На небывалой для города скорости машина сбивает Алевтину Скобееву. Её тело выстреливает в небо, с гулким стуком падает на капот и скатывается на мокрую мостовую. Секунды тянутся так медленно, что Андрей успевает разглядеть и запомнить номер автомобиля, нащупать в кармане телефон и проклясть себя за то, что пятью минутами раньше сказал чертовы, не подлежащие обмену и возврату слова. Те страшные, которые не просто ранят, но и калечат. Те, которые никогда в жизни…
Он видел, как чёрный пикап несся к ее сгорбленной от ветра фигуре.
Он слышал свой крик, пытавшийся остановить водителя.
Он умер за секунду до того, как окровавленная ладонь опустилась на асфальт.
Он ничего не мог сделать.
***
Медсестра неторопливо записывала слова Андрея, пока тот не запнулся.
Он сказал все, что знал о Тине. То есть совсем не много.
- Мистер Воронцов, вы вписаны в ее страховку…
- Я в курсе.
– Но вы не компетентны во всех вопросах, касающихся мисс Скобе…Скобе…
- Скобеевой, - медленно повторил Андрей, не поднимая головы. Все это время он смотрел на пол: плиточные ромбы белого цвета, затирка черного. Они крохотными сотами расползались по периметру больницы от входа и до распашных дверей, куда то и дело сновали люди в белых халатах.
- Возможно, вам следует позвонить родственникам…
- У меня их нет, - не дрогнув в голосе, он добавил: - Все умерли.
- Нет, я имела в виду не ваших родственников, а мисс Скобе…евой.
- Она сирота. Как и я.
Отложив в сторону ручку, медсестра произнесла подходящие в такой ситуации соболезнования. Впрочем, Андрей их не слышал, он поднял взгляд на тяжелые двери, в которые недавно увезли каталку с телом Тины.
- Операция продлится несколько часов, будет лучше, если вы вернетесь домой. Сейчас вы ничем не можете помочь.
- Мне нужно быть здесь, - упрямо произнес Андрей.
Медсестра покрутила между пальцами шариковую ручку и, наконец, взвесив все за и против, сказала:
- На втором этаже есть комната отдыха, она только для членов семьи, так что…
- Значит я член семьи Алевтины, - во взгляде молодого мужчины было столько решимости, что лучше было не спорить.
Андрей Воронцов поднялся на второй этаж, там, в конце длинного и узкого как кишка коридора располагалась комната с диваном, парой кресел и кофейным автоматом. Тусклый свет, монотонное жужжание лампы и двери. Слева и справа они грудились вдоль стены до самого лифта. Пройдя мимо одной из них, Андрей заметил, что вместо номера палаты на выкрашенном в белый дереве красовалась наклейка с именем Барбара. Воронцов и сам не понял, зачем повернул ручку и зашел внутрь.
Через пару секунд, когда глаза привыкли к темноте, уродливые тени оказались не менее уродливыми аппаратами жизнеобеспечения. Почки, легкие, сердце - вся их сложная работа отображалась на дисплеях в мерном писке и бездушных диаграммах.
Глядя на ритм маленького сердечка, Андрей понял, что сейчас и ему бы не помешал такой аппарат - проверить, не умер ли он, все ли в порядке с его собственным сердцем?
Нащупав на стене провод, он включил бра и зажмурился. Тщедушное тело маленькой девочки, лет десяти, терялось среди величия всех этих агрегатов. Бледная, почти одного тона с постельным бельем, она лежала без движения. Казалось, даже не дышала. Андрей поежился и сел на стул рядом с кроватью.
На пустой прикроватной тумбочке особенно ярко сияли золоченые звезды на книжной обложке.
Андрей взял книгу и медленно прочитал название, написанное на английском:
- Девочка на звезде.
Какая-то сказка очередной модной писательницы, Воронцов пролистал пару страниц и не нашел там ничего интересного: принцесса Мирабель, волшебная звезда, неудачник принц и куча невнятных тайн.
Единственное занятное во всей книге – подпись на последней странице: Барбара, скорее выздоравливай и возвращайся в школу, мы скучаем.
- Значит, все-таки, Барбара, - прошептал Андрей, - красивое имя. Не такое, как Алевтина, но…- он запнулся, поняв, что сказал невероятную глупость. Но малышка спала и едва ли слышала его. Тем более Воронцов говорил на русском, которого юная пациентка знать не могла.
