в потусторонний мир, загробный мир, хотя тела это не касалось, под действием адского вращения оно стремилось освободиться от желудка и вытиснуть мозг через уши. Глаз глубины светился все ярче и ярче на фоне темно-синих нисходящих потоков холодных вод воронки, вихрь брал ее с поверхности у самого ледяного свода.

Тело с раздутым пузырем оказалось легче, и вода выдавила меня на поверхность, теперь я просто падала в бездну в центре туннеля, и, о, чудо, скорость замедлилась. Око сжималось, создавая избыток давления газов из воздуха и водяных капель, и я на мгновение зависла в плотной пелене тумана. Мир прекратил свое существование, лишь легкое вращение, которое иногда пододвигало меня к мощному потоку, зацепив его ластом, отбрасывало назад, раскручивая еще сильнее. Правильно говорил Принц, не везет мне в смерти… Вдруг из тумана, словно навстречу Титанику, выплыл огромный айсберг, и я со всего маха налетела на него, попав в полуметровую расщелину. Шарик лопнул, колючка, торчащая из ноги, встала как распорка, плюс мое копье, прижатое к телу, прошлось меж ног и так же превратилась в распорку, далее память моя запоминать весь хаос не захотела, взяла и отключилась.

И снова до здравствует Жизнь!

Но и без коматоза нельзя.

Память меня надолго не покинула, просто я привыкла прятаться за ее отсутствие. Перед самой моей кончиной айсберг врезался в каменные зубы тверди и раскололся на куски, я выпала на островок, возможно, бывшего жерла вулкана. Оно представляло собой круглую площадку с многочисленным нагромождением каменных клыков в десятки метров высотой, и, главное, воздушная воронка водоворота опускалась как раз на него, наполняя воздухом. Сотни тысяч циклов эту местность обрабатывает водоворот Центр, не тронутый водой, остался островком, а за его габаритами вода вымыла кольцевой каньон, нагадывая разрезанный по окружности бублик. Бушующие потоки воды, вращаясь, проскальзывали за габариты жерла, порой отходили от стен, образуя просвет в метр шириной. Но если в него попадало что-то огромное, нарушая ход воды, диаметр воронки сужался и накатывал на каменные зубы. В этом грохочущем мире я нашла островок спасения, но зачем мне оно?