- А хочешь, я расскажу тебе про настоящую девочку на звезде? – облизав пересохшие губы, прохрипел он. - Самую настоящую. Ее папа и мама были звездами. Они жили далеко на небосводе и оттуда следили и оберегали…нет, стоп. Боже, что я несу…
Ослабив узел галстука, Андрей откинулся на спинку кресла. История, которую он хотел рассказать, жгла изнутри и просилась наружу. А единственная слушательница едва ли была против грустной сказки с неоконченным финалом. Так что, поразмыслив еще минуту, Воронцов продолжил:
- Мне всегда нравились машины. Больше чем самолеты и много больше чем корабли. Мы с Максом должны были ехать в Новгород на машине, но сестра отговорила меня. Да, можно сказать, что все началось с одного короткого звонка…
- Андрей, пообещай мне кое-что, - начала Кристина.
- Обещаю.
- Ты не дослушал. Обещай, что не поедешь в Новгород на своей машине.
- Я не поеду на машине, - послушно повторил за сестрой и добавил: - Крис, любопытства ради, ответь, на чем мне тогда ехать?
- На ишаках, - пробурчал Макс, сидевший в кресле напротив. Он еле успел увернулся от летящего в него карандаша, но сохранил серьезное лицо.
- Не знаю, Андрюш, придумай что-нибудь. Самолет, поезд, автобус на худой конец.
- Самолеты в Великий Новгород не летают, там, Кристиночка, аэропорта нет, но что-нибудь я обязательно придумаю. А взамен ты расскажешь, в чем причина твоих переживаний.
- Я видела сон…
- Звучит убедительно, - кивнул я и, отведя трубку в сторону, шепнул Максу: - она видела сон.
Тот понимающе пожал плечами.
- Ты попал в страшную аварию, Андрей. Джип столкнулся с какой-то фурой. Она была огромная и знаешь…какая-то аленькая, с белой полосой и…господи, мне даже вспоминать такое страшно. Андрюша, ты же хороший брат, пообещай…нет, поклянись мне, что не поедешь на машине.
Отец умер, оставив мне свой гребаный дар.
Я не просил его и даже в самом страшном сне не желал быть похожим на деспотичного невротика Воронцова. Его черты просачивались сквозь кожу и искали выход в реальной жизни. Гневливость, ревность, вспыльчивость – это лишь небольшой список пороков, дарованных мне щедрым папочкой. Спасибо за такое не скажешь.
Чтобы завести меня достаточно любой мелочи. И такая вот «мелочь» сейчас стояла прямо перед моим носом.
- Господи, тетя меня убьет, когда узнает, что я испортила плов, - девушка нелепо взмахнула руками. Она смотрела куда угодно: на землю, в сторону, вверх на кроны тополей, но только не на меня.
- Плов, - я не поверил, что ее заботила какая-то рисовая каша.
- Конечно, мы все утро его готовили, а теперь вот…ой!
Кажется, в моем взгляде было что-то такое, отчего пигалица по настоящему испугалась. Она закрыла ладонями лицо и шагнула назад. У меня было несколько секунд, чтобы рассмотреть ее всю: тонкие плечики, сведенные вместе, делали ее похожей на редкую экзотическую птичку.
Эта хрупкость возбуждала. Чувство собственной власти всегда действует одурманивающе, особенно когда власть эта становится безграничной, а любые поступки остаются безнаказанными.
Я шел вперед, она отступала, пока худенькая спина не уперлась в стену магазина. Все действо сопровождалось оглушительным молчанием и сбивающими с ног запахами рынка, улицы, города, женщины, страха.
Незнакомка сделала глубокий вдох и, открыв правый глаз, посмотрела на меня через растопыренные пальцы:
- Простите…
Мои руки уперлись в стену, перекрывая несчастной пути для побега. Я был перед ней, справа и слева, полностью окружив напуганную девчонку. Так близко, что чувствовал ее запах. Она пахла сиренью.
Нагнувшись чуть ниже, я замер. Со стороны наши фигуры напоминали двух влюблённых, спрятавшихся в тени деревьев от посторонних.
- Что же ты наделала? - прорычал я у самого ее уха.
- Пожалуйста, простите меня, я поскользнулась и...
Поначалу я не понимал, почему так остро реагирую на ее присутствие. Дело было не в испорченном костюме. И даже не в обожженной спине. Один вид девчонки выводил меня из себя настолько, что хотелось вновь становиться зверем.
- Тут пару пятен на пиджаке, - мило улыбнулась она, - вы не переживайте, я все застираю. Знаете, папа варит плов на качественном бараньем жире, никакой химии, он очень хорошо отстирывается, просто дайте мне пять минуточек…
- Ты вообще нормальная?! – опешил я.
Прохожие останавливались и смотрели на грязного взлохмаченного мужика, который больше не мог себя контролировать. Меня злили ее непробиваемость, желание противостоять и находить какие-то ответы, такие жалкие и нелепые. Заплачь она сейчас, я бы отступил. Но она не сдалась. Тина Скобеева никогда не сдавалась.
- Дядя, не сердитесь, сегодня такой день, моя сестра… - плутовка проскочила под рукой и в долю секунды материализовалась у меня за спиной. - Ну что вы так переживаете, здесь не пятно, а пятнышко. Ох… - На одном выдохе закончила она, с ужасом оглядывая ткань костюма. Я же глотал воздух от унижения, в одну секунду опустившись до какого-то «дяди».
«Дамы и господа, посмотрите на дядю, он лох!», - пронеслось у меня в голове.
- Слушайте, мне правда нужно бежать, у сестры, - птичка сделала шаг назад, но попала каблуком прямо на поднос и потеряла равновесие. Нога поехала в сторону, Тина нелепо взмахнула руками и повалилась назад, а я рывком притянул девчонку к себе, больно сжав ее предплечье.
- Не трогайте меня, пожалуйста, -она не по возрасту серьезно посмотрела мне в глаза и я, как пристыженный школьник, отдернул руку в сторону и начал оправдываться:
- Смотри куда идешь, так можно и шею свернуть.
«Андрей, ты звучишь жалко», - прошептал внутренний голос. Я с ним был полностью согласен.
- Ляля, несносная девчонка, ничего нельзя доверить, гости целый час ждут тебя, а ты тебя, а ты…
Я обернулся. Навстречу нам, грузно волоча ноги, плыл тяжелый караван, несущий с собой много тела, букли вдоль сытого лица и очевидное скудоумие. Когда женщина поравнялась с нами, моя пленница, прыгнула в сторону и юркнула за широкую спину. Ну точно птичка.
- А вы кто? Лялин друг? Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.
Так я узнал, что девчонку зовут Лялей и тотчас возненавидел это имя. Оно никогда не подходило ей и больше напоминало кличку персидского кота.
- Мы не знакомы.
- Тогда зачем обжимаетесь тут? Я видела, как ты хватал за руки мою племянницу, бесстыдник! А она девушка порядочная, между прочим!
- Серьезно?! - Я досадливо одернул заляпанный жиром рукав пиджака. - Тогда передайте своей порядочной племяннице порядочное наказание. Она испортила мне костюм.
- И это все?! – удивилась тетка. Она сунула руку в одну из складок безразмерной юбки, и, достав кошелек, отсчитала мне три тысячи рублей мелкими купюрами.
- Костюм стоит дороже, - деньги я не взял. Я даже не смотрел в ту сторону, полностью сосредоточившись на девчонке. Почувствовав себя в безопасности, она заметно расслабилась и теперь иногда высовывалась из-за широкой как парус спины, и с любопытством разглядывала меня.
- Дороже? – пробасила тетка. – А так и не скажешь, это ты в «Силуэте» купил, да? Там такие куркули работают, да, Ляль? Понасенко вообще цены дерет и в Бога не верит.
- Я купил свой костюм в Москве, - это прозвучало нелепым оправданием.
- Тетя, он же из Москвы, - Тина хлопнула себя ладонью по лбу, - у них там все не как у людей. Он, наверное, просто голодной, потому и злой. Давай пригласим к себе и дома разберемся, что делать с костюмом.
Я с удивлением смотрел на своенравную девицу, тихо поражаясь такой наглости. Ни страха, ни раскаяния, ничего. Только лукавая улыбка и чертинки, пляшущие в глазах.
Взгляд опустился с ее губ ниже, на декольте платья. Какой-то вышитый узор нитками в тон ткани и широченная лента поперек груди. «Свидетельница». Я думал, что такие сейчас никто не носит, а она вот…во всей красе... В висках стучала кровь, а перед глазами проплывали люди, они, словно вещи в центрифуге разметались по краю, а посередине пустого рынка стояла одна Тина… Стало казаться, что все это какой-то сон, нет, даже не сон а фильм и все происходит не по-настоящему. Эта встреча выглядела до того абсурдной, что просто не могла быть реальностью.